2009-2 Изучение Китая в РФ

2009 

01.05.2009 Понимание цивилизованности и варварства в мировоззрении Древнего Китая: доконфуцианская и конфуцианская модели человека и мира. Добрицкая Е.М.

Отечественными исследователями напрямую не ставилось задачи сопоставить систему признаков «варварской» и «цивилизованной» природы в доконфуцианском и конфуцианском восприятии, а также проследить трансформацию китаецентристской графической модели мира, суть которой выражается посредством сочетания «тянъ юань ди фан» («круг неба, квадрат земли»). В связи с этим мы должны восполнить данный пробел и формулируем проблему следующим образом: каковы различия в понимании признаков варварской природы, а также в графическом восприятии мира до и у Конфуция? Настоящая работа исходит из того, что внешний мир и по сей день воспринимается китайцами сквозь призму этноцентристской концепции. Но каковы истоки этой концепции, в чем заключалась древнекитайская традиция графического осмысления окружающего мира и как изменилось восприятие универсума к приходу и с приходом Конфуция на историческую сцену? Каков был образ «китайца» и «варвара», запечатленный в древнекитайских философских трудах, и что нового привнес Конфуций в понимание «китайской» и «варварской» «природы»?

Идея китаецентризма зародилась в доконфуцианскую эпоху и трансформировалась у Конфуция в идею этноцентризма.

01.04.2009 Мавзолей Цинь Шихуанди как комплексный археологический памятник. Хачатурян О.А.

Исследование мавзолея Цинь Шихуанди, проведенное с позиций комплексного учета всей совокупности сделанных находок и сопоставительного анализа с другими памятниками (как в синхронном, так и в диахронном аспектах), позволяет проследить формирование локальной культуры в рамках общей культурной традиции, показать механизмы этого формирования и выделить факторы, определившие особое место циньской субкультуры в развитии древнекитайской цивилизации. Исключительный по своему источниковому богатству мавзолей Цинь Шихуанди дает возможность такого анализа, однако для этого он сам должен быть рассмотрен как единый археологический комплекс. 

Территория изучаемого памятника составляет всего около 60 кв. км в рамках уезда Линьтун провинции Шэньси, именно там были получены основные материалы, аккумулировавшие достижения древнекитайской цивилизации того времени. Территориальные рамки исследования в целом, потребовавшего широкого привлечения многочисленных сопоставительных материалов, распространяются на весь ареал чжоуского конгломерата государств, занимавшего большую часть территории материкового Китая, с особым вниманием к циньскому домену в рамках современных провинций Шэньси и Ганьсу. Проводились также аналогии с культурами сопредельных регионов Центральной Азии.

Хронологические рамки проведенного исследования не ограничиваются периодом строительства мавзолея или существования Циньской империи (221 - 207 гг. до н. э.). Для изучения памятника в исторической перспективе привлекались данные со времен создания 7 государства Цинь (первая половина IX в. до н. э.) и до периода правления первых императоров династии Западная Хань (II - начало I вв. до н. э.), при которых активно усваивался и переосмыслялся циньский опыт во всех сферах деятельности (политика и идеология, военное дело, погребальный обряд и т. д.). 

Впервые в отечественной востоковедной литературе детально представлен процесс формирования циньской локальной культуры и ее синтетический характер, тесная связь с прототибетскими и другими кочевыми племенами. В оборот отечественной науки вводится большой объем новых данных по материальной культуре Китая в рамках большей части I тыс. до н. э. (с учетом ранних циньских памятников) для использования в последующих археологических и востоковедных работах по смежной тематике.

Многочисленные ошибки в средствах массовой информации постоянно тиражируются, создавая неверное представление о памятнике и эпохе в целом. Поэтому привлечение аутентичных археологических источников позволит также развенчать ряд мифов, которые утвердились не только в популярных статьях и фильмах (например, стремена у циньской кавалерии), но и в солидных научных изданиях  Например, не только широкая публика, но и некоторые ученые практически полностью отождествляют «загробную армию» с гробницей Цинь Шихуанди, забывая о том, что сама гробница еще не раскапывалась.

Как империя, Цинь просуществовала всего около полутора десятка лет, но именно она заложила прочную основу для возникшей на ее развалинах империи Хань не только в социально-экономической, административно-политической и, отчасти, идеологической, но и в культурной сферах. Династия Цинь занимает одно из ключевых мест в древней истории Китая, поскольку ей удалось впервые завоевать и объединить разрозненные враждующие царства в единую мощную державу.

28.07.2018 В 1851–1854 годах только во Владимиро-Суздальской земле было раскопано и УНИЧТОЖЕНО СЕМЬ ТЫСЯЧ СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ курганов. А.С. Спицын

Вместо послесловия к работе Мавзолей Цинь Шихуанди как комплексный археологический памятник

 

 

01.05.2009 Понимание цивилизованности и варварства в мировоззрении Древнего Китая: доконфуцианская и конфуцианская модели человека и мира. 

Год: 2009

Автор научной работы: Добрицкая, Екатерина Михайловна

Ученая cтепень: кандидата философских наук

Место защиты диссертации: Томск

Код cпециальности ВАК: 24.00.01  - теория и история культуры

Работа выполнена на кафедре культурологии и социальной коммуникации гуманитарного факультета ГОУ ВПО «Томский политехнический университет»

Научный руководитель: доктор философских наук, профессор Сычева Светлана Георгиевна

Официальные оппоненты: доктор филолософских наук, профессор Суслова Татьяна Ивановна

кандидат философских наук, доцент Свистунов Валерий Николаевич

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Новосибирский государственный университет»

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат философских наук, доцент В.Е. Буденкова

 

Оглавление научной работы

автор диссертации — кандидата философских наук Добрицкая, Екатерина Михайловна

Введение.

1. Доконфуцианские представления китайцев о мире: истоки идеи этноцентризма.

1.1. Признаки варварства в древнекитайской философии до

Конфуция. «Природа» китайцев и «природа» варваров.

1.2. Графическая модель универсума в доконфуцианской философии: особенности концепции «тянь юань ди фан» и значений древних самоназваний Китая.

2. Этноцентристская концепция в философии Конфуция.

2.1. Философские категории Конфуция как признаки «цивилизованного этноса».

2.2. Традиции и новаторство в графической модели универсума: трансформация концепции «тянь юань ди фан» и смыслов самоназваний Китая.

 

Введение диссертации

2009 год, автореферат по культурологии, Добрицкая, Екатерина Михайловна

Введение к работе

Актуальность исследования. В современном мире тенденция к глобализации тотальна и неоспорима, и изолированное развитие культур вряд ли возможно.

Сейчас усиливается интерес многих государств к Китаю. Это связано со стремительными темпами развития Срединной империи и непрерывно возрастающей ролью этой страны в мировых процессах.

Однако традиционный европейский подход, основанный на идее культурного диалога - взаимодействия, взаимовлияния и взаимообогащения культур -оказывается нежизнеспособным при попытке наладить эффективную коммуникацию с носителями китайской культуры.

В чем причина? Ответ на этот вопрос предполагает обращение к глубинным слоям китайской культуры; исследование традиционного китайского взгляда на внешний мир и населяющие его народы.

Исследование этих взглядов зачастую соотносится с анализом этноцентристской концепции Конфуция, задавшей направление дальнейшего восприятия китайцами других народов. Соглашаясь с определяющей ролью взглядов Конфуция на внешний мир и в нынешнем китайском менталитете, а также влиянием этих взглядов на линию внешней политики императорского Китая, данное исследование все же предлагает расширить рамки исследования феномена китаецентризма и проанализировать развитие китаецентристских представлений в динамике: от доконфуцианского мировоззрения к конфуцианскому.

Исследование истоков и реконструирование генезиса этноцентристской концепции Конфуция предполагает комплексный анализ зафиксированных в древнекитайских философских текстах представлений о происхождении сущего, мироустройстве, роли Шанди (Верховного владыки), Неба, Сына Неба в универсуме, а также воссоздание модели человека и модели мира в доконфуцианском и конфуцианском представлении.

Актуальность обращения к истокам китайского этноцентризма обусловлена тем, что он и по сей день формирует отношение к иностранцам в рамках национального менталитета.

Степень разработанности проблемы: источники исследования. Круг источников для настоящей работы определяет междисциплинарный подход, предполагаемый обращением к заданной теме. Это комплекс литературы, включающий древнекитайские философские и исторические труды, а также работы

современных авторов в области философии, культурологии, истории, этнологии. Выделим основные группы источников, к которым обратился автор.

Первую группу исследованных источников составляют оригинальные труды на древнекитайском книжном языке - вэнъяне. Обращение к оригинальным текстам «Ши цзи», «Шу цзина» («Шан шу»), «Лунь юя», а также фрагментам текстов «Шэньи цзина», «Куо дичжи», «Эръя» было продиктовано попытками понимания истинного смысла древнекитайских текстов, перевод которых на разговорный китайский язык - байхуа - подобен трансляции этих текстов на другие языки.

Бесспорно, постижение древнекитайских философских текстов невозможно без обращения к комментаторской традиции, поэтому настоящее исследование обращается к мнениям таких признанных комментаторов, как Кун Аньго, Чжэн Сюань, Ма Жун, Ду Юй, Сюй Гуан.

Свой вариант интерпретации древнекитайских текстов автор дает в сопоставлении с переводами таких признанных отечественных востоковедов, как А.С. Мартынов, Л.С. Переломов, А.Е. Лукьянов, Л.С. Васильев, В.П. Васильев, В.А. Кривцов, П.С. Попов, И.И. Семененко, С. Кучера. Настоящая работа обращается также к переводам И.С. Лисевича, Р.В. Вяткина, В.М. Алексеева, В.Г. Бурова. В качестве примера перевода древнекитайских текстов на байхуа используется интерпретация У Шупина.

Воспроизводя образ жизни «варварских племен» в представлении древних китайцев, автор, помимо текстов «Ши цзи» с комментариями, «Шу цзина», «Лунь юя», «Ли цзи», опирался на работы Х.Г. Крила; М.В. Крюкова, М.В. Софронова, Н.Н. Чебоксарова; Л.С. Переломова; В.В. Малявина; реконструируя особенности жизненного уклада предков китайцев в древности - на выводы Л.С. Васильева и А.И. Кобзева, В.В. Малявина, А.С. Мартынова, А.А. Маслова, Л.С. Переломова.

Анализируя роль основных конфуцианских категорий в жизни китайского общества, автор обращается к работам Л.С. Переломова, А.С. Мартынова, А.А. Маслова, Л.С. Васильева, В.М. Алексеева, а также выводам A.M. Карапетьянца, Ян Боцзюня, Н.И. Конрада, B.C. Колоколова, Х.Г. Крила.

Необходимостью реконструировать изначальный смысл самоназваний Китая продиктовано обращение авторов не только к оригинальному тексту «Ши цзи» с комментариями и переводу У Шупина, но также к работам М.В. Крюкова, В.А. Рубина, Л.С. Переломова, Л.С. Васильева, А.П. Девятова, В.В. Малявина, А.А. Горелова, А.С. Мартынова, Р. фон Плэнкнера, Чжоу Кэчжэна, Чэн Жунвэня; выводам Е.П. Спицына, И.С. Лисевича, К.М. Линдуф и др.

Необходимость исследования китайских этноконсолидационных процессов определила наше обращение к работам МБ. Крюкова, МБ. Софронова, Н.Н. Чебоксарова; Л.С. Переломова, Л.С. Васильева и др., а также к исследованиям А.П. Садохина, Ю.И. Семенова, ЮБ. Ивановой.

Доконфуцианскую модель универсума, реконструируемую нами на основании текста «Ши цзи» и комментариев к нему, автор соотносит с графическими моделями земли, предлагаемыми в исследованиях Н.Я. Бичурина, МБ. Крюкова, Л.С. Переломова, Л.С. Васильева, А. Девятова, Е.М. Зиновьевой, обращаясь также к трудам Л.И. Думана, КБ. Васильева, И. Ф. Поповой и А.А. Бокщанина, Ю.Л. Говорова, М.Е. Кравцовой и др.

Что же касается реконструкции модели земли в китайском восприятии, начиная с эпохи Чунцю, то, помимо текста «Ли цзи», автор опирается на работы МБ. Крюкова, Л.С. Переломова, Л.С. Васильева, А.П. Девятова. «Образу "варвара"» в китайской культуре посвящена работа И.Н. Ионова .

Кроме того, в настоящей работе широко задействованы труды по истории Китая таких авторов, как КБ. Васильев, Л.С. Васильев, З.Г. Лапина, АБ. Меликсетов, А.А. Писарев, С.Л. Тихвинский и др.

Стоит заметить, что, несмотря на бытующее в китайском менталитете и приводимое синологами мнение о том, что суть древнекитайской графической модели мира выражается посредством сочетания «тянъ юань ди фан» («круг неба, квадрат земли»), за редким исключением , в теоретической литературе нам не приходилось встречать детального рассмотрения данной модели и рассуждений о трансформации данной модели в философии Конфуция. Чаще исследователями ставилась задача проанализировать графическую модель земли в древнекитайском представлении, однако о соотношении земли и неба в подобной модели говорится редко (см. также у В.В. Малявина ).

В теоретической литературе нам также не приходилось встречать, за некоторыми исключениями , и поставленной задачи определить термин «природа» («народа» или этноса) и проследить эволюцию содержания данного понятия.

¹ Ионов И. Н. Стратегии формирования образа «варвара» в древнегреческой и китайской культурах (сравнительный
анализ) // Межкультурный диалог в историческом контексте : тез. конф. Москва, 30-31 сент. 2003 г. М., 2003. URL:
(дата обращения: 10.01.2009).

² Прохорова Н. В. Китайские традиционные представления о пространстве в современной геополитике // Общество и
государство в Китае : 36-я науч. конф. : к 70-летию А. А. Бокщанина. Москва, 2006. М., 2006.

С. 180-186.

³ Малявин В. В. Китайская цивилизация. М., 2001. С. 324.

⁴ Переломов Л. С. Конфуцианство и легизм в политической истории Китая. М., 1981. С. 136.

Проведя анализ источников по заявленной теме, мы пришли к выводу, что отечественными исследователями напрямую не ставилось задачи сопоставить систему признаков «варварской» и «цивилизованной» природы в доконфуцианском и конфуцианском восприятии, а также проследить трансформацию китаецентристской графической модели мира, суть которой выражается посредством сочетания «тянъ юань ди фан» («круг неба, квадрат земли»). В связи с этим мы должны восполнить данный пробел и формулируем проблему следующим образом: каковы различия в понимании признаков варварской природы, а также в графическом восприятии мира до и у Конфуция?

Настоящая работа исходит из того, что внешний мир и по сей день воспринимается китайцами сквозь призму этноцентристской концепции. Но каковы истоки этой концепции, в чем заключалась древнекитайская традиция графического осмысления окружающего мира и как изменилось восприятие универсума к приходу и с приходом Конфуция на историческую сцену? Каков был образ «китайца» и «варвара», запечатленный в древнекитайских философских трудах, и что нового привнес Конфуций в понимание «китайской» и «варварской» «природы»?

Что касается первого вопроса, то имеется литература, описывающая как представления китайцев о мире до времени Конфуция, так и после эпохи Чунцю (эпоха «Весны и осени», VIII-V вв. до н. э.). В данной работе мы рассматриваем эти представления в динамике, предлагая свой вариант графической модели мира в древнекитайском мировоззрении, реконструированный нами на основе текстов «Ши цзи» (и комментариев к этому тексту), «Ли цзи» и др. Что же касается вопроса о признаках цивилизованности и варварства в древнекитайском менталитете, то в исследованной теоретической литературе нам не приходилось встречать опыта сопоставления системы признаков цивилизованной и варварской «природы» в доконфуцианском и конфуцианском мировоззрении. Поэтому мы выделили систему признаков «варварства» в доконфуцианских трудах и сопоставили ее с критериями «цивилизованной природы» в учении Конфуция.

Цель и задачи исследования. Исходя из сформулированной проблемы, была определена и цель исследования: выявить структуру разграничения между цивилизованностью и варварством в графической модели мира до Конфуция и в конфуцианстве.

Для достижения поставленной цели авторами были сформулированы следующие задачи: 

• выявить систему признаков «варварства» на доконфуцианском этапе; 

• выявить систему признаков «цивилизованной природы»хуа ся в доктрине Конфуция; сопоставить ее с доконфуцианской системой признаков;
• предложить вариант графической модели мира, актуальный для доконфуцианской философии;
• наконец, выделить традиции и новаторство в конфуцианской графической модели мира.

Объектом данного диссертационного исследования является понимание цивилизованности и варварства в древнекитайском менталитете.

Предметную область составляют модель человека и модель мира в доконфуцианской философии и учении Конфуция.

Методологические основания диссертационного исследования.

• Специфика поставленной проблемы определила один из методов настоящего исследования: компаративистский метод. Он позволяет рассмотреть обозначенный объект в этнопсихологическом и историко-культурном контекстах и сравнить их между собой. 

• Автором также применяетсяпринцип историзма, в настоящем исследовании предполагающий изучение основных составляющих этноцентристской концепции Конфуция, рассмотрение генезиса этой концепции в китайской философии до Конфуция и обозначение роли конфуцианской внешнеполитической концепции в менталитете китайской культуры в дальнейшем. 

• Герменевтический метод, применяемый в настоящей работе, актуален в связи с необходимостью истолкования первоначального смысла древнекитайских философских текстов как с точки зрения самой древности, так и с позиции современного наблюдателя. 

• Настоящая работа использует и аксиологический подход, который дает нам возможность представить определенные формы культуры в качестве ценностей, создаваемых и существующих в этой культуре, выступающих нравственными, деятельностными и др. ориентирами носителя этой культуры. 

Научная новизна диссертационного исследования. Автором диссертационного исследования впервые получены следующие результаты:

• сформулированы основные признаки «варварства» в китайском доконфуцианском мировоззрении;
• исследована в динамике - от доконфуцианского этапа к учению Конфуция - графическая модель мира в мировоззрении Древнего Китая;
• проанализированы изменения в смысле понятий«Тянъся», «Чжунго», «Цзю чжоу» в учении Конфуция.

Научная новизна диссертационного исследования отражена в основных положениях, выносимых на защиту: 

• термином «природа» (народности или нации) в китайской философии обозначается априори заданная совокупность признаков, присущих каждой народности или этнической общности и определяющая ее своеобразие; 

• доконфуцианская философия выделялавнешние признаки отличия китайцев от варваров: внешний облик, пища, жизненный уклад, контакт со сферой сакрального посредством ритуала, «пять человеческих качеств». Конфуций в качестве отличительных признаков «природы» китайцев выделилвнутренние -духовные потенции личности:жэнъ, дэ, ли и др.;
• смысл китаецентристской концепции«тянъ юань ди фан» применительно к доконфуцианскому этапу следует понимать как «квадраты земли, вписанные в круг неба». Содержание этноцентристской модели мира у Конфуция выражается посредством сочетания «круг неба, вписанный в квадрат земли»;
• понимание«Тянъся» («Поднебесной») как «мира» пришло из доконфуцианских представлений, как «Китая» - сформировалось в эпоху Чунцю (VIII-V вв. до н. э.);
• о феномене китаецентризма можно говорить, характеризуя любой этап китайского культурогенеза, о феномене китайского этноцентризма - только характеризуя период, начиная с эпохи Чунцю.

Апробация результатов исследования. Материалы диссертационного исследования неоднократно обсуждались на научных семинарах кафедры культурологии и социальной коммуникации. Автор выступал с сообщениями на конференциях «Актуальные проблемы гуманитарных наук» (Томск, ТПУ, 2006 г.), «Актуальные проблемы гуманитарных наук» (Томск, ТПУ, 2007 г.). Результаты исследования отражены в шести научных публикациях. Диссертация была представлена на заседании кафедры культурологии и социальной коммуникации. Автор исследования проходил двухгодичную стажировку в Цзилиньском университете (КНР), по итогам которой предоставил письменный отчет; в настоящее время работает переводчиком в Управлении международного сотрудничества ТПУ.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Для понимания зафиксированного в национальном менталитете китайского взгляда на внешний мир показателен анализ именно доктрины Конфуция, окончательно задавшей направление этому взгляду. Рассмотрение же традиционного и привнесенного Конфуцием в концепцию эгоцентризма позволяет преодолеть узость понимания китаецентристской системы как «восходящей к Конфуцию»; проследить ее истоки и трансформацию в учении Совершенномудрого.

Данные диссертационного исследования могут быть использованы как материалы для учебных курсов по истории китайской философии, культурологии, а также при разработке спецкурсов «Доконфуцианские представления китайцев о мире», «Философия Конфуция», «Генезис идеи этноцентризма в китайской культуре». С этими же целями могут быть использованы выполненные автором переводы из «Ши цзи» с комментариями, «Шу цзина», «Лунь юя», «Эръя», «Куо дичжи», «Шеньи цзина».

Структура работы. Настоящее диссертационное исследование состоит из введения, двух глав (разбитых на четыре параграфа), заключения и списка литературы. Первая глава посвящена доконфуцианским представлениям о мире: в первом параграфе исследуются представления предков хуа ся об особенностях своей «природы» и «природы варваров», во втором реконструируется доконфуцианская графическая модель мира. Во второй главе отражены внешнеполитические взгляды Конфуция: в первом параграфе - на «природу» хуа ся и варваров; во втором - на Китай и внешний мир.

 

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении формулируется проблема диссертационного исследования, обосновывается его актуальность. Проводится анализ круга источников, определенного поставленной проблемой. Ставятся цель и задачи, излагаются основные положения и результаты диссертационного исследования. Определяется методологическая база исследования, обосновывается его теоретическая и практическая значимость.

В первой главе «Доконфуцианские представления китайцев о мире: истоки идеи этноцентризма» исследуются истоки и предпосылки формирования этноцентристской концепции в культуре Древнего Китая: на основании древнекитайских философских текстов реконструются представления предков хуа ся о мире и населяющих его народах.

Исследованная нами теоретическая литература по синологии интерпретирует феномен китаецентризма в статике: как издавна сложившийся и функционирующий в китайской культуре. В настоящей работе предпринята попытка рассмотрения этого явления в динамике: исследуется трансформация не только китаецентристской графической модели мира, но и системы признаков варварства и цивилизованности в китайской культуре, а также смыслов терминов «Тянься», «Чжунго», «Цзиу чжоу» - понятий, которые в теоретической литературе чаще однозначно трактуются как «древние самоназвания Китая».

В параграфе 1.1. «Признаки варварства в древнекитайской философии до Конфуция. "Природа" китайцев и "природа" варваров» автор реконструирует модель «варвара» в китайском доконфуцианском мировоззрении. Идея эгоцентризма не была изобретением только китайского этноса. Отличительными же чертами этноцентризма в его китайском варианте выступают его функционирование в качестве основополагающего принципа внешней политики на протяжении всей истории императорского Китая и сохренение чувства этнического превосходства в национальном менталитете по сей день. Среди особенностей внешнеполитических взглядов предков хуа ся в эпоху Шан - Инь Л.С. Переломов называет отсутствие еще четкого противопоставления «мы - они» («китайцы - варвары») и восприятие фигуры Сына Неба (а не Китая как политического института или хуа ся как этнической общности) в качестве центра мира.

Пренебрежительное отношение к варварам как к «полулюдям-полузверям» нашло свое отражение в китайской иеролифике. Автором проводится анализ знаков китайского письма, служащих для обозначения «варварских родов» («н», «дм», «мань», «,жую>), в качестве ключа' в которых используются знаки «собака» и «червь». Акцентируется и тот момент, что помимо значения «варвар» эти иероглифы несут значения «дикий, грубый, необузданный, вульгарный»; «безрассудно, без определенного порядка» - «мань» или «оружие; войска» - «жун». (Последний факт, очевидно, связан с тем, что основная часть военных столкновений в древности проходила именно с жунами). Замечается, однако, что на доконфуцианском этапе каждое из названий варварских родов не было связано с определенной стороной света.

В основе зарождавшихся представлений предков китайцев о своей «избранности» лежало восприятие ими уникальности своей «природы». 

1 Ключ - часть иероглифа (обычно левая), несущая смысловую нагрузку.

 

Понятие «природа» в настоящем исследовании интерпретируется как априори заданная совокупность признаков, присущая каждой народности или этнической общности и определяющая ее своеобразие, как уже было отмечено нами в «Основных положениях, выносимых на защиту». Выделяется система признаков «варварской природы» в доконфуцианском мировоззрении:

1) употребление животной пищи;

2) «дикий» внешний облик;

3) «стадный» жизненный уклад;

4) примитивный ритуал или его отсутствие;

5) отсутствие «пяти человеческих качеств» (почтительного поведения, зрения, слуха, речи, мыслительных способностей).

Главным материалом исследования в данном случае стали тексты «Ши цзи» и «Шу цзина», а также комментарии к «Ши цзи» и фрагменты из «Куо дичжи» и «Эръя». Кроме того, использованы переводы «Ши цзи» и «Шан шу» на байхуа (китайский разговорный язык) и русский язык. Делается вывод о том, что доконфуцианская философия выделяла внешние признаки отличия китайцев от варваров. При этом цивилизация (то есть китаизация) варваров осмыслялась в доконфуцианских трудах как искоренение выделенных нами выше признаков. Как отмечает в своем комментарии к «Ши цзи» Сюй Гуан, цивилизация варваров есть изменение их облика, одежды; приобщение их к китайским обычаям.

После реконструкции модели цивилизованного человека в доконфуцианской философии, для отображения полноты взгляда предков китайцев на универсум, необходимо воссоздать и структуру окружающего мира, в которую были вписаны образы «цивилизованного хуа ся» и «дикого варвара».

Параграф 1.2. «Графическая модель универсума в доконфуцианской философии: особенности концепции «тянь юань ди фан» и значений древних самоназваний Китая» посвящен реконструированию графической модели мира в доконфуцианском мировоззрении.

Словосочетание «тянь юань ди фан», отражающее смысл древнекитайской модели мира, дословно переводится на русский язык как «круг неба, квадрат земли». Это оставляет исследователям определенное поле для размышления о соотношении круга и квадрата в подобной графической системе. Стремясь упорядочить противоречащие мнения о том, что мир традиционно представлялся китайцу как «квадрат земли, вписанный в круг неба», либо, наоборот: «круг неба, вписанный в земной квадрат», автор предлагает рассматривать китайскую модель мироустройства в динамике: «квадрат земли, вписанный в круг неба» - в доконфуцианской философии, «круг неба, вписанный в квадрат землю> — в конфуцианстве. С этой целью исследуются тексты первых цзюаней «Ши цзи»: «Записок пяти императоров», «Записок династии Ся», «Записок династии Инь», «Записок династии Чжоу» - с комментариями, а также конфуцианские тексты («Лунь юй», «Ли цзи»).

Чаще в литературе для описания феномена китайского эгоцентризма используется термин «этноцентризм». Это понятие - «этноцентризм» - мы считаем верным применять только при характеристике внеполитических взглядов Конфуция, поскольку складывание китайского этноса происходит к эпохе Чунцю. Однако на протяжении всей истории китайской культуры остается актуальным понятие «китаецентризм», поскольку, как будет детально показано ниже, центр мира в китайском представлении всегда соотносился со Срединным царством (Чжунго). А это понятие переводится на русский язык как «Китай».

Выделяются следующие предпосылки складывания китаецентристской концепции:

1) представления о мироустроительной роли вана, основанные на культе Шанди, а в дальнейшем - Неба и теории «Небесного мандата»;

2) пятичленное (центр и четыре стороны) пространственное восприятие.

Настоящее исследование приходит и к тому заключению, что мифический предок китайцев - Хуан Ди - воспринимался как родоначальник не только хуа ся, но и всего человеческого рода, включая варваров. В «Куо дичжи» (танском труде по географии) и «Шэньи цзине» («Книге сказок») рассказывается о четырех «диких» потомках Пяти императоров с «ущербными» личностными качествами, которые были высланы из Срединного царства на «четыре окраины».

В целом, реконструированная автором доконфуцианская модель мира выглядит следующим образом. Земля есть система расходящихся от центра квадратов, центральный из которых - земли, подвластные непосредственно вану - носят название Чжунго (Срединное царство) или Тяньцзы чжи го (Государство Сына Неба). Далее от центра квадраты именуются соответстсвенно: окрестные земли - дяньфу, владения чжухоу (удельных князей) - хоуфу, умиротворяемые [ваном] земли (или повинующиеся [вану] земли) - суйфу или биньфу, завоеванные ваном земли - яофу, пустынные земли - хуанфу. За пустынными землями простирались зыбучие пески — лиуша. Собственно шан-иньские и чжоуские земли, располагавшиеся в пределах дяньфу, хоуфу, суйфу я яофу были разделены на девять областей {цзиу чжоу): И чжоу, Янь чжоу, Цин чжоу, Сюй чжоу, Ян чжоу, Цзин чжоу, Юй чжоу, Ляп чжоу, Юн чжоу. Пустынные земли были населены варварами и высланными преступниками, которыми эта высылка заменяла наказание. С тяжестью преступления увеличивалась и удаленность места ссылки от центра.

Однако варвары (как и сосланные преступники) населяли и яофу («дикари» упоминаются, например, в описании И чжоу, Сюй чжоу, Ян чжоу, Юн чжоу). Этот факт представляется доказательством не до конца оформившейся еще этноцентристской модели мира, в которой граница между землями китайцев и варваров будет четко очерчена. В доконфуцианской же графической модели мира и китайцы, и варвары населяли единую Поднебесную - землю. Подтверждением этому является существовавшая с глубокой древности система даннических связей. Сыма Цянь в «Записках династии Ся» приводит описание дани, преподносимой вану жителями каждой из девяти областей. Что примечательно, такая система обложения данью не делала большого разграничения по признаку «китаец-варвар». Вид приносимой ко двору дани определялся только географическим критерием - местностью, в которой проживали подданные.

Автор также приходит к выводу о том, что на доконфуцианском этапе не существовало еще определенности и в смысле контраверзы «.ней - вам» («внутренний - внешний»), которая воспринимается современными китайцами как «китайский - иностранный» («свой - чужой»). Судя по тексту Сыма Цяня и комментарию Ду Юя, понятия «ней» и «вай» могли быть применимы как для обозначения смысла «свой - чужой», так и просто для обозначения нахождения объекта «в пределах» или «за пределами» какого-либо из «земных квадратов». Термин «нем» еще не стал исключительно указателем принадлежности к Срединному царству.

Обычно идею миссии, закрепленную в китайском сознании, дополняют заложенным в китайской душе дружественным и даже братским отношением к «окраинным народам», приводя в доказательство высказывание Конфуция о том, что в пределах четырех морей все люди - братья. Однако автор работы обращает внимание на то, что «четырьмя морями» в Древнем Китае именовались именно земли варваров. А это значит, что при всем миролюбивом отношении к варварам, Конфуций не стремился однозначно распространить на них те принципы семейной иерархии, которые должны были быть реализованы в Чжунго. «Варвары» для китайца всегда оставались полулюдьми-полузверями.

В конце первой главы подводятся итоги рассуждений о модели человека и модели мира в доконфуцианском мировоззрении. Автор заключает, что на доконфуцианском этапе под понятиями «Чжунго» и «Тяньцзы чжи го» понимались земли, находящиеся в непосредственном владении китайского правителя. Термином «Цзиу чжоу» обозначалась территория собственно шан-иньских и чжоуских земель. Срединное царство было центральным квадратом в графической сиситеме земли, а Девять областей располагались на территории четырех последующих «квадратов». За Девятью областями располагались еще два пояса земель, окруженных зыбучими песками и населенных варварами и сосланными преступниками. Круг неба, по доконфуцианским представлениям, накрывал всю землю, которая потому именовалась именовалась Тянься - Поднебесная. Смысл графической модели мира на этом этапе выражается сочетанием «квадрат земли, вписанный в круг Неба».

С завершением этноконсолидационных процессов в эпоху Чунцю, с возникновением китайской нации, возникла необходимость в этнической самоидентификации. В представлениях хуа ся об окружающем мире и населяющих его народах произошли изменения, которые нашли свое отражение в учении Конфуция.

Во второй главе диссертационного исследования «Этноцентристская концепция в конфуцианстве» исследуется модель человека и модель мира в «Лунь юе» и более поздних конфуцианских трудах.

В параграфе 2.1. «Философские категории Конфуция как признаки "цивилизованного этноса"», разрабатывается положение о том, что на смену выделенными нами в параграфе 1.1. внешним признакам разграничения «цивилизация - варварство» у Конфуция приходят признаки внутренние — духовные потенции личности.

