Автор: Super User
Япония Категория: Кошкин Анатолий Аркадьевич
Просмотров: 3151

31.07.2016 Японцы выучили урок Халхин-Гола 

 

  

«На траву легла роса густая, Полегли туманы, широки. В эту ночь решили самураи Перейти границу у реки...» (Б.Ласкин, 1939)  Алексей Яковлев © ИА REGNUM

В девяностые годы, а нередко и сейчас, как само собой разумеющееся, было обвинять лично Иосифа Сталина в военном поражении первого периода Великой Отечественной войны, его «непонимании» опасности надвигавшейся войны, игнорировании сведений разведки, упрямой вере в то, что он сможет переиграть противников, столкнуть их между собой, а самим остаться вне войны.

При этом фактически искажалась или замалчивалась титаническая работа вождя и его помощников по предотвращению худшего положения, когда стране пришлось бы в одиночку вести войну на два отдаленных друг от друга фронтах — против заключивших между собой антисоветский военный союз Германии и Японии. На наш взгляд, до сих пор недооценено значение инициированных советским руководством решительных военных действий против затеявших крупную провокацию японских войск на территории союзной Монгольской Народной Республики в районе реки Халхин-Гол. Следует признать, что и в советской историографии подчас на первый план выдвигалась цель оказать интернациональную помощь подвергнувшемуся агрессии дружественному монгольскому народу. Хотя очевидно, что главной целью Сталина было нанести японской армии удар такой силы, которая надолго отвадила бы японских политиков и генералов от мысли развязать с СССР большую войну. В связи с этим представляется важным напомнить нашему читателю, особенно молодому, как их деды защитили страну и народ не только от германских фашистов, но и поработивших Восточную Азию и угрожавших нашей стране воинствующих японских самураев.

* * *

В исторической литературе Страны восходящего солнца сражения на монголо-маньчжурской границе в районе реки Халхин-Гол летом 1939 года именуются «инцидентом» или «пограничным конфликтом». При этом подчас события представляются результатом «советской агрессии». В подготовленной издательством министерства обороны Японии «Асагумо» 106-томной японской «Официальной истории войны в Великой Восточной Азии» утверждается: «Советский Союз искал момента для нанесения удара по японской армии, чтобы лишить ее надежд на победу и сосредоточить все внимание на Европе… СССР хорошо знал, что занятое войной в Китае японское правительство придерживалось курса на недопущение расширения пограничных конфликтов».

Для обоснования подобной концепции о «миролюбии» Японии составители «Официальной истории» прибегают к утверждениям о «чрезвычайной слабости Квантунской армии», «решительном превосходстве Красной армии», «агрессивности коммунистической России» и так далее.

Большинство современных японских историков под давлением фактов не могут полностью принять выдвинутую военными версию. Но немало среди них и таких исследователей, которые признавая ответственность японской стороны за развязанную локальную войну, в то же время занимают апологетическую позицию в отношении центрального военно-политического руководства Японии.

На страницах исторических работ широкое распространение получили утверждения о том, что-де «ответственность за расширение номонханского (халхингольского) инцидента несут вышедшие из подчинения генерального штаба генералы и офицеры Квантунской армии». Получается, что Квантунская армия в течение четырех месяцев вела ожесточенные сражения вопреки приказам ставки. Это, конечно же, абсурд.

«Операция №8»

После поражения японской армии от советских войск в Приморье, в районе озера Хасан, японский генеральный штаб с осени 1938 года разрабатывал план «Операция № 8», предусматривавший нанесение удара по СССР через Монгольскую Народную Республику в направлении озера Байкал, «где противник не ждал наступления». Считалось, что нанесение удара с западного направления необходимо предпринять до того, как Советский Союз укрепит здесь свою боеспособность.

Планируя очередную военную вылазку против СССР, командование японской армии преследовало цель проверить действенность нового варианта плана и испытать обороноспособность советских вооруженных сил на западном направлении, а также готовность советского правительства выполнить свои обязательства по заключенному 12 марта 1936 года военному союзу с МНР. Тогда советское правительство заявило, что в случае нападения Японии на МНР Советский Союз поможет защитить ее независимость.

