Глава 20. «Я знаю…»
Последние два месяца стеттинианской воины Мунн потратил недаром. В необычной для себя роли Чрезвычайного Посредника он находился в самом центре межзвездных событий, и эта роль, к его собственному удивлению, пришлась ему по вкусу.
Крупных сражений больше не происходило – несколько мелких стычек, которые можно и не принимать в расчет. За это время были разработаны пункты мирного договора между Калганом и Академией. Стеттин торчал у себя в особняке и делами занимался мало. Флот его был расформирован, владения за пределами Калгана получали автономию, и им было дано право провести референдумы, в ходе которых они должны были решить – вернуться ли им к первоначальному статусу или перейти под протекторат Академии.
Формально война была окончена на астероиде, в звездной системе, принадлежавшей Академии, в месте размещения ее самой старой военной базы. Со стороны Калгана мирный договор подписал Лев Мейрус, а Хомир присутствовал в качестве заинтересованного наблюдателя.
За все это время он не видел ни доктора Дарелла, ни кого-либо другого из своих знакомых, хотя они тоже обретались в тех краях. Но это не имело никакого значения. Его новости могли и подождать. При мысли об этом он неизменно улыбался.
Доктор Дарелл вернулся на Терминус через несколько недель после окончания войны, и в тот же вечер в его доме состоялась встреча пятерых людей, которые десять месяцев назад здесь строили свои планы.
Тянулся обед, они ели и пили вино и явно не хотели возвращаться к старым разговорам.
Первым молчание нарушил Джоуль Турбор. Одним глазом поглядывая в пурпурную глубь бокала с вином, он процедил сквозь зубы:
– Ну, Хомир, вы теперь – просто герой дня. Здорово вы все обстряпали!
– Я? – воскликнул Мунн и весело расхохотался. Странно – вот уже несколько месяцев он не заикался. – Да мне и пальцем шевельнуть не пришлось. Это все Аркадия. Кстати, Дарелл, как она? Я слышал, она возвращается с Трентора?
– Вы слышали правильно, – спокойно отозвался Дарелл. – Она возвращается через неделю.
Он пристально оглядел присутствующих, но в ответ на свое сообщение не услышал ничего, кроме вздохов облегчения и слов радости. Ничего.
Турбор допил вино и сказал:
– Ну, значит, все кончено. И кто бы мог представить себе такое десять месяцев назад? Мунн слетал на Калган и вернулся. Аркадия побывала на Калгане и на Тренторе и тоже возвращается домой. Была война, и мы ее выиграли, черт подери! Вот говорят, что можно предсказать колоссальные повороты событий в истории, но разве можно себе представить, что то, что случилось, кто-нибудь из нас мог предвидеть, а ведь каждый из нас по-своему прожил это время и все события почувствовал на своей шкуре, образно говоря.
– Ерунда… – кисло отозвался Антор. – Нечего это вы так радуетесь? Вы говорите так, будто мы в действительности выиграли войну, а выиграли-то мы на самом деле чепуховую потасовку, которая только для того и была нужна, чтобы отвлечь наше внимание от реального врага.
Наступила неловкая пауза. Только Хомир понимающе усмехнулся.
Антор стукнул по столу кулаком.
– Да-да! – яростно воскликнул он. – Я говорю о Второй Академии. О ней теперь ни слова не говорят, и, если я прав, значит, предприняты все попытки, чтобы о ней и не вспоминал никто. И все эта проклятая атмосфера триумфа, наполняющая этот мир непроходимых тупиц, – все так радуются и торжествуют, что возникает идиотское желание присоединиться. Ну что ж, давайте вывешивайте за окнами транспаранты, бегите на улицу, влезайте друг другу на спины и бросайте с балкона конфетти, а когда вам это наконец наскучит, возьмитесь за голову, спуститесь с небес на землю, и давайте вернемся к обсуждению все той же проблемы – она никуда не делась и сегодня так же актуальна, как десять месяцев назад, когда вы все сидели тут с глазами на лбу от страха – и боялись, сами не зная чего и кого. Неужели вы правда думаете, что теперь, когда вы побили жалкую кучку военных кораблей, бояться Второй Академии нужно и можно меньше?
Он замолчал, тяжело дыша. Лицо его покрылось испариной и покраснело.
