Автор: Лещинский Иван
ROOT Категория: Война: Неолиберальный фашизм в наступлении
Просмотров: 894

Злокачественность фундаментальных изменений российского общества за последние двадцать лет уже давно представляется мне бесспорной. Их основные результаты общеизвестны: гигантское социальное расслоение, массовое одичание и вымирание населения, деиндустриализация и прочее. Многое уже было написано о деградации культуры, демонтаже систем высшего образования, здравоохранения, социального обеспечения. Однако именно масштабы и тотальность разрушения российской (строго говоря, советской) промышленности, на мой взгляд, обществом в полной мере еще не осознаны. Именно поэтому в своей статье я считаю необходимым разоблачить некоторые распространенные на этот счет иллюзии.

Разумеется, инженер–технолог отдельно взятого металлургического завода просто не может обладать всеми требуемыми для таких обобщений данными. На это я и не претендую. В моем распоряжении – лишь собственный производственный опыт и информация, полученная от коллег. Определенную вескость этим сведениям может придать следующее обстоятельство: ключевыми заказчиками моего предприятия (фактического монополиста по выпуску определенной номенклатуры изделий) являются заводы авиационной и ракетно–космической отраслей промышленности, а также множество машиностроительных заводов с различной специализацией, а поставщиками – ведущие металлургические комплексы России. Разумеется, на некоторых из них довелось побывать и автору этих строк.

Полагаю, будет вполне уместным в основном вести речь об одном из наиболее благополучных и прибыльных заводов России. Нетрудно представить, что творится на менее рентабельных предприятиях.

Пусть другие дополнят и исправят высказанные здесь тезисы и предположения.

Начать нужно, конечно, с материальной базы тяжелой промышленности. Общеизвестно, что подавляющая часть действующих производств унаследована с советских времен и с тех пор не подвергалась никаким сколько–нибудь значительным изменениям и усовершенствованиям. Однако говорить даже о растраченном наследии в данном случае вряд ли уместно – сейчас речь стоит вести скорее об обломках и развалинах в прямом значении этих слов. Любой станок или машина требует регулярного ремонта и замены по истечении определенного срока. Между тем, в России с начала 90-х годов огромное число единиц оборудования было законсервировано или не ремонтировалось вовсе, еще большее – попросту уничтожено, разобрано на запчасти или превращено в металлолом. Оставшаяся (весьма, впрочем, незначительная) часть, насколько можно судить, находится ныне в довольно жалком состоянии. Весь ужас ситуации заключается в том, что зачастую оборудование просто невозможно отремонтировать, так как необходимые для этого запчасти взять неоткуда – завода–производителя больше нет. В моем цеху так произошло с парой советских станков с ЧПУ – они не подлежали ремонту из–за отсутствия возможности починить электронную систему управления (думаю, не стоит объяснять, в каком состоянии сейчас находится промышленная электроника в России). Пришлось целиком перейти на станки с ручным управлением – это, мягко говоря, явный регресс. Локальными оазисами, блещущими новыми технологическими линиями (напр., Выксунский листопрокатный комплекс), в масштабах России можно смело пренебречь. Тяжелому машиностроению в 90–е годы был нанесен смертельный удар; несомненно, по уровню производства станков, кузнечно–прессового и прокатного оборудования мы отброшены в 30–е – 40–е годы XX века. Никаких крупных закупок нового оборудования и, уж тем более, модернизации существующего производства среднестатистический завод произвести не в состоянии. Большинству заводов остается лишь доламывать старое.

Не так давно мне пришлось принимать участие в инвентаризации цеха. Просматривая перечень всего оборудования, которое когда–либо было установлено на участках, я окончательно убедился в том, что действующее производство (одно из самых «продвинутых» в современной России) в сравнении с советским периодом представляет собой не более чем скудные остатки – от былых производственных мощностей сохранилось лишь 10–15%.

На практике это означает, что большая часть пролетов цеха попросту пустует или заставлена заброшенными станками, машинами или даже целыми автоматизированными производственными линиями, назначение многих из которых мне (как и всякому недавно пришедшему на завод) абсолютно неизвестно. Эти мертвые груды железа производят гнетущее впечатление, напоминая порой осколки неведомой погибшей цивилизации.

Модернизация в масштабах предприятия чаще всего носит частичный и неполный характер. Мы увидим далее, что даже когда для ее осуществления есть средства, она проводится совершенно бестолковым образом из–за нехватки подходящих для этого кадров (технологов, проектировщиков, конструкторов и пр.)

Было бы логичным предположить, что сохранившиеся производственные линии хотя бы поддерживаются в более или менее исправном виде. Увы, это было бы слишком наивно. Напротив, они эксплуатируются зачастую совершенно варварскими методами. Основные причины такого отношения мы рассмотрим ниже; пока же добавим, что полноценный капитальный ремонт, как правило, проводится лишь в тот момент, когда оборудование попросту ломается, и это ставит под угрозу производство продукции – а значит, и получение прибыли собственником. Скажем, в моем цеху для остановки стана на месяц с целью проведения капитального ремонта пришлось составлять огромное количество бумаг за подписями всех ключевых специалистов завода, объяснявших, отчего за короткий промежуток времени увеличилось число несоответствующих заготовок, выпадов в брак, поломок узлов машины, и только после этого собственником было принято решение о плановом простое оборудования.

С грустной улыбкой мне приходится выслушивать сентенции в том духе, что собственники наконец–то поумнели, повсеместно заботятся о развитии своих предприятий и т.п. Каждый день я вижу результаты подобной заботы. Развитие предприятия всегда должно быть связано (как минимум!) с увеличением производственных мощностей, модернизацией производства, расширением номенклатуры выпускаемой продукции, ростом численности персонала. В настоящее время в условиях практически полного отсутствия капиталовложений, идущих на обновление оборудования, и постоянно возобновляемой «оптимизации численности работников» говорить о каком–либо развитии несколько странно. Нужно иметь в виду, что для российских капиталистов эффективное извлечение прибыли совершенно необязательно связано с промышленным ростом или развитием предприятия, и заботой о перспективе. Более того, я осмелюсь утверждать, что долгосрочные крупные затраты для русских буржуа не очень-то выгодны. С учетом нестабильности российской экономики и степени коррумпированности российских чиновников, бизнесу гораздо выгоднее эксплуатировать по максимуму имеющееся оборудование, поддерживая определенный уровень прибыли, а за капиталовложениями и выгодными кредитами в случае насущной необходимости обращаться к государству. Рентабельность производства обеспечивают рабочие, мастера и технологи, умудряющиеся за мизерную зарплату, в тяжелейших условиях, на морально и физически устаревшем оборудовании производить конкурентоспособную продукцию (зачастую и на экспорт). Таким образом, в современной России эффективность менеджмента и компетентность собственника практически ни на что не влияют. Другое дело, что рано или поздно такому положению придет конец… Не будем забывать также о том, что в большинстве случаев крупная собственность попала в чьи–то руки после ряда сомнительных сделок или махинаций (проще говоря, законных собственников в России очень и очень мало) – следовательно, почти всегда в какой–то степени реальна возможность отъема предприятия бывшим владельцем, конкурентами или государством. И последнее – вполне возможно, наиболее дальновидные из числа капиталистов, чей бизнес не связан с добычей или транспортировкой сырья, уже осознали, насколько мрачны перспективы большинства отраслей российской промышленности, и потому не торопятся вкладывать в них свои «кровные».

Разумеется, необратимые изменения коснулись не только состояния оборудования. В гораздо большей степени они затронули кадровый состав бывших советских заводов.

Начнем с последствий крушения системы высшего технического образования. Важнейшим из них является тот факт, что за первое десятилетие после распада Советского Союза в условиях нехватки квалифицированных специалистов (в большинстве случаев нашедших работу не по специальности) производственные предприятия наводнились огромным количеством дилетантов, недоучек, невежд, а зачастую и откровенных проходимцев. С течением времени и в результате карьерного роста люди такого сорта заняли множество ключевых должностей (за редким исключением и, разумеется, не без «блата»).

Последствия такой ротации кадров оказались, без преувеличения, катастрофическими.

Мне уже приходилось писать о странных изменениях в структуре производственных предприятий, в результате которых «командные высоты» оказались в руках бездарных и бесполезных клерков, часто именуемых «офисным планктоном» (см. статью «Почему я не хочу быть «белым воротничком»). Одновременно с этим вырождению и деградации подверглись основные заводские службы и отделы (производственные, технологические, конструкторские и ремонтные), унаследованные еще с советских времен. Вкратце суть указанных процессов такова: подразделения, ранее работавшие в тесной связи с основными и вспомогательными цехами, в настоящее время постепенно все более отстраняются от производственной деятельности, и по специфике своей рутинной канцелярской работы неизбежно тяготеют к «белым воротничкам», переполняющим офисы заводоуправления. Как ни странно, этому весьма способствует бездумное копирование западных стандартов управления предприятием (например, необходимость чуть ли не еженедельной разработки «липовых» мероприятий по «совершенствованию» производства, а также сотен документов и отчетов в рамках «системы менеджмента качества», нужных лишь для того, чтобы пройти какой–либо западный аудит, и прочее).

