Пакистан. Южная Азия. Исламский мир. Восток Ч2

Часть вторая. Продолжение

Доктор исторических наук профессор В.Я. Белокреницкий

 

 

 

Фотографии пустыни Тар -отсюда

 

 

 

Пакистан. Гималаи. wikiway

 

Социально-экологический кризис в Пакистане: история и современное состояние*

История и современность, 2012

 

Кризис социально-экологической системы Пакистана — явление достаточно новое, охватывающее последние два-три десятилетия. Но предпосылки кризиса формировались достаточно давно. В конце XIX — первой половине ХХ столетия в бассейне Инда, который является территориальной сердцевиной современного Пакистана, колониальные британские власти развернули широкое по тому времени ирригационное строительство. С этого благоприятного на первых порах явления и начинается нынешний этап социально-экологической эволюции равнин Инда. Предшествующая история, видимо, знает свои циклы социально-экологической стабильности и кризисов, но мы их здесь не касаемся. Статья преследует две цели. Во-первых, попытаться применить некоторые подходы отечественной школы социоестественной истории (СЕИ) при анализе современных процессов, связанных с взаимодействием природы и человека в южной части Евроазиатского континента? Во-вторых, охарактеризовать основные причины и последствия кризисных явлений, охвативших сегодня социально-экологическую систему одного из наиболее населенных и проблемных государств Азии.

Следует особо отметить актуальность последней задачи с международно-политической точки зрения. Исламская Республика Пакистан, как известно, обладает прошедшим испытания ракетно-ядерным оружием. Она находится в эпицентре борьбы с международным терроризмом, осеняемым лозунгами джихада (борьбы за
веру в Аллаха) и в то же время сама является, как принято говорить, частью этой проблемы.

* История и современность / Гл. ред. Э.С. Кульпин-Губайдуллин. М. № 1 (15). Март 2012, с. 164— 179.

¹ См. работы Кульпина-Губайдуллина Э.С. Бифуркация Запад-Восток. Введение в социоестественную историю. М.: Московский лицей, 1996; Восток. Природа—технологии—ментальность. М.: Либроком, 2-е изд., 2009 и др. 

 Пакистан, кроме того, неразрывно связан с продолжающейся более трех десятилетий войной в Афганистане. Социальная ткань Пакистана сложна и разнообразна, внутренние конфликты раздирают страну, и некоторые аналитики и наблюдатели выражают неуверенность в ее будущем.

Что касается школы СЭИ, то надо отметить еще недостаточное внимание с ее стороны к такому региону, как историческая Индия, современная Южная Азия". Между тем, анализ истории и сегодняшних проблем этого демографически самого крупного в мире ареала в русле триады «природа—технология—ментальность» представляется весьма многообещающим.

 

Ирригационные работы и демографический рост

 

К концу Х1Х в. англичане утвердили свою власть на всем пространстве Индостана, который они назвали полуконтинентом. Наиболее поздним из их территориальных приобретений были районы современного Пакистана, т. е. бассейн реки Инд, состоящий из Панджабской равнины на севере, низменности Синда на юге, пустынно-гористых областей Иранского нагорья и отрогов Гиндукуша к западу и северу от долины Инда и его притоков. Присоединение Панджаба, находившегося с конца XVIII в. под властью сикхских правителей с центром в Лахоре, завершилось после двух войн в 1849 г., а княжеств Синда во главе с предводителями из племен белуджей — в 1843 г. Попытка поставить под контроль расположенный дальше на северо-запад Афганский эмират со столицей в Кабуле удалась англо-индийским властям, да и то не в полной мере, лишь со второй попытки, в 1878 — 1881 гг. Превратив Афганистан в буфер между собственной империей и Россией, британские колонизаторы позаботились об укреплении широкой приграничной полосы вдоль Инда.

Индская долина на протяжении многих веков оставалась исключительно малозаселенной. Причиной тому был засушливый жаркий климат и малое количество искусственных, созданных человеком средств орошения.

ⁱⁱ К числу редких работ по Южной Азии принадлежит статья: А.И. Коган. Трансформация культуры и технология основного хозяйственного процесса в Кашмирской долине в VII—XIX вв. // История и современность. Март 2011. № 1 (13).

Вода Инда и его притоков протекала по равнине, почти не задерживаясь на полях. Лишь в дельте реки она отчасти расходилась по каналам паводкового орошения, а в предгорных северных районах было возможно богарное земледелие благодаря муссонным дождям.

Впрочем, местные правители, крупные землевладельцы и общины земледельцев строили плотины, запруды и дамбы, но масштабы работ по орошению были ограничены. В период расцвета империи Великих Моголов в Х\Д—XVII вв. и в сикхском государстве уже в начале ХК в. каналы паводкового орошения сооружались в междуречье восточных притоков Инда рек Рави, Биаса и Сатледжа. Благодаря им, процветали Лахор и Мултан, ряд городов в восточной части бассейна Инда в зоне его перемычки с бассейном Ганга и Джамны. Ирригационные работы велись также в среднем течении реки, в северной части Синда. За спорадическими периодами внимания к орошению следовали годы небрежения к нему и разрушения построенных ранее систем.

Занявшись обустройством приграничной зоны, англичане организовали строительство и ремонт дорог для колесного транспорта, проложили сотни тысяч километров железных дорог и приступили к сооружению ирригационных каналов. При этом главными для них были военно-стратегические цели, активно подпитываемые страхом перед экспансией царской России в южном направлении. Кроме того, англоиндийские власти на протяжении многих десятилетий сталкивались с сопротивлением приграничных горных пуштунских племен, стремившихся сохранить свою независимость.

Сооружение плотин и оросительных каналов в междуречьях западных притоков Инда Джелама и Чинаба, Чинаба и Рави было крупным достижением инженерной мысли и строительного искусства. Вслед за Сидхнайским каналом, прорытым от Рави к г. Мултан в 1886 г., в строй вступил Нижне-Джеламский канал в 1892 г., затем Верхне-Джеламский и Верхне-Чинабский, а в 1915 г. был завершен Тройной канал, перебрасывавший воды Джелама и Чинаба на восток в Рави¹. Строительство каналов вызвало эффект, всколыхнувший всю англо-индийскую провинцию Панджаб, в состав которой, кстати, до 1911 г. входил Дели. Власти создали в междуречьях рек (доабах) «колонии на каналах», отделенные друг от друга крупные участки орошенной земли. Там появились специальные фермы по разведению лошадей, необходимых для армии, хозяйства по производству пшеницы и фуражного зерна, главным образом грэма (бобовых). Хотя система наделения новоорошенной землей стала со временем все менее поощрять рентабельные крестьянские наделы, урожаи в западной части Панджаба выросли, наблюдался заметный приток туда населения.

Росту населения в «диких», незатронутых земледельческой колонизацией районах способствовали другие причины — борьба властей с разбоем и насилием, наведение порядка с помощью полиции и судов. До завоевания англичанами население бассейна Инда в границах современного Пакистана насчитывало, по оценкам, не более 3 — 4 млн человек, а через полстолетия, по данным переписи 1901 г., оно увеличилось до 17 млн., т. е. не менее, чем вчетверо².

Рост населения продолжался и в ХХ в. Однако из-за эпидемий холеры чумы, малярии и оспы в 1901 — 1921 гг. он был довольно медленным. На рождаемости в годы Первой мировой войны отрицательно сказывался отъезд молодых мужчин. Ведь из более 1 млн. индийских военнослужащих, принимавших участие в сражениях, большинство были выходцами из Панджаба, и не менее трети — панджабские мусульмане. В конце войны Индию затронули также эпидемии тифа и гриппа (испанки). Постоянно возрастающими темпами население стало расти лишь между 1921 — 1941 гг., когда удалось справиться с наиболее губительными эпидемиями. Число жителей на территории Пакистана к 1941 г. увеличилось до 28 млн человек.

Хотя преобразовательная деятельность колониальных властей пошла на спад после Первой мировой войны, в середине 1920-х годов ирригационные работы возобновились, охватив юго-восток современного пакистанского Панджаба (междуречье Рави и Сатледжа), а также Синд. В Верхнем Синде в 1932 г. вступила в строй одна из крупнейших тогда в мире плотин у г. Суккур. Система каналов, связанных с Суккурской плотиной, имела огромную подкомандную площадь в 3,2 млн га. В начале 1960-х годов с ее помощью орошалось свыше 2 млн га.³

Ирригационное строительство с новой силой развернулось после Второй мировой войны и образования Пакистана в 1947 г. За 1949 — 1955 гг. в нижнем Синде была сооружена крупная плотина Котри, давшая воду дельтовой части Инда. Тогда же был разработан и принят проект освоения пустынных областей к западу от Инда путем сооружения на нем ряда плотин и отводных оросительных каналов.

Демографическому росту немало содействовал и крупнейший международный проект по разделу вод Индского бассейна между Пакистаном и Индией и его освоению, осуществленный под эгидой МБРР (Международного банка реконструкции и развития). Договор о водах Инда был скреплен в 1960 г. подписями руководителей двух соседних государств и предусматривал помощь различных государств, в том числе Индии, а также международных организа-ций⁴. В его рамках к концу десятилетия была построена плотина и гидроэлектростанция Мангла в верховьях Джелама, а к середине 1970-х годов — самая крупная земляная плотина в мире и ГЭС Тар-бела в верхнем течении Инда.

Строительство оросительных систем в бассейне Инда создало крупнейший в мире массив орошаемых земель, связанный с одной речной системой. Эта компактная зона ирригации уже в начале 1960-х годов давала возможность оросить около 14 млн га, что составляло 12% всех поливных земель мира⁵.

Ирригационное строительство сопровождалось преобразованиями в агрикультуре — использованием химических удобрений, пестицидов, более урожайных сортов пшеницы и риса. Обусловленные этим сдвиги получили название «зеленая революция» и позволили существенно повысить урожаи. В результате Пакистан перестал быть чистым импортером продовольствия. Решение продовольственной проблемы при почти неизменных социальных условиях в деревне и малых городах подстегнуло рождаемость.

Понимая опасности «демографического конвейера», пакистанское правительство в 1960 г. объявило о мерах по планированию семьи. Однако попытка осуществления реформ в этой и ряде других областей натолкнулась на жесткое сопротивление консервативно настроенного общества. Потерпев неудачу, власти Пакистана в дальнейшем не принимали новых программ по уменьшению рождаемости, положившись на формальные малоэффективные механизмы и стихийные общественные регуляторы⁶.

По переписи 1951 г. число жителей современного Пакистана (тогда это была западная часть государства, состоявшего из двух разделенных Индией территорий) равнялось округленно 34 млн человек. При этом из западной части страны за несколько месяцев после раздела 1947 г. бежали в Индию, по последним оценкам, 4,7 млн. индусов и сикхов, а прибыли 6,5 млн. мусульман, т. е. чистый приток равнялся почти 2 млн человек⁷.Через 10 лет население выросло до 46 млн., а по переписи 1972 г. — 65 млн человек. Прирост за два десятилетия превысил 20 млн. , но был по темпам перекрыт в следующие десять лет. Перепись 1981 г. показала небывалое увеличение численности до 84 млн человек (среднегодовой прирост 3,2%). Власти не смогли организовать проведение переписи в начале 1990-х годов, а по результатам переписи 1998 г. величина пакистанского населения составила 131 млн человек. Оценки на 2010 г. варьировались в пределах 170 — 180 млн человек. Темпы прироста считались равными 2,2% (а в официальных изданиях и публикациях международных организаций, даже таких, как Служба народонаселения ООН, приводились и более низкие показатели), что представлялось компетентным наблюдателям серьезной недооцен-кой⁸.

Такая точка зрения нашла подтверждение в опубликованных в марте 2012 г. предварительных данных новой переписи населения (перепись домохозяйств была проведена в конце 2011 г.). Сосласно им, число жителей в Пакистане увеличилось за 13 лет на 47% (почти в полтора раза) до 192 млн человек⁹. Средние темпы прироста составили небывало высокие 3% в год. Численность среднестатисче-ского домохозяйства по существу не изменилась (6,9 и 6,8 человек). При наблюдающихся темпах демографического роста пакистанское население должно удваиваться каждые 23 года.

Население Пакистана, который справедливо называют нередко «даром Инда», как Египет считается «даром Нила», увеличивалось куда быстрее египетского. В 1911 г. число жителей долины Инда не превышало 20 млн, а через 100 лет возросло примерно в 10 раз. Между тем, численность жителей Египта в 2010 г. не превышала 70 млн. Оценки будущего роста пакистанского населения могут показаться невероятными. В 2020 г. оно при сохранении нынешнего тренда составит 210—220 млн, а к 2050 г. Пакистан с 335 — 350 млн жителей выйдет, скорее всего, на четвертое место среди крупнейших государств мира, вслед за Индией, Китаем и США.

 

Истощение ресурсов пресной воды и эрозия почвы

С природно-климатической точки зрения Пакистан принадлежит, по определению В.А. Пуляркина, к восточному флангу «начинающегося близ атлантического побережья Африки великого пояса тропических и субтропических пустынь и полупустынь»10.
Среднегодовые осадки составляли в Пакистане в конце 2000-х годов 240 — 250 мм в год и были слишком малы для страны с плотным населением более 220 чел. на кв. км11. За годы независимости количество доступной пресной воды в расчете на человека сократилось с 5600 куб. м почти до 1200 куб. м (2005 г.), а рубеж в 1000 куб. м считается критическим для выживания нации-государства12.
Основным источником воды являются Инд и его притоки. Между тем, в Гималаях, откуда берут начало все реки Пакистана за исключением северо-западных притоков Инда (р. Кабул и др.) происходит ускоренное таяние ледников. Существует точка зрения, что ледники, питающие Инд и основные его притоки, могут исчезнуть к 2035 г. Даже если этого не произойдет, наметившаяся тенденция осложнит жизнь Пакистана и в отдаленной и в достаточно близкой перспективе. По некоторым расчетам, потребность Пакистана в воде к 2025 г. возрастет до 338 млрд куб. м, а наличие ее будет приблизительно таким, как в 2009 г. — 236 млрд куб. м. Разница в 100 млрд куб. м равна двум третям ежегодного стока Инда13.
Обрабатываемая площадь благодаря ирригационному строительству, продолжавшемуся без перерыва более 100 лет, увеличилась примерно в 10 раз. К концу 1980-х годов орошаемая площадь составила 16 млн га и равнялась 77% общей посевной площади. На многих орошаемых участках посевы производились дважды в год. Во многом благодаря ирригации существенно увеличилась общая обрабатываемая площадь, достигшая четверти всей территории. Впоследствии эти соотношения мало изменились.
Но используемая для орошения вода оказалась не только благом, но и источником бед. Еще в конце ХК в. обнаружилось такое явление, как заболачивание. Оно не только способствовало распространению малярии, но выводило из строя орошенные земли. В 1930-е годы, когда большое число оросительных каналов уже было построено, специалисты окончательно убедились, что главной причиной заболачивания является не застаивание дождевых вод, а оросительные каналы. До половины проходящей по необлицован-ным каналам воды просачивалось в почву, что вызывало поднятие уровня грунтовых вод и заболачивание, а также еще более серьезную эрозию почвы — засоление14.
Принятые меры — облицовка старых каналов и сооружение новых уже облицованных кирпичом — осуществлялись медленно и не могли снизить темпы заболачивания и засоления площадей. Образование солонцов и солончаков стало непременным спутником орошения. В начале 1960-х годов в рамках реализации договора о водах Инда и развития ирригации в Индском бассейне, власти Пакистана приняли широкую программу мелиорации. Основными ее методами были признаны строительство дренажных каналов открытого и закрытого типа для отвода воды из заболоченных и засоленных участков, а также сооружение трубчатых колодцев с насосами для откачивания грунтовых вод (с целью понизить их уровень).
Программа установки землевладельцами трубчатых (артезианских или скважинных) колодцев получила широкую поддержку в деревнях. Однако откачиваемая из колодцев частными собственниками вода служила, прежде всего, целям орошения. С помощью трубчатых или скважинных колодцев к концу 1980-х годов орошалось около 20% всей орошаемой площади15. Иначе говоря, колодцы, предназначавшиеся для мелиорации, лишь усугубили проблему засоления и заболачивания. Ежегодно на поля через систему сква-жинных колодцев поднималось в 1980-х годах до 0,6 т солей на 1 га посевной площади. По официальным данным на середину 1980х годов, около 40% посевных площадей в долине Инда было сильно засолено, причем в Панджабе к этой категории относилось более 30% общей посевной площади, а в Синде — свыше 80%16.
Реализация других программ мелиорации оказалось трудным и дорогостоящим делом. Помимо проблемы грунтовых вод на увеличении площадей непригодных к обработке сказывалась ветровая эрозия из-за неправильной распашки склонов и интенсивного выпаса скота17.
Влажные сезоны начала 1970-х годов, сопровождавшиеся разрушительными наводнениями лета 1973, 1974 и 1976 гг., на время несколько улучшили увлажняемость почв, что, видимо, успокоило правящие круги. В то же время в паводковый период и в 1970-х годах и в последующие десятилетия плохо работала система защитных дамб, построенных вдоль каналов. Вода часто прорывала дамбы и затапливала поля, губя урожай.
На рубеже 1990-х годов большие площади сельскохозяйственных угодий оказались сильно засолены, заболочены или эродированы. Вследствие нерационального использования земельных и водных ресурсов площадь обрабатываемых земель сокращалась в 1970—80-х годах более чем на 50 тыс. га в течение года18.
Важно отметить, что в середине 1970-х годов основные работы в рамках договора о водах Инда завершились. Наступил перерыв в крупном ирригационном строительстве и эффективной мелиорации. Проекты сооружения новых плотин только обсуждались, сопровождаясь острыми спорами между провинциями, расположенными в верхнем и нижнем течениях рек. В итоге расход используемой для орошения воды речной системы сократился между 1980-ми годами и серединой 2000-х годов почти в два раза, снижаясь в начале нынешнего века на 6,6% в год19.
В крайне тяжелом состоянии оказалась дельтовая часть Инда. Поднявшийся уровень моря затопил часть суши в районе расположенных к востоку от Карачи рыбацких поселений. Одновременно вышли из строя, заилились, русла оросительных каналов, берущих начало у плотины Котри. Бедствия обрушилась на целые округа — Бадин и Тхатта — и вызвали вынужденные миграции людей, смену занятий, падение и без того крайне низкого уровня жизни20 .
Пауза в затратах и производимых работах в области сельскохозяйственной инфраструктуры особенно остро почувствовалась в начале ХХ1 в. в связи с тремя подряд крайне засушливыми сезонами (2000—2002 гг.). В докладе Всемирного банка от 2004 г. утверждалось, что Пакистан является одной из самых необеспеченных водой стран мира. Зависимость его системы орошения от одной речной системы крайне опасна. Деградация дельтовой части Инда будет продолжаться, а ситуация лишь ухудшится. Несмотря на это, отмечали авторы доклада, ни правительство Пакистана, ни иностранные доноры, в том числе Всемирный банк, не проявляют должной степени озабоченности и не разрабатывают ответы на социальноэкологиче-ский кризис и брошенный этим колоссальный вызов21.
Подтверждением серьезности катаклизмов, которые ожидают Пакистан, стало самое разрушительное за всю его историю наводнение лета 2010 г. Муссонные дожди подняли воду в реках равнины Инда. В сочетании с более интенсивным таянием ледников это привело к подъему уровня воды во всей системе, разливу рек, прорыву защитных дамб каналов. Вода прокатилась волной по всей Индской равнине, затапливая деревни, целые города и городские кварталы. Около 2 тыс. человек погибло, а в той или иной мере пострадало примерно 20 млн человек. К счастью, основные плотины и головные сооружения систем орошения выдержали испытание, иначе последствия были бы еще более страшными22. Между тем, период влажных сезонов продолжается. Муссонные дожди летом 2011 г. также пришли раньше и были сильнее, чем обычно. От наводнения в очередной раз пострадало население дельтовой части Инда.
Пакистан имеет очень низкие показатели использования дождевой воды. Он отстает в этом отношении от Индии и находится далеко позади Китая. Между тем, чтобы собрать воду и использовать ее для орошения нужны относительно небольшие вложения и применение малоквалифицированного труда. Тем не менее, работы по сохранению и использованию в целях орошения дождевой воды почти не развернуты23.

 

Стабильность вместо развития

Давая такой подзаголовок этой части статьи, автор далек от мысли механически распространить концепцию Э.С. Кульпина-Губай-дуллина на рассматриваемый случай24. Дело в том, что масштабы явлений, которые он сравнивает между собой — стабильность как сквозной ценность-вектор китайской цивилизации и развитие как результирующая ценность западноевропейской цивилизации — несопоставимы с нашим масштабом. Но определенные проявления найденной им дихотомии Восток-Запад заметны и на примере ценностного менталитета, сложившегося в рамках пакистанской, а беря более глубокий исторический интервал, — Индской цивилизации, имея в виду не протоиндийскую, а мусульманскую ее эпоху.
При этом характерны и отличия китайской, конфуцианской системы ценностей от индско-пакистанской, сформировавшейся в более узких локальных рамках. Главное из них — отсутствие в последней государства как ценности-объекта. Индско-пакистанская культура сложилась на фундаменте общинно-клановых, земледельческих и племенных, военно-кочевых традиций, а ее верхние этажи с религиозными и имперскими центрами находились, как правило, за пределами территории. Более того, если в конфуцианской системе стабильность вытекает из таких составляющих, как мир, порядок, иерархия и ритуал, то в Индском бассейне стабильность, можно сказать, динамическая стабильность обеспечивалась войной, беспорядком, борьбой за честь и справедливость. Разумеется, война не была постоянной, а беспорядок как отсутствие государственного надзора сменялся периодически утверждавшимся сверху порядком или полупорядком, но готовность племен, кланов, больших семейных групп и отдельных индивидов к столкновениям, тяжбе, сведению счетов, мести и ответу на оскорбление была и остается характерным свойством национального менталитета. Особое значение при этом имеет понятие чести (иззат, гхаярат). В Пакистане на различных этажах общественной лестницы действует свой кодекс чести и понятие о справедливости, вытекающее из него.
Не углубляясь далее в эту тему, подчеркнем, что развитие в качестве ценности-вектора отсутствует не только в традиционном китайско-конфуцианском, но и в индско-пакистанском менталитете. Это не означает, конечно же, что экономическое развитие современного типа невозможно в Китае, на всем Дальнем Востоке, в Пакистане, или в Южной Азии, в той же Индии, но это, видимо, предполагает необходимость каких-то сдвигов в предпочтениях (менталитете) большинства, либо наличие групп меньшинств, которые позволяют осуществить реализацию такой ценности, как развитие.
Обращаясь к Пакистану, стоит указать, что непрерывный и достаточно внушительный экономический рост носил там по преимуществу экстенсивный, поверхностный характер. Экономика росла более вширь, чем вглубь, не меняя реалий существования масс населения. Это позволило сохранить в неприкосновенности базовые ценности исторически сложившейся культуры.
Основными носителями менталитета развития выступали при этом представители меньшинств. В колониальный период в бассейне Инда это были главным образом индусы (кастовые индуи-сты) — торговцы, купцы и ростовщики, а также сикхи — землевладельцы и «капиталисты» (владельцы городской недвижимости и иных материальных активов). Среди предпринимателей была и мусульманская прослойка, но небольшая, связанная в основном с торговыми мусульманскими общинами, преобразовавшимися из торговых каст индусов в связи с переходом общин в ислам под покровительство мусульманских правителей .
В первый период после получения независимости Пакистан стал «меккой» для торговцев-мусульман из Гуджарата, которые и до того переселялись в Синд и его основной торговый центр, порт Карачи.
Обосновавшиеся в Пакистане купцы и торговцы из гуджарат-ских семей мемонов, ходжа-исмаилитов, бохра — превратились в костяк небольшого слоя ведущих промышленников и банкиров.
Их предпринимательская деятельность во многом обеспечила промышленный подъем Пакистана в 1950—60-х годах. Индустриальный рост на базе частного сектора закончился после широкой национализации в начале 1970-х годов. Бегство капитала из страны стало ответом на действия властей. Несмотря на происходившую в дальнейшем смену правительств, отношение к предпринимательским меньшинствам до сих пор по существу не изменилось. Последовавшая в результате эмиграция предприимчивых гуджаратцев, парсов и других «инонационалов», стала трудно восполнимой утратой для экономического и социального развития страны.

 

Кризис, грозящий катастрофой

Отсутствие соответствующего ценностям развития менталитета большинства, в том числе отражающей и формирующей его элиты, ставит под серьезное сомнение перспективы выхода Пакистана из того тупика, в котором он ныне оказался по причине социально-экологического кризиса.
Прорыв осуществить трудно вследствие ряда сформировавшихся социально-психологических и экономико-политических особенностей. Их можно резюмировать в следующих пяти пунктах, которые перечисляются не в порядке значимости и могут быть дополнены другими.
1. Отсутствие (нехватка) креативного меньшинства. Отъезд «инонациональной» буржуазии сыграл здесь главную роль. Возместить его оказалось нелегко. Средний класс формируется с трудом. Он отягощен не свойственной для предпринимателей ментально-стью аграрного и служилого, а не торгового населения. Имеются, впрочем, исключения — это семьи мусульман — потомственных торговцев Панджаба (семьи шейхов и ходжа из г. Чиниот на реке Джелам и ряд других групп), выходцы из Кашмира и т. п., но их масса не достигает, как кажется, критически необходимого уровня.
2. Коррупция госаппарата. По показателям коррумпированности Пакистан занимает одно из первых мест в мире. Она распространена как среди мелких служащих, берущих деньги за любую услугу, так и среди крупного чиновничества. Принимающим решение бюрократам «полагается» откат. Считается, что особенно коррумпированы занимающие высокие административные посты политики, торопящиеся извлечь выгоды из своего положения. Главное следствие коррупции — неэффективность регулирующей роли государства, произвол и кумовство при решении вопросов о приватизации госсобственности и распределении госзаказов. Еще одно следствие коррупции — уход от уплаты налогов и сборов в государственную казну. Недостаток доверия к использованию государством бюджетных средств способствует уклонению обеспеченных слоев и обману, на который легко идут невысоко оплачиваемые налоговые инспекторы. Пакистан отличается традиционно низким отношением суммы налоговых поступлений к ВВП и при всех усилиях властей остался в 2000-е годы не выше 10—12%26.
3. Недостаточный уровень и качество образования, особенно женского. По грамотности населения Пакистан отстает от большинства стран Азии, находясь на уровне государств Тропической Африки. Официально к грамотным причисляют ныне 56% всего взрослого (старше 15 лет) населения, при этом грамотность среди мужчин не достигает 70, а среди женщин — 45%27. Особенно велика доля неграмотных среди женщин, проживающих в сельских местностях и в захолустье. Во многих пуштунских и белуджских областях грамотных женщин менее 15 и даже 10%. По некоторым данным, большинство детей школьного возраста в Пакистане не имеют возможности заканчивать даже начальную школу, а многие не посещают школу вообще из-за бедности родителей и нехватки учебных заведений. Особенно это касается образования женской части подрастающего населения. Низкая грамотность женщин способствует сохранению традиций патриархального мужского общества. Причем его лидеры, к которым относятся старейшины и муллы (служители культа), стремятся нередко закрепить неграмотность женщин, чтобы оградить себя от угрожающих их статусу перемен.
4. Неверие городской образованной молодежи в будущее страны. Среди студенческой молодежи в современном Пакистане преобладают пассивные настроения. По сравнению с поколением конца 60-х — начала 70-х годов прошлого века нынешние студенты депо-литизированы28. Распространено стремление эмигрировать. По данным представительных для всей страны опросов 38% хотят выехать для работы за рубеж29. В городах, особенно крупных, этот процент, по-видимому, еще выше. Верхние элитные слои по сложившейся традиции посылают своих детей (главным образом юношей) учиться за границу. В местных колледжах и университетах большинство составляют выходцы из средних по доходам слоев, растет число и удельный вес девушек, получающих его во многом из соображений престижа (чести). При этом качество образования существенно не дотягивает до мирового уровня. Среди преподавателей распространены узкие националистические взгляды и представления.
5. «Геттоизация» верхов и политического либерализма. В крупных центрах Пакистана сложилась характерная когда-то и для колониальных городов раздвоенность пространства — произошло обособление верхов в своеобразные «гетто» для избранных: представителей потомственной местной аристократии, т.н. «феодалов», политиков и адвокатов, отставных бюрократов и военных; причем все эти категории нередко совмещаются в рамках одной «фамилии», родственной группы. На уровне социальной психологии и социального поведения легко увидеть «двуликость» элиты, ее раздвоенность между внешним, западным миром и миром внутренним. Отношение к последнему амбивалентно, ибо, отталкивая архаичностью, он притягивает привычными, наследуемыми преимуществами. Социальная элита в целом цинична, подвержена фатализму и ксенофобии. Либеральные идеи отторгаются, а попытка либеральных деятелей выступить против одиозных законов наталкивается на ожесточенное сопротивление. Выражение различных взглядов не возбраняется, но элита через государство поощряет в основном наиболее консервативные из них, окрашенные в цвета религиозного обскурантизма.

 

Заключение.

Напоследок отметим, что формы катастрофы, к которой может привести кризис, предвидеть трудно. Будет ли это развал страны, превращение ее в агрессивное радикально-исламское государство, грозит ли это применением ядерного оружия, войной с Индией или Афганистаном? Вопрос остается открытым.
Не исключено, впрочем, что катастрофы можно будет избежать. В последнее время власти страны обращают повышенное внимание на проблемы ирригации и мелиорации. Президент А.А. Зардари пытается перенять опыт Китая. Он стал частым гостем не только первых лиц Поднебесной, но и ее провинциальных руководителей. Выходец из засушливого Синда и белудж по происхождению, президент старается способствовать сооружению малых плотин в южной части страны на стыке трех провинций — Панджаба, Синда и Белуджистана.
Что касается крупного ирригационного строительства, то и здесь произошли некоторые подвижки. Решен, наконец, многодесятилетний спор о плотине Калабагх в среднем течении Инда. Поддерживавший проект Панджаб пошел навстречу Синду и СЗПП, выступавшим против него. Утвержден проект сооружения другой плотины Даймер-Бхаши в верхнем течении Инда. Она должна вступить в строй в 2015 — 2016 гг. Выполнение проекта будет означать возобновление крупного ирригационного строительства, перерыв в котором составит в этом случае почти полвека.
Важнейшая часть работ по ослаблению социально-экологического кризиса связана с мелиорацией, расширением масштабов и повышением эффективности мелиоративных мероприятий. Иностранная помощь и международный опыт именно в этой области, как считают внимательные аналитики, были бы наиболее полезны Пакистану и помогли бы ему миновать развилку дороги, ведущей в пропасть.

Примечания

1 Фридланд В.М. Между Гималаями и Аравийским морем. М.: Главная редакция географической литературы, 1968, с. 43.
2 Белокреницкий В.Я. Капитализм в Пакистане. История социально-экономического развития (середина XIX — 80-е годы ХХ в.) М.: Наука, 1988, с. 21; Белокреницкий В.Я. Пакистан: особенности и проблемы урбанизации. М.: Наука, 1982, с. 10.
3 Фридланд В.М. Между Гималаями и Аравийским морем. М.: Главная редакция географической литературы, 1968, с. 39 — 40.
4 Фридланд В.М. Между Гималаями и Аравийским морем. М.: Главная редакция географической литературы, 1968, с. 50 — 53; Ярковая С.С. Проблемы раздела вод Инда между Индией и Пакистаном // Страны Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии. История и современность. М.: Наука,
1970.
5 Фридланд В.М. Между Гималаями и Аравийским морем. М.: Главная редакция географической литературы, 1968, с. 47
6 Pakistan Economic Survey 1976—77. Islamabad: Government of Pakistan, 1977, p. 224—225; Lieven A. Pakistan. A Hard Country. L.: Penguin Books, 2011, p. 30.
7 Hasan А. The Unplanned Revolution. Observations on the Processes of Socio-economic Change in pakistan. Karachi: Oxford University press, 2009, p. xxxii.
8 Lieven A. pakistan. A Hard Country. L.: penguin Books, 2011, p. 30, 518.
9 Khan A.S. population shoots up by 47 percent since 1998 // The News. Lahore, March 29, 2012 (Electronic version, available at: www.thenews.com. pk)
10 Цит. по: Фридланд В.М. Между Гималаями и Аравийским морем. М.: Главная редакция географической литературы, 1968, с. 27.
11 Lieven A. pakistan. A Hard Country. L.: penguin Books, 2011, p. 30.
12 Waslekar S. The Final Settlement. Restructuring India-pakistan Relations. Inside: Fire, Water, Earth. mumbai: Strategic Foresight Group, 2005, p. 55.
13 Lieven A. pakistan. A Hard Country. L.: penguin Books, 2011, p. 32.
14 Фридланд В.М. Между Гималаями и Аравийским морем. М.: Главная редакция географической литературы, 1968, с. 58 - 59.
15 Морозова М.Ю. Сельское хозяйство // Пакистан. Справочник / Отв. ред. Ю.В. Ганковский. М.: Наука, 1991, с. 183.
16 Фридланд В.М. Между Гималаями и Аравийским морем. М.: Главная редакция географической литературы, 1968, с. 64; Морозова М.Ю. Сельское хозяйство в: Пакистан. Справочник / Отв. ред. Ю.В. Ганковский. М.: Наука, 1991, с. 184.
17 Морозова М.Ю. Сельское хозяйство в: Пакистан. Справочник / Отв. ред. Ю.В. Ганковский. М.: Наука, 1991, с. 185.
18 Морозова М.Ю. Сельское хозяйство // Пакистан. Справочник / Отв. ред. Ю.В. Ганковский. М.: Наука, 1991, с. 181.
19 Waslekar S. The Final Settlement. Restructuring India-pakistan Relations. Inside: Fire, Water, Earth. Mumbai: Strategic Foresight Group, 2005, p. 55.
20 Hasan А. The Unplanned Revolution. Observations on the processes of Socio-economic Change in pakistan. Karachi: Oxford University press, 2009, p. 113 - 128; Hasan А. Migration and Small Towns in pakistan. Karachi: Oxford University press, 2011, p. 81 - 88.
21 Lieven A. pakistan. A Hard Country. L.: penguin Books, 2011, p. 32.
22 Lieven A. pakistan. A Hard Country. L.: penguin Books, 2011, p. 31.
23 Lieven A. pakistan. A Hard Country. L.: penguin Books, 2011, p. 33.
24 Кульпин Э.С. Восток. Природа-технологии-ментальность. М.: Либроком, 2-е изд,, 2009, с. 5 - 9.
25 Левин С.Ф. Об эволюции мусульманских торговых каст в связи с развитием капитализма (на примере бохра, меманов, ходжа) // Касты в Индии. М.: Наука, 1965.
26 Jones O.B. pakistan. Eye of the Storm. New Haven and London: Yale University press, 3d ed. 2009, p. 307.
27 Lieven A. pakistan. A Hard Country. L.: penguin Books, 2011, p. 518.
28 Hasan А. The Unplanned Revolution. Observations on the processes of Socio-economic Change in pakistan. Karachi: Oxford University press, 2009, p. xx-xxi.
29 Hasan А. The Unplanned Revolution. Observations on the processes of Socio-economic Change in pakistan. Karachi: Oxford University press, 2009, p. xxyiii.

 

 

1.3. Внешняя политика и место в регионе.

 

Юго-Западная дуга «Большой Восточной Азии»

Начало XXI века дало основание для переоценки ценностей в том, что касается соотношения между Западом и Востоком в мировой политике и экономике. Этому в основном способствовали три фактора — стремительный экономический подъем Китая и Индии, двух «спящих гигантов» прошедшего столетия, мощное увеличение демографического потенциала исламского мира, демографический спад в ареале распространения западных культур, который наложился на кризис в сфере обеспечения безопасности и вызвал нервную реакцию Запада на риски и вызовы в этой области. Втянувшись сначала в афганскую, а потом в иракскую войну, США поставили под сомнение безусловность своего лидерства в мире, дав возможность Китаю и другим странам Азии (за пределами Ближнего и Среднего Востока) «перевести дух» после кризиса 1997 - 1998 годов и проявить больше инициативы в решении стоящих перед ними задач.
Одним из результатов такой переоценки является представление о растущей «регионообразующей» роли Китая, который, оставаясь самой крупной по населению страной мира, на глазах превращается в наиболее масштабную мировую экономику. Известно, что современный экономический рост отличает большая энергоемкость. Особенно велика она в развивающихся азиатских экономиках, таких как китайская и индийская. Китайская Народная Республика уже вышла на второе место в мире (после США) по потреблению энергии. Быстро возрастает зависимость ее экономики от экспорта первичных источников энергии, прежде всего сырой нефти.
* «Большая Восточная Азия»: мировая политика и региональные трансформации / Отв. ред. А.Д. Воскресенский. М.: МГИМО (У) МИД России, 2010, с. 214 - 250.
Став нетто-импортером нефти только в 1993 г., она спустя 12 лет ввози-ла уже до половины потребляемой сырой нефти, приблизившись по объемам импорта к Японии1.
Энергетические потребности — одна из причин, по которым КНР крайне заинтересована в создании безопасных условий на путях доставки недостающих ей для обеспечения бесперебойного экономического роста источников энергии. Имеются, несомненно, и другие факторы геоэкономического и геополитического свойства, объясняющие заинтересованность Китая в формировании и укреплении комплексов региональной безопасности по всему периметру своих границ. Именно в этом росте китайского фактора и влияния исследователи видят причину происходящего в последнее время «стяжения» традиционных регионов Северо-Восточной, Юго-Восточной, Южной и Центральной Азии в единый, взаимосвязанный Восточ-ноазиатский региональный комплекс2. Процесс образования «Большой Восточной Азии» находится еще в самом начале. Но следует согласиться как с аналитической оправданностью предложенной автором концепции, так и с его утверждением, что в основе такого крупнорегионального комплекса лежат не столько политико-идеологические предпочтения, хотя они также имеют значение, сколько соображения безопасности и объективные закономерности растущего в условиях глобализации «сопряжения» соседних, но в недавнем прошлом достаточно изолированных и топографически четко очерченных регионов. При этом энергетическая составляющая, будучи весьма малоэластичной к цене «транзакционных» (пересекающих региональные барьеры) проектов, составляет одну из объективных основ «макрорегионального строительства»3 .

 

Западное направление китайской энергетической стратегии

При всей объективности процессов формирования региональных комплексов безопасности и сотрудничества нельзя не видеть, что они складываются в поле взаимодействия вполне субъективных политических интересов и национальных геополитических стратегий. В интересующем нас случае речь идет, в частности, о курсе нынешнего руководства КНР на развитие удаленных от центрального полуостровного массива глубинных, западных и северо-западных ареалов страны, которые включают два автономных и стратегически важных района — Тибетский и Синьцзян-Уйгурский. В сущности, это не новый курс, а ускорение темпов его реализации.
Еще в 1992 году на XIV съезде КПК отмечалась необходимость смены региональных приоритетов в пользу подтягивания к наиболее развитому «Востоку» страны, т. е. приморским, побережным районам, отсталых «Центра» и «Запада». На 5-м пленуме ЦК КПК 14-го созыва в 1995 году была провозглашена линия на «сбалансированное развитие регионов», которая нашла отражение в 9-й пятилетке (1996 - 2000 гг.). В июне 1999 года тогдашний руководитель КНР и КПК Цзян Цзэминь выступил с инициативой осуществления стратегии «великого освоения Запада», т. е. широкомасштабных вложений в экономику внутренних районов Китая. В качестве практических мер по ее реализации в марте 2000 года была официально принята Программа освоения западных регионов4.
Пришедшее в 2002 году к власти новое китайское руководство во главе с Ху Цзиньтао и Вэнь Цзябао обратило, судя по всему, еще большее внимание на проблему региональных диспропорций. В июне 2003 года Вэнь Цзябао сформулировал четыре направления «согласованного развития», и на втором месте среди них оказалось «развитие регионов».
Весьма характерным достижением нынешнего этапа экономического роста стало завершение строительства летом 2006 года Цин-хай-Тибетской железнодорожной линии. Первая ветка этой дороги от столицы провинции Цинхай г. Синин до Голмуда у подножья Тибетского нагорья была завершена еще во времена Мао Цзэдуна. Сооружение дороги от Голмуда до столицы Тибета г. Лхаса началось в 2001 году. Предстояло проложить трассу в 1142 км, большей частью пролегающую на высоте до 5 тыс. км над уровнем моря, в условиях вечной мерзлоты. Впечатляющее по всем меркам предприятие было успешно выполнено за пять лет5.
Построенной дороге придают в Китае большое значение по ряду причин. Среди них и политические, связанные с неспокойной обстановкой в Тибете с его буддийским коренным населением, и экономические, обусловленные наличием больших природных богатств края и возможностями в перспективе приступить к их эксплуатации. На церемонии открытия дороги присутствовал Председатель КНР Ху Цзиньтао. В 1988 - 1992 годах он был секретарем парткома Тибетского автономного района, а до этого также работал в западных регионах (провинциях Ганьсу и Гуйчжоу). Избранный в 1992 году в состав Постоянного комитета Политбюро и Секретариата ЦК КПК, он, по мнению наблюдателей, был в Пекине экспертом по западным регионам и сторонником усиленного внимания к их развитию6 .
Очевидна, таким образом, преемственность в линии нынешнего китайского руководства (лидеров «четвертого поколения») на смягчение региональных диспропорций. В то же время эта особенность внутренней политики имеет свое продолжение во внешней. И здесь тоже наблюдается «связь времен». Пекин еще с конца 1980-х годов вынашивал планы сооружения транспортных коридоров в западном направлении. Предполагалось соединить Синьцзян-Уйгур-ский автономный район (СУАР) с основными регионами страны опять же посредством железнодорожных путей сообщения, а также соединить их с транспортной системой советской Средней Азии, обеспечив продвижение китайских грузов в северо-западном направлении, в СССР и далее в Европу. В сентябре 1990 года вступил в строй участок пути между провинцией Ганьсу и СУАР. Тогда же на пограничной станции Алашанькоу (Дружба) прошла церемония стыковки китайской железнодорожной сети с советской. С 1991 года началась регулярная перевозка грузов, а со следующего года и пассажиров по железной дороге, соединившей Китай тогда уже с Казахстаном. В 1999 году от столицы Синьцзяна г. Урумчи была построена еще одна ветка в западном направлении к границе с Киргизией7 .
Вместе с тем после распада СССР и экономического кризиса, охватившего постсоветское пространство, существовавшие в Китае планы сооружения «Моста между Азией и Европой» пришлось отложить. К тому же после 1993 года, когда КНР, как уже отмечалось, стала ввозить сырую нефть, на первый план вышла проблема обеспечения энергетической безопасности.
Надо признать, что при решении этой новой для себя проблемы Пекин столкнулся со значительными трудностями. Основным источником импортируемой нефти стал для Китая Ближний Восток. Именно оттуда, из Саудовской Аравии и стран Залива, танкерным флотом доставлялись в китайские, главным образом южные, порты быстро возраставшие объемы сырой нефти. К 2000 году ее импорт возрос до 50 млн т. В следующее пятилетие объемы ввозимой Китаем нефти резко возросли, превзойдя прогнозы приблизительно на 40%. В середине десятилетия КНР импортировала уже 160 млн т (3,2 млн баррелей в день), продолжая на 75 -80% зависеть от поставок из стран Персидского залива и Африки8 .
Сохранение зависимости Китая от поставок нефти морским путем через северную акваторию Индийского океана было следствием не слишком удачных попыток Пекина диверсифицировать источники получения нефти. Путь в Юго-Восточную Азию ему преграждали Япония и Республика Корея, которые сами в большой степени зависели от импорта из государств Ближнего и Среднего Востока.
Внимание Китая поэтому достаточно рано привлекло севе-ро-за-падное направление. Произошедшее в середине 1990-х годов улучшение отношений с постсоветской Россией позволяло рассчитывать на весьма выгодную с точки зрения транспортировки в Китай разработку крупных месторождений углеводородного сырья Сибири. Рамочное соглашение о намерениях поставки природного газа из Ковыктинского месторождения близ Иркутска в Китай было подписано высшими должностными лицами двух стран еще в 1997 году9. Тогда же началась проработка вопроса о прокладке нефтепровода из Тайшета через Ангарск (близ Иркутска) в Северо-Восточный Китай через Монголию. Однако радужным надеждам завершить этот проект за три года не суждено было сбыться10. Впрочем, с начала 2000-х годов китайцы получали из России постоянно возраставшее количество нефти по железной дороге. Поставки не могли, впрочем, удовлетворить их запросы и обходились достаточно дорого. Доля российской нефти во всем китайском импорте выросла до 8%, а количество нефти — примерно до 13 млн т11.
В 1997 году Китай приступил к ввозу нефти из Казахстана, также цистернами по железной дороге. К середине 2000-х годов количество перевозимой по железной дороге казахстанской нефти достигло 4 - 5 млн т, в 2007 году выросло до 8 млн т. После провала в 2003 году планов быстрого строительства нефтепровода из Иркутской области Пекин был вынужден основные надежды связать с перспективами получения нефти из Казахстана, несмотря на то что протяженность нефтепровода оттуда в два раза превосходила российский трубопровод.

Хотя общие договоренности о строительстве казахстанского нефтепровода относятся к 1997 году, его сооружение с помощью КНР активизировалось только в начале 2000-х. В 2003 году государственные нефтяные компании двух стран построили первую его секцию в западной части Казахстана (Атырау - Кенкияк), в 2006-м завершилось строительство второй секции уже в восточной части страны — от Атасу до Алашанькоу. После этого первая казахстанская нефть по трубам пошла в Китай. Третья секция (Кенкияк - Кумкол) будет построена в центральном Казахстане к 2011 году Тогда китайско-казахстанский нефтепровод и заработает на полную мощность12.
Заинтересованность Китая в нефти из Казахстана стала особенно очевидной, после того как в 2005 году Китайская национальная нефтяная корпорация приобрела за 4,8 (по другим сведениям — 4,2) млрд долл. международную, зарегистрированную в Канаде, компанию «ПетроКазахстан» — основного производителя работ по сооружению нефтепровода. Причем, победив в тендерной торговле государственную корпорацию нефти и газа Индии, китайцы затем продали треть активов казахстанской госкомпании «Каз-МунайГаз»13 .
Несмотря на определенные успехи в разработке западного и северо-западного направлений (в конце 2005 г. с Россией была достигнута договоренность о прокладке нефтепровода из Сибири в Китай; его первая стадия до китайской границы должна быть завершена к концу 2008 г.), зависимость Китая от поставок нефти морем, как уже отмечалось, остается исключительно большой. Даже для сохранения сложившейся структуры энергопотребления (удельного веса добываемого в стране угля, нефти, природного газа и других источников энергии, в том числе атомной) стране в условиях быстро растущего спроса на энергию требуется постоянно увеличивать объемы ввозимого углеводородного сырья. По некоторым расчетам, его потребности в импорте нефти вырастут к 2025 году до 460 млн т14 .
Китайское руководство тревожит то обстоятельство, что основная часть сырья (до четырех пятых) перевозится и, если ничего не изменить, впредь будет транспортироваться по маршруту, включающему несколько «узких мест» — Баб-эль-Мандебский пролив у выхода из Красного моря, Ормузский пролив у выхода из Персидского залива и Малаккский пролив на входе в Южно-Китайское море. Особенно уязвим последний участок пути танкеров длиной почти в 1000 км между берегами Малайзии и Индонезии.
С начала 1990-х годов северная акватория Индийского океана превратилась в главную арену действий морских пиратов. Своего пика разбойные нападения на торговые суда достигли в 2003 - 2004 годах. Нефтеналивные суда, как правило, не представляли интереса для «чистых пиратов», но могли в любой момент стать приманкой для политически мотивированных террористических атак15. После катастрофического цунами в декабре 2004 года Индийский океан попал в число «неблагонадежных» и по чисто природным причинам.
Существенным можно считать и геополитический .аспект. Охрану безопасности Малаккского пролива стремятся взять на себя военно-морские силы США. В случае реализации данного желания это может превратиться в фактор давления на их вероятных противников, в числе которых виднейшее место занимает КНР. Проекция американской мощи в регионе, где между Пекином и Вашингтоном пролегает «невидимая ось» противостояния и находится о. Тайвань, дальнейшая судьба которого способна взорвать мир и безопасность, не может не беспокоить китайское руководство, воспринимающее американскую политику как стратегию сдерживания, геополитического окружения, попытку «сжатия» Китая16.
Таким восприятием политики Вашингтона и потребностями в обеспечении энергетической безопасности объясняются, по всей видимости, энергичные шаги нынешнего китайского руководства по поиску новых возможностей бесперебойного, наиболее выгодного экономически и надежного геополитически импорта углеводородного сырья. Помимо Ближнего Востока и Центральноазиат-ско-Каспийского региона, его внимание привлекли такие далекие континенты, как Африка (Судан, Нигерия) и Латинская Америка (Венесуэла, Эквадор, Аргентина). Нет ничего удивительного, что Пекин обратил взор и на смежный с Китаем регион Южной и Западной Азии.

 

Китайский курс на юго-запад

Поворот пришелся на богатый драматическими событиями и существенный в плане глобальных политических перемен в мире 2001 год. Известно, что Китай на протяжении более трех десятилетий — с конца 1950-х до начала 1990-х годов — имел достаточно натянутые отношения со своим главным соседом в Азии — Индией. Пограничные споры и конфликты интересов в перекрестной зоне их контроля в Гималаях вылились в короткую, победоносную для Пекина, пограничную войну 1962 года, а затем в его политику «контролируемой напряженности» в отношениях с соседом.
На этом фоне в главного партнера КНР в Южной Азии превратился Пакистан. Геополитическая линия Китая в отношении региона к юго-западу от его границ стала постепенно меняться с конца 1980-х, но рубежом сегодня представляется 1993 год, когда состоялась поездка руководителя КНР Цзян Цзэминя в Индию и пошло на спад военно-техническое сотрудничество Китая с Пакистаном17.
Пройдя ряд этапов, среди которых было и заметное ухудшение отношений с Индией в течение года после проведенных ею в мае 1998-го подземных испытаний ядерного оружия, китайско-индийские взаимосвязи вступили в фазу подъема, сутью которого является конкурентное сотрудничество, т. е. кооперация в одних областях международной экономики и политики и соперничество в других.
В то же время отношения Китая с Пакистаном во второй половине 1990-х годов омрачала поддержка, которую последний оказывал движению Талибан, а косвенно (через талибов), но вполне возможно и непосредственно — международным исламским радикалам во главе с У. бен Ладеном и его подпольной сетевой организацией Аль-Каида. Среди проходивших обучение у радикально настроенных наставников в религиозных школах и семинариях Пакистана и Афганистана были и китайские уйгуры. Они по возвращении домой нередко становились зачинщиками политических выступлений, участниками беспорядков, актов террора и саботажа. Эти явления охватили СУАР на рубеже 1980 - 1990-х годов и лишь медленно затухали в дальнейшем18 .
После 11 сентября 2001 года пакистанское руководство заявило об отказе от официальных связей с правительством афганских талибов, осудило деятельность Аль-Каиды и родственных ей религиозных экстремистов, в их числе, разумеется, уйгурских исламистов и националистов. Таким образом, среди последствий перехода Исламабада на сторону международных контртеррористических сил было и улучшение его отношений с Пекином, не опасавшимся более за спокойствие в Синьцзян-Уйгурском автономном районе.
Результаты нового сближения обнаружились уже в 2002 году, когда с помощью КНР началось сооружение крупного глубоководного порта Гвадар, расположенного на западе Макранского побережья Пакистана19. Надо заметить, что местечко Гвадар (площадью примерно 6 тыс. кв. км.) перешло во владение Пакистана уже после его образования. В 1958 году Англия «посоветовала» султану Омана и Маската, находившемуся от нее тогда в протекторатной зависимости, передать Гвадар Пакистану за умеренную, а по некоторым свидетельствам, чисто символическую плату (небольшая эта портовая бухта находилась во владении Маската с 1781 г.)20. Проект превращения Гвадара, расположенного в 100 км от береговой границы с Ираном и примерно в 400 км к востоку от Ормузского пролива, в крупный морской порт существовал с 1964 года. Однако средств на строительство у Пакистана не было, а внешние источники долгое время отсутствовали. З.А. Бхутто в апреле 1977 года, борясь за свое политическое, а как впоследствии выяснилось, и физическое выживание, в некоторых речах намекал некой державе (видимо, СССР) на возможность выхода к «теплым морям» через одну из портовых гаваней на Макранском побережье, имея в виду, вероятно, в числе других, Гвадар21.
Однако еще до того интерес к нему мог проявить Китай, который с 1967 года начал строительство высокогорной шоссейной дороги, соединяющей Синьцзян с контролируемой Пакистаном частью Джамму и Кашмира в районе перевала Хунджраб через Карако-румский хребет. Дорога между Китаем и Пакистаном, получившая название Каракорумского шоссе, была торжественно открыта в 1978 году22. Регулярное движение по ней началось несколько позже, в полной мере в середине 1980-х годов. Проложенная по топографически крайне сложному маршруту, дорога имела в первую очередь военно-логистическое значение. Она широко использовалась в 1979 - 1989 годах для переброски предназначавшихся для моджахедов (борцов с правительственными войсками Кабула) оружия, снаряжения и других военных грузов из Китая. Впрочем, шоссе имело узкое полотно и в течение примерно полугода было закрыто для движения по погодным условиям (сход снежных лавин, заносы и обледенение).
Каким бы сложным ни было движение по Каракорумскому шоссе, его сооружение имело немалое символическое и практическое значение. Оно стало реальной связующей нитью между Восточной и Южной Азией, первой ласточкой возрождения южного маршрута Великого Шелкового пути, того самого, по которому в древности осуществлялись контакты между китайской и индийской цивилизациями и произошла миграция буддизма на восток.
Сооружение Каракорумского шоссе было воспринято Индией как стратегическая угроза, попытка «охватить» ее с северо-запада. Правительственные заявления и протесты индийской общественности не могли, однако, возыметь особого действия. С середины 1980-х годов ограничителем на пути дальнейшего повышения роли шоссе стало, как ни странно, поведение пакистанского руководства. Военный диктатор страны генерал М. Зия-уль-Хак совершил в 1984 году ознакомительную поездку по нему. Он посетил главные города Синьцзяна Кашгар и Урумчи и, будучи весьма набожным мусульманином, попросил китайские власти открыть давно закрытые местные мечети. Полагают, что, пойдя навстречу пожеланиям своего тогдашнего союзника в борьбе с СССР, китайские власти открыли «ящик Пандоры». Разумеется, были и другие причины, приведшие к некоторой либерализации внутреннего режима в СУАР, но результатом их действия стало несомненное возрождение ислама в регионе. Китайские власти поэтому постарались «задвинуть заглушку на дымоходе», в который могла превратиться дорога, ведущая из охваченных «исламистским угаром» Пакистана, Афганистана и Кашмира. Лишь в 1993 году перевал Хунджраб был открыт для пограничной торговли. Объемы перевозимых через него грузов еще в начале 2000-х годов считались равными всего 1 - 3 млн долл. Только после отмеченного выше поворота в политике Исламабада в «исламистском вопросе» Каракорумское шоссе начинает более активно использоваться в целях развития как приграничной, так и организованной торговли между КНР и Пакистаном.
Объем товарооборота между Китаем и Пакистаном на протяжении долгого времени оставался небольшим. Торговля осуществлялась в основном морем с большим дефицитом для Пакистана, который ввозил потребительские товары из Гонконга (с 1997 г. эти товарные потоки учитываются в статистике и отдельно, и как китайские). К 2001 году стоимость товарооборота достигла 1 млрд долл., а за последующие годы возросла в несколько раз. Например, в 2004 году она увеличилась до 2,4 млрд долл., а в 2005-м на 80%, до 4,26 млрд долл. (по данным китайской статистики, которая не вполне совпадает с пакистанской). В 2006 году торговля увеличилась, по данным за первый квартал, на 42%23. Развитию взаимной торговли способствовали меры по снижению тарифов и других торговых барьеров после вступления Китая в ВТО в ноябре 2001 года. Постепенное снижение пошлин происходило на фоне начавшихся в середине 2000-х годов переговоров сторон о введении режима свободной (беспошлинной) торговли.
Итак, в начале XXI века Китай сделал особый акцент на развитие торгово-экономических отношений и кооперацию не только с Индией, на что обычно обращают главное внимание при анализе ситуации в Восточной и Южной Азии, но и с Пакистаном. Пекин трижды предоставлял возможность президенту Пакистана генералу П. Мушаррафу совершать официальные государственные визиты в КНР — в 2002, 2003 и в феврале 2006 годов. В 2004 году Китай посетил пакистанский премьер Ш. Азиз. Китайские руководители посещали Пакистан реже и обычно совмещали эти поездки с визитами в Индию. Весной 2001 и 2005 годов в Пакистан приезжали премьеры Государственного совета КНР Чжу Жунцзи и Вэнь Цзя-бао. Во время визита последнего две страны подписали Договор о мире, дружбе и добрососедстве, а также соглашения о сотрудничестве в области обороны, политической, торговой и экономической сферах24 .
Несмотря на предоставление Вашингтоном Пакистану в том же году статуса главного союзника США вне НАТО (по борьбе с терроризмом), Китай продолжил развитие с ним многообразного военно-технического сотрудничества. Сторонами налажено совместное производство самолета JF-17 (класса американских F-16), а также двух современных фрегатов на стапелях Карачи. Кроме того, производятся поставки китайской военной техники в Пакистан, в том числе еще трех фрегатов, самолетов-истребителей и другого вооружения25.
Несомненное стратегическое значение как для Китая, так и для Пакистана, имеет сооружение порта Гвадар. Там, по некоторым американским сведениям, возможно, и недостоверным, уже разместились китайские станции слежения (в частности, гидроакустический пост). Они позволят КНР наблюдать за военно-морской активностью США в Аравийском море, у входа в Оманский и Персидский заливы, а также за активностью ВМС Индии и их совместными с американцами маневрами.
Общая стоимость строительства в соглашении, подписанном в 2001 году двумя правительствами, оценивалась в 1,16 млрд долл. Китайская сторона согласилась участвовать в финансировании как первой, так и второй фазы сооружения порта, обеспечив до 80% расходов. Начавшиеся в марте 2002 года работы уже к началу следующего года дали результаты. Углубление дна в бухте Гва-дар позволило принимать морские суда с грузом для строительства портовых сооружений. В 2004 году к причалам Гвадара смогло пришвартоваться крупное судно из Китая, доставившее тяжелое портовое оборудование. По данным на 2006 год, китайская сторона истратила на постройку трех многофункциональных причалов около 200 млн долл., а пакистанская — 50 млн (около 3 млрд пакистанских рупий)26 .
Создание Гвадара дает Пакистану возможность при развитии портовой военной инфраструктуры отнести дислокацию своих морских сил на 460 км от Карачи (главной военно-морской базы) и на 500 км от берегов Индии. Это уменьшает опасность блокады флота индийцами, как это было в период войны 1971 года. Угрозы заблокировать пакистанский ВМС в Карачи раздавались и во время последнего пакистано-индийского конфликта 1999 года.
Военно-стратегическими целями отнюдь, впрочем, не исчерпываются на данном этапе оживленные двусторонние контакты между Китаем и Пакистаном. Им призвано содействовать открытие генерального консульства Китая в Карачи и соответствующего пакистанского представительства в Шанхае. Прямые китайские инвестиции в пакистанскую экономику в конце 2004 года оценивались в 4 млрд долл. С помощью Китая в Пакистане сооружалось свыше 100 объектов, на которых трудились около трех тысяч китайских менеджеров, специалистов и строителей. К началу 2006 года число китайских фирм в Пакистане выросло до 360, и они составили, по некоторым подсчетам, более половины всех иностранных компаний27.

 

Трудности c реализацией проектов

Вместе с тем работы по сооружению Гвадара затянулись. Это объяснялось, главным образом, двумя обстоятельствами — неспокойной обстановкой в провинции Белуджистан, где находится порт, и недостаточной эффективностью пакистанских фирм-подрядчиков, связанной в немалой степени с коррумпированностью чиновников и медлительностью бюрократической машины.
Белуджистан с момента зарождения Пакистана в 1947 году представлял собой для него болевую точку. Расположенная к западу от нижнего течения Инда (исторической области Синд) пустынная территория, являясь топографически частью Иранского нагорья, и в культурно-историческом плане тесно связана с персо-афганским миром. Ареал расселения белуджских племен ныне охватывает не только Пакистан, на также юг Афганистана (провинцию Гильменд) и запад Ирана (остан Систан и Белуджистан).
Движение за более широкую самостоятельность (реальную автономию), пройдя ряд этапов, с конца 1970-х годов утратило силу и популярность, возродившись только в начале нынешнего столетия. Эпицентром борьбы на новом витке стала область расселения крупного белуджского племени бугти. С 2003 года там, с согласия или по инициативе харизматического вождя племени, видного государственного и политического деятеля Пакистана Акбара Хана Бугти (не раз занимал посты губернатора и главного министра провинции), началась борьба с властями, в центре которой стоял вопрос об арендной плате (ренте) за использование природного газа, добываемого в провинции, прежде всего в округе Дера-Бугти. Промышленная разработка находящегося там богатейшего в Пакистане газового месторождения Суи велась с 1955 года. От него нити газопроводов протянулись в Карачи, Лахор, Исламабад и другие центры Синда и Панджаба (центральных провинций страны). Лишь в последнюю очередь газопровод провели в главный город провинции Белуджистан Кветту, а на ее нужды до последнего времени тратилось всего 6% объема добываемого газа28 .
Обострение борьбы вылилось в серию терактов — покушений на правительственных чиновников, взрывы газопроводов, обстрелы из гранатометов административных зданий, дорог и т. п. Власти в ответ ввели в провинцию дополнительные контингенты войск, развернули оперативно-розыскную и контртеррористическую деятельность. Эти меры, возымев определенное действие, в то же время увеличили масштабы недовольства и внутреннего сопротивления. Ведущую роль в оппозиционных кругах по традиции играют левые организации, прежде всего Белуджский фронт освобождения, Национальная народная партия и др. Из тактических соображений определенные элементы среди них могли, как полагают, координировать свои действия с исламистами — вновь поднявшими голову с того же примерно времени талибами и Аль-Каидой29.
Предметом общего недовольства для оппозиционных групп, действующих в Белуджистане, стало сооружение порта Гвадар, а также других объектов с китайской помощью (в частности, шоссейной трассы, которая соединит Гвадар с Карачи). Такая реакция объясняется не тем, что местные политические силы выступают против экономического подъема региона. Они возражают против методов его достижения, утверждая, что он не дает положительных результатов коренным жителям провинции в виде рабочих мест, отчислений в бюджет провинции, увеличения в нем расходов на социальные нужды, возможностей для развертывания деловой деятельности белуджскими бизнесменами и найма белуджей на работу в административно-управленческий аппарат. Собственно, это классический вариант недовольства местного населения экономическими переменами, которые приносят более существенные плоды чужакам, пришлым людям, а не им. Все это накладывается на память о накопившихся за годы существования Пакистана обидах и оскорблениях, на отчуждение по отношению к иноязычным выходцам из Карачи и Панджаба, которые воспринимаются нередко как новые колонизаторы, наконец, на нежелание традиционных племенных вождей «идти в ногу со временем», лишаться привилегий, которые им дает бесправие зависимого от них населения.
В результате инициированные центральными властями «мега-проекты» по развитию Белуджистана (помимо Гвадара, к ним относится строительство сети шоссейных дорог, гидроэнергетических объектов и др.) вызвали вместо одобрения волну террористических атак. Работающие в провинции китайские специалисты несколько раз становились их жертвами — в мае 2004 года по дороге в Гвадар были убиты трое и ранены девять китайцев (всего там работало тогда 450 - 500 китайских строителей). В октябре того же года в Кветте террористы совершили новое нападение на китайских инженеров. В начале февраля 2006 года в Гвадаре были убиты еще трое китайских специалистов. Упомянутый выше визит П. Мушаррафа в Китай состоялся почти сразу после этого инцидента. Одной из его целей стало сгладить негативное впечатление от теракта и убедить китайскую сторону не сбавлять темпы сотрудничества с Пакиста-ном30 .
В тот же момент обострилась проблема нарушения сроков завершения начальной стадии работ по сооружению Гвадарского порта. Согласно договоренностям, строительство трех первых причалов должно было закончиться в начале 2006 года. Однако пакистанские подрядчики не справились с выполнением работ в срок. В качестве доводов, объясняющих задержку, приводились объективные данные об интенсивном заиливании дна в бухте и необходимости проведения дополнительных землечерпательных работ. Китайская портово-инженерная компания, строящая Гвадар, как позже выяснилось, собиралась предъявить счет пакистанскому правительству за невыполнение в срок (задержку в восемь месяцев) обозначенного в контрактах объема строительства на сумму в 1,6 млн долл. Штраф должен был компенсировать потери, связанные с вынужденным простоем компании, которая не могла приступить ко второй фазе строительства. Визит Мушаррафа, по всей видимости, помог снять остроту этой проблемы31 .

