Автор: Тьерри Мейсан
Большой Ближний Восток Категория: Тьерри Мейсан
Просмотров: 3037

28.01.2020 Стоит ли изменять политические системы?

 

В 48 странах проходят массовые демонстрации, участники которых заявляют о своём недоверии к политическим системам своих стран. Преимущество демократии, принятой почти всеми странами в конце ХХ века, сегодня ставится под сомнение. Однако, по мнению автора, никакая политическая система не в состоянии решить существующие проблемы, так как они обусловлены, прежде всего, нравственными ценностями и поведением людей. 

 24 января 2020 г. Эммануэль Макрон заявил: «Сегодня в нашем обществе путём бунтов и преступных политических речей распространена идея, что мы более не являемся демократической страной, и что у нас установлена диктатура. Но что такое диктатура? Диктатура – это режим, при котором законы устанавливает один человек или клан. Диктатура – это режим, при котором руководителей не меняют. И если Франция такова, испытайте диктатуру и вы увидите!».

В 48 странах и на разных континентах народы выступают против своих правительств. На всей планете движения такого размаха до сих пор не было. Мы видим, что с окончанием периода финансовой глобализации происходит осознание несовершенства политических систем, и зарождаются представления о новых формах управления.

«Преимущества» демократии

В XIX и XX века стали триумфом избирательной системы. Избирательное право распространялось на другие слои населения (свободные люди, бедняки, женщины, этнические меньшинства и т.д.).

Возникновение средних классов позволило большему числу людей интересоваться политикой. Оно способствовало возникновению дебатов и смягчению нравов.

Зарождавшиеся средства коммуникаций дали возможность участия в политической жизни тем, кто этого хотел. Президентов избирают не в результате социальной борьбы, а благодаря тому, что сегодня это возможно. Раньше предпочитали передавать власть главным образом по наследству и пожизненно. И не все были посвящены в государственные дела и не все могли напрямую выразить своё мнение.

Мы ошибочно приравняли общественные преобразования и технический прогресс режиму, называемому демократией. Но последняя не является законом – это состояние духа, своего рода идеал: «Правительство Народа, избранное Народом и для Народа», согласно Аврааму Линкольну.

Но мы быстро поняли, что демократические институты власти не лучше других. Они расширяют число привилегированных, но, в итоге, позволяют большинству подчинить меньшинство. Затем мы придумали массу законов, позволяющих улучшить эту систему. Мы ввели разделение властей и защиту меньшинств.

Но теперь демократическая модель не работает. Многие утверждают, что их мнение в расчёт не принимается. И это обусловлено не самими институтами власти, которые не изменились по сути, а тем, как они используются. Кроме того, убедившись вместе с Уинстоном Черчиллем, что «демократия является плохой системой, но она лучше всех остальных», мы поняли, что каждая политическая система должна отвечать устремлениям людей, которые различаются в зависимости от их обычаев и культуры, ибо то, что хорошо для одних, плохо для других.

В политике к словам следует относиться осторожно. Значение слов со временем изменяется. Новые слова вводятся с благими намерениями и искажаются со злыми. Часто идеи мы путаем со словами, которые их выражают. Но некоторые используют эти слова, чтобы исказить идеи. Ниже я уточню, что я понимаю под наиболее важными.

Мы должны заново поставить вопрос об управлении обществом. Не так, как Эммануэль Макрон противопоставляет демократию диктатуре, ставя точку на обсуждении этой проблемы. Оба эти слова выражают реальности разные по своей сути. Демократия это форма правления, в которой принимает участие большое число людей. Наоборот, если речь идёт не о том, сколько людей вовлечено в принятие решений, а только о том, каким образом эти решения принимаются, то это диктатура, то есть режим, при котором глава государства или, скажем, командующий вооружёнными силами могут принимать решения, не ставя их на обсуждение. Диктатура противопоставлена парламентаризму.

Легитимность Республики

Прежде всего, следует поставить вопрос о законности, то есть об основаниях, по которым мы признаём правительство и государство в качестве полезных нам в той степени, в которой мы принимаем их власть.

Мы подчиняемся правительству, считая, что оно служит нашим интересам. Это идея римской «республики». Так, французские короли терпеливо вынашивали идею «общего интереса», а англо-саксы начиная с XVII века и правления Оливера Кромвеля ей противостояли. В наши дни Соединённое Королевство и Соединённые Штаты являются единственными странами, где утверждается, что общегого интереса не существует, а есть лишь сумма интересов, которые всегда разные и противоречивые.

