2021 Статьи
18.12.2021 Путин-антиваксер, или Что там будет с транзитом?
Вы совершаете все антипродуктивные действия так, как будто бы ваша задача вовсе не сделать, чтобы большее число людей вакцинировалось, а наоборот
11.12.2021 Вакцинация и сталинская система? Ну и дурдом...
Как только элита говорит о том, что власть ее над народом будет жесткой, как при Сталине, а вести она себя будет разнузданно, как при Ельцине, возникает неловкое чувство...
19.11.2021 Капитарона. От кризиса избавит вторая биологическая война?
Я просто вижу этот напор и не могу не сопоставить его с тем, что слышу в очень конфиденциальных обсуждениях по поводу двух фаз биологической войны, а также по поводу «железной пяты» и переустройства мира
12.11.2021 Праздник и дело. Как это — быть коммунистом?
Так давайте в такие праздничные даты не умиляться, не восхвалять и не поносить, а задаваться вопросом: а мы-то кто?
19.08.2021 Человеческое, слишком человеческое…
«…ГКЧП руководили не такие-то и такие-то. Им руководил один человек — Крючков. Я считал его полным чудаком на букву «м». А из того, что ты рассказал, я понял, что ошибался. И это очень обидно»
04.08.2021 Украина нападет на Донбасс, а ЕР провалится на выборах?
Вакцинаторский «блицкриг» закончится катастрофой
16.07.2021 Россия проснется? Осталось 10 лет до катастрофы
Ленин был единственным, кто все понял. Значит, он в высшей степени был способен использовать искусство возможного
08.07.2021 О том, что маячит на горизонте
Властвовать над человеком, сколь бы он ни был потребительски исковеркан, становится всё труднее. Значит, надо превратить человека в какое-то другое существо. И осуществить власть над этим существом
02.07.2021 Впереди переворот? Куда ведет вакцинация
Нет ничего хуже решительно действующих людей, которые этой решительностью прикрывают свою глубокую человеческую растерянность
21.05.2021 Жизнь после жизни
О том, что явлено нам в виде израильско-палестинского обострения
14.05.2021 Как вернуть дух нашей Великой Победы?
Гнойник довольства и покоя прорвался-таки после брежневской эпохи в перестроечное время, и мы до сих пор обсуждаем, откуда смерть
07.05.2021 Священная война
Тем, кто 9 мая 2021 года будет праздновать День Победы, яростно пытаются промыть мозги, доказывая, что и в Великой Отечественной, опять же, воевали ТОЛЬКО за землю, экономические возможности, право на жизнь и так далее
29.04.2021 Вакцины и магия. Что такое рациональность
То есть понятно, что когда-то антитела и впрямь способны осуществлять такую спасительную работу. Но всегда ли антитела это делают?
21.04.2021 Вера в войну. Что готовят Крыму и Донбассу
...этот полусумасшедший шоумен, пришедший к власти за счет обещаний прекратить кровавый конфликт
25.03.2021 Предвоенная ситуация
Засунув в эту дырку свой орган доверия, граждане напоролись на беспрецедентный гвоздь под названием «глава вашего государства — убийца»
17.03.2021 Игра с огнем — продолжение
Я исходил и исхожу из того, что такое сомнительное благо «небезусловной» жизни по российским постсоветским законам неизмеримо лучше абсолютного зла, которое хотят навязать сопротивляющимся территориям те или иные нацисты
11.03.2021 Игра с огнем
...согласитесь, сколь бы опасно ни было засилье западных сект в оппозиции, неизмеримо опаснее наличие ставленников этих сект во власти
05.03.2021 Консорциум.
Газета «Суть времени» и ранее уделяла большое внимание событиям на Южном Кавказе и в Турции, ведь именно в этом регионе сосредоточена наибольшая угроза взрыва, крайне опасного для России да и не только для нее. Мы выпускаем СПЕЦНОМЕР, полностью посвященный политическому кризису в Армении. Ситуация в республике сделала актуальными не только политические события в стране и регионе, но и религиозно-политические аспекты жизни общества, придало совершенно новый вес вопросам формирования культурно-исторической идентичности народа.
08.01.2021 Новогоднее обращение Сергея Кургиняна 31 декабря 2020 года
Под каким знаком зреют темные псевдо-ковидные дела в двадцать первом столетии?
18.12.2021 Путин-антиваксер, или Что там будет с транзитом?
Вы совершаете все антипродуктивные действия так, как будто бы ваша задача вовсе не сделать, чтобы большее число людей вакцинировалось, а наоборот
Сергей Кургинян / Газета «Суть времени» №460 / 18 декабря 2021
Давным-давно, более двадцати лет назад, не помню уж по какой причине, Борис Николаевич Ельцин, президент РФ, разразился (это был то ли 1994, то ли 1995 год) очень жестким указом по поводу борьбы с фашизмом.
Там задания по свирепым оперативным мероприятиям, призванным раздавить, искоренить фашизм, были даны всем, включая главное разведуправление, которое по определению не должно работать на нашей территории.
Конечно, все спецслужбы, милиция… все, вплоть до МИДа, политических аппаратов — все должны были осуществлять свирепые, причем конкретные, прописанные оперативные мероприятия, дабы фашизм был искоренен. Там пунктов было штук пятнадцать (тоже не помню, по памяти говорю, давным-давно это было — вдруг вспомнилось). И в конце, последним пунктом, было написано: «Академии наук в месячный срок (опять — в месячный, в двухмесячный — не помню) разработать и утвердить определение фашизма».
Все так мягко улыбнулись, и было понятно, что [это] ― петарда, фейерверк, призванный осуществить какие-то цели, совершенно не имеющие отношения к сказанному в указе, находящиеся в рамках какой-то подковерной борьбы.
Почему я сейчас это вспомнил. Потому что перед тем, как развернуть самую яростную борьбу с так называемыми антивакцинаторами, наверное, Академии наук или кому-то еще нужно было бы дать определение, что такое антивакцинатор. У Ельцина тогда на это хватило куража, и сразу стало ясно, что как-то всё носит сугубо риторический характер. Здесь этого нет. Здесь сказано: «Антивакцинатор — это тот, кого мы считаем таковым. Точка».
Согласитесь, что обострение (чуть не сказал классовой) антивакцинаторской борьбы в этих условиях чревато самыми серьезными последствиями. Например, антивакцинатором является конкурент в пределах партии власти. Я всё думаю, как Петр Толстой попал в список антивакцинаторов, и на что это тянет? Это же уже что-то такое очевидным образом подковерное. Что, нет фракционной дисциплины в пределах «Единой России»? Она же есть. Сказали Петру Толстому: «Слушай, попридержи гнедых, поговорим». Он попридержал, он член партии, член фракции, вице-спикер.
Значит, если вместо этого его включают в приснопамятное письмо, значит, это же явно из разряда того, как Черчилль характеризовал политическую борьбу в России: «Драка бульдогов под ковром, о результатах узнаешь по выкидываемым трупам». Это очевидно любому, кто хотя бы месяц занимается политикой, а я ей уже несколько десятилетий занимаюсь.
Значит, в таких условиях как бы антивакцинатором может оказаться, например, человек, который неправильно ведет себя на соседнем коттеджном участке, или конкурент по бизнесу, мало ли кто. А поскольку уже сказано, что надо доносить, то ситуация становится пикантной и приснопамятной, правда же?
Но я, в сущности, не об этом. Я просто попытался вообразить, а как могло бы выглядеть это определение антивакцинатора, данное Академией наук, Минздравом или еще каким-то ведомством. Наверное, это должен был бы быть человек, который требует (требует! — это его гражданское право), чтобы государство запретило производство и использование либо вакцин вообще, либо вакцин против COVID-19. И чтобы оно следило за тем, чтобы эти вакцины не использовались — то есть содействовало формированию «черного рынка», на котором уже не будет отечественных вакцин, а будет какой-нибудь Pfizer и так далее. Всё это будет продаваться за большие деньги. За продавцами будут охотиться. За теми, кто это доставляет, будут охотиться тоже. То есть будет еще одно такое ведомство по борьбе с наркотиками.
Может быть, я недостаточно тщательно мониторю ставшее уже непомерно огромным пространство средств массовой информации, включая всякие телеграм-каналы. Я его мониторю сообразно своим аналитическим обязанностям, и это со мной делают очень много людей, вместе работающих в одной организации. И мы не нашли никаких таких требований.
А если речь идет о другом, то есть о том, что вакцинация не должна быть принудительной, что не надо говорить «заваливайте как баранов и колите» и так далее и тому подобное, то антивакцинатором номер один должен быть назван глава российского государства — президент Российской Федерации Владимир Путин, который уже не один, не два и не десять раз, а более сказал, что вакцинация должна быть добровольной. И не он один, а все высшие должностные лица России, потому что они повторили это за Путиным. Председатель Совета Федерации и так далее. Странная ситуация, правда? Странная, мутная и очень опасная.
Каждый раз, когда я пытаюсь обсудить эту ситуацию, а вовсе не недопустимость использования вакцин (я, напротив, убежден, что в определенных случаях вакцины надо использовать, а в других случаях надо понять, что тут они неэффективны), мне говорят: а кто вы такой, вы не медик.
И это правда, я не медик. Я кандидат физико-математических наук советского периода, системщик, специалист по теории интерпретации. Я окончил Щукинское училище, являюсь театральным режиссером. У меня немало работ как философского, так и политологического характера. Но я точно не медик. Наверное, заскрежетав зубами и войдя в режим предельного напряжения всех оставшихся у меня человеческих ресурсов (а я умею их напрягать), я мог бы защитить диплом. Натурально защитить диплом в каком-нибудь медицинском вузе. И даже защитить диссертацию по какому-то специальному, например иммунологическому, вопросу. Я бы проклял жизнь. На это ушло бы драгоценное для меня время. Я бы должен был отказаться от чего-то другого, но при такой полной мобилизации — как Ухтомский говорил, «состоянии доминанты» — я себя знаю, я, наверное, мог бы. Но, наверное, и тогда я не стал бы специалистом.
Но есть целый ряд вопросов, совершенно не требующих того, чтобы ты был специалистом. А есть люди, с чьими позициями я постоянно знакомлю зрителей передачи, которые, в отличие от меня, являются лауреатами Нобелевской премии, которые собаку съели на этом всём вакцинаторском деле, сами создавали вакцины, — и которые сейчас орут: «Остановитесь, остановитесь, не делайте следующие шаги в так называемом вакцинаторском направлении».
Они специалисты, и, видит бог, давно пора бы поговорить с ними по-человечески, но этого же не делается. Кого-то запихивают в сумасшедший дом, кого-то шельмуют так, что просто диву даешься. Но есть вопросы, в которых я, безусловно, являюсь специалистом. Обсуждая эти вопросы, я не должен мучительно вглядываться в тексты и бояться неправильно поставить ударение в каком-нибудь английском слове.
И я хотел бы эти вопросы задать в связи с крайней остротой сложившейся ситуации, которую уже даже неприлично называть охотой на ведьм. Эти мои вопросы носят сугубо вежливый и корректный характер, потому что я хочу, чтобы сквозь чьи-то чудовищные механизмы защиты, выстроенные так, чтобы не видеть правды, всё-таки пробилось какое-то слово, чтобы туда внутрь, в тот орган, про который говорят, что по нему не надо бить, потому что мы туда едим, что-нибудь прошло.
Скажите, пожалуйста, каждый из зрителей, а также те, кто с глубокой яростью отслеживают всё, что я говорю — как бы вы навскидку оценили соотношение информационного ресурса, только информационного ресурса, используемого для очень яростного убеждения населения вакцинироваться, и информационного ресурса, в котором говорится что-то менее прямолинейное и менее яростное, и который называется почему-то антивакцинаторским?
Как соотносятся эти информационные ресурсы, вы слышите меня? Информационные ресурсы. Закройте на минутку глаза, вообразите себе все эти сияющие телевизионные студии, между прочим, оплачиваемые еще и деньгами налогоплательщиков, весь этот блеск софитов, все эти центральные государственные каналы или околоцентральные, всё это сообщество крупного и суперкрупного бизнеса, которое тоже к этому вполне подключено, — и то, чем располагает Мария Шукшина, у которой закрыт аккаунт в YouTube, и также те, кого там сейчас упаковывают рядом с ней по знаменитому партийному принципу «и примкнувший к ним Шепилов».
Так вот как соотносятся ресурсы — только информационные — и возможности этих студий, софитов, блестящих мастеров своего дела, средств трансляции как в масштабе России, так и в глобальном масштабе, и всё, чем располагают их оппоненты в России, в которой нет даже какого-нибудь телевидения Трампа или чего-нибудь еще, а есть просто самые-самые малюсенькие-малюсенькие информационные возможности. Это один к тысяче? Один к ста тысячам? Один к десяти тысячам? Но это же не один к десяти, не один к ста, и не один к тысяче. Соотношение чудовищно сдвинуто в сторону тех, кто именует себя вакцинаторами, на стороне которых всё, что только можно, которые дуют в свою дуду, ни в чем себе не отказывая, и, между прочим, еще и цензурируют своих оппонентов. Причем таким образом, который адресует только к наихудшим временам, к наижесточайшей цензуре.
Итак, не нужно быть выдающимся вирусологом, как какой-нибудь Люк Монтанье, или доктором медицинских наук, для того чтобы попросить тех, кто всё это лицезреет и слушает, соотнести информационные ресурсы — только их и больше ничего другого. Вы увидите вопиющую асимметрию, которая, если переводить ее на военный язык, означает, что Соединенные Штаты Америки и весь блок НАТО решили воевать, скажем так, с Зимбабве.
Но это же несомненно, это не требует никакой отдельной медицинской компетенции, правда? Но при таком вопиющем несоответствии информационных возможностей, как поворачивается язык у людей, объясняющих свою недееспособность, свою невозможность убедить население вакцинироваться тем, что у них-де, мол, есть противники, обладающие невероятными возможностями и поддерживаемые то ли глобальным правительством, то ли ЦРУ, то ли еще неизвестно кем, с целью уничтожения русского народа?
Этих противников нет, они исчезающе малы. Людям, располагающим такими информационными возможностями, должно быть стыдно говорить о каких-то противниках. Так что же происходит? Вот ответьте мне на вопрос, что же происходит при таком вопиющем информационном несоответствии.
Как вообще в этой ситуации появляются враги народа-то, антивакцинаторы, с их — о, ужас — аккаунтом в YouTube, который надо срочно закрыть? Это что такое? Но это же стыдно! Это все видят, все понимают. Это необсуждаемое очевидное обстоятельство — оно же висит над всем происходящим, как облако в преддверии дождя.
Таково первое обстоятельство, которое мне хотелось бы обсудить. Теперь от оценки соотношения информационных ресурсов — ваших и тех, кого вы называете совершенно ложно антиваксерами, — перейдем к оценке другого очень важного параметра. Вопрос ведь не только в том, какая замечательная студия, а еще и в том, что в ней говорится и как.
Человек имеет право говорить агрессивно, суперагрессивно или мягко, он может кричать или шептать — но он должен быть убедителен. А убедителен он тогда, когда он по-настоящему верит в то, что он говорит. И когда он хочет пробиться к людям, которым он говорит, когда эти люди ему нужны, он ими не пренебрегает, он их не презирает, он может кричать: «Да поймите же вы!» Но если люди верят, что ему нужно, чтобы люди поняли, — они откликнутся. А если он говорит: «Вы, козлы, что вы делаете?» — они не откликнутся.
И всё это хорошо известно, это преподается на всех тренингах, этому учат всех, кто должен работать в средствах массовой информации. А кроме того, люди, которые это всё делают, — у них большой опыт, у них есть какая-то одаренность — они умеют быть убедительными. А не были бы убедительными, так они бы не удержались в эфире. Куда это всё ушло? Мы же видим что-то антиубедительное, мы видим искусственную перенапряженность, не рвущуюся изнутри и не сочетаемую с желанием достучаться — да хоть как угодно, но достучаться. Мы видим вместо этого что-то презрительное, модулированное каким-то «Как же достали-то! Да кто ж вы такие?» — и это антипрофессионально.
Откуда вдруг берется эта антипрофессиональность у профессиональных людей? Это же тоже должно быть каким-то способом понято. Ведь люди-то очень профессиональные, а демонстрируют нечто обратное.
Когда этого всего нет, и это заменяет череда вопиющих оскорблений, сочетаемых с искаженными лицами и прочим, когда это всё происходит таким способом, то возникает сугубо профессиональный политологический вопрос. Действуя таким образом, вы сознательно полностью разрываете коммуникацию с очень крупным, скажем так, электоральным массивом и вообще частью своего населения. Вы полностью разрываете эту коммуникацию, понимаете? Я говорю здесь о средствах массовой информации. Я спрашиваю: зачем? Вы считаете, что это треть населения. Вы понимаете, что вы лукавите. Ну, предположим, треть, — зачем с ней разрывать коммуникацию, когда это консервативная, в существенной части религиозная треть, которая крайне важна для надвигающихся выборов. Мы завтра проснемся в 2022 году, а потом в 2024-м. И что там будет с транзитом? Не важно, в любом случае что-то будет. Так это зачем? Зачем так разрывать связь? Это же уже вопрос не чисто информационный, это еще и вопрос политологический.
Хьюберт Роберт. Пейзаж. 1767
А дальше начинаются те политические обстоятельства (не путать политологию с политикой: политика — это искусство возможного, а политология — как искусствоведение), которые мне-то представляются совершенно очевидными, но, возможно, кому-то нет, поэтому я должен их обсудить в условиях обострения антивакцинаторской борьбы.
На чем держится постсоветский консенсус в нашем обществе? Он держится на том, что население согласно не лезть или слабо лезть в дела власти, если власть не лезет или слабо лезет в дела населения, правильно? Вы не прикалываетесь к нам — мы не прикалываемся к вам. Это фундаментальная, можно сказать, экзистенциальная, в любом случае явно политическая формула ситуации.
Население не хочет сильно разбираться, как кто из этих властных фигур «пилит» и какие у него там частные интересы. Ему не интересно. Оно понимает, что «что тот солдат, что этот», как в пьесе Брехта, что тот хорек, что этот ― этот так будет, а тот будет по-другому. Уже трудноотличимы одни от других, все на одно лицо, поэтому лучше в это не лезть. И поэтому оно, понимая, что речь идет об «их нравах» — был такой раздел в каком-то из советских журналов — относится к этому очень поверхностно и как-то там голосует, не политологически, не политически, а скорее эстетически.
Власть, в свою очередь, понимает, что ей сильно доставать население: а) издержечно, б) незачем. У нее свои дела. Она вполне была готова не заниматься населением вообще, а заниматься только собой и бюджетом.
То, что произошло в связи с этими QR-кодами, вакцинаторской кампанией и так далее, сломало этот простейший фундаментальный консенсус. Власть полезла глубоко в частную жизнь населения. Гораздо глубже, чем население готово ее добровольно пускать. Она задела некую сферу не политичности, которая в России очень узка и своеобразна, а витальности, жизненности. А поскольку она это задела неприемлемым для населения образом, то оно, население, ответило. И виноваты в этом не только те, кто так задели, не те, кто вдобавок проявили в этом какие-то специфические и неожиданно у них появившиеся антиталанты и антиум, но и те, кто вообще решился туда лезть.
Мигель де Унамуно называл это интраисторией. Вот туда лезть не надо. Хотел туда лезть один наш философ, консультировавший Ельцина, Анатолий Ракитов, по совместительству оперативный сотрудник одного крупного и почившего в бозе представителя нашей госбезопасности. Он говорил: «Мы в ядро полезем». Вот полезли в ядро — получили в лоб и отвалили. Это же специфично, правда?
Теперь ни о какой вере или доверии речи быть не может. О холодном и чем-то порожденном сожительстве речь может идти, а о вере и доверии — нет. Это не из той оперы. Муж знает, что жена гуляет, жена знает, что муж гуляет. Они почему-то не разводятся. У них есть дети или собственность, или они вообще считают, что так надо жить. Но если муж вдруг скажет, что он любит только жену и занимается любовью только с ней, или жена скажет это, то это вызовет взаимный смех, пожимание плечами и всё. Это другая жизнь. В значительной степени она, конечно, была порождена пенсионной реформой. Я повторяю, это не значит, что будет развод. Просто это другие условия сосуществования. Но в этих условиях нет доверия и чего-то прочего:
— Вы нам поверьте, что это хорошие вакцины.
— Да ничему мы не верим. Мы десять раз на зуб это попробуем, потому что речь идет о нашем здоровье, наших детях, о нашей частной жизни, а не о нашей очень поверхностной соотнесенности с политическим процессом, в котором все хороши и так далее.
Третье. Касающееся только политики. Возникли какие-то очень трогательные адресации к советскому опыту: «Вот в Советском Союзе, вспомните, как было…»
Милые! Вспомнила бабка, как девкой была.
В Советском Союзе по определению не могло быть связи между бизнесом и политикой. Не только Семашко, человек пронзительно честный, но любой крупный медицинский деятель Советского Союза превратить свою деятельность в бизнес не мог. Где-нибудь в последние годы, на окраинах страны [мог], но это исчезающе малый фактор. У него не было для этого никаких возможностей, в том числе и технических. Это невозможно было сделать, он не мог создать фирму, которая… и так далее.
Сейчас всё вопиет от того, что власть и бизнес сращены. Даже если это преувеличивается ― всё, это уже факт. Вы никогда не убедите свое население, что при капитализме, где те или иные властные решения сразу же оборачиваются соответствующими финансовыми последствиями, принимающие их лица не используют эти последствия. Они их используют всюду. Это сращивание — уже факт современной глобальной жизни.
В Советском Союзе этого быть не могло технически, ибо не было бизнеса. Поэтому на вопрос о том, зачем министр здравоохранения в Советском Союзе проводит вакцинацию, ответа, что у него есть бизнес-интересы, быть не могло, а здесь этот ответ звучит первым. Это может быть неправильно или правильно, не имеет значения, но это на автомате. Ты обсуждаешь чье-то поведение, любого лица, говорят: «Ну, бабки делает, бабки делает». Это нехорошо, это иногда не соответствует истине, но это факт жизни.
При чем тут Советский Союз? Нам нечто впаривают, невесть что и неизвестно зачем, ориентируясь на свои бизнес-интересы, а мы не хотим. Закон жизни. Мне какие-нибудь там агенты впаривают «Гербалайф», но я отказываюсь. Ну о чем вы говорите?
Эти действия, которые предлагаются, имеют для населения не политические, повторяю, а жизненные последствия. И про это тоже много говорится. Поэтому вопрос заключается вовсе не в том, у кого какие информационные ресурсы, а кто, как и что задел из того, что задевать не полагается.
Далее. Российское или русское общество очень специфично. Оно разболтано, дерегулировано, но там очень много глубинного, настоящего чувства собственного достоинства. Его поразительно много. Оно неброское такое, не напоказ. Иногда люди отказываются его демонстрировать и вместо задетости воспроизводят какую-нибудь ухмылку и говорят: «Подумаешь…» Но это неправда.
Вы своими действиями показали людям, что вы их за людей не считаете. То есть что вы им вопиюще хамите. На какой-то передаче некое лицо говорило что-то запредельное. Но ведь передачу не прервали, лицо по-настоящему не прервали, правда? Но это же не одна такая передача?
Вам кажется, может быть, что вы радеете за истину, а вы хамите, вы срываетесь. Вы подкупаете, а это не терпят в современной жизни. Вы совершаете все антипродуктивные действия так, как будто бы ваша задача вовсе не сделать, чтобы большее число людей вакцинировалось, а наоборот. Грубо говоря, поднять мятеж.
Я понимаю, что это такая теория заговора, и, наверное, происходит что-то другое. И я здесь не исключаю всё, включая психиатрию. Но ведь происходит именно это!
Из какой мглы и дикости каких-то самолюбований, носящих сугубо антипрофессиональный характер, вынырнуло это письмо врачей? Ну это зачем? Ну вы же прекрасно понимаете, что это прогнозируемое фиаско. Кто вам эту фигню впарил? Вы, наверное, в каком-то собственном кругу болтаете на какие-то собственные темы и считаете, что это резонансно по отношению к обществу. Но это же не так!
Запрещено ставить знак тождества между тем, что в твоей тусовке считается клево, и тем, что является темой, порождающей тот или иной общественный резонанс. Вы сказали себе: «Супер! Откажутся — скажем, трусы, а не откажутся — еще что-нибудь, а вот так, а вот так, а вот так». А все остальные сказали: «Ну, трам-тарарам, ну, ёлки, ну дошли…» А вы бегаете между собой и говорите: «А как всё здорово, а как нам удалось, а вы их так там…» Понимаете? Это называется «хорошая мина при плохой игре». Зачем это было?
Теперь, когда вы апеллируете к советскому прошлому, вы же понимаете, что речь идет о другом? Что ни на секунду вы не можете подумать, что вы сдвинетесь в сторону отсутствия частной собственности и бизнеса, что было основой советского общества?
Значит, вы имеете в виду не советское общество. Вы имеете в виду общество с жесточайшей государственной дисциплиной и частным бизнесом. Несимпатичный совсем пример — Гитлер, Муссолини, Ли Куан Ю — неважно… Китай. Я не хочу демонизировать эти идеалы. Я просто хочу обсудить, какое отношение эти идеалы имеют к действительности.
В так называемый перестроечный период было сказано, что мы построим капитализм — Ельцин построит — за пять лет. Так он его и построил. В обществе, где вообще не было первоначального накопления капитала, и было понятно, что тем самым бабки-то есть только криминальные, общаковые или каких-нибудь спецфондов, ведомств, не важно, и что капитализм будет построен на эти деньги, а значит, это будет капитализм в условиях нелегального первоначального накопления, то есть криминальный.
Его и построили. Он начал лихорадочно истреблять общество, и очень большая заслуга нынешнего президента России в том, что, придя к власти по ошибке тех, кто содействовал этому, людей, которые, не сумели до конца кое-что рассмотреть, он это — внимание! — чуть-чуть подрегулировал. Вы меня слышите? Чуть-чуть подрегулировал, он ничего другого делать не мог и не захотел. Он эти винты беспредела — взял и чуть-чуть повернул в сторону уменьшения беспредела. Чуть-чуть. У него на лице крупными буквами написано, что самое главное его свойство — это осторожность. Что он может в каких-то ситуациях сильно дернуться, как он дернулся по Крыму и так далее, но только в каких-то ситуациях, а осторожность стоит на первом месте всё равно.
Значит, у нас возникло чуть-чуть отрегулированное общество, чуть-чуть. А для того, чтобы создать по-настоящему жесткое общество, конечно, не советского типа — вам это не нужно — а какого-нибудь максимально частно-капиталистического диктаторского типа, знаете что нужно? Нужна идеология и несколько миллионов людей, которые очень дистанцированы от золотого тельца, очень дистанцированы, вплоть до аскетизма, и скованы общей идеологией. Вот если эти люди откуда-то возьмутся и придут, они могут совершить либо диктаторский ужас, либо диктаторское спасение. Они могут быть погибелью или спасением, но они не могут «чуть-чутить», слышите меня? Не «чуть-чутить». А до тех пор, пока всё это сообщество в большей или меньшей степени сопричастно золотому тельцу и совершенно лишено идеологии, ну, кроме общепатриотических соображений, и внутренне достаточно разболтано, оно не может не «чуть-чутить». Всё, что оно будет делать, превратится в «чуть-чуть», а если оно вдруг возомнит о себе, что оно может не «чуть-чутить», оно сорвет резьбу, и Путин это прекрасно понимает. В отличие от возбужденных журналистов и журналисток он понимает, кто такие его братья по профессии и прочие, он это хорошо понимает.
Каждый раз, когда ему предлагали какие-нибудь проекты, в которых всё это происходит не чуть-чуть, а иначе — Маслюков, я помню, предлагал, другие — реакция была понятная: что как только мы уйдем от чуть-чуть, мы сорвем резьбу и просто всё кинем назад в золотого тельца, и всё. Поэтому для всего, что вы требуете: завалить, диктовать, обязать, построить Советский Союз, и так далее — для всего этого просто фатально нет контингента. Его неоткуда взять, его никто быстро ниоткуда не возьмет. Это миллионы людей, обладающие определенным опытом насилия, аскетичных и очень сильно находящихся под влиянием идеологии. Их нет, понимаете? Их просто совсем нет. Их совсем нет — нет ни трех миллионов, ни трехсот тысяч, ни тридцати тысяч. И в этом трагическая и одновременно спасительная специфика современного российского общества. А у Путина нет никакого нестерпимого страстного желания этим обзавестись. У него его не было и в каком-нибудь 2001 или 2002 году. Он чуть-чуть на что-то там отреагировал, он чуть-чуть что-то отрегулировал — с Березовским, Ходорковским, неважно — и всё.
Потом он еще лучше понял, что такое его приближенный и как бы общий контингент. И он понял умом и инстинктом, как этим можно управлять — вот так вот, чуть-чуть. И в пределах этого «чуть-чуть» что-то начало рождаться. Теперь весь этот вой мужчин и женщин с повышенной возбудимостью и теми качествами, которые я описал выше, он к чему приводит? К тому, что надо сорвать резьбу. Зачем?
Теперь пойдем дальше. Лично я считаю, что российское общество, русское общество гораздо более нравственное и готовое держать себя в регулятивных рамках, чем, например, американское. О чем говорят и массовые погромы, и грабежи, и многое другое. Но не надо же все-таки преувеличивать эту его способность. Было сделано всё, чтобы оно ее потеряло, и успехи велики.
Поэтому нет ничего более постыдного, чем попытка сослаться на то, что-де, мол, такой-то бывший работник Службы внешней разведки, немалый чин, и его проверяли много раз на психологическую устойчивость, вдруг потерял эту устойчивость на какой-нибудь теме. Неважно, ковида или чего-нибудь еще. Ну стыдно! Все, кто открывают огонь из травматов, когда их подрезают на дорогах, они все антивакцинаторы, что ли? Или жертвы антивакцинаторской пропаганды отсутствующей?
В обществе накопилось много агрессии. Ее не так много, как в американском обществе с его известными фокусами, но ее много. Она реализуется по любому поводу: если вы мне мешаете сделать то, что мне нужно, то ответом на это является агрессия. Скажем так, в 5% случаев. Этого достаточно, более чем, для срыва резьбы.
Иначе говоря, вы ввели этот QR-код, а человеку нужно опохмелиться. Это же очень острое желание. А перед этим он поссорился с женой и вообще произошли какие-то неприятности. А у него раскачана агрессия. Он, например, принадлежит к определенной профессии. Сошлись эти три-четыре фактора. Он идет с мирной целью взять пол-литра и утешиться. «Жизнь налаживается». А вы ему говорите: «Стоп, сволочь!» В 95% случаев он огорчится и отойдет. И попросит кого-нибудь что-нибудь купить. А в 5% случаев он начнет делать то же самое, что он делает на дорогах. Но только, когда он делает это на дорогах ― его подрезали и он ответил ― это не имеет политических последствий, а тут оно начнет их иметь. Так чего вы делаете? И зачем?
И, наконец, последний мой вопрос. Вы можете привести хоть один аргумент за то, что эти QR-коды и прочее, ― которые вы введете в итоге с соответствующими последствиями, но предостеречь-то надо, разумно предостеречь, — у вас есть хоть один аргумент за то, что это что-то изменит? Не вопль, как именно Кургинян кладет на стол красные сапоги, репетируя спектакль «Экзерсисы», а аргумент? Например, что люди, которые прошли вакцинацию, не заражают других и сами не заражаются. Поэтому мы их наделяем дополнительными правами в том, что касается видов деятельности, в пределах которой заражение высоко вероятно. Так что, вакцинированные не заражаются и не заражают? Есть хоть один человек, который об этом говорит? Кто это сказал? Фаучи? Он сказал другое. Руководство Всемирной организации здравоохранения? Нет. Какой-нибудь Фергюссон? Нет. Гейтс? Нет. Никто этого не сказал. Тогда что такое этот QR-код? Это награда за послушание? А вы понимаете, что это понимают? И что это задевает то, что как раз задевать не надо. Частное существование, чувство достоинства и многое другое. Нельзя переходить определенную черту. Потому что это чревато срывом резьбы.
А никаких медицинских результатов это не даст. Это не про медицину. Это не про то, чтобы в красных зонах было меньше людей. Учитесь лечить. Делайте то, что надо.
Теперь давайте перенесемся на Филиппины, где применяют «Денгваксию» против очень тяжелого заболевания ― лихорадки денге. И там начинают орать: «Те, кто против „Денгваксии“, уничтожают народ». И это орали несколько лет, применяя «Денгваксию». А потом оказывается, что «Денгваксия» начала уничтожать народ сама. Что не денге начала уничтожать, а «Денгваксия». Это же так было. И в нескольких других случаях тоже так было, правда? Так чего вы орете как резаные о том, кто хочет уничтожать русский народ? Ведь это же всегда может, и должно в условиях, которые я описываю, быть рассмотрено по принципу бумеранга. Вы вводите некий аргумент, но вводя его по отношению к противнику, вы его легализуете, и хорошо, что противник не вводит его в обратную сторону. А если введет? Если введет, что тогда?
Согласитесь, что картина, которую я описываю, является достаточно странной. Ни о каких QR-кодах, которые бы всех устроили, речи, конечно, быть не может. Потому что создан уже этот раскол, этот водораздел. Значит, хотите провести референдум? Давайте проведем. «Поддерживаете ли вы введение QR-кодов и запрет лицам, которые не вакцинировались, делать то-то и то-то?» Введите вопрос. Может быть, еще есть еще какие-то вопросы, которые надо ввести.
И тогда возникнет по крайней мере какая-то до конца легальная ситуация. И уж точно не превращайте всю эту кампанию в средство подковерной борьбы элит. Это очень плохо кончится. Очень плохо. Не делайте этого. Беда заключается в том, что именно то заболевание COVID-19, с которым надо бороться моноклональными лекарствами, другими, — всем арсеналом существующих лекарств, а также добровольным использованием вакцин, — оно плохо поддается вакцинации, совсем плохо.
Вот есть, которые хорошо поддаются, а есть, которые плохо. И если бы мировая наука и фармакологическая практика могла положить на стол что-то убедительное: смотрите: вот мы колонули, и уже всё — люди избавлены от этого страшного заболевания, то все бы побежали прививаться. Но этого очевидным образом нет. Колонувшиеся болеют, находятся в госпиталях, умирают и, в конце концов, носят маски. Все!
А в этой ситуации тот тип борьбы, который вы осуществляете, контрпродуктивен. И чем быстрее вы это поймете, тем лучше.
Теперь еще одно обстоятельство, совершенно не требующее медицинской компетенции. Вы обвиняете очевидным образом крайне патриотичных, между прочим, законопослушных людей в том, что они агенты американского империализма, злых сил и так далее и что эти силы помогают им занять какую-то мифическую, но вами как-то обнаруживаемую антивакцинаторскую позицию.
Но вы понимаете, что, когда вы применяете эти аргументы, становится понятно, кто «друзья» русского народа? Это Фаучи, Гейтс, Шваб и остальные, к которым начинаете примыкать вы.
Вам последствия этого оригинального шага ясны? Вы демонизируете тех, кто боролся с западной деструкцией и отстаивал политическую стабильность здесь. Вы же это делаете откровенно. Мне всегда было ясно, что вы ненавидите Поклонную, и теперь вы это просто демонстрируете, но тем самым вы легализуете обратную сторону, других людей и сам Запад и западников. «Друзья» народа теперь западники. А они не хотят политической стабильности здесь в том виде, в каком ее как бы хочет Кремль. Или не хочет уже.
Тех, кто занимал совсем прокремлевскую позицию и всё-таки действовал с патриотической точки зрения, вы в глазах оскорбляемой части населения уничтожили, их нет. Про этих, которые говорят о том, что вакцинация должна быть добровольной, вы несете черт знает что — «уничтожители русского народа», бог знает что.
А с кем вы остаетесь? С кем? Вы оказываетесь в объятиях прозападных сил, которые через пару лет у вас тут всё и доделают самым деструктивным образом. Это неразумие или это выбранная политическая позиция? Хотелось бы получить ответ на этот вопрос.
https://rossaprimavera.ru/article/51ac078c
11.12.2021 Вакцинация и сталинская система? Ну и дурдом...
Как только элита говорит о том, что власть ее над народом будет жесткой, как при Сталине, а вести она себя будет разнузданно, как при Ельцине, возникает неловкое чувство...
Сергей Кургинян / Газета «Суть времени» №459 / 11 декабря 2021
Хендрик Герритс Пот. Сумасшедший фургон флоры (Аллегория тюльпаномании). 1637–1638
Постоянные и постоянно усиливающиеся воздыхания нынешней элиты по поводу того, что при Советском Союзе и том типе власти, который тогда существовал, невозможны бы были нынешние безобразия с критикой вакцинации и прочим, производят лично на меня крайне странное впечатление.
Прежде всего, бросается в глаза неискренность этих воздыханий в том, что касается реальной ностальгии по СССР. Потому что сам по себе СССР воздыхающим глубоко отвратителен. Им нужно извлечь из всего того, что для них отвратительно, а это, прежде всего, невозможность оргиастично обогащаться и аналогичным образом развлекаться, нечто для них желанное. И имя этому желанному ― ничем не ограниченная власть, позволяющая осуществлять и столь желанную принудительную вакцинацию, и многое другое.
Но разве только в Советском Союзе существовала такая ничем не ограниченная власть, порождаемая однопартийной системой, соответствующей политической философией и так далее?
Кстати, о том, что власть была ничем не ограничена. Попробовала бы эта власть тогда задержать хотя бы на сутки выплату зарплаты на каком-нибудь предприятии (не обязательно на Уралмаше, а даже на предприятии гораздо более скромном). Или довести своими действиями рабочих до изъявления своего несогласия с происходящим.
Между прочим, такие случаи были. И постоянные ссылки на однажды примененные в Новочеркасске репрессивные меры звучат достаточно лукаво. Потому что на один подавленный протест в Новочеркасске были сотни, а то и более протестов, каждый из которых вызывал арест вызвавших эти протесты чиновников, исключение их из партии, отдачу под суд и прочее.
Не берусь на полном серьезе рассматривать чересчур фантастический для СССР вариант с реакцией советской власти на миллион подписей, собранных против каких-нибудь нововведений. Потому что, скорее всего, реальная советская власть не допустила бы подачи политическому руководству аж целого миллиона собранных подписей.
Но если бы этот миллион был собран и попал бы наверх, то всё, что вызвало протест аж целого миллиона людей, было бы категорически остановлено. Тут вся собака зарыта в этом «если». Но регулятивное значение сколь-нибудь массовых протестов в позднесоветские годы было несравненно выше, чем сейчас.
Так что все эти воздыхания по поводу того, как просто было руководить людьми в СССР ― ты приказал, они сразу всё выполнили ― являются грубейшим вымыслом.
Советская власть, в том числе в лице ее высших представителей, вела себя очень жестко. Но эта жесткость уравновешивалась очень чутким отношением к жалобам трудящихся.
И тут что Комитет партийного контроля, что письма трудящихся, попавшие в поле зрения ЦК КПСС, что самые сдержанные недовольства этих самых трудящихся, пролетариата прежде всего, но и не только…
Много было регуляторов, позволяющих осадить слишком ретивых чиновников в условиях советской и впрямь административной, и впрямь до крайности жесткой системы.
Но мало того, что воздыхания нынешних чиновников и их охвостья по поводу возникающей теперь ностальгии «ах, как хорошо было властвовать в СССР», касаются только властвования и совершенно не касаются ничего другого.
Вдобавок эта ностальгия, становясь вполне реальной, то есть обсуждаемой по телевидению, выдаваемой на-гора в виде различных методичек, овладевает людьми, которые ранее ну уж совсем не испытывали никакой ностальгии по СССР.
И тут сразу возникает вопрос: «С чего бы это вдруг? И о чем речь?»
А следом за этими вопросами возникает еще один: «А разве только в Советском Союзе существовала такая жесткая система управления, по поводу которой начинают тосковать постсоветские чиновники? Разве эта система управления не существовала, например, в нацистской Германии или фашистской Италии? А также в определенных странах Латинской Америки, на Тайване при Чан Кайши? И так далее?»
Обобщая эти примеры, можно сказать, что самая жесткая и даже сверхжесткая властная система вполне соединяема с буржуазной собственностью, буржуазными средствами обогащения и прочим, столь желанным для нашей нынешней элиты.
Так почему, собственно, выражают лукавую тоску по советской властной вертикали (подчеркну еще раз, изымаемой из всего остального)? Почему бы не начать тосковать по фюреру, Дуче и так далее. Ведь этот тип тоски известен. Он сформулирован, например, итальянцами в виде пресловутого «Наконец-то пришел Дуче, в Италии наведен порядок, поезда начинают ходить по расписанию».
Но в том-то и беда, что все эти отвратительные жесткие властные системы, в которых богатство соединимо с властной оголтелостью, а не отделено от нее, требуют наведения порядка. Ни Муссолини, ни Франко, ни Гитлер, ни Сталин, ни Чан Кайши не могли позволить себе соединить единоличную жесткую власть с коррупционным беспределом. Они понимали, что народ этого не выдержит. И что всем представителям богатого класса, тоскующим по жесткой власти, придется смириться, во-первых, с тем, что эта власть оседлает не только народ, но и их.
А, во-вторых, начнет наводить порядок, то есть прекращать коррупционный беспредел. Что, кстати, и происходило во всех поименованных случаях.
Как только элита говорит о том, что власть ее над народом будет жесткой, как при Сталине, а вести она себя будет разнузданно, как при Ельцине, возникает неловкое чувство нахождения в заведении, которое в народе именуют дурдомом.
Иосиф Сталин
Систему, обладающую даже минимальной функциональностью, нельзя выстроить, прищучив только народ и не прищучив элиту.
Спросите ― почему?
В ответ на этот вопрос можно было бы развести руками и посетовать на необходимость разъяснять очевидное.
Но если вы и впрямь находитесь в дурдоме, то ваши сетования совершенно неуместны. Возникает, правда, другой вопрос ― а зачем вообще кому-то что-то доказывать в дурдоме, целесообразно ли это, возможно ли это и так далее?
На этот очень болезненный вопрос я лично, в момент, когда он у меня подступает к горлу, объясняю самому себе, что дурдом не может быть всеобъемлющим. Что им не может быть одновременно охвачена даже вся элита, например. И уж тем более всё общество. Что дурдом надо окорачивать. И так далее.
Понимаешь, конечно, что такие твои объяснения не слишком убедительны даже для тебя самого. Ну, тогда и вспоминаешь про Бисмарка, утверждавшего, что мы рождены не для удовольствий, а чтобы выполнить свой долг, охарактеризованный Бисмарком достаточно грубо.
Про экзистенциалистов вспоминаешь, утверждавших, что борьба самоценна и что эта самоценность никак не связана с шансами на успех в начатой борьбе.
Ну и про «разумное, доброе, вечное», которое надо сеять. И не надо спрашивать себя, почему надо. Вот надо, и всё тут.
Ну так вот. В качестве примера, который я привожу достаточно часто, считая, что повторение ― мать учения, и что правдивые притчи создаются именно для повторов, я опять поведаю читателю о совершенно реальной беседе между мною и одним очень толковым представителем того генерала Лебедя, который рвался к власти в 1996 году.
Пришедший ко мне представитель Лебедя убеждал меня, что при Лебеде будет всё хорошо. Поскольку Лебедь к этому моменту уже выступил в виде патентованного предателя, подписавшего преступные Хасавьюртовские соглашения, то убедить меня в этом «всё будет хорошо» представитель Лебедя, конечно, не мог. Но прерывать разговор с ним мне не хотелось. Потому что всегда интересно, в чем состоит патриотическое кредо самого распоследнего предателя.
Ну и я спросил представителя этого предателя: «Что, собственно, будет хорошо?»
Тот начал мне оживленно рассказывать, что Лебедь соберет неэлитных офицеров в очень большом количестве и направит их ко всем крупным новорусским бизнесменам, которых представитель Лебедя назвал хорьками.
Что, придя к хорькам, офицеры, посланные Лебедем, выкрутят хорькам руки, вставят куда положено провод, осуществят воздействия на хорьков. Хорьки расколятся и отдадут бабки.
Представители Лебедя привезут бабки в Кремль, где Лебедь, ставший президентом, будет ждать их возвращения. Бабок будет очень много. И на эти бабки будет организована счастливая жизнь.
Я сказал представителю Лебедя, что не верю в этот вариант развития событий.
Изумленный представитель Лебедя спросил меня: «Во что именно вы не верите? В то, что посланцы Лебедя правильно выкрутят руки хорькам, к которым они будут направлены?»
«Нет, ― ответил я, ― в это я верю. Их учили подобным методам воздействия, и они, естественно, их применят».
Изумленный представитель Лебедя спросил меня, что может быть я не верю в эффект телефонного провода, а также паяльника, утюга и прочего?
Я ответил, что в этот эффект верю тоже. Особенно при наличии у посланцев Лебедя афганского опыта.
«Так во что же вы не верите?» ― спросил меня представитель Лебедя.
И я ответил: «Я не верю в то, что они довезут бабки до Кремля, где их будет ожидать Лебедь. Они тут же вступят в сговор с хорьками, бабки поделят, уведут вбок. Словом, сделают всё то, что продиктует им их жизненный опыт. А также вся совокупность мотивов, которая привела их к тому лицу, которое послало их к олигархам. А вот большевики бабки худо-бедно довезли до своих вождей. Почему довезли? Потому что у них была идея, потому что они были некорыстны. Потому что вожди были другими. И так далее».
На этом мы и расстались с посланцем Лебедя.
Жизненная практика доказала, что я был прав.
Значит, если теперь под какую-то задачу, например, под всеобщую принудительную вакцинацию, начнет собираться по-настоящему жесткая административная система, которая только и может реализовать эту амбициозную задачу, то эта система должна будет обладать определенной совокупностью качеств.
Она должна будет проявить бескорыстие, которое невозможно без идейности. Значит, она должна будет проявить идейность. А еще она должна будет проявить сплоченность. Проявив эти три качества ― идейность, бескорыстие, сплоченность, ― она сразу же станет смертельно опасна для всех.
Для политической верхушки.
Для своего руководителя.
Для всей вороватой олигархии.
Для всего существующего порядка вещей.
Ее нельзя будет собрать под коронавирус и потом распустить. Потому что, реализовав то, что ей поручено в виде принудительной вакцинации, она сформируется и начнет действовать по всем направлениям.
Кстати, собрать такую административную систему ― это тоже почти невозможная задача. Потому что собрать надо миллионы людей, обладающих соответствующим репрессивным опытом, сформированных существующей действительностью и одновременно обладающих идейностью, бескорыстностью и сплоченностью. Реальность этого так же велика, как реальность того, что в ходе написания этой статьи я улечу, например, на Сириус. И это все понимают. Все ― за вычетом дурдома.
И все знают, что попытки построения таких жестких систем в постсоветскую эпоху были. И поначалу в 1994 году, после расстрела Дома Верховного Совета, даже вызывали ограниченный энтузиазм. Потому что было ясно, что удержаться у власти на мало-мальски демократической основе, осуществив действия по предельной самокомпрометации, уже невозможно. А удержаться у власти надо.
Борис Ельцин
И тогда было решено опереться на службу безопасности президента, возглавляемую Александром Васильевичем Коржаковым. А у Коржакова, человека вполне волевого и не лишенного каких-то представлений о благе, возникли замыслы а-ля опричнина.
Ибо все эти размышления о жестких капиталистических системах и всяческих жестких системах, в которых богатые повелевают бедными, так или иначе всегда сводятся к удачным или неудачным опричнинам.
Опричнина Коржакова была неудачной не потому, что Коржаков и его сподвижники не обладали нужными качествами, а потому, что жесткая система должна была защищать олигархов от народа, но не наводить порядок. То есть не препятствовать олигархическому воровству.
Так это видели олигархи. И когда они поняли, что Коржаков это видит несколько иначе, они убрали Коржакова.
А если бы Лебедь повел себя антиолигархически, что было исключено, то олигархическая система убрала бы Лебедя.
Всё, на что олигархическая система с огромным скрипом оказалась готова ― это Путин.
Олигархическая система недооценила Путина. Он оказался умнее и самостоятельнее, чем эта система предполагала.
Но Путин, понимая, что никакая полноценная опричнина невозможна, что она просто не может родиться из существующей реальности, проявил реалистичность. Чуть-чуть окоротил олигархическую систему, построил определенный баланс. И не прервал, а отрегулировал оргию воровства, создав систему с предельно возможной, но очень ограниченной в силу имеющейся возможности жесткостью.
В ней мы и живем.
Требовать от этой системы, чтобы она проявляла советскую жесткость, наверное, аж сталинскую, по одному отдельному вопросу ― это ли не дурдом?
Система будет действовать так, как она может. Она и так уже по каким-то причинам превысила все допуски на жесткость в вопросе о вакцинации. Но она никогда не начнет разрушать собственные рамки. И Путин не даст ей это сделать, понимая, что при таком разрушении будет не эффективная опричнина, а неэффективный бардак.
И что у него ― Путина ― просто нет ресурсов (человеческих и прочих) для создания этой жесткой системы.
Нет людей для нее.
Нет идеологии.
Нет желания ее создавать.
Абсолютно отсутствует вкус к подобного рода вещам.
И так далее.
Значит, есть то, что есть. И совершенно непонятно…
О том, что именно непонятно, я поведаю читателю, опираясь на советский анекдот. Ведь как-никак мы обсуждаем советскую тему. И это вполне допустимо.
Цитата из к/ф «В город пришла беда». Реж. Марк Орлов. 1966. СССР
В анекдоте говорится о лекторе общества «Знание», который сообщает слушателям, что марксизм родился «не сразу, как гермофродита из пены морской». А появился в результате развития обществоведческой мысли.
В оригинале, то есть во время беседы Сталина с Шепиловым, Иосиф Виссарионович произнес следующее: «Вот вам и вашим коллегам поручается написать учебник политической экономии. Это историческое дело. Без такого учебника мы не можем дальше двигаться вперед. Коммунизм не рождается, как Афродита, из пены морской. И на тарелке нам его не поднесут. Он строится нами самими на научной основе. Идея Маркса — Ленина о коммунизме должна быть материализована, превращена в явь. Каким образом? Через посредство труда на научной основе».
Все лекторы тут же начали повторять за товарищем Сталиным, что коммунизм не мог появиться, как Афродита из пены морской. А поскольку не все лекторы при этом были высокообразованными людьми, то «Афродита» спуталась в чьем-то сознании с «гермофродитой». Или же автор анекдота позволил себе такую политическую остроту.
Как бы там ни было, все создатели жестких буржуазных систем всегда понимали, что такие системы не могут возникнуть сами собой из пены морской. Что они должны взращиваться в определенной среде с опорой на свойства этой среды. Культивироваться, оттачиваться и далее применяться комплексно, причем по принципу так называемого двойного удара.
То есть бить надо сразу и по народным массам, добиваясь от них зачем-то нужного большего подчинения.
И по олигархическим верхам, по элите.
Так происходило всегда. Все удачные, да и неудачные квазиопричные системы вне зависимости от того, возникали они при капитализме или феодализме, всегда были обоюдоострыми. И их задачей было осуществление крупных общественных изменений. Более удачных при Петре Великом, менее удачных при Грозном, абсолютно отвратительных при Гитлере, умеренно отвратительных при Чан Кайши и так далее.
Никакой другой возможности создать нечто подобное просто не существует.
Путин умерил олигархический беспредел. Привел к какому-то общему знаменателю унаследованный от Ельцина тип капитализма эпохи первоначального накопления капитала. Он все это выстроил достаточно тщательно. Он выстроил именно это.
И будучи архитектором данного порядка вещей, он лучше других знает, что выстроенная им система не может действовать по принципу советско-сталинской или любой другой сходной. Она такова, какова она есть.
Ее можно более или менее жестко использовать. Но ее нельзя в одночасье превратить в нечто прямо противоположное, а если даже это сделать, то не под частную задачу принудительной вакцинации, а под нечто очень комплексное и совсем не отвечающее интересам правящего класса.
Поэтому Путин всё время говорит о добровольной вакцинации, прекрасно понимая, что любая попытка осуществить другую или породит всё те же коррупционные волны, то есть нечто способное только скомпрометировать власть, или же окажется чревато глубоким развалом существующей системы с соответствующими последствиями.
Ну и что же тогда знаменует собой квазисоветская, а на самом деле глубоко антисоветская ностальгия? Как она соответствует этой реальности?
Последний вопрос, что называется, на засыпку. Мог ли кто-нибудь при советской власти вообразить ― справедливо или нет, не важно, ― что лица, отвечающие за определенные медицинские мероприятия, например, за ту же вакцинацию, начнут использовать эту вакцинацию для какого-то личного экономического преуспевания? Сама такая мысль могла появиться в советской голове? Могли быть указаны механизмы, с помощью которых это осуществляется?
Нет, разумеется. И потому никому не могло прийти в голову, что вакцинировать будут с какими-то побочными целями. Теперь возникла принципиально другая реальность.
Вы хотите, чтобы в ней автоматически было признано в качестве аксиомы, что никто ни на чем не обогащается? Как это может быть в ситуации, когда все обогащаются на всем?
Вы могли поверить в Советском Союзе, что кто-то будет проявлять, опять же с корыстными целями, ту или иную недобросовестность в сфере производства вакцин? Вы могли поверить, что это всё будет интегрировано в какие-то глобальные замыслы, причем достаточно непрозрачные? При чем тут апелляция к советской эпохе, к жестким системам вообще? Что они в себе содержат, кроме короткого и внятного русского слова «дурдом»?
https://rossaprimavera.ru/article/045a5844
19.11.2021 Капитарона. От кризиса избавит вторая биологическая война?
Я просто вижу этот напор и не могу не сопоставить его с тем, что слышу в очень конфиденциальных обсуждениях по поводу двух фаз биологической войны, а также по поводу «железной пяты» и переустройства мира
Сергей Кургинян / Газета «Суть времени» №456
Я, конечно же, хочу говорить всё на ту же тему и буду говорить на нее достаточно твердо, но мне кажется, что очень многое будет бессмысленно, если мы безраздельно сфокусируемся (именно безраздельно) на некоторых, даже важнейших, частностях ― всё равно частностях, ― в рамках которых тема этого ковида и всего остального развивается, потому что не эти частности задают траекторию движения.
И для того чтобы обсудить что-то вначале не частное, я, как уже несколько раз делал, процитирую художественное произведение, но на этот раз не Достоевского ― гениального русского писателя, — а американского хорошего писателя Джека Лондона. Причем у него есть произведения художественно более яркие, а есть произведение такое, даже слегка назидательное, которое называется «Железная пята», но почему-то, как мне представляется, особо актуальное в эпоху ковида. Потому что я иногда всматриваюсь в то, что люди говорят по поводу ковида, и всё равно какое-то возникает такое ощущение: «Ну вы вообще!» ― то есть того, что всё это изумляет своею странностью, своей парадоксальностью, своей хаотичностью, своей контрпродуктивностью. Но что-то же за этим стоит!
То, что Джек Лондон написал в 1908 году в этом своем романе «Железная пята», представляет собой более откровенное и соотносящееся с близкими мне человеческими позициями изложение того, по поводу чего юлят все эти Шваб, Гейтс ― это мелкие фигуры ― или какие-то чуть более крупные. Не важно. Потому что откровенно-то еще сказать ничего нельзя.
Так вот, а вдруг я прав, и действительно в этом не лучшем произведении, повторю, в этом дидактичном, поучительном, полуполитическом манифесте ― полухудожественной прозе сказано что-то о сегодняшнем дне? Прошло, между прочим, уже более века, и странно искать, казалось бы, в таких источниках ответы на какие-то вопросы, но в Достоевском же искали и что-то нашли. Так вот, мне кажется, что обращение в данном случае к Джеку Лондону далеко не лишнее.
Глава, которую я зачитаю, называется «Математическая непреложность мечты».
Разговор ведут некий пропагандист коммунистических социалистических идей Эрнест, описанный Джеком Лондоном как сверхчеловек, человек будущего и какие-нибудь представители средних классов, которые чувствуют, что кто-то их сильно поджимает, а кто и что, не понимают. И хотят как бы просто протестовать против каких-то новых тенденций, но Эрнест им говорит: давайте обсудим, что за тенденции.
«Сперва, — говорит Эрнест, обращаясь к этим представителям среднего класса, — я докажу вам, что капиталистическая система обречена на гибель. Докажу с математической непреложностью. И прошу вас не сердиться, если вам покажется, что я начал несколько издалека».
Я тоже, со своей стороны, прошу зрителей этой передачи не сердиться. Вернемся мы к ковиду ― так, что мало не покажется.
«Прежде всего, разберёмте, ― говорит Эрнест, ― с вами конкретный пример из области промышленности, и как только вам что-нибудь покажется спорным, прошу меня остановить.
Возьмем обувную фабрику. Кожа здесь перерабатывается в обувь. Предположим, фабрика закупила кожи на сто долларов. Пройдя через фабричный процесс, кожа эта превращается в обувь стоимостью, скажем, в двести долларов. Что же случилось? К стоимости кожи прибавилось сто долларов. Как это произошло? Давайте рассудим.
Вновь произведенную стоимость создали капитал и труд. Капитал предоставил для промышленного процесса фабрику и машины и оплатил все расходы. Труд дал труд. Совместными усилиями капитала и труда была создана новая стоимость в размере ста долларов. Пока нет возражений?»
Все представители среднего класса заявляют Эрнесту, что возражений нет. Эрнест продолжает: «Создав эту новую стоимость, капитал и труд делят ее между собой.
Отвлечемся от сложных соотношений, какие дает статистика, и возьмем для удобства круглые цифры. Положим, капитал берет себе пятьдесят долларов и столько же отдает рабочим в виде заработной платы. Мы не станем вникать в те конфликты, которые при этом возникают. Каковы бы они ни были и к чему бы ни приводили, дележ ― так или иначе, в том или другом процентном соотношении ― производится. Но то же самое верно и для других отраслей промышленности. Согласны?»
И вновь все представители среднего класса, возмущенные теми процессами, которые рождает олигархия, или плутократия, ее еще тогда так называли, говорят, что пока что они согласны.
«Допустим теперь, что рабочие, получив свои пятьдесят долларов, захотели бы купить на них обувь. Им удалось бы купить только часть всей изготовленной обуви, не правда ли?
Разобрав этот конкретный случай, обратимся ко всей американской промышленности, которая занята переработкой не только кожи, но и всякого другого сырья, а также включает в себя транспорт, торговлю и прочее.
Опять-таки для круглого счета скажем, что Соединенные Штаты в общей сложности производят в год товаров на четыре миллиарда долларов. За этот период рабочие получат два миллиарда долларов заработной платы. Всего же произведено промышленных товаров на четыре миллиарда долларов. Какую же часть этих товаров могут купить рабочие? Ясно, что не больше половины. Об этом спорить не приходится. И я беру, конечно, наиболее благоприятный случай. Капитал всеми правдами и неправдами старается урезать долю рабочих, в действительности же им не выкупить и половины товарной продукции в стране.
Итак, повторяю. Рабочие могут приобрести и потребить товаров на два миллиарда. А это значит, что останется еще излишек товаров стоимостью в два миллиарда, который рабочие не в состоянии купить и употребить.
