Автор: Суть Времени
Марксизм в 21 веке. Инструменты и потенциал Категория: Сталин Иосиф Виссарионович
Просмотров: 2404

27.07.2018  Суть Времени. Коллективная монография. Часть вторая.

Особые детские переживания, повлиявшие на формирование личности Сталина. Евгений Прокошев

Друзья юности Сталина. Сергей Николаев 

Сталинская родословная — аналитика противоречивых сведений. Анатолий Янченко

 

 


Особые детские переживания, повлиявшие на формирование личности Сталина.

  

Кристофоро де Кастелли. Горийская крепость. 1642

Ребенок, конечно же, формируется за счет того, что он вступает в те или иные значимые для него отношения: с родителями, родственниками, друзьями, учителями, священниками и другими представителями окружающего его микросоциума. И даже переживания ребенка в каком-то смысле если не вторичны, то тесно связаны с такими отношениями. Но есть отдельная значимая сфера переживаний, в которой эти связи отходят на второй план, и такие переживания можно рассматривать как существенно автономные и самозначимые. Обычно такие переживания называют экзистенциальными. 

Но здесь мы будем использовать это слово не только в узком смысле, когда ставится знак равенства между экзистенциальными переживаниями и зарождающимся у ребенка ужасом, порожденным осознанием своей смертности и конечности, но и в широком смысле слова. Речь тем самым пойдет о всех тех детских переживаниях, которые связаны с тем, что условно можно назвать самовозгоранием. Источниками самовозгорания могут быть странная мысль, страшный сон. То есть речь идет о таких процессах во внутреннем мире ребенка, которые самозначимы, потому что источник этих процессов, будучи внешним, менее важен, чем сам процесс (так ли важно, от чего зажегся дом, если надо тушить пожар?), или вообще не является внешним и полностью задан внутренним миром ребенка.

 Можно ли говорить о таких переживаниях у Сталина, притом что роль этих переживаний в детские и юношеские годы достаточно велика?

 Прежде чем приступить к описанию того, как взрослел Иосиф Джугашвили, и какие события стали причиной его экзистенциальных переживаний, вновь оговорим, что сведения о его детских и юношеских годах скудны и противоречивы.

 Известно письмо И. В. Сталина сотруднику Грузинского отделения Комиссии по истории Октябрьской революции и РКП (б) (Истпарт) Севастию Талаквадзе от 2 января 1925 года. В письме Сталин просит не публиковать найденные сотрудником Истпарта ранние статьи за авторством Сталина (а также другие подобные материалы) без его личной санкции. 

В 1931 году соратник Сталина Емельян Михайлович Ярославский предложил И. В. Сталину написать его биографию. Для чего попросил дать ему доступ ко всем существующим архивным материалам. Сталин отказал Ярославскому в этом, указав попутно, что об этом уже просил писатель Максим Горький, который также получил отказ. Сталин мотивировал решение тем, что для биографии «не пришло еще время».

 В июле 1933 года директор ИМЭЛ Владимир Викторович Адоратский передал управляющему Центральным архивным управлением СССР и РСФСР Яну Антоновичу Берзину указание, согласно которому «все документы тов. Сталина, выявляемые при обработке различных фондов, направлять в архив ИМЭЛ. Всякое использование этих документов для различных работ не разрешается».

 Воспоминания матери Сталина, Екатерины Джугашвили, записанные с ее слов в августе 1935 года, не только не вышли в печать при жизни Иосифа Виссарионовича, но пролежали в архивах до конца ХХ века. Опубликовано в советской прессе было лишь одно небольшое интервью Екатерины Георгиевны 23 октября 1935 года — в газете «Правда». Журналист Борис Дорофеев описал в основном бытовую обстановку и сусальные похвалы матери в адрес сына. Текст интервью был направлен Иосифу Виссарионовичу на согласование 21 октября. Тогда Сталин написал резолюцию: «Не берусь ни утверждать, ни отрицать. Не мое дело. Сталин». Однако спустя шесть дней он направил в Москву телеграмму совсем другого характера:

 «Москва. ЦК ВКП (б). Молотову, Кагановичу, Андрееву, Жданову, Талю.

 Прошу воспретить мещанской швали, проникшей в нашу центральную и местную печать, помещать в газетах «интервью» с моей матерью и всякую другую рекламную дребедень вплоть до портретов. Прошу избавить меня от назойливой рекламной шумихи этих мерзавцев.

 Сталин»433.

 В 1938 году Сталин резко выступил против планов издательства «Детиздат» выпустить сборник «Рассказы о детстве Сталина». В своем письме в издательство Сталин даже посоветовал «сжечь книжку». Он писал:

 «Я решительно против издания «Рассказов о детстве Сталина».

 Книжка изобилует массой фактических неверностей, искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны (может быть, «добросовестные» брехуны), подхалимы. Жаль автора, но факт остается фактом.

 Но это не главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личностей, вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория «героев» и «толпы» есть не большевистская, а эсеровская теория. Герои делают народ, превращают его из толпы в народ — говорят эсеры. Народ делает героев — отвечают эсерам большевики. Книжка льет воду на мельницу эсеров. Всякая такая книжка будет лить воду на мельницу эсеров, будет вредить нашему общему большевистскому делу.

 Советую сжечь книжку»434.

 В официальной «Краткой биографии» Сталина, вышедшей в свет в 1939 году, ожидаемо ничего не сообщается о его детстве — разве что справочная информация о родителях и учебе. Во втором томе, вышедшем в 1947 году, также нет ни малейшей интересующей нас информации.

 Знакомые и друзья Сталина писали воспоминания о нем, но рукописи попадали на архивную полку Института Маркса–Энгельса–Ленина (ИМЭЛ) и оставались там надолго.

 Однокашник Сталина по Горийскому духовному училищу и Тифлисской духовной семинарии Петр Капанадзе написал книгу воспоминаний о детстве будущего вождя. В 1950 году начальник Управления пропаганды и агитации ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслов направил Сталину просьбу от имени директора издательства «Детская Литература» Константина Пискунова с предложением напечатать эти воспоминания. В сопроводительной записке сообщалось, что автор учел замечания ИМЭЛ, и книга готова к печати.

Но Сталин оставил на рукописи резолюцию с отказом: «В „Воспоминаниях“ имеется много надуманных и прямо неверных моментов. Нельзя печатать»435.

 Почему же так происходило? Можно предположить, что друзья детства и юности Сталина в своих мемуарах, написанных при его жизни, сильно идеализировали Сталина. Поэтому даже после очень требовательных правок, рекомендованных ИМЭЛ, воспоминания не прошли цензуру Сталина — главного действующего лица этих воспоминаний.

 У этого, казалось бы, парадокса (чем плохи Сталину напечатанные хвалебные мемуары друзей?) есть свое объяснение. Сталин не хотел, чтобы особенно сокровенные события, повлиявшие на его судьбу, становились всеобщим достоянием.

 Во-первых, этим без сомнения воспользовались бы враги, чтобы понять, где у их недруга слабые места, какие события в жизни стали для него травмирующими.

 Во-вторых, став достоянием многих людей, сокровенные события потеряют свою сакральность. Их ценность пропадет, когда миллионы людей станут пересказывать их друг другу.

 Таковы основные причины, по которым Сталин контролировал любую информацию о себе, выходящую в советской печати.

 Сталин умышленно избегал публикаций о себе и своей семье. С одной стороны, он стремился предотвратить обнародование нежелательной информации. С другой стороны, давала о себе знать подпольно-революционная привычка вообще не рассказывать лишнего — по принципу «чем меньше о тебе знают, тем лучше».

 Однако полный запрет на упоминание о детстве вождя в печати, если он вообще возможен, немедленно вызвал бы подозрения другого рода: мол, если он о себе ничего не рассказывает, значит, он не тот, за кого себя выдает. Количество слухов и сплетен выросло бы моментально — и без всякого участия прессы.

 Поэтому и было принято решение подвергнуть всё, что касается детства Сталина, тщательной цензуре, направленной на вымарывание всего интимного, сокровенного, экзистенциального. Допускались только относительно правдивые сведения, не имевшие вышеуказанного характера, то есть относительно стерильные и точно отобранные сведения из разряда необходимых легенд, целью которых было не только создание нужного образа, но и сокрытие всего сколько-нибудь сокровенного.

 Однако есть то, что скрыть невозможно и что при этом не является на сто процентов стерильным.

 Ребенок не только общается с родителями и прочими представителями его детского микромира. Он еще и дышит воздухом своей малой родины — воздухом культурным, этническим, историческим и бог весть каким еще. И этот воздух может воздействовать на его формирующуюся экзистенциальную сферу.

 Каков этот воздух в случае Сталина?

 Сталин родился в Гори — уездном городе Тифлисской губернии Российской империи. Точных данных о времени строительства города нет. В «Летописи» армянского военачальника и историка Смбата Спарапета написано, что основателем города Гори был сам Давид Строитель436 — легендарный грузинский царь из династии Багратионов.

 Вот как Троцкий в своей книге «Сталин» описывал интересующий нас социокультурный и исторический и даже метафизический воздух, оказывавший тонкое воздействие на формирование личности Иосифа Сталина: «К тому времени, когда сапожник Виссарион Джугашвили переселился сюда из родной деревни Диди-Лило, городок имел тысяч шесть смешанного населения, несколько церквей, много лавок и духанов для крестьянской периферии, учительскую семинарию с татарским отделением, женскую прогимназию и четырехклассное училище. <…> Бесформенные улицы, далеко разбросанные дома, фруктовые сады придавали Гори вид большой деревни. Дома городских бедняков, во всяком случае, мало отличались от крестьянских жилищ. Джугашвили занимали старую мазанку с кирпичными углами и песчаной крышей, которая давно уже начала пропускать ветер и дождь»437.

 О том, как был устроен быт семьи Джугашвили, мы можем узнать из воспоминаний Гогохии, одноклассника Сталина. Гогохия пишет: «Их комната имела не более девяти квадратных аршин и находилась около кухни. Ход — со двора прямо в комнату, ни одной ступени. Пол был выложен кирпичом, небольшое окно скупо пропускало свет. Вся обстановка комнаты состояла из маленького стола, табуретки и широкой тахты, вроде нар, покрытой «чилопи“ — соломенной циновкой»438.

 На высоком холме над Гори возвышается древняя крепость Горисцихе. В летописях крепость впервые упоминается в XIII веке. Крепость имела стратегическое значение, так как стояла на перекрестке путей с запада на восток с севера на юг. Крепость много раз переходила из рук одних захватчиков в другие, перестраивалась, существующие ныне стены были отстроены в XVIII веке.

 Однокашник Сталина Петр Капанадзе вспоминал439, как они вместе с Сосо ходили в эту горийскую крепость. Ее окружало множество легенд, и дети любили посещать ее. Они знали, что любому человеку, который поднимался в крепость, обязательно надо было принести наверх три камня — и бросить их в большую круглую яму в середине крепости. Существовало поверье, что как только яма наполнится камнями, людям станет легче жить. Мальчики всегда исправно приносили наверх камни — все они хотели сделать жизнь людей лучше.

 Из крепости открываются замечательные виды на могучие Кавказские горы. Петр Капанадзе вспоминал: «Там, по преданиям, на самой высокой вершине, томится наш любимый герой Амирани. Мы часто говорим о нем, и нам хотелось бы спасти его. Амирани хотел уничтожить всех драконов, всех злых духов, говорится в сказке. Он был добрый великан и хотел, чтобы люди жили мирно и ели «хлеб, не смоченный кровью»440.

 Считается, что однажды герой во время своих странствий обратил внимание на хлеб, которым питаются люди. Амирани сжал его в руке и увидел, что из хлеба вытекает кровь. Тогда в герое загорелось желание, чтобы люди не ели хлеб, из которого течет кровь.

 Амирани — герой древнегрузинского эпоса, великан. Он совершил много подвигов на благо людей, но однажды бросил вызов богу — и в наказание был прикован к скале в горах.

 Александр Цихитатришвили, одноклассник И. В. Сталина по духовному училищу, сын Михаила Цихитатришвили, крестного отца Сталина, вспоминал, что Сосо рассказывал другим детям сказки, героические сказания и шаири (форма стиха в грузинской поэзии, размером шаири написана, например, поэма Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре»). Среди сказаний и стихов было произведение XII века «Амиран Дареджаниани» — рыцарский роман, написанный писателем Мосэ Хонели на основе эпоса об Амирани441.

 Исследованием эпоса об Амирани занимался грузинский советский фольклорист и литературовед Михаил Ясонович Чиковани. Михаил Ясонович — крупнейший специалист по грузинской мифологии. В 1947 году был издан его фундаментальный труд «Прикованный Амирани». Чиковани отмечал, что «сказание об Амирани принадлежит к числу самых распространенных в мире сюжетов. В грузинском фольклоре оно занимает центральное место»442.

 Коль скоро эпос об Амирани занимает такое важное место в грузинской культуре, коль скоро Амирани был любимым героем маленького Иосифа Джугашвили, рассмотрим данный миф подробнее.

 По мнению Чиковани, эпос об Амирани сформировался на территории современной Грузии, в исторических областях Колхида и Иберия, среди людей, говорящих на грузинском языке443. Колхида — историческая область, включающая современную западную Грузию и Абхазию. Иберия — историческая область восточной Грузии. Крупные союзы племен, населявших Иберию, к концу II тысячелетия до н. э. — началу I тысячелетия до н. э. образовали более или менее единую культурно-историческую общность444.

 Аналоги Амирани есть у многих кавказских народов: это Артавазд в Армении, Рокапи у имеретинцев, Бородатый великан у кабардинцев и так далее. Однако, по мнению Чиковани, оригинальными являются только мифы грузин и абхазов, богатыря-богоборца которых зовут Абрскилом. То есть Амирани и Абрскил, по сути, один и тот же герой, тогда как богатыри других кавказских народов — более поздние копии Амирани.

 С начала XIX века этнографы стали собирать и документально фиксировать грузинский фольклор. В 1848 году отрывки из сказаний об Амирани впервые вышли в печати в книге «История Грузии», написанной Теймуразом Багратиони, кавказоведом, сыном последнего грузинского царя Георгия XII. С тех пор и до 1960-х годов было собрано более 150 версий мифа на грузинском, абхазском, черкесском, лакском, убыхском, осетинском, армянском и других языках445. Михаил Чиковани обобщил найденные варианты эпоса и проследил основные сюжетные линии.

 Амирани — это сын храброго охотника Дарджелани и богини Дали, покровительницы зверей. Охотник нашел Дали в пещере на скале и вступил с ней в связь. Ревнивая жена охотника в отместку отрезала золотые косы Дали, тем самым погубив ее. Чтобы спасти зачатого ребенка, Дарджелани вспорол живот Дали и вынул младенца. Мальчик был доношен в чреве быка.

 После отец положил ребенка в корзину у родника около дома Иамани. Иамани подобрал Амирани и стал воспитывать вместе со своими сыновьями Бадри и Усипи. Крестным отцом Амирани стал сам бог. На теле Амирани начертаны знаки солнца и луны, а во рту у него золотой зуб. Вырос Амирани существом необычайной силы и проворности. Бог при крещении наделил Амирани стремительностью, с какой летит вниз сброшенное с горы бревно; быстротой низвергающейся лавины; силой двенадцати пар быков и буйволов; неутомимостью волка; предсказал ему в детстве бедность, а в зрелом возрасте — приключения и битвы446. В древнейшей версии сказания Амирани получил в младенчестве силу от омовения в воде волшебного родника447. Бог подарил Амирани булатный нож, пользоваться которым можно только в случае крайней необходимости.

 Неизменным атрибутом Амирани является его меч, который он сам выковал. Меч этот настолько тяжел, что поднять его не по силам простому смертному. Существуют версии эпоса, в которых оружием героя являются также железный лук и стрелы.

 Однажды Амирани решил бросить вызов богу — однако проиграл в состязании и был наказан. За дерзость бог приковал его к скале, в пещере.

 Мифы о прикованных героях-богоборцах существуют у многих народов. Греческий Прометей, абхазский Абрскил, Тамбола индонезийских тораджей и Адиа филиппинских тагалов имеют общие черты448.

 Крупный литературовед, профессор Московского университета Алексей Николаевич Веселовский, анализируя разные версии кавказских легенд о прикованных богатырях, приходит к выводу, что большинство героев терпит наказание от бога справедливо — за те или иные преступления, а вовсе не из-за любви к людям. Такими преступлениями могут быть «несправедливость к людям, необузданность кровожадного истребителя жизни, или ослушание отцовской воли <…>, или сопротивление божественной воле, доходящее до нарушения клятвы»449.

 Встречается также и другая, прежде всего грузинская, самостоятельная версия, в которой мотивом богоборчества является именно заступничество за человечество450. Амирани и его спутники преодолевают силы природы и борются с врагами людей — злыми зооморфными существами — людоедами дэвами, духами бурь каджами. Амирани не только совершает много подвигов, но и обучает людей кузнечному делу.

 Достаточно часто в разных версиях сказания об Амирани встречается эпизод битвы с тремя драконами-вишапами: белым, красным и черным. Амирани побеждает двух драконов, белого и красного, но черный проглатывает его. Спутники Амирани Бадри и Усипи успевают только отрезать дракону хвост. Выбраться из чрева дракона Амирани удается только с помощью булатного ножа, подаренного богом. Амирани вспарывает им живот дракона и выходит наружу.

 Вишапы — зооморфные чудовища, олицетворения зла в грузинской мифологии. Также вишапами называют каменные изваяния, чаще всего изображающие рыб, размером до 5 метров в высоту, найденные в Армении, Грузии и других регионах Кавказа. Вишапы-изваяния располагаются близ источников воды: ручьев, родников, древних каналов и других ирригационных сооружений. Специалисты относят сооружение статуй вишапов ко II тысячелетию до н. э. Считается, что изваяния использовались при осуществлении культа божеств плодородия и воды451.

 Интересно, что в пшавском варианте сказания отца Амирани зовут Сулкалмахи. Это имя составное: Сул + калмахи (сули — душа, кал-махи — форель, рыба)452. В этом варианте мифа Амирани рождается у престарелых родителей. А это значит, что культ Амирани приходит на смену более древнему культу рыбоподобных существ.

 Одним из ключевых эпизодов мифа является похищение небесной девы Камари. Она живет в башне, прикованной цепями к небу, и олицетворяет небесный огонь. Амирани похищает ее, и разгневанный отец девы Камари, бог гроз и туч, обнаружив пропажу, преследует похитителя. Герою удается убить его только после того, как Камари раскрывает герою уязвимое место на теле своего отца.

 Тут следует сделать небольшое отступление, чтобы сопоставить этот эпизод мифа с реакцией Сталина на реальное событие из жизни грузинских большевиков, дающее некий ключ к пониманию того, как культурные коды мифа об Амирани определяли его мировоззрение.

 В своих воспоминаниях друг и соратник Сталина, бесстрашный и полулегендарный налетчик Симон Аршакович Тер-Петросян, известный как Камо, рассказывает следующую историю. Один из членов партии влюбился в дочь богатого авлабарского купца, которая ответила ему взаимностью. Но отец помешал счастью молодых, желая отдать дочь не за бедняка, а за богатого купца. Девушка из-за невозможности быть с любимым отравилась, а после ее смерти партиец повесился. И в городе, и в партии шли бурные дискуссии о том, кто прав, кто виноват. Камо рассказал историю Сталину, и тот прокомментировал ее так: «Некому в этой истории сочувствовать, — неожиданно сказал Сталин. — Отец — бессердечный тиран, дочь — истеричная дура, наш товарищ — слабовольный трус. Никто из них не достоин сочувствия. Почему она не сбежала из отцовского дома с любимым мужчиной? Почему он ее не „украл»? <…> Неужели отравиться лучше, чем сбежать с любимым? Или он ей этого не предлагал? Почему? А зачем он повесился?»453

 Но вернемся к мифу об Амирани. Как видно, сказание о прикованном Амирани имеет очень много общего с мифом о Прометее. Алексей Николаевич Веселовский считает, что существует «соединительное звено между кавказскими сказаниями и эллинским мифом о Прометее, похитителе священного огня ради блага людского»454.

 Амирани — защитник людей, он воплощает силы прогресса, выражает народные чаяния на освобождение от гнета и обретение свободы. Похитивший деву Камари, олицетворяющую огонь, обучивший людей кузнечному делу и прикованный за это богом на горе, Амирани является символом надежды людей на их собственное право быть хозяевами своей судьбы.

 На протяжении тысячелетий сказание об Амирани изменялось — на древние сюжеты накладывались более поздние эпизоды. Самый яркий пример — изменения, которые произошли после принятия христианства, когда языческие персонажи были заменены на христианские.

 По утверждению Чиковани, «основные части эпоса об Амирани долгое время исполнялись в форме языческого культового хоровода и драмы»455. В новой «христианской» версии Амирани крестит Христос, и он же приковывает героя железными цепями к скале. Но, несмотря на то, что христианизированная версия мифа существует, полная его трансформация не произошла. В народе по-прежнему существуют как дохристианские, так и христианизированные версии сказания.

 О параллелях между древнегреческими и кавказскими сказаниями упоминали еще древнегреческие писатели. Они говорили о существовании в Колхиде на западе Закавказья мифа, подобного мифу о Прометее.

 Выдающийся древнегреческий географ и историк Страбон в своей книге «География» указывает, что греки считали Кавказ местом действия мифического сказания о Прометее и его оковах456. Страбон пишет: «Только эти [кавказские] горы, находящиеся от Индии на расстоянии свыше 30 000 стадий, греки называли Кавказом и сюда они переносили место действия мифического сказания о Прометее и его оковах».

 Греческий писатель Флавий Филострат II, известный как Филострат Афинский, также придерживался версии о том, что Кавказ — место действия мифа о Прометее. В своем романе «Жизнь Аполлония Тианского» Флавий, описывая путешествие Аполлония на Кавказ, сообщает: «Об этой горе у варваров ходят те же предания, что и у эллинских поэтов, именно, что к ней был прикован Прометей за свое человеколюбие. <…> Вершина эта двуглавая и говорят, что он был прикован руками к этим отрогам, между которыми не меньше стадия расстояния: так громаден будто бы был он»457.

 Вместе с тем греческая традиция указывает на восточную часть Малой Азии как на место высокоразвитой железной индустрии. Исследователи указывают, что в Южной Колхиде, в области, именуемой у древних авторов Халибией, находился один из мощных центров железообработки458.

 Исследователи на данный момент не определили точное время появления сказания об Амирани. Грузинский литературовед, историк культуры Шалва Исакович Нуцубидзе считает, что сказание об Амирани могло появиться в момент перехода технологии обработки металла от ковки к плавлению, то есть в середине II тысячелетия до н. э. Такой вывод Нуцубидзе делает на основании того, что в самой легенде Амирани рассказывает своему брату Бадри о своем мече, созданном методом горячей ковки.

 С конца II тысячелетия до н. э. до конца VII века до н. э. в регионе длилась эпоха раннего железного века. К началу железного века в Колхиде существовали развитые металлургические центры459. Археологами найдены металлические изделия, украшенные сюжетными композициями эпоса об Амирани, которые датируются концом II и серединой I тысячелетия до н. э.460 Это говорит о том, что устный эпос сформировался 3 тысячи лет назад.

 Необходимо также отметить, что сказание об Амирани формировалось примерно в период завершения эпохи почитания вишапов — каменных изваяний рыб. В сказании роль вишапов однозначно негативна, они предстают перед героями чаще всего в виде драконов. Герой борется с ними и побеждает.

 Также отличительной особенностью многих вариантов сказания об Амирани является трепетное отношение к железу. В сванской версии охотник добирается до богини Дали, используя железные долота и молот. Бог при крещении (инициации) дарит герою булатный кинжал. Булат позже сослужит владельцу добрую службу: когда дракон проглотит Амирани, герой вспорет кинжалом живот обидчика. В сказании Амирани вооружен железным оружием, носит железную кольчугу, а бог приковывает Амирани к скале железной цепью.

 Приведенные данные говорят о том, что эпос об Амирани сформировался на территории западной Грузии в начале железного века, который начался на Кавказе в конце II тысячелетия до н. э.

 Грузинские культурные коды сильно связаны с эпосом об Амирани — его влияние прослеживается в литературных памятниках более поздних эпох. Например, в «Витязе в тигровой шкуре» Шота Руставели, а также в вышеупомянутом романе «Амиран Дареджаниани» Мосэ Хонели.

 В этом романе, написанном во время царствования царицы Тамары, действие происходит в XII веке, в современное для автора время, и отражает существовавшее на тот момент социальное устройство общества. Героями «Амиран Дареджаниани» являются рыцари и их преданные вассалы. Основные сюжетные линии в романе Хонели сильно перекликаются с древним эпосом об Амирани. Например, Хонели повторяет сюжет, в котором чудовище проглатывает героя, а его спутники успевают только отрубить чудовищу хвост. Забравшись в свое логово, чудовище мучается от боли в животе, пытается переварить Амирани, но герой вспарывает брюхо изнутри спрятанным за голенищем ножом и выходит наружу.

 Гуманистический образ Амирани был одним из слагаемых культурного кода Иосифа Джугашвили и его горийских друзей. Сталин цитировал средневековый роман «Амиран Дареджаниани» своим товарищам.

 В дальнейшем образ Амирани находит отражение и в жизни зрелого Сталина. В 1939 году он одобряет произведение поэта Георгия Николаевича Леонидзе «Сталин. Детство и отрочество», написанное к 60-летию вождя и вышедшее на русском языке в 1944 году. Поэт в эпопее несколько раз обращается к образу Амирани, очевидным образом связывая Амирани со Сталиным:

 

 Здесь ждали родители сына,

Чтоб им облегчил он удел

И сердцем своим светоносным

Всю землю в сиянье одел.

 

И гор появился питомец,

Кто мощь Амирана явил,

Кто в узниках жажду свободы,

Оковы разбив, утолил.

  

Вся свежесть картлийского мая

Его овевала волной,

Чтоб родину он осчастливил

Невиданной вечной весной461.

 В 1941 году за свое сочинение поэт получил Сталинскую премию II степени.

 Еще один пласт кавказской мифологии, так повлиявшей на мировоззрение Сталина, — это нартский эпос. О его месте в жизни семьи Джугашвили мы расскажем подробнее.