Для анализа духовных потенций как признаков цивилизованности в доктрине Конфуция выделяются три категории, которые наиболее часто упоминаются при интерпретации этого учения и представляют, по нашему мнению, понятия одного порядка (обозначающие, прежде всего, внутренние личностные состояния): жэнь, дэ и ли. Носителем реализованных духовных потенций в учении Конфуция является идеал человека - совершенный муж (цзюньцзы). Однако в «Лунь юе» говорится и о дэ «низменного человека» (сяо жэнь), A.M. Карапетьянц, анализируя взгляды Конфуция, говорит о жэнь (простого) человека. A.M. Карапетьянц и A.C. Мартынов распространяют различные виды жэнь и дэ соответстсвенно на все слои конфуцианского общеста. Напрашивается вывод: развиться «из себя» благие потенции могли лишь в личности цзюньцзы, посредством наитяжелейшего процесса самостановления, «преодоления себя» (кэ цзи). Однако носителями не развитых еще дэ, жэнь, ли и т. д. был каждый хуа ся. Именно эти потенции и выступили у Конфуция признаками цивилизованности.

Автор исследует текст «Лунь юя» и «Ли цзи» и приходит к выводу, что в некоторых своих высказываниях Конфуций проводит границу между «цивилизованными китайцами» и «дикими варварами» именно по способности или неспособности достичь указанных нравственных состояний и как следствие  -достичь Порядка и Гармонии на своих землях («Лунь юй»: гл. 3-5, 13-19, 11-1, 14-43; «Ли цзи»: гл. 37 «Записки о музыке»). Большое значение Конфуций придавал участию указанных качеств цзюньцзы в управлении - воздействии на «ближние» и «дальние» народы. И что примечательно, как в доконфуцианской философии, так и теперь, «исправление» варваров представлялось как искоренение указанных нами признаков «варварской природы». Так, о намерении изменить варваров при помощи благого влияния цзюньцзы, Конфуций говорит в главах 9-14, 16-1 «Лунь юя», а также в главе 36 «Ли цзи» «Записки об учении». Фигуру цзюньцзы данная работа интерпретирует как модель человека, в максимальной степени развившего нравственно-этический потенциал, заложенный в каждом хуа ся. Фигуру сяо жэнь - как модель человека, не реализовавшего морально-этического потенциала, изначально заложенного в его «цивилизованной природе».

В работе также исследуются значения, которые вкладывал Конфуций в категории жэнь, дэ и ли. Акцентируется, что конфуцианским категориям свойственна широкая полисемия. Кроме того, категории Конфуция находятся в тесной взаимосвязи и в тексте «Лунь юя» часто трактуются посредством друг друга. Это затрудняет и усвоение смыслов категорий, и их перевод на европейские языки. Автор предлагает свой вариант трактовки указанных категорий, согласно которой под жэнь Конфуций понимал присущую всем хуа ся потенцию, которая может реализоваться посредством «преодоления себя» (кэ цзи), и содержание которой есть совокупность гуманистических личностных качеств и их надлежащего социального проявления. Дэ (в учении Конфуция) данная работа определяет как потенцию, заложенную в «цивилизованной природе» хуа ся, способную развиться «из себя» посредством «кэ г/зюу, выражающую «высшую меру этического совершенства» личности и представляющую собой наиболее общее «надлежащее» (то есть предписанное нормами) отношение ко всему внешнему миру. Ли в контексте философии Конфуция интерпретируется как присущую «природе» хуа ся потенцию приобщения к сфере сакрального и следования этическим нормам. Ли может быть рассмотрено и как инструмент контакта с сакральной сферой, а также как инструмент трансформации в «совершенного мужа».

Решение поставленной проблемы исследования предполагает также анализ конфуцианских текстов с целью воссоздания трансформировавшейся графической модели универсума.

Этот анализ проводится в параграфе 2.2. «Традиции и новаторство в графической модели универсума: трансформация концепции «тянь юань ди фан» и смыслов самоназваний Китая». Завершение процесса формирования этнического сознания хуа ся повлекло за собой окончательное оформление в его рамках контраверзы «чжун — вай» («китайский - варварский»), основанное на понятии о культурном превосходстве своей нации. Трансформировалась и закрепленная в китайском национальном сознании пространственная модель.

Новая графическая система, в которой четко проводится граница между окраинами и центром, зафиксирована в тексте «Ли цзи». Она выглядит следующим образом. Земля, если смотреть на нее сверху, представляет собой квадрат, вершины которого направлены по четырем основным сторонам света. Круг неба, вписанный в земной квадрат, накрывает только центральную часть земли, на которой расположено Чжунго. Поэтому только Чжунго теперь есть Поднебесная. В конфуцианской модели земли «диких варваров» уже не являются частью Поднебесной. Великое Небо источает свою благую силу только на те земли, которые оно покрывает. А на этих землях расположено только Срединное царство - Китай.

В китайском языке зафиксированы два значения термина «Тянься»: «мир» и «Китай». Подобная двойственность иногда объясняется тем, что Китай и цивилизованный мир для китайца - одно и то же. На основе исследованных источников, автором формулируется гипотеза о том, что первое указанных значений понятия «Поднебесная» сформировалось на доконфуцианском этапе, второе - в период Чунцю и было осмыслено в рамках конфуцианства.

Под терминами «Тянься» и «Чжунго», начиная с эпохи Чунцю, понимается государство всех ся. Поэтому термин «.Тяньцзы чжи го» (Государство Сына Неба) как синоним понятию «Чжунго» больше не используется. При этом смысл названия «Срединное государство» мы интерпретируем не только как «государство, расположенное в центре мира», но и как «государство, в котором возможно достижение состояния «Золотой середины», реализация Срединного пути и Срединного дэ.

Понятие «Девять областей» также становится самоназванием Китая.

Поскольку земли варваров с эпохи Чуицю воспринимаются как ориентированные по четырем основным сторонам света, то и каждое из собирательных названий варварских племен - и, ди, мань, жупы - теперь соотносится с определенной из сторон (см. об этом [82. С. 135 - 136]). Появляются сочетания северные ди, восточные и, южные мань, западные жуны. Смысл конфуцианской пространственной модели выражается сочетанием «круг неба, вписанный в квадрат земли».

Такая эгоцентристская картина мира, где варвары, не способные пройти процесс личностного становления и приобщиться к культуре без помощи цивилизованных хуа ся, населяли только окраины мира, остается актуальной в китайском менталитете и до сих пор. Она же стала основой внешней политики императорского Китая.

В заключении второй главы автор обозначает основные изменения, которым подверглись внешнеполитические воззрения древних китайцев в учении Конфуция, которые были объективно связаны с завершением формирования китайского этноса и китайской государственности. Возникшая потребность в национальной самоидентификации повлекла за собой необходимость отделить «китайские земли» от «некитайских».

В эпоху Шан - Инь и начале Чжоу фигура китайского правителя и земли, непосредственно ему подвластные (Тянъцзы чжи го), отождествлялись с центром мира. Все остальные люди в мире воспринимались как подданные вана. Существовала некая аморфность в восприятии китайских и некитайских земель. Это отражалось на графической модели мира, которая выглядела как система квадратов, последовательно расходящихся от центра. Центральный квадрат в этой модели представляло собой Государство Сына Неба; подданные вана селились в пределах других квадратов согласно своему рангу. Варвары и сосланные преступники населяли наиболее удаленные от центра мира земли. Четкой границы между «здоровыми землями» китайцев и «ущербными землями» варваров не проводилось.

В графической модели мира, оставшейся зафиксированной в конфуцианских трудах, четко очерчивается граница между «избранными землями» всех ся и «ущербными землями» инородцев. Земли китайцев в новой пространственной модели располагаются в центральной части земного квадрата, расположенной под кругом небес; земли варваров - на непокрытых небесами углах квадрата земли, ориентированных по основным сторонам света. Поэтому теперь под «Поднебесной» понимается только Китай.

Кроме того, в учении Конфуция изменяется и система признаков «цивилизованной» и «варварской природы» человека. На ранних этапах развития общественного сознания, свое отличие от «дикарей» предки китайцев видели во внешних признаках: пище, одежде и т. д. У Конфуция как уникальные проявления «цивилизованной китайской природы» стали восприниматься внутренние духовные потенции, реализовавшиеся в личности грюнырьг. жэнь, дэ,ли и др.

Подобные взгляды Конфуция в дальнейшем не только были развиты в лоне конфуцианского учения, но и оказали и влияние на вектор развития китайских воззрений на весь внешний мир. До сих пор китайцы в глубине своей души считают жителей других государств «варварами» и полагают необходимым приобщить их к «цивилизации», то есть к китайской культуре. С такой системой взглядов трудно совместима мысль о взаимном влиянии и взаимном обогащении разных культур.

В заключении дается окончательный ответ на основной вопрос диссертации: в чем смысл доконфуцианской традиции и в чем новаторство Конфуция в концепции китаецентризма? Традиция - в восприятии мира, выраженном как «тянъ юань ди фаю>; в понимании Чжунго как центра этого мира; в представлении о «цивилизованной природе» хуа ся и «ущербной природе» варваров. Новаторство - в изменении соотношения «квадрата земли» и «круга неба» в плоскостной модели универсума; в понимании Тянься, Чжунго и Цзиу чжоу как наименований государства хуа ся\ а также в понимании того, что «цивилизованную природу хуа ся» отличают присущие ей духовные потенции: жэнь, дэ, ли и др.

Рассмотрение традиционного и нового в концепции этноцентризма Конфуция, предпринятое в данной работе, позволяет преодолеть узость понимания идеи китаецентризма как «восходящей к Конфуцию». Вывод таков: идея китаецентризма зародилась в доконфуцианскую эпоху и трансформировалась у Конфуция в идею этноцентризма.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях.

Статья в журнале, рекомендованном ВАК Министерства образования и науки РФ для публикации основных научных результатов диссертаций на соискание ученой степени кандидата наук:

1. Липовцева, Е.М. (Добрицкая Е.М.) Модификация значений самоназваний Китая - от доконфуцианской философии к учению Конфуция [Текст] / Е.М. Липовцева // Вестник Томского государственного университета. - 2007. - № 303 -С. 25-28. (0,55 пл.)

В других научных изданиях:

2. Липовцева, Е.М. (Добрицкая Е.М.) Отражение феномена китайского этноцентризма в языковой картине мира [Текст] / Е.М. Липовцева // Современные тенденции развития социально-коммуникативной сферы: технологии, направления, перспективы : труды III Межрегиональной научно-практической конференции студентов, аспирантов и ученых - Томск : Изд-во Том. политех, ун-та, 2006. - С. 92-96. (0,2 п.л.)

3. Липовцева, Е.М. (Добрицкая Е.М.) Интерпретация конфуцианских внешнеполитических воззрений в европейской философии XIX в. На примере воззрений Райнхольда фон Плэнкнера [Текст] / Е.М. Липовцева // Актуальные проблемы гуманитарных наук : труды V Международной научно-практической конференции студентов, аспирантов и молодых ученых. - Томск : Изд-во Изд-во Том. политех, ун-та, 2006. - С. 52-55. (0,3 пл.)

4. Липовцева, Е.М. (Добрицкая Е.М.) Критерии разграничения «цивилизация - варварство» как факторы консолидации ханьской общности на доконфуцианском этапе [Текст] / Е.М. Липовцева // Актуальные проблемы гуманитарных наук : труды VI Международной научно-практической конференции студентов, аспирантов и молодых ученых. - Томск : Изд-во Том. политех, ун-та, 2007. - С. 338-340. (0,32 п.л.)

5. Липовцева, Е.М. (Добрицкая Е.М.) Китайский культуроцентризм в доконфуцианской и конфуцианской философии [Текст] / Е.М. Липовцева // Проект в социально-культурной сфере: методология, методика, механизмы реализации. -Томск: Дельтаплан, 2007. - С. 39-44. (0,3 пл.)

6. Липовцева, Е.М. (Добрицкая Е.М.) Основные философские категории в системе китайского этноцентризма [Текст] / Е.М. Липовцева // Актуальные проблемы гуманитарных наук : сборник научных трудов. - Томск : Изд-во Том. политех, ун-та, 2008. - С. 399-400. (0,2 пл.)

 

Заключение научной работы

диссертация на тему "Понимание цивилизованности и варварства в мировоззрении Древнего Китая: доконфуцианская и конфуцианская модели человека и мира"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В данной работе нами был показан генезис конфуцианской этноцентристской концепции: обозначены предпосылки ее складывания в лоне доконфуцианской философии и культуры; выявлены особенности доконфуцианских представлений предков хуа ся об окружающем мире и населяющих его «народах», исследована трансформация этих представлений в философии Конфуция.

В чем смысл доконфуцианской традиции и в чем новаторство Конфуция в концепции китаецентризма?

В настоящем исследовании дается следующий ответ на эти вопросы: традиция — в восприятии мира посредством сочетания «тянь юань ди фату, в понимании Чжунго как центра этого мира; в бытующем понятии об отличной от «цивилизованной» «природе» варваров.

Новаторство - в изменении соотношения «квадрата земли» и «круга неба» в плоскостной модели универсума; в понимании Тянься, Чжунго и Цзю чжоу как наименований государства хуа ся, а не «всего универсума» «Государства Сына Неба» и наиболее близких к Чжунго земель соответственно; а также в понимании того, что «цивилизованную природу хуа ся» отличают присущие ей потенции, которые в учении Конфуция были обозначены посредством категорий жэнъ, дэ, ли и др.

Выделяя в качестве основных предпосылок формирования китаецентристской концепции представления древних китайцев о мироустроительной роли китайского правителя, основанные на культе Шанди и затем — Неба, а также пятичленное деление мира, авторы предлагают свой вариант китаецентристской модели, реконструированный ими на основе текста «Ши цзи».

Вступая в противоречие с мнением М.В. Крюкова, согласно которому за иньской ойкуменой лежало кольцо враждебных им племен [63, с. 268], авторы настоящей работы поддерживают суждения В.В. Малявина, Л.С. Васильева, Н.В. Прохоровой о том, что земля традиционно представлялась китайскому сознанию в форме квадрата. Реконструируя свой вариант древнекитайской системы «земных квадратов», автор, как и В.В. Малявин, дополняет эту систему «кругом неба» и не только приводит возможный вариант расположения «круга» и «квадрата» на плоскости, несколько отличный от варианта, предлагаемого Гэ Таогуаном и вслед за ним Н.В. Прохоровой, но и анализирует вероятную трансформацию доконфуцианской пространственной модели в конфуцианских трудах.

В ходе решения поставленных автором задач возник и еще ряд вопросов, на которые отвечает настоящее исследование:

1. Возникла необходимость прояснить соотношение терминов «китаецентризм», «этноцентризм», «эгоцентризм», поскольку постановки подобной задачи среди исследованных нами источников нам не встретилось. Вывод автора: о феномене китаецентризма мы можем говорить на всех этапах китайского культурогенеза, начиная с глубокой древности, в силу того что центром мира для китайца всегда оставалось Чжунго. А это понятие переводится на русский язык как «Китай». На любом этапе также может быть использован и общий термин «эгоцентризм». Наиболее же употребляемый термин «этноцентризм» правомернее всего будет использовать, начиная с эпохи Чуньцю-Чжаньго (времени завершения китайской этноконсолидации). При этом китаецентризм в дальнейшем есть именно ханецентризм, поскольку «варварскими» считались все народности, кроме хань: даже те, которые в современном Китае считаются национальными меньшинствами.

2. Возник также вопрос о значении китайских самоназваний, в частности: могло ли наименование «Срединное царство» нести и более глубокий смысл, кроме как «государство, расположенное в центре мира»? Автор работы дает утвердительный ответ, указывая на возможность понимания «Чжунго» как ареала, в котором господствует Срединное дэ, реализуетя Срединный путь и вообще Середина, по мнению Чжоу Кэчжэна, — «.основа [и] проявление гармонии» [Цит. по: 124] (пер. авт.).

3. Почему варварские роды, упоминания о которых так часты, например, в первых цзюанях «Ши цзи», практически перестают интересовать Конфуция? Основная причина, на наш взгляд, такова: до периода Чунцю-Чжаньго и варвары, и предки самих хуа ся при существующей иерархии в мире равно воспринимались как подданные китайского вана, населяющие единую Поднебесную. С периода же Чунцю-Чжаньго земли варваров выносятся за пределы «культурного пространства», называемого теперь Чжунго или Поднебесная и понимаемого как предельная цивилизованная сфера, единственно заслуживающая внимания Совершенномудрого.

4. Имела ли в китайской культуре до периода Чунцю-Чжаньго контраверза «ней - вай» («внутренний — внешний», «китайский — иностранный»)? Ответ, на наш взгляд, должен быть следующим: подобная антитеза существовала уже и в доконфуцианской философии и культуре, однако не была еще до конца оформившейся: она использовалась как для противопоставления «внутренних» земель «внешним», так и просто для обозначения пространственного расположения объекта в том или ином районе — «земном квадрате».

В ходе исследованния возникла и необходимость определить следующие понятия:

Природа» (народности или нации) — заданная априори совокупность признаков, определяющих культурную и этническую общность каждой народности или нации.

Фигуру цзюныры, занимающую одну из ключевых позиций в философии Конфуция, данная работа интерпретирует как модель человека, в максимальной степени реализовавшего нравственно-этический потенциал, заложенный в каждом хуа ся. Фигуру сяо жэнъ — как образ человека, не развившего морально-этического потенциала, изначально заложенного в его «цивилизованной природе».

Что касается признаков принадлежности к «цивилизованной природе» в доктрине Конфуция, то мы определяем их следующим образом: жэнъ — как присущую всем хуа ся потенцию, которая может реализоваться посредством «преодоления себя» (кэ цзи), и содержание которой есть совокупность определенных личностных качеств и их надлежащего проявления в социуме: соответствия нравственным и этическим нормам в отношениях с другими людьми.

Категорию дэ (в учении Конфуция), основываясь на выводах А.С. Мартынова, данная работа интерпретирует как слово для обозначения потенции, присущей «цивилизованной природе» хуа ся, способной развиться «из себя» посредством «кэ г(зи»; выражающей высшую «меру этического совершенства» и представляющей собой наиболее общее «надлежащее» (то есть предписанное нормами) отношение ко всему внешнему миру [50, с. 35— 53].

Наконец, категория ли в контексте философии Конфуция в рамках данной работы понимается в том числе и как понятие, обозначающее присущую исключительно «природе» хуа ся потенцию приобщения к сфере сакрального, а также следования этическим нормам. Ли может быть рассмотрено и как инструмент контакта с сакральной сферой, а также как инструмент трансформации в «совершенного мужа» [см. 50, с. 73-84].

Решение задач, поставленных в настоящем исследовании, позволяет реконструировать генезис этноцентристской концепции Конфуция; выявить смысл доконфуцианской традиции, а также вклад Конфуция в представления о мире и населяющих его народах, остающиеся актуальными в китайском национальном сознании и по сей день.

 

Список научной литературы

Добрицкая, Екатерина Михайловна, диссертация по теме "Теория и история культуры"

1. На русском языке:

2. Абаев Н. В. Чань-буддизм и культурно-психологические традиции в средневековом Китае / Н. В. Абаев. 2-е изд., перераб. и доп. — Новосибирск : Наука, Сиб. отд-ние, 1989. - 272 с.

3. Алексеев В. М. Китайская литература : избр. тр. / В. М. Алексеев ; авт. вступ. ст. Л. 3. Эйдлин ; отв. ред. Н. Т. Федоренко. М. : Наука, Гл. ред. вост. лит., 1978. — 594 с.

4. Беседы и суждения Конфуция / сост., подг. текста, прим. и общ. ред. Р. В. Грищенкова, предисл. Л. С. Переломова.-СПб. : Кристалл, 2001 -1120 с.

5. Бичурин Н. Я. Китай в гражданском и нравственном состоянии / Н. Я. Бичурин. М. : Вост. дом, 2002. - 432 с.

6. Бичурин Н. Я. Статистическое описание китайской империи : в 2 ч. / Н.Я. Бичурин. М. : Вост. дом, 2002. - Ч. 1. - 464 с.

7. Бокщанин А. А. Источники и литература // Внешняя политика государства Цин в XVII веке / А. А. Бокщанин и др. ; отв. ред. JI. И.Думан.М., 1977.-Гл. 1.-С. 6-45.

8. Быков Ф. С. Зарождение общественно-политической и философской мысли в Китае / Ф. С. Быков. — М. -.Наука, 1966.-242 с.

9. Ван Чуаныпань Электронный ресурс. // Кругосвет : электрон, энцикл./ ООО «Krugosvet». [Б. м.], 2008. - URL: http://www.knigosvet.rU/articles/49/l 004935/print.htm (дата обращения: 06.01.2009).

10. Васильев К. В. Истоки китайской цивилизации / К. В. Васильев. — М. :1. Вост. лит., 1998.-319 с.

11. Васильев Л. С. Восточное Чжоу : период Чунцю // История Китая / под ред. А. В. Меликсетова. М., 1998. - С. 46-73.

12. Васильев JI. С. Восточное Чжоу : период Чжаньго // История Китая / под ред. А. В. Меликсетова. М., 1998. - С. 74-110.

13. Васильев JL С. Древний Китай : в 3 т. / JI. С. Васильев. М. : Вост. лит., 1995. - Т. 1 : Предыстория, Шан-Инь, Западное Чжоу (до VIII в. дон.э.) 379 с.

14. Васильев Л. С. Древний Китай : в 3 т. / Л. С. Васильев. М.: Вост. лит., 2000. - Т. 2 : Период Чуньцю (VIII - V вв. до н. э.). - 623 с.

15. Васильев Л. С. Древний Китай : в 3 т. / Л. С. Васильев. М.: Вост. лит., 2006. - Т. 3 : Период Чжаньго (V - III до н. э.). - 679 с.

16. Васильев Л. С. История Востока : в 2 т. / Л. С. Васильев. 3-е изд., испр. и доп. — М. : Высш. шк., 2003. - Т. 1. — 512 с.

17. Васильев Л. С. История Востока : в 2 т. / Л. С. Васильев. 3-е изд., испр. и доп. - М. : Высш. шк., 2003. - Т. 2. — 568 с.

18. Васильев Л. С. История религий Востока / Л. С. Васильев. — М. : Университет, 1999. — 432 с.

19. Васильев Л. С. Политическая и правовая мысль средневекового Китая // История политических и правовых учений. Средние века и Возрождение / под ред. В. С. Нерсесянса. М., 1986. - С. 135-150.

20. Васильев Л. С. Проблемы генезиса китайской мысли (формирование основ мировоззрения и менталитета) / Л. С. Васильев. М. : Наука, 1989.-309 с.

21. Васильев Л. С. Формирование основ государства и общества в Китае // История Китая / под ред. А. В. Меликсетова. М., 1998. - С. 8-45.

22. Васильев Л. С. Предисловие / Л. С. Васильев, А. И. Кобзев // Этика и ритуал в традиционном Китае. М., 1988. - С. 3-15.

23. Все о Китае Электронный ресурс. // ChinaStar.ru : [информ. ресурс о Китае] / Future Media. [Б. м.], 2009. - URL: http://www.chinastar.ni/rus/l/ (дата обращения: 11.02.2009).

24. Гачев Д. Г. Европейские образы пространства и времени // Культура, человек и картина мира / отв. ред. А. И. Арнольдов, В. А. Кругликов. -М., 1987.-С. 198-227.

25. Говоров Ю. JI. История стран Азии и Африки в средние века / Ю. JI. Говоров. — Кемерово, 1998. — 236 с.

26. Голыгина К. И. «Великий предел»: китайская модель мира в литературе и культуре (I—XIII вв.) / К. И. Голыгина. М. : Вост. лит., 1995.-364 с.

27. Горелов А. А. История мировых религий / А. А. Горелов. 2-е изд. -М.: Флинта : МПСИ, 2006. - 360 с.

28. Григорьева Т. П. Образы мира в культуре: встреча Запада с Востоком // Культура, человек и картина мира / отв. ред. А. И. Арнольдов, В. А. Кругликов. М., 1987. - С. 262-299.

29. Девятов А. Китайская специфика. Как понял ее я в разведке и бизнесе / А. Девятов. М. : Муравей, 2002. - 336 с.

30. Девятов А. Китайский прорыв и уроки для России / А. Девятов,

31. М. Мартиросян. М. : Вече, 2002. - 398 с.

32. Декарт Р. Сочинения : в 2 т. : пер. с лат. и франц. / Р. Декарт ; сост., ред., вступ. ст. В. В.Соколова. М. : Мысль, 1989. - Т. 1. - 654 с.

33. Древнекитайская философия : собр. текстов : в 2 т. : пер. с кит. / авт. предисл. В. Г. Буров ; М. JI. Титаренко. М. : Мысль, 1972. - Т. 1. -363 с.

34. Древнекитайская философия : собр. текстов : в 2 т. : пер. с кит. / авт. предисл. В. Г. Буров ; М. JI. Титаренко. М. : Мысль, 1972. — Т. 2. — 384 с.

35. Древнекитайская философия. Эпоха Хань. Антология / сост. Ян Хиншун ; вступ. ст. В. Г. Бурова. М. : Наука, 1990. - 523 с.

36. Думан Л. И. От редактора // Внешняя политика государства Цин в XVII веке. М., 1977. - С. 3-5.

37. Думан Л. И. Пожалование земельных владений в древнем Китае: эпоха Инь, XIV-XI вв. до н. э. // Общество и государство в Китае. -М., 1981.-С. 3-21.

38. Зиновьева Е. М. «Центр» и «места» в политической культуре традиционного Китая // Традиции в общественно-политической жизни и политической культуре КНР. М., 1994. - С. 197-237.

39. Ионов И. Н. Стратегии формирования образа «варвара» в древнегреческой и китайской культурах (сравнительный анализ) Электронный ресурс. // Межкультурный диалог в историческом контексте : тез. конф. Москва, 30-31 сент. 2003г. М., 2002-2003.

40. Электрон. версия печат. публ. — URL:http://www.igh.ru/conf/tesisl/ionov.htm (дата обращения: 10.01.2009).

41. Исследования национального характера и картины мира Электронный ресурс. // Отечественные записки. 2002. - № 3(4). -Электрон. версия печат. публ. — URL: http://www.strana-oz.ru/?numid=4&article=203 (дата обращения: 2.01.2009).

42. История китайской философии : пер. с кит. / под ред. М. JI. Титаренко. М. : Прогресс, 1989. - 552 с.

43. Кейдун И. Б. Переводы из «Ли цзи» Глава 1. Цюй ли. [Электронный ресурс] // Религиоведение. 2001. - № 1. Электрон, версия печат. публ. - URL: http://vostok.amursu.ru/contl/liji.htm (дата обращения: 4.01.2009).

44. Классическое конфуцианство : в 2 т. / переводы, статьи, комментарии А. Мартынова, И. Зограф. СПб. : Нева ; М. : ОЛМА-ПРЕСС, 2000. -Т. 1 : Конфуций. Лунь Юй. - 384 с.

45. Классическое конфуцианство : в 2 т. / переводы, статьи, комментарии

46. А. Мартынова, И. Зограф. СПб. : Нева ; М. : OJIMA-ПРЕСС, 2000. -Т. 2 : Мэн-цзы, Сюнь-цзы. - 208 с.

47. Кобзев А. И. «Го юй» // Духовная культура Китая : энциклопедия : в 5 т. / гл. ред. М. JL Титаренко. М., 2006. — Т. 1 : Философия. -С. 197-198.

48. Кобзев А. И. Чжуан-цзы // Духовная культура Китая : энциклопедия : в 5 т./ гл. ред. М. JI. Титаренко. М., 2006. - Т. 1 : Философия. -С. 584-589.

49. Кобзев А. И. «Шань хай цзин» / А. И. Кобзев, А. Г. Юркевич // Духовная культура Китая : энциклопедия : в 5 т. / гл. ред. М. JI. Титаренко. М., 2006. - Т. 1 : Философия. - С. 614-615.

50. Конрад Н. И. Избранные труды. Синология / Н. И. Конрад ; отв. ред. И. М. Ошанин, О. J1. Фишман. -М. : Наука, Гл. ред. вост. лит., 1977. -621 с.

51. Конфуций «Лунь юй» Электронный ресурс. : [пер. с кит.]. [Б. м.], [Б. г.]. - URL: http://www.ispras.ru/~igor/MyLunYu/LunYu.html (дата обращения: 11.01.2009).

52. Кравцова М. Е. История культуры Китая / М. Е. Кравцова. СПб. : Лань, 1999.-416 с.

53. Крил X. Г. Становление государственной власти в Китае. Империя Западная Чжоу / X. Г. Крил ; пер. с англ. Р. В. Котенко ; гл. ред. В. В. Чубарь. СПб. : Евразия, 2001. - 480 с.

54. Крюков М. В. Древние китайцы: проблема этногенеза / М. В. Крюков, М. В. Софронов, Н. Н. Чебоксаров. М. : Наука, Гл. ред. вост. лит., 1978.-342 с.

55. Кузнецова Т. Ф. Картина мира и образы культуры // Культура: теории и проблемы / Т. Ф. Кузнецова, В. М. Межуев, И. О. Шайтанов и др.. -М., 1995.-С. 135-161.

56. Лапина 3. Г. Китай в эпоху политической раздробленности // История Китая / под ред. А. В. Меликсетова. М., 1998. - С. 148-164.

57. Малявин В. В. Китай в XVI XVII веках: традиция и культура / В.

58. B. Малявин. М. : Искусство, 1995. - 287 с.

59. Малявин В. В. Восток, Запад и Россия : избр. ст. / В. В. Малявин. — М.: Эксперт, 2005. 320 с.

60. Малявин В. В. Китайская цивилизация / В. В. Малявин. М. : Астрель, 2001.-632 с.

61. Малявин В. В. Конфуций / В. В. Малявин. М. : Мол. гвардия, 1992. -335 с.

62. Малявин В. В. Молния в сердце. Духовное пробуждение в китайской традиции / В. В. Малявин. М. : Наталис, 1997. - 367 с.

63. Мартынов А. С. Конфуцианство: классический период / А.

64. C. Мартынов. СПб. : Азбука-классика, 2006. - 384 с.

65. Мартынов А. С. Конфуцианство: этапы развития. Конфуций. «Лунь Юй» / пер. с кит. А. С. Мартынова. СПб. : Азбука-классика : Петерб. востоковедение, 2006. - 352 с.

66. Мартынов Д. Е. Ценностный континуум традиционной китайской цивилизации Электронный ресурс. // Вестник ТИСБИ. 2004 — № 3-Электрон. версия печат. публ. - URL:http://www.tisbi.rii/science/vestnik/2004/issue3/Cult3 .html (датаобращения: 27.11.2008).

67. Маслов А. А. Тайный код Конфуция. Что пытался передать Великий Учитель? / А. А. Маслов. Ростов н/Д. : Феникс, 2005. - 288 с.

68. Меликсетов А. В. Победа Синьхайской революции в 1911 г. // История Китая / под ред. А. В. Меликсетова. М., 1998. - С. 365-379.

69. Пань Фу-энь «Ши цзи» // Духовная культура Китая : энциклопедия : в 5 т./ гл. ред. М. JI. Титаренко. М., 2006. - Т. 1 : Философия. -С.621-622.

70. Пань Фу-энь «Ши цзин» // Духовная культура Китая : энциклопедия : в 5 т. / гл. ред. М. JI. Титаренко. М., 2006. - Т. 1 : Философия. -С. 623-624.

71. Пань Фу-энь Сыма Цянь / Фу-энь Пань, Ю. JI. Кроль // Духовная культура Китая : энциклопедия : в 5 т. / гл. ред. М. JI. Титаренко. М., 2006. - Т. 1 : Философия. - С. 401-403.

72. Переломов JI. С. Гуань Чжун // Духовная культура Китая : энциклопедия : в 5 т. / гл. ред. М. JI. Титаренко. М., 2006. - Т. 1 : Философия. - С. 206-207.

73. Переломов JI. С. Империя Цинь первое централизованное государство в Китае (221-202 гг. до н.э.) / Л. С. Переломов. - М. : Вост. лит., 1962.-244 с.

74. Переломов Л. С. Конфуцианство и легизм в политической- истории Китая / Л. С. Переломов. М. : Наука, 1981. - 334 с.

75. Переломов Л. С. Конфуций: жизнь, учение, судьба / Л. С. Переломов. М. : Наука : Вост. лит., 1993. - 440 с.- 84. Переломов Л. С. Конфуций: «Лунь Юй» / исслед., пер. с кит., коммент. Л. С. Переломов. -М. : Вост. лит., 1998. 588 с.

76. Писарев А. А. Вторжение иностранных держав. Включение китайской империи в мировые экономические, политические и духовные связи // История Китая / под ред. А. В. Меликсетова. М., 1998. - С. 296-342.

77. Платон Собрание сочинений : в 4 т. / общ. ред. А. Ф. Лосева, В. Ф. Асмуса, А. А. Тахо-Годи. М. : Мысль, 1993. - Т. 2. - 528 с.

78. Попова И. Ф. Танский Китай и Центральная Азия // Центральноазиатский исторический сервер Электронный ресурс. / [авт. сайта] Р. Абдуманапов. [Б. м.], 1999-2007. - URL: http://www.kyrgyz.ru/?page=264 (дата обращения: 7.10.2008).

79. Прохорова Н. В. Китайские традиционные представления о пространстве в современной геополитике // Общество и государство в Китае : 36-я науч. конф. : к 70-летию А. А. Бокщанина. Москва, 2006. -М., 2006.-С. 180-186.

