Автор: Демурже Ален
О масонерии и орденских структурах Категория: Демурже Ален
Просмотров: 3805
Глава 3. Непрерывная война (1153–1180 гг.)
Латиняне и мусульмане во второй половине XII столетия
Падение Аскалона обеспечило безопасность южной части королевства и открыло франкам путь в Египет. Через год Нур-ад-Дин захватил Дамаск. Отныне по всей восточной границе, от Антиохии до Акабы, франкам противостоял один и тот же враг. Гильом Тирский не заблуждался насчет важности этого события, которое, по его словам, было «роковым для христиан, поскольку человека, не имеющего власти, сменил серьезный противник».[155] За несколько лет геополитическая ситуация на Ближнем Востоке совершенно изменилась.
В 1146 г. всеобщее внимание было обращено на Алеппо, Эдессу и Антиохию. Казалось, история повторяется: словно вновь начался Первый крестовый поход. Людовик VII и Конрад III, — подобно Готфриду Бульонскому и Раймунду Тулузскому пятьюдесятью годами раньше — погрязли в византийских интригах, а затем застряли в горах Малой Азии. Но с 1148 г. приоритетным стало направление на Дамаск. Начиная с 1154 г. центр тяжести изменился, и на долгие годы под прицелом оказался Египет. Даже в 1306 г. (к этому времени латинских государств уже не существовало), когда папа спросил у Жака де Моле, великого магистра тамплиеров, и Фулька де Виларе, великого магистра госпитальеров, что, по их мнению, будет достойной целью для нового крестового похода, они оба назвали Египет.[156]
В 1154 г. Египтом правила династия Фатимидов. Каир был столицей шиитского (исмаилитского) халифа, который для суннитских властей Багдадского халифата был еретиком. Нур-ад-Дин, объединив Сирию, повернулся к Египту. Он преследовал религиознуюцель — искоренить шиитскую ересь, и политическую — объединить, воспользовавшись благоприятным моментом, мусульманский мир, что бы затем покончить с неверными: христианами латинских государств своими просчетами латиняне только ускорили объединение Сирии. Теперь им следовало приложить все силы, чтобы избежать сиро-египетской унии.
В этой ситуации поле для маневра у военных орденов сузилось. Они были выразителями идеи крестового похода и непрерывной войны с неверными. И придерживались в их отношении агрессивной политики. Они были всегда под рукой, когда нужно было совершить набег или принять участие в битве. Но опыт, приобретенный в Святой земле, военный профессионализм и знание противника научили рыцарей-монахов осторожности. Они понимали: завоевания ничего не стоят, если их нельзя удержать. Но королевство Иерусалимское — если говорить только о нем — могло выставить всего шестьсот рыцарей. Военные ордены могли добавить к ним еще шестьсот. С учетом сержантов и всевозможных вспомогательных бойцов получался прекрасный воинский отряд. Но для обороны его было недостаточно. Ибо, если решение военных задач ограничивалось только способностью вести эти войска к победе, то пределы политических возможностей были очевидны: речь идет о низкой численности франкского населения, которое никогда не превышало ста пятидесяти тысяч человек. Следовательно, латинским государствам приходилось соизмерять свои цели с теми человеческими ресурсами, которыми они располагали на постоянной основе, а не только с военными силами, которые можно было собрать в разовом порядке, например, в результате прибытия новых крестоносцев.
Военные ордены прекрасно это понимали. Латиняне Святой земли, поселенцы, которых тексты того времени называют «пуленами» (насмешливо — «жеребчиками»), — тоже. Но только сошедший с корабля крестоносец из Западной Европы не желал ничего знать: он прибыл, чтобы разделаться с неверными, а не для того, чтобы подписывать перемирия. Палестинского «пулена», вступавшего в переговоры с неверными, он тут же рассматривал как капитулянта — если не как предателя. Благоразумие, которое не раз демонстрировали военные ордены, навлекало на них те же самые обвинения, например, при осаде Дамаска.
