Технологии дегенерации и расчеловечивания 02

Автор: Леонидов-Филиппов А.

Либерализм сквозь призму паразитологии Категория: Леонидов (Филиппов) Александр Леонидович

Страница 9 из 24

20.09.2014 Закат европы (взгляд социопатолога).

На фото: И. Глазунов. Картина "Закат Европы"

Неразрывная взаимосвязь психического здоровья с УСТОЯМИ. "Устои" - это такое понятие, которое обозначает гарантированно-однотипную реакцию во множестве однотипных ситуаций. Человек с устоями (иногда говорят с "моральными устоями") ведет себя предсказуемо и одинаково в двух и более ситуациях, подобие между которыми ему удается доказать. Соответственно, устои бывают твердыми, расшатанными или вовсе отсутствуют. Твердые устои предельно жестко регламентируют поведение человека. Человек с твердыми устоями за них и умирает, и убивает.

Через это действие человека с устоями в обществе возникает господствующий тип психики, который мы и называем потом "нормальным" или "психическим здоровьем". Во-первых, отметим прямое действие устоев на психику человека: люди, категорически враждебные устоям, уничтожаются, караются, то есть происходит чистка общества под определенный психотип.

Во-вторых отметим обратное действие устоев на психику человека: через жесткую регламентацию внешнего поведения, поступков - происходит регламентация мыслей, упорядочивание мыслительной деятельности.

В реальном историческом процессе происходит конвергенция прямого и обратного действия устоев: категорически не соответствующие устоям психики уничтожаются (вместе с носителями), идет отбор только строго определенных типов психики. В то же время в процессе упорядочивания мыслей человек и внутренне (не только за страх, но и от души) -- начинает тяготеть к вполне определенным устоям. Итог этой конвергенции (отбор носителей строго определенных симпатий + усиление этих симпатий через практическое им служение) - появление понятия "ПСИХИЧЕСКОЕ ЗДОРОВЬЕ". Психически здоров тот, кто разделяет господствующие представления общества о добре и зле.

Существуют три уровня нормирования поведения:

1. Абсолютная (необсуждаемая) норма. Люди думают, что она была всегда и вечна как мир.

2. Утвержденная норма. Люди помнят, что она была не всегда, но решили всем народом карать за её нарушение.

3. Норма, находящаяся в процессе утверждения. Люди пока не сформулировали тут своих требований жестко и однозначно, но упорно работают над этим.

Из этих трех уровней нормирования рождаются три родных сестры: психиатрия (применяемая к нарушителям абсолютных норм, нарушение которых немыслимо для членов общества), юриспруденция (преследующая нарушение норм, которое, в принципе, может быть понято обществом, но преследуется) и мораль (преследующее нарушение норм, находящихся в процессе становления, ещё не "забронзовевшие").

Нетрудно заметить, что между психиатрией, правом и нравственностью идет постоянный открытый "обмен пороками". С течением времени осуждаемое становится наказуемым, наказуемое - немыслимым, и наоборот - немыслимое - только наказуемым, а наказуемое - только в общем смысле осуждаемым.

Нетрудно заметить, что первый процесс связан с укреплением устоев, а второй - с их расшатыванием. Иначе говоря, какой бы вопрос психиатрии, права или морали мы не обсуждали- мы будем всегда возвращаться к ключевой проблеме, устоев и меры их шаткости.

(...)

Из нашего изложения может показаться, что человечество находится в западне. Укрепление устоев приводит к зомбированию общества, к превращению людей в машины, абсолютно предсказуемые и всегда реагирующие однотипно. Такие люди неспособны открыть нового, они по своему психотипу - сектанты и фанатики. Их мировоззрение очень узко и механистично, они не видят многоцветья мира и все делят жестко на черное и белое.

Расшатывание устоев, напротив, ведет к сумасшествию общества и служит питательным бульоном для того, что мы называем СОЦИОПАТОЛОГИЯМИ.

Освобожденчество (по латыни - либерализм)- суть есть движение за разгерметизацию общественной морали, за перманентную ревизию норм и устоев общества.

"Не носили коротких юбок - теперь давайте их носить! Не критиковали царя - теперь давайте критиковать! Запрещали некое N - теперь давайте перестанем запрещать!". Таковы формулировки, органично-естественные для освобожденчества.

Самая главная проблема с освобожденчеством - никогда не знаешь, где его закончить. По словам советской песни - "есть у революции начало - нет у революции конца". Если освобожденец (считающий себя освободителем) вдруг остановится в демонтаже устоев - спросят: а почему именно здесь, почему не раньше? Не лицемерие ли это- свел с кем-то личные счеты под маской общего освобождения...

