Автор: Почепцов Г.Г.
Поведенческие войны Категория: Почепцов Георгий Георгиевич
Просмотров: 2763

2011-2013 Статьи. Предлагаемые тексты - пример прокладывания некоторой просеки в непролазном лесу англоязычных текстов.

Сильная сторона автора - хорошее знание текстов зарубежных исследователей и обильное цитирование: Операции влияния являются наиболее интересным инструментарием, поскольку вызывают наименьшее сопротивление проводимому воздействиюВсе это принципиально невоенные сценарии, но последствия их будут такими же, как от военных сценариев – катастрофическими. А система национальной безопасности все еще предпочитает работу против возможных военных сценариев.

Примеры, приводимые из жизни СССР по меньшей мере спорны, а в худшем случае выдается нечто из набора клише скучающей диссиденствующей интеллигенции в уже набившем оскомину ключе опознавания "свой-чужой": Революция 1917 года. Немецкие деньги разваливают Россию как противника Германии и ведут к революции. Или. Тоталитарные государства монопольно удерживают одну точку зрения и блокируют другие. Демократические государства дают возможность существования других точек зрения. Но часто и такая политическая возможность может не реализовываться на равных, поскольку она не подкреплена экономически. - И в чем тогда отличие демократии от тоталитаризма?  Наверное, в антирусской и антисоветской среде эти мантры - обязательный ритуал: "Я - свой, буржуинский". Просто пропускаем. Пробиться через свалку/нагромождение текстов партнеров к осмыслению понятий, идей и приемов информационных/поведенческих/когнитивных/культурных войн не просто. 

29.12.2013 Особенности реализации коммуникативно-цивилизационных переходов

Оранжевая революция имела в качестве своей базы средний класс. Но поскольку средний класс опять оказался под молотом государства, пришел Майдан-2.

23.12.2013 Создание и удержание национальной идентичности в условиях смысловых войн

Все постсоветские страны находятся под воздействием постоянных смысловых интервенций, не обладая эффективными вариантами защиты от них

15.12.2013 Как с помощью коммуникации трансформируются социосистемы

Мы рассмотрим два вида переходов. С одной стороны, это примеры переходов, когда трансформация коммуникации несет в качестве последствий трансформацию цивилизации. С другой, те типы научных направлений, которые с разных позиций исследуют процессы этих трансформаций.

08.12.2013 Цивилизации и коммуникации: новые подходы

 Телевидение в чем-то является примером отрыва коммуникации от цивилизации, который может тормозить дальнейшее развитие, подталкивая общество не к прогрессу, а регрессу.

24.11.2013 Классические медиатеории: Хевлок, Карпентер и Торонтская школа коммуникации в целом

Торонтская школа коммуникации известна благодаря фигуре М. Маклюена, которого знают все или почти все. Но школа не может состоять из одного человека. Кто же еще стоял рядом с ним? Кто еще работал в то время в Торонтском университете?

Торонтский университет, на который не влияли военно-промышленные исследования, предоставлял до конца пятидесятых относительно свободную от давления академическую среду, имевшую склонность к критике.

17.11.2013 Классические медиатеории: Маршалл Маклюэн

Новый тип медиа сметает основы цивилизаций прошлого

... если медиа являются месседжем, то содержанием становится пользователь. А теория коммуникации Маклюэна отражает не транспортацию, а трансформацию. Католицизм дает возможность совершать трансформацию. В целом следует признать, то Маклюэн открывает принципиально новое направление. И не просто его открывает, он максимальным образом продвигает его вперед, сам становясь героем мира новостей, журналов и телевидения, то есть претворяя в жизнь те законы, которые сам же вводит и обсуждает.

10.11.2013 Социокоммуникации и социосистемы

 Социокоммуникации, или социальные коммуникации, являются объединяющим понятием для всех коммуникаций социосистемы – частных и публичных. Всякая коммуникация способствует социализации, поскольку увеличивает область общих знаний и действий людей. Социокоммуникации дают возможность выполнять следующие задачи: - удерживать имеющееся состояние социосистемы, - переводить социосистему в новое состояние, - активировать или блокировать определенные параметры социосистемы.

20.10.2018 Медиакоммуникации как площадка для информационных и смысловых войн

Сегодня Украина и Россия находятся в состоянии смысловой войны. Ее главной характеристикой является несовпадение в толковании дальнейшего развития между двумя возможными направлениями – Европейским и Таможенным союзами.

13.10.2018 Новые медиа – старые проблемы

С приходом новых медиа человечество всякий раз проходит процесс унификации своего мышления и поведения

06.10.2018 Медиакоммуникации как базовая составляющая социосистем

Сегодняшний журналист – это «подносчик снарядов», стреляет он туда, куда его направляет редакционная политика или собственники изданий. 

29.09.2013 Классические медиатеории: Гарольд Иннис

Иннис выстраивает достаточно объемную конструкцию цивилизации, где главным компонентом становится коммуникация.

22.09.2013 Новые медиатеории: Маршалл По

Возникающие потребности общества создают новые медиа, а не наоборот, считает американский ученый

08.12.2011 Анализ массового сознания для целей операций влияния: от социологов до спецслужб

Объективные методы измерения реагирования массового сознания только появились, причем для каждого сегмента населения свои.

04.12.2011 Дистанционное считывание информации спецслужбами и военными

Гипноз, метаконтакт, телепатия, дистанционное управление психикой, дальновидение, считывание мыслей и другие психотехники в большой политике…

13.11.2011 Информационная политика и безопасность современных государств

Меняя информационные потоки внутри страны, можно изменять страну. Последний пример – арабские революции.

31.10.2011 Операции влияния: современные представления военных и учёных

Терроризм стал новым проявлением операций влияния, которые впервые стали реализовываться с помощью инструментария не физического, а информационного пространства... 

23.10.2011 Шоковые события, формирующие социосистемы, как операции влияния

Формирование мира с помощью шокового события выгодно «конструкторам», поскольку позволяет программировать реакцию социального организма в нужном направлении. 

«Конструкторы» обыгрывают «полевых командиров», программируя их действия с очень большой точностью.

16.10.2011 Базовые мифологемы, формирующие мир, в систематике операций влияния

Война за войну: мифологема войны в разных подходах рассматривается то как Великая отечественная, то как Вторая мировая. 

09.10.2011 Форматирование социосистем с помощью операций влияния

Операции влияния являются наиболее интересным инструментарием, поскольку вызывают наименьшее сопротивление проводимому воздействию.

Как самый близкий и легкий пример операций влияния можно рассмотреть романы Дэна Брауна.

 

 


29.12.2013 Особенности реализации коммуникативно-цивилизационных переходов

  

Оранжевая революция имела в качестве своей базы средний класс. Но поскольку средний класс опять оказался под молотом государства, пришел Майдан-2.

 В свое время Э. Тоффлер все развитие человечества распределил на три этапа: аграрная цивилизация, индустриальная и информационная. Доминирующие средства производства на каждом этапе разные. Сегодня страны, принадлежащие к информационной цивилизации, делают свой ВВП именно с помощью информации.

Но сегодня резко возросла роль информационных механизмов в любой стране и мире.  Это имеет существенные последствия для всех важных сфер развития. Например, как следствие, другими на сегодня становятся бизнес, политика, военное дело, государственное управление и, конечно, революции. Именно эти сферы идут впереди по следующим причинам:

- они обладают большим финансированием,

- они базируются на долгосрочном планировании, поскольку работают как бы с будущими объектами,

- они влияют на национальную безопасность страны.

Информационный компонент позволяет осуществлять ускоренными темпами ряд важных процессов: создавать новые элиты, выстраивать и удерживать национальную идентичность, осуществлять модернизацию страны, поддерживать национальную картину мира.

Самым ярким примером результативности информационного компонента является то, как введение книгопечатания Гутенбергом породило национальные государства, то есть создало современную модель мира. Правда, это достаточно долгий процесс. Но как пример потом он снова повторился на примере появления в Индии прессы, которая также активизировала национальное самосознание и в результате колонизаторы-англичане отступили.

Информирование само по себе не является целью, а только инструментарием для последующих изменений, которые могут произойти в индивидуальном и массовом сознании, в трансформации социосистемы. Мы имеем как бы развилку из двух целей: передача информации и переключение в голове, к последнему ближе всего подходит военный термин «операции влияния - influence operations».

Почему коммуникация может нести подобные последствия? Почему самые сильные трансформации в виде современных революций являются практически всегда коммуникативными, начиная с холодной войны?

У Дж. Аркиллы мы можем найти следующее обоснование. Он разделил информацию на два типа (Arquilla J., Ronfeldt D. Looking ahead: preparing for information-age conflict // In Athena's camp. Ed. by J. Arquilla, D. Ronfeldt. - Santa Monica, 1997). С одной стороны, это то, что передается. И это и есть основное представление об информации. Но он предлагает еще одно. Информация - это то, что лежит в основе любой структуры. Сменив эту «ядерную» информацию, мы будем вынуждены поменять и всю структуру, которая на ней базировалась, из нее вырастала.

Что делала перестройка? Активно меняла именно «ядерную» информацию, в результате чего то, что находилось в ореоле, оказалось выкинутым на помойку. И наоборот - возвращала из небытия фигуры, о которых давно забыли. И это в результате привело к смене всей структуры - СССР распался, и на его базе возникли новые образования.

Исходя из разделения информации на ядерную (первичную) и вторичную, удар по социосистеме может иметь следующие виды:

- разрушение ядерной информации,

- разрушение информации вторичного порядка, которая на следующем шаге может вести к изменению ядерной информации,

- постепенная замена ядерной информации,

- постепенная замена вторичной информации.

Ядерная информация является глубинной, она может попадать на поверхность в редких вариантах, например,  в виде лозунгов, слоганов. Она реализуется в текстах, в которых сохраняется иерархия общества, заданная ядерной информацией. Основной запрет для порождения текстов состоит в непротиворечивости их принципам ядерной информации.

Примерами замены, а не разрушения ядерной или вторичной информации в истории СССР могут служить диссиденты, шестидесятники, которые хотя и порождали прямые или косвенные антивластные сообщения, но они все равно находились на периферии массового сознания. 

Как государства и общества могут защищаться от подобного рода интервенций, направленных на смену базовой информации? Государства, именуемые тоталитарными, вводят мощнейшее цензурирование. Таким образом «антиядерные» информационные потоки проходят мимо таких государств. Свою «ядерную» информацию серьезным образом защищают все страны. Для этого реализуется вариант, который можно представить себе в виде модели защиты своего Текста. Однако для этого есть два подхода:

- выстраивание «забора», который защищает,

- выстраивание сильного Текста, который не боится чужих интервенций.

Если СССР пошел по первому пути, то Запад по второму. Правда, Запад использовал для этого не только политическую пропаганду, которая идет сверху вниз, но и социологическую пропаганду, которая выстраивается в горизонтальной плоскости как воздействие окружающей действительности на массовое сознание. Об этом в свое время писал Э. Эллюль (Ellul J. Propaganda. The formation of men's attitudes. - New York, 1973). 

Государства в принципе всегда создают выгодную для себя информационную среду. Россия, к примеру, контролирует три федеральных канала, которые и смотрят 60-70% населения, а в интернете, где такой контроль затруднен, удерживает свою точку зрения с помощью собственных интернет-изданий. При этом некоторые передачи смещены на поздний час, когда их смотрит так называемая «ночная Россия», которая не является решающим фактором для власти.

Телевидение как инструмент власти выполняет задачу интерпретации действительности. В противном случае в головах воцарил бы хаос. Однако телевидение делает это достаточно специфическим способом. Например, Д. Дондурей считает, что российское телевидение выполняет в том числе и такую функцию: «У большинства населения страны усилиями телевидения, газет и радио целенаправленно сохраняется мощнейшая привязка к советскому сознанию посредством непрерывного воспроизводства советских мыслительных парадигм, советских объяснительных матриц. Это огромная и очень специальная работа чрезвычайно выгодна элитам политической и экономической власти».

При этом он считает, что это дает власти возможность выстраивать свою модель мира, где все свое, включая суверенную демократию, в результате чего в страну не идут инвестиции, что позволяет элитам удерживать квази-советскую модель зависимости населения от власти.

И еще одна цитата, которая раскрывает тот крен в сторону развлекательности, в котором сегодня функционирует телевидение. Д. Дондурей говорит: «За неделю на нашем ТВ говорится о кухне в сто раз будет больше, чем за год – о Толстом, Достоевском и Чехове вместе взятых! А ведь это – единственные три русских фамилии, которые знает все человечество. Этих писателей проходят в любой школе мира – от Южной Африки до Исландии и Аляски. Эти три фамилии знает весь мир. Наверное, еще Чайковского. Но за последние годы вы не услышите на основных телеканалах страны ни одной передачи о том, что, мол, давайте-ка в 8 часов вечера поговорим о том, прав ли был Достоевский».

Как видим, коммуникация создает ту цивилизацию, которая ей соответствует. Все революционные изменения строились как раз на том, чтобы вывести информационный компонент на функционирование на шаг вперед. Тогда он заставляет перестраиваться политический и экономический компоненты.

Когда сегодня телевидение работает только на развлекательность, когда отсутствуют познавательные передачи и документальные фильмы, то понятно, что о никакой модернизации страны не может идти речь. Она также невозможна без соответствующей поддержки со стороны науки и образования. Эти процессы может отразить следующая таблица:

И внешние, и внутренние силы пытаются влиять на системы принятия решений. Более конкретно это принимает вид влияния на индивидуальное или массовое сознание. Это может быть влиянием на системы хранения и обработки информации, которые в традиционном виде могут быть библиотеками и системами образования. Можно изучать одно и забыть другое. Можно тиражировать массово нужный текст, а ненужный издавать только для специалистов.

Еще одним применением коммуникаций стали революции и терроризм. Медийная картинка революций несет им новых сторонником и международное участие. Когда же революции выходят на международный уровень, с ними уже трудно бороться жестко. Без соответствующей медийной картинки были бы невозможны ни бархатные, ни цветные революции. Это все коммуникативные революции, ею же была и перестройка, которая использовала властные медийные ресурсы для распространения антивластных месседжей. Если 5 канал периода оранжевой революции выступал как оппозиционный, то его месседжи вполне естественно могли быть оппозиционными. Но властные каналы периода перестройки с этой точки зрения не могли передавать оппозиционные месседжи, которые в результате и разваливают страну.

В принципе считается, что телевидение как доминирующее средство не может нести радикальные месседжи. Этот полюс скорее принадлежит интернету (см., например, - Behr von I. a.o. Radicalisation in the digital era. - Santa Monica, 2013). Суммарно эти разные виды радикализации, которые мы проходили, с помощью коммуникации мы можем свести в следующую таблицу:

При этом как книгопечатание ушло от Библии, так и в период перестройки передачи, сделанные для того, чтобы удержать молодежь в системе провластной ориентации, стали рупором антивластной риторики (см., например, о создании «Взгляда» или «До и после полуночи» в воспоминаниях Л. Кравченко [Кравченко Л. Лебединая песня ГКЧП. - М., 2010]). То есть КГБ и Гостелерадио создали в результате рупор для трансляции антивластных месседжей.

Все революции «громят» базовую информацию, например, 1917 год провозглашал «мир - хижинам, война – дворцам» или «весь мир насилья мы разрушим, кто были никем, тот станет всем». Это базовая иерархия общества того времени, которая менялась на противоположную. Если в карнавал иерархия меняется временно, то в революции навсегда.

Движущими силами революции часто становится «обиженный» социальный класс. Непризнанная появившаяся на тот момент буржуазия породила французскую революцию. Оранжевая революция имела в качестве своей базы средний класс. Но поскольку средний класс опять оказался под молотом государства, пришел Майдан-2.

Однотипно в терроре важную роль играет телевидение. Например, Д. Дондурей подчеркивает следующее: «Без телевидения террор в постиндустриальном медийном обществе вообще не имеет смысла». И еще: «Телевизор работает как основной инструмент распространения этого чувства – непреодолимой опасности и как сам удар по чувству безопасности. Очень важно, что террор в этом смысле анонимен. Есть только короткие периоды времени, когда мы знаем или узнаем фамилии жертв, террористов, спасателей, тех, кто был посредником на переговорах. Все это уходит. В отличие от войн старого типа здесь практически не существует героев».

Современные социальные сети облегчают формирование протестных движений. Дискуссии в интернете облегчают, закрепляют и усиливают радикальные взгляды. То есть то, что книга делала через поколения, теперь совершается за срок меньший, чем одно поколение.

А. Росс, бывший одно время техническим «гуру» Госдепартамента, а сегодня попавший под запрет въезда в Украину как «лучший специалист в мире по организации революций через социальные сети», видит последствия внедрения социальных медиа в следующем виде:

- технология ускоряет политические изменения,

- социальные медиа делают слабые связи сильнее,

- лидерство распределяется на больший набор акторов,

 - социальные медиа помогают организовывать новостные циклы для внешнего мира.

В интервью газете «День» А. Росс рассказал, что его прадедушка эмигрировал из Киева в Чикаго в 1895 году. В этом интервью он подчеркивает, что любая технология является лишь средством. Людей же интересует содержание, которое с помощью технологии передается.

Общество не является однотипно думающим и действующим организмом. Более «уязвимая» социальная прослойка, которая более сильно чувствует несправедливость, выступает в роли социального «будильника» для остальных. Вспомним роль народников в дореволюционной России или роль интеллигенции в СССР, которая то в виде шестидесятников, то в виде диссидентов пыталась пробудить народное сознание. Они запускали в страну иные типы месседжей. Естественно, что антивластные тексты вызывали сопротивление властей.

Социосистемы для своего развития требуют определенного разнообразия, которое вступает в противоречие с требованиями политической цензуры. СССР времен застоя является как раз примером периода, когда политическое цензурирование становится важнее развития. Новые смыслы тогда перестали поступать в социосистему. Она стала материально благополучной в физическом пространстве, но неблагополучной в информационном и виртуальном пространствах. Возникла нехватка разнообразия виртуального порядка.

СССР стал слишком стар в своем функционировании, чтобы удовлетворять интересы молодого поколения. И когда в 1985 г. на сцену реально вышло молодое поколение, оно в результате привело к смене власти. Именно такой прогноз на трансформацию СССР давала в свое время компания Шелл (Schwartz P. The art of long view. - New York etc., 1996). И хотя ЦРУ против него возражало, именно Шелл оказалась права.

Социосистемы динамично изменяются. Вырастают новые социальные слои, которые начинают влиять (или пытаются влиять) на принятие решений. Если социосистема не хочет видеть этих изменений, она начинает торможение в своем развитии. Но ее все равно пытается изменить сформировавшаяся новая молодежь (см., например, о креативных кампаниях «Демократического Альянса» в Майдане-2). Сегодня речь идет уже о приходе к власти в 2020 году нового поколения вообще по всему миру (Luntz F.I. What Americans really want... really. - New York, 2009). А это поколения имеет совсем другие ценности. И мир с неизбежностью существенным образом изменится.

Правда, Россия, к примеру, констатирует, что их поколение-2020 не будет сильно отличаться от нынешнего. При этом странным является то, что по одному из последних опросов 60% жителей России являются потенциальными или фактическими эмигрантами. И это самый высокий показатель из всех стран-участниц опроса. После России с большим отрывом идут Австрия, Италия и Марокко — имея по 18% соответственно.

Новая информационная действительность в виде социальных медиа принесла новые вызовы для государств. По поводу их Р. Томпсон написала, что они являются эффективным средством радикализации и рекрутирования новых членов, поскольку они всегда там, где находится пользователь (Thompson R.L. Radicalization and the use of social media  // Journal of Strategic Security. - 2011. - Vol. 4. - N 4). Это исследование опирается на исследование массовых протестных акций, совершенных с помощью социальных медиа: Филиппины (2001), Испания (2004), Молдова (2009), Египет (2011). Во время протестных акций в Греции (2008, 2011) организаторы также использовали социальные медиа. Поэтому исследование рекомендует лидерам, работающим в сфере национальной безопасности, быть знакомыми с информационными технологиями, развивать разведывательные и полицейские инициативы, которые могут обнаруживать, сдерживать и уменьшать технологические угрозы, рассматривая социальные медиа как основной способ радикализации.

Коммуникация является самым эффективным способом внесения изменений в этот мир. Поэтому она будет стоять в центре всех изменений. Как книга изменила структуру мира, так Интернет сделает то же самое. Он построит новую карту мира, где точкой отсчета станет виртуальная, а не физическая реальность.

 

 https://ms.detector.media/ethics/manipulation/osobennosti_realizatsii_kommunikativnotsivilizatsionnykh_perekhodov/

 


23.12.2013 Создание и удержание национальной идентичности в условиях смысловых войн

 

Все постсоветские страны находятся под воздействием постоянных смысловых интервенций, не обладая эффективными вариантами защиты от них

 Национальная идентичность будет выстраиваться по-разному в ситуациях стабильного и нестабильного информационного пространства. Ситуация дестабилизации даже может сознательно строиться так, чтобы разрушать именно национальную идентичность прошлого периода.

Информационное поле даже в норме подвержено постоянным интервенциям с разных сторон. Сильное информационное поле не видит опасности в таких интервенциях, поскольку сообщения о контрсобытиях попадут в него со своей интерпретацией, которая будет отражать картину мира данного сообщества. Несформированное постсоциалистическое пространство получает большое число сообщений чужих информационных агентств, которые приходят уже с готовыми интерпретациями, несущими иную картину мира.

Смысловая война является войной интерпретаций (смотрите туттут и тут). Набор физических составляющих события может сохраняться, но каждая интерпретация задает свой «сюжет», свои мотивировки действующих лиц. В каждой картине мира «друзья/враги» уже определены, мотивировка их действий заранее вытекает из этого.

Сегодняшняя картина мира, по сути, ушла от кардинального разделения на полюсы добра и зла, поэтому действующие лица могут «накапливать» свои мотивации из прошлых историй. И, как утверждают психологи, эмоциональная привязанность к политическому деятелю может быть сильнее его программ, поскольку они рациональны.

Теоретические основания для моделирования смены картины мира может дать менеджмент восприятия (perception management). П. Сигель определяет эту сферу информационного воздействия исходя из того, что военные операции по сути являются теми же операциями влияния, призванными заставить противника делать то, что требуется, либо под угрозой, либо с помощью применения силы (Siegel P.C. Perception management: IO's stepchild//Information warfare. Separating hype from reality. Ed. by L. Armistead. - Washington, Potomac Books, 2007). Кстати, такое расширение объекта, когда под него подводятся ранее не включенные составляющие, достаточно часто ведет к новым результатам.

Сам менеджмент восприятия задается cледующим образом (Siegel, 2007, p. 28): «Способность формировать широко распространенное восприятие с целью создания подчинения и облегчения выполнения миссии». Несомненно, что, как и каждое определение, это слишком широко, чтобы реально ощутить параметры, с которыми приходится работать в этом случае.

Перестройка создавалась на принципе разрушения базовой информации, которая лежала в основании существования СССР. Тут работали как западная программа по раскрытию закрытых обществ, так и предложение разведки Ватикана о включении в Хельсинкское соглашение четвертой корзины по поводу свободного перемещения людей и идей, о продвижении которой поведал К. Мельник.

В своей книге «Современная разведка и шпионаж» автор говорит о последствиях этого проекта (Мельник К. «Современная разведка и шпионаж». - М., Рипол, 2009, с. 330): «Подписание Хельсинкских соглашений повлекло за собой взрыв инакомыслия, а всякий взрыв бывает разрушительным». От разведки Ватикана действовал адвокат Ж. Виоле, чей проект Мельник и передал в ЦРУ. Этот адвокат упоминается как основатель тайной организации «Круг» (Cercle), сам он входил в Opus Dei (Le Cercle). После войны арестовывался как коллаборационист, но был отпущен по приказу сверху.

На карьеру Мельника существенно повлияло то, что он предсказал появление Хрущева во главе СССР после смерти Сталина. Сам Мельник объяснял свое «прозрение» следующим образом («Мы – Боткины»): «Я поступил просто: взял подшивку за последние месяцы газеты “Правда” и начал считать, сколько раз упоминался каждый из советских руководителей. Берия, Маленков, Молотов, Булганин... Странная вещь получается: чаще всех фигурирует Никита Хрущев, никому не известный на Западе. Иду к маршалу: “Это Хрущев. Без вариантов!” Жуэн сообщил о моем прогнозе и в Елисейский дворец, и коллегам из ведущих западных служб. Когда же все произошло по моему сценарию, я превратился в героя. Особенно это впечатлило американцев, и они пригласили меня работать в RAND Corporation. В качестве аналитика по СССР». Так что победил контент-анализ, если говорить сегодняшним языком.

Схему смены модели мира можно представить себе как образец расширения содержания с последующим сужением его уже на базе новых объектов. В случае СССР расширение было возможным по линии культуры, а не идеологии, поскольку последняя находилась под неусыпным контролем. К. Мельник, например, видел возможное направление удара по СССР по линии улучшения потребления граждан, а не борьбы идеологий.

СССР можно сравнить с американским республиканцем, Запад - с демократом. Главная разница - в отношении к разнообразию, к новому, которое поддерживается демократами и отвергается республиканцами. Именно поэтому модель смены картины мира СССР должна была строиться на искусственном продвижении разнообразия, перейдя в конечном итоге от области культуры к области политики. Известно, например, что выставки американского абстрактного искусства за пределами США спонсировались из фондов ЦРУ. Вероятной причиной этого может быть как раз создание и увеличение разнообразия хотя бы в образе США.

Можно построить три основных направления, которые призваны трансформировать картину мира целевой аудитории:

полная смена в качестве конечной цели, примером чего явилась перестройка,

маятниковая интервенция, которая время от времени уничтожает возникающую картину мира,

хаотическая смена, более типичная для постсоциалистического пространства, поскольку в нем оказались стертыми все основные структурные линии картины мира.

В свою очередь защита в последнем варианте бесконечного числа смысловых войн, которые не дают сформировать ни «свою», ни «чужую» модель мира, может быть представлена как естественная или искусственная. Естественная защита таких мини-центров роста своей картины мира состоит в удержании и помощи тем центрам, которые оказываются слабо затронутыми чужими смысловыми войнами. Это, например, региональная картина мира и региональная идентичность, поскольку она может сосуществовать одновременно с другими типами идентичности, включая глобальную.

Сегодня недостаточно проведен анализ того, как разрушалась картина мира в прошлые периоды. Например, А. Кудинова подчеркивает неслучайность возврата на авансцену М. Бахтина с его диалогизмом. Этой же гипотезы придерживается и С. Кургинян (Кургинян С. «Качели. Конфликт элит - или развал России?» - М., Международный общественный фонд «Экспериментальный творческий центр», 2008). Они трактуют это как сознательную модель разрушения монологизма, свойственного советскому времени.

Хотя все это гипотезы, следует признать, что Советский Союз, несомненно, был разрушен и с помощью воздействия смеховой культуры. Роль анекдота была достаточно существенной в реинтерпретации происходящего. Брежнев, например, всегда присутствовал вроде как в двух ипостасях: Брежнев-1 выступал со страниц «Правды», а Брежнев-2 был героем анекдота. Если чтение по бумажке генсека могло вызывать несистемное отрицание, то уже с помощью анекдота это отрицание переводилось в разряд не случайного, а системного. Смех разрушал советский официоз, он может рассматриваться как инструментарий по размываемой идентичности, которая интенсивно насаждалась официальным путем.

Разрушению подвергались также ключевые понятия советского времени: кого должны были любить и кого ненавидеть советские люди. А. Кудинова также подчеркивает конкретные направления таких информационно-виртуальных ударов. Например, акцент на том, что не было массового энтузиазма, а только руки репрессированных, что не было реального соцсоревнования и подобное. При этом реклама по поднятию потребительских аппетитов полностью совпадает с концепцией К. Мельника. Важным моментом стало лишение советских граждан образа будущего (см. тут). Будущее оказалось возможным только в западном варианте.

Сегодняшнее состояние постсоциалистического информационного и виртуального пространства демонстрирует, что при отсутствии идеологического стержня здесь дуют все виды ветров. Кстати, возрождается интересная идея Г. Бейтсона, что будущая история формируется точками массовых обид. Евреи сделали это с Холокостом, армяне - с геноцидом армян. Украина или Прибалтика выписывают свое прошлое с точки зрения обид по отношению к России.

Россия во многом «перехватила» на себя модель мира СССР, в рамках которой остальные игроки постсоветского пространства не являются полноценными вне РФ. Как, например, пишет В. Ерофеев (приведем достаточно длинную цитату из его интервью, чтобы снять недомолвки): «Этот врожденный, подкожный, совершенно бессознательный империализм наших людей с особой страстью проявился в деле возврата к нам Украины. Мы все убеждены, что Украина — это наша краина, и что ее отделение от нас было великим недоразумением и нуждается в коррекции. При этом мы даже не скрываем наше чувство превосходства перед нашим младшим братом, украинцем, или, скорее сказать, хохлом. Мы его зовем к себе, как заблудшую овцу, и, когда эта овца к нам вернется, эту овцу нужно будет как следует взгреть. Эта веселая убежденность в том, что независимая Украина — только временное недоразумение, пронизывает практически все наше общество, и никто не задумывается над тем, что хохлам такое может быть не по душе. Мы не думаем про чужие души. Мы не думаем про души Кавказа, Средней Азии и Украины. Мы не думаем про души народов Балтии, потому что они тоже по странной случайности оказались бесхозными. Мы приберем всех к рукам. Наш имперский микроб остается с нами на долгие годы. Если не навсегда».

Однако однотипно Ерофеев не видит и в случае самой России переход к иной модели мира без применения насильственных методов: «Российский народ не пропитан либеральными концепциями, а обладает своими сложными представлениями о добре и зле. И привнести европейскую концепцию невозможно - без определенного насилия. То есть без Петра I ничего не получится».

Странным образом СССР сам воспитывал и удерживал своих основных критиков. И Высоцкий, и Окуджава, и Любимов, как и множество других шестидесятников, пользовались несомненной любовью власти. И хоть Б. Стругацкий жалуется, например, на притеснения цензуры (Стругацкий Б. Комментарии к пройденному. - СПб., Амфора, 2003), братья Стругацкие были одновременно самыми читаемыми фантастами, которых издавали самыми большими тиражами. В любом случае тут есть какая-то необъяснимая любовь власти, то ли Ю. Андропов создавал таким образом модель выпускания пара, то ли еще какие-то соображения руководили им, но власть относилась ко всем вышеперечисленным отнюдь не как к врагам народа.

Советская модель мира в сильной степени строилась на выделении образа «врага», на наделении его конкретными узнаваемыми чертами. «Враг» есть и в западной модели. Например, Умберто Эко показывает, что у Яна Флеминга враг Бонда всегда несет приметы иноэтничности, например, он может иметь азиатские или славянские характеристики (Эко У. Роль читателя. - М., Симпозиум, 2007). СССР в довоенное время активировал образ врага путем массовых репрессий, в послевоенное время враг «сместился» за границы СССР, то есть принял четкую форму «чужого».

Одной из моделей создания врага является привязка его к заведомо отрицательным действиям и событиям. Например, англичане привязывали Советский Союз к ирландским террористам, причем понимая несуразность этой идеи (Lashmar P., Oliver J. Britain's secret propaganda war 1948 - 1977. - Phoenix Mill, Sutton, 1998), американцы стирали из записей переговоров советского пилота, сбившего южнокорейский лайнер, выражение им сомнений, перед тем как представить эту запись в Совете Безопасности ООН (Snyder A.A. Warriors of disinformation. American propaganda, Soviet lies, and the winning of the cold war. - New York, Arcade, 1995).

Россия также изменила расстановку своего виртуального пространства. Э. Паин отмечает, например, следующее: «…в 80-е и в начале 90-х годов в России преобладала идея: «Мы такие же, как Запад», «Нужно вернуться в Европу, откуда нас вырвал Октябрьский переворот». Но ситуация изменилась – поиск национального самосознания в настоящее время идет по принципу негативной консолидации: «Мы – не они». Не Запад и не Восток. В перестройку господствовали космополитические представления, тогда говорили об общечеловеческих ценностях, о примате международного права над национальным. Сегодня практически все элиты говорят с позиций национального эгоизма: «У нас свои особые интересы, мы конкуренты».

Происходит замена одной интерпретации другой, что свойственно смысловым войнам, которые, сохраняя «физическую» расстановку ситуации, находят иные мотивации и интерпретации, что в результате придает всем действиям другой смысл.

А. Архангельский отмечает обратный эффект от эксплуатации тридцатых годов в кино: «30-40-е на экране вызывают уже тошноту, и если была такая задача — сделать людей равнодушными к теме репрессий, то вот ее наши сериалы выполнили успешно. Много чего уже было перепробовано: ГУЛАГ — да, ГУЛАГ — нет; но сегодняшние авторы уже и сами не относятся к истории всерьез. 1930-е — это теперь пространство игры, и поэтому нелепо предъявлять авторам претензии по поводу исторических несуразностей. Эстетика 30-х давно уже превратилась в антураж, в дизайн мебели и авто; уровень погружения в эпоху тут такой же примерно, как у парикмахера, когда он вам делает прическу ”в стиле тридцатых”».

Все это вновь трансформации виртуального пространства, которые являются результатом смысловых войн. Кстати, именно поэтому проблематика операций влияния и войны идей появились в эпицентре обсуждения последнего времени (Ideas as weapons. Influence and persuasion in modern warfare. Ed. by G.J. David Jr., T.R. McKeldin III. - Washington, Potomac Books, 2009; Influence warfare. Ed. by J.J.F. Forest. - Westport, Praeger Security International, 2009), что переводит пропаганду как вариант воздействия на второстепенное место (см. прошлые акценты государств на пропаганде - Taylor P.M. Munitions of the mind. A history of propaganda from the ancient world to the present day. - Manchester - New York, Manchester University Press, 1995).

Постоянная смена картины мира, в котором находится постсоциалистический мир, можно охарактеризовать как движение по кругу (механизм, который можно обозначить как «колесо»), когда ни одна картина мира уже не может надолго закрепиться в сознании, поскольку постоянно подвергается разрушению. Интервенции в имеющуюся картину мира производят более значимые, чем обычно коммуникативные субъекты и объекты:

- личности, которые оказываются сильнее коммуникативно, чем привычные лидеры мнений,

- ситуации, которые конфликтуют с имеющейся картиной мира,

- резонансные явления, то есть те события, которые подтверждают уже имеющиеся в массовом сознании предпочтения.

Смысловые войны порождают тот тип действий, которые первые основатели информационной войны называли knowledge warfare - войной знаний. Сегодня классическую фразу Клаузевица под новый тип войны переделывают следующим образом: «Эпистемологическая война является актом эпистемологического насилия, направленного на принуждение противника подчиниться нашей воле». И это справедливо, поскольку в таких действиях происходит смена картины мира. Именно такой, к примеру, была конечная цель перестройки.

К. Копп акцентирует на том, что война знаний не получила должного внимания. Он подчеркивает, что игроки со знаниями получат лучшие результаты, обладая той же информацией, что и игроки с меньшими знаниями.

Сегодняшние военные рассуждают на темы, которые трудно было представить раньше. К примеру, следующее высказывание: «Понимая важность информации и ее использование в создании знаний, мы должны более пристально посмотреть на возникновение самого знания - эпистемологические элементы, основанные на наших наблюдениях и представлениях, которые позволяют нам интерпретировать информацию, правильно или ошибочно» (Ashley M. KWar. Cyber and epistemological warfare - winning the knowledge war by rethinking Command and Control//Air & Power Journal. - 2012. - July-August).

Акцент на знаниях у военных совпал с таким же акцентом на знаниях в менеджменте. Это позволяет как строить общие теории, так и черпать инструментарий друг у друга (ср., например, тут). Это также может служить подтверждением правильности избранной стратегии.

Смысловые войны как войны интерпретаций более страшны тем, у кого отсутствует базовая матрица знаний. Именно в этом положении оказалось сегодня постсоциалистическое пространство. Старая матрица ушла, а новая не появилась.

Мы не будем говорить «СССР пал, да здравствует СССР!». Прошлое никогда не возвращается. Но опыт работы со своей собственной сегодняшней картиной мира необходим всему постсоциалистическому миру. Тем более что все эти страны находятся под воздействием постоянных смысловых интервенций, не обладая эффективными вариантами защиты от них. 

 

https://ms.detector.media/ethics/manipulation/sozdanie_i_uderzhanie_natsionalnoy_identichnosti_v_usloviyakh_smyslovykh_voyn/

 


15.12.2013 Как с помощью коммуникации трансформируются социосистемы

  

Интернет будет провоцировать волны внутренней эмиграции, в результате это может привести к появлению нового города или страны в физическом пространстве 

 Общая фраза, что цивилизации создаются коммуникациями должна быть «разложена» на типы конкретного инструментария, который позволяет это делать: форматируя и формируя те или иные характеристики цивилизации с помощью коммуникативных механизмов. Это не только интенсивное воздействие на социосистемы в виде, например, цветных и бархатных революций, но и эволюционное развитие, когда последствия коммуникативных нововведений могут начать ощущаться спустя столетия. И эволюционные, и революционные коммуникативные действия трансформируют социосистемы, только с разной скоростью.

Мы рассмотрим два вида переходов. С одной стороны, это примеры переходов, когда трансформация коммуникации несет в качестве последствий трансформацию цивилизации. С другой, те типы научных направлений, которые с разных позиций исследуют процессы этих трансформаций.

Г. Иннис много писал о влиянии носителей информации (папирус, пергамент, бумага как пример) на формирование и функционирование цивилизаций [1]. Именно он сформулировал принцип, в соответствии с которым государство стремится к созданию связи в пространстве, а религия - во времени, и римская империя была спасена, когда перешла на более дешевый папирус, что помогло ее расширению.

Однако по поводу исключительного внимания религии к связи во времени есть вопросы. Ведь религия в виде миссионерства столь же активна и в наращивании связей в пространстве. Скорее можно говорить, что религия, как и культура, работают с другими типами текстов, которые не «сгорают» так же быстро, как тексты государства. Они остаются однотипными для многих поколений. Но они враждебны к вхождению других таких же долговременных текстов.

Государство видит опасность в информационных войнах, приходящий извне, религия - в смысловых. И если в мусульманских странах сохраняется большая связка государства и религии, то там государство будет болезненно относиться и к смысловым интервенциям. По этой причине, например, кукла Барби становится невозможной для Ирана, поскольку является чужеродным долговременным продуктом, вместе с которым входит чужая модель мира.

Коммуникативно-цивилизационным инструментарием являются такие изменения в коммуникациях (эволюционные или революционные), которые ведут к кардинальным трансформациям социосистем. В ряде случаев коммуникация может выступать в роли бабочки Бредбери, когда незначительное действие приводит к значительным последствиям. 

Четким комуникативно-цивилизационным инструментарием, например, является изобретение книгопечатания. Маклюен, к примеру, считал, что далее произошло все: и гомогенизация людей, и промышленная революция, поскольку книга стала первым полностью однотипным продуктом [2]. А гомогенизацию людей он считал предпосылкой для прикладных наук.

Создание алфавита с последующей печатью на нем книг и газет ведет к активации национализма, в результате печать создает современную карту мира, где есть национальные государства со своими границами. Б. Андерсон определяет нацию как воображаемое сообщество [3 - 4]. Воображаемым он его считает потому, что даже в маленьком государстве никто не знает своих граждан. Воображаемым оно является потому, что понятие суверенитета придумано в момент, когда рушились иерархические династические порядки.

