Резервы мобилизации есть в каждом сознательном члене общества, но их активизация зависит от состояния социальной совести, от готовности перевести личное в масштаб общего. Это фактически главный момент социальной самоорганизации, о котором в наше постсоветское время как-то совсем не принято говорить. Чего вообще можно ждать, если идеологически уничтожается сам механизм социально-психологической мобилизации?! Повсеместное насаждение либерализма прямо ведет к социальному эгоизму – отказу от соучастия в общем деле на основе примата личных интересов. Но это же нарушение базовых условий существования общества в его традиционном понимании! Здесь в первую очередь надо ломать навязываемую парадигму, устанавливая на ее место солидаристские идеологические установки. Резервы социальной самоорганизации не ограничены, и не существует внешних факторов способных подавить данную общественную потребность. Вопрос лишь в воле к мобилизации – в готовности на личном психологическом уровне сделать шаг к необходимой социальной активности.
(по мотивам статьи А.Рогозянского
«Какая власть необходима РОССИИ?»)
Наше время, без сомнения, есть время перемен. Не внемля известной китайской мудрости, а наоборот, дружно подпевая В.Цою, мы сознательно встали на этот путь в начале 80-х и до сих пор не можем вернуться к нормальной жизни. Общественное желание «перемен» было объективным и политически неизбежным, но мало кто представлял его возможные последствия и масштабы. Реформы длятся уже двадцать лет, а конца и края им не видно. Что это значит и где пути возвращения к стабильности – исторической, политической, социальной? Эти вопросы уже выходят за рамки чисто политического или экономического дискурсов и становятся проблемой социальной психологии, т.к. бесконечно пребывать в состоянии «перемен» никакое общество не способно: оно впадает в депрессию и начинает разлагаться. Размывается традиция, общественное самосознание, система социальных связей. Даже опора на религиозное основание в лице православной Церкви, как оказалось, не может компенсировать социальные издержки бесконечной либеральной модернизации – в экономике, политике, культуре, в системах образования, медицины, армии, ЖКХ …и далее везде.
На этом фоне в обществе не может не возникать потребности в стабилизации как в социально-политическом, так и лично-психологическом плане. На определенном этапе это становиться потребностью номер один, невзирая уже на контекст идеологической мотивации. Интересно, что именно данный запрос общества на стабилизацию до небес поднял в свое время рейтинг Путина, провозгласившего «эпоху стабилизации» после революционной ельцинской десятилетки. Однако как оказалось, эта стабилизация была на самом деле лишь «стабилизацией реформ», как закрепление и легитимизация всех достижений либерально-рыночной революции с фактическим санкционированием их дальнейшего победного шествия. Что и стало уже символом очередной эпохи и очередного преемника. Либеральная революция продолжается! И есть подозрение, что на русской почве она вообще не может остановиться, так как слишком многое в «этой стране» надо еще перелопатить, чтобы она хоть как-то стала соответствовать западно-европейским стандартам. Более того, по своему преображающему качеству эта революция, кажется, не имеет зримого цивилизационного предела – она уходит в небытие, в полное исчезновение русской цивилизации как таковой! Поэтому стабилизация в ближайшее время нам не грозит.
Понимание этого обстоятельства на новом уровне опасений начинает всерьез беспокоить российское общество, достигая его самых политически конформистских слоев, набухая внутренним протестом. Дальнейшие перспективы медведевской эпохи, открывающиеся как фантастическая «перезагрузка стабилизации реформ» не могут уже, кажется, вдохновить никого кроме последних невменяемых либералов. Для простых же обывателей, которых абсолютное большинство, и которые ориентированы в первую очередь на параметры жизненной стабильности, обнаружение данной перспективы не вселяет никакого оптимизма. Наоборот, это становится определенным моментом «Х», моментом утраты последней иллюзии, что будто бы во «времена перемен» можно выжить в автономном режиме без участия, так сказать, в самом процессе. Это принципиальный момент социальной психологии, который рано или поздно достигает каждого, заставляя в конечном итоге делать выбор – быть или жертвой (объектом) эпохи перемен, либо ее сознательным социальным участником (субъектом). Из сочетания того и другого и формируется динамика переходного процесса, его цивилизационная направленность и драматургия. Можно даже предположить, что в момент массового освобождения от «последней иллюзии» в эпохе перемен и наступает оздоровляющий перелом (направляющий ее к завершению), когда все общество в своем тотальном большинстве становится сознательным агентом социальной стабильности, выбирая и утверждая новую форму социально-политической конфигурации.