Скажем, производственные отделы, в идеале отвечающие за планирование, координацию и согласование работы основных цехов, постепенно превращаются в придаток служб по маркетингу и продажам, посредством которого последние диктуют свою волю руководству цеха. С одной стороны, ничего удивительного в этом нет: планирование производства требует, прежде всего, неплохого знания технологии и возможностей производственного оборудования цехов. Вполне объяснимо, что за время промышленного спада в 90–е годы такого рода знания остались по большей части не востребованными и были частично утеряны; несколько труднее понять, отчего они не востребованы сейчас. Парадоксально, но в современных рыночных условиях в основе планирования работы предприятия лежит чистейший волюнтаризм – план формируется на основе всех заказов, которые удалось нахватать «продажникам», и продолжает дополняться в течение месяца (похоже, что таким образом «высшие» менеджеры пытаются выслужиться перед собственником). Любые предупреждения со стороны цехового руководства о том, что план не может быть выполнен по объективным причинам (с расчетами загрузки оборудования, производительности печей и агрегатов, времени на механические испытания и т.д.) воспринимаются не иначе как попытки сознательно снизить прибыль и отказаться от своих служебных обязанностей. Отныне никто, кроме цеховых специалистов, не способен рассчитать, какой объем продукции за месяц можно отштамповать, прокатать, термически обработать, проточить и пр. Этого и не требуется. Современные «производственники» в данном отношении мало отличаются от «продажников» – для них отныне не существует никаких объективных трудностей, проблем и «узких» мест, все это не более чем смешные фантазии работников цеха. Результаты такого пренебрежительного отношения к реальным проблемам вполне предсказуемы: из месяца в месяц сроки поставок и отгрузок систематически срываются (понятное дело, из–за «нерадивости» рабочих и их непосредственных руководителей). Лихорадочные попытки высшего начальства хоть как–то исправить положение в конце месяца сводятся к бестолковым противоречивым указаниям, истерикам и угрозам. Идиотизм же этих повторяющихся авральных ситуаций заключается в том, что премию цехам по итогам работы назначают все те же сотрудники производственных отделов; логично было бы не выплачивать ее вовсе, но так поступить не посмеет никто – слишком высока вероятность того, что рабочие попросту побегут с завода. Остается лишь каждый месяц косвенно подтверждать собственную бездарность и никчемность назначением премии (приблизительно одного и того же размера) «виновникам» провала. Неумение и нежелание так называемых «производственников» делать свою работу зачастую доходит до абсурда: бывает, что они заставляют работников цеха в конце месяца срочно (буквально в течение часа) составить график сдачи продукции на следующий месяц (в цехах это называется «записки сумасшедшего»), а потом имеют наглость наказывать за его невыполнение! Уместно было бы предположить, что в задачи специалистов подобных отделов также входит оказание помощи цеху в решении текущих проблем со сдачей, с запросами заказчику на отклонения от нормативной документации, с переводом несоответствующей продукции на другие шифры – ведь именно в этом, помимо планирования, заключался смысл их существования в советское время. Увы, сейчас о подобном содействии цехам со стороны «производственников» не может быть и речи. Дело даже не в том, что они постоянно заняты заполнением всевозможных форм отчетности, работой с информационной системой предприятия, выполнением всевозможных капризов «продажников», «закупщиков» и прочих «менеджеров»; основная проблема, как уже говорилось, в их полном отрыве от нужд производства. Их редчайшие попытки хоть как–то помочь могут быть прекрасно описаны поговоркой «что ни делает дурак – все он делает не так». Например, представители этой службы пару раз предлагали мне помощь с составлением запросов заказчикам. И что же? Оказалось, что они не способны выполнить связанные с этим элементарные действия – собрать информацию на основании данных ОТК, набросать в Microsoft Word примитивный текст письма и согласовать со всеми нужными специалистами. Все это всегда нужно делать за них. По большому счету, максимум того, на что они способны – позвонить столь же одаренным коллегам в аналогичный отдел на другом предприятии, и косноязычно передать им свое понимание проблемы, исказив и переврав при этом все что можно. Учитывая все вышесказанное, приходится констатировать, что советский опыт планирования и управления производством утерян безвозвратно вместе с производственными мощностями.

К великому сожалению, с технологическими и конструкторскими службами дело обстоит нисколько не лучше: именно здесь самым наглядным образом проявляется катастрофическое падение технического уровня так называемых «инженеров» (по сути, уже «белых», а не «синих» воротничков) различных отделов и бюро по сравнению с советским периодом. Примеров этому можно привести множество; я ограничусь теми, с которыми мне пришлось столкнуться лично на различных предприятиях. Начнем с элементарного умения грамотно разрабатывать чертежи деталей, т.е. владения основами инженерной графики и начертательной геометрии. Мне известен пример совершенно безграмотно составленного чертежа штампованной поковки (на нем неправильно показан разрез), утвержденного главным технологом одного предприятия и согласованного с главным металлургом другого. Удручает здесь именно то, что ошибку первокурсника (подчеркиваю, речь идет не просто о халатности) совершили сразу два специалиста высшей категории на двух различных предприятиях. Нет нужды объяснять, о чем говорят подобные ошибки.

Менее безобидный пример. В одной из служебных командировок по вопросам качества мне пришлось столкнуться с последствиями ошибки, допущенной при составлении технических требований к чертежу одной из составных частей сопла ракетоносителя (не был указан один из обязательных видов контроля). Здесь оплошность совершили уже последовательно главный конструктор, главный технолог и главный металлург. Признаюсь, до некоторого времени я сам питал некоторые иллюзии по отношению к отечественному авиа– и ракетостроению. Мне – как металлургу – специалисты авиационных или ракетных заводов представлялись небожителями, сверхкомпетентными, опытнейшими профессионалами, не знающими провалов и способными решать сложнейшие и разнообразнейшие проблемы. Тем более жестоким было мое разочарование. В командировке взаимодействовать мне пришлось с пугливыми и зашоренными людьми, совершенно отвыкшими от серьезной работы. По всей видимости, постоянные простои, отсутствие новых заказов, сложных задач и использование только лишь старых наработок приводят к тому, что даже имеющие советский производственный опыт работники таких заводов постепенно теряют квалификацию, и по своему поведению и мировоззрению становятся похожими на конторских служащих. Ко всему прочему, создается впечатление, что с 80–х годов XX века время для них остановилось. Раскрыл глаза мне на это любопытный эпизод. Во время пребывания в цеху механической обработки узлов двигателя мне в глаза бросилась карта техпроцесса с эскизами по операциям, оформленная «синькой», видимо, оставшаяся здесь с 70–х или 80–х годов. Я спросил своего коллегу–технолога, почему он не хочет заменить ее новой. Он недоуменно ответил, что она и так новая. Пришел мой черед удивляться и недоумевать. Выяснилось, что из–за нехватки компьютеров (один–два старых ПК на отдел) и нежелания (возможно, неумения) конструкторов и технологов пользоваться системами автоматизированного проектирования, здесь до сих пор чертят на кульманах, как в старом советском КБ! Увы, как подтвердили мои коллеги, таково состояние большинства конструкторских и технологических служб на авиамоторостроительных заводах. После этого я окончательно расстался с идеализированными представлениями о российском авиа– и ракетостроении. Мне приходилось получать с авиастроительных заводов рекламации на годные детали, размеры которых были неправильно измерены штангенциркулем (sic!), сталкиваться с неумением специалистов–моторостроителей пользоваться советскими ОСТами и ГОСТами по соответствующей тематике, в общем, встречать примерно те же проявления регресса и упадка, что и в моей профессиональной отрасли.

Разумеется, компетентные люди на заводах этих отраслей все еще остаются, но работают они, как всегда и везде, не в отделах, а в производственных цехах.

Куда более мрачные примеры связаны со стремительным карьерным ростом невежд и проходимцев. На моих глазах неизвестно откуда вынырнувший человек, довольно сомнительных моральных качеств, абсолютно ничего не понимающий ни в управлении производством, ни в технологии, в одночасье стал начальником кольцепрокатного цеха. Через два года, по–видимому, лишившись протекции, он с позором покинул завод, оставив о себе недобрую память. Всем казалось, что ему уже никогда не удастся занять такой высокой должности. Недавно я узнал, что он руководит одним из подразделений завода, где производят «МиГи» (в Нижнем Новгороде). Аналогичный случай произошел с начальником одной из ремонтных служб моего завода, самодовольным «блатным» болваном и лентяем. Сейчас он – главный инженер одного из ведущих предприятий ракетно–космической отрасли (в Подмосковье). Sapienti sat.

Я уже давно перестал удивляться обилию профанов, дилетантов и недоучек во всех службах предприятий любых отраслей промышленности. Меня лишь крайне тревожат все более частые проявления воинствующего невежества, понемногу становящегося доминирующим не только в сфере управления производством, но и в технологии, конструкторских разработках и пр. Речь идет о тех случаях, когда невежество оторванного от производства и живущего в мире иллюзий руководителя сочетается с непомерными, ничем не подкрепленными амбициями, и все это – при отсутствии всякой ответственности за свои решения.

Попробую пояснить на примерах, с которыми мне пришлось столкнуться лично.

