07.11.2016 Грядущая российская политическая трансформация в исторических аналогиях
Грядущая российская политическая трансформация… Вообще есть ли такая тема в актуальной повестке развития России. Прошли думские выборы, продемонстрированы соответствующие высокие показатели поддержки партии власти. Социологические опросы указывают на высокий рейтинг доверия президенту. Возникает вопрос: «О какой трансформации можно говорить при таком уровне поддержки?»
Прежде чем ответить на него, начну с общефилософских рассуждений. Какими бы ни были совершенными политические системы и политические режимы, рано или поздно они все равно отмирают и заменяются другими. Это закон развития. О нем в своем время рассуждал Гегель. По прошествии времени об этом же говорил Альфред Уайтхед – знаменитый логик: «У человечества есть только два пути: или развитие, или деградация. Консерватизм в чистом виде противоречит сути законов Вселенной». Следовательно, и существующая политическая система должна рано или поздно быть трансформирована. Соответственно, для нее, как и для любой другой политической системы, необходима постановка вопроса об образе будущего.
В качестве методологической подсказки, в данном случае может выступать работа Томаса Куна «Структура научных революций». Она относится к совершенно другой проблематике рассуждений – развитию науки, но заявленные в ней подходы имеют значение интегральное. Научные революции происходят как смена научной парадигмы. Накапливается знание, которое вступает в противоречие с доминирующей парадигмой. В итоге исходная парадигма уже не дает удовлетворительного объяснения, устаревает и заменяется другой. С точки зрения Куна, в этом и заключается закон развития науки. А не то же ли самое происходит с общественными системами? Рано или поздно исходная политическая система должна быть заменена новой, отвечающей духу и вызовам времени.
Другой вопрос, а как в этой трансформационной перспективе ведет себя власть? Власть может сопротивляться исторически неизбежным изменениям. И тогда грядущая трансформация сметает эту власть. Власть может, наоборот, предвидеть будущую трансформацию и вести целевым образом в страну в ее направлении. (Рис. 1).
Возникает вопрос об идеологии будущего. Будущее должно превосходить настоящее в тех характеристиках, которые составляют общественные ценности. В этом случае власть оказывается способна мобилизовать общество на великие свершения. Она сохраняет свою легитимность и самосохраняется при трансформационном переходе.
Это продуцирует еще ряд вопросов. А ставит ли ориентиры будущего современная российская власть? Во каком направлении трансформируетсяроссийское государство? Каков наш идеал? В советское время этот идеал был понятен – коммунизм. В царский период – Царствие Божье. Есть ли сегодня образ будущего, который власть могла бы предъявить народу? Нет, власть выстраивает идеологию консервации существующей системы. Все хорошо, все устойчиво, все стабильно, — говорят с экранов телевидения. Но такая позиция принципиально ошибочна и составляет угрозы, прежде всего, для самой власти. Стоя на месте, власть удержать нельзя.
Рис. 1. Политическое развитие — смена систем
Тренд развития общественных наук. Этому хорошо учат на исторических факультетах. Первоначально историческая наука фокусировалась на анализе деятельности персоналий. Н.М. Карамзин представлял историю как изложение деятельности великих людей, преимущественно монархов. Но монарх может управлять только тогда, когда он легитимен, когда он признается большинством. Политический деятель становится великим при выражении своей политикой духа времени и запроса народа. В соответствии с этой логикой историческая наука переходит уже от рассмотрения свершений персон, к анализу функционирования общностей. А что такое общность? Любая общность структурирована на основе определенных связей. Возникает следующим этапом развития общественных наук анализ систем. Но каждая система имеет какое-то базовое основание. Поиск базовых оснований систем приводит к анализу парадигмальному.
При оценках современной политики анализ идет, по большому счету, на уровне деятельности персон, а не на уроне систем или парадигм. Обществоведение оказывается в этом плане отброшено назад, ко времени Карамзина. И в этой развилке – персоны и системы возникает парадокс. Судя по социологическим опросам, поддержка высшей персоналии власти колоссальна. Но при этом фиксируется определенно неприятие подавляющим большинством существующей системы. Возникает противоречие, которое рано или поздно должно каким-то образом разрешиться. Желаемым путем разрешения мог бы явиться цезарианский сценарий, когда высший властный персоналий возглавляет силы, преобразующие систему. (Рис. 2).