Японские стратеги полагали, что действуя на расстоянии 800 км от ближайшей железнодорожной станции, советские войска не смогут организовать подвоз подкреплений и материальное обеспечение частей. С другой стороны, Квантунская армия, планировавшая действия в районе, отстоявшем на 150−200 км от железной дороги, заранее подготовила базы снабжения. В докладе командования Квантунской армии генштабу сообщалось, что Советскому Союзу для ведения боевых действий на западном направлении придется «затратить усилий в десять раз больше, чем японской армии».

Временно стабилизировав положение на китайском фронте, японское командование перебросило часть войск из Китая в Маньчжурию. В марте 1939 года из оперативного управления генштаба в Квантунскую армию были направлены полковник Тэрада и подполковник Хаттори, которым приказано лично участвовать в подготовке операции. В районе намечавшихся боевых действий была сосредоточена 23-я дивизия, командиры и офицеры штаба которой считались «специалистами по Советскому Союзу и Красной армии». Сам командир 23-й дивизии генерал-лейтенант Комацубара слыл знатоком «психологии красных», так как до этого был военным атташе в Москве.

К концу апреля подготовка к проведению операции была завершена. Оставалось лишь спровоцировать начало боевых действий. И это тоже было продумано. 25 апреля командующий Квантунской армией генерал Уэда направил командирам пограничных частей «Инструкцию по разрешению конфликтов на границе Маньчжоу-Го и СССР». Согласно этой инструкции командиры передовых частей и подразделений должны были «самостоятельно определять линию прохождения границы и указывать ее частям первого эшелона». При вооруженных столкновениях надлежало «в любом случае, независимо от масштабов конфликта и его места, добиваться победы», для чего «решительно нападать и принуждать Красную армию к капитуляции». При этом разрешалось «вторгаться на советскую территорию или сознательно вовлекать советские войска на территорию Маньчжоу-Го». Инструкция гласила, что «все прежние указания отменяются». Очевидно, что издать подобную провоцирующую войну с СССР инструкцию командующий Квантунской армией без согласования с центром не мог. Скорее наоборот — указания об издании такой инструкции были получены из Токио.

Разведка доложила точно

Принимая весной 1939 года решение об организации крупной военной провокации в МНР, японское военно-политическое руководство считало, что международная обстановка позволяла рассчитывать на успех даже в случае перерастания конфликта в войну. Представители высшего военного командования Японии признавали после войны: «В Европе в этот период возрастала мощь Германии, она аннексировала Австрию, оккупировала Чехословакию. Обстановка в Европе давала основания считать, что в обозримом будущем Германия может приступить к разрешению своих проблем с СССР. С другой стороны, на Дальнем Востоке японские войска, захватив Ханькоу и Кантон, завершили операционную фазу в китайском инциденте, после чего Япония намеревалась приступить к новому этапу разрешения конфликта, главным образом политическими методами, хотя продолжая при этом военные действия. Японский генеральный штаб надеялся встретить будущее, готовя решающую войну против Советского Союза. В этом случае предусматривалось быстро перебросить в Маньчжурию большую часть японской армии, не создавая затруднений для разрешения китайского инцидента». Хотя в официальной японской историографии до сих пор утверждается, что события на Халхин-Голе не планировались Токио, а первоначально были не чем иным, как одним из многочисленных пограничных инцидентов, в действительности это не так.

В Москве о готовящейся очередной вооруженной провокации против СССР знали заранее. 3 марта 1939 года разведуправление РККА информировало руководство страны:

«1. Английские круги в Китае считают весьма вероятным, что японцы в ближайшее время предпримут новое вторжение на советскую территорию, причем предполагают, что масштаб этой провокации будет более крупным, чем это было в районе озера Хасан в июле-августе 1938 года. Однако ввиду того, что цель предстоящего вторжения на территорию СССР заключается в том, чтобы поднять патриотические настроения в японской армии и в народе, это вторжение не будет глубоким и японцы постараются быстро уладить этот «инцидент».

2. В японских военных кругах в Шанхае муссируются слухи о том, что в мае 1939 года следует ожидать большого выступления против СССР, причем, по слухам, это выступление может вылиться в войну.

3. По сведениям, требующим проверки, генерал-лейтенант Исихара (Исихара Кандзи считался в 30-е годы главным военным стратегом Японии. — А. К.) в настоящее время совершает объезд пограничных частей и укрепленных районов на маньчжуро-советской границе, где проводит инструктивные совещания с командным составом. Японские военные круги в Шанхае рассматривают эту поездку Исихары как часть плана подготовки к новому нападению на СССР».

