Яременко: Недавно прошло заседание так называемого "Национального круглого стола", и я хочу о нем рассказать. Определенная часть участников этого "Круглого стола", и я в том числе, пытались высказать позицию, согласно которой роль государства в наших экономических преобразованиях должна быть весьма значительной. Выступавшие приводили в обоснование такой позиции в основном следующие аргументы. Во-первых, в нашей экономике 90 процентов собственности является государственной и ей необходимо управлять, так как это - не просто собственность, а хозяйство. Второй аргумент был построен на аналогии. Наш переходный период от милитаризованной экономики к гражданской сходен в главных своих чертах с тем периодом, который переживала Америка после второй мировой войны. В этот период в американской экономике элементы государственного вмешательства были очень сильны. В этом отношении наша экономика находится в аналогичной ситуации, но с совершенно другим наследством.
Аргументы, которые я назвал выше, в принципе правильны, но, на мой взгляд, достаточно поверхностны. Гораздо более существенный аргумент состоит в том, что управлять нашей экономикой плановым методом следует хотя бы потому, что безусловно сохраняется некая инерция самого типа воспроизводства и формы его существования, при которой государство играло очень важную роль. Суть этой инерции состоит в том, что в течение десятилетий одной из главных функций государства являлось поддержание экономического равновесия, причем сама экономика обладала крайне неравновесными свойствами, которые постоянно требовали упреждающих инвестиций. Сейчас эти свойства экономики не утрачены, они сохраняются, хотя, возможно, ее перегрузка, связанная в прошлом с бременем милитаризации, несколько ослабла. Тем не менее появились другие источники экономической перегрузки, и при этом остались такие дестабилизирующие факторы, как низкие технологии, капиталоемкость энергосырьевого производства и т.д. Отсюда понятно, что в функции государства по-прежнему должно входить упреждающее инвестирование, некое плановое поддержание равновесия. Поэтому, исходя из специфики нашей экономики, в ней необходим такой орган, как Госплан, или что-то вместо него, в чьи функции и входило бы упреждающее инвестирование и поддержание равновесия. Но при этом, для создания стимула экономической деятельности отдельных предприятий необходимо сформировать некую долгосрочную стратегию, которая в настоящее время отсутствует, то есть она не является существенной компонентой экономического поведения отдельных предприятий.
Таким образом, с одной стороны, у нас нет рынка капитала, тем более производственного капитала, а с другой - у предприятий нет пока долгосрочных стратегических мотиваций. Государство в этих условиях все-таки является главным носителем функций поддержания равновесия и, пока не возникла система самонастройки экономики, что-то вроде Госплана должно существовать.
Прошло уже определенное время с тех пор, как вышел закон о самостоятельности предприятий, в результате чего их самостоятельность зашла слишком далеко. По этой причине отношение предприятий к воссозданию прежних структур регулирования экономикой будет, конечно, негативным. Но объективная необходимость в этом есть. У предприятий сейчас нет мотиваций для инвестиций не только по причине инфляции. Например, на Западе проблема выживания предприятий является вопросом формирования определенной стратегии. Что же касается наших предприятий, то они если и реализуют некую стратегию, то совсем иного типа. Существование многих наших предприятий связано в значительно мере с задачей поддержания коллектива, с обеспечением минимума заработной платы, а забота о поддержании производства и сохранении рынка сбыта отодвигается на второй план. Если интересы управленческой элиты и коллектива предприятий удовлетворяются, то вполне приемлемым оказывается и сужение производства. По этой причине стратегии, связанной с долгосрочными инвестициями, у многих наших предприятий нет. В связи с этим попытка реанимации каких-то функций Госплана является вполне оправданной, хотя за такие слова я рискую угодить в число консерваторов, противников реформ и т.д.
Восстановление планового начала должно выражаться прежде всего в том, что государство должно взять на себя ответственность за специальные инвестиции в экономику, необходимые для предотвращения ее разрушения. Оно должно найти какие-то способы наладить инвестиционный процесс. Таким образом, возникает резонный вопрос, что делать с предприятиями, как восстановить управляемость ими?
Вопрос: Мне кажется, что сам центр управления нашей экономикой захвачен лоббистскими структурами. Поэтому сигналы, ресурсные и инвестиционные запросы, поступающие из этого центра, скорее всего диктуются снизу лоббистскими группировками, зачастую вопреки всякой экономической целесообразности. Что вы думаете по этому поводу?
