Автор: Васильев Л.С.
Китай Категория: Васильев Леонид Сергеевич
Просмотров: 2427

Чжоуский Китай при Ли-ване (857-828)

В «Цзо-чжуань» Ли-ван характеризуется как правитель жесткий и склонный к тирании. Его за это невзлюбили, результатом чего и было открытое выступление, завершившееся высылкой правителя из столицы [255, т. 5, с. 717]. Более развернуто все события, связанные с правлением Ли-вана, его акциями и вызванными ими конфликтами, изложены в беллетризованной форме в «Го юе», откуда их заимствовал Сыма Цянь. Так складывалась историографическая традиция, согласно которой Ливан представляется вздорным правителем, пытавшимся было управлять своевластно и понесшим за то заслуженное наказание. Но стоит обратить внимание на то, как изложены в источниках факты, а затем попытаться проанализировать их в свете реально известных из истории и уже достаточно подробно охарактеризованных выше процессов, протекавших во второй половине Западного Чжоу.

Ли-вану посвящены два отрывка из гл. 1 «Го юя», посвященной событиям в доме вана. Первый начинается с того, что Ли-ван был жесток и не любим подданными, которые порицали его. Близкий советник Ли-вана Шао-гун (это, видимо, и имя и полутитул-полудолжность, которой, судя по имеющимся данным, наследственно владели потомки первого чжоуского Шао-гуна, управлявшего делами в Цзунчжоу еще при Чэн-ване) выступил с увещеваниями и порицаниями в адрес правителя. Ливан рассердился и обратился за помощью к колдунам-шаманам с просьбой следить за теми, кто выступает против него. Провинившихся Ли-ван казнил, следствием чего было прекращение открытой хулы. Обрадованному Ли-вану Шао-гун резонно заметил, что затыкать рот народу — то же самое, что пытаться преградить путь реке. Рано или поздно, но запруда будет прорвана. И вообще, рот людям дается вовсе не для того, чтобы его затыкать: то, что людей беспокоит, они и высказывают, а правитель должен внимать голосу народа. Текст завершается упоминанием, что ван не прислушался к совету, в результате чего через три года был изгнан народом из столицы.

Во втором отрывке рассказывается, что Ли-ван приблизил к себе И-гуна, варвара-жуна, который прославился тем, что умело прибирал к рукам богатства людей. Выступив с очередным увещеванием, жуйский Лян Фу из чжоуского рода Цзи заметил, что богатства принадлежат всем и не должны принадлежать одному. Нужно все распределять по справедливости, как то делали мудрые прежние правители; если же ван станет присваивать богатства, кто будет подчиняться ему? (см. [28, с. 26—27; 86, т. 1, с. 197-199]).

Оба эпизода, воспроизведенные — правда, в обратной последовательности — ив биографическом очерке о Ли-ване у Сыма Цяня, весьма информативны и заслуживают серьезного осмысления. Более существен второй, и не случайно Сыма Цянь поставил его на первое место. Сущность его в том, что следствием деградации предшественников Ли-вана была потеря власти, которая в структурах типа чжоуской всегда была основой всего. Именно власть порождала все остальные права, начиная с собственности (феномен власти-собственности), т.е. с права распоряжаться всем.

И если на первых порах в чжоуском Китае высшими и по сути единственными субъектами власти-собственности были правители-ваны, свободно распоряжавшиеся всем достоянием чжоусцев и передававшие его частями тому, кому считали нужным (откуда и традиционные представления об их щедрости, мудрости, справедливости и т.п.), то позже ситуация, как упоминалось, существенно изменилась. Власть и могущество постепенно, но неуклонно перетекали из рук вана, центральной администрации в руки правителей уделов, превращавшихся в политически независимые княжества и царства. Но теряя власть, ваны теряли и тесно связанную с нею собственность, причем не только право редистрибуции, но и элементарное право владеть достаточными для осуществления функций верховного правителя (включая представительские функции) средствами. Такова была вполне ощутимая тенденция, четко зафиксированная специалистами (см. [194, с. 423; 232, с. 143]).

Но в истории активно проявляют себя не только объективные тенденции. Немалую роль в ней играют и личности, особенно выдающиеся. Личность способна уловить тенденцию, следовать ей либо противостоять, направить ход ее в несколько иное русло, задержать соответствующий процесс и т.д. и т.п. Разумеется, и при этом тенденция, если она весома и объективна, рано или поздно, так или иначе, но реализуется. Однако для исторической конкретики многое значит личность, особенно когда в руках у нее сильные властные рычаги. Именно такого рода правителем и был, судя по всему, Ли-ван.