Было очевидно, что японские генералы стремились восстановить авторитет императорской армии, подорванный неспособностью быстро завершить войну в Китае и поражением у озера Хасан. В японской «Официальной истории» признается: «Лишившись уверенности в победе, армия находилась в состоянии сильной раздражительности и нетерпения как в отношении военных действий против Китая, так и в отношении операций против СССР».

Однако причины, толкнувшие японское командование на развязывание военных действий на территории МНР, были гораздо сложнее, чем просто стремление взять реванш за поражение на озере Хасан.

Китайский фактор

Первая и главная причина провокации состояла в том, чтобы угрозой войны вынудить СССР отказаться от помощи Китаю или, по крайней мере, значительно ее ослабить. В этом случае, по японским расчетам, китайский лидер Чан Кайши должен был прийти к выводу, что «его ставка на помощь со стороны Советского Союза неосновательна» и лучше пойти на мирное улаживание японо-китайского конфликта, разумеется, на японских условиях.

Предстоящее военное столкновение рассматривалось японским руководством и как важный козырь в дипломатической игре с Западом. Это подтверждают японские документы. Так, в «Секретном оперативном дневнике Квантунской армии» в связи с началом халхингольских событий была сделана следующая запись: «Есть уверенность в последовательном разгроме советских войск… Это является единственным способом создать выгодную для Японии обстановку на переговорах с Великобританией». Речь шла о переговорах по заключению между Японией и Великобританией так называемого соглашения Арита — Крейги, которое вошло в историю как дальневосточный вариант «Мюнхенского сговора». По существу капитулировав перед Японией, английское правительство пошло на признание японских захватов в Китае. В значительной степени такое решение Великобритании было ускорено событиями на Халхин-Голе. Рассчитывая на расширение халхингольских событий до масштабов войны, Лондон обязался не создавать Японии проблем в тылу, в Китае.

Японское правительство стремилось использовать военные действия против МНР и СССР и как фактор удерживания США от применения к Японии экономических санкций в связи с эскалацией войны в Китае. 10 июля японский посол в США Хориноути убеждал госсекретаря США К. Хэлла, что все действия Японии продиктованы борьбой против Советского Союза. В ходе последующих бесед он неоднократно поднимал тему необходимости устранения «угрозы большевизма». Хэлл соглашался с этим, указывая, что США также выступают против усиления СССР.

Хотя 26 июля экономические санкции все же были объявлены правительством США, практическое осуществление этого решения было отложено на шесть месяцев. Можно полагать, что не последнюю роль здесь сыграл тот факт, что именно в эти дни шли ожесточенные бои между японскими и советскими войсками на Халхин-Голе. Денонсация торгового договора в этих условиях не нанесла никакого ущерба Японии. Более того, занятая США позиция позволила Японии закупить в 1939 году в 10 раз больше американского железного и стального лома, чем в 1938-м. Не прекращалась торговля с США и другими жизненно важными для Японии стратегическими товарами.

«Предательство» Германии

Резкое обострение советско-японских отношений, прямое вооруженное столкновение с СССР отвечали целям Японии, преследуемым на проходивших в 1939 году в Берлине переговорах об основах военно-политического союза Германии, Японии и Италии (Тройственный пакт). Токио добивался военного союза, направленного главным образом против СССР, стремясь воздержаться от принятия обязательств по совместному с Германией и Италией участию в войне с Великобританией и Францией, на чем настаивали европейские фашистские державы.

В своих донесениях из Токио Рихард Зорге весной 1939 года следующим образом оценивал ситуацию: «Сведения о военном Антикоминтерновском пакте: в случае, если Германия и Италия начнут войну с СССР, Япония присоединится к ним в любой момент, не ставя никаких условий. Но если война будет начата с демократическими странами, то Япония присоединится только при нападении на Дальнем Востоке или если СССР в войне присоединится к демократическим странам».

По расчетам японского руководства, начало военных действий между Японией и Советским Союзом должно было подтолкнуть Германию к согласию с японской позицией. Японское правительство знало о существовавших в Германии «сомнениях относительно способности Японии выполнять глобальные задачи по установлению «нового порядка» в Азии, внести свой вклад в борьбу как против СССР, так и особенно против США и Великобритании».