 В Гери, селе предков отца Сталина Виссариона Джугашвили, существовало святилище, которое посещали родители будущего вождя. Александр Цихитатришвили вспоминал: «Бесо и Кеке часто вспоминали Гери и ходили туда молиться как в молельню своих предков»462.

 В святилище чтили героя нартского эпоса Уастырджи. Позже на его месте был построен христианский храм Святого Георгия. Таким образом в одном месте слились два культа — языческий и христианский. В храме продолжали приносить жертвы по языческой традиции, при этом там же служили христианские молебны. С этим святилищем связан эпизод из детства Сталина, о котором упоминает сама Кеке.

 После того, как два первых ребенка Бесо и Кеке умерли в младенчестве, супруги в отчаянии поклялись, что совершат жертвоприношение в Гери, в случае если их третий ребенок выживет463. Однако когда у Кеке родился сын, его как можно скорее крестили, но не спешили совершить обещанное паломничество в родовое святилище. Мать Кеке Меланья, видя болезненность мальчика, ходила по гадалкам, молилась и постоянно напоминала родителям о необходимости исполнить данное обещание464.

 Родителей заставила поторопиться очередная простуда, из-за которой ребенок потерял голос. Кеке и Бесо в отчаянии голосили так громко, что о произошедшем узнала вся округа. Соседи решили, что в ребенка вселился злой дух, но вскоре Сосо поправился, и родители решили больше не откладывать поклонение святыне и отправились в Гери465.

 В святилище они принесли в дар овцу, заказали молебен в церкви Святого Георгия. У церкви Сосо сильно испугался, когда увидел, как невесту в белом одеянии подвесили над пропастью, чтобы изгнать из нее бесов. Мать вспоминала, что по возвращении в Гори Сосо беспокоили тревожные сны, он бредил и дрожал466.

 Мы уже упоминали, что святилище, к которому совершили паломничество родители Сталина, было построено в честь нартского бога Уастырджи. Теперь расскажем подробнее о его дочери Сатане — покровительнице всего осетинского народа. Она прекрасна, коварна, умна, жестока. Ее прозвище — «хозяйка». Ее особенностью является светлая кожа, светящаяся во тьме. Без Сатаны не обходится ни одно важное событие, она и спасает людей от голодной смерти, и защищает их от врагов с мечом в руке. Вероятно, такой образ Сатаны — это наследие матриархата.

 Сатана — приемная («неродившая») мать Сослана Стального, важнейшего героя всего северокавказского эпоса, и Батрадза467. Однажды Сатану, обнажившуюся у реки, с противоположного берега увидел безвестный пастух. Он возжелал ее — и испустил семя, которое упало на камень, согретый Сатаной. Тогда Сатана позвала небесного кузнеца Курдалагона. «Только раз ударил молотом Курдалагон, треснул камень — и вынули оттуда новорожденного младенца. Дала ему Шатана [Сатана] имя Сослан, что значит «из утробы камня рожденный».

 Сатана взяла Сослана к себе домой на воспитание. Но однажды Сослан ей говорит: «Если вы хотите, чтоб стал я настоящим человеком, то отдайте меня Курдалагону, пусть закалит он меня в молоке волчицы». Стал тогда Курдалагон долбить из ствола большого дерева колоду, в которой мог бы поместиться Сослан. Но в это время мимо Курдалагона пробегал Сырдон, которого недаром зовут злом нартов.

 Сырдон упрекнул кузнеца: «Вы только поглядите, что он делает! Знает, для кого готовит колоду, а долбит ее на четыре пальца длиннее». Курдалагон сбился со счета и сделал колоду короче, чем нужно. Поэтому Сослан не смог вытянуться в ней во весь свой рост, «согнул колени — и волчье молоко не покрыло их. В чистый булат превратилось всё тело Сослана, но незакаленными, мягкими остались его колени, колченогим он стал, когда начал ходить»468.

 С точки зрения литературоведа Михаила Яковлевича Вайскопфа, Сталин не просто хорошо знал осетинский нартский эпос — он проводил параллели между мифом и своей жизнью. Самым ярким свидетельством этого является то, что в письмах к жене Надежде Иосиф Виссарионович называл свою дочь Светлану «Сатанкой». После самоубийства Надежды Аллилуевой, которая сама была с Кавказа и знала его фольклор, Сталин изменил это прозвище на «Сетанка», скорее всего, чтобы «избежать обидных и непонятных для девочки коннотаций« — ведь Сатана родилась от умершей матери.

Теперь Светлана была «Сетанкой-хозяйкой». Получилось удачно, поскольку, по воспоминаниям Светланы Аллилуевой, она сама не могла выговорить имя Светланка — у нее получалось «Сетанка»469.

 Сослан Стальной — солнечное божество470. Выдающийся французский мифолог Жорж Эдмон Дюмезиль в специальном мифологическом этюде «Солнечные мифы» писал: «Разумеется, не каждая черта, не каждый подвиг Сослана носят солнечный характер… Но его цикл, единственный в кругу нартовских сказаний, дает целый ряд сюжетов — и притом сюжетов основных, в которых солнечный характер героя выступает еще вполне прозрачно»471.

 Василий Иванович Абаев, советский и российский ученый-филолог, отмечает, что богоборческие мотивы в сказаниях о Сослане отсылают к »Прометеевско-Амирановскому комплексу, в котором отразились первые усилия человека освободиться от власти природы и подчинить ее себе». Абаев рассматривает этот миф как борьбу «старого, примитивного языческого натурализма с новым христианским культом». По его мнению, последнее подтверждается еще и тем, что в эпосе не описано «ни одного случая борьбы нартов с чисто языческими богами… Нарты борются только с христианизованными небожителями»472.

 С раннего детства Сосо отличала постоянная готовность к борьбе, упрямство, отказ мириться с тем, что его не устраивает. В какой-то мере мальчик обязан этому кавказской традиции и кавказскому темпераменту, а в какой-то — личным данным и характеру.

 По свидетельствам однокашников, Иосиф Джугашвили в детстве был очень активным мальчиком: постоянно играл во всевозможные игры, устраивал состязания по борьбе.

 Примечателен эпизод, который вспоминает мать Сталина Кеке. На один из церковных праздников его отец Бесо принес домой два арбуза. Их должны были освятить в церкви и один надрезали на пробу. Пятилетний Сосо попробовал кусочек и тут же был отчитан отцом за нетерпеливость: есть арбуз до освящения мальчику не полагалось. Сосо обиделся настолько, что отказался идти в церковь и остался стоять у входа. После возвращения родители не смогли уговорить мальчика сесть с ними за стол. Не смог убедить его и зашедший в гости крестный.

 В конце обеда, когда начали есть арбуз, Сосо вошел в помещение и закричал: «Плохие, плохие, плохие!..» Крестный посадил мальчика за стол, положил перед ним целый арбуз. Но Сосо уже начало лихорадить, он простудился из-за долгого стояния на сквозняке. Ребенок потерял сознание. По словам матери, привести мальчика в чувство смогла только знахарка473.

 В своем детстве Джугашвили не раз оказывался на грани жизни и смерти.

 В раннем возрасте он перенес заболевание оспой474. В Гори в тот момент свирепствовала эпидемия, во многих семьях умирали дети. У соседей, в семье виноторговца Эгнаташвили, в один день умерло трое детей475.

 Медицина не была достаточно развита, чтобы эффективно бороться с оспой. Люди часто прибегали к народным средствам лечения. Соседка Кеке Мария писала, что ее сын Александр в то время также заболел оспой. По народному поверью, эта болезнь не любит врача и лечение, но любит веселье и песни. Родители окружили больных детей заботой и общением, «хлопотали около больных, молились, пели и убрали комнату цветами»476.

 Кеке сильно переживала за сына, опасаясь осложнений, ведь заболевание оспой часто приводило к слепоте. Впоследствии Кеке вспоминала: «На третий день болезни у Сосо был жар. Он впадал в бред и вдруг заявил: покажите, мол, виновника моей болезни — Кучатнели. Бабушка обернула мутаку [диванную подушку продолговатой формы] одеялом и сказала внуку: вот твой Кучатнели. Сосо принялся топтать идола, наславшего на него недуг. Затем, успокоившись, уснул»477.

 Кучатнели — убийца народного героя Арсена. Легенда гласит, что Арсен, выходец из крестьянской среды, полюбил крепостную своего князя и стал просить его о женитьбе. Князь не пожелал выдавать девушку за него, и тогда влюбленный юноша похитил ее, а имение князя разорил.

 Арсен вскоре стал известен всей округе. Он грабил богатых, а добычу раздавал бедным. Народный герой наказывал обманщиков-торговцев, но при этом был справедливым: если по надобности брал коня не у богача, то возвращал обратно с деньгами. Арсен, борец против угнетения власть имущими простых людей, был очень популярен в народе.

 По легенде, близкие люди предали Арсена, но удалой боец смог сбежать из-под стражи. Потом некто Кучатнели со своим спутником напали на него, но Арсен, который никогда ранее не шел на убийство, не стал лишать нападавшего жизни и в этот раз. Но коварные Кучатнели и его спутник не оценили поступок Арсена и убили его. Умирая, Арсен рассказал убийце, где лежит зарытый им клад, и наказал раздать всё бедным.

 Герой народного сказания Арсен имел реальный прототип. Это Арсен Одзелашвили, который погиб в 1842 году. Одзелашвили возглавил антиколониальное и антикрепостническое народное движение в Грузии в первой половине XIX века. В 1840-е годы, еще при жизни Арсена, стала складываться народная поэма, прославлявшая удаль, честность и борьбу за народную свободу.

 Имя Кучатнели стало нарицательным. Оно означало «подлец», «предатель», «злодей». В каком-то смысле Иосиф, затаптывая куклу Кучатнели, протестовал против несправедливости, насылаемой злодеем болезни.

 Оспа оставила следы на лице и руках Иосифа на всю жизнь, из-за чего потом, во время подпольной работы, он стал известен под кличкой «Рябой». Например, в донесении начальника Тифлисского розыскного отделения ротмистра Лаврова директору департамента полиции от 9 февраля (по ст. стилю) 1903 года среди руководителей Батумского комитета социал-демократической партии называется «находящийся под особым надзором полиции Иосиф Джугашвили, известный под кличкой «Чопур»478 (то есть «Рябой»).

 Иосиф Иремашвили — однокашник Иосифа Джугашвили по училищу и семинарии, меньшевик и политический оппонент Сталина, в 1932 году, находясь в эмиграции в Берлине, опубликовал мемуары «Сталин и трагедия Грузии». В мемуарах Иремашвили так описывал своего друга: «На продолговатом веснушчатом лице Сосо было заметно множество шрамов. Он был худым, но крепкого сложения. В живых, темно-медового цвета глазах читался его непреклонный нрав. Эти глаза не внушали доверия. Движения у него были почти не детские. Во время ходьбы он размахивал худыми, по-орлиному раскрытыми руками, и оставлял странное впечатление».

 Предположительно в 6-летнем возрасте Сталин получил травму, из-за которой его левая рука плохо сгибалась в локте всю оставшуюся жизнь. Высказывались разные версии того, как Сталин мог получить эту травму: во время неосторожного прыжка с крыши, во время катания на санках или борьбы, из-за попадания под фаэтон. В качестве другой возможной причины повреждения руки указывают некое заболевание.

 Существуют воспоминания родственников Сталина, в которых содержатся семейные легенды о травме руки. Анна Сергеевна Аллилуева, сестра второй жены Сталина Надежды, пишет: «Левая рука Сталина плохо сгибалась в локте. Он повредил ее в детстве. От ушиба на руке началось нагноение, а так как лечить мальчика было некому, то оно перешло в заражение крови. Сталин был при смерти.

 — Не знаю, что меня спасло тогда: здоровый организм или мазь деревенской знахарки, — но я выздоровел, — вспоминал он [Сталин]»479.

 Свою версию приводит племянница Сталина Кира Аллилуева: «Он [Сталин] никогда со всеми не плавал. Быть может, не хотел, чтобы кто-то видел его руку. Как говорили, поврежденную в молодости во время неосторожного прыжка с крыши. Я в разных книгах читала, что она плохо действовала и даже сохла. Но сама ничего подобного не замечала, хотя ребенком росла наблюдательным. Не видно этого было даже тогда, когда на даче в Зубалове Сталин с папой играли в бильярд»480.

 Дочь Сталина Светлана Аллилуева вспоминала: «Он [Сталин] говорил, что в молодости <…> часто болела рука, покалеченная в детстве»481.

 Врачи лечебно-санитарного управления Кремля занесли такую запись в историю болезни Сталина: «Атрофия плечевого и локтевого суставов левой руки вследствие ушиба в шестилетнем возрасте с последующим длительным нагноением в области локтевого сустава»482.

 В 1888 году Сосо Джугашвили поступает в Горийское духовное училище. Начинается новый этап его жизни, к которому относится несколько эпизодов, сильно повлиявших на его жизнь. Один эпизод этого периода жизни Сталина, по некоторым данным, относящийся к возрасту 10–11 лет, — это наезд фаэтона на толпу, в которой стоял мальчик. Семен Гогличидзе, учитель пения в Горийском духовном училище, рассказывает, что столкновение произошло на праздник Крещения, 6 января. Возле моста через Куру собралось множество народа, были выстроены войска. После церковной службы людские толпы ходили по улицам, в том числе и по улочке около Оконской церкви. По улице летел фаэтон, которого никто не заметил. Повозка врезалась в толпу в том месте, где стоял хор певчих, в котором пел также и Сосо. Он хотел перейти на другую сторону улицы как раз в тот момент, когда фаэтон налетел на него. Сосо упал на землю, и фаэтон проехал по его ногам483.

 Кеке в своих воспоминаниях приводит такие подробности произошедшего: «Утром я отправила сына на занятия целым и невредимым, а в полдень его принесли на руках. Оказывается, когда он возвращался домой, его окликнул знакомый. Мой сын повернулся и в этот момент на него наехал фаэтон. Лошади чуть было не растоптали его. Сосо принесли без сознания… У меня началась истерика. В течение двух недель сын не проронил ни звука»484.

 Мать сообщает, что мальчика спасли врачи: «Храни бог фельдшера Ткаченко, который привел к нам доктора Любомудрова. Оба они ежедневно посещали больного, утешали меня: молодой организм справится с бедой. Позже к ним присоединился доктор Сааков. Узнав о попавшем в беду ребенке, сам вызвался помочь. Впоследствии все трое отказались от вознаграждения. Три недели боролись они с недугом, спасли ребенка, подарили жизнь моему Сосо. Добрый доктор Сааков в день выздоровления подарил мальчику рубль на карманные расходы»485.

 Существует также версия о том, что случай с фаэтоном и повлек за собой травму руки. Эту версию озвучивает, к примеру, соратник Сталина, один из высших руководителей ВКП (б) и КПСС Вячеслав Михайлович Молотов: «Рука у него была нормальная, но ее держал вот так, какая-то операция, видимо, была в детстве. Он под фаэтон попал…»486

 Также примечателен эпизод из школьного периода жизни Сталина, описанный Симоном Тер-Петросяном. Камо вспоминает, что после разлада в семье отец Сталина Бесо перебрался в Тифлис, а в Гори наведывался лишь изредка. Иногда он заходил к лавочнику Васадзе, чтобы взять товары в долг. Для порядка долг записывался в специальную тетрадь. При погашении долга записи из тетради вычеркивались.

 Несколько раз Бесо пьяным приходил к Васадзе отдавать долг, и лавочник обманывал его, принимая деньги, но не вычеркивая запись о долге. Наконец, Бесо обнаружил подтасовку, возмутился и стал требовать справедливости. Поднявшего шум сапожника забрали в полицейский участок. Кеке пришла в лавку усовестить торговца, а Васадзе прилюдно оскорбил ее. Домой она вернулась в слезах.

 Иосифу было только одиннадцать лет, но он не мог стерпеть унижение и отправился к лавочнику. После разговора с мальчиком Васадзе пошел в участок и сказал, что ошибся в расчетах, так что Бесо ему ничего не должен. После этого они вдвоем пошли к Кеке, и Васадзе помирился с ней. Спустя годы Тер-Петросян спросил у Сталина, что тогда произошло, и получил ответ: Иосиф сказал обидчику, что подожжет лавку, если тот не исправит ситуацию. Васадзе понял, что мальчик не шутит, и поспешил решить дело миром487.

 Далее мы переходим к описанию события, которое можно назвать наиболее глубоким экзистенциальным переживанием юного Сталина. 13 февраля 1892 года на центральной площади Гори Иосиф вместе со своими одноклассниками наблюдал казнь двух крестьян через повешение488.

 О силе детских впечатлений от казни упоминал Григорий Размадзе, товарищ Сосо: «Эта жуткая картина произвела на нас, детей, самое тяжелое впечатление. Возвращаясь с места казни, мы стали обсуждать, что будет с повешенными на том свете. Будут ли их жарить на медленном огне? Сосо Джугашвили разрешил наши сомнения: «Они, — сказал он, задумавшись, — уже понесли наказание, и будет несправедливо со стороны бога наказывать их опять»489.

 Свидетелем этой казни также был писатель Максим Горький (1868–1936), который во время своего знаменитого путешествия по России 1891–1892 годов заехал в провинциальный кавказский городок. Спустя несколько лет, 26 ноября 1896 года, Горький опубликовал в газете «Нижегородский листок» свой фельетон «Разбойники на Кавказе».

 В фельетоне Горький ничего не говорит о преступлениях, из-за которых двум крестьянам вынесли смертный приговор. Он только упоминает, что в толпе на площади обсуждали, как разбойники убили нескольких человек при задержании.

Горький описывает, как приговоренные приняли казнь:

«Преступник сам спрыгнул с табурета и, не достав ногами до помоста, — повис в воздухе. Одно мгновение он висел неподвижно, потом задвигал связанными руками, весь вздрогнул и вдруг, дергая ногами, стал извиваться в воздухе. Лицо у него стало красное и странно надулось, точно вспухло всё сразу.<…>

— Хорули! — вдруг крикнул толпе другой осужденный, указывая на товарища всё еще бившегося в воздухе. Раздался смех: хорули — гурийский танец.<…>

— А ты, Васо, давай перхули! — крикнул кто-то из толпы по-русски. Васо кивнул головой. Перхули — тоже танец. Васо вязали руки, и он что-то серьезно говорил палачу, указывая кивками головы куда-то на толпу. Она опять замолкла. Вот Васо кивнул головой направо… налево… <…>

И Васо начал танцовать перхули… Когда же он неподвижно повис рядом с товарищем, причем головы обоих их свесились на грудь, а шеи странно выгнулись — толпа стала расходиться»490.

Фельетон, фрагмент из которого приведен выше, является частью серии очерков, в которых Максим Горький рассматривает «культ героя-разбойника» на Кавказе. Уважительное отношение местного населения к грабителям, восхищение их удалью, мужественностью и специфически понимаемой справедливостью было распространено и среди жителей Гори. Писателя тогда удивила жестокая простота горцев, обыденность, с которой была воспринята ими казнь.

Тем не менее Горький в фельетоне не говорит, за какие злодеяния двое крестьян были повешены. Потому ли, что писатель был ограничен цензурой, или он не имел достаточно информации, или таков был его художественный замысел, — мы не знаем.

Из фельетона Горького непонятно, почему казнь имела для Иосифа Джугашвили и его одноклассников такое значение. Поэтому приведем другие описания казни.

Согласно упомянутым выше воспоминаниям Петра Капанадзе, тем самым, которые Сталин не разрешил публиковать, «разбойников» казнили за то, что они потребовали от князей прекратить издевательства над крестьянами и вымогали у этих князей деньги.

По воспоминаниям Капанадзе, крестьян звали Сандро Хубулури и Тотэ Джиошвили. Во время казни Тотэ не принял священника, отказался от креста и причастия. Люди сочли это подтверждением того, что он «не считает себя грешным: не для себя брал у богачей».

Когда вешали Сандро, веревка оборвалась под тяжестью его огромного тела. По народным законам считалось, что в этом случае приговоренный к смерти должен быть помилован. «Даже пословица говорит: „Веревка простила“». Но казнь всё равно состоялась: «У палачей были свои законы. Они повесили Сандро второй раз, и Сандро умер»491.

Полицейские согнали на казнь жителей окрестных деревень, желая их запугать, но вызвали этим еще большую ненависть. Возвращаясь домой, Иосиф Джугашвили сказал другу Петру: «Все равно найдутся такие смельчаки, которые отомстят. Непременно отомстят!»492

 На казни присутствовали воспитанники духовного училища, так как преподаватели считали, что увиденное внушит им чувство страха и подчинения.

Согласно версии Петра Капанадзе, «общественное мнение», как сейчас бы сказали, оправдывало казненных. Люди считали крестьян жертвами произвола властей, а их злодеяния объясняли безысходностью и нуждой. Тем более в детском сознании увиденное никак не могло увязаться с проповедями педагогов и заповедью «не убий». Дети были возмущены присутствием на месте казни священника493.

Приведенные воспоминания вскрывают общественно-политический мотив, толкнувший крестьян на путь преступления. Но эти источники информации о казни мы также не будем считать основными. Они готовились к публикации в советской, также цензурируемой, печати.

В качестве основной будем рассматривать версию, изложенную в неопубликованных воспоминаниях Симона Тер-Петросяна. Эти воспоминания сообщают о невероятной тяге молодых людей к справедливости.

На одном из занятий, когда Иосиф Джугашвили учил Симона грамотно писать по-русски, молодые люди стали обсуждать «Манифест Коммунистической партии» Карла Маркса. Симон вспомнил казнь «разбойников» в Гори, которая вызвала у него такие же сильные переживания, как у Иосифа. Вот что пишет Камо:

«В детстве на меня произвела большое впечатление казнь двух крестьян-побратимов, отомстивших молодому князю Амилахвари за бесчестье. Князь, известный своим беспутным нравом, развлекался тем, что крал девушек и бесчестил их. Жених одной из несчастных девушек решил отомстить. Вдвоем со своим побратимом они застрелили негодяя, когда тот выходил из церкви. Какие-то крестьяне подняли руку на сиятельного князя Амилахвари! Да еще на церковных ступенях. Суда еще не было, но все понимали, что несчастных крестьян ждет веревка, несмотря на то, что по людскому закону их ни в чем нельзя было обвинить. Такой позор, как бесчестье невинной девушки, смывается только кровью.

<…> я сочувствовал крестьянам и надеялся на то, что губернатор или царь их помилует. Они же были мстителями, а не грабителями. Но никто их не помиловал. Я присутствовал на казни и до последней минуты надеялся, что случится чудо — вот сейчас прискачет гонец из Тифлиса с письмом от губернатора или же нападут абреки и отобьют несчастных. Чуда не случилось.

Читая «Манифест», я вспомнил о повешенных крестьянах и сказал о них Иосифу. Он тоже помнил их, весь уезд их помнил, такие дела случаются раз в сто лет.

— Мы и за них расплатимся! — пообещал Иосиф»494.

Таким образом, Симон Тер-Петросян раскрывает подробности казни, не упомянутые ни Горьким, ни Капанадзе. Камо описывает, как крестьяне-побратимы мстили князю Амилахвари за то, что он обесчестил невесту одного из крестьян.

Даже если Максим Горький знал настоящую причину казни крестьян, он не мог открыть ее в фельетоне: этим он косвенно оправдал бы казненных, подверг сомнению справедливость вынесенного приговора. То есть общественно-политические обстоятельства и личные мотивы, побудившие крестьян стать разбойниками, остались «за кадром».

Надо понимать, что грузинская провинция конца XIX века имела консервативные моральные установки, а честь девушки и женщины на Кавказе была особо оберегаема. Поэтому в глазах горийских подростков и юношей поведение крестьян-побратимов было более чем оправданным.

Крестьяне были героями в глазах воспитанников духовного училища. Одноклассники Иосифа Джугашвили возмущались цинизмом и безнаказанностью власть предержащих, огромной социальной пропастью, лежащей между бедными и богатыми. В молодых умах зрел протест против несправедливости и угнетения простых людей.

Необходимо отметить также, что казнь в Гори могла оказать столь сильное влияние на Сталина еще и потому, что к княжескому роду Амилахвари у него было особенное отношение. Вот что пишет по этому поводу Троцкий:

«Один из биографов Сталина рассказывает, как к убогому дому сапожника подъезжал иногда на горячем коне светлейший князь Амилахвари для починки только что порвавшихся на охоте дорогих сапог и как сын сапожника, с обильной шевелюрой над низким лбом, пронизывал ненавидящими глазами пышного князя, сжимая детские кулачки. Сама по себе эта живописная сценка относится, надо думать, к области фантазии. Однако контраст между окружающей бедностью и относительной пышностью последних грузинских феодалов не мог не войти в сознание мальчика остро и навсегда»495.

Также Троцкий указывает на неизбежность презрительного отношения к семинаристу Сосо со стороны детей состоятельных родителей: священников, мелких дворян и чиновников.

Гогохия, одноклассник Сталина, рассказывает про то, как у Иосифа зрел социальный протест: «Он не любил ходить к людям, живущим зажиточно. Несмотря на то, что я бывал у него по нескольку раз в день, он подымался ко мне очень редко, потому что дядя мой жил, по тем временам, богато»496.

Одноклассник Сталина Григорий Глурджидзе рассказывает про разочарование тринадцатилетнего Иосифа в религии. «Знаешь, нас обманывают, бога не существует…»497 — сказал Иосиф другу и посоветовал прочитать книгу Дарвина.

М. Титвинидзе, еще один однокашник Сталина, рассказывал про упрямство ребенка: «Учитель Илуридзе вызвал Иосифа и спросил: „Сколько верст от Петербурга до Петергофа?“ Coco ответил правильно. Но преподаватель не согласился с ним. Coco же настаивал на своем и не уступал. Упорство его, нежелание отказаться от своих слов, страшно возмутили Илуридзе. Он стал угрожать и требовать извинений, но Иосиф обладал крепким, непримиримым характером и упорством. Он снова несколько раз повторил то же самое, заявляя, что он прав. К нему присоединились некоторые из учеников, и это еще больше разозлило преподавателя. Он стал кричать и ругаться. Сталин стоял неподвижно, глаза его так и расширились от гнева… Он так и не уступил»498.