А если освобожденец не будет останавливаться в своих "запретах запрещать" - то шаг за шагом из-под запрета будут выпадать все более гнусные и чудовищные практики. В итоге не только наказуемое (законом) станет ненаказуемым; и немыслимое (предмет психиатрии) - станет вполне обыденным (как стал обыденным гомосексуализм, о котором отцы-основатели психиатрии написали тома исследований, как о психическом расстройстве).

Рассказывая о трагедии освобожденчества, превращающего в итоге нацию в сумасшедший дом - я говорю, в первую очередь, конечно, о трагедии современного Запада, трагедии, которая у нас у всех на виду и на слуху.

В сущности, алгоритм распада западной цивилизации я описал выше. Началось все с преодоления сектантского узколобого фанатизма людей, которых не побоюсь назвать изуверами (кто такие, инквизиторы, например, если не изуверы).

Европейский либерализм рождается из противодействия тотальному запретительству. Он рождается в среде людей, власть над которыми в буквальном смысле слова захватила тоталитарная секта (точнее секты - католичество, лютеранство, кальвинизм, англиканство и т.п.). И в этот момент он кажется необычайно светлым - потому в масонство тогда шли лучшие, включая солнечного Моцарта. Человек Европы и Америки устал от спертой невыносимой духоты и узости со всех сторон стесняющих его норм. Нормирование, доведенное своим педантизмом и сухим начетничеством до абсурда вызвало либерализм Запада как "радужный взрыв"- эмоциональный, интеллектуальный, духовный, бытовой.

Чего не понимал изначально европейский либерализм (и тем более не понимает сейчас, в момент своего страшного анониального вырождения) - так это взаимосвязи между собой и теми тесными, узкими, мучительными нормами, которые он взялся разрушать во имя свободы человека.

Часто бывает так, что металлическое изделие, отлитое в глиняной форме, высвобождают на свет, разбивая, разрушая эту самую глиняную форму. Тем не менее конфигурация отлитого в формах изделия неразрывно увязана с теми формами, которые побеждены, разрушены, сняты.

В полной мере эта аллегория подходит к человеческой психике. С одной стороны, живая человеческая психика формируется в упорной борьбе с мертвечиной сектантства, фанатизма, тупого и автоматического запретительства. Как ругался в песенной форме И.Тальков:

"А-а! Туда нельзя! А-а! Сюда нельзя! А-а! Никуда нельзя!"

Ну, а если раздражающую ситуацию полностью снять? Если станет "всюду можно"? Тогда как? Не приобретет ли общество (а точнее, не приобрело ли оно УЖЕ на Западе) не просто видимость, а тождество скопищу психопатов без врачей и иного медперсонала?

Поэтому с другой стороны- именно одержимые своим запретительством сектанты формируют, как ни странно, нормы психического здоровья. Свободолюбивый человек расширяет эти нормы, раздвигает их по мере своих сил - но в то же время он потеряет психическое здоровье, если окочательно обрушит их, раздвинет коридоры "разрешенного" до бесконечности.

Как проблема "заклинивающей" психопатии зомбирования фанатиков узкой догмы, так и проблема параноидальной истерии "вседозволенщиков" - входят в число важнейших проблем новой науки по имени "Социопатология".

Окончательно эти проблемы не могут быть решены "раз и навсегда" - поскольку чрезмерно успешное решение одной из них породит взрывное развитие другой.

Европейская культура - прежде того, как Европа стала "Гейропой" - решала этот вопрос через достаточно уникальный в человеческой истории механизм "сужающегося углубления" освобождения от запретов и табу.

Выдающейся европейской западной наукой мы обязаны именно этому процессу, который вряд ли бы осмыслен его участниками, а ныне и вовсе демонтирован в Европе, сошедшей с ума в прямом смысле слова - т.е. сорвавшейся с устоев. Процесс протекал спонтанно, как уникальное сочетание ряда факторов, и был нетипичен для истории.

Обычно история дает нам только два пути решения проблемы.

ИЛИ мы имеем в итоге общество, в котором догма подавляет всякую живую шалость, вплоть до простого человеческого юмора, общество роботов-автоматов. Таковы и дальневосточные, и ближневосточные общества, и цивилизации американских индейцев.

ИЛИ мы имеем нарастающий распад и хаос общества, в котором "кто в лес, кто по дрова", психопат становится главным действующим лицом, и приходит историческая смерть данного сообщества людей.

Таким образом, на многотысячелетнем опыте люди знали, что вольнодумство - опаснейший вирус, который, не будучи подавлен, убивает нации, а будучи подавлен - делает их жизнь серой, пресной, бессмысленной - но такова единственная возможность исторического выживания.

(...)