Мунн спокойно сказал:
– Позвольте, теперь скажу я, Антор. Или вы собираетесь играть роль конспиратора-пропагандиста?
– Говорите, Хомир, – сказал Дарелл, – только поосторожнее с эпитетами, прошу вас. Я и сам порой не против поговорить красиво, но сейчас нам просто не до этого.
Хомир Мунн откинулся на спинку кресла и аккуратно налил себе вино из графина, стоявшего рядом с ним на столе.
– Я был послан на Калган, – начал он, – для того чтобы выудить все, что я мог выудить из записей Мула, хранящихся во Дворце. Я потратил на это несколько месяцев. Не собираюсь ставить себе это в заслугу. Как я уже говорил, неожиданное разрешение на допуск во Дворец целиком и полностью – дело рук и гениальной головки нашей маленькой Аркадии. Тем не менее факт остается фактом – к моим первоначальным званиям о жизни Мула и его времени, которые и так были не малы, я добавил плоды напряженного труда над первоисточниками, которых до меня никто в руках не держал.
Поэтому у меня есть уникальная возможность судить о реальной опасности Второй Академии – гораздо более реальная, чем у нашего возбудимого друга.
– Ну и какова же ваша оценка опасности? – буркнул Антор.
– Нулевая.
Короткая пауза. Эльветт Семик удивленно уточнил:
– Нулевая? Нет опасности, что ли?
– Разумеется. Друзья мои, никакой Второй Академии не существует.
Веки Антора медленно опустились. Он побледнел, лицо его вытянулось, стало невыразительным.
Мунн продолжал, явно довольный тем, что был в центре внимания.
– И более того: никогда не существовало.
– И на чем же, – поинтересовался Дарелл, – вы основываете это столь неожиданное заключение?
– Не стал бы называть его неожиданным. Все вы знаете историю поисков Второй Академии Мулом. Но что вам известно об интенсивности этих поискав, о том колоссальном упорстве, с которым они велись? У него были громадные ресурсы, и он их использовал до конца. У него только одно желание и было – и он ничего не добился. Никакой Второй Академии найдено не было.
– Трудно ожидать, что она могла быть найдена, – нетерпеливо прервал его Джоуль Турбор. – Она наверняка имела и имеет способы защиты от любопытных глаз и умов.
– Даже если это был такой любопытный ум, как ум Мула – могущественнейшего мутанта? Не думаю. Ну ладно, в конце концов, ведь не ждете же вы, что я вам за пять минут перескажу содержание пятидесяти томов отчетов? Все это, согласно одному из пунктов мирного договора, перейдет в ведение Исторического Музея имени Селдона, и вы сможете с ними спокойно ознакомиться – так же как я. Собственными глазами прочтете и убедитесь – уверяю вас, там черным по белому написано то, что я сказал. Нет и никогда не было никакой Второй Академии.
Семик поинтересовался:
– Ну и кто же тогда – или что – остановило Мула?
– Елки-палки, а вы как думаете, что его остановило? Смерть его остановила, как в свое время остановит каждого из нас! Величайшее заблуждение всех времен как раз и заключается в том, что считается, что всепобеждающая карьера Мула была якобы остановлена какими-то неведомыми, мистическими силами, оказавшимися сильнее его самого. Это – результат того, что на ситуацию смотрели под в корне неверным углом.
Однако никто в Галактике ведь не станет оспаривать тот факт, что Мул был калекой – как с физической, так и с умственной точки зрения. Он умер в возрасте чуть более тридцати, потому что его измученное болезнью тело устало жить скрипя по всем швам. Еще за несколько лет до смерти он уже был дряхлым инвалидом. В самом лучшем здравии он был не лучше смертельно больного человека. Ну хватит об этом. В общем, он покорил Галактику, а потом совершенно естественным образом умер. Даже удивительно, что он так долго протянул. Друзья мои, тут все предельно просто. Нужно только терпеливо и бесстрастно взглянуть правде в глаза и постараться посмотреть на вещи под другим углом.
Дарелл задумчиво проговорил:
– Ну что ж, давайте попытаемся, Мунн. Это не лишено интереса и уж, во всяком случае, может внести некоторое разнообразие в ход наших мыслей. Вот интересно, что в этой связи вы скажете об энцефалограмме «обработанных» людей, которые нам в прошлый раз показывал Антор?