Ответ: Может быть это и так, а может быть и нет. Я допускаю, что определенные министерства и парламент могут выражать волю подобных групп. Тем не менее есть и другие примеры. Например, Газпром, ранее возглавлявшийся Черномырдиным. Он представляет из себя группу предприятий, которые включают интересы долгосрочной перспективы. В какой-то степени, можно сказать, их деятельность выражает народнохозяйственную позицию. Они не снизили объемы производства, поддерживают их на необходимом уровне.
Конечно, у нас имеется и то, и другое. То, что верхние эшелоны власти являются тотальными представителями нижних лоббистских групп - так однозначно заявлять нельзя. Но тем не менее, если у нас не будет какого-то национального самосознания, какого -то экономического самосознания, если на самом верху управленческой пирамиды общенациональная экономическая идеология будет дезинтегрирована, то есть не будет единой экономической воли, то при этих условиях ничего хорошего, конечно, не выйдет. Единая экономическая воля должна появиться и от Парламента, и президента, и правительства.
Вопрос: Но сейчас в экономике продолжается та же ситуация, что и в прошлом. Властные структуры, люди, которые в них задействованы, имеют некоторый страх перед населением. И они стараются обеспечить населению какой-то, как Вы говорили, "скорбный" минимум. В той мере, в какой они его боятся - в той мере и дают какие-то средства, и только в этом проявляется экономическое сознание.
Ответ: Я бы не сказал, что нынешняя и прошлая ситуации тождественны. Действительно, раньше взаимоотношения с населением были жестко отмерены: был очень короткий "поводок" и мера его натяжения очень чувствовалась. Сейчас взаимоотношения властей с населением относятся, безусловно, к тому же типу, но они приняли хаотический, импульсивный характер.
Вопрос: Но это лишь одна сторона дела. Наряду с этим резко сужен круг приоритетных направлений жизнеобеспечения, которые гарантируются государством. Раньше минимум жизнеобеспечения выдерживался по более широкому кругу позиций. Ныне из числа безусловных гарантий осталось тепло в квартирах, хлеб, и это едва ли не все.
Ответ: Я, конечно, не могу с этим не согласиться. Конечно, круг ответственности государства очень сильно сузился. Тем не менее, Вы сами отмечаете тот факт, что тарифы на тепло и электроэнергию для населения занижены в несколько раз по отношению к себестоимости. Этот факт является иллюстрацией того обстоятельства, что рыночные отношения имеют определенные границы и есть некие сферы прежнего социализма, куда рынок не допускается. К числу таких сфер и относится вся сфера коммунальных услуг. Необходимо отметить при этом, что в данном случае издержки несет не бюджет, а региональная обрабатывающая промышленность. Это делается через региональный бюджет. В итоге та дотация населению, которую платит мэрия, ведет к повышению тарифов на электроэнергию и тепло на предприятиях, снижая их способность к экономическому выживанию.
Я хочу подчеркнуть то обстоятельство, что сейчас никакой определенной политики нет. Например, нет никакого представления о том, что будет происходить с жильем, как им будет обеспечиваться население. Фактически отсутствует какая-либо здоровая политика в отношении сельского хозяйства как базы обеспечения населения продовольствием. Например, в Татарстане дается гораздо больше дотаций в эту отрасль, там меньше нападок на колхозы и совхозы, и соответственно положение сельского хозяйства там более стабильно. Это объясняется тем, что в Татарстане в руководстве сохранилась старая партийная элита, старые взаимоотношения между верхним уровнем управления и низовыми предприятиями промышленности и сельского хозяйства. В целом же по Российской Федерации политика отношения к сельскому хозяйству является достаточно сумбурной, перспективы в этой области остаются достаточно неясными и мрачными. В этом отношении нельзя сказать, что сегодняшнее руководство страной отдает себе отчет в перспективах взаимоотношения властей и населения, так как обеспечение продовольствием является очень важной компонентой социальной политики. С другой стороны, встает проблема безработицы. Ведутся безответственные разговоры, что у нас готовы на нее пойти в угоду неким рыночным принципам, бесконтрольному изменению структуры цен. Одно дело, если бы речь о безработице велась в маргинальных слоях промышленности. С этим я мог бы согласиться. Но в данном случае речь идет о массовой безработице. Поэтому, если вернуться к вопросу о социальной политике, то можно сказать, что раньше она была, может быть, жесткой, циничной, но это сопровождалось определенными допусками, по которым контролировались все направления, то есть существовал некий набор контролируемых параметров. Тем не менее было очевидным, что население могло ожидать от правительства в ближайшей перспективе. Хотя и нельзя утверждать, что такого рода социальная политика была эффективной, но некоторый уровень ответственности она имела, если допустить, что цинизм может сочетаться с ответственностью.