80. Радугин А. А. Мировоззренческо-ценностные основания китайской культуры // История мировой и отечественной культуры : курс лекций / И. Т. Пархоменко, А. А. Радугин. М., 2002. - С. 72-79.

81. Рубин В. А. Идеология и культура Древнего Китая. Четыре силуэта / В. А. Рубин. -М. : Наука, 1970. 163 с.

82. Рубин В. А. Личность и власть в Древнем Китае : собр. тр. / В. А. Рубин. М. : Вост. лит., 1999. - 383 с.

83. Семенов Ю. И. Этносы, нации, расы // Социальная философия / под ред. И. А. Гобозова- М., 2003 С. 236-266.

84. Скачков П. Е. История изучения Китая в России в XVII и XVIII вв.: (краткий очерк) // Международные связи России в XVII-XVIII вв. (экономика, политика и культура). М., 1966. — С. 152—180.

85. Степанянц М. Т. Восточная философия : вводный курс : избр. тексты /М. Т. Степанянц. 2-е изд., испр. и доп. - М.: Вост. лит., 2001.-511 с.

86. Сыма Цянь. Исторические записки (Ши Цзи) / Сыма Цянь ; пер. с кит. и коммент. Р. В. Вяткина, В. С. Таскина ; под общ. ред. Р. В. Вяткина. -2-е изд., испр. и доп. М.: Вост. лит., 2003. - Т. 2. - 567 с.

87. Таранов П. С. 150 мудрецов и философов (Жизнь. Судьба. Учение. Мысли) : интеллектуальный энцикл. справ. : в 2 т. / П. С. Таранов. -Симферополь : Нарус-М, 2000. Т. 1. - 848 с.

88. Тихвинский С. JI. Избранные произведения : в 5 кн. / С. JI. Тихвинский. — М. : Наука, 2006. Кн. 2 : История Китая первой четверти XX века: Доктор Сунь Ятсен. Свержение маньчжурской монархии и борьба за республику. - 390 с.

89. Тихвинский С. JI. Избранные произведения : в 5 кн. / С. JI. Тихвинский. М. : Наука, 2006. - Кн. 3 : История Китая. 1919 -1949: Борьба за объединение и незывисимость Китая. Чжоу Эньлай. -2006.-716 с.

90. Тун Син. Китайская книга мудрости Электронный ресурс. / [сост. Ч. Уайндридж] // Библиотекарь.Ру. М. : [АСТ-Астрель, 2004-2005]. -URL: http://www.bibliotekar.ru/kitay/index.htm (дата обращения: 12.01.2009).

91. Эйдлин Л. 3. Чему учиться у Алексеева // Традиционная культура Китая. М.: Наука, 1983. - С. 5-13.

92. Юркевич А. Г. Лу Цзя // Духовная культура Китая : энциклопедия : в5 т. / гл. ред. М. JI. Титаренко. М., 2006. - Т. 1 : Философия. — С. 319-320.

93. Юркевич А. Г. «Цзо чжуань» // Духовная культура Китая : энциклопедия : в 5 т. / гл. ред. М. Л. Титаренко. М., 2006. - Т. 1 : Философия. - С. 626-628.

94. Юркевич А. Г. «Шу цзин» // Духовная культура Китая : энциклопедия : в 5 т. / гл. ред. М. Л. Титаренко. М., 2006. - Т. 1 : Философия. — С. 626-628.

95. Юркевич А. Г. Шэн // Духовная культура Китая : энциклопедия : в 5 т. / гл. ред. М. Л. Титаренко. М., 2006. - Т. 1 : Философия. - С. 628-629.1. На немецком языке:

96. Confucius Ta-Hio. Die erhabene Wissenschaft / Confucius ; aus dem Chinesischen uebersaetzt und erklaert von Reinhold von Plaenckner. -Leipzig : F. A. Brockhaus, 1875. 358 s.

97. Confucius Tchong-Yong. Der unwandelbare Seelengrund / Confucius ; aus dem Chinesischmen uebersaetzt und erklaert von Reinhold von Plaenckner. Leipzig : F. A. Brockhaus, 1878. - 255 s.

98. Schleichert H. Klassische chinesische Philosophie: eine Einfuerang / H. Schleichert. 2. vollkommen neu bearb. aufl. - Frankfurt/M. : Klostermann, 1990.

99. Ф4И1» / Ф^ДКЙШЯЛЙ.-^ЬЙ : Ф4ИШ , 2001.-958 Ж.124. щ-щж. тт. штши*тг ( ^mzm ) /т~щж и щщ^т тш.: т^ш^тя / фвфэчй ; ФШХШЙ ; ттшш*- 2007. ъыт. http://www.sciencenet.cn/blog/usercontent.aspx7idK5050, Ш Й ft|n. (ft|b~]0$ : 6.02.2009).

 

http://cheloveknauka.com/ponimanie-tsivilizovannosti-i-varvarstva-v-mirovozzrenii-drevnego-kitaya-dokonfutsianskaya-i-konfutsianskaya-modeli-chelo

 

01.04.2009 Мавзолей Цинь Шихуанди как комплексный археологический памятник

Год: 2009

Автор научной работы: Хачатурян, Ольга Анатольевна

Ученая cтепень: кандидата исторических наук

Место защиты диссертации: Красноярск

Код cпециальности ВАК: 07.00.06 - Археология

Работа выполнена на кафедре отечественной истории ГОУ ВПО «Красноярский государственный педагогический университет им В П Астафьева»

Научные руководители доктор исторических наук, профессор Дроздов Николай Иванович, кандидат исторических наук, доцент Комиссаров Сергей Александрович

Официальные оппоненты доктор исторических наук, профессор Худяков Юлий Сергеевич Учреждение Российской академии наук Институт археологии и этнографии Сибирского отделения РАН (ИАЭТ СО РАН)

кандидат исторических наук Чистякова Агния Никочаевна Сибирский институт международных отношений и регионоведения

Ведущая организация ГОУ ВПО «Иркутский государственный университет»

Ученый секретарь диссертационного совета - доктор исторических наук С В Маркин

 

Оглавление научной работы

автор диссертации — кандидата исторических наук Хачатурян, Ольга Анатольевна

Введение

Глава I. История изучения и основная проблематика исследования мавзолея Цинь Шихуанди как археологического памятника)

Глава II. Циньские погребальные памятники

§ 1. Циньские погребения додинастической эпохи

§ 2. Погребальная архитектура мавзолея Цинь Шихуанди

Глава III. Погребальный инвентарь из мавзолея Цинь Шихуанди

§ 1. Погребальные фигуры

§ 2. Керамическая посуда

§ 3. Изделия из металла и камня

Глава IV. Комплекс вооружения циньской эпохи по материалам мавзолея Цинь Шихуанди)

§ 1. Защитное вооружение

§ 2. Оружие ближнего боя

§ 3. Оружие дистанционного боя

§ 4. Конский убор и боевые колесницы

• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
•  

 

Введение диссертации

2009 год, автореферат по истории, Хачатурян, Ольга Анатольевна

Исследование мавзолея Цинь Шихуанди, проведенное с позиций комплексного учета всей совокупности сделанных находок и сопоставительного анализа с другими памятниками (как в синхронном, так и в диахронном аспектах), позволяет проследить формирование локальной культуры в рамках общей культурной традиции, показать механизмы этого формирования и выделить факторы, определившие особое место циньской субкультуры в развитии древнекитайской цивилизации. Исключительный по своему источниковому богатству мавзолей Цинь Шихуанди дает возможность такого анализа, однако для этого он сам должен быть рассмотрен как единый археологический комплекс. Компаративистский подход существенно расширяет границы исследования циньского феномена, которые охватывают одновременные археологические культуры Центральной Азии.

Актуальность предлагаемой темы основывается на ключевом положении циньской локальной культуры в китайской истории. Эта культура аккумулирует в своем составе достижения как отдельных чжоуских царств, так и многих сопредельных народов (ба-шу, жунов и ди) и, тем самым, создает основу для формирования нового качества: становления культуры императорского Китая. Археологические находки дают возможность проследить этот процесс на конкретных материалах, например, комплекса вооружения, который постоянно совершенствовался.

Еще один момент, определяющий актуальность поставленной проблемы, связан с исключительной популярностью мавзолея Цинь Шихуанди, который относится к числу наиболее известных древних памятников в мире. Благодаря передвижным выставкам (одна из которых прошла в 2006 г. в здании Государственного Исторического музея в Москве), сюжетам в средствах массовой информации, обилию сувениров, голливудских фильмов, даже компьютерных игр циньские терракотовые воины стали не менее узнаваемыми, чем египетские мумии, превратившись в своеобразный символ достижений китайской археологии. В 2006 г. они даже послужили декорацией для оперы Тань Дуня «Первый император», поставленной на сцене Метрополитен-опера, где партию Цинь Шихуанди исполнял великий Пласидо Доминго. Однако такая известность часто достигается за счет отказа от детального рассмотрения всех сторон уникального памятника. Например, не только широкая публика, но и некоторые ученые практически полностью отождествляют «загробную армию» с гробницей Цинь Шихуанди, забывая о том, что сама гробница еще не раскапывалась.

Многочисленные ошибки в средствах массовой информации постоянно тиражируются, создавая неверное представление о памятнике и эпохе в целом. Поэтому привлечение аутентичных археологических источников позволит также развенчать ряд мифов, которые утвердились не только в популярных статьях и фильмах (например, стремена у циньской кавалерии), но и в солидных научных изданиях. Так, в авторитетной «Истории Древнего мира» утверждалось, что победа Цинь была обеспечена, среди прочего, введением железного оружия, которое было «привилегией царских воинов» [Степугина, 1989. С. 502], что не соответствует археологическим фактам. Введение в научный оборот большого объема хорошо классифицированного и максимально точно датированного материала (210 г. до н. э. — дата смерти и погребения Цинь Шихуанди) позволит использовать его для интерпретации и хронологии памятников бесписьменных культур в степных районах к северу и западу от границ Циньской империи и, в частности, хунну, с которыми велись затяжные войны. Процесс формирования циньской субкультуры оказывается также тесно связанным с ранними этапами развития тибетских племен.

Объектом исследования данной работы является материальная культура Древнего Китая на этапе становления централизованных империй. Такой аспект предполагает не только привлечение всех доступных археологических материалов, но и письменных (в том числе философских) сочинений, определявших и описывавших имперскую идеологию, которая, в свою очередь, влияла на развитие материальной культуры.

Предметом исследования определен мавзолей первого китайского императора Цинь Шихуанди, рассмотренный как комплексный археологический памятник.

Последовательную реализацию такого подхода - представление памятника в качестве единого археологического комплекса - мы установили в качестве непосредственной цели исследования, реализация которой предполагает решение следующих конкретных задач:

- критический обзор проделанной предшественниками работы, определение наиболее актуальных направлений поиска;

- фиксация и классификация всего объема находок на территории мавзолея;

- выделение архитектурно-строительных аспектов планировки и конструкции выделенных объектов;

- типологический анализ различных категорий вооружения и выявление их связи друг с другом в рамках единого комплекса, сопоставление с данными по военному делу Древнего Китая;

- сравнение полученных данных с материалами предшествующего (додинастического) периода Цинь; корреляция конструкции и инвентаря мавзолея с аналогичными памятниками эпохи Чжоу и Хань;

- привлечение сопоставительных материалов по другим субкультурам чжоуской эпохи и по смежным центральноазиатским культурам.

Это, в свою очередь, позволило детально представить процесс формирования циньской локальной культуры и выявить ее синтетический характер, равно как и тесную связь с прототибетскими и другими кочевыми племенами; ее взаимодействие с другими локальными культурами эпохи Чжоу стало важным моментом в становлении ханьского этноса. Привлечение всей совокупности археологических находок, сравнение их с письменными и эпиграфическими источниками обеспечило источниковедческий синтез, тем самым существенно повысив надежность результатов исследования.

Историографический обзор, выделенный в особый раздел, обнаружил значительные лакуны в интерпретации материалов, что дополнительно обуславливает научную актуальность проводимого нами исследования. Привлечение обширного массива археологических данных по додинастическому периоду дало возможность определить основные характеристики циньской локальной культуры [Комиссаров, Хачатурян, 2008. С. 7—11] и обосновать ее исключительно важную роль в истории китайской цивилизации. Особое внимание уделяется контактам Цинь с народами, населявшими горные и степные районы Центральной Азии (жунами, ди, хунну), что позволит использовать материалы мавзолея для изучения и датировки памятников бесписьменных культур на территории сопредельных с Китаем стран. Этому способствуют детальные оружиеведческие изыскания, экскурсы в историю костюма и колесного транспорта. Особого изучения заслуживает феномен погребальной пластики в сопоставлении с каменными изваяниями кочевых народов. Этнологические интерпретации позволят уточнить влияние Цинь на ранние этапы формирования тибетского этноса. Совокупность перечисленных характеристик позволяет определить исследование мавзолея Цинь Шихуанди в качестве одной из приоритетных задач отечественного китаеведения.

Основной методологией в изучении мавзолея Цинь Шихуанди для нас является системный подход, в соответствии с которым все находки на территории памятника рассматриваются как взаимосвязанные составляющие (подсистемы), образующие единый комплекс и определяющие его новое качество. В свою очередь, составные части этой макросистемы на своем уровне также могут рассматриваться как системы с собственными взаимодействующими элементами, что наиболее ярко прослеживается на примере комплекса вооружения. Для выявления процессов развития циньского общества применялся историко-сравнительный подход.

В качестве методики для этнологических интерпретаций используется ретроспективный подход, для объяснения привлекаемых антропологических материалов — методики морфологического и палеогенетического анализа, которые убедительно указывают на неоднородность расового состава циньцев. Исходя из характера находок, существенное значение имело использование методических приемов оружиеведения, разработанных в трудах отечественных исследователей и, прежде всего, Ю.С. Худякова, который разработал принципы типологии и терминологию описания различных категорий оружия, а также показал их сочетание в рамках единого комплекса [Худяков, 1980; 1986]. В то же время, фигуры терракотовых воинов относятся также к сфере искусства, поэтому в их изучении отчасти используется метод стилистического анализа, принятого в искусствоведении.

Собственная территория изучаемого памятника составляет всего около 60 кв. км в рамках уезда Линьтун провинции Шэньси, именно там были получены основные материалы, аккумулировавшие достижения древнекитайской цивилизации того времени. Однако территориальные рамки исследования в целом, потребовавшего широкого привлечения многочисленных сопоставительных материалов, распространяются на весь ареал чжоуского конгломерата государств, занимавшего большую часть территории материкового Китая, с особым вниманием к циньскому домену в рамках современных провинций Шэньси и Ганьсу. Проводились также аналогии с культурами сопредельных регионов Центральной Азии.

Хронологические рамки проведенного исследования не ограничиваются периодом строительства мавзолея или существования Циньской империи (221 - 207 гг. до н. э.). Для изучения памятника в исторической перспективе привлекались данные со времен создания 7 государства Цинь (первая половина IX в. до н. э.) и до периода правления первых императоров династии Западная Хань (II - начало I вв. до н. э.), при которых активно усваивался и переосмыслялся циньский опыт во всех сферах деятельности (политика и идеология, военное дело, погребальный обряд и т. д.). При описании памятников мы пользовались традиционными названиями исторических периодов, закрепившихся в китайской историографии; их хронологические рубежи указаны в Приложении 1.

Источниками для написания работы послужили, прежде всего, публикации полевых отчетов о раскопках мавзолея Первого императора и смежных памятников на страницах китайских специализированных журналов, причем не только центральных, но и местных изданий, которые обычно мало используются учеными за пределами Китая, Также привлекались публикации музейных коллекций и каталоги выставок. Мы использовали и материалы, содержащиеся в обзорах и аналитических статьях китайских авторов, что позволило существенно дополнить источниковую базу; при их интерпретации мы руководствовались концепцией «вторичных источников», сформулированной Г.Я. Смолиным [Смолин, 1987. С. 5-6]. Для интерпретации использовались данные летописей и иных письменных источников («Ши цзи», «Сунь-цзы», «Хань шу», «Хань цзю и», «Хуан лань», «Шуй цзин чжу», «Сань фу хуанту» и др.), в основном в переводах на русский, английский или современный китайский языки; при необходимости осуществлялась сверка перевода с первоисточником. Полезными оказались сетевые ресурсы, прежде всего, размещенные на официальных сайтах, например, Китайского информационного Интернет-центра, управляемого Пресс-канцелярией Госсовета КНР, Агентства Синьхуа, центральных китайских газет, Института археологии АН КНР и др. Они использовались в тех случаях, когда по конкретному поводу отсутствовала публикация в специализированном печатном издании. Это дало возможность оперативно ввести в научный оборот целый ряд важных сведений, хотя данные Интернет неодинаковы по качеству и нередко нуждаются в дополнительной проверке. 8

Свою роль в оценке источников сыграли и личные впечатления автора, полученные в ходе научных командировок в гг. Сиань и Сяньян (провинция Шэньси, КНР), при осмотре экспозиций в Музее терракотовых фигур, Шэньсийском историческом музее, Музее ханьского мавзолея Янлин, где была сделана серия рабочих фотографий. Для подбора иллюстраций мы обращались также к электронным базам данных китайских музеев.

Научная новизна диссертационного сочинения состоит в том, что впервые в отечественной востоковедной литературе детально представлен процесс формирования циньской локальной культуры и ее синтетический характер, тесная связь с прототибетскими и другими кочевыми племенами. В оборот отечественной науки вводится большой объем новых данных по материальной культуре Китая в рамках большей части I тыс. до н. э. (с учетом ранних циньских памятников) для использования в последующих археологических и востоковедных работах по смежной тематике. С конца 1970-х гг. количество публикаций, посвященных мавзолею Цинь Шихуанди, возрастает лавинообразно, причем новые открытия' существенно изменяют или значительно уточняют сложившиеся ранее представления. К тому же наиболее интересные результаты публикуются на китайском языке (даже в условиях реализации целого ряда международных проектов) и, нередко, только в местных изданиях, что создает проблему доступности этих данных для западных и российских ученых. Поэтому без такого обобщения разработка частных историко-культурных вопросов недостаточно результативна. Привлечение всей совокупности археологических находок, сравнение их с письменными, эпиграфическими и фольклорными источниками позволяют обеспечить источниковедческий синтез, тем самым существенно повысив надежность результатов исследования.

Полученные в итоге данные по циньской материальной культуре, обосновывающие особое место периода Цинь в истории Древнего Китая, имеют практическую значимость для социально-экономических и этнокультурных реконструкций; хорошо датированные циньские комплексы 9 могут использоваться в качестве надежных реперов при определении хронологии археологических культур на сопредельных территориях. Обобщенные данные по мавзолею Цинь Шихуанди могут быть использованы при подготовке курсов лекций по древней истории, археологии и этнографии Восточно-Азиатского региона.

Основные теоретические положения и результаты исследования прошли апробацию в докладах на конференциях различного уровня: VIT международная конференция «Федоровские чтения» (Санкт-Петербург, СПбГУ, 2005 г.), всероссийская конференция «Молодежь и наука» (Красноярск, СФУ, 2007 г.), XLIV и XLVI международные конференции «Студент и научно-технический прогресс» (Новосибирск, ИГУ, 2006 г. и 2008 г.), XXV международная конференция «Источниковедение и историография стран Азии и Африки» (Санкт-Петербург, СПбГУ, 2009 г.) и др. Всего опубликовано 14 научных работ по теме исследования, в том числе три работы - в рецензируемых изданиях, рекомендованных ВАК РФ для публикации результатов диссертационных исследований. Автор участвует в качестве ответственного исполнителя в работе по проекту РГНФ № 09-01-00321 а, посвященному изучению мавзолея Цинь Шихуанди. Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на совместном заседании кафедр всеобщей истории и отечественной истории Красноярского государственного педагогического университета им. В.П. Астафьева.

По своей структуре работа в соответствии с логикой исследования подразделяется на введение, четыре главы и заключение. В приложения включены хронологическая таблица правителей государства Цинь, библиографический список из 366 публикаций (в том числе 201 - на китайском языке) и альбом иллюстраций, содержащий 57 рисунков.

 

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность представленной темы, выделяются объект и предмет исследования, формулируются цели и задачи, определяются территориальные и хронологические рамки, обосновываются методология и методика, дается общая характеристика источниковой базы Особо подчеркивается научная новизна полученных выводов и их практическая значимость, приводятся сведения об апробации и структуре работы

Глава I. История изучения и основная проблематика исследования мавзолея Цинь Шихуанди (как археологического памятника)

Первые сведения о внутреннем устройстве гробницы Цинь Шихуанди приводятся в «Исторических записках» Сыма Цяня, который использовал не дошедшие до нас источники Внешний вид мавзолея описывается в сочинениях «Хоу Хань шу», «Сань фу гуши», «Саньфу гу ту», «Шуй цзин чжу», «Хуан лань» и др Начало научного изучения памятника относится к 1900-м гг, когда его обследовали японские ученые Ито Тюта, Сэкино Тадаси, Мидзуно Сэйити Адати Кироку В 1914 г обмеры и фотографирование осуществил В Сегален После значительного перерыва, в 1961 г китайские ученые провели новые обмеры кургана и остатков наземных сооружений, после чего объект включили в список национальных памятников, находящихся под охраной государства.

Принципиально новый этап отмечен началом масштабных раскопок в 1974 г. На протяжении 1970-х гг. основное внимание уделялось ямам с фигурами воинов и лошадей. Для этого в 1979 г создан Музей терракотовых фшур, что стало важной вехой в изучении памятника. Его коллектив, с одной стороны, продолжает раскопки на объектах и готовит материалы к публикации, с другой, - осуществляет реставрацию и экспонирование находок. В то же время по ходу археологических изысканий выявлены другие объекты («конюшня», «зверинец», «покои», кладбище строителей, могильник знати), которые обозначают сложную структуру «погребального парка» и необходимость его комплексного изучения. В конце 1990-х гг. определился план расположения объектов на территории всего комплекса. Основным является южный район, где расположен могильный курган, с трех сторон которого выявили остатки поминального дворца, ямы с бронзовыми колесницами и ямы-хранилища. Северный район разделен на восточную часть с сопроводительными захоронениями и западную - со вспомогательным дворцом и сложными гидротехническими сооружениями. За пределами стен, но в тесной связи с комплексом найдены.- на юге - защитные дамбы, на севере - остатки пруда и еще одного дворца, на востоке - ямы с терракотовыми фигурами солдат, на западе - кладбище строителей, печи для обжига керамики и мастерские по обработке камня. В начале 2000-х гг. проведены раскопки окрестностей кургана и геофизические обследования самой насыпи, под которой выявили сложные структуры в виде ветвистых колонн (с кронштейнти-доугунами) и симметрично расположенных лестниц. Использование методов естественных наук (металлографии, спектрального анализа, палеогенетики) для увеличения объема извлекаемой информации - одна из характеристик исследовании последнего десятилетия. При этом большинство специалистов считает, что в настоящее время нет необходимых методик для раскопок таких сооружений, как подземный дворец, а также для консервации огромного объема артефактов, содержащихся внутри могилы. И хотя гробницу пока решено не вскрывать, тем не менее, в июне 2009 г на территории мавзолея (в яме № 1) начались новые раскопки.

Накопленный за 35 лет огромный фактический материал нуждается в историографическом освоении, которое пока отстает от археологического поиска. В этом отношении наиболее показательна отечественная историография, в которой не создано ни одного монографического исследования по данной теме, а научных (включая научно-популярные) статей и разделов в книгах опубликовано немногим более десятка. Первой научной публикацией стал раздел в монографии «Древние китайцы в эпоху централизованных империй», написанный НН Чебоксаровым (1983). Он отмечал, что «скульптурные портреты циньских «гвардейцев» представляют собой совершенно уникальный источник большой познавательной ценности», и выделил 22 портрета для антропологического анализа. Прототипы относились к восточноазиатской расе тихоокеанских монголоидов, однако отдельные черты сближают их с монголоидно-австролоидным населением Южного Китая. Выявленная у некоторых «гвардейцев» американоидность связывает их с прототибетцами, что позволяет говорить о влиянии на формирование циньцев цянских (жунских) племен. Судя по нетипичному для восточноазиатских монголоидов развитому третичному волосяному покрову, не исключена возможность европеоидных влияний. Статья В В Евсюкова и С А Комиссарова (1986) была первым исследованием данного памятника в историко-культурном контексте. Они считают, что огромный масштаб мавзолея защищал его от грабителей, поэтому он дошел до наших дней как неоценимый источник для реконструкции материальной культуры, социальной организации и религиозно-мифологических представлений Древнего Китая. В дальнейшем к материалам гробницы обращались в основном искусствоведы. ОМ Городецкая (1990) писала о «свсрхнедостаточности археологического материала» (что не соответствовало фактам) и определяла гробницу Цинь Шихуанди «как произведение варварского искусства». Ли Фуцзюнь (2006) в диссертации «Своеобразие китайской скульптуры эпохи Цинь», защищенной на русском языке, рассмотрел особенности изготовления терракотовых фигур на основе впечатлений от их внешнего облика и сравнения со скульптурами Древней Греции. Он сформулировал свои выводы в малосодержательных формулах типа «В этих фигурах воплотилась чувственность первобытной эпохи и рационачизм эпохи Цинь, а также своеобразная красота в благородном, торжественном молчании». Все это напоминает, казалось бы, оставшуюся в прошлом риторику времен «культурной революции», когда по поводу найденных скульптур писалось, что «в них виден отказ от упадочнического искусства рабовладельческого общества, с его терриоморфными, пугающими образами, и возвращение к реальной жизни», а в портретах - «отражение боевого духа воинов, которые под руководством легистской линии Цинь Шихуана боролись за реформы и национальное единство».

Наиболее детально и взвешено в рамках искусствоведческого направления проанализировала данный памятник M Е Кравцова (2004). Она обратила внимание на архитектурное построение комплекса и на особенности «глиняной армии», связав их с традициями бронзоволитейного производства. В циньской скульптуре она проследила «художественно-эстетические трактовки образа человека», характерные для китайского изобразительного искусства. Единственная археологическая статья опубликована M Ю Ульяновым (2006). Автор не только отдал должное терракотовой армии, но и рассмотрел другие находки, провел необходимые сравнения. Mногие из высказанных им идей очень плодотворны и близки методическим подходам, предлагааемым в нашем исследовании.

Западная литература не отличается тематическим разнообразием. Практически все издания в основном концентрируются на терракотовых фигурах солдат. Даже простое перечисление названий доказывает такую тенденцию, поскольку в них повторяются одни и те же термины. A Cotterell The First Emperor's Warriors (1987), С Lazo Terra Cotta Army of Emperor Qm (1993), Zhang Wenli The Qin Terracotta Army Treasures of Lintong (1998), W Lindesay, Guo Baofii The Terracotta Army of Qm Shi Huangdi (1999), С Blaensdorf, E Emmerling, M Petzet (ed) Die Terrakottaarmee des Ersten Chineseschen Kaisers Qin Shihuang (2001), J O'Connor The Emperor's Silent Army (2002), M Cotterell The Terracotta Warriors (2003), R Ciarla Eternal Army The Terracotta Soldiers of the First Chinese Emperor (2005), A Dean Terra-Cotta Soldiers Army of Stone (2005), J Portal, J Williams The Terracotta Warriors (2007), J Portal, Duan Qingbo (ed) The First Emperor China's Terracotta Army (2007), J. Mann The Terra Cotta Army (2008) и др.

В результате удалось много сделать для изучения способа изготовления и окраски статуй, их оружейного набора и боевого построения, семантики и ритуалов, связанных с «вечной армией» Но эффектность терракотовых солдат затмевает остальные находки, недостаточно внимания уделяется памятникам предшествующего периода. Поэтому в последние годы все больше рассматриваются находки на территории мавзолея в целом. Примером служит книга Дж. Портэла и Хироми Киносита (2007), в которой значительное внимание уделяется находкам фигур акробатов и чиновников, бронзовым статуям птиц, каменным доспехам, а для интерпретации привлекаются данные по мифологии и ритуалам того периода. Данная работа демонстрирует тенденцию к комплексному изучению памятника, которая начинает преобладать в историографии.

Наиболее полной является китайская литература, в рамках которой постоянно публикуются новые материалы по циньским памятникам и вводятся новые методики исследования (геофизическое зондирование гробницы, изучение химического состава краски на статуях, выделение пыльцы в составе глиняного теста и т д). Помимо полевых отчетов и музейных изданий, вышли в свет монографические исследования У Болуня и Чжан Вэньли (1990), Ван Сюэли (1994), Ван Сюэли, Шан Чжижу и Ху Линьгуя (1994), Ван Сюэли и Лян Юня (2001), Ли Сюэциня (2007). Для работ этих авторов, прежде всего Ван Сюэли, характерно стремление рассматривать находки в районе мавзолея в контексте общего понимания циньской культуры. Следует упомянуть и обобщающее академическое издание по чжоуской археологии, в котором выделены специальные разделы по додинастической культуре Цинь. Но из-за существующего языкового барьера большинство перечисленных книг мало известно за пределами Китая, к тому же часть их выходила в местных изданиях. В качестве недостатка этих работ можно отметить малое внимание к внешним контактам Цинь и слабое знание зарубежной археологии, что ограничивает их комплексный характер. Отмеченные лакуны в историографии придают нашему дальнейшему исследованию особую научную актуальность

Глава II. Циньские погребальные памятники состоит из двух параграфов

§ 1. Циньские погребения додинастической эпохи. Посвящен изучению погребальных памятников в Сичуй, Юнчэн и других центрах раннего Цинь. В настоящее время раскопано несколько крупных могильников додинастического периода, общим количеством более 900 погребений, включая и царские захоронения. На их материалах рассмотрено постепенное формирование «погребальных парков» вокруг могил правителей, а также комплекса характерных черт (ориентация головой на запад, скорченная поза, распространение подбоев, подземная архитектура, сохранение обряда человеческих жертвоприношений и сопогребений параллельно с началом использования вотивной погребальной пластики, керамические копии бронзовых ритуальных сосудов), которые затем воспроизводятся при создании мавзолея Первого императора. Но большинству указанных аспектов прослеживается тесная связь циньской культуры с местными культурами цицзя, синьдянь, сыва, которые соотносятся с прототибетскими племенами цянов (жунов). Особенно в большом количестве в районе циньских памятников представлена керамика культуры сыва, которую связывают с народом цюанъжунов. Эти контакты подтверждаются письменными источниками, включая данные по обычаям туфаней (средневековых тибетцев).

Ряд находок (втульчатая секира, клевец типа чо с широким треугольным бойком) указывает на сохраняющиеся контакты с сычуаньскими племенами (культурами) ба-шу, которые были отмечены там еще в эпоху раннего Чжоу. Следует особо отметить среди находок в районе Сичуй деревянные фигурки хищных птиц и кошачьих хищников, обтянутые золотой фольгой, поскольку способ изготопления этих украшений соответствует многочисленным находкам в погребениях пазырыкской культуры на Алтае. Высокая насыщенность зооморфными украшениями является особенностью данной коллекции. Сочетание в едином сюжете различных животных, а также некоторые детали оформления наводят на мысль о скифо-сибирском искусстве «звериного стиля». Его могли транслировать в Цинь отдельные жунские племена, которые вступали в контакты с кочевниками на территории Монголии и Ордоса. Однако сюжетная линия подверглась существенной переработке, изображенные на бронзовых сосудах из Сичуй животные, как правило, не борются, а поддерживают друг друга, за счет чего создаются комбинированные ручки и ножки сосудов.

§ 2. Погребальная архитектура чавзочея Цинь Шихуанди. Рассмотрены архитектурно-строительные составляющие циньской культуры, определено их место в истории китайской архитектуры в цепом. В период первого объединения страны распространились такие принципы строительства, как ансамблево-дворовый тип застройки, симметричная планировка, модульность построек, деревянная стоечно-балочная конструкция, крыши больших объемов. Знали циньцы и кронштейны-доугуны, хотя использовали их в ограниченном объеме. При выборе места для строительства использовались принципы геомантии фэн-шуй. Основной способ строительства - ханту (трамбовка земли), но также активно использовались кирпичная облицовка и черепичное перекрытие. Концевые черепичные диски украшены узорами, включая сюжеты в «зверином стиле». Что касается собственно мавзолея, то, как показали предварительные подсчеты, для устройства могильной ямы и всех выявленных на данный момент сопроводительных захоронений потребовалось вынуть примерно 12,8 млн куб. м. грунта, кроме того, для возведения насыпи переместили еще около 1,2 млн куб. м.. Значительные по размерам курганы начиная с первой половины IV в до н. э. принимают на себя функцию храма для жертвоприношений, который воздвигался над могилой правителя в предшествующий период, и в итоге полностью замещают его. Поэтому на вершине гробницы Цинь Шихуанди до сих пор не найдено никаких строительных остатков.