– Нет ничего проще. Сколько лет энцефалографии? Нет, лучше поставить вопрос иначе: насколько хорошо развита наука изучения нейронных процессов?
– Мы – в самом начале пути, – ответил Дарелл. – Попали в точку, принято.
– Отлично. Так насколько же мы можем быть уверены в том, что то объяснение, которое нам представил Антор, и та интерпретация, которую вы дали пресловутому Плато на энцефалограммах, верны? У нас есть гипотезы, но насколько вы можете быть уверены в их правильности? И как вы можете быть уверены в том, что это явление действительно является отражением существования некоей могущественной силы, никаких других свидетельств существования которой не существует? Всегда легко объяснить неизвестное наличием потусторонней нечеловеческой силы и воли.
Это в природе человеческой. На протяжении всей истории Галактики было полным-полно случаев, когда оказавшиеся в изоляции системы время от времени возвращались в первобытное, варварское состояние, и какой урок мы извлекли из этого? Во всех случаях подобные дикари считают непостижимые для собственного разума явления – ураганы, эпидемии, засухи – делом рук существ более могущественных, чем они сами.
Если не ошибаюсь, это называется антропоморфизмом, и в этом смысле мы ничем не лучше дикарей. Мы просто с головой погрузились во все это. Имея крайне ограниченные познания в области психологии, мы сваливаем все непонятные нам явления на область деятельности сверхлюдей – в данном случае на тех, кто якобы населяет Вторую Академию, на существование которой в свое время туманно намекнул Селдон.
– Ах! – вмешался Антор, театрально заломив руки. – Значит, вы все-таки помните о Селдоне? А я так понял, что вы про него напрочь забыли. Селдон сказал, что Вторая Академия существует, и давайте все-таки плясать от этого.
– А вы до конца понимаете все цели Селдона? Вы знаете, какие именно задумки были заложены во все его расчеты? Да Вторая Академия запросто могла быть выдуманным пугалом, жупелом, изобретение которого преследовало весьма специфическую цель. Почему, например, мы победили Калган? Как вы писали в последней серии статей, Турбор?
Турбор поерзал в кресле.
– Я понял, куда вы клоните. Я был на Калгане до конца, Дарелл, и должен честно сказать, что моральный дух калганцев был здорово сломлен. Я просматривал все их газетенки, смотрел все ролики новостей и должен сознаться, что они просто-таки сами не видели другого исхода, – они ждали, что их победят. То есть у них просто руки опускались при мысли о том, что вот-вот должна вмешаться Вторая Академия, и приложить к войне свою карающую десницу, и, что вполне естественно, выступить на стороне Первой.
– Вот именно! – воскликнул Мунн. – А я-то и вообще там всю войну проторчал! Я сказал Стеттину, что Второй Академии не существует, и он мне поверил. Для него это было жутко важно, и он за счет этого чувствовал себя более уверенно. Но заставить народ перестать верить в то, во что он верил всю жизнь, было невозможно – так миф, придуманный Селдоном, сыграл роковую роль в начатой им космической шахматной партии.
Антор резко открыл глаза и в упор уставился на Мунна, который был явно доволен, что у него все так складно получилось.
– А я заявляю, что вы лжете, – отчетливо выговорил он.
Хомир побледнел.
– Не считаю нужным реагировать и отвечать на подобные обвинения.
– А я вовсе не намеревался задеть ваше достоинство. Вы просто не можете не лгать. Вы даже не понимаете, что лжете. Но тем не менее все, что вы говорите, ложь!
Семик, сидевший рядом с Антором, мягко опустил руку на запястье молодого человека.
– Не надо так горячиться, юноша!
Антор раздраженно стряхнул руку старика и крикнул:
– Как же вы все мне надоели! Сидят, смотрят – и ничего не понимают. Да я этого человека и видел-то всего раз десять за свою жизнь, но мне совершенно очевидно, насколько он переменился! А вы все знаете его, что называется, сто лет и ничего не замечаете! Просто с ума можно сойти! Нет, вы серьезно считаете, что этот человек, которого слушаете развесив уши, – Хомир Мунн? Это не тот Хомир Мунн, которого я знаю!
Немая сцена. Почище, чем в театре. Тишину нарушил пронзительный вскрик Мунна:
– Вы что, считаете меня мошенником?
– Не в прямом смысле, но это не имеет значения! – прокричал в ответ Антор. – Все равно вы – мошенник! Тихо, все тихо! Я требую, чтобы меня выслушали!