Сейчас этого нет. В журнале "Новый мир" была опубликована статья Драгунского, отражающая крайнюю точку зрения - цинизм, граничащий с хулиганством. Автор этой статьи считает, что наша страна входит сейчас в такой период, когда 10 процентов ее населения будет жить при капитализме, то есть иметь хорошие личные автомобили, жить в хороших квартирах, но при этом остальные 90 процентов населения не смогут войти в капитализм и вынуждены будут жить плохо. Эти люди будут обездолены и для их возможного усмирения необходимо будет иметь сильную полицию.
Другими словами, у наших реформаторов имеется большой соблазн пойти по такому силовому пути, то есть просто пренебречь населением и пуститься, так сказать, "во все тяжкие". Фактически подобные радикальные реформаторы все время колеблются между двумя мнениями. Первое - это сохранение осторожности по отношению к населению, и второе - осуществление политики с позиции силы, переход к экономической диктатуре. Но для экономической диктатуры необходима новая власть, да и вообще остается совершенно неясным, к чему может привести подобная политика. На мой взгляд, это может привести только к еще большему упадку экономики.
Таким образом, если рассматривать возможности верхних эшелонов власти, некий экономический потенциал силы, мотивации для рационального управления экономикой, то этот вопрос мне кажется довольно проблематичным.
Вопрос: Здесь, на мой взгляд, необходимо также рассмотреть возможности интеграции ветвей власти в экономику. Они имеют разные мотивации и борьба между ними поглощает всю энергию управления.
Ответ: Мне кажется, что все-таки какое-то добронамеренное ядро специалистов в управлении экономикой существует, но при этом главным разрушением мотиваций является не тот факт, что эти специалисты находятся под влиянием неких эгоистических местных им ведомственных сил, а в том, что свое бессилие, возникшее в результате разрушения старых институтов власти, они пытаются прикрыть лозунгами рынка, псевдоориентацией на него. Данная позиция для них сейчас достаточно удобна - катастроф пока нет и отвечать им ни за что не надо. Подобное состояние безответственности может оказаться для многих из этих людей предпочтительнее, чем то, при котором необходимо брать на себя тяжелую ответственность в ситуации более сложной, чем предшествующая. Необходимо будет много восстанавливать в условиях политического сопротивления, когда по поводу всякого "консервативного" шага будут наклеиваться политические ярлыки, например, такие, как реанимация командно-административной системы, восстановление директивного плана и так далее. По этой причине все время необходимо будет доказывать, что за этими шагами стоят чисто экономические соображения, а не политические мотивы. Другими словами, с одной стороны, эти люди боятся политического давления, а с другой, - просто профессиональной ответственности, которая является очень тяжелым делом. Проявление подобной человеческой слабости в решении трудной задачи и является, на мой взгляд, главной причиной того, что сохранившееся чиновничье, бюрократическое, гражданское чувство ответственности все-таки не находит выхода. Это чувство должно быть сцементировано чьей-то политической волей, какой-то властью над чиновничьим аппаратом. Другими словами, всю нашу чиновничью элиту может заставить работать какая-то консолидация на верху власти, то есть сильная власть. Но в условиях сложившейся сейчас политической дезинтеграции существует определенное безвластие. В подобных условиях попытка взять на себя ответственность будет чревата всякими отягчающими обстоятельствами. Например, Министерство экономики так и живет, с одной стороны понимая, что экономика идет под уклон, а с другой - их устраивает позиция, при которой можно какое-то время жить спокойно, ссылаясь на рынок, рыночные отношения, а затем выскользнуть. Понятно, почему сейчас психология таких временщиков является преобладающей. Попадая в какое-то министерское или ведомственное кресло, человек набирает политические очки и затем выскакивает на еще более престижное место. Тем не менее, мне кажется, инстинкт самосохранения должен все-таки на каком-то уровне сработать. Я думаю, что у президента, правительства, Верховного Совета этот инстинкт присутствует, но он настолько нейтрализуется другими обстоятельствами нашей жизни, что мало в чем проявляется. Может быть нам еще необходимо пройти некий круг страданий, например, дойти до карточной системы, чтобы перейти к адекватным способам управления экономикой. После того, как мы ударимся о стену, плановые способы управления будут выглядеть как вынужденные, хотя эта вынужденность уже адекватна сегодняшнему состоянию нашей экономики.