Комплекс, ставший для покойного императора «городом и миром», представлял собой в плане квадрат со стороной 7,5 км Выделякнся два (внутренний и внешний) «города», обнесенные земляными стенами периметром, соответственно, 1 355 х 580 м и примерно 2 188 х 976 м (сохранились лишь подземные фундаменты и частично слои трамбованной земли). По всем четырем сторонам внутренней и внешней стен имелись ворота, сохранились фундаменты и остатки черепичной кровли надвратных башен, а также угловых башен.

Принцип устройства склепов, независимо от их формы и назначения, был общим. Сначала вырывались ямы, их дно и стены трамбовались способом ханту. Дно насчитывает пять-семь слоев толщиной 50-65 см, стены по периметру дополнительно укреплены слоем трамбованной земли Затем из извлеченной же земли возводились несущие стены внутренних проходов Вдоль стен по дну размещались горизонтальные деревянные балки. На эти балки устанавливались колонны, для которых в стенах вырывались вертикальные пазы После этого дно ямы выравнивалось с помощью глины а сверху поверхность выкладывалась кирпичом Затем деревянную конструкцию завершали закреплением на колонны вдоль стен верхних балок, перпендикулярно которым укладывали бревенчатое перекрытие, располагая бревна впритык без крепления. Сверху их застилали плетеными циновками краями внахлест, наносили слой глины, смешанной с лессом, и, наконец, засыпали землей. Несмотря на значительную толщину перекрытия, которая, например, для склепа № 1 составляла 3-4 м, конструкция, сочетавшая несущие стены с укрепляющими их колоннами, на которые и опирались балки обвязки, оказалась достаточно прочной. И хотя крыша склепа в итоге просела, а колонны покосились, виной тому были подземные воды, а не превышение критического уровня осевого давления. В целом, подземная конструкция ям представляет собой оригинальное сочетание опорных колон с несущими стенами-перегородками.  Модульность отсеков позволяла наращивать необходимый объем по горизонтали, что в свою очередь помогло разместить в трех склепах не менее 8 тыс терракотовых фигур «воинов и лошадей».

Глава III. Погребальный инвентарь из мавзолея Цинь Шихуанди делится на три параграфа

§ 1. Погребальные фигуры подробно представляет различные виды терракотовых фигур и способы их изготовления. Размер фигур зависит от их функции и социального статуса солдаты 1,75-1,86 м, офицеры и чиновники до 1,95 м, слуги 0,66-0,73 м. Ко времени строительства мавзолея производство терракотовых фигур было поставлено на промышленную основу. И хотя большинство мастерских входило в состав дворцового ведомства, часть фигур производилась в других городах империи. Разнообразие типов фигур указывает на использование не менее десятка шаблонов, которые могли дополнительно корректироваться в соответствии с функциональными и индивидуальными характеристиками изготавливаемой скульптуры. Руки, голова и туловище выделывались отдельно, затем перед обжигом соединялись дополнительными полосами глины, подставка с ногами присоединялась к уже готовой фигуре Отдельные детали уши, борода и усы, заклепки на латах - крепились допочнительно. Полученные скульптуры сушились на воздухе (в тени), а затем обжигались, как правило, при температуре 900 °С и выше. У лошадей раздетьно изготавливались туловище, ноги, голова, хвост, уши и грива Первые три части соединялись до того, как глина просохла, а последние три прикреплялись после просушки, но до обжига Полые туловища лошадей изготавливались ленточным способом, а головы - в двучастных формах. Изучение состава керамического теста выявило в некоторых фигурах наличие 32 видов пыльцы, что свидетельствует о разных центрах изготовления, поскольку пыльца сохраняется лишь при температуре обжига менее 800 °С. На многих фигурах выявлены остатки красителей, что позволяет восстановить цветовую гамму терракотовой армии. Хроматографический анализ показал, что все они имеют минеральную основу киноварь, свинцовый сурик, малахит, лимонит, каолин, англезит и кальцит.

Специалисты многократно подчеркивали индивидуальность фиг>р, которая достигалась на стадии, прежде всего, моделирования лица и некоторых других деталей Считалось, что каждая из них имела реальный прототип, поэтому можно говорить о скульптурных портретах Отсюда происходит исключительная выразительность, даже психологичность изображений. Таким образом, ямы с фигурами солдат также представляют собой своеобразную художественную галерею, дающую обширный материал для изучения истории китайского искусства.

§ 2. Керамическая посуда. Изготавливалась в основном на круге, отдельные детали добавлялись с помощью ручной лепки. В целом, она продолжает общую чжоускую традицию, но имеет ряд специфических черт. Обзор ранних этапов циньских керамических сосудов выявил наличие в ее составе триподов с заостренными на конце ножками, которые характерны дчя культуры цицзя, а также нарядных ваз с высоким расширяющимся горлом, украшенных расписным «громовым» (меандровым) узором (копии бронзовых ритуальных сосудов). На этапе позднего Чжаньго, 1-2 вв до н э, появляются специфические формы сосудов бочонок «в форме шелковичного кокона» и кувшин «в форме головки чеснока», имеющий свой бронзовый аналог. В захоронениях появляются погребальные керамические модели повозки, домашний скот, амбары, представленные и в инвентаре мавзолея. Они являются предшественниками (или, точнее, первым опытом использования) вотивных фигурок, получивших широкое распространение при последующей династии Хань.

Керамика, найденная на территории собственно мавзолея Цинь Шихуанди и смежных объектов, не столь разнообразна, что связано с функциональными и социальными характеристиками раскопанных памятников. Так, при раскопках «ведомства по снабжению» обнаружили большую корчагу (типа открытой банки), два бочонка, около десятка целых горшков и мисок. Обращает внимание находка двух фарфоровых юршков светло-зеленого цвета сферической формы, на небольшом поддоне и практически со срезанным венчиком. Один из них найден вместе с притертои крышкой с небольшим ушком по центру. Отдельно найдено шесть крышек из светло-желтого фарфора, а также многочисленные фрагменты. Довольно много сосудов «производственного» назначения обнаружили при раскопках «конюшни» Миски и более низкие блюда, нередко с остатками зерна или стеблей растений, стояли перед захороненными лошадьми; рядом располагались кувшины с раздутым туловом и невысоким горлом, в которых, очевидно, хранили воду для поения лошадей. Важным орудием поддержания порядка в ночное время были лампы с плоской чашкой для масла, конусовидной подставкой и соединяющей их ножкой. Выделяется одна лампа на высокой ножке с выделенными «коленцами», которая имитирует стебель бамбука.

В могилах знати выявлена большая коллекция сосудов, но в их числе преобладает бытовая керамика: массивные корчаги, горшки со сглаженными или выделенными плечиками, котелки (у одного из которых нижняя часть покрыта оттисками «вафельного» орнамента); сосудов, которые обычно определяются как ритуальные (триподы, чаши на поддоне, кувшины «в форме головки чеснока», шкатулки-амбары), очень немного.

§ 3. Изделия из металла и камня. Ритуальные бронзовые сосуды в Цинь по форме и орнаменту в основном соответствовали чжоуским традициям, но были менее разнообразны и изысканны в сравнении с сосудами других чжоуских царств. Начиная с раннего Чжаньго, V в до н э, отмечается тенденция к уменьшению размеров бронзовых сосудов, что является одной из отличительных черт циньского комплекса. Характерные для Цинь кувшины с круглым дном, расширенным устьем с намеченным сливом и круглой ручкой с одного бока, возможно, возникают под влиянием керамики культур скифского времени на территории Синьцзяна, сходные кувшины, но с уплощенным дном, находят и на памятниках культуры шацзин, которая датирована в пределах IX-V вв до н э и предположительно связана с племенами юэчжей.

Бронзовые фигуры 46 гусей, лебедей и журавлей представляют первые реалистические скульптуры птиц, которые впоследствии воспроизводились на живописных полотнах.  В погребениях в пределах мавзолея находят небольшие предметы из бронзы: зеркала, колокольчики и особенно застежки с головками в виде клюва птицы, подобные которым изображены на поясах терракотовых воинов. Это доказывает их использование в качестве поясных пряжек, а не крюков для подвешивания оружия. Встречаются и железные застежки, но, главным образом, из железа изготавливали орудия труда (заступы, проушные молотки, поперечные скребки-оковки, зубила, топоры-кельты, кованые ножи и серпы) и предметы быта (фрагменты котлов, лампы, дверной засов). На территории мавзолея находят также многочисленные фрагменты бронзовых (реже - железных) ножек, уголков, крючков, дисков, которые применялись как детали мебели и интерьера.

В целом, ритуальных бронзовых сосудов, изделий из драгоценных металлов и нефрита пока обнаружено немного, поскольку главная могила императора еще не раскапывалась. Впрочем, очень немного нефритовых украшений обнаружено и на других циньских памятниках, что трудно объяснить, поскольку именно Цинь ближе всего находилось к Хотану, главному источнику качественного нефрита для Китая. Раскопки в Сичуй, где нашли нефритовые полукольца хуан, серьги-подвески цзюэ, скипетры гуй, а также их варианты, выполненные из камня, увеличили общее количество подобных изделий, но, тем не менее, оно не может сравниться ни с элитными погребениями других чжоуских государств, ни с гробницами ханьской аристократии. Впрочем, выводы о тех или иных ритуальных предпочтениях не могут считаться основательными пока не раскопан главный погребальный объект династии и субкультуры Цинь. О том, что показатели могут существенно измениться, свидетельствуют материалы о раскопках дворцовых зданий додинастического периода в Юнчэн, включающие более сотни нефритовых украшений традиционных чжоуских форм (полукольца хуан, серьги-подвески цзюэ, диски би). Там же найдено 34 каменных скипетра гуй, игравших важную роль в ритуальной практике в период с конца Западного Чжоу и до конца Чуньцю.

Глава IV. Комплекс вооружения цииьской эпохи (по материалам мавзолея Цинь Шихуанди) - самая насыщенная материалом - включает четыре параграфа, в которых выделяются разделы

§ 1. Защитное вооружение Рассматривается в основном на примере терракотовых статуй, выделено три типа панцири из твердых материалов, панцири из мягких материалов, панцири из комбинированных материалов Попытки некоторых исследователей интерпретировать доспехи на фигурах как железные не имеют каких-либо доказательств. Пластины на циньских фигурах по размерам занимают промежуточное положение между кожаными пластинами эпохи Чжаньго (известным по находкам в могиле цзэнского хоу И) и железными пластинами доспехов династии Западной Хань. Кираса доспеха изготавливалась из двух частей нагрудной, состоящей из восьми рядов крупных прямоугольных пластин, и наспинной, которая состояла из семи рядов. Обе части соединялись с левого бока, застегивание осуществлялось за счет трех Т-образных пуговиц. Пластины первых четырех рядов на обеих частях кирасы наклёпывались на мягкую основу, а остальные связывались между собой шелковыми шнурами Верхний край пластин надключичной части кирасы, для большей подвижности, не проклёпывался, а прошивался шелковыми шнурами по принципу ламеллярного доспеха. Такая конструкция обеспечивала одновременно дополнительную прочность и достаточную подвижность. Наплечники состоят из пластин, связанных в четыре ряда, нижние пластины частично перекрывают верхние Панцирь этого типа (подвид с воротником и рукавами) обладает заметным сходством с парфянским доспехом периода 50 г. дон.э.-5 г.н.э., как он изображен на рельефах Халчаян.

Часть солдат (пехотинцы и возничие) носили многослойные защитные халаты, усиленные дополнительной подбивкой и простегиванием Здесь произошло переложение бытового костюма на военный лад, т е удобная в употреблении одежда была специально усилена. Данный тип боевой защиты напоминает русский «тягиляй» или монгольский «хатангу дегель».

Полностью ламеллярный доспех демонстрируют находки из ямы К9801. Из земли было извлечено 87 доспехов и 43 шлема, а также не менее трех конских доспехов. Материалом для пластин доспехов и шлемов послужил обработанный сланцевый известняк, темно-серого цвета. Пластины соединялись между собой тонкой и плоской медной проволокой Вес одного из реконструированных доспехов из 612 пластин составляет 18 кг, а второго (332 пластины) - 23,18 кг Первый реконструированный шлем весит 3,1 кг и состоит из 74 пластин У него выделяются боковины, начелье, нащечники, затылочная часть, а также элемент, закрывающий шейный и верхнюю часть плечевого отдела Найденные там латы и шлемы могли иметь не только ритуальное, но и боевое значение и использовались для вооружения элитных частей, сражавшихся на колесницах, лошади которых также были защищены доспехом из камня.

§2. Оружие ближнего боя Подразделяется на древковое (клевцы, копья, дротики, трезубцы, боевые шесты) и клинковое (мечи и, возможно, кинжалы). Все найденные в районе мавзолея клевцы относятся к танговым, т е они крепились к рукояти с помощью обуха. Однако в составе циньского оружейного комплекса иногда встречались и втульчатые формы - например, находка двустороннего чекана с короткой втулкой, украшенной полосой меандрового узора. Подобное оружие изредка встречалось в составе позднеиньских и чжоуских комплексов, их присутствие обычно объясняется влиянием северных культур нехуаского круга, в дальнейшем они получают распространение у хунну (т. н. чеканы в форме журавлиного клюва). Выделяются четыре типа клевцов, причем преобладают развитые формы (с длинной заточенной бородкой и поднятым кверху бойком).

Наконечников копий немного, они подразделяются на три группы и четыре типа. Среди них выделяется бронебойное, с удлиненным пером и шестигранное в сечении. Большое распространение получают дротики пи, которые мы предлагаем именовать ассегаями, поскольку они могли использоваться не только как метательное, но и как колюще-режущее полифункциональное оружие. В основе их развития лежат восточночжоуские кинжалы, которые также дают начало длинным мечам. При этом циньский вариант, по сравнению с классическими образцами, обладал еще одной функцией. Благодаря стандартизации размеров и увеличению длины черена его можно было при необходимости монтировать на длинное и даже сверхдлинное древко и использовать в сомкнутом строю против пехоты и колесниц противника. Еще одним вариантом полифункционального древкового оружия являлся трезубец гри, соединявший на одном древке клевец с заточенными обухом и бородкой и наконечник копья. Именно массовое применение такого высокоэффективного вида оружия как трезубцы, по мнению одного из патриархов китайской археологии Ли Цзи, помогло государству Цинь впервые объединить Китай

Наверший для боевых шестов шу найдено немного, они носили характер вспомогательного оружия.

Важную роль играли мечи (длиной ок 0,8-0,9 м) Среди найденных выделяются ромбические в сечении «доспешные мечи», предназначенные для поражения тяжеловооруженного противника. На черенах, а в некоторых случаях и на клинках, имеются вырезанные иероглифы, обозначавшие имена мастеров, места изготовления, события, в честь которых мечи изготавливали, циклические знаки и т. д.. Эта информация позволила провести довольно четкую датировку некоторых экземпляров мечей и их фрагментов. Почти все были изготовлены в 230-х - 220-х гг до н э, т е использовались в реальных боевых действиях, а не были сделаны специально для погребения Первого императора. Кинжалы в оружейном комплексе мавзолея пока представлены одним экземпляром, но распространены на других циньских памятниках, причем часто в биметаллическом варианте (железный клинок и бронзовая или золотая рукоять).

§ 3. Оружие дистанционного боя. Пока на территории мавзолея Цинь Шихуанди не обнаружено каких-либо остатков луков или их частей, но их применение очевидно. Почти во всех раскопах наличествуют терракотовые фигуры лучников, изготовившихся к стрельбе О циньских луках неоднократно упоминают и письменные источники. Однако доминирующую роль играли уже арбалеты. Сохранились в основном их спусковые механизмы из бронзы, представлявшие довольно сложную конструкцию, которую можно разделить на три типа: I тип изготовлен из трех бронзовых деталей, закрепленных в основании ложа при помощи двух осей;  II тип также состоит из трех деталей с двумя осями. Отличие состоит в том, что конструкция спускового механизма частично помещается в бронзовый кожух, и отверстия для осей проходят через кожух. Эта модель является более износостойкой, долговечной. Спусковой механизм III типа также состоит из трех основных бронзовых частей, закрепленных посредством двух осей в бронзовом кожухе Отличие от типа II состоит в форме кожуха (полностью скрывает все детали спускового механизма) и в способе его закрепления в ложе арбалета. Он утоплен в деревянное основание таким образом, что остальные детали, кроме осей, не касаются ложа Подобный тип спускового устройства считается самым совершенным по конструкции для того времени. Диаметр осей на спусковых механизмах около 0,75 см Из них только первая ось испытывала большое напряжение, т к на нее насаживался «орех», на который, в свою очередь, давила тетива Вторая ось удерживала шептало, которое по конструкции не испытывало особых перегрузок. Благодаря цилиндрической форме, давление распределялось равномерно по всей поверхности оси. Кроме деталей замка была обнаружена также защитная скоба предохранявшая спусковой рычаг, и бронзовые «шипы», являвшиеся своего рода прицельным приспособлением Восстановленная длина деревянного ложа составляла 0,7 м, размах плечей -1,17м, реальная дальность полета стрелы, выпущенной из такого арбалета, не менее 300 м

Наиболее многочисленную категорию вооружения составляют бронзовые наконечники стрел. Они делятся на два отдела, черешковые и втульчатые, в каждом из которых выделяется, соответственно, четыре группы (семь типов) и две группы (два типа). Такое разнообразие связано с использованием против различных целей. Древки арбалетных стрел-болтов в Китае изготавливались из бамбука или веток сандалового дерева, имевших необходимую прямизну. Бамбук обычно расщеплялся вдоль, отдельные его полоски склеивались вместе и для предохранения от сырости тщательно пропитывались лаком, иногда обматывались шелком. Оперение делали из перьев птиц либо из пластинок тонкой кожи.

§4. Конский убор и боевые колесницы. Колесницы относятся к сложному оружию, поскольку весь контекст их находок указывает на боевое применение. Отпечатавшиеся в леске остатки дерева позволили установить размеры повозок диаметр колес 1,34-1,36 м, длина оси около 2,5 м, длина дышла 3,5 м, длина ярма-перекладины 1,4 м, ширина кузова 1,4 м, а высота бортиков около 1,1м, что в принципе соответствует размерам более ранних чжоуских колесниц. Заслуживают внимания и размеры лошадиных фигур высота 1,5 м и длина 2 м, что в целом соответствует реальным размерам циньских лошадей (судя по находкам скелетов при раскопках «конюшни»). Фигуры верховых лошадей на 20-25 см выше колесничных Но при этом лошади, запряженные в бронзовую колесницу № 2 (из двух найденных), - самые большие, высотой 1,8 м и длиной 2,2 м Две центральные лошади каждой колесницы были запряжены при помощи системы, состоящей из двух ярм-рогаток и ярма-перекладины, которая служила для передачи повозке тяглового усилия лошадей Каждое ярмо-рогатка изготавливалось из дерева, имело нашейную кожаную подушку и вспомогательную лямку, которая закрепляла ярмо на шее коня. В верхней части оно соединялось с перекладиной, которая, в свою очередь, крепилась к дышлу. К ярму для его удержания на шее коня пристегивалась шлея, состоящая из нескольких ремней. Как уже говорилось, с каждого бока от коренных лошадей пристегивались еще по одной Управление всеми конями осуществлялось посредством вожжей и бамбукового стека, который возница держал в руке.

Верховые лошади снабжатись развитым уздечным набором, но в их снаряжении отсутствовал основной элемент, обеспечивающий переход от конной пехоты к кавалерии как особого рода войск жесткое седло с арочными луками и/или стремена. Использовалось исключительно мягкое седло. В оформлении фигур верховых лошадей в яме № 2 была выделена интересная особенность гривы: у них были довольно коротко подстрижены, но при этом в центре оставлялся выступ из волоса (назывался «цветок гривы» или «одинокий цветок»), ухватившись за который кавалеристы запрыгивали в седло, такой дополнительный хват очень помогал при отсутствии стремян. Поэтому циньская конница находилась на начальной стадии развития. На это указывают и количественные показатели: из общего числа около 8 ООО выявленных фигур солдат на долю всадников приходится только 116 экземпляров (менее 1,5 %). Заслуживает внимания тот факт, что т. н. кавалеристов безвестные скульпторы изобразили не верхом, а в более привычном для них положении рядом с лошадью. Конечно, это можно объяснить, например, тем, что в яме № 2 представлен парадный строй, своего рода строевой смотр, а не походное и тем более боевое построение. И однако выбранный вариант композиции представляется вполне символичным - для циньцев более естественным было стоять на земле, а не сидеть в седте. Их всадники, по сути, представляли собой пехотинцев, посаженных на лошадей. Однако снаряжение этих солдат укороченные панцири, штаны и сапоги, а также шапочки с завязками - демонстрирует начавшийся процесс преобразования одного рода войск в другой. В целом, вспомогательные функции циньской конницы, при всей их несомненной важности, не были связаны с решением самостоятельных боевых задач. Для становления кавалерии как особого рода войска требовалось пройти довольно долгий путь развития, завершившийся только в эпоху Средневековья.

Завершая обзор сюжетов, связанных с военным дечом Цинь, следует отметить, что соотношение между раскопанными ямами с фигурами солдат и лошадей в принципе соответствует данным письменных источников по боевым порядкам чжоуских армий. Яма № 1 расположена справа, где обычно и располагались главные силы. Порядок построения внутри ямы соответствует описанному в письменных источниках как «садок для рыбы». Выделенные линии авангарда, арьергарда и флангов создавали каркас, плотно заполненный латниками (аналогия пластинчатого доспеха с рыбьей чешуей), которые, по данным летописи «Цзо чжуань», выстраивались за ударными колесницами. Особую роль играли арбалетчики, которые назывались «ударными войсками». В летописи «Хань шу» (пава «Син фа чжи») говорится, что «циньский Чжао-ван побеждал с помощью "ударных войск"», а в трактате «Сюнь-цзы» отмечено, что «вэйские солдаты не могли справиться с циньскими "ударными войсками"».

Яма № 2 находится слева, где располагались вспомогательные войска. Они были разделены на четыре небольшие группы, разные по составу, что давало возможность сочетать регулярные порядки с маневрированием на поле боя. Яма № 3 соответствует описанному в «Цзо чжуань» месту, где перед сражением проводился совет высших офицеров и гадание об итогах боя.

В обиходе (в т. ч. научном) керамические фигуры солдат и офицеров из трех ям в районе мавзолея принято называть «гвардейцами». Но, скорее всего, археологами найдена скопированная в глине полевая армия, собиравшаяся со всех концов империи, чем и объясняется значительная разница в облике солдат. Подразделения столичного гарнизона и отдельно дворцовой гвардии будут еще обнаружены в ходе дальнейших раскопок.

В Заключении сформулированы итоги исследования, которые позволили не только обобщить уникальный по богатству материал, сделав его доступным для дальнейшего изучения, но и сформулировать ряд существенных выводов, обладающих научной новизной

 

Из глав:

• История изучения и основная проблематика исследования мавзолея Цинь Шихуанди (как археологического памятника)
• Погребальная архитектура мавзолея Цинь Шихуанди
• Изделия из металла и камня
• Оружие дистанционного боя

История изучения и основная проблематика исследования мавзолея Цинь Шихуанди (как археологического памятника)

Династия Цинь вошла в историю Китая как одна из самых непродолжительных по времени. С момента объединения страны в единую империю в 221 г. до н. э. и до ее окончательного краха в 207 г. до н. э. прошло неполных 15 лет, однако ее влияние прослеживалось на протяжении многих столетий. Империя была, по сути, державой одного человека — Цинь Шихуанди; вскоре после его смерти рухнуло и созданное им государство. Поэтому история Цинь тесно переплетена с подробностями жизни и смерти Первого императора. Разумеется, он опирался на деятельность предшествующих правителей. Основание династии Инов (родовая фамилия правителей Цинь в рамках конгломерата чжоуских княжеств и царств) датируется первой половиной IX в. до н. э., когда Фэй-цзы получил земли на западе и стал править под именем циньского Ина; его сын уже имел титул хоу и правил с 857 по 848 гг. до н. э. и т. д. (см.: Приложение 1).

В IV в. до н. э. Цинь добивается наибольшего могущества среди «семи героев» — наиболее сильных царств Древнего Китая, ведущих ожесточенную борьбу друг с другом. Расположенное в плодородном бассейне р. Вэйхэ, оно отличалось богатством природных ресурсов и выгодным географическим положением. Будучи защищенным естественными рубежами (р. Хуанхэ и горными хребтами) от вторжения соседних царств с востока, Цинь вместе с тем занимало удобную стратегическую позицию для наступления как на царства среднего течения Хуанхэ, так и на пограничные племена, торговля с которыми являлась важным источником обогащения государства.

Одной из причин его усиления были проведенные Шан Яном политико-административные, финансово-экономические и военные преобразования, которые придали царству Цинь черты централизованного военно-бюрократического государства. После захвата Сычуани и осуществления здесь крупных оросительных работ Цинь обеспечило себе добавочный источник сельскохозяйственной продукции. В конце IV в. до н. э. были захвачены верхнее течение р. Ханьшуй (юг Шэньси) и запад Хэнани, где войска Цинь вплотную столкнулись с царствами Чу, Вэй и Хань. Центральные царства постепенно теряли свои территории. В 278 г. до н. э. Цинь захватило столицу Чу - г. Ин, развалив противостоявшую ей коалицию.

Вскоре последовала война циньского царства с Чжао. Однако хотя Цинь и расширило свои владения за счет других царств, они еще оставались достаточно сильны. В 241 г. до н. э. царства Вэй, Хань, Чжао и Чу заключили против Цинь новый военный союз, но и их соединенные войска также потерпели поражение. Кроме них, Цинь противостояли еще Янь и Ци — всего шесть царств. В 238 г. до н. э. на циньский престол взошел молодой правитель Ин Чжэн, которому удалось разбить всех своих противников поодиночке, захватывая одну территорию за другой в течение семнадцатилетних непрерывных войн. В 221 г. Цинь завоевало последнее самостоятельное царство Ци на Шаньдунском полуострове. После этого Ин Чжэн принял совершенно новый титул высшей власти —хуанди (император), войдя в историю Китая как Цинь Шихуанди. Столица царства Цинь, г. Сянъян на р. Вэйхэ, была объявлена столицей империи.

Цинь Шихуанди не ограничился покорением древнекитайских царств. Он продолжил экспансию на севере и юге страны. Им были предприняты походы против сюнну, захваты государств Намвьет и Аулак в Южном и Северо-Восточном Вьетнаме. Таким образом, завоевания и колонизация стали лейтмотивом всей внешней политики Первого императора, что требовало особого внимания к подготовке и вооружению армии.

Политическая и социально-экономическая история Цинь детально изучена в мировой историографии [Bodde, 1938; Ян Куань, 1956; Pokora, 1967; Cotterell, 1981; Линь Цзяньмин, 1981; Ма Фэйбай, 1985], особо следует выделить труды ведущего специалиста по истории и философии Древнего Китая Л.С. Переломова [Переломов, 1962; Переломов, 1973; Переломов, 1974]. Ему же принадлежит и детальное исследование идеологических предпосылок формирования империи - легизма в его наиболее тоталитарной ипостаси, изложенной Шан Яном [Книга правителя.., 1994]. В то же время огромный пласт новых материалов, полученных при раскопках мавзолея Первого императора, позволяет существенно дополнить и уточнить культурную и военную историю Цинь.

Монументальное сооружение привлекало внимание ученых на протяжении многих столетий. Очевидно, самым первым произведением (из дошедших до нас), содержащим описание мавзолея, стало «Ши цзи» великого историка древности Сыма Цяня (родился примерно в 145 г. до н. э.); развернутые цитаты из его «Исторических записок» приводятся далее в соответствующих разделах. О могиле писал также известный ханьский литератор Лю Сян (77-6 гг. до н. э.), который утверждал: «С древности никого не хоронили с такой роскошью, как Цинь Шихуанди». В «Хоу Хань шу», составленной Фань Е (398-445 гг.), в главе «Цзисы чжи» («О жертвоприношениях») упоминаются наружные постройки возле могилы. В позднеханьском сочинении «Сань фу гуши» уточняется, что внутри могилы Первого императора располагались сосны и кипарисы, а также другие деревья, вырезанные из нефрита и камня; утки и журавли, а также другие животные, сделанные из золота и серебра. В раннесредневековом географическом памятнике «Сань фу гу ту» упоминаются каменные скульптуры единорогов-цилиней, стоявшие на вершине холма (цит. по: [Ян Куань, 1956. С. 106-108]).

Погребальная архитектура мавзолея Цинь Шихуанди

Особенности погребальной архитектуры мавзолея следует рассматривать в контексте общего развития архитектурного искусства Китая, в котором циньский этап занимает важное место. Одна из первых периодизаций была создана под влиянием западного подхода, а именно согласно схеме немецкого искусствоведа XVIII в. Иоаганна Винкельмана для хронологии искусства и архитектуры античной Греции. Ее предложил в 1934 г. Ли Вэйинь, выделив три основных этапа: начало, расцвет и упадок (см.: [У Хун, 2007]. Лян Сычэн выделял шесть этапов в истории традиционной архитектуры: первобытный, период Хань, период Вэй, Цзинь Северных и Южных династий, период Суй и Тан, период Пяти династий, Ляо и Цзинь, период Юань, Мин и Цин [Лян Сычэн, 1988]. Это стандартный вариант китайской периодизации, когда в качестве основы берется династический принцип [Гэ лиши.., б. г.].

В период неолитических культур формы простейших искусственно созданных жилищ включали землянки и полуземлянки, следы которых выявлены в слоях культур VI-V тыс. до н. э. в бассейнах Хуанхэ и Янцзы, а также возникающие практически в тот же период наземные постройки (без фундамента) и свайные конструкции. Жилое пространство стало варьироваться от единого общего помещения к нескольким, разделенным стенами. В древнейший период появились характерные для китайской архитектуры деревянные балочно-стоечные конструкции, использование глины, смешанной с травой («самана») для возведения стен, техника соединения деревянных деталей с применением пазов и выступов («суньмао»). С возникновением построек дворцового типа при легендарной династии Ся (XXI—XVI вв. до н. э., по традиционной хронологии) были заложены основные принципы их планировки. В эпоху Шан-Инь (XVI-XI вв. до н. э.) происходил синтез строительных традиций севера и юга страны. В период со второй половины XI по первую треть VIII в. до н. э. при правлении династии Чжоу применяли уже вполне сформировавшуюся систему деления построек в соответствии со статусом их обитателей, планировка получила идеологическое обоснование и стала более строгой, возросло число типов строений. К периоду Чуньцю (VIII—V вв. до н. э.) и Чжаньго (V—III вв. до н. э.) развитие экономики и культуры привело к формированию сети дорожного сообщения и появлению множества поселений городского типа.

Удельные правители усиливались и отстраивали свои столицы с небывалым размахом, возводя богатые резиденции (см.: [Шевченко, 2007. С. 47-57]. В качестве примера можно привести данные по городищу Линьцзы на территории провинции Шаньдун, где находилась столица царства Ци. Именно это богатое царство оказало наибольшее сопротивление циньскои экспансии и последним из шести государств прекратило существование в 221 г. до н. э. По сведениям «Чжаньго цэ» («Планы Сражающихся царств»), в период правления Сюань-вана (342-324 гг. до н. э.) там насчитывалось 70 тысяч дворов и проживало 210 тысяч душ мужского пола; это был самый процветающий город Китая. Городище расположено на западном берегу реки Цзыхэ, состоит из двух частей, окруженных стеной из утрамбованной земли. В юго-западной части находится Малый город - дворцовый комплекс, прямоугольный в плане, вытянут по оси север-юг (2,2 х Г,4 км); ширина оборонительной стены в основании 20-30 м; в центре южной стороны двое ворот, с трех других сторон по одному проходу; вокруг стены ров шириной 13-25 м, который соединяется с рекой Нихэ. Выявлены три улицы, ведущие к воротам, водоотвод с каменной вымосткой. В северной части - овальная платформа из утрамбованной земли (длина с севера на юг 86 м, высота 14 м), на которой размещались дворцовые здания. Там же располагались мастерские (в том числе по отливке монет), находившиеся под управлением центральной администрации. Большой город - прямоугольный в плане (4,5 х 4 км); с двух сторон огражден рвом шириной 25-30 м и глубиной более 3 м; с двух других сторон - реками Цзыхэ и Нихэ. Выявлено по два прохода в южной и северной стенах и по одному - в восточной и западной. Зафиксировано семь улиц, которые вели к воротам, между ними не меньше 10 жилых кварталов, расположенных в шахматном порядке. В этой части города находились дома чиновников и простолюдинов, в южном районе административные здания, в северо-восточной и центральной частях -своеобразная древняя «промзона», включавшая железоделательные, бронзолитейные, косторезные мастерские; к ним примыкали торговые кварталы [Юй Вэйчао, 1998; Чжунго каогусюэ, 2004. С. 248-251]. Таким образом, в эпоху Чжаньго окончательно оформились как особые составляющие в градостроительстве «закрытые города» правительственной резиденции, объединявшие величественные дворцовые постройки на платформах с соответствующими службами, так и кварталы для простого люда с тесной застройкой, с которыми непосредственно связаны промышленные и торговые районы.