Получается, что многое в нашей жизни держатся именно на феномене не реального, а воображаемого. В том числе это касается и революций, которые зовут население к тому, чего пока нет. И как часто оказывается потом, что звали к тому, что после не было реализовано.

Делегитимизация власти в концепции Дж. Шарпа является обратным процессом [5 - 7]. Это разрушение воображаемого, поскольку он считает, что государства держатся не столько на формальном, сколько на неформальном подчинении граждан. Украинский майдан 1 и 2 являются примером массовой манифестации неподчинения власти, но в мягкой форме, поскольку это вариант ненасильственного процесса. Но речь все равно идет о «войне» не в физическом, а виртуальном пространстве. Это столкновение пространства воображаемого, пространства мечты.

Таким образом, мы имеем два основных процесса: создание воображаемого и разрушение его. Правда, и в том, и в другом случае очень важными являются поддерживающие данные процессы материальные их маркировки, например, знамена на демонстрациях в поддержку или против власти.

Перенос на долговременные носители ведет к поддержке одних текстов/идей и неподдержке других (Иннис говорил о монастырях как о монополистах знаний, которые своим отбором текстов для перенесения с папируса на более договременный материал - пергамент, по сути осуществляли цензуру знаний). Но точно так же СССР тиражировал нужные тексты и не тиражировал другие.

Сегодняшний интернет и пришедшие вослед социальные сети начали трансформацию открытости. Если в Фейсбуке или Твиттера пишут премьеры, то это говорит, по крайней мере, о новом типе открытости власти, точнее моделирования ее открытости новым способом.

Интернет будет провоцировать волны внутренней эмиграции, в результате это может привести к появлению нового города или страны в физическом пространстве [8]. То есть люди, объединившись сначала в виртуальном пространстве, затем создадут объединение в пространстве физическом.

Если христианская цивилизация изменила отношение к женщине, больному, бедному, то разрушающие ее сегодня коммуникативные механизмы ведут именно к смене модели семьи.

Бархатные и цветные революции моделируют революционность путем использования ненасильственного сопротивления, то есть антивластные действия подаются в манере, которая тормозит реагирование на них власти.

Телевидение становится фабрикой смыслов, где интерпретируется жизнь, главным ресурсом власти, как считает и много пишет на эту тему Д. Дондурей.  В статье «Фабрика страхов» он подчеркивает то, что у зрителя нет способности оценить реальность предоставляемой ему информации [9]: «При этом нельзя забывать, что большая часть зрителей не обладает таким важнейшим социально-психологическим инструментом фиксации художественных смыслов, как чувство дистанции, необходимое для того, чтобы освободиться от пут идентификации. Все, кто способен хоть как-то считывать и интерпретировать семиотические смыслы продуктов творчества, должны уметь дистанцироваться от рассказанной авторами истории. Подавляющее же большинство населения мира, и наша страна здесь не исключение, не способны выйти за пределы сюжета. Поэтому естественно, что зрители живут в том придуманном мире, который демонстрируется с экрана, переживая его как реальный. Разницу они не чувствуют». Вероятно, это равноценно роли кино в сталинское время, когда «Кубанские казаки» рассматривались как более точное отражение реальности, чем жизнь вокруг.

Г. Павловский также в своей книге говорит, что государство избрало для свой системы управления функцию продавать страхи [10]. Поскольку оно не занимается ни медициной, ни образованием, ни наукой, у него осталась только одна функция обеспечения безопасности. Эта причина, кстати, может нам объяснить засилье сериалов про ментов и бандитов на экранах, поскольку потребность в безопасности надо как-то активировать.

Кстати, Павловский в одном из интервью подмечает еще одну характеристику выстроенного на сегодня режима [11]: «Система заявила себя антиамериканской, но любую свою глупость объясняет тем, что «в Штатах так тоже делают». В другом интервью Павловский раскрывает механизм создания согласия в обществе, схожий с тем, которые применяла Германия [12]: «Вы должны либо работать в формате газеты „Штюрмер”, то есть все время агрессивно атаковать то или иное меньшинство (надеюсь, не евреев), чтобы создавать какую-то мнимую, временную консолидацию большинства на агрессивной основе. Либо все, что остается (я с печалью наблюдаю, как это происходит со многими людьми, которые работали и со мной в прошлые годы), — непрерывно придумывать аргументы, почему это хорошо».

Социосистема активно использует эти и подобные механизмы, чтобы выстроить то, что представляется ей более желательным. К примеру, К. Ремчуков говорит о намечающемся опыте России по созданию новой патриотической элиты [13]. Это новый учебник истории, для которого уже есть кураторы. Это новые политологи, которых объединяют в новую структуру. Создаются сообщества, способные к самоорганизации, но поскольку главным мотором для их создания становится власть, в результате будет образована более адекватная для ее представлений самоорганизация. Кстати, появилась интересная гипотеза, в рамках которой по-новому взглянули на причины сталинских репрессий [14]. В соответствии с ней Сталин как раз и уничтожал субэтносы, который были способны к такой самоорганизации. В довоенное время такими возможными центрами силы (точнее, контрсилы) были дворяне, священники, белогвардейцы, интеллигенция, старые инженеры.

Сейчас активно обсуждается книга «Связанные» (Connected) Джеймса Фаулера и Николаса Кристакиса ([15 - 16], сайт, посвященный книге - connectedthebook.com, сайт лаборатории Н. Кристакиса в Гарвардском университете - christakis.med.harvard.edu). Смысл их концепции состоит в том, что многие типы нашего поведения передаются через контакты. Это осуществляется с помощью так называемых зеркальных нейронов, с помощью которых мы начинаем повторять видимое нами поведение в мозгу, а потом и в действительности. Таким образом, у примеру, может передаваться даже счастье [17].

Может переноситься и опыт из несовпадающей сферы, например, было высказано мнение, что из специалистов КВН получились хорошие политтехнологи [18]. Или такой пример как роль телепрограммы «Взгляд» в перестройке, которую можно рассматривать как катализатор некоторых процессов в стране (см. разные оценки этой роли [19 - 20]). В начале ее создавали с представителями КГБ для отвлечения молодежи от слушания западных радиостанций.

Коммуникативно-цивилизационные механизмы создают новые контексты, которые ведут к иному поведению. Для обеспечения этого, в числе прочего, создаются и новые науки типа социального маркетинга, которые направлены на активацию новых вариантов поведения [21 - 24]. И это сегодня достаточно сильный тренд, повлекший за собой открытие соответствующих лабораторий в университетах.

Другой вариант трансформации поведения сквозь трансформацию коммуникации предлагает поведенческая динамика (см. сайт института поведенческой динамики в Лондоне - www.bdinstitute.org ). Британские военные пошли именно по этому пути, заложив его в основу проведения информационных операций. Имея иную точку отсчета, они также имеют возможность критиковать проведение американских информационных операций [25], опыт которых также анализируют и сами американцы [26]. Кстати, они акцентируют недостаточность просто социологических цифр для анализа человеческого поведения. Например, соцопросы в Афганистане , представленные военным, поставили на первое место у населения проблему вывоза мусора [27]. Люди могли просто не понять вопроса, дать в опасной ситуации самый вежливый ответ, то есть при анализе ситуации надо иметь подключение как количественных, так и качественных методов, не веря в просто цифры.

Третий вариант предлагает теория подталкивания Р. Талера [28]. Причем сам он именует такую деятельность архитектурой выбора, а специалистов этой сферы - архитекторами выбора. Это создание информационных и иных контекстов, которые будут вести граждан к «правильному» выбору. Частотные его примеры представляют собой введение в массовое сознание средней нормы потребления (электричества, пива и под.), что интуитивно заставляет остальных подстраиваться под эту норму. Кстати, это очень напоминает подход британских военных, которые также работают с коллективной нормой.

Четвертый вариант базируется на продвижении технологий связности (Интернет), которые имеют существенные политические последствия. А. Росс (см. его био [29]) говорит о следующих политических последствиях  [30]:

-  эти технологии ускорят рост социальных и политических движений,

- эти технологии обогащают информационную среду, меняя нашу способность делиться информацией и получать ее,

- новые технологии разрушают старые лидерские структуры.

С этой точки зрения Интернет становится тем фактором, который ведет к построению новых социальных и политических структур.

Все это разные виды коммуникативно-цивилизационных переходов. Коммуникация становится не просто ускорителем изменений, она вносит в социосистемы свои характеристики, которые были бы невозможны без данного типа коммуникации.

Литература

1.  Innis H. Empire and communications. - Toronto, 2007

2. Мак-Люэн М. Галактика Гутенберга. - Киев, 2003

3. Anderson B. Imagined communities. Reflections on the origin and spread of nationalism. - London - New York, 2006

4.  Anderson B. Imagined communities // www2.bc.edu/marian-simion/th406/readings/0420anderson.pdf‎

5. Шарп Дж. От диктатуры к демократии. - М., 2005

6. Шарп Д. От диктатуры к демократии. Щарп Д., Дженкинс Б. Антипутч. - Екатеринбург, 2005

7. Helvey R.L. On strategic nonviolent conflict. Thinking about the fundamentals. - Boston, 2004

8. Павперов А. Цифровой коммунизм: как облачные технологии создают цифровые сообщества // theoryandpractice.ru/posts/8152-software-is-reorganizing-the-world

9. Дондурей Д. Фабрика страхов // www.strana-oz.ru/2003/4/fabrika-strahov

10. Павловский Г. Гениальная власть! Словарь абстракций Кремля. - М., 2011

11. Павловский подводит итоги // slon.ru/russia/pavlovskiy_surkovu_ob_itogakh_raboty_politika_eto_tekst_slava_ne_vyshlo_teksta-943743.xhtml

12. Молчание организовано обществом, а не властью. Интервью с Глебом Павловским // lenta.ru/articles/2013/06/18/newsmi

13. Началось создание структур по по формированию новой патриотической элиты России // www.ng.ru/politics/2013-11-25/100_echo251113.html

14. Резниченко С. Причины сталинских репрессий // www.apn.ru/publications/article30613.htm

15. Фаулер Д. Кристакис Н. Связанные одной цепью. Как на нас влияют люди, которых мы никогда не видели. - М., 2011

16. Томпсон К. Вирус счастья // www.snob.ru/magazine/entry/7155

17. Fowler J.H., Christakis N.A. Dynamic spread of happiness in a large social network: longitudinal analysis over 20 years in th Framingham heart study // www.bmj.com/content/337/bmj.a2338

18. Карцев Д. Повелители выборов // expert.ru/russian_reporter/2012/15/poveliteli-vyiborov/?n=7743

19. Кравченко Л. Лебединая песня ГКЧП. - М., 2010

20. Любимов А. Мы готовили взгляд к подполью. Интервью // ria.ru/media_Russia/20131119/977949772.html

21. Kotler P. a.o. Social marketing. Improving the quality of life. - Thousand Oaks etc., 2002

22. Andreasen A.R. Social marketing in 21sr century. - Thousand Oaks etc., 2006

23. Bornstein D. How to change the world. Socia entrepreneurs and the power of new ideas. - Oxford, 2007

24. McKenzie-Mohr D. a.o. Forstering sustainable behaviour. - Gabriola Island, 1999

25. Mackay A., Tatham S., Rowland L. The effectiveness of US military information operation in Afghanistan 2001-2010: why RAND missed a point http://www.da.mod.uk/publications/library/central-asian-series/20121214_Whyrandmissedthepoint_U_1202a.pdf/view

26. Munoz  A. U.S. military information operations in Afghanistan. Effectiveness of psychological operations 2001 - 2010. - Santa Monica, 2012

27. Berg den V., Wein T. Three crucial questions about target audience analysis // www.bdinstitute.org/articles-publications/crucial-questions-about-target-audience-analysis/

28. Thaler R.H., Sunstein C.R. Nudge. Improving decisions about health, wealth and happiness. -  New York, 2009

29. Alec Ross (innovator) // en.wikipedia.org/wiki/Alec_Ross_%28innovator%29

30. Ross A. How connective tech boosts political change // edition.cnn.com/2012/06/20/opinion/opinion-alec-ross-tech-politics 

 

https://ms.detector.media/ethics/manipulation/kak_s_pomoschyu_kommunikatsii_transformiruyutsya_sotsiosistemy/

 


08.12.2013 Цивилизации и коммуникации: новые подходы

 

Телевидение в чем-то является примером отрыва коммуникации от цивилизации, который может тормозить дальнейшее развитие, подталкивая общество не к прогрессу, а регрессу. 

Только человек обладает достаточно сложным коммуникативным аппаратом. Поэтому понятно, что с его помощью могут порождаться сложные социальные явления. Сегодня мы начинаем пересматривать некоторые старые представления под углом зрения новых направлений, например, нейронауки, которая предоставляет возможность объективизировать то, что ранее было невозможным.

Одновременно наше прошлое открывает в себе совершенно новые стороны, о которых мы даже не догадывались. Это, например, область изобретения первых четырех вариантов письменности, которые имело человечество (см. тут и тут, а также — Woods C. Visible language: the earliest writing systems // Visible language. Inventions of writing in the ancient Middle East and beyond. Ed. by C. Woods. — Chicago, 2010). Сохранилось 150 глиняных шариков, созданных пять с половиной тысяч лет назад в Месопотамии, которые рассматриваются как первые варианты устройств для хранения информации. Как оказалось, еще до изобретения письма люди хранили информацию о нужных для них объектах внутри подобных шаров.

Дж. Бениджер в своей книге «Революция контроля» говорит, что термин «революция» был взят из астрономии, впервые он появился в политическом дискурсе в Англии XVII века, когда им обозначили восстановление предыдущего порядка (Beniger J. The control revolution. Technological and economic origins of the information society. — Cambridge, 1986). Бениджер — наш современник, он умер в 2010 г. в возрасте 63 лет, а «Революция контроля» — его самая известная книга. В современном, абсолютно противоположном значении он возникает после французской революции.

Сам же он употребляет этот термин в связи с двумя вещами. Первое — это те основные коммуникативные технологии, которые возникли в конце XIX — начале XX века. Это телеграф (1830-е), пишущая машинка (1860-е), трансантлантический кабель (1866), телефон (1876), кино (1894), беспроводной телеграф (1895), магнитная запись (1899), радио (1906), телевидение (1928). Второе — восстановление политического и экономического контроля,  утраченного во времена промышленной революции.

Революцией контроля, по его мнению, становится комплекс быстрых изменений в технологиях и экономике, которые влияют на общественный контроль. До этого контроль власти и рынков зависел от личных отношений и взаимодействий. Речь идет о восстановлении контроля функций, которые ранее были на нижестоящих уровнях общества. В качестве одного из первых исследователей этого явления Бениджер называет Эмиля Дюркгейма, который отмечал, что индустриализация ломает барьеры в транспортировке и коммуникации, позволяя распределять товары и услуги на национальном и глобальном уровнях. А то, что бюрократия является контролирущей технологией, впервые было отмечено Вебером. Вебер привлек внимание к еще одной контролирущей технологии — рационализации. Как показывает опыт, контроль может быть усилен как на увеличении возможностей по переработке информации, так и на уменьшении объемов обрабатываемой информации. Первый вариант реализуется сегодня с помощью компьютеризации, второй — с помощью предварительной обработки информации (preprocessing).

В конце XIX— начале XX века коммуникативные технологии внедрялись в работу с массовой аудиторией. Белл считал, что телефон даст возможность передавать выступления, музыку и новости в частные дома. Популярные книги Диккенса содержали рекламные вставки. Фонограф мог передавать не только музыку, но и рекламу. Все это было направлено на усиление потребления товаров.

Результатом революции контроля становится информационное общество. Контроль Бениджер определяет как целевое воздействие в сторону заранее заданной цели. Индустриализация создает кризис контроля, который разрешают коммуникативные технологии. С кризисом контроля сталкиваются в первую очередь производство и транспорт.

Если Бениджер делал свою работу в основном на базе развития США, то ее также проверили для Великобритании. Авторы останавливаются на развитии железных дорог, росте бюрократии. Кризис контроля они видят в кризисе коммуникации и кризисе организации.

С точки зрения Бениджера, информационное общество идет именно из кризиса XIX века. Компьютер поэтому представляет собой не новую силу, а продолжение процессов, которые возникли давно. Он считает, что никогда в истории до этого не нужны были методы контроля, которые были бы быстрее ветра, воды или силы животных. Этот кризис начался в Америке в 1840-е и достиг максимума в 1870-е и 1880-е.

Кастельс, являющийся ведущим теоретиком сети, акцентирует в своей книге следующее разграничение (Кастельс М. Галактика интернет. — Екатеринбург, 2004): «Наши общества все больше структурируются вокруг биполярной оппозиции между Сетью и "Я"». Сеть позволяет фрагментировать общество, вводя множество идентичностей, что ведет к конфликтным отношениям между ними.

В книге «Галактика Интернет» Кастельс анализирует среди прочего и сетевые общественные движения. Первым вариантам этого феномена уделял внимания и Аркилла. Тогда это было сапатистское движение в Мексике, на которое обратили пристальное внимание американские военные (The Zapatista social netwar in Mexico.  Ed. by D. Ronfeldt a.o. — Santa Monica, 1998).

Возникли новые интересные исследования по вопросу самостоятельного овладения знаниями детьми в условиях доступа к безграничному количеству информации, которое есть в интернете (см. тут и тут). Вне обязательности и строгого дозирования информации, которое характерно для школы, дети интеллектуально растут намного быстрее. Это та же проблема децентрализации, которая является главной для понимания сетевых форм.

И последняя проблема — новые смыслы для нового развития цивилизации. Стандартное требование к информационным системам акцентирует три основные функции: хранение, передача и обработка информации. Это чисто технические требования. Но для развития человечества самым важным была еще одна функция, потерянная «техниками». Это порождение новых смыслов. Ведь хранить, передавать, обрабатывать можно только то, что кто-то уже создал.

После того, как Кутб задал своими комментариями к Корану идеологию «Аль-Каиды», возникло внимание к таким текстам. Например, New York Times называет Кутба философом исламского террора. Американская государственная лаборатория Sandia Lab, работающая в области национальной безопасности, даже начинала такой проект, как поиск в интернете подобного рода идей, чтобы на будущее обезопасить себя. То есть переход от Текста к Реальности может представлять определенную опасность, и он начинает сегодня отслеживаться.

Кстати, писатели и кинорежиссеры привлекаются в США для поиска вариантов новой опасности типа 11 сентября. Опыт проведения таких «игр» был и во времена противостояния США и СССР. Например, книга Клэнси «Красный шторм поднимается» на самом деле базируется на трех американских командных играх. Сегодня осталось только шесть страниц отчета, повествующего о первой игре, где Клэнси, кстати, упомянут как главный игрок с советской стороны. Сейчас все это стало известным за счет программы по сохранению виртуальных миров, под которыми имеются в виду старые видеоигры и интерактивную литературу (адрес сайта этой программы — pvw.illinois.edu). О Клэнси говорят как о загадочном писателе даже в некрологе (он умер 1 октября 2013-го), поскольку непонятно, откуда у него появился такой большой объем военной информации. Из первой его книги морское ведомство вырезало 100 страниц военной информации.

У книги о Красном шторме был еще один соавтор — Ларри Бонд, который и был морским офицером. И он говорит в своем интервью, что всю информацию можно почерпнуть из имеющейся литературы. Он подчеркивает, что книга выростает из конкретной военно-командной игры. Бонд работал над задачей для Центра морского анализа на тему, сколько кораблей понадобится через двадцать лет. Отвечая на вопрос, каким был Клэнси как игрок, Бонд говорит, что он был очень агрессивным и всегда старался найти необычную тактику. В другом интервью Бонд подчеркивает, что Клэнси придумал новый жанр — военный триллер. И, стати, именно романы Клэнси излечили Америку после Вьетнама, военным вновь стало быть почетно.

Применение более объективных методов, к которым постепенно переходят социальные науки, позволяет получать совершенно новые результаты. Например, методом эволюционного анализа удалось проследить происхождение сказок (см. тут и тут). Оказалось, что «Красная Шапочка» и «Волк и семеро козлят» являются родственниками и появились впервые в Африке. В прошлом у них имелся какой-то неизвестный сегодня общий предок.

Если первой книгой, которая была подана издателю в машинописном виде, считается «Жизнь на Миссисипи» Марка Твена, то есть и претендент на первую книгу, которую сделали на компьютере. Это книга Дейтона «Бомбист». Эта книга вышла в 1970 г. Автор следующим образом рассказывает сегодня о своем опыте работы с машиной: «Я работаю медленно, так что книга занимает более года, на некоторые ушло даже несколько лет, и я всегда "конструировал" свои книги, а не писал их. До появления машины IBM я пользовался ножницами и клеем, чтобы добавлять, изымать и менять местами материал. Получив образование в качестве иллюстратора, я не видел причин работать по принципу от начала до конца. Я считал, что рисование не начинается на верхнем левом углу и заканчивается на нижнем правом: почему же книга должна выстраиваться по прямой линии».

Как видим, компьютер создает новый тип автора, меняя писательские навыки. Легкость изменений, привнесенная компьютером, также должна отражаться на типе текста, который теперь выходит не из-под пера, а из принтера. Есть определенная потеря памяти, которую отражает старое высказывание Шагинян, что память находится на кончике пера.

Французский философ Бернар Стиглер говорит о пролетаризации современного общества, в котором исчезают знания и know-how. Государство тоже теряет свои функции, передавая их в руки частных лиц. Сегодня возникают не только частные армии, но и частные тюрьмы, речь уже идет о приватизации полиции. Стиглер говорит также о пролетаризации политики в том плане, что человек уже не может принять решение о начале ядерной войны, за него это делают машины. Ядерная война может начаться в автоматическом режиме еще до того, как президент страны сможет принять свое решение.

Как современный ученый Стиглер не мог обойти вниманием такой феномен, как «Фейсбук» (см. тут, а также —  Stiegler B. The most precious good in the era of social technologies // Unlike us reader. Social media monopolies and their alternatives. Ed. by G. Lovink a.o. — Amsterdam, 2013). Он рассматривает социальные сети в контексте процесса грамматизации социальных отношений, что позволяет выделять определенные их модели для массового повторения. Они могут как интенсифицировать индивидуальность, так и разрушать ее.

Стиглер в своих изысканиях опирается на тексты Ж. Симондона (см. туттуттуттут і тут). Единственно, что он критикует его за незнание Фрейда. Но ключевые идеи Стиглера пришли именно оттуда. Детально информационная онтология Симондона в аспекте отличий от математической теории коммуникации, идущей от Шеннона, рассматривается в работе  Илиадиса. Например, если Шеннон говорит о передаче сообщения, то есть информационном контенте, который должен совпадать в точке отправления и точке получения, то Симондон — об информационном коде, который переводит информационные артефакты в нечто совершенно новое. Симондон также считал, что следует заменить понятие формы понятием информации. Есть редкие русские переводы его работ (cм. также  биографию Симондона, написанную его дочерью). Симондон был первым, кто принес идеи кибернетики во Францию (Chabot P. The philosophy of Simondon. Between technology and individuation. — London — New York, 2003). Его также попытались связать с магией.

Цивилизация была создана коммуникацией. На первом этапе все было наоборот: протоцивилизации создавали свои средства коммуникации, например, в виде письменности для решения хозяйственных или религиозных задач. Но потом коммуникации сами стали задавать суть той или иной цивилизации. Телевидение в чем-то является примером отрыва коммуникации от цивилизации, которое может тормозить наше дальнейшее развитие, подталкивая общество не к прогрессу, а регрессу.

 

https://ms.detector.media/ethics/manipulation/tsivilizatsii_i_kommunikatsii_novye_podkhody/

 


24.11.2013 Классические медиатеории: Хевлок, Карпентер и Торонтская школа коммуникации в целом

 

Торонтская школа коммуникации известна благодаря фигуре М. Маклюена, которого знают все или почти все. Но школа не может состоять из одного человека. Кто же еще стоял рядом с ним? Кто еще работал в то время в Торонтском университете? 

 Эрик Хевлок также считается членом Торонтской школы коммуникации, хотя сам он это не особо признает, даже пишет об этом как бы с некоторым удивлением (Havelock E.A. The Muse Learns to Write. Reflections on orality and literacy from antiquity to the present. – New Haven, 1986, p. 17). Его основным профессиональным объектом изучения была античность. В Торонтском университете он работал еще до войны, потом перейдя в Гарвард. Основной идеей, которую он продвигал, стало понимание того, что основные достижения западной мысли сформировались как результат перехода греческого общества от устной к письменной форме общения людей (Havelock E.A. The Muse Learns to Write. Reflections on orality and literacy from antiquity to the present. – New Haven, 1986;  Havelock E.A.Preface to Plato. – Cambridge – London, 1963).

Хевлок ищет разные пути вхождения новой письменной культуры и ее последствия. Например, он отмечает следующее (Havelock E.A. The Muse Learns to Write. Reflections on orality and literacy from antiquity to the present. – New Haven, 1986, p. 103): «Начало алфавитной революции связано с созданием топика как темы дискурса, что сделало возможным преобразование акустически запоминаемой речи в материально сохраненные видимые артефакты, которые было возможным менять местами».

При этом он отмечает и то, что греческое общество порождало и сопротивление использованию алфавита (Havelock E.A.Preface to Plato. – Cambridge – London, 1963, р. 90). Во-первых, устные формы языка и мысли продолжали существовать и после изобретения алфавита. Во-вторых, классическая греческая литература не может быть адекватно понята без понимания ее устности.

Хевлок интересно подчеркивает, что греки изобрели не алфавит, греки создали грамотность. В нескольких своих текстах он акцентирует, что за 700 лет до нашей эры все греки были безграмотными. Тексты Гомера как устные предполагали запоминание, одним из инструментариев которого был ритм. Тексты Аристотеля, уже как письменные, предполагали помещение в визуальный артефакт.

Хевлок отмечает существенные последствия, к которым ведет письмо: «Власть порождается механизмами письменной коммуникации. Коммуникация не только является инструментом мысли, она также создает мысли. Алфавитная коммуникация, что означает грамотная коммуникация, породила тип мышления, которое повторяет динамическое течение ежедневного опыта в "высказываниях" одного или другого вида. Это делает возможным концептуальный анализ того, что происходит вокруг и в нас самих, и создает возможность не просто рассуждать о том, что происходит, но контролировать и изменять это. Этой возможности нет в устной культуре».

Это наблюдение предельно ясно разъясняет тот сдвиг, который происходит в человеческом обществе с появлением письменности, поскольку фиксирует не только изменения в нашем мышлении, но и новые возможности по управлению.

Хевлок даже увидел разницу между Западом и СССР в разнице письменности, которая является не просто чужой по отношению к привычной им западной, но и определенным барьером. Грецию он рассматривает как место конфликта между устным и письменным разумом.

Проблема запоминания, наиболее остро стоявшая перед устными обществами, решалась с помощью ритма, ритуалов, драматургии и подобного. Всё это требовало, по мнению Хевлока, большого социального пространства. Другими совами, это более затратные механизмы, чем письмо. Но письмо также трансформировало само мышление, сделало его более четким.

Если современное общество покоится на письменности, то общества прошлого были погружены в устность. Хевлок пишет (Havelock E.A. The Muse Learns to Write. Reflections on orality and literacy from antiquity to the present. – New Haven, 1986, p. 65): «Чтобы понять разницу между двумя вариантами обществ, следует признать, что в первичной устности отношения между людьми целиком определялись акустически с добавлением визуального восприятия поведения тела. Психология этих отношений также акустическая. Отношение между индивидом и его обществом является акустическим, между им самим и его традицией, его законами, его властью».

Об Иннисе Хевлок пишет, что тот изучал бумажную промышленность Канады, и как патриоту ему было тяжело видеть, что леса вырубаются, чтобы закончить свое существование в виде газеты в нью-йоркской подземке (Havelock E.A. The Muse Learns to Write. Reflections on orality and literacy from antiquity to the present. – New Haven, 1986, p. 43). Странно для человека, погруженного в античность, видеть такие пассажи о современности. У Хевлока один из разделов книги называется, например, «Радио и повторное открытие риторики». В контексте радио у него возникает даже Гитлер (Havelock E.A. The Muse Learns to Write. Reflections on orality and literacy from antiquity to the present. – New Haven, 1986, p. 31 – 33). Он подчеркивает, что Рузвельт и Гитлер воспользовались радио для влияния на умы людей, имея в качестве предшественников менестрелей устных веков. Он вспоминает свои впечатления от выступления Гитлера по радио, когда он стоял на улице в Торонто в 1939 году и слушал трансляцию речи. Он пишет: «Я иногда задумывался, не мог ли Маклюэн как молодой человек в Торонто того же времени слышать ту же речь, получить такой же опыт. Многое из того, что он потом написал, отражает такую возможность».

Членом Торонтской школы коммуникации также называют и Теда Карпентера, антрополога и специалиста по визуальной коммуникации (см. о нём). Его называют пионером исследований в области визуальной антропологии. Во время работы в Торонто Маклюэн и Карпентер вместе вели курсы, имели совместные публикации. В его некрологе в New York Times, а он умер в 2011 году в возрасте 88 лет, говорится, что он заложил основы медиаисследований вместе со своим другом Маршаллом Маклюэном. Оказывается, что книгу «Понимание медиа» они писали вдвоем, но потом Карпентер убрал свое имя с обложки. Когда один из студентов спросил, может ли он записывать его лекции, Карпентер ответил следующее: «Вы не должны были спрашивать. Любой преподаватель, который ответит отказом, находится вне связи с миром современных медиа и их отношений с образованием».

В статье Карпентера «Новые языки» можно прочесть все идеи, которые в других вариантах мы слышим от Маклюэна. Она начинается с того, что все языки признаются массмедиа. Но новые медиа – кино, радио, ТВ – являются новыми языками, грамматика которых еще не известна.

Карпентер подчеркивает, что идея может принадлежать какому-то одному варианту медиа. Каждый из них отбирает свои собственные идеи. С его точки зрения, каждый тип медиа открывает свой тип реальности, своей правды. Он видит скрытые от других измерения реальности. Еще одно интересное наблюдение: появление нового вида медиа освобождает старые медиа для креатива. Они перестают ориентироваться на власть и прибыль.

А это вообще «чистый Маклюэн» (см. также полный список работ Карпентера): «Мы не смотрим телевизор, это он смотрит нас: он направляет нас. Журналы и газеты более не передают "информации", а другие пути видения вещей. Они отказались от реализма как слишком простого: они представляют себя вместо реализма. Life является чистой рекламой: его статьи упаковывают и продают эмоции и идеи, как их платная реклама продает товары». Кстати, это очень точное описание сегодняшних женских или гламурных журналов.

Автор самого термина «Торонтская школа коммуникации» напишет, что в 1950 г. Торонто был небольшим городом с миллионом жителей. Этого автора звали Дон Сил, и именно он свел вместе Маклюэна и Карпентера, поскольку понял, что они идут параллельным курсом. В тот момент они все трое читали в Торонтском университете. Есть и такое интересное наблюдение у одного из их современников: «Тед был Энгельсом для Маклюэна Маркса». Это можно понять так: Маклюэн, несомненно, был сильнее, но Маклюэн не мог бы реализоваться без Карпентера.

Д. Сил находит еще одно объяснение, почему именно Торонто стал таким центром: «Торонто был городом, в котором, к удивлению, не было давления, присутствующего в большинстве основных американских городов, а Торонтский университет, на который не влияли военно-промышленные исследования, предоставлял до конца пятидесятых относительно свободную от давления академическую среду, имевшую склонность к критике. Между прочим, в этом аспекте интересно вспомнить способ, которым Маклюэн подчеркивал большое число раз историческую связь между термином "школа" и греческим "scholia", исходное значение которого, как повторяли Платон и Аристотель, было свободное время».

Если Маклюэн интересовался модернистскими литературой и театром (Дж. Джойс, Э. Паунд, кубисты, дадаисты), то Карпентер – этнолингвистикой, языком тела, что также было совершенно новыми подходами.

В работе «Молчащая музыка и невидимое искусство» Карпентер рассказывает, что в примитивных обществах существовал институт неслышимой музыки. Если сегодня искусство принадлежит всем, по музеям бродят толпы посетителей, то у американских индейцев только малая часть их искусства предназначалась для всех. У аудиопространства нет фокуса, нет фиксированных границ. Глаз, наоборот, фокусирует, располагает объекты в физическом пространстве.

Японский и тибетский буддизм имеют эзотерические изображения, которые не должны видеть чужие глаза. Некоторые буддийские мандалы должны быть разрушены по завершению. Жители деревень американских индейцев живут в окружении закрытого искусства: они видят и слышат только то, что им положено. Базовой характеристикой звука является то, что он может заполнить пространство. Кстати, с пятидесятых годов Карпентер делает телепрограммы для CBS, отсюда тоже его внимание к визуальной коммуникации.

Говоря об исследуемых им обществах как примитивных, одновременно следует подчеркнуть достаточно высокие их достижения во многих областях. Например, в одном интервью Карпентер упоминает, что арктические карты, сделанные до 1951 года, базировались на рисунках эскимосов. Последующая аэросъемка подтвердила их большую точность. В некоторых случаях, когда карты делались по словам британских морских капитанов, они оказались неверными, а корабли пропали. Эскимосы оказались лучшими навигаторами. 

Следует отметить также, что у Маклюэна не было сильных связей с Иннисом, хотя так считается. А источники его идей следует искать за пределами современности. Как отмечал Карпентер, различия между Маклюэном и Иннисом были более чем сильными.

Карпентер вспоминает семинар по коммуникации, в котором были и Маклюэн, и он. Он функционировал на деньги Фонда Форда в 1952–1953 гг. И именно эту группу он называет «нашей». Термин «слуховое пространство» первым высказал Карл Уильямс, психолог, еще один участник Торонтской группы, который хотел сделать психологию более объективной наукой. И этот термин электризовал всех. Маклюэн заговорил об «акустическом пространстве».

Карпентер объясняет «взрывной» характер этого взгляда следующим образом: «“Акустическое пространство” предлагало ключ. Если "грамматика" уха может структурировать пространство, могут ли другие чувственные коды объяснить молчащую музыку, невидимое искусство, танец без движения? Не являются ли чувства сами по себе первичными медиа?».

Собственный опыт подсказал ему еще одну характеристику. Работая одновременно на телевидении, радио и в печати, он попытался повторить тот же материал для разных медиа. Но это не срабатывало. Его вывод из этого был таков: «Ни один вариант медиа не является полностью нейтральным. Некоторые идеи легко переходят в те или иные медиа, другие – не очень. Если бы все медиа были одинаковыми, нам был бы нужен только один вариант».

О Маклюэне он вспоминает: это было тридцать два года совместной дружбы, они встречались ежедневно, проводили время в кухнях друг друга, читали те же работы, ходили в джаз-клубы, бродили по улицам.

Идеи всей этой группы журналисты приписывали потом исключительно Маклюэну как единственному гуру. Как говорит Карпентер: «Это делал не Маклюэн, хотя он никогда не возражал». Например, идею линейной и нелинейной кодификации реальности высказала Дороти Ли. Она взяла идею линейности из физических наук. Маклюэн в результате заговорил о «типографическом человеке». Идея «медиа является сообщением» приходит из лекции Монтегю «Метод является сообщением», которую посетили Маклюэн и Карпентер. «Медиа является массажем» идет от Закса, которому Маклюэн объяснял исходную фразу, а Закс как любитель бань и массажей сказал «как массаж?».

Карпентер суммирует этот метод следующими словами: «Всё происходило как на фабрике Энди Уорхола. Всё от классики до комиксом проходило вторичную обработку. На выходе Маршалл дистиллировал, форматировал, полировал, оркестровал. У него была выдающаяся способность подводить итоги, затем называть идеи незабываемыми заголовками». Далее есть и такая фраза: «Обычно говорят об оригинальных идеях Маклюэна. У него их не было [...] Его гениальность лежала в восприятии, а не в креативности. Он воспринимал мир таким, каким видел, и просто описывал увиденное», Кстати, когда Карпентер покидал Торонто, Маклюэн организовал так, чтобы их колледж купил библиотеку Карпентера по европейской магии и колдовству.

Разницу с Иннисом Карпентер видит в том, что если Иннис был приверженцем открытого общества, то Маклюэн – закрытого, если Маршалл любил Америку, Иннис боялся ее влияния на канадскую идентичность. Иннис никогда не был ментором Маклюэна, не был он и его защитником. Хотя Хевлок, кстати, говорит именно о менторе (Havelock E.A. The Muse Learns to Write. Reflections on orality and literacy from antiquity to the present. – New Haven, 1986). 

Хевлок также говорил, что это он употребил фразу «Торонтская школа коммуникации» на лекции, которую посетил Иннис, а от него она перешла к Маклюэну. Но Карпентер говорит, что такой школы никогда не было, это просто было наблюдение за шоу в музейной кофейне. В Торонто были такие места для сборищ: телевизионщики приходили в одно место, художники – в другое.

Карпентер также подчеркивает существование параллельных исследовательских путей в то время. Это группа была создана в 1947 г. при госдепартаменте по подготовке работников дипломатической службы, где были Бирдвистелл, Холл. Возглавлял ее Трейджер (см. тут и тут). Эти имена известны сегодня как создатели теории невербальной коммуникации. Кстати, антрополога Ли, как и Уорфа, предложившего принцип лингвистической относительности (Lee P. The Whorf theory complex. A critical reconstruction. – Amsterdam, 1996), цитировали в учебных хрестоматиях этой группы, поскольку они писали как раз о том, что каждый язык удерживает свою собственную картину мира.

Дороти Ли также входила в Торонтскую школу (см. о ней и ее основную статью о линейной и нелинейной кодификации реальности, также –  Zaharna R.S. Asymmetry of cultural styles and the unintended consequences of crisis public diplomacy // Intercultural communication anddiplomacy. Ed. by H. Slavik. – Msida – Geneva, 2004). В работе она пишет, что опора на скрытую линейность сегодня присутствует во всей нашей умственной работе. Линия не только соединяет, но и движется, например, дороги бегут. Мы выстраиваем события хронологически в линейном порядке, чего нет в примитивных обществах.

И последний факт – в 1965 году Карпентера пригласили присоединиться к Маклюэну на встрече в одной пиар-фирме в Сан-Франциско. Оказалось, что встреча была нужна для того, чтобы сформировать заказ: конвертировать Маклюэна во всемирно признанного медиагуру. Бюджет составлял всего лишь шесть тысяч долларов. Отсюда начался ураган интервью, рецензий, статей, книг, карикатур, телевыступлений Маршалла Маклюэна. Методы продвижения товаров и звезд были использованы для продвижения академического ученого.

Ничто этому не помешало, как подчеркивает Карпентер. Иннис как основной источник был мертв, Дороти Ли не была публичной фигурой, Холл, у которого Маклюэн заимствовал понятие «расширения человека, сказал, что сам взял эту фразу у другого ученого». Мамфорд переживал, но переживания можно закрыть благодарностью в предисловии.

Вся эта картинка немножко иная, чем мы привыкли слышать. Но мы слышим перепевы чужих воспоминаний, а это воспоминания из первых уст, в которых жажда славы становится одним из движущих моторов. Но, наверное, это свойственно не одному Маклюэну.