Токио было известно и о том, что германское руководство стремится подчинить политику и действия Японии как более слабого союзника планам и действиям Германии. Это усиливало позиции японских сторонников вооруженной конфронтации с СССР, которые прямо заявляли, что наиболее важным доказательством боевой способности японских вооруженных сил не только германскому союзнику, но и руководителям США и Великобритании была бы серьезная военная акция против Советского Союза. Поэтому, когда в середине мая началась операция с задачей «отбросить охранные подразделения монгольской армии за реку (Халхин-Гол)», генштаб не только не протестовал, как нередко утверждают японские историки, а приветствовал наступление 23-й дивизии. 30 мая японский генеральный штаб направил командованию Квантунской армии следующую телеграмму: «Поздравляем с блестящим военным успехом в действиях вашей армии в районе Номонхан». В тот же день генеральный штаб отдал распоряжение о включении в состав Квантунской армии 1-го авиационного соединения (180 самолетов) и запросил заявки на увеличение численности войск и поставки военных материалов.

Для советского правительства сложилась тревожная обстановка, требовавшая принятия незамедлительных ответственных решений. Хотя анализ ситуации на Дальнем Востоке свидетельствовал о том, что в данный момент японское руководство было не готово развязать большую войну против СССР, по данным разведки, Токио направил командованию Квантунской армии новые инструкции, требовавшие «продолжать в расширенном масштабе военные действия у Буин-Нур (МНР)».

В Кремле было решено, не допуская перерастания халхингольских событий в войну, преподать японцам чувствительный урок. С этой задачей возглавляемые генералом Г. К. Жуковым советско-монгольские войска блестяще справились. После кровопролитных боев в июне-июле, перейдя в наступление, в августе эти войска нанесли сокрушительный удар японским войскам. К 31 августа ликвидация группировки вторжения была завершена и японская авантюра закончилась полным крахом.

Военное поражение Японии сопровождалось поражением политическим. Поступившее в дни мощного контрнаступления советско-монгольских войск сообщение о подписании Советско-германского пакта о ненападении привело японское руководство в сильное замешательство. Соглашение с Москвой являлось прямым нарушением 2-й статьи секретного приложения к заключенному в 1936 году между Японией и Германией Антикоминтерновскому пакту, гласившей: «Договаривающиеся стороны на период действия настоящего соглашения обязуются без взаимного согласия не заключать с Союзом Советских Социалистических Республик каких-либо политических договоров, которые противоречили бы духу настоящего соглашения».

Р. Зорге так характеризовал сложившуюся в Токио обстановку:

«Переговоры о заключении договора о ненападении с Германией вызвали огромную сенсацию и оппозицию Германии.

Возможна отставка правительства после того, как будут установлены подробности заключения договора. Немецкий посол Отт также удивлен происшедшим.

Большинство членов правительства думают о расторжении Антикоминтерновского пакта с Германией.

Торговая и финансовая группы почти что договорились с Англией и Америкой.

Другие группы, примыкающие к полковнику Хасимото и к генералу Угаки, стоят за заключение договора о ненападении с СССР и изгнание Англии из Китая.

Нарастает внутриполитический кризис.

Рамзай».

О том же сообщал в Москву 24 августа и временный поверенный в делах СССР в Японии: «Известие о заключении пакта о ненападении между СССР и Германией произвело здесь ошеломляющее впечатление, приведя в растерянность, особенно военщину и фашистский лагерь…»

Исследователи обстоятельств заключения советско-германского пакта о ненападении, на наш взгляд, уделяют недостаточное внимание японскому фактору, который оказывал непосредственное влияние на решение Кремля пойти на соглашение с Гитлером. События, подобные халхингольским, могли возникать еще не раз на протяженной советско-маньчжурской границе. При всех морально-политических издержках советско-германского соглашения оно объективно ослабило Антикоминтерновский пакт, посеяло в Токио серьезные сомнения относительно политики Германии как союзника Японии. Есть все основания считать, что возникшая в оси Токио — Берлин трещина впоследствии привела к тому, что Япония не пожелала безоглядно следовать за Германией в ее агрессии против Советского Союза.

Немцы предлагали «помочь»

Хотя подписание советско-германского пакта о ненападении рассматривалось в Токио как удар по японским планам совместной с Германией борьбы с «большевистской Россией», японское военно-политическое руководство не стало обострять отношения с Берлином, ограничившись направлением формальной ноты протеста.