Поэтому существует, по крайней мере, три причины, чтобы отказаться от традиционной схемы, согласно которой военные ордены были естественными союзниками крестоносцев Запада против латинян Востока.[157]
Во-первых, состав военных орденов никогда не был однородным. В каждом из них, без исключения, мы постоянно встречаем как «пуленов», так и крестоносцев. Потери орденов — особенно ордена Храма — в живой силе всегда были велики, и им приходилось пополнять свои ряды, вызывая в Сирию-Палестину братьев-рыцарей и сержантов из орденских резиденций на Западе. А эти новоприбывшие по своему менталитету были простыми крестоносцами. Несмотря на дисциплину и преданность ордену, бывшие своего рода сдерживающими факторами, стали возникать конфликты. В 1168 г. египетская политика Жильбера д'Ассальи, великого магистра госпитальеров, привела этот орден к глубокому кризису. Избрание Ридфора — как и в случае с Тремелэ в 1152 г. — на пост магистра ордена Храма не было признано всеми братьями.
Во-вторых, конфликты вспыхивали и между двумя военными орденами. В другой главе мы увидим, какое значение следует придавать их взаимоотношениям. Пока же напомню только, что они были соперниками, а не врагами.
В-третьих, после смерти короля Амори в 1174 г. династические проблемы, малолетство королей и регентство подорвали авторитет королевской власти и привели к глубоким разногласиям в правящем классе государства — разногласиям, которые отнюдь не сводились к противостоянию «пуленов» и крестоносцев.
Отличительная черта политической и военной жизни латинских государств во второй половине XII в. — растущая активность военных орденов. Возможно, она превышала то, чего хотели они сами, и, во всяком случае, она выходила за рамки их призвания. Но другого выхода не было.[158]
Растущее участие в военных операциях
В стране, где население, которое призывали на войну, не растет или даже сокращается; в христианском мире, где больше говорят о крестовом походе, чем его готовятся к нему, военным орденам всегда удавалось восполнять человеческие ресурсы, средства, деньги.
Участие, которое они принимали в военных операциях, возрастало, и — факт показательный — исторические труды того времени все чаще и чаще упоминают об этом, В текстах эпохи повествуется о героизме и отваге храмовников, подсчитываются их потери, отмечаются гибель в бою или пленение сановников ордена. Так, магистр Бертран де Бланфор в 1157 г., Эд де Сент-Аман в 1179–1180 гг. и Жерар де Ридфор в 1187 г. попали в плен во время проигранных сражений.
Войска латинских государств могли сражаться одновременно на два фронта только за счет большой мобильности и умелого использования отрядов крестоносцев. В1176 г. Филипп Фландрский отправился на помощь северным государствам. Король Иерусалимский выделил ему сто рыцарей и две тысячи сержантов. Филиппа также сопровождал великий магистр госпитальеров и «большая часть тамплиеров королевства».[159] В результате, как уточняет Эрнуль, в королевстве осталось не более «пятисот рыцарей, что у тамплиеров, что у госпитальеров, что мирян». В целях диверсии преемник Нур-ад-Ди-на, Саладин, напал на латинян с юга, со стороны Газы. Тамплиеры смогли выставить всего восемьдесят рыцарей, присоединившихся к королевским бойцам. Отметим, что в отсутствие своего великого магистра госпитальеры, кажется, удивительным образом не принимали участия в битвах 1176–1180 гг. — по крайней мере, об этом ничего не сказано в исторических текстах. Тем не менее в ноябре 1177 г. благодаря сплоченности и знаменитой стремительной атаке тяжелой конницы королевским рыцарям и тамплиерам удалось нанести эмиру сокрушительное поражение при Монжизаре. Сразу же после победы иерусалимское войско и братья Храма отправились на север, чтобы укрепить в Галилее границу по Иордану. Они построили в Броде Иакова, что по ту сторону Сафеда, замок Шатле: охранять его поручили храмовникам. Однако в 1179 г. Саладин атаковал этот район, разгромил королевские войска при Бофоре (в этой битве попал в плен магистр ордена Храма), а затем после пяти дней осады захватил только отстроенный замок.[160]
Таким образом, на Востоке ритм жизни братьев Храма задавали именно эти набеги, походы, битвы и более или менее соблюдаемые перемирия. Эти изнурительные операции были малоэффективными и дорогостоящими. Один мусульманский историк писал, что при Броде Иакова в замке находилось 80 рыцарей, в большинстве своем тамплиеров, со своими оруженосцами и слугами, 15 командиров, каждый с 50 людьми (речь, вероятно, идет о местных бойцах, набранных орденом Храма из ремесленников, кузнецов, плотников, каменотесов и кладчиков), и 100 мусульманских пленников.[161] Всего получалась тысяча человек, и большинство из них были перебиты на месте. Добавим, что все тамплиеры, взятые в плен при Бофоре, были казнены, кроме магистра Эда де Сент-Амана, который умер в тюрьме.