Таким образом, проблема политической консолидации, которая позволила бы экономическое самосознание претворить в какую-то действенную силу, является сейчас весьма актуальной.
Конечно, в той ситуации, которая складывается, трудно быть оптимистом. Мне кажется, хотя это и противоречит общественной трактовке, что именно такая ситуация описана в знаменитой книге Оруэлла "1984". Когда я ее читал, мне все время казалось, что наличие привилегированной элиты со своими тайнами и неких пролов является своего рода гибридом социализма и капитализма.
Вопрос: У Оруэлла описано некое стабильное общество, жестко централизованное.
Ответ: Да, конечно. Но мне кажется, что если у нас произойдет стабилизация, то наше общество может превратиться в нечто подобное. Сейчас у нас слишком много построено на обмане, основанном на псевдорыночной терминологии.
Вопрос: Я хочу повторить своей вопрос. Вы говорите о необходимости некой единой экономической воли, основанной на государственном самосознании. Но ведь как раз этого-то и нет. В верхах происходит сплошной "раздрай". Откуда возьмется в таких условиях целостная политика?
Ответ: Меня, как и всех, конечно же, очень беспокоит тот "раздрай", о котором Вы говорите, и он, безусловно, может привести к самым печальным последствиям. Но я исхожу из того, что есть некие меры, осуществление которых объективно необходимо. Чем дольше будет откладываться их реализация, тем тяжелее будет положение в экономике и тем неотвратимее необходимость этих централизованных мер.
Конечно, тот уровень централизации экономики, который существовал раньше, теперь невозможен. Но, с другой стороны, у нас нет выбора: наша экономика по характеру своих свойств и своей инерции, требующая крупных инвестиций в различные отрасли народного хозяйства (нефтяную промышленность, инфраструктуру и т.п.), просто не может без этого существовать. Вы спрашиваете, соберемся ли мы с какой-то политической волей, претворим ли ее в экономическую волю и реализуем ли совершенно необходимую нам функцию государства в каких-то благопристойных формах? Если нет, то при дальнейшем спаде у нас может возникнуть нечто вроде коммунистической или патриотической диктатуры, которая сделает это, не считаясь ни с чем. Это, конечно, будет катастрофа. Но мне кажется, что еще есть возможность ее упредить. Необходимо просто рационально понять, что не восстановив некоторых старых институтов, адекватных существенным характеристикам нашей экономики, наше хозяйство, как некий единый экономический организм, просто не выживет. Например, для таких экономических организмов, как в США или Западноевропейских стран, Госплан не требуется, но у нас совсем другая ситуация.
Беседуя с участниками "Круглого стола" я пытался объяснить, что то структурное пространство, в котором существует наша экономика, неадекватно рынку. Пока мы это пространство не нормализуем, пока структурные характеристики экономики не станут адекватными рыночным, до тех пор рыночная стихия будет для нашего общества разрушительной. В данном случае мной подразумеваются технологические перепады, перепады в издержках, разрушительное влияние освобожденных цен. Нормализовать же структуру нашей экономики можно пока только с помощью централизованных усилий. Сами по себе рыночные силы, если они не могут действовать, то они и не действуют, а это значит, что вместо них действуют какие-то другие силы - силы дезинтеграции.
Мы уже говорили о том, что, с одной стороны, существует проблема поддержания равновесия в нашей экономике, а с другой - проблема ее целенаправленной структурной трансформации. Такую трансформацию можно интерпретировать как подготовку к рынку. Главными проблемами структурной перестройки должна стать ликвидация технологических перепадов и перепадов в уровнях издержек. В этом случае движение структуры цен в сторону мировых не будет столь разрушительным.
