В марксизме мы находим разработку основных положений азиатского способа производства, особенно подробно об экономической структуре этого способа производства мы встречаем у К. Маркса в первоначальном варианте "Капитала" /экономические рукописи, 1857-1859 гг./, где речь идет о формах, предшествующих капиталистическому способу производства.
Основой любого способа производства является структура форм собственности. Вместе с тем она определяет и уровень развития его производительных сил, характер политической надстройки (власти).
Общая собственность на землю составляет базис азиатского способа производства. Земля же в свою очередь служит базисом коллектива (общины). Она является и средством труда, и материалом труда, и местом жительства членов общины. Отдельный человек реализует свое отношение к этой земле именно как член данной общины. Поэтому К. Маркс определяет собственность исходя из этих двух факторов: "Собственность означает принадлежность индивида к какому-либо племени (коллективу) /означает иметь в нем основу для своего субъективно-объективного существования/, а через посредство отношения этого коллектива к земле как к своему неорганическому телу - отношение индивида к земле, к внешнему первоначальному условию производства (так как земля есть одновременно и сырье, и орудие, и плод) как к неотъемлемой предпосылке его индивидуальности, к способу существования последней".(1)
Из этого тезиса следует, что основное экономическое отношение состоит в том, что отдельные члены общины не являются реальными собственниками земли, а являются ее совладельцами. По сути реализуются общинная форма собственности и индивидуальная форма совладения средствами производства. Отдельный человек не может претендовать на объекты этой собственности, потому что субъектом собственности выступает община. "В азиатской (по крайней мере преобладающей) форме не существует собственности отдельного лица, а существует лишь его владение; действительный, настоящий собственник - это община; следовательно, собственность существует только как общая собственность на землю."(2) Отдельный работник реализует свое положение собственника не непосредственно, а через посредство той общины, которой он принадлежит. Более того, работник сам выступает объектом собственности, являясь принадлежностью данной общины. При этом факте, когда отдельный человек "никогда не становится собственником, а является только владельцем, он, по сути дела, сам - собственность, раб того, в ком олицетворено единое начало общины."(3)
В азиатской собственности имеют место формы соподчинения подчинение одной общины другой. Отношение между различными общинами не равное. Единым началом, объединяющим различные общины (находящиеся на различных уровнях) в целое, выступает государство, которое осуществляет централизованное управление. Функцией центральной власти является обеспечение общих для всех условий по созданию ирригационных систем, средств сообщения и т.п. Централизованная форма управления масштабных общественных работ при их неправильном ведении приводит к большим потерям в национальном масштабе.
Касаясь централизованного управления при азиатском способе производства, К.Маркс выделяет три ведомства (отрасли) управления: 1) финансовое. 2) военное; 3) ведомство общественных работ.(4) Возможно, существовали и другие ведомства, но очевидно, что эти три ведомства должны быть основными для любого деспотического централизованного управления. К. Маркс особо выделяет функции организации общественных работ, которые в условиях азиатских стран, в силу их климатических и прочих условий, играют очень важную роль. Так как действительным собственником средств производства (и сельскохозяйственного, и промышленного производства, которые в азиатской форме сочетаются), является единое начало, т.е. государство, то и результаты труда членов общины присваиваются государством. Для выражения этой связи Л.В. Васильев, на наш взгляд, удачно использует понятие власть-собственность. "Суть феномена власти-собственности сводится к тому, что в условиях формирования надобщинных политических образований, протогосударств, владение и распоряжение ресурсами нерасчлененного коллектива становится функцией ставших над общинами субъектов властей, вождей и их окружения. Коллективная собственность общины трансформируется в верховную государственную собственность как функцию власти. Власть и собственность слиты воедино...".(5) Здесь необходимый продукт ограничен и идет, в основном, на обеспечение существования работника и его семьи. Это разновидность рабочего фонда. Результаты труда воплощаются также и в прибавочном продукте. Некоторая часть этого прибавочного продукта направлена на создание условий воспроизводства и обмен. Основная же его часть в виде дани поступает в распоряжение "отчасти действительного деспота, отчасти воображаемого племенного существа, бога."(6) Таким образом, в общине все его члены были поставлены в одинаковые условия по отношению к средствам производства, кроме этого единого начала и деспота, которые в силу своего монопольного положения и осуществляли действительное присвоение результатов этих средств производства. Поэтому в общине нет сильной классовой дифференциации. Выделялись два класса - класс производителей и господствующий класс в лице единого начала и деспота, которые и присваивали большую часть прибавочного продукта. Продукт в этом обществе является носителем прибавочного продукта, но он в своей массе не является стоимостью. Здесь отсутствует эта общественная связь. В общинах отсутствует частная собственность, они функционируют как обособленные образования и замкнутые системы. Экономической целью является производство потребительной стоимости для воспроизводства индивида в его ограниченности. Последнее означает, что человек при этом способе производства не становится самостоятельным по отношению к общине, т.е. он не свободен. В такой системе общественных отношений не могло быть свободного и полного развития индивида. Это развитие будет всегда иметь ограниченный характер, определяемый принадлежностью к данной общине. Несмотря на это, человек в этой системе выступает как цель производства, так как производство обеспечивает существование человека.
Человек, трудящийся в условиях азиатского способа производства, в силу неразвитости материальных средств производства является главной, незаменимой производительной силой. В целом азиатская форма собственности отличалась устойчивостью по той причине, что сами производительные силы в результате соединения промышленности и сельского хозяйства, города и деревни, оказались очень устойчивыми. Можно считать, что в данном случае длительное время форма собственности соответствовала уровню развития производительных сил. В качестве первой производительной силы выступает сама община.
Таким образом, налицо все стороны способа производства (взаимодействие производительных сил, производственных отношений и политической надстройки), который определяется азиатским. Поэтому не случайно, что среди других способов производства К. Маркс однозначно выделяет и азиатский.(7) Однако термин "азиатский", как правильно разъясняет Р.М. Нуреев, "никогда не имел строго регионального значения и применялся для обозначения универсальной стадии развития человечества. Маркс и Энгельс считали ее распространенной не только в древнем и средневековом Востоке (Индия, Турция, Персия, Китай и т.д.), но и в государствах Африки (Египет), Америки (Мексика, Перу), Европы (этруски и др.) на определенном этапе их развития. Поэтому термин "азиатский" является своего рода иррациональной категорией: обозначая часть, он в то же время характеризует целое."(8) Отличительными чертами этого способа производства можно считать следующие: 1) господство общественной собственности и отсутствие частной собственности; отдельные члены общины являются совладельцами средств производства; 2) эксплуатация человека государством в лице центральной власти и деспота, 3) централизованное управление общественными работами; 4) общинная система хозяйствования и жизнедеятельности; 5) застойность в развитии производительных сил; целью производства является производство потребительной стоимости и человека; 6) деспотизм как форма власти.