Нет ничего уникального в попытках Средневековья в Европе вырвать с корнем всякое вольнодумство, всякую ревизию принятых устоев. Если бы не уникальный догмат о Триединстве Бога - все завершилось бы построением очередного, бессчетного уже человейника-муравейника, которые живут, пока фанатизм людям не надоест до смерти, а потом в страшных корчах безумия умирают от интеллектуальной взрыво-революции, сходя с ума на финишной прямой своей истории.

Но Триединство Бога заложило в европейское Средневековье неразрешимый для догматиков ПАРАДОКС, и таким образом появилась единственная в человеческой истории ПАРАДОКСАЛЬНАЯ ДОГМА. Всякая жесткая норма психики базируется на принципе "или-или". Или разрешено - или запрещено. Или так - или не так. Или можно, или нельзя. Третьего не дано, включается принцип "исключенного третьего".

Догмат о Троице нельзя решить по принципу исключенного третьего. Нельзя определить - Богов ИЛИ три, ИЛИ один. Жесткой нормы нет - но это жесткая норма! Сомневаться в догмате нельзя - но и решить его однозначно тоже нельзя. Возникла ситуация, в которой нет свободы (догма!) но нет и несвободы (неопределенность, непостижимость уму).

Так догмат Троицы помог Европе пройти между Сциллой тупоумного, зомбирующего фанатизма и фейерверком красок блещущего умственного распада.

Свобода не смогла разрушить психику верующего - но норма не смогла задушить свободу (как всегда до этого бывало в сообществах верующих людей).

Религиозный террор европейского средневековья развивался совершенно симметрично всем прочим цивилизациям. Нельзя сказать, что инквизиторы были лучше (или хуже) людоедов-друидов, инкских жрецов, исламских террористов или корейских чучхеистов.

Социопатология видит в религиозном терроре не дикость садистов, а необходимый для становления вменяемого общества первичный отбор, заточку, подгонку личности под единые общие требования грядущей цивилизации.

Поэтому через религиозный массовый террор прошли абсолютно (!) все цивилизации, включая наиновейшие (например, советская цивилизация).

А которые не прошли - те и не состоялись. Как указывал Ленин - "революция лишь тогда чего-нибудь стоит, когда умеет защищаться". Ленин, как творец новой "красной" религии имел в виду именно массовое уничтожение всех, кто мог бы с оружием в руках представлять опасность для новых устоев.

Общество нового типа (новой цивилизации) просто не может существовать, если не уничтожит категорически не согласных с его устоями, не сломит воли тех, кто примет устои только под давлением насилия и навязывания, не распалит усердия тех, для кого устои симпатичны и притягательны. Поэтому сколько в мире цивилизационных типов - столько и типов религиозного террора.

По мере истребления наиболее активных противников устоев данной цивилизации - религиозный террор обычно ослабевает. Но, во-первых, только "по мере истребления". А, во-вторых, цивилизация, неспособная усиливать догматический террор в случае рождения новых, "непуганных" поколений - гибнет. Именно так погиб СССР, не сумев возобновить необходимое давление на общество, разочаровавшееся в устоях его цивилизации. Да, впрочем, и все другие цивилизации, включая древние.

Средневековая Европа, не придумав ничего нового, выстраивала своего (для неё нового) человека, терроризируя ветхого человека. Но в догматическую обработку попал диалектический догмат о Троице. Он, в итоге, и произвел всю европейскую науку, выстроенную на принципе "углубления вольнодумства в обмен на сужение сферы его применения".

В чем тут дело? Это очень важно, давайте очень внимательно разберемся! На кону - наша с вами жизнь, жизнь нашего народа и нашей самобытной цивилизации...

Итак, суть дела: человек, "сомневающийся во всем", крайне опасен для общества. Например, "нельзя воровать" - а он, видите ли, сомневается, и в итоге ворует. Нужно идти воевать с врагом - а он сомневается, и в итоге получаем дезертира. Нужно зубрить параграф в учебнике - а он сомневается, и в итоге обучение сорвано, учебник не прочитан...

Словом, человек с широкими сомнениями - червь, разъедающий общество изнутри. Недаром и выражение появилось, страшный образ - "червей сомнения". Сомнение народная молва - причем на уровне емкого устойчивого образа - сопоставило с трупными могильными червями! Куда уж жестче!

Зайдем с другой стороны: человек, который ни в чем не сомневается. Это просто идиот.Надеюсь, вы понимаете, что стремление все принимать на веру приведет к идиотизму чистой воды, создаст болвана - который по сути своей не более, чем механическая кукла. Кукла может быть функциональной, послушной - но она никогда не сможет сдвинуть с места дело материального и духовного прогресса.

Мы оказались в тупике. Человек сомневающийся - трупный червь, а человек не сомневающийся - идиот. А человек, частично сомневающийся - вызывает вопросы: до каких пор ему сомневаться, а после каких - уже нельзя? И почему досюда, а не раньше или позже?