― Рабочие не проживают даже и своих двух миллиардов, ― отозвался мистер Коуолт».
Это один из представителей среднего класса, который зашел поговорить с Эрнестом, но говорить с ним не с позиции Эрнеста, а отстаивая некое свое ретро, старую Америку и приоритет среднего класса над плутократией, что, кстати, сейчас достаточно модно.
Итак, «… рабочие не проживают даже и своих двух миллиардов, ― говорит Коуолт. ― Иначе у них не было бы вкладов в сберегательные кассы.
— Вклады рабочих в сберегательные кассы ― это не более как подвижной резервный фонд, который тут же и расходуется по мере накопления. Это деньги про черный день, на случай болезни или инвалидности, это сбережения на старость и похороны.
Вклады в сберегательную кассу ― всё равно, что краюха хлеба, отложенная на полку, чтоб было чем встретить завтрашний день. Нет, рабочие потребляют весь товар, какой они в состоянии купить на свои заработки, ― говорит Эрнест. ― На долю капитала тоже приходятся два миллиарда долларов. Он оплатит из них все свои издержки, ну, а там — израсходует ли он основную сумму на приобретение товаров? Иначе говоря, проживет ли он целиком свои два миллиарда? — (Которые заработал.)
Вопрос был поставлен в упор группе гостей, сидевших против Эрнеста. Все они отрицательно покачали головой. И только один откровенно признался:
― Не знаю.
― Ну как не знаете? ― возразил Эрнест. ― Рассудите сами. Если бы предприниматели проживали свою долю прибылей, не было бы никакого накопления капитала. Он так и оставался бы на точке замерзания. А между тем история американской экономики показывает, что общая сумма капитала в стране неуклонно растет. Стало быть, капиталисты не проживают своей доли. Вы помните время, когда Англия владела львиной долей наших железнодорожных облигаций? Постепенно Америка выкупила эти облигации. <…> А как объяснить, что капиталисты США приобрели на сотни миллиардов мексиканских, русских, итальянских и греческих облигаций? Ясно, что на эту покупку капитал выделил часть свободных средств. С тех пор как существует капиталистическая система, капиталисты никогда не проживали своей доли прибылей.
Но тут-то мы и подходим, ― говорит Эрнест, ― вплотную к интересующему нас вопросу. Ежегодно в Соединенных Штатах производится товаров на четыре миллиарда. Рабочие употребляет товаров на два миллиарда. Капитал не покупает товаров на всю причитающуюся ему долю прибыли. Остается свободный резерв товаров. Что делать с этим резервом? Куда его девать? Рабочие не могут раскупить. Они уже истратили свою зарплату. Капитал купил всё, что способен потребить. И всё же остается излишек. Куда его девать? Что с ним обычно делают?
― Вывозят за границу, ― догадался мистер Коуолт.
―Вот именно, ― подтвердил Эрнест. ― Наличие товарных излишков приводит к поискам иностранных рынков. Их вывозят за границу, другого применения им нет. И эти-то товарные излишки, вывезенные за границу, и составляют то, что называется активным торговым балансом. Пока нет возражений?»
Джек Лондон всё это же не сам выдумывает, тут идея Розы Люксембург и идея многих из теоретиков социализма, которые говорили, что вопрос не только в том, как будет бороться пролетариат ― это одна половина, ―, а в том, что сама капиталистическая система, даже если пролетариат бороться не будет, всё равно начнет загибаться.
Американский писатель Джек Лондон
«Не стоило тратить время на преподавание нам этих азов коммерции, — съязвил мистер Коуолт. ― Они каждому из нас известны (это очень актуальная и сейчас позиция! ― Прим. С. К.).
― А между тем этими азами я и собираюсь вас доконать, ― отпарировал Эрнест. ― Чем проще доказательства, тем они убедительнее. И доконать я вас собираюсь нимало не медля.
Итак, внимание!
Соединенные Штаты ― капиталистическая страна с высокоразвитой промышленностью. При ее капиталистическом методе производства у нее постоянно остается избыток промышленных товаров, от которого ей необходимо избавиться путем вывоза их за границу. Но то, что верно относительно Соединенных Штатов, применимо и ко всякой другой стране с высокоразвитой промышленностью. Каждая такая страна имеет свой излишек товаров. Я говорю о том положении, когда обычный обмен уже состоялся и налицо товарные излишки в чистом виде. Рабочие во всех странах израсходовали свою зарплату и не в состоянии ничего купить; капитал полностью удовлетворил свои нужды и не намерен покупать ничего больше. А между тем у этих стран имеются товарные излишки. Передать их одна другой они не могут. Что же им делать? Как избавиться от свободных товаров?
― Продать их странам с менее развитой промышленностью, ― подсказал мистер Коуолт.
― Правильно! — говорит Эрнест. — Видите, мои рассуждения так ясны и элементарны, что каждый из вас может продолжить их сам. А теперь дальше. Предположим, Соединенные Штаты избавятся от своих излишков, вывезя их в страну с неразвитой промышленностью, например, в Бразилию. Заметим, что это происходит, когда внутренний рынок насыщен до отказа и не может поглотить излишков производства. Итак, что же получат Соединенные штаты от Бразилии за эти товарные излишки?
― Золото, ― ответил мистер Коуолт.
― Ну, на золото не шибко расторгуешься, не так уж его много, ― возразил Эрнест.
― Золото в виде облигаций и всяких других ценных бумаг, ― поправился мистер Коуолт.
― Совершенно верно, ― сказал Эрнест. ― Соединенные Штаты получат от Бразилии облигации и другие ценные бумаги. А что это означает? Это означает, что железные дороги Бразилии, а также фабрики, рудники и земельные владения перейдут в собственность Соединенных Штатов. А что это означает, в свою очередь?
Мистер Коуолт подумал и покачал головой.
― Я скажу вам, ― продолжал Эрнест. ― Это означает, что и Бразилия начнет разрабатывать свои ресурсы, а стало быть, и у нее появится свободный излишек товаров. Может ли Бразилия сбыть его Соединенным Штатам? Нет, Соединенные Штаты сами заинтересованы в вывозе товаров. А могут ли Соединенные Штаты, как раньше, сбывать свои товары в Бразилию? Нет, потому что и у Бразилии теперь такое же положение.
Что же тогда произойдет? И Соединенные Штаты, и Бразилия вынуждены будут заняться поисками стран с неразвитой промышленностью, куда они могли бы сплавлять свои товарные излишки. Но так как законы сбыта остаются всё теми же, то вскоре и эти страны начнут развивать свои ресурсы. И у них также появится избыточный продукт, и они также начнут искать рынков, чтобы его реализовать. А теперь, господа, прошу вашего внимания. Наша планета не безгранична. Существует лишь определенное число стран. Что же будет, когда и последняя, самая отсталая страна станет на ноги и включится в число стран, не знающих, куда девать свой избыточный продукт?
Эрнест остановился и обвел взглядом слушателей. Лица их выражали забавное недоумение. За недоумением, однако, сквозил страх. Эрнесту удалось, несмотря на сухость его выкладок, вызвать перед ними яркое видение кризиса, и все они сидели как завороженные, со страхом заглядывая в будущее.
― Я начал с азов, мистер Кэлвин, ― лукаво продолжал Эрнест, ― но только для того, чтобы познакомить вас со всеми буквами алфавита, до самой последней. Как видите ― всё это очень просто. Но чем проще, тем убедительней, не так ли? Я уверен, что каждый из вас додумался до ответа. Так как же? Если каждая страна в мире будет иметь свой избыточный продукт, что будет со всей капиталистической системой?
Но мистер Кэлвин только озабоченно покачал головой. Он, видимо, мысленно проверял аргументы Эрнеста, ища в них скрытую ошибку.
― Давайте проверим еще раз ход моих мыслей, ― сказал Эрнест. ― Мы начали с конкретного, частного случая, с обувной фабрики. Мы установили, что дележ вновь произведенной стоимости между рабочими и предпринимателем обувной фабрики не отличается принципиально от дележа ее во всей промышленности в целом. Мы также установили, что рабочие могут выкупить лишь часть полученного продукта и что капитал не может потребить всей причитающейся ему доли. Мы обнаружили к тому же, что, когда рабочие накупят товаров на все заработанные деньги, а капиталисты возьмут столько, сколько им требуется, останутся свободные товарные излишки. Мы пришли к заключению, что единственный способ сбыть с рук эти излишки ― это вывезти их за границу. Мы увидели, что страны, куда вывозятся товарные излишки, также приступают к развитию своих естественных ресурсов и что в скором времени у них оказывается свой избыточный продукт. Распространив этот процесс на все страны мира, мы пришли к выводу, что настанет день, когда все страны будут ежегодно, ежечасно производить излишки товаров, которые им некуда будет девать. Спрашивается, что нам делать с этими излишками?
Снова никакого ответа.
― Мистер Кэлвин!
Мистер Кэлвин развел руками.
― Признаюсь, я смущен.
― Вот уж не думал, ― сказал мистер Асмунсен. ― И ведь всё как будто верно, ничего не скажешь.
Мне еще не приходилось слышать о Марксовой теории прибавочной стоимости, но Эрнест изложил ее так просто, что я была поражена не менее других».
Это возлюбленная Эрнеста, его супруга, которая присутствует и от лица которой рассказывается в романе.
«Я скажу вам, как можно избавиться от этих излишков, ― заявил наконец Эрнест. ― Выбросьте их в море! Выбрасывайте ежегодно на сотни миллионов долларов обуви, платья, пшеницы и всяких других товаров. Разве это не выход?
― Выход, конечно, ― отвечал мистер Кэлвин. ― Но только нелепый выход. Странные вы даете советы.
Эрнест вихрем налетел на него.
― Поверьте, не более странные, чем даете вы (а он дискутирует с теми, кто хочет вернуться к доброму старому прошлому. ― Прим. С. К.), разрушители машин, зовущие человечество к допотопным порядкам наших предков. А вы что предлагаете, чтоб избавиться от товарных излишков? Вы предпочли бы вовсе их не производить? Но как же вы надеетесь этого добиться?
Не возвратом ли к примитивной системе производства, столь несовершенной, хаотичной, расточительной и дорогой, что ни о каких излишках уже не пришлось бы и мечтать?
Мистер Кэлвин пожевал губами. Удар Эрнеста попал в цель. Он снова пожевал губами, потом откашлялся.
― Ваша правда, ― сказал он. ― Вы убедили меня. Конечно, это в высшей степени нелепо. Но ведь что-то нам нужно делать. Для нас, представителей средних классов, это вопрос жизни и смерти. Мы не хотим своей гибели. Нет, уж чем погибнуть, лучше возвратиться к кустарным и расточительным методам наших предков. Мы вернем промышленность к дотрестовским временам! Мы сломаем машины! Кто может запретить нам?
― Нет, вы не сломаете машины, ― возразил Эрнест. ― Вы не повернете жизнь вспять. Вам противостоят две великие силы, и каждая из них превосходит мощью вас, средние классы. Крупный капитал ― иначе говоря, тресты ― не позволит вам повернуть историю назад. Уничтожение машин не в его интересах. Но еще более великая, могучая сила ― рабочий класс. Он не допустит уничтожения машин. Между трестами и рабочим классом идет борьба за овладение миром, а следовательно, и машинами. Такова военная диспозиция. Ни одна из сторон не заинтересована в уничтожении машин, но каждая стремится владеть ими. В этой борьбе нет места среднему классу. Средний класс ― это пигмей между двумя великанами. Разве не видите вы, злополучный, обреченный средний класс, что вы зажаты между двумя жерновами и рано или поздно вас раздавят!_
Я доказал вам, как дважды два ― четыре, что гибель капиталистической системы неизбежна. Настанет время, когда у каждой страны в мире окажется избыток товаров, который нельзя будет ни употребить, ни продать, и капиталистический строй рухнет, раздавленный системой головокружительных прибылей, которую он же и породил».
Вот в этом была неомарксистская школа, Роза Люксембург не главная, но наиболее ярко она говорила про всё это: про этот вывоз в колонии и так далее. А там было много таких людей, которые говорили, что дело не в том, как именно пролетариат засучит рукава ― то есть это очень важно, никто не спорил, а вопрос в том, что как только эта система мировая станет достаточно гомогенной ― не будем так уж зацикливаться на выражениях этого Эрнеста и том, что он описывает, а просто она гомогенизируется до конца и грабить будет, грубо говоря, некого ― то она и рухнет.
«Но и тогда никто не станет уничтожать машины. Борьба будет вестись за то, кому ими владеть. Если победит рабочий класс, вам нечего бояться. Соединенные Штаты, да и весь остальной мир вступят в новую великую эру. Машины, вместо того чтобы истреблять жизнь, сделают ее прекраснее, счастливее, благороднее. И вы, обломки уничтоженного среднего класса, вместе с трудящимися, ― так как в мире не останется никого, кроме трудящихся, ― будете участвовать в справедливом распределении благ, созданных чудесными машинами. Потому что мы будем изобретать всё новые и новые машины, одна другой чудеснее. С уничтожением системы прибылей сам собой отпадет вопрос о товарных излишках.
― А если битву за овладение машинами и всем миром выиграете не вы, а тресты? ― спросил мистер Коуолт.
― Тогда, ― отвечал Эрнест, ― и вы, и мы, и весь рабочий класс будем раздавлены железной пятой деспотизма, не ведающего удержу и жалости, ― деспотизма, какого не знала доселе ни одна, даже самая темная эпоха в жизни человечества. Вот имя для него ― Железная пята!
Наступило долгое молчание. Каждый погрузился в глубокие, непривычные думы.
― И всё же ваш социализм ― мечта, несбыточная мечта! ― сказал мистер Коуолт», — представитель среднего класса.
Фермеры уничтожают молоко во времена Великой депрессии. США, 1930-е
Дальше там говорится о многом: и о плутократии, и как она будет двигаться, и что она будет строить, ― большое произведение. Я здесь хотел сказать, что, возможно, идеи Джека Лондона в чем-то устарели, возможно, мир намного сложнее и даже наверняка, возможно, к этой модели приделано много дополнительных устройств и так далее. Но сущность ее от этого не меняется.
А соответственно, и «железная пята» на горизонте ― это не выдумка. Даже с точки зрения чисто экономических аспектов, которыми, конечно, всё не исчерпывается.
Повторю еще раз: я не апологет модели Эрнеста и Джека Лондона. Я привожу ее как простейшую из тех моделей, которые говорят о том, что глобальный капитализм, став глобальным, может захлебнуться в собственных успехах, что он не в состоянии будет пережить свои собственные успехи ― вот вся идея, которая здесь звучит.
Всё остальное: обувь, деньги, перекачки и всё прочее ― может сто раз модифицироваться, могут добавиться суперновые средства производства, можно добавить информационные сферы или еще что-нибудь, не важно.
Но это остается. Остается принцип системы, выстроенной так, что она может захлебнуться не в противодействиях ее противников, а в собственных успехах.
И это уже начало происходить в 2008 году, как-то это залили деньгами и так далее и тому подобное. Уже тогда начали обсуждать: а что же дальше?
И вот здесь я от очень простых вещей, которые я специально цитирую в этом виде, потому что мне и хотелось, чтобы они были простенькие-простенькие, перехожу к чему-то более сложному и гораздо более трудно доказуемому.
В связи с наличием коммуны и всем тем, что я связываю для себя с нею, мои временны́е возможности уполовинились. Я не могу уже так часто вступать в коммуникацию с людьми в разных странах мира, как я мог. Это же не значит, что я вообще не вступаю в эти коммуникации. А я же не один. Как говорил когда-то один мой знакомый: «У вас есть довольно узкий и влиятельный круг ваших горячих почитателей». Уж не знаю, насколько он влиятельный, но точно узкий. Не знаю, насколько почитатели горячие, но так почему-то всегда происходит, что когда дело плохо, то вот эта система коммуникаций, помноженная на мои собственные возможности, вдруг оказывается источником какой-то нетривиальности.
Та нетривиальность, которую я буду сейчас обсуждать, была изложена и мне, и моим достаточно влиятельным знакомым лицами, относящимися к высшей глобальной страте. Кстати, я должен сказать, что если внимательно читать все эти документы, включая Римский клуб и прочее, то ведь примерно то же и получается, но просто более усложненно и больше слов накручивается вокруг того, что я только что прочитал у Джека Лондона.
Сколько туману напускают на эту простоту и сколько виньеток организуют ― их все больше и больше. И каждый раз, когда туману много, и виньеток много, то можно сказать: с одной стороны, эти виньетки так важны, что всё сразу меняется; с другой стороны, всё в таком тумане, что как это вы всё можете вывести ― не важно.
Важно другое. Важно то, что беседы на некую тему, которую я хотел бы сейчас обсудить, переходя от художественной литературы к политической практике, начались в 2018, точнее в 2017 году. И уже тогда в определенных узких, но крайне влиятельных сферах обсуждался именно тот вопрос, который Джек Лондон обсудил в этом самом 1908 году: мир становится гомогенен. На другом языке это обсуждают, более усложненно, с какими-то комбинациями: мир становится настолько гомогенен, что вся эта социально-экономическая система захлебывается в своих собственных отходах и шлаках. Не экологических, а других, принципиальных. «И есть две возможности, ― говорили мне и мои собеседники, и собеседники тех, с кем я нахожусь в достаточно доверительных отношениях (я хочу подчеркнуть, что эти собеседники относились к высшей лиге, еще раз это подчеркиваю). ― Значит, у нас, ― говорили они, ― есть две возможности: развязать мировую войну всерьез или радикальным образом перестроить вот эту систему, освободить ее от необходимости захлебнуться в собственных успехах».
И несколько раз, когда я спрашивал или мои друзья спрашивали: «А как вы собираетесь это делать?» — вдруг возникала какая-то повторяющаяся очень жесткая мысль, что «мы это сделаем через пандемию». При этом никакой пандемией еще не пахло, близко ее не было.
«Но… (вот теперь я перехожу от вещей достаточно простых к чему-то более сложному) эту пандемию надо будет разыгрывать в две фазы. Сначала создать фазу мягкую, и внутри этой мягкой фазы всё прозондировать. Вирус сделать не слишком убойным, но уже достаточно опасным. Как бы гайки все не закручивать еще в системе, пусть кто-то как-то возникает, зато мы прозондируем всех, кто возникает, и это первая фаза.
А во второй фазе… (поразительно то, что почти в одних и тех же словах это говорили разные люди, не из России) а во второй фазе долбанем боевым вирусом. Всё ляжет, мы гайки завинтим до предела, возникнет совершенно новая социально-экономическая система в целом, а вот переделав ее, мы с чем-нибудь разберемся».
Вот это то, о чем говорит Эрнест у Джека Лондона (не путать с другими персонажами с таким же именем!) ― он об этом говорит: либо социализм, либо такая диктатура, которой не знали никакие темные века, даже темнейшие, которая не будет знать себе равных по свирепости, по всему остальному. И она оформит новую социально-экономическую систему, а заодно культурную, идеологическую и прочую. Эти две фазы.
И вот я вдруг слышу от господина Рошаля ― человека вполне, как мне представляется, способного к какой-то аналитической и прогностической деятельности, ― я слышу, что всё, что связано с ковидом, SARS-CoV-2, это репетиция будущей биологической войны. Тут главное ― слово «репетиция».
Леонид Рошаль Изображение: premier.gov.ru
Я вовсе не хочу сказать, что разделяю позицию господина Рошаля по всем вопросам борьбы с коронавирусом, отнюдь. Нет, скорее, наоборот. Но вот то, что он сказал вначале, привлекло мое внимание, как бы вошло в какой-то резонанс с тем, что я слышал задолго до всего этого действа, связанного с ковидом.
«Известный детский врач Леонид Рошаль рассказал в интервью Forbes о российском опыте борьбы с коронавирусом, выводах, которые он делает из официальной статистики, готовности отечественной медицины к вспышкам инфекции и методах защиты от вируса».
Forbes цитирует Рошаля: «Когда я анализирую сложившуюся ситуацию, я понимаю, что это репетиция биологической войны».
Дальше господин Рошаль оговаривает, что он-то в принципе не считает рукотворным этот вирус, но что его интуиция биологической войны опирается не на эту рукотворность, а так, на все общие тенденции.
В любом рациональном до конца аналитическом процессе я бы на это высказывание господина Рошаля не обратил особого внимания. Он думающий живой человек, у него есть какая-то точка зрения, ее надо уважать, и она вполне может быть вот такой спонтанной, ни на что не опирающейся. Но всё, что происходит, и всё, что я знаю о происходящем не из информационных сводок, а из других источников, подсказывает мне, что сегодня замыкаться в чистом скептическом аналитическом рационализме так же опасно, как начинать давать волю художественной фантазии и говорить про мировые заговоры и про всё прочее. Всё должно происходить где-то посередине.
И я, кстати, никоим образом не упрекаю господина Рошаля, чья позиция мне чужда по вопросу ковида, в том, что он там… какой-то субъект мирового заговора. Это просто смешно. Он мог что-то слышать, а мог не слышать и просто выражать свое личное мнение по принципу «что-то непонятное в воздухе».
Так вот, я считаю, что не надо пренебрегать этим давним высказыванием господина Рошаля. Не надо шить всё время лыко в строку, но не надо пренебрегать всем этим.
А теперь представьте себе, что мои собеседники и собеседники моих собеседников говорят правду ― только представьте! Возьмите это на вооружение в качестве достаточно эфемерной гипотезы, а не железного конспирологического проекта. Вот если это так, то, наверное, надо многое пересмотреть в том, что связано с вакцинацией и всем прочим. Или по крайней мере надо внимательнее к этому присматриваться. Потому что, когда наступит вторая фаза, присматриваться будет поздно. Я никоим образом не абсолютизирую этот сценарий развития событий. Я рассматриваю его как проблематичный, не до конца обоснованный, отчасти умозрительный, но ведь только отчасти.
Во-первых, я всё-таки на что-то опираюсь, а во-вторых, в таких вариантах, когда всё так странно ―, а всё очень странно ― интуицией тоже пренебрегать не надо.
Ну, а вот теперь, если это так, давайте-ка на что-то посмотрим.
Вот нам сообщают про боевые микробы и о том, что Россия подозревает США в подготовке биологической войны. Просто подробно обсуждается то, что происходит на этих базах:
- что это за насекомые, которые должны куда-то ползти так, чтобы потом начинались какие-то особые неприятности с заболеваниями;
- что в принципе уже известно по этому поводу;
- что начинают замечать, в том числе в части каких-нибудь других заболеваний, по югу России, например;
- как странно расположена конфигурация всех этих биологических баз.
И опять подымается тема биологической войны, то есть биологической войны без дураков.
А вот говорится о насекомых-союзниках. Создают ли США биологическое оружие под видом научных проектов?
И кто про это говорит? Говорят про это вполне себе авторитетные ученые, сотрудники Университета Монпелье (Франция), института эволюционной биологии Макса Планка (Германия), Фрайбургского университета. Они говорят о конкретном проекте этих насекомых-союзников, они настаивают на том, что это всё не выдумки, это всё реальность, они выражают по этому поводу свою обеспокоенность.
Ну какие у нас основания считать, что разговоры серьезных людей по поводу биологической войны совсем уж ничего не стоят? А между прочим, если присмотреться к этому таким образом, то ведь многое из того, что сейчас происходит, заиграет иными красками.
Вот еще один материал. Ряд авторов говорит о концептуальных основах биологической безопасности и перечисляет там массу моментов, которые будут актуальны в связи с настоящим началом биологической войны: искусственное распространение биологических средств путем контаминирования продуктов питания и воды на конечных стадиях распределительной цепочки, микрокапсулирование биологических средств как способ повышения устойчивости объектов к окружающей среде, придание возбудителям устойчивости к антибиотикам и противовирусным препаратам, создание технологических линий по производству биологических средств, искусственное распространение биологических средств путем загрязнения продуктов питания, воды и пищи, распространение биологических средств в виде порошка-аэрозоля, получения вируса посредством синтеза, снижение эффективности вакцинных препаратов, модификация с целью повышения вирулентных свойств возбудителей инфекционных болезней, придание непатогенным для человека микроорганизмам свойств вирулентности, повышение трансмиссивных свойств патогенов, повышении инфекционных свойств патогенов, инсерция, то есть генетическая мутация, при которой в последовательность ДНК происходит вставка другой последовательности, инсерция генома хозяина с целью модификации иммунного ответа, создание новых патогенов, повышение стабильности патогенов…
Много всего, много. И, конечно, хочется, прошу прощения, всё это послать куда подальше и сказать: есть тяжелое заболевание, его надо лечить, с ним надо бороться, что-то в этих методах борьбы неверно, что-то порождено корыстью, что-то хаосом или внутренней разболтанностью системы, которая гордится своей административной устойчивостью, не обладая оной, что-то, возможно, какими-то процессами. Но это всё тем не менее не первая фаза, за которой последует вторая, как-то очень умело сочетаясь, а самодостаточный процесс, с которым надо справиться, пережить и жить дальше.
Мне так же, как всем остальным, хочется, чтобы всё обстояло так. Я знаю, что огромная ― уже под восемь миллиардов ― система под названием «человечество» очень инерционна и преисполнена своих незамысловатых желаний. И это так. Я знаю, что все эти претенденты на роли абсолютных хозяев и управителей процессов в основном надувают щеки. И поэтому мне бы хотелось жить и работать, не ожидая второй фазы.
Но я отвечаю за людей. В каком-то смысле, занимаясь аналитической деятельностью, я отвечаю не только за тех, кто прямо вверил мне свою жизнь, ― а их немало, ― а еще и за свой народ, свое общество, свою страну. Совершенно не собираюсь абсолютизировать свое значение во всем этом, но гражданскую ответственность никто не отменял, а научную и аналитическую тем более. Значит, я должен рассматривать эту гипотезу, в том числе и потому, что некоторые части происходящего могут быть интерпретированы иначе в случае, если вторая фаза близится. Ну и наконец, если она близится ― а я не думаю, что она приблизилась вплотную, тут еще первую надо доиграть, и внутренних конфликтов много…
Липочка, героиня пьесы Островского «Свои люди ― сочтемся», говорила: «Страм встречаться со знакомыми, в целой Москве не могли выбрать жениха ― всё другим да другим. Кому ж не обидно будет: все подруги с мужьями давно, а я словно сирота какая!» Наверное, оборонному комплексу обидно, когда всё время биология и биология, биология и биология, а как быть с другими сферами? Еще есть другие отрасли, которым тоже обидно. И очень велико расхождение интересов, и очень много сил, готовых сыграть на этом конфликте интересов. Так что я не могу сказать, что для меня концепция второй фазы является абсолютной. Но я должен присматриваться, потому что за что-то отвечаю. И не имею права скрывать такой возможности, потому что, опять-таки, за что-то отвечаю.
А если это всё так, то России необходимы сумасшедшие усилия по переделке здравоохранения. Мы должны быть готовы обеспечить жертв инфекции современными полноценными средствами борьбы с инфекцией, в современных полноценных госпиталях, и сделать это мы должны в совершенно другом количестве, чем это сейчас происходит.
Если бы я твердо знал, что вторая фаза неподалеку, то я бы посоветовал наплевать на всё и построить как минимум десятки тысяч, а возможно, и сотню тысяч современных инфекционных больниц, замкнув это всё на медицину, которая по своей сути была бы военной.
Возможно, это должны быть совершенно отдельные войска, возможно, это должно быть как-то иначе, но все замечательные проекты и все, так сказать, представления о потреблении и счастье должны в этом случае быть отодвинуты на второй план.
Нам нужна в этом случае ― и только в этом! ― стремительная мобилизационная система, которая потребовала бы неслыханных усилий и вложений. Весь вопрос в том, чтобы не промахнуться, чтобы не клюнуть на наживку, на какую-то такую фиктивную угрозу, которая поволочет не туда, поэтому я говорю об этом очень осторожно и гипотетически. Но я не могу совсем об этом не говорить. Я перестал бы уважать себя, если бы этого не сделал. А уж кто что услышит ― это дело совсем другое и, кроме того, нужно иметь совсем другой объем данных, нежели тот, которым располагаю я и мои ближайшие собеседники для того, чтобы рискнуть на какие-то большие изменения. И уж точно, что эти изменения не имеют ничего общего с сегодняшними конвульсиями. Это про другое. Конвульсии ― это разминка второй фазы, а преодоление второй фазы требует преодоления конвульсий тоже.
К этому я и перейду.
Я вспоминаю конец 80-х годов ХХ века, когда уже приходилось противостоять определенным тенденциям, поразительно схожим по своей типологии и психологическому накалу тому, что я сейчас вижу. Тогда это называлось борьба рыночников с антирыночниками, теперь это называется борьбой ваксеров с антиваксерами. Кто не помнит, как боролись рыночники с врагами рыночной системы, мог бы постараться вспомнить.
Я беседовал по этому поводу тогда с одним моим близким знакомым — и умевшим убедительно говорить, и знавшим экономику раз в сто лучше, чем я, и наделенным определенным авторитетом.
Я говорю: «Что ты молчишь? Ну что они делают? Ну, предположим, я лично вообще считаю, что очень тонкая и хорошо налаженная плановая система без всякого рынка и должна существовать. Что люди должны быть скромно, хорошо одеты, у них должны быть хорошие здоровые продукты питания и всё прочее, а всё остальное они должны посвятить творчеству или даже каким-то видам отдыха и всего прочего, которые не потребуют никакой рыночной инфраструктуры».
Это я тогда говорил, я уже понимаю, что поздно, поезд ушел, тяга к тому, чтобы на ста сортах лифчиков были нашиты разные кружева и будут какие-то сто фиктивных сортов сыра и так далее ― слишком высока, уже ополоумели.
«Ну ты-то поддержи меня, ты скажи этим людям, так называемым рыночникам, что есть вещи, которые рынок делать не может, ну не может совсем».
Структурная модернизация может осуществляться в рыночной среде и при ее частичном воздействии, но осуществляется она государством. И говорят это не коммунисты.
Это сказал Кейнс, который эту дерегулированную мировую капиталистическую систему вытянул из того состояния, в котором она была, а он вытягивал ее, ссылаясь на советский опыт. Это сказали другие соратники Рузвельта и не только Рузвельта.
В конце концов, об этом же сказал ― уже не во времена Кейнса, а гораздо позже ― нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц. «Ревущие девяностые. Семена развала». У нас это вышло в 2005 году. Я зачитаю маленький кусок:
«Одной из областей моих постоянных интересов является адекватная роль государства в нашем обществе, и более конкретно, в нашей экономике. За несколько лет до переезда в Вашингтон я написал книгу «Экономическая роль государства» (The Economic Role of State), в которой попытался изложить свои взгляды на соотношение ролей государства и рыночного механизма, основанные на силе и слабости того и другого. Я попытался выделить некоторые общие принципы, согласно которым государство должно что-то делать и от чего-то воздерживаться.
После того как в течение восьми лет я наблюдал государство в непосредственной близости, мне захотелось вернуться к этой теме. Анализ девяностых годов дал мне возможность это осуществить: успехи администрации Клинтона можно частично приписать тому, что в некоторых областях правильный баланс между рынком и государством был найден, баланс, потерянный в десятилетия Рейгана и Тэтчер; но наши провалы ― некоторые из них обнаружились только за пределами девяностых ― могут быть частично отнесены на то, что в других областях этот баланс нами был установлен неверно.
Шла битва идей между сторонниками минимальной роли государства и тем, кому государство видится играющим важную, хотя и ограниченную, роль, корректирующую провалы и ограниченность рынка, и кроме того, обеспечивающим социальную справедливость. Я принадлежу ко второму лагерю, и эта книга имеет целью объяснение того, почему я убежден, что несмотря на то, что в центре успехов нашей экономики находится рыночный механизм, рынки далеко не всегда бесперебойно организуют сами по себе процессы и поэтому они не могут одни решить все проблемы и всегда будут нуждаться в государстве, как в важнейшем партнере».
Это Нобелевский лауреат говорит, хотите ― прочитайте эти «Ревущие девяностые», хотите ― «Общую теорию занятости, процента и денег» Кейнса, хотите ― «Впечатления о Советской России. Должно ли государство управлять экономикой».
Я говорил это тогда моему гораздо более компетентному и авторитетному, чем я, другу. Я тогда еще только начинал свои первые политические шаги, а он мне говорил: «Это табун, это табун людей, усвоивших „два притопа, три прихлопа“, поверивших в это как в абсолютную истину, подменяющих мозг и сложности размышлений примитивом и экстазом. Это огромный табун. Ты им сейчас вякнешь ― они тебя сомнут и всё. Они тебя растопчут. Не делай этого».
Я говорю ему в ответ на это: «Но ведь все понимают, что крупные изменения структурного контура промышленности, переход от индустриального к постиндустриальному и так далее рынок не осуществляет. Ведь не только Кейнс или Стиглиц, но все понимают, что иначе не происходит».
Он мне говорил: «Тем, кто сейчас входит в табун, плевать на то, о чем рассуждал Кейнс или кто-нибудь еще. У них есть свои авторитеты, и они прут».
Я говорил: «Но если они так попрут, и мы не попытаемся даже их остановить, они сметут двадцать, тридцать самых существенных отраслей народного хозяйства. Они не переведут их на рыночные рельсы, они их просто растопчут».
Он говорит: «А что ты уже можешь поделать? Потом будем восстанавливать».
Я говорю: «Ну так же нельзя!»
На этом мы разошлись. Я начал что-то «лепетать» по поводу Кейнса и других, был назван свирепым антирыночником. В ответ на это ― «два притопа, три прихлопа», все вопли о всеобъемлющем рынке.
Ельцин говорил, никогда не забуду: «И когда заработают дремлющие силы рынка…» Такое было ощущение, что под землей где-то ― «дремлющие силы». «Да, нас спасет только рынок» и так далее.
Невозможно было убедить этих рыночников, что на самом деле они ничего не понимают. Что они могли бы прочитать ну пять-десять книжек, что они могли бы посмотреть чуть-чуть направо, налево (а не вот так, в эти шоры), что мир устроен иначе. Что капитализм устроен иначе ― в Соединенных Штатах, во всем мире. Они ничего не хотели. В этом мой знакомый был прав. Это был табун.
Пер табун очень энергичных людей, освоивших заклинания, превративших примитивные книги по экономике рынка в религиозные произведения, взявших оттуда мантры, вопящих по поводу этих мантр и двигающихся так, чтобы растоптать всё.
Как говорил великий поэт Александр Блок:
Рожденные в года глухие
Пути не помнят своего.
Мы ― дети страшных лет России ―
Забыть не в силах ничего.
Я вот не могу забыть этого рыночного табуна: простых людей, очень брутальных, жизненных, которых кто-то подстегивал, чтобы они туда шли. При этом те, кто все понимал, усмехались. Джеффри Сакс приехал сюда какие-то реформы проводить, посмотрел на то, что происходит, говорит: «Не-не, я в этом участвовать не буду, это что-то совсем другое, это какие-то сумасшедшие».
Вы считаете, что мы всё это полностью преодолели? К сожалению, нет. Если говорить не о биологической войне, а о других войнах (а они маячат по всему нашему периметру), то у нас делаются отдельные шаги по воссозданию каких-то жизненно необходимых отраслей машиностроения, промышленности в целом. Но это очень осторожные шаги, которые всё время ориентированы, с одной стороны, на какое-то восстановление, а с другой, на этот мировой рынок и на всё прочее. Мы можем оказаться в тяжелейшем положении.
Но я сейчас хотел говорить не об этом, а о том, что такое принцип табуна.
Табун ― это большое число очень страстных людей, разогретых, которые знают не так уж много, но что-то выучили наизусть, считают себя избранниками божьими и обладателями абсолютной истины, а всех остальных ― врагами народа. Вот он сейчас прет, как никогда. Почему он так прет во всем мире, ― это отдельный вопрос. Это один и тот же многоликий табун. Но он прет.
Что там происходит между Си Цзиньпином и комсомольцами ― это отдельный вопрос. Я просто вижу этот напор и не могу не сопоставить его с тем, что слышу в очень конфиденциальных обсуждениях по поводу двух фаз биологической войны, а также по поводу «железной пяты» и переустройства мира. И если бы не всё это, то о многом из того, о чем я буду сейчас говорить, я, может, и не стал бы говорить.
(Продолжение следует.)
https://rossaprimavera.ru/article/b2f740eb
12.11.2021 Праздник и дело. Как это — быть коммунистом?
Так давайте в такие праздничные даты не умиляться, не восхвалять и не поносить, а задаваться вопросом: а мы-то кто?
Сергей Кургинян / Газета «Суть времени» №455
Константин Филатов. В. И. Ленин. 1969 — 1970
Каждый раз, когда мы празднуем событие под названием Великая Октябрьская социалистическая революция, я задаюсь вопросом, какие же колоссальные силы надо было иметь внутри себя, сколько внутри должно было быть ума и страсти, чтобы в тех условиях, которые были предложены людям, называвшим себя большевиками, не только совершить эту революцию, не только выстоять в Гражданской войне и победить, не только восстановить страну после разрухи, но и сделать всё дальнейшее — реализовать фантастические, неслыханные проекты в сфере индустрии, сельского хозяйства и всего остального, выиграть невиданную в мире войну, перейти с шестого-седьмого места по экономическому потенциалу в какой-нибудь там линейке относительно развитых стран мира на очевидное и прочное второе место.
Каждое из этих деяний вообще находится за гранью возможного, а когда ты смотришь на всё это из нынешней расслабухи, то возникает какое-то ощущение, что и непонятно, откуда пришли эти люди, откуда они черпали эту энергию, почему такая жертвенная страсть сжигала их сердца, их умы, как они смогли так объединиться друг с другом, как они могли совершить столько чудес?
А потом ты задаешься вопросом, как же они могли потом так всё позорно проиграть. Ведь проиграли они же.
Мне глубоко чужда мысль о том, что какие-то злые силы могут подорвать изнутри страну, это не про большевиков — вот я в это во всё не верю. Российская империя была исчерпана, и это было связано со свойствами ее элиты: с самой царской семьей, с ее окружением, со всеми этими высокими административными сферами и так далее и тому подобное. Они отвечают за проигрыш в войне и за крах. Когда иной раз говорят: «А мы никак особенно не проиграли», — во-первых, это неправда, а во-вторых, даже если это правда, простите, а краха тоже не было? — «А вот крах злые силы соорудили».
Не бывает таких злых сил, которые сооружают крах. Это всегда делает сама элита.
Но то же самое было в 1991 году. Кто отвечает за крах Советского Союза? Только КПСС, и никто, кроме нее. Как это дальше распространялось на широкие слои общества — отдельный вопрос. Но это была задача КПСС, распространять всё это иначе. Это она была рулевым, «партия — наш рулевой, вдохновитель и организатор всех наших побед».
Что случилось, спрашиваю я себя, что означал этот фантастически неслыханный взлет, и почему наследник этого взлета уже к середине шестидесятых годов явным образом готовился сдавать позиции, и сдал их окончательно задолго до 1991 года?
Мне кажется, что единственный возможный ответ на этот вопрос содержит в себе некое слово «идеологическое остывание». Эта страсть сумела в чем-то убедить народ, сумела совершить три-четыре высоких деяния и согрела мир, но количество огня, который согревал мир, было… таким, каким было. И вдруг оказалось, что с огнем большие проблемы. Что еще есть когорты достаточно честных людей, порядочных, неглупых, ратующих за какое-то там хозяйственное благо (которое насколько существенно — теперь ты понимаешь, когда его вообще нет), создающих армию, и промышленность, и многое другое.
Но это уже не были люди, перегретые определенной идеологической страстью. Из Великого проекта начала уходить его огненная прана, его огненное содержание, он стал остывать. И остыл он, уже говорил, к концу шестидесятых.
Возможно, я в чем-то повторяю себя, но у меня же не может быть к каждой годовщине революции абсолютно новых идей.
Да, Эрих Фромм действительно называл это гуляш-социализм, и это очень емкое определение. «Догоним и перегоним Америку в производстве мяса и молока на душу населения!» Так ведь никто не говорит, что не надо было кормить людей. Но можно ли было ставить это во главу угла, можно ли было предлагать людям благосостояние и благополучие вместо чего-то более высокого — счастья? Казалось, что только это и можно делать. Но это было в тактическом плане, безусловно, верно, а в стратегическом оказалось колоссальной ошибкой.
За этой ошибкой последовало многое другое. Сначала выгорает огонь, а потом в холоде и в слоях какого-то еще теплого пепла начинает заводиться что-то совсем нехорошее.
Одна крупная работница контрольных органов эпохи сталинского Советского Союза, которую я еще застал — очень интересный человек, — она говорила мне, что проверка была проверкой только тогда, когда мы приезжали в совхозы и колхозы со своей заваркой, а у них брали только кипяток.
И это было, поскольку это был Азербайджан, при Мирджафаре Багирове так было, можете говорить о нем плохое или хорошее, там всё было перемешано — так было. А в момент, когда ты приезжаешь, и тебе накрывают на стол шашлык, люля-кебаб и что-то еще — это уже не проверка.
Руины завода ЗИЛ. 2012 Изображение: © Николай Пак
Сначала исчез этот революционно-жреческий аскетизм, а потом внутри вот такого понижения градуса целей возникло и немножко личного. И какой-то такой пафос примирения с какой-то такой неблагой жизнью: ну неблагая, ну просто жизнь такова, и всё. В этом еще не было огромного коррупционно-хищного оскала. Просто жизнь вдруг стала не космическим проектом с беспредельными целями, когда знамя твоей страны нужно «пронести через миры и века», а чем-то гораздо более среднегабаритным, пусть еще не лишенным какой-то идеалистичности и всего прочего. А потом этого стало еще меньше, а хищной коррупционности и всего прочего становилось всё больше. Начало происходить и замещение одних слоев другими — то самое перерождение, о котором больше всего говорил Троцкий.
Я не только не абсолютизирую эту фигуру, я считаю, что фигура более чем проблемная, но из песни слова не выкинешь. Другой политический деятель двадцатых годов сказал: «Оторванная от широких масс партия может в лучшем случае погибнуть в неравном бою, а в худшем— скажете, сдастся в плен? — но в политических битвах в плен не берут, в худшем она предаст интересы породившего ее класса. В этом суть и смысл термидорианского перерождения».
Я-то считаю, что в Троцком было много зла, и если бы пришел он, то мы бы еще наплакались так, что мама не горюй. Но вот эта мысль о перерождении, безумно больная для Ленина, который говорил, что никто не победит партию, если она сама себя не победит, уже дальше приобретала всё более трагический характер. И если Сталин всё свел к хозаппарату, всю эту партию, и вообще положил ее к себе в карман, и ему казалось это очень позитивно, то потом, когда она выползла из его кармана, она уже была сильно подгнившая. И началось.
Как бы там ни было, мы жили в мире, в котором сначала возникла жуткая безнадежность в ходе Первой мировой войны и после нее — абсолютная безнадежность. Потом полыхнуло вот этим алеющим Востоком, и возникла какая-то надежда. И даже вне зависимости от того, кто на эту надежду запал сильно, а кто слабо — она полыхала и куда-то вела мир. А теперь снова мы обрушились в безнадегу, еще более глубокую и еще более мелкотравчатую, чем в начале двадцатого столетия.
И мы живем в этом, и мы понимаем, что эта жизнь не может продолжаться, и какая-то часть нас сильно хочет жить, но достаточно ли этой силы для того, чтобы реализовать задачи в тысячу раз более сложные, чем те, которые реализовали большевики, притом что те-то были неподъемными, и реализованы были чудом? Мы можем только задаваться этим вопросом, искать какие-то подключенности, силы, всё прочее, понимая, что огонь не должен остывать. И что подключенность человека к каким-то высоким энергиям должна усиливаться, а не ослабевать. Вокруг идей, вокруг совершенно чуждых многим псевдомарксистам представлений Маркса о том, что коммунизм — это преодоление отчуждения от родовой сущности, и что духовная смерть — это отчуждение от родовой сущности.
Хочу еще и еще раз подчеркнуть, что Маркс в этом смысле был последним светским философом, который вообще говорил о какой-то сущности, и что отчуждение от родовой сущности сродни отчуждению от бога. Для светского человека отчуждение от родовой сущности то же самое, что для религиозного — отчуждение от Бога.
Также абсолютно чужда современным псевдомарксистам и псевдокоммунистам мысль о том, что преодоление отчуждения, вообще-то говоря, предполагает совсем крупные деяния. Маркс их связывал с отсутствием разделения труда. Это… сказать «дерзко» — это вообще ничего не сказать. Но ведь нужно было осмелиться обо всем этом сказать, и об этом мечтать!
А сегодня сама эта способность мечтать, может быть, убита, может быть, заснула, а может быть, находится в поврежденном состоянии. Так давайте в такие праздничные даты не умиляться, не восхвалять и не поносить, а задаваться вопросом: а мы-то кто? И есть ли в нас эта способность к энергийному мечтанию, вот к этой коллективной синергии, большой страсти и по-настоящему крупным свершениям? И как они должны выглядеть в двадцать первом столетии, когда тьма сгущается очевидным образом?
Давайте думать об этом, всматриваться в контуры того, что как бы ушло от нас, но которое никогда не уходит до конца, и в какие-то определенные даты вновь к нам приближается.
Поговорим со своей совестью, со своим представлением о судьбе и с мертвыми. Может быть, эти разговоры в праздничный день родят в нас что-нибудь настоящее и большее, чем то, что мы уже имеем. Потому что, если у тебя нет надежды на то, что завтра ты будешь иметь больше, чем имеющееся — в смысле этой сущности, — то зачем жить?
И, может быть, тогда этот самоподъем, искупающий предыдущее падение и измельчание, родит что-нибудь большее, чем личное искупление величайшей трагедии, в которой было слишком много великого и слишком много позорного под конец. Может быть, тогда возникнет еще и деяние. Я в это твердо верю.
С праздником Великого Октября! До встречи в СССР!
https://rossaprimavera.ru/article/c5bee560
19.08.2021 Человеческое, слишком человеческое…
«…ГКЧП руководили не такие-то и такие-то. Им руководил один человек — Крючков. Я считал его полным чудаком на букву «м». А из того, что ты рассказал, я понял, что ошибался. И это очень обидно»
Сергей Кургинян / Газета «Суть времени» №443
К 30-летию ГКЧП
Я не поклонник Ницше, хотя и отдаю должное его таланту. Но 30-летие ГКЧП в очередной раз ставит вопросы о том, кто проиграл, кому, почему, в силу чего и так далее. И для начала я считаю очень важным сказать, что проигравшие были очень хорошими людьми. Во всех смыслах хорошими. И это их отличало от выигравших. Я не пою панегирик, а пытаюсь осмыслить тогдашнюю сокрушительную победу зла над добром, плохого над хорошим. Участники ГКЧП, с частью которых я достаточно плотно взаимодействовал, относятся именно к такому разряду людей, на избыточную человечность которых сетовал Ницше. Не в этом ли одна из причин их проигрыша?
Это касается не только основных участников ГКЧП. Я, например, никогда не скрывал своей глубокой симпатии к бывшему первому секретарю Московского городского комитета партии Юрию Анатольевичу Прокофьеву.
Наиболее плотно я взаимодействовал с Юрием Анатольевичем в перестроечные годы. И сумел убедиться в том, что он умен, деликатен, способен думать не только о себе самом, обладает талантом организатора и тем хозяйственным талантом, который обнаруживался в крупных партийных администраторах вне зависимости от того, занимались они собственно хозяйственной работой или каким-то образом эту работу сопровождали.
Сочетание бескорыстия, ума, человеческой тонкости, небезразличия к другим, гражданской обеспокоенности — это редкий дар. И я, общаясь с Прокофьевым в те далекие годы, сумел убедиться в том, что Юрий Анатольевич этим даром действительно обладает. Иногда я в этом убеждался, наблюдая за тем, как Юрий Анатольевич принимает крупные решения. А иногда — наблюдая за такими деталями поведения этого человека, которые кто-то, наверное, сочтет мелкими, частными. Но которые для меня говорили об очень и очень многом. Вот одна из таких деталей, которую помню до сих пор. Хотя, возможно, прошедшие 30 лет что-то исказили, а что-то стерли из памяти.
Однажды Юрий Анатольевич рассказал о человеке, который был его наставником на партийном поприще. О том, что тот, выйдя на пенсию, сказал ему: «Юра, учись ходить пешком. А то вот я за долгие годы нахождения в номенклатуре разучился. А будучи на пенсии, поехал в троллейбусе, доехав до своей остановки, стал неловко сходить по ступенькам, споткнулся и сломал ногу».
Юрий Анатольевич, рассказав мне эту историю, добавил: «Когда я первый раз, став первым секретарем горкома, поехал из дома на работу, гаишники перекрыли трассу, чтобы я быстрее мог доехать. Мне это очень понравилось. Но тут я вспомнил слова своего партийного наставника и попросил больше этого не делать».
Если бы Юрий Анатольевич не проявлял при взаимодействии со мной никаких других качеств и всё бы ограничилось этой историей, которая была рассказана между прочим и с юмором, то мне было бы этого достаточно, чтобы сохранить очень теплое чувство. И, видимо, тем, кто читает этот текст, понятно, почему. Тут я могу воспользоваться расхожим выражением «без комментариев», не правда ли?
Но Юрий Анатольевич проявлял и многие другие качества из числа глубоко ценимых мною. Он был осторожен и смел, в лучшем смысле этого слова демократичен. И он понимал, в отличие от многих, что партию может спасти только очень серьезное развитие идеологии, не имеющее при этом никакого отношения к горбачевским разрушительным банальностям. Очевидным образом призванным не спасать партию, а добивать ее окончательно. В сущности, это и было предметом нашего плотного взаимодействия.
Из всех соратников Юрия Анатольевича меня больше всего тогда впечатлила Людмила Степановна Вартазарова, секретарь горкома по идеологии. Впечатлила меня и интеллигентность, причем подлинная, без всяких вывертов, и ум, и современность, и благородство, и решительность, и какое-то особое женское обаяние.
И когда потом говорили, что партийная номенклатура была чванливой, оборзелой, высокомерной, ретроградной, тупой, я всё время вспоминал тех, с кем встречался. И к кому эти характеристики не имели никакого отношения. Тут и Юрий Анатольевич, и Людмила Степановна, и Олег Семенович Шенин, и Николай Иванович Рыжков, и многие другие.
Говорят, что очень много узнаешь о мужчинах, когда знакомишься с их женами. Я это понял и познакомившись уже после ареста Олега Семеновича Шенина с Тамарой Александровной Шениной, и познакомившись с женой Владимира Александровича Крючкова Екатериной Петровной (тоже после его ареста). Тамара Александровна и Екатерина Петровна — это два разных типа женщин, объединенных полным отсутствием какой-либо фанаберии, смелостью, стойкостью, умом, той глубокой, настоящей человеческой простотой, которая порождает и чуткость, и человеческую открытость, и внутреннюю твердость, и женскую верность, и очень многое другое.
С Олегом Семеновичем Шениным я встретился в эпоху, когда он был секретарем Центрального Комитета партии и членом Политбюро. Впечатляла открытость этого человека, его яростность, его неприятие горбачевщины, сочетаемое с полным отсутствием ретроградности. Ощущая неладное, Олег Семенович метался по своему кабинету и яростно впитывал мои аналитические выкладки. Потом подходил к аппарату спецсвязи, жал кнопки и говорил Крючкову: «Владимир Александрович, надо поговорить!»
В КПСС я вступил тогда, когда из нее бежали, сломя голову, наиболее чуткие карьеристы. И я вовсе не собирался смиренно и благородно тонуть на этом тонущем корабле. При всей моей влюбленности в то, что являл и являет собой подлинный коммунизм, я понимал дистанцию между этим коммунизмом и КПСС. Но считал, что сокращение этой дистанции и сопряжение огромной, отчасти уже выморочной, структуры, удерживающей страну, с подлинной коммунистической идеологией, — возможно. И что именно этим надо заниматься.
А еще я понимал, что если рухнет эта партия (отдельные представители которой, в частности, очень сильно прессовали мой театр в застойные годы), то сначала рухнет СССР, а потом начнутся такие мировые процессы, которые оформят на планете господство абсолютного зла. А значит, в любом случае надо не только спасать КПСС через возвращение ей наступательной коммунистической энергийности, но и спасать СССР, не допуская всевластия темных сил на планете.
Поэтому, вступив в партию, я сделал то, что и полагается делать активному члену партии. Я стал призывать к полноценному идеологическому обновлению, не имеющему отношения к горбачевскому перестроечному маразму. Я стал противопоставлять и оппозиционной хуле, и вялым огрызаниям на нее официоза — собственные представления о крайнем неблагополучии сложившейся ситуации. И когда на автомате говорится о том, что никто не предвидел краха СССР, то у меня возникает какое-то чувство неловкости. Потому что и в своих аналитических записках (которые были позже опубликованы), и в своих публицистических работах я не просто говорил о возможности этого краха. Я, если можно так выразиться, разбирал его анатомию и физиологию. И предлагал какие-то выходы из сложившейся ситуации.
Кому-то может показаться странным, но это не было отторгнуто партийными органами. Очень скоро на наши аналитические исследования и идеологические разработки (наши — это небольшой группы сплотившихся вокруг меня аналитиков) обратил внимание аппарат ЦК КПСС. И я убедился, что в этом аппарате много скромных, вполне интеллигентных людей, вопиющим образом не подходящих под клише «партийные мурла». Я убедился также в том, что из партии бегут именно «мурла». Их потом можно было наблюдать в окружении самых разных постсоветских бонз. В первую очередь Ельцина, но и не только.
Кстати, Ельцин был первым секретарем Московского горкома КПСС, и Прокофьев, занимавший в то время относительно скромный пост секретаря Исполкома Моссовета, с глубокой тоской интеллигентного человека смотрел на держимордно-хулиганские выходки тогдашнего Ельцина. Но я не могу сказать, что в окружении Ельцина были одни «высокомерные мурла». Кстати, и сам Ельцин был не лишен определенной психоаналитической сложности.
Что же касается людей, близких ему в горкомовский период, то я по понятным причинам могу делиться своими впечатлениями только о тех, кого уже с нами нет. Потому что совершенно не убежден, что мои позитивные оценки людей, продолжающих вращаться в нынешней политической орбите, окажутся этим людям полезны.
Юрий Алексеевич Беляков, скоропостижно скончавшийся в возрасте, когда открыты все политические перспективы, был вторым секретарем Московского горкома КПСС в тот период, когда Ельцин был первым секретарем. Потом он занимал высокую должность в Исполкоме Моссовета. Отношения Белякова с Ельциным были непростыми. Но они не носили со стороны Белякова ни форм заискивания перед Ельциным, оказавшимся успешным партийным выдвиженцем, ни чего-то диаметрально противоположного после опалы Ельцина. Беляков вел себя в отношении Ельцина очень достойно. И, как мне представляется, Ельцин это ценил. Беляков был человеком ярким, умным, порядочным, открытым, профессиональным, знавшим себе цену. И вполне возможны были варианты такого его политического восхождения, при котором иначе могли бы разворачиваться многие политические процессы.
Однако были и другие. Они сначала охраняли «чистоту партийной идеологии». А потом превратились в антикоммунистов и начали делать карьеру на постсоветских просторах. Вот такие партийные экземпляры и бежали из партии в конце 80-х. Но ведь далеко не все бежали с этого корабля. Я, конечно, могу обсуждать только своих немногочисленных знакомых, но подобных людей в партноменклатуре было немало. Они не думали лишь о карьере, как часто считают. Они были людьми, открытыми к диалогу, заинтересованными в деле, скромными, притом отнюдь не лишенными волевой политической мускулатуры.
Уже в 1989 году внимание к нашим разработкам породило то, что потом со злорадством обнаружил один из ельцинских соратников Рудольф Германович Пихоя, ставший сначала председателем Комитета по делам архивов при Совете Министров РСФСР, а позже руководителем Государственной архивной службы России, главным архивистом России, членом Комиссии по рассекречиванию документов. Этот специалист по древнерусскому покаянному праву и развитию общественно-политической мысли трудящихся на Урале обнаружил в рассекречиваемых архивах «особую папку Кургинян». И считал, что может убить этим обнаружением наповал меня как одного из антиельцинских публицистов.
Меня же факт этого обнаружения искренне обрадовал.
Во-первых, потому что в те далекие годы наличие подобной папки было хоть какой-то, пусть уже и не имеющей решающего значения, но всё же существенной «охранной грамотой», сдерживающей поползновения обычных спецслужб на установление спецотношений, категорически меня не устраивавших.
Во-вторых, потому что это позволяло обсуждать многие проблемы с опорой на информацию, обладание которой — без разоблачительного демарша Р. Пихоя — было бы трудно объяснимо.
На самом деле востребованность наших разработок началась после отчета о событиях в Закавказье, предварявших распад СССР. Я убедил тогда работников ЦК КПСС в необходимости сформировать альтернативную аналитическую группу, осмысливающую происходящее в регионе. Наши осмысления и их состоятельность, то есть быстрое подтверждение наших прогнозов, сильно впечатлили партийное руководство. И с той поры востребованность уже созданного тогда мною аналитического центра стала сильно смахивать на то, что часто называют «вверх по лестнице, ведущей вниз».
КПСС теряла позиции… Наш центр не уподоблялся крысам, бегущим с этого корабля… Вот и происходило то, что происходит, когда с интеллектуалами, отказавшимися от бегства и способными что-то предложить, начинают выстраивать всё более плотные отношения.
В конце перестроечной эпохи наша организация стала центром при Совете Министров СССР, по нашему поводу выпускались постановления правительства. Всё это вызывало бешенство оппонентов. Как бы то ни было, происходили и встречи наших аналитиков с правительством СССР, и такие же встречи с Политбюро.
Горбачев от присутствия на этих встречах отказывался. Поэтому председательствовал Геннадий Иванович Янаев. На одной из таких встреч я наблюдал за поведением Владимира Александровича Крючкова, который со свойственным ему непроницаемым видом заслушал мой доклад о готовящихся эксцессах в Москве, а потом спросил: «А почему Вы думаете, что эти эксцессы будут протекать по румынскому, а не по венгерскому варианту?»
Напоминаю, Владимир Александрович был помощником Юрия Владимировича Андропова в течение очень долгих дет. Находился он с Андроповым и в 1956 году во время венгерских событий (Андропов был тогда советским послом в Венгрии). В Венгрии был организован кровавый антисоветский переворот, подавленный вошедшими туда советскими войсками. И те, кто наблюдал этот переворот со всеми его жестокостями, были впечатлены происходившим на всю оставшуюся жизнь.
Этой встречей и столь же неглубокими соприкосновениями, которые ничего не могут поведать о достаточно закрытом человеке, ограничивается мое знакомство с Крючковым на период его нахождения во власти. Потом Крючков был арестован, как и Шенин, по делу ГКЧП. А потом они вышли из тюрьмы. И Олег Семенович убедил меня взять своими советниками вышедших из тюрьмы Владимира Александровича Крючкова и Олега Дмитриевича Бакланова. Связано это было в том числе и с тем, что постсоветская власть посадила тех ГКЧПистов, которые не обзавелись частным семейным бизнесом, фактически на голодный паек. Реальный. Это продолжалось недолго. Но, как говорится, из песни слов не выкинешь.