Рис. 2. Развитие методологии анализа общественных наук
Сошлюсь на результаты опросов Левада-Центра об отношении населения к существующей государственной системе. Опрос содержал две составляющие – политическую и экономическую. Первый вопрос выявлял какая политическая система представляется населению более предпочтительной — советская, нынешняя система или демократия по образцу западных государств стран. Второй вопрос выявлял какая экономическая система видится обществу более правильной — которая основана на государственном планировании и распределении или та, в основе которой лежат частная собственность и рыночные отношения.
Ответ по политической системе. Казалось бы, если население поддерживает существующий режим, то значит, и нынешняя политическая система должна быть поддержана. Однако наибольшее число опрошенных — 37% опрошенных выступают за советскую систему. Нынешнюю систему поддерживают 23% – заметно меньше. Причем максимум поддержки нынешней системы приходился на 2008 год, когда был достигнут показатель в 36%. То есть привлекательность нынешней системы в глазах населения падает. Демократия по западному образцу совсем потеряла авторитет – только 13% поддержки. В 1998 году ее поддерживало 32% респондентов.
Еще более показательны предпочтения населения в отношении экономической системы. Российская власть сегодня, как и в 1990-е годы, выступает за рыночные отношения и частную собственность, провозглашает курс на приватизацию. Между тем, большинство населения выступает за государственное планирование и регулирование — 52%. За модель, которая основана на частной собственности и рыночных отношениях вдвое меньше – 26 % респондентов. Причем, в начале 1990-х доля «рыночников» в российском обществе составляла 48%. Популярность рыночной модели резко снизилась при столкновении населения с реформационными реалиями. Таким образом, народ, большинство населения не поддерживает существующей системы государственности – ни в ее политическом, ни в экономическом воплощении. Ни это ли индикатор запроса на грядущую модельную трансформацию? (Рис. 3).
Рис. 3. Какое государство желают строить россияне? (опрос Левада-Центра)
Индикативные результаты дает и интернет-опрос, проводимый на нашем ресурсе по выявлению наиболее эффективной российской исторической модели. Понятно, что репрезентативности интернет-опросов можно относиться по-разному. Но в данном случае он может быть рассмотрен как аргумент второго порядка, подтверждающий результаты, полученные на опросах более широкой выборки. Всего проголосовало более 1000 человек. Вопрос формулировался следующим образом: «Какая модель государственности в истории России была наиболее эффективной?». Были перечислены государственные модели – всего 12, начиная от времени Николая I. Подавляющее большинство — 57,3% высказалось за сталинскую модель. Как это соотносится с результатами выборов в Думу и с персональными рейтингами? (Рис. 4).
Рис. 4. Какая модель государственности в истории России была наиболее эффективной Онлайн-опрос
Давно еще в начале 2000-х годов, была высказана мысль, что современный политический режим «сидит на двух стульях». Оба эти «стула» используются и в настоящее время — либеральный стул (экономика и социальные отношения построены не либеральных лекалах) и патриотическом стул (державная риторика). Есть такие понятия, как слова-оксюмороны – слова, содержащие внутренние противоречия. А можно применить в виде аналогии понятие «государство-оксюморон». С одной стороны, в применении к России, есть встроенность в западно-центричную мир-систему (и экономика, и финансовая, и культура, и жизнеустройство элит встроены в Запад). С другой — проявляемая державная риторика и воссоединение с Крымом. Противоречие должно разрешиться. Государство должно двигаться либо в одном, либо в другом направлении. В двух противоположных направлениях движение невозможно. Либо побеждает западническая линия, либо патриотическая риторика должна привести к трансформации на суверенных основах всей государственной системы.