В результате для Торонтской школы, для ее формирования Иннис и Хевлок становятся пионерами, а Маклюэн и Карпентер – продолжателями. Причем Иннис своими исследованиями «закрыл» исторический аспект, ведь он исследовал смену материала для письма. И действительно, к примеру, на камне мы не поставим лирическое стихотворение, для поэзии потребовался папирус. Возможно, Маклюэн стал столь нужен и интересен, поскольку на него пришлось время телевидения. Что касается Карпентера, то реально он недооценен. Но он и писал меньше, уделяя много времени полевой работе как антрополог. И основная идея школы всё же у Карпентера. Это мысль о том, что каждый вариант медиа обладает собственным взглядом на реальность. Отсюда уже можно вывести и более известное понимание Маклюэна, что медиа и есть сообщение. По Карпентеру, оно и есть таковым именно потому, что видит свое, избирая из реальности то, чего не видят другие медиа.

Карпентер ценил книгу Маклюэна «Галактика Гуттенберга». О книге «Понимание медиа» он писал, что видел, как Маклюэн ее писал, обложившись поочередно каждым номером журнала Торонтской группы и работами автором этого номера.

В целом, несмотря на массу критических замечаний Карпентера, мы не будем отнимать у Маклюэна славу первопроходца. В любом случае Торонтская школа ввела в обиход следующее:

- она обнаружила причинно-следственные связи между цивилизацией и коммуникацией, точнее между типом цивилизации и типом коммуникации,

- сформулирована причина этих переходов: каждый тип медиа имеет свое восприятие действительности,

- разнородный профессионально характер торонтской группы породил междисциплинарный подход к коммуникации,

- печать породила все характеристики современного западного общества (индивидуализм, частный взгляд на жизнь,  национализм и др.),

- торонтская группа стремилась к более объективному изучению социальных объектов, хотя тексты самого Маклюэна, по правде говоря, не являются примером такого подхода, поскольку его наблюдения не опираются на эксперименты или иные объективные доказательства.

По каждому из этих пунктов будет не один, а много соавторов. Например, исторические аспекты влияния коммуникации на цивилизации описаны подробно Иннисом, однако на эти темы рассуждает и Маклюэн, например, связывая сложное доалфавитное письмо с жреческой властью, а переход к алфавитному письму – с властью военных (Маклюэн М. Понимание медиа: внешние расширения человека. – М. – Жуковский, 2008, с. 94). Линейное кодирование действительности, возникшее под влиянием письма, о котором писала Ли, позволяет Маклюэну заявить, что римлянин как представитель уже визуальной цивилизации чувствовал бы себя в США как дома, в то же время древним грекам были бы ближе устные культуры, например, Ирландия (Мак-Люэн М. Галактика Гутенберга. – Киев, 2003, с. 88–89).

Маклюэн также интересовался тайными обществами и конспирологией (Theall D. F. Virtual Marshall McLuhan. – Montreal, 2001). И это вполне вписывается в его образ. Как подчеркивает Сил: будучи историком Возрождения, Маклюэн интересовался магией, алхимией, оккультизмом, древними мистериями. Он считал, что секретные общества имеют существенное историческое влияние. Отдельная глава книги посвящена влиянию Маклюэна на французскую школу. Есть отдельные работы, например, где Бодрияр рассматривается как новый Маклюэн.

В оценке результатов школы подчеркивается, что Хевлок, Маклюэн и в меньшей степени Иннис занимались структурой коммуникативных медиа. Делаются даже далеко идущие выводы. Например, Торонтская школа предложила конкурентную по отношению к Фрейду или Марксу модель глубинной структуры человеческого поведения.

Выделяют и другие последствия влияния школы. Например, главной ее чертой признается то, что технологии медиа являются более важными, чем передаваемое ими содержание (Katz E. The Toronto school and communication research // The Toronto school of communication theory. Interpretations, extensions, applications. Ed. by  R. Watson, M. Blondheim, R. P. M.Watson. – Jerusalem, 2007‎). Другие исследователи подчеркивают, что Маклюэна и Инниса коммуникации более интересовали как процесс, а не как структура (Blondheim M., Watson R. Innis, McLuhan and the Toronto school // Ibid). Другой темой становится акцент на последствиях коммуникаций. И третьей – фокус на технологиях коммуникаций. Все эти три темы и формирует тот собственный объект исследований, характерный для Торонтской школы. И говоря об Иннисе, подчеркивают, что коммуникация интересовала его на уровне страны, империи, цивилизации. В принципе, следует признать, что это характерно для всей школы. Они исследовали «макрокоммуникацию», если можно предложить подобный термин.

В целом Торонтская школа скорее была виртуальной, чем реальной. Но это отнюдь не умаляет ее результатов. Тем более такая совместная работа гуманитариев достаточно редка. Гуманитарии – скорее одиночки. Нужна дополнительная сила, чтобы их удалось объединить. Единственным близким примером советского времени была Тартуская школа семиотики, объединенная вокруг фигуры Юрия Лотмана. 

 

https://ms.detector.media/media_law/government/

 


17.11.2013 Классические медиатеории: Маршалл Маклюэн

 

Marshall McLuhan (July 21, 1911-Dec. 31, 1980)  in 1963 ERIK CHRISTENSEN/THE GLOBE AND MAIL

Новый тип медиа сметает основы цивилизаций прошлого 

 Маклюэн (есть целые сайты, посвященные только ему – www.marshallmcluhan.comwww.mcluhanstudies.com) как-то сказал своему другу и коллеге, что для сохранения хотя бы одного клочка цивилизаций прошлого (иудейско-греческо-римской-возрожденческой-просвещенческой), надо уничтожить все телевизоры. Эта фраза отражает конфликт, при котором новый тип медиа сметает основы цивилизаций прошлого, поскольку они были вербально ориентированными, а на смену им пришли визуальные механизмы, проводником которых стало телевидение.

Торонтская школа, в числе основателей которой стоит и Маклюэн, по сути, попыталась поставить акцент не столько на содержании медиа, как это делают другие науки, включая журналистику или литературоведение, а на материальном носителе-передатчике, с помощью которого это содержание передается. И это позволило принципиально иначе взглянуть на коммуникацию. Более того, эту школу и трактовать можно как построенную не на доминировании содержания, а на доминировании формы передачи.

Маклюэн писал тексты и давал интервью в стиле, соответствовавшем эпохе телевидения, о которой сам и говорил (см. книги: Мак-Люэн М. Галактика Гутенберга. Сотворение человека печатной культуры. – Киев, 2004; Маклюен Г.М. Понимание медиа. Внешние расширения человека. – М., 2003; McLuhan M. Understanding media. – Cambridge – London, 1994; McLuhan M. Understanding me. Lectures and interviews.- Cambridge, 2003). Он считал, что мир стал жить в рамках мозаичной культуры, примером чего являются теленовости, единственный объединяющий момент которых – то, что они произошли в один день и час.

Это определенные самозамкнутые кусочки, которые должны были сложиться в единую мозаику. В интервью журналу Playboy (о ком еще из академических профессоров можно так сказать?) Маклюэн подчеркивал, что результативное изучение медиа имеет дело не только с содержанием медиа, но и с самими медиа, с культурными контекстами, в которых медиа функционирует (Essential McLuhan. Ed. by E. McLuhan, F. Zingrone. – New York, 1995, р. 236). Здесь же он акцентирует и свою базовую идею, что новые технологии являются продолжениями нашего тела, наших органов чувств.

До прихода письменности человек жил в акустическом пространстве, его культура была устной. Главным средством являлась речь, и никто не знал больше других, поскольку не было индивидуализации и специализации. Устная культура всё делает одновременно. Акустическое пространство он описывает как не имеющее ни центра, ни границ.

Потом начинается переход к визуальным формам – письму и печати. Фраза Маклюэна, что «западный человек был человеком Гуттенберга», означает: печать порождает всё то, что сформировало сегодняшний мир: национализм, реформацию и промышленную революцию.

И тут особая роль принадлежит именно СМИ и новостному потоку, который они порождают. Книжную форму он трактует как частный голос, а вот пресса становится отражением коллективного мнения: «Книга — приватная исповедальная форма, которая представляет точку зрения. Пресса, в свою очередь, является групповой исповедальной формой, обеспечивающей сопричастность сообщества».

Печать вызвала к жизни новый феномен, которого не было ни в античности, ни в средние века (McLuhan M. Understanding me. Lectures and interviews.- Cambridge, 2003, p. 83). Люди повернулись к самовыражению, к выделению себя среди других. В продолжение печати возникает ксерокопирование. Если в случае печати аудитория не включена в процесс издания, то теперь всё наоборот. Кстати, советский «самиздат» – часть этого же феномена.

Близкие медиа начинают поддерживать друг друга. Приход телевидения, например, привел к удвоению тиражей новостных журналов. И Маклюэн видит следующее объяснение этому феномену: «Новостные журналы, исключительно мозаичные по своей форме, предлагают не окно в мир, как прежние иллюстрированные издания, но представляют корпоративные образы сообщества в его действии. Если зритель иллюстрированного журнала пассивен, то читатель журнала новостей активно вовлекается в процесс производства значений создания коллективного образа. Поэтому телевизионная привычка вовлечения в создание мозаичного образа чрезвычайно усилила привлекательность подобных новостных журналов, понизив в то же время интерес к более традиционным иллюстративным изданиям».

Интересно и ново по сей день замечание Маклюэна о том, что человек устной культуры был более сложен эмоционально, поскольку западный человек является более гомогенизированным, в нём подавлены определенные эмоции, чтобы достичь практичности и результативности. В интервью Playboy он подчеркивал, что алфавит нейтрализовал всё разнообразие примитивных культур, переводя их сложности в простые визуальные формы.

Еще одно известное разграничение Маклюэна на холодные и горячие средства коммуникации. По его определению, горячее средство исключает, а холодное включает. Горячее средство полностью заполняется информацией, поэтому не требует участия аудитории. Это фотография – в отличие от карикатуры, которая является холодным средством. В холодном средстве аудитории приходится быть активной. Холодные медиа дают меньшую определенность, что заставляет читателей/зрителей быть более активными.

Опираясь на свою максиму, что средство (а не содержание) является сообщением, Маклюэн подчеркивает, что содержание играет подчиненную роль. Муссолини, Гитлер и Рузвельт поднимаются наверх в эпоху радио, как Кеннеди в эпоху телевидения. Отсюда, кстати, понятно, что Хрущев был более человеком телеэры, чем Брежнев, читающий по бумажке.

В книге «Понимание медиа» Маклюэн дает следующее определение горячего средства: «Горячее средство – это такое средство, которое расширяет одно-единственное чувство до степени "высокой определенности"» (Маклюен Г.М. Понимание медиа. Внешние расширения человека. – М., 2003, c. 27). И далее: «Горячие средства характеризуются, стало быть, низкой степенью участия аудитории, а холодные – высокой степенью ее участия». Соответственно, отсталые страны являются холодными, развитые – горячими. Речь или телефон – это холодные средства коммуникации. Кино и радио – горячие.

Совершенно понятно, что Маклюэн говорит всё это, отталкиваясь от своего основного понимания, что медиа – это расширение чувств человека. Идя таким, условно физиологическим путем, Маклюэн не нуждается в содержании передаваемого, его интересует общее функционирование. Именно Маклюэну отдает пальму первенства Маршалл По в отделении содержания от медиа (Poe M.T. A history of communications. – Cambridge, 2011). Это позволило совершено по-иному взглянуть на данную сферу.

Маклюэн говорит в интервью Би-би-си, что книгу «Галактика Гуттенберга» он стал писать, когда прочел исследование о влиянии на африканцев печатного слова (McLuhan M. Understanding me. Lectures and interviews.- Cambridge, 2003). Кстати, идея о влиянии печати на формирование национализма и национальных государств, о котором потом написал Бенедыкт Андерсон, также принадлежит Маклюэну. И это вытекает из его представлений о том, что новостной поток отражает коллективные представления, в то время как книга отражала индивидуальную точку зрения.

Визуальные механизмы он рассматривает как отрывающие мозг от других чувств, цитируя, к примеру, исследование, в котором утверждается: готическое письмо читается с большим трудом, словно оно предназначено для того, чтобы на него смотрели, а не читали.

Фиксация визуального фактора имела очень серьезные последствия. Маклюэн пишет: «Гомогенизация людей и материалов составит суть программы Гуттенберговой эпохи, а также источник благосостояния и силы, неведомой никакой другой эпохе и технологии» (Мак-Люэн М. Галактика Гутенберга. Сотворение человека печатной культуры. – Киев, 2004, с. 191). То есть визуальные механизмы сделали нас более похожими. И это, несомненно, облегчает управление.

Мы слабо представляем себе, как всё это функционировало в прошлом. Например, средние века не знали авторства в сегодняшнем понимании, не было понятия читающей публики. Рукописная книга медленно читалась и медленно обрабатывалась. Печатная книга стала первым унифицированным и воспроизводимым массовым товаром, создав прецедент, образец такого товара для будущего.

Он видит роль печатного слова в том, что именно оно создало западную цивилизацию, включая Реформацию (McLuhan M. Understanding me. Lectures and interviews.- Cambridge, 2003, p. 60). Это такие особенности, как индивидуализм, частное мнение или собственный взгляд. Другие культурные формы (радио или рукопись) не поддерживают этих характеристик.

Кстати, он считал, что письмо ввело линейность, что впоследствии отразится на последовательную организацию всей жизни человека. При этом линейность не присуща радио, кино и телевидению (McLuhan M. Understanding me. Lectures and interviews.- Cambridge, 2003, p. 36). И они снова поломали старые привычки, пришедшие с печатным миром.

По его мнению, греки времен устной культуры плохо относились к прикладному знанию (Мак-Люэн М. Галактика Гутенберга. Сотворение человека печатной культуры. – Киев, 2004, c. 35). Он связывает это с тем, что прикладное знание немыслимо без однотипности и гомогенизации населения. Линейное письмо он видит как визуализацию невизуальных функций и отношений.

Папирус позволил Риму воспользоваться всеми преимуществами алфавитного письма (Маклюен Г.М. Понимание медиа. Внешние расширения человека. – М., 2003, с. 162). Этот скачок в скорости и охвате пространства позволил, по его мнению, создать Римскую империю.

Телевидение как холодное средство отвергает сформированные типажи (политика, доктора, юриста), поскольку аудитории в этом случае нечем их дополнить. Холодное средство требует работы зрителя. Кстати, Маклюэн дает следующее объяснение, почему нам интересны фильмы про бандитов и полицейских (McLuhan M. Understanding me. Lectures and interviews.- Cambridge, 2003, p. 78). И те, и другие по природе своей являются охотниками, а это наше далекое прошлое времен палеолита. То же самое касается фильмов о Джеймсе Бонде.

Вьетнам был первой американской телевизионной войной. Предыдущие войны велись с помощью горячих медиа (кино, картины, фотографии, пресса) (McLuhan M. Understanding me. Lectures and interviews.- Cambridge, 2003, p. 156). Людей слишком сильно включили в эту войну, и они ее отвергли. Как видим, это еще одна интерпретация того факта, что выиграть войну не дало наличие телевидения.

Писатель Честертон вводит Маклюэна в католицизм. Соответственно, есть работы, рассматривающие влияние католицизма на его медиатеорию. Здесь утверждается одна интересная мысль: если медиа являются месседжем, то содержанием становится пользователь. А теория коммуникации Маклюэна отражает не транспортацию, а трансформацию. Католицизм дает возможность совершать трансформацию.

В целом следует признать, то Маклюэн открывает принципиально новое направление. И не просто его открывает, он максимальным образом продвигает его вперед, сам становясь героем мира новостей, журналов и телевидения, то есть претворяя в жизнь те законы, которые сам же вводит и обсуждает. В пятидесятые он вёл семинары по коммуникации и культуре в Торонтском университете, которые финансировались Фондом Форда. И это тоже явилось, вероятно, одним из толчков к распространению его идей. 

 

https://ms.detector.media/ethics/manipulation/klassicheskie_mediateorii_marshall_maklyuen/

 


10.11.2013 Социокоммуникации и социосистемы 

 

Книга знакомит читателей практически со всеми наиболее значимыми современными концепциями психологии и теории личности. Работа написана польским исследователем, профессором гуманитарных наук Юзефом Подгурецким, заведующим кафедрой социальных коммуникаций Опольского университета

Социокоммуникации, или социальные коммуникации, являются объединяющим понятием для всех коммуникаций социосистемы – частных и публичных. Всякая коммуникация способствует социализации, поскольку увеличивает область общих знаний и действий людей.

Социокоммуникации дают возможность выполнять следующие задачи:

- удерживать имеющееся состояние социосистемы,

- переводить социосистему в новое состояние,

- активировать или блокировать определенные параметры социосистемы.

Гарольд Иннис говорил об управлении социосистемой путем монополизации знаний. Например, монастыри он называл монополистами знаний, поскольку они хранили тексты и переводили тексты на более долговременные хранители (скажем, с папируса на пергамент) (Innis H.A. The bias of communication. – Toronto etc., 2003). Затем в роли такого монополиста выступает гильдия переписчиков. Далее следует печатание книг сначала на латыни, а потом на национальных языках. Запустив процесс печатания на национальных языках, человечество получает в результате национальные государства. То есть чисто коммерческий переход от печатания фолиантом на латыни на печатание памфлетов на национальных языках имел последствием современную картину мира.

СССР контролировал процесс распространения знаний как путем цензуры, так и путем усиленного печатания «правильных» текстов. Но, как показывает дальнейшее развитие, приход интернета всё равно разрушил бы эту монополию, держать ее было бы сложно. Гибель СССР можно четко привязать к будущему появлению интернета.

Уже появление телевидения дало запрос на новый типаж лидера. Брежнев, читающий по бумажке, не мог сравниться с Горбачевым, который мог говорить свободно. Бюрократия тоже должна была поменяться. Ведь считается, что каждое новое поколение приходит с измененной системой ценностей. И если сегодня со вниманием относятся к приходу к власти в 2020 году нового поколения, то именно из-за того, что они несут с собой новые ценности.

Современные государства удерживают свою монополию на знания путем контроля образования. Среднее образование везде является и обязательным, и бесплатным. И отобранные знания занимают свое место в головах детей. Отсюда становится понятной борьба за школьные учебники, которая имеет место на постсоветском пространстве. Все, включая и Россию, которая, казалось бы, единственная приняла период советской истории, всё равно оказались перед дилеммой создания единого учебника истории.

СССР только с 1934 года вернулся к преподаванию истории, тогда вышло постановление «О преподавании гражданской истории в школе». Как вспоминает Михаил Рабинович, сама формулировка «гражданская история» звучала непонятно, но она была отголоском семинарского образования Сталина, которое включало историю церковную и историю гражданскую.

Социокоммуникации мы можем разделить на два типа: синхронные (в рамках одного поколения) и диахронные (с прошлым). То есть коммуникации между живыми и между живыми и мертвыми (к последним отнесем, к примеру, книги и прочие коммуникативные продукты, созданные в прошлом).

Для социокоммуникаций важным элементом является количество людей, с которыми мы поддерживаем коммуникации. Английский антрополог Робин Данбар установил связь между размером мозга и объемом социальных контактов, которые поддерживает человек. Число таких контактов оказалось равно 150 (см. тут и тут). В числе прочего он изучал количество поздравительных открыток, которые отправляют люди. Там оказался такой расклад: четверть карточек идет к родственникам, две трети – к друзьям, а 8% – коллегам. Но общая цифра была в районе 150. Число людей, которые жили в неолитической деревне, также 150.

Данбар объясняет это ограничение тем, что человеческий мозг является достаточно дорогим удовольствием. Он занимает 2% массы, но потребляет 20% энергии. В своей книге он выдвигает гипотезу, что язык возникает как удешевленный способ социального груминга (Dunbar R. Grooming, gossip and the evolution of language. – London, 2002). Приматы удерживают свои группы интенсивным социальным грумингом. Чем больше времени уходит на груминг, тем большей может быть группа. Когда времени тратится мало, группа становится нестабильной. При выходе состава группы за пределы 150 люди не чувствуют связи между собой.

Большой мозг формируется, чтобы решать проблемы социализации. Группа из 150 особей должна тратить на груминг 40% своего дневного времени, что невозможно. В природе зафиксирована максимальная цифра в 20% у одной породы эфиопских обезьян. И вот обмен информацией друг о друге (сплетни) является заменителем этой траты времени.

Язык является хорошим заменителем, поскольку социальный груминг возможен только между двумя особями, а язык дает возможность обмениваться сразу с тремя. Коммуникация позволяет строить отношения, не прибегая к физическому контакту. Язык позволяет получать информацию даже об отсутствующих на данный момент особях.

Все приматы – и люди, и обезьяны – опираются на социальные прикосновения: «Сплетни, возможно, заменили поиск паразитов как механизм задания и расширения своего места в человеческом обществе, но желание почувствовать чужое прикосновение вписано так глубоко в рамках нашего прошлого как приматов, что оно осталось даже тогда, когда мы потеряли свою шерсть».

Всё это иллюстрирует удержание стабильного состояния социосистемы с помощью информации. Но одновременно информационные потоки являются серьезным трансформирующим фактором. Информационно выстраивается то, что должно привести к последующим изменениям.

Андрей Фурсов видит пример возрастающей роли информации в создании французскими просветителями «Энциклопедии» в XVIII веке: «"Энциклопедия" продемонстрировала ту роль, какую играет в обществе претендующая на рациональную новизну и социально ориентированная, и идейно заряженная, и структурированная информация (информация специального и политического назначения), каково ее воздействие на элиты, ставящее их под воздействие определенного информпотока и открывающее их таким образом влиянию конспироструктур или даже превращающее во внешний круг последних. По сути, "Энциклопедия" — это первый пример успешной информационной войны эпохи Модерна».

Мы привыкли видеть в качестве информационного удара эмоционально окрашенную информацию, которая воздействует на массы. Здесь же речь идет о таком уже ударе по рациональной составляющей человека. Кстати, только сегодня воздействие на эмоции стало более объективно изучаться военными, а воздействие на рацио изучается давно.

Американский ученый Джозеф Этвилл увидел в истории Иисуса первую психологическую войну, которую предприняли римляне, чтобы сделать более мирным еврейское поселение (см. тут и тут, сайт его книги «Мессия кесаря: римский заговор по созданию Иисуса» – www.caesarsmessiah.com). Еврейское население ожидало прихода мессии-воина, вместо которого пришел мессия-миротворец. Это было постоянной проблемой для Римской империи. Когда империя исчерпала традиционные методы разрешения проблемы, она обратилась к психологической войне. Этвуд также акцентирует элементы контроля разума в христианстве, которые и сегодня используются для обоснования войны на Ближнем Востоке.

Джозеф Этвилл считает, что христианство начиналось не как религия, а как сложный правительственный пропагандистский проект. В нём была создана конкурирующая система взглядов, в которой мессия призывал подставлять вторую щеку. Создание Нового завета он приписывает Флавиям: «Последовательность событий и мест путешествий Иисуса более или менее то же, что и последовательность событий и мест военной кампании императора Титуса Флавия, описанной Иосифом. Это является прямым доказательством сознательно сконструированной модели. Биография Иисуса является реально сконструированной». И это еще один вывод исследователя Библии Этвилла.

И это не только прошлое. Например, волнения на межэтнической почве в Бирюлево в Москве в 2013 году связывают с необходимостью освободить место для торгово-развлекательного центра. Отсюда активность и интенсив в реакции на убийство москвича азербайджанцем.

Эти и другие примеры, даже будучи всего лишь гипотезами, демонстрируют широкие возможности, которые имеют коммуникативные проекты в развитии человечества. Человечество не стало бы таким, каким оно есть, без них.

 

https://ms.detector.media/ethics/manipulation/sotsiokommunikatsii_i_sotsiosistemy/

 


20.10.2018 Медиакоммуникации как площадка для информационных и смысловых войн

 

Сегодня Украина и Россия находятся в состоянии смысловой войны. Ее главной характеристикой является несовпадение в толковании дальнейшего развития между двумя возможными направлениями – Европейским и Таможенным союзами. 

Медиакоммуникации становятся предельно важными в случае, когда они становятся площадкой для информационных и смысловых войн. Обычный человек не имеет защиты от этого инструментария. Информационные войны оперируют значениями, смысловые – смыслами. Разграничение значений и смыслов в свое время ввел логик Г. Фреге.

Медиакоммуникации можно разделить на имеющие долговременные (стратегические) цели и интересы и кратковременные (тактические). Демократическое государство старается участвовать в контроле стратегических, но не тактических интересов и целей. Тоталитарное государство контролирует всё, к тому же в наказание за нарушение применяет не только информационные, но и чисто физические средства в виде цензуры или в крайнем случае лишения свободы.

Информационные войны также ориентированы на тактические цели, в то время как смысловые войны имеют цели стратегические. По этой причине можно сказать, что для информационных войн важен акцент на начале информационного процесса, а для смысловых – на окончании. Информационную операцию рано или поздно детектируют, смысловую – почти никогда. Ее видят тогда, когда уже ничего изменить нельзя.

Сегодня Украина и Россия пребывают в состоянии смысловой войны. Ее главной характеристикой является несовпадение в толковании дальнейшего развития между двумя возможными направлениями – Европейским и Таможенным союзами. Каждая из сторон толкует свой выбор как наилучший, а выбор противоположной стороны – как неудачный.

Информационные войны оперируют отсылками на объекты реальности, смысловые войны работают с объектами виртуальности. Виртуальность открывает совершенно иные горизонты для работы, поскольку позволяет генерировать нужные объекты в бесконечном количестве. Однако все революции, к примеру, совершаются в поиске справедливости (лозунг «свобода, равенство, братство» функционирует со времен французской революции).

Глобализация также была смысловой войной. В результате сегодня, будучи коммерчески поддержанным, любой продукт попадает в каждую точку земного шара: от Гарри Поттера до последней марки автомобиля. Мы стали более похожи в потреблении сначала виртуального продукта (книги, кино, новости), а потом и физического (еда, косметика, одежда).

Глобализация стала результатом перестройки. Произошла замена смыслов. Но новая система ценностей в нашем случае всё равно наталкивается на старую, порождая войну смыслов в головах. Ельцин со свечкой в храме является символом такого наложения двух матриц.

В результате Россия, например, попадает сегодня в конфликтное положение. Вот несколько примеров первой декады октября 2013-го. Фильм Федора Бондарчука «Сталинград», который попал в срочный прокат, чтобы быть выставленным на «Оскар», рекламируется по телевидению как фильм, попавший в лонглист «Оскара». То есть главным достоинством патриотического фильма становится нахождение в чужой «очереди». Или другой пример: журналисты канала «Россия24» в курточках, где с одной стороны на груди написано «Россия24», а с другой – Columbia, рассказывают об эстафете по несению олимпийского огня. Оба эти примера говорят о пребывании в чужой ценностной системе.

Перестройка была облегчена тем, что советский народ уже ментально признал чужую систему лучшей. Мы смотрели чужие фильмы, носили чужую одежду, читали чужие тексты. Сменились и детские, и взрослые герои. У Запада свои детские тексты, которые окружают и создают комфортное детство. СССР имел свои, но потом они пропали.

Такая же модель частично присутствует и в сегодняшней смысловой войне, которую ведет Россия, подчеркивая экономическую провальность политики Украины. Валентин Бадрак, к примеру, отмечает, что в этом направлении работают и комедийные передачи, и даже детские фильмы. Например, мультипликационный фильм «Добрыня Никитич и Змей Горыныч» показывает киевского князя как неадекватного героя. Кстати, это касается и других фильмов о богатырях.

Г. Малинецкий говорит о возможных последствиях отказа заниматься культурой (Малинецкий Г.Г. Сколько стоит культура? // Информационные войны. – 2011. – № 3). Компьютерные модели в Институте прикладной математики РАН показали следующие результаты для 2030 года, если чужие войска не будут даже введены на территорию России, а соперничество будет идти в области культуры, экономики, демографии: Сахалин и Курилы отходят к Японии, возникает марионеточное государство и китайская зона влияния на Дальнем Востоке, Камчатка, Чукотка, Восточная и часть Западной Сибири отходят к США, появляется мусульманский анклав в Поволжье, ряд государств на Кавказе. То есть речь идет об интервенции не физических, а символических сил.

Информационные войны работают в безальтернативном пространстве, поэтому введение данной информации призвано отменить другую. Смысловые войны облегчают свое существование тем, что они протекают в альтернативной среде. Поэтому вхождение новых объектов здесь не встречает того уровня сопротивления, которое имеется в других средах (информационной и физической). В этом отличие виртуального пространства, где реализуется религия, идеология, литература и искусство. Они становятся единственными и безальтернативными только в случае поддержки этого со стороны информационной или физической среды (цензура, аресты или сжигание еретика на костре в более давние времена).

Интерпретация или реинтерпретация сохраняет физический набор объектов события, однако придает ему другое значение, вводит другой сюжет. Например, Россия и Грузия не спорили о том, была ли война. Речь шла о приписывании позиции агрессора разным сторонам. Украина и Россия не спорят о событии подписания договора об ассоциации, они предлагают различные концепции последствий этого подписания.

Любое отдаленное во времени событие уже невозможно истолковать единственным образом. Даже специалисты-историки имеют разные взгляды на одно и то же. Однако образование тиражирует всегда только один вариант. Массовая культура очень сильно стирает всякую возможность альтернативы вообще, а стандартный человек имеет реальный доступ только к массовой культуре.

В целом, вероятно, можно сказать, что информационные войны – это смена обоев, а смысловые войны направлены на смену фундамента. Конечно, обои могут выглядеть как окно, а настоящее окно – как стул, на который вы сядете и упадете. Но всё равно это смена сегмента картины мира, которая, несомненно, может иметь фундаментальные последствия. Смысловая война всегда направлена на подобные фундаментальные последствия.

Этот переход к смысловым войнам следует освоить как можно скорее. Ведь технологическое отставание на первых этапах ведет к еще большему отставанию на последующих. Примеров море: ни Украина, ни Россия же не в состоянии сегодня выпустить ни мобильный телефон, ни телевизор, ни компьютер. Еще в 1962 г. советник Дж. Кеннеди А. Шлезинджер писал своему президенту, что если США не обратят внимания на кибернетику, как это делает СССР, то они проиграют всё. Есть исследование на тему, почему СССР не сделал интернет, где в заголовке встречается слово Inter-nyet (Gerovich S. Inter-nyet: why the Soviet Union did not build a nationwide computer network // History and Technology. – 2008. – Vol. 24. – N 4). Хотя интернет придумывался как инструментарий для совместного пользования ресурсами, а превратился в канал коммуникации.

Смысловые войны в большой степени незаметны с точки зрения получателя информации, и в этом их сила. Более того, они идут как бы в русле сохранения имеющейся модели мира, не противореча ей, хотя на самом деле конечные их цели иные. Так, перестройку Михаил Горбачев задавал как возвращение к ленинской модели, но в конце ее Ленина вслед за Сталиным списывают в архив.

Следует также помнить, что смысловые и информационные войны характерны для кризисных ситуаций. Поэтому предварительная подготовка к защите, а не только собственной атаке имеет существенное значение. И здесь уже накоплен достаточно большой опыт в сфере паблик рилейшнз. Например, А. Чумиков продвигает международно признанные десять тезисов по работе в кризисных ситуациях, один из которых звучит так: «быстрая реакция – ключевой момент в стратегии кризисных коммуникаций». А быстрая реакция всегда является результатом предварительной тренировки в реагировании, что особенно важно для выработки реакции государственных структур, где требуется почти бесконечное согласование действий разных ведомств.

При этом нам следует помнить, что кибератаки проходят только в систематике информационных войн, которые делятся по этой причине на действия в киберпространстве и информационном пространстве. Однако кибератака также может нести последствия для информационного пространства. Например, 27 августа 2013 г. на три часа был отключен в результате такой атаки веб-сайт газеты New York Times. Здесь, как видим, кибератака имела четкие информационные последствия.

Медиакоммуникации несут на себе политическую, экономическую, развлекательную нагрузки. Они стали частью жизни любого человека. Они наполняют пространство вокруг нас информацией и смыслами. И очень часто наша жизнь понимается и интерпретируется нами исходя из того, что мы получаем по этим потокам, а не непосредственно из физического пространства. Человек зависит от медиапространства точно так, как он зависит от пространства физического.  

 

https://ms.detector.media/ethics/manipulation/mediakommunikatsii_kak_ploschadka_dlya_informatsionnykh_i_smyslovykh_voyn/

 


13.10.2018 Новые медиа – старые проблемы

 

С приходом новых медиа человечество всякий раз проходит процесс унификации своего мышления и поведения 

«Фейсбук», как и любая другая медиасистема, удерживает участника в поле коллективных интересов. «Я знаю то, что знают другие», – так можно выразить словами эту функцию. Такая информационная социализация ведет к униформизму мышления и поведения. А это должна приветствовать любая социосистема, которая больше любит однородность, чем разнообразие. Вспомним, кстати, ломку мультикультурализма, которую признали европейские страны.

Мы видим, что есть точки социосистемы, которые проходят процесс коллективизации, а есть те, которые не поддаются ей. Этничность обладает защитными функциями, которые и не дали состояться мультикультурализму.

Есть важное замечание Фридриха Киттлера (цитата здесь, см. также – Киттлер Ф.А. Мир символического – мир машины // Логос. – 2010 – №1): «Развитие интернета более связано с тем, как люди становятся отражением технологий... прежде всего это мы должны адаптироваться к машине. Машина не адаптируется под нас».

То есть получается, что с приходом новых медиа человечество каждый раз проходит процесс унификации своего мышления и поведения. Телефон, к примеру, уничтожает письменную культуру, поскольку люди теперь перестают писать письма. С приходом интернета этот процесс усилился.

Вероятно, мы можем также говорить о прямых и спрятанных функциях медиа. Прямая функция всегда на виду, например, информирование о происходящих событиях. Однако спрятанной функцией телевидения является принуждение человека сидеть перед телевизором, что достигается максимальным использованием развлекательных механизмов. Под это подпали даже новости, которые резко усиливаются разными вариантами визуализации.

Телевидение и интернет одновременно с процессом коллективизации ментального поля совершили процесс деколлективизации физического поля. Мы имеем в виду, что, получая однотипные сообщения, человек вместе с тем оказался изолированным от других в физическом поле. Его теперь не так легко поднять на революцию или митинг, поскольку он считает, что, написав твит, он уже совершил какое-то действие.

И вообще коллективизация информационной деятельности, например, в «Фейсбуке», когда мы читаем новости, отобранные другими, имеет своим следствием увеличение времени, проводимого перед монитором. «Фейсбук», как и другие медиасистемы. удерживает потребителя в поле коллективных интересов, заставляя его знать и обсуждать сокращенный набор новостей, отобранных другими участниками соцсети.

Наиболее известны три функции медиасистем: хранение, обработка и передача информации. В каждом случае присутствуют все три процесса, однако доминирующим оказывается только один. Библиотека акцентирует процесс хранения. Аналитические и квази-аналитические центры обрабатывают информацию. Телевидение или газета концентрируются на передаче. СМИ в этом плане реализуют также функцию временного хранения информации, но поскольку они сосредоточены на текущем моменте, то единица хранения в них быстро заменяется новой.

СМИ передают информацию, институты образования транслируют знания, под которыми понимаются не факты, а системная информация, соответствующая модели мира данной социосистемы. Кстати, сегодняшнее образование приняло на себя старые функции пропаганды, поскольку здесь отсекаются альтернативные интерпретации событий, а остаются только те, которые благоприятны для социосистемы.

Новые медиа также сохраняют многие старые проблемы. Интернет, к примеру, всё еще остается чужим для больших сегментов населения. Социологи называют следующие цифры. В США 15% населения не пользуются интернетом, в России – 35%. Как сообщает International Telecommunication Union, в целом 61% жителей Земли не пользуются интернетом.

Предпочтения в информации сохраняют национальное своеобразие. Анализ ретвита новостных статей показал, что жители Германии проявляют в этом наименьшую заинтересованность, чего нельзя сказать о жителях Америки, Англии и Бразилии. Лидером является Испания, жители которой ретвитят 44% всех упоминаемых в соцсети материалов. Англичане предпочитают узнавать новости из иностранных ресурсов, бразильцы и американцы доверяют своим.

Англичан привлекают статьи об образовании, окружающей среде, испанцев интересуют местные новости, американцев интересует происходящее в мире, мода и развлечения, бразильцев – спорт, искусство, мир хай-тек, немцев – экономика и политика.

Печать и книги также не идеальны. Они могут продуцировать идеи, которые направлены на разрушение социосистемы. Сегодня «Аль-Каиду» выводят, к примеру, из книг Саида Кутба. Действия Ленина или Гитлера, трансформировавшие их страны, начинались с издания собственных книг.

Самые успешные издатели могут совершать ошибки в отборе книг и в коммерческом плане. Например, «Гарри Поттера» отвергли девять издательств, мотивируя тем, что всё это очень длинно и очень старомодно.

Телевидение оказалось хорошим манипулятивным средством. Оно позволяет с помощью ограниченного фактажа выходить на сильные эмоциональные всплески, при этом охватывая максимальную аудиторию.

Дмитрий Киселев, который в определенной степени занял место Сергея Доренко времен его пламенных телебитв, сегодня является аналогом пропагандиста и агитатора советского времени, когда главенствующим является не столько фактическое изложение событий (прямая функция), а эмоциональная атака на врагов (спрятанная функция).

И интеллектуал Киселев, конечно, нашел этому свое объяснение: «Основное отличие постсоветской журналистики от западной состоит в том, что нам приходится создавать ценности, а не воссоздавать. Производить ценности, а не воспроизводить их, как это делается в основном на Западе». Он подчеркивает, что несет ответственность только за то, что сказал, но не за то, что в результате сформировал зритель.

Речь идет о конкретном моменте кампании по выборам мэра Москвы, когда из Навального как бы пытались сделать Гитлера. Киселев в этом интервью говорит: «Каждый человек имеет право на свои ассоциации. Это тогда ваши ассоциации, а не мои ассоциации, правильно? Я-то говорю о сторонниках Навального, которые агитируют за него по технологии агитации за Гитлера. Если у вас рождается ассоциация, что Навальный – Гитлер, то это ваша ассоциация. А я говорю о геббельсовской пропаганде, и Геббельс был главой избирательного штаба Гитлера, они тогда заняли второе место».

Наличие телевидения или интернета еще не означает автоматического использования их для проведения информационных кампаний. Кстати, по этой причине отсутствие кампании в кризисных ситуациях выглядит своеобразным ходом. Например, в момент российско-украинской торговой войны 2013 года («Рошен», трубы и под.) странным выглядело молчание украинских официальных лиц (см. подробнее здесь и здесь).

Образование как пропаганда обладает мощным ресурсом, которого нет ни у кого. Это детские головы, в которые впервые закладывается данная информация. Изъять/поменять ее потом будет очень трудно. В советское довоенное время даже на несколько лет были закрыты исторические факультеты, чтобы создать единственно правильную трактовку исторических событий.

История трактуется как опасность. Социосистема выстраивает свою защиту от этой опасности на уровне образования. Сегодня активную роль для переосмысления истории стало играть также кино. Россия в интенсивном порядке пустила через кино тиражирование единственно возможных вариантов исторических событий, форматируя тем самым массовое сознание.

Сегодня также сделана попытка создать единый российский учебник истории (см. здесь и здесь). Эта концепция завершается списком трудных вопросов, среди которых есть и присоединение Украины к России (причины и последствия). Исчезнет даже термин «татаро-монгольское иго» по просьбе историков Татарстана. Революция 1917 года станет Великой русской революцией. Этим делается как бы «прививка», которая позволит превратить историю из «дикого животного» во вполне домашнее и глубоко полезное.