Олег Дмитриевич Бакланов — еще один высокий партийный работник советской эпохи, обладавший всё теми же качествами, которые трудно сейчас обнаружить в высоких административных коридорах. Я имею в виду интеллигентность, ум, скромность, бескорыстие, твердую убежденность в том, что нужно думать о деле, а не о себе. Поразительно приятное впечатление производила ныне покойная жена Олега Дмитриевича Лилия Федоровна Бакланова. По-настоящему глубокого взаимодействия с Олегом Дмитриевичем у меня не было.
А вот Владимир Александрович Крючков, оказавшись в составе нашего аналитического центра, проявил твердое желание строить самые серьезные отношения. Он постоянно обсуждал с нами ситуацию. Присутствовал на всех заседаниях нашего клуба «Содержательное единство». Был завсегдатаем нашего театра, участником всех узких политических совещаний, наших международных конференций. В итоге он стал для меня всерьез близким человеком. Владимир Александрович умер в 2007 году, ненадолго пережив свою жену. И до последних недель своей жизни Владимир Александрович, уже будучи сильно востребованным постельцинской властью, находился в постоянном диалоге со мною, моими соратниками, нашей организацией.
Крючков жил тем, что называют «большая стратегическая игра». Есть люди, которые, потеряв положение, сразу тускнеют, теряются. Но это не о Крючкове. Все годы нашего знакомства он носил одно и то же пальто из прочного долгоживущего материала. И был глубочайшим образом безразличен ко всему, кроме этой самой большой стратегической игры. В быту проявлял почти монашескую скромность. Никакие соблазны постсоветской жизни никоим образом не воздействовали на Крючкова. Крючков понимал, что он продолжает участвовать в игре. Он хотел в ней участвовать. И он реально участвовал. За несколько дней до смерти ему принесли газету с коллективным письмом, в котором выражалось беспокойство по поводу нечуждых Крючкову спецслужбистских кланов. Крючков был одним из тех, кто поставил подпись под этим письмом. Газету «Завтра» с напечатанным коллективным письмом привезла на квартиру Крючкова моя ближайшая соратница. Крючков прочитал публикацию. Он уже с трудом шевелил губами. Прочитав, Крючков сказал: «Всё-таки мы их переиграли». И сказано это было буквально на краю могилы.
Мне приходится знакомить читателя с этим автобиографическим пунктиром, конечно же, очень выборочным. Иначе будет совсем непонятно многое из того, что содержит моя оценка ГКЧП. Эту оценку я вынужден складывать из высказываний людей, которых уже нет в живых. Тут я могу называть людей, которые что-то говорили, находясь со мной один на один. Хотя бы потому, что воспроизведенное не может им повредить. Тем более что приводимые мною высказывания ну уж никак этих людей не компрометируют. Скорее, наоборот.
Кроме таких высказываний, мне придется говорить о моих необязательных «снах», которые я когда-то увидел. Я использую эту метафору в тех случаях, когда речь идет о живых людях, чьи высказывания я не имею права задействовать напрямую. Если эти люди захотят, они сами это сделают. А если не хотят, то как я могу что-то делать за них? Тем более что я этих людей глубоко уважаю.
Итак, сначала о тех, кто уже находится по ту сторону.
Незадолго до своей кончины Владимир Александрович Крючков, с которым мы в моей библиотеке вдвоем пили чай и беседовали, сказал: «В 1979 году было одно совещание на самом верху. Оно касалось того, надо ли объединять ФРГ и ГДР. Я был против такого объединения. И это вызвало очень острую негативную реакцию. Придя домой, я сказал Кате: «Катя, а ведь меня, наверное, убьют».
Нужно было знать Владимира Александровича и Екатерину Петровну для того, чтобы понять, что должно было случиться, чтобы Владимир Александрович сообщил Екатерине Петровне хоть какую-то служебную информацию. Да еще и такую.
Крючков был уже достаточно сильно болен. Я понимал, что эта болезнь не сказалась на мышлении Владимира Александровича. Но тем не менее рискнул задать уточняющий вопрос (что делал крайне редко). Разумеется, было понятно, что речь идет о совещании с участием Андропова. Но поскольку это не было сказано напрямую, то я спросил Владимира Александровича: «Это совещание произошло в 1979-м или в 1989-м?» Владимир Александрович с изумлением посмотрел на меня и сказал: «Конечно, в 1979-м» (мол, иначе не было бы темы для обсуждения).
А потом Владимир Александрович добавил: «В 1982-м шеф (он имел в виду Андропова) стал государственным лидером. И предложил мне как руководителю Первого главного управления КГБ СССР возглавить всё, что касается отношений между ФРГ и ГДР. А я позволил себе отказаться». Я спросил Крючкова: «А почему Вы отказались?» Крючков ответил: «А потому что всё уже было схвачено». Я спросил: «В каком смысле — схвачено?» Крючков ответил: «В какой кабинет ни войдешь, все говорят о том, что ФРГ и ГДР надо объединять».
Почему Крючков сказал мне об этом? Потому что прекрасно понимал, в чем состоял андроповский замысел перестройки, продолженный Горбачевым, породивший ГКЧП и крах Советского Союза. Андроповский замысел состоял в том, чтобы разрушить советскую коммунистическую систему. Но это разрушение лишало государство идеологических скреп. А коли так, то в каком-то смысле скреплять государство должна была относительная близость крупных этнических массивов — русского, белорусского, украинского. Поэтому менее созвучные этнические группы — среднеазиатская, кавказская (Прибалтика вообще особый вопрос) — должны были быть отделены. А оставшиеся группы — соединиться в такое как бы демократическое и как бы буржуазное государство, которое могло бы полноценно войти в Европу. И стать там главным государством — с самым большим населением, колоссальным количеством ядерного оружия, огромными сырьевыми ресурсами. Войдя таким образом в Европу, наше государство в андроповской редакции должно бы было построить особые отношения с объединенной Германией и мягко вытеснить за счет этого США.
Было совершенно ясно, что такая андроповская схема уходит корнями в то, что можно назвать отредактированной позицией Коминтерна. И в этом смысле нить тянется от Куусинена к Андропову и от Андропова к Горбачеву. Но, по существу, тут важно даже не это, а то, что КПСС в этой схеме места нет, она лишняя. А вот КГБ, построивший разветвленную сетевую псевдодемократическую структуру, состоящую из своих агентов, мог бы иметь решающее значение. В чем-то это напоминает то, что описано в произведении Ильи Эренбурга «Трест Д. Е.» (Д. Е. — это «даешь Европу»).
Разделял ли эту схему Крючков? Не думаю. Иначе он бы не протестовал против объединения ФРГ и ГДР. Крючков занимал при Андропове какое-то странное место. Он был близок с Андроповым. Но одновременно всё, что он говорил об Андропове, пронизывал какой-то парадоксальный, до крайности уважительный скептицизм.
В том, что касается отношения к Андропову, Крючков очень сильно отличался хотя бы от того же Павла Павловича Лаптева, близкого к Крючкову, умного и цельного человека. Павел Павлович, насколько я могу судить по его высказываниям на дне рождения Крючкова, просто и однозначно, что называется, всей душой любил Юрия Владимировича. А Крючков относился к Андропову гораздо более сложно. Хотя и, подчеркну еще раз, с предельной уважительностью. Но, повторяю, к этому примешивалось что-то другое.
Но если рассказанное Крючковым содержит в себе не только частную информацию, но и указание на вектор большой игры, то этот вектор состоял в том, чтобы войти в Европу, отбросив так называемый «балласт», трудно сочетаемый этнически и конфессионально. Да еще и имеющий бурное демографическое развитие. А ну как при таком развитии выборы, которые окажутся необходимыми, дадут прискорбный результат и выбранный руководитель провозгласит: «Аллах Акбар!»? Какое тогда вхождение в Европу? Да и как вводить в нее такой контингент, если даже Турцию не вводят?
А теперь от дел минувших к тому, что является полноценной злобой дня.
На ежегодной прямой линии президент России Владимир Владимирович Путин сказал: «Восстанавливать Советский Союз невозможно и бессмысленно по целому ряду причин, даже нецелесообразно, имея в виду, скажем, демографические процессы в некоторых республиках бывшего Советского Союза. Иначе мы можем столкнуться и с социальными вопросами, которые будет невозможно решить, и даже с некоторыми вопросами размывания государственнобразующего этнического ядра».
Назвать такую позицию однозначно близорукой я бы не решился.
А то, что отделенными оказались относительно близкие в этническом смысле Белоруссия и Украина, — последствия того срыва резьбы, который, конечно же, не предполагался Андроповым и его ближайшими соратниками. Но главное не в этом, а в том, что ни о каком вхождении в Европу говорить не приходится. Что Германия несамостоятельна. Что выстроен восточно-европейский кордон, не позволяющий Германии и России слиться в политическом экстазе. Что уже приняты поправки в Конституцию, которые никакого такого слияния не предполагают. И усиливают расхождение Европы и России.
И вот тогда возникает вопрос: что дальше? Иначе говоря, какой демографический и иной потенциал нужен для существования в формирующемся мире? Вряд ли мы хотим быть наравне с одной из китайских провинций. И вряд ли нашим интересам отвечает то, что сейчас произошло в Афганистане.
Но за несколько десятилетий нахождения в политике и пристального наблюдения за политическим процессом с расстояния, которое нельзя назвать совсем уж далеким, я убедился в том, что андроповская идея, наследующая идеи других политиков, таких, как Куусинен, очень мощно господствует над умами наследников. Особенно если это наследники по линии КГБ.
Но и в других случаях мы наталкиваемся на сходное. Россия не осмыслила для себя невхожденческих возможностей существования на постсоветских обломках. А вхожденчество однозначно предполагало и перестройку, и ГКЧП, и развал Союза.
Юрий Анатольевич Прокофьев в своем развернутом интервью говорит о том, что ГКЧП подготовили два генерала КГБ. И, как мне представляется, я понимаю, кого он имеет в виду. Это советники Владимира Александровича Крючкова, один из которых уже покинул здешний мир. А другой не без внутреннего трагизма наблюдает за происходящим.
Но, во-первых, хотелось бы рассмотреть данную позицию более внимательно. И, что называется, под политическим микроскопом. В частном разговоре со мной Владимир Александрович Крючков комментировал такую позицию следующим образом: «Когда мы пришли к шефу (имеется в виду Андропов), лежащему в больнице после «первого звонка» (имелось в виду серьезное заболевание), то шеф сказал, что он впервые написал стихотворение. И протянул нам бумажку, на которой было написано:
«И постигаешь истину конкретно,
Когда вдруг сядешь голым задом на ежа».
Как мне представляется, Андропов иронизировал над своей ситуацией, адресуясь к работе Эвальда Васильевича Ильенкова «Диалектика абстрактного и конкретного в „Капитале“ Маркса». Но, может быть, я ошибаюсь. Впрочем, это не так уж важно. Гораздо важнее другое. Процитировав это стихотворение, Владимир Александрович сказал, что народ постигнет истину конкретно, сев на ежа гайдаровских реформ.
Два генерала, о которых, по-видимому, говорит Юрий Анатольевич (впрочем, ему виднее), предполагали как раз такое конкретное постижение истины через соприкосновение с ежом гайдаровских реформ. Коммунисты после ГКЧП уходят в тень. Страна сбрасывает балласт и начинает переходить к капитализму и демократии. А переход этот осуществляется с такими уродствами и издержками, которые вполне отвечают образу усаживания на ежа. Постигнув истину подобным болезненным способом, народ осуществляет реставрацию социализма с опорой на противостоящий «ежеподобным» реформам демократически избранный Верховный Совет.
Этот план можно назвать жестоким. И такая оценка его правомочна. Но какие другие планы могли быть у генералов, сколь угодно сочувствующих КПСС в 1991 году? Горбачева надо было снимать где-нибудь в 1988-м. Снимать и судить вместе с его основными подельниками. Потом было поздно. Как говорил главный подельник Горбачева А. Н. Яковлев, «мы сломали хребет партийному аппарату». На что должен был опираться этот аппарат? На силовые структуры, которые должны были буквально залить страну кровью и — что ей предложить?
Страну свели с ума мифом о неограниченном благосостоянии всех и каждого в условиях перехода к капитализму. Может быть, кто-то забыл об этом. Но не те, кто обожжен той эпохой. Они, как говорил Блок, «забыть не в силах ничего». И я — один из обожженных. Я помню это коллективное сумасшествие. Через двадцать с лишним постсоветских лет я столкнулся с молодежью, исковерканной постсоветским капитализмом. С истерзанными беженцами. С молодыми людьми, говорившими: «Из моего класса я один жив, остальные в могиле». С травмами, порожденными постсоветским бытием.
И мне начинает казаться, что самое беспощадное насилие, самая большая кровь, хоть бы и «сталинская», были бы меньшей бедой, чем это истребление целого поколения с передачей теми, кто от него остался, всего накопленного негатива собственным детям и далее. Но кто должен был лить эту кровь? Андроповский КГБ? Военные, обсуждавшие на своих съездах только собственное социальное положение? Все уже хотели капитализма. А если бы его отняли, пролив большую кровь, то в памяти осталось бы по поводу этого капитализма только одно — что капиталистическое счастье было так возможно, так близко… И выбить это из сознания не смог бы никто.
А вот почему провалилась операция «Ёж» — это отдельный вопрос. Провалилась она на референдуме 1993 года, когда народ, уже севший на ежа, и именно так, как описано в стихотворении Андропова, то есть по полной программе, проголосовал за продолжение в целом именно этого удовольствия. А дальше, опираясь на это голосование, кровь начали проливать не ГКЧПисты, не КГБ и армия, а Ельцин сотоварищи.
Могли ли комитетские генералы предположить, что операция «Ёж» породит столь прискорбное состояние дел? Да, они могли бы это предположить, если бы в деталях освоили всё, что касается теории регресса, поведения травмированных регрессивных сообществ. Но они изучали другие теоретические источники. В которых говорилось о неизбежности перехода от революции к реставрации. «Какой еще регресс?» — спрашивали меня ревнители операции «Ёж» в 1993 году.
Вот еще один из моих разговоров с Крючковым, состоявшихся незадолго до его смерти. Владимир Александрович вдруг сказал мне за чашкой чая: «20 августа ко мне пришли ребята (Владимир Александрович не собирался давать более развернутого описания, кто именно к нему пришел) и сказали: «Владимир Александрович, если Вы дадите свое согласие, то будет сделано следующее. Мы сейчас прикончим всех, кроме Вас, членов ГКЧП и Горбачева с его подельниками. Потом мы расстреляем всю эту шваль, собравшуюся вокруг Белого дома, и сделаем Вас диктатором. В противном случае мы умываем руки».
Крючков, конечно же, отказался. Он не был бы Крючковым, если бы не отказался. Поразительным образом вся комитетская верхушка состояла из людей, наделенных очень многими добродетелями. Людей способных и даже мужественных. Единственное их плохое качество заключалось в том, что они были хорошими людьми в полном смысле этого слова. Возможно, пришедшие к Крючкову «ребята» были другими, похожими на Судоплатова и Берию, а возможно, они были провокаторами. Но Крючков не был ни Берией, ни Судоплатовым. И все, кто его окружал, и вся верхушка КГБ была другой. И хотела другого.
Во время этого своего рассказа Крючков сильно переживал. Он уже понимал, что всё идет куда-то совсем не туда. Рассказав мне эту историю, он добавил: «В 1983 году шеф приехал ко мне в Ясенево (я был тогда начальником ПГУ). Мы с ним ходили по дорожкам, и он спросил меня: „Володя, как ты думаешь, будет ядерная война?“ Я ему ответил: „Пока есть СССР, ее не будет“. Потом шеф уехал, а я подумал: „Почему я так казенно сказал?“ А теперь я думаю — может, я тогда сказал правильно?»
Как мне представляется, даже если бы Крючкову какой-нибудь волшебник показал, что либо он послушает «ребят» и зальет страну кровью, либо будет мировая ядерная война, то Крючков всё равно не мог бы дать согласие на физическую ликвидацию всех своих соратников по ГКЧП. Берия дал бы такое согласие. Но Крючков — это не просто не-Берия, это анти-Берия.
В завершение — о том, что имею сейчас право описывать только как свои «сны».
Сон № 1 — весна 1991 года. Я нахожусь на гастролях в Ленинграде и вижу по телевизору в новостной программе, как по взлетной полосе ходят Горбачев и Янаев, и как Янаев, размахивая руками, что-то говорит Горбачеву. Это мой сон? Или кто-то может вынуть данную передачу из архива и показать ее? Было бы не лишним.
Сон № 2 — я возвращаюсь в Москву, и близкий мне человек говорит, что Янаев сдал всех участников этого первого ГКЧП, и что один из этих участников уничтожил при человеке, который мне это рассказывает, мои бумаги со словами: «Вот, видимо, посадят… Не хочу подставить Сережу». Потом оказывается, что Горбачев вызвал всех, кто считал, что с ними расправятся за первую попытку ГКЧП, и объявил: «Я, как Иисус Христос (так и сказал), всех вас прощаю. А чрезвычайное положение будете готовить под моим руководством». Это тоже, конечно же, мой сон. А как иначе!
Сон № 3 — крупный предприниматель позднесоветского периода, близкий к Валентину Ивановичу Щербакову, первому заместителю премьер-министра СССР, продвигает концепцию, согласно которой ГКЧП должен сделать президентом СССР Бориса Николаевича Ельцина, который власть удержит. И всем, кто посягает на развал окормляемой им державы, как следует надерет задницу. Далее эта концепция начинает рассматриваться всерьез, происходят соответствующие переговоры (кстати, объясняющие странность поведения Ельцина в первые часы существования ГКЧП). Затем оказывается, что одно из лиц, отвечавших за реализацию этой концепции, находится в специфическом психофизиологическом состоянии, а другие лица временно парализованы и выведены из игры теми или иными способами, не имеющими под собой подобной временной психофизиологической недееспособности. Это и впрямь мой сон, моя выдумка?
Сон № 4 — перед августом 1991 года создается Союз партийных организаций городов-героев. Эти партийные организации вырабатывают общую позицию и договариваются о том, что будут ориентироваться на Московскую партийную организацию и на материалы, близкие ей по духу, такие, как новая программа развития страны и новая программа партии. Конечно, это мой сон.
Но поскольку Юрий Анатольевич Прокофьев — и я считаю это крайне положительным — уже рассказал о готовившемся на несостоявшемся XXIX съезде снятии Горбачева, то у этого снятия должен был быть какой-то механизм. Какой же? Если не тот, который мне приснился, то какой? И как мой сон связан с реальностью? А если он как-то с нею связан, то роль ГКЧП — понятна? Не допустить съезда, снятия Горбачева, а заодно и ревизии партийных финансов. Последнее вовсе не маловажно. Так это мой сон № 4 или как?
Я всерьез считаю, что Юрий Анатольевич Прокофьев гораздо лучше меня знает, что именно готовилось на XXIX съезде. И кого именно готовили на место Горбачева. Кроме того, вряд ли стоило бы самому Юрию Анатольевичу говорить, что готовили его. Да вопрос и впрямь был очень запутанный. Кандидатов было много. Но как именно осуществлялась подготовка к снятию Горбачева? Какие совещания, сборы, переговоры предвещали это снятие? Ведь без подобной подготовки вопрос о снятии повис бы в воздухе, и Горбачев утвердился бы в качестве партийного лидера на XXIX съезде так же, как он утвердился на XXVIII, притом что вопрос его отставки к XXVIII съезду уже не просто назрел, а чудовищным образом перезрел.
Завершить этот юбилейный мозаичный анализ ситуации с ГКЧП мне бы хотелось личным воспоминанием, про которое я хотя бы могу сказать, что оно по преимуществу не является моим сном.
18 августа 1991 года я приезжаю в Москву. Я приезжаю потому, что должен выступить по Первой программе Центрального телевидения вместе с Владимиром Ефимовичем Орловым, который с 7 марта 1991 года по 28 августа 1991 года был министром финансов в правительстве Валентина Сергеевича Павлова. Мы беседуем под камеру о ситуации в стране. Я говорю, что лобовое насилие с задействованием силовых структур для преодоления кризисной ситуации уже не является самодостаточным. Что нужны политические решения (тут я намекаю на XXIX съезд). А всё остальное, взятое в отрыве от политики и идеологии, будет контрпродуктивно. Орлов со мной соглашается.
Почему я об этом ему говорю? Потому что за несколько часов до этой беседы я нахожусь в кабинете Олега Семеновича Шенина. И Олег Семенович впервые за наше знакомство заказывает в буфете два бутерброда с вареной колбасой и две рюмки водки. Всё это приносят. Олег Семенович предлагает мне чокнуться и произносит: «Ты должен знать, что я офицер, человек чести и выполню свой долг». Я отвечаю: «Олег, не темни — что вы гоношите? Это плохо кончится». Олег Семенович повторяет: «Ты должен знать, что я офицер и выполню свой долг».
Потом телевизионная передача. А вечером, как мне, наверное, приснилось, мне позвонили и попросили не уезжать из Москвы.
Ну, а теперь последнее.
Уже в двухтысячные годы, в связи с годовщиной снятия Хрущева, мне позвонили с «Эха Москвы» и предложили обсудить это снятие вместе с Александром Николаевичем Яковлевым и Радой Никитичной Хрущевой. Я понимал, что никакой Рады Никитичны не будет, и что Александр Николаевич почему-то решил впервые со мной побеседовать и выбрал такой формат осуществления этой идеи. Помнится, что еще на передаче Александр Николаевич, глядя мне в глаза и понимая, что я его понимаю, сказал, что Михаил Андреевич Суслов за день до снятия Хрущева поручил ему подготовить некий текст, который должен был быть озвучен после снятия. И что Александр Николаевич напечатал этот текст и пошел в ЦК. Глядь — а там какие-то войска, по-моему, он сказал о десантниках. Сообщив об этих войсках, Александр Николаевич сказал (цитирую по памяти): «Я подумал: а если снять Хрущева не удалось, и это он вызвал войска — меня же расстреляют». То есть Александр Николаевич зачем-то захотел засветить свою реальную «политическую прописку», сказав, что он очень верный сусловец, которому можно было поручать столь секретную операцию. То есть «тот еще» либерал.
После этого разговор предсказуемо перешел на ГКЧП (для этого и понадобилось танцевать от печки под названием «снятие Хрущева»). И я рассказал вкратце то, что излагаю в этой статье. Конечно же, в гораздо более сжатом виде, хотя и то, что я излагаю, сжато донельзя. Но Александр Николаевич всё понял.
Потом в коридоре он мне сказал: «Ну вот, ты мне испортил конец жизни. Я теперь слишком многое должен переосмыслить. Я его спросил: «А что нового я мог сказать такому осведомленному человеку, как Вы?» Александр Николаевич ответил: «Ты мне сказал, что там были не все такими чудаками на букву «м», как я их считал. А я считал их именно такими чудаками на букву «м».
Я удивился: «Но ведь в узких кругах широко известно, что такие-то хотели поставить Ельцина, а такие-то…»
Александр Николаевич прервал меня: «Сергей, ГКЧП руководили не такие-то и такие-то. Им руководил один человек — Крючков. Я считал его полным чудаком на букву „м“. А из того, что ты рассказал, я понял, что ошибался. И это очень обидно».
Вскоре Александр Николаевич умер.
Потом умер Владимир Александрович.
Люди уходят, а игра продолжается.
https://rossaprimavera.ru/article/a9a05d0d
04.08.2021 Украина нападет на Донбасс, а ЕР провалится на выборах?
Вакцинаторский «блицкриг» закончится катастрофой
Сергей Кургинян / Газета «Суть времени» №441 / 4 августа 2021
Цитата из к/ф «Призрак свободы». Реж. Луис Бунюэль. 1974. Франция, Италия
Каждый год на протяжении трех месяцев — июня, июля и августа — я постоянно нахожусь в Александровской коммуне. И никуда оттуда не уезжаю, если не возникает тех или иных чрезвычайных ситуаций. Надеюсь, что чрезвычайных ситуаций в ближайшее время не возникнет. Хотя — кто знает.
Я неоднократно предупреждал, что господин Зеленский, в котором кто-то видел чуть ли не примирителя, на самом деле является еще более злобным мерзавцем, чем Порошенко. И, к сожалению, я оказался прав. Зеленский осуществил кадровые перестановки в силовых структурах. И направленность этих перестановок совершенно очевидна.
Теперь украинскими силовиками руководят люди хищные, опасные и полубезумные. Они готовы выполнить приказ неадекватного человека, цепляющегося за власть. И развязать кровавую бойню в Донбассе. Развяжут ли они ее, зависит только от прихоти бывшего комика и директив колониальной администрации, осуществляющей на Украине стопроцентное внешнее управление. А поскольку налицо не только замена вялых военных руководителей на полубезумных хищников, но и замена силовиков, ориентированных на США, на силовиков, ориентированных на Великобританию, то ситуация вполне тревожная.
Конечно, Великобритания неукоснительно выполняет решения Вашингтона и является самым преданным сателлитом США. Но это специфический сателлит из разряда тех, которые обменивают свою избыточную преданность на право находиться на переднем крае борьбы с так называемыми силами зла. С каждым месяцем становится всё более очевидно, что Байден в каком-то смысле отчасти утихомирился. И это произошло под воздействием специальных успокоительных средств, предоставляемых ему неким господином Керри. Что же касается самого этого господина, то он убежден в том, что получать дары от различных исчадий ада намного интереснее, чем ввязываться в конфликты с непредсказуемым результатом.
Но с каждым месяцем становится всё очевиднее и то, что Великобритания явно не разделяет такой подход господина Керри. И что она стремится к обострению ситуации на всех направлениях, прежде всего во всем, что касается неотменяемого украинского безумия.
Так что нет никакой надежной гарантии того, что это безумие не разыграется в ближайшие месяцы. Но будем надеяться, что здравый смысл всё же возобладает, и что американское руководство, вожделеющее разнообразных даров, приносимых теми или иными исчадиями ада, удовлетворится этими дарами. А также по уши увязнет в собственных внутренних проблемах. В этом случае человечество получит необходимую отсрочку. А лично я смогу завершить свои летние александровские проекты.
К сожалению, мне не удается насладиться сельскими радостями, даруемыми нынешним местонахождением. Вместо этого приходится работать с утра и до поздней ночи сразу по нескольким направлениям.
Во-первых, не так-то легко понять, существует ли полноценная современная научная база, позволяющая осуществлять борьбу со злоключениями типа ковида иначе, чем это делается сейчас тем медицинским сообществом, которое продолжает упорствовать, навязывая свою панацею вопреки всему, что вызывает наше оправданное беспокойство.
Во-вторых, загадочное упорство, с которым почти весь мир ухватился за средства, демонстрирующие свою сомнительную эффективность, тоже должно быть осмыслено надлежащим образом. А это совсем не так просто, как кажется. Легко сказать, конечно, что это упорство (глобальное, всеобщее) вызвано директивами инопланетян или происками князя тьмы. Я даже не хочу иронизировать по поводу таких утверждений, потому что всё происходящее, мягко говоря, слишком экстравагантно. Но мой долг светского человека и профессионального аналитика в том, чтобы обнаружить нечто более бесчеловечно-человеческое. А обнаружить это трудно, потому что оно достаточно сложно устроено и вовсе не желает потворствовать такому обнаружению.
В-третьих, я постоянно должен помогать дооформлению Александровской коммуны. За восемь лет ее численность возросла в четыре раза. Коммуна сумела доказать свою эффективность сразу на нескольких направлениях. В каком-то смысле она на сегодня представляет собой нечто более амбициозное, чем все могучие общинные начинания типа израильских кибуцев или разного рода западных социалистических кооперативов. Но для того, чтобы такие амбиции Александровской коммуны оказались по-настоящему реализованы, нужны огромные усилия.
В-четвертых, я выпускаю новый спектакль и намерен показать его московскому зрителю в случае, если это позволят сделать грядущие ковидные судороги. А ну как обнаружится еще одна мутация ковида под названием уже не «дельта», а, скажем, «альфа и омега»? Тогда на время все мои культурные начинания окажутся локализованы в Александровском. Но будем надеяться, что этого не произойдет.
И наконец, в-пятых, в связи с ковидным запретом на крупные летние школы, которые для нас всегда были очень важны, мы провели дистанционные совещания с некоммунарским активом «Сути времени». И определили стратегию на ближайшие годы. Вот это я хотел бы обсудить хотя бы пунктирно.
Вскоре движению «Суть времени» исполнится десять лет. И каждый год раздавались надрывные вопли по поводу того, что это движение слилось, самоликвидировалось, распалось и так далее.
На самом деле движение (говорю абсолютно честно) продемонстрировало невероятную волю к жизни. Не пренебрегая никакими временными попутчиками и симпатизантами, члены движения изначально сделали ставку на то, что костяк движения должен состоять из людей, осуществляющих регулярную практическую работу, причем немалую. Работать так в течение десяти лет совершенно бескорыстно и неся на себе груз тягот современной жизни — ох как непросто. Движение изначально состояло из семейных людей, по преимуществу в возрасте от 25 лет и больше. За десять лет у этих людей возникли еще большие проблемы. И они повзрослели. Вся нынешняя атмосфера такова, что бескорыстные серьезные трудовые усилия взрослых людей, направленные не на улучшение своей жизни, а на что-то другое, рассматриваются как разновидность странного безумия. Окружающие ждут, что члены движения остепенятся, наконец, и оправданным образом отпадут. А они этого не делают.
Конечно, кто-то остепеняется и отходит. Но остепеняются и отходят совсем немногие. А в движение приходит молодежь. Так сказать, комсомол. И ежегодные вопли по поводу того, что «Суть времени» слилась, ушла с политической сцены, с каждым годом становятся всё более натужно-неубедительными. Где-то, в каких-то регионах, имеет место простое выстаивание тех или иных региональных структур «Сути времени». А где-то, в том же Донецке, например, — результаты неизмеримо более убедительные.
В любом случае, на десятом году своего существования у движения:
- есть газета, предлагающая своему читателю уже четырехсотые номера;
- есть информационное агентство, мягко говоря, далеко не беспомощное и явно набирающее обороты;
- есть коммуна с очень большими успехами;
- есть различные периодические издания — «Исторические тетради» и так далее;
- и есть кадровый актив, как поселенческий, коммунарский, так и непоселенческий.
Этот актив проявляет упорное постоянство в том, что касается всех видов нашей деятельности. И он вдобавок занимается, тоже достаточно упорно, тем самообразованием, которое было заявлено в качестве одного из приоритетов движения сразу же после создания нашего учебного центра «Школа высших смыслов».
Сегодняшний активист движения иначе подключен к культуре, чем это было 10 лет назад. У него другой аналитический и мировоззренческий кругозор. И его способность осуществлять общественную работу намного выше, чем раньше.
А еще есть, повторяю, поселение с его результатами, Донецкая миссия и многое другое.
И как-то, знаете ли, совсем уж неубедительно звучат дежурные слова по поводу того, что эти самые сутевцы треклятые слились, исчезли, выдохлись и так далее. Видимо, к прискорбию нашему (я подчеркиваю — к прискорбию), «Суть времени» по-прежнему остается самым крупным из неформальных, подчеркиваю, общественно-политических движений.
Почему я говорю о том, что такая констатация является для нас прискорбной? Потому что все мы были бы рады обнаруживать ростки какой-то новой, трудовой, настойчивой и убедительной общественно-политической активности — столь же бескорыстной, достаточно массовой, упрямой и так далее. Наверняка эти ростки есть, но их не так много, как хотелось бы. И на то есть причины, которые надо обсудить после того, как будет обсуждено самое актуальное.
Самым же актуальным является, безусловно, приближающаяся кампания по выборам в Государственную думу и то, что власть с беспокойством описывает как рост упорных антивакцинаторских настроений.
С самого начала своего существования «Суть времени» заявляла, что она не является партией парламентского типа. Что ее задача — отстаивание определенных ценностей и противодействие государственной деструкции, она же перестройка-2.
Эту свою заявку «Суть времени» подтверждает постоянно.
Мы желаем успеха всем патриотическим политическим партиям, борющимся за голоса избирателей.
Мы сделаем всё возможное для того, чтобы выборы были честными и открытыми.
Мы продолжаем противодействие очевидно разрушительным силам, находящимся под иностранным патронажем.
Но участие в парламентских выборах с момента зарождения движения и по сию пору нами не осуществляется. Оно и не предполагалось. Мы разъясняли причины такого подхода к общественно-политической деятельности в целом ряде своих документов. Возможно, что в условиях большой беды и очередного перестроечного безумия, которое, надеюсь, не состоится, нам придется нарушить этот зарок. Но он для нас является не просто важным, а основополагающим.
Помимо прочего, мы убеждены в том, что наиболее опасные эксцессы, которым придется противостоять, развернутся, скорее всего, в 2022–2023 годах. И что главное обострение произойдет, по понятным причинам, в 2024 году.
Возможно, что враги навяжут процессу определенное ускорение. Если это состоится, наша стратегия изменится надлежащим образом. А пока мы готовимся, готовимся и готовимся к предстоящему обострению. Укрепляем ряды, уплотняем структуры, совершенствуем подготовку людей и так далее.
Именно обсуждение этой стратегии подготовки, причем детальное, и проводилось этим летом на дистанционной основе в Александровском, где поселенческий актив вел политический диалог с активом непоселенческим. Такие достаточно трудозатратные долговременные дискуссии будут продолжаться и в дальнейшем. И никакой ковид их не остановит.
В чем результаты этой дискуссии, диалога, полемики, братского выяснения отношений и так далее? Решено покончить окончательно, на десятом году движения, с романтической порывистостью, свойственной всем начинающимся движениям, и перейти к еще более трудовому, дисциплинированному существованию, которое только и позволяет движению пытаться выходить на новые рубежи.
Я не буду здесь вдаваться в частности. Скажу о главном.
В современном мире, частью которого является современная Россия, очень трудно создать то движение, которое мы хотим. А то движение, которое мы хотим создать, должно быть гипердисциплинированным, проникнутым духом постоянного самопреодоления и аскезы, духом сплоченности и солидарности, духом коллективизма и отречения от всякой эгоистичности, от всякой самовыраженческой капризности. Оно также должно быть проникнуто настоящей, а не показной, моральностью и духовностью. Так вот, в современном мире создать такое движение фактически невозможно. Мир слишком разболтан, капризен, индивидуалистичен, деградантен и так далее. Это не начало XX века.
Ну так вот… Раз так, то и нужно делать невозможное. Причем нужно не только говорить о невозможном, а именно делать его. Что мы и делаем, прекрасно понимая при этом, что шансы на успех крайне малы, и будучи исполнены решимостью реализовать эти, и впрямь предельно малые, шансы.
Мы упорно идем к этому, постоянно развиваясь, действуя, а не уходя в подготовительное самосокрытие. Мы уже прошли часть пути и намерены пройти его до конца, преодолевая огромные препятствия. Которые с каждым годом будут нарастать. И мы это тоже прекрасно понимаем.
Чем разболтаннее и расхлябаннее становится современная жизнь, тем жестче, сплоченнее и аскетичнее должно становиться наше движение. Это вытекает из всей доктрины «Сути времени», из всех реальных шагов, осуществленных нами в предыдущие годы.
Хотите называть это сектантством — называйте. Но на самом деле сектантство нам глубоко отвратительно. И это отвращение к сектантству я лично как лидер движения всегда стремился положить в основу бытия нашей организации. Убеждая членов организации в том, что они должны исповедовать не просто отторжение сектантства как такового, а некое антисектантство, основанное на бдительном и бережном отношении ко всему, что касается инициативы, свободы общественного творчества и человеческой свободы вообще.
Да, это всё трудно сочетаемо с аскезой и дисциплиной. Но только при обеспечении такого синтеза может возникнуть полноценное сопротивление губительному мировому процессу. А «Суть времени» создана именно для такого сопротивления, необходимость которого стала теперь яснее во сто крат после ковида и цифровизации.
Руководя теми или иными формальными и неформальными коллективами на протяжении пяти десятков лет, я никогда не осуществлял этого руководства в случае, если мой авторитет не был не только высок, но в каком-то смысле даже избыточен. И я всегда охранял самобытность и уникальность тех, кто входил в руководимые мною коллективы.
Это касалось всего, включая, между прочим, пресловутый ковид, к политическому обсуждению которого я перехожу, поскольку именно его соотношение — ковида этого треклятого — с грядущими выборами и является наиболее актуальной частью российского внутриполитического процесса.
Переходя к этому, я должен дать некоторые разъяснения, касающиеся моей собственной позиции, имеющей для меня не только интеллектуальное, но и экзистенциальное значение.
Начну с частного.
Я никогда не вел двойной бухгалтерии, сберегая одну линию для собственных малых начинаний и предъявляя другую линию обществу. Это же касается вакцинации, превращающейся у нас на глазах в большую политическую проблему.
У меня есть ближайшие соратники, которые десятилетиями вакцинируются по любому поводу, в том числе в связи с каждой эпидемией гриппа. Естественно, что эти мои замечательные соратники, очень верные, талантливые и так далее, отвакцинировались немедленно, еще до того, как власть стала страстно убеждать население в необходимости вакцинироваться. Кто-то из них после этого заболел, а кто-то нет. Но, исповедуя антисектантство, я никогда даже не помышлял о том, чтобы убеждать этих моих соратников в том, что им чуждо. Я принял их вакцинацию как должное. Их свобода, их право.
Если я так поступил по отношению к собственному малому начинанию, то я не имею никакого морального права убеждать в чем-то другом сотни тысяч людей, заинтересованно знакомящихся с тем, что я излагаю в своей передаче «Смысл игры».
И пусть моя позиция отличается от позиции моих тяготеющих к вакцинированию соратников. Я тем не менее, уезжая в тайгу, прививался от энцефалита, а не полагался на волю божию. Да и вряд ли могут быть люди, которые не проведут минимума прививок, уезжая, например, в Гвинею, Зимбабве или Сомали.
Обо всем этом я сообщил в одной из предыдущих своих передач, изложив после этого точку зрения выдающихся иммунологов и вирусологов, бьющих тревогу по поводу всего, что разворачивается в связи с ковидом. Я подчеркнул, что не являюсь антивакцинатором по той самой причине, которую здесь в очередной раз оговариваю. Но что я обязан рассматривать всерьез точку зрения крупных ученых, которых за эту точку зрения подвергают поношению или даже сажают в психбольницы.
Я подчеркнул также то, что подобный экстремизм по отношению к оппонентам, подобное затыкание ртов и так далее по определению подозрительны. Ибо люди, убежденные в своей правде, так поступать не будут. Зачем компрометировать себя затыканием ртов, если ты можешь убедить в своей правде? YouTube запретил эту мою передачу, с которой в результате запрета познакомились не обычные для меня двести-триста тысяч зрителей, а втрое больше. О чем я и предупреждал.
В этой передаче я не буду вдаваться в научные подробности. Я когда-нибудь потом снова это сделаю. Я всего лишь констатирую то, что касается политического аспекта, беспокоящего меня как профессионального политолога с каждым днем всё больше и больше.
Речь идет о росте многоликого антивакцинаторского движения. Этот рост слишком очевиден. Он имеет место и за рубежом, и в России. Пока что в России он еще не политизирован окончательно. Но еще несколько шагов власти по оголтелому противодействию антивакцинаторским умонастроениям — и политизация приобретет необратимый характер.
Еще несколько идиотов, имеющих отношение к правящей партии, осмелятся оскорбить противников вакцинации, назвать их баранами, быдлом, неразумным скотом, который надо насильственно прививать подобно тому, как ветеринары прививают животных… Еще несколько публичных обещаний перейти, вопреки заявлению президента России, к абсолютно обязательной вакцинации — и ситуация приобретет прискорбную политическую окраску.
Спросят: «Почему прискорбную? Почему вы не хотите предоставить своей участи тех, кто ведет себя столь омерзительно?»
Я уже несколько раз отвечал на этот страшно больной вопрос и считаю необходимым еще раз на него ответить. Причем, как я уже говорил в начале этой передачи, не в обычном, а именно в экзистенциальном ключе.
На протяжении всей своей сознательной жизни я занимался только одним: я убеждал обезумевшее общество в том, что советские идеалы, советский образ жизни и советская государственность обладают бесконечной значимостью и для советских граждан, и для человечества.
Убеждая медленно сходившее с ума общество, докатившееся в итоге до перестройки, в том, что советские смыслы и советский опыт обладают именно бесконечной значимостью, я вовсе не восхвалял безупречность советской действительности. Я, напротив, навлекая на себя гнев советской номенклатуры, утверждал, что всё, что несет эту бесконечную значимость, исковеркано, изуродовано, обезображено определенной политической практикой. Что наличествующее надо не восхвалять, а срочно исправлять. И что только исправление дает всему тому, что обладает исключительной значимостью, шанс на мессианское историческое спасение человека и человечества. При этом под исправлением я имел в виду не горбачевские умилительные смягчения. Я имел в виду, наоборот, жесткий проект с возвращением к тем коммунистическим идеалам, которые в позднесоветское время были разменяны на всякого рода «ням-ням»: благосостояние трудящихся и так далее.
Советская номенклатура по причине косности и двусмысленности ничего, естественно, не исправляла. А общество самоубийственным образом накапливало ненависть к очевидным безобразиям так называемого застоя, не понимая, что всё к этим безобразиям не сводится. И не желало спасать то бесконечно ценное, что причудливо сплеталось с очевидными безобразиями, чудовищно преувеличиваемыми антисоветской пропагандой.
В итоге эта самоубийственная самоотреченческая ненависть вулканической лавой изверглась из недр культивируемого верхами общественного безумия, имя которому перестройка. Это напоминало именно извержение вулкана. Черная лава потребительского самоотречения погубила, излившись, всё, что мне было дорого (и что — я убежден — имело колоссальное общечеловеческое значение), и поразительным образом сохранила худшие черты того, что вызывало особое отвращение: чванство, вульгарность, плебейскую надменность, корыстность, грубую властную безоглядную опрометчивость — чтобы не сказать самодурь.
На излившейся черной лаве самоотречения сформировалась постсоветская государственность. Она была чудовищна. И, что хуже всего, она находилась в определенном созвучии с низовым потребительским самоотреченчеством. Возник своеобразный отреченческо-потребительный сговор между верхами и низами. Он был окончательно оформлен на референдуме апреля 1993 года и возымел чудовищные последствия.
Пагубность постсоветского государства оказалась дополнена пагубностью регрессивно-потребительских чаяний общества. Возникло нечто погубительно-мрачное.
Но еще ужаснее было то, что крах этой погубительной мрачности был бы еще страшнее самой погубительной мрачности. Потому что этот крах был очевидным образом чреват прямой оккупацией страны, ее расчленением и геноцидом растерянного ополоумевшего народа.
А значит, это поствулканическое безобразие надо было защищать во имя недопущения чего-то неизмеримо более страшного и губительного. Это надо было защищать, не отказываясь при этом ни от защиты чуждого этому безобразию советского идеала, ни от беспощадного разбирательства с тем, что можно назвать совокупной постсоветской погибелью. Ее надо было описывать аналитически, публицистически, философски и всячески. Осознав однажды коварную необходимость этой политической линии, этой политической диалектики, я провожу данную политическую линию неуклонно все постсоветские годы. И именно эта линия легла в основу движения «Суть времени».
Проводимая мною линия бесила и бесит всех: и охранителей, упоенно восхваляющих сложившийся порядок вещей, и низвергателей, ненавидящих этот порядок вещей и не отдающих себе отчета в том, что хуже него будет только одно — это самое низвержение, стремительно превращенное в триумф иноземного завоевателя.
Открывая митинг на Поклонной горе, я сказал именно об этом. О том, что не приемлю сложившегося порядка вещей, но считаю необходимым дать отпор еще большему злу — ополчившейся на этот порядок вещей спесивой элитной сволочи, открыто снюхавшейся с иноземным врагом.
Любое отклонение от этой политической линии я категорически не приемлю. И именно в силу этого обращаюсь к апологетам чуждого мне порядка вещей с призывом не наступать снова на те же грабли.
Приняв пенсионную реформу, вы уже совершили опаснейшую ошибку. Не усугубляйте ее своим самоубийственным вакцинаторским ражем. Вы всегда гордились своей сугубой прагматичностью. Почему же вдруг она на наших глазах превратилась в разновидность странного подросткового упрямства?
Антивакцинаторское движение — несомненный факт нашей общественной жизни. Его нельзя игнорировать. Оно для этого носит слишком массовый и слишком упорный характер. Насилие очевиднейшим образом не позволяет обнулить этот антивакцинаторский фактор политической жизни. Не справитесь вы с ним с помощью лобового насилия, да и любого другого тоже. Всё, что вы можете, коль скоро будете ориентироваться на прагматику, а не на какие-то флюиды libido dominandi, это вступить в равноправный уважительный диалог с антивакцинаторским движением. И пойти ему на серьезнейшие уступки. На такие же уступки надо пойти и движению антипенсионному.
На это вам отведено крайне мало времени. Потому что и сам факт этого диалога, и его результаты должны быть предъявлены уже в августе текущего года. Скорее всего, этого не произойдет. Но поскольку последствия будут весьма прискорбными, и они коснутся всех, то необходимо еще раз воззвать к вашей хваленой прагматичности и призвать вас воспользоваться еще имеющимися возможностями.
Несколько слов о том, чем чреват отказ от такой возможности. Скорее всего, вам удастся обеспечить некатастрофический результат выборов в Государственную думу. Хотя — кто знает. Как говорят в таких случаях, фифти-фифти. Ибо никто до конца не знает, как в происходящем соотносятся административное упрямство и скрытое потворство мятежу.
Но если даже вы обеспечите некатастрофический сентябрьский результат парламентских выборов, гной фундаментальной оскорбленности не рассосется. Он будет всего лишь загнан внутрь общественного организма. И там, внутри, он совершит свою губительную работу на протяжении двух-трех лет. Затем начнется обвал, полностью повторяющий конец 80-х годов ХХ века, но гораздо более кровавый.
Иноземцы сделают всё возможное для того, чтобы придать этому обвалу ликвидационный характер. И вы предоставите им на этот раз те возможности, которых не было в эпоху Поклонной горы. Вакцинаторский блицкриг — иллюзия. Он обернется пролонгированным катастрофическим отчуждением общества от власти.
Я несколько раз говорил о том, что российское государство при всей его поствулканической прискорбности, дополненной регрессивной потребительской расслабухой, является последним оплотом какой-то человечности. И что его крах породит триумф абсолютной тьмы.
Не впускайте эту тьму, сдержите умопомрачение и административный раж! Не повторяйте исторические ошибки своих предшественников, надеявшихся на то, что им удастся найти защиту у нежелающего деструкции обывателя. Обыватель не обеспечит нужной защиты. Он по большей части отойдет в сторону, а в лице своих самых оборзелых представителей перебежит на сторону врага. Так было и так будет. Это закон истории, подтвержденный историческим опытом.
Обыватель в силу специфики своего естества нуждается в высших смыслах гораздо меньше, чем другие общественные группы. Больше всего в этих самых высших смыслах нуждается нонконформистская молодежь, обладающая каким-то духовным запросом. Не вся молодежь, но эта ее часть.
Для того чтобы эта молодежь не стала активным борцом с тем отчуждением, которое изгоняет из жизни нужные ей высшие смыслы, эту молодежь нужно было растлить. Такое растление стало коронной технологией ЦРУ и других западных спецслужб.
Левая американская молодежь, ставшая после вьетнамского фиаско серьезным фактором общественной жизни, была уведена из общественного процесса с помощью движения хиппи. Взамен отказа от полноценной борьбы за переустройство общества ей были предложены пресловутые «секс, драг, рок». Американская молодежь была чудовищно исковеркана этой наживкой, на которую она клюнула.
В Европе патологизацией левой молодежи занялись очевидные неонацисты. Запоздалое обнаружение того, что именно они, неонацисты, опекали так называемые «Красные бригады», произошло в связи с публикацией архивов разведок НАТО. При этом публикация архивов осуществлялась с очевидной целью: надо было постфактум посмеяться над лохами, получив от этого удовольствие. Надо было сказать лохам: обманули дурачка на четыре кулачка.
Теперь вновь начинается разговор о левом повороте, решающей роли левых в будущей российской и общемировой турбулентности. Тех, кто ведет эти разговоры, хочется спросить: «А вы пробовали съесть с этими левыми несколько пудов соли? Вы пробовали узнать по-настоящему, чем они живут, какими качествами обладают?»
Хочу поделиться своими знаниями с теми, кто всерьез уповает в России на леваков. И сказать подобным наивным людям правду, которая состоит в том, что эти самые леваки — ужасно изуродованы по-человечески. Что они превращены в больную, склизкую деструктивную субстанцию. Что, попросту говоря, это очень-очень больные и несчастные люди.
С американской левой молодежью, помимо ЦРУ-шников и их нацистских приспешников, работали еще и модные тогда псевдобуддисты, сулившие этой молодежи некое озарение, сатори. Буддисты скрыли от западной молодежи то, что в восточных храмах подобное озарение добывается с помощью жесточайшей дисциплины, суровой аскезы и полной фокусировки на трансцендентальных целях. Буддисты, приехавшие на Запад, сказали западной молодежи, что она получит озарение на халяву. Молодежь поверила. А когда озарения не произошло, то ей сказали, что нужно больше секса, больше драга и больше рока. И еще больше анархии.
Нечто сходное происходит сейчас с левой молодежью России, а также с теми другими молодежными группами, которые сходят с ума от отсутствия необходимых им смыслов, от бессмыслицы обывательской жизни. И, сходя с ума, могут только бродить по улицам и орать: «Суки! Суки!»
Орущим плевать на Навального и на леваков. Им надо просто наораться вдоволь, сообщив окружающему их воздуху о том, что они гибнут, гибнут, гибнут. Затем они начинают гибнуть по-настоящему. И все средства погибели предложены им в виде простейших, легко получаемых соблазнов, которыми они сразу же пользуются.
Проблема состоит не в том, чтобы уповать на левое движение. А в том, чтобы спасать и левые, и другие группы с духовными запросами, молодых людей с духовными запросами от окончательного самоуничтожения, от гибели в трясине измывательств над собственным телом и собственной душой. Притом что только это еще осталось неотчужденным.
Маркс предупреждал, что в конце буржуазной игры неотчужденным в человеке будет только звериное. Ну так это и произошло.
Движение «Суть времени» призывает всех, кто обеспокоен таким развитием процесса, и прежде всего старшее поколение, напрячь извилины и понять, что нужно спасать детей, а не разводить руками, сетуя на то, что молодежь их не слушает. И что это спасение не имеет никакого отношения к тупым, линейным, лобовым запретам, которые только ухудшат дело.
Если высший смысл и дальше будет истребляться во имя торжества панфизиологической обывательщины, то сначала погибнет лишенная этого смысла молодежь, а потом начнется разгром самой обывательщины. Чей иммунитет по отношению к разложению не надо преувеличивать.
Вот что обсуждалось нами в ходе дистанционного диалога между поселенческим и непоселенческим активом. Вот что будет обсуждаться в дальнейшем. И мы не только будем осуществлять мозговые штурмы. Мы будем действовать, ища возможность спасти то, что будет бродить по улицам и выкрикивать миру — нам в том числе — свое «суки, суки, суки!»
Повторяю еще раз: настаиваю на том, что никакого запретительного спасения быть не может. Что искать надо совсем другие возможности. И что этот поиск и реализация найденного потребует колоссальных практических усилий от тех, кто сохраняет сострадательность и ответственность. Но я в ответственный момент обращаюсь ко всем, кто сохраняет какую-то адекватность и пусть сколь угодно негативно относится ко мне и к нашему движению: ну не болтайте вы об этой спасительности левого и о том, что левые еще свое покажут. Ну не несите вы эту хрень, оглянитесь, посмотрите, что происходит.
Александровское коммунарское начинание и «Суть времени» в целом могут внести определенную лепту в решение этой задачи. Не более того, но и не менее. Это изначально было одной из наших главных целей. И это останется ею в течение всего длительного периода того нарастающего расчеловечивания, ради сопротивления которому наше движение готово к наращиванию усилий.
До встречи в СССР!
Кстати, вы же понимаете, что это обращение имеет своей первоосновой знаменитое «До встречи в Иерусалиме!» и что люди, которые так говорили друг другу, тысячелетиями сохраняли упорство, веру в невозможное и сделали в итоге невозможное возможным. Можно относиться к этому по-разному, но ведь они это сделали. Так что повторяю: до встречи в СССР!
https://rossaprimavera.ru/article/6208ac7e
16.07.2021 Россия проснется? Осталось 10 лет до катастрофы
Ленин был единственным, кто все понял. Значит, он в высшей степени был способен использовать искусство возможного
Сергей Кургинян / Газета «Суть времени» №438 / 16 июля 2021
На субботнике работают курсанты и командиры школы имени ВЦИК
В 1867 году великий немецкий государственный деятель Отто Бисмарк дал интервью «Петербургской газете». Это была газета, издаваемая в Санкт-Петербурге на немецком языке.
В этом интервью Бисмарк сказал, что политика — это учение о возможном. Потом эта фраза чуть-чуть была скорректирована и вошла в политический обиход в известном варианте «политика — это искусство возможного». Так это цитирует Томас Манн и многие другие. И всё правильно, политик — это действительно человек, который видит реальность во всей ее беспощадной несомненности, что-то в ней угадывает, а что-то вычисляет, задействует только ресурсы этой реальности, отбрасывает все химеры, движется только в направлении реализуемых целей, если надо — мобилизует все свои ресурсы и атакует, и добивается победы.
Если он не может так действовать, он входит в соответствующие компромиссы далее — вместе с кем-то, уступив в чем-то, — и тем не менее добивается победы.
И, наконец, если он видит, что добиться победы невозможно, он отступает и выжидает. Это политик.
Всё остальное относится к каким-то другим профессиям. Поэтому воистину политика есть искусство возможного.
Вот только, может быть, зрители вместе со мной обратят внимание на одно экстравагантное обстоятельство: фраза эта было сказана Бисмарком, которому очень и очень многие, причем талантливые политики, абсолютно реалистичные, говорили: «Отто, ты куда прешь-то? Какой новый рейх? Опомнись! Пруссия никогда не сможет подчинить себе всю Германию! А ты что несешь, ты чего добиваешься? Что за утопизм такой? Что за такая приверженность каким-то фантастическим химерам?»
Бисмарк ухмылялся. И показал, что те люди, которые говорили, что всё это химеры, были неправы. Но почему он сумел это доказать? Потому ли, что он очень понимал реальность? Или потому, что он угадывал, что в каких-то сокровенных глубинах немецкого народа, которые ему были доступны, а другим — нет, таятся какие-то совершенно другие силы, которые приведут к объединению Германии, и что нужно в это верить?
Когда Тютчев говорит: «В Россию можно только верить», ― то о чем речь идет? Не об этом ли постижении каких-то сокрытых неявных ресурсов, которые рациональному взгляду собственно такого politician недоступны. И тогда, не угадывая, что есть эти скрытые возможности, politician действует абсолютно талантливо, умно и продуктивно — и проваливается. А кто-то другой, кого называют утопистом и бог знает как еще, он почему-то выигрывает. Отнюдь не всегда и только в случае, если этот так называемый утопист соединяет в себе способность к какой-то великой мечте с чем-то, что можно называть цепким и прагматическим взглядом на реальность.
Но ведь нельзя же сказать, что всё в политике сводится к категории возможного. И в истории всё не может сводиться к категории возможного. Как иначе появляется невозможное? И почему Александр Блок сказал, что невозможное возможно? Он что, спорил с Бисмарком? Я не могу это доказать и вряд ли кто-нибудь может это доказать или опровергнуть, но я позволю себе такую смелую произвольную гипотезу — а вдруг он спорил с Бисмарком?
То, что он спорил с Пушкиным, говоря «покой нам только снится» («покоя сердце просит», Пушкин), — это безусловно. А вот кому Блок адресовал «невозможное возможно», что такое «невозможное возможно», не является ли это основой основ так называемой диалектики — скачок этот из возможного в невозможное? В какой момент, когда невозможное становится возможным? Что это за фазовые переходы? Вот то, о чем хотелось бы поговорить сейчас в связи с очень важными и сугубо актуальными обстоятельствами.
Я много лет с глубоким заинтересованным вниманием слежу за тем, что происходит в Израиле. Никакого отношения это мое внимание к израильской политике к вот этому politician не имеет. Это мне неинтересно, я этому глубоко чужд. Мне совершенно всё равно, кто из хитроумных израильских политиков с кем соединится, где что поимеет и как кого кинет. Мне неинтересно. Совсем. Но еврейский народ совершил невозможное, его представители, будучи в рассеянии, тысячелетиями собирались и в определенное время произносили загадочную, почти магическую фразу: «До встречи в Иерусалиме!» А потом взяли и встретились по воле еврейского народа… По воле еврейского народа и, я бы сказал, Иосифа Виссарионовича Сталина — вопреки воле Рузвельта, Великобритании, много еще кого — взяли и встретились в Иерусалиме, создав на пустом месте, на территории, где этого государства не было, свое государство.
История создания этого государства очень небезусловна, и вряд ли кто-нибудь может назвать безусловным Сабру и Шатилу и что-нибудь еще. История взаимоотношений создаваемого государства с Палестиной и многим другим… Далеко небезусловны тенденции, которые проявились вскоре после создания этого государства. Но, согласитесь, всё это все равно фантастично, абсолютно фантастично.
Народ, уничтожаемый Гитлером, народ, находившийся в рассеянии, вообще забывший, что такое государство на протяжении тысячелетий, вдруг взял, собрался и нечто создал… когда? Фактически на переломе ко второй половине двадцатого века. Очень поздно, в достаточно некомплиментарном по отношению к нему окружении и опираясь только на историю каких-то тысячелетий. Фантастическое деяние, требующее соответствующих людей!
Эти люди были. Они обрабатывали мотыгами болотистые и гнилые земли, на которых потом разместились плодородные поля. Они голодали. Они воевали. Они сгорали под этим непривычным для них солнцем, уезжая из Европы и других северных стран. Они давали отпор своим противникам, не обладая для этого какими-то избыточными возможностями. Вся эта фантастика была. Во что она превращена сейчас?
Прежде всего, хочу сказать, что эта фантастика и была искусством невозможного. Не надо требовать от меня оценок этому искусству в данном конкретном случае: хорошо это, плохо, какие в этом были издержки, какие приобретения, какой ценой это было куплено — не важно. Но это было невозможное, ставшее возможным, а теперь правит бал в Израиле искусство возможного. И оно, конечно же, умеет разруливать сотни частных ситуаций, проявляя незаурядный талант в каких-то деталях, сочетая цинизм, хитроумие и какую-то напористость, оно будет какое-то время давать какой-то успех.
Но оно фатально ведет народ Израиля к гибели, абсолютно фатально, потому что нельзя построить маленькое еврейское государство в миллиардном ненавидящем тебя исламском поле и задать этому государству параметры, свойственные обществу потребления, как Дании, Швейцарии, неважно еще кому, Бельгии. Вот это нельзя сделать. Это фатально. Это самоубийственно.
Поскольку какие-то годы, начиная, скажем, с атаки на башни-близнецы и кончая каким-нибудь 2008/2009 годом, когда я уже всерьез начал заниматься общественной деятельностью в связи с телевизионными передачами, в связи с движением «Суть времени», я достаточно часто имел возможность, причем на достаточно высоком уровне, свою позицию излагать различного рода государственным и политическим деятелям Израиля. Так я всё время ее и излагал. На что всегда говорилось примерно одно и то же: «У нас есть то, что есть. У нас есть этот народ, эти параметры существования, эти международные расклады и так далее. По одежке протягивай ножки. Мы сумели создать целый ряд чудес, создать ядерное оружие, тыр-пыр восемь дыр… у нас хорошая армия… то есть мы как-то продержимся. Но мы не можем исходить из невозможного».