Основные черты азиатского способа производства были присущи не только таким его классическим странам, как Индия и Китай, но и России, в которой господствовала общинная форма хозяйствования и общинная форма собственности. В работах К. Маркса и Ф. Энгельса этой форме придавалось особое значение с точки зрения социалистических и коммунистических перспектив. Вопрос об общинном укладе и собственности в России изучался К. Марксом и Ф. Энгельсом с течение двадцати лет. Ему были посвящены статья Ф. Энгельса "О социальном вопросе в России" (1875 г.), совместное с Марксом предисловие ко второму русскому изданию "Манифеста" (1882 г.)..Во всех указанных работах придается исключительное значение русской общине при переходе к социализму. Однако во всех случаях это связывается с пролетарской победой в странах Западной Европы, которые могли бы в этом случае помочь России поднять производительные силы до необходимого уровня развития. В русской общине классики видели зародыш будущего общества, основанный на общественной собственности. И с этой точки зрения, несомненно, особый интерес представляют рассуждения Энгельса о русской общине: "В то время как в Западной Европе капиталистическое общество распадается и неустранимые противоречия его собственного развития грозят ему гибелью, в это самое время в России около половины всей обрабатываемой земли находится еще, как общая собственность, в руках крестьянских общин.".(9) Таким образом, еще в конце XIX века русская община продолжала существовать почти в своем первозданном виде, однако, за сотни лет она не смогла выработать "из самой себя высшую форму общей собственности".(10) Ф.Энгельс далее подчеркивает, что все формы общины "имеют с будущим социалистическим обществом только то общее, что известные вещи, средства производства, находятся в общей собственности и в общем пользовании известных групп. Однако это общее свойство не делает низшую общественную форму способной создавать из себя самой будущее социалистическое общество, этот последний продукт капиталистического общества, порождаемый им самим.".(11) Итак, общинная собственность, сама по себе являясь зародышевой формой социалистической общественной собственности, т.е. основой социализма, не могла создать из самой себя эту форму. При этом было два пути ее развития. Либо общинная форма собственности должна выла существовать до социалистической революции на Западе, чтобы последний мог помочь поднять ее до уровня социалистической, либо эта общинная собственность должна была перейти в другую форму, а именно перейти во владение отдельных людей, т.е. превратиться в парцельную собственность. И тогда Россия должна была пройти длительный путь капиталистического развития. Впрочем, Энгельс и в конце XIX века считал, что "Россия ни на основе общины, ни на основе капитализма не может достичь социалистического переустройства общества.".(12) России еще длительное время пребывала во власти докапиталистических, азиатских экономических и политических форм.
Нельзя не остановиться на оценке азиатского способа производства, данной В.И. Лениным в "Докладе об Объединительном съезде РСДРП". Он непосредственно не говорит об азиатском способе производства, а просто повторяет доводы делегата, назвавшего себя на этом съезде Демьяном и выступившего против аргументов Г.В. Плеханова, который ратовал за "муниципализацию" земли и выступал против ее национализации. Плеханов в муниципализации видел гарантию от реставрации азиатского способа производства в России: "Аграрная история России, - говорил - Плеханов, более похожа на историю Индии, Египта, Китая и других восточных деспотий, чем на историю Западной Европы. В этом нет ничего удивительного, потому что экономическое развитие каждого народа совершается в своеобразной исторической обстановке. У нас дело сложилось так, что земля вместе с земледельцами была закрепощена государством, и на основании этого закрепощения развился русский деспотизм. Чтобы разбить деспотизм, необходимо устранить его экономическую основу, поэтому я - против национализации... Иное дело муниципализация. В случае реставрации, она не отдает земли в руки политических представителей старого порядка; наоборот, в органах общественного самоуправления, владеющих землею, она создает оплот против реакции".(13) В заключительной речи по аграрному вопросу Т.В. Плеханов вновь подчеркнул, что "необходимо разрушить эту экономическую основу, благодаря которой наш народ все больше и больше сближается с азиатским народом; нужно вырвать ту экономическую основу, которую еще Энгельс назвал самой серьезной основой деспотизма". (14)
Теперь посмотрим, что же говорил Демьян, аргументы которого Ленин назвал неопровержимыми и повторил на Съезде. Он сказал, что "не вышло у Плеханова ровно ничего из той реставрации, которой он вздумал нас пугать. Из посылки его аргументации вытекает реставрация Московской Руси, т.е. реставрация азиатского способа производства, т.е. чистейшая бессмыслица в эпоху капитализма"(15).
Далее Ленин приводит ответ Плеханова: "Он ответил необыкновенно ловко. Ленин - эсер, - воскликнул он, - а товарищ Демьян кормит меня какой-то Демьяновой ухой... Я позволю себе думать, что "Демьянова уха" станет "историческим выражением" не по отношению к тов. Демьяну, ...а по отношению к тов. Плеханову."(16). Здесь же Ленин называет возможность экономической реставрации московской Руси "юмористической".
В этом докладе, давая оценку выступлению Плеханова, Ленин вновь касается проблем азиатского способа производства. "В самом деле, говорил В.И. Ленин, - взгляните сначала на эту "национализацию в московской, допетровской Руси". Не будем уже говорить о том, что исторические воззрения Плеханова состоят в утрировке либеральнонароднического взгляда на московскую Русь. Говорить о национализации земли в допетровской России серьезно не доводится - сошлемся на Ключевского, Ефименко и др. Но оставим эти исторические изыскания. Допустим на минуту, что в московской, допетровской Руси в ХУШ веке существовала действительно национализация земли. Что отсюда следует? По логике Плеханова отсюда следует, что ввести национализацию, значит облегчить реставрацию московской Руси, но такая логика есть именно софизм, а не логика, или игра в слова, без анализа экономической основы явлений или экономического содержания понятий. Поскольку в московской Руси была (или: если в московской Руси была) национализация земли, постольку экономической основой ее был азиатский способ производства. Между тем, в России во второй половине XIX века упрочился, а в XX веке стал уже безусловно преобладающим капиталистический способ производства. Что остается от доводов Плеханова? Национализацию, основанную на азиатском способе производства, он смешал с национализацией, основанной на капиталистическом способе производства. Из-за тождества слов он просмотрел коренное различие экономических, именно производственных отношений."(17)
Какой вывод можно сделать из приведенных суждений Ленина? Он правильно подметил суть азиатского способа производства, но он не считал, что в допетровской России земля была национализирована. Он лишь допускал это. Значит он отрицал его существование в допетровской России, отсюда экономический строй в России в допетровский период он не считал азиатским способом производства. Но допущения Ленина с учетом того, что ему надо было критиковать аргументацию Плеханова против национализации земли, за которую он сам выступал, наводит на мысль, что Ленин все-же сомневался в этом. По крайней мере в его позиции не чувствуется четкости и твердости. Тем больше, что он сам признал, что на съезде лишь повторил аргументацию другого делегата. Аргументы Ленина о невозможности реставрации азиатского способа производства после социалистической революции в России были не очень убедительными потому, что капитализм XIX века и начала XX века в России еще не настолько окреп, с вытекающими отсюда зрелыми общественными отношениями, чтобы такая возможность полностью исключалась. В связи с этим несколько легковесна - и его оценка позиции Плеханова, которую он считал случайной, основанной на смешении двух совершенно разных экономических явлений, на основе тождества слов. Между тем Г. Плеханов посвятил анализу этих отношений специальную работу "К аграрному вопросу в России".(18)
Нельзя не видеть определенную прямолинейность и у Плеханова, который проводил исторические аналогии, отвлекаясь от уровня развития производительных сил и сложившихся общественных отношений, которые безусловно могли оказать влияние на создавшиеся новые производственные отношения в результате социалистической революции. Хотя основы нового общественно-экономического строя могли быть сходны с прежними. Возникшие общественные отношения также могли иметь сходство. Трудно определить, кто здесь больше не прав:Плеханов, который отвлекся от реальных социально-экономических условий или Ленин, отвергший резонные опасения Плеханова, (причем сам не дал гарантий от такой реставрации) имеющие под собой определенную экономическую и политическую почву, и с которыми нельзя было ни считаться. Теперь, с высоты нашего времени, когда мы хорошо знаем, что вышло из этой национализации земли, можно констатировать, что "Демьянова уха" стала историческим выражением не по отношению к Плеханову, а по отношению к Ленину. Следует отметить и другое. В.И. Ленин, разбирая позицию Р. Люксембург относительно национального вопроса и автономии, фактически соглашается с ней в том, что в России в начале века (точнее речь идет об анализе общественных отношений в России первого десятилетия нашего столетия) господствовал строй азиатского деспотизма. "Всем известно, -пишет Ленин, - что подобного рода государственный строй обладает очень большой прочностью в тех случаях, когда в экономике данной страны преобладают совершенно патриархальные, докапиталистические Черты и ничтожное развитие товарного хозяйства и классовой дифференциации"(19). Таким образом, здесь речь идет об азиатском способе производства с главными его атрибутами.