В производственный цех на согласование прислали комплект чертежей штампованных поковок со слишком маленькими допусками и припусками на механическую обработку (как объясняли позднее, так было задумано, «чтобы привлечь заказчика»). Когда технические специалисты цеха попытались объяснить высшему руководству, что чертежи разработаны некорректно, так как на действующем деформирующем оборудовании получить такую точность размеров без механической доработки невозможно, их подписи попросту вымарали из списка, и чертежи в таком виде согласовали с заказчиком. Долгое время годную продукцию удавалось получать и сдавать в цеху благодаря запасу по массе и дополнительной механической доработке. Однако когда объемы заказов для данного предприятия стали увеличиваться, и обточка таких поковок стала тормозить обработку продукции для других заказчиков, руководством было принято решение снизить массу исходной заготовки и таким образом заставить цех обходиться без каких–либо дополнительных операций. Работники цеха в течение какого–то времени тщетно пытались получать продукцию со все меньшим расходным коэффициентом и потом доводить ее до чертежных размеров механической обработкой; руководство в ответ на это с угрюм–бурчеевским пафосом (экономия металла!) продолжало снижать массу заготовок. Между тем, с предприятия–заказчика начали поступать первые тревожные сигналы о браке по вине поставщика: после окончательной механической обработки на деталях все чаще оставались локальные участки т.н. «черноты». Любой занимающийся механической обработкой инженер знает, что в таких случаях припуски должны быть увеличены. Однако руководство сделало несколько другой, но тоже по–своему правильный вывод: в цеху просто не хотят (и не умеют!) работать. В конце концов массу заготовок снизили настолько, что механически дорабатывать оказалось нечего, и сдачу продукции в цехе кое–как удавалось проводить после многократной калибровки по диаметру (речь о кольцеобразных деталях) и с учетом всех допускаемых в чертеже отклонений – зачастую фактически на пределе минусовых или плюсовых допусков. Высшее руководство своего добилось: проблемы с механической доработкой были решены, а время технологического цикла изготовления поковки радикально сократилось. Основной результат кампании оказался ошеломляющим: бракованные детали стали возвращаться от заказчика вагонами. Надо, впрочем, отдать должное высшему руководству: оно сразу сделало правильные выводы и взялось за разработку адекватных мероприятий по улучшению качества (в духе тех, что предлагались цехом еще на стадии разработки чертежей). Но было уже слишком поздно. Заказчик отдал предпочтение китайским поставщикам. Для того чтобы хоть как–то оправдаться, руководством было объявлено, что производимая ранее продукция была не слишком рентабельна…

Другой пример по уровню абсурдности описываемых событий чем–то близок к творчеству Кафки.

Металлургам известно, что для каждой марки материала установлен определенный температурный интервал деформации, в пределах которого металл или сплав имеет удовлетворительную пластичность; его соблюдение при обработке давлением (в сочетании с последующей термической обработкой) гарантированно обеспечивает получение оптимального комплекса механических свойств. При деформации жаропрочных сплавов на основе никеля, пластичность которых на порядок ниже, чем у любых сталей, этот интервал чрезвычайно узок, а за его пределами такие материалы, как правило, склонны к разрушению (растрескиванию). Проще говоря, несоблюдение температур начала и конца деформации весьма дурно влияют на качество изделия.

Представьте себе, что один из главных специалистов завода в области технологии, «плавающий» в вопросах металловедения и теории обработки металлов давлением, вычитал в какой–то книжонке, будто бы общеизвестные температуры нагрева под деформацию для жаропрочных сплавов чрезмерно завышены и это отрицательно сказывается на механических свойствах готовых изделий. Одержимый маниакальной страстью к новаторству (пусть даже вопреки здравому смыслу!), он захотел опровергнуть выводы исследований нескольких поколений советских ученых и приказал снизить температуру нагрева для одного из отечественных сплавов на сотню градусов. Первые результаты новой («усовершенствованной») технологии для работников цеха оказались обескураживающими. На всех операциях и переходах на заготовках в процессе деформации образовывались грубые («холодные») трещины. Постоянно возобновляемое механическое удаление трещин после каждой операции привело к колоссальной потере массы. Главным результатом воплощения бредовой идеи стала невиданная ранее, массовая и стабильная выбраковка изделий по геометрическим размерам. Одуревшим от такой изумительной (во всех смыслах!) технологии работникам цеха было объявлено, что всему виной либо низкое качество металла, либо…невыполнение четких указаний руководства по снижению температуры, и было приказано продолжать деформацию с пониженных температур. Это безумие продолжалось около недели, пока одному из технологов цеха не пришла в голову шальная мысль – вновь попробовать деформировать заготовки с температур, рекомендованных всеми советскими справочниками. Интенсивное трещинообразование прекратилось, что, вообще говоря, неудивительно. Однако официальной санкции на деформирование с нормальных температур никто не давал, ведь в таком случае неизбежно возник бы вопрос: а зачем, собственно, нужно было проводить все эти опыты и вместо годной продукции получать почти сплошь неисправимый брак? Абсурдность и безвыходность положения для работников цеха были очевидны: с одной стороны, нельзя не выполнить указаний руководства, с другой – нужно любыми способами остановить производство несоответствующей продукции. Я не буду распространяться о том, как удалось «выкрутиться» и выполнить оба взаимоисключающих условия…

Сама возможность возникновения подобной кошмарной ситуации, когда для того чтобы просто производить годную продукцию авиационного назначения, необходимо действовать (с огромным риском!) вопреки указаниям руководства, настораживает. Страшнее же всего то, что технических специалистов высшего звена в таких случаях больше некому одернуть. Высшие менеджеры, для многих из которых разбираться в технике и технологии попросту унизительно, отныне охотно верят убедительно лгущим шарлатанам, прохвостам, дилетантам с красиво названными дипломами и свидетельствами, и более не доверяют людям с огромным производственным опытом, что проявляется в постоянном сокращении ИТР в цехах. Помимо прочего, этот конкретный случай прекрасно отражает отсутствие контактов и гигантский разрыв между научными отраслевыми институтами и предприятиями отрасли. В советское время представить подобное невозможно – за несносный волюнтаризм и пренебрежение научно–производственными данными человек бы не только лишился должности, но и был бы вынужден отвечать за свои действия перед судом. К сожалению, у меня нет никакой уверенности, что подобные эксперименты и мероприятия (пусть даже весьма редко) не могут проводиться в других отраслях промышленности, например, под видом снижения издержек, сокращения времени технологического цикла и т.д.

Не могу не коснуться также некоторых случаев, иллюстрирующих состояние современных конструкторских отделов и служб. Начну с кошмара, которым в итоге обернулась установка в цеху нового штамповочного пресса. Окончательное решение о такой закупке было принято руководством после ряда совещаний, на которых главными специалистами завода были озвучены все преимущества новой машины: повышенная точность и производительность, полная автоматизация всех ходов и движений, удобство и простота в обслуживании. Уже на этой стадии у сотрудников цеха появились неявные подозрения: никто совершенно не распространялся об особенностях конструкции пресса, а также технологии, под которую он запроектирован – все лишь наперебой вещали о его замечательных возможностях. Первым тревожным знаком, предвещающим крупные трудности в дальнейшем, стало начало монтажа, когда всеми была отмечена странность конструкции агрегата: она была не колонного, а рамного типа, что вообще–то нехарактерно для мощных прессов горячей объемной штамповки. Далее выяснилось, что новый (немецкий) пресс ужасно тихоходен: скорость передвижения рабочего стола и прессующей траверсы оказались в полтора раза ниже, чем у старого (советского). Затем стало очевидно, что штамповочная оснастка на новый пресс устанавливается довольно сложным способом, что исключает возможность быстрой переналадки и тем самым еще больше снижает его производительность. Потом проблемы стали возникать одна за другой подобно нарастающему снежному кому (все их зафиксировать нет возможности): программа управления оказалась крайне неудобной и сложной в освоении, отсутствие мощных направляющих колонн приводило к постоянным «перекосам» траверсы, первые пробные пуски пресса для отработки технологии штамповки стабильно заканчивались сбоями; попутно выяснилось, что хваленая немецкая точность достижима только лишь при очень маленьких скоростях деформации, что сразу же наложило ограничения на использование его для штамповки заготовок из «капризных» жаропрочных сплавов. Окончательное же прозрение наступило лишь при горячих испытаниях пресса, превратившихся в возмутительный фарс и профанацию. Ни один параметр из задаваемых оператором не был выдержан. Не было почти ни одного цикла штамповки, прошедшего без отклонений или сбоев. В довершение всего, представители немецкой фирмы (судя по наглым лицам и набору универсальных отговорок – откровенные жулики) и заводские «проектировщики», словно сговорившись, плели какую–то ахинею о «нормальном процессе освоения нового оборудования». Уже потом, после подписания протоколов об окончательной приемке пресса и успокоения нервов, я понял, в чем причина заведомой лжи заводских конструкторов и руководителей проекта. Мыслимо ли сознаваться в собственном дремучем невежестве и бездарности, а также откровенной некомпетентности высшего руководства? Нет, разумеется. Именно поэтому на испытаниях, словно при шествии голого короля в известной сказке, почти все были вынуждены хранить молчание. Чтобы не утомлять читателя дальнейшими подробностями, резюмирую: пресс, как оказалось, изначально был предназначен вообще для холодной штамповки (т.е. для эксплуатации в совершенно других условиях). Неизбежно возникает вопрос: каким уровнем компетенции нужно обладать, чтобы ввязаться в сопровождение столь бредового инвестиционного проекта? А ведь его вели сразу несколько ключевых служб предприятия, включая конструкторский отдел и службу главного инженера…

Я был также свидетелем весьма странной ситуации, когда после установки модуля для термической обработки конструкторы, на протяжении нескольких лет якобы занимавшиеся подготовкой соответствующего проекта (разрабатывавшегося в итоге руками подрядчиков), не сумели составить элементарного руководства по эксплуатации и потребовали, чтобы его разработкой занялись технологи цеха (в частности, автор этих строк). Их объяснение меня потрясло: оказывается, составлять руководство по эксплуатации оборудования должны люди, которые будут его использовать («вам–то лучше знать, чем вы там будете заниматься на вашем модуле»). Если следовать подобной извращенной логике, покупатель личного автомобиля должен был бы сам написать все инструкции по его техническому обслуживанию. Еще смешнее представить летчика, который вынужден в одиночку осваивать систему управления и устройство самолета только лишь оттого, что в его изготовлении или проектировании принимали участие подрядные организации. Кстати, после того, как руководство по эксплуатации модуля после длительных мытарств было составлено и проходило согласование со всеми инстанциями, упомянутые «проектировщики» имели наглость выставлять свои претензии и ехидно придираться к каждой мелочи. Согласитесь, что подобные амбиции для людей с уровнем компетенции чернорабочих выглядят несколько комично. Наконец, последний эпизод. При установке нового зарубежного стана от конструкторских служб завода потребовались две вещи: спроектировать и установить поддерживающие столы и передаточную тележку (все остальные работы иностранные специалисты взяли на себя). При первом же пробном пуске стана столы обвалились, а на тележке сгорел электродвигатель. Изготовление каждого из двух описанных сложнейших устройств проходило под личным контролем главного инженера. Предлагаю читателю самостоятельно оценить уровень подготовки соответствующих инвестиционных проектов в рамках модернизации производственного оборудования и подумать, что творится в конструкторских службах на менее развитых предприятиях с полностью устаревшим оборудованием, застрявших на уровне 70–х или 80–х годов.

