Пакистан. Южная Азия. Исламский мир. Восток Ч1

Автор: Белокреницкий В.Я.

Большой Ближний Восток Категория: Пакистан

Страница 5 из 44

Англия и проблема единства индии

Сделанный выше вывод в известной мере противоречит устоявшимся в нашей историографии представлениям о том, что английские колонизаторы действовали в Индии по принципу «разделяй и властвуй» и несут прямую ответственность за ее расчленение26. Между тем, из него вовсе не следует, что англо-индийские власти не приложили руку к ослаблению движения за политическую независимость и не пытались усилить присущие ему противоречия. Особенно явно эти попытки проявлялись в периоды правления в Англии консервативной партии.
Поэтому и здесь можно говорить о двух тенденциях в колониальной политике, связанных с отношением к единству Индии, ее органичности и целостности, а также вытекающему отсюда вопросу о месте, которое она призвана занимать в геополитике юга Азии. Среди английских администраторов и аналитиков во второй половине XIX в. сложились, соответственно, две школы.
Господствующей была та, что исходила из имперской реальности того времени и подчеркивала заслугу Англии в воссоздании исторического единства Индии. Одним из наиболее крупных политиков этого направления был лидер консервативной партии Б. Дизраэли, который занимая пост премьер-министра в 1876 г. сумел, вопреки либералам, провести через парламент законопроект о присвоении королеве Виктории титула императрицы Индии. В канун 1877 г. его протеже вице-король лорд Литтон организовал по этому поводу первый из дарбаров (приемов) для индийской знати27 .
С большим энтузиазмом относился к значению обширной Британской Индии лорд Керзон. Почти самовластно управляя колонией в 1899—1905 гг., он использовал ее центральное стратегическое положение для укрепления позиций Англии к западу в Иране, на Аравийском полуострове и в Персидском заливе, и к востоку — в Тибете.
Вместе с тем, в рамках того же консервативного подхода обозначилась линия на отношение к Индии как к слабо связанному между собой конгломерату отдельных областей и княжеств, к многообразию без единства. Эта традиция связана, в частности, с именем одного из главных помощников Литтона Дж. Стречи28 .
Англичане с самого начала своего пребывания в Индии столкнулись также с разнообразием верований и обычаев — индусских, мусульманских, сикхских и т. п. Конфессиональные различия под воздействием колониальной политики и европейской культуры на протяжении XIX и в начале XX вв. становились более отчетливыми, имело место по существу возрождение индуизма как религиозной системы, формировались влиятельные школы в исламе, обновлялась религиозная практика сикхов.
Из всех местных религий наиболее знакомой для англичан был ислам. Он единственный к тому же имел значение не только для Индии, но и для многих других регионов Востока. Геополитическая роль ислама в новое время определялась наличием ведущего звена, Османской империи, воплощавшей и духовную (центр халифата, контроль над Меккой и Мединой) и материальную (военно-политическую) мощь религии. Хотя в XIX в. Османская империя переживала не лучшие времена, она оставалась одним из крупнейших державных образований, важным участником тогдашней мировой политики, привлекая к себе сочувственное внимание мусульман Индии (особенно суннитов). Британские власти в колонии не могли не учитывать эти настроения и старались достаточно внимательно относиться к особым интересам индийской мусульманской общины.
Последние определялись среди прочего тем обстоятельством, что до установления господства заморской державы Индией управляли в основном мусульманские правители. В течение целого века от битвы при Плесси в 1757 г., положившей начало британскому правлению, до 1858 г., высшая символическая власть формально принадлежала шахам из династии Великих Моголов, наследникам последней общеиндийской мусульманской империи. Массовое антианглийское восстание в конце 1850-х годов проходило под лозунгами ее восстановления, а активное участие в нем мусульманской элиты на время сделало ее в глазах англичан неблагонадежной. Связанное отчасти с этим, а отчасти с иными обстоятельствами оскудение и понижение в статусе высшего слоя мусульман, вызвало обеспокоенность в рядах англо-индийской администрации, которая боялась новой вспышки недовольства и нарушения равновесия в распределении богатства и привилегий в сторону немусульман, представляющих основную массу населения.