В воспоминаниях Иосифа Иремашвили мы находим интересное описание характера Сосо: «Так как это было связано с определенным риском, нас очень тянуло ползать по скалам. Сосо с самого начала выделялся среди школьных ребят. Мысли, которые у него еще тогда рождались, были весьма далеки от нашей детской беззаботности. Если он ставил для себя какую-нибудь цель или хотел что-нибудь сделать, в нем просыпалась природа безграничного упрямства и прихоти. Подниматься на высокие вершины, лазать по пещерам и ущельям — это доставляло ему самые большие удовольствия в те годы. Если ему не удавалось исполнить свое желание, он уходил один и тренировался, пока не достигнет цели. Целыми днями и часами стоял он на берегу реки и упражнялся кидать камни в цель»499.

После того как Сталин закончил Горийское духовное училище, мать отправила его на учебу в Тифлисскую духовную семинарию, куда он поступил в 1894 году. 

 В то время обстановка в семинариях отражала социально-политические проблемы, связанные с положением Грузии внутри Российской Империи.

В 1801 году Картли-Кахетинское царство, на территории которого находился Гори, было присоединено к Российской Империи. В 1811 упразднена автокефалия Грузинской церкви.

Крепостное право в Тифлисской губернии было отменено в 1864 году. Реформу осуществили в интересах помещиков и землевладельцев, так что крестьяне не получили в собственность землю, а обязывались выкупать ее на протяжении десятилетий. После гибели российского императора Александра II в результате теракта в 1881 году на трон взошел его сын, Александр III. Относительно либеральная политика Александра II на окраинах сменилась наступательной политикой русификации. В Грузии стало запрещено получать образование на грузинском языке, русский язык стал единственным в делопроизводстве.

Иосиф Иремашвили вспоминает, как проводилась русификация в духовном училище: «В 1890 году грузинских учителей и надзирателей нашей школы сменили русские. Начавшаяся в Грузии русификация много изменила в школе. Первым, и самым неприятным для нас мероприятием явилась замена грузинского языка русским»500.

В семинарии преподаватели запрещали ученикам разговаривать на грузинском языке. Нарушивших запрет жестоко наказывали, сажали в карцер. Были случаи, когда дети требовали от начальства введения уроков грузинского языка.

В 1885 году студент семинарии Сильвестр Джибладзе избил ректора протоиерея Павла Чудетского за то, что тот назвал грузинский язык «языком для собак». Семинарист был выслан в Сибирь.

24 мая 1886 года ректор Чудетский был убит студентом семинарии по фамилии Лагиашвили.

В семинарии происходили стачки, участников которых исключали из семинарии и отправляли в ссылки. В 1893 году после одной из таких стачек 83 учащихся были исключены и 23 из них высланы из города.

Григорий Паркадзе, однокашник Сталина по Тифлисской духовной семинарии, описывает в своих воспоминаниях такой эпизод: «1893–1894 учебный год в Тифлисской духовной семинарии был большой „бунт“ <…>; семинария была закрыта на год»501.

В среде зарождающейся грузинской интеллигенции на фоне недовольства политикой российских имперских властей росли недовольство несправедливостью общественного устройства и националистические настроения. Недовольство росло как в широких народных массах, так и в образованных слоях общества. Молодые грузинские аристократы, получив образование в русских университетах, возвращались домой, чтобы на грузинском языке воспевать родную историю и культуру. Одним из лидеров национально-освободительного движения был выдающийся грузинский поэт князь Илья Чавчавадзе. Также в это движение входили Даниэль Чонкадзе, Рафаэл Эристави, Акакий Церетели и другие.

Григорий Паркадзе вспоминал, что ученики обсуждали творчество этих грузинских писателей и поэтов, спорили о творчестве мировых классиков, классиков русской и грузинской литературы502.

Естественно, ученики не могли удовлетвориться мертвой догматикой, вбиваемой им в головы преподавателями. Учебные заведения Грузии были средоточием «вольнодумства» любых оттенков: от крайнего грузинского национализма до народничества и марксизма.

Российский историк Юрий Васильевич Емельянов (род. 1937) пишет: «Распространению марксизма в Грузии способствовали местные особенности капитализма. Поскольку буржуазия в Грузии состояла в основном из лиц негрузинских национальностей, то здесь антикапиталистическая направленность борьбы неизбежно соединялась с движением в защиту грузинского народа, его основной части — крестьянства и городской бедноты»503.

Со временем в грузинской общественной мысли появилось направление, которое желало уйти от мелкобуржуазного национализма к интернациональной освободительной борьбе трудящихся, стремилось подчинить национально-освободительное течение социальному протесту.

Одним из представителей этого направления общественной мысли был Эгнатэ Ниношвили, выдающийся грузинский революционный писатель. Ниношвили в своих произведениях описывал борьбу грузинского народа против гнета феодалов и самодержавия.

Большое значение для юношей-семинаристов имело живое общение с рабочими, вставшими на путь революционной борьбы. Один такой случай описывает Иосиф Иремашвили. «В один вечер я и Коба сбежали из семинарии к одному рабочему, который жил на Мтацминде. Скоро собрались и семинарские единомышленники. На маленькой мтацминдской квартире собрались члены рабочей социал-демократической организации. Сбежавший из Сибири политзаключенный прочел доклад о преследовании революционеров, попиравшем их человеческое достоинство царской полицией и реакционерами, о жутком бытии политических заключенных в сибирских тюрьмах. Рассказывал, какие страшные муки испытал сам, что у него уже была утрачена надежда увидеть родину. Перенести эти пытки он смог благодаря ненависти к варварскому режиму.

Перед нами стоял бледный худой человек с впалыми глазами, который говорил с нами с редчайшим красноречием и убедительностью. Доклад этот на молодых произвел незабываемое впечатление. Он до мозга костей пронял нас. Его призыв бороться за свободу, братство и справедливость стал для нас высшим идеалом, а борьба за эти идеалы — смыслом жизни»503.

Из слов Иремашвили видно, насколько сильное впечатление произвел сбежавший политзаключенный на молодежь. Борьба за идеалы свободы и справедливости, которая будоражила непримиримые умы, была представлена, что называется, «во плоти». Живое общение с человеком, который уже встал на путь революции, означало очень много. Юноши понимали, что одними мечтаниями, пусть и возвышенными, исправить ситуацию нельзя. Что реальный путь — это путь борьбы, путь трудностей и жертв.

Иосиф Иремашвили вспоминает, как, увлеченные новым марксистским учением, семинаристы читали запрещенную литературу: «Запрещенные книги мы читали во время уроков, службы и на молитвах. На парте у нас была раскрыта Библия, а на коленях у одного лежал Дарвин, у другого — Маркс, а у третьего — Плеханов или Ленин. Мы прятались на переменах во дворе, в котельной и там читали»503.

Одноклассник по Тифлисской духовной семинарии Михаил Семенов писал: «С большой охотой занимался Джугашвили изучением словесности, а еще более любил гражданскую историю, в которой увлекали его легендарные подвиги отважных людей Эллады и древнего Рима и героические эпизоды народных войн и борьбы против тирании»504.

Другой одноклассник Иосифа Георгий Елисабедашвили вспоминал об увлечении Иосифа чтением: «Он читал везде, где попало: в комнате, если даже шел разговор совсем по другим вопросам; гуляя на балконе или в поле; читал, сидя за обедом, ничуть не пропуская мимо своих ушей даже мелочей, если это в какой-либо степени его интересовало»505.

В 15 лет в жизни Сталина наступает поворотный момент. Он начинает взаимодействовать с подпольными группами русских марксистов, которые «привили вкус» к подпольной марксистской работе.

В интервью Эмилю Людвигу Сталин сообщает: «Из протеста против издевательского режима и иезуитских методов, которые имелись в семинарии, я готов был стать и действительно стал революционером, сторонником марксизма, как действительно революционного учения»506.

Обучение Сталина в семинарии закончилось итогом, закономерным для такого «бунтаря», как он. В 1899 году Иосифа Джугашвили исключили из семинарии.

Интеллектуальная и духовная среда, царившая в училище и семинарии, жестокий и несправедливый контроль со стороны преподавателей и руководства этих учебных заведений, оказывали влияние на формирующиеся личности детей. Атмосфера запретов и оскорблений толкала их на поиск правды вне стен учебных заведений — в книгах и среди подпольных групп марксистов.

«Таковы первые источники пока еще инстинктивного социального протеста, который в атмосфере политического брожения страны должен был позже превратить семинариста в революционера»507, — говорит Троцкий.

Это верно, но недостаточно. Этими «первыми источниками», по нашему мнению, являются не только сложные условия жизни в семинарии, но и вся глубинная народная культура: сказки и героические истории, песни и сказания, мифология с ее образами героев — борцов за человеческое счастье, сам дух социальной и человеческой справедливости, окружавший Иосифа с детства и вполне воспринятый им.

Недоброжелатели кричат о глубокой психопатии и жажде деструктивности, заложенных в личности Сталина чуть ли не с рождения.

Для таких недоброжелателей самое «вкусное» — это свести человека к психопатии и животным потребностям, отрезать каналы, связывающие человека с духом эпохи.

Между тем вся эпоха, в которой рос и воспитывался Сталин, была пропитана яркими гуманистическими идеями и героическими сюжетами, жаждой справедливости, готовностью к преодолению любых лишений, как физических, так и духовных, ради людей. И этой атмосферой не мог не быть пропитан Сталин.

Сводить всё к этой атмосфере и особым переживаниям, конечно же, невозможно. Потому что Сталин в итоге развивался в высшей степени не так, как все горийцы, которые тоже впитывали в себя примерно то же самое, что и Сталин. Уникальность крупной личности — это уравнение со многими неизвестными. Но в числе этих неизвестных важное место занимает то, что нами рассмотрено.

Почему рассмотренное так сильно повлияло именно на Сталина — это отдельный вопрос. Но то, что оно оказало влияние — не вызывает сомнений. И тут впору говорить в том числе и о какой-то, вполне сочетаемой с марксистским атеизмом, сталинской пара-религиозности. Сформированной и с помощью отвержения семинарского опыта, и с помощью его парадоксального впитывания, и с помощью более сложных пара-религиозных воздействий. В числе сочинений, на что-то подобное намекающих, пьеса «Батум», написанная Михаилом Булгаковым.

Булгаков явно хотел польстить Сталину. Но добился прямо противоположного эффекта. Почему?

В пьесе «Батум» молодой Сталин, празднуя с товарищами Новый год, говорит следующее:

«По поводу Нового года можно сказать и в пятый раз. Хотя, собственно, я и не приготовился.

Существует такая сказка, что однажды в рождественскую ночь черт украл месяц и спрятал его в карман. И вот мне пришло в голову, что настанет время, когда кто-нибудь сочинит — только не сказку, а быль. О том, что некогда черный дракон похитил солнце у всего человечества. И что нашлись люди, которые пошли, чтобы отбить у дракона это солнце, и отбили его. И сказали ему: «Теперь стой здесь в высоте и свети вечно! Мы тебя не выпустим больше!»

Что же я хотел сказать еще? Выпьем за здоровье этих людей!.. Ваше здоровье, товарищи!»508

Мы уже обсуждали пометки Сталина на размышлениях генерала Гуро об оптимальности для Наполеона именно культа солнца. Возможно, в этой реакции и в намеке Булгакова, который возмутил Сталина, — разгадка сталинской закрытой пара-религиозности, находящейся в тесном сопряжении с размышлениями Сталина о том, что партия должна быть «орденом меченосцев».

Если это так, то в подобных закрытых страницах прошлого вполне может содержаться нечто важное не только с исторической, но и с иной — собственно политической точки зрения. С точки зрения того, каковы неиспользованные советские возможности построения духовного коммунизма. И как этими возможностями можно воспользоваться при построении новой — преемственной по отношению к прошлому и отличающейся от него — левой духовной идеологии.

 

Евгений Прокошев 

https://rossaprimavera.ru/article/97a0e181

 


Друзья юности Сталина.

  

К.К. Гзелишвили. Товарищ Сталин в юные годы. 1939

 Экзюпери сказал, что человек — это узел отношений. А некоторые обществоведы, в том числе и прямолинейно марксистские, говорят о том, что человек — это общественное животное. Впервые это было сказано Аристотелем. По-настоящему популярно это стало после того, как один из корифеев французского Просвещения, философ Шарль Монтескье, процитировал эту фразу Аристотеля в своем произведении «Персидские письма».

После Монтескье о человеке как об общественном животном стали говорить многие. И в какой-то степени это представление разделял Маркс. В какой именно — отдельный вопрос. Но нет ни одного психолога, который полностью бы отверг представление о влиянии социума на формирование личности.

Кто-то считает такое влияние абсолютным, а кто-то просто большим. Но никто не отрицает это влияние. Человек наиболее подвижен в детстве. И потому детский социум крайне важен для понимания того, как формировалась личность и что в итоге было сформировано.

Личность Сталина формировалась не только под влиянием его семьи. Но и под влиянием его ближайших друзей детства. В сущности, мы обсуждаем вопрос о том, как некая тогдашняя «улица» влияла на того ребенка, который, повзрослев, стал сначала выдающимся революционером, а потом — крупнейшим политическим деятелем.

И тут решающую роль имеют три момента.

Первый — какова была горийская и в целом кавказская улица, повлиявшая на формирование личности Сталина.

Второй — какова была личность Сталина, формируемая улицей. Ведь важны не только качества улицы, но и качества того, кто вступает с этой улицей во взаимодействие.

Третий — можем ли мы, исследуя личность Сталина, получить сколько-нибудь объективные сведения об этой самой улице. Притом что сокрытием этих сведений занимались и Сталин, и Берия, и все, кто, формируя искаженный образ личности Сталина, не хотели предоставлять нам объективных данных, в том числе и по поводу интересующей нас улицы. И имели при этом избыточные возможности для того, чтобы эти данные исказить. Как ни странно, мы располагаем какими-то данными по этому очень интимному вопросу. Что же касается того, что степень влияния улицы определяется качествами улицы и качествами ребенка (подростка, юноши), вступающего во взаимодействие с этой улицей, то мы не можем это обсуждать, не констатируя социально-этническую природу и улицы, которая формировала Сталина, и самого Сталина.

В поэме Александра Трифоновича Твардовского «За далью — даль» есть такие строки316:

Не зря, должно быть, сын востока,
Он до конца являл черты
Своей крутой, своей жестокой
Неправоты.
И правоты.

Твардовский — отнюдь не апологет Сталина. Но он пытается быть объективным. Он говорит о неправоте и правоте некоего Востока, имея в виду Кавказ. А раз уж мы обсуждаем улицу — об определенных чертах кавказской улицы. А также о кавказском (для Твардовского — восточном) влиянии на личность Сталина. О таком влиянии писали и те, кто осуждал Сталина (тот же Мандельштам, написавший о кремлевском горце), и те, кто его воспевал.

Апологеты Сталина восклицали:

Вырос ты в горах Кавказа
Закаленным в битвах мужем.
Ты дороже всех алмазов,
Ты ценнее всех жемчужин
317.

Сталин — человек с кавказскими корнями, сформированный, в том числе, и кавказской (горийской, тифлисской, батумской и иной) улицей.

У нас нет возможности для глубокого обсуждения роли кавказского фактора в формировании личности, специфики кавказской улицы. Но необходимо оговорить хотя бы самое очевидное. А именно то, что если кавказец (а Сталин продолжал оставаться кавказцем всю свою жизнь) считает кого-то другом, то он готов сделать для друга очень и очень многое. Но — тем выше цена вопроса. Если кавказец потерял доверие к другу, то на прежнее теплое отношение можно не рассчитывать. Место такого отношения занимает нечто противоположное. Именно такое представление о дружбе Сталин пронес через всю жизнь.

В данной части исследования будет рассмотрена история отношений Иосифа Сталина с тремя различными категориями людей, с которыми его связывала личная дружба.

К первой категории относятся друзья его детства и юности, которые пользовались его безграничным доверием и сами были беспредельно преданы ему. Отметим, что эти люди не вмешивались в политику и не были соратниками Сталина в революционной борьбе.

Ко второй категории можно отнести тех политических соратников Сталина, которые одновременно входили в круг его семьи. Это были люди в большинстве своем неординарные, деятельные и волевые. Сталин был с ними чрезвычайно близок, пока они не пытались, пользуясь своим близким положением, влиять на решения вождя. Такие попытки приводили к тому, что Сталин рано или поздно рвал с ними связь полностью.

Третья категория — уникальна. К ней следует отнести его боевых товарищей, которых он воспитал, для которых стал наставником. Ярчайшим представителем этой категории является легендарный революционер, большевик Симон Аршакович Тер-Петросян, больше известный как Камо.

Первая из названных категорий друзей Сталина включает, например, его однокашника Петра Капанадзе, а также Александра и Василия Эгнаташвили, сыновей богатого купца и землевладельца Якова Эгнаташвили — многолетнего друга семьи Джугашвили. Сразу же подчеркнем, что с братьями Эгнаташвили Сталин сохранил тесные дружеские связи до конца жизни. Из этого можно сделать вывод о стойкости привязанности Сталина к друзьям детства и юности, учитывая его известный максимализм и беспощадность при построении отношений с людьми.

Петр Капанадзе

Петр Капанадзе (Пета) познакомился со Сталиным в Горийском духовном училище. Он поступил туда на год позже Иосифа, то есть в 1889 году. Сосо стал первым, кого Капанадзе встретил, придя в училище. Мальчики быстро подружились318.

После окончания Горийского духовного училища Капанадзе, как и Сталин, поступил в Тифлисскую духовную семинарию. Сам Петр Капанадзе вспоминал, как в то время Иосиф Джугашвили привел его на собрание нелегального марксистского кружка, которым сам руководил. Именно там Петр познакомился с марксистским учением. Тем не менее он не принимал активного участия в революционном движении и, в отличие от Сталина, закончил семинарию, после чего был рукоположен в священники. При советской власти работал учителем.

Мемуары Петра Капанадзе были частично опубликованы в 1945 году в СССР. Подобно многим воспоминаниям «о великом вожде» они носят слишком апологетический, то есть скорее агиографический, чем биографический характер. Но это не значит, что их вообще нельзя использовать.

То же самое можно сказать и о воспоминаниях соратника и друга детства Сталина Георгия Елисабедашвили319, согласно которым маленький Сосо был идеальным ребенком: он первый в детских играх, он разносторонне развит, не по годам умен.

Но вернемся к воспоминаниям Капанадзе, информативность которых уже оговорили выше. Капанадзе не только говорит о своей дружбе со Сталиным. Он говорит еще и о том, что он и Сталин вместе наблюдали печальную казнь в Гори, когда перед жителями села и воспитанниками духовного училища казнили через повешение двух «разбойников», решивших защищать местных жителей от произвола местного князя. Эти сведения не являются частью официального воспевания Сталина, что само по себе достаточно странно. Потому что они могли бы войти органической частью в апологетический миф. То, что они в этот миф не вошли или оказались задвинуты на его крайнюю периферию, могло произойти только потому, что сам Сталин не хотел, чтобы осуществлялись интенсивные пропагандистские танцы вокруг этого эпизода его биографии. А не хотеть он этого мог потому, что сам эпизод имел для него формирующее, чуть ли не экзистенциальное значение.

Пета и Сосо вместе переживали тяжелое семинарское бытие, сведений о котором тоже немного. Между тем семинария тоже была частью формирующей среды, того, что мы условно назвали «улицей».

В своих воспоминаниях Капанадзе отмечал проявившуюся в юности способность Сталина к организации людей. Во время одного из кулачных боев Иосиф руководил командой семинарии, которая вышла биться против городского училища. Он смог тактически грамотно расставить людей и постепенно вводить их в бой, что позволило его команде выиграть320.

Капанадзе подчеркивал также сталинское умение убеждать тех, от кого молодой семинарист хотел чего-то добиться. Во втором классе Капанадзе из-за продолжительной болезни не был допущен к экзамену, ему грозило быть оставленным на второй год. Иосиф вызвался помочь другу. Он привел его к смотрителю училища и уверенно сказал: «Господин смотритель! Капанадзе хороший ученик, хорошо учится. Он долго болел. Посмотрите, как плохо он выглядит — бледный, желтый. Освободите его от экзаменов». Смотритель был впечатлен уверенностью Сосо, и в итоге Капанадзе разрешили не сдавать экзамены и перейти в следующий класс321. Поскольку сами слова, которые цитирует Капанадзе, не несли в себе особо важной для смотрителя нагрузки, то убедить смотрителя могла только интонация, всё то, что ученые называют невербальным аспектом коммуникации.

Капанадзе писал, что Сосо всегда был готов прийти на помощь. Однажды Капанадзе попросил Джугашвили помочь ему нарисовать географическую карту. Иосиф дважды выполнил задание, данное Капанадзе, на пятерку и впоследствии обучил Капанадзе искусству составления карт322.

После исключения Сталина из Тифлисской духовной семинарии и его ухода в революционное движение пути молодых людей разошлись, но дружеские связи сохранились. Капанадзе рассказывал, как в 1900-е годы он навестил мать Сталина Екатерину Джугашвили и передал ей новости о сыне, а после встречался со Сталиным, чтобы передать ему последние вести от матери. Петр получал письма от Иосифа, когда тот находился в подполье, в ссылке или в тюрьме. Капанадзе отмечал: «Из тюрьмы и из ссылки он присылал мне бодрые письма, полные веры в победу»323. Встретились они уже после Октябрьской революции — в 1926 году324.

Казалось бы, всё это — штрихи к идеальному портрету вождя в хорошо отцензурированном тексте. И всё же они означают, что, несмотря на многолетнюю разлуку, друзья детства и юности Сталина продолжали присутствовать в его, так сказать, личном внутреннем пространстве в качестве чего-то неприкосновенного.

В самом деле, точно известно, что Сталин помогал Петру Капанадзе с деньгами уже в тот период, когда находился у власти. Сохранилось письмо, датированное 1933 годом, в котором Сталин сообщает, что послал Капанадзе, пережившему пожар, 2000 рублей, и что тот должен получить ссуду еще на 3000325. Письму предшествовала телеграмма: «Народному учителю Петру Капанадзе. Твое письмо передали мне позавчера опозданием два месяца. Твоя просьба будет исполнена. Привет. Сталин»326.

В 1944 г. Капанадзе получил от Сталина 40 тысяч рублей327 (для понимания размера суммы: в СССР в 1944 году средняя зарплата в тылу была равна 725 руб. в месяц, в действующей армии зарплата капитана — 800 руб., генерал-майора — 1600 руб. — С. Н.). Сталин был достаточно аскетичен в быту и находился на полном государственном обеспечении. Не имея необходимости тратить получаемую им зарплату, он, по сути, распределял ее между своими старыми друзьями, притом что эти друзья не были частью его политического окружения.

В октябре 1946 года Сталин пригласил Капанадзе к себе на дачу в Сочи328. Во время этой встречи друзья детства тепло общались, и Капанадзе пообещал обратиться к другу в случае беды.

Из всего сказанного понятно, что детская дружба явно имела для Сталина большое значение329.

Александр Эгнаташвили

С братьями Александром и Василием Эгнаташвили Сталин был знаком с детства. Они были сыновьями друга его семьи — Якова Эгнаташвили. Яков выступил в роли шафера на свадьбе родителей Иосифа — Екатерины и Виссариона Джугашвили. Позже он стал крестным двух детей Екатерины, которые умерли в младенчестве. Иосифу выбрали другого крестного. Однако Яков всё равно помогал семье Джугашвили, и его также считали «крестным»330.

Невозможно не упомянуть о слухах по поводу неслучайности такой опеки со стороны Якова Эгнаташвили и о намеках на его отцовство (приведенных, например, как в книге известного английского историка Саймона Себаг-Монтефиоре331, так и в книгах других сталинских биографов). При очевидной недоказуемости данного утверждения в нем содержится нечто, позволяющее выявить тонкую структуру сталинского представления о близкой дружбе, уходящей корнями в детство. Потому что отношения Сталина с семьей Эгнаташвили насыщены особым эксклюзивом, порожденным сталинским представлением о некоей внеполитической абсолютной верности.

Что же касается природы этой верности, то, помимо сплетен об особых тайных родственных отношениях между Сталиным и семьей Эгнаташвили, существует и другое, вполне убедительное объяснение близости этих семей. Дело в том, что, по данным того же Монтефиоре, жена Якова Эгнаташвили кормила грудью Иосифа, когда его мать Екатерина Георгиевна должна была отлучаться, то же делала и мать Сталина в отношении сына Эгнаташвили (который впоследствии умер от оспы). Источником данных сведений Монтефиоре называет внучку советского правителя, дочь его старшего сына Якова, Галину. В личной беседе Галина Джугашвили рассказала историку: «Благодаря молоку Эгнаташвили ее дети стали „молочными братьями“ Coco»332.

Это обстоятельство неизбежно меняет взгляд на описанные выше межсемейные узы. Институт молочного братства (по-грузински — «дзудзумтэ») на Кавказе всегда был настолько распространен и почитаем, что этого, по кавказским меркам, вполне достаточно для самых тесных отношений между семьями (а не только между самими молочными братьями) в течение десятилетий. Более того, полноценное следование обычаям, касающимся молочного родства, предполагает, что такие братья должны быть друг другу заступниками, готовыми при необходимости отдать друг за друга жизнь333. Из биографии Сталина известно, что он и братья Эгнаташвили неукоснительно следовали этим обычаям.

Те же традиции соблюдало и старшее поколение семьи Эгнаташвили. Когда мать Сталина стала воспитывать сына одна, супруги Эгнаташвили оказывали ей помощь, и не только материальную: когда отец Иосифа Бесо попытался забрать сына из Горийского духовного училища и устроить его на работу на сапожную фабрику Адельханова, Яков Эгнаташвили помог Кеке вернуть сына, чтобы тот продолжил обучение в училище.

Личные взаимоотношения юного Иосифа с детьми Эгнаташвили строились не только на тех или иных квазиродственных, но и на чисто уличных, сугубо мальчишеских основаниях. Будущего революционера и партийного деятеля связывала с Яковом Эгнаташвили и его сыновьями — Александром и Василием — общая любовь к уличным боям и борьбе, которые были очень популярны в Гори в пору детства Сталина334.