С образованием империи Цинь (221-207 гг. до н. э.), объединившей огромную территорию прежде самостоятельных царств и с проведением реформ, направленных на унификацию мер и стандартов в самых разных областях, наступил первый период расцвета строительного дела, включивший в себя, помимо Цинь, династии Хань (202 г. до н. э. - 220 г. н. э.), Вэй (220-265) и Цзинь (265-316).

В период первого объединения страны повсеместно распространились главные принципы строительства, в начальном виде сформировавшиеся уже при династиях Шан и Чжоу: ансамблево-дворовый тип застройки, симметричная планировка, деревянная стоечно-балочная конструкция, основные конструкционные части отдельных строений, крыши больших объемов. Резьба и роспись, планировка в ее регулярности отражали этические представления и статусные моменты, что получило развитие в последующие эпохи.

В столице Цинь возводились копии уничтоженных дворцов покоренных княжеств. По свидетельству Сыма Цяня, «каждый раз, когда Цинь сокрушало власть какого-либо из владетельных князей, [циньский вон (титул ван Цинь Шихуан носил до провозглашения себя императором. -О. X.) приказывал] зарисовать устройство его дворца и строить [подобный же] дворец на возвышенности к северу от Сяньяна, так, чтобы дворец этот был обращен к югу - к реке Вэй. [Поэтому] от Юнмэня на восток вплоть до рек Цзиншуй и Вэйшуй [всюду высились] дворца и дома, соединенные переходами поверху и понизу и огороженными дорогами.

Изделия из металла и камня

Ритуальные бронзовые сосуды в Цинь по форме и орнаменту в основном соответствовали чжоуским традициям, но при этом они менее разнообразны и изысканы в сравнении с сосудами из других чжоуских царств. Как указывалось в предыдущей главе, в циньских погребениях также использовалась система «ле-дин»; пока найдены комплексы с пятью и тремя триподами дин, хотя для ранга гун и, тем более, ван их должно было быть семь или девять. Очевидно, часть сосудов была похищена грабителями. Для циньской ритуальной бронзы характерен ряд особенностей, на существование которых указывал еще в 1950-х гг. Ли Сюэцинь [1957]. Характерные циньские черты - дин с особенно мелким туловом и ножками «словно звериные лапы». Начиная с раннего Чжаньго, исследователи отмечают выраженную тенденцию к уменьшению размеров бронзовых сосудов, что является одной из отличительных черт циньского комплекса [ХаньВэй, 1981].

В поздний период Чжаньго (конец IV—III вв. до н. э.) появляются специфические для Цинь сосуды моу и сосуды ху «в форме головки чеснока» [Li Xueqin, 1985. P. 226]. Сосуд моу представляет собой кувшин с круглым дном, расширенным устьем с намеченным сливом и круглой ручкой с одного бока. У него нет аналога среди циньской и в целом чжоуской керамики; сходные сосуды находят на памятниках позднего Ба (см., напр.: [Ван Юпэн, 1984. С. 20]), но там они, возможно, появляются под влиянием Цинь. В то же время близкие по форме керамические сосуды часто встречаются на памятниках скифского времени на территории Синьцзяна: Айдинху, Улабо, Алагоу и др., датированных периодом VI—IV вв. до н. э. (см.: [Си юй.., 2003. С. 23-25, рис. 3, 5, 12, 18, 21 на С. 33]); сходные кувшины, но с уплощенным дном находят и на памятниках культуры шацзин, которая датирована в пределах IX—V вв. до н. э. и предположительно связана с племенами юэчжей [Се Дуаньцзюй, 2002. С. 215, 218]. Это сходство можно рассматривать как еще одно указание на устойчивые связи Цинь с кочевыми культурами Северо-Запада.

Использовали циньцы и трофейные бронзовые сосуды. Пример, как известно, показал Чжаосян-ван, который захватил «принадлежащие Чжоу драгоценные сосуды и девять треножников» [Сыма Цянь, 1975. С. 50]. Случались и более сложные варианты, как это демонстрирует находка в позднециньском захоронении в Гаочжуан. Найденный там (вместе с сосудами моу и ху «в форме головки чеснока») бронзовый дин с крышкой был изготовлен в государстве Чжуншань в 309 (или 308) г. до н. э., после разгрома которого царством Чжао в 296 г. до н. э. попал в руки победителей, а в конечном счете после захвата последнего Цинь в 222 г. до н. э. оказался в руках одного из циньских сановников [Шан Чжижу, 1980].

Что касается мавзолея Первого императора, то до последнего времени там не находили ритуальных сосудов. Можно полагать, что их большая часть сосредоточена в пока не раскопанном подземном дворце. Четыре бронзовых сосуда {янь, моу, и, шаб) нашли при раскопках погребений знати в Шанцзяоцунь. Однако бронзовые сосуды могли иметь не только чисто ритуальный характер. При раскопках «конюшни» в том же районе Шанцзяоцунь нашли металлический кувшин с выпуклым туловом и округлыми плечиками и такое же блюдо с невысоким бортиком и парой ушек; они мало отличались от многочисленных керамических сосудов и, очевидно, также предназначались для кормления лошадей (возможно, самых элитных, императорских). Однако самый большой из найденных на сегодняшний день сосудов дин связан не с ритуалом, а с развлечением. Вполне традиционный для Цинь бронзовый трипод на низких ножках «с копытами» и двумя массивными ушками весом 212 кг был найден в одной яме с терракотовыми фигурами циркачей, где размещался на особой деревянной подставке. Демонстрация силы путем поднятия тяжестей, включая и ритуальные треножники (упражнение называлось «ган дин» и подразумевало поднятие вверх сосуда, взятого за ушки), была широко распространена в Древнем Китае и пользовалась особой популярностью в Цинь. Именно там в период Чжаньго жил знаменитый силач У Хо, который якобы мог поднять сосуд весом в 500 кг [Чжунго гудай тиюй, б. г. С. 42].

В ямах с терракотовыми фигурами, помимо оружия и предметов упряжи (которые исследуются в следующей главе), находят очень немного мелких бытовых предметов и украшений из бронзы. Трудно сказать, использовались ли они для дополнительного украшения отдельных статуй, либо принадлежали строителям комплекса, или даже грабителям. То же относится и к найденным в этих ямах железным орудиям труда.

В яме № 1 найдено два колокола юн без язычка, с овальным сечением и дугообразно вогнутым нижним краем. Общая высота 27 см, вес 2,3 кг, внешняя поверхность украшена узором, композицию которого A.M. Чистякова определяет как «дракон куй и феникс» и относит к эпохе бронзы [Чистякова, 2007. С. 14]. Возможно, колокола были изготовлены в более ранний период или данная композиция сохранялась и в раннем железном веке. Их раздельно нашли возле колесниц, на которых они, скорее всего, были установлены как сигнальные. Там же возле колесниц нашли остатки двух барабанов. Их деревянное кадло сгнило, но сохранились остатки лакового и красочного покрытия, а также три бронзовых обруча. Судя по этим остаткам, барабаны были невысокие (высотой 12 и 9 см, соответственно), бочонковидной формы, наибольший диаметр 68 и 70 см. Они также использовались для подачи сигналов [Цзян Цайфань, 1987]. В той же яме найдены одна застежка, одна пряжка (прямоугольная с фиксированным язычком), два простых колечка (щиток немного раскован), две поясные обоймы и несколько пронизок.

Оружие дистанционного боя

Мечом называется вид наступательного оружия с прямым обоюдоострым клинком, предназначенным для нанесения как колющих, так и рубящих ударов, в длину более 60 см. Мечи длиной от 60 до 70 см мы относим к коротким и пригодным в основном для пешего боя. Мечи длиной 70-90 см можно считать оптимальными по размерам, универсальными, одинаково удобными для рубки с коня и в пешем строю. Длина от 90 см и более характерна для всаднических мечей. Но, кроме рубки, мечи часто использовались и для колющего удара.

Помимо чисто тактических условий, на размеры меча должны были влиять и индивидуальные особенности заказчика или покупателя. Длина меча обусловливалась также и проблемой безопасности: ведь меч, как и любое другое клинковое оружие, является не только оружием атаки, но и парирующим, защитным оружием, преграждающим путь оружию противника. Поэтому длинный меч держал противника на большем расстоянии. Вместе с тем размеры его, а соответственно и вес зависели и от манеры фехтования. Огромное влияние на признаки меча оказывал характер оборонительного вооружения, распространенного в том регионе, где применялся тот или иной тип меча [Горелик, 1993. С. 28].

В Китае бронзовые мечи появляются в середине I тыс. до н. э. Они представляли собой прямое развитие длинных кинжалов «восточночжоуского» типа, которые были приспособлены не ТОЛЬКО ДЛЯ колющего, но и для рубящего удара. Можно предположить, что процесс удлинения клинка, превратившего кинжал в меч, произошел в царстве Чу,,. поскольку именно на его1 территории сосредоточено большинство находок мечей (Рис. 45).

Ранние мечи от предшествовавших им кинжалов отличаются только размерами, их длина составляет 60-80 см. Рукоять чаще, чем у кинжалов, имеет несколько «надетых» на нее горизонтальных дисков, которые обкладывались толстым слоем шелковой ваты, обматывались тканью и обвязывались шнуром для удобства использования. Так, на колеснице № 2 у возницы за пояс воткнут короткий меч «восточночжоуского» типа, на рукояти которого имеется пять дисков. Мечи имеют плоские подпрямоугольные перекрестия, обычно с закругленными верхними углами, прямоугольным вырезом на верхнем крае и подтреугольным выступом на нижнем. Клинок часто имеет более узкую нижнюю треть, которая плавно переходит в верхнюю часть.

К концу IV и особенно в III в. до н. э. в развитии китайских мечей происходят существенные сдвиги. Увеличивается длина клинка (до 100 см). Клинки становятся уже, удлиняется рукоять, чтобы можно было действовать мечом двумя руками. Длинные мечи конца периода Чжаньго держались на портупее при помощи скобы, но теперь из-за длины меча не затыкались за пояс, а привешивались к специальному ремешку, пришитому одним концом к поясу.

Мечи Китая циньского периода продолжили эту традицию. На месте раскопок мавзолея императора Цинь Шихуанди было найдено несколько экземпляров этого оружия и отдельных фрагментов, выполненных из бронзы. К концу III в. до н. э. уже существовали железные мечи, но подобных образцов на памятнике не обнаружено.

Было выделено семь наиболее сохранившихся экземпляров, пять из которых были обнаружены непосредственно в раскопе № 1 и два - во втором раскопе. Все мечи по сечению клинка относятся к двум группам -ромбической и шестиугольной, в каждой из которых насчитывается по одному типу. Группа I. Ромбические, один тип.

Тип 1. Мечи с длинными обоюдоострыми клинками, постепенно сужающимися от основания рукояти к остроугольному острию. С двух сторон по центру клинка проходит выступающая жилка. Плоское перекрестье представляет в сечении ромб с закругленными углами. Черен прямоугольного сечения имеет отверстие для крепления рукояти. Заточенная часть полосы меча отделяется от остальной поверхности слегка выступающей гранью. Наиболее сохранившиеся мечи данного типа имеют длину 89-90 см, ширина клинка в среднем от 2 до 3,6 см, длина черена 16,7-18,4 см. В данной группе выделяют мечи с длиной клинка свыше 90 см. Китайскими исследователями такие мечи были названы «цзя цзянь» -«доспешный меч», которые применялись для поражения противника, одетого в доспех {Рис. 46а, б).

Группа И. Шестиугольные, один тип. Тип 1. Представлен одним экземпляром, обнаруженным в раскопе № 1 в 1975 г. Клинок шестиугольного сечения с каждой стороны имеет проходящую по центру вдоль всей длины лезвия жилку, остроугольное острие. Заточенная часть полосы меча отделяется от остальной поверхности выступающей гранью. Меч имеет фигурное перекрестье ромбовидного сечения. Концы перекрестья имеют объемные скругленные выступы, обращенные к рукояти. На полосе меча сохранились обойма и «пятка» ножен, выполненные из бронзы. Прямоугольного сечения черен оканчивается съемным блюдцевидным набалдашником. При обнаружении меча на его черене находилась фигурная серебряная втулка, которая, несомненно, была частью рукояти. Общая длина меча 81 см, длина черена 19 см, ширина клинка 2-3,6 см {Рис. 46в). Подобные мечи могли использоваться как для нанесения колющих, так и рубящих и режущих ударов.

На черенах, а в некоторых случаях и на самих клинках имеются вырезанные иероглифы, обозначавшие имена мастеров, места изготовления, события, в честь которых мечи изготавливали, циклические знаки и- т. д. Эта информация позволила провести довольно четкую датировку некоторых экземпляров мечей и их фрагментов. Почти все были изготовлены в 230-х — 220-х гг. до н. э., то есть мечи использовались в реальных боевых действиях, а не были сделаны специально для погребения первого императора династии Цинь.

В оружиеведческой литературе широко распространено понятие «циньский кинжал» (см.: [Кан Ин У к, 1999]). Как правило, данное оружие обладает клинком ромбического сечения, постепенно сужающимся ж острию; Форма рукоятей различная, нередко в виде ажурного переплетения; отливались, как правило, отдельно, после чего крепились к черену клинка. Их появление связывают с культурой племен пеунов и ди, с которыми циньцы находились в постоянном контакте на протяжении всей своей истории [Чэнь Пин, 1986. С. 93-94]. Интересен кинжал, относящийся ко времени циньского царства, который был обнаружен в могиле в Сигоуцюань [Лу Ляньчэн, Ян Маньцзан, 1980]. Кинжал отлит из бронзы; лезвия ромбического в сечении клинка почти параллельны. На лезвии, кончик которого обломан, нанесено изображение звериной морды; рукоять кинжала полая, украшенная условными изображениями шести человеческих лиц, оканчивается небольшой шляпкой.

К данной группе относят также биметаллические кинжалы, с бронзовой парадной рукоятью и железным клинком, датированные периодом Чуньцю -началом Чжаньго [Лю Дэчжэнь, Чжу Цзяньтан, 1981. С. 300; Хоу Хунвэй, 2008. С. 47; см. также: Комиссаров, Соловьев, 1983].

 

Заключение научной работы

диссертация на тему "Мавзолей Цинь Шихуанди как комплексный археологический памятник"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенное нами изучение комплексного археологического памятника — мавзолея Цинь Шихуанди - позволило не только обобщить уникальный по богатству материал, сделав его более доступным для последующих исследований, но и сформулировать ряд существенных выводов, обладающих научной новизной.

1. Циньская этнокультурная общность сложилась на северо-западе Китая, на пересечении чжоуской и местной цянской традиций. Она не только активно взаимодействовала с древнецянскими культурами верховьев Хуанхэ (цицзя, сыва, номохун), но и ассимилировала большую часть цяное (жунов) из числа тех племен, которые не ушли на территорию Тибетского нагорья.

В историографии существует две диаметрально противоположные концепции происхождения циньцев, сложившиеся еще в первой половине XX в. и остающиеся актуальными для современной науки. Вэй Цзюйсянь и Хуан Вэньби обратили внимание на то, что правители целого ряда чжоуских уделов (Тань, Гу, Хуан, Лян, Гэ, Сюй, Цзян, Янь), располагавшихся на территории восточных районов Китая (современных провинций Шаньдун, Цзянсу, Хубэй, Хэнань), носили фамилию Ин — такую же, как и циньский правящий дом. На этой основе была выдвинута гипотеза восточного происхождения циньцев. Другая концепция, сформулированная выдающимся исследователем древности Ван Говэем, базировалась на сведениях «Исторических записок» и других источников, указывавших па связь циньцев с племенами жунов и ди, которые проживали на западе Китая (обзор см.: [Ма Фэйбай, 1985. С. 8-10; Чжао Хуачэн, 1987]). Сформировалась также компромиссная концепция «восточного происхождения, западного формирования». Раскопки последних лет в районе Гуанчжуна и восточных районов провинции Ганьсу, выявившие наиболее ранние циньские памятники, существенно укрепили концепцию «западного» происхождения [Цзяо Наньфэн, Чжан Чжунли, Дуань Цинбо и др., 2008. С. 10].

В то же время не сдают своих позиций и сторонники «восточной» гипотезы. В качестве одного из доказательств антропологи приводят данные краниологического анализа серии из циньского могильника Линкоуцунь в уезде Линьтун, датированного средним периодом Чжаньго (начало IV в. до н. э.); их параметры близки восточноазиатским монголоидам [Чжао Чуньмао, 2002]. Сопоставление с данными из других могильников эпохи бронзы - раннего железа выявило наибольшую близость циньских черепов к сериям из иньских и западночжоуских могильников, а также из могильников культур верхнего и нижнего слоя Сяцзядянь, но отличие от серий с выраженными чертами северных монголоидов из памятников в верховьях Хуанхэ (например, могильник Лювань культуры цицзя). На этом основании делается вывод о происхождении циньцев с востока [Чжао Цзинфэн, Чжао Чуньмао, 2007]. Однако выборка состоит только из 10 черепов и не может считаться представительной. В то же время есть авторитетное мнение H.H. Чебоксарова о сходстве морфологических признаков, представленных на терракотовых фигурах, с характеристиками тибетского населения Кама. Приведенные нами данные по особенностям погребального обряда и инвентаря циньских могильников доказывает наличие существенного цянского (жунского) компонента в формировании Цинь.

2. В процессе своего развития государство Цинь поддерживало тесные контакты (как вооруженные, так и мирные) с другими народами, жившими на его северных и западных границах, которые оказали существенное влияние на формирование циньской субкультуры в рамках чжоуской цивилизации. Китайские специалисты справедливо отмечают, что в процессе развития циньская культура впитывала и перерабатывала многочисленные внешние влияния, однако отмечают, в основном, влияние собственно чжоуской культуры на начальном этапе и локальных культур «шести государств» (в особенности Чу) — на позднем [Шэньсишэн., 1988. С. 14].

Однако эпиграфические данные свидетельствуют о том, что циньцы вели постоянные войны против своих соседей-кочевников. Например, надпись на 156 крышке сосуда «Бу-ци гуй», которая датирована правлением Чжуан-гуна (примерно 820 г. до н. э.), сообщает о походе на запад циньских колесниц, разгромивших племена сяньюй, захватив богатую добычу и пленных [Ли Сюэцинь, 1980. С. 25-26]. Этот народ, известный также под именем «белых ди» и создавший затем на территории Северного Китая собственное государство Чжуншань, первоначально входил в круг культур скифского типа [Крюков, Софронов, Чебоксаров, 1978. С. 183-185]. Нами было установлено влияние на циньскую керамику культур скифского времени на территории Синьцзяна. Очевидно, именно через эти связи были усвоены элементы искусства «звериного стиля», выделенные автором на черепичных дисках, которые встречаются только на территории циньского домена. Не исключено также, что это влияние привело к появлению наиболее эффектной (и уникальной) черты циньской субкультуры — погребальных терракотовых фигур статуарного типа.

3. Все сооружения, связанные с захоронением и поминовением Первого императора, были объединены вокруг гробницы в «погребальный парк» — сложный комплекс, основные характеристики которого закладываются при династии Цинь и ее непосредственных предшественниках. Структура парка-мавзолея продолжает уточняться в ходе продолжающихся раскопок (Рис. 57).

Но уже сейчас понятна полифункциональность и многослойность его назначения. Па первом уровне он предназначался для обеспечения деятельности чиновников, специально назначенных для поддержания порядка на мавзолее и проведения поминальных мероприятий. Их задача была кратко, но выразительно сформулирована в «Цзо чжуань»: «Служить мертвым как живым». Из циньского судебника в составе эпиграфических материалов, найденных при раскопках в Шуйхуди (уезд Юньмэн, провинция Хубэй), известно, что были специальные чиновники дянъжэнъ, которые ухаживали за могилами правителей Сяо-гуна (361—338 гг. до н. э.) и Сяньгуна (384—362 гг. до н. э.) [Сельское хозяйство., 1988. С. 129]; традиция эта была продолжена и в имперский период. Однако большинство объектов 157 имело и символическое значение, причем семантика также была многоуровневой: дворец — столица - государство — Вселенная. Так, терракотовая армия должна была защищать подступы к столице, воплощая при этом боевую мощь империи в целом. Также и яма с фигурами чиновников воплощала не только конкретное дворцовое ведомство, но и символизировала созданную систему бюрократического управления страной. В некоторых объектах можно увидеть космологическую символику. В этом отношении примечательна находка большого водного парка с бронзовыми фигурами птиц и терракотовыми фигурками прислуги к северу от гробницы. Увлечение водными забавами у мистика Цинь Шихуанди могло объясняться его убеждением о связи созданной им династии со стихией воды (в системе «пяти первоэлементов»), которая, в свою очередь, ассоциировалась с севером. Семантические характеристики мавзолея будут постоянно уточняться по мере поступления новых материалов.

4. Благодаря исследованию комплекса вооружения установлено, что главным металлом при его изготовлении оставалась бронза (на фоне развитого производства железных орудий труда) и дано объяснение этому феномену. Тем самым был опровергнут устойчивый миф о железном вооружении как факторе успеха циньской армии, который активно поддерживался средствами массовой информации. Так, Дэн Крикшэнк — режиссер и ведущий популярного сериала ВВС, посвященного культуре разных стран, — утверждал, что воины загробной армии Цинь Шихуанди держали в руках оружие из дерева и железа, которое, соответственно, истлело и заржавело (фильм «80 чудес света». Ч. 2. От Японии до Китая).

Исходя из общих соображений, многие авторы предполагали возможность использования железа для изготовления отдельных категорий оружия в Цинь [Cotterell, 1981. Р. 27; Dien, 1981/1982. Р. 11] либо не исключали этого [Комиссаров, Кожанов, 1995], но такое мнение не подтверждается конкретными находками во всех трех ямах и на циньских памятниках в других регионах.

Из всего достаточно объемного набора оружия найден только один железный наконечник стрелы и пять наконечников с бронзовой головкой и железным стержнем (что составляет всего 0,01 % от общего количества стрел). Ван Сюэли в качестве одной из причин такой ситуации указывает недостаточное развитие железоделательного производства в Цинь [Ван Сюэли, 1983. С. 74—75]. Представительная коллекция железных предметов, обнаруженных на циньских памятниках, не позволяет согласиться с таким объяснением. Производство в Цинь было не менее развитым, чем в других царствах, но изготавливались из железа большей частью орудия труда. Однако сами по себе находки биметаллических изделий на территории мавзолея позволяют привлечь сопоставительный материал, связанный с оружием из других памятников.

Именно среди циньского комплекса вооружения выявлено наибольшее число биметаллических кинжалов. Подобное оружие встречается во многих культурах на территории Евразии. Как отмечал еще Е.И. Крупнов, «по данной серии вооружения легко прослеживается начальный период широкой замены одного металла (бронза) другим (железо)» [Крупнов, 1960. С. 201]. К этому этапу относятся находки в Закавказье, где они датируются от XIII до VII вв. до н. э. [Погребова, 1962. С. 24-5; Есаян, 1966. С. 80-83; Давудов, 1976. С. 18; Котвич, 1976. С. 27-28], в Приднепровье (VIII-VII вв. до н. э.) [Тереножкин, 1961. С. 135-137], в Поволжье (VIII - VII до н. э.) [Халиков, 1959. С. 275-281], на Памире (VII-VI вв. до н. э.) [Литвинский, 1972. С. 113114]. В то же время, у скифских акинаков или у татарских кинжалов отдельные бронзовые элементы (навершия, перекрестье) сохраняются и на предметах оружия, полностью изготовленного из железа [Мелюкова, 1964. С. 46; Членова, 1967. С. 22—23]. На территории Китая первые шаги в освоении металлургического железа также связаны с биметаллическим кинжалом из Шанцуньлина, который датируется поздним периодом Западного Чжоу (конец IX - начало VIII вв. до н. э.) [Комиссаров, 1995]. Еще дольше, вплоть до династии Восточная Хань, биметаллические, кинжалы 159 бытовали среди племен на территории Юньнани, входивших в зону влиянии культуры Дянь [Чжан Цзэнци, 1982].

Циньцы наиболее часто (по сравнению с другими царствами эпохи Восточного Чжоу) использовали биметаллические кинжалы (с железным клинком и бронзовой или золотой парадной рукоятью), начиная с раннего периода Чуньцю (VIII-VII вв. до н. э.) [Чжан Тяньэнь, 1995. С. 841-845; Тянь Жэньсяо, 1993. С. 35, 38], однако это не привело к массовому появлению железного оружия.

Данная ситуация, характерная для всего чжоуского Китая, но наиболее концентрированно проявившаяся в циньской культуре, неоднократно исследовалась в научной литературе [Needham, 1958; Юй И, 1959. С. 64-65; Деревянко, 1973. С. 243-244]. Для объяснения, как правило, привлекается цитата из чжоуского сочинения «Го юй»: «.из прекрасного металла выплавляют мечи и трезубцы, пробуют с собаками и лошадьми; из худого металла выплавляют мотыги, лопаты, топоры и тяпки, которые применяют на земле» (ср.: [Го юй, 1987. С. 118—119]. По мнению большинства исследователей, под прекрасным металлом подразумевалась бронза, а под плохим металлом - железо. Причину этого указал в свое время выдающийся английский синолог Джозеф Нидэм. Она заключалась в том, что в Древнем Китае большую часть металлических изделий не отковывали, а отливали (см. также: [Ян Куань, 1982. С. 108-113; Chang Kwang-chih, 1977. P. 351-357]).

Такой способ не позволял изготавливать из железа орудия с достаточно тонкими, острыми краями и концами. Косвенным доказательством этого являются упоминавшиеся выше биметаллические стрелы, у которых несущая часть (стержень) была железной, а рабочая часть (перо) — бронзовой. По этому поводу A.B. Александров, специально изучавший развитие железоделательного производства в Китае, отмечал: «проникновение железа в сферу вооружения происходило замедленными темпами: сказывалась, видимо, нехватка кузнечного железа. Самыми массовыми находками, относящимися к периоду Чжаньго, являются стрелы с железной бородкой и 160 бронзовыми жалами различных форм» [Александров, Арутюнов, Бродянский, 1982. С. 59]. Пока литье оставалось преобладающим способом обработки нового металла, железное оружие не имело решающего преимущества перед бронзовым, которое опиралось к тому же на многовековую традицию. Как отмечают специалисты, процесс перехода от бронзового к железному оружию был достаточно долгим. «Для оружия процесс замещения бронзы железом был для Китая более медленным, чем для Европы» [Watson, 1966. Р. 144].

В периоды Восточного Чжоу и Цинь именно бронзовое оружие было основным, а железное — вспомогательным, и только при династии Хань они меняются местами. В качестве одной из причин такой ситуации называют высокий уровень технологии в производстве бронзовых изделий [Хэ Цингу, 1985]. В свое время Э. Вернер, создавший одно из первых обобщающих исследований по истории китайского вооружения, утверждал, что «коль скоро мы обращаемся к оружию, то бронзовый век заканчивается ко времени династий Цзинь и Вэй (265-550 гг. н. э.)» [Werner, 1932. Р. 4]. Исходя из современных данных, указанный вывод представляется определенным преувеличением, однако имеющим вполне реальные основания. В этом отношении мы не согласны с Пэн Си, который в качестве двух больших этапов освоения железа выделил период Чжаньго и Цинь-Хань и отметил для последнего существенный, качественный рост в освоении нового металла по всем параметрам (производственные площади, ареал распространения, количество и номенклатуру изделий, включая и оружие) [Пэн Си, 1993]. Соединение Цинь и Хань в рамках единого этапа не позволяет понять специфический переходный характер циньского периода, в рамках которого были обобщены достижения Чжаньго (в том числе в сфере железоделательного производства), но свое дальнейшее развитие они получили уже в рамках ханьской эпохи.

5. Колесницы, входившие в состав циньской армии, имели несомненный боевой характер. Важность этого вывода подчеркивается тем, что в рамках 161 прошедшей в отечественной историографии дискуссии «использование колесниц в военном деле» на территории региона некоторыми авторами отвергалось на материалах петроглифов (см., напр.: [Кубарев, 2004. С. 76]). Причем, вслед за Ю.С. Худяковым [2002] мы считаем основной именно ударную функцию этих «танков древности», которые взламывали боевой строй противника. Именно этим предназначением, на наш взгляд, можно объяснить сохранение архаичной дышловой системы запряжки лошадей, хотя именно в Цинь впервые на территории Китая зафиксирована оглобельная запряжка.

В то же время отдельных кавалерийских подразделений в Цинь еще не существовало. Отсутствие стремян не позволяло использовать всадников в сомкнутом строю для копейного удара. Был и другой, парфянский вариант — создание седла с высокими луками, значительно усиливающими крепость посадки всадника. На возможность такого развития указывает находка жертвенного захоронения коня в уборе, раскопанного в Сампула на территории южного Синьцзяна, однако оно относится к более поздней ханьской эпохе [Ван Бо, Сяо Сяоюн, Цуй Цзин и др., 2001. С. 12]. В циньской армии возникла интересная ситуация: конница не могла заменить боевые колесницы в качестве ударной силы, поскольку ей не хватало для этого технических возможностей, а в результате при изготовлении колесниц воспроизводилась их старая конструкция и задерживалось внедрение нового, более прогрессивного способа запряжки.

6. Организация, армии, как она представлена терракотовыми воинами, прямо связана со структурой циньского общества. При объяснении причин, способствовавших стремительному возвышению царства Цинь в, конце IV — III вв. до н. э., значительное место отводится реформам Шан Яна. Одной из важных составляющих этих реформ была жесткая регламентация всех сторон жизни в стране, в том числе введение первой в Китае (если не в мире) детально разработанной «Табели о рангах», состоявшей из 20 ступеней.

Любой простолюдин мог за заслуги перед государством получить очередной ранг, дававший определенные привилегии; начиная с 7-го ранга, его обладатель попадал в состав элиты и получал право на занятие высоких государственных постов, а достигнув двух последних (19-го и 20-го) рангов, - входил в число избранной аристократии. Еще раз подчеркнем: теоретически такое продвижение по карьерной лестнице («социальный лифт») было открыто для каждого жителя Цинь мужского пола, что стимулировало деятельность наиболее энергичных и честолюбивых из них на благо циньского государя.

Особо поощрялась такая активность на военной службе, в соответствии с легистской концепцией почитавшейся наравне с земледелием как одно из основных занятий государства, которое необходимо стимулировать. Шан Ян утверждал: «Ранги знатности и жалование - цель воина» [Книга правителя., 1993. С. 184].

Полученные ранги не совпадали полностью с системой армейских чинов (должностей). Многие представители простых солдат обладали низшими рангами, поскольку для получения 1-ой ступени необходимо было одержать индивидуальную победу над противником (принести его голову); а за взятие штурмом неприятельского города или победу в полевом сражении (при нанесении врагу установленных в «Табели» потерь) все солдаты и офицеры, непосредственно участвовавшие в этих событиях, повышались в ранге на одну ступень. Поэтому обладание первыми двумя рангами указывало на ветерана, более опытного, чем молодое пополнение. Естественно, офицеры обладали большими возможностями отличиться, поэтому чем выше был ранг, тем лучше он коррелировал с армейским чином.

Китайские исследователи прослеживают указанную систему на основе особенностей в оформлении терракотовых фигур из ям № 1 и № 2 (см.: [Ван Сюэли, 1994. С. 195—208]). Всего учтено 2 060 фигур, которые полностью расчищены и на них можно выделить существенные детали прически, одежды и вооружения.

В качестве отличительной особенности носителей 1-го ранга «гунши» выделяется узел, в который уложены длинные волосы солдат. У обладателей 2-го ранга «шанцзо» в оформлении узла использовались отдельно заплетенные косички и небольшие вставки. Таковых насчитывается, соответственно, 837 и 962 фигуры; причем, как и положено ветеранам, эти солдаты занимали позиции в авангарде и на флангах. У военнослужащих более высоких степеней волосы заплетались в широкую косу и укладывались на затылке.

Дальнейшие различия устанавливаются также по типу головного убора, количеству и качеству защитного вооружения и даже по его окраске (чем выше ранг, тем больше цветов использовано при оформлении доспеха). К 3-му рангу («цзаньняо») относятся возничие на колесницах (85 фигур), к 4-му («бугэн») — воины на колесницах, к 5-му («дайфу») — 29 представителей младшего командного состава, обладавших чином унтер-офицера («фану сэфу») или сержанта; 6-ой («гуаньдайфу») и 7-ой («гундайфу») ранги принадлежали младшим офицерам с чином «сыма» или «цзюньхоу» (лейтенант), всего 4 фигуры. И 7 фигур были отнесены к высшему 8-му рангу . «гунчэн», который предполагает принадлежность к старшим офицерам с чином «дувэй» (капитан). Таким образом, абсолютное большинство воинов (1 932 фигуры, что составляет почти 94 % от изученного массива) обладали тем или иным рангом, то есть были проверенными в боях ветеранами, что свидетельствует о высоком качественном составе циньской армии.