А вот, например, израильские кибуцы какое-то время, мечтая о коммунизме, исходили из невозможного. Так, может быть, если бы в какую-то эпоху аскетизм этих кибуцев — тогдашних кибуцев, а не сегодняшних структур, которые вполне себе уже являются околопредпринимательскими или просто предпринимательскими, — был бы воспринят, и если бы в итоге страна была построена на новых идеологических основах и как военный лагерь при этом, — на основе предельной мобилизации, как единый замок государства крестоносцев (но только без того бардака, который был в реальном государстве крестоносцев), — то, может быть, тогда это «государство крестоносцев» стратегически бы и выстояло. И даже, выстояв, построило бы какие-нибудь другие отношения в регионе. Но произошло то, что произошло.
Не мне судить. Я убежден, что люди должны заниматься тем, что касается их собственных народов, и тем, что они чувствуют изнутри, глубоко. Я не отношусь к таким людям. Но высказать свою экспертную точку зрения я могу. Я считаю, что вся история Израиля после начала 1970-х годов — это сочетание некоей политической триумфальности возможного и абсолютного провала в сфере невозможного. И что этот провал в сфере невозможного в конечном итоге и породит определенные процессы в Израиле. Что это искусство возможного чуть раньше или чуть позже доведет страну до ручки, и не факт, что в этот момент «политики невозможного», то есть «не политики» окажутся в состоянии что-нибудь развернуть, и что они обнаружатся, и что, например, они не будут тупо и бесперспективно фашистскими.
Я, конечно же, не Израилю посвящаю данную передачу, а просто привожу пример.
А другим примером того же самого являются для меня Соединенные Штаты Америки. Всё, что происходит там сейчас, есть шедевр искусства возможного. И полное игнорирование «невозможности» — то ли возвращения Америки к своей «американской мечте», то ли новой супермечты — чего-то такого, что действительно придаст ей второе дыхание, новые силы и так далее. Я, кстати, не убежден, что России это так нужно. Я просто слежу за этим так же заинтересованно, со стороны. Для меня Америка — это, безусловно, мессианское, идеологическое государство. Оно мне этим интересно. Оно враждебно России, и этим оно мне совсем не интересно и, напротив, враждебно. Но подумать-то можно, взяв некоторые практические примеры для того, чтобы предложить какой-то философский взгляд на происходящее.
Что такое вся эта «байденовщина»? Что такое все эти Black Lives Matter и всё прочее? Это путь к смерти. За этот путь голосуют! Искусная политическая композиция, политтехнологии, интриги, сговоры и продавливание — вместе осуществляют «байденизацию». И, возможно, всё будет какое-то время барахтаться в болоте этой байденизации и выживать, кто знает?.. Америка очень крупная, сильная страна. Но это бесперспективно. Это фатально с точки зрения всех стратегических параметров.
И тогда возникает вопрос: когда всё это «возможное» будет исчерпано, что будет по ту сторону возможного? Возникнут какие-то американские политики, которые вдруг возьмут и сотрут грань между возможным и невозможным? Или же Америка станет просто загибаться, деградировать и сходить на нет? Или же она дернется, бросив в мировую катастрофу весь мир и себя самоё? Что там произойдет, когда это возможное доработает?
Только ради бога, не надо интерпретировать мою позицию, если речь идет о настоящей интерпретации заинтересованных людей, а не о манипуляциях, по отношению к которым… как их запретишь? как хотят, так и будут… Так вот, не надо интерпретировать всерьез мою позицию как некое уничижение возможного. Нет ни капли уничижения в том, что я говорю. Я считаю, что сегодняшняя российская политика — как внешняя, так и внутренняя — как раз и основана на тончайшем учете возможного — на том, чтобы постоянно выжидать и, ничем не связывая себе руки, мгновенно реагировать, уклоняясь от ударов. На том, чтобы быть только прагматичными и к этой прагматичности фактически всё сводить. На том, чтобы сочетать какую-то дерзость с осторожностью (к вопросу о Крыме и о других вещах). На том, чтобы ни в коем случае не перебрать с точки зрения какой-нибудь конфронтации с кем бы то ни было, если эта конфронтация приведет к ущербу для государства… Всё это хорошо. Учет возможного осуществляется блестящий, потому мы еще живем.
Но сколько еще лет просуществует Россия, лишившаяся империи, своей периферии? Вот иногда говорят, что, слава богу, что лишилась там какой-нибудь южно-исламской периферии. А Белоруссия и Украина — как? Сколько времени в этом состоянии проживет страна, окруженная силами, которые ее совсем не любят, которые всё ей помнят, и которые никогда не простят ей слабости в условиях, когда эта страна тоже фактически отдана на откуп потребительским тенденциями современного мира? Население не способно включить мобилизационный код, и ему никто это не предлагает. Сколько времени протянет эта относительная расслабуха с любыми порывами к жизни…
Россия — это, как мне представляется (я плохо знаю Латинскую Америку), последняя живая по-настоящему страна белой расы (не надо опять-таки трактовать мои слова ненужным образом). Но вот по факту?
Европа просто мертва. Там какие-то очаги жизни крохотные. Соединенные Штаты чуть более живая страна, но там всё крайне проблематично. Россия живая страна, поэтому время от времени она дергается и пытается вырваться из этого потребительского болота, но она же в нем целиком. И власть ничего не делает для того, чтобы вырвать Россию из потребительского сна, разбудить ее. Она, напротив, то ли считает: «Не будите ее, не надо, пусть человек поспит», то ли говорит: «А у нас есть искусство возможного, но что мы можем сделать, если она находится в этом состоянии? Мы его и учитываем…»
Сколько времени это продлится? Дай бог, чтобы это продлилось как можно дольше, дай бог, чтобы за это время выросли какие-то сущностные силы внутри России, которые могли бы что-нибудь сделать.
Но никто же не знает, как долго это продлится. И если меня спросить, а тут-то я вроде бы всё хорошо понимаю изнутри, то мне не думается, что это продлится больше десятилетия. А если это не продлится больше десятилетия, то уже сейчас нужно начать сочинять другую сагу, другой эпос, другую идеологию, и не просто идеологию, а это самое невозможное.
И вот здесь у меня возникает вопрос: кем был Ленин? Скажу то, что знаю, и не буду ни с кем спорить (я знаю, что есть другие расхожие точки зрения). С моей точки зрения, Ленин приехал в семнадцатом году в Россию абсолютно здоровым человеком, вот идеально здоровым, насколько это бывает в его возрасте. Он был уже не совсем молод, хотя и не стар. Звали его Старик, но это другое. Так вот, он приехал в идеальном состоянии. Он сгорел за семь лет, дотла, потому что он работал в условиях абсолютной неопределенности. А Сталин был довольно больным человеком. Он прожил долго, работал очень много, чудовищно много, но он уже работал в условиях какой-то — хотя бы минимальной — определенности, это был другой тип работы.
Так вот, кем был Ленин? Политиком, реализовывавшим искусство возможного? Или человеком, делавшим невозможное? Для того чтобы сказать о возможном и определить в этом качестве Ленина, скажу следующее: Ленин был единственный, кто понимал, приехав из эмиграции, что происходит в России. Вот единственным! Этого не понимал никто — ни Троцкий, ни Сталин, ни Свердлов, ни Бухарин с Зиновьевым, ни всякие там эсеры, кадеты ― никто!
Ленин был единственным, кто всё понял. Значит, он в высшей степени был способен использовать искусство возможного и был политиком, может быть, единственным российским политиком на то время. С другой стороны, то, что он сделал, находится за гранью всяческих возможностей, и все говорили об этом. Я не буду говорить о Герберте Уэллсе, называвшем его кремлевским мечтателем. Так не потому ли Ленин увидел возможное, что заглянул за его горизонт и что-то понял в невозможном? А через это понимание — и в России, которая откликнулась всерьез, реально, своими реальными живыми ресурсами на невозможное. А на возможное бы не откликнулась.
Мне скажут: Ленин был предельно прагматичен, когда принял эсеровскую программу «Земля — крестьянам» и так далее. Да, конечно, он в этом был предельно прагматичен, только почему-то победили не эсеры. Великий подвиг советского народа — это победа в Великой Отечественной войне, но это была уже война больших регулярных армий, исчисляемых многими-многими миллионами, десятью миллионами и так далее. Эти армии собирались соответственно — как писал поэт Слуцкий, «в тылу стучал машинкой трибунал». Потом спрашивал: «А если бы не стучал…» мог бы солдат не пойти? И отвечал: «Едва ли». Но всё равно, это была уже машина сбора гигантских армий.
Гражданская война была совсем другим.
По военной дороге
Шел в борьбе и тревоге
Боевой восемнадцатый год.
Были сборы недолги,
От Кубани и Волги
Мы коней собирали в поход.
Чьих коней? Своих, да? Я уже говорил об этом и буду постоянно спрашивать: чьих коней? Своих! Крестьяне, для которых эти кони означали возможность жить, кормить семью, существовать достойным образом, — они седлали с тем, чтобы потерять в следующем бою! И неизвестно, обрести ли нового… За стремена цеплялись жены и дети, говорили: «Не уезжай!» Какой мечтой, чем надо было зажечь сердца, чтобы в этой ситуации собрать эту армию и победить? Какой мечтой надо быть воодушевленным, чтобы в самый страшный момент эсеровского мятежа посылать на строительство электростанций (казалось бы, никому не нужных) оставшиеся военные части, расходовать на это оставшиеся продовольственные и материальные ресурсы? Кем надо для этого быть и кем был Ленин?
Мне часто говорят, что я не из того исхожу, рассматривая процессы в Армении. Но обратите внимание на то, что я говорил всё это время.
Я говорил, что Армению оседлал некий консорциум. Я про этот консорциум несколько раз говорил. Что это азербайджано-турецко-британский как минимум консорциум, который взял ее в свои когти и из этих когтей легко не выпустит.
Я говорил при этом, что какие-нибудь оппоненты этого консорциума — ставка которого, конечно, Пашинян как ликвидатор армянской жизни — эти оппоненты победят легко или вообще победят? Да ни боже мой!
Мы всё время обсуждаем вопрос о жизни и смерти. Как говорилось в «Смерти Ивана Ильича» у Толстого: «Дело не в блуждающей почке, а в жизни и смерти». Так вот, если блуждающая почка — это политика, то жизнь и смерть — это что-то другое. Это и есть вот это невозможное. Да, Армения может выжить в сложившейся ситуации, только совершив невозможное, то есть прыгнув из нынешнего «долминого» прозябания полумещанского мелкой страны, которая никогда не совершала великих деяний после какого-нибудь Вардананка (дела давно минувших дней), никогда не совершала великих деяний по самоосвобождению, и которая совершила несколько безумств.
Она выпала из империи — по собственной воле и в опережающем порядке. Пусть эта империя называлась Советский Союз — неважно, как она называлась: Российская империя, Советский Союз — важно быть в империи! «Арцах, миацум, аджатум, забастовка-забастовка», — эти слова до сих пор у меня звучат в ушах. Она выпала из империи — это было первое безумство. Она поддержала Пашиняна, экстазно — это было второе безумство. И она заплатила за эти безумства кровью патриотических молодых людей, достойных. Кто сказал, что после этих безумств и всего остального Армения опомнится одноразово и вдруг превратится из страны, сильно свихнувшейся… прошу прощения, буду больше говорить: из народа, сильно свихнувшегося, в народ, способный понять, что он стоит на грани небытия, и захотеть жить. Потому что очень многие народы понимали, что они стоят на грани небытия, и не хотели жить. Про Рим Верлен писал — по памяти цитирую:
Я — римский мир периода упадка,
Когда, встречая варваров рои,
Акростихи слагают в забытьи
Уже, как вечер, сдавшего порядка.
Душе со скуки нестерпимо гадко.
А говорят, на рубежах бои…
Ведь это о чем-то писалось — мало ли стран, которые выбирали смерть? Выберут ли в итоге Соединенные Штаты байденовскую смерть? Выберет ли в итоге Израиль прозябание в потребительском унизительном состоянии постоянно сжимаемой врагом страны? Выберет ли сейчас Армения в итоге состояние жизни или состояние смерти?
Если даже этот выбор [жизни, а не смерти] будет, он будет очень нелегким. Весь этот консорциум делал всё возможное для того, чтобы не дать победить Кочаряну. Может быть, кто-нибудь считал, что эта победа будет легкой или будет возможной, но только не я.
В Армении есть очень мощные секты (кстати, стоило бы другим странам, включая нашу, подумать об этом), которые определенным образом реагируют на выборах.
В Армении есть слои, которые вполне себе готовы вернуться в лоно Османской империи.
В Армении есть абсолютно бессмысленные слои, которые ничего не понимают или живут одним днем, хотят сегодня пожить еще чуть-чуть и покушать побольше, а не затягивать пояса.
В Армении есть трусы, которые не хотят воевать и которые понимают, что вовремя можно будет свалить, а что там будет происходить с этой восточной Арменией, как ее называют сейчас оппоненты из турецкого лагеря, — так плевать на это десять раз.
Мало ли кто есть в Армении!
При всех этих продавливаниях, при чудовищных манипуляциях, при шантаже, при этом экстазе и при очень разноречивой жизни Армении всё-таки больше 20% проголосовало за Кочаряна. И что? Значит, страна раскололась на жизнь и смерть. Что будет происходить дальше?
А дальше эта смерть будет являться народу во всё более и более очевидном качестве. Это экзистенциальная проблема. Это не проблема политики как искусства возможного — это проблема судьбы.
«И тут кончается искусство,
И дышит почва и судьба…»
В 1991 году было важно, не сколько людей очумело от Ельцина и сбрендило. Было важно, сколько осталось других. И, как мы видим, эти другие со временем если не победили, то по крайней мере в значительной степени отвоевали те позиции, которые были утеряны. Я не имею в виду геополитику, я имею в виду общественное сознание, идеологию. Сколько людей в процентах поддержало бы меня, если бы моя дискуссия со Сванидзе и Млечиным вышла в 1991 году? Ну, хорошо если 15%, 20% — но не 90% же! Значит, какие-то процессы внутри идут.
Великий испанский философ Мигель де Унамуно говорил, что есть экстра- и интраистория, что есть внутренняя история, в ядре, которая вообще идет каким-то совершенно другим способом. Откуда мы знаем, как идет эта интраистория в Армении, в Израиле, в Соединенных Штатах, в России, где-то еще, что она даст в грядущем? Победит ли жизнь или смерть.
Один из римских понтификов назвал нынешнюю цивилизацию цивилизацией смерти, и пока что смерть побеждает. Будет ли эта победа окончательной? И что такое в этом смысле жизнь?
Здесь мы переходим от собственно стратегических проблем… Я, значит, делю их на политические — искусство возможного, стратегию — искусство невозможного, и то остальное, что находится уже выше этого невозможного, в сфере мечты, которая тем не менее оказывает решающее воздействие на действительность.
А здесь мне бы хотелось напомнить об одном великом произведении советской или русской литературы — «Жизнь Клима Самгина», в котором всё заполнено дискуссиями, так сказать, хором голосов современной Горькому России. И один из этих голосов, в котором угадывается какой-нибудь сторонник Леонида Андреева, говорит о том, что всё гаснет, всё гибнет, всё космически безнадежно. А какой-то рабочий голос, в котором угадываются коммунисты, говорит: «Да это всё нытье надо прекратить. Мы вот сейчас — мы, рабочие („мы, большевики“ читайте), решим проблемы социальные и тут же перейдем к антропологическим и космическим».
Так вот, проблемы большевиков носили именно комплексный — социальный, антропологический и космический — характер. Сила большевизма, как и подлинного коммунизма, была именно в этом. Возникала одновременно социально-антропологически-космическая утопия, которая и придавала настоящую жизненность становящемуся государству.
Кто только ни участвовал в ее формировании! Маяковский участвовал? Участвовал. Он говорил о том, что человечество будет бессмертно и всё завоюет? Говорил. Есенин, по сути, участвовал? Тоже участвовал. Блок участвовал? Участвовал. Кто это формировал? Брюсов, роль Брюсова в этом была огромна, он просто это отбирал. Заболоцкий в этом участвовал? Конечно, участвовал. Платонов участвовал? Конечно, участвовал. А кто не участвовал? Ну, может, Шолохов не участвовал — великий писатель, но это про другое…
Но это была колоссальная плеяда, я не всех перечислил. А были просто люди очень яркие, которые так и остались полуизвестными, или которых замолчали полностью в определенный период… А Луначарский участвовал?
Я не обсуждаю здесь дефекты различных концепций этого рода. Этих дефектов было очень много! И если взять и вцепиться зубами в какой-нибудь отдельно взятый концепт бессмертия человечества и завоевания космоса, то окажется, что он тот еще. Но важно было не это. Важно было, что посреди двадцатых годов, посреди полной разрухи и невнятицы, вот это напряжение космическое и антропологическое было огромным. И оно порождало определенные вещи.
Я перечислил людей очень крупных, которые, будучи деятелями искусства, в этом участвовали.
Но ведь были и ученые. Циолковский, Вернадский, Чижевский и другие. Разве их имена можно забыть или выкинуть из истории России? Как досоветской, так и прежде всего советской. Разве это всё не давало результатов, в том числе в сфере конкретной космонавтики?
Вы скажете: это одно, а это другое. Нет, дорогие, это не одно и другое. Именно великая утопия, мечта о невозможном, реализация этого невозможного, когда оно становится возможным, только она и придает надежду всему на свете, включая бытие человека. Этой надеждой были наполнены те годы, но и дореволюционные тоже.
К Достоевскому очень чутко прислушивался Победоносцев, который был умнейшим человеком, имевшим самое прямое отношение к функционированию официальной имперской церкви — обер-прокурор Синода и так далее.
Но Достоевский внимательнейшим образом прислушивался к Федорову, который говорил о воскресении отцов и о бессмертии человечества, завоевании космоса. Он переписывался с ним, он внимательно реагировал на его замечания, он вел с ним содержательную полемику. А Толстой, которого, в отличие от Достоевского, официальная имперская церковь подвергла отлучению, еще более жадно слушал Федорова.
Значит, два, казалось бы, антипода — человек протеста против природного рока и человек, соглашающийся с природным роком, — два великих художника прислушивались к этому скромному библиотекарю, странному человеку, так же, как к нему прислушивались и другие. Все эти другие. У меня есть самые серьезные основания предполагать, что значительная часть научного сообщества и, может быть, его лучшая часть была загипнотизирована этим, зачарована всем этим. А в семидесятые годы (XX века. — Прим. Ред.) происходило это уже не так. Никто до конца не отменял концепцию Нового человека в Советском Союзе. Просто ее отодвинули на периферию, отбросили и всё.
Не вопрос, какими отдельными нехорошими свойствами обладали те или иные из этих мечтателей. Не вопрос, в какую конкретную сторону была повернута их мечта. Суть заключается в том, что они были вдохновлены величайшей мечтой не только социальной, о чем часто говорят, и которая тоже великолепна, но еще и антропологической, и космической. Без этой мечты ничего бы не было. И Советской России бы не было, и СССР не было. Она, эта мечта, эта надежда на невозможное, эта несбыточная [мечта] вытянула из катастрофы развалившуюся Российскую империю. Именно эта мечта осуществила сборку, и то, что она была соединена с фантастическим прагматизмом, с абсолютной реалистической четкостью, и есть свидетельство возможности таких парадоксальных синтезов. Не надо говорить, что «либо — либо». Только соединение этих двух начал дает надежду в безнадежных ситуациях.
Вопрос ведь даже не в том, какова медицинская эффективность тех или иных из применяемых сейчас технологий борьбы с вирусами. Это очень важный вопрос, он действительно судьбоносный. Мне кажется, что в этом вопросе скоро начнется прояснение, и что даже какие-то странные выпады в мой адрес (избыточные с точки зрения того, что я уж никак не участвую в текущем политическом процессе вроде бы), они порождены тем, что уже ясно, что скрыть не удастся, платить придется. Вопрос, кто будет платить.
Но [главный] вопрос не в этом. Вопрос заключается в том, какова антропология.
Либо мы делаем ставку на резервные возможности человека — такого, как есть.
Либо мы говорим, что этот человек должен просто вернуться в природу и проявлять минимальное здоровье, кушать здоровую пищу и не развивать свои резервы сверхвозможностей, а жить так, как ему предуготовано.
Либо мы считаем — это третья возможность, — что этот человек будет всё более и более соединяться с техникой, не меняясь сам органически изнутри. Трансгуманизм и всё остальное. Что у него будут появляться сверхчувствительные протезы, ему будут вживлять какие-то компьютерные блоки в мозг, будут начинять какими-то суперлекарствами, которые будут делать его совершенно другим. А, наконец, возможно — почему бы и нет? — его начнут превращать из человека, который в основном всё-таки содержит в себе белок (жизнь — форма существования белковых тел), в человека, который будет опираться не на белок, а на какие-то совершенно другие слагаемые, задействовать возможности кремния, например. Или чего-нибудь еще — мало ли что выдумает трансгуманизм.
Но это трансгуманистическое направление есть.
Органическое направление тоже есть (остаться всё должно как есть, перейти на более здоровую пищу). А как, а что? Сократить человечество.
И, наконец, есть воля к изменению человека и включению его резервных возможностей. Но если это направление не победит, а оно и есть коммунистическое, то два других направления уничтожат человека полностью.
Либо будет окончательно понято, доказано и постигнуто по-настоящему, что человеческий метафорический язык никогда не может быть освоен нечеловеческой интеллектуальной субстанцией, и что в этом смысле человек не догоняем по своему особому креативному потенциалу.Либо, если не будет окончательно понятно, что человеческий мозг функционирует на семи-восьми-девяти уровнях одновременно с разными скоростями и в таких режимах, которые никогда не могут быть воспроизведены никаким искусственным интеллектом, то будет сказано: искусственный интеллект выше, лучше. Видите, он быстрее. Видите, здесь его используем, там, там и сям — и человек останется на периферии.
Эта возможность совершенно не исключена. «За неимением гербовой пишем на простой», за неимением робота роботизируем человека. Вот чем сейчас занимается сегодняшний мейнстримный истеблишмент. Вот в чем искусство возможного.
Делали ли это большевики в 20-х — 30-х? Да, были и институты экспериментальной медицины, которые чем-то занимались. Опять, не будем обсуждать, где они занимались лучшим, худшим, средним или каким. Но был прорыв, было какое-то устремление, была какая-то устремленность к этим резервным возможностям, чему-то фантастическому, несбыточному и невозможному.
Об этом писали поэты, это отражалась в художественных полотнах, фильмах (я не имею в виду научную фантастику). И это же осуществлялось в науке и в той же медицине.
И опиралось это на досоветские традиции. Это был переход от каких-то людей, которые с тоской смотрели на имперский мейнстрим и делали что-то свое внутри него. И вдруг они ощутили, что они высвободились в этой новой России.
Мы обсуждаем сегодняшнюю физиологию, медицину, но кто помнит имя академика Сперанского? А ведь это академик был. Советский академик, который создавал школу, и не он находился в центральном положении внутри этой школы.
Если завтра, послезавтра и послепослезавтра не окажутся востребованными все эти резервы и наработки, если они не будут стремительно двигаться в будущее, то мы сильно «залетим». Если не на этом этапе медицинского вызова, то на следующем. Обязательно залетим.
А у меня нет никаких оснований считать, что кто-то хочет из своих когтей выпускать… на этом этапе. Так что это может произойти гораздо раньше, чем мы думаем.
Я изучал этот вопрос неоднократно, и у меня возникло какое-то странное впечатление, что по существу все оригинальные советские наработки — стратегические, антропологические, футурологические, экзистенциальные, метафизические, в смысле отношения человека и мира, — что они начали ликвидироваться где-нибудь в 70-е годы. Во всём. В электронике, в теории планирования, в теории систем, в трансдисциплинарных исследованиях, в медицине, в психологии, в образовании — везде. Это был какой-то такой тотальный, незримый, загадочный погром, после которого оглянулись — а к началу 1985 года остались только самые банальные советские наработки. Все настоящие, эксцентричные, крупные, смелые оказались ликвидированы во всем.
И тогда возник вопрос — а чем банальные лучше западных? Тех же щей пожиже влей.
Это же было так!
Связывать ли это с именем Юрия Андропова или с какими-то другими именами — вопрос отдельный. Но это же было! Было же видно, как это происходит. И как это, в частности, происходит с марксизмом.
Оставим в стороне вопрос о том, что к началу перестроечного процесса марксизм оглупили до предела. И всех, кто занимался отстаиванием сложности марксизма, настоящей, естественной марксистской сложности, не придуманной, либо убили, либо посадили в тюрьму, либо… не важно, что с ними сделали… свели с ума. Я про все эти случаи знаю, имею в виду конкретных людей.
Оставим даже это в стороне.
Но ведь произошел и другой процесс. Возникла так называемая франкфуртская школа. Она возникла фактически с благословения Лукача. Духовным отцом ее был Лукач — человек, который первым сдвинул марксизм серьезно в сторону Гегеля, чем страшно обрадовал нацистов, как тогдашних, так и современных.
Потом возникла франкфуртская школа.
И когда сегодня оживленнейшим образом обсуждают так называемую критическую расовую теорию, то я хотел бы всё-таки порекомендовать тем, кто ее обсуждает, поинтересоваться критической теорией вообще как главным инструментом разрушения марксизма.
Критическая теория вообще — это творение франкфуртской школы, прежде всего Хоркхаймера, но также Маркузе, Адорно и других. Сама франкфуртская школа, безусловно, находилась под большим влиянием ЦРУ.
Главный тезис критической теории заключается в том, что рабочий класс явным образом не оправдал возложенных на него надежд и вообще сходит с исторической сцены. А кто же на нее подымается? А на нее подымаются маргиналы, бомжи, ну и — максимум — какая-то контркультурная молодежь.
Это всё подбрасывалось западному марксизму, очевидно, просто со стороны CIA, Центрального разведуправления. Это вписывалось в марксизм, начиная с конца 40-х годов, а может быть, еще раньше, если взять Лукача.
Параллельно с этим такие люди, как Кожев, доводили до окончательного маразма переход от Маркса к Гегелю, который начался, между прочим, еще в поздних работах Ленина.
Перед нами очень специфическая мировоззренческая картина.
Что является ее итогом сегодня? То, что каждый раз, когда вы говорите: «Преступные тенденции на Западе следует называть постмодернистскими» (и они является постмодернистскими по факту), вам говорят: «Нет, они коммунистические, они левые». И что вы на это скажете?
Вы оглядываетесь вокруг себя — и что не левак, то такая мразь, что впору сказать: «Воистину так и есть!»
Но это же сделано! Это делали десятилетиями. Десятилетиями уничтожали нравственный каркас капитализма — и одновременно превращали левое благородное дело в средоточие постмодернистской мрази.
А такие люди, как Эвола, то есть те, кто всё время следили за тем, как будет рушиться современность, и готовили фашистский реванш, они же прямо говорили: «Да, у нас теперь нет никаких коммунистов. У нас есть левые анархисты и правые анархисты, и они очень легко договорятся».
Что, этого не было?!
Советский коммунизм, в сталинском его варианте, был неукротимо классичен. Он был нравственным, ценностным, чистоплотным, трепетным ко всему, что касается высших категорий бытия — дружба, любовь и так далее.
Где это? Хотя бы это! Его уже нет.
А ведь он еще в своих заначках, которые сейчас нужно реализовывать как никогда, был не только социальным, он был духовным, космическим, антропологическим. Он вписывался в другую тенденцию мировой мысли.
Где это? Этого тоже нет.
А если мы заменим все перспективные, гуманистические в высшем смысле этого слова тенденции внутри коммунистического движения тем, что называют современным левачеством, то я первым скажу, что ничего более отвратительного, чем это левачество, нет и не может быть. И что надо вступать в союз с любыми нефашистскими силами: консервативными, пусть даже ультраконсервативными, но еще верящими в человека и историю (во что фашизм не верит) и в гуманизм. С любыми такими силами — лишь бы не допустить левачества.
И то, что политика — искусство возможного, и левачество придет, ничего не означает. Оно придет как смерть. И должно быть изгнано. Или должен быть не допущен его приход.
На горизонте маячил и маячит, и будет постоянно существовать исторически необходимый альянс консервативных и даже ультраконсервативных религиозных сил с силами гуманистического духовного коммунизма.
Как можно, будучи коммунистом, отрицать великую роль Христа в человеческой цивилизации, саму фантастичность христианства, которое впервые в истории человечества, во-первых, сказало, что не какие-то там греческие боги, которые бегали между людьми, как хотели, а великий Бог — единый, монобог, пусть и в трех лицах — имеет в одной из ипостасей человека и вочеловечивание. И, во-вторых, готов принести себя в жертву — ради кого? Ради человека!
Были божественные жертвы. Всегда ссылаются на аграрные культы Осириса, Таммуза и так далее. Но им было плевать на человека. У них были свои дела.
О жертве во имя человека до Христа говорил Прометей, и потом сказал Христос. Да. Это жертва во имя спасения человека. Чья жертва? Самой высшей инстанции.
Так как же значим человек, если эта высшая инстанция предельная может принести себя в жертву ради него? И какие же надежды возлагаются на человека в условиях, когда приносится такая жертва?
Христианство — это было как раз то невозможное, что возможно во всех смыслах. Апостол Павел проповедовал в одной очень высокообразованной стране и случайно заикнулся о том, что при Христе будет воскрешение в теле. Слушавшие его умники сказали: «Об этом поговорим после». И больше не пришли…
Сама эта невозможность очень ощущалась внутри высоколобых и крайне духовных цивилизаций, предшествовавших христианству. И говорилось даже: да если б не эта сумасшедшая идея, чего нам христианство? Нам и с Платоном хорошо!
Как можно после этого не относиться к христианству с беспредельным уважением? И, будучи человеком культурным, не понимать, насколько вся великая культура пронизана этим? И насколько не изымаем этот компонент из культуры, что, даже не будучи христианином, нельзя не быть человеком христианской культуры по существу.
Я не дискредитирую этим другие культуры — восточные или исламскую. Не в этом дело. Но именно в христианстве этот апофеоз человека дошел до максимума так же, как и другие идеи — апокатастасис и так далее.
Всё это вместе сложило комплекс великих надежд и упований на человека. Передался ли он светскому человечеству или нет — это отдельный вопрос. Но без этого человечества не существует. Оно просто покатится в тартарары. И никакое искусство возможного здесь ничего не изменит.
Как не изменит ничего искусство возможного в медицине, если она не вспомнит о совершенно других своих великих научных ипостасях. Как не изменится ничего таким же образом в психологии, в образовании — всюду.
Леваческая постмодернистская мразь соединится с такой же нацистской и такой же либеральной. Они будут идти рука об руку, стремясь уничтожить своего главного сегодняшнего противника — христианский и морально-светский консерватизм.
Внутри этого сражения нельзя не быть на стороне уничтожаемого консерватизма, даже если представить себе, что искусство возможного требует другого. Потому что высшее искусство — это искусство жизни и смерти. Это то, где «дышат почва и судьба», и где искусство кончается и превращается во что-то другое.
Но и этот консерватизм, оставаясь гуманистическим и не превращаясь в нацистский, не сможет выстоять даже в состоянии глухой обороны, если он не протянет руку правильному — не постмодернистскому, а сверхмодернистскому — коммунистическому движению, которое с бесконечным уважением относится и к христианству, и к мировым религиям, которое антропологично, метафизично (в смысле отношения человека и мира), космично по сути своей. Которое верит в невозможное и верит в необъятные возможности человека как разума, созданного природой, во имя ее спасения и преображения.
Это не внечеловеческий разум, про который можно сказать: «Плевать нам на человека, мы его заменим другим разумом во имя дальнейшего движения».
Не замените. Нет ничего выше человека в ситуации, когда этот человек восходит, развивается и преобразуется, трансцендентируется, приобретает новые возможности, задействует свои резервные возможности. Конечно, в соединении с наукой и техникой и всем остальным, которые тоже преобразуются этим человеком, как и искусство.
Вне всего этого надежд нет. А без надежд выстоять против темной мерзости невозможно.
Человечество недолго будет топтаться на некоторой горизонтали. Оно прыгнет вниз, если не будет лестницы восхождения. И здесь нам надо объединяться.
Я посвятил эту свою передачу невозможному. Во всех его вариантах.
А разве советское было возможным? Разве не называлось оно «русским чудом»? Разве чудо не есть категория, вне которой ни о чем разговаривать невозможно в сегодняшнем мире? Разве этот мир не набрал такую инерцию нисхождения, что в ней без чуда и невозможно этому противостоять.
За новый альянс! За выстаивание! За приобретение новых надежд! За соединение этих надежд с надеждами вечными и иногда полузабытыми! За высший синтез! И за чудо преображения как то, что придает человечеству надежду и возможность сопротивления злу!
До встречи в СССР!
https://rossaprimavera.ru/article/b06f6e1f
08.07.2021 О том, что маячит на горизонте
Властвовать над человеком, сколь бы он ни был потребительски исковеркан, становится всё труднее. Значит, надо превратить человека в какое-то другое существо. И осуществить власть над этим существом
Сергей Кургинян / Газета «Суть времени» №437 / 8 июля 2021
Пётр Мясоедов. Сожжение протопопа Аввакума. 1897
Позиция всего глобального официоза по вопросу о ковиде-19 такова: «Человечеству угрожает страшная инфекция, с которой надо бороться. Средствами борьбы являются определенные запретительные мероприятия и, конечно же, вакцинация, которая одна лишь и способна радикально переломить ситуацию и спасти человечество».
Перед тем как поддержать или отвергнуть такую позицию глобального официоза, нужно честно ответить себе на вопрос о том, каков на самом деле масштаб проблемы под названием ковид-19. Все мы, кроме абсолютных антиковидных нигилистов, понимаем, что эта проблема весьма и весьма серьезна. Но каков тем не менее ее масштаб?
Разве попытка ответить самим себе на этот вопрос не имеет обязательного характера?
Разве можно что-то сделать без такого ответа?
Разве нет у человечества опыта, согласно которому с чем бы ни надо было ему бороться, эта борьба всегда должна быть основана на оценке масштаба угрозы и приведении этого масштаба в соответствие со средством борьбы против очередной напасти?
Согласитесь, что для того, чтобы настаивать на необходимости подобного подхода, совершенно не нужно быть ковид-диссидентом, противником вакцинации, врагом научно-технического прогресса вообще и прогресса в сфере лечения опасных заболеваний.
Что на самом деле никогда никто из людей, не потерявших голову, не начнет реагировать на ту или иную угрозу, не разобравшись с тем, каков ее масштаб.
И что каждый из читающих эту статью, и большая часть населения планеты по нескольку раз в день сталкиваются с угрозами, вначале оцениваемыми, а потом преодолеваемыми с помощью средств, отвечающих масштабу этих угроз.
Разве каждый из читателей не делал это по нескольку раз в месяц на протяжении всей своей жизни?
Начался насморк? Закапали что-то в нос и побежали на работу.
Обожгли руку утюгом? Сунули руку под холодную воду, приложили к ожогу питьевую соду или что-нибудь еще. И опять же продолжили заниматься тем, чем занимались. И потому что нет оснований для прекращения обычных занятий. И потому что такое прекращение чревато соответствующими издержками. Причем издержки явно грозят перерасти во что-то более опасное, чем насморк или легкий ожог.
Так устроена жизнь каждого обитателя планеты Земля. В этом смысле каждый из нас является собственным министерством чрезвычайных ситуаций, министерством здравоохранения и так далее.
Мы на опыте учимся необходимости действовать сообразно побудившему нас к этому действию обстоятельству.
Мы можем ошибаться при этом. Но мы не можем, слегка ожегшись утюгом, бросить всё, включая заботу о малолетних членах своей семьи, и рвануть в ожоговый центр, требуя спасения от легкого ожога.
Помимо прочего, мы понимаем, что, приехав в ожоговый центр, натолкнемся на сдержанное отношение к нашим требованиям по принятию чрезвычайных мер. Что ожог в лучшем случае помажут какой-нибудь мазью, в госпитализации откажут, а если мы будем слишком настойчивы, то вызовут соответствующего специалиста — психиатра или полицейского.
Почему же это здравомыслие вдруг исчезает в ситуациях, подобных ковиду?
Потому что опыт, полученный при разруливании собственных бытовых проблем (медицинских или иных), перестает работать в условиях, когда вам настойчиво говорят о том, что проблема носит глобальный характер. Что вас лично, возможно, она сегодня не коснулась, но завтра коснется. Потом вы обнаруживаете, что она уже касается кого-то из ваших родственников. А потом… Потом вы становитесь жертвой глобальной паники, раздуваемой одновременно и специалистами, и различными институциями, и властью, и средствами массовой информации.
Но ведь вы, казалось бы, чуть ли не каждый день сталкиваетесь с мошенниками, которые пытаются отрекомендоваться в виде спасителей от тех или иных проблем, всячески раздувая масштаб этих проблем и требуя от вас оплаты их услуг по спасению от того ужаса, который породит отсутствие срочного лечения этих проблем.
С пришествием эры мобильных телефонов вы по нескольку раз в день можете получать опыт подобного взаимодействия с мошенниками. И даже если при первых столкновениях с подобными господами вы допускаете ошибки, то потом вы на этих ошибках учитесь, перестаете дергаться, начинаете сначала самостоятельно разбираться с проблемой, которую мошенники или раздувают, или выдумывают. То есть перестаете поддаваться на так называемые разводки, столь популярные в нынешнюю эпоху.
Казалось бы, почему бы вам не повести себя аналогичным образом в ситуации с ковидом? И не рассмотреть в качестве одной из возможностей (подчеркиваю, одной из возможностей, и не более того!) эту самую разводку? При которой сверхкрупными мошенниками создан некий сверхкрупный пул, призванный наидичайшим образом раздуть угрозу, выдумать панацею, способную спасти от этой угрозы, отрекомендовать себя в качестве обладателя этой панацеи, взвинтить цену на производство и продажу панацеи в нужных количествах, заработать на ажиотажном спросе даже не миллиарды, а триллионы долларов — и уйти в кусты.
Вы скажете, что такое категорически невозможно.
Помилуйте! Ознакомьтесь с общедоступной информацией по поводу того, как именно мошенники уже это делали с различными заболеваниями. Как они раз за разом требовали чрезвычайных мер по тем же вакцинациям от свиного, птичьего гриппа и прочих напастей. Как потом выяснялось, что угроза оказалась дутой. А также выяснялось, что на выделенные деньги мошенники даже не пытались соорудить те панацеи, специалистами по созданию которых они себя называли. Ведь на настоящий момент уже ведутся разговоры о том, что мошенников надо бы было привлечь к суду как аферистов.
Но, во-первых, разговоры эти достаточно пустопорожние.
А во-вторых, если дело даже дойдет до привлечения мошенников к суду, то пострадают, как всегда, стрелочники. Стрелочники скажут, что наука — дело тонкое. И они не раздули угрозу, а осуществили корректный прогноз, не до конца учтя, например, неэргодичность и нестационарность процесса, развитие которого они спрогнозировали.
Разве то, что я описываю, плод моего воображения? Или моя хула на достойных ревнителей медицинского благополучия народов и человечества в целом?
Требуя оценки масштаба угрозы, я, как и многие другие обеспокоенные эксперты, вовсе не хочу приуменьшить масштаб угрозы. Я с самого начала был убежден, что ковид-19 очень серьезное заболевание. И со временем только убеждаюсь всё больше и больше в том, что заболевание это именно таково.
Но если масштаб угрозы, говорю условно, сто единиц, а вам говорят, что этот масштаб десять тысяч единиц или даже миллион единиц, то как вы должны относиться к подобному преувеличению? Как к добросовестному заблуждению или как к сверхкрупной афере?
Мне скажут, что нельзя так надуть одновременно все правительства планеты Земля, включая, например, правительство Китайской Народной Республики, и все спецслужбы, и всё научное сообщество.
Отвечу, что в современном мире слишком многое продается и покупается, причем без оглядки на моральные факторы. И слишком многие проявляют податливость перед лицом даже минимального давления.
Отвечу также, что всех сразу надуть не удалось.
И, наконец, обращу внимание читателя на так называемую «обязаловку». Если какому-то сверхкрупному аферисту удалось раздуть всемирную панику, причем не абы какую, а небывалую по своему накалу, то все правительства мира начинают так или иначе реагировать на эту панику. Не будешь реагировать — тебя обвинят в отсутствии реакции. Или в том, что твое поведение подозрительно — может быть, ты сам всё это соорудил и потому не реагируешь?
Вот Трамп, к примеру, пытался не реагировать на раздуваемую панику. Чем это для него кончилось — известно. И никто из политиков не хочет повторить судьбу Трампа.
А коммунистический Китай, зная, что его хотят сделать главным виновником произошедшего, не являясь заложником выборных процессов, является заложником клановой борьбы, ситуации на мировых рынках, собственного общественного мнения, наконец. И в силу этого он тоже начинает себя вести так же, как его оппоненты, зависящие от выборной конъюнктуры.
Тем более что сверхафера начинает задавать новые оси геополитической и мироустроительной конкуренции. А игнорировать эти оси — значит проиграть конкуренцию. И ты начинаешь конкурировать в том, насколько решительно противодействуешь раздутой угрозе. Тебе выгоднее продемонстрировать, что ты противодействуешь лучше всех и потому являешься мировым лидером. А зачем тебе оказываться в сторонке? Ты подождешь, чем это кончится, а на текущем этапе будешь получать возможные бонусы, а не ахать и охать по поводу того, как супермошенники обманывают человечество, осуществляя супераферу.
Дальше — больше. Кто первый произведет вакцину, тот и является победителем в глобальной конкуренции, ведущейся по правилам, задаваемыми супермошенниками. В этом и обязаловка. Раз уж супермошенникам удалось задать правила, то дальше все играют в навязанную ими игру.
Согласно правилам этой игры, панацея, которую нужно впаривать, — это вакцина. Можно начать плевать против ветра и утверждать, что это ложная панацея.
Но если даже ты докажешь, что вакцина — не панацея, а ковид-19 — не абсолютная погибель, а серьезное опасное заболевание, люди потребуют от тебя чего-то кроме подобных доказательств. Раз заболевание серьезное, его надо лечить. Ну и говори, как лечить! Предложи что-нибудь вместо вакцин! Что-то серьезное, капитальное, современное, технологически реализуемое, массовое.
Существенная часть той медицинской общественности, которая противостоит вакцинации, настаивает на том, что вакцинаторы с ходу отказались от лечения ковида всеми современными медицинскими препаратами, не являющимися вакцинами. И это действительно так. Но такие препараты, будучи, наверное, вполне убедительными и уж как минимум лишенными очевидных издержек, связанных с вакцинацией, никак не тянут на стратегическую альтернативу вакцинам. Притом что такая стратегическая альтернатива возможна только в рамках иного представления о теоретических проблемах физиологии и медицины. А именно любые такие представления и выкорчевываются с особой яростностью, как в нашей стране, так и за рубежом.
И это уже не тянет на банальную сверхаферу, пусть и создающую для кого-то триллионные прибыли.
Впрочем, и сами такие триллионные прибыли уже не могут быть самоценными. «Триллионеры» (новая группа в мировой олигархии), добившись таких прибылей, будут вкладывать их только во власть. Причем во власть мировую.
С давних пор говорится, что десятки и сотни миллиардов долларов алчут сращивания с властью и что именно такое сращивание и есть олигархия. Но триллионы уже не хотят банального сращивания с властью. Они хотят сами стать властью. Причем властью качественно иной, чем нынешняя. И как бы ни была несовершенна нынешняя власть во всех ее модификациях, триллионы жаждут иного господства над иным, с помощью этих триллионов преобразованным человечеством. Триллионы жаждут этого преобразования, оно же — дегуманизация.
Властвовать над человеком, сколь бы он ни был потребительски исковеркан, становится всё труднее. Значит, надо превратить человека в какое-то другое существо. И осуществить власть над этим существом.
Ядро нацистской идеологии именно в этом. Облик нацизма может меняться самым радикальным образом. А суть — в необходимости преодоления человеческого, слишком человеческого (так сформулировал постгуманистическую надобу Фридрих Ницше).
И Ницше, и все его последователи не скрывали, что «слишком человеческим» является именно исторический человек, он же человек восходящий. И что именно христианская амбициозность препятствует превращению человека в ту рабскую субстанцию, по отношению к которой может быть реализовано абсолютное господство.
Какое место в данном проекте занимает ковид? Ведь не ради триллионов как таковых он был вскормлен в недрах нынешнего бытия и выпущен из тех обителей, где об абсолютном господстве над постчеловеческим субстратом грезили, грезят и будут грезить, упорно добиваясь превращения абстрактных грез в неумолимую постчеловеческую действительность.
Ухмыляясь по поводу потуг своих противников нечто противопоставить замыслу по превращению одного из способов оздоровления человечества в некую псевдо- и панвакцинаторскую погибель, «триллионеры» спрашивают своих противников: «А вы-то чем располагаете в качестве альтернативы нашему панвакцинаторскому проекту? У вас есть другая медицина? Или вы всё сведете к натуропатическим архаическим действам?»
Так есть ли она, другая медицина? Ее ведь не может быть без другой модели жизни и смерти, болезни и здоровья, без другой физиологии, другого представления о человеке.
Разбираясь в этом вопросе, я понял, что, во-первых, такие альтернативы были и носили не архаический, а прорывной характер. Что эти альтернативы были и технологическими, и высоконаучными. И что, конечно же, такими альтернативами особо серьезно занимались именно в предсоветской и Советской России.
А во-вторых, я понял, что выкорчевывать эти альтернативы начали уже в позднесоветский период. И что, конечно же, с особой активностью такое выкорчевывание стало осуществляться тогда, когда советская цивилизация рухнула. И вся мировая медицина подверглась окончательной — особо беззастенчивой и циничной коммерциализации.
Наиболее впечатляет именно то, что обрушение СССР и советского коммунизма выпустило из бутылки сразу очень многих джинов. Не только джина американского всевластия, но и джина дегуманизации во всех ее модификациях. Одной из которых, конечно, является дегуманизация медицины.
Так о чем же все-таки идет речь? О суперафере, имеющей целью суперприбыли? Или о чем-то неизмеримо большем? И как в этом большем, коль скоро оно есть, сочетаются целеполагания и самодовлеющая инерционность процессов?
Анализ медицинских макротенденций показывает, что именно после краха СССР мировая медицина окончательно превратилась в придаток к мировой промышленности изготовления лекарств. А эта промышленность задает главное — правила медицинской игры.
Согласно правилам, задаваемым этой промышленностью, альтернатив вакцинам нет и быть не должно.
Потому что вакцины проще всего производить.
Потому что производство вакцин отлажено.
Потому что миллионы специалистов натасканы именно на то, чтобы производить вакцины.
Потому что прибыль от производства вакцин намного выше, чем прибыль от производства других лекарств.
Потому что коммерциализация медицины носит катастрофический характер.
Потому что моральные регуляторы с каждым десятилетием всё более обесцениваются.
Потому что пул, осуществляющий супераферу, уплотняется, укрепляется, осваивает всё новые технологии, тратит заработанные спекуляциями средства на укрепление своих позиций, скупает мировые СМИ, наращивает коррумпирование ученых и политиков, которые, теряя моральный каркас, становятся всё более податливыми ко всему, что касается репрессивного кнута и финансово-статусного пряника.
Теперь представим себе людей, которые почему-либо не проявляют особой чуткости к угрозам («уничтожим вашу репутацию») или поощрениям («заплатим за нашу поддержку»). Вы спросите, откуда такие люди возьмутся в современном мире?
Отвечу. Необходимо исходить из того, что такие люди есть, в том числе и среди «сильных мира сего». Мир слишком неоднороден. И сразу подстричь всех под одну гребенку невозможно. Кроме того, у кого-то нет по объективным причинам и страха перед обрушенной репутацией, и необходимости оскоромиться именно той мздой, которую могут предложить супераферисты. Мало ли денег на планете Земля!
Кто-то на таких аферах зарабатывает, а кто-то на оружейных сделках или на торговле энергетическими ресурсами. Так что можно себе представить неких «сильных мира сего», у которых нет прямой надобности подчиняться диктату супераферистов.
Но правила-то эти люди отменить не могут! Как такие лидеры откажутся от обязаловки, требующей производить вакцины лучше других и быстрее других, демонстрировать, что твои вакцины самые спасительные, а ты — лидер в деле спасительной вакцинации? Что им сулит такой отказ?
Объявление их страны аутсайдером, Верхней Вольтой с ядерным оружием. Экспансию чужих вакцин на свою территорию.
И, наконец, чем ты будешь лечить людей от того весьма серьезного заболевания, которым и впрямь является ковид-19?
Интересуясь состоянием советской науки в целом, я обнаружил странные процессы в самых разных научных сферах.
К примеру, я обнаружил, что советская марксистская философия, невероятно важная для адекватного существования коммунистической идеологии, то есть для жизнеспособности советского моноидеологического государства, уничтожалась в несколько этапов.
Сначала уничтожались богостроители, деятели пролеткульта, все коммунисты, убежденные в том, что надо строить идеологию, заявляя о наличии самых масштабных целей, включая цели по завоеванию космоса, преображению всего материального бытия, всей вселенной, всего материального состава мира.
Потом уничтожались люди, по-настоящему знающие классический марксизм с его теорией отчуждения от родовой сущности.
Потом уничтожались противники так называемой конвергенции, то есть сближения коммунизма и капитализма. Они уничтожались в рамках войны с чудовищно косной «сталинщиной», в рамках борьбы за мир, прагматизации идеологии и так далее.
Потом уничтожались остатки тонких и знающих марксизм людей. И это происходило уже в эпоху скрытого всевластия андроповского партийно-комитетского клана.
В результате к началу перестройки у нас не было своей философии, способной стать опорой в идеологической борьбе. И страна просто склонилась перед крикливой убедительностью аферистов от философии и идеологии, сумевших убедить всех и вся, что марксизм — это замшелая рутина, а вся правда за современным капитализмом.
Так обстояло дело в философии. Но примерно также оно обстояло и в психологии, и в сфере научно-технического прогресса, и в теории управления. Везде наталкиваешься на одно и то же — на подспудное уничтожение всех альтернатив банальному западному прагматизму. Даже в том, что касается развития сложных логических систем, наталкиваешься на это. Ну и, конечно же, на это ты сразу наталкиваешься, занимаясь историей советской медицины.
Как тщательно выкорчевывалось уже как минимум с 1970-х годов, а то и раньше, всё то, что сегодня могло бы и в теории, и на практике стать альтернативой той точки зрения, согласно которой спасение исходит только от вакцин!
Ты убеждаешься, что такое выкорчевывание осуществлялось как минимум двадцать последних советских лет. И что в постсоветскую эпоху оно приобрело совсем разнузданный характер.
Теперь предположим, что ты являешься администратором высшего ранга, который должен использовать те или иные инструменты в борьбе с очень серьезным массовым заболеванием. Что ты начнешь делать в условиях, когда от тебя требуется сегодня, и именно сегодня, принять крупные практические шаги по борьбе с этим самым ковидом-19, то есть с тем, что и впрямь несет серьезную опасность, а предъявляется миру просто как абсолютная погибель?
Ты обратишься к своему медицинскому сообществу? А в каком смысле оно «свое»? Оно давно уже не какое-то там «свое» ― русское, коммунистическое и так далее. Всё это, повторяю, начало терять смысл уже в давние-стародавние советские времена. И окончательно потеряло его в постсоветское тридцатилетие. Теперь оно уже не свое, а глобальное, то есть западное. И как всегда бывает в таких случаях, проявляющее яростное желание дополнительно освобождаться от всего своего и быть правовернее любого Гейтса.
Ты обращаешься к этому сообществу и спрашиваешь его, что делать.
Оно тебе отвечает: «Как что? Вакцинироваться! Всё, как у Пронькиных. Мы еще будем покруче всяких там Фаучи».
Ты ощущаешь в этом подвох, и что? Если ты постсоветский российский политик, то тебя подвохи окружают со всех сторон. Ты только ими и занят.
То есть ты начинаешь лавировать между тем панвакцинаторством, которое тебе навязывают со всех сторон и медики, и прозападная элита, и наиболее близкие тебе люди, которые тоже ориентируются на Запад и его достижения (а на что прикажете ориентироваться?) — и собственным здравым смыслом вкупе с общественными умонастроениями.
Приглядитесь к происходящему, и вы увидите, что всё именно так и делается.
Что всё сориентировано на некий хрупкий баланс между вакцинаторским мейнстримом, созданным супераферистами, и общественными умонастроениями, которые опять-таки неоднозначны.
При этом все группы общества — от элиты до антиэлитных низов — не нацелены на то, чтобы понять, каков реальный масштаб проблемы, насколько он раздут, кем и зачем. А также в чем суть проблемы! А она в том, кем именно эта проблема создана! А еще хотелось бы понять, что сулит панацея, она же вакцинация. Способна ли она решить проблему или она эту проблему усугубляет. И что она с собой несет, эта самая вакцинация, даже если предположить, что в данном конкретном случае ковида-19 она вообще с собой несет хоть что-то полезное.
Но даже разобравшись во всем этом, — в том, кем создано биологическое оружие под названием ковид-19, как оно устроено, что в него вмонтировано из подсистем, превращающих вакцинацию в нечто более губительное, чем само опасное заболевание — общество не получит ответа на вопрос, что ему делать с этим заболеванием. Притом что заболевание действительно является опасным.
Ведь все ответы на этот вопрос, не сводящиеся к антивакцинаторскому антинаучному экстазу, и впрямь находятся по ту сторону нынешнего медицинского мейнстрима!
Ну и что же реального находится по ту сторону этого мейнстрима? И находится ли по другую сторону этого мейнстрима хоть что-нибудь серьезное и современное? Притом что любая серьезность и современность требует крупных вложений и соответствующих кадров — умных, образованных, сориентированных не на то, на что сориентирован медицинский мейнстрим…
Считаю необходимым постоянно оговаривать свое категорическое нежелание обзавестись вдобавок ко многим имеющимся еще одной профессией, позволяющей рассматривать проблему медицинских стратегических альтернатив, так сказать, изнутри.
Кстати, тут впору обзаводиться не одной новой профессией, а несколькими: эпидемиология, иммунология, вирусология, медицинская генетика и так далее.
Глубоко уважая все эти отрасли знаний, я лично как человек никогда не питал желания превратить свое поверхностное знакомство со всем, что касается биологии, медицины и даже какой-нибудь органической химии в сферу своих профессиональных или даже углубленно дилетантских занятий.
Что-то всю жизнь мешало мне заинтересоваться этим по-настоящему. Другое дело — теория информации, квантовая механика, теория относительности, всё, что угодно, вплоть до логики и метаматематики. Тут всё время хотелось узнать побольше, даже не для того, чтобы самовыразиться, а просто из человеческого любопытства.
Включить же подобное любопытство к тому, что связано с медициной, я никогда не мог. И даже теперь, обложившись научной литературой соответствующего профиля, испытываю определенную тягостность, всегда возникающую у людей, занимающихся чем-то далеким от их призвания.
Налицо, однако, два, так сказать, в чем-то утешительных обстоятельства, делающих лично для меня изучение околомедицинских вопросов не столь тягостными, как это мне ранее представлялось.
Первое обстоятельство состоит в том, что я с изумлением обнаружил полнейшее отсутствие людей, необходимых для предотвращения губительных последствий панвакцинаторства. То есть людей, которые, в отличие от меня, могли бы с колоссальным увлечением и на всю исследовательскую катушку заниматься восстановлением утраченных медицинских знаний, предлагающих конструктивную альтернативу этому самому панвакцинаторству. Причем такую альтернативу, которая была бы и серьезной, и глубокой, и абсолютно научной, и практически осуществимой.
Может быть, мой нынешний мониторинг не является достаточно широким, и потому я не обнаруживаю таких людей.
А может быть, современный мир уже настолько исковеркан, что всё, находящееся за рамками медицинского мейнстрима, не развивается вовсе. То есть, конечно же, развивается любая антинаучная бредятина. Тут налицо бурный рост соответствующих умствований. Но я-то ищу серьезные научные медицинские основательные альтернативы. А их, как говорил герой одного из рассказов Бабеля, «недостача, ай, недостача».
Ну и какое тогда имеет значение мое желание или нежелание грызть гранит медицинских наук? Коль скоро на карту будет поставлено очень и очень многое, то негоже привередничать. Я вот, может быть, всю жизнь хотел заниматься только театром и особым типом научности, основанном на сближении работы левого и правого полушария. А заниматься пришлось и политологией, и теорией элит, и специсследованиями в сфере безопасности, и историческими исследованиями, и много еще чем.
Второе обстоятельство, обнаруженное мною относительно недавно, заключается в том, что ковидная проблематика очевидным образом превращается чуть ли не в ядро ведущейся Большой игры, ориентированной не только на переустройство мира, но и на переустройство человека. Игры идеологической, метафизической. Игры, ведущейся во имя осуществления на практике той самой дегуманизации, которая из отдаленной угрозы превращается в невыносимо двусмысленную конкретику.
Я обнаружил это, как ни странно, в канун восьмидесятилетия начала Великой Отечественной войны. Именно тогда мне попалась на глаза статья ничем особо не примечательного автора, утверждавшего, что христианин обязан вакцинироваться, и что отказ от вакцинации является для христианина греховным.
Поскольку в нашу неразборчивую эпоху правит бал пресловутое «мели, мели Емеля, твоя неделя», то я мог бы отмахнуться от подобной ахинеи, изрекаемой неизвестно кем и неизвестно ради чего. Но многие десятилетия занятия проблемами идеологии и информационной войны выработали у меня особый инстинкт интеллектуально-идеологической настороженности.
В далеком 1993 году именно этот инстинкт подсказал мне необходимость обратить внимание на не слишком крупную, на первый взгляд, идеологическую заявку малоизвестного автора.
В статье утверждалось, что расстрел Дома Верховного совета был осуществлен людьми, опиравшимися на книги братьев Стругацких. Мол, эти люди, сам Гайдар и члены его команды, считают себя не либералами и не западниками, а настоящими прогрессорами. Опираясь на этот миф, они преисполнены всем тем, что из него вытекает. А вытекает из него необходимость наижесточайшим образом управлять растерянной русской швалью, этими неразвитыми обитателями планеты, на которую высадились прогрессоры.
В дальнейшем были подтверждены мои наихудшие опасения. Данная статья действительно была опережающим идеологическим вбросом, за которым последовала развернутая теория и практика десоветизации, декоммунизации, деиндустриализации, декультурации, десоциализации и так далее. То есть всё той же дегуманизации. Причем в ее наихудшем, системном варианте.
Тот же самый инстинкт подсказал мне необходимость обсуждения вакцинаторской практики с опорой на данную статью малоизвестного автора, утверждающего, что он христианин. И потому-де, мол, лицезреет своими духовными очами греховную суть всех тех, кто не вакцинируется, то есть отрекается от христианства.