Самые крупные военные действия этого периода развернулись в Египте, где в 1163–1168 гг. их вел король Амори. В Египте власть находилась на грани полного разложения. За ключевой пост визиря шла жестокая борьба, и, чтобы завладеть или удержать его, каждый из конкурентов стремился заручиться поддержкой извне — либо франков Иерусалима, либо мусульман Дамаска. У кормила власти стоял визирь Шавар, настоящий мастер двойной игры. С 1163 по 1167 г. король Амори организовал три похода в Египет, и все они проходили по одному сценарию. Целью их был Бильбейс, древний Пелузий, ключ к дельте Нила. Каждый раз латиняне откликались на зов одного египетского клана и сталкивались с сопротивлением другого, который поддерживали сирийцы. Вдобавок Нур-ад-Дин направил в Египет двух выдающихся военачальников, Ширкуха и Са-ладина. Поскольку ни одна сторона не могла добиться решающего перевеса, каждый поход заканчивался соглашением: добившись уплаты дани, «иностранные силы», франки и сирийцы, покидали страну.
Тем не менее в 1167 г. франки добились некоторого преимущества. Их призвал на помощь визирь Шавар, желавший избавиться от Ширкуха. Начались бои в Верхнем Египте и под Александрией, осажденной войсками латинян и обороняемой Саладином. Кампания слишком затянулась; стороны пришли к соглашению, и осада была снята. Саладин уходил из Египта, а франки оставили свой гарнизон в Каире, поручив ему следить за соблюдением договора, заключенного с Шаваром, и защищать франкских чиновников, собиравших обещанную Шаваром дань. Это соглашение было достигнуто во время визита в Египет франкского посольства, которое возглавили Гуго Цезарейский и один из высших сановников ордена Храма Жоффруа Фушье, несомненно, сыгравший важную роль в переговорах.[162] Египту навязали своеобразный франкский протекторат, что представляло собой разумную политическую и военную цель, которую готовы были поддержать все силы в королевстве. Орден Храма принимал участие во всех этих египетских экспедициях и потерял шестьсот рыцарей и двенадцать тысяч сержантов, хотя эти цифры выглядят явно завышенными.[163]
Однако на следующий год орден Храма категорически отказался участвовать в новом походе на Египет, организованным под предлогом, что Шавар не выполнял условий договора 1167 г. Раздражение, вызванное политикой лавирования визиря — по слухам, собиравшегося призвать на помощь Ширкуха, — стало причиной образования в Иерусалиме партии войны до победного конца, куда входили сенешаль королевства Милон де Планси и великий магистр госпитальеров Жильбер д'Ассальи. Их цель состояла в том, чтобы, воспользовавшись реальным или предполагаемым нарушением Шаваром условий каирского договора, полностью покорить Египет. Магистр тамплиеров, Бертран де Бланфор, показавший себя в этой ситуации более тонким политиком, ратовал против разрыва договора по инициативе латинян, так как он наверняка повлек бы за собой массированное вторжение сирийцев в Египет. На этот раз Гильом Тирский, посвятивший свой исторический труд королю Амори, одобрительно высказывается о действиях тамплиеров:
Магистр ордена Храма и другие братья не пожелали участвовать в этом деле и сказали, что не последуют за королем в этой войне. <…> Вполне возможно, они усмотрели, что у короля нет здравых оснований воевать с египтянами в нарушение договора, подтвержденного его клятвой.[164]
Верный данному слову, Бланфор отстаивал договор, заключенный в том числе и тамплиером Фушье.