О почти родственных отношениях между семьями можно судить по воспоминаниям детей Александра — его родного сына Георгия Эгнаташвили и приемного сына Ивана Алиханова. Георгий приводит в своих воспоминаниях случай, который произошел в 1940 году. Сталин тогда подарил Александру Эгнаташвили три предмета: «Складной нож огромного размера, примерно около восьмидесяти — девяноста сантиметров, великолепной работы, антикварный. <...> Рядом с этим ножом лежал изумительной красоты маленький нож, в виде кортика, предназначенный для резки канцелярской бумаги. И еще маленькая золотистая пепельница из бронзы в форме вазы высотой около пятнадцати сантиметров»335.

По свидетельству Георгия, он вручил подарок примерно со следующими словами: «Саша, наше детство прошло вместе, и я не могу забыть те далекие годы, и особенно Гори. Я преподношу тебе эти предметы в знак памяти о наших детских годах. Прими их, пожалуйста, и пусть они будут данью уважения нашей дружбе тех памятных лет. Пусть они всегда напоминают тебе Горийскую крепость — место, где мы родились. Надеюсь, они вызовут в тебе те же чувства, которые испытываю я, глядя на тебя, когда вспоминаю детство. Пусть они напомнят тебе наших предков и тех, кто тогда окружал нас. Это Екатерина Георгиевна — моя мать, это Яков Георгиевич Эгнаташвили — твой отец, это Василий Яковлевич Эгнаташвили — твой брат»336. Большой складной нож, подаренный Сталиным в знак дружбы с семьей Эгнаташвили, также упоминает Иван Алиханов337.

Невозможно не обратить внимание на символическое соответствие количества перечисленных предметов названным Сталиным людям, а также на его адресацию к предкам. Такое поведение лидера правящей партии соответствует обычаю взаимного одаривания кинжалами при отношениях побратимства («дзмобилоба», по-грузински), распространенному в Грузии и в XIX, и в XX столетии338.

Как только сыновья Якова Эгнаташвили закончили училище в Гори, он отправил их учиться в Москву. Там Александр, не особенно предрасположенный к учебе, начал выступать в цирке и стал профессиональным борцом339. Согласно воспоминаниям Алиханова, отец Александра — Яков Эгнаташвили — позже снабдил его капиталом и отправил в Баку открывать свой ресторан340. Добившись на этом поприще некоторого успеха, Александр переехал в Тифлис, где открыл четыре ресторана, предназначенные для разнородной публики — от самой бедной до богатой, обеспеченной. Стремясь увеличить возможное число посетителей в своих заведениях, Александр открыл при одном из ресторанов бордель341.

В это время Александр женится, заводит детей, затем разводится и женится снова. Его второй женой стала вдова одного из родственников бывшего владельца фабрики Адельханова в Тифлисе — Алиханова Лилли Германовна, чистокровная немка, плохо говорящая по-русски. К моменту знакомства с Александром у нее уже были свои дети, одним из которых являлся вышеназванный Иван Алиханов.

Примечательно, что с начала 20-х годов Александр постоянно оказывает помощь матери Сталина, еженедельно посылая ей продукты. Сталин, в свою очередь, регулярно интересуется братьями Эгнаташвили и спрашивает, как у них дела. Есть упоминание, что в это время семья Александра Эгнаташвили была уже знакома с сыном Сталина Яковом Джугашвили342;343.

Брат Александра, Васо, начав учиться в Москве, вступил в революционное движение. В 1913 году был арестован и приговорен к административной высылке в Киев. Там он продолжил обучение в университете Святого Владимира, затем в Харьковском университете и, наконец, в университете в Тифлисе. После учебы в университете работал учителем литературы344;345.

В конце двадцатых годов хозяин четырех ресторанов Александр Эгнаташвили попадает в тюрьму как нэпман. Согласно воспоминаниям Алиханова, жена Александра Эгнаташвили и мать Сталина, при посредничестве председателя грузинского ЦИК Филиппа Махарадзе и Якова Джугашвили добиваются, чтобы Александра принял у себя сам Сталин. Брат Васо при этом сел в тюрьму вместо него (что тоже является элементом традиционно-родового поведения).

Встреча в итоге состоялась, и ее результатом стало то, что Александр «стал работником ЦИК Союза». По распоряжению Сталина, «все обвинения с него... сняты»346. После освобождения из-под ареста Александр изменил написание своей фамилии. Теперь он писал ее с буквы «И» — Игнаташвили, в кремлевских приказах его фамилия писалась через «Е» — Егнаташвили347.

В 1932 году Александр получил назначение на пост заведующего хозяйством первого дома отдыха ЦИК в Форосе. Брат Васо продолжил работу учителем348. Таким образом, друг юности, с одной стороны, оказался пристроен, а с другой — попал под надежный присмотр. Дальнейшее развитие карьеры Александра Эгнаташвили показывает, насколько высокой на самом деле была степень преданности и доверительности между ним и Сталиным.

В 1934 году при участии секретаря ЦИК Авеля Сафроновича Енукидзе Александр Эгнаташвили (теперь — Игнаташвили) получает новое назначение. Он становится директором дома отдыха ХОЗУ ЦИК (Верховного Совета СССР)349. Примерно тогда же он начинает заниматься питанием Сталина. Вот что пишет об этом Алиханов: «Во время позднего, как обычно, обеда Саша спросил у Сосо, не хочется ли ему иной раз отведать грузинских яств. Не наскучила ему пресная еда? На что Сталин предложил ему заняться этим вопросом лично: «Корми меня», — сказал он. С этого времени у Александра Яковлевича появилась новая — и главная! — забота, он стал организовывать питание вождя»350.

В тогдашних условиях, когда угроза убийства Сталина, который был крайне опасен для многих, была вполне реальной, поручение кормить вождя было знаком крайнего доверия с его стороны. Это поручение является знаком особого отношения само по себе. Оно является вдвойне этим знаком в связи с реальными опасностями того времени и подозрительностью Сталина. И свидетельствует оно в пользу нашего утверждения об особой роли кавказского института доверия вообще и кавказского института уличного доверия в частности.

В 1938 году Александр Эгнаташвили становится заместителем по хозяйственной части начальника Главного управления охраны Сталина Николая Сидоровича Власика. «Приехав в очередную субботу в Заречье, мы были поражены, увидев Александра Яковлевича в генеральском мундире с ромбом в петлице (он получил небывалое звание „старший майор госбезопасности“)», — вспоминает тот же Иван Алиханов351.

Алиханов при этом отмечает, что его дядя Васо примерно в этот период становится Председателем Президиума Верховного Совета Грузии. В партию он вступил в 1937 году и работал заместителем редактора партийной газеты Грузии «Коммунист». На должности Председателя Президиума Верховного Совета Грузии он оставался до самой смерти Сталина.

У Алиханова имеется упоминание без подробной датировки (можно лишь судить, что это произошло после очередного назначения Александра) о том, что в конце 30-х годов сын Александра Эгнаташвили Георгий ненадолго был арестован (после пребывания в Форосе у него были обнаружены некие контакты с политически неблагонадежными людьми). Через неделю Георгия отпустили на свободу. Вызволением сына занимался сам Александр Эгнаташвили. Он лично заверил Сталина, что у его сына не может быть никаких политических идей: ни хороших, ни плохих. Позже выяснилось, что контакты, найденные у Георгия, имеют «курортное» происхождение. Вскоре после инцидента Георгий стал старшим в охране члена ВЦИК и Президиума ЦИК СССР Николая Михайловича Шверника352.

В партию Александр Эгнаташвили вступил, уже будучи работником госбезопасности. Иван Алиханов описывает это так: «Выяснилось, что мой отчим, уже будучи генералом госбезопасности, оставался беспартийным. Сталин был удивлен, и на следующий же день Александр Яковлевич получил партбилет. Через некоторое время Сталин решил, что Сашу необходимо наградить, и он получил из рук Калинина орден „Трудового Красного Знамени“... Хотя втайне отчим считал, что человеку в военной форме больше подходит боевой орден»353. (По всей видимости, у Алиханова наложились два воспоминания. В 1940 году, вскоре после вступления в партию и одновременно с присвоением звания старшего майора госбезопасности, А. Я. Эгнаташвили был награжден орденом (боевого) Красного Знамени354 — «За успешное выполнение заданий Правительства по охране государственной безопасности», и именно этот орден вручает Александру Эгнаташвили М. И. Калинин на известной фотографии. А орденом Трудового Красного Знамени он был награжден в 1943 году — за образцовое выполнение заданий Правительства по охране государственной безопасности в условиях военного времени355. Кроме того, А. Я. Эгнаташвили был награжден также орденом Кутузова I степени356 — в 1945 году — за обеспечение и обслуживание Ялтинской конференции, и — также в 1945 году — орденом Красной Звезды357.

Что касается упомянутой выше истории кратковременной посадки Александра Эгнаташвили в эпоху борьбы с нэпом, то при более подробном рассмотрении обнаруживается ее клановая подоплека. Иван Алиханов отмечает, что в 1940 году у Александра Эгнаташвили наметился конфликт с наркомом внутренних дел Лаврентием Павловичем Берией, «который очень ревностно относился к лицам, окружавшим вождя». В связи с этой темой Иван Алиханов возвращается к тифлисской истории эпохи НЭПа: «В Тифлисе мой отчим был нэпманом, которого Берия разорил, посадил в тюрьму и хотел уничтожить... Отчим попал в Кремль благодаря непосредственному сталинскому назначению, стал одним из руководителей Главного управления охраны и подчинялся вождю. Тем не менее, будучи генералом НКГБ, отчим находился в прямом подчинении Берии, не будучи „его человеком“ — что было совершенно не в правилах структурной организации советского управленческого аппарата. Эта неприязнь Берии к семье Эгнаташвили при жизни Сталина отразилась на всей семье моего отчима, а главное — на судьбе моей матери»358.

После начала войны, в ноябре 1941 года, жена Александра Алиханова Лилли Германовна была арестована359. Позже она умерла в лагере. Александр Эгнаташвили, при всем своем влиянии, ничего не смог сделать. Формально можно считать, что она была арестована за то, что являлась чистокровной немкой и имела родственников в Германии. Но ее родной сын Иван Алиханов уверен, что к аресту и смерти его матери причастен Берия.

После смерти жены Александр продолжил работать в госбезопасности, занимался хозяйственным обеспечением Тегеранской и Ялтинской конференций360. Однако трагическая гибель жены и невозможность ее спасти, по мнению Ивана Алиханова, подорвала здоровье Александра. Он умер 31 декабря 1948 года после тяжелой болезни и был похоронен в Гори.

Похоже, Сталин высоко ценил дружбу, а также полагался на кавказские обычаи. При этом для него важно было разделять личные отношения и дела управления государственной политикой. Петр Капанадзе и даже братья Эгнаташвили, занимавшие высокие посты, не становились при этом самостоятельными политическими деятелями. Братья Эгнаташвили обеспечивали безопасность главы советского государства — в самом широком ее понимании. Дружба Сталина с ними оставалась неизменной до самого конца.

Примером чего-то совсем другого является история отношений Иосифа Сталина с Александром (Алешей) Сванидзе.

Александр Сванидзе

Александр (Алеша) Семенович Сванидзе родился в 1886 году в селе Баджи Кутаисской губернии в дворянской семье.

Знакомство Сванидзе со Сталиным началось еще во время учебы в Тифлисской духовной семинарии361, откуда Александр был отчислен в 1901 году. В тот период Александр (Алеша) уже принимал участие в подпольной деятельности. Вступил в РСДРП в 1903 году362.

В конце сентября 1905 года Сталин поселился на квартире семьи Сванидзе в Тифлисе (Тбилиси) на улице Фрейлинская, дом 3. Вскоре, в 1906 году, он обвенчался с сестрой Сванидзе Екатериной (Като), у них родился сын Яков. Однако этот брак продолжался недолго. В 1907 году Като умерла от тифа, а Яков после этого воспитывался в семье сестры Като и Алеши — Александры (Сашико) Сванидзе.

В 1906 году Алеша Сванидзе выехал в Германию для получения высшего образования. Там он учился на историко-филологическом факультете Йенского университета до 1915 года, изучал древнюю историю, а также преподавал английский и немецкий языки. В 1916-м вернулся на родину, преподавал в Тифлисе.

В 1920–1921 годах Александр Сванидзе был помощником заведующего отделом Наркомата иностранных дел. В 1921–1922 гг. — народным комиссаром финансов Грузии и Закавказья363.

Есть данные о том, что трещина в его отношениях со Сталиным наметилась в 1921 году, после того как он настоял на переезде в Москву без разрешения Сталина его сына Якова Джугашвили. Яков Джугашвили был племянником Александра Сванидзе. И Сванидзе решил, что может распоряжаться его жизнью без Сталина. Этот поступок Александра Сванидзе вызвал у Сталина крайнее возмущение364.

Биографы предполагают, что Сталин считал ребенка одной из причин смерти своей горячо любимой жены и тяжело переносил его присутствие. Выходку Сванидзе Сталин расценил как бестактное вмешательство родственника в его семейные дела, существо которых этому родственнику непонятно и не должно быть понятно. Гнев Сталина вызвало именно это: «Не понимает и вмешивается, лезет не в свое дело»365.

В 1921 году Александр Сванидзе женился, его жена — Мария Анисимовна — была оперной певицей. В 1927 году у них родился сын Иван (которого они называли еще Джонрид в честь известного писателя Джона Рида, написавшего книгу о русской революции «Десять дней, которые потрясли мир»)366.

В 1922 году Сванидзе был переведен из Грузинской ССР в Москву. В 1920–1930 гг. он занимал ответственные посты в Наркоминделе, Наркомфине, Наркомвнешторге, в том числе и в заграничных советских учреждениях367. Длительное время находился за границей, в том числе как торговый представитель в Германии (с 1924 г.).

Крупный советский деятель, член Политбюро ЦК КПСС с 1935 по 1966 год Анастас Микоян в своих мемуарах так описывал Александра Сванидзе: «Сванидзе был подготовленным человеком, имел высшее образование, хотя и по гуманитарным наукам, был знаком с экономическими проблемами и с банковским делом, да еще хорошо знал немецкий и французский языки. Человек он был солидный, спокойный, неторопливый, обходительный. Любил подумать над вопросом всесторонне, посоветоваться. Человек твердых взглядов, Алеша был всегда выдержан, не любил задевать чужого самолюбия, но и не терпел, когда задевали его „дворянское“ самолюбие: он был из дворян»368.

Деятельность Александра Сванидзе впечатляет своей широтой. Он — организатор и редактор советского академического журнала «Вестник древней истории», автор многочисленных работ по литературоведению и истории, переводчик.

Затем направление деятельности Александра Сванидзе вновь меняется, и в декабре 1931 года он становится заместителем председателя Правления Внешторгбанка СССР. С 15 апреля 1935 года Сванидзе — заместитель председателя Госбанка СССР369.

Семейно-личная история этого человека предопределила продолжение его близкого знакомства со Сталиным и после смерти Като. Жена Алеши Сванидзе Мария была подругой второй жены Сталина Надежды Аллилуевой. Они общались и переписывались370.

Семья Сванидзе нередко встречалась со Сталиным, они вместе отдыхали, а их дети дружили. Сталин продолжал считать их родственниками, помня о своей первой жене Като Сванидзе. Так, Сванидзе участвовали в празднованиях дней рождения Сталина в 1934, 1935 и 1936 годах371;372;373. Алеша был лично знаком с Молотовым, Кагановичем, Микояном, Ворошиловым, Орджоникидзе и другими крупными советскими политическими деятелями.

Близкие отношения со Сталиным, знакомство с лидерами советского государства не уберегли Александра Сванидзе от гибели. Он был арестован 23 декабря 1937 года, осужден Военной Коллегией Верховного Суда СССР 4 декабря 1940 г. по ст. 58–1 «а», 58–7, 19–58–8, 58–11 УК РСФСР к высшей мере наказания — расстрелу, с конфискацией имущества.

По приговору Военной Коллегии он был признан виновным в том, что в 1922 году являлся активным участником национал-уклонистской группировки в Грузии, в 1929 году примкнул к антисоветской организации правых, установив организационную связь с активными участниками этой организации Енукидзе, Лежавой и др., а в 1932 году установил антисоветскую связь с Сокольниковым, дав ему согласие на участие в антисоветской деятельности. Кроме того, Сванидзе признан виновным во вредительской деятельности, которую он проводил в области финансов, а также в том, что участвовал в финансировании троцкистской организации в Испании и занимался шпионской деятельностью в пользу германских разведывательных органов.

23 января 1941 года по протесту заместителя председателя Верховного Суда СССР Василия Васильевича Ульриха Пленум Верховного Суда СССР в составе Председателя Верховного Суда СССР, заместителей Председателя Верховного Суда СССР и членов Верховного Суда СССР заменил высшую меру Александру Сванидзе лишением свободы сроком на пятнадцать лет. Но уже через семь месяцев — 20 августа 1941 года Пленум Верховного Суда СССР по протесту того же Василия Васильевича Ульриха отменил свое постановление от 23 января 1941 года в отношении Сванидзе, оставив в силе приговор Военной Коллегии от 4 декабря 1940 года. В день вынесения Пленумом Верховного Суда нового постановления — 20 августа 1941 года Сванидзе по распоряжению Берии был расстрелян374.

Анастас Микоян вспоминает, как Сталин в 1941 году на одной из встреч рассказал ему, что перед расстрелом Александру Сванидзе предложили попросить прощения перед ЦК в обмен на помилование. «А Сванидзе ответил: „У меня нет никаких грехов перед ЦК партии, я не могу просить прощения“. И, конечно, приговор привели в исполнение. Смотри, какой Сванидзе: не захотел просить прощения! Вот какая гордость дворянская, — закончил Сталин»375, — написал в своих мемуарах Микоян.

В 1956 году Александр Сванидзе был реабилитирован посмертно.

Супруга Александра, Мария Сванидзе, была приговорена 23 декабря 1939 года постановлением Особого Совещания при НКВД СССР к восьми годам лишения свободы за то, что скрывала антисоветскую деятельность своего мужа. 3 марта 1942 года Особое Совещание при НКВД СССР вынесло постановление о расстреле Марии Сванидзе, которое было приведено в исполнение376. Реабилитирована 19 ноября 1955 года посмертно.

Такая последовательность событий может рассматриваться в контексте некоего внутреннего конфликта, предопределившего конечное отношение Сталина к изначально близким ему супругам Сванидзе. Можно предположить, что свою роль в истории взаимоотношений Сталина с семьей Сванидзе сыграло самоубийство его второй жены Надежды Аллилуевой в 1932 году, которое Сталин, по свидетельству их дочери Светланы, пережил крайне тяжело377. Но дело не только в этом.

Обратимся к воспоминаниям известной советской писательницы Галины Иосифовны Серебряковой. Отметим, что Галина Иосифовна Серебрякова два раза подвергалась арестам — в 1936 году как жена «врага народа» (министра финансов СССР Григория Сокольникова. — С. Н.) и в 1949 году по обвинению в контрреволюционной деятельности. В общей сложности она провела в заключении более 15 лет. Несмотря на тяжелые испытания, которые ей пришлось преодолеть в сталинские годы, Серебрякова осталась верной Коммунистической партии. После реабилитации в 1956 году она была восстановлена в КПСС, в 1960-е годы опубликовала роман «Прометей» о Карле Марксе (в трех томах).

Ее автобиографическая книга «Смерч», рассказывающая о ее годах заключения в лагерях, была опубликована эмигрантским издательством в Париже в 1967 году. Узнав об этом, Галина Серебрякова сразу же отказалась от авторства публикации. Ее дочь Гелиана Сокольникова объясняла это тем, что мать боялась очередного, третьего по счету, ареста378. В России воспоминания писательницы «Смерч» были выпущены в 1989 году — через 9 лет после ее смерти.

В своих мемуарах Галина Серебрякова, знавшая семью Александра Сванидзе, вспоминала, как его беспокоила начавшаяся в середине 1930-х годов чистка партийных рядов: «Был июль 1936 года... Однажды, незадолго до низвергнувшей меня в бездну катастрофы (имеется в виду арест Серебряковой — С. Н.), супруги Сванидзе с маленьким сынишкой Джонридом приехали к нам на дачу. Александр Семенович был невесел. Мы долго гуляли в лесу, сидели на берегу маленькой речушки. Небо было режуще-голубым, шумели стрекозы, природа блаженствовала. Сванидзе нервно, отрывисто говорил с одним из моих близких:

— Аресты продолжаются не только в Ленинграде, но и в Москве... Я, впрочем, всегда считал, что он [Сталин] не революционер, и не раз говорил это прямо в глаза. Коба не любит народ, более того, он его презирает. Честолюбие его может дорого стоить партии. Я лично не верю в измену таких большевиков, как... — Сванидзе назвал несколько имен. — Всё что угодно могут натворить эти люди, но не продаться гестапо, — продолжал он. — Что до Ягоды, это — опасный карьерист...»379

Если воспоминания Серебряковой правдивы, то слова Сванидзе о том, что Сталин «не революционер», сказанные ему прямо в глаза многократно и открыто, — это вызов всесильному вождю и симптом конфликта между близкими друзьями. В любом случае речь как минимум идет о том, что в разгаре партийной борьбы Сванидзе начинает занимать радикально антисталинскую позицию. Он этим не только нарушает этику партийной клановости: Сталин возвышает Сванидзе, а он пользуется этим и выступает против него. Думается, что важнее для Сталина нарушение кавказской клановой этики, этики кавказского семейного братства, того, что мы условно назвали этикой кавказской улицы. Сванидзе не имеет права на антисталинизм, будучи представителем узкого кавказского клана, чьим вожаком является сам Иосиф Виссарионович Сталин. То есть Сванидзе вообще не имеет права на антисталинизм, но он вдвойне не имеет права, будучи представителем сталинского кавказского клана и пользуясь вытекающими из этого возможностями. Такова кавказская клановая этика, кавказская этика близости. Она блюдется Сталиным, который уже не вожак кавказской улицы, а всесильный глава огромного многонационального государства. Но поскольку эта этика находится в ядре личности Сталина, то она носит неустранимый характер и крайне важна для правильного понимания сути изучаемой нами личности. Потому что эта этика предполагает, во-первых, защиту тех, кто, находясь в клане, клановых правил не нарушает, и особо жесткие меры по отношению к тем, кто эти правила нарушает. Таких людей не прощают, ибо они свои, а особо жестко наказывают во имя нерушимости закона клановой этики, то есть по принципу «чтоб другим неповадно было».

Дочь советского диктатора Светлана Аллилуева в «Двадцати письмах к другу» пишет, что во времена репрессий Александру Сванидзе приходилось заступаться за своих знакомых, но все его попытки изменить отношение Сталина к данным людям, как и попытки других людей в окружении Сталина, были безуспешными и только злили вождя. «Если он [Сталин] выбрасывал кого-либо, давно знакомого ему, из своего сердца, если он уже переводил в своей душе этого человека в разряд „врагов“, то невозможно было заводить с ним разговор об этом человеке. Сделать „обратный перевод“ его из врагов, из мнимых врагов, назад — он не был в состоянии, и только бесился от подобных попыток. Ни Реденс (Станислав Францевич Реденс — муж сестры Надежды Аллилуевой Анны, свояк Сталина. — С. Н.), ни дядя Павлуша (Павел Сергеевич Аллилуев — брат Надежды Аллилуевой, шурин Сталина. — С. Н.], ни А. С. Сванидзе не могли тут ничего поделать, и единственно, чего они добились, это полной потери контакта с отцом, утраты его доверия. Он расставался с каждым из них, повидав их в последний раз, как с потенциальными собственными недругами, то есть как с „врагами“...», — вспоминала Аллилуева380.

Было бы неправильным ожидать от человека, потерявшего мать так, как Светлана Аллилуева, строгой объективности. Кроме того, Светлана Иосифовна — дочь своего отца, в том смысле, что политика в оценках ее поведения доминирует над всем остальным. Общепризнанно, что мемуары Светланы Аллилуевой и игра вокруг этих мемуаров — это одно из сражений в рамках войны против Сталина и его политического наследства. Тем не менее свидетельства Аллилуевой в данном случае тенденциозны. Они лишь подтверждают ту верность этике кавказской улицы и родственных братств, согласно которой членам этих узких сообществ многое позволяется, но с них и спрос более высокий, чем с остальных.

Анастас Микоян в своих мемуарах намекает на то, что важную роль в трагической судьбе Александра Сванидзе сыграл Лаврентий Павлович Берия. Микоян вспоминает, что в личных разговорах Александр Сванидзе неоднократно критиковал деятельность Лаврентия Берии, на тот момент первого секретаря ЦК КП(б) Грузии: «Из наших бесед о Кавказе остались в памяти высказывания Сванидзе о Берия, острая критика его поведения, его политики и т. д. Свою критику Берия Алеша не скрывал и от Сталина, который, поддерживая Берия, не одергивал и Сванидзе»381. Микоян отмечает, что арест Александра Сванидзе случился в 1937 году, когда Берия переехал в Москву и занял пост заместителя народного комиссара внутренних дел Николая Ивановича Ежова.

Виновен Берия в гибели Сванидзе или нет, мы не знаем. Однако, даже если он виновен, то одобрить арест и расстрел человека, находящегося в близких семейных и дружеских отношениях со Сталиным, должен был лично Сталин. А, значит, именно он пожелал полного разрыва со своим родственником и прежде близким другом Александром Сванидзе. Как нам представляется, руководствуясь кавказской этикой узких семейных и уличных братств. Потому что в другом случае Сталин попытался бы использовать конфликт между Сванидзе и Берией для установления желанного политического равновесия. Сталин Берии никогда не доверял и всегда его подозревал во всех тяжких политических грехах. Но Берия был чужой, а Сванидзе — свой. Поэтому Берию использовали, ведя против него соответствующую слежку, а Сванидзе устранили.

Камо

Совершенно особое место в ряду друзей Сталина занимает видный большевик, революционер Симон Аршакович Тер-Петросян, более известный как Камо. Тер-Петросян оставил интереснейшие воспоминания о своей жизни. Он написал их незадолго до своей смерти в 1922 году, но опубликованы они были только в 2017-м, почти через сто лет. В связи с тем, что эти мемуары — один из многих неангажированных источников (в 1922 году Сталин был скорее гоним, чем восхваляем, а в 2017-м обязательности определенной подачи всего, что связано со Сталиным, уже не было) биографию Камо нам надо рассмотреть несколько подробнее, чем биографии других членов разного рода узких кавказских — родственных, уличных или родственно-уличных — братств, в которые входил Сталин.