Он так рассвирепел, что все вынуждены были повиноваться.
– Так вот: помнит ли кто-либо из вас того Хомира Мунна, каким его запомнил я, – того застенчивого библиотекаря, который и говорить-то вслух стеснялся, человека с напряженным, нервическим голосом, заикающегося на каждом слове? Разве это – тот самый человек? Он гладко говорит, он самоуверен, у него куча теорий, и, черт бы меня подрал, он не заикается! Так что – это тот самый человек?
Даже сам Мунн растерялся. Пеллеас Антор предложил более спокойно:
– Ане стоит ли его обследовать?
– Как? – спросил Дарелл.
– Это вы меня спрашиваете – как? Обычно! У вас есть его энцефалограмма десятимесячной давности? Сделайте новую и сравните!
Он ткнул пальцем в съежившегося от страха библиотекаря и яростно крикнул:
– Боюсь, он пострашится идти на обследование!
– Нисколько, – ответил Мунн. – Я – тот же самый человек, каким был всегда.
– Как вы можете об этом судить? – с сожалением в голосе спросил Антор. – Нет, я больше скажу: я здесь теперь никому не доверяю. И требую, чтобы были обследованы все до одного. Была война, так? Мунн был на Калгане. Турбор был за пределами Терминуса, на борту корабля, в зоне военных действий. Дарелла и Семика тоже какое-то время не было здесь – уж не знаю, где они были и чем занимались. Один только я был здесь, в одиночестве и безопасности, поэтому я больше не верю никому из вас. Но, честно говоря, и я не прочь обследоваться. Согласны? Или мне уйти? В таком случае я уйду и буду делать, что сочту нужным.
Турбор пожал плечами:
– Лично у меня возражений нет.
– Я уже сказал, что я не против, – сказал Мунн.
Семик жестом дал понять, что и он не возражает.
Антор ждал, что скажет Дарелл. Дарелл кивнул.
– Начните с меня, – предложил Антор.
Электроды были прилажены на курчавой голове молодого человека. Он застыл в кресле, прикрыв глаза. Веки его слегка подрагивали. Дарелл достал из ящика стола листок с прежней энцефалограммой Антора и показал ему.
– Ваша подпись, не так ли?
– Да, да! Это моя энцефалограмма. Сравните.
Сканнер выбросил на экран старые и новые линии – все шесть. В темноте раздался голос Мунна:
– Вот посмотрите: по-моему, тут есть изменения.
– Это – первичные волны с лобной доли. Это ничего не значит, Хомир. Эти дополнительные пики, на которые вы показываете, не отражают ничего, кроме возбуждения нервной системы. Тут надо на другое смотреть, – объяснил Дарелл.
Он нажал контрольную кнопку, и все шесть ломаных линий слились в одну попарно. Удвоение отмечалось только в области более высокой амплитуды первичных волн.
– Удовлетворены? – спросил Антор.
Дарелл вежливо кивнул и занял его место. За ним последовал Семик, потом – Турбор. И запись, и сравнение результатов происходили в гробовом молчании.
Последним в кресло сел Мунн. На мгновение он растерялся и с оттенком отчаяния в голосе сказал:
– Только учтите: я последний и очень волнуюсь. Надеюсь, это будет принято во внимание.
– Разумеется, – заверил его Дарелл. – Ни одна ваша сознательная эмоция не повлияет на первичную кривую, да она и не важна.
Казалось, потекли долгие часы в тишине… Потом, когда на экране пошло сравнение линий, Антор торопливо проговорил:
– Смотрите – вот оно! Ну, конечно, это самое начало развития комплекса. Разве он сам не рассказал нам об этом самом? Нет никакой обработки – это глупое, нелепое антропоморфическое понятие, но вы сами посмотрите! Думаю, все ясно!
– В чем дело? – вскрикнул Мунн.
Рука Дарелла легла на плечо Мунна.
– Спокойно, Мунн. Вас «обработали». Обработали они.
Вспыхнул свет. Мунн затравленно озирался по сторонам, пытаясь выдавить жалкое подобие улыбки.
– Вы шутите! Нет, вы точно шутите! Вы меня проверяете!
Но Дарелл только покачал головой:
– Нет-нет, Хомир. Это правда.