 

Преодоление сложностей

Следует иметь в виду, что условная дуга, соединяющая Синь-цзян с Аравийским морем через территорию Пакистана, является не единственным направлением, которое Китай может, в принципе, избрать для решения упомянутой выше проблемы обеспечения безопасности своих поставок нефти из Ближнего Востока и Африки. Помимо юго-западной, пакистанской, дуги существует несколько иных гипотетических направлений. Одно из них — центральное — это выход из Тибета к Бенгальскому заливу через Непал, Индию и Бангладеш. Оно, однако, слишком сложно в топографическом отношении и на обозримую перспективу просто нереально. Другим — южным (юго-восточным) — направлением служит путь из южных провинций Китая через Мьянму к Бенгальскому заливу и Андаманскому морю. В стадии проектировки остается маршрут от Куньмина (южная провинция Юннань) до Ситуэ на мьянманском побережье Бенгальского залива. При разработке этого пути возможны как кооперация с региональными партнерами, в частности Индией (известна Куньминская инициатива сотрудничества Китая, Индии, Мьянмы и Бангладеш), так и самостоятельные действия, которые в Индии могут быть восприняты как попытка обойти ее с другого, противоположного пакистанскому, фланга. Для того чтобы, в частности, предупредить такое развитие событий, Дели конкурирует с Пекином за влияние на военное правительство Мьянмы32 .
Еще одним вариантом избежать «ловушки» Малаккского пролива Пекину в 2004 году казался проект строительства крупного нефтеперерабатывающего завода на западной стороне таиландской части полуострова Малакка и сооружение «наземного моста», нефтепровода длиной в 220 км, дающего выход в Сиамский залив. Но резкий рост мировых цен на сталь и трубопрокат в 2005 году заставил отложить финансово-технологические расчеты, связанные с этим проектом33 .
По сумме вышеотмеченных причин юго-западное направление в китайской стратегии обеспечения энергетической безопасности осталось, судя по всему, предпочтительным. Надо к тому же заметить, что в августе 2006 года в ходе операции по преследованию пакистанской армией группы белуджских повстанцев погиб Акбар Хан Бутти. Ожидавшейся вслед за тем вспышки ответных террористических действий не последовало, и обстановка в провинции стала более спокойной.
В этих условиях в ноябре 2006 года состоялся визит председателя КНР Ху Цзиньтао, который полностью оправдал надежды пакистанской стороны (хотя и на этот раз он совместил свою поездку с посещением Индии). Вопрос о неустойке за задержку в выполнении работ в порте Гвадар был закрыт. Стороны согласовали новые сроки завершения первой фазы строительства34. Важным событием визита китайского руководителя стало подписание соглашения о создании режима свободной торговли между странами. Им предусматривается постепенное, в течение 3 - 5 лет, снижение тарифов (импортных пошлин) на большинство (50 - 70%) товаров. Предусматривается постепенное доведение в те же сроки преференций (нетарифных барьеров и налоговых скидок) на оставшиеся товары до половины их исходной величины. Вторая фаза соглашения предполагает введение свободной беспошлинной торговли на 90% товаров (т. н. тарифных линий). Причем речь в соглашении идет о торговле как потребительскими, так и производственными (инвестиционными) товарами35. Одновременно с соглашением стороны разработали ряд мер для увеличения ввоза пакистанских товаров в Китай, с тем чтобы уменьшить дефицит Пакистана в двусторонней торговле.
Исключительно важно, что в ходе визита стороны подтвердили намерение начать осуществление работ по расширению полотна Каракорумского шоссе с 5—10 до 15 - 30 м. Принципиальное соглашение об этом (меморандум понимания) было подписано в июне 2006 года. Стоимость проекта, который будет, в основном, выполняться китайской корпорацией по строительству дорог и мостов, оценена в 794 млн долл. В качестве первой задачи корпорация займется сооружением нового участка дороги длиной в 335 км между перевалом Хунджраб и мостом Раикот вместо подлежащего затоплению участка в связи с сооружением плотины и гидроэнергетического комплекса Бхаша в округе Диамер пакистанских северных территорий36 .
Пакистанский президент озвучил идею строительства Карако-румской железной дороги. Однако китайская сторона сочла практически разрешимой на данном этапе лишь модернизацию железнодорожного сообщения от конечного пункта Хавелиан на севере Пакистана до Синда с ответвлением на Гвадар37 .
Превратить высокогорную дорогу на всем ее протяжении в многополосное шоссе или построить в исключительно сложных топографических и климатических условиях железнодорожное полотно представляется задачами большой сложности. Однако постройка Цинхай-Тибетской железной дрроги заставляет относиться к таким планам вполне серьезно.
Даже без учета расширения мощностей торгово-транспортно-го коридора между севером Пакистана и северо-западом Китая ожидается, что взаимная торговля увеличится к 2009 году почти вдвое — до млрд долл., а за следующие пять лет — до 15 млрд долл. при увеличении потока товаров, переправляемых через Каракорум38.
Торгово-транспортный элемент формирующейся юго-западной дуги «Большой Восточной Азии» дополняется, подчеркнем еще раз, энергетической и стратегической составляющими. Гвадарский порт при осуществлении намеченных планов строительства в достаточно близкой перспективе будет иметь в общей сложности 12 причалов (морских терминалов). Из них три причала предназначаются для нефтеналивных судов. Танкеры и другие крупные морские суда (в том числе плавучие базы) смогут заходить в Гвадар благодаря намечаемому углублению дна до 14,5 м. Перегруженная на специальные грузовики и(или) железнодорожные цистерны сырая нефть далее продолжит путь по пакистанской территории вплоть до Китая39 .
Кроме того, планируется сооружение в ареале Гвадарского порта крупного нефтеперерабатывающего завода мощностью 10,5 млн т нефти в год. Китайская сторона уже выразила готовность участвовать в сооружении этого завода и, по сообщениям пакистанской печати, готова выступить с предложением об инвестировании в нефтехимический комплекс Гвадара до 12,5 млрд долл. Предусматривается, что в дальнейшем мощность завода будет расширена до 21 млн т, а строительство еще одного завода со временем увеличит перерабатывающие возможности промышленной зоны Гвадар до 30 и 40 млн т в год.
Перевозка наземным путем нефтепродуктов будет, несомненно, экономически более оправданна, чем транспортировка сырой нефти. Не менее перспективной, а технико-экономически, по-видимому, и более реальным представляется проект сооружения нефтепровода, а также и газопровода по Каракорумскому маршруту (параллельно шоссе). При этом в печати упоминаются планы транспортировки нефти из Саудовской Аравии, строительство саудовско-китайского «транскаракорумского» нефтепровода. Официальные лица Пакистана делают предположения о возможности транспортировки по тому же маршруту нефти из Ирана и Африки40 .
Всем этим наметкам в начале 2007 года была придана, пожалуй, еще большая реальность в результате решения пакистанского правительства передать порт Гвадар в управление Международной администрации Сингапурского порта. Эта компания является крупнейшим оператором портовых объектов (20 в 11 странах, от Сингапура до Голландии). Компания согласилась вложить в строительство второй и третьей очереди Гвадарского порта 4 млрд долл. после того как вышеупомянутая китайская компания завершит сооружение первой очереди41 .
Хотя Китай, по словам пакистанского премьер-министра Ш. Ази-за, не претендовал на дальнейшее освоение и управление портом (в противоположность, заметим, ранее достигнутым договоренностям), его заинтересованность в развитии Гвадара продолжает оставаться высокой, а влияние на ход и дальнейшую судьбу создаваемого на Макранском побережье Пакистана энергетического и экономического центра весьма значительным, если не решающим. Представляется, что выбор Сингапура был предварительно согласован с китайским руководством, и не исключено, что в ходе ноябрьского (2006) визита в Пакистан Ху Цзиньтао. В качестве кандидата на развитие и управление портом ранее фигурировала администрация порта Дубай, но Сингапур оказался более подходящей кандидатурой и для пакистанской, и для китайской стороны.

 

Возможности расширения юго-западной дуги

Торгово-транспортное и экономическое значение Гвадара, да и в целом пакистанского Белуджистана, не ограничивается лишь одним направлением на северо-запад в сторону Китая. Достаточно легко осуществимы планы соединения Гвадара шоссейными дорогами с Ираном и Афганистаном. Дорога от строящегося порта может быть проложена на северо-восток, параллельно пакистано-иранской границе. Она соединит порт с районом Саиндак, где обнаружены значительные запасы меди и золота. Концессия на их разработку, кстати, уже получена китайскими компаниями. Транспортные пути от Саин-дака, соединившись с построенной еще в 1960-х годах шоссейной трассой, ведущей от Карачи к иранской границе, протянутся до иранского города Захедан и афганского Кандагара. Из Кандагара, по «круговому афганскому шоссе» (оно активно восстанавливается и реконструируется с иностранной, главным образом западной помощью), грузы из Гвадара наиболее коротким путем могут достигнуть Центральной Азии (Туркменистана и Узбекистана).
Вовлечение Ирана и Афганистана в широкую юго-западную дугу «Большой Восточной Азии» отвечает жизненно важным интересам Китая. Существенную часть сырой нефти, которую он импортирует из зоны Персидского залива, составляет иранская нефть (13,6% в 2004 г.). Пекин проявил заинтересованность в освоении новых месторождений, открытых в Иране, прежде всего Ядаварана, запасы которого оцениваются в 2,7 млрд т нефти. Договоренность об участии Китая в этом проекте достигнута в 2004-м, а контракт подписан в 2006 году. Характерно, что наряду с государственной Китайской нефтехимической корпорацией (51% акций) в состав концерна вошли государственная нефтегазовая корпорация Индии (25%) и компания Шелл (20%). С 2009 года намечается добыча 7,5 - 15 млн т в год42. Еще одним перспективным проектом китайско-иранского сотрудничества является освоение крупнейшего газового месторождения Северный Парс. Величина сделки предварительно оценивается в 20 млрд долл.43 Долгосрочные планы включают также строительство нефтепровода длиной в 386 км из Ирана на север в Туркменистан и Казахстан с подключением к ка-захстано-китайскому нефтепроводу. Этот путь, описывая широкую дугу, также позволяет избежать опасностей транспортировки энергоресурсов по морю».
Пекин, судя по всему, одобрительно относится к планам сооружения газопровода из Ирана через Пакистан в Индию. Этот проект находится в стадии согласования в течение ряда лет (со времен потепления в индо-пакистанских отношениях в 2003 г.). Стоимость строительства ныне оценивается в 7,5 млрд долл. Несмотря на внушительность расходов, правительства трех стран заявляют о готовности приступить к его осуществлению. Главным препятствием остается остракизм, которому подвергается Иран по инициативе США из-за его ядерной программы. Исламабад в начале 2007 года открыто отверг американское вмешательство в решение этого вопроса. Вероятно, не без моральной поддержки со стороны Китая пакистанские должностные лица, вместе с индийскими, провели серию переговоров с иранской стороной по поводу сооружения газопровода. Пакистанцы и индийцы долго не могли договориться о цене поставляемого Ираном газа, но, в конце концов, компромисс как будто был найден44.
В случае успеха трехстороннего — ирано-пакистано-индийско-го — сотрудничества в вопросе строительства газопровода оно может со временем перерасти в кооперацию с Китаем в этой области. Газовые магистрали можно проложить туда как из Индии, так из Пакистана.
Вместе с тем известно, что Индия и Пакистан конкурируют в области восстановления экономики Афганистана, да и в целом в программах интеграции региона от Индийского океана до центра Евразии. При этом Индия ориентируется на одни влиятельные в Афганистане силы, в основном представляющие север страны и преимущественно таджикскую элиту (Индия имеет прочные позиции в Таджикистане, являясь одной из немногих стран, располагающих там с недавних пор военно-воздушной базой), а Пакистан опирается на выходцев из пуштунского юга и юго-востока, хотя и среди пуштунов многие, в том числе президент X. Карзай, настороженно, а иногда и резко критически относятся к действиям исламабадских властей.
В противовес проекту сооружения порта Гвадар и вертикали, ведущей от него в Центральную Азию, Индия помогает Ирану в строительстве расположенного у входа в Персидский залив порта Чах-бахар. Планируется усовершенствование дороги, ведущей от него к Захедану с выходом далее на Афганистан (в Гильменд и Кандагар).
Несмотря на конкуренцию этих проектов, за которой просматривается и индийско-китайское соперничество, наличие различных путей, соединяющих Афганистан, а через него и Центральную Азию, с Мировым океаном не противоречит генеральным целям развития всего региона, который в перспективе можно себе представить и как широкую юго-западную дугу «Большой Восточной Азии».
Считается, что КНР менее многих других азиатских государств (тех же Пакистана и Индии) выиграл от новой ситуации, сложившейся в мире после 11 сентября 2001 года. Вместе с тем Пекин весьма оперативно откликнулся на призыв афганского руководства оказать ему помощь в восстановлении экономики страны. Помимо субсидий, предоставленных им в первые месяцы после установления новой администрации в Кабуле, КНР выделила Афганистану кредит в 150 млн долл. и оказала иную поддержку, действуя как в рамках международных программ содействия Афганистану, так и самостоятельно45.
Вместе с тем Китай, как и Россия, были оттеснены США и Западом от широкого участия в программах возрождения Афганистана. Известной компенсацией за это может служить тот факт, что к 2005 - 2006 годам обнаружилась недостаточная эффективность действий западного сообщества на афганском направлении. Это проявилось в первую очередь в усугублении проблем внутреннего развития страны. Союзникам не удалось снизить остроту наркопроблемы, т. е. зависимость афганского крестьянства от посевов опийного мака и экономики страны от производства наркотиков. На фоне неразрешенных социально-экономических проблем сельской местности, особенно на юге и юго-востоке Афганистана, произошла своеобразная регенерация движения талибов, радикальных исламистов, нашедших себе надежное укрытие в полосе полунезависимых пуштунских племен, относящейся по большей части к юрисдикции Пакистана.
В этих условиях афганское руководство сочло необходимым обратиться за содействием к Китаю. С одной стороны, Кабул добивался увеличения китайской помощи развитию, с другой — пытался оказать давление на Пакистан через его союзника и старшего партнера. Главным каналом для таких обращений стала созданная в июле 2001 года Шанхайская организация сотрудничества (ШОС). Основное назначение этой созданной преимущественно по инициативе Китая организации состоит в проецировании его мощи и влияния в западном, центральноазиатском направлении. Но с 2005 года, когда в нее в качестве наблюдателей были приняты Пакистан, Иран и Индия, организация получила и иное региональное измерение (южное и юго-западное). Оно усилилось в том же году, когда было объявлено о создании Контактной группы ШОС - Афганистан46. Особое отношение к Афганистану проявляется в том, что X. Карзай был единственным главой государства, который присутствовал в качестве почетного гостя на юбилейном саммите ШОС в Шанхае в июле 2006 года. В рамках контактной группы Пекин разработал серию мер по усилению своего участия в делах юго-западного соседа (Афганистан и КНР имеют общую границу малой протяженности в районе Ваханского коридора, но путь из Китая в Афганистан может быть проложен только через пакистанскую территорию).
Если считать, что юго-западная дуга включает Пакистан и Афганистан, а также, в известной мере, и Иран, то ее значение для китайской внешнеполитической стратегии трудно переоценить. Успешная «разработка» этого направления позволила бы облегчить решение главной в настоящее время для Китая проблемы энергетической безопасности путем сооружения торгово-транспортных коридоров, расходящихся веером из северо-запада КНР и выводящих ее к Персидскому заливу и берегам Африки47.
Подчеркнем, что реализация намеченных проектов сопряжена с немалыми сложностями. Однако настойчивость и одновременно взвешенность, которую проявляет Пекин при их продвижении и осуществлении? заставляет полагать, что в обозримой перспективе часть из них и, возможно, даже значительная, будет воплощена в жизнь. Вместе с тем нужно учитывать, что раздвижение границ «Большой Восточной Азии» на юго-запад потребует много времени, а успех зависит от разнообразных привходящих обстоятельств.
Здесь необходимо заметить, что китайские шаги по региональной интеграции не единственная попытка такого рода. Во многом похожи усилия США, главного, как считается, стратегического антагониста Китая. В отличие от Пекина, который предпочитает не афишировать планы, продвигаясь по-восточному, шаг за шагом, Запад прямо заявляет о намерениях, стремясь обеспечить им максимально широкую огласку и поддержку. В данном случае речь идет об идее «Расширенной Центральной Азии».

 

Южно-центральноазиатское направление американской геополитики

Хотя концепция «расширенной, или Большой Центральной Азии» привлекла внимание лишь относительно недавно, сама она, по существу, переживает второе рождение. Интерес к проекту Цен-тральноазиатского макрорегиона впервые появился в начале 1990-х годов, после распада СССР48. Однако международная и региональная ситуация тогда быстро изменилась, и новорожденная идея была оставлена и основательно забыта. Главные изменения, напомним, были связаны с несостоявшимся разворотом новых тюркских государств Центральной Азии в сторону Турции, поражением исламо-демократического альянса в ходе гражданской войны в Таджикистане и глубочайшим кризисом в Афганистане после отстранения от власти прокоммунистического режима М. Наджибуллы. Столкнувшись с неблагоприятно складывающейся обстановкой в регионе, США ослабили внимание к нему и снизили материальные затраты, необходимые для поддержания безопасности и развития.
Положение вновь стало меняться после событий 11 сентября 2001 года и осуществления контртеррористической операции в Афганистане. Внимание США и выступившего в основном на их стороне мирового сообщества оказалось переориентировано на районы, ведущие в самый центр Азии. При этом в поле действия американской военной машины и союзных с ними государств — членов НАТО попал не только Афганистан, но и соседние с ним страны Центральной Азии.
Ввиду такого положения конструирование «Большой Центральной Азии» снова обрело актуальность. Если при первом своем рождении оно мотивировалось задачами продвижения США и Европейского Союза в центр Азии с запада, минуя ослабленную Россию, а в определенных рамках и с ее участием, то при втором оно в существенно большей мере полагается на собственные силы США и предполагает движение с юга, со стороны Индийского океана. Соответственно, если в начале 1990-х «Расширенная Центральная Азия» мыслилась как ареал вокруг новых независимых государств региона, то в середине 2000-х — как регион вокруг Афганистана.
По мысли основного автора концепции Ф. Старра, «новый мировой регион» включает шесть «суверенных государств»49. Влиятельный американский аналитик предложил создать постоянно действующую программу «Партнерство для сотрудничества и развития в рамках Расширенной Центральной Азии», учредив в Кабуле пост специального посланника президента США по ее осуществлению. В апреле 2006 года там прошла достаточно представительная международная конференция, обсудившая перспективы сотрудничества в рамках такого региона50 .
План-проект включает в себя многие элементы, которые не могут вызвать возражений и с точки зрения вполне автономно действующих членов международного сообщества. Программа партнерства предполагает участие в ней как всех государств макрорегиона, так и сопредельных с ним стран, прежде всего Пакистана, но также Индии и Турции. Не исключена при определенных обстоятельствах и кооперация с Ираном.
Подчеркивая, что программа ориентирована на совместные действия с коалицией стран — непосредственных участников борьбы с талибами — и усилия по возрождению Афганистана, Ф. Старр призывает и Россию, и Китай присоединиться к ней, утверждая, что она не противоречит их интересам, существованию в континентальной Азии других интеграционных проектов и таких международных организаций, как ШОС и СНГ.
Со времени обнародования идеи (март 2005 г.) и проведения конференции весной следующего года в регионе произошли события, ставящие реализацию задуманного под большой вопрос. Имеются в виду критика действий руководства Узбекистана со стороны США и западного сообщества за подавление антиправительственных выступлений в Андижане в мае 2005 года, переориентация Ташкента на преимущественные связи с Россией, укрепление его контактов с Китаем, решение Ташкента о прекращении действия соглашения об аренде американцами авиабазы в Ханабаде. После смены власти в Киргизии в начале 2006 года позиции американцев ослабли и в этой стране. Неясна и направленность перемен во внешней политике Туркменистана после смерти в декабре 2006-го бессменного авторитарного лидера С. Ниязова.
Несмотря на эти перемены, в Вашингтоне не отказались от стремления к усилению своих позиций в центре Азии, как и на всем Ближнем и Среднем Востоке. При этом заметную роль там отводят мероприятиям, направленным на привлечение возможно большего числа членов международного сообщества к инициируемым американцами проектам. Среди этих широких международных проектов выделяется выдвинутая в 2004 г. на совещании «Большой восьмерки» в Сиайленде идея сотрудничества развитых стран с регионом «Расширенной Северной Африки и Ближнего Востока», а также предложенный американскими сенаторами в том же году законопроект о «Большом Ближнем Востоке и Центральной Азии». В том же раду стоят структурные изменения, произведенные в конце 2005 года в Госдепартаменте США — изъятие пяти стран Центральной Азии из ведения Бюро по европейским и евразийским делам и создание Бюро по Южной и Центральной Азии во главе с помощником государственного секретаря Р. Баучером.
Повторим, что усилия дипломатии и военных США концентрируются на Афганистане. Исторически эта страна, которую иногда в литературе называют «сердцем Азии», представляла собой, как правило, буферную или промежуточную зону между крупными соседними державами и заморскими империями. Хорошо известно ее значение буфера в период «большой игры» в Азии в XIX веке между Англией и императорской Россией. Сходное положение страна занимала после окончания Второй мировой войны между США, унаследовавших у Великобритании геополитическую эстафету, и СССР. Все это время Афганистан оставался изолированной, «замкнутой на суше» страной, с ограниченным выходом к морю через Пакистан и Иран. С первой из этих стран у Афганистана имелись политические осложнения, обострение которых несколько раз прерывало жизненно важные для него торговые каналы. Из-за ряда факторов ограниченным для афганской стороны оставался и выход на север в сторону советских республик Средней Азии.
Попытка подстегнуть работу «сердца» Азии, предпринятая «коммунистическим» режимом Афганистана, не привела к желаемому результату. Прямое содействие Москвы вызвало острую реакцию ее геополитических соперников, что способствовало погружению страны в пучину междоусобной войны, из которой она пытается выйти, опять же с помощью извне, только спустя почти четверть века.
За последовавшие после разгрома талибов годы Афганистан добился некоторых успехов в политической и экономической областях. Произошла внешняя стабилизация режима, проведены демократические выборы президента и парламента, иными словами, создана политическая система. Благодаря существенной для ее масштабов иностранной помощи в Афганистане имел место, по данным национальной и международной статистики, устойчивый экономический рост. ВВП страны вырос по сравнению с 2001 годом почти вдвое.
Несмотря на недостаточную для быстрого и всестороннего подъема сумму предоставленных, а главное, эффективно израсходованных иностранных средств51, Афганистану удалось добиться определенных результатов в социально-экономической сфере. В стране, в частности, в основном сложилась система современных дорог, восстанавливается, как выше отмечалось, «круговая автодорога» между основными центрами юга, юго-востока, запада и северо-запада страны — Кабулом, Кандагаром, Гератом и Мазари-Шарифом. На это уже истрачено 1,45 млрд долл.52 Действует, хотя и нуждается в серьезной реконструкции, туннель Саланг, соединяющий север и юг страны. Улучшено состояние и налажено движение по автодороге, соединяющей северо-восток Афганистана, главный город афганского Бадахшана г. Файзабад, с Кабулом.
Торгово-экономические связи Афганистана с соседями по Центральной Азии представляются достаточно ограниченными, хотя и имеют тенденцию к расширению. Об этом можно судить, в частности, по афгано-узбекской торговле. Если в 2002 году товарооборот между странами не превышал 62 млн долл, то в 2004-м он вырос до 130 млн, а в 2005-м (за 11 мес.) составил 155 млн долл. Известно также, что возросли объемы торговли Афганистана с Туркменистаном. Росту торговли между Афганистаном и Таджикистаном будет способствовать строительство новых мостов через разделяющую их реку Пяндж. Летом 2007 года закончится сооружение с помощью американцев моста значительной пропускной способности (1 тыс. автомобилей в день) в районе порта Шерхан (Шерханбандар)53. При содействии международного исмаилитского фонда Ага Хана сооружены мосты, соединяющие две части горного Бадахшана (таджикскую и афганскую).
Увеличение торговли между Афганистаном и его северными соседями связано с заметным экономическим подъемом в Централь-ноазиатском регионе. Рост макроэкономических показателей там в значительной мере объясняется улучшением условий торговли на мировых рынках для сырьевых стран, особенно поставщиков энергоносителей. Вместе с тем свою роль сыграл и заметный на фоне достаточно скромных размеров местных экономик приток внешних ресурсов по различным каналам54.
Если для бедного экспортным сырьем Афганистана первый фактор не может служить ориентиром с точки зрения перспектив его экономического роста, то второй фактор подъема экономик центрально-азиатских стран служит обнадеживающим знаком. Беда, однако, в том, что обострение ситуации с безопасностью в последние два года привело к дальнейшему перевесу расходов на военные цели в общей сумме выделяемых Афганистану средств55 .

 

Планы регионального и межрегионального взаимодействия

В разрабатываемых американскими, а также европейскими экспертами планах сотрудничества в рамках «Расширенной Центральной Азии» (нужно заметить, что Ф. Старр возглавляет изучающий эту проблематику объединенный центр, созданный на базе Университета им. Дж. Хопкинса и Упсальского университета в Швеции) особое внимание уделяется роли Пакистана как примыкающей к Афганистану стране-интегратору. Естественными преимуществами Пакистана является его географическое положение, исторически сложившаяся по этой причине роль главного проводника товаров и грузов для Афганистана. Исламабад при этом — традиционный стратегический партнер США, в 2005 году получивший статус его главного союзника за пределами НАТО (по борьбе с терроризмом). В США многим хотелось бы «замкнуть» регион Центральной Азии на Пакистан, превратить его главный порт Карачи в отправную точку для движения грузов в сторону Индийского океана и от его побережья вглубь материка.
Однако на пути реализации таких планов и наметок стоят уже упоминавшиеся проблемы взаимоотношений между Пакистаном и Афганистаном, связанные как с наследием прошлого, так и со столкновением реальных (а по сути, как всегда воображаемых) национальных интересов. Афганистан считает себя обделенным историей, которая могла бы позволить ему самому иметь выход к морскому побережью через населенные пуштунами и белуджами западные районы Пакистана. А тот, в свою очередь, старается убедить Афганистан смириться с геополитической реальностью и признать, вслед за мировым сообществом, проходящую по труднодоступной горной стране «линию Дюранда» законной границей между двумя государствами56 .
Несмотря на обиды и претензии, в развитии отношений между двумя странами после 2001 года наступил качественно новый этап. Имея за спиной США, а также Китай, Пакистан оказывает помощь в восстановлении афганской экономики (на Лондонской конференции 2006 г. по содействию Афганистану он обещал выделить на эти цели 150 млн долл., лишь немногим меньше, чем Индия). Более 70 тысяч пакистанцев трудятся сегодня в Афганистане (в одном Кабуле — 40 тысяч). Пакистан уверенно занимает место лидера в торговом обороте Афганистана. На него, по данным за 2005 год, приходится 24% экспорта и 25,5% импорта страны57.
С Пакистаном связан один из главных проектов, призванных соединить Афганистан с Центральной Азией. Это сооружение газопровода из Туркменистана через Афганистан в Пакистан с возможным продлением его в Индию. Проект возник еще в середине 1990-х годов, пользовался поддержкой правительств Туркмении и Пакистана и заинтересовал ряд компаний, прежде всего американскую «Юно-кал» и аргентинскую «Бридас». Тогда, кстати, намечалось и долевое участие в проекте российского Газпрома (10%). После 1998 г. реализация проекта была заморожена, и интерес к нему появился вновь только после отстранения от власти талибов. Было подготовлено технико-экономическое обоснование (ТЭО) и состоялись многочисленные раунды переговоров между чиновниками Туркменистана, Афганистана и Пакистана. В 2005 году Азиатский банк развития согласился выделить 1 млрд долл. на сооружение Трансафганского газопровода (ТАГ), и оно должно было начаться в конце того года, но так и не начались.
Причина задержки, по-видимому, в том, что отношения между Афганистаном и Пакистаном с 2005 года заметно ухудшились. Кабул обвиняет Исламабад в недостаточно эффективной борьбе с талибами на своей территории. С ухудшением политической конъюнктуры отчасти, видимо, связана и принципиальная нерешенность некоторых важнейших вопросов строительства Трансафганского газопровода. Так, не найдены основные инвесторы в строительство и будущие владельцы-операторы. Ориентировочная стоимость проекта увеличились, между тем, с 2 млрд долл. более чем вдвое. Неясным остается вопрос и о его экономической обоснованности. У экспертов имеются сомнения относительно реальных запасов доступного для добычи природного газа. По ТАГ, согласно расчетам, должна осуществляться транспортировка топлива с туркменского месторождения Довлета-бад. Его оценочные запасы — 1,8 трлн кубометров газа. При пропускной мощности трубы в 30 млрд в год их хватит на 60 лет. Но независимая экспертиза, подтверждающая эти расчеты, не проведена. Велика также общая протяженность трубопровода — около 1,5 тыс. км. Из них по территории Туркменистана нужно проложить 170 км, Афганистана — 830 км и Пакистана — 400 км. Самый протяженный участок трубопровода пролегает, как видно, по наиболее неспокойному из государств — участников проекта.
Сделать южный путь для туркменского газа реальным могли бы три обстоятельства — улучшение ситуации со стабильностью и порядком в Афганистане и соседних с ним районах Пакистана, заинтересованность Индии в получении туркменского газа через территорию Пакистана, а также интерес Китая к отводу газа через Пакистан на север по транскаракорумскому пути. По некоторым сведениям, Пекин делает долгосрочные расчеты на прокладку пяти трубопроводов, газовых и нефтяных, через Каракорум.
Помимо трубопроводных вертикалей, способных соединить макрорегионы «Расширенной Центральной Азии» и «Большой Восточной Азии», их могут объединить также линии электропередачи. Проектировки такого рода появились еще раньше трубопроводных. Таджикистан и Киргизия относятся к числу весьма богатых гидроресурсами стран мира. Производство электроэнергии в этих республиках превосходит в настоящее время их потребности. Между центральноазиатскими государствами происходит перераспределение энергии в рамках созданной еще в советское время объединенной энергосистемы. Начатое в 1980-х годах сооружение двух новых крупных гидропроектов — Рогунской и Сангтудинской ГЭС — должно было обеспечить электроэнергией растущие мощности Южнотаджикского промышленного района. Однако к 1993 году работы на них (доведенные в Рогуне чуть ли не до половины) были остановлены из-за отсутствия финансовых средств. К ним удалось вернуться только в начале 2000-х годов. В октябре 2004-го между таджикским правительством и крупнейшей российской частной компанией «Русский алюминий» (РУСАЛ) было подписано соглашение о долгосрочном сотрудничестве. Первым объектом совместной деятельности выбрано завершение строительства Рогунской ГЭС, плотина которой станет самым высоким сооружением такого рода в мире (335 м). К 2010 году планируется ввод в эксплуатацию двух агрегатов общей мощностью 4 тыс. МВт. В апреле 2005 года началась реализация проекта по строительству Сангтудинской ГЭС-1. Партнером правительства Таджикистана выступает государственная корпорация РАО «ЕЭС Россия». Сооружение электростанции мощностью 670 МВт планируется завершить в 2009 г., и строительные работы идут полным ходом58.
Появление к 2010 году двух новых гидроэнергетических объектов в Таджикистане предполагает увеличение потребления электроэнергии как в «узком» центральноазиатском регионе, так и в его расширенном варианте. Нет сомнения, что Таджикистан сможет удовлетворить энергетические потребности Северного Афганистана, а скорее всего, и страны в целом. Более того, электроэнергию из Таджикистана можно будет экспортировать в Пакистан, т. к. ввод новых крупных энергетических мощностей там намечен на период после 2010 - 2012 годов.
Транспортировка электроэнергии из Центральной Азии на юг представляет собой в нынешних условиях технически вполне разрешимую задачу. Кроме Таджикистана, возможности для вывоза электроэнергии имеет также Киргизия. Причем, как и Таджикистан, республика в перспективе сможет экспортировать электроэнергию и своим менее богатым гидроресурсами соседям по Центральной Азии, и в Южную Азию через территорию Китая. Планы прокладки линий электропередачи вдоль Каракорумского шоссе разрабатывались еще в начале 1990-х годов, и с вводом в строй новых ГЭС в Киргизии они могут пригодиться.
Надо отметить, что середина 2000-х годов станет, возможно, поворотным этапом в реализации планов передачи электроэнергии из Центральной Азии в южном направлении, хотя речь пока идет о небольшом количестве электроэнергии. Так, по некоторым сведениям, Афганистан уже начал закупать электроэнергию в Таджикистане и даже Туркмении, а Узбекистан приступил к строительству линии электропередачи в северные районы Афганистана. В мае 2006 года четыре страны — Пакистан, Афганистан, Таджикистан и Киргизия — договорились в Исламабаде о строительстве высоковольтных линий электропередачи, одна из которых пройдет от Кабула до Пешавара на северо-западе Пакистана59.
Еще одна важнейшая сфера региональной и межрегиональной кооперации — транспорт и связь. Тут выделяется несколько отраслей, и в первую очередь железные дороги. Афганистан принадлежит к одной из немногих стран мира, где железнодорожное сообщение, по существу, отсутствует (небольшая ветка построена лишь на севере в районе пограничного с Узбекистаном речного порта Хайратон). На пограничные с Афганистаном территории выходят железнодорожные пути двух центральноазиатских государств — Узбекистана и Туркменистана. Ашгабат делает особый упор на развитие своей железнодорожной сети. Национальной программой предусматривается прокладка более 2 тыс. км новых линий, из которых четвертая часть уже проложена. С 1996 года действует международная железнодорожная ветка Теджен — Серахс-Мешхед, соединяющая Туркмению с Ираном. Планируется сооружение железнодорожного моста через Амударью, который откроет еще один путь для транзитных товаров, в Узбекистан и Таджикистан, а через Термез — в Афганистан. Мост соединит правобережный участок железной дороги с остальной железнодорожной сетью Туркменистана и откроет перспективу соединения севера и юга «Расширенной Центральной Азии» с помощью железных дорог или комбинированно, с использованием наряду с ними автодорожного транспорта.
Автодорожное строительство уже фактически стало одной из ведущих областей экономического возрождения Афганистана и региональной кооперации. Имеются планы соединения автомобильными дорогами всего огромного региона, представлять ли его как расширение Центральной Азии или как продолжение на юго-запад Восточной Азии. Главными линиями соединения смогли бы быть маршруты между Казахстаном и Узбекистаном, с одной стороны, Афганистаном и Пакистаном — с другой, при непременном участии Китая. Собственно, именно китайская автодорожная сеть — Ка-ракорумское шоссе с его ответвлениями в сторону Таджикистана (Памира) и Киргизии (в Ферганскую долину и долину р. Нарын) и делает возможными такие проектировки.
Существует несколько маршрутов, ведущих из Центральной Азии на юг, однако все они пока напоминают тонкие ручейки, не способные по ряду причин в обозримом будущем трансформироваться в широкие потоки. Западный вариант нового «Шелкового пути» начинается в узбекской столице Ташкенте, включает центр Северного Таджикистана Худжанд, таджикскую столицу Душанбе, административный центр Горно-Бадахшанской области Таджикистана Хорог, далее через перевал Кульма (открытый в 2004 г.) по китайской территории до соединения с Каракорумским шоссе. Восточный вариант пути из Ташкента пролегает через узбекский Андижан и киргизский Ош (оба города расположены в Ферганской долине), далее минуя Ирке-штам на границе с Китаем по дороге на Кашгар в Синьцзяне, где начинается Каракорумское шоссе60.
Наиболее реальным пока оказалось соединение Пакистана не с Узбекистаном, а с Казахстаном. В декабре 2006 года первый груз из Пакистана достиг крупнейшего казахстанского города Алма-Ата, проделав путь по территории сначала Китая, затем Киргизии по дороге, соединяющей ответвление Каракорумского шоссе с киргизской границей в районе перевала Торугарт, ведущего в долину Нарына. Соглашение о транзите между четырьмя странами было подписано еще в 1995 году. Пакистанские бизнесмены собираются наладить вывоз из Казахстана продовольственного зерна, хлопка, химикатов и других товаров. Освоение этого маршрута позволит Казахстану и Киргизии вывозить свои товары в Пакистан, а через его морские порты в другие страны61 .
Следует еще раз подчеркнуть, что растущий экономический потенциал Китая создает сильное поле регионального и межрегионального взаимодействия вокруг него. В соответствии с традиционным геополитическим мышлением, распространенным в Китае, его воздействие на окружающие страны и народы воспринимается как модель благожелательного (и покровительственного) сотрудничества «срединной державы» с поясом соседних и смежно расположенных государств. Мало того, границы между ближним и дальним зарубежьем в традиционных представлениях китайцев сильно размыты, т. к. вся заграница воспринимается, по сути, как единое целое62 .
Между тем, экономическое развитие Китая в начале XXI века характеризуется, среди других, следующими двумя особенностями. Наличие значительных масс дешевой и дисциплинированной рабочей силы в сочетании с современными техническими и технологическими достижениями позволяют КНР осуществлять трудно решаемые в рамках какой-либо иной социально-политической и национальной системы проекты транспортного строительства в тяжелых и экстремальных условиях. Это открывает пути для освоения горного и высокогорного массива в Восточной и Центральной Азии (Тибета, Памира, даже Гималаев).
Вторая особенность состоит в зависимости Китая от импорта энергоресурсов, На данном этапе его экономика ощущает нехватку нефти, но в близкой перспективе КНР, по всей вероятности, станет и нетто-импортером природного газа, который способен заменить нефть и нефтепродукты в качестве энергетического источника.
Обе эти черты делают актуальными и жизненно важными планы Пекина по освоению материкового «околокитайского» пространства, которое богато залежами нефти и газа. Кроме использования нефтегазовых месторождений к западу (Центральноазиатско-Ка-спийский регион) и северо-западу от него (Западно-и Восточносибирский ареалы), определенные перспективы сулит и сооружение энерготранспортных коридоров из Синьцзяна на юго-запад к наиболее качественным и дешевым по стоимости энергетическим богатствам зоны Персидского залива.
Создание энергетического коридора — важнейший, но не единственный аргумент в пользу представления о наличии юго-западной дуги формирующейся «Большой Восточной Азии». Помимо энергетики существенной является и торгово-транспортная составляющая маршрута из Синьцзяна к Аравийскому морю. Если намечаемое расширение Каракорумского шоссе удастся успешно реализовать, высокогорная трасса превратится в достаточно мощную (но все же, по-видимому, не круглогодичную) артерию, соединяющую центр Евразии с Мировым океаном.
Немаловажное значение освоение Макранского побережья Пакистана имеет и с точки зрения геополитических и военно-стратегических интересов КНР. Оно позволяет Пекину обозначить свое присутствие вблизи Персидского залива, Красного моря и Африканского Рога, бросив тем самым вызов доминированию США и их союзников в районе, кардинально важном с точки зрения безопасности исключительно значимых для КНР морских путей. Играют роль и мотивы конкуренции с Индией, наращивающей военно-морскую мощь в северной акватории Индийского океана, особенно в свете вероятного стратегического ее блокирования с США, Израилем, европейскими странами.
Весьма любопытно, что китайские (не афишируемые) намерения по «обустройству» юго-западной дуги «Большой Восточной Азии» на данном историческом этапе не вступают, как кажется, в противоречие с американскими планами «Расширенной Центральной Азии», или «Большого южно-центральноазиатского пространства». Это объясняется тем, что США и их союзники по НАТО берут на себя «черновую» работу по утверждению гражданского порядка и безопасности во внутренних районах широкого пояса от Центральной Азии — на севере, до Афганистана и Пакистана — на юге. Основную часть сил и средств Запад расходует в Афганистане именно на эти цели, не уделяя, по-видимому, необходимого внимания подъему экономики и решению социальных задач. Не исключено, что через три-четыре года, создав в этой стране национальную армию и убедившись в ее возможностях поддерживать относительный мир и порядок, США выведут оттуда основную часть своих вооруженных сил, предоставив другим государствам и международным корпорациям продолжить экономическое освоение афганского рынка и его природных ресурсов. При таком гипотетическом варианте Китай, скорее всего, будет иметь преимущества перед другими глобальными и региональными игроками.
Политика обеспечения стабильности и условий для мирного су-ще-ствования людей, борьба с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом в полной мере отвечают и интересам России. Для Москвы выгодно поддержать такое вмешательство внешних сил, которое не направлено на прямое или косвенное ее вытеснение с геополитического и геоэкономического поля Центральной Евразии (Центральной Азии и Южного Кавказа). Именно этот регион может считаться на обозримую перспективу частью ее расширенной региональной системы, «Большой России». По ряду причин интересы России неотвратимо сдвигаются с запада на восток Евразии и ориентируют ее региональную (евроазиатскую) политику в сторону юга и юго-востока. При этом у России есть два фланговых направления — южное (кавказско-иранское) и восточное (дальневосточно-китайское). Между ними располагается центральное (сибирско-центральноази-атское). Все они взаимосвязаны, различаясь по конкретным характеристикам.
На центральном направлении Россия сталкивается с проектами-конкурентами, американским и китайским. Исход этой конкурентной борьбы трудно предугадать. Дьявол, как известно, кроется в деталях, и успех той или иной программы зависит не от аналитической красоты и совершенства, но от эффективности систем (политических, экономических, социальных), приводящих ее в действие.
На данном этапе все геополитические и геоэкономические межрегиональные проекты не кажутся взаимоисключающими. Они укладываются в представления об открытом регионализме, скорее дополняют и взаимодействуют, сопрягаются друг с другом, чем входят в противоречие. Взаимоналожение макрорегиональных конструкций результате которого в выигрыше должны оказаться все (хотя и неодинаковом). Модель такой конкуренции в сотрудничестве, соревновании на эффективность, соответствует представлениям о многосторонней «кооперационной безопасности» в противовес безопасности коллективной, лидерской63.
В конце заметим, что процесс экономического преобразования материковых просторов Азии находится все еще в первоначальной стадии. Хотя теоретические наработки в этой области существуют давно, а конкретные проекты и меморандумы о понимании относятся к началу — середине 1990-х годов. Все же, несмотря на объективные трудности стяжения регионов и формирования в этой части мира политико-экономических макропространств, продвижение к ним, очевидно, продолжится. Но не следует ожидать быстрых результатов. Нельзя также исключить и длительные приостановки, вызванные комбинированным воздействием разнообразных научно-технических, экономических и политических факторов.

 

Примечания

1 EIACountry Briefs China 2006. URL: http://www.eia.doe.gov/emeu/ cabs/ chma/html
2 См.: Воскресенский Л.Д. «Большая Восточная Азия»: мировая политика и энергетическая безопасность. М.: Ленанд, 2006, с. 26 - 28, 48 - 49.
3 См.: Boyer A.L. Recreating the Silk Road: The Challenge of Overcoming Transaction Costs // China and Eurasian Forum Quarterly. 2006. Vol. 4. № 4, p. 71 - 96.
4 Ху Аньган. Чем объясняются высокие темпы развития китайской экономики? // Проблемы Дальнего Востока. 2005. № 1, с. 46; Кондрашова Л., Ма Вэнъцзе. КНР: выбор региональных приоритетов // Там же, с. 82 -83, 88.
5 Lam W. The Qinghai-Tibet Railway: China's New Instrument for Assimilation // The Jamestown Foundation, China Brief. Vol 6, 11 (2006, July 5). URL: http://www.jamestown.org
6 У. Лэм утверждает также, что как партийный секретарь Тибетского автономного района Ху Цзиньтао руководил подавлением антиправительственных выступлений в Лхасе в марте 1989 г. // Ibid.
7 Кондрашова Л., Ма Вэнъцзе. КНР: выбор региональных приоритетов, с. 91.
8 The World Fact Book: China. URL: http://www.worldfactbook updated at 8 February 2007; Hirst C. China's Global Quest for Energy. Washington, 2006. A Report for the US Government, PDF Format, p. 3. URL: http://www. iags.org; Norling N. Russia's Energy Leverage over China and the Sinopec-Rosneft Deal // China and Eurasia Forume Quarterly. Vol. 4. № 4, p. 32. В то же время надо иметь в виду, что доля нефти в структуре первичных источников энергии, потребляемых экономикой КНР, согласно последним данным, составляет 22%, природного газа — 3%, а основная часть приходится на уголь — 69% // EIA Country Briefs China.
9 См.: Современные международные отношения и мировая политика / Под ред. А.В. Торкунова. М. : Просвещение, 2004, с. 868.
10 См. интервью с тогдашним главой НК ЮКОС М. Ходорковским, который, судя по всему, был одним из главных инициаторов «китайского» проекта (Эксперт. 2000. № 3, с. 23); см. также: Norling N. Russia's Energy Leverage over China, p. 33 - 34.
11 Ibid., p. 32.
12 Резникова О.Б. Китай и Центральная Азия: асимметрии экономического взаимодействия // Евразия: современные проблемы развития / Отв. ред. А.А. Рогожин. М. : ИМЭМО РАН, 2005, с. 81 - 84; Hirst С. China's Global Quest for Energy, p. 5.; Guo Hue tang. The Energy Security in Central Eurasia: the Geopolitical Implications to China's Energy Strategy // China and Eurasia Forum Quarterly. 2006. Vol. 4. № 4, p. 130; Xuanli Liao. Central Asia and China's Energy Security // Ibid., p. 65.
13 Ibid., p. 5 - 6. В ходе визита H. Назарбаева в Москву в апреле 2006 г. получила подтверждение информация о том, что Россия готова подключиться к казахстано-китайскому проекту, переведя конкурентные отношения с Казахстаном в партнерские. См.: Лаумулин М. Газпром как ТНК и страны Центральной Азии // Центральная Азия и Кавказ. 2006. № 5, с. 49; о западном направлении в энергетической политике КНР см: Томберг И. Центральная Азия и Каспийский регион: новый этап «большой энергетической игры // Центральная Азия и Кавказ. 2006. № 5, с. 31—33.
14 Hirst С. China's Global Quest for Energy, p. 3.
15 См.: Белокреницкий В.Я. Энергетическая безопасность Северо-Восточной Азии: проблема террористических и нерегиональных политических рисков // Энергетические измерения международных отношений и безопасности в Восточной Азии / Под общ. ред. и рук. чл.-кор. РАН А.В. Торку-нова. М.: МГИМО-Университет, 2007, с. 517 - 536.
16 Ш Shisheng. China's South Asia Policy and its Regional // Major Powers and South Asia. Islamabad, 2004, p. 306 - 310.
17 Пик китайско-пакистанского сотрудничества в ядерной и ракетной областях пришелся, по-видимому, на 1980-е — начало 1990-х гг. В 1993 г. Китай подписал Договор о ядерном нераспространении, а в 1996 г. прекратил подземные ядерные испытания. Взяв на себя такие обязательства, он был вынужден более осторожно относиться к передаче секретов ядерного оружия и производства баллистических ракет Пакистану, стремясь не давать поводов для острой критики Вашингтоном. Можно предположить, что после этого Пакистан перенес центр тяжести своих усилий по получению доступа к ракетным технологиям с Пекина на Пхеньян, и именно северокорейский прототип позволил пакистанским военным совершить удачный запуск первой в Южной Азии ракеты средней дальности в апреле 1998 г.  См., в частности: Ядерное противостояние в Южной Азии / Под ред. А. Арбатова и Г. Чуфрина. М.: Московский центр Карнеги, 2005, с. 17 - 22.
18 О подъеме сепаратистского движения в СУАР см., напр.: Dillon М. xinjiang: Ethnicity, Separatism and Control in Chinese Central Asia. Durham: East Asian Studies, University of Durham, 1995, p. 17 - 34. По сравнению с рубежом 1980 - 1990-х гг. ситуация с безопасностью в Синьцзяне в начале XXI века явно улучшилась, чему способствовали и экономический подъем, и ослабление сил экстремистов и сепаратистов, и наличие в регионе 200-тысячной китайской армии. См.: Niazi Т. The Ecology of Strategic Interests // China and Eurasia Forum Quarterly. Vol. 4. № 4, p. 111.
19 См.: Замараева H.A. Пакистанский порт Гвадар в региональной стратегии Китая. URL: http://www.iimes.ru/rus/stat/2006/12-ll-06.htm; Chaturvedi R.R. Interpreting China's Grand Strategy at Gwadar // Peace and Conflict. 2006. Vol. 9. № 3. March, p. 4 - 5.
20 Lamb A. The Asian Frontiers. Melbourne; Canberra: Cheshire for the Australian Institute of International Affairs, 1968, p. 95; Hafeez M. Soviet-Pakistan Relations and Post-Soviet Dynamics. L.: Macmillan, 1994, p. 103 - 104.
21 Dawn. 1977. April.
22 Мукимджанова P.M. Страны Центральной Азии. Азиатский вектор внешней политики. М.: Научная книга, 2005, с. 84.
23 Aneja U. Pakistan-China Relations. Recent Developments (Jan-May 2006) // IPCS Special Report 26. New Delhi, p. 6.
24 Pakistan, China Sign Treaty of Friendship // Dawn. 06 April 2005. URL: http://www.dawn.com; 'Friendship Enters New Qualitative Stage': Musharraf-Wen Meeting // Dawn. 07 April 2005.
25 Niazi T. Thunder in Sino-Pakisastan Relations // The Jamestown Foundation China Brief. 2006. Vol. 5 - 6. March 02.
26 См.: Замараева Н.А. Пакистанский порт Гвадар в региональной стратегии Китая; Ramachandran S. China's pearl in Pakistan's waters // Asia Times Online. March 4. 2005. URL: http://www.atimes.com
27 PM outlines incentives for Chinese investors // The News International. December 18. 2004. URL: http://www.thenews.com.pk; Pakistan an emerging economic hub, says Musharraf // Dawn. February 24. 2006.
28 Haider Z. Baluchis, Beijing, and Pakistan's Gwadar Port / Z. Haider // Georgetown Journal of International Affairs. Winter-Spring 2005, p. 97.
29 Ibid., p. 100 - 101; Pakistan: The Worsening Conflict in Baluchistan. — International Crisis Group Asia Report. 2006. № 119. September 14. URL: http://www.crisisgroup.org
30 Ramachandran S. China's Pearl Loses its Luster // Asia Times Online. Jan. 21. 2006; China to Bolster Security Cooperation // Dawn. 2006. February 20.
31 «All-weather» Pakistan—China friendship // People's Daily Online, 22 February 2006. URL: http://english.peoplesdaily.com.cn
32 Шилин А.А. Стратегический баланс в Южной Азии. М.: Научная книга, 2004, с. 168 - 169.
33 Hirst С. China's Global Quest for Energy, p. 13.
34 Mustafa К. Delay in Gwadar Port Project Causes $500 m. Loss // The News International. 2007. January 4.
35 Islamic Republic of Pakistan People's Republic of China Free Trade Agreement. URL: http://www.pakistanlink.com.pk
36 Editor-in-Chief. A Very Important Friendship // The News International. 2006. November 26.
37 Idem. Railways Progress: Musharraf // The News International. 2006. December 19.
38 China Interested in Himalayan Pipeline // The News International. 2006. October 24.
39 Fazl-e-Haider S. Gwadar and Oil Politics / S. Fazl-e-Haider // Dawn. 2007. January 15.
40 Pak-China to Discuss Road Projects // The Nation. 2006. Match 16. URL: http://www.thenation.com.pk; Fazl-e-Haider S. Gwadar and oil politics.
41 Port of Singapore to Operate Pakistan's Gwadar Port // xinhua, People's Daily. 26,12,2006; Singapore to Run Gwadar Port Management // The News International. 2007. January 11.
42 Maleki A. Iran and China: Dialogue on Energy // Harvard University. 2006. May 15. URL: http://www.bcsia.ksg.harvard.edu, PDF Format, p. 30; Guo Xuetang. The Energy Security in Central Eurasia, p. 123 - 124.
43 Iran sees China gas deal taking year to sign // Reuters News. 2007. February 12. URL: http://www.uofaweb.uzalberta.ca
44 Pakistan, India will Resist Pressure: Iran; Gas Pipeline Project // Dawn. 2005. September 30; IPI Deal Close, Says Aziz // Dawn. 2007. February 19.
45 Chu Shalong. Tsinghua University, Beijing. China and Peacebuilding and Reconstruction of Afghanistan // Manuscript. 2002. September.
46 Протокол Шанхайской организации сотрудничества и Исламской Республики Афганистан о создании Контактной группы ШОС - Афганистан, ноябрь 2005 г. См. официальный сайт ШОС.
47 О значении таких коридоров говорит тот факт, что, по данным на 2004 г., доля государств Залива в нефтяном импорте Китая равнялась 45%, а стран Африки — 29%. Afrasiabi К. China's Energy Insecurity and Iran's crisis, p. 2.
48 См., например: Canfield R.L. Restructuring in Greater Central Asia: Changing Political Configuration Asian // Survey. 32:10 (October 1992), p. 875 -887; Belokrenitsky V.Y. Russia and Greater Central Asia // Asian Survey. 33:12 (December 1993), p. 1093 - 1108; Центральноазиатский макрорегион и Россия / Отв. ред. В.В. Наумкин. М.: ИВ РАН, 1993.
49 Starr S.F. A 'Greater Central Asia Partnership' for Afghanistan and Its Neighbors. March 2005. URL: http://www.silkroadstudies.org, p. 17; см. также: Starr S.F. A Partnership for Central Asia // Foreign Affairs. 2005. July-August.
50 Kabul Conference on Partnership, Trade and Development in Greater Central Asia. April 1 - 2. 2006.
51 Обещанная иностранная помощь Афганистану составила 13 млрд долл., из них на целевые проекты выделено 4 млрд. По другим данным, суммарные военные расходы США и НАТО в Афганистане с 2002 г. составили 82,5 млрд долл., а на мирные цели было израсходовано в 11 раз меньше — 7,3 млрд. См.: Аверков В. Направления реконструкции Афганистана, 9,3,2006, at: afghanistan.ru; Suri S. Taliban taking once again, September 6, 2006. URL: http://www.antiwar.com/ips/suri.php7articled-9657
52 Boyer A.L. Recreating the Silk Road, p. 76.
53 Kuchera J. Washington to Make Diplomatic Push for Greater Economic Integration in Central, South Asia, 2,16,07. URL: eurasianet.org
54 Жуков С.В. Центральная Азия: восстановительный рост 1996 - 2004 гг. // Евразия: современные проблемы развития. М. : ИМЭМО РАН, 2005, с. 32.
55 Так, в январе 2007 г. президент Дж. Буш обратился в конгресс США с запросом о дополнительных расходах, связанных с Афганистаном. Из общей суммы 10,6 млрд львиная доля в 8,6 млрд долл. предназначалась на обучение и снаряжение афганской армии и силовых структур. См.: US unveils plan to stem Taliban tide // The News International. 2007. January 26.
56 Названная по имени секретаря по иностранным делам при вице-короле Британской Индии сэра М. Дюранда, линия была установлена в 1893 г. как постоянная граница между англо-индийскими владениями и территорией, находившейся под контролем зависимого от англичан эмира Кабула. С 1930-х гг. уже независимый Афганистан оспаривает ее законность.
57 70 тысяч пакистанских рабочих в Афганистане. 26,12,2005. URL: http://www.afghanistan.ru
58 Независимая газета. 2006. 14 декабря.
59 Центральная Азия и Кавказ. 2006. № 5, с. 9.
60 Подробнее см: Князев А.А. Северо-восток Афганистана и сопредельные страны: перспективы экономического сотрудничества // Афганистан в начале XXI века. М., 2004, с. 57 -66; Мукимиджанова P.M. Страны Центральной Азии. Азиатский вектор внешней политики, с. 167 - 168.
61 First Pakistani container reaches in Almaty via Karakoram Highway, December 06, 2006. URL: http://www.pakistanlink.com.pk
62 Воскресенский А.Д., Лузянин С.Г. Китайский и российский факторы в Центральной Азии: традиционные вызовы и новые возможности // Северо-Восточная и Центральная Азия. Динамика международных и межрегиональных взаимодействий / Под ред. А.Д. Воскресенского. М.: РОССПЭН, 2004, с. 389 - 390.
63 О модели такой системы безопасности см: Воскресенский А.Д. «Большая Восточная Азия»: мировая политика и энергетическая безопасность, с. 110.

 

Между индийским молотом и афганской наковальней

Географически Пакистан зажат между Индией на востоке и Афганистаном на западе. Происходящее ряд последних десятилетий ухудшение внутриполитического положения в стране вызывает сомнения относительно ее будущего. Превращение Пакистана в провальное государство (failed state) опасно с нескольких точек зрения. Во-первых, угрозой применения ядерного оружия либо самим руководством, либо радикалами-исламистами, захватившими контроль над всем комплексом или его частью, достаточной для производства «грязной бомбы» (радиологического оружия). Во-вторых, распространением экстремизма в виде идеологии, массового движения, террора и диверсий. В-третьих, увеличением потока мигрантов, а также вывоза наркотиков и оружия. В четвертых, обострением ситуации в южной части Евразии, перспективой распада государственных образований и превращения ареала в зону острых и долговременных международных конфликтов.

 

Идея Пакистана и ее воплощение

 

Тревога за будущее страны заставляет обратиться к ее истокам. Они весьма необычны. Пакистан не имеет прямых исторических прецедентов и четко выраженного этнического стержня. Страна появилась в августе 1947 г. путем предоставления Лондоном ей и Индии прав независимых доминионов. Этот акт завершил борьбу индийцев за освобождение от колониальной зависимости. Движение за образование отдельного от новой Индии государства с мусульманским большинством возглавляли партия Всеиндийская мусульманская лига и ее бесспорный лидер, «великий вождь», как называют его в Пакистане, М.А. Джинна.
Международные процессы / Гл. ред. А. Богатуров. Том 9. № 2, май-август 2011, с. 102 - 111.
Тактика Джинны строилась на том, что Индию населяют представители двух наций — индусов и мусульман. Хотя мусульмане были в явном меньшинстве (четвертая часть населения), они, по его мнению, могли рассчитывать на равное к себе внимание со стороны англичан. При этом Джинна отражал опасения мусульманской элиты оказаться в будущем независимом государстве оттесненной индусами на задворки. Лондон по существу согласился с такого рода подходом и тем поощрял тенденции на раскол или на образование рыхлого, раздираемого внутренними противоречиями государства1. Для мусульманских масс и средних слоев главное состояло в защите исламской идентичности.
В намерения Джинны не входило создание государства с абсолютным преобладанием мусульман. Однако в результате массового обмена населением между Индией и Пакистаном, последовавшего за разделом, доля немусульман в Пакистане стала незначительной. Особенно сильно она сократилась в западной части страны, которая в конце 1971 г. после создания Народной Республики Бангладеш на месте её восточной провинции, образовала Пакистан в современных границах, простирающихся от Гималаев до Аравийского моря и охватывающих бассейн реки Инд и ее притоков.
Трансформация Пакистана в чисто мусульманскую страну сопровождалась изменениями в составе ее политической элиты и привела к провозглашению в соответствии с Конституцией 1956 г. первой в мире Исламской Республики. Ислам стал восприниматься как главное основание государства, его raison d'etre.
Впрочем, исламская идентичность не позволила сохранить страну в первоначальном ее «двукрылом» виде. Теория Джинны о существовании в Индии единой нации мусульман не прошла испытания временем. Ей на смену пришло более емкое и ортодоксальное представление о солидарности мусульман, а с ним вместе и теории очищения ислама, возврата к его фундаментальным основам, к религии праведных предков (салаф-ас-салахин).
Превращение из страны индийских мусульман в республику исламского типа не изменило опасений по поводу намерений Индии, особенно после неудачи в первой войне с ней 1947 - 48 гг. в оспариваемой области Кашмир. Страх усилился из-за того, что на первых порах в арабомусульманском мире к Пакистану отнеслись весьма скептически. Оставшись один на один с Индией, Пакистан нашел выход в союзе с США и резком усилении с их помощью вооруженных сил.
Таким образом, страх перед соседом породил крупную армию, руководство которой узурпировало власть в стране в конце 1958 г. Это был первый из череды военных переворотов, до сих пор во многом определяющих характер политического режима страны. Перевооружившись, Пакистан попытался взять реванш за поражение в первой кашмирской войне и в 1965 г. развязал вторую, в которой также не добился успеха. Ничейный результат, зафиксированный декларацией, подписанной руководством двух стран в Ташкенте в январе 1966 г., вскоре выявил капитальный проигрыш Пакистана и подготовил вышеупомянутый его раскол на два государства после поражения в третьей войне с Индией.
Хотя Пакистан стал по числу жителей наполовину меньше, его армия не сократилась, а выросла благодаря усилиям поставленного военными во главе страны яркого политика З.А. Бхутто и потребовала новых сфер деятельности. В 1974- 77 гг. правительство Пакистана развернуло боевые действия против повстанцев в обширной, контролируемой племенами провинции Белуджистан. Выступавшая под левыми лозунгами оппозиция получала поддержку извне, главным образом из Ирака, и оказала ожесточенное сопротивление. Белуджская война, в которой Исламабаду активно помогал шахский Иран, оказалась одним из узелков в конфликтной сети, начинавшей опутывать широкий ближневосточный регион и прочно втянувший в нее Пакистан.