Я мог бы привести еще много примеров, описывающих деградацию технических служб предприятий различных отраслей, но более не вижу в этом необходимости.

Считаю нужным оговориться – я вовсе не склонен к идеализации советского строя, особенно в поздний период существования Союза. Недостатки советской промышленности и неэффективность многих ее отраслей слишком очевидны. Однако в сравнении с современным положением вещей (и особенно с учетом дальнейшей неизбежной деградации промышленных производств и отечественной науки) советская система, увы, через некоторое время действительно будет представляться недостижимым идеалом.

Итак, на основе приведенной выше информации можно сделать некоторые выводы.

Российская промышленность умирает. Даже в теперешнем убогом виде существовать ей осталось недолго. Уверенно говорить об этом позволяют совершенно явные признаки регресса: полностью устаревшее оборудование, которое зачастую уже нет смысла и возможности ремонтировать; технология, застрявшая в лучшем случае на уровне 80–х годов XX века; длительное отсутствие новых научных и конструкторских разработок; целенаправленное разрушение системы высшего технического образования, ведущее к катастрофическому падению уровня подготовки инженеров любых специальностей; бездарное и неэффективное управление предприятиями и отраслями промышленности в целом; постоянное сокращение и «оптимизация численности» персонала, занятого на производстве в сочетании с аномальным ростом количества рабочих мест для «белых воротничков»; тотальное забвение или потеря советского опыта краткосрочного и долгосрочного планирования; абсолютная непопулярность и непрестижность производственных профессий; перманентное отсутствие капиталовложений в развитие заводов. Как и в случаях с образованием, наукой и т.п., все эти тенденции тщательным образом маскируются и замалчиваются властью. Рассчитывать и надеяться на то, что процесс вырождения можно как–то остановить или повернуть вспять без принятия радикальных мер, было бы неразумно и недальновидно. Паразитирование на советском наследии не может длиться вечно. В ближайшие годы, когда уволятся последние специалисты с советским производственным опытом, и на смену им придут подобные варварам или папуасам (см. мою статью «Новые люди») выпускники начала XXI века, произойдет гигантский откат страны вспять по всем позициям. Воинствующее невежество высших технических руководителей в сочетании с халатностью и непрофессионализмом множества инженеров низшего и среднего звеньев неминуемо приведет к ряду серьезных техногенных катастроф. Наступят темные годы. Через некоторое время Россия вновь окажется невежественной и неразвитой страной с нищим и разобщенным населением, живущим в одномерном мире иллюзий (разумеется, за исключением представителей компрадорской элиты и паразитического «среднего класса»). От российской промышленности, вероятнее всего, останутся лишь заводы по производству комплектующих для крупных западных фирм, или «отверточные» (конвейерные) предприятия; притом в обоих случаях зарубежные хозяева неизбежно будут заинтересованы в сохранении, если не усугублении, нищеты основной массы населения (а для чего же тогда еще переносить производство в страны третьего мира?). Ждать этого осталось недолго. Вглядываясь в ожидающее нас будущее, нужно раз и навсегда распрощаться с вредными иллюзиями о том, что существующее положение вещей является нормальным. Необходимо суровое и беспощадное отрезвление, связанное с освобождением от всех навязываемых правящим классом представлений и идеалов. Следует понять, что положение России сейчас вполне сравнимо с оккупацией жестоким и бесчеловечным врагом, и что спасти российскую промышленность в рамках существующего дефективного социально–экономического строя невозможно.

Остановить ее деградацию может только радикальное преобразование социальной действительности.

ноябрь – декабрь 2010 г.

Источник: журнал «Скепсис»

 

Время деиндустриализации

Материал подготовлен на основе откликов читателей на статью «Российская промышленность: окончательный диагноз»

Горькие во всех смыслах итоги последних выборов в очередной раз легитимизировали правление наследников выродившейся советской номенклатуры, ответственных за стремительную деградацию экономики страны, плановое уничтожение её промышленности и науки, создание условий для вымирания и вырождения населения в нищей провинции, уничтожение бесплатной медицины и образования и прочие действия, сознательно совершаемые в ущерб национальным интересам. Тезис о том, что прогнившая насквозь российская политическая система не реформируема в принципе (если под реформой мы не подразумеваем слом), можно считать доказанным; определённые иллюзии по этому поводу питают, должно быть, лишь представители столичного «креативного класса», которых в изобилии можно было увидеть на митингах и сборищах в декабре.

Год назад я написал статью «Российская промышленность: окончательный диагноз», выводы которой мне самому на тот момент представлялись слишком пессимистичными и радикальными. Как ни странно, они оказались пугающе верными. Приведу лишь несколько характерных недавних примеров (за более подробной информацией отсылаю читателя к самой статье).

Сначала — о тенденциях развития военно-промышленного комплекса. Не прошло и полугода после написания статьи, как, словно в кошмарном сне, я узнал о сворачивании финансирования проекта новейшего отечественного танка Т-95, закупке французских вертолетоносцев «Мистраль», а также о намерениях приобретать немецкие танки «Leopard-2» (должно быть, в качестве альтернативы «дорогой» модернизации Т-90). В планах Министерства обороны значится также оснащение российской армии израильскими беспилотниками, итальянскими бронемашинами Iveco Lynx и лёгкой броней германской компании Rheinmetall Chempro. Еще 10 лет назад о массированной закупке зарубежной военной техники и речи не было, что иллюстрирует степень деградации российской оборонной промышленности…

Несколько слов об «оптимизации» предприятий и сокращении производственных мощностей. Некоторое время назад мне стало известно о зловещем переименовании ФГУП ММПП (московское машиностроительное промышленное предприятие) «Салют» во ФГУП НПЦ (научно-производственный центр) «Салют», что, очевидно, означает начало нового этапа по ликвидации производственных мощностей завода (не секрет, что на заводе уже продолжительное время интенсивно сокращали персонал — от рабочих до конструкторов). С тревогой и возмущением я узнал о «вовлечении малого и среднего бизнеса», а также «международных компаний» в освоение якобы избыточных мощностей Пермского моторного завода, а также о том, что ранее раздельные ОАО «Авиадвигатель» и ОАО «ПМЗ» скоро сольют в одно целое, что повлечёт за собой дополнительные сокращения и без того малочисленного производственного персонала… О необратимых последствиях снижения качества образования технических специалистов, равно как и устаревшего (морально и физически) оборудования свидетельствует падение космического корабля «Прогресс» и множество других инцидентов в ракетно-космической и авиационной отраслях промышленности, да и все последние освещённые в новостях катастрофы — от «Булгарии» до платформы «Кольской».

Так или иначе, я не ожидал такого количества откликов на статью. Более всего меня поразило то, что многие сотни людей, не сговариваясь, через призму собственного опыта оценили, дополнили и развили её основные тезисы — ведь самому мне представлялось, что краски чрезмерно сгущены, и что мой скромный производственный опыт не даёт для этого оснований.

Спустя год после публикации мне представляется чрезвычайно важным и ценным обобщить эти многочисленные отклики людей из абсолютно разных регионов, областей деятельности, с разными взглядами и позициями — и, тем не менее, со схожими представлениями о масштабах разрушения российского промышленного производства. Полагаю, что читать это будет как минимум так же интересно, как и первый материал. К тому же — last but not least — мне хотелось бы таким образом выразить свою признательность всем, кто нашел возможность высказаться на столь болезненную тему; я никогда не забуду, что моё собственное мировоззрение сформировалось только благодаря совместному труду и общению с рабочими, мастерами и коллегами-технологами. Я постарался отобрать лишь самые характерные из отзывов, что, разумеется, не отменяет ценности остальных (общее их число почти перевалило за тысячу).

Комментариев не требуется — отклики говорят сами за себя (в отдельных случаях я буду давать пояснения некоторых терминов и расшифровки аббревиатур).

«Увы, все верно! Мой случай отличается лишь страной — Украина. Работаю на металлургическом заводе конструктором, закончил авиационный институт. Отношение к любому оборудованию у руководства странное — либо должно работать вечно и без копейки на ремонт, либо (если сейчас не используется) — в печь. По специальности... из почти 40 человек выпуска (2 группы) с производством (не высокотехнологичным!) связаны 3 человека. Обидно...» Роман.