Среди японских историков распространены утверждения о том, что после номонханского фиаско в Японии якобы отказались от конфронтации с СССР, а Москва, одержав победу, обеспечила безопасность своих дальневосточных границ. Японские авторы пишут: «Антикоминтерновский пакт, заключенный в 1936 году между Японией и Германией, посеял семена беспокойства у Советского Союза, который шел по пути строительства коммунизма. В 1938 году произошло локальное столкновение японских и советских войск у небольшой сопки Чжанкуфэн (Заозерная) в зоне государственной границы между Восточной Маньчжурией и Советским Союзом. А летом следующего года произошло также столкновение в зоне государственной границы между Западной Маньчжурией и Монголией в районе Номонхан (у реки Халхин-Гол) между японскими и советскими войсками. Монголия тогда была государством-сателлитом СССР, и на ее территории дислоцировались советские войска. Само столкновение произошло в районе, в котором отсутствовала четкая демаркация государственной границы. В результате Квантунская армия потерпела серьезное поражение, а СССР одержал победу и тем самым выполнил трудную задачу по обороне Сибири и Дальнего Востока».

Однако в действительности японские стратеги из числа как военных, так и политиков продолжали рассматривать Советский Союз в качестве одного из основных потенциальных противников. После халхингольских событий было решено «максимально ограничить военные действия в Китае, сократить число находящихся там войск, мобилизовать бюджетные и материальные ресурсы и расширить подготовку к войне против СССР». В декабре 1939 г. был принят «Пересмотренный план наращивания мощи сухопутных войск». Для высвобождения необходимых для будущей войны сил планировалось при необходимости резко сократить число японских войск в Китае (с 850 тыс. до 500 тыс.). Одновременно было принято решение довести число дивизий сухопутных войск до 65, авиаэскадрилий до 160, увеличить количество бронетанковых частей. На китайском фронте должны были действовать 20 дивизий, остальные надлежало разместить главным образом в Маньчжурии.

Был определен срок завершения подготовки — середина 1941 года.

Чтобы обеспечить благоприятные международные условия для осуществления этой программы, было признано целесообразным предпринять дипломатические шаги, призванные создать впечатление нормализации на определенный период японо-советских отношений. В Токио заговорили о целесообразности заключить с СССР пакт о ненападении, аналогичный советско-германскому. При этом японское руководство, убедившись во время хасанских и халхингольских событий в стремлении СССР избежать вовлечения в войну с Японией, не опасалось советского нападения. Как и прежде ставилась цель попытаться в обмен на пакт о ненападении добиться прекращения советской помощи Китаю. В согласованном 28 декабря 1939 года документе японского правительства «Основные принципы политического курса в отношении иностранных государств» по поводу Советского Союза говорилось: «Необходимым предварительным условием заключения пакта о ненападении должно быть официальное признание прекращения советской помощи Китаю».

Заключить пакт о ненападении побуждала японцев и Германия. При этом германские лидеры были готовы выступить в роли посредника между СССР и Японией. В ходе советско-германских переговоров о заключении пакта о ненападении нарком иностранных дел В.М.Молотов поставил вопрос, готова ли Германия оказать воздействие на Японию ради улучшения советско-японских отношений и разрешения пограничных конфликтов. На встрече со Сталиным министр иностранных дел Германии И. Риббентроп заверил его, что германо-японские связи «не имеют антирусской основы, и Германия, конечно же, внесет ценный вклад в разрешение дальневосточных проблем». Сталин предупредил собеседника: «Мы желаем улучшения отношений с Японией. Однако есть предел нашему терпению в отношении японских провокаций. Если Япония хочет войны, она ее получит. Советский Союз этого не боится. Он к такой войне готов. Но, если Япония хочет мира, это было бы хорошо. Мы подумаем, как Германия могла бы помочь нормализации советско-японских отношений. Однако мы не хотели бы, чтобы у Японии сложилось впечатление, что это инициатива советской стороны».

Обсуждение данного вопроса было продолжено уже после достигнутого перемирия в боях на Халхин-Голе во время беседы Риббентропа со Сталиным и Молотовым в Москве 28 сентября 1939 года. Из германской записи беседы:

«…Г-н министр (Риббентроп) предложил Сталину, чтобы после окончания переговоров было опубликовано совместное заявление Молотова и немецкого имперского министра иностранных дел, в котором бы указывалось на подписанные договоры и под конец содержался какой-то жест в сторону Японии в пользу компромисса между Советским Союзом и Японией. Г-н министр обосновал свое предложение, сославшись на недавно полученную от немецкого посла в Токио телеграмму, в которой указывается, что определенные, преимущественно военные, круги в Японии хотели бы компромисса с Советским Союзом. В этом они наталкиваются на сопротивление со стороны определенных придворных, экономических и политических кругов и нуждаются в поддержке с нашей стороны в их устремлениях.