 

Пакистанские корни афганской проблемы

Конец 1970-х годов отмечен подъемом политического ислама на всем Ближнем Востоке. Антишахская революция в Иране завершилась победой происламских сил во главе с имамом Хомейни и его идеологии неошиизма. На рубеже двух десятилетий исламисты дали о себе знать в Египте, Ираке, Судане и Сирии. Левый прокоммунистический и правый религиозный радикализм столкнулись в Афганистане. Причем корни этого противостояния уходят в значительной мере в пакистанскую почву, где уже с начала десятилетия наблюдался рост как умеренных, так и радикальных происламских настроений.
В 1975 г. пакистанские военные с согласия премьер-министра Бхутто предоставили убежище бежавшим из Афганистана после неудачи антиправительственного путча Г. Хекматъяру, Б. Раббани и А.Ш. Масуду. В Пакистане они, по некоторым сведениям, прошли инструктаж под руководством Общевойсковой разведки (ОВР; InterService Intelligence, ISI), а затем перебрались обратно в Афганистан2. Утвердившийся в апреле 1978 г. левый режим Народно-демократической партии Афганистана (НДПА) был для них еще менее приемлем, чем правление центриста М. Дауда, против которого они подняли мятеж. Сопротивление официальным афганским властям началось в период внешне благоприятных отношений между ними и руководством Пакистана, еще до ввода советских войск в Афганистан в конце декабря 1979 г.
Между тем в Пакистане исламизм активно вышел на авансцену политической борьбы в 1977 г. во время подготовки к проведению парламентских выборов. Против правящей Пакистанской народной партии (ПНП) Бхутто выступила объединенная оппозиция, основу которой составляли умеренные исламисты из партий Джамаат-е ислами (ДИ, Исламское общество) и Джамиат-е улема-е ислами (ДУИ, Сообщество исламских богословов). Потерпев неожиданно тяжелое поражение на выборах в марте того года, оппозиция обвинила власть в массовых подтасовках и парализовала жизнь в стране. Объявленные премьер-министром срочные меры по введению исламских порядков не спасли его от военного переворота в июле и казни в апреле 1979 г. Генералы, возглавляемые начальником штаба армии М. Зия уль-Хаком, совершив государственный переворот, некоторое время заигрывали с политиками-исламистами, предоставляя им места в кабинете министров. В октябре 1979 г. генерал Зия уль-Хак, занявший пост президента, объявил о запрете политической деятельности и введении исламской формы правления. За этим последовала активная фаза исламизации по сути всех сторон жизни общества. Возросшая исламизированность пакистанского общества до сих пор остается фундаментальным фактом его состояния3. Исламские преобразования в Пакистане способствовали идеологической консолидации противников режима НДПА в Афганистане. В 1980-х годах в Исламабаде и Пешаваре, главном городе северо-западной, пуштунской провинции страны, прочно обосновались штаб-квартиры семи афганских партий муджахедов (борцов за веру). Они координировали действия боевых групп в Афганистане, распределяли между ними оружие и боеприпасы. Лидерам муджахедов помогала, часто оттесняя их на задний план, пакистанская армия, в основном через Общевойсковую разведку, которая увеличила свои ряды и приобрела с тех пор особо важное значение. В директорате ОВР было создано специальное афганское бюро, в распоряжении которого находились склады с оружием и амуницией, поступавшими главным образом из США, Египта и КНР4. Не менее значительную роль в афганских делах Пакистан сыграл и после окончания борьбы за власть между левыми и правыми силами. Еще в большей степени, чем муджахеды, афганские талибы были порождением эры Зия-уль-Хака и пакистанских властей. Генерал в 1988 г. погиб в авиакатастрофе, которая была, очевидно, актом возмездия, но основы его стратегической линии сохранились и при смене режима с военного на гражданский. Они состояли в укреплении позиций в Афганистане, а при благоприятном раскладе и в Центральной Азии. Цели военных на их языке заключались в создании «стратегической глубины» обороны от Индии, но за этим скрывалось желание в первую очередь привязать к себе Афганистан.
В конце апреля 1992 г. казалось, что эта задача достигнута. В Кабуле утвердилась власть муджахедов — ставленников Исламабада. Но среди победителей начались распри, которые пакистанцам прекратить не удалось. К тому же, ни одна из претендовавших на власть партий-группировок не торопилась с признанием Пакистана в качестве покровителя и благодетеля.
Наиболее близким к пакистанским военным традиционно был Хекматъяр, возглавлявший Хезб-е ислами (Исламскую партию) Однако именно он повел себя исключительно жестко в борьбе с противниками из числа бывших союзников — муджахедов. Весной 1994 Г. Хекматъяр подверг Кабул невиданным до того разрушительным обстрелам. Город опустел, а страна оказалась поделена между враждующими «военными лордами».
Именно в это время пакистанское министерство внутренних дел обнаружило новую опору среди афганцев. Ей оказались представители молодого поколения, получившие за годы войны религиозную подготовку в лагерях для беженцев. Талибы (ученики и выпускники медресе) составили костяк первых отрядов новой группировки. Выступив под лозунгом борьбы за объединение страны и установление в ней законов шариата (исламского права) они привлекли на свою сторону многих муджахедов в основном из числа пуштунов, населяющих южные провинции страны. Пакистанская армия и ее разведка вскоре оценили потенциал движения Талибан (мн. число на яз. пушту от талиб) и оттеснили министерство внутренних дел от кураторства за ним5.
Осенью 1996 г. талибы овладели Кабулом, превратив главный город юга страны — Кандагар — во вторую столицу провозглашенного ими Исламского Эмирата. Исламабад неизменно поддерживал режим, но был вынужден смириться с определенным отдалением от него талибов, у которых появился признанный лидер Мулла Омар. Пакистанцы к тому же не одобряли появление у талибов союзника и спонсора в лице У. бен Ладена, руководителя подпольной арабской организации Аль-Каида (Основа), не скрывавшего приверженности к актам террора и насилия в борьбе с Западом, Израилем, да и остальным миром, критика и противника королевского дома Саудовской Аравии.
Верность бен Ладену привела к разгрому талибов вскоре после осуществленных Аль-Каидой терактов в США 11 сентября 2001 г. Талибы не оказали серьезного сопротивления силам американо-британской коалиции и отрядам Северного альянса, состоявшим из муджахедов — северян, главным образом таджиков, узбеков и др. Руководство Пакистана, к тому времени вновь военное, возглавляемое генералом П. Мушаррафом, было вынуждено в последний момент отказаться от поддержки талибов, чтобы не быть обойденным Индией с афганской стороны и не испортить отношения с США.

 

Подвесной мост пакистанской государственности

Союз с Америкой не раз становился главной внешней опорой Пакистана. Первый брак по расчету, а отчасти и любви, длился с 1954 до 1965 г. «Предательство» Вашингтона, отказавшегося поддержать Пакистан в войне с Индией, привело к «разводу», который позволил США ограничиться лишь демонстрацией поддержки Исламабада в критический момент раскола страны 1971 г. Конфликт с участием советских войск в Афганистане в 1980-х годах способствовал новому сближению двух государств, причем на этот раз это был брак исключительно по расчету, завершившийся к рубежу двух десятилетий. Третье «бракосочетание» с трудом переносящих друг друга партнеров длилось с 2001 г и, вполне вероятно, закончится в ближайшее время.
К числу двух других внешних опор пакистанского подвесного моста относятся Китай и Саудовская Аравия. Ориентация на Пекин ясно обозначилась в 1962 г. после пограничной войны, в которой Китай нанес ощутимое и обидное поражение Индии. Классический вариант дружбы с соседом соседа обеспечил «всепогодное», как называют его в Поднебесной, сотрудничество КНР с Пакистаном. Однако в конце ХХ столетия классическую геополитику потеснила неклассическая геополитика экономической конкуренции и сотрудничества. В рамках новой парадигмы произошло сближение Китая и Индии, многократный рост их взаимной торговли. Пекин изменил свою позицию по Кашмирскому вопросу и не поддержал Пакистан в четвертой войне (мини-войне) с Индией в Кашмире в мае-июле 1999 г.
Опора на Саудовскую Аравию, как это ни покажется странным, учитывая фактор исламской солидарности, появилась позже двух других. Лишь с утверждением Фейсала ибн-Сауда во главе королевства в 1964 г. Эр-Рияд стал оказывать явное предпочтение Пакистану перед Индией. И только после революции нефтяных цен в начале 1970-х годов и превращения СА в богатое нефтедолларами государство дружба с королевством превратилось в в крайне необходимую для Пакистана.
Разрушение несущих внешних опор грозит обрушением моста пакистанской государственности и явно страшит его правящую элиту. Однако общественное мнение подтачивает ставку на США. Первый фактор широкого недовольства, охватившего страну в последние годы связан с участием пакистанской армии в войне с афганскими талибами, которых в Пакистане редко воспринимают критически в отличие от Аль-Каиды .
Руководство страны, очевидно, дало согласие на применение нового оружия, беспилотных самолетов, против скрывающихся в горах экстремистов из Аль-Каиды и их союзников, в том числе появившихся в 2004 г. пакистанских талибов, однако американцы, по распространенному в Пакистане мнению, злоупотребляют этим согласием. Из-за ракетных обстрелов с беспилотников гибнут не только боевики, но и мирные жители. Несмотря на пакистанские протесты, использование беспилотных самолетов при нынешней администрации США постоянно возрастало вплоть до сентября 2010 г., когда за месяц было совершено более 20 вылетов6. В начале 2011 г. отношения между Пакистаном и США обострились вследствие убийства американцем Р. Дэвисом двух пакистанцев на улицах Лахора. Американец, как оказалось, работал на ЦРУ и, чтобы спасти его от суда, родственникам убитых выплатили более 2 млн долл.7 Несмотря на законность практики уплаты «кровавых денег», в Пакистане испытали чувство национального унижения. Оно еще более усилилось после ликвидации американским спецназом бен Ладена 2 мая 2011 г. Вашингтон не поставил в известность о готовящейся операции своих союзников по борьбе с терроризмом и объявил на весь мир, что он несколько лет спокойно жил недалеко от столицы Пакистана в г. Абботабад, где располагается главная военная академия страны. После всего произошедшего власти Пакистана были вынуждены отреагировать — более 200 американских военных инструкторов спешно покинули страну, контакты между ЦРУ и ОВР оказались заморожены8 .
Особенностью момента является то обстоятельство, что накренившуюся американскую опору Исламабаду нечем заменить. Китай не хочет заступать на место США из стратегических соображений, а также потому, что китайские инженеры и специалисты пострадали от террора пакистанских исламистов в 2006 - 2007 гг. Пекин прекратил оказание помощи в сооружении порта Гвадар на Аравийском море. Саудовская Аравия крайне заинтересована в поддержке Вашингтона в условиях кризиса в соседних арабских государствах и конкуренции с Ираном. Далекая Россия скорее конкурент за деньги, которые США тратят на снабжение своей группировки в Афганистане.

 

Слабое государство, сильное общество

Слабость внешних опор сочетается с эрозией внутренних основ пакистанского государства. Но, по мнению ряда наблюдателей, это не является отличительной его чертой, а сохранение традиций жесткого общественного порядка восполняет недостаток обеспечиваемой государством управляемости9. Локальные социумы, жизнь в которых регулируется не столько законом, сколько понятиями о праве сильных и договоренностями между ними, не избежали перемен под воздействием новых экономических и социальных реалий, но сумели к ним во многом приспособиться.
В истории Пакистана, заметим, не было периода, когда бы ни происходил рост экономики, подстегиваемый, правда, экстенсивным, демографическим фактором. Наблюдалась быстрая урбанизация за счет переселения сельских жителей, а также временная и постоянная миграция за рубеж. Благодаря переводу средств, заработанных за границей, произошло некоторое улучшение бытовой инфраструктуры, увеличилась численность средних слоев с повышенными, хотя еще и очень низкими по мировым меркам доходами.
Несмотря на увеличение разрыва между богатыми и бедными, пакистанское общество ныне в целом деполитизировано. Хотя доля молодежи в возрасте 15 - 24 лет превышает 20%, образуя «бугор» на возрастной пирамиде, молодые люди в массе своей равнодушны к политике. Они озабочены собственным будущим и своим благополучием. 38% пакистанцев, согласно опросам, хотели бы эмигрировать, причем в мегаполисах, подобно Карачи, их удельный еще выше10. По всей видимости, катастрофа Пакистану вряд ли грозит в близком будущем. Социальные контрасты приглушены. Этнический сепаратизм дает о себе знать только в Белуджистане, да и там имеет ограниченное распространение.
Отметим, что эволюция Пакистана следует логике 10 - 11-летних циклов11. Очередной седьмой цикл начался в стране в 2008 г. с переходом власти от военных к политикам, победившим на всеобщих выборах.
Представляется вероятным, что нынешнее коалиционное правительство, где тон задает ПНП, осененная именем двух мучеников — казненного основателя партии З.А. Бхутто и убитой в 2007 г. его дочери, дважды премьер-министра Беназир Бхутто — сумеет довести страну до очередных выборов в 2013 г. Не исключено, что катаклизмы начнутся после них, тем более что взрывоопасной тогда может стать ситуация в соседнем Афганистане, который скорее всего покинет большая часть американских и натовских войск. Население Пакистана приблизится к тому времени к 200 млн человек, а количество пресной воды на человека опустится существенно ниже критической отметки в 1000 кубометров. Свою роль могут сыграть природные катаклизмы, наподобие наводнения лета 2010 г., когда вода смыла целые деревни, затопила города, нанеся ущерб почти 20 миллионам.

 

Заключение.

Напоследок вернемся к особенностям положения Пакистана в регионе. Позиция Индии в этом ракурсе имеет критическое значение. Ее во многом определяют военные приготовления Пакистана при сохранении там стержневой роли армии, а также угроза терроризма, исходящего оттуда. Согласно некоторым данным, Пакистан догнал или даже обошел Индию по числу ядерных боезарядов, наращивает силу ракетных войск. Крупные террористические акты в Индии, периодически совершаемые исламистами из Пакистана при попустительстве, а то и посредничестве военных кругов, надолго отравляют атмосферу двусторонних отношений. Индия считает вопрос о Кашмире в основном закрытым, в то время как Пакистан настаивает на его нерешенности. Все большую остроту приобретает проблема дележа воды между двумя странами. В Индии с опаской наблюдают за ослаблением либеральных настроений в Пакистане, наступлением исламо-национализма.
Ответ Индии на новые теракты и провокации с пакистанской стороны может стать угрозой для выживания Пакистана, хотя, по мнению большинства аналитиков, она скорее проиграет, чем выиграет от его коллапса. Перспективам Пакистана угрожает и развитие ситуации в Афганистане. В случае успеха примирения между нынешней властью и талибами и продолжения на этой основе «исламизированной модернизации», он превратится в магнит для части пакистанских пуштунов. Однако и провал нормализации в Афганистане сулит неприятности для Пакистана. Общий для них пуштунский ареал рискует в еще большей степени погрузиться в раздоры и конфликты, превратившись в серьезную угрозу внутренней безопасности. Попытка продвижения Пакистана в Афганистан с целью закрепления там своего влияния вызовет обострение па-кистано-индийских отношений. Пакистан рискует попасть между двух огней, провалиться в зазор между соседями.
Такой вариант чреват опасными последствиями, о которых упоминалось во введении к статье. Представляется, что укрепление Пакистана как государства и органичная модернизация пакистанского общества были бы выгодны всем международным игрокам, включая Россию. Надо иметь в виду, что возможное сокращение присутствия США в Афганистане и прилегающем регионе, неминуемо «придвинет» Россию к нему, сделает необходимой лидирующую роль в борьбе с проистекающими оттуда рисками и опасностями.
Москва в последнее время справедливо уделяет больше внимания взаимодействию с Исламабадом в двустороннем и многостороннем формате. Традиционными стали встречи президентов России, Пакистана, Афганистана и Таджикистана, а также контакты в рамках Шанхайской организации сотрудничества. Желательно не только расширение российского участия в восстановлении афганской экономики, но и инвестирование средств в базовые отрасли пакистанского национального хозяйства, такие как металлургия, прокладка трубопроводов, сооружение линий электропередачи, атомная энергетика и т. п. России нужно, как представляется, стремиться к параллельному развитию отношений с Индией и Пакистаном. Можно, в частности, предложить посреднические услуги по Кашмиру и развивать стратегическое сотрудничество с обоими государствами.

Примечания
1 Подр. см.: Белокреницкий В.Я. Уход Англии из Индии и проблема образования двух доминионов // Британская империя в ХХ веке. М.: Институт всеобщей истории РАН, 2010, с. 270 - 294.
2 Davis A. How the Taliban became a military force // W. Maley, ed. Fundamentalism Reborn? Afghanistan and the Taliban. Lahore: Vanguard, 1988, p. 44.
3 Arif Hasan. The Unplanned Revolution. Karachi: Oxford University Press, 2008, p. x-xii et al.; Воробьев В.В. Правление Мухаммада Зия-уль-Хака и его влияние на развитие Пакистана // Восток. 2011. № 1, с. 81 - 92.
4 О деятельности афганского бюро ОВР в 1983 -88 гг. подробно рассказал его бывший глава бригадный генерал М. Юсаф. См.: Yousaf, Mohammad & Adkin, Mark. Afghanistan. The Bear Trap. The Defeat of a Super Power. Barnsley: Leo Cooper, 2001.
5 Ahmed Rashid. Pakistan and the Taliban / W. Maley, ed. Fundamentalism Reborn? Op. cit., p. 72 -89.
6 Gilani stresses Pak role for Afghan settlement: Musharraf approved drone reconnaissance // Dawn. Karachi, 23 Oct. 2010. Accessed at http://www. dawn.com
7 US-Pakistan relationship increasingly strained // Dawn, Karachi, March 18, 2011. Accessed at: www.dawn.com
8 Washington to reduce military presence in Pakistan // The Nation. Islamabad, 30 May 2011. Accessed at: www.pakistanpapers.com
9 См: Lieven, Anatol. Pakistan. A Hard Country. L.: Penguin Books, 2011.
10 Arif Hasan. The Unplanned Revolution. Op.cit., p. xxxyiii.
11 См.: Белокреницкий В.Я., Москаленко В.Н. История Пакистана. ХХ век. М.: Институт востоковедения РАН, 2008; О циклах см.: Пан-тин В.И., Лапкин В.В. Философия исторического прогнозирования: ритмы истории и перспективы мирового развития. Дубна, 2006.

 

Война в горах. Талибы и пакистано-афганское приграничье*

Название «талибы» и «талибан», т. е. ученик и ученики-мусульмане, ищущие, прежде всего, духовного, внутреннего знания, с 90-х годов прошлого века стало самоназванием радикально настроенных афганских исламистов. Первые отряды «учеников», созданные в Пакистане, проникли в южные районы своей страны осенью 1994 г. Вскоре они превратились во внушительную силу, испытав и победы, и поражения в боях с господствующими на юге и западе Афганистана силами муджахедов (борцов за веру). Братоубийственная война между различными муджахедскими группами, которые в конце апреля 1992 г. оккупировали Кабул, прервав 14-летнее правление светских, промосковских сил, позволила талибам укрепиться. В ноябре 1994 г. они овладели столицей южного Афганистана городом Кандагаром, в сентябре 1995 г. главным городом запада страны — Гератом, а в сентябре 1996 г. столичным Кабулом. После этого началась короткая эра Исламского Эмирата Афганистан во главе с «командующим правоверными» (амир-ал-моминин) Муллой Омаром, закончившаяся в 2001 г.

 

Пуштунский пояс и Линия Дюранда

Начнем с того, что два соседних государства на стыке Южной, Центральной и Западной Азии превратились ныне в тесно связанный между собой регион, где происходят бои, совершаются теракты, гибнут и получают тяжелые ранения мирные люди, боевики и военнослужащие. Ареал небезопасности охватывает далеко не всю территорию двух государств.
Азия и Африка сегодня / Гл. ред. А.М. Васильев. 2012. № 2, с. 24 - 27
Относительно спокойная обстановка сохраняется в исторической области Афганского Туркестана на севере страны, в ее центре и на западе в районах, прилегающих к иранской границе. Более или менее безопасно и в равнинных районах Пакистана, в провинциях Панджаб и Синд. Но Карачи остается ареной кровавых разборок, очередной пик которых пришелся на вторую половину прошедшего года. Наиболее тревожная ситуация на протяжении последних лет наблюдалась в зоне соприкосновения двух государств, в приграничной области, образуемой отрогами Гиндукуша и прилегающими к горной гряде нагорьями. Зона населена племенами пуштунов (афганцев), которые традиционно гордятся своей независимостью от внешних сил.
На протяжении длительного времени существования горного пояса безопасность в нем нарушалась в основном лишь по причинам внутреннего свойства — борьбы между племенами и внутри племен. Между тем, по предложенной М.А. Конаровским удачной периодизации, этот регион к началу текущего столетия пережил пять этапов «Большой игры» на Среднем Востоке1. На первом из них, связанном с соперничеством Британской и Российской империй в конце Х1Х — начале ХХ века, и возникла современная пограничная зона, вследствие того, что внешние для горских племен силы прочертили границу, разделившую их страну примерно пополам. Раздел осуществили афганский эмират (к тому времени зависимый от англичан в проведении внешней политики и получающий от них ежегодные субсидии) со столицей в Кабуле и англо-индийская империя с главным городом (до 1911 г) в бенгальской Калькутте. Соглашение о пограничной линии протяженностью почти в 2,5 тыс. км. было подписано осенью 1893 г. в Кабуле эмиром Абдур Рахман Ханом и сэром Мортимером Дюрандом, англоиндийским секретарем по иностранным делам. За ней в дальнейшем закрепилось название «линия Дюранда». Уточнение границы и подписание отдельных соглашений по четырем ее участкам осуществляли специально созданные смешанные комиссии в 1894- 95 гг., одновременно с делимитацией границы между северными областями Афганистана и российскими владениями в Средней Азии2.
Отмеченная на картах линия размежевания не нарушила свободу передвижения внутри полосы пуштунских племен. Они стремились сохранить традиционный уклад жизни и привычные способы добывания средств к существованию — набеги на равнинные поселения, грабеж торговых караванов и получение отступного за пропуск товаров. Война в горах, точнее на подступах к ним, между англо-индийской армией и ополчениями племен (лашкарами), временами обострялась (в конце 1890-х и в 1920 - 30-х годах), но не носила характера конфликта, затрагивающего весь приграничный ареал.
Спокойной в зоне пакистано-афганского приграничья она оставалась и на протяжении всего предпоследнего этапа «Большой игры» (1978 - 2001 гг.), когда у власти в Кабуле находились сначала «коммунисты» из Народно-демократической партии Афганистан (НДПА), а потом исламисты (муджахеды и талибы). Впрочем, в отдельные годы (1989 и 1998) ситуация в приграничной зоне обострялась в первом случае, в связи с наступлением муджахедов со стороны Пакистана на позиции сил кабульского правительства (битва за Джелалабад), а во втором — из-за авиационных ударов США по позициям укрывшейся под крылом талибов в приграничных горах Аль-Каиды.
Лишь на последнем этапе, начавшемся с вторжения америка-нобританских войск в Афганистан осенью 2001 г., спокойствие и безопасность в приграничном ареале, прежде всего с пакистанской стороны, были серьезно и надолго нарушены.

 

Талибы переходят границу

Причина в том, что ополчения афганского движения Талибан, потерпев поражение в прямой схватке с иностранным десантом, который активно и действенно поддержали вооруженные отряды Северного альянса, в основном непуштунского по этническому составу, предпочли сдать города, «раствориться» в сельской местности, а затем через горы и пустыни перейти на территорию Пакистана. По оценкам, поток беженцев в 2001 - 2002 гг., хотя и был на порядок меньше, чем в конце 1970-х — 1980-е годы (3 - 3,5 млн), но составил все-же примерно 300 - 400 тыс. человек3.
Падение талибского режима произошло быстро — через два месяца после терактов в США 11 сентября 2001 г. талибы оставили Кабул, а в декабре свою южную столицу — Кандагар. Последнее крупное столкновение между окруженными талибами и коалиционными войсками произшло в феврале 2002 г. в долине Шах-и-кот к востоку от пограничного города Гардез4 .
Основная масса талибов и их иностранные союзники (арабы, чеченцы, узбеки и др.) осели по преимуществу в ряде округов, официально именуемых политическими агентствами Территории племен федерального управления (ТПФУ). Верхушка Талибан, включая Муллу Омара, по общему мнению, расположилась в предгорной части Северо-Западной пограничной провинции (с 2010 г. — провинции Хайбер - Пахтунхва) и в северных округах провинции Белуджистан, где большинство населения оставляют пуштуны. Главный город этой провинции Кветту и его окрестности, талибы вскоре, почти не таясь, превратили в свою новую столицу. Здесь обосновались их лидеры с семьями и расположилась штаб-квартира. Мулла Омар возглавил совет из 10 человек, получивший название Талибская шура (совет) Кветты5 .

 

Борьба с талибами: начальный этап

В отличие от первой волны беженцев, наводнивших пакистанский пуштунский пояс в конце ХХ в., новые переселенцы из Афганистана состояли из хорошо вооруженных людей, привыкших устанавливать свои порядки. Миллионы афганских беженцев первой волны были желанными гостями Пакистана и беспрепятственно прошли через горную пограничную область, чтобы расположиться за ней в предгорьях и на равнинах в неплохо оборудованных лагерях для беженцев, созданных на деньги ООН и других международных организаций. Массированная гуманитарная поддержка, а также помощь США и Саудовской Аравии, а по — существу всего западного и исламского мира, сделали пребывание беженцев периода нахождения советских войск в Афганистане мало обременительным для местного населения. Оно было даже выгодным для них, поскольку финансовая подпитка извне стимулировала спрос на местную продукцию и дала возможность для различного рода бизнеса, в том числе и весьма прибыльного — по производству наркотиков (гашиша и героина) и изготовлению стрелкового оружия.
Иная ситуация сложилась в начале 2000-х годов. Талибы не могли беспрепятственно и в массовом порядке перебираться через горы в равнинные районы Пакистана. Правительство этой страны, включившись в «глобальную» войну с терроризмом, объявило талибов вне закона, участвуя под давлением США и при участии американских спецслужб в поимке лидеров талибов и особенно их союзников из Аль-Каиды6. Оседая в агентствах ТПФУ, а также в горных округах Сват и Дир нынешней провинции Хайбер - Пахтунхва, они вступали в конкуренцию с местным населением за скудные источники существования.
Вместе с тем, пакистанские власти с самого начала вели «двойную игру». Помогая в борьбе с международным терроризмом (Аль-Каидой и другими экстремистскими организациями) они часто не препятствовали деятельности талибов, относясь к ним как к братьям-пуштунам, близким по политико-идеологическим взглядам. Обустройству талибов в пуштунском поясе содействовала победа блока происламских партий под названием Муттахида маджлис-е амаль (Объединенный фронт действия) на выборах 2002 г. Получив большинство мест в собрании СЗПП исламисты сформировали провинциальное правительство, находившееся у власти вплоть до конца 2007 г. «Двойная игра» распространялась и на ТПФУ, однако тесные связи талибов с Аль-Каидой затрудняли проведение политики благоволения к ним.
Двойственность и противоречивость подходов к талибам и связанным с ними группировкам четко выявилась после того, как пакистанская армия и пограничный корпус, набираемый из местных жителей, в 2002 г. вступили на территорию ТПФУ и установили контроль над основными путями сообщения и населенными пунктами. Боевые операции против экстремистов чередовались с перемириями, преследуя цель закрепить в горах свое присутствие. По некоторым сведением, в 2005 г. пакистанские вооруженные силы подвели к афганской границе в районе ТПФУ 75 тыс. войск, а с противоположной стороны американцы совместно с афганскими правительственными войсками сосредоточили около 25 тыс. военных7.
Таким образом, линия Дюранда фактически впервые в истории оказалась реально демаркированной, на ней началось строительство и оборудование блокпостов. Пакистанское правительство в 2006 г. предложило Кабулу установить заборы и заграждении вдоль горной границы, однако предложение Исламабада было отвергнуто.
Между тем в тылу у пакистанской армии в агентствах Южный и Северный Вазиристан стали действовать местные проталибские силы. Действия армии против боевиков-исламистов активизировались ранней весной 2004 г. после серии опасных покушений на жизнь президента Пакистана генерала П. Мушаррафа 11 и 25 декабря 2003 г. В апреле 2004 г. в долине Шакхаи между сторонами было заключено перемирие, которое соблюдалось всего несколько месяцев. Войска были вынуждены отступить ввиду дефицита специально подготовленных подразделений, изощренной тактики боевиков, их лучшему знанию местности, а также поддержки со стороны значительной части местного населения.
К 2006 г. начавшаяся в 2002 г. войсковая операция под кодовым названием аль-мизан (весы) завершилась по инициативе губернатора тогдашней Северо-Западной пограничной провинции, через которого федеральный центр осуществляет управление территорией племен. Вероятно, это произошло вследствие договоренностей между Исламабадом, точнее армейскими его кругами, с одной стороны, талибами, Аль-Каидой, а также местными пуштунскими исламистами, с другой. Не случайно, возможно, именно в 2005 г., как теперь известно, Усама бен Ладен разместился с семьей в городе Абботабад, где расположена Национальная военная академия Пакистана.

 

Усиление небезопасности и новый этап борьбы с терроризмом

Весной 2006 г. началось хорошо подготовленное наступление афганских талибов на юге Афганистана. Опорной базой для него служила пакистанская территория. Город Кветта удобно расположен для руководства диверсионно-террористическими и боевыми операциями, как в южных, так и в восточных областях Афганистана. При этом на юге, в провинциях Гильменд и Кандагар, Кветт-ская шура действовала самостоятельно, опираясь на поддержку в племенах дурранийской группы, а на востоке (в районах «Лойя, т. е. Большой, Пактии»), активность проявляли главным образом союзники «кветтских талибов» из сети Хаккани (муджахедской группировки во главе с Дж. Хаккани) и Хизб-е ислами (Исламской партии Г. Хекматьяра), имевшие оплот в ряде гильзайских племен. Сеть Хаккани опиралась на родное для руководящего ею семейства афганское племя дзадран, а боевики Исламской партии — на племена из афганской провинции Кунар.
Одновременно с оживлением действий в Афганистане нарастало напряжение в трайбалистской полосе Пакистана. С 2004 г. США начали налеты на опорные пункты талибов и их союзников с помощью беспилотных летательных аппаратов, ставших широко известными под английским названием дрон (трутень). С их помощью шел ракетный обстрел объектов в горной местности. Он со временем стал достаточно эффективным, поражая нужные цели благодаря содействию местных жителей, которые тайно подбрасывали в места, где собирались лидеры боевиков, специальные ориентиры для самонаводящихся ракет. Расправа афганских и местных талибов с «коллаборационистами» резко обострила внутреннюю обстановку в полосе племен. К тому же, часть ракет попадала мимо цели, что приводило к гибели мирных жителей. Женщины и дети погибали и при попадании в цель, т. к. собрание боевики проводили в домах и жилых постройках.
При этом традиционная верхушка племен ориентировалась, как правило, на войска и правительство, хотя и учитывала реальное соотношение сил в местах их постоянного расселения и сезонных перекочевок. Между тем, более молодые и открытые внешнему миру члены племен, чаще всего, из «младших» кланов (кашары в отличие от машаров) были более склонны к поддержке оппозиции к властям — именно они становились лидерами проталибских сил8.
К числу такого рода людей относится первая заметная фигура среди пакистанских исламистов-боевиков 29-летний Нек Мухам-мад из племени ахмадзайских вазиров, а также пришедший на смену Нек Мухаммаду после его гибели в результате атаки дронов Бейтулла Масуд (из соседнего традиционно конкурирующего племени масуд, мехсуд или махсуд). Последний провозгласил в декабре 2007 г. создание пакистанского движения талибов (Техрик-е талибан-е Пакистан, ТТП), Фактически местные талибы появились раньше, а ТТП была т.н. «зонтичной» организацией для координации действий отдельных ячеек, возникших почти во всех политических агентствах ТПФУ. К ТТП примкнула и организация Техрик-е нифаз-е шариат-е Мухаммади (ТНТТТМ), созданная еще в 1994 г. в Свате мауланой Суфи Мухаммадом. Действия ее боевиков возглавлял после 2001 г. зять Мауланы по имени Фазлулла.
Резкое обострение обстановки во всем пуштунском поясе Пакистана имело место после инцидента с Красной мечетью, комплексом молитвенных и семинарских зданий в центре Исламабада. Мечеть с засевшими там боевиками-исламистами и не успевшими покинуть ее учащимися была штурмом взята войсками по приказу президента-генерала Мушаррафа в июле 2007 г. В результате погибло свыше 100 человек. Исламисты ответили серией терактов, серьезным образом нарушив безопасность пуштунского северо-запада страны. За этим последовало совершенное, как считается, боевиками Б. Масуда, убийство лидера Пакистанской народной партии бывшего премьер-министра Беназир Бхутто (27 декабря 2007 г.) и новая волна террора, охватившая ТПФУ и район Свата тогдашней СЗЗП летом — осенью 2008 г.
Новые гражданские власти страны, утвердившиеся после выборов 18 февраля 2008 г., под воздействием общественного мнения пошли на заключение соглашения с исламистами из ТНШМ о введении законов шариата (низам-е адль) на территории Свата. Заключенное в феврале 2009 г. оно не оправдало ожиданий правительства и общественности, т. к. исламисты нарушили его дух и букву, прибегли к жестким мерам по ущемлению прав женщин, ввели неоговоренные в соглашении правила и запреты, захватили контроль не только над Сватом, но и над соседним округом Бунер, открыв себе путь на Исламабад и Пешавар.
В начале мая 2009 г. правительство, вновь опираясь на сложившееся общественное мнение, отдает приказ армии о наступлении на позиции талибов и исламистов. Кампании 2009 и 2010 гг. под кодовыми названиями рах-е-раст (правильный путь) и рах-е-хак (путь истины) и рах-е-ниджат (путь освобождения) оказались куда более эффективными, чем предыдущие. Боевики были быстро оттеснены из Бунера и Свата в горы, от них были очищены основные населенные пункты Южного и Северного Вазиристана. Военные операции сопровождались не только многочисленными жертвами среди боевиков, военнослужащих, полицейских и мирных жителей, но и перемещением сотен тысяч людей из районов предполагаемых боев в безопасные места. Наличие сотен тысяч «внутренних беженцев» дорого обходилось и в финансовом, и в гуманитарном отношении. Но при всех издержках вяло текущего конфликта пакистанские талибы и их союзники, были «взяты в клещи», с севера и юга. В ходе операций и налетов дронов были убиты Б. Масуд и лидер узбекских исламистов Т. Юлдашев. Боевые группы сумели сохранить позиции лишь высоко в горах в агентствах Северный Вазиристан, Куррам, отчасти Моманд и Баджаур, главным образом на границе с Афганистаном, а также за ней в горных районах афганских провинций Хост, Нангархар и Кунар. Хотя и ценой значительных жертв, Пакистану удалось к 2011 г. нормализовать ситуацию во всей пуштунской приграничной полосе9.

 

Бои в Афганистане

Быстрые и решительные успехи, которых добились в Афганистане в 2001 - 2002 гг. США и союзники Вашингтона, по НАТО, сыграли с ними злую шутку. Посчитав талибов разгромленными, американцы в марте 2003 г. начали войну в Ираке. Увязнув в ней, они не уделили должного внимания афганской ситуации. Поставленное ими правительство президента Х. Карзая приступило к осуществлению реформ и «нацие-строительству», но не смогло избежать при этом обычных пороков нашего времени — коррупции, непотизма и бюрократической неповоротливости. К тому же, официальная американская организация по оказанию экономической помощи (USAID), страдала от недостатка средств и внимания к своей деятельности. Малоэффективными оказались и многочисленные неправительственные организации. Постепенно разрасталась проблема кризиса сферы местного управления, Кабул не мог установить, а нередко и терял установленный контроль за властью на местах. В проблему для Х. Карзая и его американских советников превратилось урегулирование разногласий между «военными лордами» разных регионов и областей, конфликты между «северянами»-непуштунами и пуштунами, с одной стороны, и трения внутри этих групп, с другой.
Как выше уже отмечалось, весной 2006 г. боевые отряды талибов проникли на юг Афганистана с целью выбить иностранные и правительственные войска из Кандагара, и вступили с ними в ожесточенные в бои. Американские, канадские и британские части увидели перед собой уже другого противника — он воевал не мелкими группами, а достаточно крупными соединениями, хорошо вооруженными и лучше знакомыми с местностью. Боестолкновения, в которых иностранцы понесли существенные потери, продолжались до конца 2006 г. и возобновились в следующем году10 .
Хотя ввиду эффективный поддержки с воздуха, иностранные части и подразделения Афганской национальной армии (АНА) одерживали верх в прямых столкновениях, талибы действовали изобретательно, используя самодельные взрывные устройства, прибегая к взрывам самодельных устройств, засадам, ночным атакам и т. п. С 2007 г. неуклонно увеличивалось число терактов, совершенных смертниками. Эту тактику талибы (не без сомнений и разногласий) позаимствовали у Аль-Каиды. Как и предрекали арабские исла-мо — экстремисты, в частности, А. аз-Завахири, тактика оказалась весьма эффективной — потери правительственного лагеря и иностранцев резко возросли11 .

 

Заключение.

Таким образом, первый относительно спокойный этап войны с талибами в Афганистане, сменился в середине 2000-х годов существенно более жестким и кровопролитным. В 2009 г. новая администрация США объявила о планах значительного увеличения своего воинского контингента — более чем на 40 тыс. до почти 100 тыс. человек — с целью стабилизировать ситуацию и передать ответственность за поддержание мира и порядка правительству дважды избиравшегося на пост президента (в 2004 и 2009 гг.) Х. Карзая. Вывод основной части вооруженных сил США и НАТО намечен на 2014 г., но может произойти и раньше, особенно если удастся договориться о дележе властных полномочий между ныне правящими в Афганистане кругами и их противниками — талибами. Гласности были приданы сведения о начальных контактах между представителями американской администрации и талибами в Катаре. Правительство в Кабуле также заявило о желательности переговоров. Х. Карзая и его окружение испугала, судя по всему, перспектива оказаться обойденными Вашингтоном. Те же страхи испытывают в Исламабаде. Там поддержали инициативы по мирному урегулированию в соседней стране, но предупредили об их малой эффективности без участия и поддержки с пакистанской стороны.
Исходя из представленного в статье обзора событий и фактов, с этими предупреждениями можно согласиться. Ведь на пакистанской территории находятся основные тыловые и тренировочные базы афганских талибов. Именно в приграничных районах талибы получили возможность не только переждать период после поражения, но и набраться сил и средств для возобновления активных боевых действий. Считается очевидным, что Пакистан проявлял двойственность, обусловленную сложной расстановкой сил в политической элите и неопределенностью общественных настроений. С одной стороны, он помогал США бороться с Аль-Каидой и другими исламскими экстремистами, а с другой, не выпускал из рук контакты с афганскими противниками американцев, позволяя им вооружаться, вести пропаганду, получать финансовые средства от благотворителей и «баронов» бизнеса по незаконному обороту наркотиков — героина, гашиша, конопли, в больших количествах производимых в южной части Афганистана.
Козырной картой в руках Исламабада остается и положение в горном пуштунском поясе. Там располагаются тыловые базы наиболее бескомпромиссных противников США и Запада — отряды Г. Хекматъяра и Дж. Хаккани. Именно от них исходили в последнее время главные угрозы безопасности для Кабула и всего столичного округа. Скорее всего, на их счету осуществленное летом 2011 г. убийство бывшего афганского президента таджика Б. Раббани, назначенного Х. Карзаем на пост председателя созданного для примирения с талибами Совета мира. Действуя через посредников, Пакистан может и серьезно помешать мирному процессу и способствовать ему при условии, что будут учтены его интересы. Ввиду того, что армия и силы правопорядка смогли обеспечить относительное затишье в зоне пакистано-афганского приграничья, способность Исламабада оказать давление на афганских экстремистов, безусловно, усилилась. Соответственно с этим увеличилась политическая роль Пакистана в процессе афганского урегулирования. Намечающаяся его «регионализация», т. е. рост значения региональных игроков по сравнению с глобальными (США, Европой) и макрорегиональными (Россией, Китаем), заставляет соседей Пакистана (Индию, Иран), внимательно следить за его намерениями и действиями. Весьма непростым является отношение к Исламабаду в Афганистане, и причина тому, в частности, в контроле Пакистана за горными подступами к югу и востоку страны.

Примечания
1 Конаровский М.А. Афганистан: Deja vu, что дальше? // Восток. 2011, 6, с. 10.
2 Janjua M.Q. In the Shadow of the Durand Line: Security, Stability and the Future of Pakistan and Afghanistan. Publishes M.A. Thesis. Monterey: Naval Postgraduate School, 2009 [Electronic version].
3 Ibid., Ch.3.
4 Jones S.G. In the Graveyard of Empires. America's War in Afghanistan. N.Y.: Norton, 2010, pp. 95 -98, 101 - 108.
5 Rashid A. Descent into Chaos. The U.S. and the Disaster in Pakistan, Afghanistan, and Central Asia. L.: Penguin Books, 2009, p. 247, 250.
6 С помощью Пакистана, в первую очередь Объединенной военной разведки (ISI) были в первые годы после перемещения талибов и союзных с ними сил арестованы и переданы американцам такие видные члены Аль-Каиды, как Халид Шейх Мухаммад (главный обвиняемый в терактах в США 11 сентября 2001 г.), Абу Фарадж ал-Либби, Абу Зубейда и др. Jones S.G. In the Graveyard of Empires, p. 264. По словам бывшего ответственного сотрудника ЦРУ, Пакистан помог обезвредить 600 - 700 активных экстремистов //CIA paid millions of dollars to ISI since 9/11: Report, Times of India. 16 November 2009, http://timesofindia.indiatimes/comarticlesshow/ msid-5235067,prtpage-1.cms
6 Janjua C.M. In the Shadow of the Durand Zone, Ch.4.
7 FATA — A Most Dangerous Place. Meeting the Challenge of Militancy and Terror in the Federally Administered Tribal Areas of Pakistan. Center for Strategic and International Studies, Wash., January 2009 [Electronic version]
8 Подр. см.: Замараева Н.А. Усиление исламского экстремизма в Пакистане в 2008 - 2010 гг. // Мусульманское пространство по периметру границ Кавказ и Центральной Азии. М., 2012, с. 190 - 195. По подсчетам индийского портала по терроризму в Южной Азии, всего в Пакистане за 2003 - 2011 гг. погибло около 37 тысяч человек, из них наибольшие потери приходятся на террористов и боевиков — 22 тыс. Кроме того, погибли свыше 11 тыс. мирных жителей и почти 4 тыс. военнослужащих и сотрудников сил безопасности. Пик в 12 тыс. пришелся на 2009 г. (из них свыше 8 тыс. боевиков). В 2010 г. потери составили 7,5 тыс., а в 2011 г. — 4 тыс. человек. Haider M. The killing fields of Pakistan [Electronic version].
9 Ibid., p. 393 - 399; Jones S.G. In the Graveyard of Empires, p. 210 - 215.
10 Ibid., p. 293 - 294. Последние достаточно крупные боестолкновения в Афганистане пришлись на 2009 г. Тактика талибов в основном изменилась — они перешли к организации терактов и накапливанию сил. См: Cordesman А. The War in Afghanistan: The Real Lessons of the Attack on Kabul, September 14, 2011,The CSIS Burke Chair Publication, e-mailed by the author, p. 1.
11 Ibid., p. 293 - 294. Последние достаточно крупные боестолкнове-ния в Афганистане пришлись на 2009 г. Тактика талибов в основном изменилась — они перешли к организации терактов и накапливанию сил. См: Cordesman A. The War in Afganistan: The Real Lessons of the Attack on Kabul, September 14, 2011, The CSIS Burke Chair Publication, e-mailed by the author, p. 1.

 

Афгано-пакистанская граница: история и современное значение вопроса*

Вопрос об афгано-пакистанской границе приобрел на современном этапе значительную актуальность. Афганистан с последней четверти ХХ в. попал в полосу внутренней неустроенности и военных действий с участием внешних сил, превратившись в одну из горячих точек региональной и мировой политики. Вслед за ним дестабилизация и кризис охватили соседний Пакистан. Афгано-пакистанские отношения с самого начала, т. е. с момента появления Пакистана на политической карте мира в 1947 г., не были ровными. Одним из осложняющих моментов был отказ Афганистана признать легитимной их совместную границу. К тому же, хотя граница еще в конце XIX в. была не только делимитирована, т. е. проведена карте, но и демаркирована на местности, местное население из-за отсутствия строгого пограничного режима и ввиду родственных связей между жителями по разные от нее стороны фактически не соблюдала границы, которая оставалась прозрачной, пористой. Это обстоятельство усиливалось сложной в топографическом и природно-климатическом отношении местностью, по которой пролегает граница, и тем, что она разрезает сплошной и широкий пояс расселения единого в культурно-историческом и этно-племенном отношении пуштунского, а также белуджского населения.
До 1970-х годов неурегулированность вопроса о границе оставалась проблемой двусторонних связей. Интернационализация вну-триафганского конфликта, произошедшая в конце 1970-х и в 1980-е годы придала международный характер вопросу об афгано-пакистанской границе.
* Территориальный вопрос в афро-азиатском мире / Отв.ред. Д.В. Стрельцов. МГИМО (У) МИД России. М.: Аспект пресс, 2013, с. 229 - 251.
С 2001 г., не теряя этого своего значения, вопрос о границе приобрел иное наполнение. Прежде чем перейти к его обсуждению и рассмотреть перспективы решения вопроса, попробуем разобраться в его истории и выявим этапы формирования региональной и глобальной ситуации, связанной с ним.
Надо отметить, что рассматриваемой здесь теме посвящена обширная литература. Среди отечественных авторов ее касались видный историк Ю.В. Ганковский, его ученик Л. Темирханов и некоторые другие авторы. В последнее время Ю.Н. Паничкин активно занимается разработкой проблематики афгано-пакистанских отношений и в том числе границы между ними1. Зарубежная литература представлена работами историков разных поколений и эпох. На современном этапе большой интерес к ней проявляют специалисты из Пакистана, а также Индии, США и ряда других государств.
У проблемы афгано-пакистанской границы есть общие для подобных коллизий и особенные черты. Нет смысла разбирать, в чем они состоят. Читатели книги смогут легко их оценить, сравнив рассматриваемую в данной главе проблему с другими вопросами, попавшими в поле зрения авторов монографии.

 

Линия Дюранда

Граница между Афганистаном и Пакистаном до сих пор чаще всего называется линией Дюранда по имени секретаря по иностранным делам в кабинете вице-короля Британской Индии сэра Мортимера Дюранда. К началу 1890-х годов рубежи английских владений на северо-западе Индии в основном сложились, но к их окончательной формализации англичане не могли приступить из-за нежелания «железного» эмира Афганистана Абдур Рахман Хана связывать себя нелегкими обязательствами. Став в 1880 г. правителем Кабула при прямой поддержке англичан и победив в следующем году соперников из своего клана, Абдур Рахман за последующие 10 - 12 лет утвердил свою власть на территории, принадлежавшей его деду Дост Мохаммад Хану (1826 - 1842, 1842 - 1863) и дяде Шер Али Хану (1863 - 1978). Кроме того, он расширил владения за счет завоевания горной северо-восточной области язычников — кафиров (неверных) и превращения ее в Нуристан (страну света). Несмотря на получение ежегодных дотаций от англо-индийских властей и обязательств согласовывать внешние дела с ними (полунезависимый статус Афганистана установился в результате второй англо-афганской войны 1878 - 1881 гг.), эмир не отказывался от тайной поддержки антибританских выступлений восточных пуштунов, т. е. тех этнических афганцев или пуштунов, чья политическая судьба (в результате ослабления и распада созданной в 1747 г. афганской империи Дуррани) оказалась связана с государственными образованиями к востоку от горной системы, протянувшейся с северо-востока на юго-запад от Гиндукуша до Сулеймановых гор. Поначалу таким было государство сикхов во главе с Ранджит Сингхом, войска которого в 1834 г. овладели центром восточных владений афганцев Пешаваром, а с 1849 г., после завоевания сикхских владений англичанами — Британская Индия.
Согласно традиционной афганской и советской историографии, пойти на соглашение с англичанами по поводу границы заставила Абдур Рахмана угроза войны, неприкрытое давление на него со стороны Калькутты (резиденции вице-короля Британской Индии). Пакистанские авторы обращают главное внимание на выгоды, которые получал эмир в результате согласия на предложения англичан в виде закрепления своих позиций в горной полосе и увеличения ежегодных субсидий. Соглашение о делимитации границы между английскими и фганскими владениями было подписано в Кабуле 12 ноября 1893 г. эмиром и Дюрандом после переговоров, длившихся шесть недель. Британская делегация, в соответствии с достигнутой заранее договоренностью, привезла с собой карту с намеченными на ней границами. Она отвечала основным постулатам тогдашней пограничной политики Лондона. Все основные горные проходы (Хайбер, Куррам, Ходжак) оставались под контролем британских гарнизонов. Разграничительная линия в горах обычно пролегала несколько западнее главного водораздела, что позволяло англичанам контролировать вершины как командные высоты. Эмир пытался утвердить свои права на контролируемые британцами пуштунские по населению северо-восточные районы Читрала, долины горных рек Сват и Баджаур, но затем отказался от этого, как и контроля от области Вана (т. е. территории племен вазиров и масудов). В ответ на эти уступки и само согласие с проведением границы англичане согласились увеличить ежегодную дотацию эмиру в полтора раза, с 1,2 млн. до 1,8 млн. рупий2.
Демаркация границы стала результатом работы четырех комиссий. Первая из них определяла рубежи на местности от Гин-дукуша до р. Кабул. Самая важная с афганской точки зрения комиссия возглавлялась главнокомандующим кабульской армией, а с британской — комиссаром области Пешавар, входившей тогда в провинцию Панджаб. Камнем преткновения здесь стал район Мо-манд. Названный по населявшим его горским племенам, на карте Дюранда он разделялся на две части. Эмир возражал против разделения, но англичане настаивали, т. к. моманды занимали левый берег реки Кабул, который те хотели использовать в будущем для прокладки вдоль русла реки железной дороги. Из-за разногласий эмир не давал согласие на демаркированную по английскому предложению границу, оставив вопрос неурегулированным3. Демаркация этого участка была произведена много позднее и закреплена в соглашении 1921 г. между Англией и независимым Афганистаном4.
Вторая комиссия занималась демаркацией участка к югу от р. Кабул. Двусторонняя комиссия успешно завершила работу к концу 1894 г. Но в начале следующего года была образована еще одна дополнительная комиссия по демаркации в районе Вана. Работа по демаркации завершилась к началу 1896 г. без возражений со стороны эмира. Все эти три комиссии занимались демаркацией в зоне преимущественного расселения пуштунов.
Четвертая комиссия работала в зоне белуджских племен. К лету 1896 г. работа по протяженной границе от Даманда через Чаман до границы с Персией была полностью завершена, что было немалым достижением, т. к. граница была протяженной и проходила по труднодоступной и малонаселенной гористой и пустынной местности5.
Афганский эмир с неохотой шел на уступки и давал одобрение результатов работы комиссий, использовав, в частности, то обстоятельство, что М. Дюранда, знатока афганской проблематики, вскоре после подписания соглашения, перевели в Персию. Хотя эмир по соглашению обязался не вмешиваться в дела восточных пуштунов, он нередко нарушал обязательства и тайно подталкивал пограничные племена восточных пуштунов на антибританские выступления. Первые мятежи охватили район племен масудов и вазиров, а также области Баджаур и Читрал в 1894 и 1895 гг. А в 1896 и 1898 гг. расположившиеся у подножий гор колониальные гарнизоны, укомплектованные в основном сикхами, вели напряженные бои с боевыми ополчениями пуштунских племен момандов, мамунов, оракзаев, африди и др.
Угрозы для безопасности со стороны восточных пуштунов подтолкнули англичан к созданию своего рода «зоны отчуждения».
В 1901 г. по инициативе вице-короля лорда Керзона из провинции Панджаб была выделена населенная в основном равнинными пуштунами Северо-Западная пограничная провинция, а в полосе горских племен образована цепь политических агентств. При этом крупные колониальные гарнизоны были выведены оттуда, а все судебные дела стал решать английский политический агент на основании принятых тогда же Уложений о преступлениях на границе (Frontier Crimes Regulations), не замененных полностью до настоящего времени.
Линию Дюранда как границу между своими и англо-индийскими владениями признавали в дальнейшем все афганские правители — факт, который в большинстве афганских и «проафганских» публикациях начисто отрицается. В 1905 г., через четыре года после смерти Абдур Рахмана, соответствующее соглашение подписал новый эмир Хабибулла, а в 1919 г. при восшествии на престол — король Аманулла. Положения о границе содержали мирный договор, подписанный после третьей, успешной для афганцев войны с англичанами в августе того же года, а также англо-афганский договор 1921 г., подтверждавший независимый статус Афганистана. В 1930 г. новый король Надир Шах письменно подтвердил свое согласие с линией Дюранда. Лишь после убийства Надира в 1932 г. и вступлении на престол его малолетнего сына Захир Шаха не было заключено письменных соглашений6.

 

Коллизия вокруг границы

Во время Второй мировой войны Кабул был верен нейтралитету, дружественному на этапе после нападения Германии на СССР как Лондону , так и Москве. Предчувствуя уход англичан из Индии, кабульские власти с 1944 г. стали прощупывать почву для усиления своих позиций за счет СЗПП. В 1945 г. афганское правительство Хашим Хана (дяди короля) обратилось к английским властям с просьбой разрешить полосе племен и СЗПП присоединиться к Афганистану после окончания колониального правления. Англичане отказались рассматривать это предложение7.
Возникновение спора вокруг линии Дюранда непосредственно связано с передачей власти в Индии от англичан к национальным силам. У власти в СЗПП вплоть до августа 1947 г. находилось коалиционное правительство во главе с провинциальным отделением Индийского Национального Конгресса. Руководивший процессом раздела колониальной Индии на два независимых доминиона (Индию и Пакистан) вице-король Л. Маунтбеттен организовал в СЗПП референдум с целью решения вопроса о присоединении провинции к одному из двух создаваемых государств. Он отказался включить в вопрос, решаемый посредством референдума, пункт об образовании независимого Пуштунистана. Харизматический лидер пуштунского отделения ИНК Гаффар Хан и его брат Хан Сахиб, возглавлявший правительство провинции, призвали своих сторонников к бойкоту референдума. В результате свыше 95% принявших в нем участие избирателей (эта категория определялась последним колониальным законом об управлении Индии 1935 г.) проголосовали за присоединение к Пакистану. Против принятого на этом основании решения протестовали и сторонники Гаффар Хана, и Кабул.
Афганистан был единственной страной мира, выразившей в сентябре 1947 г. несогласие с принятием Пакистана в состав ООН. Правда, к концу года отношениямежду Кабулом и Карачи (первой столицей Пакистана) улучшились. Официальная афганская делегация в декабре приехала в новую страну и была принята ее первым генерал-губернатором, «отцом-основателем» пакистанской нации М.А. Джинной8. Стремясь укрепить свои позиции среди горских пуштунских племен правительство Пакистана объявило о выводе регулярных частей из зоны племен (Вазиристана) и предоставлении, как и прежде, полной свободы во внутренних делах, а также сохранении дотаций и других льгот9.
Впрочем, колониальная система политических агентов осталась неизменной (английских чиновников постепенно заменили пакистанские) В то же время линия Дюранда в районе зоны племен оказалась по существу без «подпорок» со стороны армейских частей, а пограничный режим соблюдался лишь на главных проходах, прежде всего Хайберском, через который шел основной поток пассажиров и грузов.
Между Гаффар Ханом и пакистанским правительством вслед за коротким примирением последовал новый этап обострения отношений, закончившийся арестом и осуждением лидера пуштунов и многих его сторонников по обвинению в предательстве интересов нового государства. Кабул выступил с протестами против преследований и поддержал сепаратистские выступления Гаффар Хана, а также Факира из Ипи, религиозного лидера, который в 1930 - 40-х годах поднял племена вазиров и масудов на восстание против англичан, используя поддержку германской и итальянской агентуры. С 1948 г. Факир оставаясь в горах Вазиристана начал борьбу с атаковавшими его частями пакистанской армии и авиации. Война шла под лозунгом создания «свободного Пуштунистана». В 1950 г. Факир из Ипи провозгласил себя «президентом Пуштунистана». Вскоре после этого его движение было подавлено пакистанской армией10.
Налеты пакистанской авиации на позиции повстанцев неоднократно вызывали официальные протесты Кабула. В знак протеста против них и подтверждение своей политики по поддержке сторонников Пуштунистана Кабул организовал проведение традиционной для пуштунов «Лойя джирги» («Великого собрания»), а официальная афганская делегация объявила на Генеральной ассамблеи ООН в 1949 г. о непризнании линии Дюранда законной границей с Пакистаном. От этой позиции не отступало впоследствии ни одно правительство Афганистана, и с этого заявления начинается отсчет времени по существованию пограничного спора.
Пакистанская сторона не согласилась с афганской позицией, и ее поддержала основная часть международного сообщества. Точка зрения Пакистана нашла подкрепление в Венской конвенции 1961 г. о договорах. В ней отмечалось, что при образовании новых государств на месте прекративших свое существование установленные границы остаются в силе. В результате на картах мира линия Дюранда, несмотря на несогласие Афганистана, продолжает обозначаться как признанная международным сообществом граница между ним и Пакистаном.
Между тем, соблюдение ее на местности было весьма условным — где-то она была плохо демаркирована, а где-то совсем не демаркирована, т. е. не снабжена соответствующими знаками. Границу беспрестанно нарушали местные жители, контрабандисты, перебежчики. Свободный переход границы способствовал в отдельные периоды углублению кризиса в отношениях между двумя соседями, ибо позволял антиправительственным элементам из одной страны перебираться и находить убежище в пределах другой. Кризисы в афгано — пакистанских отношениях имели место в 1955, 1961 - 63 и 1973 - 75 гг.11
Наиболее существенное значение для современного состояния вопроса имел последний кризис. В начале 1973 г. центральными властями в Пакистане были отправлены в отставку губернаторы и правительства двух пограничных с Афганистаном провинций — Белуджистана и СЗПП. Конфликт между федеральным центром во главе с премьер-министром З.А. Бхутто и провинциальными администрациями объяснялся расхождениями по поводу автономных прав провинций. Разгон местных правительств во главе с леводемократическими сторонниками большей провинциальной автономии вызвал восстание против властей ряда белуджских племен, прежде всего марри и менгал, ввод армейских частей в Белуджистан и кровавое подавление восстания с иранской помощью. Шах Ирана предоставил вертолеты и снаряды для бомбежек позиций повстанцев. После пика военных столкновений летом 1974 г. предводители восстания Хайр Бахш Марри и другие, перейдя линию Дюранда, укрылись в Афганистане.
Там летом 1973 г. произошел бескровный государственный переворот. Король Захир Шах, непосредственно управлявший страной с 1963 г., был низложен (и остался в эмиграции) двоюродным братом М. Даудом, провозгласившим себя президентом Республики Афганистан. Госпереворот был поддержан левыми силами Афганистана (членами Народнодемократической партии). Дауд, возглавлявший правительство страны в 1963 - 73 гг., был известен как антипаки-стански настроенный пуштунский националист. Линия Дюранда в результате его прихода к власти превратилась на время в пористую границу между враждебно друг к другу настроенными режима в соседних странах.
В 1975 г. бывшие губернаторы и главные министры Северо-Западной пограничной провинции и Белуджистана были обвинены в осуществлении политического теракта и отданы под суд военного трибунала. Летом того же года в Афганистане был раскрыт заговор происламских оппозиционных сил. Его руководители, ставшие в будущем хорошо известными Б. Раббани, Г. Хекматъяр и Ш.А. Масуд, бежали через линию Дюранда в Пакистан и прошли, по некоторым сведениям, военную подготовку в лагерях пакистанской армии и разведки.
В 1976 - 78 гг. отношения между странами улучшились. Пакистанская сторона ставила вопрос о признании границы легитимной, и афганский президент М. Дауд посетив Исламабад в марте 1978 г. накануне своего свержения, как будто, собирался это сделать12. Однако ни администрация Дауда, ни сменившие его в результате кровавого переворота в апреле 1978 г. «коммунисты» (лидеры НДПА) на деле не захотели пойти навстречу пакистанским предложениям.