Рассмотрим наиболее разительно проявляемые противоречия современной России. С одной стороны, экономическая война с Западом, режим санкций и курс на импортозамещение. С другой, Западная Европа остается основным экономическим партнером Российской Федерации. С одной стороны, критика мировой американской гегемонии. С другой, опора финансовой системы на американский доллар. С одной стороны, в качестве национальной идеи провозглашается патриотизм. С другой, отечественные фильмы составляют по последним данным 19% на кинопрокате всей кинопродукции художественных фильмов. С одной стороны, заявляемые попытки государственного регулирования экономики ценами. С другой, курс на приватизацию, сокращение доли государства в экономике. С одной стороны, борьба с угрозами «цветной революции». С другой, Болонский процесс, западные рейтинги научного цитирования, движение в направлении создания кадров для этой самой «цветной революции». С одной стороны, суверенитет заявлен как абсолютная ценность России. С другой, конституционное положение об охраняемом приоритете международного права, включении его в национальное законодательство. С одной стороны, введение запрета чиновникам держать вклады в иностранных банках. С другой, российское государство само держит свои валютные резервы в тех же самых западных банках. С одной стороны, защита традиционных семейных ценностей. С другой, сохраняемое одно из первых мест в мире по абортам и разводам. С одной стороны, осуждение курса десуверенизации 1990-х годов. С другой, открытие Ельцин-центра. С одной стороны, критика социального чванства «болотной» оппозиции. С другой, сверхвысокое социальное расслоение, общество социальных контрастов. С одной стороны, противодействие поддерживаемым из-за рубежа НКО. С другой, Высшая школа экономики по-прежнему является главным экспертным центром Российской Федерации. С одной стороны, идеология консерватизма и критика либералов. С другой, конституционное положение (Статья 2) о том, что высшими ценностями в России являются права и свободы человека – эти же самые либеральные ценности. С одной стороны, идеология заявляемой великой державы. С другой, феномен Дмитрия Анатольевича Медведева. (Рис.).
Рис. 5. Противоречия современной России: «на двух стульях»
Насколько вообще значимы электоральные рейтинги? Конечно, значимы. Но их нельзя абсолютизировать. Обратимся к опыту «цветных революций», включая опыт «арабской весны». Приведем показатели, полученные на последних выборах президентов соответствующих республик, предшествующие их свержениям. Эдуард Шеварднадзе в Грузии получил 82% голосов, Аскар Акаев в Киргизии – 77,4%, Бен Али в Тунисе – 89,6%, Али Абдулла Салех в Йемене – 77,17%, Хосни Мубарак в Египте – 88,6%. Электоральные показатели у них всех были очень высокими. Потом ситуация резко менялась. Страны Востока демонстрируют, что значение электоральных показателей не стоит преувеличивать и более целесообразно обращать внимание на степень функциональности государственных систем. (Рис. 6)
Рис. 6. Много ли значит электоральная поддержка на Востоке?
Сошлюсь на наши более ранние исследования о вариативности и цикличности развития человечества. Еще в XIX веке русским философом славянофилом А.С. Хомяковым была подмечена закономерность, что российские монархи меняются в строгой последовательности через одного. Царь-либерал, царь-консерватор, царь-либерал, царь-консерватор… И действительно, если исключить правителей, на которых приходится год – полтора пребывания во власти, получается некий маятник. Вначале вектор движения общественной системы направлен в сторону внешних заимствований, космополитизации. Потом вступает в ход действие сил цивилизационного отторжения и вектор движения оказывается устремлен в сторону идентичных ценностей. Так и осуществляется исторически ход цивилизационного маятника.
Важна здесь и фиксация точек гибели государства. Она случается тогда, когда закономерная смена вектора не осуществлялась. Власть не отвечала артикулируемые временем запросы. Такое фиксируется дважды – при Николае II, не ответившего в должной мере на вызовы модернизации, и при переходе Горбачев – Ельцин, когда требовалось остановить распадный процесс, обратиться к цивилизационноидентичным ценностным накоплениям, а не продолжать либеральную линию.