Глаза библиографа неожиданно заволокло слезами.
– Но я не чувствую в себе никаких перемен. Я не могу поверить в это! Вы… просто с ума все посходили со своей конспирацией! – выкрикнул он.
Дарелл попытался удержать руку на его плече, чтобы немного успокоить, но рука его была яростно отброшена в сторону. Мунн взвизгнул:
– Вы хотите убить меня! Клянусь, вы этого хотите!
Одним прыжком рядом с ним оказался Антор. Раздался глухой, неприятный звук сильного удара, и Хомир повалился навзничь с перекошенным от страха лицом.
Антор резко поднялся и сказал:
– Стоило бы его связать, а потом решим, что с ним делать дальше. – Он отбросил назад свои длинные волосы.
Турбор поинтересовался:
– А как вы догадались, что с ним не все в порядке?
Антор повернулся к нему и насмешливо проговорил:
– Это было нетрудно. Видите ли, дело в том, что я знаю, где находится Вторая Академия.
Это был сильный удар. Но давно замечено, что каждый последующий удар всегда слабее предыдущего. Неудивительно, что Семик очень спокойно поинтересовался:
– Вы уверены? Только что нам нечто в этом роде пытался доказать Мунн…
– Это далеко не то же самое, – ответил Антор. – Дарелл, в тот день, когда началась война, я с вами говорил совершенно серьезно. Я пытался убедить вас покинуть Терминус. Я бы и тогда мог сказать вам то, что собираюсь сказать сейчас, если бы мог доверять вам.
– Вы хотите сказать, что уже полгода знаете ответ?
– Я знал его с того самого дня, как Аркадия улетела на Трентор.
Дарелл вскочил на ноги.
– При чем здесь Аркадия? К чему вы клоните?
– Да ни к чему особенному. Все вполне согласуется с тем ходом событий, о котором мы все прекрасно осведомлены.
Аркадия отправляется на Калган и в страхе спасается бегством, улетая в самый центр Галактики, вместо того чтобы вернуться домой. Лейтенант Диридж, наш лучший агент на Калгане, «обработан». Хомир Мунн, попав на Калган, тоже подвергается «обработке». Мул покорил Галактику, но, как ни странно, сделал своей резиденцией именно Калган. Тут можно поразмышлять, действительно ли он был таким уж великим Завоевателем. Может быть, он был всего-навсего инструментом. Мы все время наталкиваемся на Калган, и ни на что другое – на мир, который непостижимым образом остался целым и невредимым за время почти вековой истории непрерывных сражений между диктаторами.
– Каков же ваш вывод?
– Он очевиден, – ответил Антор, глядя прямо Дареллу в глаза. – Вторая Академия находится на Калгане.
Тут вмешался Турбор:
– Антор, но я был на Калгане! Я был там не далее как на прошлой неделе. И если Вторая Академия находится там, значит, я сошел с ума. Но, честно говоря, у меня впечатление, что с ума сошли вы…
Молодой человек в ярости развернулся к Турбору.
– А у меня впечатление, что вы – жирный осел! Как вы себе представляете Вторую Академию? Что это – детский сад с вывеской? Или вы считаете, что на табло в космопортах должно быть указано: «Вторая Академия»? Послушайте меня, Турбор! Где бы они ни находились, они формируют некую ограниченную олигархию. Они так же упорно должны скрываться внутри того мира, где они находятся, как сам этот мир – в Галактике.
Турбор нервно подвигал скулами.
– Меня смущает ваше отношение к этому, Антор.
– Очень меня трогает ваше смущение! – огрызнулся Антор. – Да вы вокруг себя на Терминусе оглядитесь! Где мы находимся? Мы находимся в самом центре, в ядре, в колыбели Первой Академии, хранилище всех знаний по физической науке. И какую часть населения составляют ученые-физики? Вот вы, лично вы, смогли бы управлять атомной электростанцией? Что вы, лично вы, знаете о конструкции и принципе действия гиператомного двигателя? А? Число настоящих ученых на Терминусе – даже на самом Терминусе – едва ли составит больше одного процента от всего населения планеты.
А что же тогда говорить о Второй Академии, главный принцип существования которой – строжайшая секретность? Их должно быть еще меньше, и они должны скрываться даже внутри своего собственного мира.