Я выпустил передачу «Смысл игры», в которой очень сдержанно и корректно обсуждал проблему вакцинации. Я обсуждал ее не только неизмеримо более корректно, чем многие радикальные антивакцинаторы. Я обсуждал ее еще и гораздо более корректно, чем сам же ранее. Фактически, моя новая передача «Смысл игры» была смягченным вариантом всего того, что я говорил по поводу вакцин прежде. И что никогда не запрещалось ютубом.
Первой моей передачей «Смысл игры», посвященной ковиду, которую ютуб запретил, была именно эта передача. Всё, что отличало ее от других, было связано с моим настойчивым предупреждением о недопустимости применения религиозного подхода к сугубо научному вопросу о том, нужно ли осуществлять вакцинацию.
Не желая абсолютизировать свои аналитические инсайты, но и не считая возможным их игнорировать полностью, я вынужден признать, что существует связь между запретом именно этой передачи «Смысл игры» и тем, что я говорил в ней о недопустимости введения темы вакцинации в представления о христианском должествовании.
Ведь, согласитесь, никаких других новых тем я в этой передаче не рассматривал. И никакого избыточного антивакцинаторского рвения не проявлял.
Я, напротив, сообщил (и это чистая правда), что часть моих ближайших соратников вакцинировалась. И что я не могу кому-либо навязывать свое отношение к вакцинации.
Имеет тогда право на существование такая логика: если десятки передач «Смысл игры» не запрещались, а одна оказалась запрещенной, то запрещена она оказалась потому, что в ней была рассмотрена новая тема. Но ведь единственная новая тема, которая была рассмотрена — это недопустимость выведения из сообщества добродетельных христиан всех тех, кто не хочет вакцинироваться.
Более того, через несколько дней я выложил еще более сдержанную передачу, в которой всего лишь ознакомил зрителя с оценкой вакцинации, которую давали нобелевский лауреат Люк Монтанье и очень крупный (чтобы не сказать крупнейший) афонский православный авторитет.
Крупнейший ученый (нобелевский лауреат!) сказал, что вакцинация крайне опасна. А крупнейший православный авторитет сказал, что она является делом рук Антихриста.
Эту мою передачу ютуб запретил мгновенно, даже не дождавшись ее выхода в сеть. Что, в принципе, ютубу не было свойственно. И что подтверждает мою гипотезу о связи между этим запретом и обсуждением попытки приравнять отказ от вакцинации к религиозному преступлению.
5 июля 2021 года информационное агентство РИА-Новости сообщает о высказывании не какого-то второстепенного автора, приравнивающего отказ от вакцинации к греховному поступку, а совсем другого лица. Вот, что сообщает уважаемое информационное агентство: «Не желающие вакцинироваться от коронавируса берут на себя грех, который придется отмаливать всю жизнь, ― заявил глава отдела церковных связей московского патриархата митрополит Волоколамский Илларион».
«Я сейчас постоянно сталкиваюсь с такими ситуациями, когда люди приходят к священнику для того, чтобы покаяться в том, что они не сделали вакцинацию себе или своим близким и что они стали невольной причиной гибели людей. Они приходят и говорят: „А как мне теперь с этим жить?“ А мне даже трудно сказать, как теперь с этим жить. Всю жизнь надо отмаливать совершенный грех. А грех заключается в том, что подумал о себе, но не подумал о другом человеке», ― сказал митрополит в эфире телеканала «Россия-24».
Митрополит Илларион, известный своей близостью к высшей иерархии РПЦ и своими либеральными взглядами, прекрасно осведомлен о том, что тот же Афон, являющийся высочайшим духовным авторитетом для накаленно православных людей, назвал вакцинацию печатью Антихриста.
Я — светский человек, не желающий вмешиваться в дела РПЦ. Но я аналитик, понимающий, что если одна православная авторитетная инстанция называет вакцинацию делом Антихриста, а другая утверждает, что отказ от вакцинации — это грех и именно грех, то внимающий церковным авторитетам православный христианин оказывается в сложнейшем положении. И что такое положение породит, рано или поздно, глубочайший конфликт в церковной иерархии и в церковной пастве.
Между тем, РПЦ всегда рассматривалась мною как некий постсоветский вариант КПСС, то есть как основная идеологическая сила, обеспечивающая непотребительскую мотивацию и общенациональную консолидацию в постсоветском российском обществе.
Не надо быть верующим для того, чтобы оценить значение РПЦ для постсоветской России, правомерность проведенной мной аналогии, а также всё, что вытекает из случившегося.
Когда-то русское православие оказалось диссоциировано по гораздо менее существенному поводу. И это имело ужасающие последствия.
Через столетия также была диссоциирована КПСС с еще более ужасающими последствиями.
И что же теперь маячит на горизонте?
https://rossaprimavera.ru/article/1f75ec0a
02.07.2021 Впереди переворот? Куда ведет вакцинация
Нет ничего хуже решительно действующих людей, которые этой решительностью прикрывают свою глубокую человеческую растерянность
Колонка главного редактора. Сергей Кургинян / Газета «Суть времени» №436
Мангал «Горящий Кремль», сделанный на Украине. Изображение: Скриншот страницы соцальной сети Instagram @mordoronfire
Летние месяцы я практически безвылазно — если нет каких-нибудь ЧП — провожу в Александровской коммуне. Этой коммуне, работе с ней, самой разной, я уже сейчас отдаю гораздо больше половины своей энергии и времени. И перед тем, как я перейду к основной теме, мне хотелось бы чуть-чуть объясниться по поводу того, почему это так, а также — как из этого обстоятельства вытекает многое, включая мой взгляд на происходящее. Это не лирическое отступление, это по существу дела. Я вскоре перейду к ковиду, вакцинации и всему остальному.
Ну, так вот. Я как-то экстремально остро пережил печально знаменитый референдум 1993 года — так называемый «Да-Да-Нет-Да», на котором существенная часть российского общества, а отнюдь не только его элита, отдали голоса за Ельцина, поддержали его преступные реформы, причем уже понимая, что они ограблены, унижены, растоптаны, страна расчленена и так далее.
С этого момента, как мне представляется, стало уже трудно говорить о том, что вот у нас отвратительная элита, которая навязала замечательному народу какие-то чудовищные преобразования. Стало ясно, что как-то всё уж очень не ахти и с процессами в широких общественных группах, именуемых народом, населением, и в каких-то партийных группах самого разного рода, ну и с элитой, конечно, в первую очередь; что это такое вопиющее неблагополучие — глубинное, страшное, по отношению к которому слово «проклятие» не является избыточно пафосным.
Я понял в 1993 году, что я буду жить в отвратительной стране с очень неблагополучным населением, чудовищной элитой и более чем странными политическими партиями, которые будут болтать о том, что они выражают интересы народа. Я понял, что всё это будет чудовищно плохим, и в этой чудовищно плохой среде я должен буду жить, потому что вне России я жить не могу, а Россия такова, какова она есть. И я понял даже больше. Что мне придется это защищать, потому что как только это рухнет, — а государство обрушить было очень легко, и сейчас это легко сделать — главное, что потом на территории появятся оккупационные войска, будут летать американские вертолеты, и всё станет совсем фатальным. Значит, жить нужно внутри этого чудовищного неблагополучия, в этом роковая необходимость. Это надо будет любить, защищать, как-то в нем существовать, а существовать в целом я могу только никак не задевая свое человеческое достоинство и представление о своих ценностях.
Вот это мое понимание наложило отпечаток на всё, что происходило и происходит. И когда какие-нибудь очень пафосные группы начинают кричать о том, как омерзительна жизнь в России, я могу ответить только одно: она еще более омерзительна, чем вы кричите. Но только я-то знаю об этом давно, и если меня что-то и удивляет, и вселяет надежду, так это то, что она не настолько омерзительна, как могла бы быть. Всё, что происходит сейчас с ковидом, — это жуткая мерзость. Но она чуть меньшая, чем та мерзость, которая происходит повсеместно, как на Востоке, так и на Западе. То, как ведут себя наши элиты, — это сплошная пакость. Но это могла бы быть еще большая пакость, потому что всё-таки они как-то огрызаются, всё-таки как-то страна существует и даже что-то к себе присоединяет. А казалось, что это будет полностью невозможно.
Это вовсе не означает, что можно воспевать то, что есть. Я назвал это давно «стабилизацией криминального капитализма». Этот капитализм не мог не быть криминальным, я объяснял это много раз. Он и стал криминальным. И то, что произошло в 2000-е и в 2010-е годы и так далее, — это стабилизация этого субстрата, а вовсе не изменение его качества. Никто не меняет его качества, его стабилизируют, им пытаются управлять, его пытаются нормализовать.
Ну, так вот, это окончательно нормализовать, стабилизировать и облагородить невозможно. Оно то, что оно есть. Сдержать его деструктивные позывы в определенной степени можно, их можно смягчить, поэтому мы летим вниз не с той скоростью, с которой могли, а гораздо медленнее. И процессы происходят не столь однозначно, как должны были, а гораздо более сложным образом. Но они всё равно омерзительны, изначально.
И те, кто кричат: «Как можно этого не видеть!» — (а потому не реагировать соответствующим образом), видимо, не понимают, что эта реакция предполагает какие-то неповрежденные группы и массивы в обществе, какое-то большое количество чего-то такого, на что можно опереться в этой борьбе. Если же это не так, то ситуация напоминает Рим периода упадка. В нем попытка организовать классовую борьбу — не знаю, рабов и колонов — малопродуктивна.
Ровно так же сейчас никакого отношения к классовой борьбе не имеет ситуация, в которой мы живем. Общество находится в глубоком регрессе и апатии. Оно аморфно, оно само настолько же повреждено, как элиты и партии — «народ и партия едины». Оно начинено всеми теми социальными, психологическими, метафизическими вирусами, которые породил 1993 год. И не надо мне говорить, что это было когда-то давно, мы тогда еще не родились, ни за что не отвечаем. Исторически мы отвечаем за всё. А я — так уж тем более, потому что я не только жил в ту эпоху, но я еще и находился в гуще борьбы.
Таким образом, я не могу негодовать по поводу того, что что-то из происходящего здесь скверно. Потому что если что-то меня может изумить, то лишь только то, что это не до конца скверно, не так скверно, как могло бы быть.
Что же касается того, как можно исправлять подобного рода ситуацию, — ну так исправлял же ее Древний Рим, принимая христианство. Были какие-то катакомбные группы — параллельные, живущие другой жизнью, гораздо более благой, нравственной и какой-то твердой по своим основаниям. Они-то и оказались востребованы Константином по тем или иным причинам. Потом и сам Рим удержался на плаву какое-то время, и Византия создалась, Восточная Римская империя. Она так держалась тысячелетие и была унаследована Русью. И сам этот Западный Рим потом воссоздал Священную Римскую империю и как-то собрал эти баронства — чудовищные совсем и темные группы — во что-то более светлое и осмысленное, чем и была средневековая и буржуазная Европа.
Вот отсюда и проистекают мои приоритеты: и мое нахождение в Александровском, и распределение времени и энергии между различными видами деятельности. Ко мне обратились люди, несущие на себе отпечаток всех повреждений эпохи. Они сказали, что хотят из этого выбраться, что они могут представлять собой какую-то молекулу в том опорном контингенте, который сможет реально изменить направление исторического процесса.
Они проявляют удивительную самоотверженность и в целом верность и стойкость — это очень небеспроблемное всё, ну так я этим и занимаюсь. Безнадежное ли это дело или здесь есть надежда — я не умею сидеть, сложа руки, я должен бороться так, как считаю нужным, я должен защищать то, во что я верю.
Я твердо знаю, что предаваться иллюзиям по поводу того, что неблагополучное общество с крайне неблагополучными партиями осуществит какие-то перетурбации, при которых нынешнее неблагополучие превратится в рай земной или во что-то благополучное, — невозможно. Опомнитесь, посмотрите на эти лица! На все сразу: и властные, и оппозиционные.
Находясь в Александровском, я не только занимаюсь проблемами людей, которые, как я считаю, могут сложить некоторую молекулу будущей дееспособной в историческом плане субстанции. Видите, как осторожно говорю? Могут — молекулу сложить. Но это уже действие.
Я также разбираюсь со всей этой ковидной проблематикой в нескольких ее аспектах и пытаюсь нащупать какие-то настоящие смысловые точки в главном вопросе, который меня беспокоит: а кто же это так лихо зачистил уже в Советском Союзе очень разные научные направления, которые могли бы выволочь Советский Союз из той ситуации, в которой он оказался в так называемый застой? Кто же этот «герой»?
Как оказались уже в Советском Союзе зачищены перспективные направления в электронике? Как оказалось зачищено всё, что было связано с настоящей плановой экономикой и нелинейной оптимизацией, без которой плановой экономике невозможно действовать? Как оказалась зачищена настоящая большая советская психология или советская философия (все эти ильенковы), советский марксизм? Как оказалась зачищена наша педагогика и, наконец, наша медицина? Почему мы вдруг оказались в каком-то таком сумрачном лесу однообразной медицинской научности, которая таковой не была? Где наследники Ухтомского, где наследники академика Сперанского? Где наследники многих других наших медицинских светил, разрабатывавших направления, альтернативные тому, которое победило? Где они? Куда они делись?
Я пытаюсь мучительно в этом разбираться, я не медик, мне фактически приходится вторую профессию приобретать, и одновременно я пытаюсь до конца понять, что же всё-таки произошло с этим вирусом-то, который долгое время объявляли естественным, а теперь уже твердо объявляют искусственным? И как это может быть, что одно поменялось на другое, а нет ни виновных, ни объяснения, почему это произошло? И так далее.
И вот посреди всего этого дела возникает вот эта эпопея с вакцинами, в которой меня беспокоит ее перегретость, экзальтированность, внутренняя упертость и неприязнь к позиции оппонента. Не будет в этом добра. Кто бы ни был тут прав и виноват, но когда общество приходит в это состояние, то все пагубные процессы медицинского характера, а я буду сейчас их обсуждать, ничто по отношению к пагубным процессам социального и политического характера.
Встреча Путина с Байденом не дала почти ничего. Ситуация, скорее, даже ухудшилась, потому что выяснилось — это как-то всё находится за кулисами, но всё более очевидно — что Байден пытался что-то продавить и не смог. Значит, давление на Россию будет расти.
Эксцесс с нашими справедливыми военными действиями против британского эсминца — это только начало подобного нарастания напряженности. Враг просто не может в этой ситуации не воспользоваться расколотостью общества и всеми этими ажиотажами, которые происходят вокруг этой ковидной темы.
Поэтому, с одной стороны, сама эта тема представляется крайне опасной, будучи взятой как вещь в себе и для себя. А с другой стороны, эта тема не существует как нечто замкнутое, она начинает управлять общественными умонастроениями, много чем еще. Как в этой ситуации вести себя? И как к этому ко всему относиться? Я же не пытаюсь учить других, я пытаюсь сам нащупать для себя какой-то путь и делюсь тем, что мне удалось нащупать.
Так сложилась моя жизнь, что большую ее часть я проработал в виде руководителя тех или иных видов организаций: театра, аналитического центра и так далее. Я никогда не руководил организациями, в которых мой авторитет не был высочайшим, я просто не умею это делать! Я считаю, что именно с помощью высочайшего авторитета можно эффективно руководить. На настоящий момент часть моих близких друзей и соратников вакцинировалось, а часть нет. Я никак не влиял на позицию одних и других. То есть я считал и считаю, что право каждого из людей распорядиться своим здоровьем так, как он считает нужным.
Мои очень умные, дорогие мне сотрудники, причем ближайшие, вакцинировались. Часть из них, слава богу, пока что не заболела, а часть заболела. И, может, потом повторно ревакцинируется, я не знаю, но только я на это давить не буду! Я не буду на это влиять, во-первых, потому что я считаю, что вопрос здоровья каждого из этих людей — это его вопрос, это его личное право выбора! А во-вторых, потому что я ничего толком про эти вакцины не знаю. Я узнал о них примерно в тысячу раз больше, чем нужно квалифицированному пользователю, но это не значит, что я о них что-то узнал. Так как же я могу начать что-то, будучи руководителем, вменять людям, сам точно не зная, что же именно я им вменяю? А если я им вред вменяю?
Мне кажется, что подобная позиция касается не только меня как руководителя. Она должна бы была касаться и мэра Москвы, и президента России и наших губернаторов. Разве нет? Разве не она озвучена публично и президентом России, и многими другими официальными лицами?
Ведь мы ничего не знаем. Заповедь врача — «не навреди». Мы не знаем — вы это можете понять, что мы не знаем! — что это такое? Как же можно, не зная, что это такое, проявлять такой фанатизм и такую ретивость? Откуда она взялась? Что она означает? Что это за загадочная судорога, охватывающая весь мир? Чем она вызвана? Что в ее основе?
Мне хотелось бы перед тем, как перейти к моей интерпретации поведения самых разных наших властных элит, ознакомить вас с неким текстом, который написало лицо, в общем-то, рядовое. Он опубликован в газете «Взгляд» 22 июня, этот текст. Но мне кажется, что это рядовое лицо, некий Сергей Худиев, как-то наиболее грубо и внятно озвучивает ту идеологию, которая сейчас овладела умами как психологический вирус, как социокультурный вирус. Давайте внимательно вчитаемся в эти положения для того, чтобы понять: а чего творят-то?
Зачитываю: «Заповедь „не убий“ требует прививаться».
Понимаете? На самом деле вы нарушаете заповеди Христа, если не прививаетесь. В заголовок это вынесено! Неслабо?
«Рост заболеваемости COVID-19, — читаю, — (причем в ситуации, когда вакцинация доступна уже полгода) вызвал, с одной стороны, попытки властей всё же как-то побудить людей вакцинироваться (к продавцам были суровые медицинские требования и до ковида, если кто не знал), с другой — взрыв антипрививочной паники в соцсетях…»
Смотрите, как изначально выстроена манипуляция: с одной стороны, благородные попытки властей всё же как-то побудить людей вакцинироваться, а с другой стороны — взрыв антипрививочной паники в соцсетях. На одной стороне благородная власть, которая побуждает людей к разумным действиям, а на другой стороне — темные силы в соцсетях, антипрививочные.
«Это, конечно, не холерные бунты и не погромы времен „черной смерти“, но явление достаточно прискорбное — оно оборачивается смертями, которых вполне можно было бы избежать».
То есть оракул, изрекающий данную истину, не только беседует прямо с Христом и знает, кого именно убивают и кого нет… а вот, может быть, вакцины убивают — как тогда быть с заповедью? Не только отрицает разум в огромных группах людей, которые почему-то от чего-то отстраняются… (они неграмотные, дикие, сумасшедшие — да?). Но он еще и говорит о том, что подобное поведение оборачивается смертями.
А альтернативное поведение ими не оборачивается? А вся ковидная истерия этим не обернулась? В Израиле министерство здравоохранения сообщило о том, что резко повысился уровень заболевания миокарда после вакцин. Этому оракулу из газеты «Взгляд» это известно или нет? «Причины, по которым следует (и я давно привился), достаточно понятны. Как православный христианин я знаю, что заповедь „не убий“ требует ни прямо, ни косвенно, ни действием, ни бездействием не покушаться на жизнь и здоровье человека — как ближнего, так и себя самого».
Опа! Пить нельзя, курить нельзя… А поедание мяса, которое вредит здоровью? А психологические факторы?
Один мудрый патриотический политик «единороссовского» плана говорил много лет назад: «Запретите Кургиняну выступать! После него моя бабушка пьет валокордин».
Значит, завтра вам скажут, что вы посягаете на свое или чужое здоровье, например, тем, что являетесь слишком мрачными. Или тем, что слишком напористо говорите, — это психологическая диверсия. Тогда возникают сертификаты «психологически устойчивый типаж». И вы должны предъявить QR-код, в котором будет написано, что вы «психологически устойчивой типаж». А иначе вам нельзя входить в места общественного пользования — а вдруг ваша мрачность повлияет на людей? Вы разнесете психологическую заразу, а психологическая зараза породит психосоматическую, а психосоматическая породит физиологические последствия, люди заболеют. Что тогда?
Вы вообще понимаете, докуда можно зайти в этой логике? И что бы на это ответил автор христианского учения? Который много чего рекомендовал такого, что явно вредило здоровью тех, кому он это рекомендовал… Я уж о крестных муках говорить не буду…
«Пренебрегать медицинскими мерами, которые призваны остановить смертельную инфекцию, значит совершать то, что в законе называется «причинением смерти по неосторожности».
А вы убеждены в эффективности этих медицинских мер? Вы откуда знаете, что они эффективны? Или вы считаете их эффективными, а другие — нет. Другие не идиоты. Если бы они знали, что вокруг свирепствует смертельная болезнь, а эти меры приведут к тому, что они сами не будут умирать и их близкие, они бы быстро их применили! Они не сумасшедшие и не идиоты. Они умнее вас, великий христианин. Значит, вы уже переходите от неких христианских заповедей тут же к уголовному кодексу. От уголовного кодекса — к расстрелам?
«Даже если вы сами переносите ковид легко, вы становитесь частью той цепочки, по которой вирус доходит до других людей. Потом эти люди умирают».
Вы эти цепочки представляете себе все? Я ем хурму, а язык вяжет у медника Дамаске… Знаете, что такое эти цепочки? Объясняю простейшую. Вы съели баранину жирную, у вас оказалась повреждена печень, это привело к различного рода инфекционным заболеваниям. Вы передали инфекционные заболевания, инфекционные заболевания убивают людей. Вас надо расстрелять за то, что вы ели жирное мясо? Или пили водку?
Или вы зачем-то поперлись в горы. Схватили воспаление легких, после него вы схватили какой-нибудь туберкулез, а туберкулез задел мою маму. Как вы смели ходить в горы?!
Вы доведите эту логику до конца! А ведь она не является изобретением данного господина, он не сумасшедший, он рупор определенных групп.
Дальше.
«Конечно, в отличие от других случаев, когда пренебрежение безопасностью привело к гибели людей, невозможно отследить конкретных виновных».
Это невозможно отследить, пока не будут применены соответствующие математические средства. Всё отследят! Ел баранину, сволочь? Уплетал за обе щеки? Следить за ним: у него возникли какие-то осложнения печени, они привели к заболеваниям! Он принес вред!
А вы такую максиму знаете, что жить вообще вредно?
«Если ресторатор принципиально отказался повиноваться санитарным требованиям, и люди отравились — его легко найти. Как и владельца кафе, где в результате наплевательского отношения к безопасности произошел пожар, и люди задохнулись в дыму. Предъявить человеку, который отказался прививаться, его конкретных жертв возможно только в редких случаях. Но мы знаем, что каждый умерший от ковида должен был от кого-то заразиться. И что прививка очень существенно снижает вероятность такого исхода».
Кто сказал?! Кто сказал, что она снижает вероятность такого исхода, что она не порождает другие исходы. Мудрец на букву «м», вы почитайте данные израильского министерства здравоохранения. Вы почитайте сейчас еще всю медицинскую аналитику Запада. Там нам уже показывают, что вакцинированные в определенных группах умирают чаще, чем невакцинированные!
«И что заповедь „не убий“, которая требует соблюдать правила санитарной и пожарной безопасности, в данном случае требует прививаться».
Я повторяю снова: люди не идиоты. Уважаемые руководители регионов и страны, вы управляете не скотом, не безмозглыми идиотами, а гражданами, существенная часть которых умнее вас, и которые очень даже обеспокоены здоровьем своим и своих детей. Это для них один из самых высоких приоритетов, и если они не вакцинируются, то не потому, что им хочется нанести вред своему здоровью, а потому, что у них есть свое мнение на этот счет. И пока это мнение не изменится, вы ни черта с ними не сделаете. Вы только накликаете на себя и на нас всех большую политическую беду.
И вот такие «мудрецы» на букву «м», которых вы побуждаете к таким опусам, они сработают с точностью до наоборот. И уже работают. Я живу сейчас в глубокой провинции, и я знаю, как там относятся а) к своему здоровью, б) к вакцинации.
Опомнитесь!
«Другое соображение относится к общественной солидарности. Мы, люди, друг к другу. Могу ли я потратить полчаса, чтобы чей-то дедушка, или мать, или муж не умерли?»
Вы понимаете, какое, я прошу прощения, блевотное чувство вызывает подобный текст? Вы понимаете, что в пиаре, даже самом пакостном и экспрессивном, надо знать меру?
«Могу ли я потратить полчаса, чтобы чей-то дедушка, или мать, или муж не умерли?»
«Ты, козел, не можешь потратить полчаса? Ленивая скотина!»
Это не ленивая скотина, это человек, у которого другое, чем у тебя, представление о благе! И ты это благо, представление о нем данного человека должен уважать! И разговариваешь ты со взрослыми людьми, а не с идиотами, падкими к твоим понтам!
«В лентах социальных сетей я постоянно читаю о людях, которые мучительно борются с болезнью, о семьях, хоронящих своих близких…»
Всем соболезную. И что? А я читаю о людях, которые после вакцинации умерли или заболели!
«…и можно легко сделать свой вклад в то, чтобы этого было меньше».
А чего-то другого больше?
«Наши героические медики…»
Вот это такая слащавая патока, такая помесь меда с дерьмом и ядом, которые уже прямо объясняют, что происходит в нашем отечестве!
«…работают в тяжелых условиях…»
Кто-нибудь опровергает, что они работают в тяжелых условиях?
«В ситуации, когда человечество в целом и моя страна в частности борются с вирусом, почему бы не выступить на стороне людей, а не вируса?»
Поняли? Теперь он же должен дальше что-то добавить.
«Что можно положить на другую чашу весов?»
Вот ведь какой объективный!
«Я пытался расспрашивать об этом людей, которые выступают против прививок. Их возражения сводятся к тому, что они не верят в безопасность и эффективность вакцинации. Вакцины, по их мнению, не только не спасают жизни, но и причиняют вред здоровью — вызывают (по разным версиям) рак, бесплодие, какие-то страшные мутации. Что же, давайте рассмотрим такую возможность».
Вот манипулятор-то!
«Если вакцинация бесполезна, то мы имеем дело, как минимум, с массовым мошенничеством — государство (причем не только наше, но и другие государства мира тоже) тратит бюджетные средства на пустышку. Если она еще и активно вредна, то мы имеем дело с тяжким преступлением против здоровья и жизни людей — причем преступлением неслыханных, глобальных масштабов. Предлагать людям под видом эффективной вакцины фуфломицин или тем более отраву — это преступление, те, кто его совершают, должны сидеть в тюрьме.
Между тем медики как в России, так и во всем мире предлагают вакцинацию именно как действенное и безопасное средство против ковида — и проводят ее в своих странах. Китай, например, недавно отчитался, что привил уже миллиард человек».
Значит, авторитет медиков говорит вам, идиотам, что «это лекарство полезное», очень спасительное и всё прочее. А кто вам говорит другое? Антипривочные конспирологи! А кто они такие? Они люди, жаждущие славы, безграмотные идиоты, да? Это так разложены силы, господин на букву «м»? «Мудрец», я имею в виду. Так разложены силы?
А что-то я вижу другой расклад. Я вижу людей с высочайшими званиями — нобелевских лауреатов, крупнейших специалистов, я читаю письма групп людей с большими медицинскими заслугами, занимающихся именно иммунологией, вакцинацией и всем прочим, которые говорят, что вакцины вредны.
Вы нам говорите про государство? А не это ли государство говорило в 2013 году, что в пике эпидемии заниматься вакцинацией могут только сумасшедшие? Оно что, стало другим с 2013 года, это государство?
Теперь эти медики. Им надо доверять. А чему в них надо доверять? Надо доверять господину Андерсону, который говорил, что только преступники могут считать, что ковид изобретен искусственно, — или господину Андерсону, который в секретном письме господину Фаучи писал, что он абсолютно не уверен в том, что он заявляет публично? А теперь это письмо нашли и опубликовали.
Надо доверять Фаучи, который говорил, что только идиоты могут считать, что это искусственный вирус, или Фаучи, который признал, что, может быть, он искусственный? Кому надо доверять?
Одни и те же медики, одни и те же ученые на протяжении последних двух лет заявляют прямо противоположное. Когда они лгали? Либо в этом случае, либо в этом. Но в каком бы случае они ни лгали, они лгуны. А значит, мошенники. А значит, преступники. В чем я неправ?
И между прочим, на стороне другой позиции — авторитетнейшие специалисты, а не какие-то спекулянты на ковиде, которым хочется прославиться. Так ведь? Вам называть их имена?
А дальше начинается еще более важный вопрос. Кому верить? Верить мейнстриму, который продавливает свою позицию и обещает машины в лотерею или что-нибудь еще людям, которые знают, что бесплатный сыр существует только в мышеловке? Или верить тем, кто идет против мейнстрима?
Так ведь веришь всегда тем, кто идет против мейнстрима. Потому что, как пелось в песне: «Где гляди — не гляди, а не выглядишь выгод».
В чем для французского известного вирусолога, которого посадили в сумасшедший дом, выгода?
В чем выгода для лауреатов Нобелевской премии, которых маргинализовали, стерли в грязь, которые говорили: «Не делайте этого»? В чем выгода? В том, чтобы их стерли в грязь?
Люк Монтанье. Изображение: (cc) ucalgaryfacultyofmedicine
В чем выгода для руководителей частных медицинских клиник? Им так хочется, чтобы Минздрав вцепился им в горло? Они говорят: «Не надо этого делать». Выгода какая? Прославиться?
А вот в чем выгода тех, кто идет в мейнстрим, понятно. Я вовсе не хочу сказать, что все, кто говорят, что надо вакцинироваться, получили заказ большой фармы, государств, которые выполняют этот заказ, или тайных конспирологических групп. Я чуть позже объясню, что я по этому поводу считаю. Но я прекрасно понимаю, что среди тех, кто говорит о пользе вакцин, есть люди, которые подпевают официальной позиции, как они подпевали и позиции о том, что этот вирус является естественным.
У нас Генеральная прокуратура не говорила, что будет судить тех, кто считает, что этот вирус искусственный?
А сейчас что будет говорить Генеральная прокуратура? Она будет судить спикера Государственной думы? Я что-то не вижу, чтоб генеральный прокурор подал на него соответствующее обвинительное заключение. А почему я этого не вижу, господин генеральный прокурор? Потому что вы изменили позицию? А почему вы ее изменили?
А почему никто из тех, кто изменил позицию, не объяснил хотя бы, что он ошибся? Так разговаривают с обществом? Если вы заявляли одну позицию, потом заявили диаметрально противоположную?! Сами же! Если Facebook сначала поставил под цензурирование (говорили, что цензурирование — это советский ужас), — под цензурирование всё, что связано с химеричностью вируса, под запрет. Если все научные статьи должны были выходить с соответствующим вердиктом, что это все статьи сумасшедших, а теперь всё наоборот, то когда эти люди были правы? Тогда или сейчас? Они когда подделываются под конъюнктуру, тогда или сейчас? Но когда-то они подделываются! Или у них возникли новые ошеломительные сведения? Какие?
Теперь давайте порассуждаем дальше. Если на самом деле это так, а этот господин (которого мне уже надоело читать, руки марать не хочется) всё время говорит, что все те, кто против, извлекают для себя выгоду в виде какой-нибудь славы или чего-нибудь другого (великая слава сесть в сумасшедший дом крупнейшему ученому просто потому, что он говорит правду! — весь худший бред про андроповские психушки и про советские репрессии — весь реализован в мировом масштабе) — это что за дела такие?
Самое страшное в произошедшей ковидной эпопее заключается в том, что весь научный мейнстрим своим холуйством, поддакиванием и всем прочим замарал себя в глазах совсем не такого безграмотного, как это мейнстриму кажется, общества, человечества!
Если ему уже верить нельзя, то кому надо верить? Это-то и есть самый сложный вопрос.
Теперь, значит, предположим, что это всё — биологическое оружие. Сказали об этом уже многие. Сейчас все соревнуются в том, кто на кого укажет: кто на Форт Детрик, а кто на Уханьский центр. Между прочим, Уханьский центр пронизан был американцами, работал на американские гранты. Так вот, если это биологическое оружие, которое разрабатывается по модели так называемого усиления функции, то есть берутся какие-то вирусы, к ним что-нибудь прививается, чтобы они оказались более опасными, а дальше рассматривают: одни — а как сделать так, чтобы этого не произошло, а другие — а как еще усилить (одни называются мирными исследователями, а другие — военными, и всё!), — если всё это существует, то кто вам сказал, что люди, которые построили все эти фуриновые сайты и всё прочее (что сейчас обсуждать, наконец, начали, и о чем я говорил год назад, а все таращили глаза и говорили: «Фи, какой дурной тон»), что они уже не встроили в это дело возможности усиления функции в условиях вакцинации?
Одно дело — обычное усиление заболевания в условиях вакцинации. Это называется антителозависимое усиление инфекции.
А другое дело — встроенное усиление инфекции. Вы делаете химеру и знаете, что ее будут давить, примерно понимая, как этот вирус устроен. Вы вызываете своих противников — или подельников, это уже как кому судить, — на то, чтобы они это сделали, и возникает усиление вируса. То есть вы используете это усиление функции, антигенное усиление инфекции, в своей программе построения биологического оружия. Вы уже знаете, что будут колоть, примерно или точно, и хотите, чтобы этот укол усилил заболевание.
Тогда — я ни на чем тут не настаиваю — возникает вопрос: «Это индийский штамм? Или это реакция искусственно созданного вируса на вакцину?»
А если это реакция искусственно созданного вируса на вакцину, то что такое репрессивное вакцинирование? Это репрессивное усиление функции, которое должно будет породить усиление вакцинирования. А оно породит еще большее усиление функции, а оно породит еще большее усиление вакцинирования.
Пусть это моя гипотетическая модель. В чем ее некорректность в условиях, когда два года замалчивали, что это биологическое оружие, а теперь уже сказали? Конспирологическая теория? А замалчивание всего: настоящей степени угрозы… ее раздули в сто раз. COVID-19 — это очень опасное заболевание, но его чудовищность раздули в сто раз. Это раздували специально? Это был приказ соответствующих министерств и ведомств, который выполнили эти свободные ученые, дававшие клятву Гиппократа? Или уже не дававшие? Им можно после этого верить?
Они говорили, что всё это естественный вирус. Теперь говорят все те же самые — Фаучи это говорит, все говорят, — что он, скорее всего, искусственный. Им можно после этого верить? А если им верить нельзя, то как ориентироваться людям в том, что делать? Это же серьезнейший вопрос!
Этот Худиев, он же что говорит? Что ему известно, в чем наше благо. Ему почему-то это известно. А почему известно? А потому что это знает насквозь лживое, прогнившее медицинское мейнстримное сообщество. Он от его лица выступает, а оно уже несет черт знает что. Оно уже говорит о том, что… Во-первых, что такое эта ревакцинация? Это уже признание того, что меры, рекомендованные этим медицинским сообществом, оказались ошибочными — «ошибочка вышла». «Дурак ты, боцман, и шутки твои дурацкие».
А если эта вторая ревакцинация тоже не подействует, то будет сказано, что это еще новый штамм, а потом еще новый. А дальше что? А вы не знаете, что в условиях этих самых быстрых штаммирований, про которые вы говорили, что их не будет — вирус устойчив, в этом основа вакцинации, — теперь он неустойчив. Это что за бред? Теперь надо каждые три месяца, два месяца, каждую неделю вакцинироваться?
Так о чем идет речь? О защите здоровья людей, о благородной защите этого здоровья? Или о каких-то действиях, которые под маской этой благородной защиты осуществляют вообще какое-то переустройство мира, наших представлений, ценностей? Ведь называть этот бред «кредо христианина» можно, только сильно сойдя с ума.
Подчеркну еще раз: я не утверждаю, что вирус и вакцина построены по принципу развивающейся спирали, так называемой положительной обратной связи: вакцина — вирус — более сильная вакцина — более сильный вирус и так далее… Я не утверждаю этого. Но я не считаю эту эксцентричную гипотезу абсолютно неправдоподобной, потому что слишком много странного, а когда в мире слишком много странного, то правдивыми становятся странные гипотезы, парадоксальные.
До странных объемов раздута опасность этого COVID-19, который — еще раз подчеркну — является очень опасным заболеванием. Поэтому как я могу сказать своему ближайшему другу: «Не вакцинируйся!» Кто я такой? Я этот сумасшедший христианин? Псевдохристианин, разумеется, поскольку большинство христианских организаций, как мы знаем, выступает с совсем другой позиции.
Теперь следующий вопрос: вы говорите о ценности безопасности. В принципе люди всегда легко поддерживают всё, что направлено на обеспечение безопасности. А здесь — такое сопротивление! Вы хоть понимаете, какое? А о ценности свободы вы уже перестали говорить? А ее в христианстве нет?
Свобода выбора ограничена другим человеком, да? А докуда она ограничена? Пальцем пошевелить нельзя? Пальцем пошевелить, если ввести эти ограничения в абсолют, вы это понимаете?
Теперь, что происходит со свободой? Вам все говорят, что вы нарушили это, это, это — вы молчите. Что происходит с субъектом власти? У нас санитарные врачи стали субъектами власти? Мы их не выбирали, мы им в руки чрезвычайные полномочия не вручали. У нас региональные лидеры стали субъектами власти? А вы не понимаете, что это ведет к конфедерализации?
Россия не любит чересчур гибких и изощренных схем, она любит простоту. Если сказали, что прививка — свободный выбор гражданина, значит это свободный выбор гражданина. А если теперь, говоря по-прежнему это, вы начинаете лишать этой свободы выбора одну группу, другую, в одном месте, в другом, — то это хуже, чем если вы скажете, что это обязательная прививка. Вы этого не понимаете, эту психологическую истину?
Вы готовы всех и всегда прищучивать подобным образом? Вы будете эти запреты неукоснительно соблюдать всегда? Вы не видели элитные пьянки, где все сидели без масок и гудели? Вы кому-нибудь из них претензии предъявили? Вы не видели, что такое эти «Алые паруса» — празднование окончания учебного года? Это что, соблюдение ваших предписаний? Или вы будете соблюдать их тогда, когда вам хочется, а когда надо — отменять? Но это большой бедой обернется и для вас, и для страны!
Следующее. Вы хотите применять насильственные по сути методы, обладая определенным аппаратом. Вы знаете свойства этого аппарата. Вы понимаете, что вы эти свойства не измените. Значит, аппарат будет на свой манер применять то, что вы ему вменяете. А это будет раздуваться средствами массовой информации: интернетом, чем угодно. Будут создаваться специальные подставы, когда аппарат будет грубить за бабки, просто для того, чтобы Навальный или кто-нибудь еще могли выложить соответствующие полуфэйки. Будут и фэйки. А насилия не терпят, особенно в таком вопросе.
Значит, перед тем, как показать вам то, что порой называют фейком, я всё-таки зачту некий текст.
Александр Муженский, сын потерпевшей от сотрудников полиции ОВД Хорошевский.
«Это моя мама, ей 52 года, она мать четверых детей, мне 32, брату 28, сестре 14, младшему брату 8. Ей стало плохо от жары в МФЦ. Сняла маску, пока ждала талон, подошли сотрудники МФЦ, пригрозили: если немедленно не оденет, вызовут полицию, что и сделали. На момент, когда приехала полиция, мама была в маске и сидела получала в окошке социальную карту. Подошли, не представились, начали требовать документы и проехать с ними. Мама их просто игнорировала, потом один из них додумался ткнуть на секунду маме в лицо своей ксивой, формально представившись, и на просьбу мамы прочитать его фамилию, так как она не успела прочесть, отказал. Стали под локти пытаться ее силой вытащить из МФЦ. На требование разъяснить основания задержания не реагировали. Когда мама начала выдергивать руки и сопротивляться, стали надевать наручники — как раз начало видео. Младшая сестра с братом в это время сидели в машине, ждали маму. Если бы добрые люди ее не позвали, может, и не успели бы так быстро среагировать и остановить произвол. Уже через час задержания полицейские поняли, что перегнули палку, и стали давать заднюю, даже перестали мою маму называть психбольной, грозить ей пятнадцатью сутками ареста за оказание сопротивления полиции. А когда узнали, что мой отец полковник юстиции с двадцатипятилетним стажем работы в главной военной прокуратуре, хоть и на пенсии, вообще перешли на „вы“, и начали лебезить. Но однозначно это превышение должностных полномочий со стороны сотрудника, а значит уголовное дело. Также будем требовать привлечения его напарника и подадим жалобу на сотрудников МФЦ, которые вместо того, чтобы предложить помощь или вызвать скорую, когда мама пожаловалась, что ей плохо, вызвали наряд полиции».
Это отдельный случай. Как вы думаете, сколько их будет в предвыборный период? Их будет достаточно для того, чтобы здесь создать всё что угодно. Значит, явное применение двойных стандартов к разным группам населения и ситуациям, грубое насилие, переходящее в преступное насилие, необъяснимость этих резких реакций и всего прочего, вызовут уже не только психологический, но и социально-психологический эффект. А он превратится в политический. В больший или меньший — вопрос отдельный, но он обязательно превратится в нечто подобное. А тогда скажите мне, пожалуйста, как в этом странном мире, в этом зазеркалье, в этом концентрированном сумасшествии можно будет удерживать политическую стабильность? В условиях, когда враг хочет дестабилизировать ситуацию.
Неизвестно, чего вы добьетесь вашими сомнительными мероприятиями с точки зрения медицинской, а вот чего добьетесь с политической — понятно. И как я тогда должен полностью игнорировать чуждую мне на сегодняшний момент гипотезу о том, что это всё и связано с желанием дестабилизировать ситуацию и осуществить переворот? Я лично так не считаю, или покамест у меня нет достаточного количества доказательств для выдвижения такого обвинения, но это абсолютно правдоподобная гипотеза.
Вы что, не знаете, что творите? Вы не знаете, какой у вас аппарат? Вы не знаете, что такое насилие? Вы не знаете, что действие рождает противодействие? Вы не знаете, как реагируют на двусмысленность: что, с одной стороны-де, мол, вы свободны делать всё, что угодно, прививаться или нет, а с другой стороны, вас с работы будем выгонять, не будем давать вам лечиться и не будем пускать вас в общепит? А также, наверное, в магазин.
Вы не знаете, как на это реагируют те группы общества, которые, возможно, с ума великого, вы приравняли к скоту, который вы тянете куда угодно?
Я не считаю — покамест — что все, кто в этом участвуют, заговорщики. Я не считаю ангажированными, проплаченными или действующими в приказном порядке людей, в том числе интеллектуалов, которые выражают позицию, прямо противоположную моей. Я так не считаю, и я так никогда считать не буду. Потому что я уважаю право других людей на другую позицию.
Но пусть эти другие люди поведут себя так же, а не начинают создавать сайты «Миротворец» или угрожать посадками в тюрьму. Пусть эти другие люди уважают другую позицию.
Взаимное уважение и спокойствие — вот единственное, что может предотвратить политическую дестабилизацию, возможную уже в августе этого года. И я совсем не считаю, что нет людей, которые хотят такой дестабилизации. Это было бы просто странно, чтобы все хотели только стабильности. И те, кто хотят дестабилизации, будут использовать все факторы, включая ковидную карту. Так что вы делаете? Кому вы подыгрываете и зачем?
Есть такой анекдот советской эпохи, в котором банан вешают на шест и говорят, что надо снять этот банан с шеста, а рядом лежит второй шест. Ну, самые сложноорганизованные существа сразу берут второй шест и сбивают банан. Другие трясут шест. Когда им говорят, что думать надо, они тоже берут второй шест и сбивают банан. Самым низкоорганизованным существом в этом антисоветском анекдоте выставлен секретарь советского обкома, который трясет-трясет, а когда ему говорят, что думать надо, он отвечает: «Что думать? Трясти надо!»
Так вот, дело не только в том, что это анекдот с соответствующим антисоветским душком… тут неправильно соотносятся фактор воли и фактор мысли.
Администратор должен мобилизовать волю, он должен администрировать. Его психологическая доминанта — волевая. Когда эта воля направлена на что-нибудь толковое — всё здорово, когда она направлена на что-нибудь плохое — всё плохо, но она всегда на что-нибудь направлена. Администратор не философ, он должен трясти! К его услугам нет второго шеста. Наши администраторы находятся в полной зависимости от какого-то научного сообщества, которое говорит им, что именно происходит, и далее заявляет: «А другого средства, кроме вакцин, нет. Хотите — бездействуйте, и у вас будут заполняться больными ваши ковидарии и всё прочее, стройте новые. Хотите — применяйте вакцины. А третьего не дано, не дано, и всё».
Администратор должен получить в свои руки инструмент, который он должен применить так, как рекомендовано. Его задача дальше волевым образом это осуществить — всё! Нет ничего хуже решительно действующих людей, которые этой решительностью прикрывают свою глубокую человеческую растерянность. Болезнь очень серьезная, она обостряется, точного понимания, почему, нет. Свою интеллектуальную импотенцию мейнстримное медицинское сообщество прячет под маской вакцин как единственного возможного спасения, как панацеи, и далее они передают это администраторам. Администраторы должны трясти! Не будешь принимать мер, тебе скажут: «Ты довел население до эпидемии». Будешь принимать меры, тебе скажут: «Фиг ли такие меры принимаешь, эта вакцина — плохая!»
Ошалев окончательно, растерявшись, ничего не понимая, не зная, ни у кого спрашивать, не имея никаких доступов ни к каким интеллектуальным интерфейсам автономным (а в принципе этих интерфейсов и нет), администратор хватается за возможность администрировать. Ему дали в руку вакцину, он и начинает вакцинировать. А что он должен делать, что вы ему предлагаете, без всякой теории заговора?
А дальше всё определяется его волевым потенциалом: чуть что, он представляет себя новым Сталиным или еще неизвестно кем — Берией и еще кем угодно, — вспоминает со вздохом о советском времени, когда все всё делали и все слушались и так далее и тому подобное. И начинает закручивать какие-нибудь гайки. Ни на издержки он не будет обращать внимания, потому что «лес рубят — щепки летят», ни на политические последствия, которые являются самой неочевидной частью этих издержек, и которые тем не менее совершенно очевидны для любого человека, который захочет задуматься, а не трясти. Он будет администрировать, спасать всех будет — от неразумия, от нигилизма, от распущенности! «Неразумный народ надо спасать, окормлять!» А тут еще международный опыт: «Мать-перемать! Всюду так спасают, а мы что, рыжие, что ли?!», международные компании. И никаких там перегородок между этим международным опытом и всеми мерзавцами, которые за границей всё это нашептывают, и нашими — нет. Это одна шайка-лейка, совершенно понятно.
Значит, не нужно никакой теории заговора, никакого желания совершить мятеж, для того чтобы администратор начал администрировать. Он просто должен трясти.
Что же касается его интеллектуальных показателей, то по этому поводу есть одна притча, в которой говорится, что один мальчик всё время выигрывал в игре, где камешек прятался в одном из сжатых кулаков, и нужно было отгадать, в каком. Мальчика спрашивают: «Как ты угадываешь?» Он говорит: «Ну я думаю, умный он или глупый… Я, — говорит, — делаю такое лицо, как у него, и пытаюсь вообразить, какие у меня мысли».
Вы в 1993 году создали то, что создали. Эти мысли не высшего качества, совсем. И это касается далеко не нашей бюрократии и не наших градоначальников, губернаторов и более высоких структур. Борис Джонсон или этот самый Байден — посмотрите на это всё. Это мировой процесс. Умные люди отошли в сторону и ждут мировой катастрофы — ковидной или другой. Эти люди есть, и они не на переднем плане.
Поэтому, конечно, кто-то понимает, что провоцирует мятеж. А кто-то старается, ревностно исполняет свои административные обязанности и ориентируется на научное сообщество, которое ему один раз солгало, второй раз солгало, третий раз солжет, и каждый раз будет его водить по любому кругу.
Что я здесь могу рекомендовать? Ну прежде всего я должен сказать, что это моя блиц-передача, и я буду детальнее разбираться в том, какое создано биологическое оружие, кем создано, как была подменена идея биологического оружия вот этим тезисом о том, что этот вирус естественный, и так далее. Я разберусь до конца.
Второе, я всё-таки доразберусь с тем, кто зачищал определенные медицинские направления: Сперанского и многих других, и почему вдруг одно направление оказалось так выпячено? И почему любое обсуждение на альтернативной основе, сколь угодно высоколобое, фундаментальных проблем физиологии и медицины практически запрещено. Я буду с этим разбираться, обязательно. Да, это не моя профессия, но я буду опираться на мнения экспертов и буду учиться.
А третье, — то, что я хочу сказать всем: президенту России, мэру Москвы, премьер-министру, — обратите особое внимание на альтернативные высоконаучные точки зрения. Не слушайте тех, кто прет рогом и находится в мейнстриме. Слушайте тех, кто осмеливается, будучи ученым высокого уровня или медиком высокого уровня, высказывать альтернативную, наказуемую точку зрения. Слушайте их, учитесь у них, разговаривайте с ними и не торопитесь.
Что же касается общества, то я твердо уверен, что пока вот эта лучшая часть медицинского и научного сообщества не объединится по-настоящему, не превратится в высокоавторитетную гражданскую инстанцию и не станет выступать от имени этой инстанции, заставив себя слушать, объединившись с теми, кто способен доносить их точку зрения до широких общественных масс, пока этот субъект не предъявит свою точку зрения так, чтобы ее невозможно было игнорировать, ничего в мире не изменится, и в стране тоже.
Вопрос в том, как расколются касты, — медицинская и научная. Вопрос в том, как объединятся люди, у которых хватило совести не идти в тупик. Вопрос в том, какой волевой потенциал проявит это объединение, как это соединится с гражданским разумным поведением. И как всё это будет услышано, потому что альтернатива — бунт, мятеж, разрушение государства, крах существующей системы, которая, как бы омерзительна ни была, она лучше находящихся рядом, за бугром, и она лучше, чем могла бы быть. А ее очередной крах породит нечто неописуемо омерзительное. Для того чтобы ситуация была другой, нужно просто терпеливо выращивать нечто ответственное и искупившее грех 1993 года, сумевшее преодолеть всё то, что навязано последовавшей эпохой, сумевшее превратиться в по-настоящему эффективное человеческое сообщество. Тогда из молекул таких превращений создастся то, что обеспечит новую жизнь сначала России, а потом человечеству. Только ради этого стоит жить и работать.
https://rossaprimavera.ru/article/eb0dd78f
21.05.2021 Жизнь после жизни
О том, что явлено нам в виде израильско-палестинского обострения
Сергей Кургинян / Газета «Суть времени» №430 / 21 мая 2021
Уже очень много написано по поводу гуманитарного аспекта происходящего, множественных убийств мирного палестинского населения, в том числе детей. Это не может не вызывать глубокого возмущения. И в этом аспекте я полностью солидаризируюсь с теми нашими обозревателями и аналитиками, которые однозначно встали на поддержку палестинского населения сектора Газа. Но как бы драматичны ни были эти гуманитарные аспекты происходящего, они не должны заслонять всё остальное. Означает ли это, что я становлюсь на сторону Израиля, сделав для начала такую гуманитарную оговорку? Никоим образом. События, происходящие в мире, настолько трагичны и масштабны, что пора бы было при их обсуждении отстраниться вообще от «действующих лиц», участвующих в том или ином конфликте, и задаться вопросом, что именно эти конфликты несут не их участникам, которые сознательно идут на обострение (разве ХАМАС не сделал именно это?), а миру и, главное, нашему многострадальному Отечеству.
Неужели нельзя попытаться хотя бы сейчас вывести за скобки интересы и даже судьбы тех народов, у которых есть свои мотивы для определенного политического поведения и задаться единственно важным вопросом о том, что сие порождает для других народов, прежде всего для народов России? Заостряя этот вопрос, я скажу, что при любой остроте моего сочувствия гибнущим детям Палестины — а это сочувствие является и глубоким, и искренним — я не могу стереть из памяти страдания таджикских детей, с которых ваххабиты, они же так называемые вовчики, сдирали живьем кожу, наслаждаясь их мучениями. Отвратительно упоение техническим превосходством и уничтожение с воздуха мирного населения. Но когда это происходит архаическими способами, например, с помощью отрубания голов мотыгами, как это было в Фергане, — это ничуть не менее отвратительно. Возможно, те, кто имеют другой аналитический опыт, смогли забыть происходившее при распаде Советского Союза. Но мне этот опыт слишком памятен. И потому главной задачей мне представляется недопущение гибели наших детей ни от высокоточного оружия, которое использует Запад, ни от архаических видов холодного оружия, которое используют люди, на поверку оказывающиеся агентами всё того же Запада. Притом что эти два вида оружия будут использованы против нас или попеременно, или одновременно.
Сейчас многие очень убедительно описывают оскал израильской военщины, истребляющей мирное население. Но неужели эти многие забыли другие оскалы? И возомнили возможным «изымание» этих других оскалов из совокупной картины происходящего? Неужели это могут сделать люди, побывавшие в горячих точках и лицезревшие ужасы массовых расправ, которые радикальные исламисты чинили по отношению не только к иноверцам, но и к «недостаточно твердым в вере» соотечественникам, тем же суфиям, например, и не только. Неужели так быстро забыли Басаева и Хаттаба, «Аль-Каиду»* и ИГИЛ*?
Кто-то заявит, что такое мое напоминание является оправданием израильтян? Это гнусная ложь. Напротив, я, в отличие от этих лжецов, постоянно напоминаю о том, что все вышеперечисленные исламистские изуверы не существуют отдельно от Запада, а являются его послушными марионетками. Это не я, а другие пытаются скрыть от народов России подлинное содержание деятельности своих исламистских героев, якобы беззаветно сражающихся с проклятыми силами зла: американцами, британцами, израильтянами и т. д. Назвать такое сокрытие честно занимаемой позицией я не могу. И не могу не задаться вопросом о том, чем именно является эта позиция в случае, если она не является наивно-честной? Если ее занимают люди, побывавшие и в Афганистане, и в Чечне, и в той же Боснии? Эти люди, справедливо жалеющие одних детей, не жалеют других? Сербских в том числе? Но главное даже не в этом. А в том, что при таком лукавом сокрытии действий одной из сторон изымается из картины происходящего всё то, что напрямую касается российского будущего, равно как и будущего человечества. Вот это я и попытаюсь обсудить в статье.
Война между Израилем и Палестиной является очень важным событием, существенно влияющим на мировую ситуацию. Но помимо этого прямого влияния на глобальную политическую прагматику, эта война снова, в очередной раз обнажает ту глобальную смысловую подоплеку, которую почему-то не хотят понимать очень и очень многие.
Что же особо загадочно лично для меня в этом отказе от понимания очевидной смысловой подоплеки происходящего? То, что, во-первых, речь идет об отказе от понимания не слишком сложных и достаточно очевидных обстоятельств, имеющих прямое отношение к актуальным глобальным смыслам. А также то, что от такого понимания в одинаковой степени отказываются действующие лица, воюющие по разные стороны мировоззренческих, а в общем-то, и политических баррикад.
Но имею ли я право говорить о том, что совсем разные и зачастую противостоящие силы отказываются от понимания чего-то достаточно очевидного? О какой очевидности, от которой эти силы отказываются, идет речь? И есть ли такая очевидность?
С кем воюют израильтяне? Ведь не с политически многоликой Палестиной они в данном случае ведут столь крутую и кровавую разборку. Они ведут разборку с неким движением ХАМАС, которое является ключевой политической силой в том самом секторе Газа, из которого летят ракеты на Израиль и который бомбардируют израильтяне. А что такое это самое движение ХАМАС? Это какая-то внутрипалестинская политическая структура, целиком занятая только отстаиванием палестинских интересов? Ой ли?
Наберите в поисковой системе «Яндекса» слово «ХАМАС». Что вы тогда прочтете? Вначале вам сообщат данные об этом движении как таковом, а также о том, что Россия, в отличие от ряда западных стран, не причисляет ХАМАС к террористическим организациям. Но если вы не поленитесь и заглянете не только в начало сообщаемой информации, но и в раздел, который называется «История», то вы узнаете, что движение ХАМАС было основано в декабре 1987 года на базе отделения египетской организации «Братья-мусульмане»* и палестинского «Исламского джихада»* в секторе Газа.
Что духовным лидером этого движения был некий шейх Ахмед Ясин. И что это движение вначале рассматривалось как конкурент другого движения, которое боролось с Израилем, защищая интересы палестинского народа. И что этим другим движением была Организация освобождения Палестины (ООП), руководимая Ясиром Арафатом.
Если же вы не удовлетворитесь только теми данными, которые вам сообщает интернет, и совсем чуть-чуть углубитесь в изучение вопроса, то сразу же убедитесь, что ХАМАС — это просто палестинский филиал движения «Братьев-мусульман»*. И, может быть, вспомните, что это движение Россия относит к числу террористических.
Впрочем, даже из поверхностного ознакомления в «Википедии» вы узнаете о том, что ХАМАС, в отличие от ООП, не поддерживался советской властью, для которой этот самый ХАМАС был слишком радикально исламистским, тогда как ООП находилась на других позициях. И что порой имели место достаточно кровавые конфликты между ХАМАС и ООП.
Вы узнаете также о том, что ООП в 1993 году подписала в Осло соглашение с Израилем о некоем фундаментальном компромиссе. И что ХАМАС, в отличие от ООП, не только не снизил в этот период накал борьбы с Израилем, но и, напротив, активизировал такую борьбу, используя террористические методы.
Поскольку разбираться только на основе «Википедии» с одним из сложнейших мировых процессов очевидным образом невозможно, то я, обратив внимание читателя на то, что уже простейшие сведения о ХАМАС не лишены определенной загадочности, слегка расширю сообщаемую очевидную «фактуру». Вдобавок оговорив, что темами, сопряженными с ХАМАС, занимаюсь уже лет двадцать и написал по этому поводу не только многие десятки публицистических статей, но и сделал большое количество аналитических докладов, с которыми знакомил на всяческих конференциях как отечественных аналитиков, так и аналитиков из самых разных зарубежных стран.
Прежде всего я знакомил с данными материалами наших и израильских аналитиков. Но также — индийских, греческих, китайских, как и аналитиков из разных европейских стран.
Здесь я сообщу читателю только самые краткие и очевидные вещи.
Все, кто утверждает, что ХАМАС — это суверенная автономная политическая организация, занятая проблемой Палестины, либо сознательно искажают существо дела, либо, что называется, не до конца в теме.
ХАМАС — это филиал «Братьев-мусульман»*, а «Братья-мусульмане»* — это организация, ставящая своей задачей не борьбу за интересы палестинского народа, а построение мирового халифата. И это абсолютно очевидно.
Как только это обстоятельство извлекается из-под груды банальных идеологических клише, боевые клики нашей патриотической оппозиции теряют свою кажущуюся убедительность.
Одно дело, если ХАМАС совершенно самостоятелен и является локальным ближневосточным антагонистом Израиля. Тогда для патриотической российской оппозиции вопрос позиционирования не требует сложного ответа.
Израиль и впрямь с упорством, которое я много раз называл идиотическим, идет в фарватере США. А США — это очевидный главный враг России. Поскольку в первом приближении враг моего врага — это мой друг, то почему бы не дружить с ХАМАСом против Израиля?
Лично мне никогда не казались убедительными возражения против этой дружбы, основанные на том, что ХАМАС — это, дескать, антисемитская организация.
Во-первых, пусть антисемитская — и что с того? Государством евреев является Израиль, а не Россия. И пусть этот антисемитизм будет головной болью Израиля, против которого в первом приближении и заточен этот самый ХАМАС.