Покоившийся на насилии и деспотизме азиатский способ производства стал разрушаться под ударами капитализма. Отношения капитализма, как более прогрессивные, все настойчивее проникали в разные сферы экономики - более успешно в промышленность, медленнее в сельское хозяйство, возрастала эксплуатация наемного труда, происходили дальнейшая дифференциация и поляризация общества. Развивалось товарное производство. Целью производства все в большей мере становилось не производство потребительной стоимости, а стоимости и прибавочной стоимости. Внеэкономическое принуждение вытеснялось экономическим принуждением. Человек приобретал определенные политические и юридические свободы. Начался этап развития капиталистических производительных сил, однако капитализм в России еще не вполне окреп, он не стал господствующей и преобладающей формой общественных отношений, ещё были сильно развиты отношения азиатско-деспотические.
На первый взгляд, может показаться, что из этой смешанной формы легче перейти к социализму, что с такой политической властью (азиатским деспотизмом) легче справиться (разделаться), чем со всеобщей властью крупного капитала. Однако, оказывается, сами по себе социалистические мероприятия ничего не дают общественному прогрессу, так как на определенной ступени развития производительных сил, они вновь с объективной необходимостью должны были восстановиться.
На это убедительно показал Ф. Энгельс в статье "О социальном вопросе в России": "Только на известной, даже для наших современных условий, очень высокой степени развития общественных производительных сил, становится возможным поднять производство до такого уровня, чтобы отмена классовых различий стала действительно прогрессом, чтобы она стала прочной и не повлекла за собой застоя или даже упадка в общественном способе производства."(20) Нельзя перескочить с фактически доклассовых общественных отношений в бесклассовые, минуя антагонистические классовые отношения. А такой уровень производительных сил и общественных отношений достигает только капиталистический способ производства в его развитой форме. Энгельс метко замечает, что восстановление такого состояния, когда нет классовых различий, и в голову не может прийти уже по одному тому "что из этого состояния, с развитием общественных производительных сил, необходимо возникают классовые различия."(21). К сожалению, то, что не могло прийти в голову Энгельсу, в нашей стране было осуществлено на практике. Но социалистические преобразования, которые были осуществлены на еще недозревшей для них почве, как мы уже знаем, не могли привести к желаемым результатам.
Однако, как определить тот уровень производительные сил, который позволил бы перейти к социализму? Во-первых, видимо, тот уровень производительных сил, для которого вполне капиталистические отношения из форм развития постепенно превращаются в их оковы. Если же эти отношения еще открывают достаточно простора для развития производительных сил, то можно утверждать, что эти производительные силы пока не достигли того уровня, чтобы перейти к новым, более развитым формам общественных отношений. Во-вторых, тот уровень, который при переходе к социалистическому производству и распределению позволил бы иметь более высокий уровень жизни для народа, чем тот, который был до перехода. Иначе любые изменения в системе общественных отношений являются бессмысленными, неоправданными, тем более, если для этого перехода требуются большие человеческие жертвы, разрушение материальновещественных производительных сил общества.
В стране, ставшей на путь социалистического переустройства при низком уровне производительных сил, было бы. .трудно собственными силами подтянуть их; для этого потребовались бы сверхусилия в экономический, политической, социальной и культурной областях. Отдельные успехи (пусть даже очень крупные), достигнутые в результате сверхусилий, не могут обеспечить общий успех, потому что для этого требовалась целая историческая эпоха. Этот исторический срок мог быть сокращен только в том случае, если бы страны, находящиеся на высоком уровне развития производительных сил, оказали им необходимую экономическую и культурную помощь.
А был ли достаточно развит капитализм в России, особенно с учетом таких ее окраин, как Средняя Азия, да и другие регионы (Сибирь, Дальний Восток), где особенно сильны были докапиталистические отношения. На этот вопрос следует дать отрицательный ответ. Россия сама отличалась мелкотоварными отношениями, капитализм еще не успел окрепнуть до такой степени, чтобы эта мелкотоварная стихия не смогла её вновь окутать. Россия была и оставалась очень молодой страной капиталистических отношений (если учесть, что крепостное право было отменено только в 1861 году, тогда как на Западе капитализм развивался с ХVI века). Наемные рабочие, которые создавали основную массу прибавочной стоимости, составляли в 1913 году всего 15 млн. человек, т.е. менее 10% численности населения страны, эксплуататорский класс в лице буржуазии, помещиков, торговцев и кулаков - 16,3 млн. человек, т.е. более 10%.(22). На одного эксплуататора в 1913 году приходилось менее одного эксплуатируемого. Если к этому добавить, что до 40% всех наемных рабочих были сосредоточены на крупных предприятиях (свыше 1000 рабочих) в промышленных центрах России,(23) то очевидно, что на большей части территории России капиталистические отношения были очень слабо развиты.
То же самое касается сельского хозяйства. Аграрная реформа 19071915 гг., хотя и была направлена на капитализацию сельского хозяйства, в ходе которой насильно разрушалось общинное землевладение и насаждалась частная собственность, тем не менее не достигла своей цели. Общину покидали в основном кулаки и те крестьяне, которые уходили на заработки в города.(24)
Социализм как общественный строй в ряду других общественных устройств стоит выше всех, в том числе и капитализма. Поэтому он должен был впитать в себя все положительные черты производительных сил капитализма (высокий уровень организации производства, дисциплину труда, строжайший учет и контроль, предприимчивость к научно-техническим достижениям, культуру производства, рациональное использование материальных и прочих ресурсов и т.п.).