– Ну, скажем, – осторожно вмешался Семик, – Калган мы все-таки одолели…
– Да, одолели, – сардонически парировал Антор. – И бурно празднуем победу. В городах до сих пор иллюминация, фейерверки, по телевизору только об этом и орут взахлеб. Но сейчас, именно сейчас, когда мы снова ищем Вторую Академию, каково последнее место, куда нам следует заглянуть? Правильно, Калган.
И ни хрена мы их не победили. Мы только пустили на воздух сколько-то кораблей, убили сколько-то тысяч человек, разрушили на части их Империйку, несколько подорвали их экономическую и торговую базу, но это все семечки. Я готов поклясться, что ни один из тех, кто действительно правит Калганом, нисколько не пострадал. Наоборот, они выиграли, поскольку теперь свободны от всякого стороннего любопытства. Ну, что скажете, Дарелл?
Дарелл пожал плечами:
– Интересно. Я пытаюсь соединить сказанное вами с теми короткими словами, что мне передала Аркадия пару месяцев назад.
– Что, было письмо? – поинтересовался Антор. – И что же?
– Ну, не то чтобы письмо. Я пока и сам не очень понимаю. Всего шесть слов. Но это очень, очень интересно.
– Послушайте, – вмешался Семик. – Я все-таки кое-чего недопонимаю.
– Чего именно?
Семик заговорил, устало двигая губами, тщательно подбирая слова:
– Ну вот, например: Хомир Мунн говорил, что Гэри Селдон, грубо говоря, врал, когда утверждал, что основал Вторую Академию. Вы теперь утверждаете, что это не так, что Селдон вовсе не врал, так?
– Да, он не врал. Селдон сказал, что основал Вторую Академию, и это действительно так.
– Ладно, но тогда следует вспомнить, что он сказал и еще кое-что. Он говорил, что основал две Академии на разных концах Галактики. Ну, молодой человек, а к этому как относиться – тоже шутка, вранье? Калган-то уж никак не на противоположном конце Галактики.
Антор был раздражен.
– Это – второстепенный момент. И это запросто могло быть сказано и выдумано для того, чтобы их лучше обезопасить. И потом, сами подумайте: какая могла быть реальная польза от того, что Хозяева, Властители Умов, были бы помещены на другом конце Галактики? Какова их функция? Служить делу выполнения Плана. Кто является основным двигающим моментом в деле выполнения Плана? Мы, Первая Академия. Откуда же им удобнее понаблюдать за нами в таком случае, чтобы наши действия служили их целям? С другого конца Галактики? Смешно! На самом деле – они всего-навсего в пятидесяти парсеках от нас, что гораздо удобнее и разумнее.
– Мне нравится этот довод, – вставил Дарелл. – Он не лишен смысла. Погодите… Похоже, Мунн пришел в себя. Думаю, его можно развязать. Он уже не опасен.
Антор явно был против, но Хомир отчаянно кивал головой. Пять секунд спустя он принялся столь же отчаянно и яростно растирать затекшие кисти рук.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Дарелл.
– Отвратительно, – ответил Мунн. – Но это не важно. Мне хотелось бы кое о чем спросить нашего молодого всезнайку. Я слышал почти все, что он сказал, и не дурно было бы услышать, что он думает о том, как же нам быть дальше.
Наступила напряженная пауза.
Мунн едко ухмыльнулся:
– Ну, ладно, давайте представим, что Калган —действительно Вторая Академия. И кто же на Калгане на самом деле они? Как вы собираетесь их искать? Как их опознаешь? Как и что можно с ними сделать, даже если вы их найдете?
– А вот на этот вопрос легко ответить мне, – сказал Дарелл. – Рассказать вам, чем мы с Семиком занимались последние полгода? Тем самым я сумею убить двух зайцев, то есть отвечу, Антор, на ваш вопрос: почему я все это время не мог улететь с Терминуса.
– Во-первых, – продолжал он, – я работал над энцефалографическими исследованиями, преследуя цели гораздо большие, чем кто-либо из вас может подозревать. Выявление типа разума, характерного для людей из Второй Академии, – дело гораздо более тонкое, нежели обнаружение Плато обработанности, и этим напрямую я не занимался. Но подошел к этому вплотную. Вплотную, уверяю вас.
