Информационно-психологическая война № 1-25

Не освященный Октябрем

Другое тесто, из которого был сделан Бахтин, — это тесто яростного антикоммунистического и антисоветского монологизма. Монологизма окончательного и бесповоротного, лишенного полутонов и нюансов. Того самого монологизма, который Бахтин на словах ужасно порицает

Информационно-психологическая война
Анна Кудинова , 14 апреля 2013 г.
опубликовано в №23 от 10 апреля 2013 г.

 

Здание Мордовского государственного университета, 1950-е годы

В предыдущей статье я приводила оценку Бахтина очень близким ему Сергеем Бочаровым, сказавшим, что все литературоведы старшего поколения были советскими людьми, а Бахтин — совсем другое дело. Я показала, что литературоведы старшего поколения не были монологично советскими людьми, а были именно диалогичными людьми, вобравшими советское наряду с иным. Было показано также, что способность к диалогу с советским — не есть свойство только перечисленных Бочаровым литературоведов (Сергей Георгиевич специально приводит еврейские фамилии, не ставя на этом до конца четкий акцент). Что Волошин тоже был диалогичен в вопросе о советском и антисоветском.

Так что же имеет в виду Бочаров, говоря о том, что Бахтин «из другого теста»? Из другого — значит, не из советского, утверждает Бочаров. Но это, как мы видим, лукавое смягчение.

Другое тесто, из которого был сделан Бахтин, — это тесто яростного антикоммунистического и антисоветского монологизма. Монологизма окончательного и бесповоротного, лишенного полутонов и нюансов. Того самого монологизма, который Бахтин на словах ужасно порицает.

В 1920-е годы Бахтин сказал о Есенине: «Не освящен Октябрем». Такая характеристика, безусловно, применима к самому Бахтину. И тут «не освящен Октябрем» — значит не готов к диалогу с советским духом во всех его проявлениях. То есть речь идет о прямой и безусловной присяге антисоветскому духу — опять же, в его наиболее крайних и последовательных проявлениях. Можно ли это сказать о Есенине, говорившем о своей готовности «задрав штаны, бежать за комсомолом»? Конечно, нет.

Так что же подразумевал Бахтин, причем в 1920-е годы? Согласитесь, тут без кожиновских отсылок к антисемитизму никак не обойтись. Говорим «не освящен Октябрем» — подразумеваем «не присягнул евреям». А когда говорим одно, а подразумеваем другое, то — готовим почву для очень определенной игры. Той самой, которую вели и сам Бахтин, и те, кто были ему созвучны по-настоящему.

Известен рассказ Бахтина о его бывшем соседе по орловщине Д. П. Святополк-Мирском. После революции Святополк-Мирский покинул Россию и обосновался в Англии. Но в 1930-е, увлекшись коммунистическими идеями, вернулся на родину и, как это называет Бахтин, «кончил здесь весьма печально». Вот как расценивает Бахтин изменившего своим первоначальным некоммунистическим взглядам Святополк-Мирского: «…типичный интеллигент, наивный. Наивный, так сказать, совершенно. ... Я так представляю себе: вероятно, английские коммунисты из лордов… ведь английская коммунистическая партия, она своеобразна; рабочих там почти нет, а лорды и интеллигенция только. Одним словом, экзотика быть непохожим на других... И вот на таких вот коммунистов из лордов похож был этот Святополк-Мирский. Тоже был лорд».

То есть Бахтин отрицает правду Святополк-Мирского. Спрашивается, почему — если он, Бахтин, сторонник диалогизма? Да потому что с красными в диалог не вступают. «Хороший красный — это мертвый красный».

Кстати, Святополк-Мирский, поддержавший красный тезис, пострадал за это в неизмеримо большей степени, чем Бахтин. А также другие члены группы Телемы, которую разбирает Сергей Кургинян в цикле «Кризис и другие».

Возьмем, к примеру, Пигулевскую, имевшую отношение к все той же Телеме. Нина Петровна Пигулевская — крупный советский специалист по истории стран Ближнего и Среднего Востока и Византии в раннее средневековье. Пигулевская проходила с Бахтиным по делу организации «Воскресение» и получила пятилетний срок. Однако это не помешало ее последующей карьере. Отбыв срок и вернувшись в 1934 г. в Ленинград, Пигулевская в период с 1934 по 1941 гг. опубликовала более двадцати работ. В 1938 г. ей без защиты присудили степень кандидата наук. В 1939 г. она защитила докторскую диссертацию. А в 1946 г. стала членом-корреспондентом АН СССР.

Согласитесь, есть странность в том, что Пигулевская, относящаяся к советской власти абсолютно непримиримо, этой властью фактически обласкана, а Святополк-Мирский...