Нам неизвестно и, скорей всего, никогда не будет известно, как обстояло дело в чжоуском Китае в годы его правления на самом деле. Специалисты вынуждены опираться на данные бел-летризованных конфуцианизированных текстов, какими являются повествования «Го юя». Но при всей своей нарочитой дидактичное™ эти тексты все же достаточно информативны — разумеется, если читать их под определенным углом зрения. В частности, оставив в стороне назидательную сторону поучений и анахроничную форму сбывшихся мудрых предостережений, делавшихся Ли-вану его советниками, можно уловить суть проблемы. Смысл всех предостережений и стоявшие за ними мотивы очевидны: Ли-ван хотел вернуть себе всю полноту власти, которой обладали его далекие раннечжоуские предшественники. Он приблизил к себе с этой целью явного аутсайдера из варварского племени жунов и дал ему в руки немалые полномочия, целью которых было «присвоить богатство». В тексте поясняется: под термином «богатство» имеется в виду «то, что порождается всем сущим; то, что создается Небом и Землей». Формула необычайно емкая, и использование ее должно означать, что ван хотел с помощью своего полномочного министра, жунского И-гуна, вернуть себе положение высшего субъекта власти-собственности и право централизованной редистрибуции, превратив могущественных правителей независимых уделов вновь в зависимых от центра и ограниченных в правах.

Следует ли считать такого рода стремление незаконным или несправедливым в принципе, имея в виду нормы общества, о котором идет речь? Отнюдь. Однако удельные князья, естественно, имели иное мнение (объективно базировавшееся на давно проявившей себя упомянутой выше тенденции). Удельным князьям стремление нового правителя к централизации власти и к самовластному распоряжению всем и вся понравиться не могло. И они устами советника Лян Фу предупредили Ли-вана, что подчиняться его власти не намерены и не хотят отдавать ему богатства, которые «принадлежат всем» и должны распределяться «по справедливости».

Сразу же существенно заметить, что речь не идет ни о социализме, ни даже о конфуцианских постулатах в духе Мэн-цзы (если народу хватит — как не хватит государю?). Подтекст здесь совершенно другой и весьма понятный. Делиться не хотят и напоминают о «справедливости» князья, владетельная знать, ибо правом редистрибуции, т.е. перераспределения богатств, в чжоуском Китае того времени пользовались только и исключительно правители — ван и князья-чжухоу.

Обратимся теперь к другому эпизоду, к серьезной и оказавшейся в конечном счете роковой для Ли-вана проблеме «критики снизу». Текст здесь более расплывчат. Из упоминания о колдунах-шаманах может сложиться впечатление, что Ли-ваном была пущена в дело целая армия соглядатаев, верно ему служившая и сумевшая жестокими репрессиями заставить замолчать широкие народные массы.

Между тем не исключено, что речь идет лишь об одном колдуне-шамане (сказывается упоминавшаяся уже особенность китайской грамматики, не передающей четко число, что особенно досадно в тех случаях, коща контекст не позволяет сделать нужное уточнение), и именно с таким пониманием текста мы встречаемся в переводах на русский язык и «Го юя», и «Шицзи». Но тоща картина существенно меняется. Скольких мог выследить один человек — столько репрессий и должно было последовать. Понятно, что речь в таком случае должна идти не о народных низах, а о немногих, т.е. о тех, кто высказывался громче и определенней других, кто был более других заинтересован в исходе дела, кто стоял ближе к правителю, к дому вана, и потому мог быть услышан раньше и лучше остальных.

Сказанное дает основание предположить, что недовольными Ли-ваном были прежде всего удельные князья-чжухоу, их клевреты и сторонники, которых могло быть немало и при дворе вана. Не останавливаясь на сентенциях конфуцианского характера и явно более позднего происхождения, обратимся к итоговой фразе текстов: ван не прислушался к доброму совету и через три года был изгнан.

Итак, ван не внял голосу мудрости, и народ изгнал его. Действительно ли все было именно так? Слишком уж отдает от этой версии искусственной дидактикой гораздо более позднего времени. Для того чтобы определить, что же произошло — или, во всяком случае, могло произойти — на самом деле, обратимся еще к одному источнику, к «Чжушу цзинянь».

