Автор: Проханов А.А.
Россия Категория: Проханов Александр Андреевич
Просмотров: 2450

19.02.2021 Незабвенный Трошев

 

Моя первая встреча с генералом произошла холодным осенним вечером в аэропорту "Грозный"

После 1991 года в России не было государства — была чёрная дыра, которая разверзлась после крушения Советского Союза. В эту чёрную дыру рухнул народ. Медленно, повинуясь законам русской истории, новое государство Российское возникало из кромешной тьмы. Если в народе являются праведные отцы-пустынники и полководцы, значит, у народа появляется государство. Геннадий Николаевич Трошев был полководцем второй чеченской войны, которая покончила с позорным для России Хасавюртовским миром, и Россия выиграла битву за Кавказ. В этой битве проявился полководческий талант генерала Трошева. 

Моя первая встреча с генералом произошла холодным осенним вечером в аэропорту "Грозный". Я возвращался в Москву после изнурительной фронтовой поездки. БТР взял меня в Ханкале, перевёз в аэропорт и оставил там на произвол судьбы. Ещё недавно этот грозненский аэропорт назывался аэродромом имени Шейха Мансура. На поле валялись обломки дудаевских самолётов, а здание аэропорта являло собой груду холодных развалин. Все борта ушли в Моздок, и мне предстояло ночевать среди этой тьмы и холода. Я сунулся со своей бедой к коменданту аэропорта. Тот сказал, что все борта ушли, но на краю взлётной полосы дожидается вертолёт, в нём какой-то припозднившийся генерал отправляется из Грозного в Моздок. Я кинулся стремглав через всё лётное поле к вертолёту, который уже начинал вращать винтами. Вскарабкался на борт и в пустом салоне увидел одинокого пассажира, который притулился на железной лавке. "Товарищ генерал, возьмите с собой в Моздок", — попросил я умоляюще. "А ты кто?" — спросил меня генерал. Я назвался. "О, садись". И мы полетели. Этим генералом был Геннадий Трошев. Так завязалось наше знакомство, которое в дальнейшем переросло в дружбу. 

Второй раз я встретился с Трошевым в Ханкале. Я жил в вагоне бронепоезда, который курсировал из Грозного в Гудермес и обратно. От вагона до штаба идти было недалеко, всего метров триста, но передвигаться приходилось по такой грязище, что у некоторых с ног сваливалась обувь, и они продолжали свой путь босиком. Я напомнил Трошеву о нашей встрече, он был рад и взял меня в горы, где шла операция по захвату Басаева. На вертолёте мы с Трошевым пролетели над склонами гор, покрытыми не опавшими за зиму, ржавыми дубами, и на вершине горы опустились на площадку, где находился штаб операции. Вокруг были ущелья, горы и снова ущелья и горы, горы, стоял командирский КУНГ с развёрнутыми антеннами. Генерал из КУНГа командовал операцией: в ущелье, где предположительно находился Басаев, сначала посылал штурмовики, которые бомбили склоны горы, затем вертолёты, что наносили свои воздушные удары, потом шёл спецназ, процеживая ущелье. Но первое, что я увидел, войдя в КУНГ, — это замызганный диван, и на нём — замусоленная, зачитанная до дыр газета "Завтра". Трошев, генералы, офицеры читали "Завтра", и я увидел номер газеты в самом центре боевой операции. 

Следующая встреча с Трошевым состоялась всё на том же аэродроме в Грозном, где репетировали военный парад. Трошев устроил смотр войскам — на лётном поле были выстроены батальоны. Он — приветливый, с быстрыми глазами — опять обрадовался нашей встрече. Я попросил у него вертолёт — мне хотелось проследовать тем маршрутом, каким отряды Басаева уходили из Грозного, когда город был окружён правительственными войсками. Басаеву для выхода оставался узкий коридор вдоль реки Сунжа. Когда боевики выходили, то сели на расставленные минные поля и попали под кинжальный пулемётный огонь. Было много убитых. Сам Басаев потерял в этом сражении ногу. 

Вертолёт летел вдоль Сунжи, по холодной реке всё ещё плавали нерастаявшие льдины, а вдоль берега валялись ворохи каких-то лохмотьев, разбитые повозки, одеяла, матрасы, рухлядь — всё, что осталось от басаевских частей, разгромленных пулемётами. Казалось, в этом месте по берегу прошёл огромный мусоровоз, и из него выпало всё это окровавленное тряпьё. Садиться было рискованно, потому что там ещё могли оставаться невзорвавшиеся лепестковые мины. И мы прошли над тем маршрутом, где состоялся исход Басаева из Грозного. 

И новая встреча с генералом, что готов был выполнить все мои просьбы и направил меня в полк, поставивший свои палатки и боевые машины среди чеченских сёл, по которым прокатилась война. Я спал в палатке на железной кровати, просыпаясь ночью, видел, как сонный солдатик-дневальный машинально кидает щепочки и дровишки в железную печку, и опять засыпал. Вспоминал минувший день, когда наш БТР двигался по горным склонам, по лесной опушке, тяжёлые колёса БТРа выдавливали из земли зелёную тягучую нефть — так много её здесь было. Она растекалась по полям, её не подхватывали нефтепроводы, которые были взорваны. И чёрными глухими ночами горели красные факелы взорванных нефтепроводов. 

Помню, как я мчался на одинокой боевой машине пехоты по пережившему недавний штурм Грозному, где не было ни одного уцелевшего дома, ведь танки били по ним прямой наводкой. Деревья — чёрные, обугленные, с разрезанными вершинами — тянули к небу свои почернелые умоляющие руки. Мы с моими товарищами зашли в дом, где размещался штаб Масхадова. Бродили по пустым комнатам среди обломков битого стекла и хвостовиков разорвавшихся мин. 

Трошев представил меня своему заместителю — громадному, могучему генералу Булгакову — командовавшему знаменитым вторым штурмом Грозного. Мы сидели с Булгаковым в брезентовой палатке, он угощал меня обедом. Я помню, с каким восхищением и почтением говорил генерал о своём командире Трошеве, и мы пили водку за его здоровье. 

Последний раз я видел Трошева в день прощания с ним в Доме Российской армии, где был выставлен обитый красным гроб, к которому тянулась бесконечная вереница — военные, гражданские. Меня поразило, какому количеству людей Трошев был дорог и важен. И тогда, прощаясь с генералом, я вспомнил все наши встречи, его умный, зоркий, весёлый взгляд командира, который своими радениями, неусыпными трудами и подвигами восстанавливал падающее государство Российское. 

Мы прорвались к горящему Шатою. 

Я жизнью не играл и смерть не выбирал. 

Имперский чёрный крест с серебряной каймою

 

https://zavtra.ru/blogs/nezabvennij_troshev