Особое внимание к мусульманам, объяснявшееся соображениями как внутренней, так и внешней политики, обычно сочеталось с консервативноромантическим по духу предпочтением нобилитета. Отражением этой политики был, в частности, теплый прием, оказанный вице-королем лордом Минто в 1906 г. делегации мусульман во главе с главой секты исмаилитов Ага Ханом III, попросившей учреждения избирательной курии для мусульман на намечавшихся выборах в законодательные советы. В том же году эта небольшая группа образованной знати и богословов основала Всеиндийскую мусульманскую лигу, а ее прошение о выделении мусульман в отдельную группу избирателей было удовлетворена в конституционном акте 1909 г.29
В начавшем работу в 1912 г. центральном законодательном совете большинство мусульманских мест заняли представители Лиги, но ко времени первой мировой войны в ее персональном составе произошли некоторые перемены и на позицию лидера выдвинулся молодой преуспевающий юрист из Бомбея М.А. Джинна. Из всех крупных городов Индии в конце XIX — начале XX века Бомбей отличался наиболее быстрым ростом богатства и сплоченностью местной элиты, состоявшей в основном из парсов (зороастрийцев по вере, потомков выходцев из Персии), индусов и мусульман. Сложившиеся там предпосылки единого фронта верхних политически активных слоев способствовали заключению Конгрессом и Лигой соглашения о единстве действий при учете особых интересов религиозных меньшинств на выборах в провинциальные советы (пакт заключен в г. Лакнау в 1916 г.).
Временная религиозно-общинная гармония, усилившаяся в первые послевоенные годы совместным участием масс индусов и мусульман в кампании ненасильственного сопротивления Ганди и движении в защиту османского халифата, которое возглавили богословы деобандийской школы братья Шаукат и Мухаммад Али, вероятно, в немалой степени напугала англичан и в какой-то мере объясняет перенос ими центра тяжести организованной политической борьбы на провинциальный уровень.
В соответствии с реформами Монтегю—Челмсфорда в крупнейших (тогда шести) провинциях, возглавляемых губернаторами, вводилась система усеченного самоуправления. В результате выборов там образовались законодательные собрания, которые контролировали деятельность правительств. Однако высшая исполнительная власть оставалась в руках губернатора, который назначал советников, ответственных за сборы земельного налога, функционирование судов и полиции, ирригацию и вопросы труда (система получила название диархии, двоевластия, исходившего из деления провинциальных государственных департаментов на отвечающие за законность и порядок, с одной стороны, и «развитие нации», с другой)30.
По новому положению мусульмане сохраняли свою избирательную курию, более того принцип общинного представительства был закреплен и расширен — сикхи получили свою когорту избирателей в Панджабе, христиане в Мадрасе, англо-индийцы и европейцы в ряде других провинций, в частности, в Бенгалии. Число специальных курий, кстати, не ограничивалось религиозными, выделялось небольшое количество мест для университетов, крупных землевладельцев, промышленности и торговли.
Наибольшее значение и последствия имело однако введение ре-лигиознообщинных курий, прежде всего мусульманской, ибо численность мусульман приближалась к четверти от всего населения Индии, и мусульмане более или менее равномерно населяли различные регионы, хотя их было заметно меньше на дравидском юге и центральном Деканском плато.
Конституционные реформы англичан в 1920—30-х годах способствовали усложнению системы управления колонией и вытекали из их представлений об Индии как о лоскутном одеяле. Помимо шести губернаторских провинций (с 1923 по 1935 г. таковой также была Бирма) существовали провинции, возглавляемые лейтенант-губернаторами и главными комиссарами, которые не имели законодательных собраний.
Существенно тоже, что Британская Индия юридически не включала в себя индийские княжества. Они находились в отношениях прямого подчинения короне и вице-король выступал по отношению к ним как ее представитель, осуществляющий права сюзеренитета (paramountsy). Княжества, число которых превышало 560, распадались на три группы. Немногие наиболее крупные по территории и населению вместе с достаточно большими, известными своей историей и богатством образовывали группу из 108 княжеств, правители которых непосредственно входили в палату князей, созданную по закону 1919 г. Более мелкие 127 княжеств посылали в палату совместно 12 представителей. Оставшаяся часть «княжеств» представляла собой крайне небольшие и малонаселенные территории (имения), которые пользовались традиционным налоговым иммунитетом и свободой от внешнего надзора.
Несмотря на выявившееся к 1920-м годам явное отставание княжеств по уровню экономического и культурного развития от большинства районов Британской Индии, колониальные власти по-прежнему отводили им большое место в создаваемой структуре управления «индийским континентом».