Почему же уровень развития производительных сил имеет столь важное значение? Производительные силы являются содержательной стороной экономических форм, и эти экономические формы должны соответствовать их уровню (скажем, нельзя иметь общественные формы присвоения без универсального развития производительных сил, как человека, так и средств производства и их взаимосвязи), они еще и образуют связь (нить) между различными способами производства. А для того, чтобы общество развивалось по восходящей линии, поступательно, каждый последующий способ производства должен наследовать более развитые производительные силы, чем предыдущие. Если же новый способ производства наследует слабо, точнее, недостаточно развитые производительные силы, и последние не соответствуют его экономическим формам(созданные насильно), то либо он должен подтянуть их до уровня этих новых отношений, либо сам придет в упадок из-за этого несоответствия. К. Маркс писал: "Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых он дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия для их существования в недрах самого старого общества."(25) Но это верно, если рассматривать развитие производительных сил и производственных отношений в "чистом" виде, без влияния политической надстройки, т.е. если развитие этих сторон способа производства происходит стихийно, как естественно-исторический процесс. Влияние политики может внести существенное влияние в этот естественноисторический ход развития. Оно может усилить противоречия между производительными силами и производственными отношениями, противоречия внутри каждой из них, создать новые противоречия уже вне этой системы, скажем, между политикой и производительными силами, политикой и производственными отношениями. Воздействие внешнего фактора может стать катализатором этого процесса. Оно может привести к гибели экономической формации раньше, чем разовьются до возможного предела его производительные силы. С другой стороны, это же воздействие может создать новые формы, не соответствующие уровню развития производительных сил. Таким образом, может возникнуть двоякое несоответствие.
Если в какой-либо стране, или в группе стран в результате такого внешнего воздействия возникнут вышеуказанные несоответствия, то это неминуемо приведет к упадку в способе производства. В то же время в странах старого способа производства, производственные отношения которого и дальше будут открывать возможности для развития производительных сил (общественное развитие получит свое дальнейшее логическое продолжение), будут созданы более высокие и развитые производительные силы (тем более, что они уже стояли выше). Таким образом, уровень развития производительных сил является главным условием того, что победа социализма будет иметь необратимый характер. Это необходимо и для того, чтобы они служили, новым толчком для развития общественных форм. Если же эти производительные силы не достигли такой степени развития, то они неминуемо будут тянуть назад за собой общественные формы, которые сами по себе потенциально более передовые, по сравнению с капитализмом.
Самые радикальные социалистические меры, такие, как уничтожение частной собственности и экономической власти капиталистов, превращаются в фикцию, если для их уничтожения нет социально-экономических предпосылок. Еще Ф. Энгельс, критикуя К.Гейцена, доказал, что уничтожение частной собственности должно быть подготовлено всем ходом общественного развития, иначе оно не состоятельно.(26) Для этого необходимо, чтобы, прежде всего, производительные силы и средства обмена переросли рамки индивидуального обмена и частной собственности. Да и само уничтожение частной собственности классики не рассматривали как единовременный акт (даже для стран Запада), а длительный и последовательный процесс. Это особенно важно и обязательно для таких стран, где производительные силы недостаточно развиты для перехода к социализму. На семнадцатый вопрос своих "Принципов коммунизма" ("возможно ли уничтожение частной собственности сразу?") Энгельс отвечает однозначно: "Нет, невозможно, точно так же, как нельзя сразу увеличить имеющиеся производительные силы в таких пределах, какие необходимы для создания общественного хозяйства. Поэтому надвигающаяся по всем признакам революция пролетариата сможет только постепенно преобразовать нынешнее общество и только тогда уничтожить частную собственность, когда будет создана необходимая масса средств производства".(27)
Как видим, Энгельс придает важное значение институту частной собственности в создании производительных сил социализма. Уничтожение ее самой возможно только по мере создания для этого материальных предпосылок. В нашей стране, которая была слабо развита экономически, сохранение хотя бы ограниченных форм частной собственности представлялось объективной необходимостью. На самом же деле в течение нескольких месяцев была уничтожена частная собственность на землю, фабрики и т.п., т.е. на решающие средства производства.
Высокий уровень развития производительных сил является обязательным условием перехода к социализму (его абсолютно необходимой практической предпосылкой) еще и потому, "что без него имеет место лишь всеобщее распространение бедности, а при крайней нужде должна была бы снова начаться борьба за необходимые предметы и, значит, должна была воскреснуть вся старая мерзость.".(28) Эта всеобщая нищета могла привести и ко всеобщей лености, потому что человек не мог иметь достаточных стимулов к труду, не воспроизводил бы свою рабочую силу. Поэтому не случайно то, что Маркс и Энгельс связывали судьбу социализма (коммунизма) с самыми передовыми странами капитализма, считая даже их высокий уровень развития производительных сил недостаточным для перехода к социализму. Причем, чем менее развита страна, тем труднее, длительнее и мучительнее должны были происходить социалистические преобразования.
В этом плане Россия не отличалась высоким уровнем развития производительных сил. Даже в свои лучшие годы она значительно уступала в техническом отношении Западу. Накануне войны 1914-1918 гг. общая мощность всех механических двигателей России уступала США в 10 раз.(29) Производительность труда в крупной фабрично-заводской промышленности России в 1910 г. была почти в 3,5 ниже, чем в том же году в США, и намного меньше, чем в США в 1860 г. Душевые размеры накопления капитала и прочих элементов богатства в России были в 3,5-3,4 меньше, чем в странах Западной Европы и в 6 раз меньше, чем в США.(30) Известно, что уровень развития человека как производительного работника (не говоря уже о его личности) зависит от уровня заработной платы, однако и по этому показателю Россия уступала США - в 4 раза. Смертность в России была в 2 раза выше, чем в США и других странах Запада.(31)
Именно этот низкий уровень развития производительных сил давал основание сомневаться относительно возможности строительства социализма в России М.И. Туган-Барановскому и Г.В. Плеханову.
М.И. Туган-Барановский в своей книге "Социализм, как положительное учение" отрицательно относится к идее социалистического переустройства в России, считая, что ее экономика еще не созрела для социалистической системы хозяйствования. Он считал, что для осуществления социалистического строя в России недостаточно власти социалистов и декретов революционной власти, как бы сильна она ни была: "Легко понять, что социализм лишь постольку может быть осуществлен, поскольку социализм представляет собой хозяйственную систему высшей производительности, сравнительно с существующей. Если бы оказалось, что переход к социалистическому хозяйству приводит не к росту, а к падению общественного богатства, то.. конечно, социалистический строй не мог упрочиться, как бы ни были велики, к нему симпатии народных масс. Ибо прогрессивное хозяйственное развитие идет всегда в направлении роста, а не падения производительности общественного труда.
Но социалистическая система хозяйствования, осуществленная в недозревшей для нее общественной среде, несомненно, должна привести к хозяйственному регрессу вместо прогресса. Нужно иметь в виду, что социализм является системой хозяйства гораздо более сложной и труднее осуществимой, чем какие-либо до сих пор бывшие системы хозяйствования. Социализм предъявляет к его участникам гораздо большие требования, чем иные хозяйственные системы, и если эти требования не удовлетворяются, то вместо того, чтобы быть системой хозяйства высшей производительности, социализм неизбежно должен оказаться системой низшей производительности, чем иные хозяйственные системы".(32)
На наш взгляд, Туган-Барановский правильно подчеркивает необходимость высокого уровня развития производительных сил для победы нового общества, особо выделяя уровень развития производительности труда. Но высшая производительность труда не может быть достигнута в государстве, стоящем на ступень ниже, чем развитые страны. Этому мешают более отсталые общественные отношения. Высшая производительность достигается не столько современными экономическими усилиями, сколько предшествующими экономическим опытом и достижениями, и накопленной культурой. Другими словами, для этой производительности труда нужна соответствующая экономическая база, фундамент.
Социализм является более сложной и трудноосуществимой системой хозяйства, потому, что он строится сознательно, на основе науки. Последнее требует, чтобы основная масса созидателей нового общества имела соответствующий уровень образованности и культуры. И это достигается многолетним естественным развитием. Весьма интересны и убедительны суждения о судьбах социализма в России Г.В. Плеханова.