Матери Сталина и Камо были дружны, поэтому мальчики знали друг друга с детства, однако близки не были. Камо вспоминает, что воспринимал Сталина как взрослого и серьезного человека, так как между ними была разница в 4 года382.

После исключения из Горийского городского училища за пререкания с учителями на уроках закона божьего и смерти матери Симон Тер-Петросян отправился в Тифлис к своей тетке Елизавете, жене купца Бахчиева. Это произошло в начале 1901 года. Тер-Петросян мечтал о карьере военного и готовился поступать в юнкерское училище. Тетка же хотела, чтобы он поступил в духовную семинарию. Однако Симон не знал русского языка, поэтому родственница пригласила для обучения племянника двух отчисленных семинаристов. По мнению тетки, бывшие семинаристы были более порядочными людьми, чем студенты. Одним из пришедших учить Камо русскому языку был Иосиф Джугашвили. Тогда-то они познакомились по-настоящему.

Именно во время этих занятий Симон получил свое прозвище — Камо. Джугашвили стал так называть своего ученика за то, что тот неправильно спрягал существительные и вместо «кому» говорил «камо»: «Эх ты, Камо! — сказал он. — Вот так тебя теперь и стану звать»383. На этих же занятиях Сталин познакомил Камо с «Манифестом Коммунистической партии». Он сам читал его на русском и тут же переводил на грузинский384. Камо вспоминает, что в какой-то момент они вдвоем вспоминали уже упоминавшуюся выше казнь благородных разбойников в Гори, при которой мальчикам пришлось присутствовать во времена учебы Сталина в духовном училище. Позже Сталин сказал Камо: «Мы и за них расплатимся!»385.

В дальнейшем Камо стали приглашать на собрания революционно настроенной молодежи. Это сильно его увлекло. Решающую роль в его уходе в революционное движение, как он сам отмечает в мемуарах, сыграл Сталин. Он обучил Камо конспирации и другим необходимым навыкам. Симона начали привлекать к делам и давать поручения.

Весной 1901 года Камо вступил в РСДРП. Он действовал как связной между ячейками и конспиративными квартирами в Тифлисе. Сталин по-прежнему был его наставником, и Камо регулярно с ним советовался: «Он терпеливо, при помощи понятных аргументов, объяснял им [участникам кружка] <...>, и делал это по-товарищески, на равных, а не как педагог ученикам. И не только рассказывал и объяснял что-то, но и непременно расспрашивал кружковцев о их делах, о жизни. Иосиф знал, кто женат, а кто холост, у кого сколько детей и разные другие бытовые подробности, не имевшие прямого отношения к занятиям в кружке <...> Мне трудно было поверить в то, что моему учителю немногим больше двадцати, по опыту и мудрости он производил впечатление пятидесятилетнего»386.

В том же 1901 году для подготовки к знаменитой первомайской демонстрации тифлисских рабочих Камо по заданию Сталина осуществляет свой первый «экс» — экспроприацию. Он забирает выручку в аптеке и галантерейном магазине387. Затем на демонстрации 22 апреля Сталин назначает его помощником знаменосца. Камо было поручено защищать знамя от полиции и казаков.

С 1901 года экспроприация становится одним из основных видов деятельности Камо. Кроме того, с весны 1901 года и до момента своего первого ареста в ноябре 1903 года Камо продолжает работать связным не только в Тифлисе, но и в Батуме. Здесь он помогает Сталину с организацией забастовок на заводах Ротшильда и Манташева, со сбором денег на нужды партии, с организацией типографий в Батуме и Тифлисе. По инициативе Сталина Тер-Петросян организовывает «налог с капиталистов», когда под угрозой начала забастовки с владельца завода взимается месячный процент от дохода.

Сам Камо отмечает исключительную роль Сталина в этих событиях — не только как организатора, но и как учителя, советчика для всех, с кем он работал.

В разговоре со Сталиным Камо как-то заявил, что налог с капиталистов — это «предательство рабочего класса»: капиталисты, уплатив налог, смогут жить спокойно. Но Сталин возразил: «Не понимаешь, что это всего лишь тактическая уловка, хитрость. Когда на поле боя войско отступает для того, чтобы завлечь врага в ловушку, это не трусость, а тактическая хитрость. Мы не станем предавать интересы рабочего класса. Как ты вообще мог такое подумать, Камо? Мы пойдем на хитрость. Пусть некоторое время капиталисты платят нам налог, а в нужный час забастуют все предприятия, начнется революция, которая сметет всех капиталистов к чертям!.. Когда я смотрю на тебя, Камо, то иногда вижу взрослого мужчину, а иногда — ребенка. — Сейчас ты рассуждаешь, как ребенок...»388

В течение всего периода, связанного с революцией 1905 года, Камо и Сталин находились в эпицентре революционного процесса.

В ноябре 1903 года в Батуме Камо первый раз арестовывают и сажают в тюрьму за распространение нелегальной литературы389. В сентябре 1904 года он бежит из заключения и переходит на нелегальное положение390.

В феврале 1905 года Сталин, Камо и их товарищ Серго Орджоникидзе организуют многонациональный митинг в Тифлисе численностью около 30 тысяч человек. Тогда Камо впервые выступает организатором, на митинге он произносит свою первую речь перед рабочими391.

Летом и осенью того же года по заданию Сталина Камо работает над организацией нелегальных типографий в Тифлисе, Кутаисе, Чиатурах. Кроме этого, он также занимается обучением дружин самообороны, массовым похищением оружия и производством бомб392.

Во время восстания в декабре 1905 года Камо руководит обороной восставшего рабочего района Тифлиса — Надзаладеви393. Тяжелораненого (в боях Камо получил 5 ранений) его арестовывают в бессознательном состоянии и сажают в Метехский замок (тюрьма Метехи). Он выдает себя за крестьянина, случайно оказавшегося на месте боев. Сталин узнает об аресте Камо и организовывает его побег из тюрьмы394.

Вернувшись на Кавказ с заданиями от Ленина после Первой Всероссийской конференции РСДРП, проходившей в декабре 1905 года, Сталин поручает Камо раздобыть 100 тысяч рублей на партийные нужды395. В марте 1906 года Камо осуществляет ряд «эксов» в Кутаисе и Тифлисе. После этого он под видом князя Геловани доставляет деньги Ленину в Финляндию.

Знакомство с Лениным произвело на Камо большое впечатление: «Я столько слышал о нем, читал его статьи, восхищался его умом, и вот этот великий человек сидит напротив меня и разговаривает со мной запросто, как с товарищем. Мы пили чай и говорили обо всем — о нашем деле, о работе на Кавказе, о том, что ждет Россию впереди»396.

После встречи Ленин поручает Камо добыть еще средств на закупку оружия за границей и организовать производство «бомб-столыпинок». Под видом князя Дадиани Камо едет в Петербург изучать устройство новых бомб, а затем, вернувшись в Грузию, организовывает подпольные мастерские по их производству в Тифлисе, Баку, Батуме и Кутаисе. По воспоминаниям Камо, Сталин порадовался за него: «Камо, на моих глазах ты из мальчишки превратился в революционера. Потом революционер стал командиром боевиков. Теперь же ты стал организатором. Это высшее звание для революционера. Главное наше дело — организовывать народ на борьбу с самодержавием и снабжать его всем необходимым для этого. Я радуюсь, когда рядом со мной вырастает новый организатор. Значит, партия крепнет, значит, ширится наше дело. Думаю, что вскоре ты сможешь возглавить одну из наших организаций»397.

В середине 1906 года Камо едет за границу для помощи председателю комиссии ЦК по закупке оружия Максиму Максимовичу Литвинову. Там он должен закупить оружие и переправить его в Россию. В декабре у берегов Румынии судно «Зора», на котором находился Камо с оружием, село на мель. Груз спасти не удалось. Румынские власти арестовали Камо и выслали из страны398. Вернувшись в Россию, Камо совместно со Сталиным решил компенсировать потерю.

В июне 1907 года Леонид Красин сообщает о переправке огромной суммы денег из Петербурга в Тифлис399. Камо и Сталин разрабатывают операцию по похищению 250 тысяч казенных рублей. Это самая известная экспроприация Камо. За месяц до этого, в мае 1907 года, он был серьезно ранен в глаз и правую руку при изготовлении бомбы — случайно взорвался капсюль. В различных источниках ставится под сомнение участие Сталина в этой операции. В мемуарах Камо ответ однозначен — Сталин настаивал на своем участии и во время ограбления подстраховывал Камо400. Сталин, по воспоминаниям Камо, участвовал в подготовке самой операции и последующем разборе ее результатов401.

В тексте телеграммы заведующего Особым отделом по полицейской части канцелярии наместника полковника В. А. Бабушкина в Департамент полиции говорится: «Тифлис, 13 июня 1907 года. Сегодня в 11 утра в Тифлисе на Эриванской площади транспорт казначейства в 350 тысяч был осыпан семью бомбами и обстрелян с углов из револьверов, убито два городовых, смертельно ранены три казака, ранены два казака, один стрелок, из публики ранены 16, похищенные деньги, за исключением мешка с девятью тысячами изъятых из обращения, пока не разысканы, обыски, аресты производятся, все возможные меры приняты». Позже поступит уточнение, что похищено 250 тысяч, тем не менее по тем временам это очень внушительная сумма402.

В июле 1907 года Камо направляют к Ленину в Куоккале, а затем, в сентябре, в Европу. Всё это время Камо поддерживает связь со Сталиным. В октябре его арестовывают в Берлине с грузом оружия и капсюлей для изготовления бомб. Чтобы избежать германской каторги или выдачи в Россию, где ему грозит смертная казнь, в январе 1908 года по предложению революционера Леонида Красина Камо начинает симулировать сумасшествие403. Советский автор ранней биографической книги «Камо» Варфоломей Ефимович (Барон) Бибинейшвили писал об этом в 1933 году: «Не было конца его изобретательности в проявлениях мнимого безумия. Так однажды он вырвал у себя половину волос и разложил их кучками в виде симметричных рядов у себя на одеяле. Когда врач и надзиратель увидели это, они в ужасе всплеснули руками и закричали: „Шреклих!“ (ужасно). Однажды он по-настоящему повесился, конечно, в расчете на бдительность администрации. Расчет его оправдался: он был вынут из петли...»404

С февраля 1908 года по июнь 1909 года Камо находится под наблюдением медицинских экспертов, которые должны понять, является ли он душевнобольным, и дать соответствующее заключение. К нему применяют жестокие пытки. Бибинейшвили пишет: «Камо имитировал больного, страдающего хроническим психозом с расстройством кожной чувствительности. Выражение лица, походка, движения, бред, все поведение этого больного были им мастерски переданы. Врачи были сильно заинтересованы этим явлением и, чтобы вывести ловкого симулянта на чистую воду, подвергли его варварским испытаниям: кололи булавками под ногтями, жгли тело раскаленным докрасна металлическим наконечником. Много лет спустя у Камо на левом бедре еще сохранился шрам от глубокой раны, выжженной этим наконечником (термокаутером). Все эти пытки Камо выносил с величайшим спокойствием. „Ужасно как воняло паленым мясом“ — вспоминал он впоследствии»405.

В конечном итоге главный врач больницы в Бухе дает заключение о том, что Камо душевно болен и неизлечим406. В сентябре 1909 года германские власти передают революционера русской полиции, а в октябре его помещают в тюрьму Метехи в Тифлисе, где его снова подвергают пыткам, чтобы подтвердить диагноз407. За время своего заключения Камо несколько раз получал сообщения от Сталина. При этом Сталин, по воспоминаниям Камо, старался как можно скорее устроить его побег408. В августе 1911 года Камо бежит из Михайловской больницы Метехской тюрьмы409.

После этого партия направляет Камо на встречу в Париж, где в тот момент находится Ленин.

В апреле 1912 года Тер-Петросян встречается со Сталиным в Петербурге. Во время беседы, по воспоминаниям Камо, Сталин подробно расспрашивал его обо всем, что произошло с ним за прошедшее время. Сам Камо спросил его о разногласиях Ленина и Красина и получил следующий ответ: «Ничего страшного не произошло, — успокоил меня Сталин. — Ленин без Красина остается Лениным, а Красин без Ленина — всего лишь инженер. У нашей партии много хороших инженеров. Красину легко найдется замена. Да, плохо, что в большевистском центре существуют разногласия, поскольку сейчас нам, как никогда, нужно единство. Но лучше разобраться с этим сейчас, чем в ходе вооруженного восстания. Запомни, Камо, что незаменимых людей нет, разве что только Ленин представляет исключение из этого правила»410.

В январе 1913 года Камо снова арестован, теперь он приговорен к смертной казни через повешение. Согласно манифесту в связи с 300-летием царствования дома Романовых казнь была заменена 20 годами каторжных работ. Первые 2 года Камо отбывает в Метехи. Сталин поддерживает с ним связь и передает сообщения, работает над подготовкой побега411.

В марте 1915 года Камо переводят в Харьковскую тюрьму. Всё это время он продолжает поддерживать связь со Сталиным412. После февральского переворота в марте 1917 года Камо освобождают413. Далее он едет в Петроград, где в течение весны и лета 1917 готовит боевой отряд для охраны вождей революции414. Позже он будет вспоминать слова Сталина: «По сравнению с тем, что пришлось пережить тебе, Камо, моя ссылка была пустяком. Одно было плохо, с большим трудом доставалась литература. Приходилось долго ждать, пока товарищи присылали то, что я просил»415.

С осени 1917 года Камо работал в Бакинском совете и ЧК, затем в Москве готовил группу для борьбы в тылу Деникина.

Осенью 1919 года, в период штормов, он сумел доставить по морю оружие в Баку, занятый британскими интервентами, а также деньги для подпольной партийной организации и партизан Северного Кавказа, находящегося тогда в руках Деникина.

В январе 1920 года Камо был арестован в Тифлисе меньшевистским правительством и выслан из Грузии416. В апреле 1920 года он принимал активное участие в подготовке вооруженного восстания за власть Советов в Баку. В мае 1920 года приехал в Москву, учился в Академии Генштаба. В 1921 году работал в системе Внешторга, в 1922 году — в Наркомфине Грузии. Весь этот период Камо действует по поручениям Ленина417. В. И. Ленин характеризовал его как «человека совершенно исключительной преданности, отваги и энергии»418.

14 июля 1922 года в 11 часов вечера Камо ехал на велосипеде по Верийскому спуску (ныне — улица Михаила Джавахишвили) Тифлиса, где попал под встречный грузовой автомобиль. С тяжелой черепно-мозговой травмой, в бессознательном состоянии он был доставлен в ближайшую Михайловскую больницу, где скончался через несколько часов419;420. Существует мнение, которое приводится в различных источниках, в соответствии с которым Камо сбили намеренно по приказу Сталина из-за того, что он много распространялся об участии Сталина в экспроприациях. Однако эта версия не находит документального подтверждения. И, скорее всего, представляет собой очередную антисталинскую клеветническую сплетню, призванную доказывать, что Сталин был сумасшедшим кровопийцей, убивающим даже своих ближайших друзей. Но мы уже убедились, что некоторых своих друзей Сталин не только не убивал, но и всячески опекал, причем порой, как в случае с Капанадзе, без всякой выгоды для себя. Так что либо версия, согласно которой Сталин дал приказ устранить Камо, — клеветническая сплетня (и, скорее всего, это именно так), либо... Либо мы вновь имеем дело с определенной кавказской клановой этикой, согласно которой с ближайших друзей особый спрос.

В своей книге о Камо, изданной в 1934 году под редакцией Максима Горького, грузинский большевик и литератор Барон Бибинейшвили пишет следующее: «Я взялся за собирание и изучение документальных данных о Камо. К сожалению, мне пришлось воспользоваться только тем, что уцелело от хищнического разгрома, произведенного неким „литератором“ Мартыновым. Сей гражданин, снабженный мандатами от высоких учреждений (как выяснилось впоследствии, выданными по недоразумению), появился в 1930 году в архивных учреждениях Тифлиса, перепечатал и забрал много документов о Камо, обошел всех родственников и близких, собрал много личных писем и документов и... бесследно исчез»421.

В июле 1960 года деятель российского социал-демократического движения, затем еврейского социалистического движения в США, публицист, историк Давид Натанович Шуб в американском мультидисциплинарном академическом журнале The Russian Review (издается с 1941 года) описывает положение дел несколько иначе: «Сразу после его [Камо] смерти Сталин послал специального посланника из Центрального Комитета Коммунистической партии. Он прибыл и конфисковал все записи и документы о Камо и забрал их в Москву. Сталин, видимо, боялся, что эти документы могут дискредитировать его собственное революционное прошлое. Этот факт был выявлен в биографии Бибинейшвили о Камо, которая появилась в Москве под редакцией Максима Горького. Эта книга также вскоре исчезла из обращения».422

Советский и российский публицист Рой Медведев, «левый диссидент», известный антисталинскими взглядами, в своей книге «К суду истории. О Сталине и сталинизме», изданной в Нью-Йорке в 1971 году, пишет про 1937 год: «Перестало упоминаться имя знаменитого большевика-подпольщика Камо (С. А. Тер-Петросяна), погибшего в 1922 г. Скромный памятник на могиле Камо в центре Тбилиси был снесен, сестра Камо — арестована»423.

Памятник Камо в самом деле стоял в Тбилиси в Пушкинском сквере. И стоял он там и после смерти Камо, в 1925 году. Если памятник исчез во время большой реконструкции в Тбилиси в 30-х годах, то улица Камо никуда не исчезла до перестроечных времен.

Что касается сестры Камо Людмилы (Люсю Аршаковны), то она действительно была арестована в 1937 году за связь с троцкистской организацией. После 10 лет лишения свободы вернулась в Грузию и работала в больнице г. Мцхета санитаркой. В 1949 году арестована повторно и отправлена в г. Енисейск. Там работала медсестрой в поликлинике424.

Миф об организации Сталиным убийства Камо стал популярен в перестройку, поскольку вполне подходил для очернения Сталина, несмотря на бездоказательность и несуразность. Такой подход можно обнаружить, например, в книге «Ненаписанные романы» писателя Юлиана Семенова, вышедшей в СССР в 1990 году. В его книге Сталин рассуждает: «Золотой был человек Камо, таких больше нет; трагично, но его уход был угоден истории, ибо он знал всё; тем более, просился к больному Ленину именно в то время, когда тот искал союза с Троцким против него, Сталина... Сделать подарок Троцкому, разрешить ему узнать свое прошлое — недопустимо; именно Берия тогда и доказал впервые свою преданность, именно он организовал трагедию с Камо...»425

Введение в оборот фигуры Берии в связи с какими-то фантазиями по поводу устранения Камо требует обсуждения данного лица, точнее, отдельных моментов его биографии. Это необходимо, в частности, потому, что Юлиан Семенов специализировался на озвучивании материалов, предоставляемых ему КГБ СССР и другими советскими спецведомствами.

Известно, что 23 января 1924 года начальник секретно-оперативной части и заместитель председателя Грузинской ЧК Лаврентий Берия отправил телеграмму на имя второго заместителя председателя ОГПУ Генриха Ягоды «для срочной передачи тов. Сталину или Орджоникидзе»426. Берия в телеграмме докладывал о состоянии Льва Троцкого на момент похорон Владимира Ильича Ленина: в январе 1924 года Троцкий находился на лечении в Сухуми и в день похорон в Москву не приехал.

Отправленная телеграмма может говорить о заочном знакомстве Лаврентия Берии и Иосифа Сталина. Данных об их личных встречах, относящихся к этому времени, у нас нет.

В августе-сентябре 1924 года Лаврентий Берия принимал активное участие в подавлении меньшевистского восстания в Грузии. Можно предположить, что именно тогда его по-настоящему заметил Генеральный секретарь ЦК РКП(б) Иосиф Сталин, но, однако, нет никаких подтверждений тому, что в это время они познакомились лично.

Российский историк спецслужб Александр Колпакиди относит их встречу к 1927 году, когда Берия стал наркомом внутренних дел Грузинской ССР427. Уже известный нам Рой Медведев относит личную встречу Сталина и Берии к 1931 году428.

Если даже предположить, что встреча Сталина и Берии произошла в конце июня — начале августа 1921 года, когда Сталин находился на пленуме Кавказского ЦК РКП(б) в Тифлисе, то вряд ли за несколько месяцев Берия стал Сталину настолько близок, что тот мог поручить ему такое деликатное дело, как убийство Камо.

Кроме того, обсуждаемые здесь воспоминания Камо свидетельствуют о высочайшей степени доверия Сталина к Камо и о верности Камо, который встал на защиту вождя, когда его травили так называемые ближайшие соратники Ленина. И когда было совершенно неясно, на чьей стороне будет победа.

Версию Юлиана Семенова поддерживает Федор Дмитриевич Волков — советский и российский историк, политический и общественный деятель, известный публикацией в российской печати весьма сомнительного документа. Речь идет о письме заведующего Особым отделом департамента полиции Еремина на имя начальника Енисейского охранного отделения А. Ф. Железнякова, в котором говорится, что Сталин является агентом царской охранки.

В своей книге «Взлет и падение Сталина», вышедшей в России в 1992 году, Волков пишет: «До сих пор не выяснена история трагической гибели Камо вечером 14 июня 1922 года на Верийском спуске в Тифлисе, когда был совершен, или „случился“ наезд грузового автомобиля на велосипед, на котором ехал Симон Аршакович. Камо слишком тесно в своей политической работе в большевистской партии соприкасался с Иосифом Джугашвили... Возможно, что И. Сталин не хотел иметь свидетеля, хорошо знавшего его уголовное прошлое... Сталин мстил Камо и после смерти — памятник ему в Тбилиси был снесен, его сестру арестовали»429. Фактически Волков слово в слово повторяет выкладки вышеупомянутого Роя Медведева. Отметим, что он также путает месяц гибели Камо: вместо июля у Волкова июнь.

Бросается в глаза, что версия об убийстве Сталиным Камо напоминает версию об убийстве Сталиным своего ближайшего друга и соратника — первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б) Сергея Мироновича Кирова, который был застрелен 1 декабря 1934 года. Подчеркнем, что версию о заинтересованности Сталина в убийстве Кирова поддерживали всё тот же Рой Медведев в 1971 году, а также американский советолог, известный антисталинскими книгами, Роберт Конквест в 1990 году. Последний опирался на воспоминания главы советского государства Н. С. Хрущева.

Сторонникам таких предположений как бы не приходит в голову, что и убийство Камо, и убийство Кирова (если уж говорить о версиях) больше напоминают целенаправленное уничтожение самых верных Сталину людей. А ведь такая версия имеет не меньшее право на существование, чем версия о причастности Сталина к этим смертям. И Камо, и Киров были верными соратниками, товарищами вождя, людьми, на которых он долгое время полагался.

Из описанных выше историй друзей Сталина можно сделать вывод, что Сталин был человеком, для которого дружба не просто важна, а жизненно необходима, который умеет дружить: готов прийти на помощь в тяжелой ситуации, передать часть своих знаний и умений тому, кто согласен безоговорочно идти с ним одним путем.

Вместе с тем Сталин — политик с жесткими, четко очерченными принципами, который не терпел давления на себя с использованием дружбы и личной близости. И именно это категорическое неприятие каких-либо форм зависимости приводило к жестокостям и трагедиям в его личных отношениях.

 

Сергей Николаев 

https://rossaprimavera.ru/article/16c0a71d?gazeta=/gazeta/293-294

 


Сталинская родословная — аналитика противоречивых сведений.

  

Иосиф Джугашвили. 1893

 Когда родился И. В. Сталин?

В мировой истории, включая историю Древнего мира, не так много случаев, когда проблематичным является даже год рождения вошедшего в эту историю крупного политического деятеля. И уж тем более странной является неопределенность в этом вопросе в случае, если крупный политический деятель родился сравнительно недавно — в конце XIX столетия. Никто ведь не проблематизирует дату и год рождения Ленина или Троцкого, а также Рузвельта, Черчилля, де Голля и так далее. Однако в случае Сталина имеет место именно такая проблематизация. Которая способна порождать — опять же, только в случае Сталина — далекоидущие конспирологические или агиографические построения.

В силу этого ответом на вопрос о том, когда родился Сталин, является не односложное «тогда-то», а некое микроисследование или аналитическое расследование.

В советское время все граждане твердо знали, что Сталин родился 21 декабря 1879 года. Они праздновали его день рождения каждый год, с особенным размахом отмечали юбилеи в 1929, 1939, 1949 годах. Однако сегодня известна и другая дата — 6 декабря 1878 года. Рассмотрим свидетельства в пользу каждой из них.

6 декабря 1878 года указано как дата рождения Иосифа Виссарионовича Джугашвили в выписке из метрической книги218, выданной Грузино-Имеретинской Святейшей синодальной конторой Горийской Успенской соборной церкви для записи родившихся и умерших220.

Видимо, оттуда она перекочевала в свидетельство об окончании Иосифом Джугашвили Горийского духовного училища221. Эта же дата фигурирует во всех документах, сопровождавших обучение Иосифа Джугашвили в Тифлисской духовной семинарии222.

1878 год указан Сталиным в графе «год рождения» в анкете для Стокгольмского отделения агентства новостей РОСТА, возглавляемого советским дипломатом Владимиром Смирновым. Заполнял эту анкету он в декабре 1920 года. Нельзя не отметить, что последняя цифра 8 обведена ручкой несколько раз — поверх другой цифры, сильно напоминающей девятку223.

1878 год рождения косвенно выводится и со слов матери Сталина. Екатерина (Кеке) Георгиевна Джугашвили в интервью американскому журналисту Никербокеру для газеты New York Evening Post в 1930 году сообщает следующее: «Когда он [Иосиф] __ приехал из Гори в Тифлис и поступил в семинарию, ему было 15 лет, и он был одним из самых крепких мальчишек, которые вам встречались»224. Иосиф Джугашвили фигурирует в списке учеников духовных училищ с указанием результатов приемных испытаний в Тифлисскую духовную семинарию в 1894 году 225. Поскольку день рождения Сталина — в декабре, а поступал он в семинарию летом, то 15 лет ему исполнилось в декабре 1893 года, а значит, родился он в декабре 1878 года.