Знает ли кто-нибудь из вас, какова сама природа управления чужими эмоциями? Со времен Мула эта тема пользовалась колоссальной популярностью у писателей-фантастов И были сочинены целые горы макулатуры, которая, однако, живо обсуждалась, были длинные передачи по телевидению и тому подобное. Большей частью на это явление смотрели, как на нечто таинственное, непостижимое. Но это не так. Каждый знает, что человеческий мозг является источником мириадов крошечных электромагнитных полей. Всякая возникающая эмоция так или иначе влияет на состояние этих полей, и это тоже должно быть каждому понятно.
Значит, в принципе, есть возможность создать мозг, который мог бы улавливать эти изменения в состоянии полей, фиксировать их и даже входить с ним в резонанс. То есть должен существовать некий специфический участок в головном мозге, который способен воздействовать на любое выявленное им состояние электрического поля. Каким именно образом это происходит, я не представляю, но дело не в этом. Если бы я, например, был слепым, ничто не помешало бы мне теоретически узнать о том, каково значение фотонов и квантов энергии, и мне было бы понятно, что захват фотонов этой энергии может вызвать химические изменения в некотором органе человеческого организма, который способен эти изменения уловить. Но, конечно, от этого я не стал бы способен различать цвета.
Вам все ясно?
Антор кивнул твердо, остальные – менее уверенно.
– Так вот, подобный гипотетический Резонирующий Орган мозга, будучи настроенным на поля, испускаемые мозгом других людей, может осуществлять то, что мы называем «чтением эмоций» или «чтением умов», но в действительности дело обстоит гораздо сложнее. Исходя из этого легко предположить, что может существовать и сходный орган, способный воздействовать на другой мозг. Этот орган способен сориентироваться своим более сильным полем на более слабое поле другого мозга – почти так же как сильный магнит ориентирует атомные диполи куска стали и оставляет их после этого намагниченными.
Я решил математическую задачу принципа действия Второй Академии в том смысле, что вывел функцию, с помощью которой можно прогнозировать необходимую комбинацию нейронных цепочек, нужную для формирования такого органа, какой я вам только что описал. Но к сожалению, функция эта слишком сложна, чтобы ее можно было построить и решить с помощью любого из имеющихся в распоряжении на сегодня математических методов. И это очень плохо, поскольку это означает, что на основании изучения энцефалограмм я никогда не сумею выявить человека из Второй Академии.
Но мне удалось сделать нечто другое. С помощью Семика я сумел создать устройство, которое назвал «Менторезонатором». Возможности современной науки позволяют создать источник энергии, который способен имитировать тип электромагнитного поля, подобный тому, что фиксируется на электроэнцефалограммах. Более того, можно устроить так, что поле будет иметь некий сдвиг, создавая в сознании предполагаемого представителя Второй Академии нечто вроде «шума» или «резонанса», что поможет защитить, закрыть для доступа сознание других людей, с которыми такой человек может быть в контакте.
Вам все ясно?
Семик довольно прищелкнул языком. Работал-то он вслепую, но догадывался и вот теперь понял, что догадки его были верны. Он был доволен собой – есть еще порох в пороховницах!
Антор ответил:
– Мне как будто ясно.
– Это устройство, – продолжал Дарелл, – сконструировать оказалось довольно-таки несложно, тем более что к моим услугам был весь научный потенциал Академии, когда я возглавлял военное научное ведомство. В настоящее время Резиденция Мэра и Юридическая Ассамблея снабжены такими устройствами, то есть защищены полем ментостатики. То же самое сделано вокруг основных, стратегически важных заводов. То же самое сделано вокруг этого здания. Фактически каждое место, которое мы хотим обезопасить от действия Второй Академии, можно снабдить таким устройством, и тем самым оно будет в неприкосновенности и от нее, и от всех будущих Мулов, появись они на свет. Вот и все.
Он улыбнулся и развел руками.
Турбор откинул назад голову и рассмеялся:
– Значит, все кончено? Все позади? Господи более, наконец-то все позади!
– Ну, – сказал Дарелл, – не совсем так.
– Как же это – не совсем? Что еще?
– А как же? Ведь мы до сих пор не обнаружили Вторую Академию!
– Что, – рявкнул Антор, – вы хотите сказать?
– Хочу сказать, что Калган – не Вторая Академия.
– Вы-то откуда знаете?
– Это просто, – усмехнулся Дарелл. – Дело в том, что мне известно, где на самом деле находится Вторая Академия.