А вот бахтинское высказывание о Горьком: «Он не умел выбрать раз и навсегда. Нет. Он выбирал то одно, то другое, то третье». Не будем обсуждать, прав или не прав Бахтин в оценке Горького. Важно, что Бахтин осуждает неумение «выбрать раз и навсегда». Какой же это диалогизм? Бахтин на самом деле осуждает Горького за излишне мягкое отношение к Октябрю, а также ко всему советскому, коммунистическому и так далее. Горькому не прощается эта мягкость — то есть диалогизм в том, что касается советского и коммунистического. Сам же Бахтин, осуждая за такую мягкость Горького, Святополк-Мирского и других, жестоковыйно монологичен. До конца и определенно антикоммунистичен. Наполнен неприятием всего советского и... И, наверное, абсолютно отчужден от гуманитарной советской среды, интегрированность в которую предполагала принятие советского?

А почему это он отчужден? Он кем работал до того, как ему взялся покровительствовать Андропов? Истопником? Часовщиком? А ведь были люди, которые, не принимая «советскую скверну», покидали любимую для них гуманитарную среду полностью и демонстративно начинали заниматься чем-то совершенно внеидеологическим.

Бахтин совсем не таков. Выбранный им тип взаимодействия с гуманитарной советской средой требует отдельного, достаточно внимательного рассмотрения.

Строго говоря, отчужден от гуманитарной среды Бахтин был лишь в начальный период кустанайской ссылки (она продлилась с февраля 1930 по июль 1934 г.), когда работал только экономистом местного райпотребсоюза. Позже он нашел подработку и преподавал в кустанайском педагогическом техникуме — то есть уже имел отношение к гуманитарной среде, пусть и к не самой высокой ее ступени.

Кроме того, несмотря на необходимость отдавать время не слишком-то интересной работе, Бахтин все-таки имел возможность заниматься и научными исследованиями. Да, условия его здешнего пребывания были непростыми. Однако их даже близко нельзя сравнить с условиями пребывания на Соловках, куда он должен был отправиться по приговору, но не отправился благодаря ходатайству многих влиятельных лиц: А. В. Луначарского, А. Н. Толстого, Е. П. Пешковой и других.

Срок ссылки Бахтина завершился в июле 1934 г., но он еще в течение двух лет продолжал жить и работать в Кустанае. Чем это вызвано? Отсутствием «пробивных» способностей, как считает Кожинов? Обострением болезни (Бахтин страдал множественным остеомиелитом — воспалением костного мозга)? Нежеланием, подобно Пигулевской, «вписываться» в советскую действительность? Так или иначе, но Бахтин заговорил о своем желании покинуть Кустанай только летом 1936 г., во время отпуска, проведенного в Москве и Ленинграде. Конкретно — сообщил о таком своем желании старому знакомому Павлу Николаевичу Медведеву.

Медведев, с которым Бахтин познакомился в начале 1920-х гг. в Витебске (Медведев входил в созданный здесь Бахтиным интеллектуальный кружок), в советскую действительность как раз вполне вписался: в 1936 году он уже известный литературовед, профессор Ленинградского института философии, литературы и истории (ЛИФЛИ).

На просьбу Бахтина Медведев отреагировал деятельно. Его ученик Г. С. Петров, мордвин по национальности, в то время занимал должность декана литературного факультета Мордовского государственного пединститута (МГПИ) в г. Саранске. Медведев, приехав в сентябре 1936 г. в Саранск по приглашению Петрова, чтобы прочитать в МГПИ курс лекций по советской литературе (Бахтин назвал это «он попросту ездил туда халтурить»), счел Саранск «подходящим» для Бахтина местом. По словам Бахтина, Медведеву показалось, что в МГПИ да и в Саранске в целом было «спокойно, тихо, все хорошо в то время». И потому он порекомендовал директору МГПИ А. Ф. Антонову, нуждавшемуся в кадрах, пригласить Бахтина на работу.

В октябре 1936 г. Бахтин был принят в МГПИ на должность преподавателя всеобщей литературы и методики преподавания литературы. Одновременно он продолжал научные занятия — работал над кандидатской диссертацией на тему «Стилистика романа».

Таким образом, Бахтин оказался плотно включен в советскую гуманитарную среду именно в Мордовии — причем в такое время, которое, вопреки оценке Медведева, трудно назвать «спокойным» и «тихим». Чтобы разобраться, есть ли что-то особое в том, что Бахтин включился в гуманитарную среду именно в Мордовии, необходимо хоть до какой-то степени вникнуть в мордовскую специфику. Что представляла собой в те годы Мордовия? Что представлял собой МГПИ?