 

Афганский конфликт и линия Дюранда

После ввода советских войск в Афганистан в конце декабря 1979 г. неурегулированность вопроса о границе и ее легкая проходимость стали плюсом для Исламабада. Охрана границы силами армии Народно-Демократической Республики Афганистан и советскими частями оказалась делом весьма затратным и затруднительным. По распространенному среди советских военных специалистов в Афганистане мнению, чтобы перекрыть границу надо было бы иметь полумиллионную армию, в то время как максимальная численность группировки, задействованной для операций в стране не превышала 120 тыс. человек13.
С середины 1978 г через линию Дюранда стали переходить десятки тысяч беженцев. Поначалу их поток состоял не только из пуштунов приграничного востока и юга страны. Политика НДРА в области аграрноземельных отношений напугала угрозой коллективизации и экспроприации зажиточные слои деревни севера и запада страны (часть из них были потомками «раскулаченных» в 1930-е годы и басмачей). В 1979 г. после мятежа в Герате в марте и последовавших за его подавлением репрессий поток увеличился. В дальнейшем массы беженцев состояли главным образом из пуштунов, выталкиваемых из приграничной зоны мерами по установлению в ней новой власти и борьбой с оппозицией, получавшей поддержку из Пакистана. Кроме того, ухудшение экономической ситуации в Афганистане, рост безработицы, перебои с наличием продовольствия в городах, заставили миллионы афганцев бежать в Иран (опять же зачастую через линию Дюранда и пакистанскую территорию) и Пакистан. К началу 1981 г., по данным ООН, в этих двух странах оказалось уже 3,7 млн беженцев. К 1992 г. их число возросло до 6,7 млн человек, причем свыше 5 млн располагались в Пакистане и на 82% состояли из пуштунов14.
В Пакистане с помощью Комиссии ООН по делам беженцев была организована сеть лагерей, главным образом в СЗПП, близ границы с зоной племен, преобразованной к тому времени конституционно в Территорию племен федерального управления (ТПФУ). В лагерях раздавались пайки для беженцев, создавались минимально приемлемые условия для выживания, что служило дополнительным стимулом для бегства из Афганистана. Именно там, с помощью религиозных партий влиятельных при правлении генерала М. Зия-уль-Хака, пришедшего к власти путем военного переворота в июле 1977 г., сложилась сеть медресе (религиозных школ), воспитанники которых составили основу движения талибов (ищущих истинное знание), которое в междоусобной войне установило в 1994- 1998 гг. контроль над большей частью Афганистана.
Пакистанское военное руководство сумело извлечь крупные выгоды из сложившейся в регионе в 1980-х годах международной обстановки. Получая сначала относительно небольшую, а затем (с 1982 г.) все более значительную финансовую и военную помощь из США и Саудовской Аравии, Исламабад превратил свою страну в «прифронтовое государство», ведущее, по сути, войну с соседним Афганистаном. Пакистанская военная разведка координировала и направляла действия афганских диверсионных групп, которые легко переходили линию Дюранда, главным образов в зоне племен (ТПФУ) и атаковали посты и базы афганских правительственных войск и советской 40-й армии. Столица СЗПП — Пешавар стал главным местом отдыха и лечения муджахедов (борцов за веру). Отсюда они отправлялись совершать вылазки через границу, находившуюся от Пешавара на расстоянии двух-трехчасовой поездки на автомобильном транспорте. Там же было образовано временное правительство муджахедов после заключения при посредничестве ООН четырехсторонних (Афганистан, Пакистан, СССР, США) Женевских мирных соглашений в апреле 1988 г. и планировались неоднократные попытки утвердить его власть в Афганистане.
В апреле 1992 г., уже после гибели в авиационной катастрофе Зия-уль-Хака и вывода советских войск, обосновавшиеся в Пакистане оппозиционные афганские партийные группировки и контролируемые ими боевые отряды сумели, наконец, войти в Кабул и провозгласить создание Исламского государства. У Пакистана, казалось, появилась возможность добиться у своего соседа признания границы, однако вопрос об этом поставлен, судя по всему, не был. К тому же, вскоре между победителями-исламистами началась борьба за власть и развернулись кровопролитные боевые действия, не прекращавшиеся по существу вплоть до конца десятилетия. В его середине Пакистан оказал поддержку талибам, победившим с его помощью соперников в междоусобице, но и от их правительства, объявившего об образовании Исламского Эмирата Афганистан, Исламабад не смог добиться легитимизации границы.

 

Граница на современном этапе

Террористические акты, осуществленные в США 11 сентября 2001 г. исламистами из Аль-Каиды, спровоцировали новый виток событий в Афганистане. Обвинив талибов в предоставлении укрытия лидерам террористов и не получив от них согласия на их выдачу, США и их британские союзники (затем и другие члены НАТО) по существу оккупировали страну, хотя первоначально и очень малыми военными силами. Они использовали свое подавляющее преимущество в военной технике, а также поддержку афганских противников талибов из «Северного альянса» во главе с непуштунами, главным образом таджиками и узбеками, Освобождение страны от талибов завершилось быстро, и уже в конце 2001 г. в Кабуле утвердилась власть нового переходного правительства, состоявшего из представителей основных этносов страны во главе с пуштуном из рода потомственных афганских правителей Х. Карзаем. Последовавшее затем провозглашение Исламской Республики Афганистан увенчалось избранием Карзая президентом на всеобщих выборах 2004 г.
После терактов 11 сентября Пакистан, где с 1999 г. у власти вновь находились военные, под давлением США отказал правительству талибов в признании и поддержке, предоставив существенную логистическую помощь в войне против них. Поворот на 180 градусов принес Исламабаду немалые дивиденды. Между ним и Кабулом установились внешне дружественные отношения. Но в реальности их отравляла двойственная позиция Пакистана по талибам, и вопрос о линии Дюранда вновь не занял места в повестке дня двусторонних контактов.
Отметим, что сохранение легко пересекаемой границы позволило талибам в конце 2001 и начале 2002 гг. перебраться на пакистанскую территорию. Правительство генерала П. Мушаррафа официально, разумеется, не давало разрешения на переход границы, но ничего и не предпринимало против него. Не возражали на первых порах и американцы с союзниками, т. к. это обстоятельство ускорило конец власти талибов, которые предпочли не оказывать серьезного сопротивления, но сохранить ряды, скрывшись в соседней стране.

 

Терроризм и проблема пакистано-афганского приграничья

Весной 2006 г. отсидевшиеся в Пакистане и укрепившие свои силы талибы начали наступление на позиции правительственных афганских войск и его иностранных союзников на юге страны, легко перейдя через линию Дюранда на белуджском ее участке. Еще ранее активизировались их действия в горах на востоке страны. Там они и их союзники из группировок Дж. Хаккани и Г. Хекматъяра переходили линию Дюранда под видом местных жителей. Среди горских пуштунов ТПФУ нашлось, к тому же, немало сторонников афганских талибов и их предводителя Муллы Омара, бывшего главы исламского режима Талибан. В горах пакистано-афганского приграничья уже в 2004 г. образовались группы местных талибов, которые в 2007 г. объединились в Пакистанское движение талибан (Техрик-е талибан Пакистан). Рыхлое образование, состоящее из отдельных боевых групп, действующих в различных агентствах ТПФУ, сумело развернуть кровопролитную диверсионно-террори-стическую войну против пакистанского правительства, его армии и силовых структур. Наибольший размах их активность приобрела в 2007 - 2009 гг. Пакистанские талибы установили контроль над большинством горных селений в таких важных в стратегическом отношении агентствах, как Северный и Южный Вазиристан (прежняя область Вана или Вазиристан), Из пакистано-афганского приграничья они совершали нападения и террористические вылазки в глубь пакистанской территории. Особенно страдали от них городские центры СЗПП, а среди объектов атак главными были представители пакистанской армии, нерегулярных пограничных частей и полиции (в Пакистане утверждают, что за время «войны с глобальным терроризмом» там погибли более 25 тыс. человек, в т. ч. военные и полицейские, в то время как в Афганистане погибло 8,5 тыс. местных жителей15.)
Одновременно с оживлением террористической активности в Пакистане резко возросла она в те же годы и в Афганистане. В ответ на успешные действия талибов, США вместе с союзниками по НАТО стали наращивать численность войск. Иностранный контингент увеличился за 2001 - 2011 гг. менее чем с 10 до примерно 150 тыс. человек. Хотя решительного перелома в войне с талибами добиться не удалось, отдельные успехи союзников позволили разработать объявленный американским президентом Б. Обамой план по поэтапному сокращению количества иностранных войск и полном выводе боевых частей к 2014 г. План Обамы и подписанное им в мае 2012 г.с президентом Х. Карзаем соглашение предусматривает предоставление крупных ежегодных дотаций афганскому правительству, обучение и боевую подготовку афганских сил безопасности и передачу им ответственности за порядок в стране.
Проблема границы на современном этапе предстает несколько иначе, чем на предшествующих. Если в годы советского военного присутствия незащищенность и проходимость линии Дюран-да была выгодна Пакистану, муджахедам и поддерживавшим их США, Саудовской Аравии, другим государствам антисоветской коалиции, в том числе КНР, то в нынешней обстановке проницаемость границы стала проблемой для действующих со стороны Афганистана боевых частей США и НАТО. После 2001 г. боевые части США и части афганской армии расположились на линии Дюранда, стараясь охранять границу от инфильтрантов. Пакистанская армия стала вводить в агентства ТПФУ свои крупные боевые подразделения. Вместе с ними «экстерриториальность» ТПФУ нарушили иррегулярные пограничные части, набираемые преимущественно из местных жителей. Пакистанская армия провела в 2004 - 2006 гг. операцию аль-мизан («итог»), введя войска в агентства Южного и Северного Вазиристана. К концу десятилетия пакистанские армейские части в полной мере обосновались на границе в зоне племен (в период борьбы с СССР они контролировали только основные проходы) и по различным сведениям во всей этой зоне (ТПФУ и прилегающие к ней районы) постоянно располагались 120 - 140 тыс., причем только в ТПФУ еще в 2007 г, пакистанская армия расквартировала 75 тыс.военных16.
О наличии цепи укрепленных блок — постов вдоль высокогорной части линии Дюранда свидетельствует инцидент, произошедший в ноябре 2011 г. Американские боевые самолеты, подлетев вплотную к границе, по ошибке в ночных условиях расстреляли блок-пост пакистанской армии, убив 24 военнослужащих и ранив еще несколько десятков. Инцидент вызвал исключительно резкую реакцию Пакистана и на долгое время отравил отношения между двумя странами. Одним из оснований реакции Исламабада было то, что самолеты нарушили пакистанское воздушное пространство. Из всего этого следует, что линия Дюранда даже в ее самой труднодоступной части охраняется с обеих сторон и служит реальной границей между двумя государствами. Несмотря на отказ от юридического признания, Кабул вынужден соглашаться с тем, что активность его частей вместе с подразделениями иностранных союзников исходит из наличия демаркированной и международно признанной границы. Впрочем, сам по себе этот факт не снимает проблемы, так как она связана со всей ситуацией в регионе и в будущем еще может сыграть существенную роль.

 

Линия Дюранда и проблема Белуджистана

Нередко линию Дюранду ассоциируют с высокогорной ее частью, проходящей в зоне проживания афганских и пакистанских горских пуштунских племен, но на самом деле, как следует из истории ее формирования, она является всей границей протяженностью около 2,5 тыс. км. Примерно 1 тыс. км отделяет афганские провинции Нимруз, Гильменд и Кандагар от пакистанского Белуджистана. Последний является крупнейшей по территории (43%) пакистанской провинцией с самым небольшим (около 7%) населением и очень малой его плотностью17.
Белуджистан давно известен как отдельная область, лежащая между историческими Индией и Персией. В результате первой англоафганской войны (1839 - 1842 гг.), хотя и закончившейся поражением английской экспедиционной армии, правители Калата, главного белуджского княжества, ранее признававшие сюзеренитет Кабула, попали в зависимость от британской Индии. В 1876 г. англичане захватили Кветту и северную часть области Белуджистан, ранее находившуюся под верховной юрисдикцией Кабула и населенную в основном не белуджами, а пуштунами. Несколько позднее англичане образовали небольшую провинцию Белуджистан с центром в Кветте.
В 1947 г. хан Калата объявил о присоединении княжества к Пакистану, но его младший брат поднял мятеж, стремясь отстоять независимость. Мятеж был подавлен, а княжество Калат и вассальные по отношению к нему три другие белуджские владения по реформе 1955 г. влились в состав единой провинции, охватившей всю западную часть тогдашнего Пакистана. Спустя 15 лет провинцию расформировали, и появился доныне существующий Белуджистан, чье население на две трети состоит из белуджей (вместе с признающими с ними единство брагуями), а на треть — из пуштунов.
Движение за более широкую и реальную автономию Белуджистана получило толчок после образования провинции и вызвала отмеченную выше войну пакистанской армии против белуджей в 1973 - 1977 гг. и новое вооруженное противостояние в 2003 - 2006 гг. После гибели лидера последнего восстания, вождя племени бугти Акбар Хана (он, кстати, как и многие другие племенные вожди, входил в состав пакистанской элиты и не раз занимал посты губернатора провинции и сенатора) движение перешло в стадию затяжной латентной борьбы. Основные ее координирующие центры вместе с политическими лидерами, в том числе и наследниками Акбара, находятся за пределами Пакистана, а члены оставшихся в стране групп после совершения актов террора и саботажа или по подозрению в их подготовке находятся в тюрьмах, застенках спецслужб, скрываются, либо числятся среди пропавших без вести (обычно оказываются расстрелянными или умершими под пытками).
Крайне напряженная обстановка вокруг Белуджистана объясняется тем, что в отличие от пуштунов, среди которых непопулярен лозунг выхода из состава Пакистана, у белуджей он находит одобрение. Большинство из них компактно населяют южный массив провинции, широкой полосой выходящий к Аравийскому морю и имеющий удобные бухты Гвадар, Пасни, Сонмиани и др. Самая западная из них бухта Гвадар с помощью Китая была в 2000-х годах превращена в глубоководный порт Гвадар. Он расположен недалеко от Ормузского пролива (выхода из Персидского залива), и является по ряду позиций соперником иранского порта Чахбахар, недавно построенного на иранском берегу залива при помощи Индии.
Линия Дюранда и пакистано-иранская граница, вместе с тем, отделяют пакистанскую часть «страны белуджей» от ее исторической афганской и персидской территорий. Среди белуджей в Иране, как и в Пакистане, сильны сепаратистские настроения, стремление создать отдельный «Свободный Белуджистан». В начале 1970-х годов эти планы активно поддерживал Ирак, и их не менее серьезно воспринимали как угрозу в Иране.
Белуджский участок линии Дюранда имеет и ныне не только региональное, но и глобальное значение. Тегеран нередко обвиняет США и Израиль в проведении подрывной деятельности среди иранских белуджей, в помощи им при совершении терактов на западных окраинах страны. Тегеран обвиняет и Исламабад в толерантности к партии иранских белуджей под названием Джундалла (Армия Аллаха). Ее лидеры, по иранским данным, скрываются в Карачи, среди многочисленной белуджской общины города, и в Кветте, готовя теракты и добывая деньги контрабандой наркотиков.

 

Заключение.

Таким образом, вопрос об афгано-пакистанской границе сохраняет немалое значение в нынешней геополитической обстанов-ке18. Он имеет, как выше отмечалось, две стороны — юридическую, связанную с признанием линии Дюранда в качестве легитимной границы афганской стороной, и фактическую, т. е. реальную ее обустроенность и охраняемость. Юридическая неурегулированность вопроса связана со сложившейся инерцией, а также отчасти с политическими видами и расчетами на будущее. Некоторые силы в Афганистане, особенно среди пуштунских националистов, и соответствующее их настроению общественное мнение продолжают по традиции рассчитывать на создание по ту сторону линии Дюран-да автономного или полностью независимого Пуштунистана. При этом они, очевидно, не хотели бы присоединения Пуштунистана к Афганистану, а рассчитывают на установление особых отношений с Пуштунистаном, который в единстве с Белуджистаном может обеспечить Кабулу выход к Аравийскому морю и Индийскому океану. Есть и другие планы, такие как создание «Большого Пуштуниста-на» и дружественного ему Белуджистана.
Такими гипотетическими планами и надеждами отчасти объясняется, по всей видимости, появление в афганской печати на пушту версии о том, что соглашение о линии Дюранда заключалось на срок в 100 лет, и ее правомочность, следовательно, истекла в 1993 г. Эта версия, хотя и проникающая иногда на страницы серьезных исследований, не имеет никакой документально-правовой основы.
Вторая сторона вопроса не является напрямую связанной с первой, т. к. охраняемость, целостность границы остается проблемой во многих случаях, даже тогда, когда юридических коллизий нет. Разве что, спорность вопроса иногда подталкивает заинтересованную сторону к фактическому ее обустройству. Однако сделать охраняемой линию Дюранда на всем ее протяжении, как свидетельствует исторический опыт, исключительно сложно. Такая операция заняла бы много лет и потребовала бы больших средств. Впрочем, Пакистан, по ряду сведений, предлагал афганской стороне в 2006 г. начать укрепление и минирование границы с тем, чтобы редотвра-тить ее переход террористами с обеих сторон. Однако Кабул резко отмел это предложение19.
Впрочем, с помощью новейших технических средств (наблюдений с воздуха при помощи беспилотных летательных аппаратов, известных по английскому названию, как дроны) охрана границы становится задачей более разрешимой. Необходима, конечно, достаточно четкая демаркация границы с помощью опознавательных знаков и блок-постов. Дроны, как известно, оказались довольно эффективным оружием против террористов. Их использование ВС США в основном против пакистанских талибов началось с 2004 г., но широко развернулось в 2007 - 2010 гг. Оно вызвало острое возмущение в Пакистане, ввиду нарушения беспилотниками воздушных границ независимого государства. Как выяснилось позднее, часть из них действительно пересекала афгано-пакистанскую границу, но другая часть базировалась в самом Пакистане. После еще одного грубого нарушения пакистанского воздушного пространства американцами с целью убийства лидера Аль-Каиды Усамы бен Ладена в мае 2011 г., дроны были выведены с аэродрома Шамси в Белуджистане.
Подводя итоги, следует заметить, что подвешенность вопроса об афгано — пакистанской границе бывает временами выгодна то одной, то другой стороне. На руку Пакистана была ее прозрачность, проходимость в 1978 - 1992 гг., и позднее в период борьбы талибов за власть в Афганистане. Кажется, что на современном этапе (с 2001 г.) такая особенность границы Пакистану только вредит. Но из-за двойственности его политики в отношении Афганистана, сохраняющихся среди ее правящих кругов сторонников поддержки афганских талибов и ставки на них с целью не допустить усиления влияния Индии в Афганистане, проницаемость линии Дюранда не всеми воспринимается как недостаток. Правящая в Пакистане олигархия, среди которой видное место занимают армейские генералы (действующие и отставные), заинтересована в утверждении своей стратегической гегемонии на западном направлении с тем, чтобы использовать ее в противостоянии на восточном, против Индии. Поэтому Пакистан на данном этапе, как представляется, не возражает против нынешнего состояния вопроса о границе.
Вопрос, однако, имеет значение не только для двух стран, но и для их соседей и союзников. США и Запад, как думается, хотели бы добиться от Кабула признания линии Дюранда де-юре, чтобы обеспечить для двух соседних государств условий для развития тесных дружественных связей. Иран, по-видимому, не заинтересован в таком развитии событий, ибо это означало бы решение, устраивающее США и сокращающее остроту противоречий между Афганистаном и Пакистаном, что сужает для Тегерана поле для маневра. Политика Индии в этом вопросе двойственна — официально она заинтересована в признании линии Дюранда Кабулом, но неофициально может считать это опасным укреплением позиций Исламабада на его западном и северо-западном направлениях.
Сложность мирового, регионального и двустороннего расклада сил не позволяет уверенно прогнозировать ситуацию с линией Дю-ранда. Скорее всего, она сохранится в качестве юридической проблемы еще длительное время. Что касается реальной границы, то это в основном будет зависеть от общего положения в Афганистане и Пакистане. Укрепление гражданских режимов и демократических сил в этих странах вызовет рост доверия между государствами и укрепление границы и пограничного режима, а разбалансировка обстановки в обеих или одной из двух стран приведет к ослаблению границы, сделав еще более неопределенными перспективы ее юридического признания.

Примечания

1 Ганковский Ю.В. Народы Пакистана. (Основные этапы этнической истории) М.: Наука, 1964, с. 216 - 217; Темирханов Л. Восточные пуштуны. Основные проблемы новой истории. М.: Наука, 1987, с. 78 -93; Панич-кин Ю.Н. Образование Пакистана и пуштунский вопрос. М.: Научная книга, 2005, с. 39 - 41 и др.
2 Темирханов Л. Указ. соч.,с. 81 -82; Janjua M.Q. In the Shadow of the Durand Line: Security, Stability, and the Future of Pakistan and Afghanistan. Monterey, Ca., 2009, p. 18 - 20 (Electronic version).
3 Ibid., p. 23 - 25.
4 Demarcation surveys on the Durand Line // Wikipedia. Retrieved on September 18, 2012.
5 Janjua M.Q. In the Shadow of the Durand Line, p. 26 - 27.
6 Pak-Afghan Discord. A Historical Perspective. (Documents 1955 - 19 79) // Ed. Mehrunnisa Ali. Karachi: Oxford University press, 1990, p. 62 - 69 et.al.; Malik H. Soviet-pakistan Relations and post-Soviet Dynamics. L.: Mac-millan, 1974, p. 75.
7 Janjua M.A. In the Shadow of the Durand Line, p. 28 - 29
8 Quaid-i-Azam Mahomed Ali Jinnah Speeches As Governor-General of Pakistan 1947 - 1948. Karachi, S.a., p. 38 - 39.
9 Ibid., p. 132 - 134.
10 Райков А.В. Факир из Ипи — борец за свободу Вазиристана // Вос-ток.1995, № 3, с. 90 - 91.
11 Белокреницкий В.Я., Москаленко В.Н., Шаумян Т.Л. Южная Азия в мировой политике. М.: Международные отношения, 2003, с. 80, 86, 98, 104 - 107.
12 Riedel B. Deadly Embrace. Pakistan, America, and the Future of the Global Jihad. Wash.: Brookings, 2011, Ch. 2 (Electronic version).
13 Частное мнение из записей бесед автора.
14 Data Source: UNHCR, cited in: Janjua M.Q. In the Shadow of the Durand Line, p. 60. Figure 9. Afghanistan Refugees, 1979 - 2007.
15 Riedel B. Deadly Embrace. Ch. 5.
16 Riedel B. Deadly Embrace, Ch. 5; Janjua M.Q. In the Shadow of the Durand Line, p. 76.
17 Pak Population increased by 46,9% between 1998 and 2011 // The Indian Express, Mar. 29 2012.
18 Характерна в этом смысле представительная международная дискуссия, организованная Американским институтом афганских исследований: The Durand Line: History, Consequences, and Future. Report of a Conference Organized in July 2007 in Istanbul, Turkey (Electronic version).
19 Janjua M.Q. In the Shadow of the Durand Line, p. 74.

 

Пакистан и афганский кризис*

Исламскую Республику Пакистан нередко относят к числу осевых в мировой политике. Она находится на стыке трех регионов — Южной, Центральной и Западной Азии и принадлежит с исторической точки зрения индийскому ареалу, а с религиозной — исламскому широтному поясу от Гибралтар до Синьцзяна. Хорошо известна роль, которую сыграл Пакистан в недавней истории соседнего Афганистана. В 80-х годах, после ввода туда советских войск, он стал для Вашингтона главным участником в опосредованной войне (proxy war) с Москвой. Следующее десятилетие ознаменовалось собственными инициативами Исламабада на афганском направлении. С середины 90-х годов Исламабад поддерживал движение Талибан. Добившись военных успехов в немалой степени благодаря Пакистану, талибы стремились ослабить зависимость от него. Они нашли еще одну опору в лице арабских радикалов и боевиков из Аль-Каиды, но связь с ними усилила их международную изоляцию и привела к разгрому. Пакистан же, присоединившись в последний момент, осенью 2001 г., к антиталибскому фронту, вновь превратился в партнера — посредника Запада.
Выполняя эту роль на протяжении полутора десятилетий, страна оказалась еще теснее, чем раньше, втянута в воронку афганского кризиса. Вместе с тем произошло усиление политических и оперативнотактических возможностей Исламабада на афганском направлении. Это хорошо увязывалось с традиционном нацеленностью Пакистана (прежде всего его военных кругов) на противостояние с Индией путем создания прочного тыла, "стратегической глубины"1.
* Мировая экономика и международные отношения / Гл. ред. А.В. Рябов. 2016. Том 60. № 3, с. 73 - 79.
По завершении вывода из Афганистана американских и натовских войск (полного или почти полного) позиции Пакистана во вну-триафганском конфликте, скорее всего, возрастут, как, впрочем, и опасности, которые таит в себе вовлеченность в него. Одна из них связана с антагонизмом между Пакистаном и Индией, чьи военные, в частности ракетно-ядерные потенциалы, продолжают быстро увеличиваться, в то время как внешнеполитические интересы зачастую сталкиваются, проявляясь, в том числе, в соперничестве за влияние на Афганистан. Другая угроза обусловлена глубокой разделенно-стью пакистанского общества, наличием в нем межэтнических, межконфессиональных и межрегиональных трений и разломов2.

 

Демографический протуберанец

По последнему в колониальной Индии цензу 1941 г., население областей, сегодня составляющих Пакистан, равнялось всего 28 млн человек. После образования в 1947 г. двух независимых государств на месте бывшей британской колонии произошла массовая миграция населения, и Пакистан в его нынешних границах (тогда — западный Пакистан, на месте восточного в 1971 г. образовалась Республика Бангладеш) в итоге получил дополнительно около 2 млн человек. С 32 - 36 млн на рубеже 40 - 50-х годов прошлого века его народонаселение увеличилось до 190 - 210 млн к середине 2010-х, то есть выросло в шесть раз менее чем за 70 лет. Среднегодовые темпы прироста составили едва ли не рекордные в мире, во всяком случае, в Азии, 3,0%.
Пакистанское население быстро возрастало не только в первые десятилетия после Второй мировой войны, когда подобное наблюдалось почти повсеместно в Третьем мире, но и в дальнейшем, когда темпы демографического роста многих стран Азии заметно снизились. В Иране, например, после взлета 80-х годов ежегодный прирост упал ныне до 1,5%, в ряде арабских стран — до 2% и менее, в Индии между переписями 2001 и 2011 гг. составил 1,8%3.
Перепись населения в Пакистане в последний раз была проведена в 1998 г. За 17 лет между цензами 1981 и 1998 гг. демографический прирост составил в год 2,7%, а численность жителей увеличилась с 84 до 132 млн человек. За предшествующий период между переписями (1972 - 1981) прирост равнялся 2,9%. Логично было предположить, что он и далее будет снижаться. О том же говорили общемировые тенденции и специальные выборочные обследования, проводившиеся в стране. По оценкам пакистанских ведомств, темпы демографического роста снизились до 2,0 или даже 1,5% в год4.
Проведение очередной переписи намечалось на 2008 г., затем ее перенесли на 2009 г., но реально приступили весной 2011 г. Следует отметить, что переписи в Пакистане требуют не только немалых финансовых и административных затрат, но и сопряжены, как правило, с острыми политическими коллизиями, ввиду того, что от их результатов в существенней степени зависит распределение средств, поступающих из центра субъектам федерации? Кроме того, они служат основанием для определения избирательных округов, в которых по мажоритарной системе проводятся парламентские выборы.
В 2011 г. завершили только первый тур переписи — пересчитали домохозяйства. Спустя год в печать просочились неофициальные и весьма неожиданные результаты. Согласно им, население в 2011 г. выросло до 192 млн человек, увеличившись за 13 лет на 47% (среднегодовой прирост — 2,8%)i5 5. Итоги переписи, тем самым, поставили под сомнение оптимистические расчеты официальных демографов. Из опубликованных данных следовало, что численность людей возрастала сильнее в бедных и окраинных регионах страны — в Белуджистане (почти в полтора раза), на территории пуштунских племен и высокогорном севере. Менее всего число до-мохозяйств и число жителей увеличились в крупнейшей, наиболее богатой и политически доминирующей провинции Панджаб (на 24%). Это обстоятельство, по всей видимости, и воспрепятствовало доведению переписи до конца. Признание ее данных официальными снизило бы долю Панджаба в населении страны с почти 60 до 55%, что могло сказаться на объеме получаемых провинцией федеральных субсидий.
i Согласно действующей конституции, Пакистан является федеративной республикой, состоящей из четырех провинций — Панджаба, Синда, Хайбер-Пахтунхва и Белуджистана, а также Территории племен федерального управления, поделенной на семь агентств, и столичного округа Исламабад. В качестве ассоциированных с Пакистаном областей учитываются также область Гилгит-Балтистан и республика Азад (свободный) Кашмир. Их принадлежность Пакистану оспаривает Индия, претендующая на все бывшее индийское княжество Джамму и Кашмир, фактически разделенное между двумя соседними государствами.
ii Вместе с контролируемыми Пакистаном областями Джамму и Кашмира его население оценивалось переписью в 197 млн человек.
Проведенные в мае 2013 г. парламентские выборы принесли безоговорочную победу партии Пакистанская мусульманская лига Н. Шарифа [ПМЛ(Н)], пользующейся наибольшей поддержкой в Панджабе. Новое правительство отмело данные 2011 г. и объявило о проведении переписи в 2016 г. спустя 18 лет после переписи 1998 г., когда та же партия стояла у власти. Впрочем, нет уверенности, что перепись состоится в намеченные сроки, поскольку, по сообщениям печати, график выделения средств на нее уже нарушен6 .
Между тем, неофициальным данным переписи 2011 г., как представляется, в целом можно доверять. Самыми быстрыми темпами растет в таких странах, как Пакистан, население окраинных, менее развитых и по преимуществу сельских районов, где выше бедность и нищета, неграмотность женщин, сильнее их приниженное положение при распространенности ранних браков и стремлении семей иметь перешагнувших детский возраст сыновей.
В таком случае Пакистан предстает исключением, неким протуберанцем на солнце демографических явлений. Вместо относительно низких и снижающихся показателей роста он демонстрирует почти неизменные во времени, существенно более высокие, чем средние по нынешним стандартам темпы, выводящие его в число наиболее населенных стран мира. При сохранении наблюдаемых темпов роста к 2025 г. население Пакистана перешагнет порог в 250 млн, а к 2030 г. — 300 млн человек. Обойдя Индонезию, он переместится с шестого на пятое место в мире и станет крупнейшей мусульманской страной. Экстраполяция нынешних тенденций (даже с корректировкой в сторону некоторого понижения скорости роста) выводит Пакистан к середине нынешнего столетия на четвертое место, вплотную за США7 .
В реальность таких прогнозов трудно поверить, однако эффект демографического протуберанца сказывается на социально-экологической ситуации уже сегодня. Количество потребляемой пресной воды в расчете на человека за почти семь десятилетий существования Пакистана сократилось с 5 тыс. куб. м до менее 1 тыс. куб м. Мало того, потепление мирового климата грозит ему пагубными последствиями. Ускоренное таяние ледников в Гималаях, от которых питается в основном водная система страны, может привести уже в среднесрочной перспективе к долговременной засухе. Бедствия от наводнений, от которых Пакистан особенно пострадал в 2010 г., а затем в меньшей степени в течение ряда последующих лет, могут показаться не слишком губительными по сравнению с теми, что принесет установившаяся надолго засушливая погода.

 

Плюсы и минусы глобализации

На протяжении первых десятилетий самостоятельного существования Пакистан следовал классическим образцам индустриализации, которая осуществлялась за счет эксплуатации деревни в условиях искусственно завышенного валютного курса и защищенного тарифными и нетарифными барьерами внутреннего рынка. С 60-х годов ускорились техническая модернизация сельскохозяйственной сферы. В следующем десятилетии началась массовая миграция трудовых ресурсов на богатый нефтедолларами Ближний Восток. Наступившая в конце ХХ в. эра глобализации, открытости национального хозяйства "мировым ветрам", принесла Пакистану как плюсы, так и минусы8 .
К позитивным сторонам глобализации можно отнести круто возросшие перечисления средств от пакистанцев, работающих за рубежом. Они стали особенно быстро возрастать с 2000 г. В 2013/14 фин. г. поступления по банковским каналам превысили 14 млрд долл. США и, как отмечает С.Н. Каменев, "имеют явную тенденцию к дальнейшему росту"9. Основная часть переводов приходится на тех, кто работает в "ближнем зарубежье", прежде всего в Саудовской Аравии и других нефтедобывающих арабских странах. За счет сбережений "гастарбайтеров", существенно повысились вложения в недвижимое и движимое имущество в Пакистане (землю, дома, средства сельхозмеханизации, личный автотранспорт). Серьезное увеличение мобильности трудоспособного населения, вызвало, по выражению А. Хасана, "незапланированную социальную революцию"10. Дело в том, что от возросшей мобильности выиграли представители низких кастовых (наследственных) профессий — ремесленники и другие неземледельцы, которые легче расставались с деревней и обладали определенными трудовыми навыками, помогавшими найти работу в городских мастерских, фабричном секторе и за рубежом.
Выезду из сел способствовала стремительно распространившаяся тракторизация земледелия, преимущественно пахотных работ. Техническое переоснащение сопровождалось монетизацией, подрывом натуральных, обменно-бартерных связей и почти полным, в основной зоне поливного земледелия, разрушением традиционной сельской общины, державшейся на системе отношений, известной в литературе по Индии как джаджмани, а по Пакистану (Панджа-бу) — сейпи11.
В то же время под влиянием глобализации замедлились темпы расширения ориентирующейся на самодостаточность индустриальной базы. Построенный в 70 - 80-х годах с помощью СССР металлургический комбинат полного цикла (близ Карачи) так и остался до сих пор единственным такого рода предприятием. Вслед за металлургией стали буксовать машиностроение, транспортная и энергетическая инфраструктура. Хроническая нехватка электроэнергии превратилась в подлинное бедствие крупных городов, таких как почти 20-миллионный Карачи, десятимиллионный Лахор и др. Произошедшее в основном по вине властей запоздание с вводом в действие масштабных гидроэнергетических сооружений тяжело отразилось не только на городской, но и всей производственной инфраструктуре.
Выход из положения Пакистану пока дает та же глобализация. Многие отрасли обрабатывающей промышленности выживают за счет импорта полуфабрикатов, другие ориентированы преимущественно на экспорт. Сложились своего рода верхний и нижний ярусы экономики. Первый из них, состоящий из технически современных капиталоемких производств, связан с наднациональным, мировым движением капитала и товарообменом; второй, традиционный и полутрадиционный, — с местными товарно-денежными потоками, дополняемыми остатками бартерных связей.
ii Суть системы состоит в неравноправном положении неземледельческого населения сельской общины (ремесленников и разнообразных «слуг») и неравноправном для зависимых представителей неземледельческих каст натуральном взаимообмене товарами и услугами.
Пакистан довольно активно участвует в мировой торговле и движении капитала. Товарооборот (при крупном хроническом дефиците) достиг 70 млрд долл. и составляет немного более четверти ВВП по официальному обменному курсу. Суммарные прямые иностранные инвестиции (ПИИ) в экономику страны превысили 24 млрд долл. (65-е место в мире)11. При этом приток инвестиций колеблется в широких пределах. В 2014- 2015 (2014/15 фин. г.) гг. он составил 700 млн долл., что почти на миллиард меньше, чем в предшествующем финансовом году12. Пакистанский крупный бизнес вывозит капитал за границу, хотя объемы зарубежных инве-стаций невелики (около 1,5 млрд долл.). Все это свидетельствует о встроенности экономики в глобальные рынки, но, как и для других многонаселенных государств Азии, преобладающее значение для Пакистана имеет внутреннее производство и замкнутый в национальных границах товарообмен13 .

 

Парламентско-военный режим

Экономическим ярусам во многом соответствуют политические. На верхнем этаже действует хорошо отлаженный, имеющий давние политические корни и традиции механизм центральной власти14. Его юридические основы закреплены в конституции 1973 г., учредившей парламентскую республику. 20-я поправка к конституции, принятая в 2010 г., вернула конституции изначальную суть. До этого в течение длительного времени она была искажена поправками, инициированными военными правителями, путем придания институту президентства главенствующего положения. Правление военных вводилось и отменялось в стране четыре раза, и еще чаще, с учетом полувоенных режимов, менялась степень участия верхушки вооруженных сил, прежде всего сухопутных войск (армии), в управлении страной.
Последний раз армия была близка к абсолютной власти в 1999 - 2002 гг. По истечении трех лет прямого правления военных режим преобразовался в военно-парламентский во главе с генералом П. Мушаррафом в качестве президента. Кризис режима в 2007 - 2008 гг. закончился упомянутым выше возвращением к парламентской форме правления. Однако согласие военных на "уход в тень" было обусловлено сохранением за ними функции гарантов стабильности и порядка.
После победы на выборах 2008 г. кабинет министров возглавила Пакистанская народная партия (ПНП), основанная в конце 60-х годов ярким политиком из Синда З.А. Бхутто. Его казнь после военного переворота 1977 г. и гибель в результате теракта второго лидера ПНП, дочери Бхутто Беназир, создали партии ореол гонимой защитницы справедливости. Что не помешало А.А. Зардари, овдовевшему мужу Б. Бхутто, не только находиться в течение пяти лет на посту президента, избираемого голосами парламентариев, но и прослыть одним из самых быстро разбогатевших людей в стране. Поляризация общества за время правления ПНП возросла, а массовое недовольство усилилось. Однако, благодаря способности правительства к компромиссу, удалось избежать возврата к военному правлению.
На выборах 2013 г., как отмечалось выше, уверенно победила ПМЛ во главе с Навазом Шарифом. Казалось, что опытный политический деятель, в третий раз занявший пост премьер-министра, получит, наконец, всю полноту власти. Но, несмотря на уход с поста начальника штаба армии в отставку влиятельного генерала А.П. Кияни и его замену другим выходцем из Панджаба генералом Рахилом Шарифом (однофамильцем премьера), военная корпорация сохранила за собой явные и тайные рычаги воздействия на политический процесс. Летом и ранней осенью 2014 г. она безучастно смотрела на проведение оппозицией массовых акций протеста. Главный оппонент премьер-министра, лидер Техрик-е инсаф (Движения за справедливость, ДС) Имран Хан выступил с обвинениями в грубых нарушениях при проведении выборов и потребовал нового голосования. ДС, совместно с Пакистанским народным движением во главе с богословом Т.аль-Кадри, окружило официальные здания в Исламабаде толпами манифестантов и парализовало деятельность правительства. Это заставило Н. Шарифа искать защиту у военных.
Власть в стране приобрела после этого, как представляется, полувоенный, парламентско-военный характер. Политика в отношении Индии и Афганистана ныне, судя по всему, "делается" в штаб-квартире сухопутных войск. Особое положение занимает армия и во внутриполитических делах. Причем эта ее роль возросла на гребне войны против террора. Пакистанская армия в июне 2014 г. развернула в горах агентства Северный Вазиристан, на территории пуштунских племен, крупномасштабную операцию под названием Зарб-е-азб (Разящий удар, или Меч Пророка) и объявила об уничтожении к началу осени около 1 тыс. боевиков, входящих, по-видимому, и в "сеть Хаккани", наиболее дееспособную афганскую группировку, воюющую на стороне талибов. Ввиду отказа военных допустить на место событий журналистов и наблюдателей, трудно проверить точность официальной информации. Скорее всего, боевые отряды враждебных Кабулу боевиков были вытеснены на афганскую территорию и укрылись там.
Ущерб от армейских операций был, видимо, серьезным для пакистанских талибов — противников Исламабада. Талибские организации в Пакистане возникли под влиянием афганских "собратьев" и серьезно укрепились за последнее десятилетие15. Обрушившийся на них армейский удар может объяснить их жесткий ответ в декабре 2014 г. Нападению боевиков подверглась привилегированная школа в Пешаваре, где обучались дети военнослужащих. Число погибших учащихся и их наставников превысило, по официальным данным, 150 человек, а на деле, возможно, было существенно больше. Трагедию в Пешаваре иногда называют "вторым Бесланом". Реакция пакистанских властей была острой и незамедлительной. Парламент одобрил правительственный План действий против террора, принял поправку к конституции, которая санкционирует учреждение военных судов, пока, правда, временное, на два года. За приговорами военных судов и отменой моратория на смертную казнь последовала волна казней через повешение в обычных и гарнизонных тюрьмах. Это вызвало в основном негативную реакцию в обществе, обеспокоенном ужесточением методов, к которым прибегает власть в борьбе не только с преступниками, но и политическими противниками.
Итак, верхние этажи власти в Пакистане занимает сегодня не только политическая, но и военная элита. Определенную роль в этом тандеме играют корпорация судей, представляющая собой специфическую ветвь госбюрократии, а также лишенное официальной иерархии, особенно в суннитском исламе, сословие богословов (улемов) и авторитетных духовных лиц. Характерной Особенностью пакистанской политической (партийно-парламентской) элиты является высокая доля выходцев из потомственной земельной и трайбалистской (племенной) аристократии. В литературе по Пакистану их часто называют феодалами, хотя и особого, азиатского типа16. Во многом через эту феодальнотрайбалистскую элиту достигается органичная связь между высшими и низшими этажами политики. Потомственные земельные аристократы и вожди племен, подобно двуликому Янусу, обращены одной стороной к современному образованию, городу и глобальному миру, а другой — к архаике, сельским народным нравам и местным порядкам. Саму по себе такую двойственность нельзя считать чем-то исключительным, но в современном мире она нечасто встречается в таком относительно "неповрежденном" виде, как в Пакистане.
В то же время на нижних этажах политики в последнее время идут процессы, размывающие власть традиционных верхов. В 70-х годах по инициативе правящих кругов началась исламизация (или реисламизация) общества. Ислам в результате стал все больше использоваться как основа государственной идеологии и общественной нравственности. Это укрепило позиции разросшегося слоя улемов, а также проповедников фундаменталистского суннитского ислама. Исламские максималисты нередко сочетали проповеди с расправами над шиитами, которых они третируют как немусульман, и отдельными представителями умеренных школ и суфийских орденов. Преследованиям подвергались также пакистанские ахма-дийцы (сторонники секты, признанной в стране неисламской), христиане и индуисты. Усиление радикалов осложнило межобщинную обстановку в заповедниках "феодализма" — сельских местностях южной провинции Синд, пустынном Белуджистане, на юге Панджаба.

 

Пламя афганского конфликта

С рубежа 70 - 80-х годов Пакистан оказался "обожжен" пламенем гражданской междоусобной войны в Афганистане. От этого в первую очередь пострадали северо-западные и западные области страны, населенные по-преимуществу пуштунами (афганцами), этнически родственными основной группе населения соседнего государства. Численность беженцев, осевших в Пакистане, достигла к началу 90-х годов 3,5 млн, а к началу 2000-х годов — 5,3 млн чело-век17. Их размещение в специальных лагерях, осуществлявшееся властями при посредничестве ООН и благотворительных организаций, нарушило традиционный уклад жизни в трайбалистском поясе страны, где основным занятием продолжало оставаться от-гонно-пастбищное скотоводство. Скудные возможности для выживания сократились, вызывая борьбу за пастбища и другие конфликты, которые отчасти загонялись внутрь благодаря сходству веры и обычаев афганских и пакистанских пуштунов.
Обширный пуштунский пояс (порядка 400 тыс. кв. км) накрепко связал судьбы двух соседних наций-государств, будучи сам разделен границей, которую Кабул не признает легитимной111 . Связь двух "братьев-близнецов" омрачена не только этим весьма чувствительным для Исламабада моментом, но и другими взаимными обидами и претензиями.
Рискуя повториться, отметим, что в начале 90-х годов Пакистан, казалось, обеспечил себе преимущественные позиции в Афганистане. Он всеми силами содействовал победе муджахедов (исламистов первого призыва) над правительством леводемократического президента М. Наджибуллы. Из Исламабада в Кабул в апреле 1992 г. прибыли лидеры афганских партий, штаб-квартиры которых более десяти лет находились в Пакистане. Как полагали в Исламабаде, муджахеды в знак благодарности урегулируют, наконец, вопрос о границе, одновременно признав Пакистан "старшим братом". Но между афганцами-победителями началась грызня, переросшая в затяжной кровавый конфликт. Попытки Исламабада примирить их не увенчались успехом. Тогда, как отмечалось выше, он сделал ставку на талибов, военнополитическую группировку, отпочковавшуюся от муджахедов. С 1996 по 2001 г. Пакистан оказывал всемерную поддержку движению Талибан в его борьбе с противниками, состоящими в большинстве из непуштунов — таджиков, узбеков, хазарейцев, аймаков и др.
111 Официальный Афганистан, несмотря на смену режимов, неизменно настаивает, что проведенная англичанами в 1893 г. "линия Дюранда" была навязана силой и разделила "по живому" районы, населенные горскими пуштунами. О пуштунском вопросе, серьезно осложняющим отношения между Пакистаном и Афганистаном см.: Москаленко В., Топычка-нов П. Сила и слабость Пакистана. М.: Московский Центр Карнеги, 2013, с. 35 - 36.
Исламабад признавал (наряду с Саудовской Аравией и ОАЭ) власть талибов над Афганистаном, не считаясь с их крайне негативной международной репутацией.
Все эти "жертвы" были перечеркнуты осенью 2001 г., когда военные власти Пакистана решили поддержать антиталибскую коалицию во главе с США. Положение Пакистана, вновь ставшего партнером Запада по борьбе с силами, господствующими в соседней стране, отличалось на этот раз скрытой двойственностью. Исламабад стремился отделить борьбу с международными террористами в лице Аль-Каиды от действий в отношении талибов. После разгрома основных талибских сил, оказавших лишь слабое сопротивление иностранной коалиции и традиционным противникам-"северянам" (муджахедам непуштунского по преимуществу севера страны), талибы "растворились" среди местного населения и ушли через границу в Пакистан.
Учитывая сложившееся там общественное мнение и давние связи талибов с военными, в частности межвойсковой разведкой (Inter-Service Intelligence), неудивительно, что им был негласно оказан доброжелательный прием. Талибы обосновались в ряде опорных пунктов вдоль границы — в горной полосе племен и в предгорьях, где они тяготели к провинциальным центрам Кветте и Пешавару. В середине 2000-х годов, опираясь на пакистанский тыл, они перешли к активным наступательным действиям против вооруженных сил международной коалиции и правительственных афганских войск. Крупное усиление американо-натовской группировки в 2009 - 2012 гг. заставило талибов прибегнуть к тактике выжидания, проведению партизанских вылазок и периодических терактов. Отступление отрицательно сказалось на силе и единстве Талибан, но не подорвало его окончательно.
Осенью 2014 г. просматривались как наиболее вероятные три сценария развития ситуации в Афганистане18. Первый из них — благоприятный для кабульского режима и международной безопасности. Сценарий исходил из сохранения сложившейся тогда системы распределения командных ролей между президентом А. Гани и главой исполнительной власти А.Абдуллой. Этот вариант предполагал достаточно стабильное положение в сфере безопасности и улучшение экономического положения в стране.
Чтобы достичь этих целей, президент Гани предпринял шаги по установлению эффективного партнерства с правительством и вооруженными силами Пакистана. Его курс сложился под нажимом со стороны Вашингтона и вследствие позитивной оценки Кабулом предпринятых Исламабадом летом 2014 г. упомянутых мер по борьбе с талибами на своей территории. Определенные надежды порождали в Кабуле и заверения Исламабада в поддержке переговорного процесса между афганскими властями и талибами.
Вплоть до лета 2015 г. казалось, что такой курс приносит плоды. Талибы согласились на переговоры с правительством через свое представительство в Катаре и воздерживались от активных боевых операций. Однако затем линия президента стала давать сбои. Переговоры в Катаре были сорваны, возобновились попытки талибов усилить свои позиции на местах. Руководство талибов во главе с муллой Мансуром, скрывавшее в течение более двух лет смерть муллы Омара (легендарного вождя талибов, провозглашенного ими в 1996 г. амир аль-муминином, то есть предводителем правоверных или главой всех мусульман) дало команду на активизацию действий. В конце сентября силы талибов окружили и взяли один из ключевых городов севера Афганистана — Кундуз. С большим трудом и при участии остающихся в стране американских военных1" город удалось отбить, но в округах и уездах, прилегающих к нему, талибы сохранили преобладающие позиции. Одновременно началось их наступление на юге в "родной" для них провинции Гиль-менд и других районах расселения пуштунов. Согласно оценкам, на октябрь 2015 г., талибы захватили или оспаривали контроль почти над 20% округов (73 из 398). Только за октябрь они укрепились в 14 округах на севере, западе и юге страны19 .
Второй из упомянутых выше сценариев — неблагоприятный, предполагающий возврат талибов к власти.
1v Неприятной осечкой для американцев стало нападение их авиации на единственный современный госпиталь в Кундузе, в котором работала известная международная организация «Врачи без границ». Президенту США Б. Обаме пришлось выражать сожаление в связи с инцидентом, а организация свернула свою деятельность в городе.
В соответствии с ним, бои правительственных сил с талибами должны были начаться (и действительно начались) летом-осенью 2015 г. При этом относительно нормальная мирная жизнь, особенно в крупных городах, по этому прогнозу, должна сохраниться в течение двух-трех лет. Шансы на такой переходный период увеличились в связи с решением администрации США после событий в Кундузе растянуть по времени сроки окончательного вывода своих войск из страны и замедлить темпы сокращения военной и финансовой поддержки нынешнего афганского режима.
По еще одному неблагоприятному сценарию прогнозируется фактический распад Афганистана, талибанизация юга и востока страны, переход западных и центральных ее районов (шиито-хаза-рейских) под опеку Ирана и укрепление на севере сил, ориентирующихся на государства Центральной Азии (в первую очередь Узбекистан), тот же Иран, Индию и Россию. Реализация такого сценария будет означать углубление геополитического разлома, проходящего по Афганистану, и "заходящего" в определенной мере на Пакистан.
Последний сценарий представляется в данный момент наиболее вероятным. Для Афганистана он будет означать дальнейшую деградацию общественно-политической и экономической жизни с усилением региональных центров и фрагментацией, наметившейся еще в 1990-х годах20. При этом верхние этажи власти, опираясь на внешнюю помощь, вероятно, смогут достаточно долго удерживать контроль над крупными городами. Опасность для них возрастет в случае еще большей радикализации исламистской оппозиции. Тревожным сигналом служит отмеченное уже сегодня появление в ее рядах сторонников действующего в Ираке и Сирии (Леванте) Исламского государства (ИГ, или ИГИЛ)21.
Перспектива "талибанизации" и даже "игилизации" омрачает и будущее Пакистана. Но в отличие от соседа его характеризует выраженная территориальная неравномерность развития, наличие более продвинутых в хозяйственном (аграрном и индустриальном) и социокультурном плане регионов, прежде всего северного и центрального Панджаба и городского Синда. Основная масса населения сосредоточена именно в равнинном поясе двух этих провинций, пересекающем страну с севера на юг, по течению Инда и его притоков. Опираясь на экономически достаточно развитый центр, пакистанские правящие круги способны удерживать контроль над относительно редконаселенной периферией. Но демографический "всплеск" в окраинных районах вместе с обострением экологических проблем в земледельческом ареале могут создать в перспективе трудно разрешимые коллизии.
Роль Пакистана в продолжающемся афганском кризисе противоречива. С одной стороны, он выступает как сторона, способная помочь в урегулировании ситуации с безопасностью и укреплении нынешней кабульской власти. А с другой — Пакистан и сам часть зоны небезопасности и роста террористических сил". К этому добавляется двойственность политики правящего гражданско-военно-го тандема. Одна его часть, связанная с торгово-промышленными кругами, заинтересована в урегулировании споров с Индией, а другая — демонстрирует приверженность силовой политики, добиваясь сохранения военного паритета с экономически более мощным соседом.
В политике России в отношении Пакистана наметились некоторые подвижки. Связи с Пакистаном у СССР и современной России зависели чаще всего от отношений с Индией, ревниво следившей за российско-пакистанскими контактами. В Москве учитывали разницу в масштабе двух соперничающих в регионе государств и отдавали предпочтение Индии как более крупному и близкому "по духу" партнеру. На рубеже двух последних десятилетий Пакистан для России стал выходить из индийской тени, наметилось сотрудничество в четырехугольнике России, Пакистана, Афганистана и Таджикистана. Хотя "малая колесница" оказалась не слишком удачным проектом, двусторонние связи между Москвой и Исламабадом, безусловно, упрочились.
" Участие в войне с террористами на своей территории дорого обошлась Пакистану. По распространенным оценкам, с 2001 по 2013 г. в ней погибли около 50 тыс. пакистанцев, в том числе до 15 тыс. сотрудников сил безопасности (военнослужащих, членов полувоенных формирований, полицейских). См.: Москаленко В., Топычканов П. Сила и слабость Пакистана. М.: Московский Центр Карнеги, 2013, с. 45; Shah, Aqil. The Army and Democracy. M1l1tary Pol1t1cs 1n Pak1stan. Cambridge (Mass.), 2014. Fn. 45.
В последние годы имели место контакты между руководством военных ведомств, проводились совместные военно-морские маневры, объявлено о продаже Пакистану небольших партий российских вертолетов и истребителей. После более чем 40-летнего перерыва в октябре 2015 г. подписан крупный двусторонний договор по сооружению госкорпорацией "Ростех " газопровода, соединяющего Лахор и Карачи22. Все это не означает, что Москва стала придавать меньшее значение отношениям с Индией. Летом 2015 г. на саммите в Уфе Россия одобрила вступление Индии и Пакистана в состав полноправных членов ШОС и выразила надежду, что это будет способствовать улучшению взаимосвязей между ними. Учитывая отмеченную в статье сложность ситуации, в которой находится Пакистан, содействие России в его экономическом росте весьма желательно. Оно может опосредованно способствовать смягчению остроты афганского кризиса и ослаблению давления исламского радикализма на Центральную Азию, а также Северный Кавказ и некоторые другие российские регионы.

 

Примечания

1 Москаленко В., Топычканов П. Сила и слабость Пакистана. М., Московский Центр Карнеги, 2013, с. 38.
2 Наумкин В.В. Проблема цивилизационной идентификации и кризис наций-государств. Восток-Oriens, 2014, № 4, с. 5 - 20.
3 Белокреницкий В.Я. Демографические параметры и перспективы исламского мира и исламской цивилизации. Восточная Аналитика. Ежегодник 2013, с. 52.
4 Pak1stan Econom1c Survey 2014 - 15. Islamabad, Government of Pak1stan,2015. Electron1c vers1on 1n PDF format. Statistical Annexure, Table 12,1, Table 12,10.
5 Khan A.S. Population shoots up by 47 percent s1nce 1998//The News, March 29, 2012. Ava1lable at: www.thenews.com.pk; Cox W. Pak1stan: Where the population bomb 1s explodmg // http//www.newgeography.com/ content/002940... Assessed 11,12,2012
6 Zaman F. Population census scrapped once aga1n? Dawn. 01,09,2015. Ava1lable at: www.dawn.com
7 Более сглаженные расчеты темпов роста пакистанского населения предлагает А.В. Акимов. По «реальному» сценарию (с учетом ресурсных ограничений) население Пакистана превысит 300 млн человек лишь ближе к 2050 г. См.: Акимов А.В. Турция, Иран, Афганистан, Пакистан: перспективы демографического перехода и природные ресурсы для жизнеобеспечения и экономического развития. Мусульманское пространство по периметру границ Кавказа и Центральной Азии. М., Институт востоковедения РАН (ИВ РАН), 2012, с. 41.
8 Трактуя глобализацию как продукт постиндустриального общества, К.М. Труевцев, на наш взгляд, справедливо разводит это понятие с "интернационализацией", характерной для индустриальной фазы экономического развития и соответствующего ей типа международных отношений. См.: Труевцев К.М. Глобализация как политический процесс. Препринт. Высшая школа экономики, М., 2012, с. 3, 6 - 7.
9 Каменев С.Н. Экономическое развитие Пакистана. Макроэкономический анализ. М.: ИВ РАН, 2014, с. 200.
10 Hasan, Arif. The Unplanned Revolution. Observations on the Processes of Socio-Economic Change in Pakistan. Karach: Oxford University Press, 2012.
11 The World Factbook. Country Comparison. Stock of Direct Foreign Invetment At Home; Abroad//https://cia.gov/library/publications/theworld-factbook/rankorder//... Assessed 09,10,2015.
12 2014 - 15: Foreign direct investment shrinks // The Express Tribune // http://tribunecom.pk/story/921703/...
13 Подробнее см.: Каменев С.Н. Экономическое развитие Пакистана. Макроэкономический анализ. М.: ИВ РАН, 2014, с. 160 - 187 и др.
14 См., например, Шаумян Т.Л. Политические системы стран Южной Азии. М., Красанд, 2014, с. 86 - 107.
15 См., например, Чекризова О.П. Исламский радикализм и экстремизм в Пакистане в конце ХХ — начале XXI вв. М.: ИВ РАН, 2015.
16 Zaidi, S. Akbar. Issues in Pakistan's Economy. Second Edition Revised and Expanded. Karachi, Oxford University Press, 2011, p. 12 - 22.
17 Pakistan. 2015 UNHCR country operations profile. Overview // http:// www.unhcr.org/pages/49e487016. html
18 Белокреницкий В.Я., Сикоев Р.Р. Движение Талибан и перспективы Афганистана и Пакистана. М.ИВ РАН, 2014, с. 190 - 198.
19 Roggio B. Taliban overruns district, loses control of 2 others in the Afhhan north // The Long War Journal, October 28, 2015. Available at: www. longwarjournal.org
20 Rubin B. The Fragmentation of Afghanistan: State Formation and Collapse of the International System. New Haven: Yale University Press, 1995.
21 Akbar A. From TTP to IS: Pakistan's terror landscape evolves//Dawn, May 17, 2015. Available at: www.dawn.com; AFP. Growing presence of IS in Afghanistan // Dawn. May 25, 2015.
22 Каменев С.Н. Российско-пакистанское сотрудничество: сегодня и завтра. 27,10,2015//www.times.ru

 

Раздел II. Южная Азия.

 

Причины раздела колониальной Индии. Эволюция Индии и Пакистана за годы независимости*

Раздел колониальной Индии, произошедший одновременно с уходом англичан из колонии в августе 1947 г., был вызван комплексом причин. Нельзя обвинять в этом событии только британских колонизаторов, хотя немалую долю вины за раздел они, несомненно, несут. Столь же неверно возлагать всю ответственность на представителей мусульманского потока в движении за независимость от англичан. Вместе с тем именно они, разумеется, были главными сторонниками образования не одного, а двух государств. Косвенно виноваты в разделе и лидеры основной политической силы, олицетворяющей национально-освободительное движение — Индийского национального конгресса. Разумеется, они настаивали на передаче власти в руки одного общеиндийского руководства, но при этом недостаточно учитывали глубину раскола между различными общественнополитическими течениями, сложившимися в стране к периоду после окончания второй мировой войны.

