Под таким необычным архаизированным заголовком один – самый краткий – трактат из "Триад" св. Григория Паламы был напечатан в "Добротолюбии" в русском переводе еп. Феофана Затворника[36]. Перевод сделан с греческого текста, не вполне исправного, изданного в "Филокалии" преп. Никодима Агиорита[37].
Полный текст "Триад", основанный на главных доступных рукописях, был издан нами в 1959 году с переводами на французский язык[38].
Поскольку поводом для написания "Триад" послужила деятельность Варлаама в Фессалониках и Константинополе, их план и содержание всецело определяются развитием спора калабрийского философа с Паламой между 1338 и 1341 годами. Как было сказано выше, первая "Триада" составлена в начале спора. В ней не упоминается имени Варлаама: Палама опровергает взгляды своего противника на основании отрывков из его произведений, получивших лишь частное распространение, и устных сведений о его деятельности. Этим объясняется литературная форма первой "Триады: она состоит из трех вопросов-ответов; причем вопросы обращены к Паламе от лица братьев-монахов, ищущих поддержки против обвинений еще не названных лиц. Составляя эту "Триаду", Григорий ведет с Варлаамом переписку в надежде его переубедить. Ссылки, имеющиеся в "Триадах", дают основание думать, что сама триадическая форма восходит к книгам Варлаама. Он тоже составил три книги против монахов под следующими заголовками:
1. "О человеческом совершенстве и приобретении мудрости".
2. "О молитве".
3. "О знании"[39].
После устных увещеваний и прочтения первой "Триады" Паламы, Варлаам, как уже говорилось, смягчил текст своих книг, но, разумеется, не удовлетворил этим ни Григория, ни других исихастов. Вторая "Триада" направлена именно против этого смягченного, но уже открыто распространяемого текста Варлаама[40]. Она создана по тому же, что и первая, плану, определяемому книгами Варлаама. Получается следующий параллелизм между темами двух первых "Триад":
|
1. Необходимо ли изучение греческой философии для достижения истинного знания Бога? |
1. В чем состоит спасительное знание? |
|
2. О "низведении ума в сердце" и о допустимости психо-соматических приемов в молитве. |
2. О молитве. |
|
3. О Божественном свете как знаке совершенства во Христе. |
3. О Божественном свете и его "нетварности". |
Тематика "Триад" и обстоятельства их составления привели к неизбежным повторениям и параллелизму мыслей и ссылок. Но сравнение стадий развития мысли Паламы позволяет определить контекст его главных богословских прозрений. В ходе спора как Варлаам, так и Палама пытались найти общий язык: Варлаам считал себя специалистом в области "апофатического богословия" и постоянно ссылался на творения Дионисия Ареопагита, который был признанным авторитетом для всех византийских богословов. Калабриец не отрицал идеала мистического совершенства и молитвенного подвига, но настаивал – не без основания – на влияние неоплатонизма и вообще греческой философии на взгляды псевдо-Дионисия. Со своей стороны, Палама не спорил с тем, что в греческой философии можно найти мысли, которыми пользовались отцы Церкви[41], но суть его полемики с Варлаамом заключалось в противоположении христианского знания "эллинской мудрости", в утверждении действия благодати на всего человека (включая его тело), а не только на его "ум", в защите святоотеческого учения об "обожении" человека, происходящем не путем естественного усовершенствования ума, а жизнью "во Христе" и "во Святом Духе", то есть приобщением человека к обоженному, воскресшему, прославленному человечеству Христа. В этом и состоит важность понятия "нетварности" в отношении к тому свету, который исходил из преображенного Тела Спасителя на Фаворской горе и который также является тем, кто приобщается этому Телу в жизни Церкви, особенно в таинстве Евхаристии. Опыт монахов-исихастов, по мысли св. Григория, не есть только опыт отдельных мистиков, а опыт, в принципе доступный всем христианам: опыт знания самого Бога (а не только Его тварных проявлений), усыновление во Христе Самому Богу Отцу и причастие Самому Святому Духу. Таким образом, защита монашеского духовного опыта в писаниях св. Григория Паламы была также защитой самого христианского благовестия, самого православного понимания богообщения.
Это уже вполне догматическое и богословское измерение спора по-настоящему выявилось в тексте "Святогорского томоса" 1340 года, а также в произведении Варлаама "Против мессалиан", открыто обвинявшем Паламу и его сторонников в ереси мессалианства. Варлаам определяет мессалианство как учение, согласно которому, человек через постоянную молитву, может телесным взором созерцать саму сущность Бога. Неважно, действительно ли такое учение существовало у средневековых мессалиан-богомилов, или обвинение в мессалианстве было лишь нарицательной кличкой со стороны Варлаама. Во всяком случае, именно это обвинение требовало от Паламы дальнейшего развития учения об "обожении", т.е. о природе "новой жизни", данной человеку "во Христе" и преображающей всего человека, а не только его душу. Необходимо было также установить различение между сущностью и действиями ("энергиями") Бога, которое допускало бы для человека возможность реально видеть Самого Бога ("нетварный свет") и соблюдало бы Его абсолютную трансцендентность и неприступность Его сущности ("усии").
Третья "Триада" Паламы посвящена именно этим пунктам его системы. Все дальнейшие писания св. Григория, направленные против Акиндина и Никифора Григоры, лишь уточняют смысл учения об обожении и различении между сущностью и энергиями Бога. Основные позиции Паламы по этим вопросам уже ясно выражены в третьей "Триаде".