На телевидении идет бурное развитие жанра развлекательности, что полностью отметает все принципы советской журналистики. Постсоветское пространство лишь только начинает изучение развлекательности (см., например, – Козлов Е.В. Развлекательный нарратив в паралитературе: культурный статус и дискурсивные практики. Автореф. докт. дисс. – СПб., 2009). Параллельно Голливуд избрал в качестве своего основного зрителя подростка, чем также занижает интеллектуальный уровень дискурса. Всё это косвенные последствия массовости: чем более массовым является культурный продукт, тем проще он должен быть. В свое время создатель «Тектологии» Александр Богданов написал: толпу можно выровнять только по низшим реакциям, ибо высшие у всех разные. Сегодня мы имеем падение интеллектуального уровня практически всего: от кино и телевидения до образования.

Маршалл По активно подчеркивает в своей истории коммуникации, что такой новый тип медиа, как интернет, ничего не изменил (Poe M.T. A history of communications. – Cambridge, 2011). Другие исследователи акцентируют близкие ему идеи.

Фридрих Киттлер, например, видит в «Фейсбуке» демонстрацию того, что обычные люди стали столь неважны для власти и бизнеса, что их последней надеждой стала самопрезентация. То есть это можно понять так, что люди в соцсетях «зациклены» на рассказах о себе.

Новые медиа приходят с неизбежностью. Но они решают не те проблемы, о которых думает человечество. Если соцсети призваны преодолеть одиночество, то они делают это с помощью не реальной, а квази-социализации.  

 

https://ms.detector.media/web/online_media/novye_media_starye_problemy/

 


06.10.2018 Медиакоммуникации как базовая составляющая социосистем

 

 Василий Песков

Сегодняшний журналист – это «подносчик снарядов», стреляет он туда, куда его направляет редакционная политика или собственники изданий.  

 Сегодня мы пересматриваем некоторые существенные положения классических теорий прошлого. К примеру, если Маклюэн говорил о «глобальной деревне», то сегодня понятно, что эта глобальность строится CNN или BBC, и жители США или Британии могут ее ощущать, но поскольку Украина не имеет своих корреспондентов не только в Зимбабве, но и в Австрии, то у нее нет своей глобальности, ее глобальность строится тоже CNN или BBC, исходя из модели мира тех стран.

Журналистика также меняет свою суть, когда становится медиакоммуникациями. Журналист прошлого был, условно говоря, фигурой со своим собственным узнаваемым лицом. Когда на днях умер Василий Песков, читатели советского времени сразу вспомнили и его, и его тексты. Сегодняшний журналист является скорее «подносчиком снарядов», а стреляет он туда, куда его направляет редакционная политика или собственники изданий. 

Медиакоммуникации ускоряют трансформацию обществ и людей, облегчая прохождение тех или иных идей, например, осуществляя тем самым передачу опыта. Медиакоммуникации формируют единство социосистем, что позволяет им действовать как единый организм в ситуации кризиса или атаки на социосистему. Но для этого они должны иметь свой контент, а не являеться ретранслятором чужого.

В результате создается как отдельная данность такой феномен, как массовое сознание. Оно не является суммой индивидуальных сознаний, а явлением другого, более высокого порядка. Это видно хотя бы потому, что массовое сознание может диктовать индивидуальному определенные типы мнений и поведения. 

Медиакоммуникации форматируют массовое сознание, поскольку распространяют факты и интерпретации под одним углом зрения. Как следствие, будет расти число людей, которые будут «исповедывать» эту точку зрения. Тоталитарные государства монопольно удерживают одну точку зрения и блокируют другие. Демократические государства дают возможность существования других точек зрения. Но часто и такая политическая возможность может не реализовываться на равных, поскольку она не подкреплена экономически. В результате появляется доминирующая точка зрения и ряд маргинальных. Они есть, но их надо найти, в то же время доминирующая будет представлена многократно, доступ к ней облегчен.

Медиакоммуникации, структурируя в едином направлении массовое сознание, создают в результате и массовое поведение. И это норма любой социосистемы, которая «выравнивает» своих членов по идеологической, религиозной, экономической линии. Тоталитарные государства только доводят это «выравнивание» до логического предела, применяя для этого даже физические методы воздействия. Но в принципе «массовое думание», если воспользоваться таким термином, присуще всем социосистемам: от тоталитарных до самых демократических.

Медиакоммуникации стоят в этом плане в том же ряду, что религия, идеология, литература, искусство, образование. Все они несут не только факты, но и интерпретации. В какой-то мере это управление эмоциями по поводу тех или иных фактов. Единство эмоций и формирует нужный тип идентичности.

Причины гибели СССР видят не только в идеологическом или военном противостоянии (см., например, тут), но и в чисто экономической борьбе за рынки. Сегодня экономика стала единой, что расширило рынки сбыта для победившей стороны. В результате выстроилась не только единая идеологическая система, но и единая экономическая во главе с либеральным капитализмом.

Медиа всегда будут ориентированы на удержание ценностей данной социосистемы. Когда западные медиа подчеркивают роль журналистов как «псов демократии», это всё равно удержание задекларированных ценностей, ведь «псы» борются с отклонениями от системы. Медиа ориентированы на изменение системы только в случае революций, чего не знает современный Запад, но через что прошли мы и в период перестройки, и в период цветных революций. Кстати, как и бархатные, цветные революции, по сути, являются медиареволюциями. Они оперируют медиаобъектами, которых даже может не быть в действительности. Но население вдруг начинает получать информацию о них, реагируя в результате на смену режима, поскольку он подается как нарушитель, например, принципа справедливости. Однако следующий режим, по сути, ничем от него не отличается, поскольку меняется только его вербальная оболочка.

Медиакоммуникации строятся на преодолении пространства (проблема транспортировки содержания) и времени (культурный канон, который передается следующим поколениям). По сути, это физическое и виртуальное пространство. Конкретное содержание, которое всё это выражает, практически тут не фигурирует. Есть требование к структурам-нарративам, которые и наполняются содержанием.

Сегодня симбиоз со зрителем-читателем достигнут за счет понижения интеллектуального уровня контента. В советское время этот симбиоз достигался обязательностью контента. Это могло быть не только в результате авторитарного приказа, а и по причине того, что правильный контент получал большее распространение, в то время как неправильный вообще мог не тиражироваться, его запрещала цензура.

Г. Иннис считал, что государство тяготеет к связыванию пространства, а церковь – к связыванию времени (Innis H. Empire and communications. – Toronto, 2007). Продолжая эту идею, можно увидеть, что книги работают на время, а газеты – на пространство, поскольку вчерашняя газета уже никому не нужна, чего нельзя сказать про книгу.

Где в этом плане мы можем разместить интернет? Получается, что он ближе к газете, а не к книге, поскольку книга, является более долговременным продуктом. Это стратегическая, а не тактическая информация.

Дж. Аркилла различал еще передачу содержания и базисность для структуры того или иного содержания (Arquilla J., Ronfeldt D. Looking ahead: preparing for information-age conflict // In Athena's camp. Ed. By J. Arquilla, D. Ronfeldt. – Santa Monica, 1997). Именно на аспекте передачи выстроена вся теория коммуникации. Базовость содержания ведет к тому, что его смена должна менять всю структуру. Примером может служить перестройка, когда менялся содержательный базис, а в результате была получена иная структура. Получается, что и прикладные задачи (реклама и пиар как пример) работают на смену модели мира, только отдельных ее фрагментов. Даже просто повтор информации тактического уровня ведет к изменению трансформации стратегического уровня, поскольку человек через некоторое время теряет знание источника информации. Таким образом реклама и пиар могут превращать информацию в знания, пользуясь чисто физическим инструментарием повторения.

Медиакоммуникации создают синхронизацию аудитории, массового сознания, страны. Мы слушаем одни новости, читаем одни книги, смотрим одни фильмы. Тоталитарные государства делали это в еще большей степени, поскольку они тиражировали ограниченный список новостей, книг, фильмов и жестко боролись с распространением конкурентных. Их борьба шла уже не на информационном или виртуальном уровне, а на уровне физическом, когда цензура изымала или уничтожала книги, а в лагеря сажали носителей иных смыслов.

Медиакоммуникации заменили журналистику, превратив ее в более «техническую», чем «творческую» профессию. Возможно, это связано с тем, что в информационных потоках постепенно исчезла новизна смыслов. Поток есть, а смыслов, по сути, нет.

 

 

https://ms.detector.media/ethics/manipulation/mediakommunikatsii_kak_bazovaya_sostavlyayuschaya_sotsiosistem/

 


29.09.2013 Классические медиатеории: Гарольд Иннис

 

Иннис выстраивает достаточно объемную конструкцию цивилизации, где главным компонентом становится коммуникация.

В Торонтской школе коммуникации, к которой принадлежали и Маклюэн, и Иннис, технологии медиа оказываются более важными, чем их содержание (Katz E. The Toronto school and communication research // The Toronto School of Communication Theory. Interpretations, extensions, applications. Ed. by R. Watson, M. Blondheim, R.P. M. Watson. – Jerusalem, 2007). Инниса и Маклюэна называют отцами-основателями этой школы (Blondheim M., Watson R. Innis, McLuhan and the Toronto school // Ibid.). Внимание к Иннису задается сегодня и тем, что фокус его исследований совпал с современными интересами в области динамики больших социальных и политических изменений (Deibert R.J. Between essentialism and construtivism: Harold Innis and world order transformations // Ibid.).

Есть книга Уотсона, в которой Иннис трактуется не как экономист или теоретик коммуникации, а как маргинал на краю империи. И Уотсон пишет: «Его теория передвинула маргинального человека, в особенности "колониального интеллектуала", в центральное место западной культуры».

Начало канадских исследований медиа отсчитывают от 1946–1952 гг., когда Иннис отошел от экономики и обратился к исследованию коммуникаций и медиа. Инниса заинтересовал аспект важности коммуникации для развития цивилизации. Его взгляд на коммуникацию был широким, выходящим за рамки чисто лингвистического. Он относил сюда и дороги, и каналы, и деньги, и электричество, и рыбу. Медиа становится то, что существует между людьми и влияет на их взаимодействие.

Выделяют также следующие аспекты, которые объединяют подходы Маклюэна и Инниса (Katz E. The Toronto school and communication research // The Toronto School of Communication Theory. Interpretations, extensions, applications. Ed. by R. Watson, M. Blondheim, R.P. M. Watson. – Jerusalem, 2007):

- интерес не к структуре коммуникации, а к процессу,

- внимание к последствиям коммуникации,

- акцент на технологии коммуникации, то есть на медиа.

Акцент на материале (камень, пергамент, бумага) позволяет Иннису делать совершенно иные выводы, чем мы привыкли. Обычно речь шла только о долговечности/недолговечности материала. Примеры – камень и бумага. Иннис же говорит о том, что христианство с помощью монастырей создало монополию на знания (Innis H. Empire and communications. – Toronto, 2007, р. 158). Это связано не только с тем, что пергамент был дорогим материалом, а и с избирательностью перевода старых текстов на новый материал – пергамент. Нужные тексты переводились, ненужные исчезали.

Монополия знаний еще раньше базировалась на папирусах и иероглифах, как это было в Египте. Приход нового медиа в виде папируса составил конкуренцию этой системе. В свою очередь, гибель Древнего Рима связывают с прекращением поставок папируса из Египта.

Но всё начинается с устной традиции, которая требовала использовать память и обучение (Innis H.A. The bias of communication. – Toronto etc., 2003). В контексте подхода к устности наиболее близким к Иннису исследователи называют Эрика Хевлока, еще одного представителя канадской школы (Heyer P., Crawley D. Introduction // Innis H.A. The bias of communication. – Toronto etc., 2003).

Иннис считал, что радио и массовые газеты порождают стереотипное мышление. Приход нацистов, по его мнению, опирался на использование громкоговорителей.

Устная традиция сменяется письменной, поскольку она нужна для бюрократов и жрецов. Иннис считал, что свобода коренится в остатках устной традиции, которые сохранились в привязанных к пространству культурах Запада (Noble R. Innis's conception of freedom // Harold Innis in the new century. Reflections and refractions. Ed. by W. Buxton, C. R. Acland. – Montreal, 1999). По его мнению, современные общества слишком заняты настоящим, их интересует расширение своего контроля в пространстве, что ведет к централизации бюрократической власти.

Возникает также проблема взаимодействия разных социальных институтов, которые базируются на разных типах материальных носителей. Например, бюрократия Древнего Рима освоила папирус, в то же время религия базируется на пергаменте (Innis H. Empire and communications. – Toronto, 2007, p. 159). Иннис подчеркивает, что взрыв поэзии в Греции седьмого века связан с появлением дешевого папируса (Innis H.A. The bias of communication. – Toronto etc., 2003, р. 7). Кстати, Иннис также попытался увидеть причины конфликтности в столкновении разных медиа. Так, революцию американских колоний он объясняет влиянием индустрии печати. Первую мировую войну – столкновением цивилизаций печати и радио.

Если подытожить, можно выделить следующие составляющие теории Инниса:

- смена материальных носителей коммуникации ведет к существенным изменениям, например, папирус или бумага облегчают транспортировку и работают на связь в пространстве,

- коммуникация обеспечивает как связь в пространстве, так и связь во времени,

- бюрократия ориентирована на связь в пространстве, религия – на связь во времени,

- цивилизации различаются и вариантами монополии на знания, для средневековой Европы в роли монополистов знаний выступали монастыри.

Иннис приходит к коммуникационным исследованиям, отталкиваясь от изучения канадской торговли древесной массой и бумагой (Heyer P. Harold Innis. – Lanham, 2003). Он рассматривает культурную индустрию, которая держится на бумаге: газеты и журналистику, книги, рекламу. И пишет, что понять канадскую экономическую историю невозможно без изучения транспортировки, осюда на следующем шаге и возник интерес к коммуникациям.

В архивах сохранилась рукопись Инниса по истории коммуникации (Buxton W.J. Harold Innis's "History of communications" document // Heyer P. Harold Innis. – Lanham, 2003). Это 1400 страниц от древней Индии до Китая. Кстати, Иннис считал, что западная цивилизация начинала с акцента на времени, а закончила в современном состоянии акцентом на пространстве (Stamps J. Innis in the Canadian dialectical tradition // Harold Innis in the new century. Reflections and refractions. Ed. by W. Buxton, C. R. Acland. – Montreal, 1999).

В воспоминаниях человека, работавшего с ним, встречаются вещи, которые демонстрируют: взгляд Инниса на предмет его исследований был достаточно широким (Spry I.M. Economic history and economic theory: Inis's insights // Ibid.). Например, он учился разговаривать с инженерами или фермерами на экономическом жаргоне, поскольку иначе они его не поймут. Следовало формулировать свои вопросы на их языке. Или такой факт: он не пользовался термином «экономический человек», зато обращал внимание на роль проповедников в развитии Канады.

Среди ключевых идей Инниса – влияние на сознание общества с помощью имеющихся средств коммуникации. То есть контроль коммуникации будет иметь следствием контроль сознания и социальной организации общества.

Иннис выстраивает достаточно объемную конструкцию цивилизации, где главным компонентом становится коммуникация. Единственным возражением может служить то, что в ряде случаев постулируемые им переходы могут быть подвергнуты сомнению как один из вариантов. Но в целом это глобальная конструкция. Можем привести такой пример его рассуждений (Innis H.A. The bias of communication. – Toronto etc., 2003, p. 76): «Государство было заинтересовано в расширении территории и введению культурного однообразия на своих граждан, а потеряв связь с проблемой времени, входило в войны для достижения непосредственных целей. Печать подняла местные языки и разделение между государствами без обращения к проблемам времени. Эффекты разделения видны в развитии книги, памфлета и газеты и росте регионализма как новой выстроенной монополии».

В Канаде существует Исследовательское общество Гарольда Инниса. Оно имеет свой сайт, который, к сожалению, пуст. Но идеи Инниса разошлись по всему свету, став основой Торонтской школы коммуникации. И сегодня российский ученый Иван Засурский может говорить, например, что он принадлежит именно к этой школе. Он видит механизмы тоталитаризма, например, в этой плоскости: «Такой опыт был, когда появилось радио, что позволило через коллективные точки доступа участвовать в формировании тоталитарных режимов — Сталина, Гитлера, Муссолини и всех остальных. Тоталитарный строй, естественно, тоже был, среди прочего, порождением медиа».

Инниса оценивают достаточно высоко, что частично обусловлено его собственным взглядом на процесс взаимодействия коммуникации и цивилизации. Кстати, он исходно и искал новую парадигму. Но в этих поисках его вело и то, что он был представителем другого знания, другой парадигмы – экономической.

Вот что резюмируют современные исследователи относительно его подхода: «Его вклад в развитие медиаэкологии бесспорный: этот канадец первым взглянул на процессы коммуникации как на ключевые процессы, определяющие историческое развитие. Другими словами, Иннис отошел от анализа экономических процессов, связанных с развитием путей сообщения и торговлей, и сконцентрировался на технологиях, которые создают потоки знаний и информации. Такой метод позволил связать, к примеру, развитие телеграфа и прессы в XIX в. и растущую потребность общества в новой информации (Маклюэн в своем анализе достиг пределов этого подхода)».

Маршалл По в своей истории коммуникации также отталкивается от идеи Инниса, что потребности создают новые коммуникации, а не наоборот (Poe M.T. A history of communications. – Cambridge, 2011). В. Бакстон акцентирует на том факте, что если идеи Маклюэна разошлись по всему миру, то идеи Инниса остались незамеченными (Buxton W.J., Bardini T. Tracing Innis and McLuhan // Canadian Journal of Communications. – 2012. – Vol. 37 – N 4). Он объясняет это разной степенью доступности их текстов и разными коммуникативными практиками, стоящими за этими подходами. Канадские исследования коммуникации привязывают к изучению культуры и технологических изменений.

Можно продолжить идеи Инниса и отметить движущую силу цивилизаций в виде захвата чужих пространств: физического, информационного и виртуального. Сегодня страны-нации остановились в своем стремлении захвата физического пространства, но они резко усилили свое движение в захвате чужого информационного и виртуального пространств. Все страны смотрят, например, американское кино, которое стало доминирующим и вытесняет кино национальное.

Можно вспомнить «переходы» греческого виртуального пространства в Рим, а также собственный инструментарий Рима по захвату чужого виртуального пространства. К последнему следует отнести, например, включение новых местных богов в римский пантеон, что соответственно «гасило» возможную конфликтность, или высокий статус предоставления римского гражданства. Александр Македонский смог создать объединение греческой, индийской, египетской и персидской культур как опору своей империи, распространяя уже не просто греческую, а то, что получило название эллинистической культуры. При этом Александру удалось ввести новый тип идентичности – индивида, а не члена того или иного коллектива. На новую идентичность очень хорошо пришелся культ Христа как новая виртуальная реальность.

Хоть Иннис заложил основы Торонтской школы, Маклюэн как ее представитель более известен, поскольку активнее использовал возможности медиа для продвижения своих идей. Однако идеи Инниса имеют не менее значимый характер для изучения медиа. 

 

https://ms.detector.media/ethics/manipulation/klassicheskie_mediateorii_garold_innis/

 


22.09.2013 Новые медиатеории: Маршалл По

  

Возникающие потребности общества создают новые медиа, а не наоборот, считает американский ученый 

 Лучшие медиатеории, как ни странно, пока созданы теми, кто пришел в эту сферу со стороны. Маклюен – специалист по английской литературе, Иннис – по экономике, Хэвлок – по античности. Если в случае создателей современного фэнтези Толкина и Льюиса можно понять перенос их профессионального интереса к прошлому на создаваемое фэнтези, которое по определению является «реиркарнацией» средневековья, то у специалистов по коммуникации этого переноса нет. Они скорее оказались новичками в чужом мире, что дало им возможность увидеть его по-новому. И, вероятно, в чём-то это был перенос уже принятых и освоенных ими методологий на новый материал.

Кстати, мы имеем такой же советский пример – Юрий Лотман и по образованию, и по работе больше занимался историей русской классической литературы, чем семиотикой. То есть материал и частично инструментарий берется из одной сферы, а в результате формируется другая. И во всех этих случаях вербальный материал расширялся, чтобы включить в объект рассмотрения и невербальный.

Маршалл По издал в 2011 году свою историю коммуникаций (Poe M.T. A history of communications. – Cambridge, 2011). По образованию он историк, причем специалист в первую очередь по русской истории, даже автор будущей «Краткой истории России», которую в настоящий момент пишет по договору с издательством. Его сайт – myweb.uiowa.edu. То есть он историк, который через свои первые статьи об интернете пришел к книге по истории коммуникации.

По отличается отсутствием боязни идти наперекор устоявшимся представлениям. Так случилось с его отношением к интернету. Он пишет в статье с громким названием «Интернет ничего не меняет»: «Мы знали, что революцию не покажут по телевизору, но многие из нас мечтали, что это может состояться в интернете. Сейчас мы знаем, что эти надежды не оправдались. Интернет-революции не было, и интернет-революции не будет».

Правда, тут следует заметить, что оранжевая революция во многом состоялась с помощью телекартинки, которая в результате сделала многих не просто зрителями, а участниками процесса. Именно участие (хотя бы телевизионное) вело к соответствующему голосованию 2004 г. в Киеве, а не просто пассивное зрительское смотрение, которое привычно для смотрения телепередач.

По писал по поводу своего выступления, что если бы он назвал его «Интернет меняет всё», он бы получил нулевое внимание, а так его текст получил распространение, поскольку он акцентировал отсутствие изменений, связанных с интернетом. Правда, большая часть реакции на эту статью была негативной. Его общий вывод всё равно таков: «Ни одно современное медиа не может поменять всё или ничего». Это высказывание выступает против мнения, что медиа радикально трансформируют социосистему.

Аргументы По в поддержку своего тезиса состоят в том, что в мире ничего принципиально не изменилось с появлением интернета: электронная почта – это всё равно почта, онлайновые газеты – всё равно газеты, видео из YouTube – всё равно видео, интернет-покер – игра и т. д. Мы как бы ускорили работу, облегчили использование инструментария, но не поменяли его сути.

В статье 2006 г., посвященной изучению феномена «Википедии» и получившей название «Улей», По приводит данные из журнала Nature, где сопоставлялись статьи в энциклопедии Britannica и «Википедии». Это связано с тем, что всегда существует боязнь неточности «Википедии», поэтому именно этот аспект и рассмотрели эксперты. Оказалось, что статьи в традиционом и интернет-форматах отличаются несущественно. То есть коллективный труд «Википедии» не проиграл из-за неточности.

Достаточно важной По называет такую черту «Википедии», как ее некоммерческий характер. По этой причине ее никто не сможет победить. Она обладает общественной полезностью, как водоканал, электрокомпания или публичная библиотека.

В исходной статье 2006 г. он высказывает то, что в 2011-м развернется в целую книгу: «Письмо, печать и электронные коммуникации – три основные типы медиа, которые были до интернета – сильно не изменили большой картины. Они скорее активизировали те основные исторические тренды, которые уже существовали, усилили то, что уже работало. В древней Месопотамии развивающееся государство нуждалось в фиксации имеющегося, поэтому их правители начали интенсивное использование письма. В Европе времен Возрождения возросшее читающее население нуждалось в дополнительном читательском материале, поэтому Гуттенберг предоставил его с помощью печати. В середине двадцатого столетия бизнес в Америке искал новые пути рекламы своих товаров, и радио и телевизионные кампании сформировались, чтобы дать аудитории, которые могли выбрать эти товары».

При этом По критикует Маклюэна, который, по его мнению, перепутал причину и следствия: не новые медиа создают тренды, формирующие большую картину, а сами тренды создают новые медиа. Кстати, это и есть основная идея его последующей истории коммуникации – возникающие потребности общества создают новые медиа.

Правда, иногда логика тоже может заменяться эмоциями, например, в одном из своих интервью По рассказал: он стал русским историком, потому что профессор, бывший его ментором (и, соответственно, русским историком), произвел на него сильное впечатление, изначально же он шел в университет, чтобы играть там в баскетбол. Так что профессор поменял его мозги.

В этом интервью По также говорит о феномене переноса газет в онлайн: по его мнению, это всё равно что жанр, предназначенный под одну систему, закладывать в другую. При этом не используется то, что имеется в новой системе, например, газете сложно опираться на гиперлинки.

Профессор По рассказывает, что строил свою книгу по принципу, который греки называли «анагнорисисом»: «Вы думали, что вы знали X, но на самом деле истина ближе к Y». Такое построение привлекает внимание к тексту. Кстати, среди исторических книг профессора По есть и книга «Русские моменты в истории» (Poe M.T. The Russian moments in history. – Princeton, 2003). На своем сайте он называет несколько идей, которые его занимают.

И это действительно интересно, поскольку он пытается применить современный инструментарий к историческим объектам:

- использование «Евразии» как модели для русской истории,

- использование «комплексных адаптивных систем» как модели для постмарксистской теории истории,

- попытка понять роль «человеческой натуры» в макроисторических процессах,

- использование агентноориентированных моделей для исторических реконструкций/объяснений.

Но вернемся к его книге: наиболее интересной ее частью (в рассмотрении эры рукописи, печати и аудиовизуальных медиа, как он их называет) является сформулированные По переходы между обществом и медиа (Poe M.T. A history of communications. – Cambridge, 2011). Например, письмо возникает в ответ на потребности общества, а впервые это произошло у шумеров почти 5 тысяч лет назад.

Умение читать и писать было недоступным для широких масс. Это было выгодно князьям и священнослужителям, которые смогли приватизировать политическое и сакральное. Они концептуализировали социальные практики в виде текстов закона и сакральных текстов.

Эра манускрипта превращала диалог в монолог. Профессор По связывает это также с замедленным характером письменной коммуникации. На написание, доставку, прочтение, написание и доставку ответа необходимо время. Это сложный вид связности, о которой на постсоветской территории часто размышляют Ефим Островский и Сергей Переслегин.

По с настоящей живой теплотой говорил о клинописных табличках шумеров, которые видел в Британском музее. Но он забывает сказать, что там же представлены в большом объеме и такие же глиняные печати, которыми закрывались склады, что позволяло не пересчитывать содержимое. Мне тоже довелось увидеть таблички из коллекции Британского музея. Очень удивительны такие же глиняные конверты для такого рода текстов. Шумеры оказались создателями всего, что имеет сегодня человечество: от магии до юриспруденции.

В отношении чтения и письма По подчеркивает, что люди избегали его. Овладение ими требует определенных усилий. Вспомним, сколько времени тратит современный младший школьник, чтобы выучиться читать и писать. Это связано с отсутствием специальных механизмов у человека для этого. В то время как смотреть, слушать или говорить мы учимся автоматически.

Печать была создана в ответ на другие потребности. Ее следствием было не только возникновение национальных государств, о чём писал Бенедикт Андерсон, но и современная научная практика. Изобретение печати в Европе, в отличие от Азии, ведет к увеличению текстов, росту скорости их циркуляции, возрастанию пропорции населения, умеющего читать.

Печать создали потребности торгового капитализма, бюрократии и священников. Аудиовизуальные средства создал уже другой капитализм – индустриальный. Если торговый капитализм направлен на удовлетворение потребностей, то индустриальный капитализм не только делает то же, он оказался в состоянии и сам первоначально создавать потребности, чтобы потом их удовлетворять.

Когда на смену торговому капитализму пришел индустриальный, изменились и две другие составляющие социосистемы: бюрократическое государство стало государством благосостояния, а место книжной религии занял культурный либерализм.

Интернет в его концепции является результатом очередной смены – на арену вышел информационный капитализм. Изменились и две другие составляющие: государство стало государством наблюдения, что, кстати, четко подтверждает тот вал информации, который возник сегодня в результате разоблачений Сноудена, а культурный либерализм сменился культурным приватизмом.

Привязка прихода новых медиа к движущим факторам социосистемы является, на наш взгляд, самой интересной составляющей концепции Маршалла По. К примеру, государства прошлого делало две вещи: вело войну и собирало налоги на то, чтобы вести войну. Но расходы всё увеличивались, и для их сбора пришлось ввести большой бюрократический аппарат. Именно это ведет к тому, что возникает потребность в грамотной бюрократии.

Есть некая парадоксальность в том, что По так четко формулирует причины появления новых медиа и одновременно выступает против того, что приход новых медиа существенным образом трансформирует социосистему. Хотя он защищается тем, что медиа на самом деле являются следствием уже трансформирующейся социосистемы.

В своей книге По выделяет три класса исследователей медиа, кроме почтительного и уважительного рассмотрения идей Маклюена и Инниса: менталисты, марксисты и «матрицисты» (от имени названия фильма «Матрица»). Менталисты считают, что медиа и грамотность заставляют людей мыслить по-другому, поскольку возникают новые когнитивные возможности. Марксисты (и их сегодняшнее продолжение в виде «критической теории») основываются на макрополитической стороне. Они считают, что индустрия культуры превращает людей в бездумных потребителей. Условные «матрицисты» считают, что человек живет не только в мире реальности, но и виртуальности.

Аудиовизуальная эра создала феномен досуга, который проводится с медиа. Кстати, досуг появляется впервые с индустриальной революцией, поскольку сельхозрабочий досуга не имел. Интернет-эра продолжила этот феномен соединения отдыха и медиа. Исследование современной Украины, например, показывает, как постепенно книга уходит из досуга людей. За три месяца 51% взрослых прочел хоть одну книгу. Правда, никто не отмечает, что респондента психологически подталкивают к тому, чтобы он ответил, что читал, поскольку чтение в советское время было хорошим делом. Так что реальная цифра будет еще меньше.

В целом следует признать, что По удалось связать медиа с функционированием социосистем. Опираясь на его теорию, теперь можно более явственно представлять, что именно привносят в социосистемы медиа, какие потребности подталкивают социосистемы к появлению тех или иных медиа. 

 

https://ms.detector.media/ethics/manipulation/novye_mediateorii_marshall_po/

 


08.12.2011 Анализ массового сознания для целей операций влияния: от социологов до спецслужб

  

Объективные методы измерения реагирования массового сознания только появились, причем для каждого сегмента населения свои. 

 Современные методы изучения массового сознания имеют достаточно дефектов, о которых исследователи умалчивают. Например, Мур акцентирует тот факт, что соцопросы предварительно не запрашивают, знакомы ли с данной проблемой опрашиваемые. Он приводит пример опроса Геллапа 1953 г., когда оказалось, что 60% респондентов ответили, что не знают об обсуждаемой проблеме (Moore D.W. The opinion makers.An insider exposese the truth bejind the polls. – Boston, 2008, р. 28). Мы легко отвечаем на вопросы о проблемах, которые нам недостаточно известны, поскольку получаемая в опросе информация может формировать наше знание. Еще одна дефектность соцопросов лежит в том, что вопросы содержат подсказки, предопределяя ответы респондентов.

В этом плане понятен посыл, например, Танцера, который считает, что запросы в интернете являются самыми «чистыми», поскольку в них нет подсказки от социологов (Tancer B. Click. What millions of people are doing online and why it matters. – New York, 2008). Танцер в одном из телевизионных интервью как-то обмолвился, что по интернет-поиску в каком-нибудь из штатов они могут предсказать, за кого именно этот штат проголосует. В другом своем интервью он раскрывает некоторые нюансы такого поиска. Как оказалось, сам он в свое время неверно предсказал победителя в передаче «Танцы со звездами», обнаружив того, кто лидирует по количеству запросов в интернете, и, соответственно, посчитав его победителем. Теперь, после этой неудачи, его интересует второй шаг – определить причины, по которым человек ищет именно эту информацию. В том случае люди искали картинки девушки, это были молодые люди от 18 до 24 лет, которые не собирались голосовать в «Танцах со звездами» (см. некоторые наблюдения над цифрами в блоге его фирмы – www.ilovedata.com; сайт самой фирмы Hitwise – www.hitwise.com/us).

При этом у него масса примеров, демонстрирующих, о чем именно массовое сознание думает в те или иные временные периоды. Танцер фиксирует, например, что посещаемость порносайтов упала за десятилетие с 20% до 10%. Он считает, что это результат того, что молодежь «висит» на сайтах социальных медиа и у нее просто не хватает времени.

В целом поиск задает как бы биение пульса массового сознания, которое серьезным образом коррелирует как с событиями в физическом мире, так и событиями на телеэкране. И важно его не только знать, но и пытаться воздействовать на него, если есть такого рода прикладные задачи.

Западные поллстеры, которые всё же отличаются от нашего понимания социолога тем, что не только фиксируют ситуацию, но и дают конкретные рецепты ее исправления, занимают важное место в западной политической жизни. Лунц, например, анализировал все слова и речи Буша и республиканской партии с точки зрения реагирования на них массового сознания (см. работу: Luntz F. Words that work. It's not what you say, it's what people hear. – New York, 2008; а также его исследования ценностей приходящего поколения – так называемого поколения-2020: Luntz F.I. What Americans really want ... really. The truth about our hopes, dreams, and fears. – New York, 2009. См. также данные других исследователей о смещении массового сознания американцев от материальных к духовным целям: Zogby J. The way we'll be. The Zogby report on the transformation of the American dream. – New York, 2008). Для этого он использовал два инструментария, которые делали из его советов вполне объективный продукт. Это были фокус-группы и приборы моментального реагирования. Последние позволяли выделять в речах президента куски, которые оценивались наиболее положительно. И даже слова, которые нравились и захватывали больше других. Именно это позволило Лунцу сформулировать 21 слово, которое он не советовал употреблять республиканцам.

Это сегодняшний день, но он имел очень четкую историю, когда объективные методы измерения реагирования массового сознания только появились, причем для каждого сегмента населения свои. В свое время для Рейгана была построена система PINS (political information system; см. работу: Wirthlin D. The greatest communicator. – Hoboken, 2004). Это было сделано под руководством Верслина, который привел Рейгана к победе в очень интересный период. Тогда Рейган проигрывал в привычном партийном противостоянии между республиканцами и демократами. Поэтому Верслин как бы опустил кампанию на более базовые ценности, отказавшись от «войны» на уровне поверхностных партийных ценностей. Это были ценности семьи, работы и под. И Рейган побеждает в совершенно неожиданном поле, куда Верслином была «десантирована» вся избирательная кампания.

В разработке системы PINS принимал участие также Бил. Эта система дала возможность Белому дому предсказывать реакцию 127 сегментов населения. В результате, как пишет в своей книге Верслин, они могли отвечать на ряд важных для выборов вопросов: кто может изменить свою точку зрения? как будут голосовать те или иные сегменты? насколько важна эта проблема для избирателей и какой кандидат ассоциируется с этой проблемой?

Холл, который помогал Верслину писать предыдущую книгу, рассказывает о данной системе подробнее в своей статье. Он считает наиболее сильным моментом PINS способность интерпретировать возможные риторические шаги по аналогии с компьютерными играми. Пользуясь «зонтиком» общих ценностей (семья, соседство, работа, мир, свобода), Рейган мог защищать свои политические мотивы. Даже если его политика не была популярной, риторика этих пяти понятий, которая их окружала, всегда имела позитивное реагирование.

И была такая же система быстрого реагирования PulseLine, которая давала оценку любой части президентского послания или речи. Это всё и создало систему объективной оценки реакций населения, благодаря которой Рейган двигался как бы не по минному полю, а по парку, поскольку из речи можно было убирать все неоднозначные куски.

Естественно, что такие достижения в политической области (Верслин и Лунц) должны были получить развитие и в других областях. Тем более что Лунц не менее активно работает в сфере бизнеса с лидерами крупнейших корпораций (его сегодняшний сайт – www.luntzglobal.com). Кстати, он работал и с мэром Нью-Йорка Джулиани, и с премьером Италии Берлускони. Есть данные, что он консультировал также и премьера Канады. И сегодня после ухода Берлускони с поста премьера известный итальянский ученый и романист Эко, например, заявил, с одной стороны, о невозможности нахождения Берлускони на посту премьера, однако с другой – что Берлускони гениально общается с народом. До этого в газете Telegraph он сравнил Берлускони с Гитлером, отметив, что оба пришли к власти в результате свободных выборов.

Американские военные выделили сферу, которая получила название человеческой динамики, и сегодня она активно изучается. Когда читаешь, что же это такое, то напрашивается мысль, что перед нами просто замена слова «социальные науки», правда, с более сильно выраженным прикладным характером. Например, следующее определение человеческой динамики как научной сферы: «Действие и взаимодействие личностных, межличностных и социальных/контекстуальных факторов, а также их эффектов на результаты поведения результаты». Тут же рассматривается и культура как набор представлений, влияющих на восприятие, поведение и взаимодействие.

Всё это связано с такими процессами, как смещение от войны в физическом пространстве, где целью было уничтожение противника, к иным задачам. Теперь противник перестал быть просто физическим телом: у него появилось индивидуальное лицо и конкретные модели поведения. Всё это надо изучать в чисто академической перспективе, но пытаться передать это в качестве практических навыков военным на поле боя. Возник вариант системного подхода, который очень точно попытался выделить ошибки прошлых решений.

Сегодня уже не является дискуссионным тот факт, что воюют не только танки. Просто военные заново придумывают социальную науку, предлагая для этого новые названия. Например, программа, которая ориентируется на создание социального радара. Он задается следующим образом: «Социальный радар должен улавливать восприятие, отношения, представление и поведение (с помощью индикаторы и корреляции с другими факторами) и географически и/или социально локализовать и отследить их для поддержки разумного контакта с иностранным населением, оценки и перепланирования усилий, основанных на смене индикаторов». По этой причине Пентагон смещается в сторону «мягких» наук.

Социальным радаром занимается Мейбери, всего в структуре MITRE, где он возглавляет подразделение информационных технологий, работает 7600 ученых. До этой темы у него также были интересные работы, например, «Аналитическая среда будущего», или «Открытие информации и анализ», или «Знание по требованию: знание и открытие эксперта».

Еще один игрок на этом военно-информационном поле – профессор Массачусетского технологического института Пентленд с его идеей «компьютерного контртерроризма». В его лаборатории фиксируются и анализируются массовые человеческие действия. К примеру, после его рекомендации Bank of America перестал жестко фиксировать время перерывов на кофе, дав людям возможность поболтать. Это, как ни странно, привело к значительному увеличению продуктивности на рабочем месте.

DAPRA, а это военное агентство, финансирующее научные исследования, заказало создание моделей социальной мобилизации, на которое откликнулась лаборатория Пентленда. DAPRA предложила найти в Штатах 10 красных метеорологических шаров, расположенных в разных местах. В этой работе, которая представителями разведки была признана как невыполнимая традиционными методами, приняли участие от 50 до 100 команд. И команда Массачусетского технологического института стала победителем, дав координаты этих шаров за 8 часов 52 минуты.

За 36 часов до этого они вовлекли в свою команду еще 4400 людей. Два базовых принципа легли в основу этой работы по социальной мобилизации:

- распространение информации должно идти через социальные сети,

- предоставление индивидам стимулов как для действия, так и для рекрутирования новых членов.

Победившая команда получила 40 тысяч долларов. В их системе сообщивший о шаре получал 2000 долларов, если команда побеждала. Тот, кто его завербовал, получал тысячу. А тот, кто завербовал предыдущего, получал 500. Эта формула не позволяла выходить за 4000 на каждом шаре.

Пентленд в результате говорит: «Мы выиграли, поскольку мы поняли науку стимулирования людей к сотрудничеству». И еще одна интересная фраза, раскрывающая его подход: «Поиск информации направлен на распознавание моделей в цифровых потоках. Меня более интересует специфика распознавание моделей у людей. Я смещаю поиск информации в реальный мир».