Во-вторых, мы должны сейчас расставлять приоритеты, сообразуясь не с каким-то там антисемитизмом, который для нас глубоко вторичен. В момент, когда нас объявили своим противником могущественные США, мы должны рассматривать все силы и движения под этим углом зрения, а не иным, поскольку США — это держава, которая может нанести нам неприемлемый ущерб в ходе военных действий, а ХАМАС — это всего лишь ХАМАС. И если ХАМАС может создать головную боль для Израиля как верного союзника США, так пусть он эту боль и создает. Нам-то чем плохо?
Но как только от этого первого приближения переходишь к чуть-чуть более подробному рассмотрению ситуации, то сразу же оказывается, что ХАМАС — это малая частица «Братьев-мусульман»*, которые, в свою очередь, являются малой частицей совокупного исламского (ныне исламистского, то есть предельно радикализованного) мира. Того мира, в который с большей или меньшей степенью религиозно вписано более миллиарда людей.
И как только ты это понимаешь, вопрос об Израиле отходит на второй план точно так же, как вопрос об Армении отходит на второй план при рассмотрении турецких действий, направленных отнюдь не только против Армении. Еще и еще раз оговорю, что не ставлю знак равенства между великой исламской религией и исповедующей эту религию исламской уммой — и так называемым «исламизмом» или радикальным исламом, с его претензиями на построение глобального государства. Государства, в котором власть должна принадлежать исламистам, а все остальные должны находиться либо в состоянии порабощения, либо в процессе уничтожения.
Ислам — великая религия, создавшая великую культуру. Эту религию исповедуют наши многочисленные соотечественники, вместе с которыми столетиями жили под одной крышей мои предки, вместе с которыми воевали с врагами, дружили, смешивали кровь и так далее. Демонизировать эту религию совершенно недопустимо.
Но когда ты знакомишься с тем, что творит исламизм, уничтожающий, например, не только своих светских соотечественников, но и так называемый мягкий ислам, а также ислам суфиев, — то понимаешь, как двусмысленно и коварно желание, подстегиваемое разного рода соблазнителями, объединиться с исламизмом против американо-израильского чудовища.
Ты вдруг понимаешь, что «Братья-мусульмане»* и их исламистские соратники из других организаций рассматривают твою родную страну Россию как место, из которого христиане и другие неисламистские сообщества, якобы поработившие исламское население, должны быть изгнаны. Или же находиться под пятой подлинных хозяев страны, которую ты, по мнению исламистов, ошибочно считаешь своим Отечеством. И которая «на самом деле» является важным слагаемым совокупного Халифата.
Поняв это, ты становишься осторожнее в оценках. И убеждаешься, что не все враги твоих врагов являются твоими союзниками.
А начав разбираться еще более детально, ты убеждаешься, причем с полной научной непреложностью, что этот самый исламизм вообще и «Братьев-мусульман»* в частности создали твои враги для твоего уничтожения.
Ты убеждаешься, что взращиванием радикального исламизма в Египте занимался еще во времена Российской империи некий лорд Кромер (Эвелин Бэринг), глава британской Администрации Суэцкого канала, член крупнейшего финансового клана Бэрингов, со всеми связями этого клана с британской Ост-Индской компанией, а также, разумеется, с британской стратегической разведкой.
Ты убеждаешься, что именно наследники лорда Кромера из агентуры британской разведки взращивали, спонсировали и опекали (с момента ее создания в 1928 году в Египте) организацию «Братьев-мусульман»*.
Ты обнаруживаешь, что «Братья-мусульмане»* уже в конце XX века стали решающей силой социального контроля в исламских общинах не только в нескольких десятках стран мира с преимущественно мусульманским населением, но и в Великобритании, Германии, во Франции и в США.
Ты выясняешь, что, несмотря на решающее участие «Братьев-мусульман»* в попытках (в том числе вполне успешных!) вооруженных исламистских переворотов так называемой арабской весны — в Марокко, Египте, Сирии, Ливии, Йемене и так далее — ни в Европе, ни в США (в отличие от России) «Братья-мусульмане»* не признаны террористической организацией и не запрещены. И что крупнейший стратегический центр этой организации (впрочем, как и множества других радикально-исламистских организаций) много лет благополучно действовал в Лондоне.
А потом ты начинаешь это всё увязывать с играми, которые вела Великобритания и другие западные страны, пытаясь взорвать твое Отечество в разных его обличиях с использованием этого самого исламизма. Ты начинаешь изучать эти игры на Кавказе и в Закавказье, в Поволжье, Средней Азии, Афганистане.
Изучив историю этих игр и пройдя весь путь по лабиринтам этой истории, ты оказываешься в современности. И, оказавшись в ней, задаешься вопросом: а что могло случиться на белом свете для того, чтобы Турция, считавшаяся самым верным союзником Израиля на Ближнем Востоке, вдруг превратилась в государство, желающее расправиться с Израилем и поддерживающее его антагониста — ХАМАС?
Подобным вопросом ты задаешься после того, как тобой изучена история действий ХАМАС в Афганистане, где хамасовцы вместе с «Аль-Каидой»* и другими организациями уничтожали твоих соотечественников, одетых в советскую форму. Притом что эти твои соотечественники, как убедительно показывают изученные тобой документы, действительно исполняли свой интернациональный долг и несли в Афганистан очень много хорошего. То есть вели себя совсем не так, как американцы.
Ты задаешься этим вопросом, уже ознакомившись с тем, как именно Турция укрепляет отношения с Пакистаном, пытается подмять под себя все суннитские радикальные движения, ведет коварную игру с шиитским Ираном. И как подобные игры Турции опекаются британской разведкой и ее высокими представителями.
Ознакомившись со всем этим, ты убеждаешься в том, что построение единого фронта с исламизмом ради борьбы с западным врагом — это химера, способная явить при ее реализации чудовищные практические результаты. И что сейчас на горле твоего Отечества смыкаются две руки — одна собственно западная, а другая — якобы антизападная, исламистская, но на деле полностью контролируемая Западом.
Читатель может спросить меня, не трачу ли я впустую свой аналитический потенциал и не ломлюсь ли в открытую дверь, тем более что исламистские угрозы осознаются гражданами современной России в достаточной степени?
В ответ я сообщу читателю, что на протяжении многих лет между мной и глубоко уважаемым и ценимым мною Александром Андреевичем Прохановым возникали определенные острые разногласия как по данному вопросу, так и по остальным, находящимся в сопряженных с данным вопросом аналитических измерениях. И что эти острые разногласия, никогда не мешавшие нашей дружбе, но иногда временно прерывавшие наше сотрудничество, находили свое отражение и на страницах прохановской газеты, и на страницах журнала «Наш современник».
Одним из наших отечественных политиков, яростно убеждавших российские патриотические оппозиционные круги идти на глубокий контакт с исламизмом во имя формирования антиамериканского и антиизраильского фронта, был покойный Гейдар Джемаль. Мне могут возразить, указав на то, что отдельный аналитик, глубоко укорененный в радикально исламской, а значит, исламистской традиции, не мог существенно повлиять на климат в стране, породить настоящие стратегические ошибки на уровне планирования и действий.
С одной стороны, соглашусь, это в чем-то так. А с другой — мне хорошо известно, что Гейдар Джемаль находился в очень близких отношениях с генералом Александром Лебедем, подписавшим позорный Хасавюртский мир, рвавшимся к высшей власти, оказавшимся аж секретарем Совета безопасности Российской Федерации в 1996 году.
Мог ли секретарь Совета безопасности, явно намеревавшийся стать президентом России и считавшийся очевидным преемником больного Бориса Ельцина, породить под влиянием своего советника такие подходы и решения, которые обернулись бы весьма губительными последствиями? Притом что в 1998 году, после дефолта, генерал Лебедь был близок к власти как никогда. И собирался использовать для прихода к власти чеченских радикальных исламистов, включая Шамиля Басаева.
Поверь, читатель, это отнюдь не конспирологические сказки. Я наблюдал данный процесс с очень близкого расстояния. И это был не единственный процесс с подобным содержанием.
Максим Шевченко — убежденный сторонник радикального ислама, стоящий сегодня в крайней оппозиции к власти вообще и к ее отдельным должностным лицам в частности. Но было время, когда тот же Шевченко находился в совсем других отношениях и с властью вообще, и с теми ее отдельными представителями, которых он сейчас сурово порицает, запоздало обнаружив в них губительное идейное и ментальное содержание.
Но разве сегодня всё сводится к подобным периферийным оппозиционным сюжетам или же сюжетам из нашего далекого прошлого? Разве не лицезреем мы сегодня определенный крен в сторону Турции, явным образом стремящейся стать лидером исламского радикализма и далеко продвинувшейся на этом пути? И разве не должны мы холодно и сугубо аналитически отодвинуть в сторону так называемый армянский или израильский факторы, рассматривая их как второстепенные. И, отодвинув, приглядеться к тому, что нам готовит радикальный исламизм, находящийся в очевидном союзе с Западом. Притом что подобный союз представляет собой одну из констант Большой игры, ведущейся столетиями. Разве не должны мы присмотреться к новой фазе этой игры? А не обольщаться антиамериканской риторикой, будь то риторика ХАМАС или Турции, чья антиамериканская и антиизраильская риторика особенно пикантна в условиях союза Турции с Украиной и членства Турции в НАТО.
Разве всё это не звенья одной цепи? И разве этими звеньями всё исчерпывается?
А теперь я предлагаю уйти на время от рассмотрения исламизма и его перемещений по тому пространству, которое покойный Бжезинский назвал Великой шахматной доской. И рассмотреть другие игры на этой же доске.
Осуществляя такой разворот темы, я еще раз вынужден напомнить читателю и о моем искренне глубоком и теплом отношении к Проханову, и о некоторых острых моментах в рамках нашего глубокого и дружеского сотрудничества.
В данном случае речь пойдет о том, как сразу после распада СССР в мозгах нашей отчаявшейся советской патриотической элиты стали возникать химеры союза патриотов, борющихся за вызволение России из американо-сионистского ига, с разными другими противниками США и мирового западного зла. Пусть даже и с такими противниками этого зла, которые не вполне созвучны нашей истории.
Первым из таких союзников по вызволению из и впрямь ужасного ига, очевидного всем, кому были дороги интересы России, назывался международный неонацизм. Речь шла об очень ядреном неонацизме с соответствующей оккультной подоплекой, имевшей и антихристианский языческий, и натурально сатанинский характер.
Те, кто подталкивал в эту сторону патриотов, воспевали и Гиммлера с его СС, и Гитлера как грядущего «аватара», ну и, конечно же, генерала Власова как «великого русского патриота». Тогда пришлось дать достаточно жесткий отпор подобным поползновениям, что опять-таки на время внесло определенный разлад в мои отношения с газетой «Завтра» и ее главным редактором. Впоследствии моя правота была как бы признана. А высоко ценимые мной отношения с Прохановым — восстановлены.
Но разве потом подобные сюжеты не были воспроизведены в ходе эпопеи со Стрелковым и его идеологическим гуру Просвирниным? Одно дело — самая авторитетная патриотическая оппозиционная газета, а другое дело — живой процесс в регионе, имеющем для России очень большое значение. Притом что процесс мог повернуться в очень пагубном направлении.
И здесь-таки опять пришлось напомнить, что нацисты после 1945 года были взяты под опеку всё теми же Британией и США, а потом и НАТО в целом. Что работали они против СССР как исторической России. Что, поучаствовав в распаде СССР, эти же нацисты начали готовить распад Российской Федерации. И что исламизм и этот неонацизм находятся в глубоком сопряжении как по содержанию, так и по целям.
Приходится вновь и вновь обращать внимание на недопустимость прямого приравнивания врага твоего врага к твоему другу. Ведь враг твоего врага может одновременно оказаться и компаньоном твоего врага, его геополитическим и историософским инструментом.
Что конкретно я имею в виду в обсуждаемом сейчас случае?
Ту теорию управляемого хаоса, которая в определенной степени была взята на вооружение и представителями американского консервативного истеблишмента — такими, как Буш и Трамп, — но которая для американских демократов является совсем уж глубоко почитаемой и используемой.
США не могут остановить Китай обычными методами и не могут допустить дальнейшего развертывания его потенциала.
Запад в целом не может позволить осуществиться модернизации и индустриализации всего Дальнего Востока, включающего не только Китай и Индию (что уже недопустимо), но и другие страны.
Уничтожить эти страны США тоже не могут. А вот натравить на эти страны исламизм Запад может, причем с легкостью и удовольствием.
Это чревато уничтожением Израиля? Согласен. Но кто-то считает, что такая жертва невозможна? Полно.
Один из моих хороших знакомых в давние годы вел откровенную беседу с тогда еще живым Збигневом Бжезинским, который тыкал в карту Ближнего Востока и говорил ему: «Ну, ты подумай, как просто будет управлять миром, если это вонючее еврейское государство исчезнет!» Я отвечаю и за точность этой информации, и за то, что она не является порождением личных фантомных болей господина Бжезинского, убедившего Картера начать разыгрывать исламскую дугу в Афганистане и запустившего радикальную исламизацию Афганистана за полгода до ввода в Афганистан советских войск.
Великобритания всегда ненавидела Израиль по очень многим причинам. Это несомненный исторический факт. Европа ненавидит Израиль ничуть не менее яростно, чем Великобритания. В США поддержка Израиля осуществляется консервативными силами, в том числе и консервативной частью еврейского лобби. Американские же демократы, включая либеральные еврейские круги, отнюдь не симпатизируют Израилю. Эпоха, когда Израиль был нужен США и Западу в целом для противодействия СССР, — она в прошлом.
СССР мог в большой степени влиять на поведение ООП. Но ХАМАС был создан врагами СССР, считающими Российскую Федерацию своим врагом в такой же степени, как и Советский Союз.
И, наконец, представим себе даже, что Израиль симпатичен американцам и Западу. Но что на одной чаше весов эта симпатия, а на другой — сохранение мирового господства, теряемого при определенном развитии Большой Азии и прежде всего Китая. Чем только не пожертвуешь ради сохранения мирового господства!
Хочу напомнить читателю, что обсуждение Израиля как такой жертвы идет с самого начала 2000-х годов. Администрация Буша-младшего обсуждала данную жертву так же, как и администрация Обамы. А в каком-то смысле эта жертва обсуждалась уже и администрацией Буша-старшего, и администрацией Клинтона.
Я вовсе не хочу сказать, что американцы сейчас прямо-таки срочно начнут демонтировать Израиль. Не будет этого в ближайшее время. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Но может ли кто-нибудь мне объяснить, с какого бодуна американцы должны жертвовать своими возможностями в миллиардном исламском море, существенно управляемом исламизмом, ради крохотного Израиля? И как этот крохотный Израиль, чудовищно переродившийся и превратившийся из мобилизационного государства 1960-х годов в потребительский анклав 2020-х, может устойчиво и долговременно сопротивляться миллиардному исламскому морю, да еще потеряв Турцию как союзника?
Странным образом мой простейший тезис о том, что мировой исламизм находится под контролем Запада, этого записного врага России, не находит понимания ни в патриотических кругах, чьи антиизраильские настроения я глубоко понимаю, ни в самом Израиле. Об очевидной связи Запада с мировым исламизмом знают многие западные аналитики. Но эта связь упорно отрицается на публичном уровне. Причем в израильских и сопряженных с ними кругах эта связь отрицается на публичном уровне даже более яростно, чем в российских патриотических кругах, ориентированных на концепции Джемаля или Шевченко.
Говоришь об этом тет-а-тет с каким-нибудь высоким и компетентным специалистом, входящим в высший эшелон израильской элиты, он проникается, начинает бегать по комнате и кричать: «Абзац моей стране!» Но как только ты про этот абзац говоришь на крупной международной конференции, тот же самый специалист торопится назвать это или теорией заговора, или русскими происками, вбивающими клин между Израилем и США.
Вот такая жизнь после жизни… Она может продлиться еще достаточно долго. Ракеты ХАМАСа прорвали израильский «Железный купол». Но молодые израильтяне, уставшие от коронавирусных ограничений, стремятся даже в условиях бомбардировок покинуть дом, оборудованный бомбоубежищем, чтобы позавтракать, подчеркиваю, хотя бы позавтракать, в каком-нибудь соседнем, вполне уязвимом ресторанчике на пляже, а лучше бы еще и искупаться. Такое вот гедонистическое безумие. Оно же — жизнь после жизни.
Неужели читатель не узнает себя как часть чего-то подобного? Пора бы узнать. Потом будет поздно.
_______________________
* — Организация, деятельность которой запрещена в РФ.
https://rossaprimavera.ru/article/3f0cee26
14.05.2021 Как вернуть дух нашей Великой Победы?
Гнойник довольства и покоя прорвался-таки после брежневской эпохи в перестроечное время, и мы до сих пор обсуждаем, откуда смерть
Поздравление для единомышленников
Мы живем в достаточно тревожное время. Министр иностранных дел Российской Федерации Сергей Викторович Лавров в своем недавнем выступлении (цитирую по памяти) говорил о том, что холодная война уже является нашей новой реальностью. Но что, в отличие от той холодной войны, которую Запад вел с СССР, в нынешней холодной войне есть еще одно прискорбное обстоятельство, которое состоит в том, что СССР хотя и ненавидели, но уважали, а Российскую Федерацию не слишком уважают. Или даже порой тяготеют к тому, чтобы проявить нечто прямо противоположное тому уважению.
Сергею Викторовичу это представляется загадочным, странным, противоестественным, парадоксальным и так далее. Повторяю, цитирую по памяти. Мне же это кажется глубоко естественным.
Это у нас кое-кто говорит, что надо ликовать по поводу Беловежской пущи и прочего, поскольку мы тогда окончательно освободились от треклятого коммунизма, совка и прочего. На Западе никто не говорит о том, что мы сами взяли и освободились от этого ужасного наследия.
«Мы, — говорит Запад, — победили Советский Союз и коммунизм в холодной войне. Распад Советского Союза и крах коммунизма есть результат нашей победы в холодной войне, которая ничем по существу не отличается от войны горячей, потому что мы так же воевали, вкладывали такие же неимоверные силы в эту победу, и мы ее достигли». Особо радует Запад то, что он достиг ее без ядерной войны или любой другой, которая была бы крахом и для него, — он достиг победы триумфально.
Все постсоветские десятилетия он ликует по этому поводу, считает это своим главным достижением. Самоубийственное ликование, потому что мир, который возник после так называемой победы в холодной войне, — он же более губителен для самого Запада (сколь бы то ни было вменяемого), чем тот, который существовал до этой его победы. Но ликование огромно.
Эта то ли победа Запада в холодной войне, то ли наше самоотречение и «продажа первородства за чечевичную похлебку» — ведь осуществлялось уничтожение СССР с подачи наших КПСС-ных верхов, активнейшего участия нашей интеллигенции, но также и широчайших масс, которые, например, в 1993 году на референдуме поддержали Ельцина, уже видя воочию обнищание, потерю территорий, новые криминальные константы жизни, всё это видели и тем не менее поддерживали Ельцина — так вот, это случившееся стало для кого-то колоссальной травмой, крахом и ужасом. А для кого-то — наоборот. Как говорится в народе, «кому война, а кому мать родна». Кому крах, а кому миллиарды долларов и всяческое преуспевание.
У победы Запада в холодной войне есть бенефициары. Этими бенефициарами являются не только западные элиты или народы Запада в целом. Эти бенефициары есть и внутри нашей страны. Причем не только наша элита, правящий класс, который неслыханно обогатился. Это еще и часть нашей интеллигенции, которая наслаждается прислуживанием победившему классу и считает данное занятие очень лакомым в материальном смысле и даже «духоподъемным» (в смысле того низкого и подлого духа, который победил в этих слоях интеллигенции). Это и какая-то более широкая часть общества.
У нас была страна с населением более трехсот миллионов человек. С периферией, с так называемым соцлагерем, это было уже больше полумиллиарда, а были еще совсем дружественные нам страны, такие как Индия. Был Китай, который на определенном этапе отошел от нас, но можно же было сделать так, чтобы он не отошел, — он был коммунистическим. Мы действительно были настоящей сверхдержавой. И никогда за всю свою историю Россия, историческая Россия (а СССР — это тоже историческая Россия) не была так мощна, как после 1945 года.
Все эти достижения, а они очевидны, надо каким-то способом замарать для того, чтобы не было сказано: «Послушайте, у нас же было гораздо большее население, у нас экономика была на втором месте, у нас же моральный климат был другой, у нас образование было другое, у нас другие были достижения в науке и технике. А зачем, собственно, мы от всего этого отказались? Ради чего? Ради того, чтобы более разнообразные лифчики и трусики лежали на прилавках универмагов? Ради этого только, и всё? Или ради того, чтобы кто-то наслаждался избыточным, неописуемым богатством, а другие выли в нищете? Ради чего всё это произошло?»
Как доказать людям, что это всё произошло ради освобождения от какого-то «проклятого прошлого»? Надо это прошлое марать, марать и марать, клеветать на него, клеветать и клеветать непрерывно. Потому что только если оно будет оклеветано окончательно, и все поверят, что оно ужасное, демоническое и прочее, будет сказано: «Мы действительно от него освободились. Но главное, даже не важно, пусть там нам и западный враг подыграл, но мы же не хотим во что-то подобное вернуться».
Я-то лично считаю, что два раза в одно и то же возвращаться нельзя, и если тогдашнее в конце концов развалилось, то значит, оно содержало в себе какие-то серьезные дефекты. И не экономические — рынок, план и так далее. «Вот он, гнойник довольства и покоя: прорвавшись внутрь, он не дает понять, откуда смерть»… Гнойник довольства и покоя прорвался-таки после брежневской эпохи в перестроечное время, и мы до сих пор обсуждаем, откуда смерть.
И значит, в это буквально вернуться нельзя. Но никто же и не говорит о прямом возвращении, кроме очень ограниченно мыслящих граждан. Значит, речь идет не о прямом возвращении, а о каком-то улучшении тогдашнего, с тем чтобы добиться большей духовной напряженности, большего внутреннего подъема и счастья, меньшего внутреннего прозябания квазизастойного типа. Надо что-то сделать сходное с тем, что было, но… одновременно совсем другое.
Почему, в сущности, люди не могут об этом мечтать?
А потому, что это похоже на прошлое, а прошлое ведь «ужас-ужас-ужас». И говорится это «ужас-ужас-ужас» обо всем, включая величие Великой Отечественной войны и нашей победы над нацизмом. Теперь об этом говорится совсем не так, как раньше. У нас люди быстро всё забывают, поэтому никто уже толком не помнит, что же говорилось раньше: как именно марались грязью все герои Великой Отечественной войны, и как презрительно говорили о «так называемой победе», которая якобы не есть победа, как описывался блеск каких-нибудь эсэсовцев, которые не чета нашим воинам, которые и летали лучше, и катались на танках лучше… Только вот непонятно, почему проиграли.
Уже забыто то, что говорилось раньше, сейчас всё это чуть-чуть замазывается среднесладкой патокой, но и эта патока является очень сомнительной по своей консистенции. Слишком кратко пишут в учебниках о Сталинградской битве? Что ж, очень хорошо, что это заметили. Но произведения Солженицына, которые по-прежнему входят в обязательную программу, — они разве не содержат в себе клеветы на Великую Отечественную войну, на народ, который ее вел, на общественное устройство, защищая которое, народ победил в Великой Отечественной войне? Разве помимо этого нет и других хулителей, которые, используя разные варианты одного и того же яда, клевещут на всё и так или иначе подрывают величие Великой Победы?
Происходит именно это. И мы видим опять декорации на Мавзолее и многое-многое другое. Да? А почему? Что оно означает? Оно означает очень простую вещь: бенефициары разгрома Советского Союза в холодной войне — это не только Запад, это еще и очень серьезные силы внутри страны. Это и правящий класс, и интеллигенция, довольная ролью прихлебателя при правящем классе, и группы потребителей, некогда грохнувшие Советский Союз, потому что им не хватало товаров на прилавках, а теперь наслаждающиеся изобилием продуктов, которые нам сбрасывает Запад со своих свалок, — все эти группы, все эти бенефициары разгрома Советского Союза в холодной войне не хотят, чтобы нечто вернулось. Не прямо то, что было (прямо то, что было, повторяю, вернуться не должно хотя бы потому, что оно было разгромлено, а значит, вернувшись, будет опять разгромлено), — но нечто сходное и улучшенное. Потому что внутри этого сходного и улучшенного — а ну как станет меньше кружавчиков на бюстгальтерах или еще что-то изменится в худшую сторону, а ну как нужно будет напрячься, а ну как расслабухи станет меньше…
Поэтому нельзя вспоминать о том, что было. Вспоминать так, как надо для того, чтобы это забытое вернулось в просветлении трагического опыта утери, когда, вернувшись, бывшее становится намного лучше. К такому возвращению тоже нельзя стремиться. А значит, надо демонизировать, демонизировать и демонизировать то, что было тогда. И при этом еще сетовать, что, дескать, отдельные граждане что-то там демонизируют, ну, а мы… мы на самом деле уже почти прославляем.
Объединяет народ только победа. Одним из символов такого объединения оказался, например, «Бессмертный полк». Я не идеализирую эту «опцию». По мне, так давно пора заменить ее чем-то гораздо более духоподъемным и мобилизационным. По мне, так давно пора от надписей «Спасибо деду за Победу» перейти к чему-то большему. Хотя лучше «спасибо», чем «будь проклят, дед» (а ведь так тоже бывало, да? Фильм Абуладзе «Покаяние» никто же, наверное, не забудет?). Так вот, по мне, так намного лучше, чем охаивание советского прошлого, включая Великую Отечественную войну, — «Спасибо деду за Победу» и «Бессмертный полк», когда люди идут плечом к плечу и несут портреты своих предков.
Мне кажется, в этом очень много хорошего. Вот только время слишком плохое. А дед, которого благодарят за Победу, имеет полное право спросить: «Внучок, а где всё то, за что я погиб? Где та территория? Где то социалистическое Отечество, на защиту которого я, твой дед, встал? Я ведь не только встал на защиту России. Где второе место в экономике? Где народонаселение? Где периферия, которая находится под нашим контролем? Где всё это? Внучок, ты мне ответь за эти потери».
И тогда внуку, наверное, пришлось бы почесать репу и не просто отделаться тем, чтобы на заднем стекле машины написать хорошие, в общем, слова, а что-то сделать по-настоящему с самим собой, со своим обществом, со своей душой… Правда? По мне, поэтому гораздо лучше, чем «Бессмертный полк», к которому я отношусь очень хорошо, было бы что-то другое — накаленное в духовном смысле и выражающее не только горькую и светлую память о былом, но еще и некую готовность к новой борьбе, к отстаиванию не до конца утерянного и к новому смертному бою, если придется.
Но всё равно «Бессмертный полк» хорош. И люди идут вместе, потому что они объединены победой. Объединяет именно победа. А для того, чтобы бенефициары могли заставить большинство населения пугаться возвращения к обновленному прошлому, нужно, чтобы народ оказался разобщен. Вот эта огромная масса людей, которая движется как единое целое с портретами предков, это единство мертвых и живых должно быть любым способом девальвировано.
И вопрос тут не в коронавирусе. Вопрос в бенефициарах. За что воевали в Великой Отечественной войне? Конечно, воевали за свою Родину, за территорию, на которой жили тысячелетиями, за русский дух — «там русский дух, там Русью пахнет», — за право определенным образом строить свою жизнь на своей земле. Да и вообще за то, чтобы не быть порабощенными какой-то чужой враждебной силой и уничтоженными, ибо нацизм готовил геноцид и русскому народу, и другим народам, проживавшим на территории СССР. Но воевали и за нечто большее. И это большее сосредоточено в слове «коммунизм», если изъять из него обычные, привычные и в каком-то смысле набившие оскомину слагаемые и увидеть главное.
А главное в коммунизме — это человек. Это право человека на раскрепощение и пробуждение всех высших творческих способностей, на совершенно другую полноту жизни, на соединение со своей сущностью, которую Маркс назвал родовой сущностью, на восхождение.
Если человек не восходит, то что он делает? При классическом капитализме говорилось, что человек всегда остается самим собой. Что не надо этих утопий, что люди не ангелы, что люди греховны, что в них много всякого дерьма, но надо каким-то способом создать такие институты, такие нормативные сетки и так далее, чтобы это дерьмо в них было удержано или даже претворялось в созидательную силу. Вот грызня, конкуренция — это созидательная сила? Да, созидательная. Плохая в чем-то сила, когда грызутся, — это вроде как плохо, а глядишь, экономика поднимается.
Это была классическая капиталистическая доктрина. Но она в прошлом. Потому что разрушается классический буржуазный гуманизм. Нет уже ни той морали, ни того типа сильной личности, ни той готовности к борьбе, ни того напряжения, которое рождало капиталистическое общество, — ничего этого нет, морали прежде всего.
Тогда впору говорить о том, что люди не восходят, а нисходят. Их к этому вынуждает капиталистический, или уже теперь посткапиталистический, мутакапиталистический, какой-то другой враг, пришедший на место капитализма.
Ну так что этот враг будет делать? Что он будет делать с человечеством? Он уже толкает его вниз. Он уже рассуждает о том, что скоро (и это правда, поскольку производство продукции является для этого врага главным и единственным критерием) производство необходимой любому количеству людей продукции будет достигаться с помощью трехсот миллионов людей, а остальные — вообще не нужны. Что дальше будет делать этот враг, если он одновременно и разрушает последние нормативные сетки — даже те, которые были в классическом капитализме, — и постоянно наращивает производительные силы так, чтобы людей было как можно меньше. Чтобы возникало всё больше и больше никому ни зачем не нужных людей, с которыми совершенно непонятно, что делать, и которых почему-то надо кормить, поить, одевать… — А зачем?
Враг будет делать то, что начато коронавирусом. Это первая репетиция неких будущих биологических ликвидационных войн, которые должны превратить нашу планету в концлагерь для малого числа людей, оставшихся от нынешнего большинства человечества, внутри которого этим оставшимся «совсем-совсем меньшинство» продиктует новые правила.
А это значит, что мы движемся к последним временам, к чему-то, что для светского человека, — а я являюсь таковым, — вполне эквивалентно Апокалипсису. В этой ситуации — либо нисхождение, либо восхождение человека. К чему, к кому? Для религиозных людей — к Богу, и прекрасно, если к Богу, если в него верят. Но для светских-то людей — к чему? К Человеку с большой буквы, к новому человеку коммунизма. И о восхождении к нему говорилось в советский период, и верили в это люди, которые умирали на полях Великой Отечественной войны, — что они сражаются за восходящего Человека против тех, кто хотят насадить человека нисходящего, человека-зверя, «белокурую бестию». Вот в чем было самое сокровенное и самое метафизическое содержание Великой Отечественной войны. Говорю Великой Отечественной, потому что она была ядром, основой, стержнем того, что теперь именуют Второй мировой.
Так вот, тогда получается, что либо к такому восхождению вернутся, и люди окажутся нужны по-настоящему, их творческие возможности окажутся нужны, человечество действительно скажет, что оно занято штурмом космоса, дальнейшим своим развитием, открытием внутри людей и в мире таких тайн, от которых кружится голова от счастья… Либо это произойдет, либо чудовищное нисхождение. Но ничего же не произойдет без борьбы между восхождением и нисхождением. Так что же это будет за борьба?
Теоретики фашизма говорили после 1945 года, что они готовятся к последней схватке в условиях катастрофы современного мира. Этого мира потребительства, жалкости, расслабухи и всего прочего. Вот когда этот мир кончится катастрофой, по ту сторону ее будет утвержден новый фашизм, гораздо более ядреный, мерзкий и темный, чем предыдущий, хотя, казалось бы, хуже и вообразить себе невозможно. Они говорили: мы готовим человека с темной сакральностью, находящейся в стержне его человеческой личности, мы готовим человека мужественного и стойкого, который будет готов уничтожать недоносков в неограниченном количестве, и этот человек победит в конце времен. По ту сторону того, что они, очень лукаво ссылаясь на индийскую Кали-югу, называли «концом тьмы». Вот тогда-то наступит, как они считали, новое «просветление». А на самом деле царство абсолютного мрака.
Но кто будет им противостоять? В Великой Отечественной войне им противостоял коммунизм и Советский Союз, и противостоял только потому, что имел другой идеал человеческого бытия, другой принцип человеческого восхождения: не нисхождения в тьму человека-зверя, белокурой бестии, а принцип восхождения к новому Человеку стоял во главе угла. Он был недоделан, он был недооформлен — из-за этого, я убежден, произошел крах Советского Союза — но что в конце-то времен будет? Будут ли готовые сражаться с этим темным рыцарством, потирающим руки в предвкушении, что вонючая современность сгниет сама собой, и там, где это гниение оформится в Ничто, — там произойдет последняя битва, и они будут ее бенефициарами, ее победителями.
Кто даст отпор этому, если коммунизм, Советский Союз и подлинное метафизическое величие Победы в Великой Отечественной войне будут забыты? Не будет тогда никакой последней схватки. Будет простая и банальная победа окончательной фашистской тьмы. Будет реванш Третьего рейха в виде Четвертого рейха. Реванш безропотный, потому что слизь не станет сопротивляться, как не сопротивлялась она фашистским ордам нигде в Европе. И получил фашизм настоящий отпор только на нашей земле.
Ради того, чтобы не было реванша рейха, нужно соединиться с Великой Победой в день праздника на том духовном градусе, который созвучен не просто какому-то «спасибо», а будет содержать в себе и силу духа, и искупление, и веру в будущее. Я желаю тем, кто солидарен с моей позицией, такого Праздника 9 мая.
И этот праздник есть, по сути, возвращение времени. Время уходит и как будто бы стирает всё, что было, но в какие-то праздничные великие минуты это всё восстанавливается так, как оно было тогда. Это не реконструкция, это не умильные повторы и ремейки, это духовное приближение к тому, что было, ибо в великие и суровые времена человек приближается к своей сущности, к своей святости, как он приближался во время Великой Отечественной войны, и апофеоз этого приближения — 9 мая. А в праздники мы приближаемся к тому, к чему тогда приближались они. И эта возможность приближаться — настоящее счастье, если не разменивать его на умиления, переедания, перепивания и тупое желание фейерверками подменить настоящее праздничное возвышение.
Я желаю нам всем настоящего праздника, я желаю нам этого праздника как какой-то отправной точки к решению главного вопроса: а мы-то кто? Они — понятно, а мы-то — кто? И я желаю, чтобы внутри Праздника Победы нашелся настоящий ответ на этот вопрос.
С Днем Победы, дорогие товарищи! С днем великого праздника! До встречи в СССР!
https://rossaprimavera.ru/article/d8779add
07.05.2021 Священная война.
Тем, кто 9 мая 2021 года будет праздновать День Победы, яростно пытаются промыть мозги, доказывая, что и в Великой Отечественной, опять же, воевали ТОЛЬКО за землю, экономические возможности, право на жизнь и так далее
Человеческое внимание всегда в первую очередь привлекают так называемые большие величины. Такие, как количество живой силы и военной техники, участвовавшей в сражении, территориальные уступки и захваты, потери среди мирного населения. И если бы надо было обсуждать, например, уроки и итоги Первой мировой войны, то к этим большим величинам в каком-то смысле всё бы и могло быть сведено.
Разумеется, отдельные философы и политики обсуждали бы еще и козни империализма. Или исчерпание гуманистических оснований к началу ХХ века. Но тем не менее такие обсуждения в случае, если бы речь шла о Первой мировой войне, носили не до конца обязательный характер. А с точки зрения того, что носит обязательный, неотменяемый, стержневой характер, речь всё же шла бы о параметрах тех или иных сражений. А также о техническом превосходстве и готовности народов приносить колоссальные жертвы на алтарь чего-то, не обладающего окончательной ясностью.
Именно такой характер Первой мировой войны в конечном счете и привел к колоссальному разочарованию участвовавших в ней народов, которые, знакомясь со своими потерями и своими подвигами, терзались вопросами:
«Ради чего всё это? Неужели ради того, чтобы обогатились такие-то оружейные корпорации, оказались сдержаны амбиции таких-то стран и удовлетворены амбиции их противников? А в чем в конечном счете амбиции? И стоят ли они таких потерь, при том что устроители жизни, именуемой капиталистической, с невероятной настойчивостью сулили народам Европы и мира абсолютную тишь, гладь и божью благодать, дополняемую при капитализме ростом благосостояния населения. И на тебе, вместо этого — такая бойня! Надо жить в ожидании следующей? А как жить, имея впереди только такую страшную перспективу?»
Вся страстность и болезненность этих вопросов очень убедительно описаны в литературе так называемого «потерянного поколения». И было понятно, что жить, терзаясь такими вопросами, в ожидании новой бойни просто невыносимо. И что огромное число людей, поняв, что перспектива только в этом, просто откажется жить. А еще гораздо большее число людей преисполнится волей к изменению жизни и скажет, что такая невыносимая перспектива порождена лишь определенным устройством жизни, оно же капитализм. А если жизнь изменить, то и перспектива изменится.
В сущности, именно надеждой на это изменение перспектив проникнуто всё, что говорилось по поводу Великого Октября жертвами отчаяния, наступившего после Первой мировой войны. Вот-де, мол, замаячило на горизонте другое устройство жизни, загорелась на востоке красная заря этой новой жизни, и мрак отчаяния сменился проблесками надежды. Надежды на что? Только ли на другое устройство жизни при сохранении неизменности людей как тех частиц, из которых эта жизнь складывается?
Конечно же, нет.
Великая Октябрьская революция заявила всем народам планеты о том, что изменения жизненного уклада обязательно породят еще и изменения людей, являющихся жертвами предыдущих укладов жизни, именуемых эксплуататорскими. Она заявила, что человек плох лишь потому, что его калечит несправедливость устройства жизни, и что как только эта несправедливость будет устранена, человек воспарит к небесам. И на земле установится не только правильное жизненное устройство, но и совсем иное, гораздо более высокое и благородное качество того, что именуется человечностью. Что одно немыслимо без другого, но что целью, конечно же, является это другое качество человечности, которое будет достигнуто устранением эксплуататорской несправедливости жизни.
На это фантастическое послание, адресованное всему человечеству, эксплуататоры должны были ответить сходным по масштабу посланием. Марксу надо было кого-то противопоставить, и этим кем-то, конечно же, был Ницше. Ответом на коммунистическое послание было послание фашистское.
Вкратце, текст этого послания состоял в том, что погибель не в эксплуатации, а в ее недостаточности. В ее избыточной гуманистичности. Якобы эта гуманистичность приводит к человеческому вырождению, прекращается борьба за существование, являющаяся основой человеческой жизни на протяжении тысячелетий, люди начинают вырождаться, этому никто не сопротивляется. В условиях беспрепятственного вырождения люди просто погибнут. А для их спасения нужно стократное нарастание состязательности как основы человеческой жизни. Тогда эта жизнь вернется к природе. Люди станут тем, чем они и должны быть, жалкая конструкция под названием «человек» исчезнет. А ее место займет сверхчеловек, человекозверь, белокурая бестия.
Итак, и коммунисты, и фашисты в одинаковой степени ушли от разного рода частностей (территория, экономический потенциал, военная мощь и так далее) и начали открыто и яростно обсуждать самую масштабную из всех возможных тем — тему борьбы за победу того или иного «человеческого материала». Причем и коммунисты, и ответившие на их вызов фашисты отказались именовать этот побеждающий в будущем человеческий материал собственно человеческим. Коммунисты назвали то, что должно породить их устройство жизни в виде нового человеческого естества, — новым человеком. А фашисты назвали то, что должно породить их устройство жизни, — сверхчеловеком, человеком-зверем, белокурой бестией и так далее.
Тем, кто 9 мая 2021 года будет праздновать День Победы, яростно пытаются промыть мозги, доказывая, что и в Великой Отечественной, опять же, воевали только за землю, экономические возможности, право на жизнь и так далее. И конечно же, за это воевали. И конечно же, при этом совершенствовали военно-технический потенциал, мобилизовывали и правильно организовывали огромные человеческие массы. Использовали те или иные военные стратагемы.
Но если всё свести к этому, то исчезнет главное — фантастическое отличие Великой Отечественной войны от всех остальных войн, которые вело человечество. Потому что Великая Отечественная война была первой из священных войн, ведущихся человечеством по преимуществу светским. Никто не хочет умалить значения религиозного фактора в этой войне. Но нельзя не признать и другого — того, что существенная часть населения воюющих стран либо не была религиозной вообще, либо не была исступленно религиозной, как в эпоху крестовых походов. Существеннейшая часть этого населения была светской. Это справедливо и для Советской России, то есть СССР, где идеология отрицала классическую религиозность, и для нацистской Германии, то есть Третьего рейха, где опять же бал правил этакий особый национализм, а не исступленная религиозность. Как декларируемая христианская, так и полускрытая языческая.
Между тем война была именно священной. И тому есть много доказательств. Всё отнюдь не сводится к одноименной песне, притом что эта песня продиктована именно тем, что во все времена именовалось и именуется духом. И поэтому тоже свидетельствует о многом. Ну так за какую же священность велась война?
Она велась за священность под названием «человек». При одном ее исходе она утверждала на пьедестале человека-зверя, белокурую бестию. А при другом — нового человека. И воевавшие стороны это понимали. Победа, день которой граждане России, и не они одни, отпразднуют 9 мая, воспрепятствовала утверждению на пьедестале человека-зверя в его ультраницшеанском варианте. Но утвердила ли она на пьедестале нового человека?
Нет, разумеется. Этого не произошло, во-первых, потому что на очень значительной части планеты сохранился капиталистический строй. Причем в том его варианте, который поначалу еще что-то проговаривал по поводу своего человеческого идеала. Человек-де, мол, по природе скверен, но его можно сдержать с помощью разного рода институтов, правил, силы законов, определенных моральных императивов и прочего. А если его сдержать, не выдумывая ничего по поводу человеческой трансформации — фашистской, коммунистической или иной, то жизнь человеческая окажется достойной и осмысленной.
Потом капитализм уже перестал говорить и об этом. Однако к 9 мая 1945 года этот разговор еще продолжался. И потому какая-то часть человечества купилась на подобную реалистическую возможность продолжения жизни без переделывания себя.
А во-вторых, сам победитель, каковым был советский народ, построивший антикапиталистическое общество, отвел тему нового человека на мировоззренческую периферию. Туда же была отведена и тема коммунизма, которая в постсталинский период была явлена народам СССР в виде провокативных хрущевских идиотизмов.
Фашизм после 1945 года тему сверхчеловека не снял с повестки дня. И провозгласил будущий триумф такого сверхчеловека по ту сторону краха антикапиталистических коммунистов и капиталистических либералов, а также капитализма в целом.
Что же касается либерального капитализма, скромно участвовавшего в победе над фашизмом, то он сначала продолжал болтать о неизменности человека и своей готовности обустраивать человеческую жизнь в условиях этой неизменности, обузданной определенными нормативами. А потом сам заявил о конце проекта «Человек», конце истории, конце гуманизма, конце смысла. И подкрепил эти свои заявления вопиющей человеческой деградацией, волокущей человека в бездну инфернальной антинормативной ультразвериности. И с каждым годом эта ставка капитализма (или посткапитализма) на уволакивание человечества в бездну становится всё более очевидной.
Что же говорит победитель или, точнее, наследник Победы, стыдливо пряча Мавзолей за разного рода драпировками и провозглашая неразумность коммунизма, величие капитализма и прочее? Он, конечно, говорит, что в бездну сползать не надо бы. Но при этом сползает — возможно, с меньшей скоростью, чем тот Запад, на который он теперь уже не молится. Или почти что не молится. Но никаких разговоров по поводу противостояния краху человека и уж тем более о новом человеке как единственной возможности противостояния этому краху нет и в помине.
Между тем тьма сгущается. И рано или поздно выяснять отношения между собой опять начнут два человеческих идеала — темный, зверино-фашистский, и светлый, новокоммунистический.
В день, когда один из этих идеалов победил другой, думать можно только об этих идеалах, об их судьбе, их смысле, их тогдашнем столкновении и о столкновении будущем. А также о том, как много потеряли, отказавшись от своего идеала. А также о том, к чему и как в этих условиях возможно вернуться.
С Днем Победы, товарищи!
До встречи в СССР!
Кургинян С.Е.
https://rossaprimavera.ru/article/666d7667
29.04.2021 Вакцины и магия. Что такое рациональность
То есть понятно, что когда-то антитела и впрямь способны осуществлять такую спасительную работу. Но всегда ли антитела это делают?
Валерий Миронов. Запах табака. 2004
Я вынужден был посвятить серию передач актуальной политической проблематике. Я бы сам не понял себя, и другие бы меня не поняли, если бы в момент, когда так сильно в воздухе пахнет грозой, я бы занимался только какими-нибудь генетическими или иммунологическими проблемами. Жизнь вынудила меня посвятить несколько передач актуальной политической проблематике, и поэтому я продолжаю обсуждать ковидную проблематику — я обещал это сделать, и я выполняю обещание — после долгого перерыва, о чем искренне сожалею.
В течение этого перерыва ковидная проблематика продолжала цвести и пахнуть. Стремясь защититься от ковидной погибели (а про погибель говорили все), люди, что вполне естественно, стали делать то, что им предлагали разного рода авторитетные инстанции. А предлагали им инстанции, конечно, ту самую вакцинацию, которую я сейчас намерен обсудить.
Я, кстати, убежден, что если бы современному человечеству, находящемуся, как я считаю, в весьма прискорбном состоянии, сначала авторитетно предъявили в виде угрозы жизни и здоровью не ковид, а что-нибудь другое, а потом столь же авторитетно внушили, что единственная возможность спасения жизни и здоровья состоит в ампутации фаланги на мизинце, то через какое-то время существенная часть человечества обсуждала бы, как именно лучше сделать ампутацию, какие хирурги делают это лучше всего, в каких клиниках, какие хирургические инструменты надо для ампутации применять, какие обезболивающие лучше действуют и каков должен быть оптимальный масштаб этой самой ампутации: вот досюда или досюда. А также большая часть человечества с подозрением бы смотрела на тех, кто не делает ампутацию. Люди звонили бы друг другу, делились собственным опытом.
— Вы знаете, я делал ампутацию в такой-то клинике, там такой замечательный хирург.
— А вы знаете, мне не очень повезло, но моя подруга говорит, что ей очень повезло и сделали так аккуратно, что дальше некуда.
Шла бы бурная дискуссия в интернете о том, нужна ли ампутация, какова она должна быть. Вдоль автомобильных трасс стояли бы билборды, на которых сияющие авторитетные дяди и тети сообщали проезжающим о том, что они уже сделали ампутацию и рекомендуют им сделать то же самое.
Да, определенная часть человечества уклонялась бы от ампутации. Но эта часть человечества, коль скоро было бы доказано, насколько ужасна угроза жизни и здоровью в случае, если ампутация не будет сделана, была бы не так уж и велика.
Большинство сначала бы возмутилось и даже сходило на демонстрации антиампутаторов, а потом встроилось бы в мейнстрим, который в этом случае был бы не вакцинаторским, а ампутаторским.
Считаю ли я, что вакцинация против ковида столь же бессмысленна, сколь и описанная мною выше ампутация фаланги на мизинце? Нет, не считаю. Вакцинация когда-то просто ужасно вредна, когда-то бессмысленна, а когда-то очень полезна. Сказать, что она всегда бессмысленна, я не могу, потому что я так не считаю. Но так в том-то и состоит проблема, чтобы разделить все случаи на группы: здесь это очевидным образом спасительно, необходимо и эффективно, здесь это проблематично, здесь это вредно. А не огульно заниматься или прославлением вакцинации, или ее отрицанием.
Вписавшиеся в вакцинацию граждане обсуждают, у кого сколько антител, так же, как в иные времена обсуждали бы что-нибудь другое. Например, сколько скальпов приколочено к их вигвамам. Между прочим, в те времена, когда человечество верило, что эти скальпы полезны для отражения… нет, не ковида — человечество про него не знало, — а магической порчи, насылаемой соседними племенами, то обладатели скальпов имели все основания гордиться скальпами так же, как сейчас гордятся защищенностью от ковида, обеспечиваемой этими самыми антителами.
Если бы кто-нибудь тогда сказал, что скальпы не защищают от магии соседнего племени, и магия, вообще-то говоря, это нечто выдуманное, то того, кто это сказал, не просто осмеяли бы или изгнали бы из племени. Он был бы уничтожен как опасный смутьян, посягающий на главное — на общее мнение, на мейнстрим.
Приравниваю ли я тем самым скальп, завоеванный в оные времена, к дозе той или иной вакцины, позволяющей тому, кто эту дозу получил, гордо рассуждать о своих антителах? Нет, я это не приравниваю. Хотя в каком-то смысле, с коррекцией на исторический период, обладатели скальпов могли объяснить, почему скальпы охраняют от магической порчи, гораздо более доходчиво и доказательно, чем сегодняшние обладатели антител, совершенно не понимающие, почему нужны эти самые антитела в тех или иных дозах, гордящиеся их наличием в своих организмах и любующиеся их количеством (если оно достаточно велико). Но это же не «бабки» на счету, милые! Это что-то другое. Хотя бы как-то поверхностно объясните себе, почему это так здорово.
Увы, при всей разнице между первобытной цивилизацией и цивилизацией нынешней, между этими цивилизациями есть одно тревожное сходство. Я не шучу. Оно состоит в ориентации на магические процедуры, осуществляемые теми или иными магами. То есть на нечто, глубочайшим образом иррациональное. В первобытную эпоху такими магами были шаманы. И они ведь действительно когда-то помогали. Это были очень талантливые люди, применявшие, как мы теперь понимаем, очень эффективные психотехнологии, и не только психотехнологии, но и какие-то другие технологии, которые мы до сих пор даже осмыслить не можем.
Теперь такими магами стали медики. Почему человек гордится, что у него так много антител? А потому что шаман такой-то (прошу прощения, авторитетный медик такой-то) рассказал ему о том, что это очень позитивно.
Но, при всей разнице между шаманами и медиками, сходство состоит в том, что потребитель спасительных услуг — медика ли, шамана ли — верит в спасительность этих услуг, даже не пытаясь объяснить себе, почему эти услуги обеспечивают спасение.
На сегодняшнем этапе — вдумайтесь — цивилизация, казалось бы, продекларировала отказ от слепой иррациональной веры и, отказавшись от нее, заявила о своей якобы имеющей место сугубой рациональности. Ну и в чем рациональность этой нашей нынешней цивилизации? В том, что место шамана, бьющего в бубен, занял медик, вещающий что-то с экранов телевизора? А вы хоть понимаете, что он говорит? Он сам не понимает, оказавшись на телевидении, что он говорит. Никто не понимает, что он говорит, потому что он сам не понимает. Но в него надо верить. Потому что у него бубен — прошу прощения, диплом, статус. И что ж тут рационального-то?
Но если бы те, кто слушает этого медика, были убеждены в собственной рациональности, то что они должны были бы делать прежде всего? Не принимать на веру слова любого светила медицины, а начать разбираться, что к чему. Или хотя бы заслушать разные точки зрения и сопоставить эти точки зрения с использованием собственной рациональности.
Но в том-то и дело, что этой рациональности нет и в помине. Просто в эпоху дикости, первобытнообщинного общества о ней не говорили, а теперь о ней вопят как резаные. А ее стало еще меньше, чем тогда. И понятно, почему. Первобытный человек, которого каждый момент мог съесть зверь, жил в реальности и ориентировался на эту реальность. А современный человек, который живет, уткнувшись в экран компьютера, ориентируется на виртуальность. Он гораздо дальше от реальности, чем первобытный человек. А чем дальше он от реальности, тем в большей степени он не может быть рационален. Потому что виртуальная реальность иррациональна. Она и есть та супермагия, супершаманизм, который вступил в нашу жизнь после некоторых небольших перерывов, когда казалось, что рациональность может наступить хотя бы в определенных кругах общества.
Теперь рациональности нет нигде. Я не могу назвать ни одной нормальной страты, группы, класса, социальной общности, которая была бы целиком рациональна. Всё, всё пронизано иррациональностью, магией, слепой верой — во что? В рациональность! А скажите мне, когда человек слепо верит в рациональность, он рационален? Он рационален только тогда, когда отрекается от веры во имя своего разума — своего! — и никому больше ничего не передоверяет. Он всё перепроверяет, всё подвергает сомнению. А когда он верит иррационально в чью-то рациональность, то он дикарь более опасный, чем тот дикарь, который был вооружен дубиной и каменным ножом. Потому что этот вооружен ядерным, гиперзвуковым, космическим оружием и еще неизвестно чем будет вооружен.
Нет рациональности сейчас и в помине. Нынешняя цивилизация ничуть не менее магична, чем цивилизация полинезийских дикарей, живших во времена поклонения тотемам и шаманам. И чем сложнее становится цивилизация, тем более магическим образом рядовой представитель этой цивилизации принимает решение о том, как ему спасаться от той или иной напасти. Потому что разбираться в чем-либо рядовой представитель современной цивилизации а) не может, у него мозг не так устроен, и б) не хочет. Его мировоззрение этого не предполагает. Он гораздо более пластичен и ведом, чем полинезийский дикарь.
Мера интеллектуальной несамостоятельности сейчас гораздо выше, чем в эпоху неолита. Сложность цивилизации растет гораздо быстрее, чем интеллектуальная самостоятельность рядового представителя этой цивилизации, — при том что благодаря современным условиям интеллектуальная состоятельность рядового представителя современной цивилизации не растет, а падает. И если эта тенденция не будет каким-то образом переломлена, то раньше или позже цивилизация станет настолько сложной, что ее рядовой представитель будет принимать решения сугубо магическим, то есть сугубо иррациональным образом, и всё в большей степени истерически настаивать на собственной рациональности.
Это добром не кончится, поверьте. Это может кончиться только крахом такой цивилизации — цивилизации, столь сильно оторвавшей сложность своего построения от примитивности мозга своего рядового представителя.
Такой разрыв называется отчуждением. Рядовой представитель очень сложной цивилизации оказывается полностью отчужден от сложности этой цивилизации, от ее содержания. При этом всё в большей степени становится непонятным, кто именно не отчужден от этой сложности, и есть ли у этой сложности вообще полноценные держатели, этакие жрецы научного понимания? Или уже и сами жрецы ничего не понимают в этой сложности и продолжают ее наращивать, относясь к ней, как к автономному существу, как к какому-то необожеству, как к чему-то неумолимому и всемогущему, пути которого неисповедимы?
Представители магических каст, которые как бы идентифицируют себя с этой сложностью и как бы выступают от ее имени, сами уже понимают, что они это делают только «как бы». Посмотрите на их физиономии. Они ровно настолько надуты и надменны, чтобы выявить свою внутреннюю несостоятельность. Это криво натянутые маски компетенции. И вы эти маски лицезрите по телевизору. Еще недавно лицезрели по пять раз в день, а сейчас раз в неделю.
Налицо сейчас именно такой цивилизационный тренд, поддерживаемый дифференциацией наук. В эпоху Ренессанса не было такой чудовищной дифференциации наук, считалось, что Леонардо да Винчи может одновременно заниматься механикой, живописью и разными отраслями науки. А сейчас, в XXI веке (и началось, это, конечно, в эпоху протестантизма и нарастало в течение XIX и XX веков), дифференциация разрушила все связи между науками, снизила уровень образованности. И уж точно запретила любые методологические рефлексии в рамках образования, которые могли бы связать что-то между собой, вернуть какие-то целостности, какие-то трансдисциплинарные начала, позволяющие в чем-то разобраться и составить широкую картину происходящего. Псевдоавторитеты растут, наращивается корыстность…
Это всё и многое другое порождает полный отрыв рядового обитателя данной цивилизации от той сложности, которая ему явлена. Он ее не понимает. Он даже не пытается в ней разобраться — он знает, что не по Сеньке шапка. И он действует, ориентируясь на авторитеты. А вы помните, кто говорил о том, что мир будет построен на чуде, тайне и авторитете? Великий инквизитор. Я говорил о нем в предыдущих передачах. Так вот, с каждым очередным нарастанием сложности и созданием касты, которая надувает щеки (мол, она-то эту сложность очень хорошо понимает, а на самом деле ничего не понимает), отчуждение нарастает. И нарастает необходимость строить этот мир на чуде, тайне и авторитете. То есть на том, на чем его хотел строить Великий инквизитор, прямо говорящий о том, что он уже не с Христом, а с Антихристом.
Поскольку такой цивилизационный тренд очевидным образом преобладает, и поскольку это преобладание само способно принести человечеству погибель даже в случае, если утихомирятся все мыслимые и немыслимые ковиды, то я спрашиваю рядового счастливого отвакцинированного современника:
- почему он железобетонно уверен в своей спасенности от того же ковида по причине обладания необходимым количеством антител?
- чем для него эти антитела отличаются от скальпов, развешиваемых у входа в вигвам или от магических амулетов?
- уверен ли мой рядовой современник в том, что антитела всегда «съедают» погибель, имя которой антиген?
То есть понятно, что когда-то антитела и впрямь способны осуществлять такую спасительную работу. Но всегда ли антитела это делают? И что, собственно, нового было обнаружено со времени, когда антитела считались абсолютным спасением от любой инфекционной напасти? Медицина не могла не развиваться, и она развивалась с бешеной скоростью. И научные отрасли — иммунология, вирусология и так далее — тоже развивались. Появлялись и развивались с бешеной скоростью. И что принесло это развитие? Медицина сегодня столь же уверена в абсолютной спасительности антител? Ничего не изменилось? Рядовой обитатель нынешней цивилизации в этом уверен? Он ведь критичен, рационален, часами торчит у монитора компьютера… Ну так он удосужился что-нибудь проверить?
То есть я понимаю, что если на рядового обитателя нынешней цивилизации будет оказано сильное властное воздействие, если власть заставит этого рядового обитателя вакцинироваться, не считаясь с его личным мнением, то этот обитатель вакцинируется. Но он тогда не будет с наивно счастливым видом лепетать о том, сколько у него антител. Он просто хмуро подчинится необходимости — как подчинялся ей его древний предок, считавший, например, что скальпы у вигвама вешать не надо, но если не повесишь, то племя отрубит голову. Но ведь всё обстоит не совсем так. А в каком-то смысле и совсем не так.
Если на меня, например, очень сильно надавить, то я как-то отманеврирую. Помнится, в начале 1980-х во МХАТе шел спектакль, герой которого (кажется, его играл Калягин), видя, как на него едет локомотив — выражение тупой неизбежности, — вставал на рельсы и истошно кричал «нет». Мне и тогда этот образ был непонятен. А теперь он мне тем более непонятен.
Есть крайние случаи, в которых нужно сказать «нет», даже если это чревато гибелью. Они есть. И впрямь лучше погибнуть, чем душу погубить или перестать быть самим собой. Но этих случаев не так много. И чаще всего не только отдельные разумные люди, но и целые общества обладают гибкостью, позволяющей не гибнуть по причине того, что идиоты сели в паровоз и прут по рельсам невесть куда, а как-то иначе себя повести. Но только для этого-то как раз и надо обзавестись настоящей практичной, слегка ироничной рациональностью.
