§ 2 Трансформации атлантизма в глобалистской стадии
§ 2.1 Геополитическая формула глобализации
Геополитический анализ глобализации подводит нас к важной и фундаментальной формуле, значение которой трудно переоценить и которая должна быть положена в основу любого анализа глобальной или локальной ситуации.
Глобализация=однополярность=цивилизация Моря как единственная=полная маргинализация и фрагментация Суши
В этой формуле важны все составляющие, так как она описывает разные стороны той базовой парадигмы, в которой необходимо производить корректный геополитический разбор всех возможных процессов в сфере экономики, политики, стратегии, культуры, технологии, энергетики, информации, науки, культуры и т.д. Данная формула показывает также, что в глобальном мире геополитика никуда не исчезла и продолжает оставаться надежным инструментом политического и социологического анализа.
Рассмотрим некоторые особенно значимые пары этого четверичного тождества.
1. Глобализация есть однополярность. Это значит, что процесс глобализации есть процесс распространения на весь мир единственной социально-политической, культурной и цивилизационной модели. Другими словами, у глобализации есть центр (полюс) и периферия. Структура глобального мира представляет собой модель окружности, где центр эмулирует цивилизационный код, разрабатывает и направляет его, а периферии остается лишь его воспринимать (с радостью, сопротивлением или безразличием). В то же время, и это особенно подчеркивают критики глобализации (например, «теория мировой системы» И.Валлерстайна), от периферии к центру направлен поток материальных и нематериальных ценностей (полезных ископаемых, энергоресурсов, промышленных товаров, «мозгов», рабочих рук и т.д.), которые аккумулируются в центре и становятся достоянием управленческой элиты этого центра. Глобализация работает по такому центробежно-центростремительному алгоритму, смысл которого сводится именно к однополярности.
Схема 6. Структура распространения кода от центра к периферии в процессе глобализации.
Схема 7. Структура потока ценностей от периферии к центру в процессе глобализации.
Оба движения происходят одновременно на разных уровнях. Транслируя код, центр влияет на периферию, инсталлируя в ее пространстве те же правила и нормативы, которые действуют в самом центре. Но общества «центра» создали эти правила и нормативы в ходе своего исторического развития, отточили их и давно научились не просто ими пользоваться, но и контролировать процесс их изменения. Пока тот или иной код доходит до периферии, в центре происходит новый качественный скачок.
Пример -- делокализация промышленности. В индустриальную эпоху доминация Запада над остальным миром основывалась, во многом, на развитой промышленности, тогда как экономика Третьего мира была преимущественно аграрной, а производство -- кустарным. Начиная с 1980-х годов, промышленные мощности из стран Запада (США и Западной Европы) стали переноситься в страны Третьего мира, где началась бурная индустриализация. Формальной причиной была низкая стоимость рабочей силы в слаборазвитых странах и развитие транспортных структур в мировом масштабе. Но при этом сами западные страны сосредоточились в области финансового контроля и разработки высоких технологий, что сделало индустриальные страны Третьего мира вновь полностью зависимыми от центра.
Этот цикл экономического и технологического развития является теоретически бесконечным, так как центр передает свои коды на периферию только в тот момент, когда у него самого в руках оказывается надежный инструмент следующего поколения (в науке, технологиях, экономике и т.д.)
Поток выходцев из зоны периферии, осаждающий центр, также принимается только до той степени, пока он может быть интегрирован в социальные, политические, культурные и экономические системы центра, то есть пока он может быть аккультурирован и ассимилирован в рамках «цивилизации Моря». В этом случае представитель периферии меняет свою идентичность вместе с образом жизни, образом мысли, языком, гражданством, местом жительства и т.д. Только тогда он интегрируется в центр и становится носителем его ценностной и мировоззренческой системы.
2. Глобализация есть «цивилизация Моря» как единственная. Это значит, что структура кода глобализации, излучаемого центром, есть развитие и доведение до логического предела морских, атлантистских, «Карфагенских» ценностей. Здесь следует вспомнить о том, что геополитика есть не просто политологический или стратегический анализ, но социологическая дисциплина, изучающая отношение общества к пространству. Общество, которое становится нормативным в глобализации, есть общество либеральное, капиталистическое, торговое (олигархическое) и в корнях своих англосаксонское. Это общество выражает морскую «ликвидную» среду и конституирует мировое пространство как «глобальное Море», по которому можно скользить в любых направлениях. Везде, где осуществляются процессы глобализации, происходит превращение социального, культурного, экономического и политического ланшафта в «морскую среду». Свойства этого социологического пространства Моря исчерпывающе описаны у Карла Шмитта в книге «Земля и Море»[156].