Нормализация структуры экономики и поддержание равновесия, требуют, конечно, определенных затрат, денежных затрат. И здесь мы сталкиваемся с обвинением в том, что наша программа носит инфляционистский характер. Но я считаю, что выдав некие целенаправленные кредиты и создав этим определенный инфляционный импульс, мы одновременно погасим другой источник инфляции, гораздо более мощный. Ведь вопрос заключается не столько в том, инвестировать или не инвестировать, сколько в том, во что вкладывать инвестиции и куда давать кредиты. Эти вопросы нужно решать с учетом того, что в нашей экономике до сих пор нет полноценных денег. Наши рубли по-прежнему не эквивалентны друг другу в разных секторах экономики, поэтому полноценность рубля зависит от адреса его вклада. В одном направлении рубли будут весьма полноценны, их покупательная способность будет высока, а в другом - значительно ниже, так как в экономике с нивелированной оплатой труда плата на товары и услуги, создаваемые трудом высокой квалификации с привлечением больших научных разработок, и дешевый ширпотреб - примерно одинаковые. Нивелировка заработной платы, доходов, отсутствие эквивалентности в оплате труда приводит к тому, что нет и эквивалентного рубля, нет полноценных денег. Это необходимо понимать тем, кто уже сейчас подходит к нашей экономике с меркой денежного хозяйства. В такой экономике полноценного денежного хозяйства быть не может. Поэтому рубль может быть наполненным только в том случае, когда он адресуется в высокотехнологичное экономическое пространство. Это отлично понимают те, кто живет в настоящей рыночной среде. Приезжая из Соединенных Штатов и поменяв доллары на рубли, они покупают у нас только те товары, которые очень дороги в США из-за высокой технологичности, а за рубли их можно приобрести относительно недорого.
Вопрос: А что именно они покупают?
Ответ: В первую очередь покупаются военные технологии, научные разработки, которые в США оплачиваются в 10-20 раз дороже. Таким образом, следует различать проинфляционное и антиинфляционное инвестирование. Первое направление в основном в неплодотворные сферы, где рубль является неполновесным. Антиинфляционное инвестирование, наоборот, способствует его наполнению. С этой точки зрения необходимо просмотреть программы Министерства экономики, В которых обнаруживается, что существуют отдельная программа по сельскохозяйственному машиностроению, программа по лесопромышленному комплексу и отдельная конверсионная программа. Это и есть инфляционное инвестирование, когда "всем сестрам дают по серьгам". Понятно, что ресурсы с определенными высокими техническими свойствами сосредоточены в военнопромышленном комплексе и только соединение конверсионных программ с другими даст определенный положительный эффект. Антиинфляционное инвестирование, на мой взгляд, может быть не очень больших масштабов, но их будет достаточно для технологических и человеческих ресурсов с высокими качественными свойствами. Все это должно объединиться с отставшим флангом нашей экономики, чтобы попытаться преодолеть ее диспропорции.
Такого рода инвестиции должны быть весьма эффективными и рубль в этом случае будет наполнен.
Сейчас Министерство экономики искусственно разрывает все направления инвестирования. Понятно, что здесь дело не столько в злонамеренности правительства и чиновников, сколько в том, что сам ВПК (в прошлом Военно-промышленная комиссия) обладает значительным потенциалом самодостаточности, очень сильны его охранительные тенденции, что дает им возможность диктовать свои условия при проведении конверсии. Но та конверсия, которую они сами проводят, всегда будет ориентирована на то, чтобы сохранить свои старые позиции, которые связаны с производством вооружения, создавая тем самым какие-то "поплавки" для выживания.
Конечно, можно понять, что сейчас ситуация в стране довольно неопределенная и ВПК необходимо в этих условиях обеспечить себе условия выживаемости, удержания "на плаву". Это возможно с помощью торговли оружием, с помощью создания некоторых частных секторов производства товаров на экспорт. Никакой долгосрочной стратегии, тем более стратегии, ориентированной на наши технологические "провалы" в гражданской промышленности, у ВПК нет и не будет. Он собирается выживать сам по себе, и гражданские отрасли от этого ничего не получат.
Поэтому я и настаиваю на том, что необходима некая единая народнохозяйственная стратегия, идущая "сверху", пусть даже с элементами силового давления на предприятия, реализуемая через селекцию предприятий, включая полное перепрофилирование некоторых из них. Другими словами, моя программа в каком-то смысле предусматривает жесткое обращение с ВПК. Конечно, он этого очень боится.