Я не хочу сейчас обсуждать, что нужно делать после того, как ты ею обзавелся, а идиоты продолжают гнать паровоз в пропасть. Я считаю это обсуждение несвоевременным, потому что слишком мало пока желающих обзавестись настоящей рациональностью. Их страшно мало. И это пугает больше всего. Не так страшны рельсы, как яростный отказ обсуждать, куда они ведут. Яростный отказ.
Тут у нас очень много обсуждают сектантов. Когда-то это и впрямь секты, когда-то это группы, слишком непохожие на то, что привычно. Я считаю, что Александровская коммуна, которой я руковожу, — яростно антисектантская. Пожалуйста, кто-то хочет называть это всё сектами — называйте. Но я считаю, что у нас есть одна секта — оборзевших благополучников. Очумевших, обезумевших благополучников. Тех самых, которые кричат, что им нужна «норррмальная жизнь».
Я бы степень очумления, при которой нормальное благополучие превращается в какой-то исступленно превращенный фетиш, определял количеством «р» в слове «нормально». Вот если говорится: «нормально» — это нормально, если «норрмально» ؙ— это уже хуже, если «норррмально» — еще хуже, а если «норрррррма-ль-но!» — то это обесовленный благополучник, который, не имея ничего, на что можно молиться, не имея никакого позитивного идеала, не понимая, что такое счастье, вцепился когтями (прошу прощения, наманикюренными пальцами) в это благополучие и воет, что только оно ему и нужно. Он несчастен, полураздавлен, у него нет ничего из того, что может дать человеческая жизнь по-настоящему, но он держится за это даже не как утопающий за спасательный круг (обезумевший утопающий иногда хватается даже за змею), он держится за это как за единственное, что его спасает от главной болезни современности, — от абсолютной пустоты. Невыносимой абсолютной пустоты — духовной, душевной и всяческой.
Поэтому давайте попытаемся сделать что-то для того, чтобы тех, кто готов обзавестись настоящей рациональностью, стало чуть-чуть побольше. Кстати, я не воспеваю рациональность как главное, чем нужно обзавестись. Я считаю, что мир сложен, и постичь его одной рациональностью нельзя. Но сейчас не до жиру, быть бы живу. Необходимы хоть какая-нибудь критичность, хоть какое-то желание самостоятельности. Может быть, наши коллективные усилия что-то изменят в цивилизационном мегатренде — этих рельсах, ведущих в полную погибель, рельсах, по которым идиоты упорно ведут общецивилизационный паровоз.
Вот уж чем я не хочу заниматься, так это сравнениями вакцин. Каждый, кто начинает их сравнивать, справедливо может быть заподозрен в том, что он движим корыстными интересами, получил чей-то заказ и так далее. А то и работает по указке западного врага, дискредитирующего отечественную замечательную продукцию.
Не желая играть во что-нибудь подобное, я честно сообщу о моей глубокой впечатлённости жалкими результатами западной фармакологии, не сумевшей подарить миру, да и своим согражданам, хотя бы нечто, реально обеспечивающее эти самые, непонятно зачем нужные, антитела. Зачем они нужны — отдельный вопрос. Но западная фармакология и этого не смогла сделать. Я искренне впечатлен тем, насколько Запад оказался несостоятелен даже в этом. И столь же искренне признаю, что наша отечественная изгвазданная медицина и фармакология худо-бедно эти самые антитела сумела сооружать в организмах вакцинируемых сограждан.
Меня не эта способность к порождению антител беспокоит. Меня беспокоит совсем другое — насколько эти антитела нужны, когда они нужны, а когда, наоборот, вредны, и так далее. И обсуждать я это буду не с позиций дремучей ненависти к любым вакцинам. Я буду обсуждать это, адресуясь к современным достижениям иммунологии и сопряженных с нею дисциплин. А поскольку, как известно, нет пророка в своем отечестве, то я, отдавая должное людям, которые в нашей стране взялись за неблагодарное дело обращения к разуму своих сограждан и начали говорить им: «опомнитесь, подумайте!» — не буду в этой своей передаче адресоваться к этим гражданам, к этим ученым. Я просто отдаю дань их мужеству, их нравственности и их компетентности.
А адресоваться я буду — по причине, что нет пророка в своем отечестве, — к достижениям иноземной, по преимуществу западной, иммунологии, согласно которым обладание антителами не является во всех случаях абсолютным благом. А в каких-то случаях имеет и совсем иной характер. Об этом западная авторитетная иммунология говорит лет этак без малого 50–60.
Поскольку дарят людям эти антитела те самые вакцины, на которых зациклилась мировая медицина, выполняющая указания глобальной фармы, то я начну обсуждение данного вопроса с вакцин как таковых.
Что конкретно, с точки зрения современной науки, делает вакцина, порождая эти самые антитела? При ответе на этот вопрос я постараюсь не залезать в научные дебри слишком глубоко и одновременно не сдвигаться в сторону избыточных упрощений.
Вакцина — коль скоро и впрямь можно пройти между Сциллой избыточных детализаций и Харибдой избыточных упрощений — резко усиливает активированность сразу и так называемых В-лимфоцитов, и Т-лимфоцитов.
А что такое В-лимфоциты и Т-лимфоциты?
Я уже рассматривал это в одной из предыдущих передач. Но прошло много времени, и я считаю вполне допустимым вкратце напомнить об уже сказанном.
Напоминаю, что созревание клеток иммунной системы развивается в разных местах.
Т-лимфоциты развиваются в тимусе, то есть в вилочковой железе, и потому так и называются — Т, от слова «тимус».
В-лимфоциты формируются у эмбриона человека из обычных стволовых клеток и в печени, и в костном мозге. А у взрослого человека они формируются только в костном мозге. Индекс В такие лимфоциты получили потому, что впервые были обнаружены у птиц. Эти лимфоциты продуцируются у птиц в мешковидном углублении, которое находится рядом с задним проходом и называется фабрициева сумка, по-латыни bursa fabricii. В — от слова bursa, «сумка».
Особо важная функция В-лимфоцитов — это функция антиген-презентующих клеток, которые опознают наших врагов под названием «антигены». Антиген-презентующая — это значит «антигены обнаруживающая».
Из костного мозга В-клетки поступают во вторичные лимфоидные органы — селезенку и лимфатические узлы, где окончательно созревают, приобретая способность помнить различные антигены и распознавать их.
При созревании эти клетки делятся на наивные и активированные В-лимфоциты.
Наивный В-лимфоцит сродни чистому диску, на котором еще не записаны коды, позволяющие этому диску вспомнить опыт соприкосновения с определенным антигеном и отреагировать именно на этот антиген. Это как раз те лимфоциты, которые «не помнят». Наивные В-лимфоциты могут вступать в реакцию с антигеном, не ориентируясь на предыдущие знания о нем. Они не обусловлены в борьбе с антигеном этими предыдущими знаниями, они не запрограммированы на то, чтобы действовать строго так, как это было раньше. Они в этом смысле способны разбираться, как повар с картошкой, с этим новым антигеном.
Активированные В-лимфоциты, они же В-лимфоциты памяти, сохраняют полученные знания по поводу определенного антигена, с которым они встретились раньше и уже вступили во взаимодействие. В течение всей своей весьма продолжительной жизни (до 20 лет), активированные В-лимфоциты помнят тот антиген, против которого они оказались запрограммированы при этой первой встрече. Потому при вторжении уже знакомого им врага они способны дать быстрый и мощный ответ.
Я не буду останавливаться на описании разновидностей активированных В-лимфоцитов или на том, что, помимо наивных и активированных В-лимфоцитов, есть еще и короткоживущие плазматические В-клетки. Адресую зрителя к тому выпуску передачи «Смысл игры», где эта тема рассматривалась достаточно подробно.
Заодно напомню (хотя эту тему мы уже тоже обсуждали), что именно происходит в ходе осуществляемых клетками действий по уничтожению врага-антигена.
После ликвидации врага-антигена часть В-лимфоцитов возвращается различными путями в своеобразное «депо», где они не только хранятся до нового вторжения врага, но еще и дают потомство, которое помнит о предыдущем вторжении и о том, что тогда надо было делать, и хочет это сделать снова. При повторном заражении, то есть при вторжении того же самого врага, клетки тут же очень активно срабатывают, моментально производя массу иммуноглобулина.
Такое явление называется «вторичным гуморальным ответом». Вторичный гуморальный ответ дается быстрее и массированнее, чем первичный ответ, поскольку антиген распознается сразу и уже есть опыт, и можно сразу же запустить программы борьбы с этим антигеном.
Т-лимфоциты, как уже было сказано, дифференцируются в тимусе, то есть вилочковой железе, и в существенной степени отвечают за так называемый приобретенный иммунный ответ организма на вторжение враждебного ему антигена. Они тоже делятся на наивные (то есть не имевшие контакта с антигеном) и активированные. Но для Т-лимфоцитов их наивность в еще меньшей степени имеет отношение к пассивности, чем в случае В-лимфоцитов (хотя и там никакого отношения к пассивности наивность не имеет).
Основной функцией наивных Т-клеток является реакция на врагов (патогены, антигены), которые еще не известны иммунной системе организма. Наивные Т-клетки реагируют на новое, а также распознают то, что смутировало, то есть частично изменилось. И не было бы их — все эти автоматически запомненные реакции приводили бы организм к гибели.
Итак, фактически имеет место кооперация двух начал.
Первое начало — активированное — уже знает врага. Опознав новое пришествие того же врага, оно мощно и стремительно на него реагирует.
Второе начало — наивное — более медлительно. Но оно отвечает за распознавание принципиально новых врагов или врагов (внимание!), приобретших новые качества.
Итак, вакцина резко усиливает активированность и В-лимфоцитов, и Т-лимфоцитов — то есть тех войск, сражающихся с врагами нашего организма (в нашем случае с таким врагом, как ковид), которые уже известны.
Что именно вакцина как бы говорит этим войскам?
«Смотрите, запоминайте, — говорит она им, — вот каков враг! Активируйте память об этом враге! Срочно обучайтесь тому, как можно мобилизовать убийц именно этого врага! Как можно именно их нейтрализовать, выводить из организма!»
Весь смысл вакцины в том, чтобы осуществлять такое обучение, мобилизацию, ускоренную подготовку к тому, что вакцина предъявляет организму. На то, что она предъявляет ему, — на это и именно на это, на это и только на это — вакцина и мобилизует иммунитет. Каким образом? Через это самое активирование лимфоцитов.
Именно активированные лимфоциты являются лимфоцитами памяти. Они не распознают нового врага. Они его не прощупывают, не осмысливают новизны. Новизна для них не существует. Как уже было сказано, это делают другие лимфоциты, именуемые наивными. А активированные запоминают то, что их активировало. И при повторе начинают форсировано отвечать, спасая организм (внимание!) только от уже знакомой беды.
И узнают они только то, что уже запомнили. И спасают только от того, что запомнили. Напоминаю еще раз — это называется вторичным гуморальным ответом. Спасительность вакцин определяется точностью вторичного гуморального ответа. А также тем, что наивным лимфоцитам как бы говорится: «Не суетитесь, нам не до вас, мы всё знаем! Мы опытные, активированные лимфоциты. Мы вдарим быстренько и мощно, потому что точно знаем, по кому бьем и как бить. Вы только нам не мешайте. Ваш тонкий подход, конечно, полезен, но он не ко времени. Нечего изучать что-то новое, когда надо бороться с уже хорошо известным».
Но ведь что именно распознается в новом враге, он же антиген? Ведь не весь этот враг распознается, а его так называемый эпитоп, он же антигенная детерминанта. Ведь когда я распознаю вас, то я же не распознаю каждую молекулу вашего тела или каждый ноготь на вашей ноге, или, не знаю, вашу каждую родинку. Я распознаю что-то минимальное. И вот это минимальное, необходимое для распознания, называется в случае, который мы рассматриваем, эпитоп, или антигенная детерминанта. При распознавании антигена иммунной системы эта система — ее В-лимфоциты, Т-лимфоциты и прочее — фокусируется на определенной части той макромолекулы, которая им явлена в качестве антигена.
Итак, распознаватель, который называют паратоп, встречается с распознаваемым, оно же эпитоп, и осуществляет при этой встрече то самое распознавание, которое лежит в основе деятельности иммунитета.
Как и любая распознающая система, распознаватель, он же паратоп, может не заметить различия между тем, что распознавалось при встрече с вакциной (оно же — старый вариант эпитопа), и тем, что вторглось (оно же — новый вариант эпитопа).
Любой распознаватель, во-первых, осуществляет распознавание, ориентируясь на определенное количество параметров. И, во-вторых, он измеряет каждый из этих параметров с определенной степенью точности. Если параметров нужно больше, чем он распознает, или точность нужна больше, он проваливается. В противном случае он успешен.
Я до того, как стал профессиональным режиссером (а именно режиссура является моей основной и любимой профессией), занимался в том числе и теорией распознавания любых объектов. А значит, в том числе и вирусов. Поэтому я могу понять в том, что касается процедуры, с помощью которой паратоп распознает эпитоп, предъявленный ему для распознавания, с одной стороны, конечно, меньше, чем профессиональный иммунолог, но, с другой стороны, и поболее, чем узкий профессионал. Потому что, в отличие от узкого профессионала, я могу отнестись к проблеме распознавания паратопом эпитопа с общих позиций. Относясь к этому распознаванию с общих позиций, я как эксперт и системщик правомочным образом сравню распознавание паратопом эпитопа с распознаванием, осуществляемым радарами противовоздушной обороны.
Радары — это аналог паратопа. А то, что они должны распознавать, — это аналог эпитопа. Что делают радары? Они измеряют параметры летящего объекта и подают сигнал тревоги. А также регулируют дальнейшие действия по подавлению угрозы.
Но никакие радары не могут с бесконечной точностью измерять у летящего объекта бесконечно много параметров. Они будут измерять определенную конечную совокупность параметров. И измерять их будут с определенной, опять же конечной, точностью.
Ну и что же из этого вытекает? Эта констатация отвергает необходимость противовоздушной обороны? Нет. Но она говорит о другом. О том, что вполне возможна ситуация, при которой разница между старым вариантом эпитопа некоего антигена, который был предъявлен для запоминания иммунитету в процессе вакцинации, и новым вариантом этого эпитопа — меньше, чем разрешающая способность нашего радара. То есть этого самого паратопа.
Тогда радар, он же паратоп, активизирует для подавления угрозы именно В-лимфоциты памяти, запомнившие предъявленный им эпитоп антигена. Эти В-лимфоциты памяти, реагируя, превращаются в плазмоциты. А плазмоциты создают антитела не на основе регистрации свойств врага, вторгающегося прямо сейчас, а на основе памяти о предыдущем вторжении.
Но если неуловленное различие между старым и новым эпитопами антигена существенно, то генерируемые такими плазмоцитами антитела не способны эффективно нейтрализовать реальный, а не взятый из памяти, возбудитель инфекционной болезни. И вы будете радоваться тому, сколько у вас антител, а они будут работать в лучшем случае «мимо кассы», а возможно, и на ухудшение.
Спасительное распознавание новизны могли бы сделать наивные В-лимфоциты. Но в том-то и дело, что они (вдумайтесь!) тормозятся активирующимися В-клетками памяти. Они могли бы сработать, но они тормозятся вашей кучей антител, которыми вы так гордитесь. Эти самые клетки памяти как бы говорят своим как бы наивным коллегам: «Да не лезьте вы в игру с вашими возможностями распознавания необычного. Да знаем мы, что всё обычно. Пустите нас вперед! Мы разберемся! Мы умеем! Мы всё запомнили!»
Разбираясь, эти шустрые и самонадеянные В-клетки памяти могут попасть в ловушку под названием «слепое пятно» (по-английски blind spot). То есть приравнять — за счет недостаточной точности и избыточной специфичности своих радаров — то, о чем они помнят, к тому, что снова вторглось в организм.
И если они окажутся жертвами такой путаницы, она же «слепое пятно», то не только не помогут организму победить врага, но и помешают ему, — оттеснив необходимые наивные клетки и подарив врагу возможность питаться той пищей, которую они на него обрушат, предполагая, что эта пища для врага ядовита. А она может оказаться для него очень даже лакомой.
Хочу подчеркнуть, что это может произойти далеко не всегда, а в определенных случаях. Но что таких случаев достаточно много. Они отнюдь не являются экзотическими.
Для того чтобы такое утверждение не было принято за порождение избыточно общих сопоставлений радаров и паратопов, я должен хотя бы вкратце вернуться к истории вопроса о вакцинациях. Такая методология применяется мной постоянно, потому что я убежден, что адекватное понимание сути сложных проблем возможно лишь на стыке общесистемного подхода и подхода исторического.
На уровне общесистемного подхода вы в каком-то смысле приравниваетесь к специалисту, а на уровне исторического подхода вы начинаете понимать вопрос в его развитии, а он всегда развивается от простого к сложному. Если вы соедините историчность с общесистемной методологией, вы можете многое понять, не занимаясь всю жизнь иммунологией, вакцинологией, неизвестно еще чем. Притом что всё это опять распадается на такие мелкие детали, что кто именно занимается целым, повторяю, уже совсем непонятно.
Хотите что-то понять в вакцинации, которая уже стала сейчас нагромождением разного рода профессиональных частностей и непонятных терминов, — используйте общесистемный подход и дополните его подходом историческим. Потому что какой-нибудь фанатик, занимающийся частной проблемой вакцинаций, начнет с вами говорить на языке, в котором вы не поймете ни одного слова, и не потому, что он умнее вас, а потому, что он, прошу прощения за это выражение, определенным образом наблатыкан. И он сам не очень хорошо понимает, что говорит. В его задачу входит осуществление 20–25 процедур в очень узком секторе и передача материалов дальше. Всё.
Теперь есть еще одна вещь, которая мне представляется необходимой.
Внутри любого исторического подхода надо обнаруживать драму. Настоящий исторический подход драматичен. А что является основой драмы? Конфликт. Всё развивается на основе споров, конфликтов, диалогов, сталкивания точек зрения и так далее, и именно это надо видеть в истории — борьбу. Не классов, так точек зрения, если речь идет об истории науки, а также сил, отстаивающих эти точки зрения.
Что же касается общесистемного подхода, то он не должен быть спекулятивным. Не надо отрываться слишком сильно от предмета. Надо только схватывать его сердцевину, его ядро, его суть, а не путаться в бесконечно накрученных оболочках. Это кочерыжка от капусты, вы за нее ухватитесь, и всё будет понятно.
Если сочетать такой конфликтно-исторический подход с разумным общесистемным подходом и соединить их воедино, то можно разобраться в самых сложных проблемах современности. И все избыточные специальные сложности займут место там, где и положено, — на периферии вашего понимания.
Итак, я предлагаю зрителю короткий исторический экскурс, порожденный таким методологическим подходом к проблеме вакцинации. Я уже предложил какой-то общесистемный короткий методологический экскурс. Теперь я предлагаю соединить его с историческим экскурсом. Потом адресуюсь к современности. И тогда мы что-нибудь поймем.
От какого слова произошел термин «вакцина»? Он произошел от слова vacca — на латыни «корова». Ввел его в оборот великий Луи Пастер. Который отдал тем самым должное своему предшественнику, пионеру в области вакцинопрофилактики, английскому врачу Эдварду Дженнеру.
Дженнер аж в конце XVIII века, то есть в совсем отдаленную от нас эпоху, не обремененную никакими подлинно научными знаниями по поводу иммунитета, вакцинации, B-клеток, Т-клеток, сделал определенные выводы из своих наблюдений за людьми, инфицированными коровьей оспой.
Дженнеру стало известно о наблюдении, согласно которому фермеры и доярки, работавшие с коровами, зараженными этой болезнью, сами заболевали натуральной оспой не чаще, а реже, чем их коллеги. И Дженнер сначала принял эту информацию всерьез, а не отмахнулся (самое трудное в науке — вдруг какую-то информацию принять всерьез, хотя, казалось бы, от нее можно отмахнуться). Затем Дженнер задался вопросом: почему имеет место то, на что он почти случайно обратил внимание?
Эдвард Дженнер был человеком основательным. Он двадцать лет накапливал данные, подтверждающие это наблюдение. И, накапливая данные, проверял их, проявляя при этом редкостную самоотверженность.
Так, свою гипотезу о неслучайном характере снижения заболеваемости оспой у тех людей, которые сталкиваются с нею в относительной малой степени, например, при контакте с коровами, зараженными коровьей оспой, Дженнер проверил в 1789 году на своем 10-месячном сыне, сделав ему прививку коровьей оспой.
А в 1796 году отважный врач-первопроходец Эдвард Дженнер впервые провел такую прививку публично. В присутствии своих коллег по профессии и специально собранной им посторонней публики он взял жидкость из волдырей на руке молодой женщины Сары Нельмес, которая заразилась коровьей оспой, и привил взятое у Нельмес восьмилетнему мальчику Джеймсу Фиппсу.
Дерзкий опыт Дженнера оказался удачным. Спустя некоторое время мальчику привили натуральную оспу и затем делали это еще несколько раз, и он ни разу не заразился.
В том же году Дженнер стал делиться своими выводами о связи между работой фермеров с коровами, больными оспой, и тем, что эти фермеры реже сами заболевали натуральной оспой — в ту эпоху смертельно опасным заболеванием — с обществом, с коллегами по профессии, с представителями тех кругов, которые должны были принять решение, как бороться с болезнью.
В 1798 году Эдвард Дженнер изложил свои соображения в работе, которая вошла в историю вакцинологии под названием «Исследование причин и действий коровьей оспы». Но это сокращенное название работы. Ее полное название, данное Дженнером, — «Исследование причин и воздействий вариолоидной вакцины, заболевания, открытого в некоторых западных графствах Англии, в частности в Глочестере, и известного под названием «коровья оспа». Таким образом, Дженнер в названии своей работы использовал термин «вакцина» в значении «коровья оспа». В дальнейшем этим термином стали обозначать любую защитную прививку.
Работа Дженнера впечатлила современников, хотя и критиков было немало. Позже английский парламент выдал Дженнеру крупную денежную премию, стимулировав его тем самым к продолжению исследований.
Эти исследования положили начало вакцинации, что, в свою очередь, привело к запрещению того метода, который до Дженнера применялся медиками с древнейших времен. И был запрещен в Англии в 1840 году именно по причине того, что этот метод заменила вакцинация по Дженнеру.
Впрочем, предыдущий метод, известный под названием вариоляция и действительно очень древний (о его применении аж в IV веке до нашей эры сообщает античный историк Фукидид), примерно из того же разряда, что и метод Дженнера. Вариоляция — это прививка здоровым людям гноя умеренно и доброкачественно больных натуральной оспой людей. И если выявлять наидревнейшие зачатки вакцинации, то ими можно считать с определенной натяжкой и эту вариоляцию.
И всё же пионером той вакцинации, которую можно считать хоть минимально научной, следует считать Дженнера.
В России первую вакцинацию от оспы по методу Дженнера провел в 1801 году профессор Ефрем Осипович Мухин.
Прошло около семидесяти лет. Будущий создатель микробиологии, уже известный к тому времени ученый Луи Пастер, был потрясен смертью двух своих дочерей. Сначала Жанна умерла от брюшного тифа, потом младшая дочь Камилла скончалась от опухоли печени. Рассматривая эти трагедии как удар судьбы, на который надо ответить (вот что такое сильные люди того времени!), Пастер принимает решение окончательно переключиться с исследований в области физики и химии, которыми он ранее успешно занимался, на исследования в области медицины.
До этого ученый уже сталкивался с микроорганизмами в своей работе, когда исследовал брожение вина и доказал биологическую природу этого процесса, а также изучал болезни шелковичных червей (виноделие и производство шелка в то время были экономической базой существования таких стран, как Франция). Одним из главных достижений Пастера стало доказательство того, что микроорганизмы не могут самозарождаться в благоприятных средах. На этом открытии основан и принцип пастеризации, названной в честь Луи Пастера: если уничтожить все микроорганизмы в некоем веществе, а затем герметично его закупорить, оно будет предохранено от брожения и гниения, потому что в такой среде размножения не будет.
Доказанный Пастером факт того, что брожение вызывается микроорганизмами — дрожжами и бактериями, — вызвало настоящий бум в научном и врачебном мире. До этого предполагалось, что болезни вызываются неким «бродилом» — химическим веществом, содержащимся в крови больных организмов. Теперь же, по аналогии с брожением вина, начали искать причину болезней в микроскопических живых существах.
На волне всеобщего энтузиазма многие исследователи поспешно приписывали роль возбудителя той или иной болезни первому попавшемуся микроорганизму, найденному у пораженного человека или животного. После закономерно последовавшего разгрома этих скороспелых и неверных выводов последовала обратная реакция: вполне серьезные ученые, обнаружив в крови больных характерные бактерии, нередко опасались обнародовать свои наблюдения, чтобы не быть осмеянными как шарлатаны. Прошел не один год, пока в науке возобладал здравый и доказательный подход к обнаружению возбудителей заболеваний.
В ходе исследования брожения вина и изучения болезни шелковичных червей Пастер вплотную подошел к теме, которой будет заниматься до конца жизни, — к медицине.
В одном из своих писем адъютанту Наполеона III Пастер объяснил свое решение тем, что исследователь располагает 20–25 годами активной жизни для полноценной научной работы. И потому не имеет права потратить впустую ни минуты своего времени. Вот как мыслили люди!
Пастер делал всё возможное для того, чтобы скинуть с себя ярмо всех посторонних занятий. В 1867 году Пастер сообщил Наполеону III в докладной записке, что для исследования инфекционных болезней он нуждается в крупной лаборатории. Ему сначала дали добро, затем отказали в деньгах. Преодолев множество препятствий, ученый всё-таки добился своей цели: лаборатория была построена. Однако он не смог ею воспользоваться — грянула франко-прусская война, и по настоянию друзей он выехал из Парижа.
Занявшись исследованием сибирской язвы, Пастер столкнулся с работами последователей Дженнера. Один из этих последователей, Казимир Жозеф Давен, стал заниматься работами по сибирской язве раньше Пастера. В 1865 году работы Давена по сибирской язве были удостоены премии Французской академии наук.
Давен продолжал свои изыскания и в 70-е годы XIX столетия, однако ему не удалось верно определить механизм передачи сибирской язвы.
Это удалось сделать выдающемуся исследователю Роберту Коху. В 1876 году Кох опубликовал статью «Этиология сибирской язвы», в которой описал споровую фазу возбудителя сибирской язвы. Конкретно, Кох описал свои опыты по выделению бактерий, являющихся возбудителями сибирской язвы, и обнаружению неких микроскопических спор — таким образом бактерии сохраняли себя в неблагоприятных условиях. Это была первая признанная в научном мире работа о болезнетворных микроорганизмах, вызывающих данную болезнь.
Пастер восхитился работой Коха и стал развивать эти исследования, совершенствуя всё, что связано с выделением микроскопических частиц, и экспериментируя над животными.
Кох, со своей стороны, отнесся к исследованиям Пастера критически. И опубликовал негативные отзывы о пастеровских исследованиях, касающихся сибирской язвы. После чего между двумя выдающимися учеными вспыхнула острая и нелицеприятная дискуссия, продолжавшаяся несколько лет, которую они вели как на страницах журналов, так и в публичных выступлениях.
Но сколь бы остро ни протекал этот научный спор, именно Луи Пастер, не имевший ни медицинского, ни биологического образования, распространил частное исследование оспы, против которой задолго до него начали применять метод вакцинации, на другие заболевания. Именно Пастер стал если не основателем, то одним из основоположников иммунологии. И придал открытию Дженнера (труды которого он страстно изучал) и его последователей общий характер, назвав то общее, во что были им превращены частные открытия Дженнера и тех, кто продолжили его дело, вакцинацией.
То явление, на основе которого осуществлялось, осуществляется и будет осуществляться развитие классической вакцинологии, иногда называют законом Дженнера–Пастера. Иногда этот закон называют явлением, но это не меняет существа дела. Вся классическая вакцинология основана на одном фундаментальном принципе, который заключается в следующем.
В случае успешного иммунного ответа при первом попадании патогена в организм, при его повторных попаданиях расправа с попавшим в организм патогенном происходит быстрее и эффективнее. И патоген не успевает вызвать патологический инфекционный процесс.
А как добиться искусственным путем успешного иммунного ответа при первом попадании патогена? Ввести этот патоген в ослабленном виде или в щадящей дозе. Организм на это ответит — и после этого, когда патоген вторгнется по-настоящему, быстрее справится с этим новым вторжением патогена. Вот вам и вся теория вакцинации в ее, пусть и упрощенной, иначе мы утонем в деталях, но достаточно адекватной для наших целей формулировке.
Сложнейшие построения, проводимые в течение столетия с опорой на этот на этот, и только этот фундаментальный принцип, — вот что такое классическая вакцинология. Иммунологи в деталях изучают, что такое успешный иммунный ответ. А вакцинологи добиваются того, чтобы такой успешный иммунный ответ был вызван искусственно с помощью вакцин, то есть малых доз патогена. И утверждают, что после этого настоящее губительное вторжение патогена будет подавлено иммунитетом более успешно — в соответствии с тем, что вполне можно называть законом Дженнера — Пастера.
Предлагаю зрителю вполне корректную аналогию между таким законом в классической вакцинологии и законами Ньютона в классической физике. Конечно, закон Дженнера — Пастера не всегда фигурирует в качестве именно закона, в отличие от законов Ньютона. Но по существу этот закон (или явление — как хотите) играет в классической вакцинологии ту же роль, какую законы Ньютона играют в классической физике.
И я только что привел формулировку того, что составляет суть этого закона: первый успешный ответ на вторжение патогена приводит к тому, что новое вторжение будет подавлено более эффективно, нежели в случае, если этого первого успешного ответа нет. Точка.
А теперь проведем методологическую параллель между этим фундаментальным принципом, как тем фундаментом, на котором покоится вся современная вакцинация, и законами Ньютона.
Законы Ньютона все знают. Их преподают в школе. Их воспринимают как что-то вполне непреложное.
А теперь попробуйте на основе этих законов просчитать даже сложные межмолекулярные взаимодействия. И уж тем более взаимодействия между атомами и элементарными частицами. И вы полностью опозоритесь. Это даже позором нельзя будет назвать. Специалисты разведут руками и скажут: «Ну и ну! Эти чудаки пытаются навязать взаимодействию элементарных частиц подчинение законам Ньютона!»
Так обстоит дело с фундаментом классической физики.
А как оно обстоит с тем, что касается фундамента классической вакцинологии, как его ни назови — законом Дженнера — Пастера, явлением Дженнера — Пастера, облегчающим воздействием первого ответа на вторжение патогена на то, что происходит со следующими вторжением?
В том-то и дело, что этот фундаментальный закон или принцип, на основе которого сейчас, в 2021 году, осуществляется вакцинация во имя спасения от губительного ковида, настойчиво рассматривается в качестве основания вакцинологии, более непреложного, чем классические законы Ньютона для классической физики. И те, кто превращает такую избыточную непреложность в абсолютную догму, яростно игнорируют всё, что доказывает невозможность подобной догматизации.
(Продолжение следует.)
https://rossaprimavera.ru/article/33f1b472
21.04.2021 Вера в войну. Что готовят Крыму и Донбассу
...этот полусумасшедший шоумен, пришедший к власти за счет обещаний прекратить кровавый конфликт
Есть объективная реальность с ее неотменяемыми законами развертывания процессов. А есть представление о том, как именно процессы могут разворачиваться, укорененные в сознании представителей той или иной элиты. И нет ничего опаснее упований на реальность, которая-де, мол, всё расставит по своим местам сообразно присущим ей неотменяемым объективным закономерностям.
Спору нет, в какой-то момент реальность возьмет свое и начнет корректировать процессы, запущенные элитой сообразно ее ложным представлениям по поводу того, как должны протекать процессы в этой самой объективной реальности.
А когда элита, сообразуясь со своим представлением о том, как должны развиваться процессы, предпримет нечто масштабное и существенное, то никакие коррективы, вносимые реальностью в ложные суждения элиты, уже не смогут погасить то, что запущено сообразно этим ложным представлениям.
В лучшем случае объективная реальность что-то погасит или исправит в процессах, запущенных фантазиями, укорененными в сознании элиты.
А в худшем и гораздо более вероятном случае реальность лишь подстегнет то, что запустили эти фантазии.
Одна из наиболее устойчивых фантазий, принимаемых западной — прежде всего американской — элитой за наиреальнейшую реальность, касается так называемых средних войн.
Согласно этой фантазии, страны, не способные в XXI веке оценить свои реальные потенциалы, а значит, и договориться о дележе всего им «интересного» сообразно этим реальным потенциалам, должны провести эксперимент в виде средней войны.
То есть они должны сцепиться на какой-нибудь третьей территории и чуть-чуть посостязаться, не переводя среднюю войну в глобальную. Сцепившись, страны не будут применять стратегического ядерного оружия и не будут наносить друг другу недопустимого ущерба. Максимум будет сбита пара самолетов или потоплена пара кораблей. А также будет — и это основное — проведена крупная сухопутная операция с использованием всех видов оружия, кроме ядерного.
В подобной средней войне прояснится вопрос о том, чей потенциал велик, а чей мал. Стороны, ведущие эту войну, воспримут ее результаты как доказательный эксперимент и признают, что их потенциалы соотносятся так-то и так-то. А дальше дележ будет произведен в соответствии с признанием полученного соотношения.
Вы можете приводить сотни аргументов в пользу того, что фантазия о возможности средней войны, не перерастающей в войну глобальную, не имеет никакого отношения к реальности. Поскольку эти фантазии имеют самое прямое отношение к устойчивым предрассудкам, укорененным в мозгах элиты, то эти аргументы никто не будет даже выслушивать. И уж тем более принимать к сведению.
Сколь угодно ложный постулат по поводу возможности, а в крайних случаях, и необходимости так называемой средней войны занимает в сознании элиты настолько господствующие позиции, что оспорить его по существу невозможно. Можно только просчитать, чем обернутся решения, принимаемые на основе этого, глубоко ложного, постулата.
На сегодняшний день мы более чем когда бы то ни было близки к тому, чтобы ложный постулат о допустимости средней войны был превращен в конкретные решения о начале такой войны.
Я не утверждаю, что война обязательно начнется. И уже несколько раз подчеркивал невозможность каких-либо окончательных прогнозов в условиях нарастания безумия того мира, в котором нам приходится существовать.
Я подчеркивал также, что при быстро нарастающем безумии возможно всё что угодно. Например, кто-нибудь даст лицу, приведенному к власти для того, чтобы начать эту самую среднюю войну, очень убедительную взятку, попросив его не принимать опасного решения о начале так называемой средней войны.
И если взятка будет очень убедительной, то лицо, приведенное к власти для того, чтобы начать войну, может быть, станет увиливать от взятых на себя обязательств. А может быть, и не станет. Потому что увиливать от таких обязательств, сохраняя свою драгоценную шкуру, очень трудно. Почти что невозможно. Ну и зачем нужны самые убедительные взятки, если они не могут гарантированным образом сохранить эту шкуру, драгоценную для ее обладателя? Зачем рисковать шкурой ради получения огромной мзды, теряющей значение в условиях невозможности спасти шкуру от гнева тех, кто вложился в обладателя шкуры ради начала средней войны?
Возможно много других вариантов. Например, тому, кто должен начать среднюю войну, предъявят крайне убедительный компромат. И тот, кому этот компромат предъявлен, поймет, что просьбу предъявителя надо уважить. Предположим далее, что предъявитель скажет данному лицу, уже готовому начать среднюю войну: «Баш на баш, приятель. Ты эту войну не начинаешь, а я не буду обнародовать этот убийственный для тебя компромат».
Мало ли какие еще могут быть варианты отказа лица, поставленного на высочайший пост ради начала средней войны, от необходимости эту войну начать, отвечая полностью за последствия!
Но все эти варианты в лучшем случае превращают стопроцентную вероятность начала так называемой средней войны в восьмидесяти пяти или девяностопроцентную вероятность того же самого.
Средняя война сейчас почти неминуема (еще раз оговариваю это «почти»). Она очень высоковероятна. И она нужна не только тем, кто хочет за счет ее начала ловить рыбу в мутной воде, но и тем, кто твердо уверен, что такая война, не превращаясь в глобальную ядерную, одновременно позволит разобраться со слишком запутанным вопросом о позициях основных стран, претендующих на нужный им дележ так называемых совокупных возможностей.
И если какие-то чудеса в решете из разряда тех, которые я описал выше, не заблокируют принятие решения о средней войне, то эта война начнется. И тогда весьма высока вероятность, что начнется она на украинском направлении: конкретно, в Донбассе или в Крыму, или одновременно и в Донбассе, и в Крыму. И что начнется такая война не абы когда, а этим летом.
Как отвечают официальные представители РФ на вопрос о возможности такой войны между РФ и Украиной? Войны, в ходе которой РФ откажется от удобной и эффективной позиции стороннего наблюдателя, симпатизирующего русскоязычному Донбассу, и однозначно превратится в одну из сторон конфликта, попытавшись извлечь из этой менее удобной роли достаточно крупные геополитические и иные приобретения?
Они либо говорят о недопустимости интереса Запада к перемещению российских войск на российской территории, либо заявляют, что Россия не сдаст Донбасс, коль скоро его станут атаковать украинские войска. Но они упорно уклоняются от ответа на вопрос: «Зачем все-таки стягивается к русско-украинской границе весьма существенная военная группировка?»
Между тем ответ очевиден. Российская группировка стягивается к этой границе потому, что другая — украинская — группировка стягивается и к границам ЛДНР, и к границам Крыма. Последнее превращает проблематичное поведение РФ в поведение абсолютно безальтернативное.
Я много раз говорил в различных телепередачах, посвященных Зеленскому, что этот полусумасшедший шоумен, пришедший к власти за счет обещаний прекратить кровавый конфликт на юго-востоке Украины, развяжет такую бойню, которая не снилась его предшественникам. Пока что эта бойня еще не развязана. Хотя, по официальным данным, бандеровская Украина атакует Донецк так, как никогда ранее. И к границам ЛДНР и Крыма уже стянула всё, что есть в ее распоряжении.
А это около тысячи танков (как совсем старых, так и вполне кондиционных).
Это вся тяжелая артиллерия (так называемые «Пионы» и другие сходные орудия).
Это все установки залпового огня (а их в распоряжении бандеровской Украины около тысячи).
Это единичные экземпляры далеко не нового, но вполне опасного для населения ЛДНР и Крыма супертяжелого оружия, такого как пресловутые «Точки У».
Может ли Донбасс сам, без какой-либо посторонней помощи, выдержать, если противник нанесет по нему удар этими в чем-то полудопотопными, но крайне опасными средствами и бросит в бой порядка двухсот пятидесяти тысяч солдат сухопутных войск?
Нет, сам Донбасс такого удара не выдержит. Регулярные подразделения, которые могут воевать с тем, что собрано противником, имеют численность не более сорока тысяч человек. Сорок тысяч таких бойцов плюс неопределенное число добровольцев, срочно вбрасываемых в бой, который им навяжут, выстоят в лучшем случае несколько дней. Они успеют нанести бандеровской Украине очень серьезный ущерб. Но, по-видимому, клоуна, «скорбевшего» о предыдущих, гораздо более скромных потерях украинской армии, этот ущерб не волнует.
Отброшенные в большие города (Донецк и Луганск прежде всего) защитники Донбасса, понеся огромные потери, окажутся перед необходимостью вести бои в городских условиях. И они будут их вести. Но противник, добившись относительной победы, начнет добиваться победы абсолютной. И я не исключаю, что он ее добьется, уничтожив почти полностью силы сопротивления и уполовинив собственную военную группировку.
Добившись этой победы и обезумев от своих потерь, противник начнет геноцид населения ЛДНР.
Население побежит на территорию России. На нашей территории окажутся миллионы беженцев.
Никакое общество никогда не согласится принять такое унижение безропотно. А наше общество, уже вкусив от какой-то, пусть и скромной, победительности («Крым наш» и так далее), гарантированно не вынесет описанного разворота событий.
Если организовать нечто подобное поближе к выборам в Госдуму, то эти выборы обернутся полным крахом партии власти.
В России в этом случае возникнет реальный многопартийный парламент, в котором вчерашняя власть будет составлять меньшинство. Скорее всего, в этом случае она не наберет и двадцати пяти процентов голосов. А возможно, что процент сторонников власти в Государственной думе при таком развороте событий окажется менее двадцати процентов.
Это будет дополняться уличной протестной активностью, которая резко возрастет. На улице и в Думе достаточно быстро сформируется антивластный альянс очень разных сил, сориентированных на коллективное уличное антивластное доминирование.
И сколь бы ни был пустопорожен господин Навальный, его возможности при таком развороте событий резко усилятся. А это значит, что к началу зимы 2022 года власти, олицетворяемой нынешним президентом России, придет конец. И что этот конец будет далеко не бескровным.
Допустить такой разворот событий власть может, только окончательно сойдя с ума. Пока что окончательное сумасшествие отсутствует. Налицо сумасшествие относительное (назвать иначе пенсионную реформу нет никакой возможности). Но одно дело — выстрелить себе в ногу с помощью пенсионной реформы, уповая на покладистость общества. И другое дело — во всеуслышание заявить о себе, как о властном субъекте, потерпевшем позорное поражение.
Высоко вероятно, что при таком развитии процесса никаких выборов 2024 года не будет. И что кровавая расправа с властью осуществится за два года до президентских выборов. И обернется полным крахом России.
О чем говорят приведенные мною выше политические выкладки, понятные и всем российским политикам, и всем украинским политикам, и большинству политиков Запада?
О том, что российская власть пытается скрыть за туманными заявлениями о недопустимости обсуждения передвижений военных контингентов на своей территории очевидные вещи.
Да, такие обсуждения недопустимы — это бесспорно.
Но то, что передвижения осуществляются, — тоже бесспорно.
И я не понимаю, зачем так долго уклоняться от прямого ответа на вопрос о природе этих перемещений.
По мне, так давно пора бы было ответить так: «Вы усиленно и самым очевидным образом готовите зачистку Донбасса, которую мы и вообще допустить не можем, и уж тем более — в преддверии судьбоносных для нас выборов.
Эта зачистка Донбасса нужна вам для того, чтобы взорвать Россию изнутри. Вы хотите осуществить эту зачистку с помощью военной группировки, достаточно мощной по сравнению с донбасской.
При всей своей допотопности эта ваша группировка превышает по своим возможностям возможности наших воинских контингентов, расквартированных в относительной близости к Донбассу.
Для того чтобы сорвать вашу военную авантюру, нам нужна более мощная группировка вблизи Донбасса. Кроме того, мы далеко не уверены, что вы не готовите еще и удар по Крыму. И что в ваши планы не входит задействование этноконфессиональных конфликтов в Крыму и намерение «спасать» население Крыма от вами же спровоцированных конфликтов.
Поскольку вблизи Крыма находятся еще и войска НАТО, то ваше безумие может быть подогрето этой близостью, что потребует от нас противодействия вашему безумию сразу на двух направлениях.
Если вы хотите нас убедить в обратном, то сделать это не так трудно. Перестаньте обстреливать Донбасс. Отведите свою мощную допотопную технику, собранную по сусекам. И вернитесь к реализации Минских соглашений».
Не обладая никакими официальными прерогативами, я тем не менее рискую на основе своего понимания гражданского долга и своего понимания экспертной ответственности сформулировать такую позицию, оговорив при этом, что она является сугубо частной.
Впрочем, не размытость российской официальной позиции имеет сейчас решающее значение.
Во-первых, она становится всё менее размытой.
А во-вторых, и Украина, и Запад еще не полностью разучились осуществлять действия в рамках элементарной политической таблицы умножения. И они прекрасно понимают, зачем мы осуществляем то, в чем они нас обвиняют. И как осуществляемые нами действия соотносятся с действиями, которые осуществляют они.
И Украина, и Запад понимают также и то, что не осуществлять этих действий мы не можем.
И, наконец, и Украина, и Запад вовсе не собираются отзывать стянутую в окрестности Донецка и Луганска погромную орду. Напротив, речь идет только об усилении этой орды и ее возможностей.
Теперь представим себе, что эта орда ломанется на территорию ЛДНР и, не исключено, Крыма. План вовлечения Крыма в данную операцию, безусловно, существует. Будет ли он осуществлен — отдельный вопрос.
Тогда для недопущения катастрофических внутриполитических последствий, которые мною выше описаны, собранная Россией группировка должна дать быстрый и решительный отпор военной интервенции на эти территории.
Этот отпор возможен. В условиях, когда наступление начнет украинская сторона, отпор, для того чтобы быть мало-мальски убедительным для российских граждан (которым международные СМИ будут внушать обратное), должен осуществляться группировкой, резко превышающей по своим размерам и своему качеству ту, которую Украина стянула к границам ЛДНР.
Помимо прочего, Россия, коль скоро ее втянут во все эти тяжкие, не станет осуществлять противодействие украинскому бесчинству, принося на алтарь слишком большие кровавые жертвы. Она этих жертв не захочет как по соображениям экзистенциальным, так и по соображениям политической прагматики. Соответственно, наша группировка должна быть не только не меньше украинской по своей численности, но и обладать огромным военно-техническим преимуществом, позволяющим дать отпор без крупных потерь.
Аргументы по принципу «вас в это втягивают они, а, значит, вы должны избежать втягивания» — смехотворны. Гитлер втягивал нас в войну. Могли ли мы избежать втягивания?
Да, могли, но лишь одним способом. Прекратив свое существование в качестве государства и народа.
При всей несопоставимости Великой Отечественной войны и нынешней потенциальной украинской авантюры, параллель, согласитесь, вполне корректная.
Так что же я описал в этом своем аналитическом очерке?
Читатель наверняка понял, что описал я в точности так называемую среднюю войну. В которой, безусловно, будут участвовать и представители НАТО. Они уже в ней участвуют. А в случае разворачивания средней войны их участие станет весьма существенным.
Теперь представим себе, что в ходе этого участия Украина будет поддержана с моря всё тем же НАТО. И что в ответ мы постараемся пресечь эту поддержку.
Представители западной элиты скажут: «Подумаешь, не впервой. Собьют несколько самолетов, потопят несколько кораблей. Но зато потом разберемся. На то и средняя война, чтобы этим ограничиться».
Завершу тем, с чего начал. Средняя война — химера, существующая только в головах у враждебной нам элиты. И надо сделать всё возможное для разоблачения беспочвенности и фантазийности этой химеры.
Остается надеяться на то, что Запад по мере приближения опасности, которую я описал, будет мыслить более реалистично. И предпочтет совсем не втягиваться, ограничившись воплями по поводу русской агрессии и теми видами действий, которые окажутся на разумной дистанции от начала этой самой средней войны. Что произойдет тогда?
Тогда, если мы дадим адекватный отпор, стабильность в России будет сохранена. Но это будет уже совсем другая страна. Потому что Запад, даже отказавшись от авантюры под названием «средняя война», всё равно против России по-настоящему отмобилизуется. А Россия, увы, пока представляет собой государство, созданное для вхождения в западную цивилизацию, а не для полноценного отпора ей.
Нам придется срочно осуществлять серьезнейший стратегический апгрейд существующей государственности и существующей элиты. А также существующего общества.
Враг надеется на то, что нам не удастся это сделать.
И у него есть основания для таких надежд.
Что же касается нас, то нам остается рассчитывать на просыпание своего общества в условиях навязанного ему нового типа существования.
https://rossaprimavera.ru/article/43f5ae0b
25.03.2021 Предвоенная ситуация
Засунув в эту дырку свой орган доверия, граждане напоролись на беспрецедентный гвоздь под названием «глава вашего государства — убийца»
Я убежден, что вероятность серьезных военных столкновений между Россией и бандеровской Украиной резко возросла. И что на сегодняшний день она превышает 90%.
Ничего более определенного сказать нельзя. Потому что мировой дурдом наращивает безумие. А в дурдоме не может быть никаких точных прогнозов. Хотя бы потому, что обитателю дурдома может присниться дурной или сладкий сон. Что этот обитатель, замыслив отомстить России за преследование Навального и всё прочее, может вдруг поутру проснуться в луже и начать заниматься высушиванием мокрой простыни, отложив на время военные действия. Но он может и не остановить военные действия. На то он и обитатель дурдома.
Мне на это ответят: «Где доказательства правомочности вашей оценки нынешней ситуации как предвоенной?»
Я мог бы начать приводить доказательства справедливости моей оценки. Но я уже убедился в небезусловности любого обоснования оценок, когда требующие обоснования обладают специфическими чертами. И, к примеру, не признают наличие у какого-то существа двух ног или даже крыльев достаточным доказательством того, что это существо не является верблюдом.
Вначале о том, как это происходит.
Ты говоришь тому, с кем вступаешь в диалог: «Ну, какой же это верблюд, посмотрите — горбов нет, стоит не на четырех ногах, а на двух, ну разве этого мало?»
А тебе отвечают: «Да, этого мало. Мы, например, хотим верить, что это верблюд. И улавливаем определенное сходство между верблюдом и этим нечто. Верблюд плюется и нечто плюется».
Ты говоришь: «Но ведь и люди плюются. И не только люди».
Тебе отвечают: «Верблюды тоже плюются. А поскольку вам, как известно из определенных источников, заказали опровержение принадлежности этого нечто к семейству верблюдов, то мы к вашим аргументам, согласно которым нечто не верблюд, относимся скептически».
Тогда ты говоришь: «А того, что это нечто ходит на двух ногах, притом что верблюды ходят на четырех, не достаточно?»
Тебе отвечают: «Нам хочется считать это нечто верблюдом. А раз нам хочется, то мы и будем считать нечто тем, чем нам его считать хочется. Например, мы будем считать Стрелкова героем».
Ты говоришь: «А разве герой может сбежать, сдав врагу территорию? И признав потом, что он хотел вдобавок к этой территории сдать и Донецк, и всё оставшееся. Вас мои аргументы не убеждают, а признания самого вашего героя? Они вас тоже не убеждают?»
Тебе отвечают: «Конечно, не убеждают. Потому что мы создали образ героя Стрелкова, закрепили этот образ в своем сознании и питаемся энергией этого образа. Нам нужно питаться какой-то энергией. Как в известной песне пелось: „Если я тебя придумала, стань таким, как я хочу!“ Мы придумали Стрелкова в качестве того-то и того-то. И мы от этой своей придумки питаемся энергией. Поскольку этот образ является для нас источником энергии, мы его охраняем. Охраняют же электростанции, например. Так вот, образ Стрелкова — это наша станция по выработке определенной психологической энергии. Мы не хотим от этой энергии отключаться. Нам без нее плохо. А соответствует ли образ действительности, нам не важно. Нам важно, чтобы энергия поступала от придуманного нами образа. И мы образ сохраняем. А вы его разрушаете. И к какой-то там правде адресуете. А нафиг нам нужна правда? Что нам с ней делать? Мы хотим питаться энергией образа. И всё, что мешает нам ею питаться, нами отторгаемо».
Ты спрашиваешь: «А если вы, к примеру, создали себе образ любимой жены, которая вам беспредельно верна. И питаетесь энергией этого образа, находясь в длительной командировке. А приехав из командировки, обнаруживаете не просто в своей квартире, а в постели вашей жены увесистого голого дядю, с которым ваша жена очевидным образом сожительствует? Что в этом случае будет с вашим образом?
Или вы создали себе образ любимого друга, с которым можно делиться не только хлебом насущным, но и доверительной информацией, а потом этот друг вас очевидным образом заложил? Так что будет с вашим образом?»
Устав от подобных вопрошаний, желая предельно емко и безо всякого пафоса дать читателю некую метафору, объясняющую аргументофобческий настрой современного мира вообще и российского общества в частности, ты вспоминаешь известный анекдот. В котором гражданин справляет нужду на газон, а подошедший к нему милиционер указывает нарушителю норм поведения на надпись, согласно которой совершаемое данным гражданином действие запрещено.
В ответ гражданин рассказывает милиционеру, что он перестал верить в надписи после того, как обнаружил дырку в заборе и прочел надпись, согласно которой данная дырка представляет собой вожделенный для него женский орган. Использовав же дырку, напоролся на ржавый гвоздь.
Ты вспоминаешь про этот анекдот. Вспоминаешь про то, что отсылку к подобным анекдотам специалисты называют «защитной процедурой». Про то, что в данном случае речь идет о защите от аргументофобческого идиотизма, свойственного современности. И спрашиваешь читателя: «Понимаете ли вы, насколько подобный пьяный гражданин из анекдота превышает по своим интеллектуальным возможностям и житейской адекватности всё, что вас окружает?»
Ты обращаешься к читателю с просьбой не отторгать вульгарность анекдота. И ты обосновываешь эту свою просьбу тем, что читатель, продолжая верить надписям, может напороться на такой гвоздь, что мало не покажется. А раз так, то, право, стоит вдуматься в разницу между теми, с кем общаешься и этим самым якобы примитивным пьяным гражданином. Ведь на самом деле те, с кем вы общаетесь, намного примитивнее этого гражданина. Неужели вы до сих пор не понимаете этого?
Вдумайтесь, этому гражданину из анекдота достаточно было один раз столкнуться с различием между этикеткой и сущностью, чтобы перестать доверять этикеткам, то бишь надписям на заборе или других объектах.
Этот гражданин, обнаружив несоответствие формы и содержания, враз перестал доверять форме. А те, кто вас окружают? А наши политики?
Когда наши сограждане, проходя мимо забора под названием перестройка, обнаружили желанную для них дырку в заборе, на которой было написано «Ельцин — наш мессия» и, сунув в эту дырку свой, прошу прощения, бюллетень, наткнулись на ржавый гвоздь, они ведь не пришли к умозаключению, согласно которому форма (надпись, бренд, пиар) может не отражать содержания?
А когда граждане Армении, проходя мимо своего забора, увидели дырку под названием «Пашинян — наш мессия» и, засунув свой доверительный орган в эту дырку, наткнулись на ржавый гвоздь очевидным для себя образом — что именно эти граждане Армении испытали, и какие они сделали выводы?
То же самое с гражданами России, оказавшимися около забора так называемого Русского мира. Они обнаружили в этом заборе вожделенную дырку, над которой было написано «Стрелков — собиратель Русского мира». Засунув в эту дырку свой орган под названием «доверие», они очевидным образом наткнулись на ржавый гвоздь очевидного предательства, разрушения, а не собирания того, что им дорого — на ржавый гвоздь сдачи врагу территорий этого самого Русского мира. И что произошло с их органом доверия?
А что происходит с органом доверия тех, кто обнаруживает в заборе Евразийства дырку под названием «Турция — наш друг и союзник»? Они уже наткнулись на ржавый гвоздь под названием «Крымская платформа». Им мало?
А что происходит с гражданами, которые обнаружили в заборе под названием «Мироустройство» дырку и прочитали надпись, согласно которой эта дырка есть полноценное вхождение России в западный мир? Им мало тех удовольствий, которые они уже получили, засунув в эту дырку свой орган доверия?
Что еще нужно для того, чтобы дырки и надписи на заборе отличались в сознании граждан от существа дела?
Недавно эти граждане оказались у забора под названием «российско-американские отношения». Они увидели в заборе дырку под названием Байден. И прочли надпись, согласно которой они лицезреют дырку перезагрузки российско-американских отношений.
Засунув в эту дырку свой орган доверия, граждане напоролись на беспрецедентный гвоздь под названием «глава вашего государства — убийца». Они совсем не понимают, что это значит? Им мало?
Ну так вот. Я не буду постоянно доказывать этим гражданам, что существо на двух ногах не может быть верблюдом, а Турция не может быть другом России, что объявление главы ядерного государства убийцей — это пролог к войне.
Я просто скажу, что с вероятностью, превышающей 90%, Россия вскоре вступит в войну, которая ей будет навязана совокупным Западом. И прежде всего американцами. Что речь будет идти о периферийной войне. Которая, по видимости, будет русско-украинской. Что всё упование граждан на мирное сосуществование России и Запада и на рыночную благодать — это дырки в заборе. И что не надо прельщаться ни заборами, ни дырками. Что заборами и дырками прельщаются в сумасшедшем доме. И что из этого дома надо срочно выбираться. Причем выбраться желательно до того, как очередная дырка в заборе прельстит обитателей дурдома глобалистическими возможностями. После чего прельщенные обитатели дурдома, засунув свой орган доверия в эту вожделенную дырку, напорются на ядерный или биологический гвоздь…
Избежать этого можно, только срочно свалив из дурдома с его заборами, дырками, надписями и так далее (прошу не путать с пресловутым «валить из рашки»!).
Скажут, докажите, что это так.
Отвечаю: «В данной передовице я не буду доказывать, что у верблюда не может быть две ноги, и что дырки в заборе не могут полноценно удовлетворять эротические запросы лиц, восхищенных этими дырками».
https://rossaprimavera.ru/article/9de07956
17.03.2021 Игра с огнем — продолжение
Я исходил и исхожу из того, что такое сомнительное благо «небезусловной» жизни по российским постсоветским законам неизмеримо лучше абсолютного зла, которое хотят навязать сопротивляющимся территориям те или иные нацисты
В начале 1990-х годов в Приднестровье шла полномасштабная гражданская война, аналогичная той, которая сейчас идет на Украине. Тогда Приднестровье, являвшееся цитаделью межнационального мира и всего того, что может быть вложено в качестве позитивного содержания в заезженные слова о цивилизованности и просвещенности, было атаковано молдавским, а на самом деле фактически румынским ультранационализмом, сочетавшим в себе дикость и кровавое варварство с постоянными рассуждениями о том, что носители этого варварства и дикости как раз и являются настоящими адептами высокопросвещенного Запада.
Не напоминает того, что позже произошло на Украине?
Для того чтобы осознать неправомочность, абсолютную неправомочность апелляции молдавских националистов к их просвещенности и цивилизованности, достаточно было улицезреть их главный лозунг, который они любили больше всего и чаще всего демонстрировали на своих поганых плакатах. Лозунг звучал так: «Русских — за Днестр, евреев — в Днестр».
Не было никакой разницы между этим лозунгом и тогдашними лозунгами бандеровцев, согласно которым необходимо утопить евреев в русской крови. Ясно было, что и тот, и другой лозунги — это приветствия, адресованные России конца XX века теми пособниками нацистов, которые вместе с Гитлером хотели уничтожить Россию пятьюдесятью годами ранее.
Великий немецкий драматург Бертольт Брехт пророчески предупреждал послевоенное поколение о том, что чрево, которое выносило нацистскую гадину, способно плодоносить и после того, как Красная Армия водрузила знамя над Рейхстагом. И было понятно, что это за чрево. Нацистских подонков собирали под свое крыло разведки наших западных союзников по антигитлеровской коалиции. Эти разведки не брезговали ничем. Они брали под свое крыло отпетых нацистских преступников, кровавых убийц, палачей. Нюрнбергский процесс лишь слегка поранил нацистскую гадину. И она уползла зализывать свою рану с тем, чтобы потом напасть на СССР и возликовать после победы в холодной войне и развала Союза Советских Социалистических Республик.
Ликующая гадина, добившись этого развала, хотела наброситься с особой свирепостью на те территории, которые соединяли в себе явную непричастность к националистическим антирусским окраинам, настоящую просвещенность и верность той традиции, которая олицетворяется Красным Знаменем над Рейхстагом.
И Горбачев, и Ельцин, став преемником Горбачева, относились к таким территориям, свято верившим Москве как олицетворению этой традиции, мягко говоря, очень сдержанно. А на самом деле речь шла о балансировании на грани предательства. Причем перейти эту грань мешали особые обстоятельства, обсуждение которых увело бы меня в сторону от основного обсуждаемого вопроса.