Статья А.Рогозянского «Какая власть необходима РОССИИ?» (1), на мой взгляд, и замечательна помимо прочего именно тем, что непроизвольно и в то же время однозначно фиксирует этот таинственный момент «Х», раскрывая его личную и общественно-социальную психологическую механику. Незаурядный публицистический талант и интеллектуальная честность автора лишь проявляют здесь наиболее принципиальные вещи, выступая в качестве типологического социального феномена, отражающего объективную социальную динамику на базе субъективного поиска стабильности.
Логика этого процесса раскрывается в статье как последовательное освобождение от иллюзий: общественно-политических – на уровне официальной власти, идеологических – в пространстве патриотического сообщества, и психологических – на уровне личного обывательского самосознания. Сразу замечу, что данный диапазон и есть та полнота общественно-патриотического дискурса, где все реалии социально-политического процесса (проекты, идеи и манифесты) проверяются на прочность бытийным критерием обывателя. В идеальном состоянии общества все это должно соответствовать друг другу, но в реальной жизни и тем более в эпоху перемен, наоборот, пребывает в динамическом противостоянии. В этом существо любого социально-революционного перехода. Причем взаимной корректировке в этом процессе подвергается не только политические идеи, но и сама позиция обывателя, переводя его в конечном итоге из статуса наблюдателя в разряд политического деятеля. Только при таком социальном переходе он может рассчитывать в «эпоху перемен» на учет своих интересов. Понимание этого аспекта очень важно именно для православно-патриотического сознания, зачастую страдающего именно пассивностью политического самовыражения как якобы противоречащего смиренному устроению православного духа.
Для раскрытия этого важного социально-психологического момента в политическом самоопределении «обыкновенного обывателя» позволю себе небольшую методологическую аналогию из области природной социальности. Речь идет об особой жизнестойкости семейств пчел, демонстрирующих удивительную способность к самоорганизации при любом уровне внешних и внутренних неурядиц. Поражает готовность пчел к перераспределению социальных функций в зависимости от изменения ситуации в улье. В семействе пчел всегда уйма всякой работы: по поддержанию определенной температуры, строительству сотов, выращиванию молодняка, распределению нектара и т.д., и все пчелки по отношению к этим работам взаимозаменяемы, то есть делают в данный момент именно то, что нужно для всех. Какой «коллективный разум» определяет выполнение именно данной социально-значимой деятельности, остается загадкой, но очевидно лишь то, что всякое новое дело начинается с одной пчелки, с той, которая первой осознала его общественную необходимость. Особенно это поражает в момент защиты улья от непрошенного гостя (скажем, пчеловода), когда сквозь пелену дыма отдельные пчелки не прячутся как абсолютное большинство в глубину гнезда, а наоборот, взлетают и начинают угрожающе жужжать, призывая своих собратьев к жертвенной самозащите, словно только они и понимают масштаб нависшей угрозы. Что это, если не фактор личной социальной психологии как главный элемент социальной мобилизации?
К чему это я? А к тому, что и человеческий социум многофункционален, и его здоровое ядро составляют именно «обыкновенные обыватели» занятые процессом жизненного воспроизводства, где каждый на своем месте – и это главное. Но в моменты исторических перемен происходит перераспределение социальных функций и кому-то лично приходиться брать на себя ответственность нового направления действия, главного на данный момент. Из интегрального сложения этой социальной ответственности и формируется конфигурация перехода. Так каждый из нас всегда пребывает между внутренним и внешним социальным планом: занимается спасением своей души и несет ответственность за спасение Отечества, является внутренним «обыкновенным обывателем» и потенциальным источником внешней гражданской активности. В эпоху стабильности превалирует первое, в эпоху перемен необходимо второе!