В этом же интервью Екатерина Георгиевна говорит: «Сосо? Это мой сын Иосиф. <...> Сосо же родился в Гори... Это произошло 50 лет назад. Сосо исполнится 51 год через 8 дней после Рождества по старому стилю. Я не знаю, какая это будет дата по новому способу исчисления. Я никогда не могла его выучить. Я только знаю, что мне тогда было 20 лет...»226 Екатерина Геладзе родилась — по наиболее принятой версии — в семье крепостного садовника грузинской православной церкви в Гамбареули в 1858 году227. Если ей в момент рождения Сталина было 20 лет, то Сталин родился в 1878 году. Что же касается выкладок, связанных со старым и новым стилем, то анализировать эти выкладки, которые делает крестьянка, говорящая о том, что она новое исчисление не смогла выучить, вряд ли целесообразно.

1879 год впервые встречается в описании Иосифа Джугашвили в документах Бакинского губернского жандармского управления, датированных 1910 годом228.

Затем в биографической анкете229 членов Всеукраинской конференции КП(б)У (проходила 17–23 марта 1920 года) Сталин указывает свой возраст 40 лет. Что соответствует его рождению в декабре 1879 года.

В личной регистрационной карточке члена РКП(б) Сталина И. В., заполненной Сталиным собственноручно в 1921 году, годом рождения обозначен 1879 год230.

В анкете делегата XI съезда РКП(б) 26 марта 1922 года231 первоначально указанный возраст Сталина 44 года исправлен на 42. Что также соответствует 1879 году. Сам же 1879 год, правда, уже не от руки написанный, а напечатанный, появляется в анкете для Истпарта от 15 декабря 1922 года232.

Однако в «Анкетном листе № 1080 делегата II съезда Советов СССР Сталина-Джугашвили И. В.», который был написан 18 января 1924 года, рукой Сталина написан его возраст — 45 лет233. Но если бы Сталин родился в 1879 году, то в январе 1924 года ему не могло быть 45 лет, так могло быть, только если бы он был 1878 года рождения. В «Анкете члена Союзного Совета Сталина И. В.»234, заполненной в июне 1925 года, Сталин написал, что ему 46 лет, что ведет к 1878 году рождения.

Точно так же в «Анкете № 4/п делегата 5 съезда Советов СССР Сталина И. В.», заполненной Сталиным собственноручно 1 января 1929 года, в графе «Возраст (число исполн. лет)» стоит «50 л»235, чего не могло быть, если бы Сталин был 1879 года рождения.

Первым официальным изданием, в котором годом рождения Сталина указан 1879-й, является книга «Материалы для биографического словаря социал-демократов, вступивших в Российское рабочее движение за период от 1880 до 1905 г.»236. Канонической дата рождения 21 декабря 1879 года становится после издания официальной энциклопедической биографии Сталина, составленной первым организатором и руководителем личного секретариата Сталина Иваном Павловичем Товстухой, вышедшей в 1927 году237. А позже — в «Краткой биографии И. В. Сталина», изданной в 1939 году. Эта биография была составлена Институтом Маркса–Энгельса–Ленина при ЦК ВКП(б) и одобрена лично Сталиным (авторы биографии: Г. Александров, М. Галактионов, В. Кружков, М. Митин, В. Мочалов и П. Поспелов)238.

Есть и косвенные указания на этот же, 1879, год рождения. Так, Георгий Александрович Эгнаташвили, внук Якова Георгиевича Эгнаташвили, друга семьи Джугашвили, в интервью журналисту В. Логинову рассказывал: «Сталин был старше моего отца на восемь лет, а дяди Васо — на девять. Конечно, ребята общались, но разница в возрасте давала о себе знать»239.

Александр Яковлевич Эгнаташвили (Егнаташвили, Игнаташвили) родился в 1887 году, а Василий (Васо) Яковлевич — в 1888-м. Соответственно, согласно сведениям Георгия Александровича, которого трудно заподозрить в сокрытии простейших сведений о ближайшем друге его семьи, Сталин родился в 1879 году.

Противоречие между двумя этими версиями даты рождения каждый исследователь разрешает по-своему.

Например, историк и журналист Николай Иванович Капченко, в течение многих лет собиравший материалы, связанные с жизнью и деятельностью Сталина, утверждал в своей книге «Политическая биография Сталина», что мотивы изменения года рождения были чисто психологическими. Оговаривая, что такой поступок полностью противоречит характеру Сталина, он тем не менее сделал следующее предположение: «В зрелом и пожилом возрасте людям свойственно стремление выглядеть моложе своих лет, по крайней мере, чтобы их считали более молодыми, чем они есть на самом деле...

Именно в тот период, когда Сталин перевалил за 40-летний рубеж и недавно женился на женщине, которая была моложе него более чем на 20 лет, и зафиксировано появление другой даты его рождения, т. е. он как бы стал моложе на год»240.

Писатель Святослав Юрьевич Рыбас в своей биографии Сталина, опубликованной в 2017 году в серии «Жизнь замечательных людей», полагает, что дело было просто в ошибке делопроизводителя: «Иосиф впоследствии станет Сталиным, взяв основой своего псевдонима фамилию переводчика на русский язык поэмы «Витязь в тигровой шкуре» Сталинского. Изменится и дата его рождения — на 21 декабря 1879 года; произойдет это из-за случайной описки делопроизводителей»241.

А вот внук Сталина Александр Бурдонский в интервью изданию «Бульвар Гордона» объясняет наличие нескольких версий не банальными делопроизводительными, а мистическими мотивами: «Сталин увлекался учением Гурджиева, а оно предполагает, что человек должен скрывать свое реальное происхождение и окутывать свою дату рождения неким флером»242.

Британский историк и писатель Саймон Себаг Монтефиоре, автор книги «Молодой Сталин», получившей сразу несколько престижных западных премий, утверждал, что Сталин изменил год своего рождения, чтобы избежать армии: «Этому есть несколько объяснений, в том числе желание Сталина пересоздать себя заново. Скорее всего, когда-то он изменил год рождения, чтобы избежать воинской повинности»243. И хотя на Кавказе того времени подобные случаи известны, для Сталина такое объяснение представляется сомнительным. Единственным источником, указывающим на изменение года рождения с целью уклонения от службы, являются мемуары Иосифа Давришеви, сына полицейского начальника из Гори Дамиана Давришеви. В них Иосиф сообщает, что его отец в 1901 году помог Сталину изменить дату рождения именно для того, чтобы помочь Джугашвили избежать призыва в армию. Однако, согласно делу 7-го делопроизводства Департамента полиции о возбуждении переписки о политической неблагонадежности Джугашвили И. В., он призывался в 1900 году, но на военную службу взят не был как пользующийся льготой 1-го разряда244. Такая льгота давалась по особым семейным обстоятельствам — единственный кормилец в семье.

Наиболее вероятным и очевидным объяснением путаницы с годом рождения Сталина является наличие различных легенд, необходимых каждому, занимающемуся нелегальной деятельностью. Иосиф Джугашвили менял имена, происхождение и дату рождения — в соответствии с потребностями текущего момента его революционной деятельности. А раз так, то можно рассматривать самые разные даты и годы его рождения.

В списке лиц, подлежащих розыску по делам политическим Кутаисского жандармского управления, за 1904 год написано, что родился Иосиф Виссарионович Джугашвили в 1881 году245.

Есть полицейские документы, где указан 1880 год рождения, например, документы дознания за 1910 год по делу об аресте Джугашвили И. В., проживающего нелегально в г. Баку, и Петровской С. Л. в связи с причастностью к деятельности Бакинской организации РСДРП и направлении Джугашвили И. В. на 5 лет в ссылку в Сибирь246.

С другой стороны, Екатерина Джугашвили говорила, что родила Иосифа в 20 лет. Но в каком году она родилась? Мы уже говорили, что наиболее принятым годом ее рождения является 1858 год. Но в тбилисском некрологе Екатерины Джугашвили был указан 1856 год рождения: «Тбилисская газета „Заря Востока“ (№ 129 от 8 июня 1937 г.) писала: „Екатерина Георгиевна Джугашвили (урожденная Геладзе) родилась в 1856 году в селении Гамбареули, близ города Гори, в семье крепостного крестьянина“»247.

Однако в таком случае придется сказать, что Сталин родился 1876 году.

Тот же вывод получается, если вычислить возраст Екатерины Георгиевны, отталкиваясь от года, когда она выходила замуж. В метрической книге № 4 Успенского собора города Гори для бракосочетаний за 1874 год возраст невесты указан 18 лет. То есть Екатерина родилась в 1856 году. А Сталин, соответственно, в 1876-м.

К сожалению, ни один из перечисленных источников не является полностью достоверным. В кавказских селах достаточно свободно обращались с записями о годе рождения. Зачастую годы рождения ребенку прибавляли или убавляли по самым разным соображениям, начиная с отсрочки от военной службы и кончая леностью священника. Нельзя сравнивать современное педантичное бюрократическое делопроизводство с тем, как велись церковные метрические книги в кавказских деревнях в конце XIX века. Слишком много детей умирало в младенчестве, и не всё отражалось в церковных книгах. Один ребенок умирал, через год рождался другой — а запись оставалась прежней.

Поэтому нельзя обойти стороной противоречивые сведения в вопросе о том, каким по счету ребенком был Иосиф у своих родителей — третьим или четвертым.

В своих воспоминаниях Екатерина Джугашвили — которой вроде бы нет оснований не верить в этом вопросе, — говорит, что Сталин был ее третьим сыном: «Когда родился третий мальчуган, Бесо решил не искушать судьбу и поменять крестного. Якоб обиды не держал»248.

Однако если верить журналисту Никербокеру и газете New York Evening Post, в 1930 году в интервью Екатерина Джугашвили заявила: «Я только знаю, что мне тогда было 20 лет и что Сосо был моим четвертым сыном»249. Поскольку это заявление Никербокеру не было официально опровергнуто, данную версию также полностью отбрасывать нельзя.

При этом большинство исследователей (от Монтефиоре250 до Рыбаса251) поддерживает версию о трех сыновьях Екатерины.

Версию о четырех сыновьях в основном развивают противники Сталина. Например, ее активно продвигал Троцкий252. Западные советологи Ян Грей253 и Роберт Чарльз Такер254 поддерживают эту же версию.

Заметим, что отсутствие официальных опровержений Троцкого или Никербокера означало, скорее всего, что тогда эти несоответствия просто не имели значения. И действительно, какая разница, сколько детей умерло у родителей Сталина до его рождения? Что должно измениться, если он родился не 9, а 6 декабря?

Если не брать во внимание околонаучную нумерологию или вовсе ненаучную мистику, для которых точная дата рождения принципиально важна (а совсем не брать этого в рассмотрение было бы опрометчиво, коль скоро речь идет о такой загадочной фигуре, как Сталин), то приходится признать, что требовательность к таким малозначимым нюансам биографии Сталина у серьезных исследователей вызвана, скорее всего, идеологическими причинами.

При ознакомлении с самыми разными версиями жизнеописаний Сталина нетрудно заметить, что авторы стремятся либо его демонизировать, либо идеализировать. Ответ на вопрос о причинах, повлиявших на формирование личности Сталина, эти авторы ищут в отдельных фактах детства и юности, в характере его взаимоотношений с родителями, учителями, друзьями и подругами. Но и не только.

Так, по мнению Н. И. Капченко, факт целенаправленного изменения даты рождения «логически вписывается в образ Сталина как прирожденного фальсификатора... Иными словами, рисуется какая-то закономерная цепь фальсификаций, которая будто бы пронизывала всю жизнь этого человека — со дня его рождения до самой смерти»255.

Действительно, в отсутствии определенности в дате рождения Сталина (как и его матери) обычно видят желание запутать и сокрыть нечто — наверняка неприятное, порочащее, позорное. Причем «порочащим» для таких авторов является, в том числе, революционная деятельность, попросту требовавшая создания политических «легенд».

Что касается числа умерших в раннем возрасте братьев Сталина, то, по всей видимости, это также должно было опорочить вождя, создав его матери дурную славу. Его детство при этом должно было предстать тяжелым, а он сам, соответственно, психопатом.

Установив всё это, можно перейти к обсуждению того, что так волнует этих авторов — к обсуждению неочевидных обстоятельств, повлиявших на формирование личности Сталина.

Особые семейные обстоятельства и их роль в формировании личности Сталина

Человеческая личность в существенной степени определяется влиянием, оказываемым на эту личность другими людьми. Наиболее пластична по отношению к этим влияниям личность ребенка, которая еще только формируется. Когда личность сформируется полностью, влияние других людей на нее будет осуществляться уже в рамках того, что сформировано. То есть оно будет более слабым, более ограниченным. А когда личность еще только формируется, влияние тех, кто находится рядом, очень велико.

На ранних этапах формирования личности рядом с нею находятся мать, отец, ближайшие родственники, те, кто входит в узкий круг ближайших знакомых отца и матери, так называемые друзья детства и какие-нибудь странные фигуры, почему-то вдруг иногда оказывающие сильное влияние.

Изучая формирование личности, задаешься вопросом о том, какова ее родословная и в какой мере те, кого можно назвать «держателями» этой родословной, оказали то или иное влияние на личность.

Этих держателей родословной мы только что перечислили. Иногда решающее значение имеют одни держатели, например бабушка, которая заменила мать, иногда какие-то особенно авторитетные люди из близкого окружения (сосед, учитель и так далее). Но чаще всего это отец и мать. А также братья и сестры.

Братьев и сестер у Сталина не было. У Ленина было много братьев и сестер, и один из них — старший брат Саша — явно был важнейшим элементом родословной. Но Сталин, в отличие от Ленина, был единственным выжившим ребенком в семье. Никакие бабушки и дедушки особого влияния на Сталина не имели, потому что он с ними плотно долговременно не соприкасался. А значит, в существенной — хотя и не исчерпывающей — степени держателями родословной Сталина являются его отец и мать.

Никаких споров по поводу отца и матери Ленина нет и быть не может. Как нет и не может быть споров по поводу даты рождения Ленина. Со Сталиным спорно всё. И эти споры ведутся постоянно.

Они могут иметь более или менее доброкачественный характер. Но поскольку всё, что касается Сталина, находится в сфере предположительного по причине слишком большого желания и самого вождя, и его окружения, и его врагов навести, что называется, тень на плетень, мы не можем пренебрегать обзором этих споров и их аналитикой. Потому что даже если всё содержание споров ложно, то аналитика этой лжи может подарить нам крупицы истины. Повторяем, споры ведутся по поводу всего на свете: того, кто был отцом Сталина; того, каков был тот или иной претендент на эту роль; того, кто был матерью Сталина; какова была эта мать; каковы были отношения между матерью и сыном; какое влияние эти отношения оказали на личность Сталина.

Начнем со споров по поводу того, какой именно личностью — добродетельной или порочной, умной или глупой, любящей или безразличной к сыну, религиозной или имитирующей религиозность была Екатерина Георгиевна Джугашвили (урожденная Геладзе), она же — знаменитая Кеке (так называли Екатерину близкие). То, что Кеке была матерью Сталина, отрицается очень редко. Это совсем уж экзотические версии. А вот то, какова она была с моральной точки зрения, как относилась к сыну и так далее... По этому поводу споры ведутся постоянно. И мы должны заняться аналитикой этих споров по поводу чуть ли не главной держательницы родословной интересующего нас выдающегося политика.

Начнем всё же с того, что бесспорно.

Запись в метрической книге для бракосочетаний 1874 года свидетельствует, что Екатерина Джугашвили, в девичестве Геладзе, родилась в 1856 году. Это книга за 1874 год, и в ней указан возраст Екатерины — 18 лет.

Напечатанный в тбилисской газете «Заря Востока» (№ 129) 8 июня 1937 года некролог сообщал: «Екатерина Георгиевна Джугашвили (урожденная Геладзе) родилась в 1856 году в селении Гамбареули, близ города Гори, в семье крепостного крестьянина»256.

Из некролога следует, что Екатерина Джугашвили родилась в Гамбареули. Сама она не упоминает о том, что родилась именно в Гамбареули, она указывает только, что с Гамбареули связаны ее детские воспоминания.

О своих родителях Екатерина Джугашвили сообщала: «Мои родители не были родом из Гамбареули. Отец — Глаха или Гиорги был из села Свенети, мать — Мелания была из села Плави. Оба до венчания числились крепостными крестьянами помещика Амилахвари и работали на него»257.

Амилахвари — известный грузинский княжеский род, оба упомянутых села располагались на территории Грузии.

О жизни семьи до переезда в Гамбареули Екатерина Георгиевна рассказывала следующее: «По профессии отец был гончаром. Все его старания добиться расположения Амилахвари не увенчались успехом. Не выдержав жестокого обращения помещика, отец с семьей сбежал из Свенети и поселился близ Гори, в местечке Гамбареули».

Заметим, что речь идет о времени, когда в Грузии еще не было отменено крепостное право. Так что побег крепостного крестьянина, да еще и с семьей, не вполне ординарное событие. Сведениями о том, каким образом беглецам удалось скрываться в Гамбареули несколько лет, мы не располагаем. Возможно, это было труднодоступное место — и сама Екатерина, и другие источники указывают на то, что Гамбареули было болотистым местом. Судя по всему, Екатерина родилась именно здесь. И здесь же родились ее братья Гио и Сандал. Когда братья подросли, оба начали помогать отцу в работе. Но случилась беда: глава семьи заболел лихорадкой (сказался плохой климат болотистой местности), слег и через два года после этого умер.

Важным событием в жизни семьи стала отмена крепостного права. Потому что после этого события семья смогла переехать в Гори. Решение об этом приняла мать Кеке, Мелания. Перебрались они к дальнему родственнику Мелании — Матэ Нариашвили.

Крепостное право в Грузии было отменено позже, чем в России. В России это произошло в 1861 году, а в Тифлисской губернии, к которой относилось Гори и Гамбареули, — в 1864-м. Так что можно предположить, что переезд семьи в Гори произошел примерно в это время.

Кем приходился Мелании Матэ Нариашвили?

Родной брат Екатерины, Сандал, был женат на Елизавете Нариашвили. Матвей (Матэ) Нариашвили приходился Елизавете братом. Внучка Сандала и Елизаветы, Тамара Геладзе, в интервью журналисту Игорю Оболенскому в 2010-х годах говорила, что Матвей Нариашвили «очень заботился о Кеке. Правда, был с тяжелым характером, его все боялись. Но с Кеке у него сложились хорошие отношения...» Впоследствии Матвей «очень помогал в воспитании маленького Иосифа»258.

Сама Екатерина описывает встречу с родственниками так: «Родственники радушно приняли нас. Матэ оказался добрейшим человеком. Он близко был знаком с нашим отцом, не забыв помянуть его, тепло отозвался о нем. Матэ из своего земельного надела выделил нам небольшой участок... мы стали горийцами, жителями той его части, которая называется Русской слободой»259.

Между тем есть свидетельства, не совпадающие с воспоминаниями Кеке о начальном периоде жизни в Гори.

Екатерина Георгиевна сообщала, что в Гори их приютили «дальние родственники» и конкретно называет имя Матэ. Однако Нина Михайловна Баланчивадзе (урожденная Мамулашвили), троюродная сестра Сталина, утверждала иное. Ее мать приходилась племянницей Мелании — матери Кеке. Свидетельства Нины Баланчивадзе хранятся в Доме-музее Сталина в Гори. Нина Михайловна рассказывала, со слов своей матери, что Мелания, приехав в Гори с тремя детьми, искала и нашла поддержку у своего брата Петра Хомезурашвили. Более того, она добавляла, что «Екатерина Джугашвили, оставшись в детстве круглой сиротой, воспитывалась в семье моего деда Петра Хомезурашвили»260. То есть Нина Баланчивадзе указывала на три обстоятельства:

1) Мелания, мать Екатерины, была поддержана в Гори своим братом Петром Хомезурашвили.

2) Мелания прожила недолго.

3) После смерти Мелании трое ее детей, в том числе Екатерина, остались на попечении Петра.

Можно предположить, что сведения о том, что Меланию с детьми радушно принял Матэ Нариашвили, и сведения о том, что Меланию поддержал ее брат Петр Хомезурашвили, не противоречат друг другу. Мелания могла найти приют у Матэ, а при этом получить моральную и материальную поддержку у своего брата.

Но вот дальше возникает развилка. Если Нина Баланчивадзе утверждает, что Кеке, оставшись круглой сиротой, воспитывалась в доме своего дяди по линии матери, Петра Хомезурашвили, то Кеке в своих воспоминаниях вообще не упоминает о смерти матери. При этом из ее рассказа следует, что мать была жива не только в момент ее замужества (муж «каждое воскресенье, зачастую вместе с моей матерью, ходил в церковь»), но и позже: Екатерина описывает, как Мелания нянчилась с маленьким Иосифом и переживала за его здоровье.

Не очень понятно, с какой целью Екатерина должна была бы скрывать факт ранней смерти своей матери, а также факт, что ее воспитал дядя. Вообще, это довольно странный сюжет — утверждать, что твоя мать воспитывала внука, в то время как мать давно мертва. Трудно предположить, что Кеке могла бы пойти на такой «подлог».

Возможно, мы имеем дело с путаницей, которая довольно часто вкрадывается в устные семейные предания, и Нина Баланчивадзе ненамеренно дает ошибочную информацию. Но это тоже выглядит довольно странно. Ведь Нина ссылается на слова своей матери, которую называет племянницей Мелании. Одновременно она называет Петра Хомезурашвили своим дедом. Скорее всего, это означает, что мать Нины была дочерью Петра (брата Мелании). Но тогда Кеке — которая по версии Нины, осиротев, воспитывалась в доме Петра — и мать Нины должны были в течение какого-то времени просто жить под одной крышей. Вряд ли в таком вопросе мать Нины могла подвести память. Другое дело, что память могла подвести Нину Баланчивадзе, которая не совсем точно запомнила рассказ своей матери, в результате чего получилось то, что в известной детской игре называется «испорченным телефоном».

Обозначив противоречие в вопросе о том, когда на самом деле умерла мать Кеке и кто воспитывал подрастающую Кеке, двинемся дальше. Из этого вопроса вытекает следующий вопрос — вопрос об образовании Кеке. Кто занимался образованием Кеке — мать и братья или семья дяди? Владела ли она грамотой и насколько глубоко?

По воспоминаниям Марии Кирилловны Абрамидзе-Цихитатришвили, жены крестного отца Иосифа Михаила Цихитатришвили, Екатерина Джугашвили была грамотной. «Она получила домашнее образование: научилась читать и писать по-грузински»261. В основном, «благодаря заботам матери и братьев»262.

Сама Екатерина Георгиевна в мемуарах называет себя малообразованной.

Светлана Аллилуева, дочь Сталина, пишет: «Он [Сталин] говорил, что она была умной женщиной. Он имел в виду ее душевные качества, а не образование, — она едва умела нацарапать свое имя»263.

А троюродная сестра Светланы Тамара Геладзе в интервью журналисту Игорю Оболенскому говорит: «Кеке была мудрая женщина. Не образованная, а именно мудрая. Очень деловая, не сплетница, как многие женщины»264.

По воспоминаниям Екатерины, в Гори, в Русской слободе, Геладзе построили дом, выгодно отличавшийся от окружающих домов, напоминавших, скорее, землянки. Екатерина подчеркивает, что жизнь на новом месте не шла ни в какое сравнение с жизнью в Гамбареули, и так описывает те времена: «От чистого воздуха я быстро поправилась, ожила, окрепла. Стала слыть привлекательной среди сверстниц. Так пролетели пять или шесть лет моей вольной жизни»265.

Конец годам «вольной жизни» положило важное событие — к Екатерине посватался Бесо Джугашвили, в то время работавший в Гори подмастерьем у ремесленника Барамова. Екатерина вспоминает: «В конце концов, я дала согласие. В душе я радовалась, так как некоторые мои сверстницы положили глаз на Бесо и старались привлечь его внимание... Многие завидовали мне, считали, что своим замужеством я присвоила кусочек их счастья. Я понимала горийских девушек. У них был повод для обиды: Бесо представлял собой желанного жениха для многих. Статный карачохели, с роскошными усами, в ладно сидевшей на нем городской одежде, он свысока посматривал на местных юношей»266.

Согласно метрической книге № 4 Успенского собора города Гори, бракосочетание произошло в 1874 году. Таким образом, с 1864 года, когда семья, предположительно, перебралась в Гори, прошло не пять или шесть, а десять лет. Но это означает либо то, что Екатерину подводит память, либо то, что наше предположение о переезде семьи из Гамбареули в Гори в окрестностях 1864 года, сразу вслед за отменой крепостного права, неверно, и Мелания с детьми перебралась в Гори позже.

Шаферами Екатерины на свадьбе были Яков Эгнаташвили и Михаил Цихитатришвили, которых она охарактеризовала как «видных карачохели», то есть смелых и бесшабашных ремесленников и мелких торговцев. Причем Геладзе были в крестном родстве с семьей Цихитатришвили. Жена Михаила, Мария Абрамидзе-Цихитатришвили, вспоминала позднее: «Я с детства знаю семью Глаха (Георгия) Геладзе, они жили в нашем квартале. Мы были с ними в крестном родстве»267.

А ее сын, Александр Михайлович Цихитатришвили, уточнял: «Главной причиной дружбы между моей матерью и Кеке было то, что мать Кеке — Мелания — и моя бабушка были крестницами»268.

Близкие отношения между Екатериной Джугашвили и Марией Цихитатришвили вылились в то, что их дети стали молочными братьями. Мария Цихитатришвили вспоминает: «Когда Кеке не было дома, ребенка кормила грудью я (к тому времени и у меня родился сын — Сандро). Когда уходила из дому я, то моего Сандро кормила Кеке»269.

Ее сын Александр Михайлович Цихитатришвили рассказывал об этом чуть подробнее: «Товарищ Сталин-Джугашвили — мой молочный брат...270 Сосо было пять месяцев, когда родился я. У Кеке не хватало молока для ребенка, т. к. он много ел. У моей же матери было столько молока, что я не справлялся с ним. Поэтому моя мать кормила Сосо своим молоком, а Кеке кормила меня»271.