7. Период существования династии Цинь (вместе с последними десятилетиями додинастического периода) представляет собой особый, качественно значимый этап в развитии культуры Древнего Китая. Династия Цинь правила страной слишком небольшой промежуток времени, всего 14 лет (если считать с провозглашения империи в 221 г. до н. э.) или 39 лет считая с года вступления на престол Ин Чжэна в 246 г. до н. э.), поэтому ее очень часто объединяют в рамках общей периодизации либо с периодом

Чжаньго, либо с династией Хань. Причем такой подход прослеживается и в 164 археологической литературе [Ван Чжуншу, 1998а, 1998Ь]. И то, и другое в одинаковой степени правильно, поскольку Цинь являлось переходом от одной эпохи к другой, и именно потому заслуживает выделения в самостоятельный хронологический отрезок. Хорошо известны реформы Цинь Шихуанди по унификации мер и весов, что оказало влияние на последующее экономическое развитие. Как отмечает М.Е. Кравцова [2003. С. 56], «с циньской эпохой также связаны многие достижения китайской цивилизации в области рациональных знаний и производственной деятельности». Проведенное нами исследование показало, что важные перемены намечаются в сфере материальной культуры, а также ритуальной практики. Именно в Цинь появляется такая важная деталь в развитии транспортных средств как оглобельная запряжка, а также ламеллярный пластинчатый доспех, очень важный для военного дела. Такие высокоэффективные виды оружия, как дротики (ассегаи) пи и арбалеты, хотя и были известны в других царствах периода Чжаньго, но наибольшее развитие получили в циньской, а затем и в ханьской армии. В погребальном ритуале при создании мавзолея Цинь Шихуанди был впервые создан «погребальный парк» со сложной структурой и с массовым использованием терракотовых фигур; аналогичные комплексы, хотя и с меньшим масштабом, создавались впоследствии при погребении ханьских императоров. Кроме того, появившиеся в циньских погребениях керамические вотивные фигурки, копирующие здания, повозки, животных, получают массовое распространение в последующие эпохи; а в захоронениях ханьской аристократии использовались каменные (нефритовые) погребальные доспехи. Благодаря надписи на бронзовом колоколе выясняется даже, что знаменитая Музыкальная палата (Юэфу), прославившая ханьского императора У-ди, впервые была создана в правление Цинь Шихуанди. Как империя, Цинь просуществовала всего около полутора десятка лет, но именно она заложила прочную основу для возникшей на ее развалинах империи Хань не только в социально-экономической, административно-политической и, отчасти, идеологической, но и в культурной сферах.

Таким образом, династия Цинь занимает одно из ключевых мест в древней истории Китая, поскольку ей удалось впервые завоевать и объединить разрозненные враждующие царства в единую мощную державу. Этому способствовал ряд факторов: географическое положение (защищенность естественными рубежами, удобная стратегическая позиция); проведение административных, экономических и военных реформ; грамотная политика Цинь Шихуанди и его советников. Огромное внимание уделялось военному делу — организационной структуре войска, его тактической выучке, производству оружия и снабжению армии его лучшими образцами. Стать сильнейшей циньской армии помогли не только жесткая дисциплина и умелое командование, но и развитый, вполне совершенный для своего времени комплекс вооружения, который продемонстрировала терракотовая армия, охраняющая гробницу Первого императора.

Отдавая должное обилию и мастерству находок, уже сделанных на территории мавзолея Цинь Шихуанди, и предвосхищая еще большие ценности, которые будут открыты в ходе дальнейших раскопок, надо учитывать, что все эти богатства на многие века были изъяты из культурного оборота. Пропадал впустую затраченный труд, достигавший огромных масштабов. Подобные явления известный археолог E.H. Черных метко назвал «безумствами» культуры. И вполне закономерно, что в качестве наиболее характерного примера он указал именно мавзолей Цинь Шихуана [Черных, 1982].

Экономические интересы общества требовали хотя бы некоторой рационализации» погребальных обрядов. С этой точки зрения заслуживают внимания материалы раскопок двух гробниц в Янцзявань, сооруженных на несколько десятилетий позже мавзолея Цинь Шихуанди, которые принадлежали крупным сановникам династии Западная Хань. Рядом с ними, как уже упоминалось выше, выявили несколько ям, где также располагались 166 в боевом строю терракотовые статуэтки пехотинцев и всадников [Кожанов, 1985]. При этом размеры их намного меньше циньских, высота не превышает 50 см, отделка гораздо менее выразительна и художественна, то есть, соответственно, их изготовление требовало гораздо меньших материальных и трудовых затрат. Такие же уменьшенные фигурки найдены в комплексе мавзолея Янлин ханьского императора Цзин-ди, где терракотовые фигурки высотой 62 см были одеты в ламеллярные деревянные доспехи [Ван Сюэли, Ван Баопин, 1994. С. 10-13; 19].

Здесь можно также привести свидетельство источников о «скромности» ханьского императора Сяовэнь-ди (период правления: правления 179-157 гг. до н. э.), при постройке усыпальницы которого «сосуды делались из глины, было запрещено применять для украшения золото и серебро, медь и олово, не стали сооружать надмогильный курган. Этим [император] хотел сберечь средства, чтобы не обременять народ тяготами» [Сыма Цянь, 1975. С. 242]. Когда же он умер, то, тем не менее, «шестнадцать тысяч солдат, отбывавших службу в близлежащих уездах, и пятнадцать тысяч солдат из: столичного округа были посланы для погребения саркофага, [императора], для рытья [могилы] и насыпки кургана.» [Там же. С. 244]. Сама по себе огромная работа 31 тысячи человек в течение многих месяцев кажется ничтожной в сопоставлении с многолетним трудом сотен тысяч строителей и ремесленников.

Осознание вредных для . общества последствий расточительства господствующих слоев проявлялось и на идеологическом уровне. Еще задолго до Цинь Шихуанди один из крупнейших мыслителей Древнего Китая Мо Ди провозгласил принцип «экономии при захоронениях» (цзе сан), поскольку «пышные похороны переводят богатства и: делают нищими земледельцев». Со своих позиций осуждал их философ I в. н. э. вольнодумец Ван Чун, который последовательно отрицал существование человеческой души, продолжающей жить после смерти; соответственно, посмертная роскошь не имела смысла [Петров, 1954]. Но эти призывы, 167 разумеется, не могли кардинально изменить религиозное отношение к смерти, базирующееся на вере в загробный мир. Поэтому традиция роскошных похорон, хотя и в не столь разрушительных для общества размерах, продолжала существовать на протяжении многих столетий.

 

Список научной литературы

Хачатурян, Ольга Анатольевна, диссертация по теме "Археология"

1. Го юй: (Речи царств) / пер. с кит., вступлен. и примеч. B.C. Таскина. -М.: ГРВЛ, 1987.-472 с.

2. Геродот. История в девяти книгах / пер. и примеч. Г.А. Стратановского; под общ. ред. С.Л. Утченко. Л.: ЛО Наука, 1972. -600 с. — (Серия «Памятники исторической мысли»).

3. История Тибета и Хухупора с 2282 г. до P. X. до 1227 г. по P. X. / пер. с кит. И. Бичурина. СПб.: Б. и., 1833. - Ч. I. - XXI, 258 с.

4. Книга правителя области Шан («Шан цзюнь шу»): 2-е изд., доп. / пер. с кит., вступит, ст., коммент. и послесл. Л.С. Переломова. — М.: Научио-издательск. центр «Ладомир», 1994. — (Серия «Памятники письменности Востока», XX).

5. Мудрецы Китая: Ян Чжу. Лецзы. Чжуанцзы / пер. с кит. Л.Д. Позднеевой. СПб: Изд-во «Петербург - XXI век», 1994. — 416 с.

6. Сельское хозяйство в Цинь: бамбуковые планки из Шуйхуди / вступ., пер. с кит. и коммент. Е.В. Голованова // Народы Азии и Африки. 1988. -№6. -С. 125-135.

7. Сунь-цзы. Трактат о военном искусстве / пер. с кит. и коммент. Н.И.Конрада // Конрад Н.И. Избранные труды: Синология. М.: ГРВЛ, 1977.-С. 5-304.

8. Сыма Цянь. Исторические записки («Ши цзи») / пер. с кит. и коммент. Р.В. Вяткина и B.C. Таскина, под общ. ред. Р.В. Вяткина. М.: ГРВЛ, 1972. -Т. 1. — 439 с. - (Серия «Памятники письменности Востока», XXXII, 1).

9. Сыма Цянь. Исторические записки («Ши цзи») / пер. с кит. и коммент. Р.В. Вяткина и B.C. Таскина, под общ. ред. Р.В. Вяткина. -М.: ГРВЛ, 1975. -Т. II. — 579 с. — (Серия «Памятники письменности Востока», XXXII, 2).

10. Сыма Цянь. Исторические записки («Ши цзи») / пер. с кит., предисл. и коммент. Р.В. Вяткина. М.: ГРВЛ, 1984. - Т. III. - 943 с. - (Серия «Памятники письменности Востока», XXXII, 3).

11. Сыма Цянь. Исторические записки («Ши цзи») / пер. с кит. Р.В. Вяткина; коммент. Р.В. Вяткина и А.Р. Вяткина. М.: Вост. лит., 1996. -Т. VII. - 464 с. - (Серия «Памятники письменности Востока», XXXII, 7).

12. У-цзин: Семь военных канонов Древнего Китая / пер. с англ. Р.В. Котенко; ред. Е.А. Торчинова. — СПб: Евразия, 1998. 334 с.

13. У-цзы. Трактат о военном искусстве / пер. с кит. и коммент. Н.И.Конрада // Конрад Н.И. Избранные труды: Синология. М.: ГРВЛ, 1977.-С. 305-384.

14. Цюй Юань. Смерть за Родину (из цикла «Девять напевов») / пер. с кит. Л.З. Эйдлина // Антология китайской поэзии / Под общ. ред. Го Можо, Н.Т. Федоренко. М.: ГИХЛ, 1957. - Т. 1. - С. 163-164.

15. Шицзин / пер. и коммент. A.A. Штукина; отв. ред. Н.Т. Федоренко. — М.: Изд-во АН СССР, 1957.-611 с.

16. Хб.ЩЦ^о Jfeia- ФШ, 1982о М7ЛИ-0 )„

17. Сыма Цянь. Ши цзи Исторические записки. / с коммент. Пэй Иня, Сыма Чжэня, Чжан Шоуцзе: в 10 т. Пекин: Чжунхуа шуцзюй, [1982]. - Т. 7. Ле чжуань (1). - С. 2121-2437.

18. ЛИТЕРАТУРА НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ

19. Александров A.B., Арутюнов С.А., Бродянский Д.Л. Палеометалл северо-западной части Тихого океана: учеб. пособие. — Владивосток: Изд-во Дальневосточного ун-та, 1982. 104 е.: ил.

20. Блэр К. Рыцарские доспехи Европы: универсальный обзор музейных коллекций. — М.: ЗАО «Центрополиграф», 2006. 256 е.: ил.

21. Бобров B.B. AMP и общие проблемы западносибирской археологии // Археологические микрорайоны Западной Сибири: тез. докл. Омск: ОмГУ, 1994.-Ч. 1.-С. 17-19.

22. Боярский ГТ.В. Седлайте коней! М.: Дет. лит., 1994. - 159 с.

23. Варенов A.B. Древнекитайский комплекс вооружения эпохи развитой бронзы: учеб. пособие. Новосибирск: РИЦНГУ, 1989. - 92 е.: ил.

24. Варенов A.B., Комиссаров С.А. Каменные клевцы // Каменный век Северной, Средней и Восточной Азии. Новосибирск: Сиб. отделение изд-ва «Наука», 1985.-С. 108-114.

25. Горелик М.В. Оружие Древнего Востока (IV тысячелетие IV в. до н. э.). - М.: Вост. лит., 1993. - 349 е.: ил.

26. Городецкая О.М. Глиняная армия империи Цинь // 21-я науч. конф. «Общество и государство в Китае»: тез. докл. М.: ГРВЛ, 1990. - Ч. I. -С. 127-131.

27. Гу Веньджи. Глиняные солдаты императора // Курьер ЮНЕСКО. — 1980.-№ 1.-С. 5-8.

28. Давудов О.М. Биметаллический меч с вильчатым основанием из Мугеранского могильника // Археология Северного Кавказа: VI Крупновские чтения в Краснодаре. -М.: Наука, 1976. С. 16-18.

29. Дебен-Франкфор К. Древний Китай / пер. с фр. Е. Барсуковой. М.: Астрель; ACT, 2002. - 160 е.: ил.

30. Деревянко А.П. Ранний железный век Приамурья. Новосибирск: Сиб. отделение изд-ва «Наука», 1973. - 354 е.: ил.

31. Евсюков В.В. Представление протокитайцев о душе (по материалам яншаоской орнаментики) // Четырнадцатая науч. конф. «Общество и государство в Китае». М.: ГРВЛ, 1983. - Ч. 2. - С. 17-25.

32. Евсюков В.В., Комиссаров С.А. Бронзовая модель эпохи Чуньцю в свете сравнительного анализа колесничных мифов // Новое в археологии Китая: Исследования и проблемы. — Новосибирск: Сиб. отделение изд-ва «Наука», 1984. С. 52-56.

33. Евсюков В.В., Комиссаров С.А. Колесницы на земле и в небесах // Атеистические чтения. 1985. - Вып. 14. — С. 78-94.

34. Евсюков В.В., Комиссаров С.А. Цинь Шихуан и его гробница // Атеистические чтения. 1986. — Вып. 16. - С. 86-108.

35. Евсюков В.В., Комиссаров С.А. Цинь Шихуан и его гробница // Атеистические чтения: сборник. -М.: Политиздат, 1988. С. 311—325.

36. Есаян С.А. Оружие и военное дело древней Армении (III—Т тыс. до н. э.). Ереван: Изд-во АН АрмССР, 1966. - 158 е.: ил.

37. Китайская геомантия / сост., вступит, статья, пер. с англ., коммент. и указ. М.Е. Ермакова. СПб.: Петербургское востоковедение, 1998. — 272 с. — (Orientalia).

38. Кожанов С.Т. Снаряжение и одежда воинов эпохи Хань (по материалам глиняных скульптур Янцзявань) // Древние культуры Китая: Палеолит, неолит и эпоха металла. — Новосибирск: Сиб. отделение изд-ва «Наука», 1985. С. 112-119.

39. Кожанов С.Т. Ханьские арбалеты // Изв. СО АН СССР. Сер.: ист., филология и философия. 1987. - № 10, вып. 2. - С. 42-46.

40. Кожанов С.Т. Некоторые вопросы организации военного дела в Китае конца I тыс. до н. э. // Китай в эпоху древности. — Новосибирск: Сиб. отделение изд-ва «Наука», 1990. С. 76-87.

41. Кожин П.М. Об иньских колесницах // Ранняя этническая история народов Восточной Азии. М.: ГРВЛ, 1977. - С. 278-287.

42. Комиссаров С.А. Чжоуские колесницы (по материалам могильника Шанцуньлин) // Изв. СО АН СССР. Сер. Обществ, наук. 1980. - № 1, вып. 1.-С. 156-163.

43. Комиссаров С.А. Комплекс вооружения древнего Китая: Эпоха поздней бронзы. Новосибирск: Сиб. отделение изд-ва «Наука», 1988. — 120 е.: ил.

44. Комиссаров С.А. Циньские погребальные комплексы как памятники локальной культуры // 21-я науч. конф. «Общество и государство в Китае»: тез. докл. М.: ГРВЛ, 1990. - Ч. 1. - С. 20-22.

45. Комиссаров С.А. Новая датировка начала железного века в Китае // 111 Годовая итоговая сессия Ин-та археологии и этнографии СО РАН, нояб. 1995. — Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 1995.-С. 67-68.

46. Комиссаров С.А. К вопросу о происхождении стремян // Снаряжение кочевников Евразии: сб. науч. тр. Барнаул: Изд-во Алт. гос. ун-та, 2005. - С. 127-129.

47. Комиссаров С.А., Кожанов С.Т. Гробница первого императора Китая // Наука в Сибири. 1995. - № 36-37. - С. 15.

48. Комиссаров С.А., Соловьев А.И. Находка биметаллического кинжала в Восточной Ганьсу: Препринт. Новосибирск: ИИФиФ СО АН СССР, 1983.-5 с.

49. Комиссаров С.А., Хачатурян O.A. Циньские погребальные памятники додинастического периода // Вестн. НГУ. Сер.: история, филология. 2008. -Т. 7, вып. 4: Востоковедение. - С. 7-11.

50. Комиссаров С.А., Худяков Ю.С. Еще раз к вопросу о происхождении стремян: сяньбийский фактор // История и культура Улуса Джучи: Бертольд Шпулер «Золотая Орда»: традиции изучения и современность. — Казань: Изд-во «Фэн» АН РТ, 2007. С. 246-266.

51. Коновалов ГТ.Б. Этнические аспекты истории центральной Азии (древность и средневековье). Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1999. - 214 с.

52. Котвич В.Г. О кавказском происхождении биметаллических мечей с прямым перекрестьем // Археология Северного Кавказа: VI Крупновские чтения в Краснодаре. М.: Наука, 1976. - С. 27-28.

53. Котрелл М. Хранители гробниц: Секретный код терракотовой армии / пер. с англ. К. Савельева. М.: Эксмо, 2004. - 350 с.

54. Кравцова М.Е. Поэзия Древнего Китая: Опыт культурологического анализа. Антология художественных переводов. — СПб.: Центр «Петербургское востоковедение», 1994. 544 с. - (Серия «Orientalia»).

55. Кравцова М.Е. История культуры Китая: 3-е изд., испр. и доп. — СПб.: Изд-во «Лань», 2003. 416 е.: ил. — (Серия «Мир культуры, истории и философии»).

56. Кравцова М.Е. Мировая художественная культура. История искусства Китая: учеб. пособие. СПб.: Изд-во «Лань»; TPHADA, 2004. -960 е., ил. + вклейка (32 е.). — (Серия «Мир культуры, истории и философии»).

57. Кроль Ю.Л., Романовский Б.В. Опыт систематизации традиционной китайской метрологии // Страны и народы Востока. — 1982. — Вып. 23. — С. 209-243.

58. Крупнов Е.И. Древняя история Северного Кавказа. М.: Изд-во АН СССР, 1960.-520 с.

59. Крюгер Р. Китай: Полная история Поднебесной / пер. с англ. Д. Воронина, Ю. Гольдберга. -М.: Эксмо, 2006. 448 е.: ил.

60. Крюков В.М. Погребальный обряд в архаическом Китае и проблемы формирования ранговой иерархии // 15-я науч. конф. «Общество и государство в Китае»: тез. докл. М.: ГРВЛ, 1984. - Ч. 1. - С. 26-33.

61. Крюков М.В., Переломов Л.С., Софронов М.В., Чебоксаров H.H. Древние китайцы в эпоху централизованных империй. М.: ГРВЛ, 1983. -415 е.: ил.

62. Крюков М.В., Софронов М.В., Чебоксаров H.H. Древние китайцы: проблемы этногенеза. М.: ГРВЛ, 1978. — 342 е.: ил.

63. Кубарев В. Д. Вооружение древних кочевников по петроглифам Алтая // Археология, этнография и антропология Евразии. — 2004. — № 3. -С. 65-81.

64. Кучера С. Китайская археология 1965-1974 гг.: палеолит эпоха Инь: Находки и проблемы. - М.: ГРВЛ, 1977. - 268 е.: ил.

65. Кычанов Е. И. Властители Азии. — М.: Вост. лит., 2004. — 631 е.: ил. -(Гл. «Объединитель Поднебесной: Цинь Ши-хуан». С. 7-75).

66. Лёве М. Китай династии Хань: Быт, религия, культура / пер. с англ. С. Федорова. М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. - 224 е.: ил.

67. Литвинский Б.А. Древние кочевники «Крыши мира». — М.: ГРВЛ, 1972.-270с.: ил.

68. Ли Фуцзюнь. Своеобразие китайской скульптуры эпохи Цинь: автореф. дисс. . канд. искусствоведения. — СПб., 2006. — 27 с.

69. Малёваный A.M. Глиняная гвардия китайского императора // Вопросы истории. 1983. - № 11. - С. 162.

70. Медведев А.Ф. Ручное метательное оружие (лук и стрелы, самострел). М.: Наука, 1966. - 182 е.: ил.

71. Мелюкова А.И. Вооружение скифов. — М.: Наука, 1964. — 91 е., 23 табл. (САМ Д1-4).

72. Москвитин И.А. Реконструкция боевого построения на примере терракотовой армии Цинь Шихуанди // Мат-лы ХЬ Междунар. науч. студенческой конф. «Студент и научно-технический прогресс»: Востоковедение. Новосибирск: РИЦ НГУ, 2002. — С. 16-18.

73. Москвитин И.А. Арбалет в Древнем Китае // Мат-лы ХЫ Междунар. науч. студенческой конф. «Студент и научно-технический прогресс»: Востоковедение. Новосибирск: РИЦ НГУ, 2003. — С. 9-11.

74. Никоноров В.П. К вопросу о седлах парфянской кавалерии // Военное дело номадов Северной и Центральной Азии. Новосибирск: РИЦ НГУ, 2002.-С. 21-27.

75. Носов К.С. Вооружение самураев. М.: ООО «Изд-во АСТ»; СПб.: ООО «Изд-во Полигон», 2001. - 256 е.: ил.

76. Окшотт Э. Оружие и воинские доспехи Европы: С древнейших времен до конца средневековья. М.: ЗАО «Центрополиграф», 2009. — 703 е.: ил.

77. Переломов Л.С. Империя Цинь — первое централизованное государство в Китае (221 202 гг. до н. э.). - М.: Изд-во вост. лит., 1962. — 244 с.

78. Переломов Л.С. Становление императорской системы в Китае // Вопр. истории.- 1973.-№5.-С. 113-132.

79. Переломов Л.С. Деспотии Цинь и Хань III—I вв. до н. э. // История Китая с древнейших времен до наших дней. — М.: ГРВЛ, 1974. — С. 33-40.

80. Петров A.A. Ван Чун — древнекитайский материалист и просветитель. М.: Изд-во АН СССР, 1954. - 104 с.

81. Погребенные царства Китая / пер. с англ. А. Чекмарева. М.: ТЕРРА—Книжный клуб, 1998. — 168 е.: ил. — (Энциклопедия «Исчезнувшие цивилизации»).

82. Погребова М.Н. Некоторые формы закавказского оружия раннескифского времени // Краткие сообщения Ин-та археологии. — 1962. — Вып. 89.-С. 22-29.

83. Риттер Э.А. Чака Зулу / пер. с англ.: 2-е изд. — М.: Наука, 1977. -406 е.: ил., карт.

84. Робинсон Р. Доспехи народов Востока: История оборонительного вооружения. М.: ЗАО «Центрополиграф», 2006. — 280 е.: ил.

85. Словарь античности / пер. с нем.; под ред. В.И. Кузищина. М.: Прогресс, 1992.-704 с.

86. Смолин Г.Я. Источниковедение древней истории Китая: учеб. пособие. Л.: Изд-во ЛГУ, 1987. - 185 с.

87. Тереножкин А.И. Предскифский период на Днепровском Правобережье. Киев: Наукова думка, 1961. — 247 с.

88. Тишкин A.A., Горбунова Т.Г. Методика изучения снаряжения верхового коня эпохи раннего железа и средневековья. — Барнаул: Изд-во АГУ, 2004.- 126 с.

89. Топпинг, Одри. Подземная свита властителя «Поднебесной» (перевод из «Science digest» // За рубежом. — 1982. № 20. - С. 19.

90. Ульянов М. Первый император и его армия // Восточная коллекция. — 2007.-№2.-С. 20-28.

91. Фолкс Ч. Средневековые доспехи: мастера оружейного дела. М.: ЗАО «Центрополиграф», 2006. - 207 е.: ил.

92. Франкфор А.-ГТ., Якобсон Э. Подходы к изучению петроглифов Северной, Центральной и Средней Азии // Археология, этнография и антропология Евразии. 2004. - № 2. - С. 53-78.

93. Фрезер Дж. Золотая ветвь. М.: Политиздат, 1980. - 831 с.

94. Халиков А.Х. Железные кинжалы с бронзовыми рукоятками из Волго-Камья // Древности Восточной Европы. М.: Наука, 1969. - С. 275281. - (МИА, № 169).

95. Хачатурян O.A. О новых подходах к изучению терракотовой армии императора Цинь Шихуанди // Мат-лы XLIV Междунар. науч. студенческой конф. «Студент и научно-технический прогресс»: Востоковедение. -Новосибирск: РИЦ НГУ, 2006. С. 5-6.

96. Хуан Таопэн. Боевой строй воинов и коней 2200-летней древности // Китай. 1980. - № 7. - С. 22-27.

97. Худяков Ю.С. Вооружение енисейских кыргызов VI—XII вв. — Новосибирск: Сиб. отделение изд-ва «Наука», 1980. — 176 е.: ил.

98. Худяков Ю.С. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии. Новосибирск: Сиб. отделение изд-ва «Наука», 1986.-268 е.: ил.

99. Худяков Ю.С. Боевые колесницы в Южной Сибири и Центральной Азии // Северная Евразия в эпоху бронзы: Пространство, время, культура. -Барнаул: Изд-во АГУ, 2002. С. 139-141.

100. Худяков Ю.С., Комиссаров С.А. Кочевая цивилизация Восточного Туркестана: учеб. пособие. — Новосибирск: РИЦ НГУ, 2002. — 122 с. + 32 ил.

101. Черемисин Д.В. К дискуссии об информативности петроглифов и методах их изучения // Археология, этнография и антропология Евразии. — 2006. -№3.~ С. 89-100.

102. Черемисин Д.В. Проблемы изучения наскальных изображенийколесниц (на материалах петроглифов Алтая) // Алтае-Саянская горная178страна и соседние территории в древности. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2007. С. 261-274.

103. Черных Е. Гипотезы древней культуры // Знание — сила. — 1982. — № 9. С. 32-34.

104. Чистякова А.Н. Происхождение и эволюция образа феникса в культуре Китая по данным археологии: автореф. дис. . канд. ист. наук. -Новосибирск: ИАЭТ СО РАН, 2007. 26 с.

105. Членова H.JI. Происхождение и ранняя история племен татарской культуры. М.: Наука, 1967. - 299 е.: ил.

106. Чуев Н.И. Военная мысль в древнем Китае: история формирования военных теорий. М.: Любимая книга, 1999. — 218 с.

107. Шевченко М.Ю. Восточное Чжоу эпоха формирования вековых архитектурных традиций Китая // Градостроительное искусство: новые материалы и исследования. М., 2007. - Вып. 1: Памяти Т. Ф. Саваренской. — С. 47-57.

108. Школяр С.А. Китайская доогнестрельная артиллерия: материалы и исследования. М.: ГРВЛ, 1980. - 405 е.: ил.

109. Шокарев Ю.В. Луки и арбалеты. М.: ACT; Астрель, 2001. - 174 с.

110. ЛИТЕРАТУРА НА ВОСТОЧНЫХ ЯЗЫКАХ114. Й^о 1998о №Зо

111. Бай Жунцзинь. Сиань бэйцзяо Хань му чуту тецзячжоудэ фуюань Реконструкция железных доспехов и шлемов из ханьских могил, найденных в северном пригороде г. Сианя. // Каогу. 1998. - № 3. - С. 79-89.115. йм#5о тшщ-тшпш^х^ш-. щ^ъь^-цш1. Ю о 1981 о №Зо

112. Бай Цзяньган. Циньюн цзюньчжэнь чутань Предварительное исследование боевых порядков циньских терракотовых фигур. // Сибэй дасюэ сюэбао: Чжэсюэ шэхуйкэсюэ бань (г. Сиань). 1981. - № 3. — С. 85-90.116. iff, Щ'^ш, тш^о ц^-Ш: ялкж1. М±> 2001 о

113. Ван Бо, Сяо Сяоюн, Цуй Цзин и др. Чжунго Синьцзян Шаньпула Могильник Самиула в Синьцзяне, Китай. — Урумчи: Синьцзян жэньминь чубаньшэ, 2001. 2, 4, 12, 239 е., ил.117. d£fa° ШШ^Ш/ШчШШ! с 1987о №К

114. Ван Кай. Цинь Хань бинмаюндэ цзигэ вэньти Несколько вопросов, связанных с терракотовыми фигурами солдат и лошадей династий Цинь и Хань. // Вэньбо (г. Сиань). 1987. -№ 1. - С. 18-22.118. тшштттшш/т-^^хщ шю „ i980o1. Зо

115. Ван Сюэли. Цинь юн кэн цинтунцидэ кэцзи гуанькуй Научно-техническое рассмотрение бронзовых изделий из ямы с циньскими терракотовыми фигурами. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). — 1980. — № 3. -С. 99-107.

116. ЗЕЗД. "ШЪШШШlLT ШЩШ^НХШ о 19820 №1о

117. Ван Сюэли. «Цинь Шихуан лин юаньмин Лишань» дэ цзайи Еще один разбор концепции о том, что «Лишань является первоначальным названием гробницы Цинь Шихуана». // Каогу юй вэньу (г. Сиань). — 1982. — № 1. -С. 92-93.поезди шю ° 198з.

118. Ван Сюэли. Цинь юн цзюньфу као Изучение военной формы на циньских терракотовых фигурах. // Каогу юй вэньу цункань (г. Сиань). — 1983. Вып. 3.- С. 100-129.121.5№!о о 1983о №4о

119. Ван Сюэли. Циньюн бинци чулунь Предварительное обсуждение оружия циньских терракотовых фигур. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). — 1983. — №4.-С. 59-80.122.гЗДо ^ШШкП^НХЩ о 1985„ №2о

120. Ван Сюэли. Чан пи чуньцю Летопись длинного пи. II Каогу юй вэньу (г. Сиань). 1985. - № 2. - С. 60-67.123. г^о ттъчт, щтмъя-. ш1987о

121. Ван Сюэли. Цинь юн чжуаньти яньцзю Исследование специальных вопросов, связанных с циньскими терракотовыми фигурами. — Сиань: Сань Цинь чубаныпэ, 1994. 47, 655 е., ил.125. гад, '{шттшкш^тш^цшшпхЩо1994 о №6 о

122. Ван Сюэли, Ван Баопин. Хань Цзинди янлин наньцюй цун цзанкэн фацзюэ диэрхао цзяньбао Краткий отчет № 2 о раскопках погребальных ям в южном районе Янлин, мавзолея ханьского императора Цзин-ди. // Вэньу. -1994.-№6.-С. 4-23, 30.126. ЗЖЁ, ШшО ЖЁРо 2003О

123. Ван Сюэли, Лян Юнь. Цинь вэньхуа Циньская культура.: 2-е изд., стереотип. — Пекин: Вэньу чубаныпэ, 2003. — 283 е., ил.127. ^Шо ШШ&ЦШо 2001 о

124. Ван Сяомоу. Цайхуй бинмаюн Раскрашенные терракотовые фигуры солдат и лошадей. — Пекин: Вэньу чубаныпэ, 2001. — 13 с.128. г^о адОД&ЙШСЗИ^ТУо 2002о ШзЩо

125. Ван Теин. Мадэн дэ циюань Происхождение стремян. // Оуя сюэкань [Журнал евразийских исследований]. — Пекин, 2002. — Вып. 3. С. 76—100.129. ито шо 1998о №50

126. Ван Хуй. Е тань Лисянь Дабаоцзышань Цинь гун муди цзи ци тунци Еще раз обсудим кладбище циньских гунов в Дабаоцзышань, уезд Лисянь, а также их бронзовые изделия. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). — 1998. — № 5. — С. 88-93.

127. ЗЕ^ЙСо 2 Ш1±1Ь Ж: ФЮТ^МИ, 1998о

128. Ван Чжуншу. Цинь Хань каогу Археология эпохи Цинь-Хань. // Чжунго дабайкэ цюаныпу: Каогусюэ [Большая Китайская энциклопедия: Археология]: 2-е изд. / Отв. ред. Ся Най. — Пекин: Чжунго дабайкэ цюаныпу чубаныиэ, 1998а. С. 387-382.131. зе^йсо 2 & Ж: 1998о

129. Ван Чжуншу. Цинь Хань муцзан Погребения эпохи Цинь—Хань. // Чжунго дабайкэ цюаныпу: Каогусюэ [Большая Китайская энциклопедия: Археология]: 2-е изд. / Отв. ред. Ся Най. Пекин: Чжунго дабайкэ цюаныпу чубаныиэ, 1998Ь. - С. 377-387.132. тшт* : 2 т/ж1998о

130. Ван Юпэн. Сычуань Цзяньвэйсянь Ба-Шу му фацзюэ цзяньбао Краткий отчет о раскопках могилы культуры Ба-Шу в уезде Цзяньвэй, провинция Сычуань. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). 1984. -№ 3. - С. 18-21.