Исходя из Марксовых предпосылок перехода к новому обществу, он считал, что капитализм в России не достиг той высшей ступени, на которой он уже не способствует развитию производительных сил страны, и что "Россия страдает не только от того, что в ней есть капитализм, но также и от того, что в ней недостаточно развит капиталистический способ производства...,-Если капитализм еще не достиг в данной стране той высшей своей ступени, на которой он делается препятствием для развития ее производительных сил, то нелепо звать рабочих, городских и сельских, и беднейшую часть крестьянства к его низвержению... Не менее нелепо звать их к захвату политической власти". Поэтому он назвал безумной и крайне вредной политикой "сеять анархическую смуту на Русской земле..."(33)
Плеханов, аналогично Марксу, считает историческое общественное развитие не случайным, а закономерным процессом, имеющим свою причину и ступени зрелости.
Следует заметить, что относительно социалистического переустройства России сомневались не только русские ученые, но и видные представители социал-демократии других стран. В частности, К. Каутский в своей работе "Терроризм и коммунизм" писал:
"Замена капиталистического производства социалистическим обнимает два момента: она является, с одной стороны, вопросом собственности, а с другой - вопросом организации. Она требует отмены частной собственности на орудия производства и перехода их в общественное достояние в форме государственной, коммунальной или кооперативной. собственности. Но она требует также замены капиталистической организации общественной организацией производства и его функций в полном экономическом сцеплении.
Из этих двух преобразований простейшим является преобразование собственности. Нет ничего легче как экспроприировать капиталиста. Это лишь дело силы...
Не так просто, как экспроприация, происходит организация. Капиталистическое производство есть искусственный организм, мозг которого находится в капиталисте или его заместителе.
И если хотят устранить капитализм, то нужно создать организм, который в состоянии функционировать и без капиталистического мозга так же хорошо, даже лучше. Это не так просто... это требует ряда предпосылок материального и морального свойства, высокого развития капиталистической организации не только производства, но и сбыта и доставки сырья; требует наличие пролетариата, сознающего свои обязанности не только по отношению к ближайшим товарищам, а и ко всему обществу; выработавшего в себе привычки добровольной дисциплины и самоуправления долголетним пребыванием в массовых организациях; достаточно интеллигентного, наконец, для того, чтобы отличать возможное от невозможного, научно образованного и стойкого характером вождя - от бессовестного, невежественного демагога.
Там, где этих условий нет, капитализм не может надолго и с успехом заменен социализмом... Оба момента - устранение и организация - должны находиться в тесной связи, дабы вместо существующего производства не наступил хаос и полная приостановка деятельности".(34)
Эти мысли К. Каутского подтверждают то положение, что уничтожение частной собственности само по себе ничего не дает для построения нового общества. При этом он проявляет большую гибкость, допуская различные формы собственности. Государственной формой собственности он считал прежде всего обобществленную собственность. Каутский придерживается марксистского положения о постепенном упразднении частной собственности по мере создания для этого материальных условий и проведения последовательно социалистической организации общественной жизни. К. Каутскому принадлежит обоснование принципа единства устранения частной собственности и социалистической организации. Организация созидательная функция нового общества. Но она может быть успешно осуществлена лишь в том случае, если, во-первых, упразднение частной собственности подготовлено всем ходом исторического развития и служит развитию производительных сил; во-вторых, проводится постепенно, продуманно и синхронно с упразднением этой частной собственности.
К сожалению, в России вторая функция так и осталась нереализованной, и не только потому, что они были разорваны во времени (сначала произошло устранение частной собственности, а потом уже была сделана попытка осуществить организацию), но и потому, что не было условий для проведения успешной социалистической организации. Насильственное насаждение формально социалистической организации не могло обеспечить окончательного успеха нового строя, поэтому является логичным и обоснованным основной вывод К. Каутского относительно того, что без необходимых условий и предпосылок невозможно надолго и с успехом вводить социализм.
Как было показано, в России не было экономических предпосылок для социализма, как и не было соответствующего уровня развития культуры. Но ведь Россия реально приступила к строительству социализма в 1920 году, когда производительные силы были на значительно более низком уровне, чем в 1913 и 1917 гг. Валовой национальный продукт страны в 1920 году сократился до 9,3% от уровня 1913 года, а валовая продукция промышленности России в 1917 году сократилась по сравнению с 1913 'годом до 68,5%. В 1920 году ее объем упал до 14,6%. Еще более тяжелая картина была по отдельным отраслям промышленности и сельскому хозяйству. С 1917 по 1922 год население России уменьшилось на 13 млн. человек. (35)
К тому же Россия не обладала и соответствующими общественными отношениями, необходимыми для перехода к социализму. После того как в ходе революционных преобразований был снят и тот неглубокий слой капиталистических отношений, который все же существовал в России, обнажился прежний азиатский способ производства, с его низким уровнем развития производительных сил, деспотической формой власти, азиатскими экономическими связями и т.п. Поэтому революция привела не к социализму, который приходит на смену капитализму, а к социализму, который пришел на смену азиатскому способу производства. Азиатский социализм не впитал в себя достижения той цивилизации, которую создал капитализм, он вырос из общественных отношений и производительных сил азиатского способа производства. Поэтому азиатский социализм, несмотря на социалистические по форме преобразования, не мог создать более высокие производительные силы, чем капитализм. Самые решительные по форме социалистические преобразования в России не могли привести к социализму в истинном смысле, потому, что господствующие формы связи в дореволюционной России оставались азиатско-деспотическими.
Социализм в России был азиатским(36) и имел много сходств с азиатским способом производства: государственная собственность и отсутствие частной собственности, централизованная организация общественных работ в больших масштабах, централизованное управление, деспотизм как форма государственной власти и т.п.
Так как азиатский социализм и азиатский способ производства имеют однотипный экономический базис - государственную собственность (конечно, на разных уровнях развития), то они очень быстро срослись. Таким образом, высшая форма слилась с низшей, но так как ее производительные силы соответствовали низшей форме, то эти две формы совпали. Как видим, сбылось предсказание Г.В.Плеханова относительно реставрации азиатского способа производства в России. Конечно, о прямой реставрации азиатского способа производства не приходится говорить, однако и общество, созданное в нашей стране не стало тем социализмом, о котором писали классики, и главная причина заключается в низком уровне развития производительных сил. Воистину, было "повернуто назад колесо истории".