С 1924 г. в фазе спада ненасильственной борьбы пути партий и организаций, опирающихся на поддержку преимущественно индусской и мусульманской (а также сикхской) общин начинают расходиться. Возобновляются эксцессы на религиозной почве (антииндусское восстание мусульман-мопла на Малабарском побережье провинции Бомбей, погромы в Северо-Западной пограничной провинции), усиливается деятельность религиозно-политических организаций индусов (Хинду махасабха) и сикхов (Акали дал), вновь расходятся позиции Конгресса и Лиги.
В 1930 г. на фоне вышеупомянутых английских обещаний статуса доминиона для Индии, требований полной независимости, выдвинутых Конгрессом, особой позиции Мусульманской лиги, добивавшихся гарантий соблюдения прав мусульманского меньшинства английское правительство собирает выразителей индийского общественного мнения в Лондоне для проведения конференции круглого стола с целью выработки основ новой конституции. Работа конференции растянулась на три года. Большинство делегатов были выбраны вице-королем, но представляли различные политические группы и специальные, главным образом религиозно-общинные, интересы. Весьма значительным было представительство князей. Конгресс участвовал только в одной из сессий конференции в 1931 г. и единственным его представителем был Махатма Ганди, которому не удалось извлечь пользы из длительного в то время морского вояжа31 .
Главными вопросами, обсуждавшимися на конференции, были принципы формирования единой индийской федерации с учетом интересов князей и различных групп. Идея федерации предполагала устранение вышеупомянутого дуализма, который исторически сложился в ходе завоевания индийского континента англичанами, когда часть территории (около 60%) управлялась непосредственно британцами, а оставшаяся часть — подчиненными короне, но самостоятельными в плане внутреннего управления наследственными правителями. Князья первоначально позитивно отнеслись к плану объединения при условии сохранения за ними власти и привилегий. Однако затем в их рядах наметился раскол. Ни к чему не привело и обсуждение вопроса о гарантиях прав религиозных меньшинств. Дебаты начались с предложения отказаться от курий, а закончилось дело тем, что британское правительство еще до окончания конференции, в августе 1932 г., вынесло решение (Commun1ty Award) о закреплении куриальной системы на выборах в провинциальные легислатуры32 .
Последствия неудавшейся конференции преодолевались достаточно долго и лишь в 1935 г. британский парламент принял новый закон об управлении Индией. Разработанный консерваторами, находившимися тогда у власти, он, по словам современного английского историка Дж. Браун, был «нацелен на то, чтобы спасти и укрепить империю, а не ликвидировать ее»33. Создание федерации ставилось законом в зависимость от желания правителей княжеств присоединиться к ней (за это должно было высказаться не менее половины членов палаты князей). До появления такого стремления наследственных правителей законом утверждалось сохранение прежней системы автократического правления вице-короля и его исполнительного совета (правительства Индии). В качестве уступки индийскому общественному мнению устранялась диархия в провинциях, где все департаменты стали возглавляться министрами, ответственными перед законодательными собраниями. Избирательный корпус по закону 1935 г. возрастал примерно в шесть раз по сравнению с актом 1919 г. (с 5 до 30 млн человек) при сохранении пониженных цензов на имущество и образование и куриальной системы согласно решению 1932 г.
Закон, таким образом, не отменяя перспективу единого государства, передавал значительные властные полномочия на места, в провинции, поощряя тем самым тенденции к региональной консолидации и обособлению. Сохранение ослабленного централизованного начала в руках англичан делало их как бы гарантами единства Индии, одновременно раздробляя и направляя на решение местных проблем энергию политической элиты. При всей изобретательности такой схемы (главным ее автором считается государственный секретарь С. Хор) ее отличает преемственность по отно-щению к предшествующему конституционному акту и совпадение с принципами косвенного правления (через систему агентов и доверенных лиц), характерную, как выше отмечалось, для всей британской системы колониального устроения.
На этом фоне становятся понятными сложности, которые испытывали впоследствии сами англичане при стремлении «освободиться от империи». И в предложении Линлитгоу 1940 г. и в плане Криппса 1942 г. ив плане миссии кабинета 1946 г. содержались положения, вытекающие их традиционных для английской политики в Индии забот о правах отдельных провинций, учете интересов меньшинств, не только мусульман, но их в особенности, и привилегиях князей. Концепция раздробленности Индии по региональному, конфессиональному и административно-политическому основанию определяла объем обязательств, взятых на себя консервативно настроенными колонизаторами.
Не возвращаясь еще раз к затронутым выше перипетиям выхода из этого тупика, остановлюсь лишь на проблеме подключения к общей схеме формирования двух доминионов индийских княжеств.