«Картина маслом. Все так и есть на самом деле. Я — инженер-конструктор с полувековым стажем. За душой десятки успешных разработок. То, что описал автор, — это реальность, все это наблюдал сам на многих предприятиях. Видел, как работают станочники в неотапливаемых цехах на изношенном оборудовании. В цехах нет молодых, только люди предпенсионного и пенсионного возраста. Мозг предприятия — конструкторский и технологический отделы. <…> Сейчас в КБ работают, точнее сказать, сидят старики при кульмане с готовальней либо магистры при компьютере. Первые частично утратили свой потенциал в силу возраста и отсутствия стимула к развитию, но сохранили знания и навыки от советского периода. В силу чего еще что-то способные делать. Вторые, за редким исключением, не способны к самостоятельной работе в силу деградации вузовской подготовки, отсутствия практического опыта. Для них чаще всего работа в КБ — переходный этап, набор стажа. Магистр, производственный стаж, молодой — и все дороги в эффективные манагеры». Николаич.

«К сожалению, это так. Это все — чистая правда. Я сам после института полгода (больше не выдержал) работал на ФГУП им. Калинина в должности технолога. Наш цех выпускал детали для блоков теленаведения боевых ракет. В цеху находилось около 150 единиц оборудования, в основном прессы, из которых в рабочем состоянии были не больше десяти! 2/3 площади цеха сдавалось в аренду. Из положенных 200 человек в штате было 20! Никто и ничего там уже не умел, кроме 2-х алкашей советской закалки, которые уже доживали свой век, и им было уже все равно. Заказы минобороны цех выполнял только благодаря моему непосредственному начальнику Юрию Петровичу (начальник техбюро), которому на тот момент было 75 лет, он уже еле передвигался и приезжал на завод 1-2 раза в неделю, т.к. без него был сплошной брак. Было очень смешно наблюдать, когда идет очень ответственный заказ на 200 млн руб., штампуется сплошной брак, руководство цеха, а иногда и сам главный инженер завода привозят Петровича на завод, и он с помощью гаечного ключа, штангенциркуля, беломорины и такой-то матери, вслух матеря руководство завода, которое стоит рядом и тихо молится, настраивает пресс, чтобы нормально добить партию деталей. Чтобы было полное понимание: у меня (вчерашнего студента) была зарплата 6-9 тыс., у Петровича — 14 тыс.! <…> Притом что средняя з/п по городу была 25-35 тыс. Начальник цеха был постоянно пьяный и мрачный (видимо, уже от безысходности и созерцания разрушения), а его заместитель был туп, жаден и злобен, постоянно влезал в чью-нибудь работу и, не имея никаких знаний и опыта, создавал лишь помехи, отчего и получил однажды по морде от наладчика пресса…» billy_83.

«Я тоже был на заводе, выпускающем последние, еще летающие космические аппараты. Электронное оборудование выпуска начала 80-х, которое толком уже не работает. Другой завод, выпускавший в Великую Отечественную войну “катюши”, потом “грады”, уже в 1995 г., получив большой заказ из Китая, не смог произвести, и вынужден был отказаться от выгодного заказа на “град”. Разрушили быстро, а восстанавливать придется долго…» Александр.

«Прочитал статью — точное отображение состояния ремонтных служб многих электростанций, на которых приходилось работать. Нам ещё повезло — электростанции России строились с большим запасом прочности и имеют большую социальную значимость, поэтому их разваливают медленнее, чем машиностроение». Григорий.

«Это еще не песец, настоящий песец впереди! В попытке уничтожить ныне еще способные действовать предприятия машиностроения их “кто-то" пытается “реструктуризовать”, “оптимизировать” и перенести на более дешевые участки земли, в надежде, что они умрут наконец-таки. Сливают “покойников” в одно целое, а когда выясняется, что на новом месте остатки инженеров сумели собрать и запустить оборудование, разобранное неким подрядчиком, то тупо отрезают все финансирование и начинают “исследования” на тему “а может ли предприятие-монополист на территории бывшего СССР стать рентабельным”. Посвящается ОАО “Холодмаш” и ОАО “МЗДХ” [Московский завод домашних холодильников; помимо завода в Москве на территории «ЗИЛа» имеется филиал в Ярославле. — И.Л.]». Станислав.

«Как больно оттого, что автор тысячу раз прав. Сам наблюдаю то же самое на бывшем гиганте советского химпрома. Цехов осталось меньше, чем в советское время заводов. Оборудование порезано на металлолом…», — пишет в редакцию «Скепсиса» один из читателей.

«Судя по тому, что из моего погреба видно, металлургия агонизирует. Рабочих и мастеров младше сорока лет практически нет. Толковым технологам уже за пятьдесят. Так их еще поискать надо, наперечет. Случайные люди у руля, со всеми вытекающими. Грубо говоря, металлургия скоро будет чем-то, напоминающим утраченные технологии древних цивилизаций». DA118.

«Полностью согласен с автором. Даже усилил бы фразу "российская промышленность умирает". Она, тяжелая и машиностроительная промышленность России, уже умерла. То, что мы видим — это судороги. Откат не в 30—40-е, а в 19-й век. Техногенные катастрофы уже обрушиваются своей массой в переносном и буквальном смыслах. Спасение — только перемена социально-экономического строя. Чем дольше ожидание, тем более кровавым будет это изменение. Сегодня ещё тлеет надежда на опыт уходящих поколений, но завтра...» — это отклик бывшего ракетостроителя, пришедший в редакцию «Скепсиса».

«Печально. Больше 20 лет отработал на производстве. Видел весь процесс развала своими глазами. Начал с работу со слесаря-ремонтника 2-го разряда, дошёл до 6-го. Закончил конструктором-технологом. Уволен за несогласие во взглядах с собственником на процесс работы предприятия», — пишет в комментариях на одном ЖЖ пользователь verner66.

«Правильная статья. Я по себе знаю. Я проработал 20 лет в авиапроме. На Киевском авиазаводе за 10 лет не выпустили ни одного самолета», — реплика dom3d в обсуждении статьи.

«Время ДЕИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ. Да, возможности советского строя были полностью исчерпаны, но двинулись-то мы не вперед, а назад! В доиндустриальную эпоху. В дооктябрьскую, в довиттевскую, и руководство усиленно загоняет нас в допетровскую. В состояние, где нет ни промышленности, ни образования, ни науки. А насчет радикальных преобразований — Вы сомневаетесь в их необходимости и в их характере? Вот позапрошлогодняя конференция ЯОР [Ядерное общество России. — И.Л.] на тему “Кадровый ресурс атомной отрасли” констатировала, что кадрового ресурса у отрасли нет. В частности, за предшествующие 12 месяцев в МИФИ ушли из жизни 17 человек профессоров, а замены нет и не видно. Я, помнится, внес уточнение — ресурсов у атомной отрасли нет не вообще, а их нет в рамках существующего государственного и общественного строя, каковой надо менять. И вы знаете, никто не удивился и не возмутился», — пишет на одном из форумов работник атомной промышленности.

«11-й год работаю конструктором в “оборонке”, на одном из процветающих предприятий, случалось и у смежников производство посещать. Статья приблизительно на 90% соответствует увиденному лично мной, особенно чётко подмечен подход к формированию управленческих кадров: “эффективные” реально достали уже, некомпетентность управленцев порой просто стремится к бесконечности. Честно говоря, думал, что у металлургов получше дела обстоят». dr_dizel.

«Читая статью, узнавал собственное предприятие... Вот только одно “но” — т.н. некомпетентность — она проявляется не только среди руководителей высшего и среднего звена, она повсеместна: экскаватор весом 672 тонны умудряется переезжать с расстегнутой гуской [по всей видимости, не до конца закрепленной гусеничной лентой — И.Л.] и не замечать этого; наладчики не в состоянии разгрузить вышедшую из строя зарядную машину МЗ-4А [одна из моделей устройств для приготовления и доставки взрывчатых веществ, используемых при добыче полезных ископаемых. — И.Л.], в итоге гидропривод разгрузочного шнека [очевидно, основа гидравлической системы для подачи/закладывания заряда в скважину. — И.Л.] запускают мастера складов ВМ [взрывчатых материалов. — И.Л.]. А других людей просто нет. Раньше ходила шутка: “придя на производство, забудьте то, чему вас учили в институте, вас за месяц-другой тут натаскают”. Натаскивать скоро будет просто некому, и, по ходу, некого... С легким ужасом жду момента, когда лет через так пять на производство в массовом порядке начнут прибывать представители поколения “Дома-2”». Shotfirer.

«Сейчас самым популярным бизнесом на заводах у нас является выкуп предприятия и распил его на металл, стройматериалы и пр. с дальнейшей продажей, например, в Китай. 20 лет прошло, а все еще продают то, что настроили тупые совки, никак распродать не могут…» Big Vel.

«Довелось в начале 2000-х работать на паре “стратегических” предприятий. Первое — бывшая оборонка ВМЗ [Высокогорский механический завод, ныне — Высокогорский экспериментально-инструментальный завод. — И.Л.] (г. Нижний Тагил), картина такая, что командующий авиацией НАТО повесился бы от зависти. Пустые цеха с выбитыми стеклами, развалины кузни и мутные личности на территории. Сейчас предприятия нет как такового, в здании заводоуправления офисный центр. Работают несколько цехов на разных хозяев, и всё. Второе предприятие, где мне “посчастливилось” побывать, — ОАО “Вента” (г. Нижняя Тура). Было предприятие Минатомпрома. Было. А сейчас бардак, арендованные цеха и руководство, которое тащит всё, что не приколочено. Цех, который брали под охрану, был вроде как на консервации, однако сложилось впечатление, что рабочие просто заколотили двери и убежали. Воду из системы даже не слили, в результате зимой полопались все трубы. Когда открыли двери, то первое, что увидели, — огромные сосульки почти до пола (дело было в марте). А ведь такой цех был в советское время по рассказам “старожилов”. Сауна даже была, надо ли говорить, что все сгнило». Ggrigoriev.