Эта глобальная морская среда:
· проницаема;
· подвижна, изменчива;
· не имеет в самой себе фиксированных в пространстве траекторий (дорог, троп, путей);
· однородна;
· отчуждена от того, кто по ней скользит (морские животные в отличие от сухопутных не приручаются);
· благоприятствует свободолюбию и дерзкой активности;
· способствует развитию изобретательности и креативности;
· предрасполагает к постоянной смене идентичности.
Все эти свойства моря и океана полностью переносятся на общества морского типа. Поэтому однополярный круг глобализации по своей структуре есть пространство морской социальности.
Схема 8. Структура однополярного глобального мира как «цивилизации Моря».
3.Глобализация есть фрагментация и маргинализация Суши. Это важнейший вывод из геополитического анализа глобализации. Он означает, что в глобальном мире по сравнению со всеми предыдущими периодами фундаментально меняется структура альтернативы. На предыдущих этапах само содержание «цивилизации Моря» определялось через структуру того, чем «она не являлась, что было ее противоположностью, ее альтернативой, ее отрицанием, ее врагом». Карл Шмитт показал, что главное определение Политического[157] состоит в выяснении конкретной пары друг/враг. Поэтому Море было осмысленным и политическим явлением, пока на противоположном конце находилась Суша как альтернативная структура ценностей, как иная организация пространства, как сухопутная, теллурократическая среда. Эта сухопутная среда (как социологическое явление):
· непроницаема и тверда;
· неподвижна, постоянна;
· несет в самой себе пространственно фиксированные траектории (дороги, тропы, пути, ландшафты);
· неоднородна, выпукла;
· родственна тем, кто в ней обитает;
· благоприятствует дисциплине, верности, консерватизму, постоянству, иерархии;
· способствует выносливости, твердости, последовательности, верности, неизменности;
· предрасполагает к фиксированной идентичности.
Мы видим, что Море и Суша как парадигмы двух типов общества, двух полюсов, симметричны друг другу, и их конфликт, вписанный в пространство мира, в значительной степени способствовал укреплению обоих парадигм перед лицом противника, в котором ценностная система была структурирована обратным образом. В этом и состоит смысл геополитического дуализма: «Не-Море» в нем означает «Сушу», «Не-Суша» означает «Море». И это является стержнем исторической семантики, смысловой (и одновременно географической) осью истории.
Маргинализация Суши и ее фрагментация, означает смысловую трансформацию самого Моря. Когда оно становится всем, оно перестает быть тем Морем, каким оно было ранее. Так возникает новый концепт глобального мира – «Не-Море», которое вместе с тем и не «Суша».
Образ этой новой фигуры пока окончательно не сформирован. Претендентами на эту роль «Не-Моря, но и не Суши» выступают пока «исламский фундаментализм» (Ф. Фукуяма назвал его неудачным термином «исламо-фашизм»), «международный терроризм» (часто означающий почти то же самое, что и «исламский фундаментализм»), страны «оси зла» (Иран, Северная Корея, Венесуэла) и «хаос» (как отсутствие порядка Моря и пробуксовка кодов однополярного центра). На самом деле, «Не-Море, но и не Суша» означает просто «периферию», осмысленную как преграду, как «другое, нежели центр». Итак, есть Море и есть «Другое», нежели оно само. Об этом «Другом» в современном состоянии глобализации пока известно довольно мало, оно еще не определено окончательно и бесповоротно, но самое главное, с геополитической точки зрения это то, что «Другое» не Суша.
Это означает, что глобальная идентичность и морская система ценностей опровергается в глобализме как-то иначе, нежели в прямой и симметричной антитезе, предлагаемой цивилизацией Суши.
«Другое, чем Море, но не Суша» есть важнейшее стратегическое понятие глобализма и однополярного мира. И именно на это следует обращать самое пристальное внимание тем, кто хочет глубоко понять сущность этого явления.
Схема 9. Проблема «Другого» в глобальной идентичности цивилизации Моря
§ 2.2 Пост-Море, постатлантизм и постгеополитика
Теперь мы можем по-новому взглянуть на некоторые теории современных атлантистских геополитиков, которые строят свои теории на модели «Центр-Периферия» или «ядро» (Core) – «зона неподключенности» (Т. Барнетт) и взгляды которых мы исследовали в разделе «Геополитики Моря». По-новому откроется нам и тема «геополитики хаоса»[158], которую мы затрагивали в данном разделе под другим углом зрения.