Тем и несносна эпоха перемен, что безжалостно ломает наше внутреннее – привычное, уютное, традиционное, и выкидывает нас во внешнее – новое, неустроенное, революционное. Эта безжалостная эпоха не спрашивает нас о нашем желании, она ставит нас перед фактом обрушения социальной стабильности, требуя ее восстановления и гармонизации. Если мы думаем, что это сделает кто-то за нас (президент, депутаты, партии) или «само собой рассосется», то мы жестоко ошибаемся – мы сами лично ответственны за все, что происходит в нашем «улье», и у нас есть все возможности изменить направление негативных процессов к лучшему.
Резервы мобилизации есть в каждом сознательном члене общества, но их активизация зависит от состояния социальной совести, от готовности перевести личное в масштаб общего. Это фактически главный момент социальной самоорганизации, о котором в наше постсоветское время как-то совсем не принято говорить. Чего вообще можно ждать, если идеологически уничтожается сам механизм социально-психологической мобилизации?! Повсеместное насаждение либерализма прямо ведет к социальному эгоизму – отказу от соучастия в общем деле на основе примата личных интересов. Но это же нарушение базовых условий существования общества в его традиционном понимании! Здесь в первую очередь надо ломать навязываемую парадигму, устанавливая на ее место солидаристские идеологические установки. Резервы социальной самоорганизации не ограничены, и не существует внешних факторов способных подавить данную общественную потребность. Вопрос лишь в воле к мобилизации – в готовности на личном психологическом уровне сделать шаг к необходимой социальной активности.
Каждый из нас в социальном плане – универсальная единица, в которую природой заложен весь спектр социальных функций: мы можем быть отцом семейства, тружеником, воином, политиком, аналитиком (…кто из нас не аналитик?) и даже президентом (тот же А.Лукашенко из простых). В стабильное время каждый занимает свое место, но в эпоху потрясений, социальная необходимость взывает к перераспределению функций – труженик должен стать воином, а колхозник политиком. И это не выбор по разнарядке, а глубокий императив социальной совести – «Родина-мать зовет!» Переключение общественного настроя с пассивного на мобилизационный есть сокровенный момент социальной психологии, где каждый за себя решает то, что касается всех; и в историческом плане это есть важнейший показатель духовного здоровья нации, ее наличной воли к жизни.
Кстати, у нас в этом отношении, несмотря на глубочайшую постперестроечную депрессию и деморализующую работу СМИ, еще не все потеряно. Недавние события на Манежной показали сохранность в глубинах русского духа мобилизационного инстинкта: психологический импульс к самозащите в той или иной степени срезонировал в каждой русской душе, откликнувшись всеобщим эхом на незримый призыв к социальной мобилизации. (О чем в частности свидетельствует 90%-ная поддержка участников манежных событий). Это говорит о том, что жизненные силы в нации живы и при переходе через момент «Х» они еще могут стать резервом национально-исторического возрождения.
Напомним, что момент «Х» в нашем понимании связан с освобождением от последних социально-психологических иллюзий общественно-политического и лично-обывательского свойства. Одной из первых и, наверное, самой важной иллюзией в этом ряду являлась надежда на «стабилизацию реформ» под руководством В.Путина, продолжавшая долгое время тешить общественно-патриотическое сознание. Первое достоинство статьи А.Рогозянского в том, что она, следуя элементарной логике непредвзятого анализа, честно расстается с этой иллюзией. Понимание того, что вместо стабилизации на новом этапе модернизации мы получаем «перезагрузку реформ», что в сумме трансформируется в совершенно абсурдную стратегию «перезагрузки стабилизации реформ», вводит в легкий шок обывательское сознание. Это и есть первое обрушение иллюзий.