Необходимость более высокого развития производительных сил для победы социализма отлично понимал и В.И. Ленин, для которого это было бесспорным положением. Этот вопрос его особенно заботил в последние годы жизни, когда он снова и снова всплывал, напоминая о себе. Причем этот вопрос уже ставился не в теоретическом плане, как прежде, а в практической плоскости, потому что социалистические преобразования шли с трудом, постоянно наталкиваясь на отсталые производительные силы и культуру, что ставило под сомнение выбор октября 1917 года. Однако В.И. Ленин вновь, как и до революции, давал решительный отпор всем тем, кто ставил под сомнение строительство социализма в России, указывая на ее особые условия, своеобразие обстановки, сложившейся в ней. "Почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двигаться, догоняя другие народы," спрашивает В.И. Ленин.(37) Но в том-то и дело, что рабочие и беднейшие крестьяне, пришедшие к власти раньше времени, не могли удержать этой власти, уступив ее другим силам. Для господства пролетариата нужен был высокий уровень производительных сил, благодаря которому он мог осуществить необходимые социально-экономические преобразования. Иначе те преобразования, которые он собирался осуществить, да и уже начал осуществлять, не могли достигнуть цели и были обречены. Еще в середине XIX века Маркс отмечал: "Мы посвящаем себя партии, которая, к счастью для нее, как раз не может еще прийти к власти. Пролетариат, если бы он пришел к власти, проводил бы не непосредственно пролетарские, а мелкобуржуазные меры. Наша партия может прийти к власти лишь тогда, когда условия позволят проводить в жизнь ее взгляды. Луи Блан дает лучший пример того, что получается, когда слишком рано приходят к власти".(38)
Опыт большевиков еще раз продемонстрировал истории, что происходит, когда к власти приходят раньше времени. Но была воля и решимость пролетариата и его партии осуществить социалистическую революцию, были и политические условия для прихода к власти этих сил, но не было самого главного - экономических предпосылок: не было высокоразвитого буржуазного общества как предпосылки социализма. Конечно, можно было создать эти производительные силы и после того, как власть перешла в руки пролетариата, но важно другое - какими методами и формами создаются они. Если эти методы и формы буржуазные, то тогда речь идет о том, что пролетариат в ходе установления своей власти решает или продолжает решать задачи тех же свергнутых капиталистов. Поэтому эта буржуазия рано или поздно должна была воскреснуть. А поскольку пролетариат "не дорос до своего собственного исторического движения" (Энгельс Ф.), то социализм, который он проповедует и строит, становится утопией, а жертвой движения становится сам пролетариат. Жертвуя собой, пролетариат уступает плоды своей революции бюрократии, которая больше соответствует возникшим общественным отношениям. Собственно, так и произошло в России, когда в результате революции к власти пришел не пролетариат, а коммунистическая партия, которая возглавила этот общественный переворот и впоследствии пришла на смену царской бюрократии, установив свою диктатуру.(39)
Но мог ли удержаться у власти пролетариат? Нет, не мог. По следующим двум главным причинам. Во-первых, потому, что пролетариат, уничтожив капиталистическую власть и став совладельцем средств производства, тем самым сам стал собственностью нового государства. Вовторых, не была создана материальная основа его политической власти, необходимое количество производительных сил, общественных богатств, которые позволили бы сделать эту власть реальной. К власти должна была прийти бюрократия, которая больше соответствовала глубинным экономическим отношениям - государственной собственности.
Следует заметить, что В.И. Ленин был идеологом государственного социализма. Это особенно ярко выражено в работах "Государство и революция", "О "левом" ребячестве и о мелкобуржуазности", "Грозящая катастрофа и как с ней бороться". Эта форма социализма для России теоретически была, с одной стороны, наиболее естественной формой, потому, что она только вышла из оков деспотизма, а с другой наиболее опасной, так как злоупотребление властью при захвате ее деспотом могло привести к многочисленным бедам. При государственном социализме централизм доходит до предельных величин. Основной вывод из указанных работ В.И. Ленина для нас в том, что социализм есть государственный капитализм, обращенный на пользу всего народа. Значит, основа государственного социализма есть государственная собственность (здесь мы не раскрываем возможность практического осуществления такой формы социализма в России, которая могла привести к азиатскому социализму). А если этот государственный капитализм будет направлен не на пользу трудящихся масс, а на пользу группы лиц или государства? Это вопрос не риторический, от ответа на него во многом зависит судьба нового общества. Мы видим, что при такой постановке вопроса, в самом деле, очень легко можно реставрировать капитализм или, еще хуже, азиатский деспотизм. Отсюда переход В.И. Ленина к новой экономической политике. Сейчас трудно сказать, считал ли Ленин государственную форму социализма более опасной для судеб России (при определенном стечении обстоятельств), чем мелкобуржуазная стихия, но факт, что с переходом к нэпу начала поощряться последняя. Видимо, новая экономическая политика, кроме всего прочего (для поднятия производительных сил на основе свободной смычки промышленности и торговли), была введена как противовес государственному социализму. Она в определенной мере развивала частные формы производства и обмена, а они находились в определенном противоречии с государственным социализмом и сдерживали его отрицательное воздействие на экономику и общество в целом.
Еще более сильным противовесом государственным формам собственности была кооперация. Она сдерживала не только сверхвозможности государственного социализма, но и возможные отрицательные последствия мелкобуржуазной стихии нэпа. И не случайно с развитием кооперации в России Ленин связывал будущее социализма. Более того, с новым осмыслением места кооперации в системе социалистического хозяйствования он видел "коренную перемену всей точки зрения на социализм."(40) Здесь мы видим, определенную метаморфозу во взглядах В.И. Ленина на социализм переход от теоретического обоснования, политического признания и поддержки государственного социализма к социализму кооперативному, в простом росте которого Ленин видел рост самого социализма. Кооперация в такой стране, как Россия могла сыграть положительную роль прежде всего потому, что сглаживала бы отрицательные стороны государственного социализма с его жестким централизмом и возможностью превращения в новую форму деспотической власти. "При условии полного кооперирования мы бы уже стояли обеими ногами на социалистической почве", - писал Ленин.(41) Но без кооперации Россия не могла стоять и на одной ноге на социалистической почве. Потому, что вообще долго стоять на одной ноге невозможно. На одной ноге можно было стоять лишь в том случае, если эта нога была бы железной, в форме государственной деспотии, но тогда это был бы не тот социализм, о котором писали и который предвидели классики, а деспотический, азиатский.
При государственной собственности основные средства производства принадлежат именно государству, а не трудящимся массам. Последние не сознавали себя хозяевами, и не отнеслись к средствам производства как к своим. При государственной собственности они поставлены в одинаковые условия по отношению к средствам производства. Они все были совладельцами средств производства, поэтому получали часть созданного ими продукта в личное потребление, а часть аккумулировало государство для удовлетворения своих и общественных нужд.
Государство, являясь субъектом собственности на средства производства, осуществляло свою власть почти на все крупные средства производства. Но государство - это, как мы понимаем, не рабочие, и не крестьяне и даже не их представители, а партийно-государственный аппарат во главе с деспотом, которые и осуществляли эту государственную власть. В силу своего монопольного положения, партийно-государственный аппарат конституирует себя как господствующий над всеми элитарный класс.
В процессе социалистических преобразований были уничтожены господствующие классы. Но сам этот факт никакого положительного значения не имеет для общества, если для него нет социально-экономических условий. Потому что на место одного класса приходит другой господствующий класс или воскресают прежние.
Итак, в результате социалистических преобразований общество пришло к двум классам: к трудящемуся классу (классу производителей - рабочих и крестьян) и классу партийно-государственной бюрократии, осуществляющему свое господство через внеэкономическое принуждение класса производителей. В условиях отношения господства и подчинения не может быть демократического права. Здесь действует деспотическое право. Основу деспотической формы власти и управления надо искать в системе общественных экономических отношений, и прежде всего, отношений собственности и в уровне развития производительных сил.