ЦРУ также активно занимается научными исследованиями и поиском новых технологий, для чего создало свой венчурный фонд In-Q-Tel (его сайт – www.iqt.org). По данным на 2005 г., в то время как обычный венчурный фонд делает двенадцать сделок за год, In-Q-Tel совершает такие сделки еженедельно, вкладывая каждый раз от полмиллиона до трех миллионов долларов. Новые разработки ведутся в таких областях, как понимание естественного языкаанализ социальных медиа, даже Facebook был профинансирован ЦРУ, о чем писали многие. Анализ успешности бизнес-модели этого фонда привел к следующим результатамполучаемые преимущества важнее любых рисков. Фонд должен продолжать работу по созданию для ЦРУ новых технологий. Кстати, ЦРУ также финансирует фирмы, занимающиеся не только анализом, но и прогнозом событий.

Прогнозированием будущего по новостному потоку также занимается целый ряд фирм (см., например, работы Леетару; его сайт – www.kalevleetaru.com). Другой пример – фирма Recorded Future (ее сайт – www.recordedfuture.com). Она, имея финансирование со стороны ЦРУ, достаточно подробно освещает свою работу в блоге и других публикациях.

Реальным лицом, стоящим за Facebook, оказался не Цукерберг, которому был посвящен фильм, а Питер Тиль, являющийся не просто венчурным миллиардером, а в определенной степени и философом, который держится за продвижение в мир своих собственных идей. Это Тиль инвестировал полмиллиона долларов в проект трех студентов Гарварда, среди которых был и Цукерберг. Тиль – открытый гей, член группы TheVanguard.Org, которая борется за продвижение консервативных ценностей. В этой группе главным действующим лицом является Род Мартин, о котором Тиль говорит следующее: «Род является одним из ведущих умов страны в создании новых и нужных идей публичной политики. Он обладает более полным пониманием Америки, чем большинство руководителей имеют о своем собственном бизнесе».

Что касается философии, то Тиль считает, что с ХVII века она пошла не по тому пути, смещаясь в мир нереальности. Тиль подчеркивает, что PayPal, к созданию которого он также имел отношение, вырос из идеи, что ценности лежат не в реальных объектах, а в отношениях между людьми. Следует признать, что и Facebook по сути заработал на этом же принципе.

Как всякий миллиардер, Тиль хочет жить долго, поэтому он дал три с половиной миллиона на исследования экстравагантному британскому геронтологу Обри де Грею. Но экстравагантность внешности и парадоксальность суждений не мешают ему быть самым цитируемым западным геронтологом.

У Рода Мартина есть свой сайт – www.rodmartin.org, где он откликается на происходящее, например, на смерть Стива Джобса. Он завершает этот текст словами, что Джобс действительно думал не так, как все. Мартин борется с тем, что выдвигают либералы, например, с идеей, что Америка становится империей. Его аргументы таковы. Америка является не империей, а гегемонией, как Афины античности, которые были первыми среди равных; она действует ради блага всех, а не просто как имперский центр (см. более подробную информацию об этой силе, которая активно борется с либералами, объединяя успешную молодежь Силиконовой долины с ветеранами-консерваторами).

Все это говорит о том, что за новыми технологиями стоят идеи, касающиеся не столько их, сколько развития человека или общества. Странные идеи также будут порождать свои технологии, что будет, вероятно, затруднять развитие в том направлении, в котором сейчас движется человечество.

В США созданы соответствующие центры, целью которых является мониторинг социальных медиа. Например, они обрабатывают до 5 миллионов твитов в день. Директор одного из таких центров Наквин говорит, что они знали о приближении революции в Египте, но не могли точно сказать, когда именно это произойдет. Но они четко предсказали, что именно социальные медиа могут изменить правила игры в стране и потому представляют угрозу для режима.

Создана определенная модель оценки реагирования на те или иные события. Например, после убийства бен Ладена в Белый дом пошел анализ общественного мнения мира по этому поводу, собранный на базе реагирования в Twitter. Поскольку возникают трудности с географической локализацией, реакция делится по языкам. Например, реагирование на смерть бен Ладена было в большинстве своем негативным на урду (Пакистан) и китайском как союзнике Пакистана. Когда президент Обама выступил через несколько недель после этого рейда по проблемам Ближнего Востока, то негативная реакция в следующие 24 часа была из Турции, Египта, Йемена, Алжира, а также из Израиля. В сообщениях на арабском и турецком его обвиняли в произраильской позиции, а в сообщених на иврите – в проарабской.

Или такой вариант построения результирующего вывода: аналитики собирают информацию на всех языках, затем они сверяются с местной прессой или перехватами телефонных переговоров. Результирующая картинка докладывается в Белый дом. Графики ситуации позволяют отслеживать и предсказывать пики развития, в том числе какая из стран подходит к точке восстания.

Ежедневно эти результаты в той или иной форме попадают в брифинг со стороны разведки для президента страны. Facebook и Twitter стали сегодня основными ресурсами для отслеживания быстро развивающихся кризисов. И все это соответствует современному вниманию к обработке открытых источников, который сегодня, по сути, превалирует (см. программу одной из конференций разведывательного сообщества США на тему работы с открытыми источниками). И понятно почему – всё это создает если не объективный, то квазиобъективный срез, на который уже можно опираться в дальнейших действиях.

Наквин, возглавляющий Центр открытых источников, также говорит интересные вещи о типе производимого ими анализа. Во-первых, как он подчеркивает, суть не просто в переводе, а в ответе на вопрос: «ну и что?», который, наверное, можно понять и как «что именно это означает?». Они должны дать то, чего нет в газетах. Во-вторых, у аналитиков есть знание культуры и медиа их стран. Как говорит Наквин: «Они знают, что если северные корейцы употребляют определенное слово в определенном контексте, это значит совершенно иное, чем если бы это слово употребили в другом контексте».

Сотрудники Центра изучают также YouTube, чаты, гражданскую журналистику. Отвечая на вопрос о роли печатных медиа, Наквин подчеркнул, что они пребывают в упадке, что сейчас большую часть информации люди получают онлайн. Но разные страны опираются на разные источники. Если в Африке это будет радио (ФМ или коротковолновики), то в Китае – телевидение.

Директор ЦРУ в 2008 г. Хейден так объяснил интерес своего ведомства к открытым источникам. Эта область находится на пересечении двух динамически развивающихся индустрий – медиа и информации. И поскольку интернет революционизировал человеческое взаимодействие, следует особо изучать его влияние и новые возможности, которые при этом возникают (см. также статью).

Дозье, которая делала материал Ассошиэйтед Пресс о Центре, став первым журналистом, допущенным туда (поскольку является корреспондентом по вопросам безопасности), после этого попала на интервью уже сама на Национальное публичное радио. Там она рассказала, что в Центре работает несколько сотен человек, которые могут находить информацию даже там, где никто не ожидал ее увидеть. В мире, где нет доступа к интернету, работает обмен СМС-сообщениями: люди входят онлайн с помощью телефона и фиксируют свое мнение. Есть затруднения в том, что уже сегодня «Аль-Каида» в Афганистане и Пакистане вводят модель подписчиков, в результате, например, 700 человек в Афганистане будут получать одно и то же сообщение.

В целом она описывает работу центра следующим образом. Они ищут всё, что можно найти в открытом виде. Это может быть статья в России, радиосообщения в Бангкоке или твит в Пакистане. Кстати, во всех сообщениях о центре повторяется фраза: мы не следим за американцами ни здесь, ни за границей. Сотрудники центра шутливо называют себя ниндзя-библиотекарями (в статьях их еще назвали «мстительными библиотекарями»). Все это связано также и с тем, что часть сотрудников центра имеют дипломы по библиотечному делу.

Вероятным недостатком всего этого подхода (но его вполне можно учитывать при анализе) является привязка массового сознания к тому или иному реагированию на проблемы. То есть, в этом случае нет массового сознания в чистом виде, а только массовое сознание + проблема.

В целом же эти технологии позволяют решать следующие задачи:

- обнаруживать проблемы на ранних стадиях, отслеживая их дальнейшее развитие,

- обнаруживать «проблемных» людей, отслеживая их контакты (об этом в статьях не пишут, но это всегда было прямой задачей спецслужб),

- самостоятельное создание «питательной» информационной среды (как это произошло с Facebook).

Последний случай не исключение, так всегда было со спецслужбами. Только сегодня к их возможностям добавились и информационные среды в интернете. Можно себе представить, что в зависимости от поставленных задач спецслужбы могут создавать следующие типы информационной среды, в рамках которых они могут получать информацию либо о проблемах, либо о лицах:

- ориентированная нейтрально на анализируемые действия, например, на действия собственного государства,

- ориентированная позитивно,

- ориентированная негативно.

Примером последнего случая в истории советских спецслужб может служить сохранение Коллонтай на посту посла со следующей целью – «как наш форпост, открытый зондажам, и как нестандартную фигуру, перед которой будут ставить какие-либо деликатные вопросы» (Судоплатов П. Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941 год. – М., 2001. – С. 364). Судоплатов считает, что таковым было решение Сталина.

Социальные медиа сегодня стали одним из вариантов модели массового сознания, причем управляемым, что четко показали арабские революции. То есть выделяются три четких направления в этой сфере:

а) анализ содержания социальных медиа,

б) формирование нужного содержания социальных медиа,

в) конструирование нужных событий путем управления информацией в социальных медиа.

Последними двумя пунктами также давно занимаются спецслужбы и военные. Правда, и тут возникают две противоположные задачи: защита своих позиций и активная трансформация чужих позиций. Если первая вполне укладывается в государственные задачи, особенно в случае войны, как это имеет место, например, в таких странах, как США или Израиль, то вторая задача скорее принадлежит закрытым и ее могут реализовывать исключительно спецслужбы.

АНАЛИЗ

ФОРМИРОВАНИЕ

Своих соцсетей

Чужих соцсетей

Своих соцсетей

Чужих соцсетей

Защита

Атака

Защита

Атака

Защита

Атака

Защита

Атака

Очень четко социальные сети своего времени использовались Андроповым и КГБ. Это были слухи и анекдоты, направленные против противников Андропова при его продвижении к власти (см., например: Прибытков В. Аппарат. – СПб.. 1995; В. Легостаев «Гебист магнетический», О. Дивинский «Григорий Романов: “хозяин” Ленинграда»). В жестко контролируемой советской информационной среде вдруг начинала распространяться негативная информация о том или ином члене политбюро.

И это не является находкой КГБ. Во время войны английские и немецкие спецслужбы запускали слухи и анекдоты, каталогизировали их возникновение и распространение на своей и чужой территории (см. работы: Lashmar P., Oliver J. Britain's secret propaganda war 1948–1977. – Phoenix, 1998; Герцштейн Р.Э. Война, которую выиграл Гитлер. – Смоленск, 1996). Знание массового сознания Японии потребовало сохранения фигуры японского императора в конце войны, только японские генералы были объявлены агрессорами, а император был сохранен (см. работу: . Бенедикт Р. Хризантема и меч. – М., 2004). Всё это стало результатом работы американских антропологов, которые пришли к выводу о важности сохранения японского массового сознания. Кстати, российское массовое сознание, как и любое постсоветское, также сохраняет в себе серьезные отголоски советского периода (см., например, исследование российского политического идеала, демонстрирующего серьезную инерционность: Лукин А. Политический идеал и политический режим в постсоветской России // Pro et Contra. – 2008. – N 4).

Массовое сознание всегда представляло интерес и для государственных, и для политических структур. Сегодня с каждым днем находятся всё более точные методы его анализа и понимания. Арабские революции также продемонстрировали возможности по потенциальному управлению массовым сознанием в ситуации, когда население подходит к пику недовольства имеющимся режимом. 

 

https://ms.detector.media/ethics/manipulation/analiz_massovogo_soznaniya_dlya_tseley_operatsiy_vliyaniya_ot_sotsiologov_do_spetssluzhb/

 


04.12.2011 Дистанционное считывание информации спецслужбами и военными

  

Гипноз, метаконтакт, телепатия, дистанционное управление психикой, дальновидение, считывание мыслей и другие психотехники в большой политике… 

За последние десятилетия как-то странным образом получилось, что спецслужбы и военные стали лидировать в мире в области новых технологий. Частично это может быть связано с более вольготным финансированием, которое они получают. Однако наличие финансирования еще не значит наличия особого склада ума. В данном случае это совпало с желанием двигаться вперед быстрее, чем это позволяют себе гражданские службы. То есть армия стремится стать армией будущего. К примеру, у Рамсфельда, когда он был министром обороны США, были две основополагающие идеи: необходимость революции в военном деле и опасность неопределенности. Причем революция в военном деле на самом деле была точечным воздействием: следовало поменять десять процентов от всей системы, которые бы вытянули за собой всё остальное. Что касается неопределенности, то защита против неопределенности стала научной задачей по той причине, что почти все существенные ситуации, в которые попадали США, приходили как бы ниоткуда, начиная с Перл-Харбора.

Хотя те же США подчеркивают, что военные анализы на десять лет вперед редки, а на 15 лет их и вовсе нет (см.: Lempert R.J. a.o. Shaping the next one hundred years. New methods for quantative, long-term policy analysis. – Santa Monica, 2003, p. 1). Гражданское планирование в области энергии и ее потребления может доходить до двадцати лет. То есть мир впереди для нас находится как бы в тумане. И мы движемся неизвестно куда.

В качестве такой темы для рассмотрения, которая, как феникс, то возникает, то предается забвению, мы выбрали дистанционное получение информации. В прошлом спецслужбы и военные активно финансировали проведение исследований в этой сфере. Но поскольку они работают в закрытом режиме, не исключено продолжение разработок по этой тематике вне зависимости от произносимых на публику слов.

В США при переходе этих исследований (по настоянию конгресса) от военных к ЦРУ была сделана оценка проведенного за 24 года изучения. В результате было решено: использовать такой аномальный феномен для разведывательных операций – вполне необоснованно. Однако Эдвин Мэй, который принимал во всем этом участие, выступил с комментарием, в котором признал: комиссия пошла на поводу желания ЦРУ отказаться от этих исследований (см. его аргументы). То есть решение комиссии подгонялось под закрытие феномена дистанционного получения информации, хотя, возможно, это было просто нежелание продолжать чужие исследования, в то время как свои разработки ЦРУ вполне могло продолжать, что не исключено и сегодня.

О проекте Star gate со всеми подробностями и достаточно взвешенно можно прочесть во множестве источников. В принципе, и этот проект, и многое другое во времена холодной войны создавалось и подпитывалось действиями противоположной стороны. И главным доводом относительно неработающей технологии является выдача всех архивов ЦРУ по этой проблематике. Правда, слово «всех» наверняка является преувеличением...

Всё началось с оценки ситуации, которая сложилась на тот момент с точки зрения паранормальных явлений, как в США, так и в СССР. Этот анализ был подготовлен в рамках корпорации РЕНД в 1973 году. Это интересный текст, в рамках которого предпринята попытка наложить определенные объективные рамки на принципиально необъективный материал. По поводу советской литературы по парапсихологии исследователи РЕНД отмечали, что они получали ее с трудом, с большим запаздыванием и что она в большей части является непереведенной.

Для классификации этих феноменов они выстроили достаточно простую по своей сути таблицу:

 

Без нарушения физических законов

С предположительным нарушением физических законов

Проверяемые

Обычная наука

Квазары

Непроверяемые

Области антиматерии, гравитационные волны, кварки

Паранормальные феномены

То есть, паранормальные явления попали в область, которая базируется на нарушении физических законов и является слабо проверяемой.

В рамках этой «паранормальщины» были выделены такие составляющие:

- телепатия: получение информации или влияний на поведение от другого разума при отсутствии физических коммуникаций;

- видение на расстоянии: восприятие физических объектов или событий вне получения известных физических сигналов;

- прекогниция: восприятие событий, которые еще не произошли.

Сюда же был добавлен и психокинез как способность влиять на физическое поведение объекта без возможности передачи ему известных форм энергии.

Особый интерес представляет подраздел военного применения этих феноменов. Они были объединены в следующий вид таблицы:

Возможные военные применения паранормальных феноменов:

- передача информации на значительные и малые расстояния,

- контроль оборудования,

- разрушение систем,

- взаимодействие «человек – машина»,

- контроль тела и лечение (в военных ситуациях)

 

Различия советских и американских исследований также попытались разграничить, что понятно, поскольку речь идет о поиске сопоставимых результатов для оценки и сравнения достигнутого уровня. Это вылилось в следующее разграничение:

Различия между советскими и американскими исследованиями

СССР

США

Субъекты для экспериментов специально отбираются и/или обучаются

Субъекты специально не отбираются

Теория используется как ключ к экспериментам

Недостаточные попытки связать теорию и эксперимент

Акцент делается на измерении физических и физиологических характеристик

Начинают отслеживать советские исследования

Интерес к технологиям поиска и/или усиления

Сравнительная технология имеется

Междисциплинарный подход, включающий представителей естественных наук

Недостаточное включение представителей естественных наук

Неопределенные и популярные изложения экспериментов, технические публикации на близкие проблемы биоэнергетики

Открытые публикации экспериментальных результатов, много книг

Нет специальных журналов

Несколько журналов

Что касается изложения советского опыта, то идет перечисление известных фамилий типа Бехтерева или Васильева. Единственно новым для нас прозвучало возможное обучение космонавтов «как предвидеть и избегнуть появления чрезвычайных ситуаций в космосе». Но это было чисто потенциальным предложением.

Для того чтобы отразить уровень внимания, был даже построен график числа советских публикаций начиная с 1959 года: он идет на пик в 1966-м и спадает к 1971 году.

Исследование в целом пришло к следующим результатам:

- за сорок лет исследований в США не произошло прорыва в понимании паранормальных феноменов,

- в некоторых сферах американские исследования начинают советские,

- есть большой интерес со стороны СССР к американским исследованиям, особенно в области возможных военных применений,

- видимые на поверхности американские и советские уровни представляются приблизительно равными,

- есть доказательства того, что советское правительство финансирует определенные области,

- опубликованные сведения по советским экспериментам являются неопределенными и неполными.

Очень интересной своей детализацией в описании проводимых экспериментов нам показалась работа Чарльза Тарта. Вернувшись в сегодняшний день (его био, его сайт – www.paradigm-sys.com), мы видим, что он продолжил исследования в этом же направлении. Последняя его книга называется «Конец материализма». А начинал он с книги «Измененные состояния сознания».

Советский Союз делал и собственные разработки, и реагировал сам на то, чем занимался вероятный противник. Причем понятно, что если в этом удалось убедить «верхи», то ограничений в финансировании быть не должно было. Мы остановимся на двух именах как базовых – Игоря Смирнова и Георгия Рогозина. А все остальное будем «отсчитывать» уже от них.

Смирнов занимался психозондированием и психокоррекцией, объединив всё это под шапкой новой науки, названной им психоэкологией. Она задается как контроль и прогноз поведения и состояния человека (см. его сайт – www.psycor.info). Странным образом название это совпало с применяемым в США термином, там также под эту шапку попали исследования, которые проводились по заказам спецслужб.

В своем интервью Смирнов говорит по поводу психозондирования (кстати, метод полиграфа он выводит из исследований Александра Лурии): «Я могу узнать доподлинно, как человек относится к деньгам, к собственной жене, к власти, о чем мечтает, из-за чего переживает, какова максимальная по значимости психотравма из его далекого детства. Одна такая процедура занимает от 20 до 70 минут в среднем — эквивалентно трем месяцам работы психоаналитика. То, что до сих пор было искусством, сейчас стало преобразовываться в ремесло».

В биографии Смирнова (а жил он в 1951–2004 гг.) не говорится, что он является сыном Виктора Абакумова, которого посадил Сталин. Журнал Wired со ссылкой на его жену Русалкину, которая сегодня возглавляет его НИИ Психотехнологий, пишет, что советские военные использовали его опыт в Афганистане для борьбы с моджахедами и для лечения солдат от посттравматического синдрома. Сообщается о попытках использования этого опыта (но до реального использования дело не дошло) при захватах заложников в Вако, Техас в 1993 году и в театре на Дубровке в Москве в 2003-м.

Исходно эти вопросы стали его интересовать достаточно давно. Еще в 1979 году Смирнов подает заявку на открытие «Свойство высших организмов к дистантным взаимодействиям». Он видел в таких взаимодействиях не физическую, а информационную связь.

У Смирнова была парадоксальная биография. Его мать была дочерью известного довоенного фокусника, иллюзиониста Николая Орнальдо, который создал в Ленинграде иллюзионный театр. Его представления стали источником для написания Михаилом Булгаковым сцены представления Воланда в московском варьете в «Мастере и Маргарите». Его дочь становится женой министра государственной безопасности Виктора Абакумова, который был арестован в 1951 году по приказу Сталина, но расстрелян в 1954-м, когда Сталина уже не было. В тюрьму вместе с мужем отправляют и его жену с двухмесячным сыном на руках. И три года сын и мать проводят в тюрьме. Кстати, о Смирнове также говорят, что он имел потрясающие возможности по внушению. Есть версия, что Орнальдо пропал из сферы публичных выступлений, поскольку занялся работой на службе НКВД как специалист по массовому гипнозу. Именно этим объясняют послушность подсудимых на известных процессах времен массовых репрессий.

Если Смирнов показал порог, к которому подошла советская наука к моменту своего развала, то Георгий Рогозин (его называли Мерлином Кремля) продемонстрировал возможности, которые появляются у нетрадиционной науки при ее приближении к власти, уже в постсоветский период, когда оказались отброшенными многие варианты ограничений.

У Рогозина – бесконечное количество интервью и вариантов биографий (см. некоторые из биографий: 12 и 3). Он был генерал-майором ФСО, заместителем всесильного Коржакова, который был, с одной стороны, «дядькой» Ельцина, а с другой – руководил его службой безопасности. Суммировать эти почти бесконечные сведения о деятельности Рогозина в структуре, которая обеспечивала безопасность первого президента России, очень сложно.

При этом уход в оккультизм и магию, характерный для Рогозина, всё же должен был коррелироваться с теми разработками, которые велись спецслужбами на Западе. Рогозин, например, говорит о сопоставлении российских и американских исследований следующее: «На Западе секретными службами очень активно велись разработки. Мы полностью владели информацией о том, что происходило в крупнейших университетах США: в Массачусетсе, в Элисэн-институте, в Калифорнийском университете, в Санта-Крусе. Мы знали о содержательной части этих исследований и не уступали им. Их исследования в основном касались вопросов изменённого состояния сознания на расстоянии. Американцы работали над проблемами дистанционного управления психикой, над скоростным освоением языка, над тем, чтобы модифицировать в сознании одного человека несколько ролевых поведений».

При этом курсы по магии, хотя и с исторической точки зрения, представлены в некоторых университетах Запада. В одном из них, например, такая градация: магия находится между наукой и религией, поскольку она использует для обращения к сверхъестественным феноменам более объективные методы, чем это делает религия. Можно построить следующий тип соответствий:

 

Наука

Магия

Религия

Объект

Объективный

Сверхъестественный

Сверхъестественный

Методы

Рациональные

Рациональные

Иррациональные

Рогозин говорит несколько фантастические вещи, которые трудно воспринимаются: «Мы проводили очень интересные эксперименты с применением техники самогипноза и погружались в прошлое на 135 тысяч лет. Побывали в Центральной Азии, в пещерах, видели людей. Но если можно ходить в прошлое, значит, в наших силах заглянуть и в будущее».

Всё это нельзя ни принять, ни опровергнуть, поскольку мы не знаем доказательств. А принимать всё на веру мы как-то разучились. Рогозин выдает слишком мощные результаты, которые одновременно не поддаются проверке, поскольку мы имеем дело с чисто вербальным фактом – его словами. Причем он старается еще и поразить своих собеседников: «Я могу здесь и сейчас посредством психотехники дистанционно построить любого человека, со всеми его болячками. Этой методикой владели индейцы майя, ацтеки, африканские племена на уровне религии вуду. Психотехнику знали наши предки. Известно, что на Соборе Русской Православной Церкви в 1640 году была запрещена инициация – дистанционный контакт с сознанием другого человека». Если эти результаты были столь значимы, то с ними в противоречие вступает тот факт, что лично до Ельцина они ни разу не доходили, всё взаимодействие шло через третьих лиц.

С другой стороны, возникает масса деталей, которые придают достоверность этим рассказам, тем более учитывая уровень занимаемого Рогозиным поста. Вот одна из таких деталей: «Знающие люди говорили мне (с просьбой не упоминать их фамилии), что упомянутый мной генерал КГБ Георгий Рогозин использовал в своих исследованиях трофейные архивы СС, касающиеся оккультных наук. Впоследствии они были переданы (на электронных носителях) ныне покойному генералу Лебедю, когда он боролся за президентское кресло».

Появились документальные фильмы и телепередачи, где этот феномен в принципе обсуждается гораздо более широким кругом ученых. В рамках этого контекста Рогозин, например, говорит о том, как противник обрабатывал наших солдат в Афганистане, осуществляя вариант зомбирования: «Если в первые годы пребывания наших военнослужащих в Афганистане вербовочные операции со стороны противника длились до 7-8 месяцев, то последние уже месяцы вербовки шли за полтора часа. Закладывались до четырех программ для поведения и через полтора часа парнишку этого, которому ногу прострелили, рюкзак обстреляли и т.д., выбрасывали уже его в зеленку, будто бы он попал под обстрел там и т.д.».

Возникла проблема слипперов, обладающих способностями входить в мозг другого человека. Рогозин подтверждает это и таким фактом: «Мы обратили внимание еще давно, когда иностранные журналисты, тележурналисты снимали весь слой людей, которые были членами пленума ЦК. Кто входил в состав пленума ЦК? Это командующие округами, флотами, флотилиями, это секретари республиканские и т.д. к кому, многим из них прямых контактов никогда не было и не будет у этих иностранных журналистов. А здесь можно было их снять в полный анфас, а потом точно также найти слиппера, там, в США, и спокойно, когда он погрузился в глубокий гипноз, дать команду, он открывает глазки, ему показывают фотографию и он инициируется в этого человека».

Но одновременно этот факт может иметь и другую интерпретацию – это вполне естественное желание чужой разведки знать в лицо участников пленума ЦК. Ведь даже по работам корпорации РЕНД ясно, что они всеми силами, в том числе и заменой фактического знания объективными моделями, пытались пробить завесу секретности, которая скрывала как весь Светский Союз, так и его иерархию.

Но Рогозин шел не только в эти области, его активно интересовала и астрология. К примеру, он говорит: «У власти оккультная изнанка. Когда человек поднимается на ее пирамиду, он проходит жесткое “просвечивание”. Во время поиска преемника Ельцина ошибиться было нельзя, и астрологический фактор играл не последнюю роль. А гороскоп Путина был успешен в течение 5–6 лет с момента его избрания». Правда, прогноз Рогозина, что Путин будет править три срока до 2012 года, все же в его точном виде не прошел проверки.

Еще один коллега Рогозина говорит о своей деятельности следующее: «Несколько лет я искал по всей стране экстрасенсов, проверял их способности. И в итоге отобрал самых сильных – человек десять. Они дистанционно воздействовали на Ельцина – “заряжали” его энергией, поддерживали ослабленное здоровье, защищали от порчи и сглаза. Но лично не встречались». И снова вот это подчеркивание – «лично не встречались».

Подобное говорит и Рогозин, что его обязанностью было визирование всех гороскопов, которые ложились на стол Ельцину, однако без личных контактов: «Мы с президентом лично не работали. Моя позиция в системе иерархии была слишком далека от Бориса Николаевича. Я мог только обмениваться информацией с людьми, которые имели непосредственное отношение к первым лицам. Но данные астрологических таблиц и Ельциным, и Коржаковым, безусловно, учитывались». Есть данные, что и Путин был предсказан астрологическим способом.

Следующим коллегой Рогозина был Борис Ратников, тоже генерал-майор в отставке. Он также повествует о слипперах и обо всем подобном, но как-то с большим числом подробностей. Более того, даже детали сделанного у него носят явно более конкретный характер. Например, по поводу обратного воздействия «того мира»: «Человек, идущий на использование психоментального воздействия в отношении объектов реальности, подвергается некоему обратному компенсаторному воздействию на себя. И если отсутствует коллективная защита, то симптомы психического отравления могут проявиться в виде сахарного диабета за счёт высокой специфической гормональной активности».

Ратников дает и нестандартное понимание привычных нам понятий. Например, следующее «переопределение» молитвы: «Слово – это знаковый код. Говоря слова, мы программируем реальность как снаружи, так и внутри себя. Если принять за основу, что окружающий мир – виртуальная стратегия, то молитва – это знаковый пакет – своего рода вирус, что запускает отдельные “приложения” или блокирует их»

Он говорит, что в СССР была создана система разрешения проблем без силового устрашения и разрушающего воздействия еще в 80-х годах. Но развал СССР свел все это к нулю. Он называет это технологией «метаконтакта», которая осталась в руках специалистов. К сожалению, в этой тематике уже оказались замешанными и контакты с инопланетянами, что вызывает уже двойное подозрение.

Метаконтакт задается следующим образом: «Метаконтакт – технология ментального взаимодействия с одухотворенной средой Метакосмоса, позволяющая человеку в измененном состоянии сознания получать информацию из баз данных, сформированных на различных тонких энергетических планах. Создана советскими военными учеными в середине девяностых годов прошлого века. Основана на осознанном использовании скрытых для современного человека ресурсов его подсознания. С помощью этой технологии оператор может получать практически любую доступную ему информацию в виде мыслеформ и транслировать ее вербально или способом автоматического письма».

Получается, что перед нами как бы обобщение всей деятельности в этой сфере, поскольку под подобное определение подпадает практически всё. Но это не является негативной характеристикой такого определения, поскольку работая, каждый ученый стремится «застолбить» новую область и названием, и своим собственным определением.

Дмитрий Фонарев, также являющийся выходцем из КГБ и работающий в ассоциации телохранителей, как и Ратников, написал книгу «Метаконтакт». В своем интервью, отвечая на вопрос, насколько точна информация, получаемая таким путем, он подчеркивает: правительство СССР не выделяло бы огромные суммы, если бы не получало результатов. Правда, далее он приводит полученный в результате метаконтакта разговор с Рузвельтом, который рассказал им, в частности, о нынешнем кризисе, что вызывает некоторые подозрения.

Ратников как о примере эффективности работы (кстати, это тоже может рассматриваться как вариант метаконтакта) говорит о сорванном визите Ельцина в Японию, что позволило спасти страну от... «вероятной войны с Китаем через пять – семь лет. Мы сорвали первый визит Ельцина в Японию. Он должен был состояться в 1992 году. Как нам стало известно, президента усиленно “программировали” на то, чтобы отдать ряд Курильских островов Японии. Но это был лишь первый шаг в многоходовой комбинации сил, претендовавших на мировую гегемонию. А после передачи островов Японии, Китай, что также программировалось, должен был начать активно требовать возврата спорных территорий, которых тогда было достаточно. Дело могло дойти до вооруженного конфликта».

Он также называет такие успешные прорывы в этой сфере со стороны российских спецслужб, как считывание мыслей посла США в России Страуса, а также подключение к сознанию госсекретаря Олбрайт. Могло это быть или нет, остается на совести Ратникова. Уж слишком выходящим за рамки выглядит этот результат, чтобы просто принимать его на веру.

Исследователи говорят также об интуитивной прогнозировании, выделяя три технологии получения информации, которая базируется на метаконтакте: автоматическое письмо, вербальный диалог, интуитивный ретранслятор. Первые два реализуются в ситуации измененного сознания оператора. Интуитивный ретранслятор предоставляет готовую к употреблению информацию, от контактеров он отличается достоверностью транслируемой информации.

При этом своим американским контактом, приезжавшим в Москву, Ратников называет Джозефа МакМонигла. Его действительно называют Remote Viewer No1 – дальновидящим №1 в США. Ратников вспоминает об этой встрече и об обмене информацией следующее: «Мы его хорошо приняли, в итоге Джо заявил, что для США нет тайны наших атомных подводных ракетоносцев. Якобы их специально подготовленные экстрасенсы ведут каждую нашу ядерную субмарину, “наблюдая” за действиями экипажа и состоянием стратегического оружия. При этом он предъявил нам доказательства, которые, как это ни парадоксально, действительно подтверждали правоту его слов. Тогда мы ему сказали, что “просвечивание” атомных подлодок впечатляет, зато мы можем спокойно “гулять по мозгам” президента США и его ближайшего окружения. После чего выдали ему информацию, которую действительно могло знать лишь первое лицо государства. Он связался со своими коллегами, а потом сказал: зачем нам что-то скрывать друг от друга? Мы вступаем в открытое общество, давайте дружить и обмениваться информацией. Мы согласились, но после этого все контакты в области психотроники американские спецслужбы с нами прекратили».

Как видим, всё это противоречит рассказу о закрытии данного типа программ. Тем более сегодня, когда Россия видит свой ответ на выстраивание ПРО в Европе именно в своих ядерных подлодках, которые не должны отслеживаться. При этом сама Россия расформировала в 2004 году воинскую часть 10003, известную тем, что там велись исследования в области человеческого сознания. В ответ был создан Интеллектуальный клуб 10003 (сайт – 10003.ru), где это закрытие называется решением невежественных руководителей Генерального штаба Вооруженных сил России.

С МакМониглом уже в его сегодняшней ипостаси вне секретности работал техасский физик Рональд Брайан. В результате этого он также приходит к выводу о существовании высшего измерения, в рамках которого расстояние не имеет значения.

МакМонигл имеет свой сайт – www.mceagle.com. После ухода из правительственных программ в 1984 году он создал свою компанию, в названии которой фигурируют слова «интуитивная разведка». К числу его личных достижений относят следующее:

- 1978: успешно «увидел» новый тип танка Abrams XM-1, спрятанный в авиационном ангаре,

- 1979: идентифицировал конструкцию нового типа российской подлодки, предсказав и время ее выпуска,

- 1995: указал на место упавшего в Заире российского самолета, который мог переносить ядерную технологию.

В своем интервью он подчеркивает, что в разведке не говорят об успехах, так как это открывает точки уязвимости. Он рассказывает, что работал в сфере дальновидения 18 лет, проделав несколько тысяч «погружений». Отвечая на вопрос о точности его видения, МакМонигл говорит: «Точность трудноизмерима. По сути, это измерение того, дали вы или нет ответ на то, что они искали. Вы можете выдать 50 или 60 высказываний, большинство будет непроверяемым, но если вы дали хотя бы один факт, который они искали, вы будете рассматриваться как точный. По правде точность может быть измерена только в лаборатории, научно. Именно там и цель, и обстоятельства “видения” могут быть научно проконтролированными. Ученые могут сравнить, как много вы сказали, сколько из сказанного оказалось правдой, сколько неправдой, а также обычно то, что вы могли сказать, но не сделали этого. Мои средние данные в этих условиях находятся между 65 и 75 процентами».

Он также ответил на вопрос, сколько данных из тех исследований остаются до сих пор засекреченными. МакМонигл считает так: «Армейская программа по дальновидению началась в 1978-м и закончилась в ноябре 1995-го. Вероятно, менее двух процентов информации из программы были опубликованы, конечно, ничего из чисто оперативных данных. Большая часть исследовательских данных также остается засекреченной».

В отношении видения прошлого или будущего он подчеркивает следующие ограничения. Взгляд в прошлое натыкается на нежелание изменить распространенные представления. Взгляд в будущее может быть четким, но не хватает понимания, как это всё охватить. Это все равно что человек из 1880 года пытался бы понять, как работает современный лазер.

Кстати, дальновидение МакМонигл называет «боевым искусством разума», объясняя это тем, что много времени уходит на овладение техникой. Только затем эта техника может быть улучшена добавлением своего собственного стиля.

В другом интервью Мэя и МакМонигла нам встретилось хорошее определение дальновидения, данное Эдвином Мэем: «Дальновидение является явной человеческой способностью получать доступ к информации, которая блокирована от нормальных сенсорных путей, по которым мы получаем информацию о мире». Он говорит, что есть еще одна сенсорная система, которая позволяет нам это делать.

Мэй рассказал, что исследования в Стенфордском исследовательском институте начались в 1972 году по контракту с ЦРУ. Тогда ЦРУ предложило исследовать возможности Инго Свонна из Нью-Йорка. В 1975 году ЦРУ прекратило финансировать эту программу, потратив на нее 275 тысяч долларов. Но в 1976-м новое финансирование пришло от военных. И в 1978 году в рамках этой программы из тридцати людей отобрали шесть наиболее интересных, среди которых и оказался МакМонигл.

И тут возникает естественный вопрос: являются они одаренными или уродцами? Мэй четко отвечает примером баскетбольной звезды Майкла Джордана. Он, несомненно, одаренный, а не уродец. Возможно, этот вопрос навеян известным в США сериалом «Люди Х». В этом сериале в США функционирует даже министерство по делам мутантов, настолько распространенным становится этот феномен. В заключительной серии мутанты защищают свое право быть мутантами, вступая в бой с правительственными войсками. Там тоже есть дискуссия: признавать их нормальными или как отклонение.

В этом же интервью МакМонигл говорит, опираясь на свой опыт, парадоксальную вещь. Если десять дальновидящих получат одну цель и девять из них скажут одно, а десятый совершенно другое, то, как правило, именно он оказывается прав, а девять – нет. Консенсус в этом случае ничего не говорит о достоверности.

Кстати, он приводит еще один опыт своего успешного видения. Когда в Италии был похищен генерал Дозье, МакМонигл указал город, где его спрятали, хотя прошло уже много часов после похищения. А Мэй, расширяя ситуацию с этим примером, вспоминает, что это происходило где-то 17 декабря, когда президент Рейган должен был зажигать рождественскую елку. И пришло сообщение о возможном террористическом акте в Вашингтоне, которое их попросили проверить своими методами. И один из их «подопечных» увидел, что в Вашингтоне в этот день ничего не будет, елку можно зажигать. Но в Италии прямо на улице будет похищено какое-то высшее военное лицо. Такими же методами было установлено и место, где держали похищенного в Бейруте резидента ЦРУ.

Мэй также упоминает Когана (его работы есть на сайте – www.kogan-im.com) и его статью на тему возможности телепатии. Это была статья семидесятых, а встретились они в 1992-м, в связи с чем возникает вопрос к МакМониглу, не предсказывали ли они падение берлинской стены или Советского Союза? Ответ – нет, поскольку такие объекты не являлись целями, скорее целью было нахождение подслушивающего устройства в комнате.

Коган предлагает различать два вида дальновидения. Когда в районе нахождения объекта есть наблюдатель, и в ситуации, когда наблюдателя нет, а сенситив оказывается один на один с объектом. Этот объект еще именуют «мишенью», что, кстати, повторяет американские ассоциации (у них используется слово target).

В своем интервью 1988 года Коган (а умер он в 2007 году) как человек советский пытается совместить несовместимое, говоря: «Я пришел к заключению, как это ни рискованно для ученого-материалиста, что такие феномены парапсихологии в принципе не сводятся к физическим процессам... Но, чтобы читатели спокойнее отнеслись к моим словам, проведу аналогию — ведь нельзя же одними только физическими процессами объяснить эмоции и чувства человека, вызванные музыкой, живописью?». Как видим, ему удалось это сделать, введя нужную аналогию.