 

I

В первой части статьи остановимся на некоторых моментах исторического развития, которые привели к тому, что Индия после длительного периода европейского господства обрела независимость, но одновременно с этим была расчленена на два государства, одно из которых в дальнейшем (в 1971 г.) разделилось еще раз.
Новейшая история стран Азии и Африки / Научный редактор и составитель С.Б. Дружиловский. МГИМО (Университет) МИД России. МГИ-МО-Университет, 2008, с. 40 -67.
Ныне на месте прежней, управляемой британцами территории существуют три страны — Республика Индия с более чем миллиардным населением, в основном индусским (на 83%), Исламская Республика Пакистан, чье население, (почти 160 млн человек) на 97% состоит из мусульман, и Народная Республика Бангладеш, где почти 90% жителей, численностью превышающей 130 млн, — также мусульмане.
Из отмеченного следует, что раздел произошел по религиозному принципу — Пакистан образовали те области колониальной Индии, в которых большинство населения принадлежало к широкой, внутренне гетерогенной (неоднородной), но осознающей перед лицом внешнего мира свое единство общине мусульман. Поэтому подоплекой раздела явилось существование на обширной территории исторической Индии (более 4 млн кв. км) отдельной крупной группы мусульманского населения, отличающейся от большинства — индусов или индуистов, носителей более ранних религиозных представлений, связанных с культурой появившихся на индийском северо-западе в конце II тысячелетия до н. э. арийских племен, а также с еще более древними местными традициями.
Появление ислама в Индии обычно относят к началу VIII в. н. э. Войска арабского халифата захватили область Синд на западе региона, где до того правили индусы. Однако широкое распространение ислама началось позднее, особенно активно с XII-XIII вв. Господство мусульманских правителей в Индии (тюрок, персов, афганцев) продолжалось на протяжении почти всего II тысячелетия. С 1206 г. столицей индийских султанов стал Дели, а с 1526 г. он превратился в главный город падишахов из династии Великих Моголов, выходцев из Ферганской долины в Средней Азии. С середины XVIII в. Индия стала ареной соперничества европейских держав — Англии и Франции, а к концу того столетия основная ее часть попала под контроль английской Ост-Индской торговой компании. Формально власть Моголов упразднили только после подавления продолжительного антиколониального восстания 1857 - 1859 гг. Тогда же политический контроль Ост-Индской компании сменился властью короны, и началась почти столетняя эпоха «британского раджа», имперского правления Объединенного королевства Великобритании и Северной Ирландии.
Хотя мусульмане, ряды которых постепенно пополнялись за счет местного населения, составляли не более пятой части жителей, их представительство в высших слоях местного общества в середине XIX века было если не преобладающим, то паритетным с немусульманским, прежде всего индусским. Помимо индусов, видное место занимала община сикхов, а также представители парсов (иранского происхождения) и христиан (англо-индийцы). Немусульмане раньше и лучше приспособились к британским колониальным порядкам, и к концу столетия оттеснили мусульман на задний план.
Это вызвало у представителей мусульманской общины чувство протеста. Английские власти, исходя из своих интересов, поддерживали мусульманскую элиту и предоставили ей в начале ХХ века льготы политического характера. В 1906 г. они согласились с инициативой образования Всеиндийской мусульманской лиги как общественно-политической организации, отдельной от функционировавшего с 1885 г. Индийского национального конгресса, а в 1909 г. по первому акту о выборах в представительные органы выделили мусульман-землевладельцев в особую избирательную курию.
Последовавшее в годы первой мировой войны и сразу после нее объединение почти всех политических сил Индии с целью добиться от англичан наибольших уступок в плане самоуправления вызвало затяжной кризис в рядах Мусульманской лиги. Из него она стала выходить только в 1937 г. вслед за проведением выборов в законодательные собрания провинций. Победа на них представителей Конгресса (ИНК) парадоксальным образом благоприятно отразилась на Лиге, которая смогла сплотиться и повести борьбу за создание самостоятельного государственного образования.
В результате единый поток национально-освободительного движения распался на общенациональный, в котором принимали участие и многие видные деятели-мусульмане, и мусульманский. Первый поток возглавляли лидеры Конгресса. Среди них выделялся М.К. Ганди — махатма (великая душа). Его харизма проистекала из следования религиозно-этической системе индуизма. В целях борьбы за освобождение Индии Ганди (1869 - 1948) использовал принципы ненасильственного сопротивления властям и добился впечатляющих успехов. Другим бесспорным лидером Конгресса с конца 1920-х годов был Джавахарлал Неру (1889 - 1964). Под его руководством партия добилась упомянутых выше побед на провинциальных выборах.
Во главе мусульманского потока стоял еще один выдающийся представитель поколения политиков, стремившихся к независимости Индии — Мухаммад Али Джинна (1876 - 1948). В годы второй мировой войны Джинна сумел воспользоваться выгодной ситуацией, созданной длительным тюремным заключением руководства ИНК и укрепил позиции и авторитет Мусульманской лиги. В 1940 г. на ее сессии в Лахоре (провинция Панджаб) была принята резолюция, призывающая к образованию после ухода англичан двух мусульманских государств на северо-западе и востоке Индии. С того времени обретает популярность название Пакистан («страна чистых»). В 1946 г. требованием Лиги становится создание единого Пакистана, состоящего из двух территориальных ареалов, западного и восточного.
Итак, подоплекой раздела обширной и важнейшей для Англии колонии на юге Азии (исторически сложившегося региона под названием Индия) явилась культурно-религиозная неоднородность населения, а базовым фактором — формирование особого движения в рамках борьбы за политический суверенитет, которое поставило перед собой целью получение независимости в рамках государства, где мусульмане не составляли бы меньшинства.
Помимо этого, свою роль сыграла и политика колонизаторов на завершающем этапе их господства. С учетом отмеченного выше раскола в антиколониальном движении, раскола, к которому они без сомнения приложили руку, а также в силу ряда других обстоятельств, ведущие британские политики и высшие чиновники занимали различные позиции по вопросу о том, как и когда уходить из Индии и кому передавать власть. Консервативная школа (и одноименная партия) вплоть до последнего исходила из тезиса о неподготовленности условий для передачи власти (некоторые ее представители считали, что Англия будет управлять Индией еще лет тридцать). Она акцентировала внимание на противоречиях между интересами различных религиозных общин, стремилась сохранить решающее, а в идеале полное, влияние Лондона в индийских делах с помощью игры на культурно-политической разобщенности Индии.
Либеральная школа, и представляющая ее в то время как ведущая сила лейбористская партия, опиралась на мнение о готовности индийской общенациональной элиты взять на себя функции непосредственного управления страной. Она рассматривала Индию в качестве по преимуществу единого политического целого, которое образовалось на определенной исторической основе благодаря прогрессивной колониалистской деятельности Великобритании.
Придя к власти летом 1945 г., лейбористское правительство К. Эттли приняло решение о возможно более быстром уходе из Индии. Его желание расстаться с бременем забот по управлению колонией сочеталось со стремлением сохранить прочные связи и симпатии в среде местных политиков и тесную межгосударственную ассоциацию. Формой связи с метрополией была к тому времени уже опробованная модель преобразования колонии в независимый доминион.
Действия английских администраторов в Индии в 1946 - 1947 гг. определялись, таким образом, желанием лейбористского кабинета министров осуществить передачу властных полномочий с наименьшими потерями для своего престижа и с учетом сложившейся в колонии политической реальности. Итогом этих усилий было сохранение относительного единства Индии, то есть недопущение ее раздробления на множество государственных образований, но с разделом на два доминиона.
Угроза трансформации Индии в рыхлое государственное образование или ее распада на ряд слабых, искусственных формирований осознавалось и руководством ИНК. Создание Пакистана стало ими рассматриваться как меньшее из зол. Особенно напугал их план «балканизации», который в середине мая 1947 г. выдвинул вице-король лорд Л. Маунтбэттен. Проект предусматривал предоставление провинциям, частям провинций, однородным по религиозному составу жителей, и полунезависимым княжествам права объединения в группы, что привело бы к появлению целого ряда территориально-политических единиц. Занимавший с сентября 1946 г. пост главы правительства колониальной Индии, президент Конгресса Дж. Неру категорически отверг «план Балканы», получивший до того одобрение в Лондоне. Вероятно, это предложение и было рассчитано на то, чтобы заставить ИНК примириться с мыслью о разделе. Во всяком случае, уже к концу мая индийские националисты согласились с планом образования двух независимых доминионов. З июня 1947 г. он был обнародован, а 18 июля английский парламент единодушно, т. е. при согласии консервативной оппозиции, одобрил законопроект о предоставлении Индии независимости.
Решение об уходе было без сомнения вынужденным шагом и получило полную поддержку в истерзанной войной Англии. В Индии англичане также теряли почву под ногами и торопились снять с себя ответственность. Однако для значительной части индийского населения скоропалительный раздел обернулся трагедией. Ведь компромисс между лидерами Конгресса и Мусульманской лиги удалось достичь благодаря решению о двойном разделе, не только Индии, но и двух ее важнейших и плотно населенных провинций — колыбели британской Индии Бенгалии на востоке и житницы страны Панджаба на северо-западе.
Для раздела Панджаба и Бенгалии была создана специальная комиссия во главе с английским судьей. Его решение было объявлено 17 августа уже после церемонии провозглашения независимости Пакистана (14 августа) и Индии (в полночь с 14 на 15 августа). К пакистанскому, западному Панджабу отошли области и округа с преимущественно мусульманским населением (согласно переписи 1941 г.), а к восточному Панджабу — с индусским и сикхским большинством. В отдельных случаях судье приходилось нарушать этот принцип и учитывать иные соображения. Таким же образом был произведен раздел Бенгалии.
Начавшийся после объявления о новых межгосударственных границах массовый переезд немусульман в Индию, а мусульман в Пакистан скоро превратился в ад для тех, кто был вынужден покидать родные места. Накалявшаяся в течение длительного времени обстановка розни и вражды между представителями религиозных общин вылилась в погромы, бесчинства и разбой. В ходе перемещения людских масс (главным образом пешком и в железнодорожных составах) погибло, по разным оценкам, от полмиллиона до двух миллионов человек. Часть беженцев, прежде всего женщины и дети, оказались разлучены с родными, обречены на унижение, домашнее рабство и нищенское существование. Всего в ходе «двойного раздела», растянувшегося почти на десятилетие (последняя крупная «вспышка» миграции пришлась на зиму 1949 - 50 г. и охватила в основном Бенгалию) место жительства поменяло 14 - 18 млн человек.
Межобщинные столкновения и бесчинства осложнили отношения между возникшими независимыми доминионами. Хотя разрыв между ними был далеко не полным. Сохранялись связи представителей политических элит двух государств. Связующим звеном выступали и занимавшие на первых порах ответственные посты англичане, нанятые на службу новыми властями. Некоторые лидеры независимой Индии продолжали считать раздел явлением временным и рассчитывали на «воссоединение» страны на базе примирения с мусульманами. К ним относился в первую очередь Махатма Г анди. После решения о разделе он посвятил себя кампании по предотвращению расправ и погромов. Во многом благодаря его усилиям удалось избежать крупных жертв в Бенгалии осенью 1947 г. Ганди также настаивал на справедливом отношении к Пакистану при разделе финансов и решении имущественных вопросов. Эта его позиция вызвала озлобление индусских фанатиков. Один из них убил М.К. Ганди в январе 1948 г.
Решение о разделе Индии формально касалось только Британской ее части, т. е. той, которая управлялась непосредственно англо-индийской администрацией во главе с вице-королем. Но эта часть по территории едва превышала половину колонии. Другая часть состояла из полунезависимых индийских княжеств, которые подчинялись не англо-индийской администрации, а непосредственно короне, и вице-король выступал по отношению к ним как ее представитель. В соответствие с договорами между наследственными правителями и британской короной первые пользовались независимостью в делах внутреннего управления, но обязывались следовать советам представителей Великобритании во всех вопросах, касающихся внешних сношений. На деле назначаемые вице-королем политические агенты оказывали большое влияние на политику князей в целом. Но стремясь к порядку и стабильности, агенты, как правило, не препятствовали тому, что в княжествах сохранялись средневековые обычаи и институты.
Большинство княжеств управлялись князьями-индусами и население в них состояло из немусульман. Располагаясь в центральной части Индии, они территориально и политически примыкали к индийскому доминиону и без осложнений присоединились к нему. Исключение составили расположенные в середине региона, на Деканском плато, княжество Хайдерабад и на его западе княжество Джунагадх. Их правители-мусульмане объявили о желании остаться независимыми, либо присоединиться к Пакистану. Большинство населения не поддержало правителей. Опираясь на это, новые власти Индии включили княжества в ее состав путем ввода войск с последующим заключением договора с низамом (князем) Хайдера-бада и проведением референдума в Джунагадхе.
Противоположной была ситуация в крупнейшем по территории и самом северном княжестве Джамму и Кашмир. Население там почти на 80% состояло из мусульман, а правителем был индус. Он попытался добиться для своего княжества независимого статуса, которое в принципе то могло получить, но без прав доминиона. Логика развития ситуации не благоприятствовала реализации таких планов. Консолидация власти в двух государствах не могла не вызвать спора между ними по поводу Кашмира. Он разгорелся уже в конце октября 1947 г. и привел к первой индо-пакистанской войне, длившейся до окончания 1948 г. Результатом перемирия стал раздел бывшего княжества на части, контролируемые Индией и Пакистаном. На индийской стороне осталось три четверти населения и там по конституции Республики Индия, вступившей в силу в январе 1950 г., был образован единственный ее штат с мусульманским большинством. Хотя штату Джамму и Кашмир предоставили некоторые особые привилегии и статус, вопрос о широкой автономии или выходе из Индийского союза исключался. Под контролем Пакистана осталась лишь четверть населения бывшего княжества.
Неудовлетворенный таким решением спора, Пакистан на протяжении всех последующих лет требовал его обсуждения на различных международных форумах, прежде всего в ООН, которая в период между 1948 и 1971 гг. приняла целый ряд резолюций, рекомендующих проведение референдума по вопросу о принадлежности бывшего княжества Индии или Пакистану. Последний до сих пор считает Кашмир главной спорной проблемой в отношениях с Индией. В 1965 г. по его инициативе произошла вторая индо-пакистан-ская война, а в 1999 г. еще один вооруженный конфликт (подробнее о нем ниже). С 2003 г. идет процесс улучшения отношений между двумя странами. В его ходе обсуждается и кашмирская проблема. Хотя перспективы нахождения окончательного варианта ее решения, приемлемого для обеих сторон, представляются малореальными, существует возможность заморозить конфликт и, отложив его в сторону, развивать плодотворные двусторонние взаимосвязи.

 

 

II

Вторая часть статьи посвящена развитию Индии после достижения независимости. Прошедший с момента ее обретения почти 60-летний период можно разделить на три крупных этапа, каждый протяженностью примерно 20 лет. Первый из них начинается с конца 40-х и завершается в конце 60-х годов. Рубежом между вторым и третьим служит конец 80-х — начало 90-х годов прошлого века.
Главной проблемой первых лет эволюции было становление государственности. В течение двух с половиной лет вплоть до 26 января 1950 г. Индия имела статус независимого доминиона, входящего в состав британского Содружества наций. После вступления в силу конституции она превратилась в республику без выхода из Содружества. Конституция действует до сих пор, хотя в нее внесено более ста поправок. В соответствие с ней страна является парламентской демократией, имеющей унитарно-федеративный характер. Она состоит из относительно автономных штатов и союзных территорий, которые, однако, образуются по решению центральных органов власти и не имеют права покинуть федерацию.
К 1956 г. сложилась современная сеть штатов на этнолингвистической основе. Они были созданы путем преобразования бывших британских провинций и полунезависимых княжеств. Число штатов в середине 50-х годов равнялось 14, а к настоящему времени увеличилось вдвое. При этом был ликвидирован особый статус княжеств (их правители получили определенную компенсацию) и присоединены колониальные владения Франции (главное из них — Пондишери) и Португалии (Гоа).
Основу политической системы составляет парламент, нижняя палата которого «Лок сабха» (Народное собрание) избирается прямым тайным и всеобщим голосованием на срок в пять лет. На тот же срок взрослое население штатов (первоначально старше 21 года, ныне — 18 лет) избирает свое законодательное собрание. Последние участвуют в формировании верхней палаты парламента «Раджья сабха» (Совет штатов). Члены центрального парламента и местных законодательных собраний образуют коллегию выборщиков президента республики. Он избирается также на пятилетний срок, выполняет в основном церемониально-символические функции, но в сложные переходные периоды может активно вмешиваться в политический процесс.
В ходе первых выборов в парламент и собрания штатов, которые состоялись в 1951/52, 1957 и 1962 гг., утвердилась многопартийная система. В то же время победу на этих выборах неизменно и с большим отрывом от остальных партий одерживал Национальный конгресс. Центральное правительство Индии с 1947 г. вплоть до смерти в 1964 г. возглавлял лидер ИНК Дж. Неру.
Стремясь обеспечить свободу внешнеполитического маневра и укрепить самостоятельность в экономическом развитии, Индия обратилась к опыту пятилетних планов СССР и с середины 1950-х годов приступила при его поддержке к проведению курса на форсированную индустриализацию, создание базы тяжелой промышленности. Успех второго пятилетнего плана (1955 — 1960), привел к тому, что задания третьего плана оказались завышенными. Форсированное развитие индустрии «опередило» эволюцию аграрной сферы и вызвало кризисные явления в середине 60-х годов. Курс на замещение импорта товарами местного производства, ориентация на самодостаточность национальной экономики имели результатом замедленную интеграцию в общемировые хозяйственные процессы. Доля Индии в мировой торговле падала.
Вместе с тем, престиж Индии в мире был при Неру весьма велик. Основами ее внешней политики были антиколониализм и антирасизм, т. е. поддержка борьбы азиатских и африканских народов за независимость от господства европейцев с их высокомерным отношением к населению в колониях и зависимых странах. Кроме того, Дели решительно выступал за мир, против угрозы всеобщей войны и распространения атомного оружия. В 1955 г. в Бандунге (Индонезия) прошла конференция 29 азиатских и африканских стран, в подготовке которой Индия сыграла ключевую роль. Дж. Неру воспринимался в мире как бесспорный лидер освободившихся государств, не желающих слепо следовать в фарватере политики сильнейших в экономическом плане государств Запада — США и Англии. Индия добилась немалой самостоятельности при проведении внешней политики, что проявилось в период Корейской войны (1950 — 1953), Суэцкого кризиса 1956 г. и ситуации на Ближнем Востоке в 1957 — 1958 гг. В 1961 г. на конференции в Белграде Индия выступает в качестве одного из основателей Движения неприсоединения.
Однако с конца 1950-х годов нарастают и трудности в осуществлении избранного Индией под руководством Дж. Неру курса. Они связаны с неудачей в ориентации на союз с Китаем. Умозрительные представления творцов индийской внешней политики о родстве двух великих государств-цивилизаций Востока — Индии и Китая — разбились о конфликт по поводу пограничных территорий и вопрос о судьбе Тибета. После возникшего там антикитайского восстания бежал в Индию духовный глава тибетцев-буддистов Далай-лама XIV. После этого, с весны 1959 г., отношения двух великих соседей неуклонно ухудшались. Это привело осенью 1962 г. к пограничной индийско-китайской войне. Китайская армия одержала полную победу. Горечь поражения бросила Индию на какое-то время «в объятия» США и Англии, но не привела к отказу от самостоятельной и сбалансированной внешней политики.
После смерти Неру на фоне внешнеполитических и экономических неудач (голода в отдельных штатах в 1965 — 1967 гг.) резко обострилась борьба внутри ИНК, который остался ведущей политической организации, несмотря на ослабление позиций на выборах 1967 г. Хотя дочь Неру, Индира Ганди, возглавила правительство еще в начале 1966 г., ей удалось утвердиться в качестве бесспорного лидера партии и страны только после раскола в партийных рядах в 1969 г., сдвига политики организации влево от центра и убедительной победы возглавляемого ею Конгресса на внеочередных выборах в начале 1971 г.
Второй период развития суверенной Индии ознаменовался сохранением некоторых прежних и появлением новых тенденций. В экономической области государство как и ранее ориентировалось на создание в значительной степени самодостаточного национального хозяйства, прибегая к поощрению импортозамещающих отраслей. Национализация крупнейших коммерческих банков и страховых компаний в 1969 г. усилила государственный контроль над экономикой. Быстро создавался мощный госсектор в промышленности за счет направления туда бюджетных ассигнований на цели развития. Смешанная государственно-частная экономика стала воплощением социал-демократической модели, получив название индийского социализма.
Исключительно важное значение для дальнейших судеб Индии имел успех «зеленой революции», обеспеченный повышением урожайности главных продовольственных культур, прежде всего пшеницы и риса. Применение высокоурожайных семян, а также увеличение количества поливной воды, рост используемых минеральных удобрений и средств защиты растений, наряду с повышением тру-доинтенсивности земледельческих работ, помогли решить сразу две «вечные» проблемы Индии — голода и хронической сельской неполной занятости.
В 1971 г. Индии удалось кардинально решить крупную задачу в области региональной внешней политики. Она воспользовалась слабостью пакистанского военного режима и, оказав содействие борьбе восточнобенгальских националистов за отделение от Пакистана его восточного «крыла», добилась устранения угрозы своей безопасности, до того исходившей как с запада, так и с востока Южноазиатского субконтинента. Военно-политический успех объяснялся достижениями в области укрепления вооруженных сил. Особую роль при этом сыграла помощь СССР, который не только продавал оружие, но и содействовал созданию развитого ВПК.
Столкнувшись с превращением КНР в державу, обладающую ядерным оружием (первый взрыв китайцы произвели в октябре 1964 г.) Дели пересмотрел политику в ядерной области. Он отказался присоединиться к Договору о нераспространении ядерного оружия, вступившему в силу в 1970 г., и провел подземное испытание ядерного устройства в мае 1974 г. Но после смены правительства в 1977 г. Индия публично отказалась от работ по созданию атомной бомбы.
Замене правительства ИНК на кабинет его противников, объединившихся в Джаната парти (Народную партию), предшествовало ухудшение экономической и социальной ситуации в стране. Усилившийся госсектор ограничил инициативу крупного частного капитала, а сам утратил эффективность из-за бюрократизации и коррупции. Неблагоприятные внешние условия, отчасти связанные с независимым внешнеполитическим курсом, усугубили положение в крупных городах, привели к выступлениям организованных в тред-юнионы рабочих и служащих. Пытаясь справиться с социальной и политической оппозицией, руководство ИНК во главе с И. Ганди прибегло в 1975 — 1977 гг. к беспрецедентным для Индии «чрезвычайным» мерам авторитарно-централистского характера. Имел место фактически отказ Индии от системы буржуазно-либеральной демократии (при всей ее индийской и даже общевосточной специфике) в пользу модели авторитарного парламентаризма. Характерно, что вслед за введением чрезвычайного положения парламент принимает поправку к конституции, провозглашающую Индию «суверенной, демократической, светской, социалистической республикой» (поправка действительна до сих пор).
Осуществленные в годы «чрезвычайного положения» репрессии против противников режима заставили их замолчать и затаиться. Внешнее спокойствие, видимо, обмануло правительство, на которое к тому же оказывалось давление извне, со стороны западных государств и общественных кругов. Национальный конгресс пошел на проведение выборов в марте 1977 г., а проиграв на них, признал свое поражение. Однако правление первого неконгрессистского кабинета министров было недолгим. Распад коалиции летом 1979 г. привел к проведению досрочных выборов в самом начале следующего года и возвращению к власти Конгресса и И. Ганди.
80-е годы ХХ века для независимой Индии были в целом нелегким десятилетием, изобилующим драматическими коллизиями. Они происходили в основном из-за стремления отдельных политических сил к автономии и сепаратизму. Противоречия между сикхами и индусами в индийском штате Панджаб (Пенджаб) вылились в вооруженную борьбу за создание сикхского государства Халистан. Центральное правительство в 1984 г. было вынуждено отдать приказ о штурме цитадели сепаратистов, святыни сикхов, Золотого храма в г. Амритсар. Результатом была гибель экстремистских лидеров и большого числа их сторонников. Ответом сикхских радикалов было убийство премьер-министра И. Ганди в октябре того же года, за которым последовала волна массовых погромов сикхов в Дели и ряде других городов севера Индии.
Сын Индиры, Раджив Ганди, «унаследовав» бразды правления в ИНК, привел старейшую партию к новой бесспорной победе на внеочередных выборах декабря 1984 г. Новое правительство, продолжая использовать сильные стороны традиционного для ИНК курса, добилось некоторых успехов на внешнеполитическом поприще и внутри страны. Началось, в частности, движение к нормализации обстановки в Панджабе. Зато на юге Индии Раджива ждала неудача. В 1987 г. он согласился на ввод индийских регулярных частей в Шри Ланку в надежде, что они помогут местному правительству справиться с сепаратизмом тамильских экстремистов, но просчитался. Через три года завершилась эвакуация с острова последних индийских солдат (их численность на пике операции достигала 50 тысяч), а позже, в разгар предвыборной кампании 1991 г., Р. Ганди погиб от рук тамильских мстителей за акт вмешательства.
Во второй половине 80-х годов Индия сделала несколько шагов по пути реформирования централизованной госкапиталистической системы хозяйствования, проявила заинтересованность в развитии контактов с Западом в области передовой техники и технологии. Однако, несмотря на увеличение темпов экономического роста, на очередных выборах 1989 г. ИНК потерпела второе поражение. Этому предшествовал еще один раскол в ее рядах и громкие скандалы с обвинениями высших правительственных чиновников в коррупции.
На втором этапе экономико-политической эволюции Индии ее образ морального лидера «третьего мира», символа демократической Азии несколько потускнел, зато укрепился авторитет умеющей постоять за себя нации. На рубеж 80 — 90-х годов приходится начало третьего, текущего периода в развитии Индии. Смена вех происходит из-за глобальных перемен, распада СССР, отказа Дели от военно-стратегической опоры на Москву и постепенной переориентации на связи с Западом, в первую очередь США.
Разразившийся в 1991 г. валютный кризис (истощение золотовалютных резервов) сопровождался ухудшением всех макроэкономических показателей и подготовил почву для принятия программы либеральных преобразований. На протяжении 1991 — 1996 гг. федеральное правительство контролировалось вновь победившим на выборах, но, уже далеко не бесспорно, Индийским национальным конгрессом. С именем министра финансов в том кабинете министров, Манмоханом Сингхом (с 2004 года возглавляющим индийское правительство) связывают переход от политики относительной изоляции от мирового рынка к интеграции в него путем снижения протекционистских импортных пошлин и других мер защиты внутреннего рынка. Экономический курс намечал также денационализацию и поощрение частных иностранных инвестиций. Результаты новой экономической политики начали сказываться уже в 1993 г. За последующие четыре года существенно выросли размеры иностранных инвестиций, стабильными темпами, на уровне 6% прироста в год, увеличивался национальный доход, заметно вырос экспорт.
На фоне экономических реформ в 90-е годы наблюдались заметные подвижки в социальной сфере, повышение статуса традиционно низких кастовых групп, особенно на севере страны, в самом сердце индуистского массива. В социополитическом плане это нашло отражение в выходе на первые роли в управлении ряда штатов (прежде всего крупнейшего в стране — Уттар-Прадеш) представителей верхушки сельских и полугородских слоев, в таком явлении, как «кастеизация» (борьбе расслоившихся по кастовому признаку сил и организаций), а также в растущей специфичности ситуации в разных штатах и регионах страны, углублении полицентризма и регионализма, усилении религиозного, в первую очередь индуистского, фундаментализма.
Следствием всех этих процессов был «патовый» результат очередных всеобщих выборов 1996 г., формирование коалиционного правительства меньшинства, смена премьер-министра в 1997 г., новый политический кризис и еще одни, четвертые по счету, внеочередные выборы февраля-марта 1998 г. Наибольшего успеха на них добилась партия индусского национализма Бхаратия джаната парти (БДП, Индийская народная). Созданное ей коалиционное правительство приступило к выполнению предвыборных обещаний сделать Индию ядерной державой. В мае 1998 г. оно отдало приказ о проведении подземных испытаний пяти ядерных боезарядов. Добившись своих целей, индийское правительство объявило о моратории на проведение новых испытаний и пошло на улучшение отношений с соседями — Китаем и Пакистаном.
Отношения с последним, впрочем, обострились по его вине. В мае-июле 1999 г. между двумя государствами разгорелся вооруженный конфликт в Кашмире. В локальной мини-войне погибло более 1 тыс. военнослужащих. Не приведя к каким-либо подвижкам на линии контроля в спорной территории, она завершилась моральной и политической победой Индии, которая еще раз подтвердила свое право на контроль над большей частью области Джамму и Кашмир. Между тем, положение в ней с конца 1980-х годов было неспокойным, массовые волнения сменились актами террора и саботажа, размещением на территории штата армейских частей и сил безопасности. Жертвами затяжного конфликта стали десятки тысяч мирных жителей, тысячи боевиков, боровшихся под лозунгами защиты ислама и самоопределения кашмирского народа, а также служащих армии и частей специального назначения.
Террористическая борьба, поддерживаемая из Пакистана, усилилась осенью 2001 г., что привело к новому опасному противостоянию двух обладающих ядерным оружием государств Южноазиатского региона в мае-июне следующего года. Здравомыслие их руководителей и давление мирового сообщества помогли разрядить обстановку. Весной 2003 г. начался процесс поиска «способа существования», разрешения спорных вопросов путем проведения регулярных двусторонних переговоров на разном уровне вплоть до самого высокого. Хотя он не завершился достижением договоренностей по крупным проблемам, прежде всего кашмирской, передышка укрепила позиции Индии в регионе и мире.
Еще одним содействующим этому фактором были нарастающие успехи в экономической области. Азиатский кризис 1997 — 1998 годов почти не затронул Индию. Победа возглавляемой БДП коалиции Национальный демократический альянс на внеочередных выборах осенью 1999 г. обеспечила внутриполитическую стабильность (очередные выборы состоялись в 2004 г.) и непрерывность либерального социальноэкономического курса.
Достижением правительства, возглавляемого А.Б. Ваджпаи, нужно признать качественное изменение отношения к Индии со стороны США. Проведение ядерных испытаний омрачило американо-индийские связи лишь на короткий срок. Дели сумел продемонстрировать Западу возросшую военно-технологическую мощь, доказав одновременно, что его политика носит независимый характер, вполне предсказуема, исходит из национальных интересов, которые хорошо согласуются с императивами глобализации.
Нужно подчеркнуть, что при правительстве А.Б. Ваджпаи усилились вместе с тем тенденции укрепления индийско-российских и индийско-китайских взаимосвязей. Отношения между Индией и Россией отличались совпадением внешнеполитических курсов, доверительностью контактов на высшем уровне, однако страдали известной асимметричностью. В сфере торговли и экономики главную роль играли поставки российских вооружений, в области научно-технического сотрудничества лидировали ВПК двух государств, а также атомная энергетика — началось строительство с российской помощью АЭС в Куданкуламе на юге страны. Объем взаимной торговли (помимо военнотехнического сотрудничества) оставался на уровне не выше 1,5 млрд долл. в год.
Торговля между Индией и Китаем за первые четыре года XXI века, напротив, стремительно выросла — с 2 до 15 млрд долл. Существенно сблизились и внешнеполитические позиции двух азиатских гигантов. Им удалось разрешить ряд проблем, долгое время омрачавших двусторонние отношения (Пекин по сути признал присоединение княжества Сикким к Индии, состоявшееся в 1975 г.), а некоторые спорные темы (Тибет, неурегулированность границы) стороны решили не актуализировать.
Несмотря на несомненные успехи, достигнутые Индией за шестилетний период правления БДП, избиратели не оказали ей достаточной поддержки на выборах апреля-мая 2004 г. Неожиданную победу одержал Индийский национальный конгресс, который возглавляла вдова бывшего премьер-министра, итальянка по происхождению Соня Ганди. ИНК впервые выступал на выборах в коалиции с рядом других партий, возглавив Объединенный прогрессивный альянс. Для образования правительства ОПА потребовалось поддержка коммунистических партий, чьи позиции традиционно сильны в крупных штатах востока и юга Индии (прежде всего в Западной Бенгалии и Керале). Возглавивший кабинет М. Сингх продолжил внешнюю политику своего предшественника, что свидетельствует о сложившемся в Индии общенациональном консенсусе по главным внешнеполитическим проблемам.
В то же время внутренняя политика нового правительства характеризуется более заметным популизмом, стремлением удовлетворить запросы и потребности не только среднего класса, но и более широких слоев в городе и деревне. Именно их недовольство привело к поражению правительства БДП, и кабинет ИНК стремится к проведению социально ориентированного курса внутри страны.
Двумя главными проблемами современной Индии считаются бедность и коррупция. Экономические успехи помогли несколько уменьшить распространенность нищеты. Тому же давно содействует полная обеспеченность страны продовольствием. На первый план в проблеме бедности вышла другая ее сторона — нехватка работы и недостаток денежных средств у широких слоев населения. Что касается коррупции, то Индия принадлежит к числу одной из самых затронутых ею стран мира. Проблема широко обсуждается в СМИ, ее занимаются законодатели и суды, но существенно ослабить масштабы этой социальной болезни не удается.
Несмотря на эти, а также некоторые иные недостатки, встроенные в экономическую и социальную сферы, прогресс Индии представляет собой один из самых заметных феноменов международной жизни рубежа веков и тысячелетий. Стране удалось добиться стабильного экономического роста на протяжении более 15 лет — в 1990—2003 гг. среднегодовой прирост составлял 5,8%, в 2000—2004 гг. — 6,2%, а в 2005 г. — 7,6%. Заметно изменился не только привычный замедленный темп роста экономики, но и ее характер. Если два первых цикла независимого развития прошли под знаком ориентации на потребности главным образом внутреннего рынка, то последний цикл отличается повернутостью вовне. Как следствие этого, доля Индии в мировой торговле, упавшая с 2,5% в конце 40-х годов ХХ в. до 0,5% к началу 90-х, выросла до 1% в середине 2000-х. Руководство страны ставит задачу довести в ближайшие годы удельный вес индийской внешней торговли до 2% общемировой.
Хотя Индия по-прежнему принадлежит к группе низкодоходных государств (менее 700 долл. на душу), размеры ее валового внутреннего продукта достигли в 2005 г. 720 млрд долл. При учете почти в пять раз более высокой покупательной способности индийской валюты на внутреннем рынке, по сравнению со способностью доллара США на американском рынке, подушевой доход оценивается в 3,4 тыс. долл., а ВВП — в 3,7 трлн долл. По такой методике Индия выходит на 4-е место в мире по экономическим масштабам, хотя нельзя не отметить присущие таким подсчетам ограничения. Впрочем, далеки от идеала и сравения на базе обменного курса валют, так как они не учитывают низкую стоимость индийской рабочей силы — фактор, повышающий конкурентоспособность.
Особенно заметно он сказывается в сфере электронных технологий, прежде всего в разработке и применении компьютерных программ (software). Участие Индии в международном разделении труда в этой области проявилось в середине 90-х годов XX в. Опираясь, в том числе, на применение труда индийских программистов, инженеров и менеджеров США добились успехов в развитии информационных технологий. В Индии были созданы свои аналоги высокотехнологического сектора ИТ. Лидеры мирового бизнеса в этой отрасли, в первую очередь компания Б. Гейтса «Майкрософт», вложили немалые средства в поощрение индийского образования и подготовку квалифицированных кадров. С конца 90-х годов стоимость информационно-технологической продукции и связанных с ее эксплуатацией услуг возрастала по экспоненте. В 2005 г. она достигла 36 млрд долл.; из этой суммы на экспорт пришлось почти 24 млрд. Вклад сектора электронной информации в ВВП Индии поднялся до 4,8%.
Менее заметны успехи Индии в других высокотехнологичных отраслях, хотя и там за последние годы она добилась немалых достижений. Узким местом остается производственная инфраструктура, а также энергетика, зато продвинутой является сфера услуг, в первую очередь банковских и страховых. В целом Индия может сохранить высокие темпы продвижения вперед, опираясь на достаточно прочный и сбалансированный социально-экономический фундамент. Внутренние опасности для нее кроются в отставании с реформами, засильем бюрократии, усилением коррупции. Извне ей угрожает нестабильность по всему периметру ее границ — в Бангладеш, Непале, Шри Ланке, наконец, в Пакистане. Эта «стена нестабильности» может серьезно осложнить прогресс Индии, усугубив внутриполитические проблемы в пограничных, окраинных районах, таких как Кашмир, северо-восточные штаты и др.

 

 

III

В третьей части статьи рассматриваются основные особенности развития Пакистана, который также как и Индия в 2007 г. будет отмечать 60-летие. В отличие от нее, Пакистан характеризуют не 20-летние, а 10—11-летние циклы внутри-и внешнеполитической эволюции. Первый из них, с 1947 до 1958 года, был временем национально-государственной интеграции и первых опытов демократического правления. Унаследованная от колониальных времен смешанная, авторитарнодемократическая форма правления в различных вариациях сохранялась на протяжении всех этапов развития Пакистана. На первом из них в ее рамках решалась проблема интеграции княжеств Белуджистана (обширной области на юго-западе современного Пакистана, который тогда был одной из двух его территориальных частей), разрабатывалась конституция, которую удалось принять только в 1956 г. В соответствии с ней страна стала называться Исламской Республикой и долгое время оставалась единственной в мире, где ислам занял положение государственной религии.
Страх перед Индией, стремление не утратить право на самостоятельное существование заставили Пакистан следовать в глобально-политических делах иной, чем Индия, дорогой. Сначала это был курс на культивирование отношений преимущественно с мусульманскими государствами Ближнего Востока, а с середины 50-х годов, под влиянием отказа Индии присоединиться к политике США по сколачиванию антикоммунистических блоков, ведущей составляющей внешней политики стало участие в них и наращивание военного потенциала.
В результате этих подвижек усилилась политическая роль армии, ее место в правящих кругах. Внутри страны нарастала волна протестов против «проимпериалисгической» политики властей. Наряду с другими факторами это подорвало социальную стабильность, способствовало правительственной чехарде и перманентному политическому кризису. Осенью 1958 г. власть перешла в руки военных, которые объявили об отмене конституция и введении чрезвычайного положения. Президентом страны стал главнокомандующий армией, генерал (с 1959 г. — фельдмаршал) М. Айюб Хан.
Второй этап, с 1958 по 1969 гг., был в целом одним из наиболее благоприятных в экономическом развитии страны. Режим Айюб Хана провел назревшие аграрные реформы и, опираясь на поддержку западных государств, прежде всего США, и международных организаций (МБРР) сумел начать успешную реализацию комплексной программы развития бассейна Инда путем сооружения ирригационных и гидроэнергетических объектов. Использование достижений агробиологической науки способствовало повышению урожайности зерновых и технических культур. Правящий режим в то же время предоставил значительную свободу действий предпринимателям и стимулировал вложения частного капитала в промышленность, главным образом текстильную.
Развитие экономики сопровождалось усилением социальной и региональной неравномерности, что послужило фоном для обострения политической борьбы. Авторитарный режим, возглавляемый военной бюрократией, использовал методы непрямой демократии для легитимации власти. Они состояли в избрании населением органов местного самоуправления, члены которых выбирали на альтернативной основе президента и парламент. Система, получившая название «основы демократии», вводилась второй конституцией 1962 г.
Война с Индией в августе-сентябре 1965 г. серьезно подорвала силы режима, лишив его прежней военной и экономической поддержки со стороны США. В конце 1968 г. в стране начался политический кризис, который в марте следующего года привел к отставке Айюб Хана, демонтажу прежней системы управления и утверждению у власти генералитета во главе с А.М. Яхья Ханом. Новому режиму пришлось отказаться от методов непрямой демократии.
В конце 1970 г. в Пакистане прошли первые всеобщие выборы в национальный парламент. Они обнажили глубину противоречий между элитой и массовыми слоями западной и восточной части страны. В Восточном Пакистане победила партия Авами лиг (Народная лига), выступавшая за создание конфедерации, либо реальное перераспределение властных полномочий в пользу представителей восточной провинции (бенгальцев). Консолидированное голосование за «Авами лиг» сделало ее по итогам выборов численно преобладающей силой в парламенте. Переговоры с военными и победившими в западной части политическими лидерами зашли в тупик, и 26 марта 1971 г. в столице восточнопакистанской провинции Дакке провозгласили создание Бангла Деш (страны бенгальцев). За этим последовала расправа пакистанских военных над «изменниками», аресты и расправы. Продолжавшиеся несколько месяцев репрессии привели к бегству почти всей политической элиты в Индию. Туда же стали перемещаться через по сути неохраняемую границу массы мирных жителей, прежде всего индусов, спасающиеся от погромов и расправ пакистанских военных и полицейских, а также отрядов из говорящих не на бенгали, а на урду мусульман-беженцев времен раздела Индии.
Внутриполитический кризис в Пакистане завершился в конце 1971 г. попыткой правящего военного режима решить проблему силовым путем. Война с Индией закончилась для него полным поражением. 16 декабря почти 100-тысячная пакистанская армия сдалась индийской, заодно с которой действовали восточнобенгаль-ские «силы освобождения». Капитуляция означала раздел просуществовавшего почти 25 лет государства и образование на месте его восточного «крыла» Народной Республики Бангладеш.
Проиграв индийцам не только на восточном, но и на западном фронте (в частности, в Кашмире) пакистанская военная верхушка предложила пост президента лидеру крупнейшей политической партии З.А. Бхутто. Ему удалось достаточно быстро улучшить мо-ральнополитический климат в стране и заключить мирное соглашение с Индией (в Симле в июле 1972 г.).
Внутри страны режим Бхутто пошел на свертывание либеральных преобразований предшествующего десятилетия, сделал акцент на поощрение госсектора. Во внешней политике он проводил достаточно самостоятельную от Запада политику, продолжил сближение с Китаем, которое началось еще в начале 60-х годов вслед за ухудшением индийско-китайских отношений, усилил ориентацию на разбогатевшие под влиянием повышения мировых цен на нефть ближневосточные мусульманские государства. Предпринимались им также попытки вернуться к расширению связей с СССР, прерванному из-за индийско-пакистанской войны 1971 г., и в экономической области они увенчались определенными результатами.
В 1973 г. парламент Пакистана одобрил третью, ныне действующую конституцию парламентского типа. Бхутто стал премьер-министром, но не смог долго удержаться у власти. Вторые парламентские выборы в марте 1977 г., как и первые, привели к политическому кризису. Патовой ситуацией воспользовались военные вновь захватившие власть в начале июля. Бывший премьер был обвинен в организации политического убийства и казнен в апреле 1979 г. Возглавивший режим генерал М. Зия уль-Хак в течение двух с половиной лет играл в демократию, обещая провести новые выборы, но затем объявил о запрете политической деятельности и введении исламских форм и норм правления.
Таким образом, третий этап в развитии Пакистана, с 1969 по 1977 или 1979 гг., отмечен исключительным драматизмом борьбы за власть, расколом страны, частой сменой режимов власти при общей неудаче демократического эксперимента, замедленными темпами экономического и социального развития.
Следующий этап, был прерван гибелью в авиакатастрофе Зия уль-Хака в августе 1988 г. Первые годы военного правления проходили под знаком кампании по исламизации всех сторон жизни — политической (создание вместо парламента совещательного органа — маджлис-и шура), экономической (введение исламских налогов — заката и ушра), юридической (расширенное применение норм шариата), образовательной (введение обязательных предметов по исламу в школах, колледжах и университетах) и бытовой (запрет танцев, занятий йогой, обязательное совершение намаза, молитвы, во время работы государственными чиновниками и т. п.). Диктаторские установления достаточно сильно изменили строй жизни и мыслей значительных слоев населения, в первую очередь городского, до того испытавшего воздействие демонстрационного эффекта западной культуры, а также сохранившего элементы синкретической, общеиндийской традиции.
Режим Зия уль-Хака в полной мере воспользовался выгодным геополитическим положением страны в связи с начавшейся в соседнем Афганистане междоусобной войной. Проходя под идеологическими лозунгами, она втянула в себя, с одной стороны, СССР, который поддержал силы, пришедшие там к власти в апреле 1978 г., а с другой, США, мусульманский мир (Саудовскую Аравию, Египет) и КНР. Преследуя свои цели, они объединились в борьбе против военного участия Москвы в афганских делах (с декабря 1979 г.). Пакистан превратился в «прифронтовое государство», предоставив право убежища беженцам из Афганистана (свыше 3 млн человек) и военно-политическим группировкам, объявившим джихад (священную войну) «коммунистам», правившим страной из Кабула. Пакистан в результате получил значительную военно-техническую помощь из США, финансовую поддержку Саудовской Аравии и оружие из Китая.
Благоприятная для Пакистана в период правления Зия уль-Ха-ка внешняя обстановка позволила стране экономически развиваться довольно высокими темпами. Однако за фасадом успехов углублялись неблагоприятные социальные процессы — коррупция, криминализация бизнеса, разрастание неконтролируемой государством теневой сферы производства товаров и услуг, в частности образовательных. Исламизация сверху привела к усугублению противоречий внутри мусульманского сообщества — между суннитами и шиитами, а внутри суннитов — между последователями различных идейных и правовых школ и направлений. Соседство с охваченным войной Афганистаном создало целый класс посредников, торговцев оружием и наркотиками, массовый слой коррумпированного чиновничества, в том числе в структуре военной бюрократии. Разложение общества, начавшееся при Зия уль-Хаке, сдерживалось условиями военного и чрезвычайного положений. Эти условия несколько смягчились после декабря 1984 г., когда власть провозгласила генерала переизбранным на пятилетний президентский срок по итогам организованного ей референдума. В 1985 г. состоялись выборы в парламент на непартийной основе. У Пакистана появился демократический фасад, правительство, ответственное перед парламентом. Политическая жизнь оживилась после возвращения в страну из эмиграции весной 1986 г. до того преследуемой властями дочери З.А. Бхутто Беназир.
Гибель Зия застала военных врасплох. Они предпочли на этот раз передать власть в руки гражданской бюрократии, которая организовала четвертые всеобщие выборы уже на партийной основе. В конце 1988 г. по их итогам было сформировано правительство Б. Бхутто, ставшей первой женщиной премьером в мусульманской стране. Однако измененная в годы военного режима конституция не позволила кабинету министров пользоваться полнотой власти. Наряду с ним ею обладала гражданская бюрократия, группирующаяся вокруг президента Г. Исхак Хана, и армия.
Противоречия внутри «треугольника» привели к смещению правительства, роспуску парламента и новым выборам. Военные активно вмешались в расстановку политических сил и способствовали победе на выборах партии Пакистанская мусульманская лига, наследующей «линию Зии», хотя и не во всем. Премьер-министром стал выдвиженец погибшего диктатора Н. Шариф.
Весь четвертый период в истории Пакистана, с 1988 по 1999 гг., отмечен борьбой корпоративных групп, военной, бюрократической и политической, и как следствие этого — частой сменой кабинетов после внеочередных выборов. В 1993 г. к власти возвращается кабинет Б. Бхутто, а в 1997 г. — ее сменяет Н. Шариф. Роспуску парламента и внеочередным выборам всякий раз предшествовал трехмесячный период правления переходного кабинета, так что на посту временных премьер-министров побывало еще четыре человека.
Несмотря на демократические декорации, авторитарный характер власти сохранялся, однако она не смогла справиться с многочисленными внутренними проблемами. Исключительно неблагополучным было положение в крупнейшем, более чем 10-миллионном городе Карачи. Различные группировки, созданные на этнической и религиозной (сектантской) основе ожесточенно боролись между собой, заставляя власти вводить в город не только полувоенные формирования, но и армейские части. В провинции Панджаб, особенно в Лахоре и в округах к западу от него, развернулась жестокая война между боевыми группировками суннитов и шиитов. В начале 1998 г. после расстрела собравшихся на кладбище шиитов центр города на несколько дней перешел под контроль манифестантов. За один тот год число погибших в провинции в межсектантских разборках приблизилось к 1,5 тыс. человек.
Десятилетие 90-х было временем низких темпов экономического роста, который происходил на фоне сохраняющегося высокого прироста населения и увеличения удельного веса его молодых, наименее устроенных в жизни и наиболее беспокойных людей. Среднегодовые темпы роста экономики снизились до 3,7, а доходов на душу населения — до менее 2%. Скопление людей в городах, в том числе «сельских», лишенных промышленности, вело к социальной апатии и консервации традиционных взглядов и настроений. На этом фоне наблюдался подъем религиозной пропаганды, увеличилась роль ислама в общественном сознании и государственной идеологии. Осенью 1998 г. Н. Шариф добился одобрения нижней палатой парламента законопроекта, провозглашавшего шариат высшим законом страны. Однако сенат (верхняя палата) не успел его одобрить.
С рубежа десятилетий, вследствие вывода советских войск из Афганистана, выгоды геополитического положения Пакистана уменьшаются. В Вашингтоне начинают уделять все больше внимания его амбициям в ядерной области. Начатая еще в 70-х годах программа создания ядерного оружия опиралась на незаконные технологические заимствования и помощь Китая. Стремясь предотвратить превращение Пакистана в ядерную державу, США в 1990 г. прекратили программу военно-экономического содействия. Это однако не остановило Исламабад, который сделал еще больший акцент на связях с военно-промышленным комплексом Китая и Северной Кореи. В мае 1998 г. спустя две недели после индийских ядерных испытаний, Пакистан провел свои. Введенные США и Японией санкции больно ударили по экономике страны и способствовали усугублению ее тяжелого состояния.
В октябре 1999 г., понимая неминуемость столкновения с военными, разногласия с которыми выявились в ходе проигранной мини-войны в Кашмире, Н. Шариф попытался сместить главу военной иерархии, начальника штата армии Первеза Мушаррафа с его поста. Однако премьер просчитался, был арестован, вскоре осужден на пожизненное заключение, помилован и выслан из страны. Военные вновь стали управлять страной непосредственно и смогли за прошедшие семь лет существенно улучшить ситуацию. Идя по стопам таких своих предшественников, как М. Айюб Хан, П. Му-шарраф провел ряд либеральных реформ, взялся за борьбу с коррупцией, сумел покончить с массовыми проявлениями анархии и беззакония.
Успеху способствовала и международная обстановка. Атака террористов на объекты в США 11 сентября 2001 г. и объявленная Вашингтоном война с укрывателем террористов режимом Талибан в Афганистане позволила Мушаррафу отказаться от поддержки Кабула. Более того, Пакистан оказал ценное содействие силам антиталибской коалиции. Сделав правильный выбор на западном для себя, афганском направлении, Пакистан попал в тяжелую ситуацию на восточном, индийском. Исламистские организации усилили террористическую активность в Кашмире, а также в других районах Индии, что подвигло ее на оказание серьезного давления на Пакистан. Противостояние двух ядерных держав в мае-июне 2002 г. привлекло всеобщее внимание, но не привело к конфликту. Вслед за наступившей разрядкой с весны 2003 г. начался процесс двусторонних переговоров, который к 2006 г. позволил существенно улучшить климат как пакистано-индийских взаимосвязей, так и многосторонних отношений в Южной Азии.
Генерал Мушарраф был избран президентом на референдуме в апреле 2002 г. В октябре того же года состоялись восьмые всеобщие выборы. С большим трудом пропрезидентской партии, той же Пакистанской мусульманской лиги, но носящей имя основателя государства М.А. Джинны, удалось сформировать правительство в центре. В двух западных провинциях (СЗПП и Белуджистане) к власти единолично или в коалиции пришли умеренные исламисты. В твердой оппозиции правительству находятся партия Б. Бхутто (сама она находится за границей, будучи заочно осуждена пакистанским судом по обвинению в коррупции) и партия Н. Шарифа. Обе эти партии считаются светскими, хотя в их идеологии (особенно у последней) есть явные исламские элементы. Исламисты играют роль балансира. Благодаря их поддержке в конце 2003 г. парламент утвердил результаты референдума об избрании Мушаррафа президентом на пятилетний срок (2002 - 2007).
После преодоления последствий тяжелой засухи в начале 2000-х годов экономическое положение Пакистана улучшилось, наблюдаются стабильно высокие темпы роста (7—9% в год). В отличие от Индии, страна еще не нашла свою нишу в международном разделении труда, но она также уделяет внимание прогрессу в телекоммуникационном секторе, старается вкладывать деньги в образование. Порядок и стабильность привлекли внимание международных инвесторов, которые в 2005 г. вложили в пакистанскую экономику 3 млрд долл. Повышение цен на нефть, серьезно нарушающее баланс внешней торговли, в существенной мере компенсируется переводами инвалюты пакистанцами, работающими за рубежом, главным образом в арабских странах Залива (Саудовской Аравии, Омане, ОАЭ, Кувейте и др.)
Несмотря на позитивные сдвиги во многих сферах жизни, обстановка в целом далека от гармонии. На границе между Пакистаном и Афганистаном в горном районе, населенном независимыми племенами пуштунов, находятся базы международных террористов из Аль-Каиды и афганских экстремистов из движения Талибан. В 2003—2006 гг. пакистанская армия предпринимала неоднократные попытки установить эффективный контроль над этим районом, имеющим особый административный статус, но они не увенчались полным успехом. С 2003 г. резко обострилась ситуация в зоне расселения белуджских племен (провинция Белуджистан). Там по сути началась диверсионная война под руководством традиционных вождей, требующих, чтобы центральные власти учли интересы местных жителей и поделились с ними плодами усилий по модернизации экономики провинции.
Таким образом, Пакистан, как и Индия, добился в целом весьма заметных экономических и социальных достижений после обретения страной независимости. Однако бедность и нищета, безработица и неграмотность, отсутствие перспектив и социальная дискриминация различного рода по-прежнему характеризуют жизнь основной части населения. Особую остроту этому придает роскошь и расточительство верхушки общества, главным образом традиционной по происхождению и консервативной по убеждениям и взглядам на жизнь. Все это создает почву для общественно-политической нестабильности и вызывает нервную реакцию властей. Роль армии во властных структурах остается преобладающей, хотя это обстоятельство вызывает раздражение и критику со стороны других групп интересов.

 

 

IV

Заключая обзор темы, хотелось бы подчеркнуть, что хотя комплексные причины привели к расколу единой политической общности, какой являлась колониальная Индия, образование двух независимых государств (с последующим расколом одного из них) не перечеркнуло значение другого важнейшего обстоятельства — появления суверенных политических формирований в Азии, на плотно населенном юге континента. Стабильный и ускоряющийся прогресс Индии привел к формированию одной из крупнейших экономик мира, сбалансированной в общественно-политическом отношении державы, глобального лидера в ряде сфер материального и нематериального производства. Независимость благоприятно отразилась и на развитии Пакистана, когда-то более отсталой, периферийной части колониальной Индии. Он превратился в шестую по величине населения страну мира с гипертрофированным военно-промышленным комплексом и динамичной, «выплескивающейся» за его границы рабочей силой. Оба государства играют заметную и возрастающую роль в международных отношениях. Тому способствует не только обладание ими ракетно-ядерным оружием, но и важное геополитическое положение на стыке Ближнего и Среднего Востока, Центральной и Восточной Азии. Индия в начале XXI столетия стала ведущим самостоятельным игроком в мировой политике, великой державой, о статусе которой приходилось только мечтать ее основателям. Поддержание мира в регионе, а тем более урегулирование индийско-пакистанских отношений способствовало бы обретению Индией еще большего политического веса и авторитета в глобальных делах. А Пакистан мог бы укрепить свое положение одного из главных действующих лиц в мусульманском мире.

 

 

Конфронтационная стабильность в Южной Азии*

Удивительно, насколько быстро меняются в современном мире привлекающие его темы и события. Три-четыре года назад ситуация в Южной Азии, где в очередной раз обострились противоречия между «вечными» соперниками, Индией и Пакистаном, пользовалась большим вниманием аналитиков. Оно подогревалось тем, что оба государства в 1998 г. провели подземные испытания ядерного оружия, продемонстрировали наличие у каждой баллистических ракет, часть из которых была поставлена на боевое дежурство. Наличие ракет и ударной авиации делало практически возможным в Южной Азии применение ядерного оружия в региональном (локальном) вооруженном конфликте.
Но с 2003 г. в отношениях между Дели и Исламабадом началась разрядка, которая отодвинула на задний план опасения предшествующих лет. В результате, сегодня стали в основном спокойно и «буднично» воспринимать мысли о потенциальной нестабильности в регионе и о нерешенных спорах, по-прежнему разделяющих две его ведущие страны. Неясно, однако, сколь долго продлится это спокойствие. Ключевой вопрос: носит ли смягчение противоречий сугубо кратковременный или более постоянный характер? По-прежнему очевидно, что сложно найти взаимоприемлемый вариант «глубокого» разрешения кашмирской проблемы, лежащей, по мнению большинства специалистов, в основе индийско-пакистанского противостояния. Можно ли предположить в такой ситуации, что конфронтация в Южной Азии перешла, наконец, в фазу хронического, вялотекущего процесса, при котором составляющие его источник противоречия будут угасать, не получая формального разрешения, но и не мешая расширению двусторонних связей? Поиску ответа и посвящена предлагаемая статья.

* Экономика и политика в современных международных конфликтах / Отв. ред. А.Д. Богатуров. МГИМО (У) МИД России. М.: 2008, с. 227—247.

 