Экономической основой деспотической формы власти служила государственная собственность на средства производства при низком уровне развития производительных сил. В этих условиях работник не отчуждает свою рабочую силу государству, потому что он сам уже принадлежит ему. Государство получает возможность использовать все факторы производства под своим началом и по своему усмотрению. Если в начальный период, в период национализации экономики рабочий контроль играл большую роль и фактически именно он позволил осуществить эту национализацию, то позднее рабочий контроль был заменен контролем государства. Реальная экономическая власть находилась у государства. Вследствие этого государство получает возможность безгранично эксплуатировать работников. Единственным ограничением является тот предел, за рамками которого человек не может существовать физически. Так как порабощенный труд не производителен, то человек создает столько благ (за вычетом того, что идет господствующему классу и на общественные нужды), которые обеспечивают его простой воспроизводство, ограниченное теми средствами, которые необходимы лишь для поддержания его жизни.
Работники, с одной стороны, принадлежат государству и только в этом своем качестве относятся к средствам производства как их совладельцы (вне этого государства и его социально-экономических структур работники не могут реализовать это свое положение), с другой стороны, так как реальным собственником является государство в лице своих органов, работники, чтобы вступить в отношения к средствам производства, не могут не вступить в отношения с государством. Другими словами, соединение работников со средствами производства происходит под контролем государства, поэтому они не свободны ни экономически, ни политически,
Одной из форм азиатского закрепощения человека является введенная позже паспортно-прописная система, которая закрепляет человека к определенной территории. Все этой территории он не может проявить свое отношение как совладелец средств производства. Именно экономическое и политическое господство позволяет государству присваивать себе большую часть созданного продукта.
Для усиления эксплуатации был использован и энтузиазм народа, рожденный революцией и подкрепляемый неудержимым желанием достичь заветной цели. Вообще следует заметить, что вопрос о целеполагании в общественном развитии, представляя собой чисто теоретический вопрос в дореволюционный период, сыграл роковую, пагубную роль в период практического построения нового общества. Известно, что в свое время против целеполагания выступал один из видных представителей социалдемократии Э. Бернштейн. В работе "Возможен ли научный социализм?" он пишет: "...Как цель общественного движения социализм ни в коем случае не должен рассматриваться в качестве необходимого и неизбежного результата общественного развития... Рассматривая в качестве цели социалистического движения идеальный общественный строй будущего общества и подчиняя этой цели свои действия сегодня, социал-демократия превращает социализм до известной степени в утопию".(42) В нашей стране, которая отличалась низким уровнем развития системы производительных сил и общественных отношений, постановка цели (и стремление к ее достижению) была особенно ярко выраженной. Стремление к заветной цели в условиях отсталости требовало больших жертв, титанических усилий, насилия над обществом и людьми. Чем энергичнее работали трудящиеся массы, чем больше они вкладывали сил, тем могущественнее становились сами бюрократы, возрастала их экономическая власть -основа их политической власти. При этом все социалистические преобразования тоже действовали в этом направлении - укрепляли почву централизованной власти. Когда же иссяк энтузиазм (а он не мог продолжаться бесконечно), то он был заменен не материальным стимулом, что могло уменьшить степень эксплуатации, а железной дисциплиной. Любое неповиновение, даже любое глухое ворчание против бесчеловечной системы отношений, представлялось как выступление против советской власти. На самом же деле эти выступления были против господства партийно-государственного бюрократического аппарата. Государственная собственность создает возможность для жесткого централизма, для сверхцентрализованного управления. И чем более огосударст-влены средства производства, тем больше возможности для централизованного регулирования. Чем больше централизма, или чем выше централизм, тем больше степень оторванности органов управления от объектов управления, от системы производительных сил. Централизм, управление из единого центра при огромных масштабах страны требовали использования большого числа работников управления. В этих условиях аппарат оторвался от реальной жизни, он встал над общественно-хозяйственными единицами или субъектами хозяйственной деятельности. Он стоял выше административно-государственных и национально-территориальных образований (республик, краев, областей и т.д). Этот аппарат и служил их объединяющим началом. Следует заметить, что В.И. Ленин выступал против централизованного национальнотерриториального строительства в нашей стране. И в этом он видел опасность государственного социализма. Но уже не в экономическом непосредственно, а в национально-территориальном аспекте. Он считал, что при той системе автономизации, которую предлагали другие в период образования СССР, вновь усиливается власть центра, которая получает выражение в стремлении объединить центральный аппарат с аппаратом национальных республик. Он. советовал вновь вернуться назад, т.е. оставить СССР как союз лишь в военном и дипломатическом отношениях.(43)
К сожалению, эти разумные доводы Ленина не были учтены, потому что жесткая централизованная форма предполагает подчинение сверху вниз не только в поизводственно-хозяйственном, но и в территориальном отношении. Это одна из реальных форм господства государственной бюрократии. Более мелкие национально-территориальные образования подчиняются более крупным по отношению к ним образованиям. А над всеми этими национальнотерриториальными образованиями стоит государство, которое объединяет их в единое целое, но в рамках строгой субординации соподчиненных национально-территориальных образований. При этом экономические связи между отдельными национально-территориальными образованиями осуществляются в основном через центр. Связи же между различными образованиями, минуя центр, скорее исключение, чем правило.
Такая позиция Ленина была результатом глубоких исследований современных ему экономических отношений, тех экономических обстоятельств, которые сложились в ходе первых лет социалистических преобразований, когда он размышлял не только о судьбах социализма, но и о судьбах партии. Отсюда его озабоченность о качестве аппарата ЦК, о путях улучшения, повышения его культуры. В.И. Ленин неустанно повторяет, что и аппарат ЦК, и Госаппарат никуда не годятся, называя их старым буржуазным, бюрократическим.(44) Причем речь идет не только о низкой азиатской политической культуре аппарата, точнее, не столько об этом, сколько об общей "низкой культуре народа, без устранения которой невозможно было строительство социализма, в том числе и самого аппарат". Эта низкая культура дала основание говорить он полуазиатской бескультурности, которая не шла даже ни в какое сравнение с буржуазной культурой. Он отмечал, что "элементов знания, просвещения, обучения до смешного мало по сравнению со всеми другими государствами.".(45) Только та культура могла стать привычной для цивилизованного аппарата, которая проникла во все поры жизнедеятельности человека, в его быт, привычки, поведение, семью, общение и т.п., культура, которая имеет глубокие корни и большие традиции. Нельзя при этом забывать и другое. До революции и сразу после нее Ленин часто писал о том, что рабочий класс, завоевав политическую власть, сломает старый аппарат, камня на камне не оставит от него. Создавая новый аппарат, он пришел к выводу, что это не так легко сделать. Более того, к старому Госаппарату, добавился еще один, более могущественный, с необъятной властью - партаппарат. Поэтому Ленин настоятельно требовал решительным образом преобразовать аппарат управления. Но увы, его требования так и не были реализованы. В верхних эшелонах власти фактически процветала клановость, новый аппарат впитал в себя недостатки старого (деспотизм, бескультурье) и приумножил их. При государственной форме собственности эти качества Парт. и Госаппарата не могли не сыграть отрицательную, роковую роль. И поэтому Ленин выступал за сокращение и повышение качества аппарата управления. Высокая культура аппарата имела принципиальное значение еще и потому, что она исключала возможность или существенно ограничивала деспотические формы правления, столь характерные для обществ, стоящих на докапиталистических уровнях. Но демократический аппарат не мог быть при низком уровне производительных сил, для этого необходимо было иметь соответствующую материальную базу, культурное и демократическое общество. В.И. Ленина особенно сильно беспокоил прежде всего партаппарат. В 20-е годы он чувствовал опасность однопартийной системы, как для самой партии, так и для общества в целом. Поэтому он предлагал увеличить численный состав ЦК. Причем это не должно было быть механическое увеличение. Речь шла о том, чтобы в его состав вошли рабочие и крестьяне, причем та их масса, которая стояла на уровне рядовых рабочих и крестьян. Ленин надеялся, что эти простые люди могут улучшить аппарат ЦК.(46) Из этого становятся ясно, что ЦК, который должен был защищать и отражать интересы рабочих и крестьян, сам нуждается в контроле с их стороны. Ленин видел, что аппарат ЦК, не успев родиться, выродился в мелкобуржуазный бюрократический аппарат. Но встает вопрос, могли бы эти простые рабочие и крестьяне всерьез влиять на работу аппарата, в чьих руках была вся полнота власти? Думается, что нет. Эти члены ЦК могли играть лишь роль статистов. Реально же могла влиять на работу ЦК и всей компартии другая партия, но не мертвая, а представляющая реальную силу. К этому времени все партии, которые были созданы в свое время в России, по тем или иным причинам уже сошли с политической арены. Но могли ли быть созданы другие партии? Да, могли, потому что для их создания существовала социально-экономическая почва. Интересы новой буржуазии, кооператоров и других слоев населения должны были защищать соответствующие партии. Было противоестественным, что их интересы отражала коммунистическая партия. Одна партия, какая бы она ни была универсальная, не могла отразить интересы всех классов и слоев общества. Объединение представителей всех экономических структур в одной партии это просто нелепость, оно не могло долго существовать, рано или поздно, особенно при обострении противоречий в обществе и глубоком размежевании общественных сил, такая партия должна была расколоться.