Позицию храмовников проясняет еще одно обстоятельство: целью кампании 1168 г. в Египте было уже не установление протектората, а полное завоевание страны. Об этом свидетельствует договор между королем Амори и Жильбертом д'Ассальи от 11 октября 1168 г.: в обмен за свое участие в походе госпитальеры потребовали от короля уступить им Бильбейс с прилегающей территорией, а также имущество и доходы в десятке египетских городов.[165] Принимая во внимание нехватку человеческих ресурсов у латинян, задача представлялась невыполнимой. К тому же орден Храма прочно обосновался в Газе и мог надеяться получить во владение Аскалон. Египетская граница превратилась в личные угодья тамплиеров, где у госпитальеров не было никаких шансов с ними соперничать.
Можно выдвинуть и последнее соображение: итальянские города Пиза и Венеция вели выгодную торговлю с Александрией и крайне неохотно, не привлекая свой флот (кроме 1167 г.), поддерживали военные действия франков в Египте. Тамплиеры состояли в прекрасных отношениях с этими двумя городами и в данном случае встали их сторону. Но почему рыцари Храма поступили так именно в 1168, а не в 1163–1167 гг.?[166]
Король Амори, обычно более рассудительный, последовал за своим другом д'Ассальи. Экспедиция закончилась провалом. Ее единственным результатом стало то, что Саладин с победой вступил в Каир, избавился от Шавара, занял его место визиря и, наконец, восстановил суннитскую ортодоксальную религию в Египте. Фати-мидский халифат отжил свое. В теории Саладин действовал от лица Нур-ад-Дина: казалось, что единство Сирии и Египта было достигнуто. В действительности Нур-ад-Дин и Саладин стали соперниками. Единство мусульманского мира стало реальностью только после смерти Нур-ад-Дина в 1174 г. — смерти, выгодной Саладину. Распри среди мусульман возникали непрестанно и, безусловно, отсрочивали поражение латинян.
Урок 1168 г. был горьким: впервые военный орден госпитальеров оказал решающее воздействие на политический выбор, а орден Храма отказал в помощи иерусалимскому королю.
Растущее политическое влияние
В1148 г., когда Людовик VII присоединился к Конраду III в Акре, был собран совет, на котором было принято решение захватить Дамаск. На этом совете присутствовали магистры тамплиеров и госпитальеров.
Такие советы, на которых присутствовали король, вожди крестоносцев и высшие светские и церковные сановники королевства, включая магистров двух военных орденов, собирались по прибытии каждого большого отряда крестоносцев, чтобы согласовать цель военных действий, выгодную общим интересам латинских государств.
Так было во время прибытия графа Неверского в 1168 г. и графа Филиппа Фландрского в 1176 г. Речь на советах шла о военных походах, и присутствие руководителей орденов было необходимо.
Но два магистра стали заседать в совете и в тех случаях, когда там обсуждались и важные политические решения. В 1777 г. совет, где они присутствовали, предложил графу Фландрскому пост регента при юном короле Балдуине IV. Кроме исключительных случаен (д'Ассальи в 1168 г. и Ридфор в 1185–1187 гг.) оба магистра оказывали умиротворяющее влияние на правительство королевства, так как у латинских поселенцев на Востоке были собственные взгляды. Ведь независимо оттого, что бы ни произошло и какими бы острыми ни были их собственные разногласия с местными властями (или между собой), они не могли уехать из страны как крестоносцы или итальянские купцы. Поэтому в их же интересах было найти выход из любого спора.[167]
Кроме того, руководители ордена играли роль третейских судей в распрях местного значения: в 1181 г. Боэмунд III Антиохийский развелся с женой, что стало причиной ожесточенного конфликта с патриархом Антиохии, отлучившего его от Церкви. Затягивание этого конфликта только ослабляло латинян, что не могло не беспокоить иерусалимского короля. Для примирения враждующих сторон он отправил в Антиохию посольство из четырех человек, в том числе магистров орденов тамплиеров и госпитальеров.[168]
Когда в 1186 г. Рено де Шатильон, сеньор моавского Крака, открыто объявил о неповиновении своему королю, а в 1187 г. король Ги де Лузиньян решил начать переговоры со своим противником, графом Раймундом Триполийским, магистры орденов, откликнувшись на просьбу о вмешательстве, не остались в стороне. Иногда к их помощи обращались через посредничество папы, который назначал их арбитрами.