Опыт российского цивилизационного маятника адресуется сегодня к президентству Владимира Путина. Темы патриотизма, суверенитета, цивилизационных, идентичных ценностей соответствуют запросам населения на новой фазе маятникого хода. На путинский период объективно должна была выпасть историческая миссия возвращения России к цивилизационно идентичным ценностям. На уровне политической риторики это, действительно, произошло. Однако в отношении экономической и социальной системы такого поворота не случилось, хотя по логике маятникового хода должно было случиться. И это создает, по опыту распада государства в прошлом, соответствующие угрозы. (Рис. 7).
Рис. 7. Инверсии российской истории
Действие цивилизационного маятника обнаруживается не только применительно к России. Расчет велся в формате экспертной сессии, в рамках которой группа по достаточно большому количеству показателей давала оценку состояния цивилизационной идентичности стран мира в пятилетнем шаговом режиме. Практические рекомендации для власти, следующие из модели цивилизационного маятника, опираются, таким образом, не только на российский, но мировой исторический опыт. (Рис. 8, 9).
Рис. 8. Динамика состояния цивилизационной идентичности государств по ряду европейских стран
Рис. 9. Динамика состояния цивилизационной идентичности государств по ряду стран мира
Существуют и внешние обстоятельства, определяющие перспективы грядущей российской политической трансформации. Конечно, мы живем не в изолированном мире. Безусловно, мы не можем быть не связаны с мировыми процессами. Соответственно, необходимо ответить на вопрос о содержании мирового мейнстрима. Этот мейнстрим выражается надвигающейся волной нового системного кризиса.
На рисунке ниже приведены все кризисы, которые традиционно выделяются в литературе в качестве кризисов, имевших мировое проявление. Средний срок от кризиса до кризиса составляет пять лет. Но частность кризисов на современном этапе истории еще более возрастает. Следует, таким образом, прогнозировать, что ближайший кризис, ближайшее мировое потрясение находится не в отдаленной перспективе. И такое потрясение может иметь для существующей системы мироустройства роковые последствия. (Рис. 10).
Рис. 10. Мир стоит на пороге нового глобального кризиса. Сумеет ли Россия воспользоваться этой ситуацией?
Как ситуация мирового кризиса скажется на России? Когда-то Советский Союз использовал Великую депрессию для осуществления исторического прорыва. Готова ли сегодня Россия осуществить подобный рывок, использовав затруднительное положение геополитических противников. Или, напротив, мировой кризис обрушит и Россию, поскольку у нас и финансовые инфраструктуры, и экономика по-прежнему завязаны на внешний (= западный) мир.
К трансформациям мироустройства приводит и любой исход президентских выборов в Соединенных Штатах Америки. Вариант Клинтон – это либеральная силовая зачистка мира. Вариант Трампа – это правая перспектива, фашизационная мировая трансформация.
Как скажутся эти варианты в отношении России? На основе заявлений кандидатов в президентское кресло можно провести исторические аналогии. Клинтовский вариант – это вариант Антанты, нового объединенного похода против России коалиции западных государств во главе с США. Трамповский вариант – это отнюдь не дружба с Россией. Исходя из высказываний кандидата от республиканцев, возникают уже аналогии столкновения СССР с Германией во Второй мировой войне. Взращивается некий агрессор, становящий противником России. Этот агрессор изобличается в качестве мирового зла, но обеспечивается при этом соответствующими финансовыми вливаниями. Далее он сталкивается с Россией в кровопролитном конфликте, и США черпают дивиденды, оказавшись вне схватки или на периферии схватки. Таким противником России в трамповском сценарии может вполне стать новый исламский халифат. Не исключено и использование в этом качестве Китая.
В любом случае – и при клинтоновском, и при трамповском варианте Россия столкнется с большими вызовами. Готова ли Россия к этим вызовам? Начинается объективно новый политический цикл не только российского, но и в целом мирового развития. Мир стоит на пороге глобальных трансформаций. Россия, приходится констатировать, пока к этим трансформациям, судя по всему, не готова. И эта неготовность, конечно, может иметь в трансформационной фазе для нее самые тяжелые последствия. (Рис. 11).