Динамика конфликта

История противостояния начинается, по сути, с появления на карте мира в августе 1947 г. Индии (Индийского Союза) и Пакистана. Добившись от Лондона статуса независимых доминионов в результате хотя и запланированного, но поспешного ухода Великобритании из главной для ее заморской империи колонии, оба молодых государства встали на путь консолидации власти. В результате размежевания Пакистан как государство оказался состоящим из двух крупных территориальных массивов, не соприкасавшихся между собой: Западного Пакистана (современный Пакистан) и Восточного Пакистана (современная Бангладеш).
Наиболее острые проблемы возникли между Индией и Пакистаном по вопросу определения судьбы самого крупного (свыше 200 тыс. кв. км) индийского княжества под историческим названием «Джамму и Кашмир». Надо заметить, что число такого рода княжеств, в основном независимых во внутренних делах, но находившихся в прямых договорно-вассальных отношениях с британской короной, приближалось в те годы к 600. Все это множество больших и малых княжеств формально не считалось частью колонии «Британская Индия», которая была едина в административном отношении и управлялась непосредственно англо-индийской колониальной властью. Заметим, что британские владения на юге Азии, объединяемые названием «Индия», включали территорию не только современных Индии, Пакистана и Бангладеш, но и Бирмы (Мьянмы), выделенной в отдельную колонию лишь в 1936 г.
При этом большинство населения собственно Индии (без Бирмы), около 80%, проживало как раз в Британской Индии, а земли княжеств, составлявшие почти половину всей индийской территории, представляли собой преимущественно периферийные и редко населенные районы. Джамму и Кашмир был типичным такого рода образованием с числом жителей по переписи 1941 г. 4 млн человек (1% от общего народонаселения Индии). Причем 77% жителей были мусульманами, в то время как наследным правителем княжества (махараджей) являлся индус1.
Если бы область не имела «особого», княжеского, статуса, то при отказе Великобритании от колоний в Индостане и связанном с этим новом территориальном размежевании она, скорее всего, отошла бы к Пакистану, ибо решающим при разделе территорий был принцип конфессиональной принадлежности большинства местного населения. Такой принцип раздела в первую очередь касался непосредственно Британской Индии. Формально суверенные княжества должны были сами определить свою судьбу.
Махараджа княжества Джамму и Кашмир принял решение присоединиться к Индии, что в октябре 1947 г. вызвало обострение ситуации в княжестве и на его границах. Возник вооруженный конфликт с участием на первых порах нерегулярных формирований со стороны Пакистана (ополчений пуштунов) и регулярных индийских частей, которых были переброшены по воздуху из столицы Индии Дели в Сринагар, главный город княжества2.
Конфликт вокруг княжества омрачил и без того натянутые отношения между Индией и Пакистаном, общая напряженность которых была следствием взаимных претензий в связи с кровавыми событиями, которыми сопровождалось размежевание между Индией и Пакистаном. Во многих пограничных районах прежде единого административно-политического пространства Британской Индии мусульмане и индусы проживали совместно. После образования двух раздельных государств возникли потоки вынужденных переселенцев. Спасаясь от грабежей и насилия, мусульмане из Индии двинулись на территорию Пакистана, а навстречу им устремились бежавшие из Пакистана в Индию индусы и сикхи. Говоря современным языком, в регионе происходила крупномасштабная «этническая чистка», которая исковеркала судьбы 14 — 16 млн человек, включая сотни тысяч или даже миллионы погибших в ходе происходивших в обеих странах погромов и связанных с ними бедствий.
В итоге бурных событий 1947 г. крупное по территории княжество Джамму и Кашмир уже к ноябрю этого года фактически распалось. Занимающая в нем центральное место и населенная мусульманами живописная долина Кашмира вместе с прилегающими районами в результате боевых действий досталась Индии. У нее же оказался контроль над индусской на две пятых областью Джамму и восточным тибетско-буддийским Ладакхом.
Большая часть населенной мусульманами области Пунч к западу от Джамму была занята войсками Пакистана. На этой территории была провозглашена символическая власть «правительства Свободного Кашмира» (Азад Кашмир). В состав Пакистана фактически была включена и территория обширной горной области Гилгит, мусульманское население которой подняло мятеж против махараджи-индуса, сформировало собственные полурегулярные части и объявило о присоединении к Пакистану3.
Военные действия на территории бывшего княжества велись до декабря 1948 г. Индийское правительство во главе с Дж. Неру согласилось на проведение референдума в княжестве для решения вопроса о его принадлежности и пошло на интернационализацию конфликта, передав жалобу на действия Пакистана в ООН. Первая индийско-пакистанская война относится к разряду конфликтов низкой интенсивности. В ходе длившихся почти полтора года боев погибло немногим более тысячи военнослужащих. 1 января 1949 г. стороны согласились с резолюцией СБ ООН и объявили о прекращении огня, а в июле того же года подписали соглашение о перемирии.
Усилия ООН через назначаемых ей посредников организовать референдум успехом не увенчались. Слишком велики были различия в подходах сторон к его организации. Первый раунд борьбы за Кашмир был выигран Индией; она получила районы бывшего княжества, населенные не только индусами, но и мусульманами. Три четверти кашмирского населения попали под юрисдикцию Индии. В составе Индийского Союза, в стратегически важном районе у границ с Пакистаном и Китаем появился индийский штат Джамму и Кашмир, населенный преимущественно мусульманами. В соответствии с введенной в действие в январе 1950 г. конституцией Республики Индия ему был предоставлен особый статус (закреплен в ст. 370 и ряде других статей). Пакистанская сторона считала итоги раздела княжества несправедливыми и сохраняла надежды на реванш, силами и средствами для которого она, однако, не обладала.
Вторая крупная проблема в индийско-пакистанских отношениях связана с водопользованием и разделом речных вод для целей ирригации. Благодаря сооружению в конце XIX — начале XX в. разветвленной системы плотин и каналов значительные участки земли в исторической провинции Панджаб до индийско-пакистанского размежевания обрабатывались с помощью вод пяти притоков Инда. Два из них, Джелам и Чинаб, как и сам Инд, пересекали земли бывшего княжества Джамму и Кашмир. После событий 1947 — 1948 гг. головные сооружения ряда плотин, построенных на трех других реках — Рави, Беасе и Сатледже — оказались на территории индийской части Панджаба. Весной 1948 г. правительство индийского штата Восточный Панджаб перекрыло снабжение водой каналов, орошающих поля в пакистанской провинции Западный Панджаб. Конфликт удалось разрешить мирно, но Пакистану показали, насколько велика его зависимость от соседа.
Временные соглашения по поводу воды действовали до 1960 г., а затем их заменил Договор о развитии бассейна реки Инд, который имел целью разделить ресурсы Инда и его притоков так, чтобы вода трех восточных рек использовалась Индией, а трех западных — Пакистаном. В реализации проектов на пакистанской территории, предусмотренных Договором, согласилась участвовать и Индия. В том же году, который можно считать первым успехом в развитии двусторонних отношений, тогдашнюю столицу Пакистана город Карачи посетил индийский премьер-министр Дж. Неру. Пакистан предлагал Индии заключить «пакт об обороне» Индостана, но это предложение было отвергнуто. На пути сближения стояла проблема несхожести идеологических и внешнеполитических интересов двух государств.
Страны-соседи одновременно похожи и различны. Генетически и в языковом отношении Пакистан (тогдашний Западный Пакистан) был продолжением Северной Индии, а Восточный Пакистан (удаленный на 1500 км от западного) представлял собой мусульманскую часть исторического «ядра» Британской Индии — провинции Бенгалии.
Религия в середине прошлого века казалась многим политикам явлением отмирающим. Индуизм легко мирился со светскими политическими порядками. Секуляризм имел приверженцев и среди мусульман, но ислам был теснее связан с политикой и идеологией. Индуизм и ислам оказались в основном закрытыми друг для друга системами верований и представлений. Они олицетворяли разные способы и формы самоидентификации в историческом и международно-политическом пространстве. Индуизм ориентировался на местную культурную почву, наследие оригинальной индостанской традиции; ислам в культурном смысле тяготел к арабо-мусульман-скому наследию, «смотрел на Аравию»4.
Помимо культурно-религиозных факторов, на различия в природе государств влияла разная структура общества. В Индии оно было более городским и относительно слабо иерархичным, а традиционная элита — менее связанной с землевладением (представителям высшей касты брахманов предписывалось не владеть землей). Руководящие позиции в Индии заняли представители политического класса, генетически связанные в основном со средними и верхними буржуазными слоями.
Пакистанское общество сложилось как типично «феодальное», его элиту составили по преимуществу выходцы из традиционной земельной аристократии. Иерархическая социальная структура, имеющая основанием бесправные сельские низы и кочевые племена, способствовала формированию «верхушечного» политического сообщества. Главную роль в нем стала играть гражданская и военная бюрократия.
При всех различиях оба государства были надэтническими (многонациональными) 5. Понимая свою политическую уязвимость и угрозы сепаратизма в условиях многообразия этнических и религиозных групп, населяющих обе страны, индийская и пакистанская элиты ориентировались на идеи сильного единого государства. Речь шла не только о военной мощи, хотя она имела большое значение. Руководители обеих стран делали акцент на идеях «особой миссии», апеллировали к исторической памяти, особенностям культуры и менталитета. Большое внимание придавалось участию в различных международно-идеологических проектах.
В 1954 г. Пакистан заключил договор о взаимной обороне с США, благодаря которому началось перевооружение и рост численности его армии. Индия в середине 1950-х гг. сделала акцент на развитие тяжелой промышленности и не уделяла много средств и внимания своим вооруженным силам. Возможно, поэтому осенью 1962 г. они потерпели обидное поражение в пограничной войне с КНР. После этого военные расходы Индии выросли почти в два раза. Наполовину увеличилось и количество военнослужащих.. Политическая роль армии не изменилась, но сама армия в результате принятых мер стала более боеспособной.
В 1965 г. Индии пришлось отражать наступление Пакистана, начато им в Кашмире. Вторая индийско-пакистанская война прошла классические фазы подготовки (апрель-июль), скрытых и ограниченных территорией Кашмира столкновений (август), открытой войны, перенесенной Индией за пределы Кашмира (сентябрь), хотя противостояние и не приобрело тотальный характер. Крупно-маштабные, впрочем, бои завершились с некоторым военно-позиционным и политико-пропагандистским выигрышем для Индии. Заключенное при посредничестве СССР в январе 1966 г. Ташкентское соглашение на время закрыло кашмирский вопрос как главный в индийско-пакистанском противостоянии. На первый план выдвинулась проблема Восточного Пакистана.
С середины 1960-х гг. Пакистан вступил в полосу неудач, в то время как обстановка в Индии, наоборот, постепенно стабилизировалась. После смерти Дж. Неру в 1964 г. на роль признанного лидера нации выдвинулась его дочь И. Ганди. В стране происходила консолидация общества при опоре в экономике на сильный государственный сектор. Продолжилось усиление военной мощи государства. Все это помогло Индии использовать в 1971 г. острый внутриполитический кризис в Восточном Пакистане и поддержать военным путем сторонников его отделения и создания государства бенгальцев-мусульман.
Начатая на этот раз фактически по инициативе Индии третья война с Пакистаном была самой масштабной и значительной по результатам. Капитуляция восточнопакистанской армии 16 декабря 1971 г. привела к появлению нового государства в Южной Азии — Бангладеш. Индийско-пакистанская война велась и на западном фронте, в частности, в Кашмире, где Индия также добилась серьезных успехов. Существует мнение, что если бы не давление, оказанное на Дели Соединенными Штатами и Советским Союзом, сам факт существования Пакистана как независимого государства мог оказаться под сомнением. Индийские политики, правда, настаивали, что намерений вести войну «до победного конца» в 1971 г. они не имели.
По заключенному в июле 1972 г. двустороннему соглашению в Симле (индийский штат Химачал-Прадеш) Индия согласилась отвести войска с территорий Пакистана, которые она заняла в ходе военных действий. Договоренности открыли возможность для возвращения на родину захваченных в плен пакистанцев (более 90 тыс.). Вместе с тем, в 1972 г. в Кашмире новая разделительная линия между Пакистаном и Индией была проведена с изменениями в пользу Дели по сравнению с условиями 1949 г.
Как нередко бывает, вслед за успехом Индия вступила в полосу спада, хотя и не столь глубокого, как в Пакистане. Поддержка Бангладеш стала для индийской стороны тяжелой ношей, что отразилось на внутриполитической обстановке. Возможно, перенапряжение Индии было связано и с программой мирного использования ядерной энергии, которая несколько неожиданно обернулась проведением в мае 1974 г. испытания индийского ядерного устройства. Хотя индийское правительство официально заявило после этого о том, что Индия не имеет ядерного оружия и не собирается его создавать, фактически она поставила себя в крут потенциальных ядерных держав, что не могло не вызвать резонанса как внутри страны, так и за ее пределами.
Между тем введение правительством И. Ганди чрезвычайного положения в Индии в 1975 г., вызванное обострением внутренней ситуации, показало, что даже устоявшиеся демократические порядки не гарантируют отсутствие внутренних кризисов. Преодолев кризис, вызвавший введение чрезвычайного положения, Индия в 1977 г. вернулась к проведению всеобщих выборов. Партия Индийский национальный конгресс во главе с И. Ганди потерпела на них первое поражение. Но уже через три года на новых внеочередных парла ментских выборах в самом начале 1980 г. она вновь победила.
Потеряв восточную часть страны в 1971 г., Пакистан в интересах консолидации общества усилил пропагандистские акценты на идеях построения «сильной державы» и укрепления исламской идентичности. После поражения от Индии военные, правившие с 1958 г. непосредственно или окольным путем, опираясь на парламент, избранный коллегией выборщиков, передали власть гражданским лицам. Место у государственного руля занял лидер сильнейшей политической партии «нового Пакистана» в границах бывщей западной провинции З.А. Бхутто. В 1973 г. Пакистан обрел конституцию парламентского типа, хотя это не устранило, как оказалось, решающего влияния генералитета на политическую жизнь страны. Военные остались главными арбитрами в вопросах власти. В 1977 г. они совершили государственный переворот, свергнув и впоследствии казнив бывшего премьер-министра З.А. Бхутто. В стране был установлен жесткий авторитарный режим исламского типа.
С началом афганской войны, после ввода в Афганистан советских войск, резко выросла роль Пакистана в военно-политической стратегии США. Пакистан стал ключевым игроком в региональной ситуации, поскольку именно через него стала поступать из стран Запада и исламских государств помощь афганской оппозиции (муд-жахедам), которая вела борьбу с правительством в Кабуле и поддержавшими его советскими войсками. В эти годы произошло перевооружение пакистанской армии за счет кредитов и техники США, субсидий Саудовской Аравии и поставок технологий и вооружений из Китая. У Пакистана появились американские самолеты F-16.
В те годы КНР и Советский Союз были стратегическими соперниками, а Пакистан рассматривался в Пекине как союзник против СССР. В такой ситуации пакистанское руководство, не встречая противодействия со стороны США, смогло получить доступ к китайским технологиям производства ядерного оружия, а также существенно повысить уровень технологической оснащенности своей ядерной промышленности за счет осуществления крупных контрактов с канадскими и западноевропейскими фирмами на закупки ядерных реакторов и обогащенного атомного топлива. В 1986 г. глава военного руководства Пакистана генерал-президент М. Зия уль-Хак косвенно, но достаточно внятно заявил о том, что фактически Пакистан в состоянии стать ядерной державой.
Десятилетие 1980-х прошло под знаком военно-политического усиления Пакистана. Для ослабления Индии он предоставил свою территорию под тренировочные лагеря сепаратистов-сикхов из соседнего Панджаба. После расправы над ними в 1984 г. сикхи подготовили и осуществили убийство И. Ганди. Последовавшая затем широкая волна сепаратизма стала ослаблять единство Индии по всему периметру ее центральной, эндогенной части — на северо-востоке, прежде всего в Ассаме, юге (там он сопрягался с тамильским сепаратизмом на Шри-Ланке) и северо-западе, где вспыхнуло движение за создание сикхского государства Халистан в Панджабе.
Сепаратизм захватил и мусульманский Кашмир. В 1989 г. там началось восстание, в котором на первых порах принимали участие достаточно широкие слои населения. Их недовольством воспользовался Пакистан, переправивший из Афганистана, откуда к тому времени только что ушли советские войска, несколько тысяч участников афганского джихада, так или иначе связанных с Кашмиром. Усилия Индии по подавлению мятежа в Кашмире привели весной 1990 г. к состоянию крайней напряженности в отношениях с Пакистаном. Мог разгореться еще один конфликт в неблагоприятный для Индии момент вероятного превосходства Пакистана в ядерной области6.
Пакистан, однако, по-видимому, не был готов начать крупномасштабную войну против Индии, а сближение Москвы и Вашингтона на волне «нового политического мышления» и стремление найти развязки в региональных конфликтах в тот период предвещали высокую вероятность их совместного давления на Исламабад с целью недопущения вооруженного конфликта в Южной Азии. Воинственность Пакистана уменьшилась и после гибели в авиакатастрофе в 1988 г. Зия уль-Хака. Наступивший затем в стране недолгий период парламентской демократии (до 1999 г.) в целом был отмечен состоянием глубокого экономического и общественного кризиса.
Индия, напротив, столкнувшись с угрозой сепаратизма в середине и конце 1980-х гг., болезненно пережившая острые проявления периода правления «семьи Ганди», стала обнаруживать стремление к определенной внутренней консолидации. Обстановка в стране после парламентских выборов летом 1991 г. стабилизировалась, вслед за чем началась полоса национального подъема. К середине 1990-х гг. восстание в Кашмире было подавлено. Одновременно в стране тайно была активизирована ядерная программа военного профиля.
В мае 1998 г. Индия провела подземные испытания ядерного оружия. В отличие от Пакистана, индийское ядерное оружие было создано в основном на собственной научной и экспериментальной базе. При этом Индия, которая никогда не присоединялась к Договору о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) 1968 г., заявляла, что она не несет международно-правовой ответственности за принятое ей решение о взрывах. США и Япония ввели против Индии экономические санкции за нарушение режима нераспространения, от которых она пострадала незначительно. Вслед за Индией и Пакистан, который также не подписывал ДНЯО, после двухнедельных колебаний провел собственные испытания ядерного оружия, доказав, что его заявления о наличии оружия — не бравада. Введенные против него экономические санкции ударили по Пакистану сильнее.
Почти одновременный прорыв Индии и Пакистана в мае 1998 г. к статусу «нелегальных ядерных держав» вызвал дискуссии в кругах политиков и экспертов о возможных последствиях новой ситуации в Южной Азии. Теоретически вероятными представлялись сценарии как встречной эскалации конфликта, способного приобрести в новых условиях ядерное измерение, так и канализации застарелого индийско-пакистанского противостояния в русло конфронтации по правилам советско-американского противостояния, каким оно было на протяжении большей части второй половины XX в.
Похоже, что колебания существовали и в Дели, и в Исламабаде. Первым их попытался преодолеть Пакистан, по инициативе его премьер-министра Н. Шарифа были предприняты шаги для примирения с Индией. Оно состоялось в феврале 1999 г., когда в главном городе пакистанского Панджаба Лахоре была подписана индийско-пакистанская Декларация о мире и добрососедстве. Напряженность в двусторонних отношениях стала ослабевать.
Однако пакистанские военные не разделяли миролюбия своего премьера. Они спровоцировали конфликт на демаркационной линии в Кашмире. В мае-июне 1999 г. там шли бои между регулярными частями Пакистана и Индии — погибло более тысячи военнослужащих. По сути дела состоялась четвертая по счету индийско-пакистанская война, оказавшаяся первой в мировой истории ограниченной войной между ядерными державами.
Внешняя среда не способствовала разрастанию конфликта. Ведущие страны мира были крайне озабочены фактом распространения ядерного оружия и возлагали ответственность за это в одинаковой степени на обе державы. Настроения пакистанских военных не находили поддержки ни у Китая, ни у США. Под давлением, главным образом, Вашингтона правительство в Исламабаде отдало приказ об отводе войск за линию контроля. Армия повиновалась неохотно, назревал очередной конфликт между ней и политическим руководством. Премьер Шариф попытался опередить события, объявив в октябре 1999 г. о смещении начальника штаба армии П. Му-шаррафа, но проиграл. Генералы арестовали самого премьера, и в четвертый раз в Пакистане пришли к власти военные.
Последующие два года ситуация в Южной Азии оставалась стабильной, но умеренно напряженной. Индия и Пакистан не провоцировали друг друга, но и не делали шагов к разрешению застарелых противоречий. Вспышки противостояния не происходило в значительной мере в силу перемен в конфигурации интересов ведущих внешних держав в отношении Индии и Пакистана. Существенное значение для США стало приобретать то обстоятельство, что Индия в известном смысле могла служить ограничительным рубежом распространения экстремистских разновидностей исламской идеологии в Азии как раз в тот момент, когда стала возрастать опасность усиления влияния этой идеологии на политику Пакистана.
События 11 сентября 2001 г. и начатая Вашингтоном всемирная кампания по борьбе с терроризмом, имеющая антиисламские коннотации, объективно была выгодна Индии, которая получала шанс подорвать традиционные представления американских политиков о выгодности для США ориентации на поддержку Пакистана в региональных делах.
Однако генерал П. Мушарраф, заняв пост президента Пакистана летом 2001 г. был достаточно предусмотрителен и пытался отмежеваться от экстремистов исламского толка, прежде всего Аль-Каиды. Поддержав в 2001 г. США в их борьбе против афганских талибов, Исламабад подтвердил свою ориентацию на союз с Вашингтоном и не дал Индии девальвировать свою роль в американской политике. Одновременно пакистанская сторона прибегла к тактике избирательного и ограниченного силового давления на Индию в Кашмире, отчасти с целью переключения на Индию внимания местных экстремистов, которые в ином случае могли сосредоточить внимание на борьбе с самим П. Мушаррафом, которого исламисты посчитали недостаточно «патриотичным», а некоторые из них попросту зане-сле его в список предателей и так называемых «ближних врагов».
Как бы то ни было, в Кашмир из Афганистана через пакистанскую территорию были снова переброшены боевики пакистанского и кашмирского происхождения, которые устроили серию терактов. Их действия вышли за пределы Кашмира — 13 декабря 2001 г. было совершено нападение на здание индийского парламента в Дели. Индия обвинила Пакистан в поддержке террористов и сосредоточила на границе с ним полумиллионную армию. Сначала в январе, а затем в мае-июне 2002 г. (после еще одного «громкого дела» террористов) мир снова наблюдал опасное противостояние двух соперников. К тому моменту их вооруженные силы были оснащены эффективными средствами доставки ядерных боезарядов, прошедших испытания.
Сдержанность политического и военного руководства двух государств, вкупе с давлением мировой общественности, в частности, руководства России и американской администрации, конфликта удалось избежать. Осенью 2002 г. Индия начала отвод войск от границы, а через полгода вступила в переговоры с Пакистаном, который незамедлительно поддержал обе инициативы.
Пять из шести «туров» последовательных чередований конфликта и разрядки в отношениях между Индией и Пакистаном обнаруживают закономерность: в основе каждой новой конфронтации лежит силовое превосходство той страны, которая в предшествующий период уделяла больше внимания военному строительству и вышла на позицию реального или видимого преобладания. В 1998 г. обе страны перешли планку, за которой их регулярные «пробы сил» способны перерасти в региональный ядерный конфликт. Обе вспышки конфронтации после 1998 г. носили кратковременный характер и не были сопряжены для обеих сторон с большими потерями. В целом по сравнению с серединой прошлого века, конфликт обнаруживает тенденцию скорее к затуханию, чем к разрастанию, однако потенциальная цена риска подобного разрастания резко увеличивается ввиду ядерного статуса обеих стран.

 

 

Особенности современного этапа

Нынешний этап их отношений характеризуется обшим превосходством Индии и происходящим на этом фоне улучшением двусторонних связей. Осенью 2003 г. по предложению Пакистана стороны объявили о прекращении огня в зоне соприкосновения войск в Кашмире (до этого артиллерийские перестрелки происходили постоянно). В январе 2004 г. на очередном саммите СААРК (Ассоциации регионального сотрудничества стран Южной Азии) в Исламабаде состоялась встреча между тогдашним премьер-министром Индии А.Б. Ваджпаи и президентом П. Мушаррафом. После этого уже в феврале стартовали комплексные двусторонние переговоры, имеющие восемь тематических «дорожек».
Линия на развитие диалога была закреплена после смены правительства в Дели. Индусско-националистическую коалицию по итогам всеобщих выборов в аттреле-мае 2004 г. сменил парламентская коалиция во главе с партией Индийский национальный конгресс. Ставший премьер-министром Индии М. Сингх несколько раз встречался с П. Мушаррафом и главой пакистанского кабинета Ш. Азизом. Регулярные контакты продолжились на уровне министерств иностранных дел. Несмотря на все это, прогресс, достигнутый в ходе двухлетних усилий, нельзя признать прорывом7.
Существует некое структурное подобие между современным этапом отношений и периодом 1947 — 1953 гг., первым периодом индийского преимущества. Как тогда, сегодня на повестке стоят, главным образом, три проблемы: кашмирская, водная и самоидентификации, — хотя содержание их, понятно, видоизменилось.
Ядро кашмирской проблемы по-прежнему заключается в неопределенности ситуации в индийском штате Джамму и Кашмир, проистекающей из борьбы трех групп политических сил. К первым относятся партии, участвующие в выборах. В сентябре-октябре 2002 г. в штате прошли свободные выборы в местное законодательное собрание, на которых потерпела поражение неизменно побеждавшая с 1951 г. Национальная конференция. К власти пришла коалиция из Народно-демократической партии и Индийского национального конгресса. Новое правительство ослабило гнет репрессий, освободило из тюрьмы некоторых видных оппозиционеров. Несколько улучшилась экономическая и социальная обстановка. Однако противоречия остаются как между участниками правящей коалиции, так и между ней и оппозицией8.
Второй источник сложностей — полулегально действующие партии, обычно бойкотирующие выборы и выступающие в защиту одного из двух способов решения проблемы бывшего княжества: предоставление ему независимости или присоединение к Пакистану. Основная часть партий (более 20) объединена в «зонтичную» организацию Всепартийная конференция свободы (хурриет). В 2003 г. в ней оформился раскол на умеренных и радикалов. Некоторые умеренные силы, например, Фронт освобождения Джамму и Кашмира, не входят во Всепартийную конференцию. Представители умеренной части оппозиции готовы вести переговоры с правительством в Дели, радикалы считают их бесперспективными. И те, и другие требуют подключения к переговорному процессу Пакистана, но расходятся в оценке его политики.
Часть радикалов поддерживает контакты с представителями организаций третьего рода — нелегальной вооруженной оппозицией. Та строится вокруг Объединенного совета джихада, в который входят представители почти 20 организаций (хотя реальную силу имеют не более 10), во главе с Хезб-ул муджахедин и Техрик-ул муджахедин (соответственно, партией и движением джихадистов)9.
Таким образом, на субструкгурном уровне межгосударственного конфликта вокруг Кашмира, условно, возвышается «голова», обращенная к Дели, и «ноги», уходящие в пакистанскую почву. Причем связь с Пакистаном не метафорическая, а вполне реальная. Так, глава Объединенного совета джихада С. Салахуддин и некоторые другие его руководители родились в Пакистане и оттуда направляют деятельность боевых формирований.
После 2003 г. активность террористов пошла на спад. Индийские источники отмечают снижение их инфильтрации через линию контроля (чему способствуют и возведенные на некоторых ее участках заграждения). Удар по экстремистам нанесла и природа. Эпицентр разрушительного землетрясения в октябре 2005 г. пришелся на район Музаффарабада, где располагаются основные лагеря беженцев из индийской части Кашмира (по оценкам, там находилось около 20 тыс. человек) и существующие на их базе центры подготовки диверсантов10.
На уровне структуры конфликта (межгосударственном) позиции остаются несовместимыми, хотя наметились тенденции к их сближению. П. Мушарраф еще в конце 2003 г. заявил, что его страна при определенных условиях может отойти от поддержки резолюций ООН о проведении плебисцита как основы решения кашмирского вопроса. В дальнейшем, особенно активно с весны 2005 г., он выдвигал еще ряд предложений: о демилитаризации индийской и пакистанской частей Джамму и Кашмира, придании им автономного статуса с правами самоуправления при совместных гарантиях со стороны Индии и Пакистана. Исламабад подчеркивает, что не собирается «предавать» интересы кашмирцев, настаивая на их праве участвовать в переговорах о судьбе бывшего княжества.
Дипломатическое наступление Пакистана заставило Индию реагировать. В Дели несколько раз проходили встречи руководителей федерального правительства с умеренными членами оппозиции. Эту инициативу проявило правительство Ваджпаи в начале 2004 г. Следующий кабинет, наряду с продолжением такого рода контактов, разрешил большинству деятелей полулегальной оппозиции пересекать границу с Пакистаном и принимать участие в контактах там на любом уровне и в любом формате. К представителям полулегальных сил добавились и лидеры легальной оппозиции. Контактам между сторонами способствовало открытие пяти пропускных пунктов на линии контроля и существующее уже более года регулярное (раз в месяц) автобусное сообщение между Сринагаром и Музаффарабадом [административным центром самопровозглашенной республики «Азад Джамму и Кашмир» (АДК)].
Расширение диалога между представителями общественных и политических кругов не снимает разногласий на официальном уровне. Индийская сторона настаивает, что, хотя кашмирский вопрос и обсуждается в ходе переговоров с Пакистаном, судьба Джамму и Кашмира решена окончательно и ревизии не подлежит. Министерство внешних сношений в Дели время от времени выступает с заявлениями, что считает своими не только АДК, но и северные территории, контролируемые Пакистаном (область Гилгит-Балтистан). Одновременно Индия, как и ранее, дает понять, что ее удовлетворило бы сохранение статус-кво, т. е. нынешний раздел Кашмира по линии контроля. При этом она считает, что к такому решению оба государства пришли еще в 1972 г., заключив соглашение в Симле. Официальная позиция Пакистана иная. Он не согласен на раздел по линии контроля, выступает против ее легитимации на постоянной основе и разрешения тем самым спорной проблемы.
Что касается вопроса о водопользовании, то здесь Исламабад крайне заинтересован в упрочении контроля над той частью Кашмира, которая ему фактически принадлежит. Через нее, как отмечалось, поступает основной объем воды для орошения полей, а сокращение ее количества может вызвать крупные бедствия, способно до предела обострить противоречия между провинциями, прежде всего Панджабом и Синдом. Последней, расположенной в нижнем течении Инда, в нынешних условиях воды хронически недостает. В результате ее обширные районы страдают от эрозии почвы. Количество воды в расчете на душу населения сократилось в Пакистане с 5,6 тыс. кубометров в 1947 г. до 1,2 тыс. — в 2005 г. и быстро приближается к критической отметке в 1 тыс. кубометров11. Население за это время выросло вчетверо — с 36 до 160 млн человек, и не менее двух его третей прямо или косвенно зависит от земледелия.
Договор о бассейне Инда 1960 г. сыграл большую роль в жизнеобеспечении страны. Индия, надо отдать ей должное, ни разу не нарушала Договор. Однако и она нуждается в источниках воды для ирригации и энергетики. Хотя количество воды на душу населения уменьшилось там в целом менее драматически (с 5 тыс. кубометров в 1950 г. до 1,8 тыс. — в 2005 г., при увеличении населения втрое — с 350 до 1100 млн человек), чем в Пакистане, на севере Индии тоже сложилась острая ситуация. Воды не хватает, и ее, помимо Джамму и Кашмира, делят еще три индийских штата — Панджаб, Харьяна и Химачал-Прадеш.
Противоречия между соседними странами связаны с реками Джелам и Чинаб, которые Индия может перекрыть, построив в штате Джамму и Кашмир плотины и отведя часть воды для орошения полей. К строительству плотины Вуллар на Джеламе Индия приступила еще в 1980-х гг., но после протестов со стороны Пакистана заморозила строительство. В рамках начатого в 2004 г. переговорного процесса страны ведут торг по поводу соответствия строительства положениям Договора 1960 г.
Исламабад не возражает против сооружения Индией плотины Баглихар на реке Чинаб, но при условии, что она будет использована лишь как гидроэнергетический комплекс. Вопрос о ней (завершение строительства намечалось на 2004 г.) стороны согласились передать на рассмотрение Всемирного банка. Если банк решит его не в пользу Индии, она будет поставлена перед нелегким выбором. Очевидно, что проблема использования ограниченных запасов воды может стать в будущем как причиной, так и следствием ухудшения двусторонних отношений. Вместе с тем имеются и перспективы сотрудничества в этой области, возможности заключения договоренностей по поводу совместного пользования ограниченным водным ресурсом.
В политико-психологическом плане конфликт по-прежнему связан с самоидентификацией обеих стран. «Противостояние между Индией и Пакистаном, в конечном счете — это конфликт идентич-ностей. Он сводится к тому, кто мы такие и кем мы хотим быть как народ. На поверхности он кажется спором о том, что мы желаем иметь — или территорию, или воду, или что-то еще. Причина, почему нам не удается достичь соглашения о долевом разделе оспариваемого, в том, что мы смешиваем вопрос, что хотим иметь, с тем, кем хотели бы быть»12. Слова индийского политолога С. Васлека-ра схватывают, как представляется, глубинный смысл конфликта. Причем самоидентификация как Индии, так и Пакистана меняется с течением времени, хотя некоторые из отмеченных выше главных особенностей «самоощущения наций» остаются неизменными,
Пакистан борется за выживание как «отколовшееся» государство, не имеющее столь естественных исторических корней, как Ин-дия13. Средний класс Пакистана хотел бы, чтобы страна вошла в мировое и региональное сообщество, но его элита боится потерять при этом институциональный базис. Пока она не почувствует себя в безопасности от поглощения или раздробления Индией, она будет использовать вражду с ней как способ мобилизации масс и консолидации общества14.
У Индии, в отличие от Пакистана, нет проблем с идеалами внутриполитического устройства, там сложился консенсус относительно плюралистического, светского и демократического характера страны. Однако она еще не решила, какую роль призвана играть в мире. Если Индия хочет лидировать в глобальном масштабе, ей необходимо переступить через региональные рамки, проявив «благородство» к соседям, и Пакистану в первую очередь. Она должна стремиться к союзу с ним, а также с Бангладеш и Афганистаном. При этом в Дели сознают, что создание «большой Индии» возможно лишь на базе технологического рывка и процветающей экономики.

 

Двойственные перспективы

Современное состояние международной среды в большой степени благоприятно для Индии. Отчасти это объясняется собственными ее достижениями. Экономический подъем с начала 1990-х гг. привел к двукратному увеличению ее национального дохода и дохода на душу населения. Хотя по последнему показателю Индия остается в группе низкодоходных стран, она смогла, наконец, обойти Пакистан, а ее средний класс, составляя 15—20% от населения, превысил 200 млн человек. В результате Индия стала крупным сегментом мировой торговли. По импорту нефти она вышла на одно из первых мест в мире и вступила в конкурентную борьбу за гарантированную долю в мировом потреблении углеводородного сырья. В начале XXI в. Индия перешла в разряд государств — экспортеров капитала. Накопленные зарубежные инвестиции индийских компаний в 2005 г. приблизились к 10 млрд, а нефтегазовые — к 3 млрд долл.15 Существенно вырос не только общий товарооборот, но и экспорт промышленных, в том числе высокотехнологичных, товаров — главным образом продуктов программного обеспечения (их стоимость увеличилась с 2 млрд долл. в 1999 г. до 24 млрд в 2005 г.).
Индия неожиданно, по-видимому, даже для себя, превратилась из «золушки» мировой политики в «принцессу». За ней стали активно «ухаживать» США и другие развитые страны, и это вторая причина лучшего для нее состояния внешней среды. Вместе с тем, такой сдвиг не лишен опасностей, ибо обостряет ее конкуренцию с Китаем, изолирует от привычного круга партнеров в развивающемся мире, ставит под сомнение привилегированные связи Индии с Россией.
Китай остается главным соперником Индии в Азии. Стремясь не допустить усиления Дели в международных делах, Пекин блокирует получение Индией (и Японией) места среди постоянных членов СБ ООН, старается оттеснить ее на периферию процесса экономической интеграции в Восточной и Юго-Восточной Азии. Ревниво относятся в Китае и к наметившемуся сближению Индии с США. Пекин выступил с резкой критикой американо-индийского соглашения от 18 июля 2005 г., открывающего дорогу к сотрудничеству с Дели в мирной атомной области государствам-членам Группы ядерных поставщиков.
Все это не мешает процессу постепенно расширения индийско-китайского взаимодействия. Объем торговли между Индией и КНР вырос за последние годы многократно, достигнув почти 20 млрд долл. Индийские и китайские интересы не только сталкиваются в энергетической области, но в отдельных точках совпадают.
Вместе с тем, между Индией и Китаем не исключены осложнения. Пекин усиливает свое влияние на Южную Азию, поддерживая в Непале, Бутане, Бангладеш и Шри-Ланке силы, ориентированные на ограничение влияния Индии. Активно укрепляет свои позиции в Мьянме, стремясь с ее помощью закрепиться в районе Бенгальского залива. Сохраняет Китай и традиционный курс на особые отношения с Пакистаном. Через пакистанскую территорию, используя построенное еще в 1970-х гг. Каракорумское шоссе и строящийся ныне глубоководный порт Гвадар, Пекин намерен выйти к «устью» Персидского залива.
КНР, как упоминалось, оказала Исламабаду решающую помощь в развитии ракетно-ядерной программы. Наряду с США, Китай вооружал Пакистан. Сам спектр индийско-пакистанского ядерного противостояния оказался бы в значительной степени не полон без учета китайского фактора. Не случайно его анализ в аналитических работах справедливо проводится в тройственном контексте Индия — Пакистан — Китай16 .
КНР имеет непосредственное отношение к проблеме Кашмира. На большинстве карт бывшего княжества в его границы включены части территорий, которые с традиционной точки зрения Китая должны принадлежать ему. В 1963 г. Пакистан и КНР заключили соглашение о границе, которая временно, до окончательного решения кашмирской проблемы, устанавливалась по согласованной линии, совпадающей с очертаниями зон фактического контроля.
Между КНР и Индией такого рода соглашения нет. Стороны оспаривают принадлежность обширной области Аксай-Чин, примыкающей к Ладакху. Спор вокруг нее является частью неурегулированной погранично-территориальной проблемы. В 2003 г. во время визита премьера Ваджпаи в Пекин стороны договорились не акцентировать эту проблему, но она может в любой момент вновь стать камнем преткновения.
Возможное обострение индийско-китайского спора может активизировать и индийско-пакистанское противостояние. Следует иметь в виду, что Индия и Пакистан продолжают наращивание военной мощи. При этом Индия оглядывается на Китай, который на протяжении последних лет (с 1996 г., кроме 2003 г.) увеличивал военные расходы на 10% в год. Дели рывком поднял военный бюджет' в 2004—2005 г. на 28%. Военные расходы достигли 17 млрд долл., а в дальнейшем — 20 млрд, превысив военные расходы Пакистана в пять раз17. Индия стала одним из крупнейших покупателей передовой зарубежной военной техники. В ближайшие годы на закупку только современных ударных самолетов Дели потратит до 10 млрд долл. Причем впервые акцент делается на приобретение не российского, а западного, по большей части американского, во-оружения18 .
Хотя Индия и Пакистан после 1998 г. соблюдают мораторий на проведение испытаний ядерного оружия, они продолжают наращивание ракетно-ядерного потенциала. Треть своих ядерных реакторов Индия относит к разряду военных. Продолжаются испытания баллистических ракет, в первую очередь Пакистаном. Можно согласиться с тем, что вывод из истории ядерного соперничества в Южной Азии пока остается неопределенным. Привнесение ядерной компоненты, по всей видимости, делает широкомасштабный вооруженный конфликт менее вероятным, однако не невозможным. А в случае если он развернется, обмен ядерными ударами представляется весьма возможным19 .
Определенную роль при этом способна сыграть неподготовленность общественного мнения в обеих странах к осознанию опасностей ядерной войны. Опросы общественного мнения, проведенные в 1999—2002 гг., показали, что до половины населения не знали о проведенных в их странах ядерных испытаниях, плохо представляли, в чем состоит опасность ядерных взрывов, не слышали о радиоактивном облучении и вреде для генофонда. Причем в неведении пребывала даже часть образованных людей20 .
Несмотря на опасности дестабилизации и возможного в более отдаленной перспективе нового кризиса в отношениях между Индией и Пакистаном, тенденции развития ситуации в краткосрочной перспективе достаточно благоприятны. Конфликт, как представляется, перешел из острой в хроническую фазу. Даже кашмирская проблема может быть в принципе разрешена в условиях роста взаимного доверия между государствами и отказа от навязывания друг другу окончательных решений.
Следует учитывать появление у старых соперников ряда общих целей и интересов в сфере безопасности, торгово-экономического и межнационального сотрудничества. Особое значение приобретает в плане замораживания конфликта сотрудничество между двумя государствами в энергетической области, в реализации проектов сооружения газопровода из Ирана в Индию через Пакистан, а также трансафганского газопровода из Туркменистана в Пакистан и Ин-дию21 .
Весьма успешно в противовес прессингу США идут переговоры о реализации первого из этих проектов. В начале 2007 г. участники проекта, стоимость которого сейчас оценивается в 7,3 млрд долл., договорились о цене, по которой Иран будет поставлять газ Пакистану и Индии, и примяли решение о начале прокладки трубопроводов по территории Ирана и Пакистана22 .
К числу общих проблем относится также борьба с наркотиками и контрабандой, а также с нарушениями сухопутной и морской границ. Перекрытие каналов для контрабандной торговли товарами и сокращение торговли через третьи страны способно увеличить в несколько раз взаимную торговлю. За последние годы она и так значительно выросла, существенно превысив 1,5 млрд долл. При этом торговля сводится с большим положительным сальдо для Индии, несмотря на то что Пакистан отказывается пока снизить ввозные пошлины на многие товары и их группы. Торговля фактически уравновешивается незаконным вывозом товаров (скота, мяса и др.) из Пакистана в Индию.
Заметным достижением нужно считать ратификацию парламентами обоих государств многостороннего соглашения о зоне свободной торговли в Южной Азии (в рамках СААРК). Оно предполагает постепенное снижение таможенных пошлин между государствами региона с полным их упразднением к 2016 г. Ратификация договора Пакистаном означает его согласие на предоставление Индии статуса наибольшего благоприятствования в торговле. Этот статус Индия предоставила Пакистану еще в 1995 г.
На сотрудничество в торгово-экономической и гуманитарной областях нацелены решения о пяти линиях автобусного движения (две из них в Кашмире), железнодорожном сообщении, открытии генконсульств в Мумбай и Карачи. Обсуждается вопрос о паромной (морем) связи между этими крупнейшими городами двух стран.
При благоприятном развитии событий можно рассчитывать также на решение застарелых спорных проблем — демилитаризации подходов к леднику Сиачин, вблизи которых велись бои в 1999 г., демаркации границы в районе Сир-Крика на границе между Синдом и индийским полуостровом Катхиавар.
Нынешний переход индийско-пакистанского противостояния в хроническую фазу не гарантирует полного окончания их длительного конфликта. Но определенные надежды на это дает отмеченное выше изменение в соотношении вооруженных сил. И дело не только в том, что Пакистан стал заметно слабее, главное — он потерял уверенность в наличии преимуществ перед Индией в политико-стратегической области. Осознание неспособности бросить ей вызов заставляет, как думается, руководство Пакистана отказаться от поиска средств для разыгрывания «кашмирской карты», а она пока единственное, что «спасает» напряженность в отношениях с Индией и делает «незаменимой» власть военных

 

Примечания

1 Княжество Джамму и Кашмир, как и многие другие наследственные владения, напоминало по структуре русскую матрешку: центральную его часть, владение махараджи, окружало кольцо завоеванных им областей, часть из которых сохраняла княжеский статус.
2 См.: Белокреницкий В.Я., Москаленко В.Н., Шаумян Т.Л. Южная Азия в мировой политике. М.: Международные отношения, 2003, с. 74 — 75, 160 — 162.
3 Lamb A. Kashmir: A Disputed Legacy, 1846 — 1990. Oxford University Press, 1992, p. 133—141.
4 Burke S.M. Mainsprings of Indian and Pakistani Foreign Policies. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1974, p. 7 — 21; Cohen S.P. The Idea of Pakistan. New Delhi: Oxford University Press, 2005, p. 34—37.
5 Богатуров А.Д., Косолапое Н.А., Хрусталев М.А. Очерки теории и методологии политическою анализа международных отношений. М.: Научно-образовательный форум по международным отношениям, 2002, с. 253 - 254.
6 Белокреницкий В.Я. Межгосударственные конфликты и региональная безопасность в Южной Азии // Восток/Запад: Региональные подсистемы и региональные проблемы международных отношений: Учеб. пос. / Под ред. А.Д. Воскресенского. М.: РОССПЭН, 2002, с. 421.
7 Indo-Pak Composite Dialogue 2004 -05: A profile. Institute of Peace and Conflict Studies Special Report 12. New Delhi: February 2006.
8 India/Pakistan Relations and Kashmir: Steps Toward Peace. ICG Report № 79. Brussels, 2004, p. 4.
9 Waslekar S. The Final Settlement: Restructuring India-Pakistan Relations. Mumbai: Strategic Foresight Group, 2005, p. 12 - 13.
10 По заявлению министра внутренних дел Индии, инфильтрация диверсантов через линию контроля в 2005 г. сократилась по сравнению с предшествующим годом на 54 %, а число терактов — на 22 %; количество погибших в индийском штате Джамму и Кашмир за три месяца 2006 г. составило 103 человека. В 2003 г. погибло около 3000 человек, что означает семикратное снижение уровня противоборства. См.: www.satp.org/ satporgtp/coutries/india/states/jandk/timelme/index.htm.
11 Waslekar S. Op. cit., p. 55.
12 Waslekar S. Op. cit., p. 3.
13 Популярное ныне в Пакистане обоснование идентичности нации через укорененность в традициях бассейна Инда. См.: Ahsan A. The Indus Saga and the Making of Pakistan. Lahore: Nehr Ghar Publications, 2001.
14 Cm.: Cohen S.P. Op. cit., p. 120 - 121, 294- 296; Rudnitsky A. Understanding Nuclear Pakistan: Global, Regional and Domestic Dimensions // World Affairs. Autumn 2005. Vol. 9. № 3, p. 46 - 57.
15 Шахматов А. Индия: Внешнеэкономический рывок в условиях хозяйственного подъема. См. на сайте Фонда стратегической культуры: www. fondsk.ru.
16 См.: Ядерное противостояние в Южной Азии / Под ред. А. Арбатова, Г. Чуфрина. М.: Московский центр Карнеги, 2005; Perkovich G., Mathews СТ., Cirincione J., Gottemoeller R., Wolfsthal J.B. Universal Compliance: A Strategy for Nuclear Security. Wash., D. C.: Carnegie Endowment for International Peace, 2005, p. 159 - 169.
17 О соотношении сил между Индией и Пакистаном см., например: Сотников В.И. Ядерная проблема в шщийско-пакистанских отношениях. М.: Научная книга, 2003; Шилин А.А. Стратегический баланс в Южной Азии. М.: Научная книга, 2004.
18 Srivastava S. Indian jet purchase hangs on nuclear deal // Asia Times Online. www.atimes.com (13,04,2006).
19 Ядерное противостояние в Южной Азии, с. 27.
20 Hoodbhoy P., Mian Z. The India-Pakistan Conflict — Towards the Failure of Nuclear Deterrence. www.gakushuin.ac.jp/~881791/hoodbhoy/ Deterrence.pdf. Несомненную опасность представляет и получившая хождение среди военных кругов в Индии концепция «ограниченной войны» с Пакистаном. Ее критику см.: Tarapore A. Holocaust or Hollow Victory: Limited War in Nuclear South Asia. www.ipcs.org/IRP06.pdf.
21 Это отмечает, в частности, Н.А. Симония. См.: Симония Н. Нефть в мировой политике // Международные процессы. Сентябрь-декабрь 2005. Т. 3. № 3 (9), с. 7.
22 IPI Deal close, says Aziz, wvsw.dawn.com/2007/02/19/top5.htm.

 

Южная Азия 2012 - 2020: новые возможности и риски для России *

Республика Индия, вторая по численности населения страна мира, представляет собой стержневой, центральный компонент Южной Азии. На северо-западе она граничит с Пакистаном. На индийских картах, где вся область Джамму и Кашмир обозначена как принадлежащая Индии, она имеет общую границу и с Афганистаном. На северо-востоке, вдоль Гималайских гор, ее соседями являются, помимо Китайской Народной Республики (Синьцзян-Уйгурский и Тибетский автономные районы), небольшие региональные государства Непал и Бутан, южнее — Бангладеш и обычно относимая к Юго-Восточной Азии Мьянма. Островные государства Шри Ланка и Мальдивы можно считать «морским» продолжением Южноазиатского региона.
Наиболее значим для России с геополитической точки зрения — северо-западный региональный сегмент, включающий Пакистан и Афганистан и выводящий на Центральную Азию — регион, особо важный для нас, пограничный с Сибирью и Урало-Повол-жьем. Основные российские перспективы видятся в стратегическом взаимодействии с Индией, торгово-экономическом сотрудничестве с другими государствами региона, а риски, обусловлены вероятной дестабилизацией обстановки на северо-западе Южной Азии, способной «перекинуться» на центральноазиатские республики.
Вторая группа рисков связана с обострением отношений между Индией и Пакистаном, в предельном варианте, военной конфронтацией с не исключенным в принципе применением ядерного оружия. Еще одна угрожающая сфера — гуманитарно-экологическая.

Помимо стихийных катаклизмов и катастроф, сюда можно отнести проблему пиратства в северной акватории Индийского океана.
* Внешняя политика России 2000 - 2020. Научное издание в 3 томах. Том 1. Российский совет по международным делам / Главный редактор И.С. Иванов. М.: Аспект пресс, 2012, с. 165 - 178.

 

Перспективы Индии

В соответствии с опубликованными прогнозами на ближайшие 20 лет, экономика Индии будет увеличиваться в среднем на 7 - 7,5% в год. Ее доля в мировом ВВП (валовом внутреннем продукте) увеличится с 5,4% в 2010 г. до 7,2% в 2020 г. ВВП Индии составит свыше 8 трлн долл. (в ценах 2009 г.) по паритетам покупательной способности (3-е место в мире) и около 3 трлн. по курсу валют (6-е место)1. Быстрый экономический рост будет со стороны спроса обеспечен как ростом платежеспособных потребностей населения и производственного сектора, так и увеличением внешнего рынка для индийских товаров и услуг.
В структуре экспорта продолжится рост доли высокотехнологичной продукции, прежде всего информационно-коммуникационной сферы. Индия увеличит отрыв от многих развивающихся государств в области развития электроники и особенно компьютерного «мягкого продукта», в программировании и услугах, связанных с использованием мировой «электронной паутины». Еще больших размеров достигнет «аутсорсинг», оказание по Интернету дешевых и квалифицированных услуг работающих в Индии «на экспорт» специализированных компаний (крупнейшие — Тата консалтенси, Инфосис, Випро и др.). Продолжится наблюдающийся с 2000 г. быстрый рост информационно-технологического (IT) сектора. Доля IT в экспорте товаров и услуг возрастет с 18% (70 млрд долл.) в 2012 г. до, вероятно, 30% в 2020 г. В целом в экспорте увеличится удельный вес высоко-и среднетехнологичных товаров: моторов и генераторов, телефонной аппаратуры, научно-измерительных приборов, лекарственных препаратов, медицинской техники, химикатов, машин и оборудования2.
Прорыва можно ожидать в аэрокосмическом комплексе, связанном с Оборонным промышленным комплексом (ОПК). В энергетической области возрастет доля атомной энергетики и других нетрадиционных видов энергии, но прогресс не будет иметь, в силу ряда причин, кардинальный характер — доля атомной энергии в общем энергопотреблении вырастет ориентировочно с 4 до 6 - 7%3. Исключительные задачи Индии предстоит решить в отраслях материальной инфраструктуры — строительстве автомобильных дорог, развитии портового хозяйства, газификации и электрификации страны. Не будет преодолен дуализм экономики, ее разорванность на организованный сектор, в том числе наиболее крупный корпоративный (частный и государственный), и нерегулируемый сектор предпринимательства и рынка труда.
Существенно увеличится численность населения, несмотря на некоторое снижение ежегодных темпов его прироста до примерно 1,5% (с 1,7% в период между переписями 2001 и 2011 гг.)4. К 2020 г. в Индии будет проживать свыше 1,35 млрд чел., примерно на 150 млн больше, чем в 2012 г. Возрастет доля бедных, которая, по разным критериям, составит 25 - 40% (свыше 300 - 500 млн человек). Сохранится неграмотность, охватывающая примерно треть всего населения и около половины женского. В то же время дальнейшему совершенствованию подвергнется сфера высшего и специального образования, система подготовки и отбора кадров на фирмах и в ходе производственного процесса, обмен специалистами между Индией и высокоразвитыми экономиками5.
Мало сомнений, что вырастет разница между доходами богатых и бедных, увеличится разрыв между качеством и стандартами жизни в городах, особенно крупнейших городах-мегаполисах, таких как Дели, Мумбаи (Бомбей), Колката (Калькутта), Ченнаи (Мадрас) и др., и в сельской местности. Полюса роста и современных стандартов жизни в полной мере сложатся в информационно-технологических лидерах — городах Бангалоре (индийской Кремниевой долине), Хайдерабаде, Пуне и др. Продолжится расширение разрыва между более богатыми западными штатами страны (Махараштрой, Гуджаратом) и более бедными восточными — Бихаром, Джархкандом, Ориссой, Западной Бенгалией и др. На этом фоне властям вряд ли удастся полностью справиться с террористическими группировками маоистов-наксалитов. Может обостриться внутриполитическая ситуация как на юге страны, в штатах Андхра-Прадеш и Тамилнад, так и на севере, в штате Джамму и Кашмир. Уровень внутреннего противостояния, тем не менее, не станет критически высоким и не подорвет консолидированности индийской нации.

 

Кооперация России и Индии.

Сложности внутренней политической архитектоники Индии могут сказаться на сотрудничестве в такой, казалось бы, перспективной отрасли, как ядерная энергетика. Пример сопротивления части местного населения, находящегося под воздействием определенных общественно-политических сил, вводу в эскплуатацию АЭС в Куданкуламе (штат Тамилнад) показывает, что сотрудничество в области мирной ядерной программы даст менее существенные результаты, чем рассчитывали обе стороны. К 2020 г., надо полагать, завершатся работы по сооружению АЭС «Куданкулам» (мощностью 4000 МВт), в начальной или продвинутой стадии будет находиться сооружение двух других согласованных АЭС.
Значительно увеличатся к концу 2010-х годов взаимные инвестиции. Индия к тому времени превратится в экономику с достаточно крупными капиталовложениями за рубежом. В России она расширит свое участие в нефтегазовом секторе (Сахалинских проектах), в индустриальной и сервисной (банковской и страховой) сферах. Стороны продвинутся по пути согласования и реализации проектов использования природных и минеральных ресурсов Сибири и Дальнего Востока.
Российские компании, вероятно, вложат средства в нефте-и угледобычу, сооружение тепло-и гидроэлектростанций, добычу газа на шельфе Бенгальского залива, в металлургию (индийскими планами предусмотрено многократное увеличение производства стали). Российские фирмы, возможно, окажут содействие в строительстве метрополитенов и аэропортов в ряде городов, развитии портового и речного хозяйства, модернизации железных дорог. Двустороннее сотрудничество в сфере гражданской авиации увенчается созданием новых пассажирских лайнеров. Значительные результаты принесет совместная работа частных и государственных организаций в передовых научно-технических областях.
Эти достижения будут достигнуты в условиях жесткой конкурентной борьбы за право выхода на рынок Индии и сотрудничества с ее фирмами. Российской стороне придется отказаться от прежних стереотипов об Индии как о «нации-ученике» и признать за ней статус обладателя передового опыта и эффективных знаний в ключевых для современной индустриально-информационной эры отраслях. Большое значение для России будет иметь использование индийского опыта подготовки и отбора кадров, внутрифирменной организации и ведения бизнеса.
Перспективным, но и достаточно проблематичным может оказаться взаимодействие в традиционно наиболее успешной военно-технической области. Требования индийской стороны к качеству и надежности закупаемой в России военной техники будут возрастать. Недостатки в этой сфере, новые задержки с выполнением крупных заказов, таких как работы по переоборудованию и модернизации тяжелого авианесущего крейсера «Адмирал Горшков», названного индийцами «Викрамадитья» («Победоносный»), могут повлечь за собой отказ от ряда наработанных схем закупки и использования российского вооружения. Скорее всего, произойдет дальнейшая диверсификация источников пополнения и усиления арсенала индийских ВС, частичная переориентация Индии с со-ветско/российских на американо-европейские стандарты. Вместе с тем, абсолютное преимущество РФ в сфере военных поставок сохранится. Хорошие перспективы сохранит совместная экспериментально-конструкторская и производственная деятельность. Она охватит, в частности, область совершенствования и расширения диапозона действия крылатых ракет «Брамос», разработку истребителей пятого поколения на базе экспортной версии истребителя Т-50. Завершится создание многоцелевого военно-транспортного самолета, модернизация индийских истребителей СУ-30МКИ и МиГ-29. Россия поставит индийским ВМС боевые корабли и подводные лодки, в том числе атомные. На вооружение ВВС поступят партии усовершенствованных военно-транспортных вертолетов МИ-17. Индия, по всей вероятности, не откажется от использования и совместного развития российской навигационной спутниковой системы ГЛОНАСС, пойдет на реализацию других совместных проектов в космической области.
Большие перспективы открылись бы перед Россией в случае успеха в наращивании тоннажа и модернизации торгового и военно-морского флотов. Индийский океан имеет сегодня и сохранит в будущем первостепенное значение для транспортных путей, соединяющих богатый нефтью Ближний Восток (а также Африку) с Китаем, Японией и всей Тихоокеанской Азией. На него ныне приходится 50% мировых контейнерных перевозок и более 70% мировых перевозок нефтепродуктов6. Стратегическое значение Индии и государств, образующих «морское продолжение» Южной Азии к 2020 г. серьезно возрастет и укрепление связей с ними органично впишется в программу обеспечения национальных интересов России на дальних рубежах.

 

Перспективы Бангладеш, Непала, Шри Ланки и возможности сотрудничества с Россией

Народная Республика Бангладеш — крупнейшее по населению государство мира из входящих в число самых бедных по душевому доходу. В дельте великих рек Ганга и Брахмапутры сложилась аграрная (рисопроизводящая) «экономика существования», давшая возможность выживать большому числу людей на территории в 145 тыс. кв. км Бангладеш относится к восточному, наименее развитому сегменту Южной Азии, ее население может вырасти к 2020 г. до 180 млн человек. Несмотря на исключительную плотность (уже сегодня это более 1000 чел. на 1 кв. км) и крайне низкие доходы основной массы населения, средняя ожидаемая продолжительность жизни в стране неуклонно растет, превышая ныне 69 лет. Маловероятно, что в прогнозный период ситуация существенно изменится, но потепление климата может вызвать опасные для страны последствия в виде разрушительных наводнений. Бедность обусловливает низкую цену рабочей силы и делает Бангладеш привлекательной для иностранного капитала. Иностранцы и местные предприниматели вкладывают средства главным образом в производство готовой одежды, где трудятся по преимуществу молодые женщины. Дешевая продукция из Бангладеш вывозится в США и Европу по установленным для страны квотам.
Острой для Бангладеш проблемой является нехватка электроэнергии. Россия в 2011 г. подписала соглашение о строительстве в Руппуре, недалеко от столичного города Дхака (Дакка), АЭС мощностью в 2000 МВт. Окончание стройки намечено на 2016 г. В период до 2020 г. РФ может также принять участие в освоении богатых угольных и газовых месторождений, сооружении тепло-и гидроэлектростанций, модернизации главного порта страны — Читтагонга.
«Возвращение» России в Бангладеш произойдет вполне возможно одновременно с оживлением ее контактов с другим давним партнером — Шри Ланкой. Окончание длившейся четверть века (1983 -2009) гражданской войны открывает перед шриланкийской экономикой определенные перспективы. Однако травма повлекшего тяжелые жертвы подавления вооруженного сопротивления представителей тамильского меньшинства еще долго будет негативно сказываться на жизни в стране. Можно прогнозировать расширение торговли России с Шри Ланкой и ее участие в программах инфраструктурного развития.
Менее болезненно завершилась многолетняя борьба экстремистов в крайне бедном высокогорном Непале. Леворадикальные повстанцы (маоисты), активно выступавшие в 1996 - 2008 гг. против правительства, были не разгромлены и ликвидированы, как случилось с боевиками в Шри Ланке, а влились в политическую жизнь страны, победили на выборах и одно время возглавляли правительство государства, преобразовавшегося из королевства в республику. Для России возвращение в Непал может быть связано, прежде всего, с содействием в освоении гидроресурсов.

 

Пакистан и Афганистан. Перспективы, возможности и риски

Экономика Пакистана, по одной из оценок, будет увеличиваться в среднем на 4 - 5% в год, произойдет повышение места страны в мире по производимому ВВП, формирование среднего класса и сокращение бедности7. Такой взгляд представляется слишком оптимистическим, учитывая исключительно быстрый демографический рост и нарастающие экологические проблемы. По предварительным результатам последней переписи, число жителей в Пакистане между 1998 и 2011 гг. в среднем возрастало на 3,5% в год8. Такой темп более чем на полтора процентных пункта выше распространенных оценок. При его сохранении число жителей между 2012 и 2020 гг. увеличится с 198 до 250 млн человек. Даже если темпы роста окажутся менее драматичными, экономическая эволюция Пакистана будет отягчена перенаселенностью и возрастающей нехваткой пресной воды. Уже сегодня на одного человека в Пакистане приходится менее 1000 кубометров воды (такой уровень считается критическим). Стране угрожает социо-экологический кризис, способный вызвать катастрофу в засушливые годы.
Грамотность в Пакистане охватывает несколько более половины жителей (всего треть женщин) и положение в будущем вряд ли заметно изменится. Несмотря на определенное развитие, которое получило в Пакистане высшее образование, в том числе техническое, он, в отличие от Индии, не нашел высокотехнологичную нишу в мировом разделении труда. Спрос на услуги ученых, инженеров и техников предъявляет главным образом военно-промышленный, особенно ракетно-ядерный комплекс. Большинство выпускников пакистанских университетов и колледжей стремится уехать за границу. Возникновение сильного среднего класса в недалекой перспективе представляется проблематичным.
Вместе с тем, Пакистан вряд ли распадется на несколько государств и сумеет сохранить контроль над окраинными областями9. Но вероятен дальнейший сдвиг его внутриполитической оси в сторону радикального «исламо-национализма», чреватый превращением страны в очаг экстремизма во всем мусульманском ареале. Затрудненный рост экономики и политическая разбалансировка может привести к новому витку жесткого противостояния с Индией при паритете с ней в ракетноядерном вооружении. Триггером возможного конфликта окажется терроризм и обострение кашмирской проблемы.
С целью уменьшить региональную напряженность и сбалансировать свою политику в Южной Азии Россия, очевидно, усилит экономическое взаимодействие с Пакистаном, поможет ему, в частности, в сооружении ниток газопровода из Ирана и Туркмении. Предусмотренное первоначальными планами строительство трубопроводов ИПИ (Иран - Пакистан - Индия) и ТАПИ (Туркменистан - Афганистан - Пакистан - Индия) может реализоваться лишь к концу прогнозного периода или позднее. Россия, вероятно, примет участие в реализации проекта CASA-1000 по передаче излишков электроэнергии из Таджикистана и Кыргызстана в Афганистан и Пакистан. Не исключено осуществление и иных проектов сотрудничества, в частности, расширение метзавода близ Карачи, а также взаимодействие в сфере безопасности с растущим использованием потенциала ШОС (Шанхайской организации сотрудничества) и «Душанбинской четверки» (Россия, Таджикистан, Афганистан, Пакистан).
Будущее Афганистана, где с 2001 г., после разгрома сил исламского движения Талибан, обосновались войска США и их союзников по НАТО (Англии, Канады, Голландии, Франции и др.), ныне связано с планами Вашингтона и Брюсселя до конца 2014 г. передать полную ответственность за поддержание безопасности и порядка национальным афганским силам (армии и полиции). Сокращая свое военное присутствие в Афганистане, Запад надеется избежать стратегического поражения от исламских экстремистов, опираясь на программы международной экономической поддержки.
Экономическое восстановление Афганистана после десятилетия кровавой междоусобной войны дало определенные результаты. Однако из-за «возрождения» талибов, произошедшего на территории Пакистана в середине 2000-х годов, процесс замедлился. При этом обнажились негативные спутники стимулируемого извне роста экономики — разбазаривание поступающих средств еще на «подступах» к Афганистану, хищения и злоупотребления внутри страны. Вызванное присутствием иностранцев и медленными переменами к лучшему недовольство населения усилило позиции талибов и оппозиционно настроенных сил.
Развитие событий после передачи полномочий по обеспечению порядка в руки нынешних афганских властей может развиваться по двум основным сценариям. Первый из них — конструктивный — состоит в сохранении существующих форм государственности при проведении президентских и парламентских выборов, экономическом росте, сокращении производства наркотиков. На первых порах порядок будет во многом обеспечиваться присутствием остаточного контингента американо-натовских войск. При этом возможно произойдет некоторое увеличение представительства во властных структурах пуштунов, прежде всего из числа бывших талибов, примирившихся с нынешним руководством. В то же время администрация в Кабуле не будет активно вмешиваться в дела непуштунских регионов на севере, в центре и на западе страны.
Второй сценарий — катастрофический — исходит из провала попыток сохранить равновесие и стабильность в государстве, если не на первых этапах после передачи полномочий по обеспечению правопорядка местным силам, то на более поздних, когда численность иностранных войск еще более сократится, а объемы помощи уменьшатся. Тогда (после 2016 - 17 гг.) может развернуться разъедающая порядок борьба за власть, ведущая к реваншу талибов и фактической фрагментации и дезинтеграции страны.
Катастрофический сценарий угрожает безопасности и стабильности в Центральной Азии. Он неминуемо вызовет там подъем про-исламских сил и настроений, усилит вовлеченность стран региона в дела Афганистана и приведет, возможно, к обострению противоречий между ними. Усугубятся проблемы наркотрафика и связанной с ней коррупции, а также иной криминальной деятельности. Не исключено появление в регионе беженцев из Афганистана, формирование неспокойного приграничного пояса.
Обострение ситуации в Южной Азии и ее разбалансировка в ЦА относится к числу серьезных опасностей для России. Она будет стремиться уменьшить их мерами противодействия военно-политическим угрозам, терроризму и религиозному экстремизму, используя двусторонние механизмы кооперации и взаимодействуя с международными структурами, в первую очередь региональными, такими как ШОС и ОДКБ (Организация Договора о коллективной безопасности)10.
Возможности и риски для России в целом уравновешивают друг друга. Можно ожидать некоторого увеличения к 2020 г. значимости Южноазиатского вектора в спектре ее региональной политики за счет, прежде всего, связей с Индией, а также Афганистаном и Пакистаном в контексте широкой стратегии безопасности в континентальной Азии.

 

Примечания

1 Стратегический глобальный прогноз 2030 / Под ред. А.А. Дынкина. М.: Магистр, 2011, с. 406, 461 - 462, 465, 472.
2 India's International Trade. A Tech Segregated Perspective; India clocks S 69,7 billion IT exports during FY 2011 - 12 (Electronic versions).
3 Стратегический глобальный прогноз 2030, с. 407.
4 Census pegs India's population at 1,2 bnV/www.indianexpress.com/ story-print/769703/Agencies Posted Online Thu Mar 31 2011.
5 Training: the secret of India's high-tech success (Electronic version).
6 Стратегический глобальный прогноз 2030, с. 256.
7 Стратегический глобальный прогноз 2030, с. 410 - 411.
8 Khan F.S. Population shoots up by 47% since 1998 // The News. Lahore, March 29, 2012 (Electronic version).
9 О вероятности потери контроля см.: Мир вокруг России 2017. Контуры недалекого будущего. М.: СВОП, 2007, с. 146.
10 Подр. см.: Россия в полицентричном мире / Под ред. А.А. Дынкина, Н.И. Ивановой. М.: Весь мир, 2011, с. 453 - 454.

 

 

Раздел III. Мусульманский Восток.

 

Россия и исламский мир: динамика изменений демографического и политического потенциалов*

Под миром ислама обычно имеют в виду ряд взаимосвязанных категорий. Во-первых, мусульманское население планеты, людей разных стран, регионов, континентов, объединенных принадлежностью к исламу по факту рождения, а также верой в Аллаха (Бога), божественные истины и основанные на них законы (шариат). Во-вторых, страны, где большинство населения составляют мусульмане, а ислам является государственной религией или одной из основ официальной идеологии. В-третьих, все государства, где мусульмане имеют определенное общественное влияние (формы автономии, политические права, партии и организации, СМИ и т. п.), а также международно-политический статус (например, участие в Организации Исламской конференции).