Саранский фрагмент биографии Бахтина — чрезвычайно продолжителен. В первый свой приезд в Саранск он провел здесь 8,5 месяцев (с середины октября 1936 по начало июля 1937 г.), а во второй — более 23 лет (с октября 1945 г. по 1969 г., когда он вместе с супругой был по распоряжению Андропова «забран» в Кремлевскую больницу в Кунцево для прохождения длительного курса лечения, и в Саранск уже не вернулся). Итого, почти четверть века. Причем вся его трудовая деятельность во время нахождения в Саранске связана с одним-единственным местом — Мордовским государственным педагогическим институтом (в 1957 году преобразованным в Мордовский государственный университет). Здесь он работал многие годы, отсюда в 1961 году ушел на пенсию.

Итак, коль скоро, обсуждая длительное пребывание Бахтина в Саранске, невозможно оставить за скобками специфику места его пребывания, на ней и остановимся.

Когда Бахтин впервые прибыл в Саранск? В октябре 1936-го. А что это за год? Это год принятия так называемой Сталинской конституции. Сама процедура принятия состоялась 5 декабря, но весь год был прожит под знаком этого надвигающегося события. Так что Бахтин оказался в Саранске в самый что ни на есть разгар подготовки к принятию Конституции.

По замыслу, Конституция 1936 года должна была стать основанием нерушимой дружбы народов СССР. Мордва и являлась одним из таких народов. Статус «АССР в составе РСФСР» Мордовская АССР получила как раз 5 декабря 1936 г. А до этого была частью Средневолжского края и имела более низкий статус «АССР в составе края».

Но прежде чем говорить о том, как был сформирован субъект под названием Мордовская АССР (Мордовская автономная советская социалистическая республика), надо сказать несколько слов о народе, именем которого названа автономия. То есть о мордве.

Мордва — угро-финская народность, издавна обитавшая в бассейнах рек Мокшы и Суры, а также в междуречье Волги и Белой. Мордовский народ относится к так называемым бинарным этносам, то есть состоит из двух основных субэтнических групп — эрзя и мокша. Субэтнических — с точки зрения официальной советской этнографии. За пределами СССР эта точка зрения всегда оспаривалась, в особенности странами-представителями финно-угорской группы.

Какие при этом приводились аргументы? И эрзя, и мокша имеют собственный язык, особенности материальной бытовой культуры, особенности духовной культуры, особенности расселения: эрзя — это восточная группа, занимавшая долину реки Суры, а мокша — западная, жившая в районе реки Мокши. А перечисленные признаки присущи самостоятельным этносам.

Уже в наши дни Финно-угорская организация Эстонии («Учреждение Фенно-Угриа») настаивает, что ученые советской этнографической школы, которые называют эрзя и мокшан единым народом, противоречат сами себе, указывая, что «ни мокшане, ни эрзяне мордвой себя не называют — само слово отсутствует в словарях этих народов и имеет грубый, уничижительный оттенок. И главное — отсутствует само понятие «мордовский язык». Эрзяне и мокшане используют два разных языка, причем эрзяне и мокшане — т. н. «мордва» — не понимают друг друга».

Отметим, что «Учреждение Фенно-Угриа» возникло — «с целью координации взаимоотношений с финно-угорскими народами» — отнюдь не после развала СССР, а в 1927 году. То есть в момент, когда советско-финские отношения были весьма напряженными. В 1940 году, после вхождения Эстонии в состав СССР, деятельность «Фенно-Угриа» прекратилась. Воссоздано это учреждение было уже в 1991 году.

Отметим также, что за разговорами о том, что мокша и эрзя — это разные этносы, проглядывается повышенный интерес именно к эрзя. Почему? Ссылаясь на перепись населения 1989 года, сайт «Учреждения Фенно-Угриа» сообщает, что численность мордвы на территории СССР составляла более миллиона человек, из них примерно 200 тысяч — это мокша, а 900 тысяч с лишним — эрзя. То есть, поясняет сайт, эрзя является четвертым по численности финно-угорским народом мира после венгров, финнов и эстонцев. И потому дружить с ним надо особо. Однако, как будет показано далее, интерес к эрзя вызван отнюдь не только относительно высокой численностью этой группы.

Почему мы останавливаемся на всех этих подробностях? Потому что без них нам будет сложно понять перипетии того конфликта, в который оказался втянут Бахтин во время первого своего — как оказалось, краткого — пребывания в Саранске. А отблески этого конфликта лежат на всем дальнейшем нахождении Бахтина в стенах МГПИ.

Об этом конфликте — следующая статья.