То, что делал Коган (а на сайте есть подробные отчеты по работе с Корабельниковой), кажется общественной нагрузкой ученого. Но на самом деле всё было не так. Есть и такие данные: «В конце восьмидесятых годов скепсиса убавилось, а тема становилась все более популярной. Работами Ипполита Моисеевича Когана заинтересовался министр оборонной промышленности Б.М.Белоусов, пригласил к себе и попросил рассказать об опытах. Часовая беседа произвела на министра сильное впечатление. Для проведения экспериментов Научно-исследовательскому электротехническому институту, где работал Ипполит Моисеевич Коган, была дана возможность заказывать нужную аппаратуру в организациях министерства оборонной промышленности и было обещано государственное финансирование. Никто не знал, что из этого получится. Суть этого проекта – исследование биополя как системы полей различной природы, возникающих в процессе жизнедеятельности. В результате большой работы был создан биополевой комплекс, предназначенный для психологической поддержки и психофизиологической реабилитации людей в стрессовых ситуациях».

В этом новом контексте выглядит тогда и научная работа Когана «Теоретические предпосылки биоинформации». См. также его статью «Об одном наблюдении массового телепатического воздействия» (Парапсихология и психофизика. – 1998. – №2). При слове «массовый» сразу вспоминается работа на телеэкранах Кашпировского и Чумака, которого, по воспоминаниям тогдашнего главы Гостелерадио Кравченко, «навязали» из КГБ. В данной же статье Коган, ссылаясь на Печеника, рассматривает так называемый эффект Махариши, когда не один человек, а целая масса начинает влиять на других. Печеник попытался проверить это на материале спорта – влияния болельщиков на игру своей команды в футбол. Гипотеза дистанционного влияния болельщиков была подтверждена.

Что касается сегодняшней элиты и ее связи с иными мирами, то оказывается, что Дмитрий Медведев занимается у немецкого йога, который имеет достаточно странные амбиции. Ратников вдруг стал описывать древние трактаты на тему, кто правит миром. Всё это создает странный калейдоскоп, в котором уже трудно отделить зерна от плевел.

Правда, советские спецслужбы уже в довоенное время увлекались оккультизмом. Многократно описан спецотдел Бокия (см. работу: Первушин А. Оккультный Сталин. – М., 2006). В довоенное время происходило то же, что и у немцев с «Аненербе», когда в Москву свозились магические предметы со всего Союза, включая Крым. Пишут, что дочь Дзержинского М. Танге (правда, другие издания отрицают эту связь) стояла у истоков пси-воздействия (см. работу: Первушин А. Психотронные диверсии // Оккультные силы СССР. – СПб., 1998).

И сегодня вся работа Рогозина получила новое применение под руководством Игоря Сечина: «Рассказывают, что г-н Сечин увлекается даже оккультизмом, которым занялся еще в Африке. Есть версия, что речь, в частности, идет о знаменитом НИИ «Прогноз», который курировался 8-м Главным управлением КГБ СССР и ГРУ. Этот институт находился на территории ведущих медицинских учреждений города Ленинграда, таких, как, например, Военно-медицинская академия. Именно в этом НИИ начал свою деятельность небезызвестный специалист по изучению и применению оккультных практик в политической сфере Георгий Рогозин. С развалом СССР подобные программы были на время приостановлены, а сам Рогозин в 1992-м приступил к новым обязанностям в службе безопасности при Ельцине. Однако «приостановлены» не означает «закрыты», дело Георгия Рогозина ждало своего часа».

Но в целом и у нас, и у них всё приходит от военных и спецслужб. Есть целый сайт, посвященный военному применению дальновидения – www.militaryremoteviewers.com. И это не что-то далекое, современные американские военные используют такие методы и сегодня. Еще одним доказательством стало использование этих методов для поиска вооружений в Ираке. Для этого использовалась фирма PSI Tech. Президент этой фирмы утверждает, что она была создана в 1989-м, до того как за эти исследования взялось ЦРУ в 1995-м. Один из сайтов фирмы – www.trv-psitech.com. Здесь также есть хронологическая таблица разных событий в области дальновидения с 1970 по 2003 годы.

Гарольд Путхофф вспоминает, как к нему постучались два представителя ЦРУ, которые знали, что он служил в военно-морской разведке, а также работал как гражданское лицо в Агентстве национальной безопасности. Их интересовал уровень советской парапсихологии, которая финансировалась спецслужбами. В дальнейших экспериментах им ставились и такие задачи, как побывать в конкретной точке Семипалатинска.

Тогда главным объектом изучения были способности Инго Свона, который сегодня написал свои воспоминания о том времени. И хотя Свона называют самым сильным в западном полушарии, этому уровню предшествовало очень долгое обучение.

Пол Смит был еще одним таким «объектом», который работал на военных до 1997 года. Потом он организовал собственную фирму. Ее сайт – www.rviewer.com. Есть даже руководство по дальновидению, среди соавторов которого был Смит. И делалось оно для агентства военной разведки.

Генерал-майор Альберт Стабблбайн говорит о дальновидении как о получении информации, которую нельзя получить никаким другим путем. Он подчеркнул, что сессия не может превышать 45 минут, поскольку дальше теряется качество информации. Он говорит о попытке заглянуть в голову Саддама Хуссейна в августе 1990-го. (См. о некоторых других участниках проектов, которые он упоминает: 12).

Исходное определение министерства обороны США дает следующий ответ на вопрос, что же такое дальновидение: «Это выученная способность пересекать время и пространство, чтобы видеть лиц, места или вещи, отдаленные в пространстве-времени, чтобы собирать о них информацию» (Morehouse D. Remote viewing. The complete user's manual for coordinate remote viewing. – Boulder, 2008, p. 9). В этой книге также много исторических фактов, раскрывающих развитие этого направления. А Путхофф и Тарг названы героями. Исходно в их техническом задании, написанном для ЦРУ, значилась цель расширения возможностей восприятия.

Джон Александер является еще одной легендарной фигурой, которая вовлекла армию в новый типы экспериментов в психической области (его сайт – www.johnbalexander.com). Он даже стал героем массовой культуры. Это фильм «Люди, смотрящие на коз» и одноименная книга Дж. Ронсона, на базе которой фильм был снят (Ronson J. The men who stare at goats. – New York, 2004). В ней мы встретим абсолютно всех героев, фамилии которых прозвучали выше. А Джордж Клуни играет как раз Джона Александера, который пытается проходить сквозь стены. И у него это не получается. Сам Александер не очень хорошо отнесся к фильму: это можно увидеть по тому, что он даже разместил на своем сайте две собственные реакции на него (12). Он дает длинный список того, что реально, а что нет.

В 1980 году вышли первые работы на тему военного применения ментальных феноменов. И Александер задал психотронику как науку о взаимоотношениях разума и материи. В своей статье в Military Review Александер заявил, что тот, кто первым сделает прорыв в этой сфере, получит преимущества, подобные обладанию атомной бомбой. Кстати, еще одной из его любимых тем является нелетальное оружие, которым он занимается еще с тех пор, когда этот термин не был достаточно хорошо известным. А последняя его книга посвящена НЛО, он приходит к выводам, что они действительно существуют, требуют серьезного изучения, а правительства не имеют к этому никакого отношения (см. его презентацию на эту тему). Даже рецензия на эту книгу 2011 года демонстрирует серьезность аргументов автора.

Он также фиксирует определенную ошибку нашего сознания по отношению к этим объектам: «Я подозреваю, что сознание является частью загадки. Мы говорим об НЛО, акцентируя, что это технология, которая на тысячу лет нас опережает, но в реальности это не так. Если вы проследите за историей таких вещей, то обычно они опережают нас, но они не находятся вне нашего понимания с помощью полета нашей фантазии».

Алексей Савин, генерал-лейтенант запаса, был начальником экспертно-аналитического управления Генерального штаба Вооруженных сил РФ, рассказывает о попытке подготовки в рамках Физтеха во времена премьера Павлова и ректора Карлова (который, кстати, хоть и был ректором Физтеха, но прекрасно знал и древнегреческий язык, причем переводил с него стихи на русский) студентов в новых областях развития сознания. Были отобраны 20 отличников, с которыми стали вестись дополнительные занятия, включая развитие экстрасенсорных способностей.

Последствия этого обучения он описывает следующим образом: «У людей со сверхчувствительным восприятием это просто здорово шло. Некоторые даже начали писать стихи, у них открылась особая прозорливость, они стали масштабнее представлять процессы, происходящие в обществе и среде, в которой они находились». И еще один результат: «Слушатели увлеклись феноменом сверхчувственного восприятия, стали учиться читать чужие мысли: Вы подумали о ком-то, а слушатель дает характеристику человеку, о котором Вы подумали. У Вас появились затруднения с решением какой-то проблемы, и спустя короткое время в Ваш мозг неожиданная поступает подсказка — и т.д. В целом программу не удалось выполнить, т.к. с распадом СССР Павлов оставил свой пост, Карлов перешел на другую работу... Но нам все же удалось не только создать, но и отработать методики, что впоследствии мы использовали при подготовке офицеров академий и разных служб Вооруженных сил, ФСБ и МВД».

Кстати, это уже говорит о возможностях по более массовой подготовке такого рода специалистов, чем та индивидуальная подготовка, с которой имеют дело спецслужбы и военные.

Савин говорит также об эксперименте, который был сделан вместе с КГБ СССР в 1990 году на 20 добровольцах, которые под гипнозом должны были вспомнить свои прошлые жизни. 12 человек из 20 это сделали. И КГБ проверило правдивость их рассказов о переселении душ, найдя в том числе в Европе соответствующие записи о людях, живших в тот период. По результатам этих экспериментов была написана записка для Политбюро. Но в 1990 году Политбюро уже скорее было политбюро с маленькой буквы.

А по поводу МакМонигдла он говорит следующее: «По-прежнему работает профессиональный разведчик высшей категории Джозеф МакМонигл, официально числящийся Агентом 001. Он, например, считывал и мог зарисовать с высокой степенью достоверности что угодно на наших базах, где строятся лодки. Семипалатинский полигон расписал до деталей, а наш КГБ искал — где предатель, кто выдал американцам секретную информацию».

Савин, как можно понять из статьи «“Пси-войны”: победители и побежденные» как раз и был начальником войсковой части 10003, созданной в 1989 году как отдел Генерального штаба, а в 1997-м ставшей специальным управлением. Это стало результатом активной работы в Чечне, где специалисты части вскрывали тайные минные поля боевиков, определяли местонахождение их секретных командных пунктов, направления террористических атак. В результате сам Савин становится генерал-лейтенантом, а к работе управления были подключены сотни академических институтов. Кстати, в/ч 10003 в шутку называли «тысяча и три ночи».

В ГРУ также была создана группа одаренных военных разведчиков под руководством полковника Вишневецкого, которые не только освоили бесконтактный рукопашный бой, но некоторые могли даже взглядом уложить противника. То же было и с другой стороны: «Разведчики ГРУ уверены, что долгое время кавказским сепаратистам активно помогали “черные маги” Ближнего и Среднего Востока. Тот же Шамиль Басаев имел очень мощный “кокон” энергетической защиты. Раньше сказали бы, что враг был заговорен. Примеров удивительной живучести Басаева много. Как-то раз спецназовцы ГРУ выследили раненого лидера боевиков, которого после ампутации ступни перевозили на лошади. На цель был наведен вертолет, управляемая ракета попала точно в лошадь. Несчастное животное разорвало в клочья, а Басаев отделался легкой контузией и царапинами. Лишь после того, как биоэнергетическую защиту Басаева, как и Гелаева, удалось взломать, они были физически уничтожены».

Американцы тоже сегодня пришли к выводу, что ментальные упражнения так же важны для солдат, как и физические. Введено несколько программ, где солдат обучают перед отправкой на боевые действия снятию стресса или работе в условиях перенасыщения информацией. Всё это также является результатом внимания к роли сознания, а не только тела в бою, как это во многом было раньше.

В целом прорыва в ментальном поле боя пока не произошло. Но это не значит, что его не будет, ведь прорывы всегда происходят внезапно и там и тогда, где их не ждут.

 

https://ms.detector.media/ethics/manipulation/distantsionnoe_schityvanie_informatsii_spetssluzhbami_i_voennymi/

 


13.11.2011 Информационная политика и безопасность современных государств

  

 Меняя информационные потоки внутри страны, можно изменять страну. Последний пример – арабские революции. 

 Социосистемы развиваются с изменением роли их отдельных компонентов. Религия, например, имела один статус в прошлом и другой – сегодня, хотя для мусульманских стран этот статус сохраняется на достаточно высоком уровне. Идеология значима в тоталитарных государствах, а в современных демократиях её статус в чистом виде, несомненно, упал. Информация в наше время набирает вес, входя в число приоритетных параметров, влияющих на другие параметры социосистемы. И это должно быть именно так, поскольку мы живём в рамках технологического уклада информационного порядка. Вырабатывая информацию, современные государства порождают валовой национальный продукт.

Возрастание роли информационного компонента в современном обществе объясняется не только чисто экономическими причинами, но и:

- техническими: сегодня техническая поддержка информационного компонента сделала из него достаточно мощную силу, когда один человек может нанести вред целому государству, что, кстати, привело к возникновению феномена современного терроризма,

- социальными: никогда не было такого уровня зависимости власти от населения, поскольку демократия опирается на сменяемость власти,

- организационными: структура современного общества настолько взаимозависима, что воздействие на один компонент сразу отражается на других.

В прошлом можно найти ситуации, когда гиперболизации роли информационного компонента могла приводить к сокрушительным результатам. Практически все революции – и французская, и русская – базируются на интенсивной работе информационных механизмов, которые внезапно начинают порождать потоки информации, направленные на разрушение имеющейся иерархической структуры данного общества. Определённым сегментам общества доказывают, что общество имеет несправедливое устройство, а их статус в этом обществе недооценён. Во французской революции этим сегментом была только что возникшая буржуазия, которая не была «учтена» в имеющейся иерархии, в русской революции – это крестьяне, ставшие солдатами, потерявшими свою старую социальную идентификацию.

И перестройка, и бархатные революции, а потом и цветные, были выстроены их «конструкторами» так, чтобы раскачать старую иерархию. Они конструировались определённым образом, чтобы заблокировать противодействие старой власти. Кстати, всё это прообразы (прототипы) информационных войн, которые стали привычным компонентом социального развития сегодня.

Ещё раньше, в 50-е годы, такие механизмы гиперболизации информационного компонента конструировались западными спецслужбами сознательно, чтобы не допустить перехода, например, азиатских стран к советскому пути развития. В этой модели интенсивного перехода к капитализму, которая вводилась вместо социалистической, информационный компонент начинал функционировать как бы независимо от политического и экономического. И постепенно под его влиянием трансформировались и политический компонент, и экономический. Старые иерархии (политические и экономические) не выживали в новой информационной среде.

Законодательное обеспечение информационной политики и безопасности

Как правило, требования международных организаций направлены на расширение доступа, в то время как требования самих стран больше направлены на свою защиту от внешнего воздействия. возможно, это результат оборонной политики прошлого, хотя сегодня понятно, что воздействие в физическом и воздействие в информационном пространстве не являются идентичными.

Организация ЮНЕСКО видит цель информационной политики в том, чтобы «дать право всем гражданам данного общества на доступ и использование информации и знаний». При этом акцентируются выгоды для общества от такого широкого подхода: «Выгоды от информации для общественного доступа возможно легче описать в неэкономических определениях. Для информации, произведенной правительствами, возможно, самая большая неэкономическая ценность, связанная с размещёнием информации для общественного доступа – прозрачность управления и продвижение демократических идеалов. Чем большее количество информации свободно доступно от правительства и о правительстве, тем менее вероятнее будет то, что правительство сможет скрыть незаконные действия, коррупцию и плохое управление. Наоборот, чрезмерная секретность разводит тиранию. Открытое и неограниченное распространение общественной информации также повышает общественное здоровье и безопасность, и общее социальное благосостояние, поскольку граждане принимают более информативные решения относительно своей ежедневной жизни, окружающей среды и будущего».

Эти же задачи расписаны в государственных документах Украины, как и любой другой страны. Открытым только остаётся вопрос реального приближения к сформулированным требованиям. Тяжёлая судьба закона о доступе к публичной информации, выполнение которого, как оказалось, очень трудно реализовать, ярко демонстрирует разрыв между законодательством и реальными практиками.

Американские представления об информационной политике и безопасности

Представления о том, что же такое информационная безопасность, создаются сначала в головах учёных, лишь затем возникая в документах правительственных структур или законах. Иного не может и быть, поскольку учёные могут позволить себе рассматривать энное число вариантов возможного развития, чего не будет в правительственных документах, вынужденных выбирать только один вариант.

Джон Аркилла одним из первых сформулировал основные идеи развития информационной безопасности. Мы можем выделить ряд основных результатов его исследований. (Следует отметить, что для него это, в основном, исследования прошлого периода, сегодня он больше занят анализом терроризма.)

Джон Аркилла достаточно давно предложил различать коммуникативный и структурный аспекты информации (см. работу: Arquilla J., Ronfeldt D. Looking ahead: preparing for information-age conflict // In Athena's camp. Preparing for conflict in the information age. Ed. by J. Arquilla, D. Ronfeldt. – Santa Monica, 1997). Если коммуникативный представляет собой акцент на информации как на передаче, то есть информация – это то, что передаётся, то структурный подход рассматривает информацию как базу любой структуры. Смена информационной базы автоматически ведёт к смене самой структуры. Например, перестройка, которая недаром была объединена с понятием гласности, сменила советскую информационную базу, в результате чего пришлось трансформировать и Советский Союз – его не стало. Отсюда становится понятным действие этого инструментария: меняя информационные потоки внутри страны, можно изменять страну. Последний пример – арабские революции.

Близкое понимание есть у Сергея Зуева, который выделил следующие два модуса существования информации (два измерения):

- контроль протекания информационных потоков,

- контроль за распределением потока информации: информация должна достичь определённой целевой группы и дать соответствующий эффект.

Джон Аркилла (как всегда в соавторстве с Дэвидом Ронфельдтом, который на сегодня уже вышел на пенсию) одним из первых предложил свой вариант американской информационной стратегии (см. работу: Arquilla J., Ronfeldt D. The emergence of noopolitik. Toward American information strategy. – Santa Monica, 1999). В ней в 1999 году они заговорили о необходимости закрытости, подчёркивая, что открытость помогла США разрушить СССР, тем самым выполнив свою функцию. То есть закрытость ещё не созрела для замены её на открытость.

Аркилла и Ронфелдьдт были среди первых, кто проанализировал сапатистское восстание в Мексике как прообраз нового типа войны, в которой информация стала играть не просто поддерживающую военных роль, а вышла на принципиально самостоятельные возможности (см. исследование: Ronfeldt D. a.o. The Zapatista social netwar in Mexico. – Santa Monica, 1998; а также работу: Networks and netwars. The future of terror, crime and militancy. Ed. by J. Arquilla, D. Ronfeldt. – Santa Monica, 2001, в котором была задана и по сути впервые исследована сетевая война). То есть практически все новые направления первым описывает именно Джон Аркилла, он занимается ими тогда, когда ещё никто не видит их в качестве новых направлений. Аркилла также часто активно пользуется историческими примерами, например, анализируя с точки зрения использования информационных технологий прошлого действия татаро-монголов. Например, в одной из своих работ он акцентирует следующие исторические аспекты:

- термин «татары» – чужой для них, монголы его взяли, поскольку он обозначал «нижний (мир)», чем наводили ужас на противников,

- города сдавались заранее без битвы, поскольку впереди шли слухи (вариант инструментария психологической войны),

- в чистом поле, отступая тактически из-за своей высокой мобильности, могли в то же время наступать стратегически,

- 700 лет назад обеспечивали связь всадниками с лагом в одну неделю по всей своей территории, которая равнялась СССР (см. работу: Arquilla J. Thinkig about information strategy // Information strategy and warfare. Ed. by J. Arquilla, D.A. Borer. – New York – London, 2007).

Дороти Деннинг, на тот момент профессор Джорджтаунского университета, а сегодня, как и Джон Аркилла – профессор Военно-морской школы последипломного образования, описывает ситуацию информационной борьбы с большим акцентом на технической составляющей, являющейся для неё базовой точкой отсчёта. Её книга 1999 года носит название «Информационная война и безопасность» (Denning D.E. Information warfae and security. – Reading etc., 1999).

Дороти Деннинг подчёркивает в ней, что оборонная информационная война практикуется всеми. На индивидуальном уровне это защита своей приватности, индивидуальных ресурсов, на правительственном – защита национальной безопасности, экономической безопасности, общественной безопасности, закона и порядка. Наступательную информационную войну она задаёт как использование информационных ресурсов с целью увеличения их ценности для атакующего игрока и уменьшения для защищающегося игрока.

Следует также подчеркнуть, что авторы первых работ в этой сфере активно занимались созданием определений, поскольку, будучи пионерами, они должны были уделять большее внимание чёткому очерчиванию точки отсчёта, отталкиваясь от которой можно было выстраивать последующие рассуждения. Дороти Деннинг в числе прочего занимается тем, что именуется «электронным джихадом» – атаками террористов в сфере киберпространства. И сегодня это достаточно распространённая тема (см., например, работу: Robinson G.E. Jihadi information strategy // Information strategy and warfare. Ed. by J. Arquilla, D.A. Borer. – New York – London, 2007).

Дороти Деннинг ещё интересна тем, что детально анализирует реальные ситуации с точки зрения использования в них интернет-технологий. Это может быть война в Косово или оценка возможностей для атаки на уровне страны (см. работы: Denning D.E. Activism, hacktivism, and cyberterrorism: the Internet as a tool for influencing foreign policy // Networks and netwars. The future of terror, crime and militancy. Ed. by J. Arquilla, D. Ronfeldt. – Santa Monica, 2001; Denning D.E. Assessing the computer network operations threat of foregn countries // Information strategy and warfare. Ed. by J. Arquilla, D.A. Borer. – New York – London, 2007). Для последнего случая она предложила свою методологию оценки возможностей стран и рассмотрела конкретные возможности Ирана и Северной Кореи по следующим четырём параметрам, сделав всё это исключительно по открытым источникам:

-.индустрия ИТ и инфраструктура,

- академическое и исследовательское сообщество,

- правительство и международные дела,

- хакерство и кибератаки.

Мартин Либики достаточно часто выступает на темы информационной безопасности. Ещё в 1997 году он задал определение информационного доминирования как превосходства в порождении, манипуляции и использовании информации, достаточное для достижения военного превосходства. Однако он выдвигает три контрсилы, которые не дают информационному доминированию быть аналогичным доминированию в физическом пространстве. Во-первых, в отличие от авиасил, которые могут заставить противника остаться на земле, информационная сила одной стороны не может предотвратить использование другой. Кстати, по американским военным стандартам, любая физическая атака, которая не даёт выполнять информационную функцию, считается атакой информационной. Это может быть, например, бомбардировка телефонной станции или телевизионной башни.

Во-вторых, доминирование на тактической уровне может быть «перекрыто» информационным доминированием стратегического порядка. Так, например, произошло в Сомали, когда победа на поле боя была переиграна победой противника в мировых СМИ.

В-третьих, ещё Сунь-цзы считал, что главным знанием является знание себя, а потом и знание противника. Если знание людей порождает стратегию, то знание машин – тактику. Поэтому стратегия не может быть заменена тактическим информационным превосходством.

В 2007 году Мартин Либики выпускает книгу «Завоевание в киберпространстве» (Libicki M.C. Conquest in cyberspace. National security and information warfare. – Cambridge, 2007). В ней он интересным образом различает два вида структур в зависимости от их отношения к внешнему шуму, выделяя модель замка и модель базара. Замок возводит стены, чтобы защититься от шума, а базар в состоянии их «переварить», поэтому не боится. По модели замка выстроены многие структуры современных государств, они всеми силами защищаются от внешнего вторжения.

Либики даёт следующее определение информационной войны: это использование информации для атаки на информацию. Разъясняет он эту свою позицию так: информация – это то, что имеет отношение к принятию решений, вся остальная информация должна быть отнесена к развлечению. Однако тут можно возразить, что процессы принятия решений массовым сознанием базируются как раз на потоках развлекательной информации: от фильма до юмористической программы «Прожекторперисхилтон».

С его точки зрения, если информация сама по себе бесплатна, то получение её, обслуживание – уже нет, поскольку есть затраты на hardware, software и под.

Либики подчёркивает, что на сегодня кибератаки ещё не приносили человеческих жертв, что ущерб от киберпреступности можно оценить в размере от 1 до 10 миллиарда долларов. Однако говорить, что этот вид атак неопасен, можно в той же мере, как 10 сентября 2001 года ещё можно было говорить о неопасности терроризма.

В своей следующей книге 2009 года, посвящённой кибератакам и киберсдерживанию, Либики, среди прочего, отмечает сложность чёткого определения, кто именно совершил атаку, тем более что в этом ещё следует убедить третью сторону (см. работу: Libicki M.C. Cyberdeterrence and cyberwar. – Santa Monica, 2009).

Это интересная и парадоксальная особенность кибервойны. Например, происходит атака на военно-морскую школу США, которая на несколько месяц выводит её из интернет-связи. Однако об атакующем пишется, что это предположительно Китай. Однотипно именно Китай подозревается в кибератаке на некоторые структуры канадского правительства. Но не только Китай обладает такими возможностями. В статье в USA Today утверждается, что к интернету подключены 243 страны, из которых 100 планируют свои инфоатаки. Американская контрразведка в своём ежегодном отчёте назвала Россию и Китай главными странами по краже промышленных секретов онлайн.

И даже министр обороны США Леон Панетта чётко заявил, выступая 11 октября 2011 года в центре Вудро Вильсона: «Одновременно с ядерной опасностью есть совершенно новый тип угрозы, к которому мы должны быть лучше подготовленными – угроза кибератак. Они стали важной проблемой, поскольку мы сталкиваемся с большим количеством атак как от негосударственных акторов, так и от больших стран, возникает возможность катастрофического разрушения критической инфраструктуры, что может нанести существенный урон нашей стране. Потенциальная возможность парализовать страну с помощью кибератаки очень реальна».

В целом следует признать, что, к сожалению, исследования в области информационной безопасности и в США, и в других странах, по сути, свелись к чисто техническим проблемам, и решение, которое предлагают «техники в погонах», также всегда одно: возведение всё более мощной стены по отношению к внешнему миру. Всё это верно, но только в области технических аспектов обработки информации. Однако гуманитарный взгляд на эту проблему требует как бы обратного решения: если это касается человека и его сетей, то решение лежит не в области ограждения от внешнего мира, а в создании собственных сильных текстов, которые не будут бояться иновторжений.

Война идеологий как новый-старый тип войны

Война идеологий пронизывала всю холодную войну. Казалось, война идеологий полностью отошла в прошлое. Однако сегодня наблюдается возврат к ней, поскольку США пытаются отказаться от прежнего понимания войны с террором в пользу нового понимания – как войны идей. А здесь уже накоплен опыт времён холодной войны.

Есть ли идеология у США? Если есть, то она носит неформальный характер, в отличие от формально существовавшей идеологии, например, в СССР. Введя это различие форм реализации идеологий – формальной и неформальной – следует признать формальными идеологиями те, которые существуют в бюрократической и академической средах, то есть поддерживаются на государственном, образовательном и научном уровнях. В такой тип идеологии США можно включить какой-то синтез демократии и либерального капитализма.

Но США более сильны именно в неформальной идеологии. Она создаётся и удерживается литературой, искусством, медиа. США защищают и продвигают эту свою идеологию средствами кино и телевидения, что в современном мире также является вариантом оружия, хотя и мягкой силы. Аксиомы этой идеологии можно собирать отдельно по тем или иным кинофильмам, например, «Мой дом – моя крепость» реализован в фильме «Один дома», где ребёнок может противостоять взрослым грабителям и даже побеждать их.

Жак Эллюль подчёркивал, что пропаганда сильна тогда, когда она незаметна (см. работу: Ellul J. Propaganda. – New York, 1973). В США он увидел реализацию не столько политической пропаганды как идущей сверху, что привычно нам по СССР («вертикальной»), сколько пропаганды социологической, идущей как бы горизонтально от структур общества и государства к человеку. Эта пропаганда незаметна, поскольку встроена в структуру общества. Первый тип пропаганды может вызывать сопротивление объекта воздействия из-за своей заметности, второй – нет, поскольку его вскрытие требует дополнительных усилий.

Вот ещё одна попытка изложить это противопоставление политической и социологической пропаганды: «В определённом смысле социологическая пропаганда противоположна политической, поскольку в случае политической пропаганды идеология распространяется через массмедиа, чтобы аудитория приняла некоторые политические или экономические структуры, тогда как в случае социологической пропаганды существующие экономические, политические и социологические факторы постепенно разрешают идеологии проникать к индивидам или массам». В целом это почти дословная цитата из Эллюля, так что исследователи не могут оторваться от его определений.

В своей книге Эллюль подчеркивает ещё две характеристики социологической пропаганды, связывая её со стилем жизни. Этот тип пропаганды касается всего населения, а не отдельных его сегментов, а также речь не идёт о каком-то одном мнении, а скорее о всеобщем стиле жизни. Он считает, что именно так устроена американская и китайская пропаганда. При этом в американский инструментарий он вписывает рекламу и пиар. Он подчёркивает, что в случае США все влияния направлены на ту же точку, в то время как во Франции они разнообразны по своим целям.

Эллюль трактует социологическую пропаганду как диффузную, то есть она присутствует везде, хотя и не является таким концентрированным выражением, которым является политическая пропаганда. Это общий климат или атмосфера, влияющая на людей. При этом людям кажется, что они сами делают свой выбор. Он говорит о социологической пропаганде как о проникновении идеологии с помощью её социальных контекстов. Эта пропаганда не является результатом сознательного пропагандистского действия. В качестве примера он рассматривает американский фильм, создавая который продюсер не имеет в голове пропагандистских задач. Но пропагандистским элементом становится сам американский способ жизни, который реализуется в фильме даже без осознания этого.

Социологическая пропаганда реализуется в фильмах, в технологии, в образовании, в социальных службах. Поэтому её никто не рассматривает как пропаганду. Однако все эти влияния управляются теми же людьми, которые создают пропаганду, что Эллюль подчёркивает в качестве существенного фактора. Эти влияния действуют на индивида так, как действует пропаганда. Поэтому подобная близость важнее любых различий. Исторически он считает, что США нуждались в такой пропаганде, поскольку, в отличие от Европы, нужно было объединить разнородное население. В качестве метода быстрой ассимиляции была найдена психологическая стандартизация, это единство играет и экономическую роль, создавая американский рынок. Массовое производство требует массового потребления. Население должно быть уверено в отличном качестве «американского».

Идеология вообще является изобретением марксистской мысли. Как ни парадоксально, но именно Германия является родоначальницей двух наиболее сильных идеологий ХХ века – марксизма и нацизма. Возможно, они выглядят сильными, поскольку для реализации своих получили замыслов большие страны. Но, наверное, более правилен обратный тезис: они получили большие страны, поскольку были сильнее.

Когда-то американская исследовательская структура в области национальной безопасности, лаборатория Sandia (сайт – www.sandia.gov), заявила о достаточно странном исследовательском проекте по мониторингу интернета. Странной выглядела цель этого проекта – искать то, что можно обозначить как революционные тексты (в самом проекте не было такого слова). Проект просто с самого начала констатировал, что Ленин или Гитлер до реализации в действительности заявили свои идеи в книгах. Это было за 10–15 лет до того, как они стали трансформировать сам мир. Потом этот проект исчез из открытого доступа, но сегодня широкое развитие получил как раз мониторинг открытых источников, который проводится, например, на деньги ЦРУ, куда подпадают не только блоги или социальные медиа, но даже рецензии в интернет-магазине Амазон.

Луи Альтюссер, а это неомарксист, который умер в 1990 году, в своей статье 1970 года говорит о разных вариантах государственных идеологических аппаратов. У него есть также интервью 1968 года с интересным названием «Философия как революционное оружие». В этом интервью он говорит просто: правильные идеи служат людям, неправильные – их врагам. Кстати, в качестве главного идеологического аппарата современного государства он видит... школу. Именно там закладывается основная структура, с которой человек потом идёт по жизни.

Очень серьёзно действительно боролись с чужими идеями в период холодной войны. Запад и Восток мастерски овладели своими собственными методами этой борьбы. Если СССР мог максимально применить цензуру или репрессии, то Запад начал усиленно финансировать продвижение тех идей, которые он считал разрушительными для советской системы. Это были журналы, романы, кинофильмы и даже выставки абстрактного искусства. Фрэнсис Сандерс написала целую книгу на тему культурной холодной войны (см. её первую и третью главы, последняя – в русском переводе).

Смысл продвижения по всей Европе выставок абстрактного искусства состоял в том, что они несли искусство, которое было полностью противоположным социалистическому реализму. Наибольший интерес представляет список людей, которые пользовались деньгами ЦРУ. Это и Исайя Берлин, и Дэниел Белл, и Бертран Рассел, и Артур Шлезинджер, и много-много других людей. Дэниел Белл, известный социолог, написавший в том числе книгу «Конец идеологии», умер совсем недавно – в 2011 году.

В рецензии на книгу Фрэнсис Сандерс, которая была опубликована в журнале ЦРУ, известный историк разведки Томас Трой отмечает в качестве одного из главных недостатков книги, что она посвящена только американским действиям, а про советские почти ничего не сообщается. Это немного странное замечание, поскольку книга нацелена на описание действий именно ЦРУ, а не про СССР.

Как видим, холодная война оказалась войной массовых культур, например, абстрактный экспрессионизм против социалистического реализма. Но понятно, что в действительности это было реализацией идеологий, стоящих за ними.

Джеймс Хоберман, кинокритик и автор серии книг про американское кино времён холодной войны (его собственный сайт – j-hoberman.com), говорит в своём интервью: «Сейчас, как и тогда, фильмы являются естественно гегемоническими. Они стараются взывать к наибольшему сегменту населения, и им не нужно правительство, чтобы указать им, как найти аудиторию. Разумные политики изучают тренды в популярных развлечений. В этом частично значение рейганизма». Кстати, он произносит и следующую фразу: «Большая часть фильмов является тем, что Жак Эллюль назвал “социологической пропагандой” – они были частью конкретного климата или ментальности. Единственными людьми, которые считали, что правительство надиктовывает содержание, были журналисты и читатели Daily Worker».

Термин «гегемония» активно употреблял такой неомарксист, как Антонио Грамши. В роли его последователя, который также взял на вооружение эту идею, выступил известный современный исследователь медиа Джон Фиск (см. работу: Fiske J. Understanding popular culture. – Lomdon – New York, 1989). Грамши видел функцию интеллектуалов в организации доминирования буржуазии и организации согласия масс на это доминирование. Грамши не даёт чёткого определения гегемонии, поэтому разные авторы вкладывают в этот термин разные смыслы. Но по сути это вариант управления с помощью медиа и образования, когда картина правящего класса мира продвигается и навязывается всему населению.

Джон Фиск подчёркивает, что полисемия телевизионных текстов дает возможность включать их в большое число разных подкультур. И далее: «Семиотическое действие ТВ состоит не в производстве значений, а в контроле и иерархизации их. В Далласе просто больше значений, чем Голливуд может контролировать или одна группа аудитории активировать». Более того, разнообразие производимой продукции является иллюзорной, поскольку вся она направлена на поддержание капиталистической идеологии.

Гегемония направлена на поддержание согласия в обществе и блокирования протестных отношений. Всё это делается ради поддержания доминирующего класса, классы подчинённые получают эту модель мира и через школу, и с помощью массмедиа.

Некое продолжение этого подхода можно увидеть в понятии артикуляции Стюарта Холла и Кевина Делюки. Речь идёт о сочленении разнородных элементов для выполнения идеологических задач, это использование социальной группой определённых культурных практик для собственных целей. В одном из интервью Стюарт Холл, говоря о нарративном конструировании реальности, подчёркивает: «Люди заинтересованы в разных версиях события, любое отдельное событие может конструироваться разными способами и может быть сделано так, чтобы значить разное». Эту множественность он подчёркивает в ответ на однозначность интерпретации, проповедуемую СМИ.

В освещении войны на Фолклендах британскими СМИ он увидел целый ряд мифологических структур. По сути это была идеальная империалистическая, или колониальная война. Но её репрезентация демонстрировала народную войну, справедливую войну в защиту группы, которая угнеталась. Был вытащен целый ряд мифов Второй мировой войны. Появился диктатор, аналогичный Гитлеру, против которого следовало выступать. Холл пишет: «Был активирован существенный набор исторических мифов, призванные стабилизировать понимания, которые британский народ имеет о своей собственной истории, своём прошлом, его проблемах сегодня. Это было моделью, в рамках которой были рассказаны реальные события на Фолклендах. Становится понятным мощное влияние нарратива на то, чтобы миф становился реальностью». Кевин Делюка также подчёркивал, что дискурсивные структуры организуют социальные отношения.

Делюка с соавтором вводит понятие публичного экрана, сквозь который к нам теперь попадают все дискуссии (см. статью: DeLuca K.M., Peeples J. From public sphere to public screen: democracy, activism, and the «violence» of Seattle // Critical Studies in Media Communications. – 2002. – Vol.19. – N2). Сегодня это визуальный экран, поэтому в таком дискурсе доминируют картинки, а не слова. Газетам теперь приходится имитировать ТВ, переходя на короткие сообщения и цветные изображения. Визуальная ориентация отвергает вербально ориентированные формы аргументов. Сегодня следует создавать визуальные картинки для распространения. Диалог в этой форме коммуникации отсутствует, его сменил процесс распространения.

Стюарт Холл подчёркивает, что артикуляция (мы скорее переведём это слово как «конструирование») является сложным термином, не имеющим однозначного понимания. Кстати, Холл ранее говорил, что артикуляция является одной из возможных интерпретаций данного набора составляющих. По сути, перед нами в понятии артикуляции возникает ответ на вопрос, как конкретно конструируется гегемония.

В заключение отметим ещё один вариант порождения идеологии, в данном случае военной, как идущий от науки и техники (см. также статью: Lawson S. Surfing on the edge of chaos: nonlinear science abd the emergence of a doctrine of preventive war in the US // Social Studies of Science.- 2011. – Vol.41. – N4). Речь идёт о заимствовании научно-технических метафор для разработки военной стратегии. Нелинейная наука сформировала передовую военную мысль США, задав новое направление её развития.

Соня Амаде подчёркивает, что был ещё один аспект в конце холодной войны: триумф демократической политики и рыночной экономики над альтернативным философским подходом Карла Маркса и его последователей (см. работу: Amadae S.M. Rationalizing capitalist democracy. The cold war origins of rational choice liberalism. – Chicago – London, 2003). Она начинает своё рассмотрение с создания государства национальной безопасности с её главным think tank'ом – РЕНД (см. также интересную книгу Алекса Абеллы о становлении РЕНДа – «Солдаты разума» (М., 2009), Abella A. Soldiers of reason. The RAND corporation ans the rise of the American empire. – Orlando etc., 2008; сайт с рецензиями на книгу – www.abellaweb.com). То есть, мышление действующих лиц серьёзно трансформируется в результате распространения новых идей, которые создаются достаточно ограниченным числом лиц. Но последствия их уже распространяются на всех.