«Про блатных мегаспециалистов-инноваторов, идущих курсом рыночной экономики — сам дело имел. Необходимо было ставить технику на ремонт — упало давление масла в двигателе. Начальник ремонтного цеха отказал. На доводы типа — “Сейчас можно малой кровью обойтись, когда вкладыши в постелях провернет или шатуны пообрывает — поздно плакать будет”, — следовал железный аргумент: “Но ведь работает? — Пока да. — Ну, вот когда сломается — тогда и будем ремонтировать! Простой техники — это убыток! Саботаж! ”. У начальника ремонтного цеха образование инженера легкой промышленности. Пропасть между пошивом трусов и обслуживанием горнодобывающей техники легко заполняется родственными связями». Stroer.

«Давеча имел беседу с одним незамутненным. Он тоже верил в цифры, доказывал, что вся совковая промышленность, — это оборонка, она нафиг не нужна, а ему подавай холодильники и телевизоры. И что сейчас всё просто зашибись, навалом и холодильников, и телевизоров, и всего-всего. Когда я его спросил, ЧЕЙ труд он оплачивает, покупая это все-все-все, и где это выпускается, он начал мне рассказывать, что так даже лучше, потому что покупать дешевле, чем производить. В том числе мне открыли глаза на правду, что технологии выгоднее покупать, чем разрабатывать. И что никаких ограничений на продажу технологий никто не накладывает, т.е. деньги плати, и тебе продадут самую что ни на есть передовую технологию... Вот, вот так качественно промыты мозги. Меня тоже обзывают нытиком, который, мол, хочет обратно в СССР и рассказывает, как сейчас всё плохо. Но, блин, ребята, те, у которых всё хорошо — вы смотрите цифры в интернетах, а я смотрю, как станки, находящиеся еще в смазке, стоящие кучу денег и могущие делать много всякого прикольного (обработка тугоплавких и сверхпрочных сплавов), тупо режут на металлолом. Потому что нынешним правителям легче получить денег за металлолом, чем наладить производство. Я вижу, как загибаются высокотехнологичные (когда-то) производства в моем городе. Часть вижу по работе, часть через родственников и знакомых. И кем нужно быть, чтобы не видеть этого развала и регресса, я не знаю». DimMax.

«Могу привести следующий пример. Имеется под городом Гамбургом, в городе Аренсбурге, небольшая металообрабатывающая фирма. На ней фрезеровщиком трудился мой тесть. Как-то пару лет назад приходит он домой с работы и рассказывает, мол, шеф расстроен и убит. Один из основных заказчиков не продлевает договор, и детали будут теперь обрабатываться в России. Там, мол, намного дешевле, и качество обработки удовлетворительное. Проходит два месяца. Тесть рассказывает, что к ним доставили огромное количество деталей (всю партию) на переточку. Шеф доволен, но делает вид, что очень сердит, и требует от заказчика больше, чем прежде, денег за заказ. Оказывается, когда <…> были осуществлены выборочные замеры, то вся партия была признана непригодной. Были очень большие расхождения. В итоге заказчик вернулся в Аренсбург, стал платить за продукцию больше денег и больше не дёргается. Ситуация, описанная автором статьи, сразу напомнила мне эту историю». QashAK.

«Только сегодня объяснял эффективным менеджерам с завода, что делать кольцевую выточку на гребном валу для выхода резьбы нельзя, потому что это противоречит требованиям ГОСТа (ведь не просто так там это написано, дураку ясно, что это — концентратор напряжений и ослабит конструкцию). На заводе нет ни станков, ни специалистов, способных выполнить эту работу по чертежу, поэтому они просят откорректировать чертёж с отступлением от требований нормативной документации (что, в общем и целом, преследуется по закону), — и об этом нам пишут сами эффективные менеджеры! При этом, что характерно, эти же эффективные менеджеры взялись изготовлять гребные валы, хотя даже при советской власти валы изготовлялись по межзаводской кооперации. Всё, что сейчас научились у нас делать на предприятиях (за редким исключением), — это получать всевозможные откаты с контрактов (что, насколько я знаю, является коммерческим подкупом и тоже должно преследоваться по закону). Когда читал автора, наворачивание слез сменялось желанием рвать на себе волосы от невозможности что-либо сделать». Karasyamba.

«Не далее, как в субботу приехал с ГРЭС, на которой по проекту была (и работала) автоматика управления химцехом, а сейчас управление процессами идет так: начсмены на ключах управления, на цеховом щите, а тетенька-аппаратчик ЖЕСТАМИ (я не преувеличиваю, это дословно) из помещения цеха через стекло показывает, на каком насосе давление прибавить, и на сколько. Причем оборудование автоматического управления есть, и оно даже номинально работоспособно — но настройки сделаны на техпроцесс с отечественными реагентами, а используются по факту — импортные. А на заводе-производителе не осталось кадров, способных выполнить нужные настройки системы управления. Так что деградация по всей цепочке производство — разработка оборудования — отраслевая наука налицо и здесь». D.M.G.

«Работаю на предприятии резиновой промышленности. Основные мощности и, соответственно, техпроцессы — конца 50-х годов. Однако, в районе это единственное из шести предприятий, которое живёт своим производством, а не массовой сдачей площадей под аренду. Адский стыд за ЗОМЗ [Загорский оптико-механический завод. — И.Л.] и ЗЭМЗ [Загорский электромеханический завод, ныне — ФГУП «Электромеханический завод “Звезда”». — И.Л.]». SkaTo.

«Правильно всё. Я вот работал на заводе, шлифовал ядрёные боеголовки, у нас ГПС [автоматизированная гибкая производственная система, где основную работу выполняют программируемые промышленные роботы. — И.Л.] была. Как только началась “Perestroika” и “Glastnost”, ГПС порезали на металл, дорогущие станки с японской электроникой туда же. Никаких идей по поводу переналадки станков на выпуск “народного автомобиля” или сковородок у начальства просто не возникло. Теперь завод — труп на искусственной вентиляции лёгких. Бывшие сборочные цеха заняты автомастерскими, парковками и прочей лабудой. А ведь было время, я гордился своей работой, своим заводом. Девчонки оборачивались нам вслед, так как мы были элитой рабочего класса с 5-6 разрядом. Я легко зарабатывал 350-500 рублей в месяц “чистыми” (кто работал, поймёт). А что имеем теперь? Вот у нас по работе возникает вопрос токарных работ. Нашли на одном заводе токаря, который нам делает наши же “левые” заказы. Так вот этот токарь не может уйти в отпуск, потому как заменить просто некем. Причём на завод завезли новые станки с ЧПУ, а работать некому. Нет ПТУ, нет парняг, которые пошли бы на эту работу. Убили у людей охоту работать и думать.<…> Не знаю, может, в других местах другие примеры, но у нас — вот так». Печатник.

«Сам работаю на заслуженном советском машиностроительном заводе, в прошлом — градообразующем предприятии и бессменном лидере машиностроительной отрасли с 1946 по 1990-е. В прошлом на заводе (площадь — более 100 Га) работало 12-14 тыс. человек, в две-три смены, на уникальном (на тот момент) оборудовании, выпуская уникальные (даже по сей день) по надежности подъемные краны. На данный момент на заводе работает порядка 600 человек, в основном, энтузиасты-ветераны. Оборудование 53-82 гг. производства за счёт только этих энтузиастов и держится. Уникальные станки с ЧПУ законсервированы по тем же причинам, что указаны в статье. Завод который год пытается подняться с колен, но постоянно заваливается то на бок, то на спину — то одно выходит из строя, то другое. При этом продукцию на-гора продолжает выдавать, на порядки в меньших объемах, но реноме и качество старается поддержать изо всех оставшихся (и крайне немолодых) сил. И это в условиях невозможности взять кредит, получить (даже моральную) поддержку государства, бешеной конкуренции со стороны импортной (крайне ненадежной) продукции; и это все на фоне красивых речей об инновациях и модернизациях “по всей стране”. Как издевательство — письма торгово-промышленной палаты с требованиями предоставить отчет о модернизациях, введенных в строй за такой-то период, с такой-то эффективностью, — рапортуй, рванина, если есть, что сказать! Горько видеть сплоченный коллектив профессионалов (повторюсь — крайне немолодых, в большинстве своем), из последних сил и без средств делающий оборудование высочайшего качества (ниже которого не позволяет опуститься профессиональная честь) практически "на коленке" и за копеечную зарплату». jean75.

«У меня неизгладимые впечатления от всех 22 лет работы на ремонтах... Если на турбину еще что-то и поступает из нового оборудования, то вспомогательное сплошное гнильё собираем из старых запчастей. Корпуса турбин на некоторых станциях уже чуть ли не на 50% состоят из наваренного металла. Трубы, которые положено менять в определенный срок, выслужили уже все возможные сроки, сплошное гнильё; порой, заваривая швы, проваливались как в картон. Про некондицию, которая к нам шла со всевозможными отступлениями от ГОСТов в 90-е, вообще промолчу. Оборудование, как я начинал работать в 1986 году, почти не изменилось по типу, всё старое. О какой промышленности вы говорите? Если бы не рабочие кадры, среди которых еще остались специалисты, то некому было бы собирать из имеющегося г.... что-то работоспособное. Молодежь на рабочие специальности не идет, профессионалов осталось очень мало. Так о какой вы там промышленности говорили? Можно сказать только одно: промышленность пока еще существует, но именно что пока. На старом допотопном оборудовании, со всеми возможными продлениями сроков. Насколько еще хватит советского запаса?». Овод.