Рано или поздно оно должно было произойти. Так как в сам алгоритм «реформ» изначально заложено принципиальное системное противоречие, искусно скрываемое от народа. Параметры реформ в начале 90-х изначально задавались не в целях внутренней гармонизации пришедшего в неустойчивое состояние постсоветского общества, а в интересах внешних сил, имевших собственные виды на будущее России. Здесь скрыта тайна «неудавшихся реформ»: фактически это не алгоритм органичной самоорганизации социума на основе внутренних потенциалов развития, а алгоритм трансформации российского общества по лекалам западных сил влияния. И это принципиально разные вещи! Можно под каким угодно соусом стабилизировать, модернизировать или перезагружать эти «реформы», но сам их порочный алгоритм будет всегда вести российское общество только в одну сторону – к потере стабильности, распаду социальных связей, утрате цивилизационной идентичности. То есть к утрате того, чего в первую очередь требует здоровая общественно-государственная самоорганизация.
Вот буквально свежий пример подведения итогов: «Главной проблемой России, возникшей с 1991 года, известный экономист Михаил Хазин считает то, что страна не способна решать проблемы самостоятельно. «Не потому, что не хочет, а просто это невозможно, поясняет он. – Мы перестали быть самодостаточной страной и вынуждены учитывать внешние силы.» (2)
И дело тут не в личности того или иного президента, и даже не в мере его патриотичности, а в порочности самого замкнутого круга, по которому идут реформы. Чем дальше мы заходим в эту ловушку, тем меньше шансов когда-нибудь из нее выбраться. Те же «президентские рокировки», как прошлые, так и будущие, независимо от антуража имеют в этой системе только один смысл – сохранение действующего алгоритма.
Естественно встает вопрос об альтернативе. Для думающей части патриотического сообщества вышеизложенная логика «реформ» давно уже не является откровением и фактически общепризнанна. Значительно более сложные вопросы встают дальше – в попытке осмысления данного положения вещей и разработке альтернативных моделей выхода. И здесь критический пафос А.Рогозянского переходит к анализу второго уровня иллюзий – различных идей и проектов по переустройству России, зреющих в патриотической среде. Надо сказать, анализу достаточно беглому и поверхностному, но в целом интересному. Интересному прежде всего отвлеченной позицией обывателя, которую автор (сознательно или бессознательно?) не декларирует, но которая явно прослеживается во всем строе статьи: «я не белый, я не красный – я в стороне»! Отсюда определенная стройность выводов. В этой обывательской оптике многое упрощается, теряет свой идеологический пафос и гипнотическое патриотическое воздействие. Революции, диктатуры, кибальчиши кажутся досадным недоразумением не в меру разгоряченной реальности. Бурлящий мир общественно-политических страстей замирает и останавливается, обнажая искусственность и утопичность всех без исключения политических идей и прожектов. Все это лишнее. Успокойтесь, как бы взывает автор, все и так очень плохо и поэтому не надо нагружать реальность дополнительной политико-идеологической суетой: «Необходимо не спасательство – панические и нарочитые экстренные меры – но самые незамысловатые теплота и спокойствие. Чтобы русская душа после многих потерь смогла отогреться, поверила и снова захотела жить.»
Хорошее пожелание, кто бы спорил. Только с какого боку его привязать к реальной политике? И кто на скаку остановит горячего коня истории?...
Камнем преткновения для всякого, кто берется судить о путях выхода из нынешней смуты и желаемом будущем для России, является советская эпоха. От того как интерпретируется ее смысл зависит все остальное – политические приоритеты, идеологические ориентиры, исторические перспективы, патриотическая стратегия. Не случайно на РНЛ эта тема является одной из ключевых, подспудно присутствуя в качестве наиболее обсуждаемого духовно-идеологического вопроса. Это хороший показатель, отражающий открытость происходящих здесь патриотических дискуссий. Между тем полноты осмысления этой темы, достойной ее масштабов, пока не наблюдается. Превалируют поверхностные подходы либо огульно отрицательного типа, либо условно положительного, с выделением локальных свидетельств советского величия (индустриализация, победа в ВОВ, полет Гагарина), подогревающих патриотическое чувство, но не касающихся самой сути эпохи в целом. Последнее объясняется известной настороженностью православного сознания по отношению к «богоборческой эпохе», не позволяющей в полную силу обратиться к системному осмыслению ее успехов на фоне всем очевидной либерально-рыночной разрухи. Общее позитивно-психологическое отношение к советской эпохе, поддержанное памятью непосредственного переживания, никак не находит полноценного вербального выражения, входя в противоречие с привычно негативными церковно-православными установками. Справится с этим внутренним духовно-психологическим раздвоением мало кому удается. Поэтому полноценного «единого патриотического концепта относительно российской истории XX столетия» (А.Савельев), крайне необходимого для политической консолидации патриотических сил, пока, к сожалению, нет.