Министр обороны США Роберт Гейтс, выступая 14 апреля 2008 года на заседании Ассоциации американских университетов в Вашингтоне (а он сам в своё время был президентом одного из техасских университетов) предложил профинансировать от Пентагона ряд новых инициатив в области социальных наук. Это так называемый проект «Минерва», который вызвал большое сопротивление в среде антропологов, но, тем не менее, Роберт Гейтс тогда предложил в частности создание новых наук, которых до этого не было, назвав в качестве такого примера появление в период холодной войны кремленологии и теории игр. Кстати, сам Роберт Гейтс успел побывать до этого и директором ЦРУ. В принципе, были выделены четыре направления для такой поддержки со стороны военных:

- китайские военные и технологические исследования,

- иракские и террористические перспективы,

- религиозные и идеологические исследования,

- новые дисциплины.

Завершая, следует подчеркнуть, что если задачи технического порядка сегодня чётко понимаются государствами (например, атака и защита для случая киберпространства), то гуманитарные (социальные) задачи пока «спрятаны» скорее в других науках, чем в информационной области. Это ведёт к тому, что они и обсуждаются меньше, и решаются сложнее, а иногда и не решаются вовсе. На сегодня мы не видим конкретных исследований типа конструирования патриотизма, хотя США ещё в довоенное время прошли через этот период исследований, продемонстрировавший новые возможности по управлению нематериальной сферой.

Можно выделить следующий набор таких задач гуманитарного порядка, с которыми сталкивается любое государство:

Тип задач

Тип решений

Тактическое управление массовым сознанием

Управление информационной повесткой дня (agenda-setting)

Стратегическое управление массовым сознанием

Создание и удержание доминирующей картины мира в образовании и иных информационных потоках стратегического характера

Управление альтернативными взглядами

Удержание альтернативы от информационного мейнстрима

Что касается последнего пункта, то социосистемы всегда подавляли альтернативные взгляды: от борьбы инквизиции с еретиками до борьбы с инакомыслием в советское время, включая и перестройку (см., например, свидетельства Сергея Кургиняна о том, как в перестройку ему не удавалось напечатать некоторые тексты о происходящем в стране). И известный перестроечный фильм «Интердевочка» был нужен для разрушения ценностной системы советского времени, он был запущен с подачи «архитектора перестройки» Яковлева, читавшего сценарий и высказавшего единственное замечание о смене названия (исходно фильм назывался «Проститутка»).

Валентин Фалин констатирует первое появление понятия «железный занавес» в начале 20-х годов в Норвегии (по воспоминаниям Александры Коллонтай), чтобы закрыться от распространения советских идей. Кстати, агонию СССР он отсчитывает от 1962–1963 гг., когда пришлось закупать миллионы тонн зерна за рубежом в результате разрушительной деятельности Никиты Хрущёва в сельском хозяйстве. Валентин Фалин и другие пытались тогда донести до него, что если платить нашему крестьянину столько же, сколько СССР платит американскому фермеру, то всё восстановится, но Никита Хрущёв был резко против возрождения частнособственнических интересов.

При этом задачи гуманитарного (социального) порядка также будут меняться с точки зрения возможного инструментария для их достижения. Так, известный американский военный аналитик Томас Барнет (его сайт – thomaspmbarnett.com) говорит о принципиальном сдвиге в области коммуникаций от СМИ в сторону общения «человек – человек», поскольку это предоставляют уже сегодняшние технологии (см. работы: Barnett T.P.M. Great powers. America and the world after Bush. – New York, 2009; Barnett T.P.M. The Pentagon's new map. War and peace in the twenty-first century. – New York, 2004). Его идеи относят к тому, что назвали неолиберальной геополитикой. В Пентагоне, например, он анализировал стратегическое будущее.

И всё возрастающий характер также несёт опасность «освоения» киберпространства. Центр военно-морского анализа, где также сотрудничает Томас Барнет (сайт центра – www.cna.org), опубликовал свой анализ этой проблематики. Там констатируется, что киберпространство является не только пространством коммуникации, но и пространством войны. Если критическая инфраструктура какой-либо страны пока ещё не подверглась атаке, это не значит, что так не будет далее. Сегодняшние реалии не будут такими же в будущем. Новым феноменом стало обнародование Wikileaks важных документов, что отразилось на безопасности США.

Информационная безопасность перестала быть интересной только профессионалам. Возросшая сила информационного оружия заставляет пересматривать типы угроз, поскольку пришло время оружия мирного времени – информации. Перестройка и бархатные революции, цветные революции, включая арабские, – все базировались на интенсивном использовании именно информационного компонента, с помощью которого были переиграны все другие варианты сил.

 

https://ms.detector.media/ethics/manipulation/informatsionnaya_politika_i_bezopasnost_sovremennykh_gosudarstv/

 


31.10.2011 Операции влияния: современные представления военных и учёных

 

Терроризм стал новым проявлением операций влияния, которые впервые стали реализовываться с помощью инструментария не физического, а информационного пространства... 

Операции влияния являются более старым средством воздействия, чем информационные операции. Ведь религия и идеология с помощью такого инструментария, как церковь, школа, книга, а ещё раньше просто устное слово, давно формируют мир единого типа, выстроенный вокруг своих базовых ценностей. Структуры, обладающие единой картиной мира, в прошлом всегда оказывались сильнее в процессах выживания, чем структуры, разрешавшие альтернативность. Только в наше время общество стало спокойнее относиться к альтернативным моделям, что, вероятно, связано с более облегчёнными условиями существования современного человека.

Терроризм стал новым проявлением операций влияния, которые впервые стали реализовываться с помощью инструментария не физического, а информационного пространства. Ведь что такое 11 сентября? Это коммуникация с помощью физического пространства, причём сделанная столь виртуозно, что у многих возникло подозрение, что они просто смотрят очередной голливудский боевик, то есть было активировано и третье пространство – виртуальное.

Джон Аркилла в своей книге 2011 года, имеющей интересный подзаголовок «Как мастера нетрадиционной войны сформировали наш мир», где есть отдельные разделы не только о Гарибальди и Тито, но и о Денисе Давыдове и Аслане Масхадове, акцентирует в терроризме обязательное наличие нарратива, который часто связан с освобождением родины, реальной или воображаемой (см. работу: Arquilla J. Insurgenrs, raiders,and bandits. How masters of irregular warfare have shaped our worlds. – Chicago, 2011). Он подчёркивает, что немецкие солдаты, например, могли сражаться за безнадёжное дело, но повстанцы всегда верят и своим руководителям, и делу, которому служат. То есть здесь виртуальная составляющая играет гораздо большую роль, чем в случае обычной армии.

Группа исследователей из РЕНД выделила следующий набор наиболее важных компонентов планирования операции влияния (см.: Larson E.V. a.o. Foundations of effective influence operations. A framework for enhancing army capabilities. – Santa Monica, 2009. – Р. 67–68):

- чёткие цели,

- выделение ключевых целевых аудиторий,

- выбор каналов,

- определение характеристик аудитории, важных для воздействия,

- обеспечение прихода сообщений до момента принятия решений,

- конкретные характеристики источника,

- конкретные характеристики месседжа,

- адаптация всех компонентов в процессе: канала, источника, темы, месседжа.

Соответственно вычленяется ряд конкретных вопросов, которые должны быть установлены для проведения эффективного воздействия (там же, p. 77):

- определение доверия к имеющимся каналам,

- как структурирована целевая аудитория, насколько это стабильно,

- какие сообщения они уже получают,

- какие сообщения, содержание и форматы наиболее вероятно будут восприняты,

- как много сообщений следует направлять,

- какие дополнительные действия должны быть проведены.

Близко к последнему параметру интересное замечание есть у Уильяма Линда, создателя концепции четырёх поколений войны, который постоянно подчёркивает, что американцы пока активно усвоили только инструментарий второго поколения – концентрацию огня.

Хотя то, что подчёркивает Линд, он относит к информационным операциям, это скорее относится именно к операциям влияния. Он считает, что в рамках четвёртого поколения войны «информационные операции – это не то, что вы говорите, а то, что вы делаете» (см: Lind W.S. The power of weakness // Ideas as weapons. Influence and perception in modern warfare. Ed. by G.J. David Jr., T.R. McKeldin III. – Washington, 2009. – Р. 37). Если люди видят свои двери разбитыми среди ночи, нечеловеческое обращение с пленными, гибель гражданских лиц от авианалётов, то никакие слова не могут этого исправить.

Австралийский учёный Уильям Хатчинсон также привязывает операции влияния к действиям, поскольку ради этого меняется отношение и поведение. Правда, здесь физические действия являются целью, а не собственно коммуникацией.

Всё это связано с тем, что и слова, и дела сходятся в единой точке – сознании. И там, в первую очередь, будет активировано противоречие между ними, если оно наличествует. И эта единая точка получила сегодня новое обозначение – когнитивное (см. работу: Forest J.J.F., Honkus F., III. Introduction // Influence warfare. How terrorists and governments fight to shape perceptions in a war of ideas. Ed. by J.J.F. Forest. – Westport – London, 2009) или концептуальное (Geltzer J.A., Forest J.J.F. Assessing the conceptual battlespace // Ibid) поле битвы. Это когнитивная или концептуальная война. Именно по этой причине борьба разгорается очень часто за именования и переименовывания, ярким примером чего стала борьба за доминирование только одного из вариантов: или «Великая отечественная война», или «Вторая мировая война».

В другой своей работе Хатчинсон определённым образом противоречит сам себе, когда подчёркивает слабую связь между влиянием и сообщением. Он говорит в небольшой статье по кибервлиянию: «Связь между посылкой сообщения и осуществлением влияния носит проблематичный характер, как и дальнейшая связь с изменением поведения».

Нам всё же представляется важным подчеркнуть нечто иное: если информационные операции, даже будучи информационными, всё равно строятся по целям и моделям применения жёсткой силы Джозефа Ная (см. работу: Nye J. Soft power. The means of success in world politics. – New York, 2004), в чём и проявляется их эффективность, то операции влияния принципиально иные, их сфера – это действительно сфера мягкой силы.

Для мягкой силы характерным является, на наш взгляд, наличие (или иллюзия) выбора. Жёсткая сила стопроцентно программирует поведение, причём делает это принудительно. Мягкая сила оставляет выбор, но она настолько сильна сама по себе, что под её влиянием все всё равно тянутся читать, например, «Гарри Поттера» или смотреть «Аватар». Это программирование на уровне, который находится вне нашего осознания. Нам кажется, что решение мы принимаем самостоятельно, хотя на самом деле умелые конструкторы выбора помогают нам сделать это.

Джозеф Най акцентирует также следующее (там же, с. 31): «Политика становится частично борьбой за привлекательность, легитимность и достоверность. Способность делиться информацией – и быть достоверным – становится важным источником привлекательности и силы». И тут следует добавить, что политики как раз наиболее часто и заимствуют возникающие в обществе типы эффективного воздействия. Они сегодня стали и актёрами, и ораторами, поскольку именно этот тип коммуникативного поведения привлекает людей.

Джозеф Най выстраивает следующую таблицу, где сводит разные типы сил воедино:

 

Поведение

Первичные действия

Правительственные действия

Военная сила

Принуждение,

сдерживание,

защита

Угроза,

сила

Принудительная дипломатия,

война,

союз

Экономическая сила

Стимулирование,

принуждение

Плата,

санкции

Помощь,

подкуп,

санкции

Мягкая сила

Привлекательность,

информационная повестка дня

Ценности,

культура,

политики,

институции

публичная дипломатия,

двусторонняя и многосторонняя дипломатия

Главным же отличием он считает то, что жёсткая сила принуждает, а мягкая – привлекает. Поэтому к мягкой силе люди стремятся сами, она долговременна по своему действию, а жёсткая сила оказывается работающей только тогда, когда она проявляет себя. После изменения ценностей система будет запрограммирована на новые действия. Для неё не требуется «надзиратель».

Единственным недостатком мягкой силы следует признать её «неточность». Её результаты также будут отдалёнными во времени. Поэтому жёсткая сила как антипод этого подхода также будет ещё долго находить применение. Хотя есть тенденция делать средства воздействия всё более мягкими, например, осуществляется разработка некинетических средств войны (например, аэрозоль, который останавливает двигатели внутреннего сгорания, или клей, который не даёт передвигаться по дорогам).

Мы можем выстроить следующий набор противопоставлений этих двух подходов – информационных операций и операций влияния:

Информационные операции

Операции влияния

Краткосрочные цели

Долгосрочные цели

Чёткая привязка к трансформации физического пространства

Нечёткая привязка к трансформации физического пространства

Акцент на запрещении определённых действий

Акцент на разрешении определённых действий

Запрещение определённого действия в случае информационных операций проявляется в принципиальной невозможности его реализации, о чём и повествует сообщение, например, продолжать борьбу в случае войск противника. Диффузный характер операций влияния именно потому и нечёток по целям, что это является их преимуществом. Они меняют фон действий, а не сами действия. В этом плане понятна мысль Альтюссера о школе как основном механизме формирования мозгов в современное время. Именно в школу сегодня спрятались все пропагандистские механизмы.

Операции влияния порождают новые контексты, а не новые тексты. Это разница, которая параллельна разнице рекламы и пиара. Реклама не прячет своей направленности, чего нельзя сказать о пиаре. По этой причине на пиар не будет прямого негативного реагирования, а от рекламы потребитель пытается спрятаться. При этом по своей форме пиар-тексты могут лишь мимикрировать под новостные.

Типичные выборы будут иметь в своём арсенале как информационные операции, поскольку они привязаны к конкретной точке голосования, где в определённое время следует проявить изменение поведения, так и операции влияния, поскольку пытаются трансформировать фон, на базе которого избиратель должен принять своё решение. И поскольку современные выборы всегда нацелены на тех избирателей, которых можно перевести на свою точку зрения, то фон такого порядка играет огромную роль.

Джордж Лакофф подчёркивает, что современная политика во многом прячет свои реальные цели. Он приводит пример республиканцев с их термином «облегчение налогов» (см. работу: Lakoff G. Thinking points. Communicating our American values and vision. – New York, 2004). Кстати, именно эта формулировка данного «удара» по демократам была отобрана фокус-группами Франка Лунца (см. работу: Luntz F. Words that work. It's not what you say, it's what people hear. – New York, 2008). Лакофф же акцентирует «спрятанность» конечной цели такого подхода – это уничтожение социальных программ.

Специалисты по дезинформации выделяют несколько классических приёмов дезинформации:

соблазн – оппонент получает внезапное преимущество, которое он может использовать,

повторяющийся процесс – неопасное поведение повторяется, чтобы притупить бдительность для последующих действий,

случайная ошибка – оппонент верит, что информация попала к нему по ошибке,

явное решение – дезинформация поддерживает идею, что будет использован явный метод, чтобы скрыть реальный метод действий,

неудача – эта техника схожа с предыдущей, только её нельзя приписать никому.

Более детально эти виды стратегий описываются в другой работе автора. Существенным недостатком этой классификации является, по сути, отсутствие классификации, поскольку отдельные элементы её выводятся из разных принципов.

В другой работе выделяются три типа дезинформации:

- обман,

- ошибочное восприятие,

- самообман.

Это также достаточно общий подход, но суть его каждый раз одна: ввести в противника ошибочную картину мира, чтобы в результате получить неправильные действия.

Мы можем представить теперь, что, по сути, процесс дезинформации состоит из такого ряда этапов. В самом простом виде мы можем представить его следующим образом:

введение альтернативной информации,

закрепление альтернативной информации,

принятие решений противником на её базе,

развёртывание ситуации на её базе,

- негативный результат, который заставит сделать следующий шаг,

пересмотр принятого решения, в том числе и для поиска ошибки.

США в последнее время поменяли своё понимание войны, которую они ведут сегодня, перейдя от войны с террором к войне идей. В связи с этим у них возникает потребность заимствовать опыт холодной войны, которая и была как раз войной идей. Сегодняшние высказывания уже звучат следующим образом: «Мы не можем выиграть войну против терроризма, если мы не понимаем и не действуем против его идеологического измерения» (см.: Fulford C.W., Jr. Countering ideological support for extremism: challenges and implications // Connections. – 2006. – V. 5. – N 3). При этом Полетта Отис видит дополнительные особенности такой войны, где оказывается задействованной именно религия (см. работу: Otis P. Religion in information operations: more then a «war of ideas» // Ideas as weapons. Influence and perception in modern warfare. Ed. by G.J. David Jr., T.R. McKeldin III. – Washington, 2009). Понятно, что если это и идеология, то, несомненно, другой её тип.

В системе информационного измерения военные предлагают выделять три отдельных измерения: физическое, информационное и когнитивное. К информационному относится как передача или хранение, так и само сообщение. Физическое измерение имеет место в пересечении с физическим миром: это место атаки и защиты информационных систем. К когнитивному измерению относится разум лиц, принимающих решения, а также целевой аудитории.

Одним из инструментариев, которые направлены уже чётко на разум, являются нарративы (см. анализ военного применения этого инструментария: Neate M.C. The battle of the narrative; Gorka S., Kilcullen D. Who's winning the battle fjr narrative? Al-Qaida versus the United States and its allies // Influence warfare. How terrorists and governments fight to shape perceptions in a war of ideas. Ed. by J.J.F. Forest. – Westport – London, 2009; Galbraith R.S. Winning on the information battlefield: is the story getting out? // Ideas as weapons. Influence and perception in modern warfare. Ed. by G.J. David Jr., T.R. McKeldin III. – Washington, 2009). Нарративы фиксируют те глубинные роли (герой, враг, жертва), от которых впоследствии начинают отталкиваться медиасообщения. Сегодня борьба за нарративы принимает не менее ожесточённый характер, чем борьба на физическом поле боя. Окончательная победа формируется именно в медиавойне, а не в войне на поле боя.

Такого рода смещение находит объяснение: «Современные общества являются более уязвимыми по отношению к операциям в когнитивном пространстве, поскольку имеют большую степень взаимосвязанности и способность противника действовать в электронном пространстве для создания когнитивных эффектов».

К числу аргументов такого рода мы хотели добавить и следующее. Власть в прошлом, в отличие от власти в настоящем, была менее зависима от общественного мнения, например, монархи могли принимать свои решения в отрыве от общества. Сегодня власть зависима от общественного мнения вдвойне: и от собственного общественного мнения, и от общественного мнения внешнего. Поэтому реальную зависимость власть имеет не от информации, а именно от общества, которое может получить эту информацию.

Сегодня проведены исследования исторических аспектов применения операций влияния, включая советские операции влияния (см. работы: 12). Согласно другому анализу советского подхода, задачи тогда ставились ещё более широкие:

- передача картинки ситуации,

- создание цели для оппонента,

- формирование цели путём передачи картинки ситуации,

- передача образа цели,

- передача картинки ситуации для выработки цели оппонентом,

- рефлексивный контроль двустороннего соглашения третьей стороной,

- рефлексивный контроль оппонента, использующего рефлексивный контроль,

- имитация собственных процессов рефлексивного контроля.

В принципе, взгляд в прошлое оказывается, по сути, настолько широкой темой, что туда автоматически попадает и вся деятельность времён холодной войны (см., например, некоторые исследования информационной деятельности того периода: Lashmar P., Oliver J. Britain's secret propaganda war 1948- 1977. – Phoenix Mill, 1998; Osgood K. Total cold war. Eisenhower's secret propaganda battle at home and abroad. – Lawrence, 2006; Rawnsley G.D. Radio diplomacy and propaganda. Yje BBC and VOA in international politics, 1956 – 64. – Houndmills – London, 1996; Snyder A.A. Warriors of disinformation. American propaganda, Soviet lies, and the winning of the cold war. – New York, 1995). Причём интересно, что всё это – анализ с американской стороны, а не с российской (советской), которая продолжает хранить молчание о том периоде.

Большие цели и креативные механизмы времён холодной войны порождали новые задачи и для других наук. Даже такая вроде бы нейтральная сфера, как коммуникация, делает рывок в развитии именно благодаря холодной войне (см. работу: Simpson C. Science and coercion. Communication research and psychological warfare 1945 – 1960.- New York – Oxford, 1994). Исследование британской военной академии акцентирует, например, что в современном мире ошибки восприятия могут пересиливать реальность. Фактором победы здесь признаётся изменение поведения (индивидуальное или групповое) до, во время и после конфликта.

В целом следует признать, что основной единицей дезинформации является то, что можно обозначить как интерпретационная ошибка. Для неё создаются специальные условия во всех трёх пространствах: физическом, информационном, виртуальном. Поэтому целью операций влияния является сознательное конструирование таких единиц двойного свойства (физически-когнитивные, информационно-когнитивные, виртуально-когнитивные), которые должны привести к ошибочным решениям/ действиям со стороны оппонента/ противника.

Происходит как бы разрыв реальности, когда под нужную интерпретацию «подводится» необходимый для этого физический объект. Танк создаётся из фанеры, ракетная установка – из резины, что в результате позволяет активировать нужную интерпретацию без её соответствия физической реальности. То есть определяющей и исходной является именно интерпретация. В голове у противника/ оппонента складывается неправильная картинка реальности, в рамках которой он начинает свои действия.

В заключение следует ввести очень важное замечание. Ведь порождение модели мира можно вести не только на основании введения ошибок, как это происходит в случае чисто военного применения этих технологий, но и за счёт введения правильной, хоть и альтернативной по отношению к имеющейся доминирующей модели информации. Сегодня накоплен большой опыт введения социальных изменений с помощью инструментария массовой культуры. Это и мыльные оперы по модели мексиканца Мигеля Сабидо, это и введение «квантов» нового поведения в США, это и разработка мыльных опер в целях борьбы со СПИДом для Африки.

Несомненно, в закрытом виде существуют разработки по имплантации и правильного политического поведения. Понятно, что вводить такое новое поведение в первую очередь могут «созданные» или «защищённые» игроки. Для Чили так готовились экономисты, для СССР – будущие борцы за перестройку. Россия, к примеру, вдруг стала «пересчитывать» своих журналистов, имеющих или двойное гражданство, или опыт долгой жизни на Западе, или и то и другое. И это становится предметом обсуждения в «Политическом журнале»: «Вообще стоит обратить внимание на интересный факт: самыми яркими медиазвёздами новой России стали иностранные граждане либо люди, прошедшие подготовку за рубежом. Кроме Маши [Слоним] и Савика [Шустера] вот вам ещё несколько имён просто навскидку: Владимир Познер, Елена Ханга, Наталья Дарьялова, Александр Гордон, Евгения Альбац, Владимир Соловьёв. Чему их там учили? Да уж, наверное, не русской литературе и практике советской партийной печати, как на факультете журналистики. Совсем другим знаниям и умениям. Каким?».

Операции влияния не могут и не должны строиться исключительно на искривлении информационного пространства, как это хочется военным. Использование явной лжи может принадлежать только военным приложениям этой теории. Основным должен стать иной аспект: возможные взаимоотношения альтернативной и доминирующей модели мира. Мы прошли, например, перестройку, когда альтернативная модель заменила доминирующую. Но одновременно более частотны ситуации, когда альтернативную модель загоняют на периферию.

Как операцию влияния можно интерпретировать, например, и хрущёвскую «оттепель», хотя она была не столь однозначной и потому была остановлена. В этот момент продолжал напряженно «трудиться» репрессивный аппарат, а Никита Хрущёв заявлял, что термин этот подбросил «жулик» Илья Эренбург. Вот его высказывание по этому поводу: «Сложилось понятие о какой-то “оттепели” – это ловко этот “жулик” подбросил, Эренбург. [...] Вот мне Микоян говорил: “Ты знаешь, какой Окуджава? Это сын старого большевика”. А старый большевик тоже был дерьмом, он был уклонистом, национал-уклонистом. Так что, конечно, дерьмо». Понятно, что открытие информационных и виртуальных потоков со стороны Запада не могло состояться в таком контексте.

Операции влияния представляют собой балансировку между доминирующей и альтернативными моделями мира. Военные могут достигать временного доминирования нужного фрагмента модели мира, что требуется в какой-то период времени. Впоследствии всё равно может восстанавливаться старый вариант доминирования.

Операции влияния в любом случае (военном и мирном) подпадают под механизмы разрушения модели мира. Военные делают это на короткий срок и жёстко удерживают эту трансформацию до нужного им времени. В политике делается попытка полной смены картины мира, что делают революции или перестройка. В систематике продвижения здорового образа жизни, как и у военных, речь идёт о небольшом сегменте этой картины мира, имеющем отношение к здоровью. Но только у военных речь идёт о возможности применения дезинформации как эффективного средства. Всё это позволяет нам выстроить следующую таблицу вариантов:

Сфера

Степень трансформации

Время удержания

Пример

Военная

Один сегмент картины мира

Временная

Неверная подсказка противнику места высадки

Политика

Максимально возможная

Максимально возможное

Перестройка, революции

Здравоохранение

Один сегмент картины мира

Максимально возможное

Имплантация здоровых привычек

 На трансформацию какого-то отдельного сегмента направлены и такие коммуникативные технологии, как реклама и пиар. Они тоже пытаются запрограммировать поведение в очень узком сегменте жизнедеятельности человека.

Операции влияния призваны или удерживать нужную картину миру (какой-то её сегмент), или пытаются поменять эту картину мира. Это всегда будет болезненной ситуацией, поскольку картина мира относится к виртуальному пространству, которое обладает гораздо большей инерцией по отношению к изменениям, чем пространства информационное или физическое.

 

https://ms.detector.media/ethics/manipulation/operatsii_vliyaniya_sovremennye_predstavleniya_voennykh_i_uchenykh/

 


23.10.2011 Шоковые события, формирующие социосистемы, как операции влияния

 

Классификация синдрома длительного раздавливания

Формирование мира с помощью шокового события выгодно «конструкторам», поскольку позволяет программировать реакцию социального организма в нужном направлении. 

Сильные влияния могут менять структуру социосистемы. Это может быть феномен, получивший разные названия у разных исследователей: психоудар (Андрей Фурсов), шок (Наоми Клейн), травматическое событие (Джордж Лакофф). Это экстремальное событие, которое не выводится из нашего прошлого опыта, поэтому не подчиняется уже сформированным в нашей голове правилам.

Джордж Лакофф, представляющий нейронауку, видит два пути фиксации нового в голове, в качестве примера приводя 11 сентября. Фиксация новых правил, отметающая старые, идет или с помощью травматического события, или благодаря многократному повторению нужной информации (см. работу: Lakoff G. The political mind. – New York etc., 2009). Это и ведет в результате к формированию новой сцепки нейронов, которую потом будет не так легко изменить.

Наоми Клейн вслед за экономистами считает, что шок помогает тем, что не дает социосистеме вернуться в исходное состояние (см. работу: Klein N. The shock doctrine. – New York, 2007). Вероятно, и перестройка, и квазипутч в августе 1991 года преследовали те же цели. Они были направлены не столько на задекларированное на поверхности, сколько на тот результат, который в конце концов и имел место.

Джордж Лакофф подчеркивает, что находкой для правых является такое найденное обозначение ситуации после 11 сентября, как «война с террором» (см. работу: Lakoff G. Thinking points. Communicating our American values and vision. – New York, 2004). Это война, не имеющая конца. В то время как если использовать по отношению к Ираку термин «оккупация», то возникает не просто вопрос выхода оттуда, а он требует четкого указания на время ухода.

«Войну с террором» он относит к глубинным фреймам, а само фреймирование считает полностью прикладной наукой. Террор – это вообще не армия, а состояние ума, поэтому с ним невозможно вести войну. Когда фрейм входит в наше сознание, мы начинаем употреблять его автоматически. Он становится структурой нашего мозга, сквозь которую мы начинаем видеть мир.

Но еще намного раньше Грегори Бейтсон посчитал главным событием ХХ столетия Версальский договор, поскольку он задал вторую Мировую войну, поставив немцев в униженное положение. В результате события ХХ столетия стали развиваться по следующей схеме: Версаль – Гитлер – война (см. работу: Bateson G. From Versailles to cybernetics // Bateson G. Steps to an Ecology of Mind. – New York, 1972). Мэри Кэтрин Бейтсон пишет об этом выступлении своего отца «От Версаля до кибернетики», что в нем он предлагает думать в терминах целых систем, а не отдельных и конкурирующих интересов.

Версальский договор был сделан известным специалистом по паблик рилейшнз Крилем, которого Бейтсон называет прадедушкой современных паблик рилейшнз, затем вложен в уста американского президента Вильсона, чтобы он выглядел более весомым. Как пишет Бейтсон: «Если вы собираетесь кого-то обмануть, вы должны найти честного человека для передачи вашего сообщения. Президент Вильсон был почти патологически честным человеком и гуманистом». С точки зрения Бейтсона, нечестный договор привел к деморализации немецкой политики, а это в свою очередь деморализовало и американскую политику. Вся суть этого процесса состояла в том, что 14 пунктов президента Вильсона, который привел к сдаче немцев, были одними, а заключенный версальский договор – другим.

Кибернетика сформировалась на известных конференциях Мейси, где участвовали не только представители естественных, но и социальных наук, которых в первую очередь также интересовал феномен обратной связи в социосистемах. Об участниках и темах этих конференций см. на сайте Американской ассоциации кибернетики. Там же можно прочесть о роли такой междисциплинарной сферы, как коммуникация для создания кибернетики. Именно этот новый взгляд позволил выйти на общие принципы, отталкиваясь от анализа динамики межличностной коммуникации и коммуникативных технологий.

Если вернуться к Крилю, то, как говорит автор книги о нем Алан Аксельрод, Криль создал первое американское министерство информации – Комитет публичной информации. Джордж Криль также написал и издал книгу о своем пропагандистском опыте под названием «Как мы продавали Америку». Комитет Криля включил в действие сто тысяч людей. Криль также был против цензуры. И он пошел другим путем: абсолютно все, что печаталось о войне в американской прессе, было написано его людьми. Его многочисленные бумаги хранятся сегодня в библиотеке Конгресса. Впоследствии он был антикоммунистом, работал вместе с Джозефом Маккарти и Ричардом Никсоном. И оказался членом такого закрытого общества, как «Богемская роща». Поэтому становится понятной его близкая дружба с таким масоном, как Джоном Ф. Монтгометри (см работу: Frank TDiscussing Hitler. Advisers of U.S. diplomacy in Central Europe, 1934-1941. – Budapest – New York, 2003).

Кстати, еще одним другом Монтгометри был масон Джозеф Дэвис, который стал послом в Москве и которого приводили в восторг довоенные процессы в СССР. Он заменил первого американского посла Уильяма Буллита, который разочаровался в советской верхушке во главе со Сталиным, даже требовал разрыва дипломатических отношений. Рузвельт отправил его послом во Францию. Михаил Булгаков описал свой бал у Воланда именно с приема этого посла. Правда, Би-би-си считает, что это был прием у Дэвиса. Дэвис был хорош для советской власти хотя бы тем, что не считал судебные процессы фальсификацией. Он, например, писал: «Считать все происходящее политическим спектаклем означало бы предполагать, что зрелище это создано гением масштаба Шекспира». Это странная и одновременно интересная фраза, особенно потому, что мы сегодня знаем, что эти процессы все же были именно спектаклем.

Лояльность посла подпитывалась и со стороны СССР, что можно увидеть по следующему описанию стиля его жизни: «Сразу после приезда Дэвис активно начинает скупать вместе с женой в комиссионных магазинах Москвы предметы антиквариата и живописи, которые продавались бывшими (еще не убитыми властью) дворянами буквально за гроши. В этих покупках Дэвису помогали сотрудники НКВД, приставленные к послу для охраны. Эти люди подносили купленное, отгоняли посторонних, иногда жестко и удачно "торговались" с директорами комиссионных. Однажды привезли к Дэвису в резиденцию смертельно испуганного директора комиссионки, который, трясясь, вернул послу большую часть денег, заплаченных американцем за покупки. Дэвис и Марджори были постоянными посетителями складов Торгсина и магазина "Торговля с иностранцами" (закрытого позже), а также запасников московских музеев, где им передавали в подарок все, что они хотели приобрести. В результате у Дэвиса скопились невероятные, бесценные сокровища русского искусства XVI–XX веков. Но почему Советская власть благосклонно закрывала глаза на обильные закупки американского посла? Чем она была ему обязана? От него ничего не требовали взамен, только немного лояльности. Дэвис был типичным агентом влияния».

Даже журнал ЦРУ по вопросам исследования разведки приводит пример игры посла на Кремль. Когда ему доложили о подслушивании посольства, посол Дэвис сказал, что ему нечего скрывать, что он и Сталину говорит то же самое в лицо. Конечно, такой бравый посол должен был радовать Сталина. Но он пробыл в Москве не так долго.

Алан Аксельрод подчеркивает, что Первая мировая война стала для Америки квазирелигиозной. Демократия для американцев была мирской религией: «Криль верил в это, и он верил в то, что проблемой Вильсона была продажа того, что, по сути, было первой американской идеологической войной. США не угрожала в прямом смысле Германия, но Вильсон хотел продвигать идею, что Германия атаковала демократию и потому представляла угрозу для США, что это было обязанностью США продвигать демократию в мире. Пропаганда стала путем управления – Криль предпочитал говорить об образовании – американцев, путем управления их восприятием того, за что стоит бороться». Как видим, все это знакомые слова (и идеи), которые возродились в случае Джорджа Буша.

Грегори Бейтсон считал, что в прошлом надо искать точки массовых обид, поскольку именно они задают развитие истории. И действительно на формирующую нацию роль претендовали: геноцид у армян, холокост евреев, голодомор в Украине, оккупация и депортация для эстонцев. В Советском Союзе стопроцентную депортацию имели крымские татары, чеченцы и ингуши. И Чечня является сегодня головной болью России, что может иметь своим источником именно эту исходную ситуацию.

Во всех этих и подобных ситуациях событие физического пространства несет неизгладимые последствия для когнитивного пространства массового сознания, что в результате создает новую виртуальную реальность. Мы можем изобразить это в следующем виде:

Событие в физическом пространстве

 

Психоудар в когнитивном пространстве

 

Форматирование виртуального пространства

Многие события истории имеют такой психотравматический след. Чернобыль определенно является таким событием, если не для СССР, то для Украины. Другие исторические события также, несомненно, имеют важную психологическую составляющую.

Забегая вперед, следует признать, что это все точки трансформации социосистем, когда происходит слом привычного сценария, где есть два основных типа, которые и создают психоудар:

- сценарий счастья ломается и начинается сценарий несчастья,

- сценарий несчастья ломается, для чего привлекаются массы людей, для которых создается иллюзия участия в этом процессе смены, и начинается, а точнее, должен начаться сценарий счастья.

Кстати, Оранжевая революция очень четко описывается последним вариантом перехода. Только теперь иллюзия участия очень сильно задается телевидением, без которого подобные сломы невозможны. Трансформация, по сути, разворачивается в виртуальном и информационном пространстве, но для создания необходимой иллюзии в нее обязательно оказываются вставленными (вкрапленными) события в физическом пространстве. Все это было и в бархатных, и в цветных революциях, которые и стали такого рода инструментарием.

Однако все существенные трансформации социосистем пытаются придерживаться такого или близкого к ним протосценария.

Революция 1905 года. Поп Гапон, как сегодня оказалось, на деньги японской разведки, создает беспорядки в столице России, не давая, как следствие, перекинуть из центра элитные подразделения на Русско-японскую войну. Кстати, Пилсудский также был таким оплачиваемым японским агентом, который должен был своими действиями оттягивать войска на периферии империи. Они могли и не знать о такой своей роли, но объективно они ее выполнили. Или могли, как и большевики, любыми способами способствовать распаду Российской империи, чтобы получить одновременно и свой желанный результат.

Убийство Распутина. Контрольный выстрел в его голову делается английским агентом, поскольку Англия не хотела, чтобы Распутину удалось примирить Германию и Россию. То есть извне убирается тот субъективный фактор, который мог помешать развертыванию нужного хода событий.

Революция 1917 года. Немецкие деньги разваливают Россию как противника Германии и ведут к революции. То есть укрепляется усилиями ряда стран именно вариант развала сквозь сильный психоудар, которым, несомненно, являются все революции, поскольку это позволяет в результате совершить замену элит.

Ввод войск в Чехословакию в 1968 году. В результате большой объем искренних друзей СССР перестают быть таковыми.

Ввод войск в Афганистан в 1979 году. В результате, по словам Збигнева Бжезинского, СССР получает свой Вьетнам.

Перестройка 1985–1991 годов. Она начинается как движение по ленинскому пути, а затем оборачивается в совершенно противоположную сторону. То есть бесконечное цитирование Ленина Михаилом Горбачевым было камуфляжем, если посмотреть на конечный путь этого движения.

Бархатные революции 1989 года. Все они строятся по единой модели: искусственно созданное событие внезапно поднимает волнения на новый уровень, и власть тогда имеет право отойти в сторону. В Чехословакии это было убийство студента Шмидта, в Румынии – расстрел протестантов. Правда, потом оказалось, что студент Шмидт не был убит, к тому же был не студентом, а сотрудником спецслужб, а в Румынии трупы свозились со всех моргов, чтобы продемонстрировать «зверства» властей в Тимишоарах.

Квазипутч 1991 года. Им руководили с нескольких сторон, в результате освятил «передачу» власти Ельцину, а ядерный чемоданчик был изъят у Горбачева еще с Фороса, то есть заранее было известно, что он к нему не вернется (подробнее см. тут).

Квазизахват телецентра в Москве в 1993 году. Как пишет следователь, расследовавший это дело, взрыв произошел на самом деле изнутри, а не был результатом стрельбы из гранатомета со стороны наступавших.

Как видим, во всех этих случаях то самое важное событие, на котором зиждется развитие истории, оказывается в результате фиктивным. Не было и убитого студента в Праге со стороны властей, и подрыва телецентра в Москве со стороны нападавших. Но именно эти фиктивные события становятся катализатором развития ситуации, которое и было сконструировано так, чтобы получить нужное развитие. «Конструкторы» обыгрывают «полевых командиров», программируя их действия с очень большой точностью.

Наоми Клейн в своей книге подчеркнула, ссылаясь на экономистов, что без шока социосистема обречена возвращаться в исходное состояние (см. упомянутую выше работу: Klein N. The shock doctrine. – New York, 2007). Именно по этой причине шок присутствует во всех попытках введения либерального капитализма: от Чили до России.

Перестройка и другие варианты трансформации также построены на психоударе. Все это операции влияния, которые как бы меняют координаты событий при сохранении самого события. Например, Николай Бухарин расстрелян как враг режима или как враг, мешающий Сталину иметь единоличную власть. То есть факты сохраняется, меняются оценки (расстрел Бухарина – позитив или негатив) и причины.

Введение негативного события со стороны порождает следующие виды реакций со стороны власти:

- замена канала (цензура и под.),

- опровержение (опровержение является более сложной конструкцией, чем обвинение, по двум причинам: обвинение уже введено, изменить введенное сложнее, чем ввести первый раз, обвинение все равно будет активировать обвинение или распространять его на новую аудиторию),

- заполнение другим содержанием тех же каналов.

Сегодняшний зритель питается новой духовной пищей, где часть интеллектуального продукта резко занижена: «Как свидетельствует контент-анализ, проведенный Академией украинской прессы с участием исследователей Института социологии НАНУ в феврале, июне и сентябре 2011 года, на фоне возрастания политизации общества новости остаются беспрецедентно аполитичными и развлекательными. В среднем только каждое пятое сообщение касается политики (в феврале и июне — 14% сообщений, что является самым низким показателем за последние десять лет; в сентябре — 19%). О преступности в начале сентября граждан Украины информировали чаще (14%), чем об экономике и финансах (11%). В сентябре, как и на протяжении всего последнего года, в новостях доминируют события массовой культуры и разнообразные шоу (22, 15, 13 и 16% соответственно), а также сообщения о криминале и всевозможных катастрофах — 7%».