Г-н Сталин ответил, что он полностью одобряет намерения г-на министра, однако считает непригодным предложенный им путь из следующих соображений: премьер-министр Абэ до сих пор не проявил никакого желания достичь компромисса между Советским Союзом и Японией. Каждый шаг Советского Союза в этом направлении с японской стороны истолковывается как признак слабости и попрошайничества. Он попросил бы господина имперского министра иностранных дел не обижаться на него, если он скажет, что он, Сталин, лучше знает азиатов, чем г-н фон Риббентроп. У этих людей особая ментальность, на них можно действовать только силой… «.

Из этих высказываний Сталина ясно, что он был готов к переговорам с японцами о пакте о ненападении или нейтралитете и был заинтересован в подобном соглашении, но ждал, когда об этом попросит японское правительство. Понимая это, германское руководство продолжило работу с японцами в этом направлении. Однако Германия при этом была отнюдь не бескорыстна.

Временная нормализация советско-японских отношений на период войны с западными державами была выгодна Германии. В этом случае Японию легче было подтолкнуть к действиям против Великобритании на Дальнем Востоке. По расчетам Гитлера, нападение японцев на дальневосточные владения Англии могло бы нейтрализовать Лондон. «Оказавшись в сложной обстановке в Западной Европе, в Средиземноморье и на Дальнем Востоке, Великобритания не будет воевать», — заявлял он. На встречах с японским послом в Берлине Осима Риббентроп говорил: «Я думаю, лучшей политикой для нас было бы заключить японо-германо-советский пакт о ненападении и затем выступить против Великобритании. Если это удастся, Япония сможет беспрепятственно распространить свою мощь в Восточной Азии, двигаться в южном направлении, где находятся ее жизненные интересы». Осима с энтузиазмом поддерживал такую политику.

Однако японское правительство продолжало колебаться, небезосновательно опасаясь, что заключение японо-советского пакта о ненападении вызовет осложнение отношений Японии с западными державами. В то же время в Токио понимали значение посредничества Германии в урегулировании японо-советских отношений. Японская газета писала: «Если будет необходимо, Япония заключит с СССР договор о ненападении и будет иметь возможность двигаться на юг, не чувствуя стеснений со стороны других государств». При этом учитывалось и то, что такой пакт давал Японии выигрыш во времени для тщательной подготовки к войне против СССР. В сентябре 1939 г. занимавший ранее пост премьер-министра князь Ф. Коноэ сообщил германскому послу в Токио О. Отту: «Японии потребуется еще два года, чтобы достигнуть уровня техники, вооружения и механизации, продемонстрированного Красной Армией в боях в районе Номонхана».

После вероломного нападения Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года Япония, следуя избранной «стратегии спелой хурмы», активно готовилась напасть на советский Дальний Восток и Сибирь в момент, когда советское руководство будет вынуждено перебросить большинство дальневосточных и сибирских дивизий на советско-германский фронт. Однако этого не произошло.

Противостоящие изготовившейся к нападению Квантунской армии советские войска оставались грозной силой, способной дать решительный отпор японским войскам. Японские генералы помнили сокрушительное поражение на Халхин-Голе, когда императорская армия на собственном опыте испытала военную мощь Советского Союза.

Начальник оперативного управления генштаба С. Танака заявил на Токийском процессе для главных японских военных преступников: «…Исходя из эффективности русского снабжения во время номонханского инцидента, нельзя было недооценивать способности армии Советского Союза снабжать операции». 4 сентября 1941 года германский посол в Японии Отт доносил Риббентропу, что на решение Японии о вступлении в войну против СССР оказывают влияние «воспоминания о номонханских событиях, которые до сих пор живы в памяти Квантунской армии…»

Преподанный японцам на Халхин-Голе урок оказывал существенное влияние на выбор Японией направления дальнейшего распространения агрессии — «северного» против СССР или «южного» — против США и Великобритании.

 

https://regnum.ru/news/polit/2161465.html