В этом отношении статья А.Рогозянского опять представляет особый интерес, предлагая свой вариант компромиссного для патриотов понимания «советского вопроса». Признавая безусловную грандиозность и величие советской эпохи, автор тем не менее нивелирует ее значение для настоящего тем, что считает ее исключительным всплеском народно-государственной энергетики («абсолютным экстремумом цивилизационного усиления»), который по определению не может повториться еще раз, и тем более подряд, сразу по окончании предыдущего. «В XX веке русские удивили мир. Но именно потому, что мы знаем, как это было, мы знаем и то, что в своём нынешнем положении русские неспособны никого удивить» - пишет автор, подчеркивая полный упадок и депрессивность нынешнего состояния национального духа.
Исчерпанность народно-исторической энергетики, вложенной в энтузиазм советского периода, кажется автору самым убедительным основанием для отклонения всяких попыток его новой практической реабилитации в настоящем: будь то теоретический посыл «православие плюс советский строй» (д.В.Василик) (3), или идеологический концепт «православного социализма» (Н.Сомин, А.Молотков) (4). И это действительно звучит убедительно, если ограничится фактом нисходящего депрессивного этапа нашей истории: всякая мысль о каком-то новом энтузиазме здесь психологически противоестественна. Однако если продолжить заданную трактовку в более динамичной исторической перспективе, то можно придти совсем к иным выводам. «Энергетический всплеск» предыдущей эпохи не может закончится просто ничем (энергия не исчезает!), а пройдя через спад и мнимую (отрицательную) фазу исторической синусоиды, вновь должен выйти на новый уровень реализации. И чем больше амплитуда предыдущего «энергетического всплеска», тем вероятнее повторение последующего. И вот в этой трактовке идеи православного социализма уже не покажутся не имеющими отношения к жизни. Более того, время прохождения мнимой фазы истории и есть необходимое время переформатирования идеи социализма в русле христианского понимания в горниле общественного сознания. Когда начнется фаза подъема эти идеи будут востребованы! А пока да, многим они кажутся никому не нужным и искусственным прожектерством.
Далеко ли фаза подъема? В некотором смысле она уже началась: ее главный признак это наступающий момент «Х» – освобождение от последних иллюзий «мнимой эпохи» как осознанное стремление к ее завершению. По мере отказа от ложных мнимостей настоящего свободное патриотическое сознание само начнет группироваться вокруг восходящих идей и проектов.
Причем идея христианского социализма здесь имеет наибольшие шансы. Так как с одной стороны правду социализма уже не выкинешь из общественного сознания (она стала имманентна русской истории), а с другой само возрождение христианского духа не сможет найти для себя иной достойной социально-экономической опоры кроме как в принципах социализма. Ведь не ожидать же христианского возрождения России на основе идеалов «православного капитализма»? …Впрочем, кто-то именно так все и видит; подменяя, правда, понятие «капитализм» на благозвучное «православное предпринимательство» и уходя тем самым от остроты застарелой идеологической проблемы. Здесь и происходит утеря смыслов, приводящая в итоге к немому оправданию катастрофы 90-х и нынешнего положения дел.
Наиболее откровенно эта тенденция (сброса идеологических смыслов) формулируется в призыве вообще избавиться от всяких «измов», словно этим снимается сама проблема (свежий пример В.Аксючиц) (5). Данный трюк, одним махом нивелирующий до нуля мировую общественную мысль и политическую историю двух последних столетий, не только полностью обессмысливает историю России XX века, но по умолчанию оправдывает и нынешнюю стратегию «либерально-рыночного развития», являющуюся именно капиталистической. Вот оно лукавство эпохи! Отказ называть вещи своими именами скрывает действительную логику происходящего, уводит патриотическую мысль в область политических мечтаний, делает ее беспомощной и бесперспективной .