Первое время семейной жизни Кеке описывает как счастливое. «Бесо оказался хорошим семьянином, прилично зарабатывал, у него была добрая душа. Истинно верующий, он каждое воскресенье, зачастую вместе с моей матерью, ходил в церковь»272.

Несчастье пришло в семью Джугашвили в 1875 году, после рождения и быстро последовавшей смерти первого сына Виссариона и Екатерины. Екатерина описывает это так: «Через два месяца первенца не стало. Бесо запил. Фундамент семейного счастья дал трещину. Спустя год родился второй сын. По воле злого рока и этот малыш умер в младенчестве. Бесо чуть рассудка не лишился»273.

Уточним, что второй сын Виссариона и Екатерины родился в 1876 году и тоже вскоре умер от кори. Чтобы избежать злого рока, были предприняты несколько мер. Виссарион решил поменять крестного — с Якова Эгнаташвили, чью руку он посчитал несчастливой, на Михаила Цихитатришвили. Мать Екатерины Мелания, по воспоминаниям дочери, «в поисках ответа на случившееся обошла всех ворожей, постоянно молилась, ставила свечи»274.

После рождения Иосифа «мать [Мелания] напомнила Бесо о необходимости поспешить в церковь Святого Георгия в селе Гери для жертвоприношения»275.

Однако выполнять обещанное Виссарион не спешил. Кеке рассказывает об этом так: «Бабушка [Мелания], обеспокоенная болезненностью внука, постоянно напоминала нам о необходимости жертвоприношения. Бесо тянул с обещанным, пока вдруг, простудившись, мальчик не потерял дар речи... Через какое-то время ребенок пришел в чувство, опасность миновала.

Этот случай стал причиной, ускорившей наш поход в Гери для покаяния. Преодолев многочисленные трудности далекого пути, мы достигли цели. Принесли в жертву овцу, совершили молебен»276.

До сих пор мы просто перечисляли известные факты из биографии Екатерины Георгиевны. Хотя уже и на этом этапе, как легко убедиться, что-то приходится оговаривать по части тех или иных разночтений, превращающих, казалось бы, самые несомненные факты в те или иные версии. Но сейчас мы вплотную подошли к рассмотрению того обстоятельства, которое чаще всего вообще не анализируется биографами Сталина. А если и анализируется, то очень поверхностно. Упоминается про монастырь в Гери... Упомянув об этом, биограф следует дальше. Мы же здесь остановимся — впервые из всех биографов. И зададимся вопросом о том, что же это за чудотворный монастырь, куда родители Сталина вознамерились доставить ребенка, нуждающегося, по их мнению, в чудотворном воздействии.

Другое название села Гери — Джери. Село Джери расположено на территории современной Южной Осетии. В этом селе находится святилище Джеры дзуар. Джеры дзуар — одно из главных святилищ Осетии. Дзуар может означать и божество, и святилище, посвященное этому божеству.

Ведущий научный сотрудник отдела социологических исследований и политологического мониторинга Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований Владикавказского научного центра РАН Александр Борисович Дзадзиев указывает: «Джеры дзуар — в осетинской мифологии божество, исцеляющее душевнобольных; живет на высокой горе у селения Джери (Южная Осетия). Считалось, что после принесения жертвы (как правило, барана) и ряда магических действий с больным обязательно должно наступить выздоровление. Если этого не происходило, то через некоторое время вновь резали жертвенное животное и повторяли магические действия»277.

Историк и этнограф Людвиг Алексеевич Чибиров в связи с этим сообщает: «Что касается Джеры дзуар, то „лечение“ душевнобольных здесь происходило следующим образом. Под угрозой побоев помешанного заставляли у входа в церковь назвать имена чертей, вселившихся в него. Если эта мера не помогала, то больного, обвязанного веревкой, спускали по крутой скале. Под страхом быть сброшенным он называл якобы имена «вселившихся» в него чертей. Их записывали на бумаге, которую тут же сжигали; суеверная масса верила, будто тем самым уничтожаются сами черти и больной после этого должен выздороветь»278.

Именно о таком случае и рассказала Екатерина Джугашвили в своих воспоминаниях: «Во время проповеди Сосо с ужасом увидел, как некую невесту в белом одеянии с целью изгнания из нее бесов подвесили над пропастью. Этот метод „лечения“ потряс ребенка. Мы поспешно вернулись в Гори. Какое-то время Сосо беспокоили тревожные сны. Он бредил, дрожал, в страхе крепко прижимался ко мне»279.

Джеры дзуар посвящено божеству Уастырджи. Александр Дзадзиев пишет, что это «самое почитаемое божество в осетинской мифологии, покровитель мужчин, путников и воинов... нередко выступает как соблазнитель женщин, является отцом знаменитой нартовской героини Сата́ны... Является посредником между богом и людьми... Уастырджи посвящено самое большое количество святилищ, которые разбросаны по всей Осетии...»280. Можно добавить, что женщинам запрещено называть его по имени, поэтому они говорят о нем как «боге мужчин» (лагты дзуар).

Упоминаемая ученым дочь Уастырджи нартская героиня Сата́на (в армянской традиции Сатени́к) — ключевая фигура нартского эпоса. Нарты — герои-богатыри, предания о которых существуют у целого ряда северокавказских народов, включая осетин. Эти предания существуют как в поэтической, так и в прозаической форме. Их хранят народы Северного Кавказа и представители отдельных грузинских субэтнических групп, в основном горских (хевсуры, сваны). Предания этих народов повествуют о безымянных богатырях-великанах, обладающих огромной силой. Живут эти богатыри в башнях, в лесных чащобах. Жилища их огорожены железным забором. Верхушки башен упираются в небо.

Нас здесь будут интересовать те предания о нартах, в которых фигурируют сам Уастырджи, в святилище которого привезли Сталина для излечения, а также его дочь Сата́на. В русских текстах, вопреки традиции транслитерации, часто используется североосетинский вариант произношения — Шата́на — чтобы не путать с Сатанóй.

Матерью Сата́ны была Дзерасса, дочь владыки водной стихии Донбеттыра. Согласно преданию о Дзерассе, эта героиня нартского эпоса, обратившись в птицу, пыталась похитить чудесное золотое яблоко нартов. Дзерассе помешал осуществить это похищение родоначальник нартов Уархаг. Уархаг по-староосетински означает волк.

Специалисты считают, что волк был тотемическим символом ряда народов, включая осетин. И что в том, что касается Уархага, правомочны параллели и с римской, и с древнегреческой мифологией. А также с мифологией скифской.

Старший сын Уархага Ахсартаг является одним из главных героев осетинского нартского эпоса. Он ранил Дзерассу, не дав ей похитить священное золотое яблоко. Дзерасса, будучи дочерью владыки водной стихии, решила спасаться у своего отца, владыки этой стихии. Ахсартаг отправляется за Дзерассой в глубины водной стихии. Там он помогает Дзерассе излечиться и женится на ней.

По вине Дзерассы гибнут и ее муж Ахсартаг, и брат ее мужа Ахсар. Дзерасса оплакивает гибель мужа и его брата. Ее плач слышит Уастырджи. Он спускается на землю на своем трехногом коне. Уастыржди обещает Дзерассе похоронить братьев, но требует, чтобы она стала его женой. Дзерасса притворно соглашается, но после похорон братьев прячется в подводном царстве отца. Дзерасса рождает от Ахсартага двух сыновей-близнецов. Впоследствии она выходит замуж за Уархага, являющегося дедом ее сыновей и отцом ее мужа. Проживя два года с Уархагом, Дзерасса умирает, став родоначальницей очень могущественного рода нартов. Умирая, она завещает сыновьям в течение трех дней сторожить ее тело, запертое в склеп. Младший сын Дзерассы, нарушив то, что ему завещано, уходит в село на праздник. «Но только отдалился он от могилы, как склеп ярко осветился и вошел туда Уастырджи. Ударил он Дзерассу своей волшебной войлочной плетью. Ожила Дзерасса и стала в семь раз лучше, чем была при жизни. А уходя, Уастырджи снова ударил ее своей волшебной плетью, и жизнь опять покинула тело Дзерассы». Через год Дзерасса уже в мире мертвых рождает девочку, которую зовут Сата́на.

Рожденная девочка за месяц вырастала, как за год, а за год, как за три года. Ей не было равных по красоте, от света ее лица темная ночь превращалась в день. Она изобрела осетинские хмельные напитки, она является обладательницей волшебного зеркала, позволяющего ей видеть всё на свете, она сражается, как воин, она вышла замуж за своего брата Урузмага и так далее.

Выдающийся французский мифолог Жорж Эдмон Дюмезиль утверждал, что между легендами об армянской царице Сатеник, аланской (то есть осетинской) царевне, ставшей армянской царицей, супругой царя великой Армении Арташеса I, царствовавшего в конце III и начале II века до нашей эры, и интересующей нас Сата́ной есть определенное сходство. Дюмезиль указывает на сходство между легендами о Сатеник, сохраненными (или сочиненными) крупнейшим армянским средневековым историком Моисеем Хоренским (IV–V века нашей эры), и нартовскими легендами. Таким образом, героиня нартского фольклора является еще и армянской героиней.

Не имея возможности более подробно рассматривать в данной работе осетинскую, общесеверокавказскую, скифскую и армянскую мифологию, мы тем не менее считаем важным повнимательнее приглядеться к чудотворному месту, в которое повезли будущего Сталина Кеке Геладзе и Бесо Джугашвили. Это, кстати, немаловажно еще и потому, что Сталина, чье этническое происхождение столь же спорно, как и всё остальное, часто называют осетином, ссылаясь на то, что формальный отец Сталина Виссарион (Бесо) Джугашвили — это на самом деле осетин, чья настоящая фамилия якобы не грузинская, а осетинская (от осетинского «джугаты» — отара, стадо). Екатерина Джугашвили в своих мемуарах отмечала: «Бесо никак не рассказывал, откуда он. Он так объяснял: «Мои предки были пастухами, так что нас называли «джоганы». А то мы раньше носили другую фамилию. Предки моих предков были генералами»281.

Был ли Бесо на самом деле осетином и был ли он на самом деле настоящим отцом Сталина, является предметом многочисленных споров. К рассмотрению которых мы перейдем сразу же после того, как закончим короткое разбирательство с чудотворным местом, куда повезли Сталина, местом, которое на самом деле является культовым для осетин, причем речь идет отнюдь не только о христианском культовом месте, а о месте поклонения языческому богу Уастырджи.

Правда, в Осетии уже давно принято приравнивать героя нартского эпоса Уастырджи и христианского Святого Георгия. Поэтому, когда Екатерина Геладзе говорит, что «мать [Мелания] напомнила Бесо о необходимости поспешить в церковь Святого Георгия в селе Гери для жертвоприношения»282, здесь нет противоречия. В Джеры дзуар на месте святилища выстроена православная церковь. Специалисты относят время ее создания к XVII веку, но встречаются утверждения о том, что часть фундамента была заложена в IX–X веках.

И тем не менее паломничество, совершаемое на осетинскую территорию, связанную с осетинскими дохристианскими святынями, — одна из странностей, на которую нельзя не обратить внимание, если надеешься обнаружить нечто из разряда загадочного в ранних хитросплетениях, каковыми сталинская биография насыщена до предела.

Другие странности касаются того, от кого именно Кеке зачала будущего советского диктатора. Повторим, что версии, согласно которым Кеке не мать Сталина, совсем экзотичны и не относятся к числу распространенных. А вот версии, согласно которым Кеке зачала Сталина не от Бесо, очень распространены. Подчеркнув, что распространены не значит достоверны, мы переходим к описанию и аналитике этих версий.

Когда речь идет о том, что по определению может быть известно только одному лицу — матери Сталина, и говорить она об этом никому не будет, то любые другие суждения на этот счет по определению являются сплетнями. Эти сплетни могут иметь разную степень недостоверности. Чем ближе к Кеке находится источник сплетни и чем меньше оснований у этого источника для клеветы на Кеке, тем достовернее сплетня. Но даже самая достоверная сплетня — это всё равно сплетня. Значит ли это, что от всех сплетен надо просто отмахнуться, сказав, что их обсуждение компрометирует исследователя? Конечно же, хочется сказать именно так. Но если сплетни клубились вокруг личности, которую мы исследуем, причем клубились с самого детства, то сплетни влияли на личность. И если мы хотим исследовать факторы, формирующие личность, то один из этих факторов — сплетни. Если ребенок верит, что его официальный отец не является его настоящим отцом, то такая вера существенно влияет на формирование личности ребенка. И в этом случае для того, кто занимается психологией личности, сплетня становится важнее исторического факта. Ребенку не нужно предоставлять данные о его ДНК, тем более что в эпоху, когда Сталин был ребенком, такие данные по определению отсутствовали.

Ребенку достаточно что-нибудь шепнуть для того, чтобы изменить его систему идентификации. А если при этом отношения с официальным отцом осложнены, то ребенку не составляет труда найти объяснение подобных осложнений в том, что лицо, которое должно бы было подарить ему отцовскую любовь, не дарит ее потому, что на самом деле отцом не является.

Итак, мы должны заниматься сплетнями о Кеке — о ее поведении вообще и том аспекте поведения, который определил генетику Сталина. И потому, что эти сплетни могут влиять на формирование личности Сталина, и потому, что в случае Сталина фактов, как мы уже не раз указывали, слишком мало, а раз так, то даже сплетнями нельзя пренебрегать. И потому, наконец, что все суждения по поводу этого фактора, сколь бы авторитетны они ни были, являются сплетнями, коль скоро речь идет не о сведениях, почему-то сообщаемых самой Кеке. А она таких сведений не сообщала и сообщать не могла.

Сплетни по тому вопросу, который мы сейчас обсуждаем, собирали многие. Больше всех отличился на этом поприще Эдвард Радзинский, который, во-первых, не был профессиональным историком. Во-вторых, был весьма предвзятым сборщиком сплетен (Радзинский — оголтелый антисоветчик). И, в-третьих, с определенного момента связал себя с воспеванием русской монархии. А певцы монархии, как мы знаем, к Сталину относились очень противоречиво. По принципу: «плохо, что революционер, но хорошо, что стал диктатором, истребившим революционеров и восстановившим новую редакцию чего-то, напоминающего монархию».

Эдвард Радзинский, занимавшийся сбором сплетен, называет источники этих сплетен. Один источник — некая М. Хачатурова, которая якобы откровенничала с Радзинским.

Якобы Мария Хачатурова сообщила Радзинскому в частной беседе следующее: «Я жила в Тбилиси до семнадцати лет и была хорошо знакома с одной старухой, прежде жившей в Гори. Она рассказывала, что Сталин называл свою мать не иначе как проституткой. В Грузии даже самые отъявленные разбойники чтят своих матерей, а он после 1917 года, может быть, два раза навестил свою мать. Не приехал на ее похороны»283.

Кто такая Мария Хачатурова — непонятно.

Понятно другое. То, что в отношениях между Сталиным и Кеке были определенные странности, обсуждение которых необходимо, коль скоро мы хотим разобраться в факторах, влияющих на формирование личности Сталина. Странности в отношениях Сталина с матерью таковы.

Странность № 1. Кеке действительно не захотела жить со Сталиным в Кремле, хотя Сталин, став всесильным советским вождем, ей это предлагал. Почему Кеке не захотела этого?

Странность № 2. Кеке, отказавшись жить с сыном, заявила о своем намерении жить в Грузии. Берия предоставил Кеке некий особняк, разумеется, согласовав это со своим не терпевшим самовольства «хозяином». Кеке заняла в особняке маленькую каморку, что, очевидно, было вызовом и не могло быть воспринято иначе.

Странность № 3. Сталин действительно не приехал на похороны Кеке, притом что он ценил кавказские традиции, а неприезд был грубым нарушением традиции.

Странность № 4. Кеке до своего смертного часа негодовала по поводу того, что Сталин не стал священником. И относилась к восхождению сына, мягко говоря, не без скепсиса. Что тоже является нетипичным для кавказских матерей, всегда восхищающихся блестящими успехами своих сыновей.

Странность № 5. Официальный отец Сталина Бесо Джугашвили, согласно данным, предоставляемым источниками, заслуживающими доверия, один из которых — его жена Кеке, запил после того, как дети Кеке стали умирать в младенчестве. Это нетипично для тогдашней, дореволюционной, бедной Грузии, где жены небогатых людей по многу раз рождали мертвых сыновей, а отцы относительно спокойно ждали, когда родятся живые.

Предположим, что Бесо был тонким человеком, и смерть сыновей его дестабилизировала. Но такой тонкий человек должен страшно радоваться рождению живого сына. Между тем Бесо, по сведениям, заслуживающим доверия (один из источников — очень близкий к Сталину Камо), был очень жесток со своим третьим и единственным выжившим сыном. Объяснять это одним только пьянством невозможно.

Зачастую пьяницы наоборот демонстрируют повышенное умиление по отношению к маленьким детям, вымещая зло на взрослых (например, на женах). Бесо же истязал именно Сталина. Почему? Ведь он, повторяю, был третьим ребенком, родившимся после двух мертвых. Притом что смерть двоих первенцев очень травмировала Бесо. Чем, кроме подозрений по поводу того, что наконец-то родившийся ребенок — не твой сын, может быть вызвана такая жестокость, трудно совместимая со страстным желанием обрести живого ребенка?

Эти странности в отношениях не сплетни, а установленные факты. Которые можно интерпретировать по-разному. Совсем необязательно так, как, мягко говоря, глубоко не протокольные (а на деле, возможно, и выдуманные) источники сплетен, собираемых господином Радзинским.

Но перечисленные нами выше странности были достоянием современников Сталина, и они не могли не интерпретироваться. Все странные данные о возвысившихся личностях всегда подвергаются интерпретациям, то есть сплетням. Достигали ли эти сплетни ушей Сталина, который не мог не задаваться вопросом о причинах особой неприязни к нему его официального отца?

Понятно, что, осуществляя такую аналитику, мы становимся на зыбкую почву. Но иной почвы, коль скоро речь идет о Сталине и таком эксклюзиве, как интимная жизнь Кеке, просто не может быть.

Помимо такого непротокольного источника, как суждения безвестной М. Хачатуровой, опирающейся на сообщенные ей суждения еще более неизвестной горийской старухи, Радзинский ссылается на письма некоей Н. Гоглидзе, которая якобы написала ему следующее: «Его мать никогда не приезжала к нему в Москву. Можно ли представить грузина, который, став царем, не позовет к себе свою мать? Он никогда не писал ей. Не приехал даже на ее похороны. Говорят, открыто называл ее чуть ли не старой проституткой. Дело в том, что Бесо жил в Тифлисе и не присылал им денег — всё пропивал этот пьяница. Кэкэ должна была сама зарабатывать на жизнь, на учение сына — она ходила по домам к богатым людям, стирала, шила. Она была совсем молодая. Дальнейшее легко представить. Даже при его жизни, когда все всего боялись, люди говорили: „Сталин не был сыном неграмотного Бесо“. Называли фамилию Пржевальского»284.

Вопрос о том, когда Пржевальский приезжал в Гори, требует отдельного рассмотрения. Но сплетня по поводу отцовства Пржевальского действительно гуляла наряду с другими в определенных кругах советской, прежде всего, грузинской элиты.

А вот еще одно из более чем сомнительных писем, которые якобы написала Радзинскому некая более чем проблематичная Гоглидзе: «После смерти Сталина, когда исчез страх, стали называть еще несколько имен предполагаемых отцов — среди них был даже еврей-купец. Но чаще всех называли Якова Эгнаташвили. Это был богатый виноторговец, любитель кулачных боев. И у него тоже работала Кэкэ. Недаром Яков Эгнаташвили платил за учение Сосо в семинарии. Говорили, что Сталин в его честь назвал Яковом своего первого сына... Я видела портрет этого богатыря-грузина. Нет, это совсем не тщедушный Сосо... Конечно, когда Бесо возвращался из Тифлиса, он узнавал все эти слухи. Может, поэтому он так бил маленького Сосо? И жену он бил смертно. И когда Сталин вырос — он, как всякий грузин, не мог не презирать падшую женщину. Оттого никогда не приглашал мать в Москву, не писал ей»285.

Дело не в том, существует ли эта самая Н. Гоглидзе, а в том, что перечисляемые ею сплетни бытовали в советской, прежде всего, грузинской элите. И были порождены очевидными для элиты странностями в отношениях между Сталиным и его матерью.

Бытовали ли эти сплетни тогда, когда Сталин был еще ребенком, формировали ли они что-то в его личности? Твердого ответа тут быть не может, но возможность такого воздействия на личность Сталина исключить нельзя.

Еще один источник собираемых Радзинским сплетен — некая И. Нодия. Такой же фантом, как и Гоглидзе с Хачатуровой. Якобы И. Нодия сообщила патентованному собирателю сплетен следующее: «Еще при его жизни, когда за любое не так сказанное слово о нем исчезали, люди свободно рассказывали, что он незаконный сын великого Пржевальского. Эти ненаказуемые рассказы могли быть только с высочайшего одобрения. В этом была не только ненависть Сталина к пьянице-отцу, но и государственный интерес. Он уже стал царем всея Руси и вместо неграмотного грузина-пьяницы захотел иметь знатного русского папашу. Но в Грузии согрешившая замужняя женщина — падшая женщина. Это родило грязные легенды о его матери...»286

Все эти откровения Радзинского можно было бы просто с отвращением отбросить, если бы не существование почвы, рождающей подобные «цветы зла». Но почва существует. И Радзинский — только собирает не им взлелеянные плоды, они же — сплетни о Кеке. Сам Радзинский от этих сплетен вскоре отказывается.

Летом 1993 года он получает возможность работать в архиве президента. Радзинского до экстаза впечатляет возможность въехать в Кремль. Он начинает благоговейно прикасаться к личным бумагам Сталина и обнаруживает, что все сплетни лживы. Радзинский так же легко покупается на сплетни, как и отказывается от них. Потому что ничего в личном архиве президента он обнаружить не может. Эти архивы Сталин сначала чистил сам. Потом их чистили другие. Радзинский обнаруживает очевидное. То, что Сталин писал маме письма. А также то, что Сталин звал маму в Кремль, но она не приехала. А также то, что Сталин поселил маму в бывшем дворце наместника Кавказа, но она там заняла крохотную каморку.

Радзинский сначала запускает сплетни, которые начинают тиражировать разного рода безумцы и пошляки. А потом от этих сплетен отпрыгивает, позволяя им путешествовать отдельно от него. Типичный почерк патентованного провокатора. Впрочем, один интересный источник Радзинский всё же упоминает. Это воспоминания врача Николая Кипшидзе, лечившего Кеке и плотно с ней общавшегося.

Николай Кипшидзе, в отличие от мифических или полумифических сплетниц, якобы делившихся с Радзинским своими «эксклюзивами», — лицо отнюдь не мифическое.

Николай Андреевич Кипшидзе родился в 1888 году в семье простолюдина. Он умер в 1954 году. Простолюдин Кипшидзе женился на дворянке Даро Габашвили, дочери землевладельца Василия Габашвили. У этого землевладельца было две дочери и четверо сыновей. Одна дочь, Нина, вышла за князя Вахтанга Цицишвили, а другая, Даро, за интересующего нас Николая Кипшидзе. Отец Даро был против такого брака. Но бабушка заступилась за Даро, сказав, что Николай — крестьянин, который «нам понадобится». И она была права.

Даро получила в приданое одно из самых необычайных зданий в Тбилиси, дом князя Василия Габашвили на Ольгинской улице. Габашвили был не только землевладельцем. Он владел золотыми рудниками в России, жил на широкую ногу. Дом на Ольгинской улице построил архитектор Корнелий Татищев в 1897 году. В этом доме и поселились Даро и Николай Кипшидзе. После революции дом стал коммунальным. Но молодой медик Николай Кипшидзе, окончивший в 1914 году военно-медицинскую академию, служивший врачом в армии и работавший с 1919 года ассистентом кафедры госпитальной терапии медицинского факультета Тбилисского университета, в 1931 году стал заведующим кафедры терапии Тбилисского медицинского института.

Николай Кипшидзе быстро шел в гору. Он стал знаменит благодаря своим исследованиям целого ряда заболеваний. А также благодаря изучению очень востребованных лечебных факторов курортов Грузии. Кипшидзе действительно лечил и Сталина, и его мать Кеке. В итоге Кипшидзе был возвращен его особняк. В особняке окопались дворянские родственники Кипшидзе из семейства Габашвили.

Итак, Кипшидзе, в отличие от М. Хачатуровой, Н. Гогладзе, И. Нодия — более чем реальный персонаж. Но этот персонаж никаких опубликованных воспоминаний не оставил. И поэтому ссылка Радзинского на воспоминания Кипшидзе — полностью на совести данного собирателя сплетен. Мы только оговариваем, что в данном случае сплетня по крайней мере имеет автора. По отношению к другим сплетням данная сплетня носит предельно пристойный характер.

Радзинский черпает из неведомых воспоминаний Кипшидзе следующий диалог между Кеке и ее сыном:

«Иосиф, кто же ты теперь будешь? — спрашивает мать.

— Царя помнишь? ну я вроде царь.

— Лучше бы ты стал священником»287.

Якобы ответ матери понравился Сталину. Радзинский указывает на то, что эта притча, автором которой является то ли Кипшидзе, то ли кто-то другой, получила широкую огласку среди советской интеллигенции.

Кроме того, данная притча хорошо согласуется со сведениями, полученными из более надежных источников, нежели насквозь сомнительный и провокативный Радзинский.

Дочь Сталина Светлана Аллилуева в своих воспоминаниях тоже описывает этот случай: «Она осталась религиозной до последних своих дней и, когда отец навестил ее, незадолго до ее смерти, сказала ему: «А жаль, что ты так и не стал священником»... Он повторял эти ее слова с восхищением; ему нравилось ее пренебрежение к тому, чего он достиг — к земной славе, к суете...»288

Однако это совпадение не добавляет достоверности другому свидетельству Кипшидзе, излагаемому Радзинским, поскольку непонятно даже в каком виде воспоминания Кипшидзе существуют. То ли это мемуары, предназначенные для опубликования, то ли это, наоборот, личные дневники, к огласке не предназначенные, то ли это отдельные разговоры в частных беседах. Эдвард Радзинский утверждает, что когда Кипшидзе рассказывает про Виссариона Джугашвили: «Однажды пьяный отец поднял сына и с силой бросил его на пол. У мальчика несколько дней шла кровавая моча», — то он передает слова Кеке289.