В стадии глобализма атлантизм перестает рассматривать мир через дуальную топику классической геополитики и пытается описать новую глобальную систему в иных терминах. Это связано с тем, что в глобальных условиях меняется идентичность самой «цивилизации Моря», которая становится глобальным центром, а не одной из двух возможных моделей организации качественного пространства. Теперь это только одна единственная модель и, значит, только «Морем» ее называть некорректно: она есть «всё», глобальная среда. Ее генезис прямо уходит в «цивилизацию Моря», но, так как ее альтернатива больше «Сушей» не является, то и сама она подвергается фундаментальным изменением. Это «пост-Море». А стратегия этой цивилизации есть «постатлантизм». Можно продолжить эту цепочку терминов и поставить вопрос о «постгеополитике».
«Постгеополитикой» является геополитический анализ глобального мира, осуществляемый с (пост)атлантистских позиций и не рассматривающий «цивилизацию Суши» как серьезную альтернативу «цивилизации Моря». Краткой формулой такого подхода можно считать название книги российского атлантиста и мондиалиста Д.Тренина «Конец Евразии»[159]. Глобальный мир возможен только в том случае, если мы признаем, что Евразии действительно пришел конец.
В таком случае легко восстановить топику постгеоплитики. Она достаточно внятно представлена в работе Томаса Барнетта «Новая карта Пентагона»[160] и других его текстах. На ней выделено «ядро», the Core, куда входят страны более или менее интегрированные в глобальный мир, и «неинтегрированный провал», «Non-Integrated Gap» (куда отнесены Африка, часть Латинской Америки, Ближний Восток и ряд дальневосточных стран). Есть еще область, названная «отключенной зоной», «Zone of Disconnectedness» (Иран, Венесуэла, Северная Корея). И никаких упоминаний о Евразии, никаких рассуждений о противостоянии атлантизма и евразийства, Суши и Моря. Карта иллюстрирует «постгеополитический» подход – то есть описывает мир после «конца Евразии», когда в нем в качестве альтернативы Морю существуют лишь «неинтегрированный провал» и «отключенная зона».
В такой постгеополитике есть ряд технических и ряд глубинно философских вопросов.
Главные технические вопросы состоят в том, как упорядочить и интегрировать «неинтегрированную зону», как подключить «зону отключенную», каковы при этом приоритеты, оптимальные методы, а также последовательность шагов -- одним словом, как упорядочить (порядок здесь эквивалентен «ядру») «хаос»?
Главный философский вопрос заключается в вопрошании о смысле и исторической природе того, с чем имеет дело «ядро», когда наталкивается на сопротивление, оппозицию и противодействие со стороны «хаоса»? Какова идентичность Другого?
Если структуру рассуждений, отвечающих на первый вопрос, легко понять и воссоздать, то второй ответ чрезвычайно труден. Это главная проблема «постгеополитики» или геополитики глобального мира.
§ 2.3 Критическая геополитика: отмена «Другого»
Рассмотрим несколько типичных примеров постгеоплитики. К этой категории можно отнести так называемую «критическую геополитику» О’Туатайла и Эгнью, которая рассматривалась в обзоре современных атлантистских теорий. Теории «критической геополитики» точно соответствуют глобалистскому подходу. Однако, в отличие от других версий «постгеополитики», О’Туатайл дает интересный ответ относительно фигуры «Другого». «Критическая геополитика» настаивает на том, что в глобальном обществе «Другого» просто не существует, и само стремление эту фигуру сконституировать коренится в устарелом понятии идентичности. «Другой» необходим, когда есть «Этот», то есть «я сам» как строго определенная инстанция со своими границами, структурами и особенностями. Но если отказаться от идентичности вообще, если размыть ее, если сделать ее игровой и переменчивой, как предлагает постмодернистская философия, мы вместе с этим утратим потребность в «Другом». При таком подходе Море размывает само себя и перестает быть отличным от Суши, которую «заливает».
Это очень интересный ответ на главный философский вопрос «постгеополитики» или «геополитики постмодерна». Глобальное общество должно быть устроено таким образом, чтобы интернизировать все противоречия, сделать их внутренними проблемами и научиться жить с ними в расколотом состоянии сознания. О’Татаутайл следует здесь за идеями философа-постструктуралиста Жиля Делеза, разрабатывавшего тематику «ризомы» и «шизофренического бытия», где раскол сознания считается не патологией, но нормой нового общества.
Так критическая геополитика смыкается с постмодернизмом и альтерглобализмом.