В хронике лаконично повествуется: «На 8-м году своего правления ван начал следить за теми, кто ругал его. Жуйский Лян Фу предостерег [в связи с этим] всех чиновников при дворе. На 11-м году западные жуны вторглись в Цюаньцю. В 12-м году ван бежал в Чжи. Люди столицы (го-жэнь) окружили дворец» [255, т. 3, Prolegomena, с. 153—154].

Картина здесь выглядит несколько иначе: Лян Фу не вана увещевал, а к дворцовым чиновникам, т.е. к выходцам из удельной знати, апеллировал. И результат был достигнут: в 11-м году в земли вана с северо-запада вторглись жуны, а в 12-м году ван бежал из столицы. Хотя оба события отделены друг от друга годом (или, во всяком случае, месяцами), связь их в тексте очевидна.

Создается впечатление, что между Ли-ваном и его вассалами назревал конфликт. Его попытка взять события под контроль за счет грубого давления (слежка за критиканами и расправа с ними) к желанному результату не привела. При дворе создалась враждебная вану коалиция, опиравшаяся, вне сомнения, на удельную владетельную знать.

Когда произошло очередное нападение северо-западных кочевников, ван, видимо, оказался в затруднительном положении. Можно предположить, что его вассалы отказали ему в поддержке, что и привело в конце концов к его бегству. Конечно, главной причиной отстранения Ли-вана от власти было не нападение жунов. Но оно, судя по контексту хроникальных сообщений, могло сыграть свою роль в дальнейшем ослаблении позиций вана, что в сочетании с недовольством им и привело к бегству правителя из столицы.

Как бы то ни было, ситуация в целом достаточно ясна и очевидна. Ли-ван бросил вызов могущественной знати и проиграл. Не исключено, что он действовал слишком жестко и коварно, чем настроил против себя и население столицы (го-жэнь), окружившее дворец после его бегства.

Некоторый дополнительный свет на события, связанные с судьбой Ли-вана, проливают надписи на бронзе. Их не так много, но они достаточно информативны и интересны. Одна из них повествует о походе группы армий против восставших варваров, причем ею предположительно (по мнению Го Мо-жо) руководил Э-хоу (см. [194, с. 236]). Еще две такие экспедиции возглавлял сам Ли-ван. Возвращаясь, чжоуский правитель нанес визит Э-хоу; произошел, как то обычно бывало, обмен подарками и подношениями, сопровождавшийся банкетом и спортивными состязаниями [194, с. 237].

В другой надписи, «Юй дин», едва ли не важнейшей среди прочих, говорится, что Э-хоу во главе хуай-и и восточных и выступил походом против Ли-вана. Надпись, о которой идет речь, обнаружена в 1942 г. и достаточно пространна. В ней подробно рассказывается не только о мятеже Э-хоу, но и о том, что Ли-ван выставил против своего вчерашнего вассала все свои 14 армий (шесть цзунчжоуских и восемь чэнчжоуских иньских), дав приказ уничтожить Э-хоу, не жалея никого из тех, кто был с ним. Однако армии вана не сумели выполнить его приказ. И только новая группа войск во главе с одним из лояльных вану удельных правителей У-гуном (удел, которым он владел, специалистами не идентифицирован) сумела добиться успеха (см. [194, с. 238—239, 430-431]).

Столкновение с мятежным вассалом, столь неудачное для вана, не могло, по мнению Г.Крила, не нанести ущерб престижу чжоуского правителя [194, с. 431]. Не исключено, что неудачная военная кампания против мятежного Э-хоу и последовавшее за ней унижение в связи с победой У-гуна сыграли свою роль в дальнейших событиях. Весьма вероятно, что неудача Ли-вана сильно сказалась и на его армиях. Конечно, далеко не все воины возвратились домой, и не исключено, что это послужило одной из причин недовольства жителей столицы, тех самых го-жэнь, которые взбунтовались, по свидетельству источника, против своего правителя.

Как бы то ни было, но в одном все источники сходятся: Ливан вызвал недовольство. Кем были недовольные в своем большинстве — вопрос другой. Скорей всего, тон задавали мятежные или оппозиционно настроенные удельные князья и их клевреты, в том числе и среди придворных вана. Но не исключено, что просчеты Ли-вана восстановили против него и иные слои населения.

Однако, даже если принять все это во внимание, несомненным будет итоговый вывод: перед нами политический конфликт, столкновение интересов, стремление слабеющей администрации центра повернуть вспять колесо истории.