131. ШШз, Ш^ИТо ШШ'^ШС'Ш» 1975с №11 о

132. Вэнь Мэйянь, Цинь Чжунсин. Цинь юн ишу Искусство циньских керамических фигур. // Вэньу. — 1975. № 11. - С. 24-29.137. 1972с №2с

133. Гань Бовэнь. Ганьсу Увэй Лэйтай дунхань му цинли цзяньбао Краткий отчет об исследовании восточноханьской могилы в Лэйтай, уезд Увэй, провинции Ганьсу. // Вэньу. 1972. — № 2. - С. 16-24, 8 ил.138. Й^о .-шж: зшж1. ШЬ 1984 о

134. Гао Вэй. Цинь Шихуан линдэ каньча Обследования и раскопки мавзолея Цинь Шихуана. // Синь Чжунго дэ каогу фасянь хэ яньцзю [Археологические открытия и исследования в Новом Китае]. — Пекин: Вэньу чубанынэ, 1984.-С. 386-389.139. ^с 1987о ;!ЬЖ: 1988с

135. Гао Вэй. Цинь—Хань каогу Археология периода Цинь-Хань. // Чжунго каогусюэ няньцзянь [Ежегодник китайской археологии]: 1987. Пекин: Вэнъу чубаныиэ, 1988. - С. 54-77.140. ШШо Ш&ЦШо 2000с

136. Гао Лэй. Цинь бинмаюн Циньские терракотовые фигуры солдат и лошадей. Пекин: Вайвэнь чубанынэ, 2000. - 71 с.141. 2006о №4о Гао Чунвэнь. Шилунь сянь Цинь лян Хань санцзан лисудэ яньбянь

137. Предварительное обсуждение эволюции траурных и погребальных обрядов доциньского периода и обеих династий Хань. // Каогу сюэбао. 2006. - № 4. - С. 447-472.142. »i ФШтИРШо ibM-. НЩЭД, 1963о

138. Го Баоцзюнь. Чжунго цинтунци Бронзовые изделия Китая. — Пекин: Саньлянь шудянь, 1963. 6, 305 е., 32 табл.143. щц, йьдате^зШШй: 1973-1977о1995 о

139. Го Жэнь, Тянь Цзиндун. Люлихэ Сичжоу Яньго муди Западночжоуский могильник государства Янь в Люлихэ.: 1973—1977. Пекин: Вэньу чубанынэ, 1995.-25, 276 е., 48+112 ил.144. Щ^о (ШШ о 1985с №Ь

140. ШВДо ^LJr^MT-iiiШ'ШШЖ^ШШПХЩ. 2000о №5о

141. Дай Чуньян. Лисянь Дабаоцзышань Циньгун муди цзи югуань вэньти Кладбище циньского гуна в Дабаоцзышань, уезд Лисянь и связанные с ним вопросы. // Вэньу. 2000. - № 5. - С. 74-80.147. шшо тъш^штт^хшптьх^ш-.1. Щ^Ш (ffi£) с 2005с №1о

142. Е Сяоянь. Цинь му чутань Предварительное изучение циньских могил. // Каогу. 1982. - № 1. - С. 65-73.

143. Н-/Ы&. ШЖ-^Н^Ш^^Ш-. 1984с ^ЬЖ: 19840

144. Е Сяоянь. Цинь-Хань каогу Археология периода Цинь—Хань. // Чжунго каогусюэ няньцзянь [Ежегодник китайской археологии]: 1984. Пекин: Вэньу чубаньшэ, 1984. - С. 34-44.151. ч^Шо тт^н^т^^Шг 1985Q Ш-. хшш,1985о

145. Е Сяоянь. Цинь-Хань каогу Археология периода Цинь—Хань. // Чжунго каогусюэ няньцзянь [Ежегодник китайской археологии]: 1985. — Пекин: Вэньу чубаньшэ, 1985. С. 43-60.152. 19860 1988о

146. Е Сяоянь. Цинь-Хань каогу Археология периода Цинь-Хань. // Чжунго каогусюэ няньцзянь [Ежегодник китайской археологии]: 1986. — Пекин: Вэньу чубаньшэ, 1988. С. 44-56.153. нхиг*. тг-^и^тт90 -хшт^,1990 о

147. Е Сяоянь. Цинь-Хань каогу Археология периода Цинь-Хань. // Чжунго каогусюэ няньцзянь [Ежегодник китайской археологии]: 1989. Пекин: Вэньу чубаньшэ, 1990. - С. 60-77.154. 2007 / ШШг ШШЩ, ШаГ., ШММ,1. ШШШШ, 2008. о

148. Каогу няньбао Археологический ежегодник.: 2007 / Науч. ред.: Цзяо Наньфэн, Инь Шэньпин, Чжан Чжунли, Чжан Цзяньлинь, Ван Вэйлинь. -Сиань: Ин-т археологии провинции Шэньси, [2008]. — 45 с.155. щъш-. 2008 / ШШ-. шшт, шзеш1. М* Ш^С; ШШ^-ЁЩШ, 2009.о

149. Каогу няньбао Археологический ежегодник.: 2008 / Науч. ред.: Цзяо Наньфэн, Ван Вэйлинь, Чжан Чжунли, Чжан Цзяньлинь, Ван Цзиюань. -Сиань: Ин-т археологии провинции Шэньси, [2009]. 45 с.156. тШо Ф„ 1982. №1.

150. Ли Боцянь. Чжунъюань дицюй Дунчжоу тунцзянь юаньюань шитань Предварительное исследование восточночжоуских бронзовых мечей в районе Центральной равнины. // Вэньу. 1982. - № 1. - С. 44-48.157.», 611. "ЩЦ" "Ш" //ЗШ с 1987о №6о

151. Ли Линь, Бай Цзяньган. «Цинь гун» юй «У гоу» «Циньский лук» и «уский крюк». // Вэньбо (г. Сиань). 1987. - № 6. — С. 71-73.158. 19570 №50

152. Ли Сюэцинь. Чжаньго шидайдэ Циньго тунци Бронзовые изделия государства Цинь эпохи Чжаньго. // Вэньу цанькао цзыляо. — 1957. — № 8. — С. 38-40, 53.159. З^Ц&о тШХШШХл^ИХЩо 1980о

153. Ли Сюэцинь. Циньго вэньудэ синь чжиши Новые знания о материальных объектах государства Цинь. // Вэньу. 1980. - № 9. - С. 1-9.160. ^Шо ттш^пт^^щг-. ш^) 1997с №1о

154. Ли Сюэцинь. Цинь фэнни юй цинь ин Циньские керамические оттиски и циньские печати. // Сибэй дасюэ сюэбао: Чжэсюэ шэхуй кэсюэ бань (г. Сиань). 1997. - № 1. - С. 1-2, 29.161. т^Шо шшкшо Ш: 2007о

155. Ли Сюэцинь. Дунчжоу юй Циньдай вэньмин Восточное Чжоу и циньская цивилизация. Шанхай: Шанхай жэньминь чубаньшэ, 2007. — 330 с.162. ^Йс 1994 ^ 10 Л 30 0 с

156. Линьтун Чжэнчжуан Цинь шиляо цзягунчан ичжи дяоча цзяньбао Краткий отчет об изучении циньского памятника мастерская обработки камня в Чжэнчжуан, уезд Линьтун. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). 1981 - № 1. -С. 39-43.i980o №20

157. Линьтун Шанцзяоцунь Цинь му цинли цзяньбао Краткий отчет об обследовании циньского кладбища в Шанцзяоцунь, уезд Линьтун. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). 1980 - № 2. - С. 42-50, 27.т&Шо Ш: i98iо

158. Линь Цзяньмин. Цинь ши rao Черновая история династии Цинь. -Шанхай: Шанхай жэньминь чубанынэ, 1981. —468 с.168. ^ifo ШЮ о 1985 о1о

159. Ло Сичжан. Фуфэн чуту Сичжоу бинци цяньши Общие сведения о западночжоуском оружии, найденном в уезде Фуфэн. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). 1985. -№ 1. - С. 92-100.169. ШШ&о 1980o9 о

160. Лу Ляньчэн, Ян Маньцзан. Баоцзисянь Сигаоцюаньцунь Чуньцю Цинь му фацзюэ цзи Записки о раскопках циньских могил периода Чуньцю в Сигоуцюань, уезд Баоцзи. // Вэньу. 1980. - № 9. - С. 1-9.170. мшшо ^ 1975.4 о

161. Лю Ли. Чжаньго Цинь дунъувэнь вадандэ ишу юаньлю Истоки искусства узоров в виде животных на циньских черепичных дисках периода Чжаньго. // Каогу юй вэньу цункань (г. Сиань). — 1983. Вып. 3. — С. 68—73.173. ° 1988011 о

162. Лю Цзюнынэ. Шаньси Лунсянь Бяньцзячжуан ухао Чуньцю му фацзюэ цзяньбао Краткий отчет о раскопках могилы № 5 периода Чуньцю в Бяньцзячжуан, уезд Лунсянь, провинция Шэньси. // Вэньу. — 1988. — № 11. -С. 14-23, 54.174. 2!ШЁ. -¿Г^«: 1992с 1994 с

163. Лю Цинчжу. Цинь-Хань шици каогу Археология периода Цинь—Хань. // Чжунго каогусюэ няньцзянь [Ежегодник китайской археологии]: 1992. -Пекин: Вэньу чубанынэ, 1994. С. 52-72.175. Жйо 1994о ^ЬЖ: 1997 с

164. Лю Цинчжу. Цинь-Хань шици каогу Археология периода Цинь-Хань. // Чжунго каогусюэ няньцзянь [Ежегодник китайской археологии]: 1994. — Пекин: Вэньу чубанынэ, 1997. — С. 47—69.176. ФъШо 2003о ш-. 2004с

165. Лю Цинчжу, Шэнь Юньянь. Цинь-Ханъ шици каогу Археология периода Цинь—Хаиь. // Чжунго каогусюэ няньцзяиь [Ежегодник китайской археологии]: 2003. Пекин: Вэньу чубаныпэ, 2004. — С. 54-74.1982с №Зо

166. Лю Чжаньчэн. Цинь юн кэн чуту тун пи Бронзовое оружие «пи», выявленное в ямах с терракотовыми воинами. // Вэньу. 1982. — № 3. — С. 12-14.178. мтш од л ^ т ^ ^ я щ ж ТУ сщ^О „ тн

167. Лю Чжаньчэн. Дуй циньюндэ цзидянь синь чжиши Новые сведения по некоторым моментам, связанным с циньскими терракотовыми фигурами. // Каогу юй вэньу цункань (г. Сиань). 1983. - Вып. 3. - С. 97-100.179. ЭДЙДЙ. я&жш^.о Ш^: 1987о

168. Лю Чжаньчэн. Цинь юн боугуань сицзэ фасянь сяосин чжуаньгуань му Маленькая могила с кирпичным гробом, найденная к западу от Музея циньских терракотовых фигур. // Вэньбо (г. Сиань). — 1987. — № 1. — С. 96.181. гп^йо о 2009 о №Зо

169. Лю Чжао, Цзян Сяоцзяо. Аньхуй Тунчэн чуту Цинь «шицзю нянь

170. Шанцзюнь шоу» гэ као Изучение циньского клевца с надписью «19-й год,190воевода Шанцзюня», найденный в Тунчэн, провинция Аньхой. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). 2009 - № 3. - С. 31-32.2006с

171. Лю Юнхуа. Чжунго гудай цзюньжун фуши Древнекитайская амуниция и обмундирование: 2-е изд.. Шанхай: Шанхай гуцзи чубаныпэ, 2006. -5,210 с., ил.183. ^-Щйо ФШЯШ-. ШьЯ^ЖШЬ 1988с

172. Лян Сычэн. Чжунго цзяньчжу ши История строительного дела в Китае. Тяньцзинь: Байхуа вэньи чубаныпэ, 1988. - 518 с.184. т^о о 200801о

173. Лян Юнь. Цун Цинь муцзан су кань Цинь вэньхуадэ синчэн Формирование циньской культуры, рассмотренное на основе погребальных обрядов Цинь. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). 2008. - № 1. - С. 54-61.185. эдге. о шс|: 19850

174. Ма Фэйбай. Цинь Шихуанди чжуань Биография императора Цинь Шихуанди. Нанкин: Цзянсу гуцзи чубаныпэ, 1985. - 2, 12, 648 с.186. ШШШИ/ЛШо 1976о №11 о

175. Ма Цзяньси. Цинь ду Сянъян вадан Концевые черепичные диски из циньской столицы Сяньян. // Вэньу. 1976. -№ 11. - С. 42-44.1972с №1с

176. Маньчэн Хань му фацзюэ цзияо Краткое описание раскопок ханьской могилы в Маньчэн. // Каогу. 1972. -№ 1. с. 9-18, 28.188. ттш г» шття&жжищъо \9и0 №2,

177. Маньчэн Хань му «цзинь люй юйи» дэ цинли хэ фуюань Обследование и реконструкция «нефритовой одежды, шитой золотом» из ханьской могилы в Маньчэн. // Каогу. 1972. - № 2. - С. 39-47.189. шю °1985 о №1 о

178. Не Синьминь. Цинь юн кайцзядэ бяньчжуй цзи Цинь цзядэ чубу яньцзю Предварительное исследование циньских пластин и способа крепления доспехов на циньских керамических фигурах. // Вэньбо (г. Сиань). 1985. — № 1. - С. 48-56.190. ^Шо ФЩ^^адЖо ШЯ: 1985о

179. Нин Мэнчэнь. Чжунго гудай цзюныни моулюэ Военные стратагемы Древнего Китая. Шэньян: Ляонин дасюэ чубанынэ, 1985. - 2, 4, 226 с.191.1. Ш (Ш1) о 2003 о №1о

180. Пэн Си. Чжаньго Цинь Хань тее шуляндэ бицзяо Количественное сопоставление железоделательного производства в периоды Чжаньго, Цинь, Хань. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). 1993. - № 3. - С. 97-103.193. ШШВ- ЗЭДЙШШЬ 2002с

181. Се Дуаньцзюй. Гань Цин дицюй шицянь каогу Доисторическая археология района Ганьсу—Цинхая. Пекин: Вэньу чубанынэ, 2002. -258 е., ил.

182. ФЩЯШШЯ:, 2003о Си юй тун ши История Западного края. / Отв. ред. Юй Тайшань. — Чжэнчжоу: Чжунчжоу гуцзи чубанынэ, 2003. 22, 3, 8, 513 е., ил., карт.195.ш, ЭДЙЗС,1. Ш^) о 2006с №5с

183. Сунь Цзи. Гу вэньучжун соцзяньчжи синю Носороги (по находкам древних памятников материальной культуры). // Вэньу. 1982. - № 8. — С. 80-84.197. miio 198з07 о

184. Сюй Лунго. Циньдай уку чутань Предварительное исследование арсеналов династии Цинь. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). 2009 — № 3. - С. 6773.

185. ШШ, Т\Шо üffträ-i1980с №5о

186. Сюй Минган, Юй Линьсян. Ляонин Синьцзиньсянь Хоуюаньтай фасяньтунци Бронзовые изделия, найденные в коммуне Хоуюйтай, уезд Синьцзинь, провинция Ляонин. // Каогу. 1980. - № 5. - С. 478^179.200.1Ш ТЕ о tSffliiEfliicWf^i^fo 1979с №4с

187. Тун Эньчжэн. Boro синань дицюй цинтун гэ дэ яньцзю Исследование бронзовых клевцов юго-западных районов нашей страны. // Каогу сюэбао. -1979.-№ 4.-С. 441-460.201. -К с 1992с №Зо

188. Тэн Минъюй. Гуаньчжун Цинь му яньцзю Изучение циньских могил Гуаньчжуна. // Каогу сюэбао. 1992. - № 3. - С. 281-300.202. о1993 о №Зо

189. Тянь Жэньсяо. Баоцзиши Имэньцунь Цинь му фацзюэ цзияо Основное содержание раскопок циньской могилы в Имэньцунь, в районе г. Баоцзи. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). 1993. - № 3. - С. 35-39.203. н о 2 l/Iiitto Шг1998о

190. У Жунцэн. Вадэн Концевые керамические диски. // Чжунго дабайкэ цюаньшу: Каогусюэ [Большая Китайская энциклопедия: Археология]: 2-е изд. / Отв. ред. Ся Най. — Пекин: Чжунго дабайкэ цюаньшу чубаныиэ, 1998. -С. 538.204. ШЖ, йШШо fijo 1980o №3o

191. У Чжэньфэн, Шан Чжижу. Шаньси Фэнсян Гаочжуан Цинь муди фацзюэ цзяньбао Краткий отчет о раскопках циньского могильника Гаочжуан, уезд Фэнсян, провинция Шэньси. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). 1981. - № 1. — С. 12-35.1974о №2о

192. Увэй Лэйтай Хань му Ханьская могила в Лэйтай, уезд Увэй. // Каогу сюэбао. 1974. -№ 2. - С. 87-109, 18 ил.207. ШЮ о 1983о №1о

193. Фон Чжоу. Каогу цзацзи Археологические заметки. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). -1983.-№ 1.-С. 101-105.208. йгШо ШШ* ^ЖЙЩ^'ЖЙЙ1995 о

194. Фэн Шэнци. Чжэньхань шицзе дэ цзаосин гуйбао Циньские погребальные статуи драгоценность в области формовки, которая потрясла весь мир. — Пекин: Изд-во Пекинского пед. ун-та, 1995. — 2, 66 е., ил.1992 о

195. Ханкугый чхонтонги мунхва Корейская культура бронзы. — Сеул: Гос. Центральный музей и др., 1992. 170 е., ил.210.1Шо тшжшшшшшищ^нх^ о 1981. №1»

196. Хань Вэй. Люэлунь Шаньси Чуньцю Чжаньго Цинь му Предварительное обсуждение циньских погребений периодов Чуньцю и Чжаньго в провинции Шэньси. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). — 1981. № 1. — С. 83-93.211. ш. Ш^ИШШЮЙ. 1983с №7о

197. Хань Вэй. Фэнсян Циньгун линъюань цзуаньтань юй шицзюэ цзяньбао Краткий отчет о шурфовании и пробных раскопках погребального парка циньских гунов в уезде Фэнсян. // Вэньу. — 1983 а. № 7. - С. 30—37.212. ЩЩ. ^ШЙШШШ//^^^^ о

198. Хань Вэй. Циньгодэ чжулян шиши цяньи Предварительные суждения об оборудовании для сохранения зерна в государстве Цинь. // Каогу юй вэньу цункань (г. Сиань). 1983Ь. - Вып. 3. - С. 74-77.213. яжь шшт, шм, тт'штш^ттшшн1987о №5о

199. Хаяси Минао. Ткхгоку Ин-Сю: цзидай-но буки Китайское оружие эпохи Инь-Чжоу. Киото: Киото дайгаку дзимбун кагаку кэнкюдзё, 1972. -469 е., ил.218. тШо 2006 ^т^хш^^мтштшм^н-х'^о2008 с №11 о

200. Хоу Хунвэй. 2006 нянь Ганьсу Лисянь Дабаоцзышань Дунчжоу муцзан фацзюэ цзяньбао Краткий отчет о раскопках восточночжоуского могильника Дабаоцзышань, уезд Лисянь, Ганьсу в 2006 г. // Вэньу. 2008. - № 11. -С. 30-49.219.аджо ^тшттш//хт ш-ю ° Ш70 №ь

201. Ху Линьгуй. Цзаоци Цинь юн цзяныду Краткий обзор циньских погребальных фигурок раннего периода. // Вэньбо (г. Сиань). — 1987. № 1. — С. 23-25.220. tgf. шж-ш/шь^зд: о1997. №Ь

202. Хуан Лючжу. Обзор циньских керамических оттисков // Сибэй дасюэ сюэбао: Чжэсюэ шэхуй кэсюэ бань (г. Сиань). 1997. - № 1. - С. 21-29.221. о зШ&В&о 1Ш-. ШЙШЬ 1985о

203. Хуан Фэньшэн. Цзанцзу ши люэ Обзор истории тибетцев. — Пекин: Миньцзу чубаныпэ, 1985. —416 с.222.ЙИ-ЁО 1974о №Зо

204. Хуан Чжаньюэ. Boro гудайдэ жэньсюнь хэ жэньшэн Сопогребения людей и человеческие жертвоприношения в нашей стране в древности. // Каогу. 1974. - № 3. - С. 153-163.223.мт&о 2 тжт±&о jt Ж: фш^Ш^ЖШЬ 1998о

205. Хуан Чжаньюэ. Цинь Шихуан лин Мавзолей Цинь Шихуана. // Чжунго дабайкэ цюаньшу: Каогу сюэ [Большая Китайская энциклопедия: Археология]: 2-е изд. / Отв. ред. Ся Най. Пекин: Чжунго дабайкэ цюаньшу чубаныпэ, 1998. - С. 394-395.1979 о №7о

206. Хубэйшэн Суйсянь Цзэн хоу И му фацзюэ цзяньбао Краткий отчет о раскопках могилы цзэнского хоу И в уезде Суйсянь, провинция Хубэй. // Вэньу. 1979. - № 7. - С. 1-24.225.ттш^ттшжтшшт//^-ш\1\о 19570 №ь,

207. Хунань Чанша Цзытаньпу Чжаньго му цинли цзяньбао Краткий отчет об исследовании могил периода Чжаньго в Цзытаньпу, район г. Чанша, провинция Хунань. // Каогу тунсюнь. 1957. - № 1. - С. 12-15.1975* №4.

208. Хэбэй Исянь Янь Сяду 44 хао му фацзюэ баогао Отчет о раскопках могилы № 44 в районе яньской Нижней столицы в уезде Исянь, провинция Хэбэй. // Каогу. 1975. - № 4. - С. 228-240, 243.

209. Ш®* ШШШ^Ш^ЖО (ЛЧШ о 1985о №4о

210. Хэ Цингу. Чжаньго те бинци гуанькуй Обозрение железного оружия периода Чжаньго. // Шисюэ юэкань (г. Кайфэн). 1985. - № 4. - С. 12-17.228.1987с

211. Цзинь Шэнхэ. Чжао Улинван ши цзи каолюэ Исследование исторического наследия чжаоского Улин-вана. // Хэбэй шифань дасюэ сюэбао: Чжэсюэ шэхуй кэсюэ бань (г. Шицзячжуан). — 1982. № 1. — С. 66-75.230. шаг»о тшо 0 1985с1с

212. Цзу Гоюн. Линьтун чутудэ Циньдай тао ма каоча Изучение керамических лошадей династии Цинь, раскопанных в уезде Линьтун. // Нунъе каогу (г. Наньчан). 1985. -№ 1. - С. 302-305.

213. ШВЯ* ИЙФЙМИ ШЮ о 1987о №1„

214. Цзян Цайфань. Цинь юн кэнчжундэ гу Барабаны в яме с циньскими терракотовыми фигурами. // Вэньбо (г. Сиань). — 1987. № 1. - С. 70, 69.233. кооо7 шштшштих^о2005с №12о

215. Цзяо Наньфэн. Цзои вайчи — Цинь Шихуан линъюань К0007 пэйцзанкэн еинчжи лицэ Предварительное изучение характера сопроводительной погребальной ямы К0007 (Цзои вайчи) в погребальном парке Цинь Шихуана. // Вэньу. 2005. - № 12.-С. 44-51.

216. ШШЩ, ЗЕЯН*. ЦуШ, ЩЩ, «Ш, ЯСРН^тШЯШ11.21 2008о №Зо

217. Ци Дунфан. Чжунго цзаоци мадэндэ югуань вэньти Проблемы, связанные с ранними стременами на территории Китая. // Вэньу. — 1993. — №4.-С. 71-78, 89.240. здшко сш-Ю о 1984с №5о

218. Ци Цзянье. Цишаньсянь боугуань цзиньняньлай чжэнцзидэ Шан-Чжоу цинтунци Бронзовые изделия Шан и Чжоу, собранные за последние годы музеем уезда Цишань. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). 1984. - № 5. -С. 10-13,9.241. ш*, ^тшнщ^^х'шш о шн-5§-

219. Цинь Бин, Чжан Чжаньминь. Чан пи чутань Начальное изучение длинного пи. II Каогу юй вэньу цункань (г. Сиань). 1983. - Вып. 3. - С. 130137.242. тШо шю «. 1987 с №к

220. Цинь Лин. Цинь юн ихао кэн диэрцы фацзюэ цзяньсюнь Краткоеизвещение о втором сезоне раскопок ямы № 1 с циньскими терракотовыми фигурами. // Вэньбо (г. Сиань). 1987. - № 1. - С. 95.243.^Ш1ЩхЩФЖ^1о 1кМ: ХУо&Шь 2004с

221. Цинь Сичуй линцюй Район циньских гробниц в Сичуй. / Гл. ред. Чжу Чжунси. — Пекин: Вэньу чубаныпэ, 2004. — 5, 158 с. (раздельн. пагинация).20060

222. Цинь Шихуан бинмаюн боугуань Музей терракотовых фигур солдат и лошадей гробницы Цинь Шихуана. / Гл. ред. Лэй Юйпин. — Сиань: Сиань чубаныпэ, 2006. 122 е., ил.245. ШШШШЛХЩо 1975с №11 о

223. Цинь Шихуан лин Мавзолей Цинь Шихуана. // Вэньу. 1975. - № 11.— С. 30.1979. №i20

224. Цинь Шихуан лин дунцзэ дисаньхао бинмаюн кэн цинли цзяньбао Краткий отчет об обследовании ямы № 3 с керамическими фигурами солдат и лошадей в восточной стороне мавзолея Цинь Шихуана. // Вэньу. — 1979. -№ 12.-С. 1-12.247. тю « то,4 о

225. Цинь Шихуан лин дунцзэ мацзюкэн цзуаньтань цинли цзяньбао Краткий отчет об обследовании и шурфовании ям-конюшен на восточной стороне мавзолея Цинь Шихуана. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). — 1980. № 4. -С. 31-41.н^жшь 2004о

226. Цинь Шихуан лин цзи бинмаюн Гробница Цинь Шихуана и терракотовые фигуры солдат и лошадей. / Отв. ред. У Юнци. — Сиань: Сань Цинь чубаныпэ, 2004. 177 е., ил.249198з0 №7,

227. Цинь Шихуан лин эрхао тунчэнма цинли цзяньбао Краткий отчет об обследовании бронзовой колесницы и лошадей № 2 возле гробницы Цинь Шихуана. // Вэньу. 1983. - № 7. - С. 1-16.2501983 о №7о

228. Цинь Шихуан лин эрхао тунчэнма чутань Предварительное исследование бронзовой колесницы и лошадей № 2 возле гробницы Цинь Шихуана. // Вэньу. 1983. - № 7. - С. 17-21.2002о №Зо

229. Цинь Шихуан линъюань К0006 пэйцзанкэн диицы фацзюэ цзяньбао Краткий отчет о первых раскопках сопроводительного захоронения К0006 на территории погребального парка Цинь Шихуана. // Вэньу. 2002. — № 3. — С. 4-31.

230. ШиШШ К9801Т2в2 ¥ 4 ШМЩШ^НХЩ с 2004 о №2 о

231. Цинь Шихуан линъюань пэйцзанкэн цзуаньтань цинли цзяньбао // Краткий отчет об обследовании бурением сопроводительных захоронений на территории погребального парка Цинь Шихуана. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). 1982. - № 1. - С. 25-29.

232. ШЮ . 1980с, №ЗО Цинь Шихуан линъюань чутудэ хуавэньчжуань Узорные кирпичи, раскопанные на территории погребального парка Цинь Шихуана. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). 1980. - № 3. - С. 36-38.257. шт* \9иа №50

233. Цуй Сюань. Цинь-Хань Гуаньянь гучэн цзи ци фуцзиньдэ муцзан Городище Гуанъянь эпохи Цинь — Хань и расположенные близ него погребения. // Вэньу. 1977. - № 5. - С. 25-37.258. пм, шз. №70

234. Чан Юн, Ли Тун. Цинь Шихуан линчжун майцзан гундэ чубу яньцзю Предварительные исследования ртути, захороненной в гробнице Цинь Шихуана. // Каогу. 1983. - № 7. - С. 659-663, 671.259. ШсЛо 1995с №9с

235. Чжан Тяньэнь. Цзай лунь Цинь ши дуаньцзянь Еще раз о кинжалах циньского типа. // Каогу. 1995. - № 9. - С. 841-853.260. ЗШШо 1982с1 о

236. Чжан Цзэнци. Юньнань тунбин тецзянь цзи ци югуань вэньтидэ чубу таньтао Предварительное обсуждение юньнаньских железных мечей с бронзовой рукоятью и связанных с ними вопросов. // Каогу. — 1982. № 1. — С. 60-64.261.&£К;О ШЮ о 1983О №ЗС

237. Чжан Чжаньминь. Чан пи чутань Изучение длинного пи. II Каогу юй вэньу цункань (г. Сиань). 1983. —Вып. 3. - С. 130-137. 262.1. НШЖ»±, 1987о

238. Шйо Н, ЩЦШЖШ/ГХ^о 1979. №12о Чжао Канминь. Цинь Шихуан лин бэй эр, сань, сы хао цзяньчжу ицзи

239. Строительные остатки №№ 2, 3 и 4 к северу от гробницы Цинь Шихуана. // Вэньу. — 1979. — № 12.-С. 13-16.264. Ш'ЩШ, 1963о10о

240. Чжао Сюэцянь, Лю Суйшэн. Шаньси Баоцзи Фулиньбао Дунчжоу муцзан фацзюэ цзи Записки о раскопках восточночжоуских погребений в Фулиньбао, уезд Баоцзи, провинция Шэньси. // Каогу. — 1963. № 10. -С. 536-543.265. тШо ттхтмтж^/хт тю * тто №10

241. Чжао Хуачэн. Сюньтань Цинь вэньхуа юаньюаньдэ синь сяньсо Новое направление в поисках истоков циньской культуры. // Вэньбо (г. Сиань). — 1987. -№ 1.-С. 1-7, 17.266. ШШ, йШСо 4Ь35С: 2002о

242. Чжоу Чуньмао. Линкоу Чжаньго му лугудэ жэньлэйсюэ течжэн Антропологические особенности черепов из чжаньгоского могильника Линкоу. // Жэньлэйсюэ сюэбао. 2002. - Т. 21, № 3. - С. 199-205.269. мтт, мтт» шкшт^кштпмлщ^^х^ сш£) о2007 о №6 о

243. Чжоу Цзинфэн, Чжоу Чуньмао. Циньжэнь цзуюаньчжи жэньлэйсюэ синьси Новые антропологические данные по этногенезу циньцев. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). 2007. - № 6. - С. 98-102.

244. ШТ. ^ШШЖШШШ^ШШ^НХЩ ШЮ о 200601. Зо

245. Чжу Сыхун. Цинь Шихуан линъюань фаньвэй синь таньсо Новое изучение окрестностей погребального парка Цинь Шихуана. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). 2006. - № 3. - С. 42-46.271. ^шНо сш£) » 2007о6 о

246. Чжу Сыхун. Цинь Шихуан линъюань шуйгунчэн синь чжиши Новые сведения о водной инженерии погребального парка Цинь Шихуана. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). 2007. - № 6. - С. 68-71.

247. ШЬ ФВШ^о Чжунго гудай тиюй Спорт Древнего Китая. — [Сянган]: Чжунго оуюньхуй, б. г. — 112 с.273. ФШ^ГЙ-^: мдаш«, ш-.тк> 2004 о

248. Чжунго каогусюэ: Лян Чжоу цзюань Китайская археология: Эпоха обоих Чжоу. / Гл. ред. Чжан Чаншоу, Инь Вэйчжан. Пекин: Чжунго шэхуй кэсюэ чубанынэ, 2004. - 564 с.274. с шжшпщ^штхшнктштщ^^хщ стю в1993 о №30

249. Чэн Сюэхуа, Ван Юйлун. Цинь Шихуанди лин пэйцзанкэн цзуншу Обзор сопроводительных захоронений мавзолей Цинь Шихуанди. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). 1998. -№1.-С. 70-75, 69.