Это очень редкое свидетельство, и потому оно могло бы быть крайне ценным, если бы дано было не в пересказе Радзинского, а исходило непосредственно от личного врача Сталина и его матери.

Помимо Радзинского о жестоких побоях, с детства регулярно наносимых Виссарионом Джугашвили своему сыну Иосифу, прямо пишет только друг детства Иосиф Давришеви.

Иосиф Давришеви — это сын начальника полиции Гори Дамиана Давришеви, друга семьи Джугашвили. В детстве два Иосифа проводили вместе много времени, но когда Сталин поступил в Тифлисскую духовную семинарию, их пути разошлись. Давришеви присоединился к социалистам-федералистам, активно принимал участие в революционном движении, после ареста бежал в Швейцарию, откуда был выслан и осел во Франции. Летчиком вступил в ряды французской армии, работал в разведке — то ли французской, то ли русской. Книга его воспоминаний «Ах! Как мы веселились с моим другом Сталиным» на французском языке увидела свет лишь в 1979 году, уже после его смерти в 1975-м.

В этих воспоминаниях Иосиф Давришеви утверждал, что Бесо обращался с сыном, «как с собакой, избивая ни за что»290.

Другой эмигрант, Иосиф Иремашвили, так описывает отношение Сталина к родителям: «Единственная, кого он признавал и боготворил, — была его мать... Больше всех он ненавидел собственного отца. Его он винил в том, что мать занималась принудительным рабским трудом. Незаслуженные побои от отца сделали его таким же грубым и бессердечным»291.

Иосиф Иремашвили учился со Сталиным в Горийском духовном училище и Тифлисской духовной семинарии. Позже Иремашвили стал меньшевиком, боролся за независимость Грузии, был арестован и выслан в Германию, где в 1931 году и написал книгу о детстве и юности Сталина. С одной стороны, воспоминания Иремашвили представляют собой ценные сведения как свидетельство человека, находившегося довольно близко к семье Джугашвили. С другой стороны, это мемуары личного и политического врага Сталина, содержащие, в том числе, грубые ошибки. Например, Иремашвили пишет, что Кеке «на вырученные копейки пыталась выучить сына сапожному ремеслу»292.

Значительно более достоверны воспоминания ближайшего друга Сталина Симона Тер-Петросяна (известного революционера Камо). Симон, сын армянского подрядчика, родился в 1882 году в городе Гори. Страдал от побоев отца, который, по словам Симона, не ограничивался избиением членов семьи, но и над работниками своими в конторе жестоко издевался. Примерно в 16 лет Симон Тер-Петросян был исключен из горийского городского училища за плохое поведение и сбежал в Тифлис. Он хотел пойти в армию в качестве вольноопределяющегося, но для этого ему нужно было выучить русский язык. Родная сестра матери — тетя Елизавета, у которой Симон жил в Тифлисе, наняла ему репетитора — им оказался молодой Иосиф Джугашвили, которого Симон знал еще по Гори (как он говорил, «в Гори все друг друга знали»). Иосиф и познакомил Симона с революционерами.

Подчеркивая существование на Кавказе культа отца, Симон Тер-Петросян с горечью пишет в воспоминаниях 1922 года: «К сожалению, ни я, ни Иосиф своими отцами гордиться не могли. Мы их стыдились... И мой отец Аршак Тер-Петросов, и отец Иосифа Виссарион Джугашвили были жестокими домашними тиранами, пьяницами и никчемными людьми»293. Подчеркнем, что это говорит не изнеженный представитель интеллигенции, а профессиональный революционер, налетчик, знаменитый своими дерзкими и беспощадными экспроприациями. И уж если он придает такое значение жестокости отца, значит, речь идет не просто о воспитании, характерном для традиционной семьи.

Дочь Сталина, Светлана Аллилуева, закончила исторический факультет МГУ, стала кандидатом филологических наук, работала в Институте мировой литературы, а в 1966 году эмигрировала в США, оставив детей в Советском Союзе. Издание за границей ее мемуаров «20 писем к другу» стало сенсацией и принесло Светлане Иосифовне огромный гонорар.

Светлана Аллилуева писала позже, что Сталина не отец бил, а мать. По словам Светланы, он «был восхищен ее [Кеке] непреклонностью. Но вспоминал также: „Как она меня била! Ай-яй-яй, как она меня била!“ И в этом, по-видимому, был для него знак ее любви»294.

Еще одним источником мемуарного характера являются воспоминания музыковеда, кандидата искусствоведения Тамары Геладзе — внучки Сандала (Андрея) Геладзе, брата Кеке. Она родилась в 1920 году и в основном жила в Грузии. В 1942 году она окончила филологический факультет Тбилисского университета, в 1945-м — Тбилисскую консерваторию по классической истории музыки, в 1949-м — аспирантуру в Московской консерватории. С 1950 года преподавала в Тбилиси: сначала музыкальную литературу в музучилище, затем историю зарубежной музыки в консерватории.

В 2010 году журналист Игорь Оболенский, путешествуя по Грузии, взял у Тамары Геладзе интервью. Правда, Оболенский сообщает, что на вид Тамаре Геладзе «немного за 70», тогда как на самом деле ей было уже под 90. Она пояснила, что многочисленные историки, интересовавшиеся Сталиным, никогда не интересовались ею. Она, в свою очередь, тоже «не стремилась к публичности... Хотя, наверное, есть что рассказать»295.

Например, в интервью Оболенскому Тамара Геладзе утверждает: «Кто-то пишет, что Кеке била сына. Не могло этого быть, она его обожала...»296

Однако Тамара Геладзе оперирует чужими рассказами и опирается на свое представление о том, как оно должно было бы быть. Поэтому ценность ее свидетельств — со всеми оговорками — ниже, чем у тех, кто непосредственно сталкивался с семьей Виссариона и Екатерины: Иремашвили, Давришеви, Камо.

Однако некоторые утверждения Камо противоречат устоявшимся представлениям о семье Сталина. Например, Тер-Петросян пишет: «Как только Виссарион заводил речь об отце и брате, его несчастная жена Екатерина бежала прятаться к соседям. Якобы причиной порчи отношений Виссариона с отцом была его женитьба на Екатерине, которая отцу не нравилась. Жена и сын были ответчиками за все несчастья, которые происходили с Виссарионом»297.

Однако сын крестного отца Сталина — Александр Михайлович Цихитатришвили вспоминал позднее: «Среди поселившихся в Лило Джугашвили выдвинулся Вано, у которого родились два сына — Бесо и Георгий... После его смерти сын Георгий был убит разбойниками в Кахетии, а Бесо пошел в город (Тифлис) и здесь стал работать на заводе Адельханова, где выдвинулся и получил звание мастера»298. Очевидно, всё описанное происходило до женитьбы и даже знакомства Виссариона и Екатерины в Гори, а значит, она не могла быть причиной порчи отношений Бесо с его отцом Вано.

Как можно объяснить такое противоречие? Предположить заведомый обман со стороны близкого друга Сталина Камо или молочного брата Сталина Александра Цихитатришвили сложно. Но тогда что?

Можно предложить несколько объяснений рассматриваемого противоречия. Одно из них таково. Если слова Камо: «Якобы причиной порчи отношений Виссариона с отцом была его женитьба на Екатерине, которая отцу не нравилась», считать трактовкой Камо, его пониманием происходившего, то не исключено, что в уме Виссариона трагедия ранней смерти отца и брата была неразрывно связана с переездом и женитьбой на Кеке. Тогда всякое воспоминание о погибших было настолько горьким, что требовало выплеснуть весь негатив на ближайших «участников» горьких событий — жену и сына.

Возможно и другое объяснение: семья Джугашвили где-то пересекалась с семьей Геладзе, когда еще были живы отец Виссариона Вано и брат Георгий. Причем уже тогда Бесо выразил некоторое восхищение юной Кеке, а Вано высказался резко отрицательно о самой идее сближения с нею. Версия достаточно фантастическая. Тем не менее, по свидетельству того же Александра Цихитатришвили, Бесо и Кеке объединяет то, что они совершали паломничества в Гери: «О том, что живущие в Лило Джугашвили являются выходцами из Гери, я слышал как от своего отца, так и от самой тети Кеке. Кроме этого, в моей памяти не изгладилось, что и Бесо, и Кеке часто вспоминали Гери и ходили туда молиться, как в молельню своих предков»299. Обычно паломничества совершались в соответствующие праздники, а значит, вероятность встречи там Бесо и Кеке существует, пусть и мизерная.

Таким образом, паломничество в Гери — существенная часть взаимоотношений между Кеке и Бесо, а не только один из эпизодов, пусть и очень важных, из детства Сталина.

Мы не можем на этой основе делать далеко идущих выводов о странной религиозности Кеке и ее мужа. Но мы можем констатировать, что эпизод с Гери достаточно причудлив. И что эта причудливость должна быть выявлена и обсуждена, коль скоро мы хотим извлекать из сообщений о детстве Сталина не только хрестоматийные канонические — весьма сомнительные при этом — банальности, но и нечто большее. Пусть даже и неопределенное.

Эпизод с Гери тем более важен, что в детстве для спасения Сталина к разному чудотворству прибегали не один раз.

Примерно через два года после описанного ранее паломничества в Гери, когда Сосо вновь тяжело заболел, Кеке горячо молилась за ребенка. Мария Абрамидзе-Цихитатришвили, жена Михаила Цихитатришвили, который крестил Иосифа, указывает: «Отличаясь набожностью, она [Кеке] часто ходила молиться за здоровье своего сына в селение Арбо, которое располагалось неподалеку от селений Гери и Мерети»300. В селении Арбо существуют две церкви Святого Георгия — постройки X и XIX века. Совершенно точно можно сказать, что церковь Х века — это святилище Уастырджи. И нет ничего удивительного в том, что Кеке регулярно ходила туда молиться. Вопрос лишь в том, как в этой обрядовости были сплетены христианские и дохристианские верования (такое сплетение — не редкость на Кавказе), а также грузинские и южноосетинские магическо-религиозные обрядовые начала.

Зафиксировав это обстоятельство, мы продолжим рассмотрение различных сведений по вопросу о, так сказать, моральном облике матери великого вождя. Вот что говорила по этому поводу журналисту Оболенскому уже упоминавшаяся нами Тамара Геладзе: «Кеке была женщиной верующей, соблюдала все обряды и правила»301.

Друг детства Сталина, меньшевик и эмигрант Иосиф Иремашвили тоже писал: «Так же, как и все грузинские женщины, она [Кеке] была глубоко верующая»302.

Дочь Сталина Светлана Иосифовна писала о Екатерине Джугашвили: «У бабушки были свои принципы — принципы религиозного человека, прожившего строгую, тяжелую, честную и достойную жизнь. Ее твердость, упрямство, ее строгость к себе, ее пуританская мораль, ее суровый мужественный характер — всё это перешло к отцу»303.

По этим описаниям первым делом представляется женщина православная, строгая и сдержанная. Однако участие Кеке в обрядах в древних грузинско-осетинских святилищах, посвященных мужскому божеству, вынуждает нас подредактировать эту благообразную картину.

Поэтому, когда Серго Берия — сын революционера, советского партийного деятеля, генерального комиссара госбезопасности Лаврентия Берии подвергает сомнению набожность Кеке: «Мою бабушку очень огорчало ее [Кеке] безбожие. Однажды, когда она предложила ей помолиться Богу и попросить его о прощении грехов, совершаемых их сыновьями, Екатерина Джугашвили рассмеялась ей в лицо»304, — это не вызывает особого удивления. Потому что есть ненулевая вероятность того, что Кеке была не вполне канонической верующей. И коль скоро это так, данные Серго Берии следует считать немаловажными. Потому что, на наш взгляд, эти данные вполне могут говорить не об атеистическом безбожии Кеке, а о ее том или ином иноверии, которое является, коль скоро это так, одним из звеньев в цепочке тех странностей, которые мы указали, обсуждая отношения Сталина и его матери.

В этом смехе Кеке виден такой же вызов, как и в нежелании ехать в Москву или в выборе для жилья самой маленькой каморки во дворце наместника Грузии.

Серго Берия, который знает традиции Кавказа не понаслышке, добавляет еще одну странность. Он подчеркивает, что Сталин познакомил своих детей с их бабушкой довольно поздно: Васе было пятнадцать лет, Светлане — десять. Хотя они гостили в Тбилиси и ранее.

Серго Берия, ссылаясь на свою маму и бабушку, рассказывает: «Екатерина [Геладзе] обожала мою мать... Она дружелюбно упрекала мою маму за то, что мать сломала всю свою молодость, отдаваясь полностью мужу, семье и учебе. „Почему бы тебе не найти себе любовника? — говорила она матери. — Ты слишком молода, чтобы погрязнуть в домашних делах! Не будь дурехой. Если захочешь, я познакомлю тебя с молодыми людьми. Я в молодости вела хозяйство в одном доме и, познакомившись с красивым парнем, не упустила своего. Хотя и не была такой красивой, как ты“. Она даже упрекнула мою бабушку за то, что та „держит Нину под замком, запрещая ей высунуть нос наружу“... Екатерину интересовали только интимные связи и различного рода сплетни»305.

Эта картина не соотносится со строгой, особо нравственной Кеке, образ которой рисуют агиографические воспоминания друзей Сталина. Серго Берия описывает ее как женщину с характером, чувством юмора, решительную, такую, которая за словом в карман не лезет. Читая описание Серго, понимаешь, что такая женщина могла добиться поставленной цели. Даже в одиночку, даже в XIX веке, даже на Кавказе.

Подчеркнем, что Серго Берия говорит о наличии сплетен о неверности Кеке еще во время их брака с Виссарионом: «Все знали, что муж Е. Джугашвили пьянствовал и бил ее за беспутную жизнь»306. И, отмечает Серго, вполне вероятно, что Бесо не был отцом Сталина. По словам Серго, Лаврентий Берия говорил, что «в жилах Сталина, возможно, течет персидская кровь». Лаврентий Берия сравнивал его с шахом Аббасом — персидским шахом династии Сефевидов, крупным реформатором и полководцем, превратившим Сефевидскую державу в централизованную абсолютистскую монархию.

Эти воспоминания были опубликованы не в первой книге мемуаров «Мой отец — Лаврентий Берия», изданной в России в 1994 году, а во второй — опубликованной во Франции в 1999 году, за год до смерти Серго Берии. Серго, владевший французским языком, наверняка мог с ними ознакомиться — и, если бы французское издательство что-то добавило от себя, то это привело бы к скандалу.

Но если это реальные воспоминания Серго Берии, то, подчеркнем, на Кавказе честь женщины ценится особенно — и потому такие обвинения от человека, знакомого с традициями Кавказа и выросшего в кавказской культуре, не могут быть голословными.

Тамара Геладзе подтверждает, что слухи о любвеобильности Кеке ходили. По ее словам, про Кеке «много что говорили. Что и легкомысленная, и погулять любит. Но на самом деле она была не такой. Да и в Гори ничего про нее дурного не говорили... Если бы Кеке была легкомысленная, как говорят, то исключено, что о ней бы хорошо отзывались. А Матвей [Нариашвили — брат Елизаветы Нариашвили, жены Сандала Геладзе, родного брата Кеке] даже дал ей с мужем Бесо место для постройки дома в Гори. И для меня лично это аргумент, что она не была такой уж влюбчивой»307.

Но ведь последняя фраза означает, что насколько-то влюбчивой Екатерина всё же была? Что скрывается за этой формулировкой?

В журнале «Огонек» за 1988 год была опубликована статья «Что мы знаем о Ляпидевском?», где специальный корреспондент журнала Александр Болотин среди вдруг обнаруженных им магнитофонных записей известного летчика Анатолия Ляпидевского наткнулся на рассказ последнего о приеме в Кремле по случаю награждения челюскинцев. По словам Болотина, во время банкета к Ляпидевскому подошел Сталин и прямо сказал: «У вас, товарищ Ляпидевский, отец был поп, и у меня отец был поп... Если будет необходимость, обращайтесь непосредственно... к товарищу Сталину...»308

Умер Герой Советского Союза, принимавший участие в спасении челюскинцев Анатолий Ляпидевский в 1983 году — и потому опровергнуть данную публикацию уже не мог.

Однако напечатанное слово живет своей жизнью. Версия о том, что отцом Сталина мог быть некий священник, базирующаяся на данной статье журнала «Огонек», появляется в 1990 году во втором томе сталинской биографии за авторством американского советолога, связанного со спецслужбами США, Роберта Такера «Сталин у власти. 1928–1941». Такер связывает эту версию с поступлением Сосо в духовное училище, куда принимались дети священнослужителей. И, соответственно, предполагает, что «часто находившийся в отлучках» Бесо не был настоящим отцом Сталина. (Английский историк Саймон Себаг-Монтефиоре в дальнейшем развивает версию Такера, предполагая, что этим священником — возможным отцом Сталина — мог быть Христофор Чарквиани, который, согласно воспоминаниям Кеке, помог Сталину поступить в Горийское духовное училище.)

В советской печати тему возможного легкомыслия матери Сталина подхватил советский писатель и историк Антон Владимирович Антонов-Овсеенко. Свою статью «Сталин и его время» он опубликовал в журнале «Вопросы истории» № 7 за 1989 год.

Антон Владимирович Антонов-Овсеенко — очень яростный и предвзятый антисталинист. Справедливости ради надо признать, что его ненависть к Сталину возникла не на пустом месте: в 1936 году, когда Антон Владимирович был студентом исторического факультета Московского государственного педагогического института, в ханты-мансийской тюрьме покончила с собой его мать Розалия Борисовна Кацнельсон, арестованная как враг народа в 1929 году; отец — известный советский государственный деятель, дипломат Владимир Александрович Антонов-Овсеенко был арестован в 1937 году, а в 1938 году расстрелян.

Оговорив эти важные для нас детали, перейдем к свидетельствам возможного легкомысленного поведения матери Сталина, приведенные Антоном Владимировичем Антоновым-Овсеенко.

Во-первых, он приводит свидетельства вдовы Иллариона Виссарионовича Мгеладзе. Илларион Виссарионович — известный советский литературный критик. Вступил в РСДРП(б) в 1907 году, работал на Кавказе. В 1927 году как член «троцкистской оппозиции» был исключен из партии (правда, в 1928 году восстановлен). Повторно арестован в 1935 году, исключен из ВКП(б) и расстрелян в 1941 году.

Его вдова, Татьяна Петровна Вардина-Мгеладзе, пояснила, что ее муж близко знал молодого Кобу. В своих воспоминаниях она утверждала: «Сталин — сын зажиточного князя и горничной. Выдав ее замуж за сапожника, князь наделил супруга участком земли и покровительствовал Сосо»309.

Вся гипотеза строится на идее сокрытия незаконной беременности путем выдачи Кеке замуж за Виссариона. Но мы знаем, что в семье Виссариона и Екатерины Джугашвили до Иосифа уже родились двое сыновей, которые умерли во младенчестве. Значит, либо неродной ребенок от Бесо умер вскоре после рождения, либо Иосиф не является сыном высокопоставленного лица, из-за которого и пришлось срочно выдавать Кеке замуж.

Внучка Сталина Галина Яковлевна об этой версии писала так: «Позднее, с легкого пера вошедшего в моду романиста, жертвами шарма рыжей матрасницы оказались уже и российские вельможи: царский наместник в Грузии князь Голицын (если то не был граф Воронцов), а также некая сановная персона непосредственно царского происхождения (отрывки из романа мне читали по телефону, и в эфирном стрекоте имя знатного лица съежилось и утратило буквенный контур)»310.

А внучка брата Екатерины Георгиевны Джугашвили, Тамара Геладзе вспоминала: «Потом уже много небылиц появлялось. Где-то даже написано, что Сталин чуть ли не сын Александра Третьего. Это же чушь»311. И добавляла, что, когда речь заходила о «настоящем» отце Иосифа, то «называли и другие имена — двух или трех местных князей»312.

Напомним, что согласно воспоминаниям самой Екатерины Джугашвили, участком земли наделил семью Геладзе по их приезду в Гори их дальний родственник Матэ Нариашвили. Он приходился братом Лизе Нариашвили — жене Сандала Геладзе, брата Екатерины.

Данных о том, что Матэ Нариашвили был князем, у нас нет. Да и вряд ли бы простолюдин, которым был Сандал Геладзе, мог бы сразу после отмены крепостного права жениться на сестре князя.

Далее Антонов-Овсеенко приводит следующий факт, источник которого неизвестен: «Отцом Сталина был Яков Егнаташвили, купец 2-й гильдии. Он жил в Гори и нанял прачкой юную Екатерину Геладзе. Чтобы покрыть грех, купец Егнаташвили выдал Кето замуж за «холодного» сапожника Виссариона Джугашвили — запойного пьяницу, вспыльчивого и грубого. Сосо доставалось от него часто... Будущий генсек очень тяготился своим происхождением, положение бастарда... его угнетало, озлобляло»313.

У слухов о связи Якова и Кеке есть конкретная почва: Яков Эгнаташвили всегда очень сильно помогал семье Джугашвили. А когда Виссарион запил, Яков Эгнаташвили помогал конкретно Кеке: присылал ей еду, участвовал в воспитании Иосифа. Екатерина всегда называла его «крестным» Иосифа, несмотря на то, что формально крестным ее сына он не был.

Антонов-Овсеенко приводит также несколько историй вопиюще дурного отношения Сталина к матери. Эти рассказы перекликаются с сомнительными свидетельствами собеседницы Эдуарда Радзинского, утверждавшей, что Сталин называл мать «проституткой». Один из рассказов Антонова-Овсеенко не имеет авторства: «Однажды, в 1927 г., прибыв в Тифлис и увидев среди встречающих на вокзале свою мать, воскликнул: „Ты тоже здесь, старая б...?!“»314

Источником другой истории является сообщение Александра Ивановича Папавы, бывшего ректора Кутаисского института, прошедшего сталинские лагеря. Папава приводит воспоминания некой грузинской «доверенной коммунистки» Цецилии, приставленной к матери Сталина, чтобы ей помогать: «Вилла Сталина в Коджори была довольно просторной. Соратники собирались в большой жилой комнате, которая соединялась с его кабинетом. В тот день там находился Филипп Махарадзе, председатель ЦИК Грузии. Увидев свою мать, Коба решил подшутить над ним: „Ты что, Филипп, всё еще ... эту старую б...?“ Махарадзе плюнул и, опрокинув стул, вышел из кабинета. В жилой комнате, которая в то время была наполнена гостями, он дал волю своим чувствам: „Что это за генсек? Он всего лишь грубый кинто“»315.

Поясним, что кинто — это мелкий ремесленник и торговец-разносчик. Но в отличие от благородных карачохели, кинто ассоциируется скорее с праздным жуликом и веселым мошенником.

Филипп Махарадзе — революционер, сын священника. Окончил Тифлисскую духовную семинарию. Сталина и Махарадзе связывали годы совместной работы в Закавказье. С 1931 по 1938 он возглавлял ЦИК Грузинской ССР.

Описанная реакция Махарадзе на слова Сталина не похожа на естественную реакцию человека, способного возглавлять ЦИК СССР. И вряд ли такое прилюдное оскорбление осталось бы без ответа со стороны вождя, однако карьера Махарадзе не пострадала: с июля 1938 года он становится председателем Президиума Верховного Совета Грузинской ССР.

Третья история рассказана Антоном Владимировичем Антоновым-Овсеенко якобы со слов Валерии Львовны Стэн — жены Яна Эрнестовича Стэна. Ян Эрнестович — известный философ, специалист по диалектике, гносеологии, социальной философии. В 1925 году, когда Сталин занимался гегелевской диалектикой, он пригласил Стэна для руководства этими занятиями. В 1924–1927 годах был заведующим сектором пропаганды Агитпропа Коминтерна, в 1927–1928 годах — заместителем заведующего Агитпропа ВКП(б). В 1928–1930 годах работал заместителем директора Института Маркса-Энгельса-Ленина, затем профессором Института Красной профессуры. На XIV и XV съездах партии Стэн избирался членом ЦКК ВКП(б).

Стэн был одним из тех немногих, кто позволял себе публично спорить со Сталиным и защищать Бухарина. В конце 1920-х — начале 1930-х годов Ян Эрнестович участвовал в движении сопротивления сталинизму и становлению режима личной власти Сталина в партии и государстве. В 1932 году Стэн был исключен из партии как бывший участник левооппортунистической оппозиции и сослан в Акмолинск. В 1934 году его освободили, но в 1936-м снова арестовали и в 1937 году расстреляли.

По словам Антона Владимировича Антонова-Овсеенко, жена Яна Эрнестовича Стэна Валерия Львовна свидетельствовала, что в начале 1920-х годов Сталин познакомил Стэна с Екатериной Геладзе со словами «Ян Эрнестович, правда, ей надо подобрать хорошего мужа?».

С одной стороны, перед нами грубые сплетни из сомнительных источников. С другой стороны, мы эти сплетни, как и в случае с Радзинским, игнорировать не можем. Почему?

В стихотворении Анны Ахматовой есть такие строки, имеющие прямое отношение к ответу на подобное «почему»:

Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда...

Из сора сплетен о Сталине никогда не вырастут цветы истины. Но из него — при определенном, конечно же, к нему отношении, может вырасти некая загадочная объемность. Которая в любом случае лучше плоской банальности, ничуть не более достоверной в случае Сталина, чем эта мифологическая объемность. Ведь миф не обязательно является лживым пропагандистским искажением реальности. Миф, конечно же, может быть и таким искажением. Но он может быть и чем-то совсем другим. Это «совсем другое» — система разнокачественных притч, вращающихся вокруг ядра, слагаемого действительными странностями и объективной масштабностью личности Сталина.

Построение мифа как такого космоса может подарить нам какие-то исследовательские догадки. Герой Достоевского говорил: «Хоть и ретроградно, а всё же лучше, чем ничего».

Мы можем перефразировать героя и сказать: «Хоть и мифологично, но всё же ближе к тому НИЧТО, чьи подмигивания мы только и можем зафиксировать, занимаясь биографией Сталина».

 

Анатолий Янченко 

https://rossaprimavera.ru/article/9ec0acd8?gazeta=/gazeta/292