 

Историческая ретроспектива

Все три дефиниции в определенной мере подходят для целей статьи. К тому же на протяжении почти тысячелетнего начального периода существования ислама они, по существу, совпадали. Ибо мусульмане, за редким исключением, проживали в странах своего политического господства. Только с началом Нового времени, в середине 2-го тысячелетия н. э., появились очаги проживания мусульман на территории неисламских государств. К ним в первую очередь относилась Россия (Великое Московское княжество, Царство Московское), присоединившая к своим владениям в середине XVI столетия мусульманские области в Поволжье и Приуралье (Казанское и Астраханское ханства, земли башкир), а несколько позже — татарскую Сибирь.
* Восток (Oriens) / Гл. ред. В.В. Наумкин. 2008, 3, с. 95-110.
Российская империя исторически сложилась как первый, а до поры и единственный, государственный организм, включающий в себя представителей столь устремленной к политическому доминированию религии, как ислам. Лишь позднее, главным образом в XVIII в., в период создания заморских колоний в Азии, такого рода анклавы мусульмайского населения появляются в пределах господства европейцев, прежде всего англичан и голландцев.
В России в XVI - XIX вв. государством осуществлялась то относительно более, то менее активная политика распространения христианства, обращения мусульман в православие. Английские правители Индии, где номинально, вплоть до 1858 г., сохранялась верховная власть мусульманских правителей из династии Великих Моголов, также поощряли усилия христианских миссионеров, но те были направлены в первую очередь на обращение приверженцев языческих культов (анимистов) и отверженных (неприкасаемых) в рамках системы брахманского индуизма. При этом наблюдалось соперничество между исламским и христианским прозелитизмом, а также между ними и индуизмом?
Уникальность российского опыта взаимоотношений с мусульманским миром состоит не только в отмеченном обстоятельстве. Испытав, в отличие от других европейских политических образований, господство мусульман (после того как в Золотой Орде утвердился ислам), Московская Русь вступила в непрерывную борьбу с исламским миром, который с середины XV в. обрел мощного лидера в виде Османской империи. Противостояние военных держав, Российской и Османской, в течение двух столетий шло с переменным успехом. Лишь в XVIII в. Московскому царству, преобразовавшемуся в Российскую империю со столицей в Санкт-Петербурге, удалось приступить к последовательному давлению на позиции Османов, а также Персии в Причерноморье, Крыму, на Кавказе и в Прикаспии1.
i Автор современной монографии по истории Британской империи Н. Фергюсон отмечает, что английские власти в Индии долгое время не разрешали миссионерскую деятельность, и только с 1820-х гг. она получила определенное распространение [Ferguson N. Empire. The Rise and Demise of the British World Order and the Lessons for Global power. N.Y.: Basic books, 2002, р. 112 - 114].
Нужно заметить, что рубежи Российской империи при Петре I и его ранних преемниках в наибольшей степени, пожалуй, напоминали границы современной России. Она уже владела огромными просторами Сибири и Дальнего Востока (за исключением Приморского края), контролировала значительную часть Причерноморья и Северного Кавказа, имея в то же время весьма неглубоко уходящие в сторону Европы западные территории.
Если взглянуть на демографические размеры тогдашней России, то в пределах империи в 1722 г., по данным первой ревизии податного населения, проживало 14 млн человек. К 1762 г. (времени воцарения Екатерины II) число жителей увеличилось до 19 млн2. Существуют и более высокие сводные оценки численности населения России: 17,5 - 20 млн человек в 1700 г., 20 - 26 млн — в 1750 г.3 Такие показатели выводили Россию в число лидеров среди государств Европы. Самой населенной была там Франция (21 - 22 млн в середине XVIII в.). Между тем как на Британских островах проживало 10 млн, в пределах Габсбургской империи (с центром в Австрии) — 18 млн, на территории США — около 2 млн человек, примерно столько же в Голландии и Швеции, 6 млн — в Пруссии. Общее число жителей вышеперечисленных стран и территорий составляло в 1750 г. порядка 85 млн человек, а все европейское (по происхождению) население приближалось к 100 млн.
Оценки общей численности населения планеты на середину XVIII в. колеблются в широких пределах от 630 млн до 960 млн человек4. Следовательно, доля Европы (вместе с Сибирью и Северной Америкой) равнялась 10 - 16%. Основная часть жителей тогдашнего мира (как и ныне) приходилась на Азию, прежде всего Китай и Индию. Беря за наиболее достоверную оценку общемировой численности средние цифры в 700 - 720 млн человек, следует отнести на счет Китая примерно 300, а Индии — 170 - 200 млн человек. В остальных регионах (кроме Европы) проживало приблизительно еще 100 млн человек.
Что касается исламского ареала, то оценки численности жителей в его пределах затруднены, помимо общих причин, традиционным пренебрежительным отношением мусульманских правителей к численности своих подданных, а также их склонностью к преувеличенным, иногда фантастическим цифрам"
По ряду современных оценок, в первый период расцвета исламского мира, эпоху Багдадского халифата (750 - 1258) в его пределах насчитывалось более 30 млн человек (максимум 50), свыше одной десятой мирового населения (11 - 13%)5.
На протяжении последующего периода, вплоть до начала XV в., исламский мир испытал крупные демографические потери, вызванные набегами и разрушениями монголов (Чингисхана и его потомков, в первую очередь Хулагуидов) и наследников их власти в Иране и Средней Азии (Тамерлана), а также тяжелыми эпидемиями бубонной чумы и холеры. Большое влияние оказал также сдвиг торговых путей с суши на море и упадок земледельческой культуры при господстве степняков-кочевников6 .
Доля мусульман в составе общемирового населения понизилась, но не слишком значительно, так как одновременно сократилась, согласно большинству оценок, и общая численность мирового населения, в частности европейского, испытавшего в середине XIV в. ужасы "черной смерти" (население Земли на 1200 г. оценивается в 360 - 450 млн, а на 1400 г. — в 350 - 374 млн)7.
Новый исламский подъем связан с возвышением Османского бейлика (государства тюрок-сельджуков в Малой Азии) и расширением границ их империи в XV-XVI вв. Османская империя распространила свою власть на значительную часть юго-восточной Европы, северной и северо-восточной Африки, западной и юго-западной Азии. Численность жителей в ее пределах на пике османского господства в 1500 - 1700 гг. можно определить в 20 - 30 млн человек (из них предположительно до 5 млн человек, или более того, составляли немусульмане, главным образом христиане)8. При этом весь исламский мир был, разумеется, шире Османской империи.
ii Весьма колоритно в связи с этим выглядит речь Мустафы Кемаля Ататюрка на заседании Великого национального собрания Турции в 1923 г. Говоря о великой тюркской нации, он провозгласил, что она насчитывает «свыше ста миллионов душ». Численность арабского народа он оценил таже в «сто миллионов душ» (цит. по: Медведко Л.И. Россия, Запад, Ислам: "столкновение цивилизаций"? М.: Кучково поле, 2003, с. 480). Между тем совокупное число турок и арабов в начале 1920-х гг. составляло максимум 50 -60 млн человек.
К нему относились шиитский Иран, Афганистан и Средняя Азия с общей численностью мусульман в их пределах порядка 10 - 15 млн человек, а также Могольская Индия, где мусульманское население составляло, исходя из ретроспективных оценок, около пятой части общего населения, следовательно, приблизительно 20 - 30 млн человек (при общем количестве жителей в Индостане 100 - 150 млн человек). Ислам распространился к тому времени на значительной части островной и полуостровной Юго-Восточной Азии и там, опять же на основе ретроспективной аналогии, проживало, по всей видимости, около 10 - 15 млн мусульман. Наконец, в Африке за пределами Османской империи насчитывалось, очевидно, еще не менее 10 млн мусульман. Таким образом, их численность в мире в течение 200 лет могла колебаться, медленно повышаясь, в пределах от 70 млн до 90 млн человек9.
Большинство оценок, сделанных историками-демографами, свидетельствуют об отсутствии заметного роста населения Земли между 1500 и 1650 г. Более того, расчеты на середину XVII в. (470 - 545 млн) ниже, чем на его начало (545 - 579 млн)10. Удельный вес мусульман в общемировом населении в 1650 г., вероятно, равнялся 13 - 19%, но к 1700 г., учитывая существенное повышение оценок общей численности жителей планеты до 600 - 679 млн, опустился до 12 - 17%.
Демографический потенциал исламских держав, учитывая господство Османской империи в Греции и на Балканах, а главное Могольской империи в Индии, можно оценивать в XVI - XVII вв. существенно выше — власть ислама распространялась примерно на 35 - 40% мирового народонаселения. Два этих столетия считаются последним периодом расширения политического могущества ислама, самым крупным по степени охвата территории и населения. Вместе с тем в это время произошел и "великий раскол" исламского мира на суннитскую (во главе с Османской империей) и шиитскую ветви, политически восторжествовавшую в Персии.
Последующие два века (XVIII и XIX) были периодом заметного сокращения размеров исламского мира как с точки зрения относительной численности приверженцев религии, так и с позиции силы и влияния мусульманских держав. Особенно существенно пострадала власть мусульман в Индии. После смерти падишаха Аурангзеба в 1707 г. империя Великих Моголов неуклонно клонилась к закату. Ее столица Дели в 1739 г. была взята и разграблена иранскими войсками Надир Шаха Афшара. После этого держава фактически распалась, уступив контроль над западом и северо-западом Индостана правителям из среды индуистов (маратхам и раджпутам), а также сикхам. К концу XVIII в. преобладающей силой на субконтиненте стали англичане, установившие над ним полный реальный контроль в 1818 г., а формальный — в 1858 г.
После неудачной попытки взять Вену в 1683 г. Османскую империю преследовала серия неудач в войнах с Австрийской империей и Россией. В XVIII в. Турция распрощалась с контролем над Крымом и северным Причерноморьем, а в первой половине XIX в. уступила русским власть над западным Кавказом.
Начиная с Карловицкого договора 1699 г. неуклонно слабел контроль Стамбула над югом Европы. В 1829 г., после поражения в войне с Россией, Англией и Францией, Османская империя (Высокая Порта) предоставила самостоятельность, а затем и независимость Греции, признала автономию Сербии и Дунайских княжеств.
Персидская шиитская империя Сефевидов, зажатая между суннитскими державами (Османской, Могольской империями и государством Шейбанидов в Средней Азии), смогла не только выстоять, но и пережить заметный подъем в XVI - XVII вв. Однако в первой половине XVIII в. она оказалась резко ослабленной политически и экономически. Прекращение династии в 1736 г. открыло дорогу завоевательной политике Надир Шаха, а вслед за его смертью — попыткам консолидации и борьбе за верховенство. В результате в самом конце XVIII в. к власти пришли тюркские правители Каджары. На восточных окраинах Персии в середине века образовалась военно-племенная афганская империя Дуррани, занявшая место буфера между ней и Индией. С севера Персии угрожало наступление России в направлении восточного Кавказа, и, потерпев ряд поражений, Персия была вынуждена отказаться от претензий на него.
С середины XIX в. Персия оказалась в тисках двух европейских империй, британской, установившей косвенный контроль над Афганистаном, и российской, укрепившейся не только на Кавказе, но и в Средней Азии. В конце XIX — начале XX в. империя Каджаров, сохранив формальную независимость, попала под экономическую власть Британии и России, которые разделили ее на сферы влияния.
Сходная участь постигла в тот период и Османскую империю, которая, несмотря на предпринятые в 1839 - 1876 гг. реформы (Танзи-мат), также оказалась в финансово-экономической зависимости от Европы. Резко ослабли ее позиции в Северной Африке. Франция в 1830-х гг. установила контроль над Алжиром, а в 1870-х — над Тунисом. Англия с 1882 г. оказывала решающее воздействие на политику Египта, оставшегося формально в составе Порты. Отступление исламского мира под натиском европейского в XVIII - XIX вв. было повсеместным. Помимо отмеченного, оно происходило в западной и восточной Африке, на островах Индийского океана, от Мадагаскара до Индонезийского архипелага и в полуостровной части юго-восточной Азии (в Малайе).
К середине XVIII в. под власть России попали значительная часть заволжской Великой степи (казахской, в царское время ее называли киргизской или киргиз-кайсацкой), а также Алтай и Семиречье. Одновременно с востока мусульман теснил Китай (Цин-ская империя). Он установил контроль над монгольской Джунгарией и Восточным Туркестаном, преобразовав их в наместничество Синьцзян (Новая граница). Новый этап наступления Российской империи на мусульманские государства в Средней Азии начался в 50 - 60 гг. XIX в. Воспользовавшись враждой между Бухарским эмиратом и Кокандским ханством, царские войска разбили их поодиночке. Бухара, а также Хивинское ханство стали протекторатами России, а Кокандское ханство было ликвидировано. В первой половине 1880-х гг. после подавления вооруженного сопротивления туркмен под контроль России перешли туркменские земли Закаспия.

 

Тенденции последних столетий

Численность мусульман на протяжении XVIII - XIX вв. росла медленнее, чем в мире в целом. Это было следствием ослабления их политической власти и кризиса, который испытала традиционная экономика в пустынных, степных и гористых ареалах расселения мусульман. Сказался также завершившийся к тому времени перенос основных путей мировой торговли с суши на океан. Став доминирующей, морская компонента обмена товарами, услугами и идеями отразилась на общем состоянии мусульманских сообществ, привела их к закрытости и самоизоляции.
Своего демографического надира (низшей точки) мусульманский мир достиг на рубеже XVIII - XIX вв. По данным переписи, проведенной во время вторжения войск Наполеона в Египет там насчитывалось всего 2,5 млн человек11. По скорректированным оценкам, население "страны Нила" в 1800 г. равнялось 3,5 - 4 млн, в когда-то многонаселенном Ираке (Месопотамии) проживало от 1 млн до 1,5 млн человек, во всей Аравии не более 5, в Иране — 6 млн, в Турции (Анатолии) — 9 млн, а во всей Османской империи — 24 млн человек12. По другим данным, в начале XIX в. в Египте насчитывалось 4 - 4,5 млн человек, в Сирии, включая Горный Ливан и Палестину, — 1,2 - 1,5 млн, в Аравии и Ираке — 3,5 - 4,3 млн человек, в странах Магриба (Марокко, Алжир и Тунис) — 7 млн человек. Общее население арабских стран составляло от 16 до 20 млн13 .
На протяжении XIX в. в исламском ареале наблюдался неровный, но в целом нарастающий экономический и демографический рост. Подключение Северной Африки, Ближнего Востока и южных районов Азии к более развитой европейской международно-политической системе, расширение торговли между Европой и Азией создали общие условия для начавшегося подъема. Особенно ускорился межконтинентальный товарообмен после ввода в эксплуатацию построенного в 1869 г. Суэцкого канала. Вовлечению мусульманских стран Азии в мировые (европейские) политико-экономические процессы способствовало широкое применение новых средств коммуникации и связи — телеграфа, пароходного сообщения и железных дорог. Это вовлечение носило в основном принудительный характер, являясь результатом расширения прямого и косвенного контроля европейских империй, прежде всего Британской. Реакция мусульманского мира на процесс подчинения была троякой. Во-первых, "сверху" предпринимались попытки модернизации, копирования европейских образцов в экономической и других сферах, во-вторых, "снизу" поднималось активное неприятие такой политики, формировались движения в защиту традиционных ценностей и происходили выступления под лозунгами джихада. Наконец, как бы "сбоку", при участии представителей средних образованных слоев предпринимались усилия по примирению новаций и традиции, закладывались основы исламской реформации и возрождения.
Таблица 1
Население России и мусульманского мира (ретроспективные оценки, млн человек)

Примечания:
1 население в границах РФ,
2 население в границах императорской России и СССР (для 2000 г. — гипотетическое),
3 мусульманское население в Закавказье (Южном Кавказе) и Средней (Центральной) Азии,
4 в Средний Восток включены Турция, Иран, Афганистан,
5 не считая мусульман России, Китая, стран любых континентов, не вошедших в состав выделенных в таблице регионов.
Источники: Вяткин А.Р. Юго-Восточная Азия: демографический анализ. М.: Наука, 1984, с. 15; Демографическая модернизация России // Под ред. А. Вишневского. М.: Новое издательство, 2006, с. 16 - 17, 446, 503, 520; Козлов В.И. Динамика численности народов: методология исследования и основные факторы. М.: Наука, 1969, табл. 12, с. 240 - 241; Мусульманский мир в средние века и в новое время. Казань, 1996, с. 164 - 165; Петров В.В. Народонаселение Индии. М.: Наука, 1978, с. 63, 98; Население СССР, с. 21; Энциклопедический словарь России. С.-Петербург: Ф.А. Брокгауз (Лейпциг), И.А. Ефрон (С.-Петербург), 1898. Репринт Лениздат, 1991, с. 75 - 76; Carr-Saunders A.M. World Population. Past Growth and Present Trends. Oxford: Clarendon, 1936, р. 42, 280; Clark C. Population Growth and Land Use. L.: Macmillan, 1968, р. 64; Davis K. The Population of India and Pakistan. Princeton: Princeton University Press, 1951, р. 17, 25 - 26; Historical Estimates of World Population // www.popin.org/popl998/worldhist. htm; McEvedy C., Jones R. Atlas of World Population. L.: Penguin books, 1978, var. pp.; Michaletos I. The Islamic Population Bomb // Serbianna. Views and Analysis. PDF Format, p. 2 - 3; Muslim Population Statistics. Institute of Islamic Information and Education // www.iiie.net.node/55 Muslims in India // www.censusindia.net/religiondata/summary%20Muslim.pdf

Если в середине XIX в. число мусульман в мире, вероятно, лишь несколько превышало 100 млн человек, то в начале XX столетия оно было уже в два раза больше (при среднегодовых темпах прироста около 1,2%) На исламский мир, согласно наиболее распространенным оценкам, приходилась в 1900 г. примерно девятая часть человечества (11 - 13%), т. е. 180 - 210 млн человек (см. табл. 1).
С середины XVIII в. Россия утверждается в качестве важной составной части европейской международно-политической системы, растет ее торгово-экономическое взаимодействие с Европой. Одновременно начинается бурный рост народонаселения. Между 1750-ми и 1850-ми гг. население империи выросло в 3,5 - 4 раза — с 17 - 25 до 68 - 70 млн человек14. Увеличение было связано как с территориальной экспансией (Польша, Финляндия, Кавказ), так и с высокой рождаемостью и внушительными темпами естественного роста населения. Уже после 1850 г., когда фаза территориальной экспансии осталась в основном позади, численность подданных империи возросла вдвое за полвека, составив в 1897 г. (согласно первой переписи и без учета зависимых государств Средней Азии) 129 млн человек15.
Темпы поступательного естественного движения населения оставались в России исключительно высокими (среднегодовой прирост 1,7%) вплоть до Первой мировой войны. Современники, в частности, военный министр генерал А.Н. Куропаткин, известный ученый и общественный деятель Д.И. Менделеев, ожидали, что в середине XX в. ее население достигнет 400 млн, а в конце столетия превысит 550 млн человек16. Однако этим прогнозам не суждено было сбыться — вместо роста наступил этап демографического опустошения.
Первые крупные людские потери (свыше 2 млн солдат и офицеров) Россия понесла на полях мировой войны в 1914 - 1917 гг. За следующие три года, вследствие сокращения территории, Гражданской войны, эпидемий и вынужденной эмиграции, население государства сократилось с 171 млн до 132 млн человек. На демографической судьбе СССР и его центральной части, нынешней России, в дальнейшем тяжело сказались голод 1920 - 1922, 1932 - 1933, 1946 - 1947 гг., массовые политические репрессии, пик которых пришелся на 1937 г., наконец, огромные людские потери во время Второй мировой войны. Общее число преждевременных смертей за первую половину XX в. оценивается в диапазоне 50 - 65 млн, еще примерно 11 - 15 млн потерь составил эффект несостояшихся рождений17.
В послевоенный период население СССР и России (РСФСР) росло достаточно быстрыми темпами. За 1950- 1989 гг. первое увеличилось с 179 млн до 288 млн, а второе — с 101 до 147 млн человек18. Одной из главных причин была пониженная смертность из-за достаточно молодой структуры населения, сложившейся под воздействием испытаний, которые перенесло в предшествующий период среднее и старшее поколение. Значение имели и успехи в области медицины и здравоохранения, особенно большие в борьбе с эпидемиями и снижении детской и материнской смертности. Проната-листская политика государства и соответствующие ей настроения в обществе привели к повышенной рождаемости и высоким темпам роста населения в 1950 - 1960-х гг. Процесс демографической модернизации (спад рождаемости вслед за сокращением смертности) стал проявляться позднее и оставался малозаметным. Увеличение народонаселения в РСФСР и СССР продолжалось, а временами (в середине 1980-х гг.) под влиянием целенаправленной политики государства кривая рождаемости шла вверх.
В 1990-е гг. ввиду постарения населения выявился имевший место подспудно режим суженного воспроизводства. Происшедшее в то десятилетие резкое падение рождаемости усугубило положение. Действуя вместе, два явления вызвали существенную убыль населения. Оно сократилось со 148,5 млн в 1990 г. до 145,6 млн человек в 2000 г. Уменьшение было бы куда более значительным (порядка 7 млн), если бы оно не компенсировалось притоком населения из стран ближнего зарубежья (бывших союзных республик)19.
Мусульманский мир в первой половине XX в. продолжал испытывать давление со стороны более развитых государств Европы.
8 результате Первой мировой войны распалась его главная опора и многовековой символ — Османская империя. На ее месте возникло национальное турецкое государство (в 1923 г. в Турции отменили султанат, а в следующем году — халифат). В соседней Персии на смену империи Каджаров пришла новая монархия Пехлеви, ориентирующаяся на глубокие исторические корни (с этим связано официальное переименование страны в 1927 г. в Иран).
Распад Османской империи позволил арабам активизировать борьбу за обретение национального суверенитета. Главным препятствием на этом пути были усилившие свои международные позиции Великобритания и Франция. Египет в 1922 г. преобразуется в королевство, но англичане сохранили рычаги воздействия на него: военные базы и контроль над Суэцким каналом. В конце 1920-х от власти англичан, впрочем, ускользает исторический и религиозный центр исламского мира — Аравия, объединенная, вопреки им, под властью Ибн Сауда. В следующем десятилетии Англия предоставляет формальную независимость Ираку и ослабляет контроль над другим Хашимитским королевством — Трансиорданией. Антиколониальные настроения охватывают арабские земли, находящиеся под протекторатам Франции, — Сирию и Ливан.
Среди мусульман Индии в период между мировыми войнами боролись две тенденции — в поддержку общеиндийского национализма и за создание отдельного государства для мусульман. Сторонники национализма на базе религиозной идентичности смогли в итоге расколоть страну и создать Пакистан, первую в истории исламскую республику. Это произошло уже после окончания Второй мировой войны, когда началось обвальное крушение колониальной системы, позволившее исламским народам обрести "второе дыхание". На Ближнем Востоке уже в первые послевоенные годы формируется система арабских государств. К востоку от него, помимо Пакистана, независимость обретает мусульманская Индонезия, а с некоторым временным лагом — Малайзия.
Вместе с тем с точки зрения демографии исламский мир в середине XX в. еще не представлял собой исключительно крупный массив. По ориентировочным оценкам, численность мусульман в мире составляла в 1950 г. 330 - 350 млн человек, или 13 - 14% мирового населения, ненамного больше, чем в начале века (см. табл. 1).
Во второй половине прошлого столетия в мире происходит демографический взрыв за счет стремительного роста населения в менее развитых регионах, к числу которых относится исламский. Скачкообразное увеличение численности имело место из-за крутого снижения смертности, ставшего возможным благодаря использованию достижений медицинской науки и здравоохранения, и сохранения рождаемости на традиционно высоком уровне.
Численность последователей пророка Мухаммада в мире в 1950 - 2000 гг. росла исключительно быстрыми темпами, (см. табл. 1) Любопытно, что за 300 лет соотношение между населением России и мусульманского мира, взметнувшись вверх, вернулось к исходному положению. И в 1700-м, и в 2000 г. оно равнялось приблизительно 1:10, между тем как в 1850-м и особенно в 1900 г. составляло 1:3, а если взять Большую Россию в начале и середине XX в., то и менее 1:2. Особенно благоприятно демографо-политическое положение России (Российской империи) по отношению к мусульманским государствам было в 1900 г.
Внезапный прорыв в численности, достигнутый мировым мусульманством за последние 100 и особенно 50 лет, подтверждается не только теми данными, что использованы при составлении табл. 1. Ведущие эксперты в области конфессиональной статистики Д.Б. Барнетт и Т.М. Джонсон оценивали численность мусульман в мире на 1970 г. в 553 млн человек, или 15,3% мирового населения. В последующие десятилетия, по их расчетам, продолжилось заметное увеличение удельного веса мирового мусульманства — к 1980 г. он достиг 16,5%, в 1985 г. — 17,1, а в 2000 г. — 19,2 - 19,5%. Общее число мусульман в последнем году XX в. они полагают равным 1188 млн человек, что почти втрое больше, чем в 1950 г.20
Если в середине века каждый седьмой-восьмой житель планеты принадлежал статистически к миру ислама, то в его конце уже каждый пятый. Темпы среднегодового прироста числа мусульман во второй половине столетия равнялись 2,6 - 2,7%, превосходя почти на 10 пунктов соответствующий показатель для населения мира в целом (1,8%). Существуют и более высокие оценки численности последователей пророка Мухаммада на рубеже XX-XXI вв. Нередко наиболее достоверной считается цифра в 1,3 млрд человек. На 2005 г. число мусульман в мире оценивается также и в 1,4 млрд, а их доля в мировом населении — уже в 22%. Ряд исламских исследовательских центров и электронных порталов публикуют сведения о том, что количество мусульман достигло к концу XX в. 1,5 млрд. человек и даже более того. Впрочем, беглое ознакомление с методикой подсчета показывает тенденцию к необоснованному преувеличению. Так, удельный вес мусульман в Индии, по некоторым такого рода данным, равняется 16,2%, в то время как по результатам переписи населения Индии 2001 г. их доля составляла 13,4%21.
За последние три десятилетия XX в. не только сильно выросло мусульманское население мира, но и укрепилось влияние ислама на мировые процессы. В 1969 г. состоялась первая конференция на высшем уровне исламских государств в столице Марокко г. Рабате. Конференция привела к созданию общеисламской межгосударственной ассоциации с центром в Саудовской Аравии под названием Организация Исламской конференции. За 30 лет число членов ОИК увеличилось с 25 до 57, а число жителей в странах-участниках достигло к 2004 г. 1328 млн человек22.
Заметим, что число мусульман в мире и суммарная демографическая мощь крупнейшей исламской международно-политической организации оказываются весьма близкими, хотя, разумеется, субстрат оценок в двух этих случаях различен поскльку в населении стран-членов ОИК достаточно велика доля немусульманского населения, в то время как большое число мусульман проживает за пределами региона, образуемого участниками этой организации. Небезынтересен вытекающий отсюда вывод, что численность немусульманских меньшинств в исламских государствах примерно равна численности мусульманских меньшинств в неисламских странах.
Упомянутые выше оценки специалистов по конфессиональной статистике дают, кстати, представление о динамике изменения числа людей, принадлежащих к разным группам с точки зрения их веры и самоидентификации. Из этих данных следует, что под влиянием идей секуляризма и социализма число так называемых нерелигиозных людей в мире за XX в. резко увеличилось. Если в 1900 г. оно едва превышало 3 млн, то к 2000 г. выросло до 768 млн человек. Атеистов в начале века насчитывалось всего 226 тыс., а в конце уже 150 млн. При этом наиболее быстро количество приверженцев светских религий и нерелигиозных убеждений возрастало в период между 1900-ми и 1970-ми гг.23
Таким образом, если в течение двух первых третей XX столетия наиболее быстро возрастала нерелигиозная часть населения земли, то в 1970 - 2000 гг. существенно быстрее других росла мировая мусульманская община, и этот рост сопровождался подъемом как про-и панисламских, так и исламистских движений и идеологий.
Известно, что сила и распространенность той или иной идеологии и производных социально-политических движений зависит, помимо прочих условий, от величины референтной группы, т. е. класса, людских масс, к которым апеллирует любая идеология. В марксистских терминах этой группе соответствует понятие "класс в себе", а в либеральной политологической науке — категория групп интересов неассоциативного или неассоциированного типа24. Многим читателям вряд ли стоит напоминать о предпринимавшихся в советской науке попытках расширить численность рабочего класса, промышленного пролетариата за счет иных категорий наемного труда. Все это диктовалось стремлением подкрепить веру в "пролетарскую идеологию" указанием на значительный и постоянно растущий слой людей как в развитых, так и в развивающихся странах, которые могут "отозваться" на ее аргументацию. Та же закономерность наблюдается, по всей видимости, и в отношении идеологии исламизма. Чем больше приверженцев ислама, тем более обоснованными представляются претензии и ожидания ее создателей и адептов. В этом, вероятно, и заключается одна из важнейших видимых связей между международной демографией и мировой политикой.

 

Мусульманское население России

Как выше отмечалось, Россия — единственная страна мира, где мусульманское меньшинство появилось пять веков назад, в самом начале Нового времени. В XIX в. к основным ареалам расселения российских мусульман (Поволжье, Приуралье, Крым) добавились горские Северо-Кавказские районы, Восточное Закавказье, а также Центральная Азия (Западный Туркестан и Закаспийский край). Согласно первой переписи населения 1897 г., в пределах Российской империи проживало 11,2 млн мусульман (8,7%)25. К этой цифре надо добавить сплошь мусульманское население не охваченных переписью Бухарского эмирата и Хивинского ханства. Оценки численности жителей в двух этих зависимых государствах условны, так как местные правители отказывались от подсчетов, но в сумме население там составляло, по-видимому, от 1,5 млн до 3 млн человек26. Таким образом, имея 13 - 14 млн мусульман, императорская Россия концентрировала в своих пределах на рубеже XIX-XX вв. 6 - 7% мирового мусульманства. По мнению некоторых авторов, число мусульман в царской России в начале XX в. превышало 19 млн человек27. Эта оценка не представляется чрезмерной, если речь идет не о самом начале столетия, а о кануне Первой мировой войны.
Вся первая половина XX в. была для мусульман "Большой России" периодом тяжелых испытаний и постепенного сокращения доли, а нередко и численности жителей. Характерно, что башкир, по переписи 1897 г. было 1,9 млн, а по переписи 1989 г. — менее 1,5 млн человек. Масштабным в период коллективизации конца 1920-х — начала 1930-х гг. было сокращение численности других степных народов, прежде всего казахов, частично эмигрировавших за пределы СССР. Численность казахов за 1916 - 1945 гг. сократилась на 45%28. Сильнейший удар по демографическим позициям народов Северного Кавказа и татар Крыма нанесли их массовые гонения и переселения в конце Великой Отечественной войны29 .
Как и в мире в целом, демографический рост мусульман в СССР стал особенно заметен после 1970 г. Именно за два последних десятилетия существования Союза обнаружился "эффект ножниц" в сопоставительных темпах увеличения мусульманского и немусульманского населения. Относительное увеличение численности мусульман отчетливо сказалось на демографии советской Средней Азии. Преобразилась также демографическая картина Кавказа. По последней переписи советского периода 1989 г., доля русских равнялась лишь немногим более половины населения (52%). Доля мусульман составила 18,5% против 8,5% по переписи 1937 г.30
Что касается собственно России, то этнические (статистические) мусульмане составляли в ней по переписи 1989 г. 11,8 млн человек, или около 8% населения. Учитывая повышенные темпы естественного роста мусульманского населения и миграционный эффект, Госкомстат ожидал, что в 1999 г. доля мусульман увеличится до 9%, а их численность превысит 13 млн. Опираясь на результаты переписи населения 2002 г., официальные лица оценили численность мусульман в 14,5 млн человек. Мусульманином оказался каждый десятый постоянный житель России31. Налицо, таким образом, тенденция к плавному повышению удельного веса российских мусульман, но они все еще составляют сравнительно небольшое меньшинство, хотя и крупнейшее среди других конфессиональных групп.
Постоянно проживающие в современной России мусульмане распадаются на три большие группы. Первая и самая крупная состоит из жителей Поволжья и Приуралья — татар (5,5 млн по переписи 2002 г.) и башкир (1,6 млн). Вторая представлена народами Северного Кавказа. Самыми многочисленными среди них являются чеченцы (1,4 млн). Вместе с родственными ингушами (412 тыс.) их число приближается к 2 млн. Из других этнических групп выделяются компактно проживающие в Дагестане аварцы (757 тыс.), даргинцы (510 тыс.), лезгины (412 тыс.), а также кабардинцы (520 тыс.), кумыки (423 тыс.) и карачаевцы (192 тыс.) Численность этнических мусульман на Северном Кавказе по переписи в сумме равнялась 5,3 млн человек. Третью группу образуют представители этносов Центральной Азии и Закавказья. Самые многочисленные из них — казахи (655 тыс.) и азербайджанцы (621 тыс.), а общее число превышает 1,5 млн человек. Следует к тому же отметить, что 1,5 млн постоянных жителей России не указали национальность в переписном листе и, видимо, за их счет число мусульман, по официальной оценке, выросло еще примерно на полмиллиона32.
Кроме постоянного населения, подлежащего переписи, в России насчитывается большое число временно находящихся на ее территории мусульман, приехавших легально или нелегально. Их численность, согласно позднейшим оценкам, достигает 4 - 5 млн человек, при этом наиболее многочисленны среди них ныне азербайджанцы (1,5 млн) и таджики (1 млн)33. Вместе с временными жителями численность этнических мусульман в России начала XXI в. составляет почти 20 млн человек и на этих цифрах, не без основания, ввиду необходимости заботиться о нуждах всех верующих, настаивают исламские духовные лидеры34 .

 

Демографическое будущее России и исламского мира

Анализ, проведенный в Центре демографии и экологии человека (ЦДЭЧ) Института народно-хозяйственного прогнозирования РАН показал, что тенденции к сокращению населения России имеют долговременный характер. Как и в других экономически развитых странах, рождаемость в ней на протяжении большей части XXI столетия, по всей видимости, не превысит уровня, необходимого для расширенного воспроизводства. По среднему, наиболее вероятному прогнозу естественного движения населения, число жителей в России снизится к 2025 г. до 125 млн, к 2050 г. — до 98 млн, а к 2100 г. — до 64 млн человек. Как и в большинстве других расчетов на перспективу, демографами ЦДЭЧ намечены низкий и высокий варианты, исходящие из разной оценки будущих коэффициентов рождаемости (показатели смертности рассчитываются в одном варианте). Согласно высокому варианту, число жителей в России будет неуклонно сокращаться до 130 млн в 2100 г., а низкому, — до 20 млн человек35 .
В целом сопоставимые результаты получены Отделом народонаселения ООН. В 2050 г. российское население по среднему варианту ООН должно составить 108 млн, по высокому — 130, а по низкому — 89 млн человек36 .
В обоих случаях речь идет о воспроизводстве населения без учета миграции. Приток населения из-за рубежа способен в принципе изменить ситуацию. В ЦДЭЧ были произведены расчеты сценария стабилизации численности населения России на отметке 144 млн человек (принятой для 2000 г.) Они показали, что для сохранения численности на неизменном уровне необходимо, чтобы миграция составляла в среднем в год 879 тыс. человек в период с 2000 - 2024 гг. и 1222 тыс. в течение 2025 - 2049 гг. Иными словами, необходимо, чтобы она в сумме дала приток в 22 млн человек за первую четверть XXI в. и 30 млн — за вторую. При этом авторы прогноза полагают режим воспроизводства одинаковым для коренных жителей и мигрантов, что представляется не слишком реалистичным. Более логично было бы предположить более высокую рождаемость у прибывающего населения. Но и без учета этого обстоятельства при миграции, способной стабилизировать численность населения, около половины россиян уже в середине столетия окажутся мигрантами и их потомками.
Следует согласиться с авторами этих прогнозных расчетов, что стабилизационный сценарий вряд ли намечает благоприятную перспективу. Не решая вопросы, связанные с ускоренным экономическим развитием, он создает массу социальных проблем. Вместе с тем без умеренной иммиграции России тоже не обойтись. Она оправданна в силу сложившихся социально-экономических условий. Однако иммиграция до последнего времени служила по большей части каналом пополнения числа временных и нелегальных жителей страны. При этом она состояла в основном из мусульман — выходцев из Средней Азии и Закавказья.
Что касается постоянной миграции, то она была относительно невелика. Ведущие отечественные демографы отмечают направленный, по существу, против въезда населения на легальной и постоянной основе курс государственный политики РФ на протяжении почти всех лет ее существования, особенно с середины 1990-х гг.37 С середины нынешнего десятилетия в политике появились новые моменты, которые могут создать условия более благоприятные для приезда в страну и оседания там нового населения.

Таблица 2

Мусульманское население России (оценки на перспективу, млн человек)

Примечания:

*расчеты ООН, в скобках ЦДЭЧ.
** при неизменном приросте на 1,6% в год; наблюдался в период между переписями 1989 и 2002 гг.
Источники: Демографическая модернизация России // Под ред. А. Вишневского. М.: Новое издательство, 2006, с. 441, 503; World population prospects. The 2006 Revision population Data Base//http://ESA.un.org/unpp/ p2kOdata.asp

Расчеты на перспективу роста численности и удельного веса мусульман — постоянных жителей России приведены в табл. 2. Из нее следует, что каких-то драматических изменений в конфессионально-этническом составе населения не должно произойти при сохранении тех темпов увеличения численности мусульман, которые характеризовали период 1990-х и начало 2000-х гг. Но вместе с временно находящимися в РФ мусульманами общее их число уже в недалекой перспективе может приблизиться к 30 млн человек.
Усиление процессов иммиграции (на постоянной и временной основе) способно превратиться в существенный аспект не только внутренней, но и внешней политики России. Оно может отразиться на ее отношениях с ближним мусульманским зарубежьем. Потребуется, видимо, немалое политическое искусство, чтобы справиться с проблемами, вытекающими из комплекса явлений, за которым стоят тенденции к росту доли и массы мусульманского населения России и неизбежному, в том или ином объеме, расширению слоя приезжающих в страну мусульман.
Демографическое будущее исламского мира представляется в виде распускающегося цветка. Согласно последнему, 2006 г., обзору ООН мировых демографических перспектив, величина мирового населения на 2000 г. оценена в 6124 млн человек, что выше (на 64 млн) предшествующей оценки в публикуемых каждые два года обзорах. Более быстрым, как ныне предполагается, будет и рост мирового народонаселения в первой половине xxI столетия. К 2050 г. по среднему варианту прогноза численность жителей на земле достигнет 9,2 млрд а не 8,9 млрд, как демографы ООН полагали ранее38.
Основная масса нового пополнения людей придется на менее развитые регионы и самые бедные и недостаточно быстро развивающиеся (временами и деградирующие) страны. Численность населения в менее развитых регионах, по данным на начало xxI в., возрастает в шесть раз быстрее, чем в развитых, а в наименее развитом регионе (49 стран) — почти в десять раз быстрее. Такого рода диспропорции скорее всего сохранятся и приведут, с одной стороны, к почти неизменной величине жителей (в основном за счет иммиграционного эффекта) в 30 экономически развитых государствах, включая Россию (на них ныне приходится 1,2 млрд человек), а с другой — к разрастанию демографических масштабов прочих стран с 5 млрд до 8 млрд человек.
В связи с тем, что ни одна мусульманская страна в соответствии с трактовкой, принятой для целей демографического обзора ООН, не относится к развитому региону, отмеченные выше тренды в полной мере относятся к исламскому миру. Хорошо известно, сверх того, что из развивающихся стран мусульманские демонстрируют наиболее высокие темпы роста населения. Не касаясь здесь подробно причин такого рода положения, отметим лишь сильные в исламском ареале традиции многодетности, а также обычаи замужества вдов и полигамии. Культурно-цивилизационные, освященные религией правила в сочетании с некоторыми экономико-социальными факторами объясняют повышенную упругость исламских обществ к процессам демографической модернизации.
Между тем показатели смертности, по прогнозам ООН, будут неуклонно снижаться и в менее развитых регионах, в том числе исламском. Несмотря на воздействие эпидемии ВИЧ/СПИДа, смертность будет убывать во всех странах, включая наиболее страдающие от нее африканские. Средняя продолжительность жизни (величина дожития при рождении, т. е. исходя из существующих на данный момент коэффициентов смертности) будет практически универсально неуклонно возрастать. Причем это коснется даже таких бедных много и плотно населенных государств, как Бангладеш. Там уже в начале xxI в. средняя продолжительность жизни и мужчин, и женщин превысила 60 лет, а в ближайшие десятилетия должна подняться до 70—75 лет. По прогнозам, которые кажутся сейчас почти невероятными, численность населения в этой стране в середине века превысит 250 млн человек, что означает повышение средней плотности примерно до 2 тыс. человек на 1 кв. км39.
Снижение смертности вызовет постарение населения и новые крупные проблемы для менее развитых государств. Одновременно будет нарастать их демографический вес. Но возрастная пирамида и средний возраст жителей будут изменяться в сторону превращения этих стран в более "солидные", способствовать преодолению "молодежного горба" (доли людей в возрасте 15—25 лет). Тому же будет способствовать прогнозируемое монотонное снижение рождаемости в большинстве менее развитых государств, в том числе и мусульманских.
По данным религиозной статистики, число мусульман в мире в конце XX и начале XXI в. увеличивалось быстрее, чем какой-либо другой включенной в нее категории мирового населения — их среднегодовой прирост равнялся 2,1% по сравнению с 1,3% христиан, 0,8% — нерелигиозных людей. Если допустить, что относительная разница темпов роста в ближайшие четверть века не изменится, то удельный вес мусульман на планете к 2025 г. вырастет до 23% (по сравнению с 20% в начале прогнозного периода), христиан сократится до 30% (с 33%), а их соотношение изменится с 37:63 до 43:57. Численность мусульман вплотную приблизится к 2 млрд человек. По другим оценкам, мусульмане к 2025 г. составят 30% мирового населения, в то время как христиане — 25% (соотношение для 2000 г. — 30% христиан и 19% мусульман)40.
В середине текущего столетия, по некоторым расчетам, доля мусульман в мире составит 35%, что будет абсолютным рекордом в истории ислама41. Интересно, что близким к этому был удельный вес европейцев в мировом населении в период между Первой и Второй мировыми войнами42.
Согласно среднему варианту прогноза Отдела народонаселения ООН, суммарное население девяти самых крупных и влиятельных мусульманских государств — Египта, Турции, Ирана, Саудовской Аравии, Пакистана, Бангладеш, Индонезии, Малайзии и Нигерии — перевалит в 2050 г. за отметку в 1,5 млрд человек. Все они, за исключением Саудовской Аравии и Малайзии, превзойдут или почти сравняются по населению с Россией. Ей скорее всего придется смириться с потерей высокого места в мировой демографической иерархии, хотя она по прежнему будет входить в число 15, в крайнем случае 17, наиболее населенных государств. В дополнение к этому демографически усилившийся мусульманский мир будет широкой полосой обрамлять Россию с юга и юго-запада. Население пяти государств Центральной Азии к середине века увеличится до 76 млн человек (с 56 млн в 2000 г.). А в мусульманском Южно-Центрально-азиатском регионе (пять государств ЦА плюс Иран, Афганистан и Пакистан) будет насчитываться 550 — 600 млн человек — почти вдвое больше, чем в 2000 г. и в шесть раз больше, чем в 1950 г.43
Не только Россия, согласно прогнозам, столкнется с проблемой сокращения демографического потенциала. Она станет "головной болью" для многих стран Европы и Японии. Из крупных экономически развитых государств лишь в США ожидается неуклонный рост населения с перспективой достижения уровня в 400 млн человек к 2050 г. (285 млн в 2000 г)44.
Общая судьба, по-видимому, предполагает взаимный учет опыта в смягчении остроты как экономических, так и политических следствий происходящих сдвигов. Что касается демографического веса России на мировой арене, то его, вероятно, необходимо принимать во внимание при планировании долгосрочной внешнеполитической стратегии.

 

Заключение.

Проведенный анализ исторических и футурологических трендов с достаточной очевидностью показывает динамику изменений демографических и геополитических параметров России в сопоставлении с исламским миром. В настоящее время налицо явное возрождение мирового мусульманства, которое, преодолев весьма длительный демографо-политический кризис, более полвека назад вступило в фазу стремительного количественного роста.
Вместе с тем международно-политический вес государств и ассоциаций исламского характера представляется не вполне соответствующим этим тенденциям. Причина, возможно, состоит в фундаментальном изменении основ мировой политики, которая ныне в существенно большей степени зависит от экономического и научно-технического потенциалов, чем от демографического. Определяющее влияние экономики в международных делах считается отличительной чертой современной, постколониальной истории мира45. Вступившая на путь экономического подъема Россия способна много выиграть от такого рода перемен.
Но хотя для представлений о решающей роли экономики, базирующейся на инновациях и научных достижениях, как кажется, есть все основания, нельзя не учитывать вариативность (полисце-нарность) будущего и не замечать тенденции, способные серьезным образом исказить инерционный контур будущей мировой политики. Среди них видное место занимает отмеченное выше рассогласование процессов увеличения демографического веса исламского мира и сохранения за ним в целом подчиненного, в чем-то приниженного положения в международных делах.
Можно наметить благоприятный и неблагоприятный сценарии эволюции мировой ситуации и положения России в связи с этим обстоятельством. Первый из них, исходя из неизменности относительного веса ислама в мировой политике, базируется на предположении о постепенном сокращении темпов роста мусульманского населения. Такое допущение не является беспочвенным. Неясно, однако, насколько это замедление будет значительным и каким образом оно будет сочетаться с трендами для России и мира.
Сокращение рождаемости, являясь ключевой переменной, зависит от комплекса экономических и социокультурных причин. Упрощая, можно утверждать, что до тех пор, пока на фоне роста доходов и урбанизации не произойдет заметных перемен в распространении образования среди женщин и их занятости работой вне дома, трудно ожидать решительного отказа мусульманского общества от традиционных установок на многодетность. Впрочем, определенные коррективы в динамику рождаемости могут быть внесены под воздействием информации (демонстрационного эффекта) и доступности современных средств планирования семьи.
Второй, неблагоприятный сценарий демографических изменений (при неизменности ролей в мировой политике) предполагает увеличение разрыва в людском потенциале стран ислама и мира в целом, включая Россию. Его осуществление будет, по-видимому, означать растущее напряжение между мировым мусульманством и внешней для него средой. На этом фоне возможно усиление позиций радикальных исламистов, обострение проблем религиозного экстремизма и терроризма. Исламистская волна может еще раз захлестнуть российские берега. И в этом случае исключительную важность приобретет способность России договариваться с умеренными силами в исламе, находить компромисс, одновременно не допуская уступок экстремистам и опираясь на поддержку широкой коалиции международных сил.

Примечания
1 Дегоев В.В. Внешняя политика России и международные системы: 1700 - 1918. М., РОССПЭН, 2004, с. 90 - 91; Ревякин А.В. История международных отношений в Новое время. М.: РОССПЭН, 2004, с. 54- 56.
2 Энциклопедический словарь России. С.-Петербург: Ф.А. Брокгауз (Лейпциг), И.А. Ефрон (С.-Петербург), 1898. Репринт Лениздат, 1991, с. 75.
3 Козлов В.И. Динамика численности народов: методология исследования и основные факторы. М.: Наука, 1969, с. 240 - 241; Kennedy P. The Rise and Fall of the Great Powers. N.Y.: Vintage books, 1987, р. 99.
4 Петров В.В. Народонаселение Индии. М.: Наука, 1978, с. 24, 26 - 28; Historical Estimates of World Population // www.popin.org/popl998/worldhist. htm
5 Sachs J.D., Shabsigh G. Economic Development and the Muslim World. Cambridge (Mass). 1974, p. 7.
6 Петров В.В. Народонаселение Индии. М.: Наука, 1978, с. 116 - 119.
7 Historical Estimates of World Population // www.popin.org/popl998/ worldhist.htm
8 Issawi Ch. The Middle East Economy: Decline and Recovery. Princeton: Princeton University press, 1995, р. 79; McEvedy C., Jones R. Atlas of World population. L.: penguin books, 1978, р. 137.
9 История Востока. Восток на рубеже средневековья и нового времени XVI-XVIII вв. М.: Восточная литература, 1999. Т. III, с. 171; Мусульманский мир в средние века и в новое время. Казань, 1996, с. 58 - 61; Kennedy, 1987, р. 11; McEvedy C., Jones R. Atlas of World Population. L.: Penguin books, 1978, р. 145, 153, 155, 163, 183, 195, 198, 221, 227.
10 Historical Estimates of World Population // www.popin.org/popl998/ worldhist.htm
11 The Economic History of the Middle East, 1800 - 1914. Chicago: Chicago University Press, 1966, p. 3.
12 Issawi Ch. The Middle East Economy: Decline and Recovery. Princeton: Princeton University Press, 1995, р. 91,117; McEvedy C., Jones R. Atlas of World Population. L.: Penguin books, 1978, р. 137, 147, 151, 227]
13 История Востока. Восток на рубеже средневековья и нового времени XVI - XVIII вв. М.: Восточная литература, 1999. Т. IV, с. 68 - 69.
14 Гайдар E.T. Долгое время. Россия в мире. Очерки экономической истории. М.: Дело, 2005, с. 436.
15 Энциклопедический словарь России. С.-Петербург: Ф.А. Брокгауз (Лейпциг), И.А. Ефрон (С.-Петербург), 1898. Репринт Лениздат, 1991, с. 76.
16 Сидорова М.М. Геополитическая дилемма России в конце XIX — начале XX в. М.: МГУ; Макс пресс, 2003, с. 25, 27.
17 Демографическая модернизация России / Под ред. А. Вишневского. М.: Новое издательство, 2006, с. 399 - 401, 437 - 438, 442.
18 Демографическая модернизация России / Под ред. А. Вишневского. М.: Новое издательство, 2006, с. 173 - 174; 443, 447.
19 Демографическая модернизация России / Под ред. А. Вишневского. М.: Новое издательство, 2006, с. 447; Рыбаковский Л.Л. Демографическое будущее России и миграционные процессы // www.unesco.ru/files/docs/shs/ rybakovskii.pdf, с. 5.
20 Annual Table of World Religion, 1900 - 2025 / By D.B. Barnett and T.M. Johnson // www.wnrf.org/cms/statuswr.shtml; Huntington S.P. The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order. N.Y.: Touchstone, 1997, p. 65.
21 Muslim Population Statistics. Institute of Islamic Information and Education // www.iiie.net.node/55; Muslims in India // www.censusindia.net/ religiondata/summary%20Muslim.pdf
22 Белокреницкий В. Исламский мир и Россия // Азия и Африка сегодня. 2007. № 5, с. 33.
23 Annual Table of World Religion, 1900 - 2025 / By D.B. Barnett and T.M. Johnson // www.wnrf.org/cms/statuswr.shtml
24 Алмонд Г., Пауэлл Дж., Стром К., Далтон Р. Сравнительная политология сегодня. М.: Аспект пресс, 2002, с. 129 - 135.
25 Энциклопедический словарь России. С.-Петербург: Ф.А. Брокгауз (Лейпциг), И.А. Ефрон (С.-Петербург), 1898. Репринт Лениздат, 1991, с. 86.
26 Лавров М.В. Туркменистан. География и история края. М., 1914, с. 179 - 180; Логофет Д.И. Бухарское ханство. М., 1911, с. 114.
27 Мусульманский мир в средние века и в новое время. Казань, 1996, с. 178.
28 Ланда Р.Г. Ислам в истории России. М.: Восточная литература, 1995, с. 230.
29 Ланда Р.Г. Ислам в истории России. М.: Восточная литература, 1995, с. 234 - 236.
30 Тульский М. Ислам в неисламском мире // Независимая газета. 29,09,2001, с. 7.
31 Интервью с В. Зориным. Каждый десятый россиянин — мусульманин // Независимая газета. 11,11,2003.
32 Основные итоги Всероссийской переписи населения 2002 года. Национальная принадлежность и владение русским языком // www.gks.ru/ PEREPIS/t5/htm
33 Малашенко А. Ислам для России. М.: РОССПЭН, 2007, с. 10
34 Там же, 2007.
35 Демографическая модернизация России / Под ред. А. Вишневского. М.: Новое издательство, 2006, с. 503.
36 World Population Prospects. The 2006 Revision Population Data Base// http://ESA.un.org/unpp/p2kOdata.asp
37 См.: Переведенцев В.И. Россия: демографический аспект иммиграционной проблемы // Полития. 2005. № 1; Рыбаковский Л.Л. Демографическое будущее России и миграционные процессы // www.unesco.ru/files/ docs/shs/rybakovskii.pdf
38 World Population Prospects. The 2006 Revision Population Data Base// http://ESA.un.org/unpp/p2kOdata.asp
39 World Population Prospects. The 2006 Revision Population Data Base// http://ESA.un.org/unpp/p2kOdata.asp
40 Annual Table of World Religion, 1900 - 2025 / By D.B. Barnett and T.M. Johnson // www.wnrf.org/cms/statuswr.shtml; Muslim Population Statistics. Institute of Islamic Information and Education // www.iiie.net.node/55
41 Michaletos I. The Islamic Population Bomb // Serbianna. Views and Analysis. PDF Format, p. 3.
42 Cipolla С.М. The Economic History of World Population. Harmondsworth: Penguin books, 1964, р. 102,104; Woytinsky W.S. Woytinsky E.S. World Population and Production. Trends and Outlook. N.Y.: The Twentieth Centuty Fund, р. 395.
43 Демографическая модернизация России / Под ред. А. Вишневского. М.: Новое издательство, 2006, с. 520; World Population Prospects. The 2006 Revision Population Data Base//http://ESA.un.org/unpp/p2kOdata.asp
44 World Population Prospects. The 2006 Revision Population Data Base// http://ESA.un.org/unpp/p2kOdata.asp
45 Мегатренды мирового развития / Под ред. М.В. Ильина, В.Л. Иноземцева. М., 2001, с. 10 - 11.

 

 

Глобализация, регионализация и расходящиеся траектории развития государств Средне-Западной Азии*

Понятие «глобализация» стало широко использоваться относительно недавно, в 90-х годах прошлого столетия. Обычно под ним подразумевается процесс стяжения и сопряжения мирового экономического, политического и культурного пространства, усложнение и уплотнение гуманитарных связей, рост обмена капиталом, товарами, научно-техническими изобретениями и инновациями, развитие средств связи и коммуникаций. Наряду с процессами, нивелирующими местные особенности глобализации, в современном мире имеют место противоположные тенденции к обособлению, сохранению специфических моделей существования и эволюции. Они находят отражение в явлениях национально-государственной изоляции (полной или частичной, избирательной) и автаркической или полуавтаркической регионализации.
В примыкающей с юга к Кавказу и Центральной Азии Средне-Западной Азии регионализация имеет глубокие исторические корни. Можно считать, что процесс формирования региональной подсистемы начался там после Первой мировой войны с распадом Османской империи и созданием турецкого национального государства, а также с преобразованием Персидской империи в Иран и обретением полной независимости Афганистаном после третьей англо-афганской войны. Накануне Второй мировой войны стремление региональных государств к взаимодействию привело к заключению в Тегеране в 1937 г. Саадабадского пакта с участием в нем помимо Ирана, Турции, Афганистана также Ирака1.
* Мусульманское пространство по периметру границ Кавказа и Центральной Азии / Отв. ред. В.Я. Белокреницкий, Н.Ю. Ульченко. Институт востоковедения РАН. М.: Крафт+, 2012, с. 12 - 35.
Стремление государств региона к обособлению было прямо обусловлено конкуренцией внерегиональных держав за контроль над их пространством. Долгое время существовавшая разделенность этого пространства на северную часть, находящуюся в сфере влияния Российской империи, а затем — на некоторое время — Советской России, и южную, британскую часть во второй половине 1930-х гг. была нарушена проникновением новых действующих на мировой арене держав, прежде всего нацистской Германии, а также фашистской Италии и милитаристской Японии. Активные действия будущих союзников по мировой войне продолжались в регионе относительно недолго и состояли в укреплении экономических связей, но главное — в деятельности политической агентуры, стремившейся перетянуть на свою сторону правящие в молодых государствах региона элиты или найти союзников среди оппозиции к ним. Деятельность японской агентуры, имевшая как антисоветский, так и антибританский характер, велась главным образом лишь в Афганистане и прекратилась после 1939 г., когда в Токио решили сосредоточить главные усилия на восточном и юго-восточном направлениях экспансии и искать ключи к Британской Индии со стороны моря и региона ЮВА2. Действия германской разведки и ее агентуры заняли более продолжительный период времени. Немцам в Афганистане помогали итальянцы. Определенную работу германский абвер и другие специальные службы развернули в Иране и Турции. Им удалось склонить на свою сторону иранского правителя Реза-шаха3.
Вторая мировая война отложила планы формирования региональной подсистемы. Турция долгое время оставалась нейтральной и одно время склонялась к союзу с Германией, но избежала опрометчивого шага, наученная горьким опытом Первой мировой войны. Иран — после короткого сопротивления в августе 1941 г. — позволил войскам СССР и Великобритании, а позднее и США расположиться на своей территории (до окончания войны). После войны сначала Турция, а затем Иран встали на сторону западных держав в начавшемся противостоянии с СССР. Нейтральную позицию в период холодной войны занял Афганистан, у которого появился региональный партнер и соперник в лице Пакистана — возникшего на месте колониальной Индии нового государства. В середине 1950-х гг. Турция, Иран, Пакистан и Ирак образовали при участии США и Англии Багдадский пакт — одно из звеньев в цепи антисоветских военно-политических блоков, протянувшихся от Европы до Дальнего Востока. После переворота в Ираке в 1958 г. и выхода Багдада из пакта он был преобразован в СЕНТО (Организацию Центрального Договора, под «центром» имелся в виду регион Центрального Востока и американского центрального командования).
Вплоть до 1955 г. Вашингтон не оставлял попыток склонить Афганистан к участию в региональном союзе. Более того, строил планы наведения прочных мостов между Афганистаном и Пакистаном. Американская дипломатия не учла глубину противоречий между соседями по региону. У Афганистана имелись свои приоритеты, он стремился воспользоваться наличием пуштунского (афганского) населения в Пакистане и пуштунским национальным движением для усиления своего влияния на территории к югу от своих границ, вплоть до побережья Аравийского моря. По существу Кабул поддерживал идею создания на пакистанском северо-западе пуштунской автономии — Пуштунистана4.
Вслед за послевоенным восстановлением экономики СССР и стабилизацией сферы его контроля и влияния в Восточной Европе и на Дальнем Востоке началась эра активной политики Москвы на южном направлении. Она позволила Кабулу сбалансировать свой курс развитием контактов с «великим северным соседом». Оставшись вне блоков и региональных пактов, Афганистан занял привычную для себя позицию буфера между геополитическим севером и югом Евразии.
Внешнеполитиеское сходство мусульманских стран по периметру границ Кавказа и Средней Азии было в 50 - 60-х гг. выражено весьма слабо. Турция связала себя с Западом через задействован-ность в политике на Балканах и в Восточной Европе. Она вступила в Организацию Североатлантического договора (НАТО) вместе с Грецией, несмотря на наличие между ними спорной кипрской проблемы. Пакистан был «пуповиной» связан с Индией, сразу после образования вступив с ней в спор по поводу принадлежности Кашмира — области на севере индостанского субконтинента. Иран был в чем-то подобен Афганистану, но его отличал выход к Мировому океану через Персидский залив и наличие крупных открытых и разрабатываемых нефтяных месторождений.

 

Исходный уровень социально-экономического развития

Геополитическая «разбросанность» региона, где явно выделялись западный, срединный и восточный сегменты, сочеталась с близостью уровней его социально-экономического положения. В первые годы после окончания войны у четырех стран региона, так же как и у примыкающего к нему курдского ареала Сирии и Ирака, было много общего. Об этом свидетельствуют, в частности, суммарные данные о показателях национального дохода (см. табл. 1).

Таблица 1
Национальный доход на душу населения в 1950 г.

Источники:
* Оценки, приводимые в разных изданиях 1950 гг.; о них см. статью автора в: Особенности модернизации на мусульманском Востоке. Опыт Турции, Ирана, Афганистана и Пакистана. М., 1997, с. 43, а также статью автора в: Мусульманские страны у границ СНГ. М., 2001, с. 21.
** Ганковский Ю.В. Предисловие — Проблемы развития стран современного Ближнего и Среднего Востока. М., 1981, с. 3.
*** Болотин Б.М., Шейнис В.Л. Экономика развивающихся стран в цифрах. Опыт справочно-статистического исследования. 1950 - 1985 годы.
М., 1988, с. 344 - 349.

Вместе с тем, по степени развития экономики, сфер образования и культуры они уже тогда несколько отличались друг от друга. Население Турции в 1950 г. равнялось 20 - 22 млн человек. Каждый третий житель был грамотным, половина детей школьного возраста посещала школу, насчитывалось 10 высших учебных заведений. В городах проживало 18% жителей (в Стамбуле — менее 1 млн человек). Турция того времени — это еще в полной мере аграрная страна. Сельское хозяйство давало приблизительно 85% всей продукции (материального производства без услуг). Но политика модернизации, начатая Ататюрком в 1923 - 1938 гг., принесла определенные плоды. Сложилась разветвленная сеть железных дорог протяженностью около 7,7 тыс. км, добыча угля превысила 4 млн т в год, а выплавка чугуна и стали — 200 тыс. т. Имелась крупная пищевая и текстильная промышленность, на фабриках производилось 160 - 180 млн м тканей5.
Иран по количеству населения несколько уступал Турции — 16 - 17 млн человек. В его городах, так же как и в турецких, проживало менее 20% жителей, но грамотность была ниже, равняясь 19 - 20%. Число учебных заведений высшего типа было вдвое меньше турецких. Модернизационные усилия межвоенного периода (правление Реза-шаха Пехлеви) привели к появлению современной для своего времени пищевой и текстильной промышленности. При скромных объемах добычи угля (200 тыс. т в год) Иран являлся крупным поставщиком нефти и нефтепродуктов на мировом рынке. В 1950 г. добыча сырой нефти достигла пика для первого послевоенного периода — 32,3 млн т. Она осуществлялась на средства британского капитала (Англо-Иранской нефтяной компании), а ее переработка производилась на крупнейшем в мире нефтеперегонном заводе в Абадане мощностью около 18 млн т сырой нефти в год6. Из-за наличия нефтяного комплекса доля аграрного сектора в производимой продукции была в Иране существенно меньше, чем в Турции — порядка 70%.
Население Пакистана (в современных границах, тогда западного «крыла» государства) на рубеже 40 - 50-х гг. прошлого столетия было почти вдвое многочисленнее, чем в Иране и Турции, составляя, по разным оценкам, 32 - 36 млн человек. Экономика страны носила ярко выраженный аграрный характер. На сельское хозяйство приходилось около 90% производимой материальной продукции. В городах проживало 18% жителей, а доля грамотных равнялась всего 10%7.
Запасы пригодной для орошения пресной воды были у Пакистана больше, чем у его западных соседей, что и дало возможность уже в колониальный период создать там один из самых обширных в мире ареалов ирригационного земледелия. Получил развитие железнодорожный транспорт. К 1947 г., моменту образования страны, имелась разветвленная, хотя и маломощная, предназначенная во многом для военно-стратегических целей, сеть железных дорог протяженностью 8,5 тыс. км8.
Афганистан уже в рассматриваемый период в экономическом отношении отставал от соседей. Сказались его замкнутое, не имеющее выходов к морю географическое положение и роль «ничейной земли», заповедной нейтральной зоны, отведенной ему «большой игрой» Британской и Российской империй в Азии. Импульсивная попытка модернизации хозяйства и политической сферы, предпринятая королем Амануллой в 1920-х гг., закончилась неудачей9.
Хозяйство Афганистана отличалось преобладанием чисто аграрной специализации со значительным удельным весом кочевого скотоводства. В городах, главными функциями которых были управление и торговля, проживало 10 - 12% населения, составлявшего около 10 млн человек. Плотность населения была чуть выше иранской (650 тыс. кв. км — площадь Афганистана, при иранской территории равной 1630 тыс. кв. км), втрое меньше, чем в Пакистане (800 кв. км), и приблизительно вдвое ниже турецкой (780 тыс. кв. км).

 

Расходящиеся траектории развития

Как следует из табл. 1, Турция в 1950 г. по величине душевого дохода превосходила Афганистан лишь в 2 - 2,5 раза, хотя и тогда западные страны региона (Турция и Иран) имели более высокие экономические показатели, чем восточные (Афганистан и Пакистан).
Через 30 лет, в 1980 г., разрыв заметно увеличился. Агрегатные показатели экономического развития Турции и Ирана были уже в 3 - 5 раз выше, чем у Афганистана и Пакистана (см. табл. 2).

Таблица 2
национальный доход на душу населения в 1980 г. (долл. США в ценах 1975 г.)

Источник: Болотин Б.М., Шейнис В.Л. Указ. соч., с. 354 - 357.
Нужно отметить, что развитие всех четырех стран региона в первые два десятилетия после окончания Второй мировой войны носило сходные черты. Утвердилась смешанная многоукладная система форм собственности и хозяйствования. Государство выступало в роли инициатора преобразований в экономике, прежде всего в аграрной сфере, проводя реформы и используя элементы планирования. Основным источником средств для развития индустриальных секторов было собственное сельское хозяйство. За счет разницы в ценах создавались условия для перелива вложений из аграрной в индустриальную сферу, росли государственные ассигнования на цели образования, социального обеспечения, жилищное строительство. Темпы роста экономики на протяжении первых трех десятилетий были достаточно стабильными, хотя и умеренными. Их поддерживал высокий демографический рост, одновременно «съедавший» часть приращения национального дохода.
Влияние внешнего фактора в наибольшей степени отразилось на эволюции Ирана, который как крупный экспортер нефти в 1970-х гг., после «революции цен» на нее, стал обладателем значительных валютных ресурсов. Поражение шахского режима в 1979 г. помогло провести их «стерилизацию» путем самоизоляции исламского Ирана и его вступления в войну с Ираком. Флуктуация цен на энергоносители в 1970 - 1980 гг. стала подоплекой катаклизмов в политической эволюции Турции, Пакистана и Афганистана.
В те же два десятилетия произошло более активное втягивание стран Средне-Западной Азии во внешний для них процесс через участие в конфронтации двух международно-политических лагерей, условно говоря, Североатлантического и Восточноевропейского. Окончание этой борьбы на рубеже 1980 - 1990-х годов привело для одних государств региона — Афганистана и Пакистана — к снижению роли внешнего фактора, а для других — Турции, а отчасти и Ирана — к его усилению ввиду большей втянутости в единую рыночную и торговую систему мира. Усиление глобализационных процессов особенно глубоко затронуло страны региона с конца 1990-х и в 2000-е годы, вызвав в целом ускорение экономического роста и социальных перемен, сопровождавшееся одновременно резким внутрирегиональным размежеванием.
В результате по сравнению с первым послевоенным тридцатилетием скорость увеличения разрыва между региональными государствами за второе тридцатилетие повысилась примерно вдвое.
В табл. 3 приведено сравнение показателей четырех государств за 1950, 1980, 2008 и 2009 гг. по валовому национальному продукту (ВНП) или доходу (ВНД) на душу населения в системе подсчета по официальному курсу обмена национальных валют на валюту США. Из нее видно, что в Афганистане за последние 30 лет он возрос менее чем в 3 раза, в Пакистане — в 4,5 раза, в Иране — в 4 раза или даже менее того, в Турции — округленно в 11 - 12 раз. При этом надо учитывать, что сравниваются данные Всемирного банка в текущих ценах и расчеты Б.М. Болотина и В.Л. Шейниса в долл. 1975 г., что завышает исходную базу. Разрыв между странами региона к исходу первого десятилетия XXI века увеличился существенно по сравнению с 1980 г. Афганистан отстал от Пакистана втрое, от Ирана — в 10 раз, а от Турции — почти в 30 раз. Отставание Пакистана от Ирана уменьшилось, но произошло это, очевидно, из-за особенностей подсчета ВНП в 1980 г., зато разрыв с Турцией у Пакистана вырос с 3,5 до 9 раз.