Рис. 11. Грядущая мировая политическая трансформация
Война, как учит история, может очень легко трансформироваться в революцию. Коли мы ввязываемся в войну, то в этой войне надо обязательно побеждать. Военное поражение будет означать не только внешние уступки, но и внутреннее политическое обрушение. В войну мы вошли, рубикон перейден, теперь другого выбора, чем преобразование страны на цивилизационноидентичной платформе нет.
Обратимся к истории России. Проиграли русско-японскую войну – Первая российская революция. Проигранная Первая мировая война – Революция 1917 года. Поражение в Холодной войне, вывод войск из Афганистана – антисоветская революция.
Еще одна историческая апелляция. Как известно, итогом Первой мировой войны явилась целая серия революций. Но революции произошли исключительно в тех самых странах, которые терпели поражения. В странах – победителях революций не было. (Рис. 12).
Рис. 12. Поражение в войне как фактор революции
Конечно, определенные трансформации политического режима в России происходят. Сказать, что режим никуда не движется, что все осталось так, как было в 1990-е годы, нельзя. Но возникает вопрос: куда движется политический режим?
Сопоставим три модели: модель 1990-х годов, модель, задаваемую современным вектором движения и историческую модель России, как желаемую для большинства населения.
Экономическая сфера: 1990-е годы – капитализм, свободный рынок; 2000-е годы – корпоративизм, рынок, но не классический, а кланово-бюрократический; желаемая модель – социализм, этатистская нерыночная система экономики.
Политическая сфера: 1990-е годы – политический плюрализм; 2000-е годы – персонократия; желаемая модель – не власть персоны, какой бы выдающейся она не была, а власть идей, идеократия.
Социальная сфера: 1990-е годы – общество социальной конкуренции; 2000-е годы – неофеодализм, патронаж сильных («отцы родные») над слабыми; желаемая модель – общество социального равенства.
Сфера самоидентификации: 1990-е годы – космополитизм; 2000-е годы – гражданская идентичность; желаемая модель — цивилизационная идентичность.
Аксиологическая сфера: 1990-е годы — пропаганда потребительства и пороков; 2000-е годы — консюмеристский консерватизм (консервативные ценности, но в сочетании с пропагандой высокого потребления); желаемая модель — идеалы духовного преображения человека.
Сфера встроенности в мир: 1990-е годы Россия заявлялась как часть Запад; 2000-е годы — Россия – военно-энергетическая держава; желаемая модель — Россия – лидер мироустроительной альтернативы.
Определенные элементы происходящих сегодня трансформаций могут вызывать ассоциации по эффекту подобия с желаемым идеалом. Но это движение, важно подчеркнуть, не есть движение к этому желаемому большинством народа и цивилизационно идентичному идеалу. (Рис. 13).
Рис. 13. Направления современной российской трансформации
Всего классических идеологий не столь большое количество. Есть идеология либерализма. Есть идеология фашизма. Есть идеология солидаризма (социализм, коммунизм). По большому счету, выбор идет между этими тремя идеологиями. Консерватизм может быть разным. Консервироваться может и либеральная система. Консервироваться может и система фашистская. Консервироваться может и солидаризм.
Возвращение к модели 1990-х годов – это верная гибель страны. Нового оранжевизма Россия не выдержит. Вторая модель – модель фашизационной перспективы – это тоже гибель страны. Межэтнические конфликты, объявление России криминальным государством и реализация сценария полной изоляции – результат — геополитическое уничтожение. Остается одно – солидаризационная перспектива, как шанс на возвращение к цивилизационноидентичной модели России, основываемой исторически на идеалах соборного бытия. (Рис. 14).
Рис. 14. Россия на перекрестке идеологического выбора
Сумеет ли найти власть или общество в целом соответствующие ценности, возможности их имплементировать в практику – это вопрос следующего политического цикла. И как пройдет Россия этот цикл есть проблема не только российского и даже не просто мирового, но всемирно-исторического масштаба.
власть, общественная модель, политический цикл, Россия, трансформация