Надо отметить, что поглощенные проблемой Пакистана и позицией Мусульманской лиги английское правительство и лидеры Конгресса долгое время не придавали большого значения вопросу о княжествах. С одной стороны, это объясняется уверенностью в том, что после получения независимости наследственным правителям не останется ничего другого, как искать способ существования (modus vivendi) с новой властью и исходить при этом из своих более слабых позиций. С другой, причина состояла в том, что большинство князей достаточно рано осознали бесперспективность поисков какого-либо иного пути, кроме как сотрудничества с силами общеиндийского национализма (т. е. с Конгрессом) и пытаясь не испортить отношения с ним заявляли о готовности присоединиться к новой системе власти при сохранении за ними основных привилегий и прерогатив.
В то же время Национальный конгресс с 1938—39 гг. предусмотрительно обратил внимание на массовую борьбу, развернувшуюся в ряде княжеств под антифеодальными лозунгами, и возглавил наиболее влиятельную политическую организацию — Всеиндий-скую конференцию народов княжеств. Выступая на ее сессии в конце 1945 г. Неру дал довольно точное представление о будущей политике правительства Конгресса по отношению к князьям — назначение им пенсий, оставление ряда привилегий при лишении прав самостоятельной внутренней юрисдикции, вовлечение, особенно на первых порах, в дела управления34.
Большинство правителей вынужденно согласились с такими перспективами, а часть была настроена патриотично и лояльно по отношению к Конгрессу. Князья в целом благоприятно отнеслись к плану миссии кабинета, по которому им отводилась четверть мест в общеиндийском учредительном собрании и возможность влиять на окончательное государственное устройство в переходный период, оставляя за собой право выбора и торга. Однако воспользовавшись бойкотом учредительного собрания со стороны Мусульманской лиги и сикхов палата князей в декабре 1946 г. объявила от отказе участвовать в нем. Лишь позднее князья частично присоединились к его работе, что свидетельствовало о колебаниях и расколе в их рядах35 .
Последнему во многом способствовала активность ряда высших чиновников колониальной администрации, прежде всего политического советника вице-короля в его качестве представителя короны, т. е. ответственного за отношения с княжествами, К. Корфильда. Известный своими консервативными взглядами, он поддерживал стремление отдельных наиболее крупных и самостоятельных правителей добиться фактической независимости. Узнав в декабре 1946 г. о наличии у вице-короля Уэйвелла плана поэтапной эвакуации английской армии из Индии с передачей полномочий местным правительствам (так называемый план распада, не принятый Лондоном и ускоривший замену вице-короля), Корфильд стал предпринимать меры к тому, чтобы дать возможность отдельным князьям «встать на собственные ноги»36. Эта его деятельность продолжалась и после назначения Маунтбеттена в период, когда тот еще не принял решения о разделе и предлагал даже Лондону одобрить «план Балканы». Нужно отметить, что и в «команде» нового вице-короля, часть которой он унаследовал от старого, а часть привез с собой из Лондона, было немало сторонников балканизации Индии путем предоставления некоторым княжествам, прежде всего Хайдарабаду, а также Бхопалу и Траванкуру, полунезависимого статуса, который позволил бы им со временем обрести права доминионов.
Однако большинство членов команды Маунтбеттена, как и он сам, и правительство в Лондоне четко определились в вопросе о судьбе княжеств после того, как Неру от лица Конгресса принял план раздела. Однако англичане при этом оказались заложниками прежней политики поощрения особого статуса княжеств и своих обещаний князьям не передавать против их воли права сюзеренитета государствам-наследникам Британской Индии37 .
Двойственность подхода к судьбе княжеств, как и к вопросу о балканизации Индии, вполне вписывается в дихотомию консервативной и либеральной политики. Правительство Эттли серьезно опасалось обструкции в парламенте со стороны консерваторов, очевидно, полагая, что такой вопрос, как предоставление Индии независимости, требует общенационального консенсуса. Скорее всего по этой причине в законе о независимости Индии, одобренном всем британским парламентом 18 июля 1947 г., о княжествах упоминается в специальном подразделе, где их судьба подчеркнуто выносится за скобки и утверждается, что сюзеренитет короны над ними прекращается и им возвращаются все права, которыми они обладали до вступления в договорные отношения с ней38 .
Понимать это как предоставление княжествам выбора остаться независимости нельзя, т. к. Англия соглашалась на признание «независимыми доминионами» только Индии и Пакистана. О создании каких-либо других доминионов речи не было.