Как следует полагать, тот самый «народ», на который ссылаются все тексты, был в основном представлен теми, кто так или иначе был втянут в конфликт с ваном на стороне знати либо был задет жесткими акциями Ли-вана. Иными словами, этот народ едва ли — как то подчас интерпретируют, особенно в современном Китае, — восстал против своего правителя в результате всеобщего возмущения недобродетельностью Ли-вана. Перед нами политический конфликт, вызванный столкновением интересов центра и могущественной удельной периферии, тоща как жители столицы играли роль статистов, быть может, даже оплаченных.

Бегство Ли-вана произошло в 842 году до н.э. Эта дата важна, ее стоит запомнить, так как со следующего, 841 г. хронология событий в чжоуском Китае обретает строгую основу: каждый последующий год представлен описанием событий в по-годовых хрониках, прежде всего в «Хронологических таблицах» «Шицзи» (см. [86, т. 3]). Бегство Ли-вана стало определенной вехой в истории западночжоуского Китая и еще по одной причине: с 842 г. (а по традиции — с 841-го) вместо бежавшего и, как то можно выразить в современных терминах, интернированного в Чжи Ли-вана страна оказалась под властью гун-хэ.

Проблема гун-хэ заслуживает специального внимания. На протяжении 13, если даже не 14 лет страной правили регент или регенты. Но кем они были? Это остается загадкой и по сей день. В «Чжушу цзинянь» утверждается, что страной управлял некий Хэ из владения Гун. Согласно же Сыма Цяню, администрация попала в руки двоих, Чжоу-гуна и Шао-гуна, подобно тому, как это было в годы становления чжоуского Китая, откуда и термин (гун-хэ — совместное правление гунов).

Загадка гун-хэ многократно дебатировалась в историографии, включая современную. Высказывались различные точки зрения — не хватало обычно аргументов. Наиболее весома последняя из высказанных специалистами позиций. Сюй Чжо-юнь и КЛиндуф (см. [232, с. 144—145]), исследовав проблему, пришли к выводу, что обе существующие версии не очень приемлемы. Что касается некоего Хэ из Гун, то, хотя такая личность зафиксирована в источниках, он действовал на политической сцене чжоуского Китая много позже времени жизни Ли-вана. Слабость же второй версии в том, что о Шао-гуне много конкретных данных, тоща как о каком-либо Чжоу-гуне в годы жизни Ли-вана сведений нет — при всем том, что вообще такого рода приближенные ванов (чжоу-гуны) существовали в разное время, о чем уже упоминалось.

Стоит солидаризироваться с упомянутыми авторами в том, что касается некоего Хэ из удела Гун. Удел такой, если даже он существовал во времена Ли-вана, заметной роли не играл, в текстах он не упоминается, как и его правитель. Поэтому очень сомнительно, чтобы ни с того ни с сего некто малоизвестный стал регентом. Такого в истории обычно не бывает. Что же касается двух гунов, то наблюдение о том, что Чжоу-гун в текстах, где речь идет о событиях времен Ли-вана, не фигурирует, достаточно весомо. Не исключено, что Сыма Цянь просто прибавил к имени Шао имя Чжоу, исходя из аналогии с упоминавшейся уже раннечжоуской ситуацией.

Но если так, что же такое или кто такие гун-хэ! На мой взгляд, возможно, что управляла страной группа регентов — а не двое, как о том говорится у Сыма Цяня [86, т. 1, с. 200]. Или двое, но отнюдь не обязательно Чжоу-гун и Шао-гун. Кроме Шао-гуна, в уста которого в «Го юе» вложено одно из поучений, регентом мог быть тот же Лян Фу, тоже выступавший с поучениями, если даже не с прямыми подстрекательствами, упомянутый в «Чжушу цзинянь» и бывший, судя по всему, влиятельной в то время личностью. Могли быть и другие владетельные князья, игравшие серьезную политическую роль в событиях, приведших к интернированию Ли-вана. Едва ли их было много, но совсем необязательно только двое, как, опираясь на Сыма Цяня, предполагает в качестве вероятного варианта современная китайская историографическая традиция.

Впрочем, не так уж и важно для истории, сколько было соправителей. Важнее то, что Ли-ван потерпел поражение в конфликте с владетельными удельными князьями. Впрочем, это поражение не было окончательным. Сын и наследник Ли-вана — тоже достаточно яркая личность — продолжил дело отца, причем достаточно успешно. Обратимся к событиям его весьма длительного царствования.