Между тем, капитализм – это один из фундаментальных принципов «алгоритма трансформации» России в контексте мировой глобализации. Главное противостояние XX века (СССР и США) состояло именно в противостоянии систем – капитализма и социализма – и это объективный факт истории, а не условная терминология марксизма. Одно это говорит о наличии двух качественно разных направлений развития цивилизации, и Советская Россия XX века, будучи преемницей Русской истории, олицетворяла один из них! Недопонимание этого аспекта в современной российской политике сразу наполовину обесценивает любые патриотические начинания и качественно ослабляет само патриотическое движение, лишая его как предметного социально-экономического основания, так и мощнейшей поддержки самой инерции национально-исторического развития. Отсюда и всеобщая утрата направления движения страны, которое, как констатирует В.Расторгуев, «пока не ведомо никому – ни вам, ни мне, ни тем, кто ведет корабль»…
Таким образом, уклонение от понятия «социализм» ведет не просто к идеологическому отмежеванию от «богоборческой эпохи», а к выхолащиванию всех важнейших политологических смыслов – патриотических, исторических, политических, социально-экономических и цивилизационных. А на таких опустошенных наполовину смыслах никакое патриотическое возрождение невозможно.
Как пример – проблема мигрантов. При всей массе патриотической аналитики по событиями на Манежной практически нигде не обсуждается тот лежащий на поверхности факт, что главным механизмом, открывшим шлюзы для неудержимого наплыва в Москву северокавказских и среднеазиатских мигрантов является либеральный капитализм! Бескрайний рынок, власть мамоны, дешевая рабсила, черкизон, коррупция, преступность, наркоторговля и прочее – все здесь, в одном флаконе! Мигранты необходимы капитализму, и капитализм стихия мигрантов. Об этой связи говорил еще В.Зомбарт: «переселенец – носитель духа капитализма». Поэтому в формате стихии «свободного рынка» никакие паллиативные меры Москву не спасут, она будет захвачена «новыми кочевниками».
Чувство инерции, преемственности национальной истории для здоровья патриотического сознания необходимо. Если мы допускаем, что в силу усталости нам хорошо бы остановиться, перевести дух, отогреется после многочисленных потерь, то русская история на нас и закончится. Понимание пассионарной «вспышки» советской эпохи как повода для исторического покоя может иметь только траурную тональность. Если энергия русской цивилизации на этом исчерпана, то восстановить ее уже никто не сможет. Тогда да, ложиться и помирать – пусть придут американцы, китайцы, кочевники и наследуют землю. Тут уж действительно неуместны идеологические изыски, миропроекты, имперские амбиции и претензии на особую историческую миссию.
К сожалению, подобный исторический минимализм все глубже проникает в общественное сознание, словно принимая факт окончательной геополитической капитуляции. Вот уже и Д.Медведев заявил во всеуслышание об отказе России от претензий на статус сверхдержавы и какой-то особый путь развития. Видите ли, именно потому, что «все это приводит, как правило, к краху государства. Судьба СССР была связана именно с этими иллюзиями, иллюзиями о том, что Советский Союз настолько богат, самодостаточен и независим, что может развиваться по какому-то отдельному сценарию. Не вышло.» (6) …Увы, каждый примеряет костюм истории по своему росту.