Но вот в дело вступил догмат о Троице, парадокс на уровне догмы. Из него выросли схоласты - спорщики о догмах, логические трактователи догматических истин. Суть схоластики в Европе - человек покупал право на вольнодумство в очень узкой сфере, при этом оплачивая его полной преданностью догмам во всех остальных случаях жизни.

Например, я вольнодумствую в области математики, в области сверхмалых чисел. Тут я сомневаюсь, выдуриваюсь по полной, разбираю разные варианты, вырабатываю собственную норму, и т.п. При этом во все остальные сферы жизни это вольнодумство категорически не идет. Во всем остальном я вернейший сын католической (лютеранской, анабаптистской - подставить любую) церкви.

Вольнодумство пошло на такую узость приложения вовсе не по собственной воле и не от хорошей жизни. Эта узость была для него единственной лазейкой для того, чтобы вырваться из предопределенности раз и навсегда навязанных всем норм и устоев.

Конечно, и такое узкое вольнодумство было бы немедля растерзано догматиками, как в десятках других цивилизаций - но... останавливала необходимоть трактовать догмат о Троице! Схоластика возникает вокруг тринитаризма, а европейская наука во всем её многоцветье - вокруг схоластики.

В итоге для нас кажется чем-то само собой разумеющимся, что великие ученые прошлого - порядочные люди, образцы нравственного поведения. Но это именно наследие тринитаризма - глубины вольнодумства при условии узости зоны его проникновения.

В самом деле - что же это будет за ученый, если он не сомневается? И, с другой стороны - как же сомневающийся может быть порядочным человеком, если само свойство порядочности вытекает из слепого, религиозного, бездумного следования до тебя и без тебя выведенному канону поведения?

Сомнения такого уровня накала, которые были у европейских ученых - несомненно сожгли бы и разрушили человеческую личность, превратили бы своих носителей в непредсказуемых и опасных безумцев - если бы не ЛОКАЛЬНОСТЬ применения сомнений.

Христианство много веков (и очень жестко) вырабатывало тип человека, умеющего локализовать зону сомнений. В итоге получились люди, способные обладать космическим вольнодумством в сфере астрофизики, но при этом слепо и бездумно следующие нормам поведения, брака, общения, принятыми в их обществах.

Не нужно думать, что это естественно и сложилось само собой. Оно категорически неестественно, и нигде, кроме Европы, само собой не сложилось. Более того - даже там, где это искусственно насаждают (отнюдь не само собой) - успехи минимальны.

Человек так устроен, что из него все время получается или бездумный исполнитель, механическая кукла в руках правящей секты - или такой подлец, что хоть святых выноси! Собственно, подлецы, взрощенные широким вольнодумством, этим и занимаются: выносят святых и лезут на их места, убивая в процессе друг друга.

Не сразу, но европейское Средневековье выявило ещё одну важную черту: примененное локально, узко, в качестве ислючения вольнодумство оказалось необыкновенно плодовито для прогресса, как материального, так и духовного. Широкое вольнодумство с точки зрения прогресса совершенно бесплодно: сомневаясь во всем, червь серьёзно не относится ни к чему, сомневается и в самом прогрессе, и в будущем после себя, и в необходимости нести блага людям. Широкие вольнодумцы порождали новые секты и ереси - но никак не новые науки.

Узкое (порой до уродливости) вольнодумство разделило знание (гнозис) на разные виды, подвиды, сделало из единой философии множество наук. Узкий вольнодумец не сомневался ни в чем (порой демонстративно) - кроме своей узкой научной отрасли.

Гнозис (познание) - уже не был для таких людей целостностью.

Вот почему "гностиками" называют вовсе не академических ученых, а мерзавцев, засевших в тайных ложах заговорщиков, и периодически планирующих убить то все человечество, то значительную его часть.

Гностицизм лежит в основе масонства, сатанизма, других паразитарных и деструктивных течений духовной жизни - но никак не академической науки.

(...)

В определенный момент Европа и Запад утратили волшебную локализацию вольнодумства, приносившую добрые и безобидные плоды просвещения. Провещение, утратив свой прикладной смысл при христианской церкви, превратилось в световое ослепление.

Деградация Запада - страшная, грандиозная, как извержение вулкана над Помпеями - следствие развала тех ограничительных форм, внутри которых горел огонь Просвещения. До тех пор, пока Просвещение обслуживало догмы - оно было огнем в печи. С того момента, как просвещение (читай - право на сомнения в устоях) вырвалось из-под догматики, оно превратилось в испепеляющий пожар.

Трагедия заката Европы - коренится именно в этом.

А. Леонидов-Филиппов.; 20 сентября 2014

http://economicsandwe.com/21745377964291AB/