Наконец, тамплиеры были прекрасными дипломатами и посланниками. Эврар де Барр договорился с византийским императором Мануилом о том, что воины Второго крестового похода могут пройти через Константинополь. Жоффруа Фушье стал одним из творцов договора 1167 г. с Египтом, а в 1171 г. Филипп Наблуский, недавно отказавшийся от поста магистра ордена Храма, представлял королевство в Константинополе. В 1184 г. король Балдуин IV, которому пришлось столкнуться с мятежом Ги де Лузиньяна в Яффе, с гневом выпроводил магистров орденов, когда те пришли просить за бунтовщика, и послал их просить помощи и содействия на Запад.
Отношения орденов с белым духовенством Святой земли развивались под знаком предоставленных им папой льгот и привилегий, интерпретация которых порой приводила к столкновениям. Конфликт между орденами и светскими властями, хотя и более запутанный, имел ту же природу. Ордены порывались считать себя независимыми от короля Иерусалимского или князя Антиохийского. В латинских государствах Севера и в королевстве Иерусалимском этот процесс проходил в разном ритме.
В Антиохии и Триполи орденам были предоставлены обширные земли в приграничных марках на условиях, которые сразу же становились правилом: отказ князя от всех своих прав; право повсеместной свободной торговли для жителей марки; обязательство графа или князя не заключать договоров с мусульманами без согласия орденов (позднее князь Антиохийский даже согласился с тем, что госпитальеры вольны не соблюдать условия заключенных им договоров); раздел добычи во время военных операций только в случае присутствия князя.[169]
В результате в Триполи госпитальеры сколотили вокруг знаменитого Крака де Шевалье марку, включавшую в себя почти половину всего графства. Она граничила с эмиратами Хомса и Хамы, а также с землями секты ассассинов. Чуть позже орден Храма создал несколько меньшую по размеру марку вокруг города Тортосы, полученного им в 1152 г. С 1131–1138 гг. храмовники владели Баграсом и его окрестностями на границе Антиохии и армянской Киликии. В 1186 г. госпитальеры получили Маркаб по соседству с графством Триполи, откуда можно было следить за простиравшимися к северу землями ассассинов, подобно тому как гарнизон Крака де Шевалье контролировал их с противоположной стороны.[170]
Эти щедрые уступки, превратившие ордены в автономные силы, свободные в выборе своей внешней политики, были следствием неспособности северных государств самостоятельно обеспечить защиту своих территорий. Передача орденам земель часто происходила после поражения, и часть их требовалось сначала отвоевать.
В Иерусалиме ситуация складывалась иначе, так как королевская власть все еще была могущественной и располагала средствами, чтобы вместе с орденами обеспечить свою защиту. Попытки тамплиеров создать марку на границе с Египтом так и не были доведены до конца. Отношения между орденами и королем не могли быть равноправными, как на севере. В конце концов, короли заставили храмовников признать свою власть, что прекрасно иллюстрируют три серьезных события, рассоривших Амори и орден Храма.
В 1165 г. с помощью предательства Нур-ад-Дин завладел укрепленным гротом Тирона, поблизости от Сидона, который считался неприступным, а затем осадил расположенный неподалеку замок тамплиеров. Поспешивший на помощь осажденным Амори узнал, что гарнизон сдался, не оказав существенного сопротивления. В гневе король приказал повесить двенадцать храмовников.[171] Правда, нам неизвестно, как отреагировал на это происшествие магистр ордена.
Второй конфликт разразился в 1168 г. из-за отказа тамплиеров участвовать в походе на Египет. Неудачный поход подтвердил правоту тамплиеров, и ссора не успела перерасти в серьезный конфликт.