Причем, эта позиция Медведева очевидным образом перекликается с позицией нашего автора, что само по себе симптоматично. Историческая капитуляция и отказ от мобилизационной стратегии на властном уровне поддержаны позицией объективного обывателя – круг замкнулся. Дальше истории нет…
Есть лишь остаток охлажденной исторической реальности в ее наличном состоянии, которому противопоказаны усилие, мобилизация и развитие, где уже «смыслы национального бытия приходится формулировать в иных аспектах и срезах». И автору кажется, что это возможно: «России не нужны: реформы, перезагрузки, диктаторы, революции, кибальчиши и идеологические изыски. России нужна остановка реформы и нормальная русофильская власть. Та власть, которая будет любить страну и русский народ такими, какие они есть, в имеющемся наличном состоянии. Необходимо не спасательство - панические и нарочитые экстренные меры - но самые незамысловатые теплота и спокойствие. Чтобы русская душа после многих потерь смогла отогреться, поверила и снова захотела жить.»
…Но, увы, это не вывод объективного аналитика, а лишь справедливое требование обыкновенного обывателя, которое, при всей его внутренней психологической правде, к сожалению, абсолютно невыполнимо в эпоху перемен.
В стратегическом же плане оно губительно. Установка на минимизацию перспектив: ограничение мобилизационного диапазона, опасения дальнейших исторических и социально-политических перегрузок, подчеркивание депрессивности и усталости народного духа носит однозначно пораженческий характер как в социально-психологическом, так и в цивилизационном плане. Обывательское желание оставить все как есть, не напрягая ни себя, ни народ на национальную мобилизацию, граничит с отказом от истории, словно в ней можно взять таймаут или отойти в сторону. Но это очередная иллюзия – последняя иллюзия инфантильно-патриотического сознания, ищущего уклониться от ответственности нового исторического усилия.
Как пишет в комментариях В.Семенко: «Отказавшись от развивающейся империи, от восходящего развития, от миропроекта, остановиться уже нельзя – пока не упадем в пропасть. Значит: либо скатывание в полную дикость и архаику, либо надо снова запустить нашу христианскую историю на новых началах... История – не может не иметь восходящего вектора! Либо все выше, либо в пропасть, на свалку истории!»
Такова жесткая реальность этого мира: историю делает тот, кто в ней участвует. Поэтому в нашей критической ситуации должны быть включены все мобилизационные факторы национально-исторической самоорганизации: духовные, психологические, социальные, политические, идеологические.
Поэтому: нужны и необходимы идеологические изыски для восстановления единства национального самосознания и чувства исторической перспективы; нужны и необходимы мобилизационные проекты для преодоления инерции исторического падения; нужна и необходима национальная диктатура для обуздания многочисленных проявлений смуты; нужен и необходим политический демонтаж «алгоритма трансформации» для перехода к подлинной национальной самоорганизации; нужны и необходимы протестные движения масс для смещения компрадорской элиты; нужна и необходима личная социально-психологическая активация для участия в завершении эпохи «реформ»; и наконец, нужна и необходима сильнейшая вера и Божья помощь для преодоления всех этих преград нового русского Возрождения.
Когда все это будет включено, «эпоха перемен» начнет неудержимо сворачиваться, собирая разбросанные камни русской истории для строительства ее нового более крепкого и прекрасного здания. Тогда только и появится та «нормальная русофильская власть», которая будет любить страну и русский народ не только «такими, какие они есть, в наличном состоянии», но и в том, к которому они призваны всей русской христианской историей.
--------------
…P.s.
В заключении должен заметить, что с Андреем Рогозянским мы лично близко знакомы. Надеюсь, Андрей простит мне использование его персоны в качестве «типологического социального феномена». Слишком уж важные аспекты современного православно-патриотического самосознания скрываются за обсуждаемыми вопросами.
Ссылки:
1. А.Рогозянский «Какая власть необходима РОССИИ?»
http://www.ruskline.ru/analitika/2010/12/17/kakaya_vlast_neobhodima_rossii/
2. Михаил Хазин
http://www.ruskline.ru/news_rl/2010/12/22/mihail_hazin_uroven_zhizni_naseleniya_budet_padat/
3. д.В.Василик «Православие плюс советский строй»
http://www.ruskline.ru/news_rl/2010/11/13/pravoslavie_plyus_sovetskij_stroj/
4. Н.Сомин «Православный социализм как будущее России»
5. В.Аксючиц
http://www.ruskline.ru/analitika/2010/12/25/ya_russkij/#comments
6. Д.Медведев