Британцы всех, кто упоминает об общем интересе, обвиняют в попытке установить кровавый режим Оливера Кромвеля. В Соединённых Штатах считается, что каждый штат должен представлять собой республику, то есть обслуживать интересы местных жителей, при этом к федеральному правительству относятся с недоверием, так как считается, что оно не в состоянии обслуживать интересы всех слоёв нации, состоящей из иммигрантов. По этой причине кандидат в США представляет не программу с изложением своей точки зрения, как это делается во всём мире, а только перечень интересов тех слоёв населения, которые его поддерживают.

Англо-саксонская мысль мне представляется странной, но это их мысль. Поэтому я остановлюсь на тех, кто поддерживает идею общего интереса. Для них приемлемы все политические системы, важно лишь, чтобы они служили общему интересу, что, к сожалению, не всегда свойственно нашим демократиям. И проблема состоит в том, что никакая конституция не в состоянии гарантировать эту услугу. Речь идёт о практике и ни о чём более.

Добродетельность республики

Теперь зададимся вопросом о том, какие качества необходимы для нормального функционирования политической системы, демократической или любой другой. В XVI веке Макиавелли ответил на этот вопрос, исходя из принципа «добродетельности». Под добродетельностью следует понимать не какую-либо мораль, а лишь вид бескорыстия, который позволяет заниматься общим интересом, не пытаясь извлечь личную выгоду – качество, которого большинство западных политиков, кажется, лишено.

Макиавелли зачастую выдают за изобретателя политических изощрений и называют его мошенником. Конечно, он не был глупцом и обучал принца, как использовать власть, чтобы одержать верх над врагами и при этом не злоупотреблять ею.

Нам не известно, как развить добродетельность, но мы знаем, что её убивает. У нас нет почтения к богачам, но мы больше не уважаем и тех, кто отстаивает общий интерес. Хуже того, тех, кто посвящает себя общим интересам, мы относим к богачам. Однако, если вспомнить наиболее виртуозных политиков, то оказывается, что они либо наследовали своё богатство, либо заработали его до того, как стали политиками. То есть в общем случае политики не становятся богачами.

Работы Джина Шарпа и опыт цветных революций показывают, что вне зависимости от политической системы мы всегда имеем руководителей, которых заслуживаем. Никакая политическая система не может существовать без согласия народа.

Следовательно, в порочности наших руководителей мы все виновны. И вместо того, чтобы изменять институты власти, мы должны изменить самих себя и не оценивать других по их кошельку, а только по тому, насколько они добродетельны.

Революционное братство

Великая французская революция, кроме того, что была добродетельной, породила революционное братство. И речь не шла ни о морали и религии, ни о какой-либо социальной поддержке, а о единении братьев по оружию. Они добровольно встали на защиту своей страны против нашествия прусской профессиональной армии. У них не было различий между аристократами и третьим сословием. Они реализовали мечту о равенстве. И поэтому победили.

Их Марсельеза стала гимном Французской республики, равно как и Советской республики (до ГУЛАГа). Но её припев сегодня мало кто понимает:

К оружию, граждане!

Вступайте в батальоны!

Вперёд, в атаку!

Пусть кровь нечистая

Оросит наши поля!

Ошибочно считается, что поля должны быть орошены кровью врагов. Но вражеская кровь – это яд для родной земли. И в то время под «нечистой кровью» понималась кровь Народа, в противоположность «голубой крови» прусских офицеров. Это призыв к самопожертвованию, благодаря которому революционеры стали братьями по оружию.

А революционное братство стало основой для добродетели руководителей. Одно породило другое.

А что теперь?

А сегодня мы переживаем период, когда не лишне вспомнить о Французской революции. Общество вновь разделено. С одной стороны, это руководители, которые таковыми рождаются, затем идут клерки, распространяющие их идеи через СМИ, и, наконец, третье сословие, которое разгоняют слезоточивым газом и резиновыми пулями. И теперь нет никакого смысла отдавать свою жизнь за родину, выражающую интересы одной тысячи глав учреждений, обсуждающих свои проблемы в Давосе.

Как бы то ни было, многие народы сегодня ищут новые формы правления, соответствующие их нравам и устремлениям.

 

 Тьерри Мейсан

Перевод: Эдуард Феоктистов

https://www.voltairenet.org/article209122.html