«Продукция советских заводов поставлялась за рубеж до-о-статочно широко. И в капиталистические [страны] в том числе! Причем гражданских заводов. Советская экономика болела, но болела насморком, а ей под видом лечения ампутировали все конечности <…> Советскую власть надо возвращать. Чем быстрее, тем лучше. Иначе она сама вернется, но уже свои “проценты” потребует». Конструктор.

«Успешно развивается проект по развалу, расчленению России и завладению ее природными ресурсами. Это второй этап после развала СССР. Жаль, что народ этого не видит. А когда увидит, от него уже ничего не останется. На российской земле будут явно или неявно хозяйничать другие. И главное: разваливают собственными руками, как это было с СССР. Правда, всё облекается в красивую обертку, чтобы наивные, доверчивые и просто глупые люди шли добровольно на убой. В ход идет всё: красивые слова, ложь, манипуляции, туман, растление средствами массовой информации молодых душ и многое другое. Может, пора задуматься?» Владимир.

«Россия и нынешнее правительство России разрушают страну… <…> Хотелось бы вернуть СССР обратно, но, видимо, не судьба. У власти другие цели — их дети не учатся в России, они все за границей, поэтому США управляет Россией, приводит ее к окончательному развалу. В Уфе есть работающее производство со времен СССР — УМПО, производившее военные двигатели для военки, двигатели для автомобилей. Сейчас производят двигатели для самолетов, но не для России — а для Индии и Китая. Производят миниэлектростанции. Производят реальное качественное оборудование. Но что будет в будущем… Недавно приезжал Греф в город, заключили какое-то соглашение между Сбербанком и УМПО. Судя по всему, хотят поглотить завод или разрушить…<…> Есть еще один момент, прямо вытекающий из статьи, но в ней не освещенный. Думаю, в том числе и на опасных производствах ситуация сходная. И точно так же идет износ оборудования в сочетании с безграмотностью руководства. У меня есть ощущение, что это приведет к череде техногенных катастроф. Первая ласточка — СШ ГЭС. А ведь опасные производства или объекты есть практически в любом областном центре». РусУфа.

«По поводу опасных производств — к сожалению, правда. Уровень науки там тоже ниже плинтуса. Молодёжи не у кого учиться, мало кто остался, да и эти оставшиеся уже мало что могут и хотят. Я ещё лет десять тому назад разбирался с одним проектом по хранилищу весьма опасных веществ. Так там такого авторы проекта натворили, что меня аж сон покинул: не дай бог реализоваться этому проекту. Запакостили бы пол-Урала так, что там пустыня бы осталась. Слава богу, вняли моим предостережениям, переделали проект, убрав все глупости. Но где гарантия, что подобное не повторится? А ведь при нынешней “реформе” высшего образования уровень дебилизма “специалистов” только возрастёт многократно». Skeptik.

«Во всем согласен с автором. Россия прошла точку невозврата. Впереди хаос, развал, необратимая деградация всего и всех. Идет развал прежде всего в мозгах. Во главу угла прежде всего ставится нажива, желание хапнуть сейчас и побольше. А дальше хоть трава не расти! Долгосрочное планирование и модернизация в России никому не нужны. Одной из причин является абсолютная непредсказуемость действия властей и постоянная смена правил игры во время игры. Никто, даже сырьевые олигархи, не хотят вкладывать деньги в модернизацию. И правильно. Потому что в любой момент могут придти и всё отобрать (например, Ходорковский). Виноват он или нет, это сейчас не так важно, в те времена накопления капитала и дележа собственности то, что ему вменяют, было обычным делом, и, при желании, это же можно вменить почти любому. Важен сам факт отъёма. Про рейдерские захваты предприятий тоже много сказано. И почти все они тоже остались безнаказанными. Причем как те, кто это делал, так и те, кто это покрывал на всех уровнях. Одна из главных причин такого положения дел — полная безответственность, безграмотность, а главное — безнаказанность. Что бы ни говорили про СССР, но тогда принцип необратимости наказания не позволял массово пролезть всему тому, что сейчас расцветает пышным цветом. Ведь за все преступления и просчёты правителей разных уровней никто не понёс никакого серьёзного наказания. Максимальное наказание — это отставка с одного поста и назначение на другой пост. Никогда речь не шла и никогда не пойдёт об уголовной или финансовой ответственности. Да и кадры теперь всегда подбираются по принципу личной преданности, причем почти всегда в ущерб качеству. А поскольку изменения этой системы не предвидится (чиновники — не дураки пилить сук, на котором сидят), значит, принятие непродуманных, дилетантских решений в угоду сиюминутным интересам будет продолжаться и дальше. Ещё одним примером разрушительных действий властей является тупое копирование всего западного, даже без элементарной адаптации к местным условиям. Не зря же говорили: “Что для русского — хорошо, для немца — смерть”». Инженер-проектировщик.

«К сожалению, вынуждена согласиться с автором статьи по всем пунктам. Работала в КБ при производстве. Приличных размеров завод по производству электроники. Был когда-то. Половина цехов пустуют. И не то что бы людей нет — нет оборудования. Его остатки планомерно на моих глазах вывозились на металлолом; новое, естественно, не закупалось. Про культуру производства и заикаться не буду — ни к чему эти глупые слова. Разработка велась тоже “на должном уровне”. Система электронного документооборота была налажена великолепно — тут придраться практически не к чему. Однако у любого электронного документа был бумажный аналог, который ходил по инстанциям, как “в старые добрые советские годы”. Ходил по месяцу-двум. Рекорд для бумажки — 6 лет ходила по инстанциям. Чертеж делается, месяцами согласовывается по инстанциям, уходит в производство. А на производстве слесарь дядя Вася твердо объясняет, что тут так не сделать — надо сделать размер на миллиметр больше. И снова в течение двух месяцев изменяется размер. И с самого начала было понятно, что слесарь дядя Вася не сможет сделать как на чертеже. Почему нельзя было сразу сделать размер нужным? Потому что потребовалось бы изменить 4 чертежа, а на это руководство добро не дает. Техника морально устаревает лет за 20 до начала проектирования. Документация 1985 года создания считается вполне современной. Понятно, что зарплата в таких условиях у ИТР стремится к нулю. Все, кто в состоянии хотя бы изредка отрывать себя от стула, не работают там больше года. Остаются только люди вида инженерного, а по сути — тот же офисный планктон, только с четкой установкой “быть инженером в КБ круто”, перекладывая при этом бумажки. О внедрении хоть чего-то нового и речи быть не может. Пробовала — бесполезно. Ушла я от этой полной безнадеги. Можно было бы сказать, что это отдельно взятый пример. К сожалению, это не так. Много друзей-инженеров, работающих на разных заводах города. С небольшими допусками, то же самое везде». Guramy.

«Да всё перевернулось, угробили давно тяжмаш. Сам когда-то работал молодым спецом, на заводах тяж. машиностроения и прошел по всем уголкам завода. Всё было интересно. А сейчас от завода практически остались торговые площади. Только в Иркутске угробили станкозавод, завод карданных валов, завод тяжмаша им. Куйбышева, радиозавод, завод 403 гражданской авиации, релейный завод и их филиалы по городу, завод мед. оборудования, завод дорожных машин. Сейчас вуз фактически выпускает менеджеров (коекакеров), я с ними разговаривать не могу, ведь простецкий вопрос ставит их в тупик. Какое образование им дали в вузе, не знаю». Vlad.

«Этот развал не только в производстве, он везде: в науке, образовании, политике, экономике и т.п., в том числе и в среде “белых воротничков”. Откровенно глупый руководитель, с неимоверно раздутыми амбициями и соответственно зарплатой, подбирает соответствующих подчинённых, чтобы на этом фоне выглядеть более умно, а заодно и избавиться от критики у себя за спиной. “Бизнесмены” и чиновники давно уже слились в один правящий класс, который, выкачивая деньги из России, вкладывает их за её пределами». Ковбой.

«Иван, вы абсолютно правы во всём. У меня приятель — руководитель фирмы, входящей в пятёрку контор по переработке и поставкам металлолома за рубеж по Северо-Западу; фирмы все эти, кстати, со 100% западным капиталом. И вот, в течение полутора десятка лет, ежегодно, десятки тысяч тонн лома грузят на кораблики в порту — в основном это бывшее промоборудование, сельхозтехника и т.д. И что символично, в том же порту выгружается импортное оборудование и та же [зарубежная, естественно. — И.Л.] сельскохозяйственная, строительная, горная техника». Vini№2.

«У нас на заводе то же самое: на одном из участков начали установку дополнительного оборудования, “ОСВОИЛИ” где-то около 2,5 млн. руб., теперь на это оборудование наваливают детали, а самим оборудованием не пользуются ввиду его ненадобности… Ответ прост: ни НАЧАЛЬНИКА УЧАСТКА, ни одного МАСТЕРА, ни одного РАБОЧЕГО не спросили, как в реалии будет функционировать это оборудование и нужно ли оно здесь (приехал какой-то “ХРЕН” со стороны, и через день обхода завода ему уже выделили деньги на “МОДЕРНИЗАЦИЮ ПРОИЗВОДСТВА”). Теперь всё стоит мертвым грузом. Ремонтные службы грабят это оборудование, чтобы хоть как-то сохранить в рабочем состоянии действующее оборудование, так как им деньги на запчасти не выделяют, тупо говоря: “не тратьте мои деньги, КРОВОПИЙЦЫ, от вас одни убытки!”» Аноним.