В 1173 г. произошел знаменитый инцидент, связанный с сектой ассассинов. Коротко расскажем о ее истории и роли. Шиитская секта исмаилитов разделилась на персидскую ветвь, базировавшуюся в крепости Аламут, к югу от Каспийского моря, и сирийскую, обосновавшуюся на горе ассассинов. Эту мистическую секту — самых фанатичных и преданных членов которой, фидаев, называли ассассинами (от слова «гашиш») — возглавлял «Старец Горы», пользовавшийся непререкаемой властью. Слово «ассассины» имело успех и приобрело во французском свой современный смысл (убийца), потому что излюбленными способами действия «Старца» и покорных его воле приверженцев было тайное убийство.
Ассассины боролись, главным образом, против суннитов Сирии и Персии; иными словами, они могли стать «естественными союзниками» латинян, хотя и убили Раймунда II Трйполийского в 1152 г. Хотели ли они обратиться в христианство? Именно это утверждает Гильом Тирский. Однако в этом вопросе наш архиепископ был склонен принимать желаемое за действительное. Он уже обвинил тамплиеров в том, что в 1154 г. в Египте они из-за страсти к наживе выдали за деньги в Египет фаворита халифа, Насра, который был замешан в заговоре и надеялся найти убежище у братьев ордена. По словам Гильома, Наср был готов перейти в христианскую веру. Похоже, что тамплиеры не поддались на этот обман.[172] С еще большей осторожностью следует относиться к истории об обращении в христианство ассассинов. Вот что об этом событии рассказывает Гильом Тирский: «Старец Горы» завязал контакты с королем Амори, управлявшим графством Триполи вместо находившегося в плену Раймунда III. Он объявил о своем желании креститься вместе с членами своей секты при условии, что тамплиеры Тортосы откажутся от дани в две тысячи безантов, которую они заставили его выплачивать. Начались переговоры. В обстановке всеобщего энтузиазма король и посланцы «Старца» заключили соглашение. Но на обратном пути послы попали в засаду, устроенную тамплиерами из Триполи. «Старец» был в ярости; король тоже. Он отправил к магистру ордена, Эду де Сент-Аману, находившемуся тогда в Сидоне, двух баронов с требованием наказать виновного — Готье дю Мениля, надменного и высокомерного (впрочем, этот образ стал привычен для хронистов) храмовника, пользовавшегося дурной славой. Сент-Аман заявил, что сам наказал Готье и выслал его в Рим; кроме того, магистр воспретил двум баронам — а следовательно, и королю — вмешиваться в дела ордена и его братьев. Король Амори и слушать ничего не желал: он примчался в Сидон, где, особенно не заботясь о привилегиях ордена, проник в резиденцию Храма, силой захватил Готье и заключил его в тюрьму в Тире до вынесения приговора. Что король собирался сделать с виновным? Нам это неизвестно. Амори не успел принять никакого решения: он умер в июне 1174 г.[173]
Гильом Тирский и вслед за ним другие авторы вновь и вновь возвращались к теме алчности тамплиеров. Допустим. Но переход ассассинов в христианство был абсолютно иллюзорным. Нельзя забывать, что они действовали сугубо в рамках ислама. Когда руководитель персидских ассассинов возжелал стать живым богом и порвать с исламом, то его шаг привел к исчезновению секты в данном регионе. Вождь секты в Сирии никогда не совершал подобной ошибки. Его проект союза с христианами был чисто тактическим ходом, и возможно, что тамплиеры наряду с другими латинянами отдавали себе в этом отчет.
Впрочем, это не имеет особого значения. Важно другое: произошедшее показало, что сильная королевская власть была способна подчинить себе военные ордены. Но могла ли она обойтись без них? Нет. Ходили слухи, что Амори, раздраженный поведением тамплиеров, и, более того, сознавая опасность, грозившую королевству со стороны богатых и независимых орденов, вынашивал план их упразднения. Но одно дерево не должно заслонять леса! Пусть личная неприязнь между королем Амори и тогдашним магистром Эдом де Сент-Аманом, который, в соответствии с образом, нарисованным текстами своего времени, видимо, был человеком достаточно вспыльчивым, не затмит в наших глазах глубокую солидарность между орденами и иерусалимской монархией. Уничтожить военные ордены? Во второй половине XII столетия? Невозможно. Папство никогда бы этого не допустило, и любому во всем христианском мире это было известно.