Очевидно, что пока каждый из директоров ВПК остается директором своего предприятия, то он не захочет никаких радикальных перемен в своей отрасли. Если вдруг такое случится и какое-либо предприятие ВПК начнут перепрофилировать, то на директора данного предприятия обрушится колоссальное бремя. Никто из этих директоров не хочет на себя так много брать. В лучшем случае они готовы взять на себя решение каких-либо частных задач, например, выделить на своем производстве один цех для производства гражданской продукции. Таким образом, масштабы возможных действий со стороны директоров предприятий ВПК совершенно не соответствуют масштабам стоящих перед народным хозяйством проблем: поддержания экономического равновесия, технологической трансформации, модернизации. Это означает, что нам никогда не удастся преобразовать наше экономическое структурное пространство, сделать его адекватным рынку, пока за это не возьмется государство. В первом приближение такой тезис звучит вроде бы парадоксально, но на деле получается, что чем больше мы будем идти на поводу частных интересов, тем дальше от рынка будет находиться наша экономика. Например, частные интересы директоров ВПК могут способствовать только весьма ограниченным преобразованиям, так как они ориентированы в основном на выжидание, а не глобальные стратегические цели.
Нельзя, конечно, отрицать, что за высказанной мной позицией стоит сильный субъективный взгляд планового социализма. Но тем не менее надо иметь в виду, что наша экономика сгибалась "в бараний рог" именно государством и только оно может разогнуть эту систему. Все же способы самодействия, в лучшем случае, могут привести только к частным, локальным, несущественным результатам. Например, ВПК, конечно будет ориентироваться на производство и экспортную продажу оружия, что весьма опасно и неперспективно.
В данной ситуации Министерство экономики и правительство могут принять очень благонамеренные решения, связанные с модернизацией и реконструкцией производства, но если при этом не будут задействованы резервы ВПК, то база для реализации подобных благих решений будет весьма слабой. Существуют, конечно, и другие ресурсы, например, западные технологии, их кредиты и инвестиции, но они пока к нам не поступают.
На вышеупомянутом "Круглом столе" выступал Малей и заявил, что ВПК трогать нельзя, так как он способен производить все что угодно. Например, один из его заводов может производить минитракторы на уровне космической техники, но при этом очень дешевые. Данный пример как раз и показывает, что ВПК обладает колоссальным потенциалом. Тем не менее, я уверен, что подобные производства в ВПК будут занимать весьма ограниченное пространство. База ВПК дает возможность продвинуться нашей экономике в соответствии с образованием и квалификацией задействованных в ней людей. В этом и заключается ее главный ресурс. Для нас будет трагедией, если с таким человеческим потенциалом, с нашим менталитетом мы скатимся до уровня существования африканских стран. В этом случае наиболее квалифицированные и дееспособные люди разбегутся, эмигрируют в более цивилизованные страны, то есть усилится "утечка мозгов", как уже было в истории России, например, в 1917 году. Не успел нарасти в нашей стране новый слой научной и технической элиты, как его собираются снова снять. Еще одна такая операция над нашим обществом бесследно может не пройти, она грозит умственной и нравственной его деградацией.
Вопрос: Нельзя ли пояснить, что будет, если мы пойдем вслед за частными интересами?
Ответ: Это вполне реальная опасность. В этом случае произойдет колоссальная дезинтеграция страны. При этом, в первую очередь, будут реализованы частные интересы производственных групп, занимающихся добычей сырья. В результате появятся "острова" благополучия в нищей стране. Подобные "острова благополучия" появятся и в сфере высоких технологий, например, в машиностроении. Преобладающая ориентация подобных "островов благополучия" будет экспортная. Другими словами, произойдет некоторая анклавизация страны. Вся остальная экономика будет жить на чрезвычайно низком уровне: низкая оплата труда, низкие технологии и адекватная им ментальность. Если в нашей стране в доперестроечный период имело место противоречие, при котором образованные квалифицированные люди получали неадекватно низкую заработную плату и обслуживали примитивные технологии, то сейчас постепенно в нижнем слое экономики уровень квалификации и образования сильно понизится, станет адекватным уровню оплаты труда. И если раньше между этими двумя флангами экономики было некое взаимодействие, то есть эксплуатация низкотехнологичного фланга экономики служила накоплением для высокотехнологичного, то в новой ситуации это будут очень слабо связанные между собой сектора. Другими словами, будут благополучные анклавы высоких технологий и производства сырья, энергии. Наряду с ними останется некий прежний уровень экономики. Такая структура сравнима с экономикой, например, Индии или Латинской Америки, где есть сильные корпорации, в которых люди живут по меркам современной жизни, но одновременно существует значительный нижний слой. Динамического взаимодействия между этими слоями нет или оно очень слабое.
Таким образом, мы имеем опасность превращения нашей экономики в подобное "стоячее болото" с некими островами благополучия.
http://sbelan.ru/index.php/ru/economika/98-beseda-trinadtsataya/index.html