Некоторые правители попытались однако «не заметить» это обстоятельство и заявили о своем желании обрести самостоятельность. Это заставило Маунтбеттена уже как будущего генерал-губернатора нового доминиона вплотную заняться проблемой княжеств, сетуя на неожиданно для него возникшие осложнения39. Выступая 24 июня в палате князей он ссылался на ее решение поддержать в 1946 г. план миссии кабинета как свидетельство выраженного тогда согласия войти в федерацию и призывал правителей сделать выбор в пользу Индии или Пакистана в зависимости от географического положения и с учетом интересов своих подданных40 .
К середине августа, т. е. к моменту провозглашения независимости, проблема была в целом решена. Абсолютное большинство князей определилось с выбором в пользу того или иного доминиона. Правители Траванкура и Бхопала отказались ввиду бесперспективности от претензий на самостоятельный статус. В числе спорных остались только три вопроса. Во-первых, низам Хайдарабада настаивал на статусе доминиона. Во-вторых, мусульманский правитель небольшого княжества Джунагадх на полуострове Катхиавар в западной Индии заявил о желании присоединиться к Пакистану, несмотря на то что 80% его подданных составляли индусы, а с Пакистаном его связывал только морской путь. В-третьих, индусский правитель северного, преимущественно мусульманского княжества Джамму и Кашмир колебался в надежде добиться особого статуса. К середине августа он заключил договор о временном статус-кво с Пакистаном и вел переговоры о том же с Индией41 .
Из трех спорных проблем с присоединением княжеств история в наследство оставила только одну — кашмирскую, но и ее оказалось достаточно, чтобы этот вопрос не потерял значение для современности. Спор вокруг судьбы Джамму и Кашмира не решен до сих пор, территория бывшего княжества остается временно разделенной, трижды или даже четырежды (с учетом конфликта 1999 г.) на ней происходили бои между силами Индии и Пакистана, существование проблемы отравляет атмосферу в регионе и остается в центре мировой политики.
Что касается вины англичан за создание кашмирской проблемы, то ее степень может быть оценена по-разному. Представляется, что Маунтбеттен в качестве последнего вице-короля Британской Индии и первого генерал-губернатора индийского доминиона старался способствовать присоединению Кашмира к Индии. В этом убеждает и близость его взглядов на будущее субконтинента к представлениям руководителей Конгресса, прежде всего Неру, и попытка воздействовать на позицию кашмирского махараджи, и вероятное влияние на определение линии раздела Панджаба, которая дала Индии возможность иметь общую границу с княжеством42 .
В то же время Маунтбеттен не мог отказаться от принципа демократического самоопределения, который правительство лейбористов считало очень важным при решении судьбы бывшей колонии. После плебисцитов о присоединении к Индии или Пакистану, проведенных в СЗПП и ассамском округе Силхет, было естественным настаивать на применении того же принципа в отношении спорных княжеств. Правительство Индии в феврале 1948 г. пошло на проведение такого плебисцита в княжестве Джунагадх, до того занятого индийскими войсками. Естественным в той обстановке представляется и решение Дели, которое принималось при участии английского генерал-губернатора объявить о плебисците (как форме массового волеизъявления) в Джамму и Кашмире, после того как большая его часть оказалась в конце октября того года под контролем индийских регулярных частей, а меньшая — под фактической юрисдикцией Пакистана.
Индийско-пакистанский конфликт, начавшийся тогда с вторжения пуштунских ополчений в центральную часть княжества, Кашмирскую долину, привел к сокращению переходного этапа, когда у двух вновь созданных государств имелись общий штаб обороны и единый главнокомандующий. Так как вместо предполагавшегося мирного развода произошла крупная ссора, единое командование прекратило существование уже в конце ноября 1947 г., а в самом конце года Индия обратилась с жалобой на Пакистан в Организацию объединенных наций, не видя в Британском содружестве международной организации, способной оказать посреднические услуги в разрешении возникшего у нее с другим доминионом спора.
Отношения между двумя доминионами, помимо Кашмира осложняли на первых порах и другие проблемы, связанные с разделом финансовых и материальных ресурсов, существованием миллионов беженцев и т. д. В обеих странах шел процесс административно-политической консолидации и формирования укомплектованного национальными кадрами государственного аппарата.
Остававшиеся после передачи власти на своих постах английские чиновники, в том числе высший военный и гражданский персонал, в течение полутора-двух лет в основном покинули Индию и Пакистан. Существенной вехой на этом пути стала замена Маунтбеттена на посту генерал-губернатора Индии в июне 1948 г. (к намеченной еще в начале 1947 г. дате британского ухода) индийцем Ч. Раджагопалачари.