Эта же проблема отмечается в исследовании России еще в 1996 году: «Российское общество испытывает давление социально-незначимой, отвлекающей информации (кого родила Мадонна или что нового у принцессы Дианы), и в то же время существует дефицит информации о том, что происходит в Самаре, Вологде, Твери или Восточной Сибири. Массовое сознание отсекается от общероссийских проблем» (Россия у критической черты: возрождение или катастрофа. – М., 1997. – С.115).

На сегодня можно исправить эту фразу на следующую: массовое сознание вообще не интересны общероссийские или общеукраинские проблемы. Прошло переключение на чужие проблемы, подпитываемое кино и телевидением. Утрируя можно сказать, что интерес к проблемам иностранного шоу-бизнеса оказался сильнее внутриполитических проблем.

Даниил Дондурей говорит в программе на радиостанции «Эхо Москвы»: «На самом деле идет непрерывное состязание за интерпретацию реальности. То есть, за смысл. Существует противостояние разных смыслов и войны, как и в терроре, идут только по одному поводу – сейчас нет разделения. Приведу показательный пример. В августе 2001 года была известная история с лодкой "Курск", как вы помните. 114 человек погибло. Шесть суток весь мир, Россия в первую очередь, переживала каждый миллиметр жизни – пришли норвежцы, не пришли, стучат, живы, не живы, – Путин невероятно много потерял в общественном мнении, – он сделал много выводов. Потратили десятки, если не сотни миллионов долларов для того, чтобы разрешить и вернуть – чего никогда не делается – женам и матерям. Через две недели сбитый вертолет в Ханкале погиб – там было 80 офицеров – не было телекамер. Это был один или два выпуска. И больше ничего – ни наш народ, ни мировое общественное мнение, ни президент – никто – не было телекамер, а значит, события не было, и этих офицеров не было, и матерей не было».

Россия четко прошла обучение на двух своих ошибках. На войне в Чечне и на освещении гибели подлодки «Курск». Это произошло практически в действиях Владимира Путина и теоретически в ряде исследований (см., например, работу: Россия: стратегия достоинства. Под ред. С.Е. Кургиняна и А.П. Ситникова. – М., 2001). Управление интерпретацией события оказывалось в других руках – как следствие, возникала альтернативная точка зрения, и она побеждала. Контроль над телевидением порождает удерживание одной интерпретации произошедшего. Причем массовое сознание вообще этого не замечает, поскольку имеет место глушение других точек зрения. По сути это модель, которую американцы применили в Первую мировую войну с помощью Комитета публичной информации Криля, когда вместо ввода цензуры возникло массовое производство нужных новостей и правильных интерпретаций. Можно назвать этот метод глушением не физического, а семантического порядка.

К сожалению, другие призывы теоретиков остаются без внимания. Даниил Дондурей подчеркивает сформированность не тех ментальных структур у российских зрителей: «Смысловых барьеров сегодня у людей много. Речь идет о жестких коридорах, которые выстроены и укреплены в головах у подавляющего числа наших граждан всех возрастов. Преодолеть такие препятствия очень сложно, к тому же если вообще не начинать этого делать. Его влияние на развитие экономики не рассматривается».

Или другое его высказывание (там же): «Коррупция воспринимается как инструмент негласного общественного договора. Никто не собирается рассматривать коррупцию в России как системный культурный феномен. Как можно иначе объяснить ситуацию, где наши бизнесмены профинансировали сотни фильмов, в которых они представлены в крайне негативном свете. В поле массового сознания годами внедряется кодекс жизни “по понятиям”. Тюремный сленг, психология и стилистика зоны».

Телевидение выступает в роли мощных интерпретационных машин. Факты для них не самое главное. Поскольку целью является интерпретация, усиление нужной модели мира, то объектом воздействия становятся не только теленовости (жесткие новости), но и программы так называемого актуального юмора (мягкие новости). Освоение сферы мягких новостей, включая ток-шоу, закрывает возможности для тиражирования альтернативной точки зрения.

Борис Дубин называет фразу о «самом читающем народе» брежневской, что позволяет вновь задуматься о мифологическом наполнении нашего разума. Он фиксирует резкий читательский спад с 1992–1994 годов. Тиражи стали падать, газеты стали неинтересными, к тому же они подорожали.

Владимир Лепский видит противоречие и в том, субъектом какого процесса является телевидения: модернизации или зарабатывания денег. В результате выясняется, что все же модель зарабатывания, а не модернизации является для них основной. Все это красиво именуется рыночной экономикой. А отсюда уже проистекает и занижение вкусов, и резко упрощенная модель мира, из которой убраны политически чувствительные составляющие.

Формирование мира с помощью шокового события выгодно «конструкторам», поскольку позволяет программировать реакцию социального организма в нужном направлении. Негативное шоковое событие вызывает одни типы реакций, позитивное (если признать наличие таковых) – другие. К последним можно также отнести широкий спектр реакций, которые формировали советскую среду, а в целом и историю: от запуска Спутника до побед на спортивной арене. Например, на выигрыш «Динамо» Киев реагировал в единой позитивной манере, создавая из разрозненных индивидов единый социальный организм. Сегодня инструментарий такого порядка оказался потерянным. Действия властей чаще разделяют, чем объединяют Украину. Механизмы разъединения очень слабо отслеживаются, с ними не ведется борьба. Как следствие, «маємо те, що маємо». Здесь должна вступать в действие мягкая сила, к которой наше государство еще не привыкло.

 

https://ms.detector.media/ethics/manipulation/shokovye_sobytiya_formiruyuschie_sotsiosistemy_kak_operatsii_vliyaniya/

 


16.10.2011 Базовые мифологемы, формирующие мир, в систематике операций влияния

 

 

Война за войну: мифологема войны в разных подходах рассматривается то как Великая отечественная, то как Вторая мировая.

Как когда-то мир стоял на черепахах и китах, так и сегодня массовое сознание структурирует виртуальный мир на базе вполне определённых мифологем. Однако мы можем увидеть эти разные карты мира, когда они сталкиваются, и только. Обычно, находясь в рамках одной из таких карт мира, мы не можем заметить её особенностей именно как карты, а не как аналога мира.

Термины, которые Британия и нацистская Германия использовали для этого варианта борьбы (именно на их базе и возникли потом термины «психологическая война» или «психологические операции» у американцев), лучше отражают сущность этого столкновения. У британцев это была «политическая война», у немцев – Weltanschauungskrieg – «мировоззренческая война» (Simpson C. Science of coercion. Communication research and psychological warfare 1945–1980. – New York – Oxford, 1994, p. 11). То есть это столкновение на уровне не сообщений, а базисных представлений. Но и базисные представления мы можем изменить, только пользуясь феноменом коммуникативного порядка, расширив этот инструментарий, чтобы можно было пользоваться не только словами, но и событиями или объектами, которые также могут выступать в коммуникативной роли.

Для США системный подход к психологической войне пришёл вместе с Уайльдом Донованом и его Управлением стратегических служб (см. работы: Simpson C. Science of coercion. Communication research and psychological warfare 1945–1980. – New York – Oxford, 1994; Waller D. Wild Bill Donovan: the spymaster who created the OSS and modern American espionage. – New York etc., 2011). Но и психологическая война, и подрывная деятельность за линией фронта были дописаны в функции нового агентства по настоянию Уинстона Черчилля. То есть, Великобритания не только поспособствовала созданию самого разведывательного агентства, но и задала его основные функции.

Интересно при этом, что сама Великобритания во время войны на территории США вела подобный тип даже не операций влияния (из-за масштабности этой работы), а целой войны влияния за то, чтобы США вступили в войну, поскольку без их поддержки Лондон не устоял бы (см. красочный рассказ об этом периоде в работе: Conant J. The irregulars. Roald Dahl and the Britisn spy ring in wartime Washington. – New York etc., 2008). Там представлен даже будущий классик рекламы Дэвид Огилви, который также выступал в роли британского агента, поставлявшего данные социологических опросов Геллапа, поскольку без таких точных данных бороться за общественное мнение, ведя его в нужную сторону, было бы затруднительно. Когда Рузвельт выступал, размахивая захваченной якобы немецкой картой переустройства американского континента, он мог и не знать, что карта эта была изготовлена в одном из подразделений британской разведки. Единственным «оправдывающим» обстоятельством является то, что эта борьба с общественным мнением поддерживалась определёнными внутренними политическим силами.

Примером визионерства Уайльда Донована автор книги о нём Дуглас Уоллер называет и последний документ на 56 страниц под кодовым именем «Пруд», созданный аналитиками агентства осенью 1945 года перед закрытием самой этой структуры. В нём речь шла о ядерном терроризме, о возможностях провоза в американский город атомной бомбы и её подрыва. Это сегодняшняя проблема «грязной бомбы», хотя на тот момент первая бомба имела размеры небольшого автомобиля. Президент Трумэн закрыл агентство, поскольку не имел того уровня личного доверия к Доновану, которое питал к нему президент Рузвельт.

Донован, создавая свою структуру и побывав для этого в Британии, был восхищен тем, как там удалось совместить пропаганду и подрывные действия (см.работу: Paddock A.F., Jr. US Army special warfare. Its origins. Psychological and unconventional warfare 1941–1952. – Washington, 1982). Донован рассматривал пропаганду как первую фазу борьбы с врагом. Мировоззренческая война сегодня стала войной идей, и в неё постепенно смещается то, что вошло в историю уже этого столетия как война с террором.

В качестве примера такой базовой мифологемы можно обратиться к пониманию войны, которая в разных подходах рассматривается то как Великая отечественная, то как Вторая мировая. Чтобы остановить это сползание в новую интерпретацию, Россия создала соответствующую комиссию на самом высоком уровне, обозначив её цели как борьбу против фальсификации истории.

С чем связано то, что можно обозначить как война за войну? Постепенно война осталась основным советским успешным проектом. Остальные проекты просто «умерли». Например, космос или целина/БАМ. Но теперь разные страны имеют разные точки зрения на этот период. Для России, как и для СССР, значимыми остаются мифологемы следующего порядка: победа в войне, откуда следует и народ-победитель. Для Эстонии с войной оказались связанными другие не менее символические события: потеря независимости и депортация, то есть точка массового горя. Для СССР – это точка хоть индивидуального горя, но коллективной радости. Для Эстонии это и индивидуальное, и коллективное горе.

Альтернативность сегодня присутствует и в периодизации войны: с сентября 1939-го или с июня 1941-го. Как и завершение войны: мировая и отечественная также завершаются разными числами. Для Украины некоторые исследователи вообще отсчитывают войну с марта, а не сентября 1939 года, когда венгры захватили провозглашенную Карпатскую Украину.

Военная победа вроде также является несомненной, но из чего она состоит? Каждый отдельный элемент оказывается не совсем тем, чем нас потчевала пропаганда. Зоя Космодемьянская была заброшенной военной разведчицей, а не местной жительницей, поэтому отношение к ней было иным. А для пропаганды ещё со времен Первой мировой войны именно действия военных против женщин, стариков и детей являются самими страшными. Признав её военнослужащей, мы получаем в результате несколько иную интерпретацию ситуации.

Николай Гастелло не совершал тот подвиг, о котором пишут. Там (в той точке пространства и времени) есть два претендента на этот подвиг, но с другими фамилиями. Но пропагандистски был избран именно тот вариант, который и попал в историю и массовое сознание. Мы говорим о медиавойне как о примете сегодняшнего времени, но по сути она была всегда.

Сталин готовился к наступательной войне, которая должна была начаться в августе 1941 года, именно это объясняет первоначальный разгром, поскольку вести оборонительную войну при подготовленной наступательной операции тяжело. Как, кстати, и демонтаж оборонительных сооружений на границе.

Война была раньше выстроена под одну точку зрения, её охраняла пропаганда и мощь государства. Сегодня с этой войны снята пропагандистская защита, как результат в неё вошла потенциальная возможность присутствия нескольких точек зрения. Поэтому начинают возникать иные герои и иные события. Чем сильнее они заявляют о себе, тем сильнее рушится моноточка зрения на войну. Война была разной. В ней были разные герои. Она имела разные последствия для разных стран.

Поэтому главным контраргументом здесь и стала другая точка зрения. Вспомним, как долго боролись с Ризуном и с его концепцией планирования и подготовки первого удара самим Сталиным. В 2011 году с экрана НТВ впервые прозвучала эта точка зрения в фильме Пивоварова «22 июня»: в августе 1941 года Советский Союз сам собирался начать наступательную операцию.

Как входят и удерживаются альтернативные точки зрения? Какие есть пути их продвижения? Попытаемся их перечислить.

Новые мифологемы внедряются через шок, который позволяет отменить действие предыдущих мифологем. Этим, например, занималась перестройка, которая действовала не только в информационном пространстве, но и в физическом, когда людей вытолкнули к пустым полкам магазинов. Когда молоко стало возможно купить, только став в очередь с шести утра, а покупка туалетной бумаги равнялась маленькой победе, физиологически стало понятно, что система не работает. Но за рамкой осталось понимание – то ли она уже не могла работать, то ли ей просто не давали.

Наиболее действенным контраргументом по отношению к доминирующей точке зрения является резонансная технология – подтверждение тех «слухов», которые уже присутствуют в массовом сознании. Требуется доказательство фактической их достоверности для того, чтобы они были записаны в социальной памяти без вопросительного знака. А развитие сегодняшнего интернета и социальных медиа вообще даёт возможность имплантировать нужные слухи, которые затем можно использовать для опровержения доминирующей точки зрения.

Джордж Лакофф выдвинул идею биконцептуализма, в соответствии с которой каждый человек хранит в себе несколько моральных систем (см. работу: Lakoff G. The political mind. – New York etc., 2009). С одной он идёт вечером в ночной клуб, с другой – завтра утром в церковь. По этой причине он считает, что даже со своими противниками можно разговаривать как со своей базой. Отсюда следует, что должны быть выделены места, где точка зрения иного сегмента населения совпадает с основной, а где отличается. Но говорить на любую тему можно со всеми, включая своих оппонентов.

Дрю Уестен, коллега Лакоффа как по партии – демократической, так и по академическому профилю – когнитивному, пришёл к выводу, что в политике играют роль только эмоции (см. работу: Westen D. The political brain. The role of emotion in deciding the fate of the nation. – New York, 2007). Запрет на продажу оружия в более глубинном виде он увидел как два варианта понимания оружия: для жителя сельской местности это охота с отцом, для жителя города – это криминал. Соответственно, запрещается каждый раз разное. Поэтому в политических дебатах не следует уходить от не «своих» тем, по каждой из них можно говорить, только на другом, более глубинном уровне.

Развитие современных событий также зиждется на отголосках старых. Распад СССР является такой мифологемой, встроенной в две несовпадающие точки зрения на мир и его развитие. И эти две точки зрения всегда будут в непримиримом конфликте. Но одновременно следует признать, что любые внешние действия по развалу могли только ускорить эти процессы, что главными действующими лицами были и будут внутренние игроки. Именно они приняли решение по развалу, а население выступало в роли молчаливого свидетеля. Развал произвели элиты, которые и разделили впоследствии и финансы, и власть СССР. И Запад, конечно, был заинтересован в таком развитии событий. Он влиял на индивидуальное сознание руководителей и массовое сознание всего населения. Но всё делали мы сами.

Сегодняшняя парадигма войны вообще лежит в области влияния на принятие решений и защиты своих центров принятия решений. И военные цитируют древнекитайскую мудрость, что высший выигрыш в войне – это выиграть ещё до её начала.

Усилить сообщения в случае агрессивной среды можно следующим образом:

- подать его как групповое мнение,

- отдать в уста авторитета, когда под каждый тип проблемы и аудитории будет свой авторитет.

Минусом многих подходов является их защитный характер. Информация возникает только в ответ. Но в массовом сознании на это время уже всё написано, изменение всегда сложнее. Карен Хьюз как советник Джорджа Буша всё время требовала не реактивного, а проактивного реагирования и для сотрудников Белого дома, и для сотрудников Госдепартамента (см. работу: Hughes K. Ten minutes from normal. – New York, 2004). Игра на опережение позволяет записать нужную интерпретацию первым, тем самым затруднив её изменение для последующих интерпретаторов.

Одни мифологемы будут сменять другие, но они будут оставаться главным фундаментом для нашего здравого смысла. В мифы всегда приятно верить. Они, несомненно, защищают наши мозги от проникновения туда извне неправильных знаний, делая мир понятным и простым, поскольку он зиждется на знаниях правильных. 

 

https://ms.detector.media/ethics/manipulation/bazovye_mifologemy_formiruyuschie_mir_v_sistematike_operatsiy_vliyaniya/

 


09.10.2011 Форматирование социосистем с помощью операций влияния

  

Трехсторонняя комиссия еще в семидесятые годы приходит к выводу, что демократии становятся неуправляемыми (высокую оценку этого исследования см., например, у Андрея Фурсова). Этот текст для Трехсторонней комиссии, которая является излюбленным объектом исследований в конспирологии, написали Самюэль Хантингтон, Мишель Крозье и Дж. Ватануки. Именно Британия становится основным примером для рассмотрения, в целом же Западная Европа, хотя это было и до создания ЕС, рассматривается как перенасыщенная разными участниками и их требованиями. Понятно, что сегодня ЕС ввело эти требования в ряд «тормозящих» общих структур, но это наверняка не снимает их значимость для каждой отдельной страны, внутренние требования которых заставляют порождать свой собственный взгляд на политику и ее правильность/неправильность. Кстати, Трехсторонняя комиссия очень быстро откликается на будущие вызовы. Например, заседание 2011 года в Вашингтоне имело секцию по кибербезопасности.

Мы попали в эпоху, когда гуманитарная (социальная) составляющая национальной безопасности начинает выстраиваться на новых основаниях. Социальные науки получили в свои руки более объективный инструментарий. Это, к примеру, нейронаука. И хотя магнитно-резонансная терапия и прочие объективные методы дают только проявления активности, например, оказалось, что лучшие бренды включают те же точки в мозгу, что и религиозные символы (крест или Дева Мария), все равно это возможность более объективного понимания более глубинных процессов.

Помимо усиления объективности анализа началось освоение иных компонентов сознания. С одной стороны, достигнув успехов в области освоения рационального, занялись эмоциональным. С другой – речь сегодня идет о более глубинных ментальных структурах, с которыми до этого не имели дела. В современном американском университете decision sciences стали привычным делом. И это понятно, поскольку принятие решений есть и в военном деле, и в политике, и в бизнесе.

Кстати, то старое исследование Трехсторонней комиссии также четко констатировало: «В то время как традиционная точка зрения утверждает, что сила государства зависит от числа решений, которое оно может принять, чем больше решений современное государство должно исполнять, тем более беспомощным оно оказывается. Решения приносят не только силу, но и уязвимость».

Приближающаяся эпоха Путина не оставляет сомнений – будут предприняты мощные реинтеграционные процессы на постсоветском пространстве. По подсчетам экономистовРоссия нуждается в рынке в 400 миллионов потребителей для того, чтобы экономика могла нормально функционировать, в прошлые исторические периоды достаточно было 40–50 миллионов. Так что в Русском мире есть не только виртуальные, но и чисто экономические потребности.

Одновременно существует вероятность появления других негативных механизмов, способных повлиять на внутренние процессы. Возможные сценарии будущего с негативными последствиями для постсоветского пространства, в первую очередь для Украины и стран Балтии на ближайшее десятилетие таковы:

– распространение искусственной реинтеграция со стороны России (возможно, сегментарная, когда разные части будут входить в интеграционные процессы по-разному),

– резкое экономическое ухудшение (на заседании Трехсторонней комиссии в Токио в 2009 г. Генри Киссинджер сказал, что сейчас хорошее время для введения новых правил игры, поскольку все правительства заняты внутренними проблемами),

– теоретически возможен распад ЕС или НАТО (к примеру, в ближайшее время страны ЕС не будут давать для НАТО достаточного количества солдат из-за демографических проблем, а зона евро вообще испытывает небывалые трудности),

– природные катаклизмы серьезных масштабов (например, Пентагон оплачивал Питеру Шварцу исследование последствий похолодания Гольфстрима),

– сегодня мы попали в период введения новых правил игры, новых правил устройства мировой системы (см. работы: Barnett T.P.M. The Pentagon's new map. War and peace in the twenty-first century.- New York, 2004; Barnett T.P.M. Great powers. America and the world afterBush. – New York, 2009), поскольку не мы будем писать эти правила, есть большая доля вероятности, что они не учтут наши интересы.

Все это принципиально невоенные сценарии, но последствия их будут такими же, как от военных сценариев – катастрофическими. А система национальной безопасности все еще предпочитает работу против возможных военных сценариев.

Любые действия являются возможными исключительно при сильном укреплении себя. Если Украина не готова, что вполне естественно, отказаться от российского газа, то ее риторика только до определенного периода может быть нацелена на ответные информационные агрессивные действия.

Слабые места, например, Эстонии видны в следующем виде: свое население должно получить коррекцию ожиданий и доставку предвыборных обещаний, без которых Эстонию вполне может ждать украинский 2004 год, когда власть не делала никакой коррекции ожиданий населения, что и позволило вывести на улицу нарождающийся средний класс, который почувствовал себя обиженным. Русскоязычное население является следующим пунктом уязвимости для Эстонии, поскольку наличие сегментов с автономным поведением может представлять опасность в случае кризисной ситуации. За ним следуют возможные события в Латвии, которая первой может пойти не в том направлении с точки зрения двух других балтийских стран. И лишь потом назовем Россию как объект активности, события в которой могут пойти в негативном направлении.

То есть имеем следующий набор таких точек уязвимости для Эстонии:

– эстоноязычное население в рамках ухудшения экономического положения,

– русскоязычное население в связи с подверженностью чужим информационным воздействиям,

– Латвия со своими возможными событиями,

– Россия со своими возможными последствиями.

Негатив как новая опасная ситуация возникает при сочетании трех составляющих: Человек + Идея + Кресло. Кто является главным по отношению к стране? Кто решает и порождает негатив? Где он готовится и формируется? Одно время Россия даже ввела отдельную магистерскую специальность – политическое проектирование на постсоветском пространстве. Но нам всем известно, что на постсоветском пространстве ни образование, ни наука не являются движущими силами для власти или политики. Они призваны лишь подтверждать и аргументировать то, что решают другие.

На данный момент выращен большой объем креативных людей, например политтехнологов, у которых реально рынок забрала административная система. Их всегда могут собрать и направить на креативные цели, поскольку идея Русского мира вышла как раз отсюда, а не из административной системы. Русский мир, писали создатели этой концепции, там, где есть русский язык. Один из двухтомников с анонимным авторством повествует, например, о захвате фешн-индустрии мира с помощью российских креативных агентств (см. работы: Воины креатива. Главная книга 2008 – 2012. – М., 2008; Воины креатива. Праведный меч. – М., 2008). То есть тут креативность, а не русский язык предопределяет расширение Русского мира.

Андрей Окара выводит идею Русского мира из более ранних подходов методологов Сергея Железко и Ирины Жежко. Ирина Жежко в своей «интеллектуальной биографии» вообще об этом не упоминает. Вторичное вхождение этой идеи, которое для всех и стало первичным, связано с именами Петра Щедровицкого и Ефима Островского.

В свое время Ефим Островский выступил со статьей «Реванш в холодной войне». Это его доклад 1995 г., где он говорит как раз о проблематике влияния, осуществляемой с помощью инструментария гуманитарных технологий: «Еще позавчера виртуальное оружие было столь же невероятно, как и атомная бомба в начале 1940-х: тогда уже появился опыт уничтожения целых городов с воздуха, но это никак не вязалось с тем, что для уничтожения городов достаточно одного хорошего самолета, одного пилота и одной бомбы. Вчера виртуальное оружие массового действия было применено по целям на территории Советского Союза. Сегодняшняя ситуация бросает учению о глобальных стратегиях вызов, аналог которому можно найти лишь в середине XX века, когда потребовалось переосмысление всего, что стратеги от войны и политики знали о глобальном противоборстве и тотальных войнах: “Холодная война” породила Добрую Бомбу — это даже не нейтронная бомба, которая убивает людей, но оставляет нетронутыми предметы материальной культуры; Добрая Бомба не лишает людей жизни. Добрая Бомба не уничтожает человека, полностью соблюдая заповедь “Не убий” — а вытесняет его волю и смысл, замещая их чужими волей и смыслом. Это — войны в ином измерении, сквозь которое вы наносите удар — и получаете работающие на вас командные пункты и танки, стройными колоннами сами направляющиеся на переплавку».

Это и есть операция влияния, способная менять цели. Советский Союз с его перестройкой, вероятно, был первым масштабным проектом такого рода. Новый терроризм, по сути, является таким же проектом, только если перестройка велась в информационном пространстве, то терроризм основные свои действия ведет в физическом пространстве, надеясь «собрать урожай» в пространстве виртуальном.

Гейдар Джемаль в беседе с Ефимом Островским увидел такую особенность взаимовлияния/взаимозависимости языка и человека: «Тем более что при отборе — исторически так сложилось — тех кадров, которые этот русский язык воспринимали и использовали, был применен некий критерий отбора (с вариациями, конечно). Все эти люди пассионарно ангажированы в радикальной политике, или сознают возможность такового ангажирования, или общаются в тех кругах, не ангажированные сами и, может быть, даже политически чуждые, но волей своего жизненного пути имеют такую причастность». И далее: «По-русски во всем мире говорят пассионарии, открытые социальным инновациям. В то время как на английском языке говорит всякая сволочь». Последнее свое замечание он раскрывает примерами языка торговцев в любой точке мира, пытающихся всучить какой-нибудь товар туристу.

Мнение Островского на тему применения такого инструментария таково: «Та Страна, которая первой осознает, что такое виртуальное оружие — будет первой, нарушившей равновесие в этой области. Потом оно будет восстановлено — но именно на этом поле Россия может дать и выиграть решающую битву Холодной войны». Заметим также, что Ефима Островского даже в биографии подают как ведущего гуманитарного технолога Русского мира. См. также его рождественские лекции на сайте журнала «Сообщение».

Управление нематериальным является прерогативой религии и идеологии, именно поэтому тут первыми были идеологические государства типа Советского Союза. Это давало возможность выполнять следующие задачи:

– направлять потоки населения в нужном направлении (БАМ, целина, война),

– запускать массовые профессии и массовые биографии,

– удерживать модус социального оптимизма,

– управлять врагами так, чтобы они помогали строить социализм.

Управление нематериальным было очень сильным в эпоху Рузвельта. Складывается впечатление, что именно тогда впервые было достигнуто взаимопонимание между властью и представителями социальных наук. Ученые изучали опыт разного рода конструирования нематериального, например, на базе распада Австро-Венгерской империи и последующего выстраивания государств в роли независимых (Чехословакия и др.). Тогда было издано до двух десятков монографий по разным странам.

Эпоха Рузвельта не только сконструировала послевоенную систему мира, кстати, США уже занимались оккупационными войсками и другими проблемами еще до того, как сами вступили в войну. Там были конкретные интересные результаты – например, за всю войну не было межрасовых столкновений. Один из антропологов, советник Рузвельта, Ф. Неш занимался предупреждением межрасовых столкновений, поскольку власть понимала, что это с неизбежностью будет приводить к остановке работы заводов, и это было совершенно неприемлемым в военное время (см. работу: Price D.H. Anthropological intelligence. The deployment and neglect of American anthropology in the second world war. – Durham – London, 2008). Для этого советника вся информация с мест шла по военным, а не по гражданским каналам. И в ряде случаев просто проявление внимания из Белого дома останавливало нарождающийся конфликт. Другой антрополог разрабатывал послевоенное переселение народов, для чего собирались осваивать Латинскую Америку. Но смерть Рузвельта остановила этот проект.

Кстати, советские проекты переселения народов практически все были насильственными. То есть идея та же, но принципиально другой инструментарий. Интересно, что одной из версий выселения крымских татар, хотя и отвергнутой, является еврейская. Гульнара Бакирова пишет: «Идея создания автономии евреев в Крыму возникла при подготовке пропагандистской и деловой поездки членов Еврейского Антифашистского комитета Михоэлса и Фефера в США летом 1943 года. Предполагалось, что американские евреи воспримут ее с энтузиазмом и согласятся финансировать все связанные с ней расходы. Задача специального разведывательного зондажа – установление под руководством нашей резидентуры в США контактов с американским сионистским движением в 1943-1944 годах – была успешно выполнена. В январе 1944 года Эпштейном и Фефером был составлен проект докладной записки Сталину, где излагалась идея создания еврейской автономии в Крыму. Фефер, по свидетельству П. Судоплатова, несколько раз обсуждал крымский проект с Берией». Однако потом и сами деятели Еврейского Антифашистского Комитета были осуждены в 1948–1952, так что эта версия как истинная причина произошедших событий не может быть принята.

Не менее интересно во время войны проявились идеи известного антрополога Грегори Бейтсона во время его работы в Управлении стратегических служб в конце войны. Он считал, например, что Америка должна заимствовать не английский, а советский опыт взаимодействия с местными культурами. Британцы стремились привить местному населению идеал белого человека, поэтому любое проявление национального искусства почти автоматически воспринималось как протестное. Советский Союз, наоборот, поддерживал фестивали местного искусства, поэтому они не были протестами. Единственным исключением следует, наверное, признать эстонские певческие праздники, которые местным населением все равно воспринимались как протест.

Кстати, уровень управления американским общественным мнением демонстрирует и тот факт, что ни разу не было фотографии в печати Рузвельта на коляске, американцы были убеждены, что он нормально передвигается (см. работу: Levin L.L. The making of FDR. The story of Stephen T. Early, America's first modern press-secretary. – Amherst, 2008). Единственным случаем появления чего-то похожего на правду был снимок издалека, но он, как выяснилось в результате расследования, был сделан не представителями журналистского пула.

Сегодня Пентагон оплачивает даже изучение сакрального, что парадоксально для военного ведомства (работы Скотта Атрана), хотя в свое время мобильная разведывательная группа, вошедшая даже раньше передовых воинских частей, искала в здании разведки Ирака... древний талмуд. Правда, они нашли только футляр от него на одном из подземных этажей, но сама задача военных представляется интересной.

В целом вообще возникла отдельная область human terrain systems, то есть человек перестал рассматриваться военными как чисто физический объект. Характерным для развития современных социальных наук стало использование инструментария «со стороны»: экономисты изучают своими принципиально более объективными методами религию (Родни Старк и др., см. Работы: Stark R. The rise of christianity. - San Francisco, 1996; Stark R. Discovering God. – San Francisco, 2007), усиленное развитие получили когнитивные подходы к религии (Паскаль Бойер, Скотт Атран, см. работы: Boyer P. Religion explained. – New York, 2002; Atran S. In God we trust. - Oxford, 2002), использование томографии для изучения брендов (Мартин Линдстром, см. работу: Lindstrom M. Buy-ology. – New York, 2008).

На наших глазах происходит переключение с модели рационального выбора (Кеннет Эрроу и РЕНД, см. Работу: Abella A. Soldiers of reason. The RAND corporation and the rise of the American empire. – Orlando etc., 2008; есть русский перевод, из которого изъят интересный подзаголовок книги – «Корпорация РЕНД и рост американской империи»: Абелла А. Солдаты разума. – М., 2009), на которой держалась вся аналитика холодной войны, к тому, что можно обозначить как модель иррационального выбора, где наиболее ярким в плане продвинутости в государственное управление оказался Р. Талер с его теорией подталкивания и архитектуры выбора (см. работу: Thaler R.H., Sunstein C.R. Nudge. Improving decisions about health, wealth, and happiness. – New York etc., 2009). И сегодня правительства Великобритании и Франции взяли на вооружение этот принципиально новый инструментарий управления.

Нематериальное стало базой нового поколения войны, когда ставится задача атаки на чужие центры принятия решений и защиту своих центров. Для справки: первые три поколения были сугубо материальными, в них центрами поочередно становились людская масса, масса огня и маневр.

Есть три пространства: физическое, информационное и виртуальное. Успешно освоив первые два, человечество начало освоение третьего в качестве создания новой интенсивной технологии.

Есть три пространства: физическое, информационное и виртуальное. Успешно освоив первые два, человечество начало освоение третьего в качестве создания новой интенсивной технологии.

Пространство

Технология захвата

Физическое

Война

Информационное

Информационные операции

Виртуальное

Операции влияния

В прошлом это делалось веками (например, продвижение христианства), сегодня требуются более быстрые результаты. Кстати, когда появилась идея информационных войн, вспомнили приход авиации: воздушное пространство заметили только тогда, когда появилась возможность его эксплуатации. До этого его как бы и не было.

Как самый близкий и легкий пример операций влияния можно рассмотреть романы Дэна Брауна. Они, как и последовавшие за ними фильмы по этим романам, можно трактовать как операцию влияния, хотя бы потому, что следовало обеспечить продажу миллионов книг и приходы в кинотеатры миллионов зрителей. Содержательно были активированы следующие идеологемы/мифологемы:

– борьба добра и зла,

– важность религии, но и эзотерики и оккультизма и для современного мира,

– Ватикан как духовный центр,

– роль тайных обществ в прошлом и в современности (масоны, иллюминаты, ассасины).

Каждая данная идеологема была активирована и поднята в своем статусе в современном порядке дня.

Причем был порожден большой поток вторичных коммуникаций, которые были бы невозможны без первичной коммуникации – книг Брауна. Это обсуждение, критика, ответы упомянутых в книге реальных людей типа Л. МакТаггерт, директора института ноэтических исследований (см. работы: Абелла А. Солдаты разума. – М., 2009; Thaler R.H., Sunstein C.R. Nudge. Improving decisions about health, wealth, and happiness. – New York etc., 2009).

Это все мы можем трактовать как операцию влияния, которая хотя и не поменяла структуру мира читателей/зрителей, но активировала маргинальные структурности, подняв их статус. Этот же пример дает возможность увидеть, как операции влияния могут легко менять среду своего воздействия: от книг к фильмам.

И главная особенность, с нашей точки зрения, операций влияния лежит в том, что они не позволяют осуществлять симметричные ответы. Тогда, например, в ответ на Дэна Брауна нужно снять фильм с теми же героями и противоположным содержанием, что в принципе невозможно.

Возможным остается только асимметричный ответ. А его проведение чревато тем, что не удастся достичь нужного результата, поскольку нужная информация уже была внедрена в массовое сознание.

Другой характеристикой операций влияния следует признать то, что их основное содержание не является главным для влияния, таковым является как бы фон, дополнительное содержание. Это фоновые коммуникации, которые не вызывают противодействия, поскольку мы следим только за основным содержанием. Это как вьетнамская арифметическая задача: три вьетнамца сбили один американский самолет, сколько американских самолетов собьют девять вьетнамских солдат.

Таким образом, мы можем различать информационные операции и операции влияния в зависимости от того, где расположена основная информация – в главном сообщении или в фоновом. Фон задает «решетку», в рамках которой протекает действие. Пример – фильм о современных Ромео и Джульетте времен Оранжевой революции. Он был сыном губернатора, Она – девушкой с майдана. По сюжету Он уговаривал Ее уехать учиться в Англию, а она хотела делать революцию. Соответственно, мы можем представить себе подобный сюжет с сыном секретаря обкома, а Она теперь окажется дочерью диссидента.

Украина сейчас получила начало очередной газовой войны в рамках чего сразу можно увидеть такие факторы, позволяющие классифицировать данное воздействие как системное, а не как случайное:

– Россия задействовала все три основных канала (ОРТ, РТР, НТВ), именно они в свое время активно громили Лужкова, НТВ также выдало на-гора несколько негативных фильмов в связи с удалением Прохорова из «Правого дела» (фильмы о Ройзмане – очень жесткий и о Пугачевой – более мягкий),

– аналитические сюжеты, требующие больше времени и ресурсов на подготовку,

– переход данной тематики в ток-шоу,

– подключение важных комментаторов типа Леонтьева,

– включение комментариев первых лиц,

– вербальная атака на чужих первых лиц (например, употребление обозначения «бацька» по отношению к Лукашенко),

– распространение новых примеров, иллюстрирующих обычный фиксированный негатив о стране,

– информационная поддержка оппонентов правящего режима.

Несколько комментариев к этим проявлениям войны:

– один из аналитиков сказал об этом подходе не как о войне, приведя пример татаро-монгольского ига, которое тоже не называли войной, поскольку ответных действий не было,

– россияне ставят в своих новостях рассказ об Украине (например, о суде над Тимошенко в конце). В это время заканчиваются украинские новости и все переключаются на российские,

– Даниил Дондурей привел социологические данные изменения отношения к Грузии после ряда новостных сюжетов по поводу ареста четырех российских офицеров. Это он сделал в доказательство того, что телевидение действует вполне эффективно, переводя страну в восприятии населения на уровень вражеской,

– все это, по сути, является попыткой дать системам принятия решений массового сознания те факты, которые должны привести его к нужным решениям.

Сегодня именно принятие решений стало основной «болевой» точкой социосистем. Принятие решений является базой в военном деле, в политике, в бизнесе.

При этом даже контролируемая информационная среда не является полностью контролируемой, в связи с чем можно вспомнить советское умение читать между строк. Дондурей как-то упомянул о вкраплении в передачу фразы, что ФСБ крышует рейдерство в России. Поскольку передача шла в записи, он трактует эту «обмолвку» как специальную технологию по созданию достоверности, иллюзии свободы слова.

Если Путин пишет «Известиях» о едином экономическом пространстве, то Хакамада там же ядовито отзывается о будущих выборах: «Федеральные выборы парламента и президента воспринимаются всегда правящей элитой в России в качестве катастрофы. Как не допустить смены фигур и при этом создать видимость национального выбора?! Тут уж не до веселья. Скучненько, но без потрясений, как говорится». Первая статья рекламируется во всех выпусках новостей, о второй никто не вспоминает. Это является основным инструментарием власти: способствовать тиражированию «правильных» мыслей и всеми силами препятствовать распространению «неправильных».

При этом Беларусь, будучи участницей этого самого единого экономического пространства, одновременно вошла в топ-5 врагов России по данным опроса общественного мнения ФОМ 10 июля 2011 г.. В 2000 г. ее там не было, а США за эти годы перешагнули ступеньку с 21% населения, видящего в них врага, до 26%. Путин говорит о свободе передвижения и о том, что даже советский институт прописки не давал таких возможностей, а 56% россиян запретили бы въезд в свою область представителям некоторых национальностей. Отвечая на вопрос, какое настроение преобладает в стране, 63% считают, что тревожное, и только 23% говорят о спокойном.

Косвенно мы можем увидеть это и в списке внешних врагов России. 1% считает таковой Украину, 5% – Грузию. Страны Прибалтики с одного процента в двухтысячном году в 2011 г. уже исчезли в этом списке. Интересно, что и НАТО перешло с 2% на 1%, Чечня – с 4% тоже на 1%. А США, Китай, Япония увеличили свои проценты с 2000 г.

Социосистемы оказываются гораздо более уязвимыми, чем это нам представляется. На них существенное влияние оказывает не только жесткая, но и мягкая сила. Даже удержание имеющейся модели мира притом, что активно продвигается новая, представляет существенную задачу, поскольку требует ежедневного и ежечасного реагирования. Стабильные системы прошлого находились в этом плане в более выгодном отношении. Операции влияния являются наиболее интересным инструментарием, поскольку вызывают наименьшее сопротивление проводимому воздействию.

 

https://ms.detector.media/ethics/manipulation/formatirovanie_sotsiosistem_s_pomoschyu_operatsiy_vliyaniya/