250. ВШ, Я.Ш, ЖМо ШЖШШ^о Ш, 1957о

251. Чэнь Гунчжоу, Ван Чжуншу, Ся Най. Чанша фацзюэ баогао Отчет о раскопках в Чанша. Пекин: Кэсюэ чубаньшэ, 1957. - 12, 174 е., 108 ил.277. ^И*о 1ШНЩШ-Ю о 1982о №5о

252. Чэнь Пин. О котлах фу // Каогу юй вэньу (г. Сиань). — 1982. — № 5. — С. 65-69.278. сш-ю 01986 о №9 о

253. Чэнь Пин. Шилунь Чуньцю син Цинь биндэ няньдай цзи югуань вэньти Предварительное обсуждение датировки циньского оружия чуньцюских типов, а также связанные с ней вопросы. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). — 1986. № 9. - С. 84-96.279. Ifo

254. Шанцуньлин Гого муди Могильник государства Го в Шанцуньлине. / Под ред. Линь Шоуцзиня. — Пекин: Кэсюэ чубанынэ, 1959. — II, XII, 85 е., ЬХХН табл. (Чжунго тянье каогу баогаоцзи: Каогусюэ чжуанькан. Дин чжун, диши хао).282. ¿Ш^о (ШЗс) о 1980о9 о

255. Шан Чжижу. Фэнсянсянь Гаочжуан Чжаньго Цинь му фацзюэ цзяньбао Краткий отчет о раскопках циньского могильника периода Чжаньго в Гаочжуан, уезд Фэнсян. // Вэньу. 1980. - № 9. - С. 10-14, 31.283. с®о 1986о №Зо

256. Шан Чжижу. Цинь Шихуан линъюань буцзюй цзегоу юаньюань цяньтань Предварительное обсуждение структуры размещения погребального парка гробницы Цинь Шихуана. // Вэньбо (г. Сиань). — 1987. — № 1.-С. 14-17.285. ЩЩЩЪ-. Ш-. 1979о

257. Шан Чжоу каогу: Каогу чжуанье цзяосюэ цанькаошу Археология династий Шан и Чжоу: Учебное пособие для археологической специализации. Пекин: Вэньу чубаныпэ, 1979. - 378 е., ил., 63 табл.286. т1. Ю о 1988о №5, 6о

258. Шаньсишэн каогу яньцзюсо саньши нянь лай яньцзю гунцзодэ чжуяо шоухо Главные результаты исследовательской работы за прошедшие 30 лет Института археологии провинции Шэньси. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). -1988.- №5, 6.-С. 5-23.287. о2001 о

259. Шуй Тао. Чжунго сибэй дицюй цинтун шидай каогу луньцзи Сборник статей по археологии бронзового века Северо-западного района Китая. — Пекин: Кэсюэ чубаныпэ, 2001. — 329 с.288. Ш&ШШ&ЦШо ХШ&Ш, 1983о

260. Юй Вэйчао. Линьцзы Ци чэн ичжи Циское городище Линьцзы. // Чжунго дабайкэ цюаньшу: Каогусюэ [Большая Китайская энциклопедия: Археология]: 2-е изд. / Отв. ред. Ся Най. Пекин: Чжунго дабайкэ цюаньшу чубанынэ, 1998. - С. 281.292. Üfjо ЗШ19590 №80

261. Юй И. Дун Чжоу каогу шан дэ игэ вэньти Одна проблема в археологии периода Восточного Чжоу. // Вэньу. 1959. - № 8. - С. 64-65.293. fl^o 1986с №1 о

262. Юй Хаолян. Сычуань Фулиндэ Цинь Шихуан эршилю нянь тун гэ Бронзовый клевец, датированный 26-м годом правления Цинь Шихуана, из уезда Фулин, провинция Сычуань. // Каогу. 1976. - № 1. - С. 22—23, 20.294. вшсш1. Ю о 1984 о №Зо

263. Юнь Аньчжи. Шаньси Чанъу Шанмэнцунь Циньго муцзан фацзюэ цзяньбао Краткий отчет о раскопках могильника государства Цинь в Шанмэнцунь, уезд Чанъу, провинция Шэньси. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). -1984.-№3.-С. 8-17.295.WÖ&C "iiij&i&o ЖШ: 1997о

264. Ян Бода. Гу юй ши лунь Об истории древнего нефрита. — Пекин: Цзыцзиньчэн чубанынэ, 1997. — 241 с.296. ЩЩо ШЛШШ- »тйЖИЬ 1956о

265. Ян Исян. Цинь Хань ши ганъяо Очерки истории династий Цинь и Хань. — Шанхай: Синь чжиши чубанынэ, 1956. — 2, 170 с.297. ШШ* Ш1&М.О 1956.

266. Ян Куань. Цинь Шихуан. — Шанхай: Шанхай жэньминь чубаньшэ, 1956. -2, 124 с.298. 1982о №1о

267. Ян Куань. Сянь циньму шан цзяньчжу хэ линцинь чжиду Строения на доциньских могилах и система погребальных внутренних покоев. // Вэньу. — 1982. -№ 1. -С. 31-37.299. mfc. Фэдам^Жо Ш: i9820

268. Ян Куань. Чжунго гудай ете цзишу фачжань ши История развития древнекитайского искусства железного литья. — Шанхай: Шанхай жэньминь чубаньшэ, 1982.-323 с.

269. Шйо ФЯТ^^^Ао 1Ш-. ЯГ^ЖШЬ 1980о

270. Ян Хун. Чжунго гудай бинци луньцун Собрание исследований по древнему оружию Китая. Пекин: Вэньу чубаньшэ, 1980. — 153 е., ил.

271. Ио Фа^З/ДЙ^^ШП^ЬШ^/Ш^о 1984о №9о

272. Ян Хун. Чжунго гудай мацзюйдэ фачжань хэ дуйвай инеян Развитие конского снаряжения в древнем Китае и его влияние на другие страны. // Вэньу. 1984. -№ 9. - С. 45-54, 76.

273. ШШ\о ФИ^дШ&о ^ШЙсШШЬ 2005о

274. Ян Хун. Гудай бинци тунлунь Обзор древнего оружия. — Пекин: Цзыцзиньчэн чубаньшэ, 2005. — 4, 270 е., ил.303. шш* muK^/^mxm^S: гш» ФШ-К1998o

275. Ян Хунцинь. Цинь Хань вадэн Черепица эпохи Цинь-Хань. // Чжунго дабайкэ цюаньшу: Каогу сюэ [Большая Китайская энциклопедия: Археология]: 2-е изд. / Отв. ред. Ся Най. — Пекин: Чжунго дабайкэ цюаньшу чубаньшэ, 1998.-С. 392-393.304. с®1. Ю о 19980 №Зо

276. Янь Юйминь, Чжоу Чуньмао. Шаньси Линьтун Линкоу Чжаньго му фацзюэ цзяньбао Краткий отчет о раскопках могильника периода Чжаньго в Линкоу, уезд Линьтун, провинция Шэньси. // Каогу юй вэньу (г. Сиань). — 1998.-№3.-С. 15-21.

277. ЛИТЕРАТУРА НА ЗАПАДНЫХ ЯЗЫКАХ

278. An Zhimin, Zhang Chanshou, Xu Pingfang. Recent archaeological discoveries in the People's Republic of China. Paris; Tokyo: The Centre for East Asian cultural studies, UNESCO, 1984. -XII, 103, 12 p., il.

279. Bodde D. China's first unifier: A study of the Ch'in Dynasty as seen in the life of Li Ssu.-Leiden: E. J. Brill, 1938. -VIII, 270 p.

280. Brinker H. Monumentale Grabplastik im Auftrag des "Ersten Kaisers von China" // Kunstschatze aus China. Zurich: Kunsthaus, 1980. - S. 101-130.j

281. Chang Kwang-chih. The Archaeology of Ancient China: 3 edition. New Haven; London: Yale University Press, 1977. 535 p., il.

282. Chariot creaks out of the Tomb // Beijing Review. 1985. - Vol. 28, No. 51.-P. 33.

283. China's Buried Kingdoms / Ed. by Dale M. Brown. Alexandria, Va: Time-Life Books, 1993. - 168 p., il. - ("Lost Civilizations").

284. Chinese tomb pottery figures. Hong Kong: Hong Kong University Press, 1953.-4, 16, 20 p., il.

285. Cotterell A. The First Emperor of China. L.: McMillan London Ltd., 1981.-208 p., il., pi.

286. Dien A. E. Warring States armor and the pit three at the Qin Shihuangdi's tomb // Early China (Berkeley). 1979/80. - No. 5. - P. 46^17.

287. Dien A. E. A study of early Chinese armor // Artibus Asiae (Ascona). 1981/1982a. - Vol. XLIII, No. 1/2.-P. 5-66.

288. Dien A. E. The Qin pottery figures pits: bibliographic survey // Early China (Berkeley). 1981/1982b. - No. 7. - P. 74-78.

289. First report on the exploratory excavation of the Ch'in pit of pottery figures at Lin-T'ung Hsien / Transl. by Albert E. Dien // Chinese Sociology and Anthropology (White Plains, N. Y.). 1977/1978. - Vol. X, No. 2. - P. 350.

290. Hirth F. The ancient history of China to the end of Chou dynasty. -Freeport, N. Y.: Books for Libraries Press, 1969.-XX, 383 p., map.

291. Hu Ya-Qin, Zhang Zhong-Li, Bera S., Ferguson D. K., Li Cheng-Sen, Shao Wen-Bin, Wang Yu-Fei. What can pollen grains from the Terracotta Army tell us? // Journal of Archaeological Science. 2007. - Vol. 34, Issue 7. -P. 1153-1157.

292. Kao J., Yang Zuosheng. On Jade Suits and Han Archaeology // Archaeology (N. Y.). 1983. - Vol. 36, № 3. - P. 30-37.

293. Laufer B. Chinese Clay Figures. Chicago: Field Museum of Natural History, 1914. - Part I. Prolegomena on the history of defensive armor.-315 p., LXXII pi.

294. Li Chi. The beginnings of Chinese civilization. Seattle: University of Washington Press, 1962. - 123 p.

295. Li Xueqin. Eastern Zhou and Qin Civilisations. New Haven & London: Yale University Press, 1985. -XVI, 527 p., il.

296. Liu Z., Mehta A., Tamura N., Pickard D., Rong B., Zhou T., Pianetta P. Influence of Taoism on the invention of the purple pigment used on the Qin terracotta warriors // Journal of Archaeological Science. 2007. - Vol. 34, Issue 11.-P. 1878-1883.

297. Needham J. The Development of Iron and Steel Technology in China. L.: Newcomen Society, 1958. - 76 p., 31 pi.

298. Needham J. (in collabaration with Wang Ling). Science and Civilization in China. Cambridge: The University Press, 1965. - Vol. 4, part 2. - LV, 759 p.

299. Ni Ta, Chin Chun. Terracotta figures found near Chin Shih Huang's Tomb //Chinese Literature.- 1975. -No. 11.-P. 102-107.

300. Payne-Gallwey R. The book of the crossbow: Reprint. — N. Y.: Dover Publications, 1995.-400 p., il.

301. Pokora T. Cchin S-Chuang-Ti. Praha: Orbis, 1967. -219 s.

302. Potral J., Kinoshita H. First Emperor: The Making of China. -Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 2007. 256 p., il.

303. Rawson J. Transformed into Jade: Changes in Material in the Warring States, Qin and Han Period // лКЗЕЗ^Ж: East Asian Jades: Symbol of Exellence. H. K.: The Chinese University of Hong Kong, 1998. — Vol. IT. -P. 125-136.

304. Rudolph R. C. The First Emperor's undeground army // Archaeology (N. Y.). 1975. - Vol. 28, № 4. - P. 267-269.

305. Selby S. Chinese Archery. H. K.: Hong Kong University Press, 2000.-444 p., il.

306. Swart P., Till B. D. Bronze carriages from the Tomb of China's First Emperor // Archaeology (N. Y.). 1984. - Vol. 37, № 6. - P. 18-25.

307. The legends of Mawangdui / Ed. Zhang Dongxia. — Beijing: China Intercontinental Press, 2007. 239 p.

308. Watson W. China before the Han Dynasty: 2nd ed. New York; Washington, 1966.-264 p., il.

309. Werner E.T.C. Chinese weapons. Shanghai: Royal Asiatic Society, North China Branch, 1932. - 59 p., il.

310. Yang Hong. Weapons in Ancient China. New York; Beijing: Science Press New York, Ltd., 1992. - 312 p., il.

311. Гэ лиши шицидэ Чжунго цзяньчжу Китайские постройки в разные периоды истории. // Сайт Цифрового музея науки и искусства. URL: http://www.e-museum.com.cn/dmsa/city/commentary/36850.shtml (датаобращения: 21.08.2009).344. ^ж^^етш^и?

312. Линму гаоду чжи дошао? Какова высота гробницы?. // Официальный сайт «Шэньсийской компании по развитию туризма на Мавзолей Цинь Шихуана». URL: www.qinshihuangling.com/riddle/high.html (дата обращения: 12.08.2009).346.

313. Фэнту шан юу цзяньчжу Есть ли строения на вершине кургана. // Официальный сайт «Шэньсийской компании по развитию туризма на Мавзолей Цинь Шихуана». URL: www.qinshihuangling.com/riddle/structure. html (дата обращения: 02.08.2009).350.

314. Хуанлин вэньхуа Культура, /связанная с/ императорским мавзолеем. // Официальный сайт «Шэньсийской компании по развитию туризма на Мавзолей Цинь Шихуана». URL: www.qinshihuangling.com/culture.html (дата обращения: 02.08.2009).351

315. Циньлин фэншуйдэ чуаныпо Предания о фэншуй циньского мавзолея. // Официальный сайт «Шэньсийской компании по развитию туризма на Мавзолей Цинь Шихуана». URL:www.qinshihuangling.com/riddle/legend.html (дата обращения: 02.08.2009).

316. Acompaning burial pit of Qin Shihuang's Mausoleum discovered // People Daily. 2001. - 28.09. (Электронная версия газеты). URL: http://english.peopledaily.com.cn/200109/28/eng2001092881274.html (дата обращения: 01.08.2009).

317. Ancient terracotta acrobat displayed in Hangzhou // China Daily. -2002. 10.09. (Электронная версия газеты). URL: http://www.chinadaily.com.cn/en/doc/2002-09/10/content135701 .htm (дата обращения: 01.08.2009).

318. Hammond N. Ten big digs // Times Online. 2009. - 12.06. (Электронная версия журнала). URL.: http://www.timesonline.co.uk/tol/ lifeandstyle/courtandsocial/article6479624.ece?token=null&offset=12&pa ge=2 (дата обращения: 08.08.2009).

319. Hirst К. К. Shi Huangdi's Tomb (China) 2007a. // Информационный сайт «The New York Times Company». URL: http://archaeology.about.eom/od/sterms/g/shihuangdi.htm (дата обращения: 30.08.2009).

320. Hirst К. К. Emperor Qin's Terracotta Army: An army of terracotta' for the Afterlife 20076. // Информационный сайт «The New York Times Company». URL: http://archae0l0gy.ab0ut.c0m/0d/china/a/terrac0tta.htm (дата обращения: 30.08.2009).

321. Hirst К. К. Chinese Purple: Purple pigment of the Terracotta Soldiers 2007b. // Информационный сайт «The New York Times Company». URL: http ://archaeology.about.com/od/hterms/qt/chinese-purple.htm (дата обращения: 30.08.2009).

322. Hirst К. К. Pollen and the Terracotta Army 2007r. // Информационный сайт «The New York Times Company». URL: http://archaeology.about.com/b/2007/03/25/pollen-and-the-terracotta-army.htm (дата обращения: 30.08.2009).

323. Mausoleum of Emperor Qinshihuang (259 ВС 210 ВС) // Сайт Китайского информационного Интернет-центра, под управлением Пресс-канцелярии Госсовета КНР. URL: http://www.china.org.cn/englisli/features/ atam/115132.htm (дата обращения: 01.08.2009).

324. Mystery of Qin Shi Huang Mausoleum revealed // People Daily. -2002. 25.08. (Электронная версия газеты). URL: http://english.peopledaily.com.cn/200208/25/eng20020825102017.shtml (дата обращения: 01.08.2009).

325. No Excavation on Tomb of Qinshihuang // China Daily. 2006. -22.02. Электронный ресурс. Режим доступа (на официальном сайте Института археологии АН КНР): http ://www.kaogu.cn/en/detail. asp?ProductID=l 041 (дата обращения: 01.08.2009).

326. Qiu J. Pollens reveal origins of terracotta army // Chemistry World. 2007. — 27.03. (Электронный бюллетень Королевского химического общества). URL: http://www.rsc.org/chemistryworld/News/2007/March/ 23030703.asp (дата обращения: 30.08.2009).

327. The Mausoleum of the first Emperor, Qin shihuang // Официальный сайт Музея Гимэ, Париж. URL: http://www.guimet.fr/The-Mausoleum-of-the-first-Emperor (дата обращения: 01.08.2009).

 

http://cheloveknauka.com/mavzoley-tsin-shihuandi-kak-kompleksnyy-arheologicheskiy-pamyatnik

http://www.dslib.net/arxeologia/mavzolej-cin-shihuandi-kak-kompleksnyj-arheologicheskij-pamjatnik.html

 

 

 

28.07.2018 В 1851–1854 годах только во Владимиро-Суздальской земле было раскопано и УНИЧТОЖЕНО СЕМЬ ТЫСЯЧ СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ курганов.

А.С. Спицын

Вместо послесловия к работе Мавзолей Цинь Шихуанди как комплексный археологический памятник

В 1851–1854 годах только во Владимиро-Суздальской земле было раскопано и УНИЧТОЖЕНО СЕМЬ ТЫСЯЧ СЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ курганов. А.С. Спицын в «Известиях Императорской Археологической Комиссии» за 1905 год сообщает: «При поступлении вещей в Румянцевский музей (речь идет о раскопках 1851–1854 годов — Авт.) они представляли в полном смысле БЕСПОРЯДОЧНУЮ ГРУДУ МАТЕРИАЛА, так как при них не было описи с отметками, из какого кургана каждая вещь происходит. Граф Уваров ПОЗДНЕЕ составил опись всей коллекции, но пользуясь лишь отчетами о раскопках, ОТЧАСТИ ПО ПАМЯТИ. Грандиозные раскопки 1851–1854 гг. в Суздальской области БУДУТ ДОЛГО ОПЛАКИВАТЬСЯ НАУКОЮ и служить грозным предостережением для всех любителей МАССОВЫХ РАСКОПОК… Тем горестнее УТРАТА ВЛАДИМИРСКИХ КУРГАНОВ, что они представляют собою ЕДИНСТВЕННЫЙ материал для решения вопроса, какое именно русское племя легло в основу великорусов… ПОТЕРЯ ЭТИХ КУРГАНОВ НЕ ВОЗНАГРАДИМА НИЧЕМ» [11], с. 89–90.

Как выглядели старые русские курганы, уничтоженные «раскопками» Уварова? К сожалению, фотографии большинства из них не сохранились. 

А.С. Спицын в [11] приводит фотографию нескольких гнездовских курганов внушительных размеров, рис. 70. Они расположены в окрестностях Смоленска. Фотография еще одного гнездовского кургана показана на рис. 71. Внушительные размеры этого кургана можно оценить по высоте деревьев на его вершине. Других изображений русских курганов в [11], к сожалению, не приводится. На фотографии, приведенной на рис. 72, запечатлено начало работ на одном из гнездовских курганов. Раскопками руководил С.И. Сергеев. «Всего в течение трех лет им вскрыто 96 курганов» [11], с. 6.

Сегодня считается, что гнездовские курганы — «самая большая курганная группа в славянских землях, насчитывающая и сейчас ОКОЛО ТРЕХ ТЫСЯЧ КУРГАНОВ» [17], с. 151.

«В начале 50-х гг. минувшего века (то есть XIX века — Авт.) у графа Л.А. Перовского, управлявшего тогда Кабинетом Его Величества и заведовавшего всеми археологическими разысканиями в Империи, возникла мысль о направлении дальнейших раскопок на изучение собственно-русских древностей. В феврале 1851 г. к нему по этому поводу входит с запискою молодой граф А.С. Уваров, настаивающий, что для начала разысканий ДОЛЖЕН БЫТЬ ИЗБРАН НЕ НОВГОРОД (на Волхове — Авт.), КАК ПРЕДПОЛАГАЛОСЬ, А СУЗДАЛЬ И ЕГО ОКРЕСТНОСТИ. Новгород, по суждению гр. Уварова, подвергался значительному иноземному влиянию, много терпел от пожаров и нападений, наконец, богатства его были вывезены в Москву, а остатки позднее в Петербург… СУЗДАЛЬ ЖЕ КАЗАЛСЯ ЕМУ МЕСТОМ НЕТРОНУТЫМ И ВМЕСТЕ ПРОСЛАВЛЕННЫМ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ. „Изучая суздальские древности и видя, КАКОЕ БОГАТОЕ КНЯЖЕСТВО ПРОЦВЕТАЛО ТУТ В ДРЕВНИЕ ВРЕМЕНА, мы можем почти, наверное, предполагать, что эта местность более всех прочих должна содержать памятники, важные в отношении искусств и истории… Я принял смелость предложить окрестности Суздаля ДЛЯ НАЧАТИЯ РАЗЫСКАНИЙ потому, что по всем выводам и собранным сведениям эта местность, едва ли еще тронутая, обещает обильную жатву к открытиям русских древностей всякого рода“» [11], с. 84–85.

Мы видим, что граф Уваров прекрасно понимал — что именно надо УНИЧТОЖИТЬ, чтобы стереть с лица земли следы подлинной древней русской истории. 

Под лицемерным прикрытием «заботы о русской истории» он уничтожал тысячи и тысячи древних русских курганов. После чего романовские историки и археологи начали лицемерно проливать крокодиловы слезы. Дескать, как жаль, что молодой и горячий граф, движимый самыми лучшими побуждениями, но не обладающий глубокими познаниями в археологии, варварски разгромил более СЕМИ ТЫСЯЧ русских курганов. Невосполнимая, мол, потеря для науки. Как жаль.

Давайте посмотрим подробнее — как именно изящный граф громил русские курганы, а с ними и подлинную древнюю русскую историю.

«В начале марта 1851 г. уже состоялось Высочайшее повеление о производстве разысканий в Суздале… Раскопки возложены на графа Уварова… Графу Уварову поручено было также обратить внимание на архивы министерства во Владимирской губернии» [11], с. 85.

«Работы начаты были 31 мая и продолжались 4 месяца, в 22 местностях Суздальского уезда… Всего разрыто было 1260 куб. саж. земли и 730 (! — Авт.) курганов, причем исполнено было 15 рисунков и 43 плана (КОТОРЫЕ, КСТАТИ СКАЗАТЬ, КУДА-ТО БЕССЛЕДНО ИСЧЕЗЛИ)» [11], с. 85.

Это поразительно. Раскопки СЕМИСОТ ТРИДЦАТИ КУРГАНОВ сопровождались лишь 15 рисунками и 43 планами (!?). То есть, в среднем менее чем ОДИН ИЗ ДЕСЯТИ русских курганов удостоился плана или рисунка! А девять из десяти КАНУЛИ В НЕБЫТИЕ. От них не осталось даже беглого рисунка. Чтобы как-то сгладить поистине фантастическую картину вандализма, творимого Уваровым, позднейшие историки начали рассуждать так. «В Суздале раскопки были ведены с особыми надеждами и упорством, НО РЕЗУЛЬТАТЫ ДАЛЕКО НЕ ОПРАВДАЛИ ОЖИДАНИЙ» [11], с. 85. Дескать, «ничего не нашли», поэтому незачем было и зарисовывать, составлять планы. Но, в то же время, сами проговариваются, что «гр. Уварову в самом же начале посчастливилось найти ИЗВЕСТНЫЕ СЕРЕБРЯНЫЕ БАРМЫ» [11], с. 85.

Получается странная картина. Не успели еще по-настоящему развернуть работы, как уже нашли ставшие весьма известными серебряные бармы. А потом, на протяжении нескольких месяцев ничего достойного не откопали. Поэтому, дескать, и пришлось ограничиться всего лишь 15 рисунками и 43 планами на 730 уничтоженных курганов. Но даже эти жалкие 15 рисунков и 43 плана «КУДА-ТО БЕССЛЕДНО ИСЧЕЗЛИ» [11], с. 85.

Но так ли уж «ничего не нашли»? Вряд ли. Скороговоркой сообщается, что «всех вещей найдено было до 2000 нумеров» [11], с. 85. То есть, вещи в курганах все-таки были.

Разделив 2000 находок на 730 курганов, получим в среднем чуть менее трех находок на один курган. То есть, по уверениям графа Уварова, в каждом кургане он обнаруживал в среднем ЛИШЬ ПО ТРИ НАХОДКИ (!?). Это подозрительно мало. Неужели в могилу человека, над которым был насыпан целый курган, не удосужились положить даже десятка достойных упоминания вещей?

Сегодня неизвестно даже распределение уничтоженных Уваровым курганов по городам и селам Суздальского уезда. Пишут так: «Как распределялись между этими селениями раскопанные 730 курганов, НАМ НЕИЗВЕСТНО» [11], с. 86. Значит, не сохранилось никаких данных — сколько курганов было срыто вблизи тех или иных поселений. Известно лишь их общее количество. Поэтому сегодня уже невозможно выяснить, где именно были расположены скопления курганов, а где их было поменьше. А ведь скопления курганов тоже о многом говорят.

Граф был явно удовлетворен проделанной «работой». Сообщается следующее: «Сам исследователь, в общем, был ОЧЕНЬ ДОВОЛЕН результатами своих работ. „С Суздалем я не ударил лицом в грязь; отличные вещи открыл я, и еще открою“… По возвращении в Петербург граф Уваров составил одушевленный и интересный отчет о своих изысканиях, который был представлен Государю и заслужил Высочайшую отметку: „Весьма любопытно“» [11], с. 85–86.

Граф вошел во вкус. «Погромная археология» ему явно понравилась. И, вероятно, она нашла благожелательный отклик при романовском дворе. «В 1852 г. граф Уваров получил ТАКУЮ ЖЕ СУММУ НА НОВЫЕ ИЗЫСКАНИЯ… На этот раз он занялся исключительно курганами, которых раскопал 1261. Вещей добыто было НЕМНОГО, И СКОЛЬКО-НИБУДЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ МЕЖДУ НИМИ НЕ ОКАЗАЛОСЬ» [11], с. 86.

Итак, по уверениям графа Уварова, в ТЫСЯЧЕ ДВУХСТАХ ШЕСТИДЕСЯТИ ОДНОМ КУРГАНЕ якобы не нашлось НИЧЕГО ДОСТОЙНОГО УПОМИНАНИЯ. Ни одной вещи! Правда, на этот раз уцелели хотя бы сведения о том, сколько именно курганов было срыто возле тех или иных поселений.

По-видимому, на этот раз граф Уваров окончательно осмелел и стал громить старые русско-ордынские курганы уже совершенно откровенно, размашисто, не считая нужным даже делать вид, будто «исследует русскую историю». Ведь если за один год был «изучен» 1261 курган, следовательно, в среднем, ЗА ОДИН ДЕНЬ графу удавалось вскрыть и «обработать» около ТРЕХ КУРГАНОВ. Если бы речь шла действительно об археологическом исследовании, то три кургана за день — это слишком много. Вдумайтесь сами. За сутки вскрыть три кургана, добраться до захоронений, аккуратно очистить их от земли. Извлечь вещи, составить опись, сделать рисунки, составить общий план и так далее. Это огромный труд. И так каждый день. Без отдыха, без выходных, на протяжении целого года.

А если в выходные и праздники «археологи» все-таки позволяли себе отдохнуть, то, значит, в остальные дни им приходилось вскрывать и по четыре и по пять курганов в день. Что еще более неправдоподобно. Но если речь идет не об исследовании, а о ПРОСТОМ УНИЧТОЖЕНИИ трех-четырех курганов в день, то все становится на свои места. Грубо срыть за день три холма, имея несколько сотен рабочих-землекопов, не так уж сложно.

В общей сложности, граф Уваров в поте лица трудился над русскими курганами целых четыре года — с 1851 по 1854 год. За этот срок он раскопал около ВОСЬМИ ТЫСЯЧ курганов. А точнее — 7729 курганов. Выходит, что ему удавалось «тщательно исследовать» за год в среднем около 1940 курганов. Проведем простой расчет. В году 365 дней. Делим 1940 на 365 и получаем чуть более ПЯТИ КУРГАНОВ ЗА ДЕНЬ. То есть Уваров умудрялся ежедневно сносить даже не три, а пять курганов. Это — если без выходных и праздников. А если время от времени отдыхать, то приходилось «внимательно изучать» по шесть и более курганов в день. Картина становится поистине фантастичной. Но только если речь идет об исследовании курганов. Если же курганы просто УНИЧТОЖАЛИСЬ, а не исследовались, то картина вполне правдоподобна.

Кстати, «неизвестно, где хранится подлинный отчет о раскопках 1851 и 52 гг.; знаем лишь извлечения из него, помещенные в „Мерянах“» [11], с. 87, комментарий 1.

Пойдем дальше. «Известия Императорской Археологической Комиссии» сообщают нам следующее.

«В общем итоге графом Уваровым в оба раза, по его счету, раскопаны были 3103 курганные насыпи. В 1853 г. граф Уваров оставляет север ради юга и производит исследования в Екатеринославской, Херсонской и Таврической губ., передав работы в Суздальской области П.С. Савельеву… ПОДРОБНОСТЕЙ О РАСКОПКАХ, ПРОИЗВЕДЕННЫХ САВЕЛЬЕВЫМ, МЫ НЕ ИМЕЕМ. Знаем, что они ведены были ТЕМ ЖЕ БОГАТЫРСКИМ РАЗМАХОМ. Почти все время число рабочих было не менее 80, доходя до 138 человек; средним числом работало человек по 100 в день. Ныне такой прием работы назвали бы НЕ РАСКОПКАМИ, А ГРАБЕЖОМ… Он (Савельев — Авт.) так как почти не отвлекался раскопкою старых поселений, то не только нагнал в первый же год графа Уварова в количестве раскопанных курганов, НО ДАЖЕ ПРЕВЗОШЕЛ ЕГО, УНИЧТОЖИВ В 44 МЕСТНОСТЯХ 3414 НАСЫПИ, а в следующем году, будучи отвлечен исследованием Александровой горы, УСПЕЛ РАЗРЫТЬ ТОЛЬКО 1240 КУРГАНОВ. По счету графа Уварова всего в течение четырех лет разрыто было в 163 местностях 7757 курганов, но в действительности несколько менее, хотя, во всяком случае, БОЛЬШЕ 7000. Суздальская область была СТОЛЬ ОСНОВАТЕЛЬНО ОЧИЩЕНА ОТ КУРГАНОВ, что Кельсиев в 1878 г. ТЩЕТНО ИСКАЛ в Ростовском уезде НЕТРОНУТЫХ НАСЫПЕЙ» [11], с. 87–88.

Итак, в «Известиях Императорской Археологической Комиссии» напрямую говорится об УНИЧТОЖЕНИИ курганов и ОСНОВАТЕЛЬНОЙ ОЧИСТКЕ от них русской земли. Счет уничтоженным курганам шел на тысячи. Недаром говорится о «богатырском размахе», с которым крушили бесценные памятники русской истории.

«П.С. Савельев имел намерение издать добытый им материал и приготовил обширный атлас рисунков (имеющий, впрочем, значение лишь чернового), но за смертью его (в мае 1859 г.) ПРЕДПРИЯТИЕ ЭТО ОСТАЛОСЬ НЕ ОСУЩЕСТВЛЕННЫМ… Собранные Савельевым вещи долгое время хранились у графа Перовского. Затем, по смерти Перовского, они перешли во вновь открытую Императорскую Археологическую Комиссию и отсюда в 1860 г., БЕЗ ВСЯКОЙ ОПИСИ, поступили в Оружейную Палату… В архиве Комиссии сохраняется подлинный отчет Савельева о раскопках 1853 г. и часть отчета за 1854 г… Где остальная часть, НАМ НЕИЗВЕСТНО» [11], с. 89, комментарий 1.

«Раскопки были производимы с такой поспешностью, что подробные отчеты немыслимо было вести… В РАСКОПКАХ САВЕЛЬЕВА БЫВАЛИ ДНИ, В КОТОРЫЕ ВСКРЫВАЛОСЬ ДО 80 И БОЛЕЕ КУРГАНОВ! Раскопки ведены были с помощниками, несомненно, неопытными и вряд ли понимавшими всю ответственность работы. ПОДУМАТЬ ТОЛЬКО, КАКАЯ МАССА РАБОЧИХ ПУСКАЛАСЬ В ДЕЛО. Какое напряжение нужно, чтобы дать распорядок такой толпе, найти каждой паре рук дело и следить за нею! До того ли тут, чтоб уследить, где лежала какая вещь при костяке и не смешались ли вещи одного погребения с предметами из другого?» [11], с. 89.

Мы видим, что наши прикидочные расчеты — сколько курганов в день уничтожал Уваров со товарищи — бледнеют перед реальностью. Оказывается, бывали дни, когда «ВСКРЫВАЛОСЬ ДО 80 И БОЛЕЕ КУРГАНОВ». Картина, и без того уже ясная, становится кристально прозрачной. По нашему мнению, есть все основания утверждать следующее.

1) Граф А.С. Уваров и П.С. Савельев на протяжении, по крайней мере, четырех лет, в середине XIX века, осуществляли ОДОБРЕННОЕ ВЫСОЧАЙШИМ УКАЗОМ ПЛАНОМЕРНОЕ УНИЧТОЖЕНИЕ СТАРЫХ РУССКИХ КУРГАНОВ В САМОМ СЕРДЦЕ ВЕЛИКОЙ РУССКОЙ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ИМПЕРИИ.

В Сибири стояли тысячи древних курганов полных золота и до ХVII века их никто не разорял