Многопартийная система могла, с одной стороны, способствовать тому, чтобы коммунистическая партия была стройной и монолитной организацией, а с другой - препятствовала превращению монополии одной партии в диктатуру. Если до революции такая постановка вопроса носила чисто теоретический характер, то после революции приобрела практический смысл - такое развитие событий могло стать особенно нежелательным и губительным не только для судеб самой партии, но и, что более трагично, для всего общества. К сожалению, вскоре страна пришла к такому состоянию, когда партия из органа по осуществлению диктатуры пролетариата сама превращается в диктаторскую силу, потому что берет власть в свои руки и управляет страной.(47) Партия подмяла под себя все формы власти, встала над ними. Произошло огосударствление самой партии. Появляется и развивается новая форма бюрократии - партийная бюрократия, которая наряду с государственным аппаратом составляет единый бюрократический аппарат. Таким образом, власть переходит к партийному аппарату. Диктатура партии превращается в диктатуру партаппарата, которая завершается диктатурой вождей, особенно рьяно ратующих за диктатуру партии. Но азиатский социализм не приемлет многих вождей, коллективного управления, поэтому закономерно, что среди них выделяется человек, больше и ярче всех обладающий свойствами и чертами деспота, став, если не богом, то полубогом на земле. Начинается деспотическая форма правления. Укрепляется государственная форма собственности как ее экономическая основа. К началу 30-х годов огосударствление практически охватило почти 100% промышленности страны; общественный сектор в сельском хозяйстве составил около 85%. Работники, выступая совладельцами средств производства, осуществляли это свое положение, будучи членами государства и работая в тех или иных учреждениях или организациях. Особенно ярко это проявлялось в колхозах, где крестьяне превратились фактически в новых крепостных. Колхозник должен был принадлежать к какой-либо сельскохозяйственной артели, чтобы проявить свое положение совладельца земли и других средств производства. Каждый из работников в отдельности не является собственником средств производства, он является только их совладельцем, как и другие ему подобные. Работая в том или ином учреждении или организации, находящемся " государственной собственности, человек получает в свое распоряжение определенное количество материальных и духовных благ, необходимых для его существования, а так как производительные силы развиты очень слабо, то и количество благ, которые он может произвести для своего существования, ограничено. Поэтому целью производства становится не столько производство товаров, сколько потребительных стоимостей, направленных на удовлетворение ограниченных потребностей людей. В условиях низкого уровня развития производительных сил человек воспроизводит себя в ограниченных масштабах и в этом смысле становится целью производства. Для того, чтобы подтянуть эти производительные силы, государство должно сосредоточить усилия на развитии тех отраслей народного хозяйства, которые обеспечивают этот рост. В результате общество получает однобокое, одностороннее развитие. Искусственное форсирование развития производительных сил, их количественный рост, опережающее развитие тяжелой промышленности (так, в первой пятилетке среднегодовые темпы роста средств производства промышленности /группа "А"/ составили 28,5%, тогда как предметы потребления /группа "Б"/ только 11,7%),(48) не могли дать желаемых результатов, потому что необходимо было постепенное вызревание производительных сил, закрепление соответствующего их уровня, создание необходимой культуры производства. Только в этом случае этот процесс приобретал необратимый характер, иначе, доходя до определенного предела развития, начинается обратный процесс движения, т.е. регресс. В эти же годы происходит фронтальное наступление на нэп, на товарноденежные отношения. Было предано забвению положение Ленина о том, что нэп вводится всерьез и надолго, потому что она не вписывалась в жесткую систему централизованного управления. Бюрократы выступали против частной собственности не потому, что она ведет к эксплуатации человека человеком, а потому что приводит к подрыву государственной собственности - социально-экономической основы их экономического, политического, духовного и прочего господства, власти. Между тем антинэповские мероприятия приводили к усилению бюрократизма, потому, что для осуществления управления сверху до низу, пришлось идти по пути районирования, создания на различных уровнях партийной, государственной и хозяйственной структур, которые должны были проводить политику партийно-государственного центра. Они мыслились как опорные пункты ЦК. Другими словами, создавались новые штабы партийно-хозяйственного управления. Аппаратная система пронизывала всю страну насквозь по вертикали.
Рабочий контроль, характерный в период национализации экономики, не был превращен в рабочее управление. Более того, сильно были урезаны возможности рабочего класса в управлении народным хозяйством на всех уровнях. И чем выше был уровень управления, тем меньше рабочий класс мог влиять на принимаемые управленческие решения. Даже на предприятиях, на которых в первое время 1/3 членов правления избирались из состава кадровых рабочих, тем самым обеспечивалось их участие в управлении, впоследствии этой коллективной форме управления был положен конец. Это означало также переход от выборности руководящих кадров к их назначению. Таким образом; был отменен один из действенных механизмов, направленных против бюрократизации управления - выборность и сменяемость кадров в любое время. Выборность и сменяемость кадров невозможны при наличии государственной собственности. Государство, будучи собственником средств производства, получило монопольное право назначать руководящие кадры.
Что же касается единоначалия, то оно усиливало централизованное начало в управлении. Если учесть, что обычно на руководящую должность назначали членов партии, то становится ясно, что партия и здесь проводила свои кадры, а через них и свое управление. Это с одной стороны, а с другой - это означало, что усиливалась власть государства.
Таким образом, бюрократическая система управления окутала всю страну, она проникла во все структуры общества. Бюрократизм стал всеобъемлющим принципом управления.
Здесь мы должны временно прерваться для того, чтобы остановиться на опыте разработки проблем азиатского способа производства в 20-30-е годы, а затем в третьей главе вновь вернуться к вышерассмотренным вопросам, но уже под углом зрения современности.