«Полностью согласен. Работаю на крупном предприятии (а до этого — еще на одном немножко заглянул). Специфика своя, но основной смысл тот же: специалистов на производстве осталось крайне мало, голоса они не имеют. Сверху спускаются планы (что хорошо — даже не очень фантастические), но на комментарии производства реакция однозначная: эта “пакость масляная” снова капризничает. Так и живем. За хренсот миллионов рублей 3 года назад куплены 8 станков с ЧПУ, из них работают в среднем 1-2. Причем работают откровенно плохо: то же самое можно сделать и на более дешевом оборудовании (скажем так, раз в 10 дешевле), да еще и значительно быстрее. Причина как в статье: чем выше управленцы, тем меньше они знают о производстве. Причем понты торчат со всех сторон: элементарные вещи им приходится не просто сообщать или объяснять, а еще и доказывать. А как докажешь, когда утверждение поддерживает только один “низший” инженер, да еще заезжий профессор из Германии (которому наши чуть ли не ж… лижут)? По-любому инженер капризничает, а профессор... “какой профессор? о чем говорил? не было такого и быть не могло!”. И в итоге, если вдруг мысль всё-таки прошла, обзовут дураком, а доказанное примут как давным-давно известное и непреложное. И будут обвинять, что раньше не обратил их высочайшее внимание на досадную мелочь». Ё.

«Я живу и работаю в Череповце, и я, и все мы — жители города и работники Северстали — не слепые и видим, куда идут эти миллионы и миллиарды [автор говорит о гигантских инвестициях в развитие “Северстали”. — И.Л.]! А производство как было, так и осталось на уровне 60—70-х годов. Спецов на заводах уже днём с огнём поискать, а на работу в основном берут негро-лимиту с испытательным сроком, увольняют и потом снова с испытательным (меньше рот открывают) = мега-экономия на зарплате рабочим = мегадоходность господина Мордашова». Роман.

«Работая фрезеровщиком на одном из авиационных заводах, давно и много раз приходил к такому выводу. И становится очень грустно. У нас тоже такая картина. Когда ведущий технолог не различает где фреза, а где резец, ладно хоть чертёж читать может кое-как, и мастер участка — молодая девчонка, совершенно не понимающая в металлообработке. Не говоря уже о “руководителях”, проводящих “оптимизацию производства”, которые попросту выкидывают на металлолом уникальную оснастку для АН-124 "Руслан" тоннами». cex263.

Интересно то, что схожие мысли высказывают люди, никак не связанные с тяжёлой промышленностью:

«...Всё очень узнаваемо, и больно видеть такую резкую деградацию вокруг. Но она тотальна и не видно (только мне?) механизмов возврата родного общества на путь развития. Тут Украина, в моём случае НИИ сельхоз. профиля, а “картинки” точно такие же. Положение же еще более усугубляется отсутствием собственного рынка, ведь все высокотехнологичные производства были заточены на потребности СССР. Украине самой оно просто не надо — отдельные куски в цепи некогда единых производственных циклов. Теперь новым собственникам тупо выгоднее продать цеха и станки под склады и на металлолом. А продав, свалить в оффшоры». afp_zp.

«Добавлю. Биотехнология практически ликвидирована. Остались около полутора десятков небольших заводиков при Минздраве, выпускающих вакцины против разных человеческих заболеваний и примерно столько же — при Минсельхозе, выпускающих вакцины для животных и с/х птицы... Иные заводы — [производящие] антибиотики, ферменты, аминокислоты и много чего иного — дышат на ладан, а в основном — уничтожены... Что говорить? Тот же пенициллин или стрептомицин делало несколько заводов. СССР занимал — вдумайтесь в эту цифру — 80% МИРОВОГО рынка КАЧЕСТВЕННЫХ и дешёвых антибиотиков!!! Научили микробиологии китайцев и индийцев, в результате чего тысячи человек в Красноярске, Пензе, Саранске, Кургане с 2003 по 2010 гг. остались без работы. С семьями — десятки тысяч. Почему? Китай и Индия задавили дешёвыми, но малокачественными препаратами. Наши заводы перешли на фасовку произведённой за рубежом не очень качественной продукции [Разумеется, причина безработицы отечественных специалистов-микробиологов кроется не в импорте дешёвых индийских и китайских антибиотиков, а в отношении российского правительства к развитию биотехнологии в стране. — И.Л.]. А вопрос стратегический — понимаете, что может быть в случае эпидемий и тем более — пандемий, когда в стране просто уже НЕТ собственных биосинтезов... То же можно сказать и о других подотраслях этой большой отрасли, где СССР делил по разным позициям 1-2-3 места с США, Японией и Западной Европой...» — комментарий от химика-технолога, кандидата биологических наук uran2008.

«Сам из города, где было мощнейшее микробиологическое производство и на его базе исследовательский институт. На производстве гонят спирт, делают шампунь, в последние годы стали вроде бы пытаться возобновить производство кормовых добавок и всяческих интерферонов». Sartorius.

Закончить подборку хотелось бы комментарием, обладающим столь убийственной силой и убедительностью, так ярко сконцентрировавшем в себе боль от разрушения советского наследия и ненависть к постылым мародерам, что ради него одного стоило написать обсуждаемую здесь статью:

«Власть и богатство имущие делают всё, чтобы полностью уничтожить страну: угробить всё собственное производство, превратить народ в нищую полуголодную массу, довести их до бессмысленного и беспощадного бунта и затем часть уничтожить и оставшихся загнать в резервации с помощью войск НАТО. Возможно, они это делают неосознанно, как козлы в огороде, пожирающие всю зелень — неважно, что потом все сдохнут с голода. В этом их природная внутренняя козлиная животная сущность — настырно и тупо и бездумно пожирать зелень, несмотря ни на какие увещевания и даже под угрозой последующей собственной голодной смерти. А если их специально запустить “в огород ненавистному соседу”, то, “вообще”, это будет самое страшное несокрушимое (что с них возьмешь?) и разрушительное “биологическое оружие”... Если мы хотим просто выжить, то пора гнать этих козлов за изгородь, а особо наглых и непонятливых садить на привязь и потом долго и упорно трудиться, чтобы вначале восстановить разрушенное и потом развиваться дальше. А если просто смотреть на то, что они “творят” и пытаться их просто увещевать, просить не делать эти “плохие дела”, то действительно “черные времена” — распад остатков российской государственности и уничтожение русского народа как государствообразующей нации — наступят очень скоро. Не зря же они уже начали, открыто издевательски по отношению к народу, вручать друг другу государственные награды за уничтожение этого государства. Они уже начали праздновать свою колониальную победу. Их дело осталось за малым — дождаться, пока окончательно не остановятся советские станки, производственные линии, и останутся только развалины стен бывших советских промышленных предприятий и заводов. Бывшие специалисты советского производства уже практически все вымерли, железные станки еще работают, но ждать осталось недолго <…> Если мы хотим жить и работать для чего-то более высокого и человеческого, а не скотского, тогда нам нужно менять наших государственных руководителей вместе с их идеологами и их подпевалами в СМИ. Нам нужны наши государственные национальные лидеры и руководители нашего собственного промышленного производства в интересах всего нашего общества, а не в интересах кучки олигархов-мошенников и их приспешников, выжимающих сверхприбыли из недр для их баснословного обогащения и удовлетворения их скотских интересов и потребностей, а также не в интересах западных корпораций и их банков. Если наше общество не будет само искать и ставить перед собой, в своих собственных интересах, общественные и государственные цели и задачи, то желающих поездить на шее нашего народа и желающих присвоить его природные богатства путем расчленения и разрушения его страны и разъединения и порабощения самого народа — таких сил и конкретных людей в мире будет предостаточно — вон сколько их только в самой нашей стране развелось и повылазило изо всех щелей и нор. Никто не будет решать за нас наши собственные задачи и проблемы, никто кроме нас не будет защищать наши собственных интересы». UR странник.

После прочтения и суммирования всех этих откликов я с некоторым удивлением сделал для себя новый вывод: нас, бывших и нынешних инженеров и рабочих российской промышленности, осознающих гибельность последствий «демократической» контрреволюции 1991 г. и с горечью созерцающих постепенное разрушение производственного комплекса страны, оказывается, не так уж и мало. Более того. В очень многих комментариях я увидел — пусть и нечеткое — понимание сущности российского периферийного (т.е. по своему характеру ущербного, зависимого и неспособного к качественному изменению) капиталистического строя и довольно адекватную оценку предательских действий российского правящего класса (клептократической бюрократ-буржуазии), продолжающего методично и безжалостно разворовывать и уничтожать советское промышленное наследие. Пусть не до конца последовательно, не прибегая к классовому анализу обстановки, но эти люди оказались способными понять гибельный характер навязанного нам пути развития.

Таким здравомыслящим инженерам, рабочим и производственникам предстоит лишь усвоить, что никакого другого, «нормального» капитализма в России как стране «третьего мира» создано быть не может — таковы законы функционирования мировой капиталистической системы. Понять, что вырваться из цепей зависимости от Запада, обрекающих нашу страну на дальнейшее загнивание экономики, вымирание населения и возможный территориальный распад, можно лишь при совершении антикапиталистической революции (разумеется, с учетом негативного опыта социальных революций XX века, прежде всего, Октябрьской, но не только).

Наконец, требуется осознать возможность и необходимость радикальных перемен, борьбы за спасение страны и выработки революционной идеологии, способной повести за собой массы.