Таблица 3
Рост душевых показателей за шесть десятилетий (долл. СшА, по официальному курсу обмена валют в ценах 1975 г.)

Источники:
* Болотин Б.М, Шейнис В.Л. Указ. соч., с. 344 - 349, 357 - 359.

** World Development Report 2010 // www. worldbank.org, pdf file, c. 378 - 379.
*** GNI per capita, Atlas method (current USS) // http://data/worldbank. org/ indicator/NY.GNP.PCAP.CD

Если взять за основу сравнения показатели в начальный период (1950 г., см. табл. 1, столбец 2), то увеличение дохода по всем странам за 60 лет будет весьма значительным, но кратность прироста сильно расходится. В Афганистане доход увеличился в 9 раз, в Пакистане — в 16 раз, в Иране — в 42 раза, а в Турции — в 90 раз. Нужно при этом учитывать многократное падение покупательной способности доллара за послевоенный период. Из-за этого динамика роста национального дохода всех государств региона на самом деле была существенно меньше.
Более умеренным по сравнению с ростом номинальных (по обменному курсу) доходов представляется прогресс за шесть десятилетий при расчете национального дохода по паритету покупательной способности валют (см. табл. 4 и график на рис. 1).

Таблица 4
Рост душевых показателей за шесть десятилетий (долл. США по ППС)

Источники:
* Болотин Б.М, Шейнис В.Л. Указ. соч., с. 344 - 349, 357 - 359.
** World Development Report 2010 // www. worldbank.org, pdf file, c. 378 - 379.

Рис. 1. Рост душевых показателей за шесть десятилетий (долл. США по ППС).

Как следует из используемых данных, в Афганистане доход на душу населения вырос примерно в 2,5 раза, в Пакистане — в 4, в Иране — в 5, в Турции — в 7 раз. Оценки за 1950 и 1980 гг. далеко не идеально сопоставимы с данными за 2008 г. Вместе с тем, душевые показатели дают возможность представить «веер траекторий», все более расходящихся к концу рассматриваемого периода.
Согласно данным Всемирного банка о душевом доходе в системе ППС за 2008 г., четыре страны региона четко распадаются на две группы. Первую составляют Турция и Иран с доходами округленно в 14 тыс. и 11 тыс. долл, в год на человека, а вторую — Пакистан и Афганистан с показателями 3 тыс. и 1 тыс. долл.10 Если в начальный послевоенный период разрыв составлял максимум 2 - 2,5 раза, то ныне он увеличился до 3 - 4 раз при сравнении с Пакистаном и до 11 - 14 раз при сопоставлении с Афганистаном.
За счет чего образовались эти ножницы расходящихся траекторий? По всей видимости, главным обстоятельством был уже отмеченный выше внешний фактор. На его значение при анализе моделей экономического роста Ирана, Турции и Египта обратил внимание, в частности, М. Алехин11. Рассматривая быстрое развитие Ирана и Турции в 2000-х гг., он убедительно показал, что основным стимулом роста были внешние факторы. В турецком случае они сводились главным образом к иностранным прямым инвестициям и работе на внешний рынок товаров и услуг, в том числе туристических, а в иранском — к потоку доходов от экспорта нефти. Между тем национальная производительность труда увеличилась ненамного, а внутренние факторы, как двигатели развития, были в Турции и Иране существенно менее значимыми, чем у других растущих экономик (США, Франции, Южной Кореи).
Распространяя подход, основанный на использовании модели Г. Хофстеда, на четыре рассматриваемые в статье государства, следует, видимо, еще раз подчеркнуть, что объединяющим моментом для их прогресса, и не только в 2000-х гг., но и ранее, были внешние факторы, связанные с втянутостью в мировой модернизационный процесс (глобализацию), а различались они по степени достигнутых на этом пути успехов. Различия могут быть объяснены целым рядом факторов — международно-политических, природно-ресурсных и культурно-исторических.
Обстоятельный и углубленный учет этих обстоятельств представляет собой отдельную сложную задачу, выходящую за рамки нашего анализа. Для начала можно лишь указать на достаточно очевидный факт, что более глубинные районы, расположенные дальше от Европы и морских путей, подвергаясь менее интенсивному воздействию извне, в большей степени сохраняли не затронутые современной модернизацией традиционные черты и сферы экономической, социальной и культурной активности и демонстрировали более высокую сопротивляемость внешнему влиянию. Велико в то же время было, очевидно, и значение таких факторов, как эффективность политики правящих кругов, подготовленность населения к переменам, его социально-организационные особенности и политико-психологические черты.

 

Современный уровень дифференциации

По аналогии с исходными характеристиками по странам посмотрим, как изменились показатели их развития за прошедшие с первого послевоенного периода шесть десятилетий.
Население Турции увеличилось за это время вчетверо, до примерно 80 млн человек в 2011 г. Причем если на первых порах оно росло весьма быстрыми темпами — около 2,5% в год, то в последнее десятилетие темпы снизились до 1,3 - 1,5%. Грамотность населения выросла с трети до 87%; у мужчин она достигла 95%, а у женщин (по оценке 2004 г.) — 80%12. Число государственных университетов увеличилось до 5313. Достижением Турции в области образования является стопроцентный охват начальным образованием всех детей соответствующего возраста. Это говорит о том, что даже на крайнем востоке страны (в курдских по преимуществу областях Восточной и Юго-Восточной Анатолии) сельские дети получили возможность посещать школу. Доля городского населения на рубеже первого и второго десятилетия XXI столетия составляла почти 70% против менее одной пятой в середине XX века. Резко снизились такие показатели, как детская и младенческая смертность, увеличилась до 72 лет средняя продолжительность жизни (мужчин до 70, женщин — до 74). Коэффициент суммарной рождаемости (фертильность) снизился до 2,2 деторождений, рождаемость на 1000 человек упала до 19 в год, при смертности равной шести. Турция вплотную приблизилась, таким образом, к странам, совершившим демографический переход (низкая планка смертности и рождаемости).
Экономический прогресс Турции за 60 лет послевоенного развития был значительным. Турецкая экономика из аграрной по преимуществу превратилась в индустриально-аграрную с развитой сферой услуг. Особенно быстро экономика Турции развивалась в первое десятилетие нынешнего столетия после преодоления кризисных явлений 1999 и 2001 гг. Государство в этот период сумело добиться макроэкономической стабилизации, опираясь на сложившиеся с 1990-х гг. под воздействием последовательно проводившейся политики либерализации сильный частный банковский сектор, крупный фондовый рынок с центром в Стамбуле, приток капитала извне и открытость экономики. Впервые в современной истории страны удалось побороть традиционный бич турецкой экономики — галопирующую инфляцию, ввести и обеспечить устойчивость турецкой лиры, ставшей свободно конвертируемой. Инфляция к концу десятилетия снизилась до менее 5%. Хотя мировой кризис не обошел Турцию стороной и ее ВВП снизился в 2009 г. на 4,7%, экономика быстро преодолела кризисные явления, продемонстрировав в следующем году рост в 7,3%14 .
Изменения в области инфраструктуры коснулись главным образом автодорожного и авиационного сообщения. Суммарная длина автодорог с твердым покрытием превысила 300 тыс. км. Количество аэродромов с бетонированной взлетно-посадочной полосой достигло 90. Железнодорожная сеть за шесть десятилетий по протяженности почти не изменилась, а из 8,7 тыс. км железных дорог только несколько более 2 тыс. электрифицированы. Вместе с тем, в последние годы проложены первые линии скоростного железнодорожного сообщения (Анкара - Эскишехир) и намечено сооружение новых магистральных путей. Торговый морской транспорт насчитывал, по данным на 2009 г., 645 кораблей, и по этому показателю страна занимала 18-е место в мире. Производство и потребление электроэнергии приблизилось к 200 млрд кВт/час в год. Весьма большой оставалась зависимость Турции от ввоза сырой нефти: из примерно 32 млн т потребляемой нефти страна производила только около 3 млн т. Значительные объемы (около 7,5 млн т в 2008 г.) Турция реэкспортировала, т. е. пропускала через свою территорию по трубопроводу Баку - Тбилиси - Джейхан. Потребление природного газа составляло в 2009 г. 32 млрд куб. м; при этом производство составляло лишь 1 млрд, остальная часть импортировалась в значительной степени из России по трубопроводу «Голубой поток» (по дну Черного моря)15.
Заметный прогресс достигнут в текстильной отрасли, где была сосредоточена примерно треть всех занятых в обрабатывающей промышленности. По-прежнему крупную долю составляли пищевые отрасли, претерпевающие постепенную модернизацию. За последние два десятилетия значительно выросло производство и сборка легковых и грузовых автомашин, другого транспортного оборудования и в целом машинотехнической продукции16 .
Существенная часть товаров турецкого индустриального производства (готовая одежда, продукты питания, текстиль, металлоизделия, автомобили) шла на экспорт, главным образом в Европу, но также и в некоторые соседние страны, в частности Иран. Импорт, однако, преобладал над экспортом. В 2010 г. дефицит сальдо текущего платежного баланса составил почти 40 млрд долл., увеличившись с 14 млрд в 2009 г. Виной тому — возросший уровень цен на энергоносители. С торговым дефицитом связан значительный внешний долг — 270 млрд долл. Величина прямых иностранных инвестиций снизилась со 174 млрд долл., в конце 2008 г. до 85 млрд долл., на 31 декабря 2010 г. стоимость золотовалютных резервов равнялась 78 млрд долл. (17-е место в мире)17 .
Нужно еще раз отметить существенный скачок, совершенный Турцией за послевоенные годы, особенно за последние три десятилетия и в наибольшей степени за первые 10 лет XXI века. Начав с почти такого же низкого старта, что и остальные страны Средне-Западной Азии, Турция построила одну из ведущих экономик мира, находящуюся по объему ВВП в первой двадцатке (17-е место по ВВП в системе ППС и 19-е — по номинальному ВВП) и закономерно вошедшую в Группу 20 экономически наиболее развитых государств.
Сельское хозяйство Турции оставалось слабым звеном. На него приходилось менее 10% ВВП при занятости в 30%. Это означает, что производительность труда в сельской экономике, куда, помимо земледелия, входят скотоводство, рыбное и лесное хозяйства, была втрое ниже, чем общенациональная. На треть сельских жителей приходилась основная масса людей, проживающих ниже национальной черты бедности, а к таковым официальная турецкая статистика относила 17% жителей. На 10% самых бедных в Турции людей приходилось менее 2% национального дохода, а коэффициент Джини (неравномерность в распределении доходов) превышал 40.
Несмотря на трудности подсчета, очевидным представляется увеличившийся разрыв между наиболее продвинутыми западными районами страны и ее отсталыми восточными ареалами. Как отмечает Н.Ю. Ульченко, «разброс регионов Турции по уровню социально-экономического развития весьма велик»18. При этом средние показатели характеризовали два срединных физико-географических района страны, наибольший уровень развития отмечался в двух западных районах (Мраморноморском и Эгейском), наиболее территориально приближенных к Европе, а три региона к северу, востоку и югу от центра относились к отстающим. Особенно велико было отставание Восточной и Юго-Восточной Анатолии, причем за 2000-е годы по среднедушевому доходу оно возросло19 .
В определенном смысле сходные результаты развития имеет еще одна страна региона — Иран. Удивительны некоторые совпадения в темпах изменения демографических и ряда экономических показателей двух соседних государств. Число жителей Ирана, отставая немного от показателей Турции в начальный период, выросло более чем в четыре раза — до 77 млн человек. Причем более ускоренными темпами, по сравнению с турецкими, иранское население увеличивалось в начальные периоды, особенно в 1970 - 1980-х годах, а в последние десятилетия скорость приращения уменьшилась вдвое и оказалась к концу 2000-х гг. ниже турецких показателей (коэффициент фертильности 1,8 против 2,2). Примерно такие же, что и у Турции, показатели характеризовали соотношение городского и сельского населения. В иранских городах проживали, по оценкам на конец 2000-х гг., примерно 70% населения. При несколько более высоких, чем в Турции, показателях детской смертности средняя продолжительность жизни составляла 70 лет, уступая турецкому показателю два года.
Агрегатные экономические параметры Исламской Республики Иран в конце рассматриваемого периода, как и в его начале и на промежуточных этапах, за редким исключением20, несколько уступали турецким. По данным международной статистики (Всемирного банка, МВФ, ЦРУ США и др.), которые чаще всего опираются на национальные подсчеты, величина ВВП Ирана в системе ППС достигла в 2010 г. 864 млрд долл., и по нему он занимал 19-е место в мире, следуя почти вплотную за Турцией с ее 958 млрд. Однако номинальный ВВП Ирана (по валютному курсу) равнялся лишь 338 млрд долл., уступая первому показателю в 2,6 раза (разница в расчетах между доходом в ППС и доходом по обменному курсу в случае Турции равна всего 0,5 раза). Так как оба показателя — об-менновалютный и покупательный — имеют определенное значение, можно считать, что Иран в целом недотягивает до уровня средневысоких по доходам государств. Его душевой доход по ППС равнялся 11 тыс., а номинальный ВНД на душу населения — лишь 4300 долл. США21 .
Своеобразной оставалась отраслевая структура иранской экономики. Как и в начальный период, она имела перекос в сторону индустриальных отраслей за счет гипертрофированной роли добычи и экспорта нефти. Добыча нефти увеличилась во второй половине 2000-х гг. вслед за возросшей мировой ценой на «черное золото». В кризисный 2009 г. она равнялась 211 млн т (4,2 млн баррелей в день). Экспорт превысил 100 млн т и давал 80% экспортной выручки. Вслед за сырой нефтью в структуре вывоза следовали нефтехимия и химия. Хотя зависимость от нефти экономики Ирана велика и оставалась таковой на протяжении всех шести десятилетий развития после Второй мировой войны, доказанные нефтяные запасы громадны, составляя около 7 трлн т22 .
По запасам природного газа (29,6 трлн куб. м) Иран занимал второе место в мире, тогда как по нефти — третье. Производство газа в 2008 г. оценивалось в 200 млрд куб. м, хотя экспорт был незначительным. Между тем превышение товарного экспорта над импортом — отличительная черта иранской экономики. По оценкам на 2010 г., экспортная выручка составила 80 млрд долл., а импортные расходы равнялись 60 млрд. При этом положительное сальдо текущего платежного баланса равнялось 10 млрд, что свидетельствует о значительных объемах перевода средств за границу23 .
В отличие от турецкой, иранская экономика относилась к числу по преимуществу автаркических, замкнутых на себя и находилась под плотным контролем государства. После исламской революции в Иране 1978 - 1979 гг. огосударствление высших этажей национального хозяйства было едва ли не абсолютным. С 1990 г. началась частичная либерализация, Иран полуоткрылся для мирового рынка капиталов, так как остро нуждался в обновлении технико-технологической базы. Однако далеко продвинуться по этому пути ему не удалось из-за сопротивления как внутренних сил, заинтересованных в самоизоляции страны, так и внешних, прежде всего США, которые в середине 1990-х гг. ввели эмбарго на торговлю с Ираном, а затем и санкции против компаний, инвестирующих в иранскую нефтегазовую отрасль24 .
Сохранение исламского характера режима власти и директивно-административной системы управления экономикой не препятствовало существованию мелкого и среднего частного предпринимательства. Однако наибольшей поддержкой государства пользовались кооперативная и общественная формы собственности. Только в 2001 г. Центральный банк Ирана одобрил создание первого частного банка. Затем были образованы еще два банка с участием государственного капитала. При этом частные банки должны были соблюдать исламские принципы деятельности25 .
Несмотря на антилиберализм господствующей в ИРИ идеологии, неравномерность в распределении доходов оказалась там в конце 2000-х гг. не менее выраженной, чем в Турции. На низшие по доходам 10% домохозяйств в 2005 г. приходилось 2,6% национального дохода, а коэффициент Джини равнялся 44,5. С этим показателем Иран оказался на 45-м месте в мире (из примерно 200)26. По доле инвестиций он вышел на 28-е место, что свидетельствует о «рециклировании» государственного дохода в новые капиталовложения. Высокая инфляция в 2009 и 2010 гг. (14 и 11%) явилась следствием роста цен на импортные товары (металл, продукты питания, оборудование и т. п.) в условиях растущего внутреннего спроса и недостаточного предложения. Производство и потребление электроэнергии достигло, как и в Турции, примерно 200 млрд кВт/час.
Внимание государства к вопросам народного образования привело к увеличению грамотности взрослого населения в Иране за шесть десятилетий примерно втрое. Еще в 1991 г. она составляла 66%, а в 2006 г. выросла до 82%. Неграмотность среди женщин старше 15 лет в начале XXI века была еще близка к четверти, но охват детей школьным обучением достигал 90%.
Сельское хозяйство в Иране хронически отставало, как и в Турции. На него приходилось, по оценкам на 2009 г., 11% ВВП и 25% занятых. На индустриальные сектора выпадало 46% вновь добавленной при переработке стоимости (ВВП) и 31% занятой рабочей силы. Разница между производительностью труда в сельскохозяйственных и индустриальных отраслях была хоть и значительной, но все же не такой большой, как в Турции. Это отражало, по-видимому, продуктивный характер некоторых аграрных отраслей Ирана, таких как рыболовство (по производству черной икры страна занимала одно из первых мест в мире) и садоводство (первое место по производству фисташковых орехов).
На сферу услуг, непременного спутника и побочного продукта развитой экономики, в Иране в отличие от Турции приходилось менее половины ВВП. Значительны, по оценкам, были размеры безработицы. В 2008 г. международная статистика относила к безработным 10, а в 2010 г. — 15% рабочей силы, сосредоточенной главным образом в городах27 .
Порайонные различия в Иране были в целом не менее существенны, чем в Турции. Основная масса населения сосредоточена на относительно небольшой площади (300 - 400 тыс. кв. км, 20 - 25%) в западной части страны. Наиболее развитыми в индустриальном отношении традиционно являлись западно-центральные районы, вокруг столицы — Тегерана, а также Исфахана28. Обширная восточная часть заселена весьма редко. За десятилетия, прошедшие после Второй мировой войны, сельское население, резко сократившись относительно (с 82 до 32%), увеличилось абсолютно с 15 до 25 млн человек. Значительная часть прироста пришлась на отсталые и редконаселенные районы, которые имеются не только на востоке, но и на западе страны, в Курдистане, Луристане и некоторых других областях.
Пакистан за годы существования проделал значительную эволюцию от аграрной окраины колониальной Индии до аграрно-ин-дустриальной страны. Доходы на душу населения остались, впрочем, низкими. При этом число жителей увеличивалось быстрее, чем в Иране и Турции, достигнув — по оценкам на 2010 г. — примерно 180 млн человек (более чем в пять раз за шесть десятилетий)29. Долгое время остававшийся почти рекордным коэффициент фертиль-ности (6 - 7 деторождений в среднем на женщину) снизился до 4. Темпы прироста в 2000-х гг. сократились до 2% в год. Вместе с тем, ежегодно население увеличивалось более чем на 3 млн человек (на 10 млн каждые три года).
При этом большинство жителей (65%) проживало в сельской местности. Таким образом, соотношение между городским и сельским населением в этой стране было обратным по сравнению с Турцией и Ираном. Грамотность оставалась также существенно ниже, даже по официальным данным — всего 54%, а по международным оценкам на 2005 г. — 50%. Особенно низка она среди женщин (около трети). Причем если почти все мальчики (93%) получали начальное образование, то среди девочек доля посещающих начальную школу составляла, по данным на 2005 г., 77%. Среди стран, по которым имеются оценки, Пакистан занимал первое место по числу лиц женского пола, не посещавших школу (свыше 4 млн. 200 тыс.). Его отличал один из самых низких уровней грамотности молодых женщин и девушек в возрасте 15 - 24 лет: оценки находились в пределах 53 - 59%30.
Средняя продолжительность жизни в Пакистане, по данным за 2008 - 2009 гг., была на 5 - 7 лет ниже, чем в Турции и Иране (65 - 67 лет), при существенно более высокой младенческой смертности. Значительная часть населения не могла пользоваться чистой питьевой водой и канализацией.
Национальный доход Пакистана за время суверенного развития вырос многократно и достигал, по оценке на 2009 г., 162 млрд. долл, в текущих ценах по обменному курсу. По этому показателю он уступал Ирану в два раза, а Турции — в 5,5 раза. По национальному доходу в системе ППС показатель Пакистана был втрое выше, на 2008 г. оценивался в 450 млрд долл., что было лишь в 1,7 раза меньше иранского (770 млрд долл.), и в 2,3 раза — турецкого (1017 млрд долл.)31 .
Основой пакистанской экономики оставалась аграрная сфера, хотя на нее приходилось лишь 20% ВВП при 53%, выпадающих на услуги. Добавленная стоимость в индустриальных секторах (обрабатывающей и горнодобывающей промышленности, строительстве и инфраструктуре) с рубежа XXI века опережала стоимость в сельском хозяйстве. По данным на 2008 г., она равнялась 27% ВВП. Строго говоря, Пакистан переместился в категорию индустриально-аграрных экономик. Однако основная часть обрабатывающей промышленности (20% ВВП) приходилась на текстильную и пищевую отрасли, которые базируются на производимом в земледелии сырье (хлопке, пшенице, сахарном тростнике, масличных культурах и т. п.).
Производительность сельского хозяйства Пакистана была достаточно высокой, так как примерно 80% обрабатываемых площадей принадлежали к категории орошаемых (ирригационная территория равнялась 180 тыс. кв. км, или 18 млн га). Расширение искусственно орошаемых площадей относится к одному из самых впечатляющих достижений в экономической эволюции Пакистана. Именно оно позволило относительно безболезненное пятикратное увеличение населения, причем число жителей в сельской местности возросло с 30 до 120 млн человек, т. е. на 90 млн за шесть десятилетий. В аграрной сфере было занято около 45% рабочей силы, что говорит о вдвое более низкой производительности по сравнению с другими сферами. Но разрыв в этом отношении — по сравнению с ситуацией в Иране и Турции — был существенно меньше.
Увеличивающаяся часть легкой промышленности Пакистана перешла на обработку привозного сырья — шерсти, искусственного волокна и т. п. Зависимость от импорта усиливалась недостаточным прогрессом добывающих отраслей. Производство главного энергетического сырья — природного газа, хотя и многократно выросло, превысив в последние годы 30 млрд куб. м, все же отставало от потребностей и непосредственно в газе как первичном источнике энергии, и в электричестве (на газотурбинных ТЭС производилась наибольшая часть электроэнергии). Добыча своей нефти составляла менее четверти от импорта, превышавшего 15 млн т в год. Производство электроэнергии приблизилось к 100 млрд кВт/час в год, но потребности домохозяйств и экономики были много выше. Поэтому в конце 2000-х гг. наблюдались хронические перебои со снабжением электроэнергией крупных городов и промышленных центров.
Транспорт и инфраструктура развивались в период независимости менее быстрыми темпами, чем другие индустриальные сектора. Протяженность железнодорожных путей по сравнению с начальным периодом почти не выросла (8,1 тыс. км), а техническое переоснащение было едва заметным. Быстро развивалось авиационное сообщение и автодорожный транспорт. Невысокими были темпы создания собственного торгового флота. Лишь в 2000-х гг. началось и осталось незавершенным сооружение второго после Карачи порта Гвадар на побережье Аравийского моря32 .
Весьма продвинутым можно считать военно-промышленный комплекс Пакистана. Создававшийся в условиях конфронтации с Индией и войны в Афганистане, ВПК был призван удовлетворять постоянно растущие запросы вооруженных сил. Ремонт и сборка самолетов, танков, бронетехники, артиллерии и стрелкового оружия были освоены на ряде оборонных предприятий, сосредоточенных главным образом в северной предгорной части страны. Потребности ВПК вызвали к жизни строительство, главным образом с помощью КНР, заводов тяжелого оборудования, металлургических предприятий и т. п.
Вплоть да начала второго десятилетия нынешнего столетия Пакистан оставался единственным мусульманским государством, обладающим ядерным оружием. Подземные испытания прошли в 1998 г. По оценкам на 2010 г., он располагал 60 - 110 ядерными боезарядами, а также самолетами и ракетами для их доставки, причем как баллистическими ракетами радиусом действия до 2,5 тыс. км, так и крылатыми самонаводящимися. Создание с опорой на иностранные образцы и секреты ракетно-ядерного комплекса явилось немалым достижением Пакистана. Однако втянутость в вооруженные конфликты против Индии за Кашмир (спорную область на севере индостанского субконтинента) и на стороне дружественных для Пакистана сил в Афганистане привела к тяжелым последствиям для социального и экономического развития страны. Среди них — отягощенная военным фактором структура экономического роста, проблема миллионов афганских беженцев, расширение криминального и полукриминального бизнеса, усугубление коррупции и беззакония, низкая привлекательность местного рынка для иностранных инвестиций и т. п.
За прошедшие шесть десятилетий развития существенно углубились межрегиональные различия. По достигнутому уровню выделяется зона орошаемого земледелия в бассейне реки Инд и ее притоков, северная часть крупнейшей провинции Панджаб (вокруг столичного Исламабада) и южная область Синда (район главного порта и мегаполиса Карачи). Окраинные районы по границам с Индией, Афганистаном и Ираном остались слаборазвитыми, полуизолированными. Относительно редкое население этих горных и пустынных местностей состоит главным образом из представителей различных пуштунских и белуджских племен.
Вследствие ряда причин Афганистан выпадал из общего ряда государств Средне-Западной Азии, являя собой пример неудавшейся модернизации. Прогресс по сравнению со временем после окончания Второй мировой войны был крайне незначительным. Страна осталась в высшей степени слаборазвитой, отсталой в экономическом и социально-демографическом отношении. Крайне замедленная эволюция объясняется географическими факторами — замкнутостью страны на суше без выходов к морю; топографией — горным и гористым ландшафтом, преобладанием непригодных к обработке земель; историческими обстоятельствами — идущей с конца 1970-х гг. гражданской междоусобной войны, отягощенной вмешательством внешних сил — региональных и глобальных.
Количество жителей в Афганистане увеличилось примерно в три раза, до 30 млн человек. Большое число афганцев бежали из страны на том или ином этапе ее недавней истории и осели главным образом в Пакистане и Иране, но также в Индии, Центральной Азии, России, Европе и США. Между тем естественный прирост населения, по последним данным, был еще очень велик — 2,4% в год, при коэффициенте фертильности равном 5,4 и высокой смертности детей (вдвое выше пакистанской). Городское население на конец первого десятилетия XXI века составляло только 23%, грамотность среди женщин была менее 15%, а всего населения — менее 30%. Низким был процент жителей, имеющих доступ к чистой воде и канализации. Средняя продолжительность жизни оценивалась в 45 лет, на 20 лет меньше, чем в Пакистане33. Образование получали меньшинство детей, особенно мало распространено женское, даже начальное образование. По всем этим параметрам Афганистан находился в группе немногих заповедных стран Азии (сопоставим с Непалом) и целого ряда государств Тропической Африки.
Относясь по классификации ООН к категории наименее развитых государств, валовой национальный продукт Афганистана в системе ППС равнялся, по оценкам на 2008 г., 30 млрд долл., а на душу населения приходилось чуть более 1000 долл.; ВВП по номиналу оценивался в 9,8 млрд долл., а душевой доход — в 340 долл. По удельным показателям Афганистан уступал соседнему Пакистану примерно втрое34.
Экономику Афганистана отличало, по данным международной статистики, преобладание аграрного сектора — 31%, хотя доля промышленности достигла 26%. Несогласованно с этими данными выглядят сведения о структуре занятости, содержащиеся в государственном плане развития на 2008/09 г. — 79% в сельском хозяйстве, 6% в промышленности и 16% в сфере услуг35. Незанятое население оценивалось в этом документе в 35%, а доля населения за национальной чертой бедности — в 36%. Согласно другим оценкам, она равнялась 42%36. При достаточно высоких темпах роста экономики в конце 2000-х гг. (в реальном выражении по обменному курсу) сохранялись значительная инфляция и огромный дефицит платежного баланса. Стоимость афганского экспорта в 2009 г. равнялась 547 млн долл., а импорта — 5,3 млрд долл.37
Исключительно малопродвинутой оставалась производственная инфраструктура. На протяжении всего рассматриваемого периода Афганистан принадлежал к странам, не имеющим железных дорог, если не считать короткого пути, проложенного в конце 1980-х гг. от границы с Узбекистаном до пограничного Хайратона. Только в последние годы началось железнодорожное строительство, ограниченное, впрочем, продлением ветки от Хайратона до Мазари-Шарифа. Количество аэропортов выросло за период после изгнания талибов в 2001 г. до 46, а протяженность автодорог с твердым покрытием превысила 13 тыс. км. Однако в целом реконструкция сделала только первые шаги.
Слабым местом оставалась энергетика. Производство и импорт электроэнергии вместе составили в 2009 г. лишь 285 млн кВт/час. К обрабатываемым площадям относилось только 12% общей площади, из них 34% (2,7 млн га) орошалось. Низкая продуктивность земледелия сочеталась с выращиванием на значительных площадях (на пике в 2007 г. она равнялась почти 200 тыс. га) опиумного мака, неприхотливой и высокодоходной культуры38. Производство из мака опиатов (главным образом героина), а также гашиша из конопли превратило Афганистан в источник огромных доходов для наркодельцов и связанных с ними экстремистских политических сил (талибов и т. п.). Одновременно оно вызвало распространение наркомании. Число наркоманов в Афганистане, по оценкам, увеличилось до 1,5 млн человек. Незаконный вывоз наркотиков превратился в крупную проблему для соседних стран и регионов, в том числе для России и Европы.

 

Внутрирегиональные разломы и регионализация

Выделяемый здесь регион Средне-Западной Азии достаточно удален от основных морских путей, занимает срединное, промежуточное положение между Европой на западе, Индией (Южной Азией) на востоке, Центральной Евразией (Кавказом и ЦА) на севере и Юго-Западной Азией в узком смысле (Месопотамия, Восточное Средиземноморье и Аравийский полуостров) на юге.
Внутренним, эндемичным ареалом региона являются топографически возвышенные и высокогорные, аридные и редконаселенные области. Из общей его площади примерно в 3,3 млн кв. км (с учетом 100 тыс. кв. км курдских районов Ирака и Сирии), сопоставимой, кстати, с территорией Индии, на эту зону приходится, по грубым прикидкам, около 3 млн кв. км. Остальные приблизительно 300 - 400 тыс. кв. км представляют собой низменные и равнинные районы повышенной плотности населения, достаточно развитого поливного и орошаемого земледелия, а также городской экономики, связанной с внутренней и внешней торговлей.
Внутреннее ядро региона исторически складывалось как ареал распространения т. н. горской экономики39. В ее основе лежало пастушеское (пасторальное), отгонно-перегонное скотоводство, сочетающееся с анклавным земледелием. В социально-политической сфере этому соответствовало господство оседло-кочевых племен, в большей или меньшей степени приспособленных для «труда войны» — междоусобиц, грабежа и набегов.
В эндемичной части региона выделяются три крупных ареала распространения такой экономики и соответствующей ей культуры — курдский, белуджский и пуштунский. Все три пересекают государственные границы. Курдский ареал, захватывая значительную часть Турции, а также Ирана, заходит на смежные районы Ирака и Сирии. Белуджский пересекает рубежи трех государств — Пакистана, Афганистана и Ирана, а пуштунский — двух — Афганистана и Пакистана. Кроме этих кроссгосударственных имеется ряд внутригосударственных клано-племенных ареалов, например лурско-бах-тиарский в Иране, хазарейский в Афганистане, западнопанджаб-ский в Пакистане40 .
Внутрирегиональные разломы и образуемые ими смежные пространства создают как проблемы в отношениях между государствами региона, так и стремление к их совместному решению. Последнее служит одной из основ регионального взаимодействия. После Второй мировой войны оно формировалось в условиях противостояния двух политико-идеологических систем и привело к участию трех из четырех государств региона в западном блоке СЕНТО. Ирак в 1955 - 1958 гг. также принимал участие в блоковой политике США, а Афганистан оказался в стороне от нее. В рамках СЕНТО в 1964 г. оформилась организация Региональное сотрудничество ради развития (РСР) в составе Турции, Ирана и Пакистана. Несмотря на некоторый прогресс в реализации отдельных совместных проектов, РСР оказалась маложизнеспособной организацией. В 1979 г., по инициативе ставшего исламским Ирана, она, как и СЕНТО, прекратила существование, но в 1985 г. возродилась под названием Организация экономического сотрудничества (ОЭС). С 1992 г. в ее состав вошли, помимо трех государств-основателей, Афганистан, а также все шесть постсоветских республик с мусульманским большинством. После активизации в начале 1990-х гг. ОЭС вступила в фазу рутинного существования, ограниченного главным образом регулярными встречами дипломатов и экспертов. Турция и Иран не смогли вдохнуть подлинную жизнь в деятельность организации из-за слабости своей финансовой и материально-технической базы. Исламская Республика Иран к тому же придерживалась политики автаркического регионализма, а планы регионального сотрудничества были более ориентированы на проекты в Каспийско-Черномор-ском ареале и нацелены на взаимодействие с Европой и Россией41 .
Вместе с тем, тенденции ряда последних лет состояли в усилении мощи и влияния как Турции, так и Ирана. Турция в конце 2000-х гг., после успешного правления умеренно исламской Партии справедливости и развития, стала занимать все более самостоятельную позицию во внешних делах, стараясь дистанцироваться от прямого и безоговорочного следования в фарватере решений, принимаемых США и другими странами Запада. Она, в частности, заняла благоприятную для Тегерана позицию по вопросу о его ядерной программе и превратилась в одного из важных торгово-экономических партнеров Ирана. Хотя Анкара представлена в Международных силах содействия безопасности в Афганистане, она отказалась участвовать в военных операциях там. Турция старалась играть самостоятельную роль в вопросе афганского урегулирования, проведя ряд трехсторонних встреч на высшем уровне с руководством Афганистана и Пакистана42 .
В 2011 г. благодаря волне оппозиционных выступлений в ряде арабских государств (Бахрейне, Саудовской Аравии) возросла региональная роль Ирана. Тегеран прилагал усилия в целях восстановления экономики смежных с иранскими районов Афганистана (Герата, Хазараджата и др.). Несмотря на противодействие США, Ирану удалось продвинуться по пути осуществления проекта прокладки трубопровода для экспорта природного газа в Пакистан с возможным в перспективе продлением ветки в Индию. Важным элементом межрегионального взаимодействия может стать сооружение трубопровода из Туркменистана в Афганистан и Пакистан.
Афганистан превратился в эпицентр декларируемого приложения региональных и глобальных сил, стремящихся к восстановлению его экономики и обеспечению условий для быстрого и стабильного роста. Большое участие в реконструкции Афганистана принял Пакистан. Несмотря на ревнивое отношение к такого рода активности со стороны Индии, Исламабад в принципе согласился на создание коридора для афгано-индийской торговли через пакистанскую территорию. Пакистан активно снабжал своего северо-западного соседа товарами и продовольствием, предоставляя портово-транс-портные пути для провоза основной части ввозимых и вывозимых грузов.
Таким образом, официальные связи государств Средне-Западной Азии приобрели в конце первого десятилетия XXI века достаточно устойчивый и в целом возрастающий характер. Этому способствовал, в числе других факторов, феномен расходящихся траекторий развития.

 

Заключение.

Постулируя эту особенность мусульманского пояса к югу от границ Кавказа и Центральной Азии, нужно иметь в виду, что увеличение межстрановых разрывов наблюдается и в общемировом масштабе, так как рост повсюду предполагает неравномерность. В 1960 г. соотношение между душевым доходом пяти самых богатых и пяти самых бедных государств мира составляло 30:1, в 1990 г. — 60:1, к 2000 г. — 74:143, а в начале 2010-х гт., наверное, 90:1, т. е. разрыв вырос за послевоенный период, грубо говоря, втрое. В Средне-Западной Азии расхождение увеличилось тоже приблизительно втрое, но неравномерность оказалась примерно в 10 раз меньше, чем в мире в целом, главным образом из-за отсутствия в его составе наиболее развитых и богатых государств.
Если тенденция к расхождению траекторий сохранится, то, вероятно, вместе с увеличивающимся перепадом будет возрастать взаимодействие между более и менее развитыми странами региона, и на этой основе произойдет усиление регионализации. Иными словами, экономически и политически более сильные державы — Турция и Иран, но не только они, а и другие, принадлежащие к Западной или Юго-Западной Азии (прежде всего Саудовская Аравия), станут в будущем оказывать еще более заметное воздействие на эволюцию менее развитых государств, прежде всего Афганистана. Уже сегодня это многообразно проявляется в политической области, а в перспективе такое станет ощутимо и в экономической сфере. Произойдет своего рода регионализация глобализации, рост влияния, условно, ближнего зарубежья, соседей и их соседей, государств, принадлежащих к географически смежному, сплошному пространству. К нему, кстати, до определенной степени принадлежит и Россия, соединяясь с ним через Кавказ и Центральную Азию.
В какой-то мере такая тенденция устроила бы дальнее зарубежье, разумея под ним Запад (США и ЕС), ибо совпадает с его намерением, не совсем, впрочем, твердым и решительным, сократить масштабы своего военно-политического присутствия в регионе, переложив решение его острых проблем на местные силы.

Примечания

1 Сидоров А.Ю., Клейменова Н.Е. История международных отношений 1918 - 1939 гг. М., 2006, с. 437 - 438.
2 СССР и страны Востока накануне и в годы Второй мировой войны. М., 2010, с. 218.
3 См.: Иран и Вторая мировая война. М., 2010.
4 Malik Н. Soviet-Pakistan Relations and Post-Soviet Dynamics, 1947 - 1992. N.Y., 1994, с. 83 -85.
5 Новоселов H.A. Турция и Иран. М., 1952, с. 14, 16 - 17, 28 - 34; Нови-чев А.Д. Турция. Краткая история. М.,1965, с. 246 - 247.
6 Современный Иран: справочник. М., 1957, с. 182 - 184; Победи-на М.П., Цибульский В.В. Афганистан, Иран, Турция. М., 1961, с. 94.
7 Пакистан: справочник. М., 1966, с. 31, 45.
8 Там же, с. 327.
9 Black С.Е., Dupree L. et. al. The Modernization of Inner Asia. N.Y, 1991, с. 220 - 222.
10 World Development Report 2010 // www.worldbank.org, pdf file, с. 378 - 379.
11 См.: Алехин М. Роль производительности труда в обеспечении устойчивости роста ВВП (на примере Ирана, Турции и Египта) // Иран и исламские страны. М, 2009, с. 153 - 170.
12 CIAWorldFactbook // http://www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/ geos/tu.html
13 EuroEducation.net // http://www/euroeducation.net/prof/turkco.htm
14 CIAWorldFactbook // http://www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/ geos/tu.html
15 Там же.
16 Economy of Turkey. From Wikipedia //www.wikipedia.com
17 CIA WorldFactbook // http://www/cia.gov/library/publications/the-world-factbook/ geos/tu/html
18 Ульченко Н.Ю. Экономическая география Турции. М., 2008, с. 149.
19 Там же, с. 173.
20 См. статью Н.М. Мамедовой в данной книге.
21 World Development Report 2010 // www.worldbank.org, pdf file, с. 378 - 379.
22 Energy Information Administration. Iran. Profile // http://www/eia.doe. gov/emeu/ cabs/Iran/Proile.html
23 CIA World Factbook // http://www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/ geos/ir.html
24 Ульченко Н.Ю., Мамедова H.M. Особенности экономического развития современных мусульманских государств (на примере Турции и Ирана). М., 2006, с. 213.
25 Там же, с. 241.
26 CIA World Factbook // http://www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/ geos/ir.html
27 Там же.
28 См.: Цуканов В.П. Неравномерность регионального развития Ирана. Экономика и политика (60 - 70-е годы). М., 1984; Современный Иран. Справочник. М., 1993.
29 CIAWorldFactbook // http://www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/ geos/pk.html
30 Salient Features of Pakistani Economy. Source: Pakistan Economic Survey // http://wwwfiinance.gov.pk/finance economic survey.aspx; Literacy rate, youth female Data // http://www.worldbank.org/indicator/SE.ADT.1524. LT.FE.ZS; Children out of school, primary, female/Data // http://www. worldbank.org/indicator/SE.PRM.UNER.FE
31 World Development Report 2010 // www.worldbank.org, pdf file, с. 378 - 379.
32 «Большая Восточная Азия»: мировая политика и региональные трансформации. М., 2010, с. 222 - 229.
33 CIAWorldFactbook // http://www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/ geos/af/html
34 World Development Report 2010 // www.worldbank.org, pdf ile, с. 378 - 379.
35 CIA WorldFactbook // http://www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/ geos/af/html
36 Afghanistan at a Glance // http://www.data.worldbank.org/country/ afghanistan
37 Окимбеков У.В. Доклад в постпринте.
38 Afghan Opium Survey 2010. UN Office on Drugs and Crime // www/ unodc/.../ Afghanistan_ opium_survey/pdf-file
39 Гайдар Е. Долгое время. Россия в мире. Очерки экономической истории. М., 2005, с. 171 - 189.
40 См.: Жигалина О.И. Этносоциальная эволюция иранского общества. М, 1996; Западная Азия: этнополитическая ситуация. М., 1993.
41 См.: Роль и место Ирана в регионе. М., 2007.
42 Турция в условиях новых внутренних и внешних реалий. М., 2010, с. 213 - 227.
43 «Приватизация» мировой политики: локальные действия — глобальные результаты. М., 2008, с. 71.

 

Современное государство, гражданское общество и локальные сообщества в мусульманском ареале к югу от исторических рубежей России*

В мусульманском ареале к югу от России, вдоль южных границ Центральной Евразии (Кавказа и Центральной Азии), располагаются четыре независимых государств и одно автономное — Северный район Ирака, Иракский Курдистан. Все они отличаются республиканской формой правления. За ней, однако, скрываются разные сочетания элементов демократии и автократии в реализации властных полномочий, а Существующие формы государственного управления демонстрируют немалое своеобразие:
— парламентская система в Турции находится под прессом многолетнего (с 2002 г.) пребывания у власти происламской Партии справедливости и развития. Монополия одной партии угрожает сути избирательной парламентской системы с ее конкуренцией и сменяемостью законодательной и исполнительной властей; осложняет положение наблюдающаяся в обществе раздвоенность в идеологической сфере (между европеизмом и исламизмом) и в этнической политике в связи с курдским вопросом;
— в Иране с конца 1970-х годов утвердилась исламская демократия, где парламентская выборная система сочетается с верховным лидерством духовного вождя (рехбара) и конституционно закрепленным авторитетом представителей высшего слоя шиитских богословов.
* Авторская часть Предисловия (написано совм. с Н.Ю. Ульченко) к книге: Государство, общество, международные отношения на мусульманском Востоке / Отв.ред. В.Я. Белокреницкий, Н.Ю. Ульченко. М.: ИВ РАН, Крафт+, 2014, с. 9 - 18.
Президентско-парламентская форма правления обеспечивает через выборы определенный контакт с населением, заодно освобождая духовных лидеров от прямой ответственности за действия правительства.
— в курдском районе Ирака действует местная демократическая система, имеется свой парламент и автономное правительство, но при этом наблюдается концентрация власти в руках традиционной кланово-племенной элиты. Там нарастает недовольство авторитарной и коррумпированной системой дележа власти между двумя центрами местных политических сил («дуополией»);
— в Афганистане с конца 2001 г. установлен демократический по форме режим правления, опирающийся на поддержку иностранных войск (США и НАТО). Режим контролирует ситуацию далеко не на всей территории и теряет популярность среди населения. Вооруженная оппозиция, представленная свергнутыми правителями (талибы и их союзники), готовится к новому этапу борьбы за власть, который наступит после предстоящего в ближайшие годы вывода американо-натовских боевых частей;
— Пакистан с 2008 г. переживает период парламентского правления, но ситуация осложнена тяжелой экономической ситуацией и участием вооруженных сил страны в «глобальной войне с терроризмом». Длительное неблагополучие в обеспечении личной и общественной безопасности усиливает силовые элементы во внутренней политике режима.
Из далеко не полного перечня характерных черт господствующих в регионе режимов власти, следует, что главная их общая характеристика — выраженный авторитаризм, иерархическая форма устройства власти, господство властной «вертикали». Можно, видимо, утверждать, что какую бы «политию» (политический организм), мы ни взяли на всем мусульманском Востоке, структура власти в ней будет иерархична и в той или иной степени репрессивно-авторитарна.
Разумеется, на Западе (и в целом вне исламского мира) тоже господствует иерархия, так как без определенной централизации ни одна система власти не устоит и не будет эффективной. Однако наряду с вертикалью власти в странах классической, либеральной демократии существует и «горизонталь». Иными словами, политическая инициатива направлена не только из единого центра на места, но идет и в обратном порядке, от ряда локальных центров в единый, федеральный. К тому же, имеет место полноценная обратная связь со стороны общества на принимаемые государством решения, что создает замкнутый политический контур1.
Недостаточность тесных обратных связей между социумом и политией сочетается с отсутствием или слабым распространением федерализма на мусульманском Востоке. Это создает трудно преодолимые преграды на пути решения острых проблем внутренней, этнической политики. Редкое исключение в этом ряду представляет собой Пакистан, но оно есть прямое следствие длительного колониального правления.
Согласно теории государства, предложенной В.В. Ивановым2, государственные образования в самые разные эпохи управлялись олигархиями. Опираясь во многом на теоретические положения К. Шмитта, он утверждает, что различие форм государственного устройства (монархии, республики разного вида) имеет ограниченное значение, ибо во всех случаях речь идет о фасаде власти, а не ее сути. Характеризуя юридические особенности государственного правления и устройства, автор подчеркивает принципиальную роль государственного суверенитета и вклад в его обеспечение реальных носителей власти в лице правителей, олигархической элиты.
Следует согласиться, что один человек (монарх) не может управлять единолично, без помощников и посредников, даже маленьким государством, поэтому чистой монархии как власти одного — нет. Не бывает и чистой демократии, ибо за всякой властью в республике стоит не народ, не население, но группа предводителей или представителей народонаселения. Причем в современных условиях это группа людей, имеющих разнообразные интересы — экономические, социальные и собственно политические.
Для характеристики современного государства существенное значение имеет, как представляется, теоретическая схема, разработанная Л.С. Васильевым3. Оставаясь в рамках предложенного им в качестве «несущей конструкции» всеобщей истории противопоставления Востока и Запада, попробуем задаться вопросом, в какой степени власть рождает собственность на современном мусульманском Востоке, до какой степени действует там феномен «власти-собственности», отличающий Восток, как архетип, от Запада. Понимая, что идеальные типы и образы конкретной реальности в полной мере несопоставимы, заметим, тем не менее, что на примере современного мусульманского Востока, видимо, можно выявить отличную от западной форму взаимодействия между властью и собственностью.
Если на Западе собственность как бы предшествует власти, овладевает ею, чтобы «прописать» такие законы, которые обеспечивали условия для накопления богатства и капитала, то на Востоке справедливо обратное — власть «предшествует» собственности, обладатели власти получают возможность диктовать условия (легальные и нет), способствующие их обогащению. Хотя грани между восточным и западным историческим опытом ныне во многом стерты, вследствие взаимопроникновения культур и их гибридизации, но не исчезли вовсе. А потому отмеченное различие может быть использовано для интерпретации некоторых процессов, происходящих в странах Востока, в том числе мусульманского его ареала.
В качестве примера можно указать на обогащение генералитета и старшего офицерства Пакистана. Армия в этой стране по традиции является одним из самых демократичных государственных институтов. Ряды военных пополняются за счет людей скромного достатка, а продвижение по службе в значительной степени зависит от заслуг. Однако вследствие господствующей роли ВС в системе управления, верхушка военных получила доступ к источникам обогащения. Земельные участки и городская недвижимость продаются отставным и действующим военным чинам на льготных условиях, государственные пустующие земли, пригодные к обработке, распределяются бесплатно или за символическую плату. Верхушка военных превратилась в результате в едва ли не самую крупную прослойку владельцев недвижимости4. Такого рода примеры, видимо, можно умножить.
Одна из особенностей государства на Ближнем и Среднем Востоке кроется в составе политической элиты, которая «налагается», пересекает по касательной, кланово-семейные группы традиционно высокого происхождения и социального статуса. «Аристократические» родственные группы составляют в ряде стран и областей региона (Курдистане, Афганистане, Пакистане) заметную часть правящей верхушки, в то время как для Турции и Ирана это уже не столь характерно.
Затронем далее некоторые вопросы, связанные с гражданским обществом. Это термин одновременно старый и новый. Историческими своими корнями он уходит, как и многие другие общественно-политические явления, в Древнюю Грецию. В европейский век просвещения и абсолютизма он получил противоположные оценки в классических философских трудах — по преимуществу негативные у Г. Гегеля, позитивные у Э. де Ваттеля, И. Канта и др. В XIX в. понятие использовалось достаточно широко, но с наступлением ХХ в. оно было забыто, обретя новую жизнь только в конце прошлого столетия, накануне и особенно после окончания «холодной войны».
Что такое гражданское общество? Существуют различные его определения, но большинство сводится сегодня к тому, что это так называемый «третий сектор», объединяющий неправительственные и некоммерческие структуры. Он состоит из добровольных ассоциаций граждан, рядовых жителей той или иной страны, находясь между семьей и государством и объединяя самостоятельных свободных лиц, мужчин и женщин, преследующих свои профессиональные, гендерные, гуманитарные и другие цели и интересы, главным образом благотворительные и антидискриминационные.
Необходимо различать два аспекта функционирования организаций ГО:
— политизированный и неполитизированный. Они связаны с характером отношений между гражданским обществом и современным государством. В первом случае акцент делается на противостоянии, оппозиционности гражданского общества по отношению к олигархическому государству, во втором — на взаимодействии и сотрудничестве общественных и государственных институтов. В широком смысле гражданское общество является важной составной частью политического процесса, поскольку его организации участвуют в борьбе конкурентов за обладание властью, стараются влиять на власть через массовые акции, манифестации, опираясь при этом на информационные механизмы и технологии. В более специальном, узком смысле, гражданские организации не участвуют в этой борьбе, стремятся к решению собственно общественных проблем, выступая как группы социальных инициатив5.
Существенная часть гражданских организаций связана с локальными сообществами, еще одним понятием, содержания которого мы здесь коснемся. Под ними обычно подразумевают территориально маркированные общности этнического (культурно-языкового), кла-ново-племенного и соседско-родственного типа. Многим мусульманским странам Востока свойственны также этноконфессиональные общины и чисто религиозные общности типа суфийских орденов, братств, адептов религиозных школ, последователей того или иного проповедника и вероучителя.
На общинно-религиозном фундаменте строятся чисто политические организации — парламентские партии, а также непарламентские, которые напоминают социал-демократические «партии нового типа» в царской России с непременным личным участием в текущей работе и строгой дисциплинарной ответственностью. На той же основе зиждятся сугубо гражданские ассоциации, ставящие такие, например, цели как совершенствование системы образования, просвещения и воспитания, расширение общинных (коммунных) услуг, благотворительности, взаимопомощи и вспомоществования.
Часть локальных сообществ носят, как отмечалось, семейно-род-ственный, клановый характер. Речь, в частности, идет о традиционных соседско-родственных общинах земледельцев, кочевых и полукочевых скотоводческих племенах, городских, квартальных общинах (мухалла). Локальные сообщества и общины формируют несовременный сегмент гражданского общества, он отсутствует в странах давно утвердившегося буржуазного порядка и являет собой как бы не вполне гражданский, добуржуазный элемент. Чем он шире, тем больше специфика гражданского восточного общества, его отличия от западных образцов.
Даже в Турции, наиболее близко соприкасающейся и исторически, и в современную эпоху с Европой, наблюдается определенный дуализм гражданского общества. Там при этом, с одной стороны, воспроизводятся и возрождаются его вполне традиционные элементы, а с другой, традиционные религиозные учреждения (вакфы) трансформируются в современные по целям и практической деятельности финансовые инструменты — трастовые фонды6 .
Ввиду того, что проблематика гражданского общества пока еще недостаточно отражена в наших исследованиях и публикациях (заметное исключение представляют собой лишь работы П.В. Шлыкова по Турции7) попробуем конспективно охарактеризовать особенности гражданского общества в мусульманских странах к югу от границ Кавказа и Центральной Азии.
Отметим, в первую очередь, что несмотря на продвинутость Турции по развитию институтов ГО по сравнению с другими странами рассматриваемого мусульманского региона, турецкий гражданский сектор существенно отстает от «третьего сектора» государств «старой» Европы. Он уступает как по величине и полноте структуры, так и с точки зрения разнообразия и значимости целей, а также влияния на государство и на общество в целом. Вместе с тем, за последние десятилетия число организаций турецких ГО существенно выросло. В 2000 г., их насчитывалась, по оценкам, 61 тыс., а к в 2011 г. — уже почти 90 тыс. (рост на 44%) Членами этих организаций являются 7,4 млн человек. По другим сведениям, число ГО в Турции равно 154 тыс., из которых 86 тыс. — ассоциации, почти 60 тыс. — кооперативы, 150 профсоюзов и около 10 тыс. — фонды (вакфы) и торговопромышленные палаты. Согласно последнему докладу Турецкого фонда «третьего сектора», в министерстве внутренних дел страны зарегистрировалось 92 463 ассоциации и 4603 фонда, В докладе отмечается неблагоприятная в целом политическая среда для деятельности ГО, ограничительные юридические рамки и несоблюдение закона, крайне небольшое участие ассоциаций турецких граждан в процессе принятия значимых для общества политических решений8 .
При сравнении с Англией, Францией и особенно Германией Турция проигрывает по количественным и качественным показателям. В Англии насчитывается 873 тыс. гражданских организаций, во Франции — 800 (по другим сведениям — 1,5 млн), а в Германии — около 2 млн. Кстати, в США показатели существенно ниже, чем в Западной и Северной Европе9. Охват населения Турции неправительственными организациями также существенно отстает от Европы, особенно Западной и Северо-Западной. В наибольшей мере это касается добровольцев, подлинно гражданских активистов. Велика, к тому же, неравномерность распространения гражданских организаций — они действуют главным образом в крупнейших городах и на европейском западе стране. Анатолия, особенно Восточная и Юго-Восточная, а это по-преимуществу курдские регионы, сильно отстает.
Расцвет гражданского общества в Иране пришелся на период пребывания на посту президента М. Хатами в 1997—2005 гг. При следующем президенте (М. Ахмадинежаде) начались гонения на представителей ГО и в целом на гражданские свободы10. Особенно усилились они вслед за президентскими выборами 2009 г. Тем не менее, если в Иране и существует тоталитарное государство, то иранское общество тоталитарным не назовешь. В стране сохраняется живое и своеобразное гражданское общество, хотя гражданская активность в существенной мере вытеснена из публичной в частную сферу, под кров дома и неформальных ассоциаций. Значительным влиянием, судя по всему, пользуются заграничные общества и организации, оказывающие определенное воздействие на настроения общества внутри страны.
Несмотря на нехватку конкретного материала, можно, видимо, говорить о существенном дуализме иранского ГО, наличии в нем традиционного и архаичного сегментов, особенно распространенных на окраинах страны11. Большое значение имеет преображенный, трансформированный традиционный сектор. Во многом, судя по всему, благодаря осуществленному таким путем «модернизирующему традиционализму» Ирану удалось решить несколько важных проблем, в частности, ликвидировать низкую грамотность и просвещенность женщин. В 1978 г. грамотность среди женщин равнялась 38%. Распространение при исламском режиме традиционалистского, с соблюдением религиозных и национальных обычаев, способов обучения, позволило поднять уровень образования молодых женщин. В последнее время он достиг 97%, а с этим, очевидно, напрямую связано крутое снижение рождаемости. Иран, по последним данным, демонстрирует самые замедленные среди мусульманских стран мира темпы демографического прироста — 1,5% в среднем в год.
Ситуация в Иракском Курдистане, как отмечалось выше, отличается так называемой дуополией, наличием двух центров силы в лице М. Барзани, возглавляющего курдскую автономию, и Дж. Та-лабани (президента Ирака). Группирующиеся вокруг них семей-но-клановые олигархии, как считается, договорились о дележе власти в Курдистане (Барзани не оспаривает господствующие позиции Талабани в г. Сулеймании и примыкающей к нему области, а Та-лабани — господство Барзани в главном городе автономии Эрбиле и его окрестностях). Гражданское общество притесняется, как и в других районах проживания курдов (в Турции, Иране, Сирии), но существует, пытаясь балансировать между властью и непарламентской оппозицией. Последний взрыв гражданской оппозиционной активности в Иракском Курдистане пришелся на февраль-март 2011 г. Выступления были подавлены решительно и жестко, хотя и без пролития большой крови12 .
В Афганистане гражданское общество возникло в основном после ликвидации власти талибов в 2001 г., но не было полной новацией. Правительство Талибан в 2000 г. приняло законоположение, регулирующее и ограничивающее узкими рамками деятельность неправительственных организаций, появившихся еще в 1980-х — начале 1990-х годов. Значительная их часть была создана в лагерях беженцев и городах Пакистана, а также других стран. Новая власть заменила талибское уложение на новое, предоставив свободу действий различным гражданским организациям, в том числе тем, что связаны с международными организациями по защите прав человека, содействию в экономическом развитии, созданию сети школ, особенно для девочек и т. п. В 2004 г. общее число зарегистрированных НПО равнялось 1,1 тыс., а 2010 г — несколько превышало 3 тыс., из них, 1,5 тысячи зарегистрировалось в Министерстве экономики, а 1,7 тыс. — в Министерстве юстиции. В 2010 г., как показало специальное обследование, безопасность, атаки со стороны талибов, превратились для НПО в главную проблему14 .
Для афганского гражданского общества в высшей степени характерен отмеченный выше дуализм — наличие современного и досовременного сегментов вследствие большого удельного веса сельского и полугородского населения, сохранения во многих регионах традиционного общества. Традиционный сегмент ГО состоит, прежде всего, из локальных деревенских советов (тура), племенных сходок (джирга), клерикальных учебно-просветительских и благотворительных организаций.
Пакистан отличает тот же дуализм, особенно на окраинах страны, в северо-западных и западных районах, пограничных с Афганистаном и Ираном. Традиционный сектор ГО занимает весьма значимые позиции и в масштабах всей страны, доминирует в количественном отношении, при включении в него таких организаций, как частные зарегистрированные медресе. Число последних выросло за 2000-е годы примерно в полтора раза с 10 - 12 тыс. до 16 тыс. Но современный сегмент в последние десятилетия развивался тоже достаточно динамично.
Сопоставление данных по странам — дело довольно трудное и далекое от точности. По оценкам на 2000 и 2002 гг. в Пакистане насчитывалось 50 - 60 тыс. неправительственных организаций. Если считать, что к концу десятилетия число НПО выросло в полтора раза (как и медресе), то количество всевозможных гражданских организаций увеличилось до 80 - 90 тыс., оставаясь вдвое ниже, чем в Турции (по максимальной для нее оценке). Насколько справедлив такой подсчет, сказать трудно, но на первый взгляд он не кажется неожиданным с учетом, во-первых, более чем двукратной разницы в населении в пользу Пакистана и численности жителей в пакистанских крупных городах в 35 - 45 млн человек.
Впрочем, важнее количественных сопоставлений другая заметная в Пакистане тенденция — усиление роли и значения традиционалистского сектора или сегмента гражданского общества. Его можно назвать порождением самобытного модернизирующего традиционализма или традиционалистского модернизма. Именно он растет там быстрее других, и этот сегмент, по всей видимости, быстро увеличивается также в Турции, Иране, Афганистане, в курдских районах и арабских странах. В этом находит отражение процесс исламизации и «индигенизации» (укоренения в местной почве) гражданской активности широких слоев населения.

 

Примечания

1 Об обратных связях и замкнутой политической системе по принципу кибернетического «черного ящика» см., например, в кн.: Категории политической науки / Под ред. А.Ю. Мельвиля. М. 2002, с. 134 - 135.
2 Иванов В. Теория государства. М., 2010.
3 Основные положения его теории нашли отражение в недавно завершенном 6-томном труде: Васильев Л.С. Всеобщая история. М., 2012.
4 См. об этом в частности: Jalal A. Military Inc. Inside Pakistan's Military Economy. Karachi, 2007.
5 Шлыков П.В. Общество социальных инициатив: трансформация гражданской активности в Турции в 1990-х т 2000-х годах // Турция в период правления Партии справедливости и развития. М., 2012, с. 19 - 46.
6 Шлыков П.В. Вакфы в Турции второй половины XX — начала XXI вв.: трансформация традиционного института // Турция в условиях новых внутренних и внешних реалий. М., 2011, с. 64 -98.
7 В дополнение к вышеупомянутым см: Шлыков П.В. Гражданское общество в Турции: иллюзии и реальность // Восток, 2009, № 1, с. 109 - 121.
8 Turkey Civil Society Report 2012. TUSEV, Sept. 2012 (Electronic version).
9 Turkey's civil society organizations increase by 44 percent in 10 years // http://www.todayszaman.com/news; Turkish 'civil society' far behind European average, says CHP-Humyet Daily News/3/16/2011.
10 Attack on Civil Society in Iran. Arseh Sevom Report 2005 - 2010 // www. arsehsevom.net.
11 См. например: Civil Society in Iran: The Case of the Tribes// Foundation for Iranian Studies // http://fis-iran.org/en/irannameh/volxiii/civil-society-tribes; Iran Rooyan: Civil Society Fact Sheet (Electronic version).
12 Kurdistan Parliament of Iraq and civil society set road-map to improve cooperation // http://reliefweb.net (Electronic version).
13 USAID 2011 Afghanistan Civil Society Assessment (Electronic version); Winter E. Afghan Civil Society. London School of Economics (Electronic version).

 

Продолжение - см. Пакистан. Южная Азия. Исламский мир. Восток Часть 3