В этот трудный для Приднестровья кровавый период было мало желающих поддержать Приднестровье. И особо мало их было среди столичных интеллектуалов, занимавшихся системной аналитикой и системным политическим проектированием. То есть деятельностью, требующей междисциплинарного профессионализма, слаженного серьезного коллектива, определенных баз знаний и определенных информационных ресурсов.
Президент Приднестровья Игорь Николаевич Смирнов предложил мне лично и моему центру осуществлять такое сопровождение Приднестровья. Мы выполнили свою работу, что называется, от и до. Это был опасный и одновременно морально-безусловный период жизни того Приднестровья, любовь к которому я сохраню на всю жизнь.
Потом, как это всегда бывает после относительного успокоения, начался другой период, обремененный борьбой за экономические и политические интересы определенных кланов, победивших молдавско-румынскую националистическую гадину и установивших совместными усилиями мало-мальски достойную жизнь на приднестровской земле.
Я слишком ценил предыдущий тип работы в регионе для того, чтобы начать прагматически лавировать между одинаково дорогими мне людьми, добившимися высокого статуса и входящими в разные кланы. И ровно в момент, когда эти люди начали такую неизбежную политическую и экономическую прежде всего конкуренцию, являющуюся порождением эпохи относительного успокоения и благополучия, я отошел в сторону, чтобы в этой борьбе не участвовать.
Намного позже, перед самой Болотной, Игорь Николаевич обратился ко мне опять за помощью в проведении его предвыборной кампании. На тот момент я уже был достаточно известным телеведущим. И окружению Смирнова показалось правильным привлечь меня к предвыборной деятельности.
Прекрасно понимая, что российская власть, а точнее та ее часть, которая отвечала за Приднестровье, благоволит вовсе не Смирнову, я тем не менее принял предложение Игоря Николаевича и его команды, памятуя прошлое, и сделал всё возможное для того, чтобы помочь избраться Смирнову.
Я и сейчас считаю, что Смирнов получил гораздо больше голосов, чем это было заявлено избирательной комиссией. Но помочь Смирнову было уже невозможно, потому что его сдали почти все, включая совсем-совсем ему близких людей. Кстати, по моему представлению, не сдал его тогда только нынешний, мало знакомый мне президент Приднестровья.
Крах Смирнова был предопределен той клановой борьбой, которая началась после благой и великой победы Приднестровья над нацизмом. Всё, чем была пронизана эпоха, все ветры, которые дули из Москвы, на которую не могло не опираться Приднестровье, все фатальные обстоятельства эпохи первоначального накопления капитала делали такие клановые конфликты неизбежными и неизбежно приводящими к печальному политическому исходу.
Помогая Смирнову, я не только не демонизировал его конкурентов. Я ни одного негативного суждения по их поводу себе не позволил. А я ведь действовал не только как лицо, оказывающее консультативную помощь, но и как популярный телеведущий, победивший Сванидзе и Млечина. Хорош бы я был, если бы поступил иначе!
Почему я осуществляю отсылку к этому далекому прошлому?
Потому что и в такой горячей точке, как Приднестровье, где я участвовал в политическом сопровождении и формально, и неформально, и в других горячих точках, где степень неформальности моего участия в этом сопровождении была намного выше, я никогда не позволял вовлечь себя в какие-либо клановые противоречия между теми, кто благородно борется с нацистами: молдавско-румынскими, украинскими, грузинскими, таджикскими или иными кланами. А что, мормонский высокий чин — он достояние какого-то одного клана? Вы же знаете, что это не так.
За 30 лет аналитической деятельности я сформулировал для себя несколько нерушимых моральных правил. Главное из которых — никогда не участвовать в клановых перебранках там, где люди пролили кровь, отражая наступление того или иного нацизма. На таких территориях можно только сражаться с нацизмом, который, получив отпор, затаился и готовится к новой схватке. И разговаривать нужно об одном: чтобы нацизм эту новую схватку не выиграл. В том числе и за счет ослабления противостоящих ему сил, терзаемых этими схватками.
Люди, вовлеченные в подобные клановые сюжеты, всегда будут рассматривать любые поступки других людей на свой манер. То есть видеть в любых действиях тот или иной клановый ангажемент. Такие люди даже в Донецке, где я оказался с совсем мирной миссией и искренне отреагировал на внезапное предательство Стрелкова, тоже видят какой-нибудь ангажемент. Мол, его кто-то послал и так далее и тому подобное.
Между тем Стрелков сам признал, что бежал, сдав огромную территорию без боя, и хотел сдать весь оставшийся Донбасс. Поэтому он был не одним из участников клановой игры — которыми были Захарченко, Безлер и кто-то еще — он был человеком, выведенным за рамки межкланового консенсуса, то есть по сути предателем, перешедшим на сторону врага. Тот отпор, который был дан Стрелкову, наверное, еще кому-то памятен и носил вполне личный характер. Этот отпор я дал прямо от своего лица и находясь на территории, где у Стрелкова было огромное военное преимущество. Этот отпор в итоге привел к тому, что предатель продолжает учить жить всех патриотов России (к вопросу о том, как именно у нас ведут себя с предателями), но зато освобожденный от этого предательства Донбасс не зачищен бандеровцами и живет не по их закону абсолютного зла. А сообразно некоей нынешней логике жизни людей на территориях, где этому абсолютному злу дан мало-мальски достойный отпор.
Тот образ жизни, который сформировался на основе этого отпора, можно критиковать. И отчасти критика будет справедливой. Справедливой является и критика образа жизни на других территориях, давших бой тому или иному нацизму. Но я исходил и исхожу из того, что такое сомнительное благо «небезусловной» жизни по российским постсоветским законам неизмеримо лучше абсолютного зла, которое хотят навязать сопротивляющимся территориям те или иные нацисты.
Как именно борются между собой кланы, отвечающие за сомнительное благо «небезусловной» жизни, привносимой на такие борющиеся территории постсоветской российской двойственностью (то ли дружим с Западом, то ли боремся и так далее), меня всегда агрессивно не интересовало. Я в это никогда не включался. И никогда не включусь.
Во-первых, для меня такое включение аморально. И я объяснил почему.
Ну а, во-вторых, мне это не нужно даже прагматически. Я живу до отказа заполненной другими занятиями жизнью, у меня нет никакой практической надобности в сопровождении чьей-либо конкурентной борьбы. А в-третьих, мне эта борьба всегда казалась мелкой, бесперспективной и вредной.
Я реагирую на те или иные сюжеты, касающиеся непризнанных территорий, жители которых пролили кровь, давая отпор нацизму, только когда ситуация представляется мне опасной в плане политического разгрома власти, которая, увлекшись клановой борьбой и иными прагматическими сюжетами, рискует оказаться жертвой этих своих частных прагматических увлечений. И оказавшись этой жертвой, может погубить доверившееся власти население.
Обсуждать тонкую структуру принимаемых решений, таких как решение о признании Южной Осетии и Абхазии, можно только с мало-мальски осведомленными людьми, говорящими с тобой на одном языке и понимающими, что такое вежливость, корректность, политическая респектабельность.
В Южной Осетии, по-видимому, таких или вообще нет, или они помалкивают. Ну и ладно. Между прочим, далеко не впервой всё происходит именно так.
Не понимать, как именно выглядела тонкая структура признания Южной Осетии и Абхазии, можно и по причине зацикленности на чем-то другом, так сказать, прагматическом, и по причине политического удобства, которое зачастую ошибочно приравнивается к низведению всех сложных политических сюжетов к наипростейшим констатациям.
А вот не понимать, кто такие мормоны, нельзя. Этого вообще нельзя не понимать. И этого вдвойне нельзя не понимать, если ты президент Южной Осетии, а в твоей администрации, являющейся по факту высшим органом управления, начальник управления внутренней политики Мурат Владимирович Ванеев является патентованным мормоном с большим стажем и большими заслугами перед мормонским движением.
Владимир Высоцкий в одной из своих песен утверждал от лица героя этой песни, что перед тем, как стать антисемитом, надо понять, кто такие семиты. Этот герой песни Высоцкого не являлся главой маленького государства, в котором совокупное проамериканское сектантство уже сегодня может, подключив к электоральному процессу своих родственников и знакомых, повлиять на исход выборов. А что оно сможет завтра? Что оно сможет, даже находясь на большой дистанции от власти? И что оно сможет, имея своих ставленников во власти?
Разве это не вопрос судьбы Южной Осетии? Разве с этим можно шутить? Разве это предмет какой-то межклановой борьбы, а не то, что Пушкин называл «судьба человеческая, судьба народная»?
Я не имею возможности в данном материале обсуждать закрытые сведения о мормонском движении. Но ведь и открытых уже более чем достаточно! Я вкратце изложу именно то, что сказано не мною, а авторитетными людьми в открытых источниках: газетных статьях и федеральных телепередачах.
Обсуждая так называемую легальную разведку, противопоставляя эту разведку тайным операциям, осуществляемым с помощью разного рода ядов, уколов зонтиками, взрывов, снайперских выстрелов, специалисты включают в то, что именуют легальной разведкой:
- во-первых, сбор информации,
- во-вторых, анализ источников,
- в-третьих, общение с людьми,
- в-четвертых, вовлечение людей, с которыми общаешься, в занятия, имеющие неочевидную, но очень жесткую политическую подоплеку,
- в-пятых, постоянный перевод вовлеченных тобою людей в режим активного безоговорочного исполнения твоих заданий,
- и, наконец, в-шестых, переход от частных заданий к заданиям стратегического характера, то есть к обеспечению переворотов, осуществляемых в пользу того государства, от лица которого некоторая структура осуществляет так называемую легальную разведку.
Общеизвестно, что иностранные спецслужбы, американские в первую очередь, но и не только, используют для осуществления легальной разведки разного рода подконтрольные им организации, в том числе и специфически религиозные.
Самыми разными специалистами в деталях описано, как именно те или иные религиозные организации, полностью подконтрольные тем или иным государствам, осуществляют легальную разведку в пользу этих государств. И как далеко заходит процесс такого вовлечения религиозных структур в эту самую легальную разведку.
Здесь я не собираюсь описывать весь процесс такого вовлечения самых разных религиозных структур в то, что именуется легальной разведкой. Я обсужу только одну религиозную структуру, явно вовлеченную в осуществление легальной разведки на территории Российской Федерации и дружественных ей государств.
Это мое описание служит одной-единственной цели — своевременному пресечению тех процессов, которые эта самая легальная разведка может запустить как в Южной Осетии, так и в России.
Повторяю, я специально буду всё это обсуждать только на основе открытой информации. В противном случае спросят, каковы источники, их достоверность… и понеслось. При желании можно в ином формате обсудить всё и на основе закрытых источников. Но, как говорят в таких случаях, не здесь и не сейчас.
С какой же открытой информацией уже должны были бы ознакомить президентов (видите, я подчеркиваю — президенТОВ) Южной Осетии, особо ненавидимой и грузинским национализмом (ярчайший пример — мерзавец Саакашвили, находящийся на службе у США), и официальными американскими кураторами этого специфического грузинского национализма?
Прежде всего югоосетинских политиков должны бы были ознакомить с тем, что очень многие главы мормонских миссий в России и на сопредельных с ней территориях в прошлом являлись сотрудниками министерства обороны США, ЦРУ, ФБР, американской военной разведки и так далее. Это хорошо доказанный факт, который не могут не понимать люди, занимающиеся политикой вообще и особенно политикой в горячих точках, находящихся под особо пристальным американским вниманием. Так и хочется сказать, под «американским прицелом».
Повторяю, одна из самых уязвимых точек, где стабильность очень хочется подорвать, и где подрыв стабильности чреват и национальной катастрофой, и крупными неприятностями для России, — это Южная Осетия. Не надо самоуспокоительных восклицаний по поводу того, что русская военная сила — это лом, против которого нет приема. Уже столько раз сказано о мягкой силе, гибридной войне и прочем, что беспредельное упование на очень важную военную компоненту слишком уж архаично.
Мои оппоненты ссылаются на компетенцию спецслужб по принципу «жираф большой, ему видней». Но разве не спецслужбы предупреждали раз за разом тех, кто занимается религиозными организациями, что мормоны — эта относительно молодая религиозная организация, адепты которой верят, что в начале XIX века простой американец по имени Джозеф Смит увидел самого Всевышнего, прозрел, рассказал об этом всем американцам и придумал правила, как надо жить, — не просто несут слово божие согласно заповедям Смита, а, к примеру, проникают на военные объекты Российской Федерации, вербуют, в том числе и военнослужащих армии России?
Такая деятельность мормонов на нашей территории — это мои вымыслы или достоверная информация?
Возьмем, к примеру, широко обсуждавшийся мормонский Новосибирск — один из ключевых городов России. В центре Новосибирска — респектабельный отель, постояльцы которого, заходя в комфортабельные номера, обнаруживают в тумбочках мормонскую и только мормонскую литературу.
_________________
Цитата из передачи «Пятого канала» «Под маской благочестия»
Сегодня новосибирские адепты собрались поговорить и спеть о спасении души в самом загадочном отеле города. Там, где с самого открытия идет мягкая пропаганда диковинных догматов. На встречу приглашен старейшина Йорг Клибенгат. Еще год назад он руководил мормонами на Украине, а сегодня уже член высшего органа секты — так называемого «кворума семидесяти». Уже правит в Казахстане, России и Прибалтике.
Стремительный взлет по карьерной лестнице, как ни странно, произошел сразу после вооруженного захвата власти в Киеве. И здесь, уверены эксперты, совпадений быть не может.
_________________
Мормоны начали разворачиваться на Украине еще с середины 1990-х годов. Именно в Киеве был построен первый на территории СНГ мормонский храм. Создание такого храма, этакой копии храма в Солт-Лейк-Сити, где находится центр мормонского движения, было с энтузиазмом воспринято мормонской американской элитой, часть которой после этого переместилась в Киев.
С помощью каких своих соратников, переместившихся в Киев, господин Клибенгат добился на Украине столь впечатляющих майданных результатов? То есть такого успеха активных мероприятий своей легальной разведки.
Одним из таких соратников, то есть вернувшихся из Америки на Украину представителей мормонской элиты, является некий господин Василий Люберец. Который не ограничивался проповедью мормонских идей, а талантливо сочетал эту проповедь с легальной разведкой и осуществляемыми на ее основе активными мероприятиями.
Наиболее известным активным мероприятием данного господина был так называемый Врадиевский ход, осуществленный летом 2013 года. Специалисты считают этот ход генеральной репетицией Майдана.
Сам господин Люберец после этого хода заявил: «Мы организуем еще один такой же ход, соберем все города и села и пойдем на Киев».
В феврале 2014 года стало ясно, что господин Люберец не бросал слова на ветер. Он прямо сказал, что является одним из организаторов Майдана. Это не клевета на почтенного господина, якобы занимающегося только религиозными проповедями. Это прямое признание самого этого господина, сделанное нашему «Пятому каналу» и имеющееся в открытом доступе — что он организатор Врадиевского хода и один из организаторов этого Майдана.
После успеха Майдана данный представитель мормонского движения появился в Донбассе.
________________________
Цитата из передачи «Пятого канала» «Под маской благочестия»
Корреспондент: «Только теперь кроме книжек о спасении души рекламировал добровольческие батальоны. Как ни странно, под черно-красными знаменами Правого сектора*».
Люберец: Слава Украине!
Толпа: Героям слава!
Люберец: Слава нации!
________________________
Является ли такая деятельность господина Любереца его личной инициативой, или же мы имеем дело с одним из частных случаев активных мероприятий, осуществляемых мормонской легальной разведкой?
Вот что считает по этому поводу авторитетный специалист из Санкт-Петербурга Алексей Николаевич Швечиков. Алексей Николевич — кадровый военный, после службы в армии окончил философский факультет Ленинградского государственного университета, преподавал в военных училищах, защитил кандидатскую и докторскую диссертации, стал известным специалистом в области религиоведения, возглавил Межвузовский центр по проблемам религиоведения. Привожу дословно слова Швечикова, к которым, поверьте, есть все основания прислушаться.
«Мормоны, — говорит Швечиков, — достигли почти абсолютного состояния, когда безоговорочно выполняется любая команда, данная сверху… Если будет дана команда биться головой об стену — будут биться». Но это значит, что уж тем более если будет дана команда осуществлять переворот, то будут его осуществлять. Чему примером события на Украине. И в Армении тоже. Нужны новые примеры на многострадальных территориях?
Что же касается безоговорочного послушания мормонов, то специалисты подробно описывают, каким именно образом мормоны добиваются подчинения любым указаниям своего руководства. В ход пускается пресловутое нейролингвистическое программирование, а также нейросемантическое, нейросемиотическое и другие методы воздействия. Притом что эти другие методы программирования сознания реализуются в условиях, которые обеспечивают особую податливость психики. Подобного рода опыты осуществлялись и в нацистских лагерях, и в послевоенный период.
Осуществляя легальную разведку, мормоны ищут подходы к молодежи и для начала предлагают ей изучение иностранного языка. Но это только затравка к коммуникации. Далее мормоны используют все методы воздействия на психику, в том числе и то, что известно под названием «цыганский гипноз». Кстати, не надо шутить по этому поводу. Определенная часть цыган обладает очень высокой квалификацией, они могут ввергнуть человека в нужное состояние легким прикосновением к руке.
Так кто же становится объектами такого гипноза?
Неужели президенту Южной Осетии, чья военная деятельность, согласно его официальной биографии, проходила в том числе и в городе Пскове, не поведали о том, как именно два псковских мормона, граждане США, применяли методы вербовки псковских военных? Эти мормоны охмуряли военнослужащих, которые поддались их психологической обработке. Я говорю об известной истории, которая была опять-таки показана по «Пятому каналу» федерального телевидения. Из показанного явствует, что американцы, когда их начинают спрашивать об этой вербовке, валяют дурака и уходят в несознанку, а молодые военнослужащие во всем признаются сразу же и говорят:
________________________
Цитата из передачи «Пятого канала» «Под маской благочестия»
«Они сказали… это… мол, оставьте номер телефона, можем подучить английский язык, веру чтобы больше нашу понять…»
________________________
Пятый канал назвал фамилии тех, кто вербовал молодых псковских парней в погонах.
________________________
Цитата из передачи «Пятого канала» «Под маской благочестия»
«… девятнадцатилетний Фэндор Эндрю Джеймс и его старший брат по церкви, руководитель псковской миссии мормонов Калленс Тайлер Ли, двадцати одного года от роду».
________________________
Молодой руководитель псковской миссии мормонов зря время не терял. Это его подопечные были задержаны сотрудниками ФСБ в декабре 2014 года в запретной зоне.
Опять же, открытая информация.
Такое задержание — далеко не единственный случай. Но этот случай, в отличие от других, был освещен нашими средствами массовой информации. И не грех бы было ознакомиться с данным эпизодом, а не фыркать: «Ишь, напугали, какие-то там мормоны! Были бы они деструктивны, спецслужбы бы об этом знали!» Так ведь знают, представьте себе. Но груз того прошлого, согласно которому мормоны — это западная элита, а она благословенна и неприкасаема, не исчез мгновенно из нашей жизни, так ведь? И это не может не влиять на работу спецслужб. Специфика законодательства… Высокопоставленные знакомые… Трепетное отношение к западной элите… Эти факторы регулируют очень и очень многое.
Проводимая мормонами легальная разведка осуществляется в разных местах и на разных объектах. Псковские молодые люди в погонах — это лишь малое слагаемое в подобной деятельности, объектами которой далеко не всегда становятся простые сержанты срочной службы, пусть даже и десантники. Гораздо чаще речь идет о более серьезных мероприятиях по установлению специальных отношений с гораздо более влиятельными людьми.
В открытом доступе находится информация по поводу некоего Артура Колтона, ветерана Вьетнама, выпускника военно-морского института в штате Калифорния, лейтенанта радиоразведки США. Колтон был засвечен в 2014–2015 годах как крупная мормонская фигура, десантированная во всё тот же город Псков. Ну, просто медом намазан этот Псков! Наверное, в связи с какими-нибудь археологическими ценностями и архитектурными памятниками, так надо полагать? Колтон, повторяю, — фигура очень высокостатусная.
Уже обсужденный нами американец Калленс Тайлер Ли ведет себя при Колтоне как мальчик на побегушках. Ли занимается низовой вербовкой. А Колтон — этот старейшина мормонов — занимается совсем иными, гораздо более опасными для России мероприятиями.
Я сознательно использую здесь только ту информацию по поводу мормонов, предоставленную «Пятым каналом» телевидения, которая несомненна. Я не обсуждаю то, что говорится экспертами канала, чей статус хоть сколько-нибудь проблематичен. Я хочу абсолютной доказательности. И не хочу, чтобы в какой бы то ни было «проблематичности» было размыто существо дела.
Но в передачах, которые должны бы были посмотреть и глава Южной Осетии, и другие официальные лица, есть не только проблематичная, но и абсолютно несомненная информация. Она касается спецслужбистского статуса самых разных мормонов, действовавших в России. Причем речь идет как о статусе лиц, которые были в спецслужбах до своей мормонской деятельности (притом что, как известно, бывших спецслужбистов не бывает), так и статуса лиц, сначала трудившихся на ниве мормонизма, а потом перешедших в спецслужбы США и американские силовые ведомства.
Открытые источники сообщают об этих лицах, предлагают их фотографии. Мормон Джарран Мичем сначала проповедует мормонское учение в Таганроге, а потом становится капитаном армии США. Мормон Джаред Ньюман сначала проповедует мормонское учение в Ростове-на-Дону, а потом, возвращаясь в Америку, становится опять-таки офицером армии США. И это только отдельные примеры типичной для мормонов карьеры.
Одно из направлений мормонской деятельности — создание электронного мирового банка данных на всех живых и покойных мормонов на планете. Кто именно включен в этот банк — вопрос отдельный. Почему бы в него не включить не только мормонов? Входишь в тот или иной архив, включая военный, тебе предоставляют свободный доступ, ты за это платишь. Ты — лицо престижное. Возвращаю всё к той же эпохе открытости и благоговения перед Западом. Ты входишь в архив, повторяю, включая военный — примеры этого есть, — тебе предоставляется открытый доступ, ты фотографируешь то, что хочешь. А уж что ты хочешь фотографировать — вопрос отдельный. Конечно же, только религиозную информацию.
Как бы то ни было, мормоны целенаправленно и планомерно выкупают информацию, находящуюся в наших самых разных исторических архивах. Это обсуждалось неоднократно.
Сбором мормонских данных много лет руководил некий Джон Дарвин. После событий 11 сентября 2001 года именно этот Джон Дарвин был назначен директором ФБР по информационному обеспечению. На тот момент мормоны собрали данные на 900 миллионов человек. Теперь количество собранных данных превышает миллиард человек. При этом база мормонов, обеспеченная всеми современными возможностями, постоянно развивается. Каких объемов она вскоре достигнет? Как тут проблемы нашей цифровой безопасности, той самой цифровой безопасности, которой вроде бы очень многие обеспокоены, причем всерьез, соотносятся с проблемой нахождения мормонов на высоких должностях, притом что эти должности дают возможность собирать искомую информацию?
Какую информацию соберет мормон, находящийся на высокой должности и имеющий соответствующие возможности?
Специалисты обращают внимание на то, что именно в центре мирового мормонизма Агентство национальной безопасности США — это суперсекретное и супермощное ведомство — выстроило свой секретный дата-центр.
А также на то, что строительство и оснащение этого дата-центра происходило именно тогда, когда АНБ, центральную службу безопасности США и киберкомандование США возглавлял видный мормон Кит Александер.
Известно также, что в этом дата-центре, являющемся самым секретным американским информационным объектом, работали только мормоны. Спросят: что значит «известно»? Это что — данные, сообщаемые досужими сплетниками? Полно! Речь идет об информации, напечатанной в авторитетной газете «Комсомольская правда» два года назад. Сообщает как эти, так и другие сведения авторитетный советский ученый и спецслужбист, экс-руководитель российского бюро Интерпола генерал Владимир Семенович Овчинский.
Лица, берущие под свою опеку мормонов, знакомы с этими сведениями? Им известна степень финансового влияния мормонов, а также их психологического влияния? Они знают, кто именно из мормонов рулит глобальными финансами? Они видят, как именно построены мосты между мормонским движением и официальными представителями США в Российской Федерации?
Какое они имеют право фыркать по поводу мормонов, коль скоро вся эта информация носит и открытый, и достоверный характер? Они понимают, что на карту поставлена судьба их маленькой страны, а в каком-то смысле и многое другое?
Самыми эффективными и самыми послушными исполнителями американских интересов являются те религиозные организации, которые прямо говорят, что их задача только в исполнении долга перед США. Именно это говорят мормоны. В таких религиозных организациях никто не будет заморачиваться по поводу долга перед российским отечеством или перед Южной Осетией. Или перед Арменией, где секты стали опорой изменника Пашиняна. Или перед Украиной, Белоруссией, — любым другим государством. Девиз ордена иезуитов: «Для вящей славы Господней!» И ясно, что для мормонов не афишируемым, в отличие от ордена иезуитов, но и не слишком скрываемым девизом является девиз «Для вящей славы США!»
США объявили нас своим главным врагом. Мы лицезрим мормонскую и иную деятельность, осуществляемую для вящей славы США, то есть осуществляемую против нас. И что мы собираемся делать? Просто лицезреть это? Говорить, что жираф большой, ему видней?
Еще раз подчеркну, что дело не сводится к внедрению на секретные объекты, сбору конфиденциальной информации, организации активных мероприятий и вербовке мальчиков из наших элитных десантных дивизий. Хотя и этого достаточно. Но осуществляется и другое! Идет работа по установлению доверительных отношений не только с мальчиками, которые под гипнозом вербовщиков пожелали изучать английский язык и знакомиться с мормонским учением. Идет работа по установлению доверительных отношений с совсем другими людьми, занимающими совсем другое положение.
И эту работу по установлению таких отношений ведут порой отнюдь не начинающие специалисты, пытавшиеся завербовать молодых людей из псковской дивизии. Есть более серьезные люди, занятые более серьезными вещами.
Один из тех, кто согласился побеседовать с нашими средствами массовой информации, а значит, дать нам возможность обсуждать открытую информацию, — руководитель новосибирской мормонской миссии Уильямс Майкл Джордж. Господин Уильямс отдал мормонскому движению 30 лет своей жизни. Он проповедовал мормонизм в Гонконге, Магадане и во Владивостоке. До того как начать проповедническую деятельность, Майкл Джордж Уильямс проработал 5 лет в радиоразведке США. Это клевета конспирологов на почтенного мирного проповедника? Полно!
В открытом доступе находится предъявленная нашими СМИ информация, согласно которой Майкл Джордж Уильямс действительно являлся капитаном армейской радиоразведки.
Российским мормонам очень хочется повторить опыт Украины и построить мормонский храм в крупном городе России, например в Новосибирске. Но только ли о храмах идет речь? Или украинский опыт хочется повторить и в том, что касается Майдана, по поводу своего участия в котором, равно как и по поводу своего участия в карательных постмайданных мероприятиях так откровенно сообщают мормонские проповедники?
Обсудив эти общие сведения, я перехожу к обсуждению фигуры господина Мурата Ванеева, официального мормона, занимающего ключевое положение во внутренней политике Южной Осетии.
Мурат Ванеев родился 12 апреля 1968 года в городе Цхинвале. Здесь же, в Цхинвале, он окончил среднюю школу № 6.
С 1986 по 1988 год Ванеев проходил военную службу на Украине.
В 1994 году он окончил Владимирский государственный университет по специальности «технология машиностроения».
Пробовать себя на политическом поприще Ванеев начал достаточно рано, еще в период с 1996 по 2001 год, когда президентом Южной Осетии был Людвиг Чибиров.
Затем Ванеев уезжает в Ярославль. Там он в период с 2003 по 2012 годы работает в ООО «Ярхимпромстрой» и разных подразделениях этой организации.
Организация, в которой работает Ванеев, претерпевает сложные метаморфозы, которые для нашего сюжета, по-видимому, не имеют решающего значения. Хотя могут оказаться и небезынтересными.
В 2005 году Ванеев оканчивает Северо-осетинский госуниверситет имени Хетагурова и получает диплом юриста.
В 2008 году он ненадолго возвращается в Южную Осетию.
Из открытых данных можно сделать вывод, что с 2009 года Ванеев начинает заниматься уже не только политикой и юриспруденцией, но и частной психологической практикой. После получения еще одного образования в Ярославском Институте развития образования, он становится педагогом-психологом семейного профиля.
В 2010 году «Ярославские новости» сообщают, что Мурат Ванеев является епископом ярославского прихода мормонской церкви. При этом «Ярновости» оговаривают, что мормонский приход функционирует в Ярославле уже не первый год, и горожане научились распознавать мормонских проповедников по строгим костюмам и черным бейджам с белыми надписями.
Ванеев долгое время работает в Ярославле. И порой меняет место работы. Трудно определить, где Ванеев проводит больше времени — в Ярославле или на осетинской родине. Но то, что Ванеев является высокопоставленным ярославским мормоном, епископом мормонской церкви — столь же очевидно, как и то, что Ванеев не единственный мормон в Ярославле, что, будучи там епископом, он связан с американскими мормонами, занимающими более высокое, чем он, положение.
Ярославские эксперты сообщают, что прозелитическая мормонская практика в их городе приводит к тому, что некоторые ярославцы эмигрируют в США, причем твердо зная, что будут обитать именно в мормонских общинах. Речь идет о ярославских учителях, врачах, научных работниках.
Практика работы мормонов в Ярославле ничем не отличается от практики работы мормонов в других городах и весях. Епископ Ванеев не может не обеспечивать эту практику, включающую в себя взаимодействие с американцами. Попробовал бы он ее не обеспечивать — сразу бы перестал быть епископом.
На фотографиях запечатлены мормоны, которые активно циркулируют между Ярославлем и другими городами России. Ну, так как? Мормон в собственном соку? Мормон в закупоренной банке. Или же всё иначе? Отдельного внимания заслуживает отец Мурата Ванеева Владимир Ванеев, который в годы сталинизма создал, будучи юношей, подпольную организацию «Справедливость».
Эта организация занималась благородным делом — защитой осетинского языка от грузинских ассимиляций. Если бы я был осетином, то для меня Владимир Ванеев был бы безусловным героем.
Владимир Ванеев сумел обеспечить достаточно высокую эффективность своей подпольной организации. Организацию разоблачили только через четыре года после начала ее работы — в 1951 году. Владимир Ванеев как организатор получил 25 лет лагерных работ. Членам его группы дали от 8 до 10 лет.
Ванеев вышел на свободу достаточно быстро в связи с реабилитацией жертв сталинизма. При этом реабилитировались же не все жертвы сталинизма. Точнее, не все, кто находился по разным статьям в местах не столь отдаленных, были реабилитированы именно как жертвы сталинизма. Подпольная организация стремится что-то там корректировать в функционировании одной из республик Советского Союза. Сколь бы благородно это ни было и сколь бы ни было понятно сейчас, насколько Осетия — друг, а Грузия — нет, тогда-то всё было иначе. Всё это были союзные республики, братство народов, кто-то что-то корректирует из того, что было.
Но я говорю о том, что реально произошло. Ванеев вышел на свободу достаточно быстро, и именно как жертва сталинизма.
После выхода на свободу Владимир Ванеев жил достаточно скудно и вел себя безупречно. В итоге он стал заслуженным деятелем науки Южной Осетии, лауреатом Государственной премии имени Хетагурова, членом Союза писателей.
Он прожил долгую жизнь. Умер в апреле 2015 года на 85-м году жизни.
Всё, что связано с отцом Ванеева, внушает глубокое уважение к человеку, способному заняться подпольной деятельностью в сталинскую эпоху, понимающему, чем он рискует, и занятому благим делом сохранения осетинского языка.
Но чем благороднее фигура отца Ванеева, тем более загадочной становится вписанность Ванеева-сына в достаточно высокие уровни мормонской, очевидным образом американско-спецслужбистской, организации.
Кто обеспечил эту вписанность и зачем — вопрос отдельный. Но факт вписанности очевиден. Как очевидно и то, что Ванеев не находится в отрыве от мормонского движения, будучи в Южной Осетии мормоном-одиночкой. Как минимум он сохраняет круг ярославских мормонских контактов. Но только ли ярославских?
Кстати, в Ярославле действовала вполне благородная, на мой взгляд, организация — осетинский центр «Алания». Эта организация занималась деятельностью по прослеживанию древних связей между Осетией и Россией. И как было бы хорошо, если бы Ванеев входил только в эту организацию и в осетинские религиозные круги, исповедующие коренную, языческую по сути религию осетинского народа. Ни тебе мормонов, ни американцев, ни американо-мормоно-осетинской двусмысленности. Вот ведь как было бы хорошо! Но ведь в том-то и дело, что эта двусмысленность доминирует надо всем остальным. И носит достаточно зловещий характер. Неужели никто не ощущает этого, кроме меня?
Прострелковские, ужасно патриотические представители партии «Родина» этого не ощущают? Дугинские суперпатриоты этого тоже не ощущают? А что же это за такая избирательная чувствительность на югоосетинский манер? Ведь в прошлом пасторами радикальных протестантских сект успели побывать и начальник службы внешней разведки Южной Осетии, и исполняющий обязанности министра внутренних дел Южной Осетии. Откуда такое тяготение к весьма сомнительным связям?
В 2015 году осетинское информационное агентство Ирон-акцент берет интервью по поводу сект у тогдашнего помощника спикера парламента Южной Осетии Алана Габатты. Меня в данном случае интересует не то, что говорит Алан Габатты, а то, что говорит интервьюирующий его представитель Ирон-акцент. При этом я твердо знаю, что никто так хорошо не осведомлен о политических хитросплетениях в маленьком государстве, как жители этого государства вообще и особенно те жители, которые занимаются журналистской профессией. Южная Осетия не Россия и не Москва. Она по населению гораздо меньше не только Ярославля, но и Костромы. И в ней все на виду.
Корреспондент Ирон-акцент, этого, подчеркну еще раз, местного осведомленного ресурса, говорит: «В Южной Осетии всем известно, что бывший министр юстиции, а теперь начальник того самого управления внутренней политики Мурат Ванеев состоит в секте мормонов и, по информации ИА Ирон-акцент, выезжает на собрания с другими адептами этой секты в Краснодарский край. И сам Мурат Ванеев этого факта и не отрицает! Получается, что его подчиненным приходится мириться с этим фактом и не выносить „сор из избы“. Как Вы прокомментируете выступление уполномоченного президента РЮО по религии Сони Хубаевой?»
Алан Габатты отвечает корреспонденту Ирон-акцента: «Соня Хубаева признала этот факт, сказала: „Да, есть такие факты“. Однако никакой оценки таким фактам она не дала. К чему тогда катится наше государство?»
Интересно, а почему господин Мурат Ванеев не опроверг эту информацию информационного агентства Ирон-акцент? Почему он не подал в суд, не добился опровержения? Не потому ли, что в Южной Осетии все всё знают? И только притворяются, когда надо, людьми, которые не в курсе того, что происходит у них на глазах?
Что же касается меня, то я не стал бы чрезмерно беспокоиться по поводу процессов, протекающих лишь в одной Южной Осетии. Хотя и в ней могут оказаться запущены такие деструктивные процессы, которые сработают по принципу домино. Но есть большой юг России, который открыт всем международным веяниям, всему, что исходит от кавказских, украинских и иных соседей.
В 2014 году мне особо не понравилось то, как начавшееся бегство Стрелкова стало перетекать в зачин к системной южнорусской бузе. Если бы это бегство не было бы остановлено, если бы сдача Стрелковым Донбасса была бы завершена и переложена на плечи Кремля, который якобы бросил ни с чем несчастных стрелковцев, если бы вдобавок произошло то, что было замыслено в качестве «авиационного злоключения», то неизвестно, куда бы качнулся общероссийский процесс.
Кому-то нужно, чтобы он опять качнулся в сторону деструкции? И на когда намечен запуск? Оно должно произойти одновременно с обострением на Украине? Одновременно с турецкими играми в Крыму и грузинскими в Южной Осетии? Но как бы это ни было важно само по себе, еще важнее другое.
Если принцип не будет восстановлен в своей системообразующей роли, если не будет различения белого и черного, своего и чужого, если не будет проведена четкая грань между подвигом и предательством, сдачей национальных интересов и их отстаиванием (чему очень сильно противостоит поддерживаемая кем-то лебедянщина, стрелковщина и так далее), то мы проиграем Западу сразу и на юге, и на севере, и на западе, и на востоке. И тогда ковидно-байденовская история сомкнется с доубиением России. И приобретет совсем уже темную глобальную динамику.
Но да не будет так.
Сергей Кургинян
____________________
*Организация, деятельность которой запрещена в РФ.
https://rossaprimavera.ru/article/9aa243ca
11.03.2021 Игра с огнем
...согласитесь, сколь бы опасно ни было засилье западных сект в оппозиции, неизмеримо опаснее наличие ставленников этих сект во власти
Я вновь приношу извинения зрителям программы «Смысл игры» за то, что задержал очередную серию этой программы, посвященную ковиду. Дело в том, что я долгое время находился в Москве, где никакие исследования и проводить, и дооформлять невозможно. Всё время уходит на спектакли, ради показов которых я и приезжаю в Москву, телевидение и неотменяемые встречи.
Вчера я приехал в Александровское. И сразу же по приезде начал готовить передачу по ковиду, посвященную вакцинам, современной теории иммунитета и тому, что породило одновременно и донельзя конкретное ковидное безумие, и всю ту общую скверную проблематику, которую приволокла с собой эта вопиющая ковидная конкретика.
Ведь при всей глобальной значимости ковидной конкретики намного важнее тем не менее, что именно она с собой приволокла. Приволокла же она с собой не только позорную победу Байдена на американских выборах, не только новый виток неприятностей для России, порожденный победой Байдена. В постковидный мир вместе с холодом байденовской постжизни вторглось нечто, осуществляющее абсолютное уничтожение всех остатков любой принципиальности.
До избрания Байдена какие-то крохи остаточной принципиальности сохранялись постольку, поскольку хотя бы имитировалось бережное отношение к выборной процедуре. А после избрания Байдена всем было явлено полное безразличие к этой процедуре.
Но только ли к ней? Крупнейшим западным медицинским учреждениям, например Институту Коха, было приказано сфальсифицировать прогнозы, касающиеся степени губительности ковида для населения отдельных стран и планеты в целом. И эти западные медицинские учреждения, гордившиеся своей независимостью, выполнили приказ и сфальсифицировали прогнозы. Тем самым из нашей жизни исчезли не только ужимки и прыжки, связанные с демонстрацией особой заботы о выборных процедурах, но и аналогичные ужимки и прыжки, связанные с особой заботой об интеллектуальных процедурах.
Рухнул не только авторитет избиркомов и политических партий, продемонстрировавших безразличие к электоральному принципу.
Рухнул авторитет науки, продемонстрировавшей безразличие к достоверности собственных суждений. Сегодня это касается суждений по поводу ковида. А завтра? И можно ли, проявив однажды такое демонстративное безразличие к достоверности собственных суждений, убедить общество в том, что оно должно по-прежнему верить в достоверность каких бы то ни было научных данных и вердиктов?
Политики наплевали на принцип достоверности политической процедуры.
Ученые наплевали на принцип достоверности научной процедуры.
При таком бесстыдном отношении к ряду фундаментальных принципов можно ли сохранить какую-либо принципиальность вообще?
Понятно, что в декларировавшейся ранее принципиальности имела место определенная доля лукавства, и немалая.
Но, во-первых, речь шла об определенной доле этого лукавства, а не о стопроцентном лукавстве.
А во-вторых, до поры до времени лукавство всё же скрывалось, и человечество жило в мире дозируемого и скрываемого лукавства. Теперь ему предстоит жить в мире лукавства абсолютного и нескрываемого. А это совсем другой мир.
Можно ли оторвать обсуждение ковида как такового от приволоченного ковидом в мир нового состояния, характеризуемого таким переходом к лукавству абсолютному и нескрываемому? Мы ведь пока с трудом представляем себе, что это за новое состояние, какое качество человеческой жизни будет им порождено, как будет в нем функционировать даже относительная управляемость текущими процессами, что породит отсутствие такой управляемости.
У одного моего знакомого на определенном этапе возникли достаточно крупные проблемы в сфере его основной предпринимательской деятельности. Этот знакомый избыточно нервничал, что угрожало состоянию его здоровья. При этом он был страстным охотником. И чтобы отвлечь его от неприятностей, друзья посоветовали ему съездить на охоту. Знакомый мрачно посмотрел на друзей и сказал, что он не егерь.
Он не егерь, а я не медик. Моя профессия — обнаружение крупнейших вызовов и обсуждение возможных ответов на эти вызовы. Я готов исследовать медицинскую проблематику, погружаться в нее, если это необходимо для более внятного обнаружения вызовов, порождаемых этой проблематикой и при этом никак не сводимых к ней.
Но я не готов исследовать медицинскую проблематику как нечто самодостаточное. Тем более что в случае ковида она такого самодостаточного характера явным образом не имеет.
Возможно, ковид был вброшен для фундаментального изменения человеческого бытия.
А возможно, он был вброшен для реализации ряда масштабных конкретных целей. Например, для изгнания Трампа, избрания Байдена, демонизации России и Китая, избавления глобального либерализма от его консервативного конкурента.
Но даже если ковид был вброшен для реализации этой конкретики (а лично я в это не верю), то конкретика поволокла всё куда-то дальше, она поволокла за собой фундаментальные изменения человеческого бытия. Общим знаменателем этих изменений является добивание всяческой, пусть даже сколь угодно реликтовой и лукавой, принципиальности.
Байденизация и ковидизация мира (а они, между прочим, идут рука об руку, и это уже очевидно) являются огромным вызовом для России. Готова ли наша страна в ее нынешнем состоянии ответить на этот вызов?
Я убежден, что не готова. И что у нее осталось страшно мало времени для того, чтобы предуготовиться.
Постсоветская Россия заявила, что она станет страной с открытой экономикой, входящей в западную цивилизацию. И она начала всерьез реализовывать эту задачу.
Для ее реализации потребовалось обнуление прежних мессианских амбиций, как коммунистических, так и иных.
А также специфическая организация всей российской жизни: этической, идеологической, социальной, политической, экономической, культурной и так называемой повседневной.
Такая реорганизация жизни потребовала создания определенных институтов. А также формирования реорганизующих жизнь групп российского населения, гордо именующих себя постсоветской элитой.
Сформировались соответствующие институты и группы. За тридцать лет постсоветской жизни они приобрели достаточную весомость.
Теперь России сказано, что ее открытость будет использована Западом для системного демонтажа российского государства и российского общества, а ее иллюзии по поводу вхождения в Запад следует выбросить на помойку.
Если Россия останется открытой и не выбросит эти иллюзии на помойку, то она будет ликвидирована в ближайшее десятилетие. Да и что значит остаться открытой и не выбросить прозападные иллюзии в условиях, когда тебя закрывают извне и каждый день глумятся над твоими иллюзиями? Это значит превратить открытость и иллюзии по поводу вхождения в Запад в некие бессмысленные фантомные боли, сочетаемые с проклятиями в адрес Запада, который, конечно же, является средоточием блага, но почему-то нас не любит.
Запад на это отвечает: «Да, я средоточие блага, а не люблю вас потому, что вы средоточие зла, новая редакция «империи зла».
Россия же, соглашаясь с Западом по вопросу о том, что он является средоточием блага, обижается на то, что это средоточие блага не хочет признать Россию чем-либо, кроме средоточия зла.
Понимает ли российское руководство, чем чревато для него такое ущербное позиционирование? Между тем резкое ухудшение мировой жизни началось сразу после краха СССР и коммунизма. Это ведь очевидно. Ковидное безумие и то, что оно с собой приволокло, являются лишь очередной фазой этого ухудшения. А сокрушение России приведет к такому ухудшению мировой жизни, которое впору назвать ее полным расчеловечиванием. Так что на весах и впрямь лежит очень и очень многое. И совсем уж негоже в таких условиях цепляться за псевдооткрытость и псевдозападность, притом что и то, и другое представляет собой только фантомные боли.
Но для того, чтобы за это не цепляться, нужно создать новую реальность ― не открытую и не прозападную. А что будет происходить в этой реальности с созданными для открытости и прозападности группами и институтами? Их можно приспособить к этой новой диаметрально противоположной реальности? Кто-то всерьез считает, что это возможно? Кто-то верит, что данные группы и институты не будут тянуть одеяло на себя, не пожертвуют Россией как целостным государством ради самосохранения? Ведь уже очевидно, что пожертвуют!
Теперь давайте присмотримся к данному сюжету более пристально. Давайте сфокусируемся на нем хотя бы отчасти. А то ведь может получиться так, что мы постигнем суть всех медицинских злоключений и окажемся, постигнув всё это, в пучине безгосударственного антибытия. И что тогда делать со всеми полученными медицинскими и общесистемными знаниями? Да, они абсолютно необходимы, чтобы отстаивать Россию и человечность как таковую. Но чтобы отстаивать Россию, надо ее извлечь из описанной мною ситуации. А отстоять человечность без России нам не удастся. И, кроме того, вряд ли мы согласимся с подобной целевой установкой.
Что такое прежние, основанные на открытости и вхождении в Запад приоритеты в построении отношений с тем, что предлагает нам этот самый Запад? В прежней системе приоритетов принятие всех подобных предложений Запада означало принятие благословенных даров. Более того, твое место в российском социуме определялось тем, каков объем сделанных тебе лично благих даров, то есть этих самых предложений, исходящих от любезного твоему сердцу Запада.
Если, к примеру, этот Запад предлагал тебе стать мормоном, то есть войти в западную авторитетную религиозную структуру, то как ты должен был отнестись к этому предложению в случае, если приоритетом является открытость России и ее вхождение в Запад? Конечно же, ты должен был принять тогда это предложение. И с гордостью являть окружающим свою причастность к Западу, вытекающую из этого твоего принятия. А окружающие должны были ахать и охать и говорить: «Какой же это правильный, эффективный и нужный нашему открытому обществу человек. Его аж сам благословенный Запад принимает, делая епископом своей авторитетной мормонской церкви!»
Так было давеча. Таперича всё начинает меняться, причем изменения эти становятся достаточно существенными, но при этом не до конца внятными. В условиях подобных изменений мормоны из авторитетных представителей благословенного Запада становятся чем? Чем они и являлись ― матерыми американскими спецслужбистами, заточенными на американские цели по уничтожению России. Но мормонская церковь в России и СНГ при этом сохраняется в виде того самого института, который ранее должен был содействовать открытости и вхождению в Запад, а теперь болтается в качестве атавизма прежней эпохи и питается некими фантомными прозападными болями нашей элиты, сохраненными в новую эпоху вопреки всему происходящему.
Причем мормоны ― всего лишь один из элементов нашей прежней прозападной благословенной открытой бытийственности. Есть еще и целый ряд других американских или европейских крупнейших религиозных организаций, обладающих огромными возможностями и ни на йоту не отклоняющихся от задания своих западных хозяев по уничтожению России. И все эти организации расцвели в России и СНГ пышным цветом в эпоху, когда считалось, что вхождение в эти организации было знаком благословенной избранности, а не сопричастности чему-то, что будет уничтожать общество и государство.
А теперь-то что с этим делать?
Вот вопрос, который я не имею права не обсуждать, коль скоро ковидно-байденовское безумие и впрямь заточено и против России, и против человечества. Коль скоро и впрямь это безумие приволокло с собой окончательное истребление всей остаточной, небезусловной, но всё же существовавшей принципиальности.
Нам-то в этом случае совсем уж негоже потакать подобному истреблению остатков принципиальности. Но мы ведь именно истреблением остатков собственной принципиальности занялись в предшествующую эпоху, решив поклониться Западу и открыться ему — не абы как открыться, а с особой, исступленной безоглядностью. И надо сказать, мы, открывшись подобным образом, существенно преуспели в этом себе на горе.
Нельзя уклоняться от обсуждения данного обстоятельства ни под какими предлогами. Ничто не позволяет в нынешней ситуации продлевать уклончивость. С нею надо срочно завязывать, отдавая себе при этом отчет в том, что и избыточная уклончивость, и избыточная порывистость одинаково пагубны.
Мы одинаково погибнем и если начнем оголтело крушить всё наследство прозападной открытости, и если ограничимся косметическими коррективами элитного рельефа и институтов, унаследованных от предыдущей эпохи.
Мы не можем уклониться от необходимости нового отношения к прежнему наследству, ко всем этим западным НКО и религиозным организациям, а также ко всему остальному, что вчера казалось благим и желанным с точки зрения открытости и вхождения в Запад, а сегодня-то обнаружилось в качестве диаметрально противоположного.
И при этом новом отношении мы должны проявлять ту принципиальность, которую Запад решил демонтировать окончательно. Но нам-то категорически не следует, задрав штаны, бежать за этим западным «уничтожительством» остатков принципиальности. Притом что в предыдущую эпоху мы эту «уничтожительность» впитали в качестве нового морального принципа, отвечающего новой целевой установке, она же открытость и вхождение в Запад.
Мы должны решительно и осторожно демонтировать наследство предыдущей эпохи. Признав, что эта эпоха кончилась безвозвратно. И что без подобного демонтажа мы погибнем.
Мы должны проявлять при этом забытую принципиальность.
Мы должны избегать крайностей.
Мы должны понимать, что институты и группы, созданные для того, что считалось благим в предыдущую эпоху, не могут быть сохранены, коль скоро целью является спасение России от скорого и беспощадного сокрушения нашего Отечества Западом.
Реализовать это новое долженствование невероятно трудно. Унаследованные группы и институты будут бороться против реализации этого нового долженствования. И у них есть для этого огромные возможности, порожденные тем, что предыдущее долженствование сделало солью земли российской именно те институты и группы, которые в максимальном объеме вкусили западных благодеяний, проявив те качества, которые позволили Западу излить эти благодеяния именно на эти институты и группы. Притом что Запад не дурак, и не станет изливать благодеяния абы на кого, не сообразуясь никак со своими фундаментальными интересами.
Это у нас с вами была одна эпоха, потом настала другая, требующая диаметрально противоположного. У Запада же с давних пор цель одна — наше уничтожение. И благодеяния он будет изливать на тех, кто может содействовать реализации его целей.
Но еще до того, как начнется наша внутренняя перезагрузка, не имеющая ничего общего с коварными предложениями Обамы, Байдена и иже с ними, и являющаяся чем-то диаметрально противоположным этой перезагрузке извне, надо инвентаризировать наличествующее с минимальной принципиальностью, которая в существенной степени изъята из нашей жизни.
Первый этап нашей новой жизни ― осознание этого изъятия. Мы должны спросить себя, как мы дошли до жизни такой, что же с нами произошло.
Второй этап ― возвращение изъятого. Мы должны выкинутую из жизни принципиальность вернуть.
Третий этап ― разумная, решительная, осторожная перезагрузка изнутри как антитеза навязываемым нам внешним перезагрузкам.
Мы не сможем даже войти в первый этап и тем более решить его задачи, не задав вопрос: «Что же с нами, собственно говоря, происходит? Откуда возникла гниль беспринципности, как она поселилась в душах? Что это за «гнойник довольства и покоя», который «прорвавшись внутрь, не дает понять, откуда смерть»?
Присмотримся к определенным ситуациям с тем, чтобы не обсуждать всё с избыточной абстрактностью.
Оранжевая революция в Армении привела к власти некоего господина Пашиняна. Этот господин заявил сначала, что он будет сражаться насмерть за Карабах с азербайджано-турецким врагом. И послал на эту войну поверивших ему молодых армянских патриотов.
Затем Пашинян этих патриотов предал. Армения потеряла много тысяч молодых парней. А сторонники Пашиняна, в том числе принадлежащие к западным сектам, играющим очень важную роль в поддержке Пашиняна, уже говорят о том, что Карабах принадлежит Азербайджану, и его надо Азербайджану отдать во имя того-то и того-то. Возможна ли в принципе такая установка? Да, возможна. Но тогда она должна была быть изначально заявлена, из этого могли быть извлечены некие дополнительные возможности. А главное, не погибли бы многие тысячи молодых армянских парней. Так ведь нет: сначала этих парней послали на смерть за Карабах, а потом стали ― сперва невнятно, затем всё более открыто ― прорабатывать тему необходимости сдачи Карабаха. И, соответственно, абсолютной бессмысленности смерти этих многих тысяч молодых армянских парней.
Теперь Армения пытается достаточно робко разобраться с Пашиняном. Кто-то бормочет по поводу того, что русские этого не хотят. А когда ставили Пашиняна, то сообразовывались с желаниями русских?
Но для меня не в этом главное. Главное в том, что тысячи армянских семей, исповедующих кавказские традиции, потеряли молодых людей в результате предательства. Тысячи армянских семей — это десятки тысяч родственников, переживающих потерю. И сотни тысяч знакомых этих родственников. Кавказское армянское общество еще не до конца потеряло свою традиционность. И что же?
Огромная масса людей топчется на месте, проявляет нерешительность. Ее проявляют люди с военным опытом (карабахским или иным). Ее проявляют отцы и матери семейств. А Пашинян, ухмыляясь, говорит, что власти не отдаст, потому что ему ее отдавать не хочется. И все должны идти куда подальше со своими страстями по мертвым, национальными интересами и прочей ахинеей.
Я не могу поверить, что армянское общество в силу его кавказской традиционалистской природы может проявить такую растерянность. Но оно же ее проявляет. Притом что опорой Пашиняна, повторяю, стали западные религиозные организации, чей стремительный рост в постсоветскую эпоху перекрыл доминирование Армянской Апостольской Церкви, казавшейся ранее непререкаемым христианским авторитетом.
Есть в этом что-то страшное, скверное и донельзя масштабное, не так ли? Надо это обсуждать? Безусловно.
А разве произошедшее на Украине, где опять-таки западные секты слились в едином экстазе с грекокатоликами и устроили кровавую гражданскую войну, готовую перерасти в большую и самоубийственную войну с Россией, не надо обсуждать под аналогичным углом зрения? Или же надо и тут игнорировать странную, донельзя масштабную скверность происходящего? А также роль всё тех же самых западных сект или религиозных организаций, ориентированных, как и грекокатолики, вовсе не на украинские интересы? Или, скажем так, вовсе не на все украинские интересы. Что знаменует собой эта чуждость национальным интересам подобных сект, являющихся опорой определенных антинациональных режимов?
Разве эти же секты не резвились в Белоруссии?
И, наконец, как можно всё это обсуждать, не обсуждая Россию?
И как можно в подобном обсуждении не проявлять хотя бы минимума принципиальности?
Крохотная Южная Осетия, например, сильно пострадала от фашистского режима Саакашвили, опять же находившегося в очень прочных связях с западными религиозными организациями, защитой прав которых Саакашвили занимался еще до того, как стал кровавым диктатором.
США поддерживают Грузию в ее желании расправиться с Южной Осетией. В чем состоит минимальная принципиальность, сочетаемая с требованиями новой эпохи?
В том, чтобы избавить Южную Осетию от уже состоявшегося в ней засилья всё тех же западных сект. Число сектантов уже исчисляется тысячами. Вместе с семьями и знакомыми это тянет на большее. Налицо очевидный электоральный вызов. Как на него надо отвечать? А главное, как будут действовать на электоральном поле эти же самые секты при продолжении попустительства и наращивания их возможностей?
Вот вопрос, на который надо отвечать Южной Осетии. Это не частное дело данной крохотной страны. Русская судьба уже связана с судьбой Южной Осетии. Любые успехи Запада в Южной Осетии породят определенные вожделения.
Ах, с этим справились? Так и с другим справимся. Мы же уже слышим то же самое и по поводу Карабаха.
Итак, повторяю, любые успехи Запада в Южной Осетии запустят некий «принцип домино».
Но разве внутри России нет тех же самых сект? Притом что свет клином не сошелся на сектах. Речь, повторяю, идет о совокупном наследстве предыдущей эпохи ― эпохи, в которую, повторяю, принадлежность к прозападной секте была не клеймом проклятья, а знаком качества. И обеспечивала определенную элитную мобильность как внутри России, так и на сопредельных территориях, в той же Южной Осетии, которую в предыдущий период не отделяла от Грузии совсем уж непроницаемая стена.
При этом, согласитесь, сколь бы опасно ни было засилье западных сект в оппозиции, неизмеримо опаснее наличие ставленников этих сект во власти. Так ведь? Это опасно и собственно политически, потому что канал во власть дает западным сектам определенные возможности. И в моральном плане, потому что наличие ставленников таких сект во власти подрывает доверие к власти, а это губительно.
Но, повторяю в который раз, подобными сектами, как бы важны они ни были, всё не исчерпывается. Они лишь часть совокупного наследства эпохи открытости и вхожденчества. Что теперь делать с этим совокупным наследством, которое не отделено от власти непроницаемой стеной? Что делать с властным компонентом этого наследства? С Навальным как-нибудь разберемся. А как быть с башнями Кремля, определенным образом проявившими себя в эпоху Болотной? Как быть вообще с двусмысленностью этого наследства? Надо же вначале увидеть и оценить эту двусмысленность. А потом начать с ней как-то разбираться. Желательно и осторожно, и решительно.
В эпоху распада СССР нам говорили: «Начальству виднее. Те, кому положено, проявляют бдительность».
Потом те, кому положено, оказались сторонниками Запада. Товарищ Марчук, который должен был проявлять бдительность на Украине, разве не оказался ревнителем организации УНА-УНСО (организация, деятельность которой запрещена в РФ)? И западенства в целом? Надо ли называть другие имена? Их ведь, как говорится, до и больше.
И как, собственно говоря, должны вести себя даже те, кто проявляет бдительность в условиях этого самого сохранения наследства предыдущей эпохи? Оно ведь, наследство это, является существенным фактором современности. А те, кто проявляет бдительность по долгу службы, очень сильно регламентированы наличием такого существенного фактора современности, как это самое наследство.
Обсуждая всё это на одной из телепередач, я в качестве тревожной частности упомянул наличие в Южной Осетии очень высокого должностного лица, не скрывающего своей принадлежности к секте мормонов, то есть к той секте, которая всегда демонстрировала свою крайнюю солидарность с американскими спецслужбами.
Допустимо ли нечто подобное в новую эпоху? Подчеркну еще раз, что для меня это было важным частным примером. Причем примером на тему «что же с нами происходит?».
Ну вдумайтесь — Южная Осетия является жертвой грузинского саакашвилевского бесчинства. Кровь еще не высохла до конца, и никогда не высохнет до конца. Ни южноосетинская кровь, ни кровь Беслана. Бесчинство это саакашвилевское никуда не делось. Оно по-прежнему вожделеет геноцида в Южной Осетии. Могут ли находиться в этой ситуации на высочайшей административной должности в государстве, призванном защищать народ от геноцида, например, члены грузинской организации «Мхедриони» или лица, связанные с бандами Саакашвили, причем связанные абсолютно обязательными и очевидными отношениями? Что знаменовало бы собой нахождение в ближайшей окрестности югоосетинского Олимпа подобного рода лиц? Как бы к этому отнеслось общество?
Между тем мормоны ничуть не лучше «Мхедриони» или саакашвилевских банд. Скажу парадоксальную вещь — скорее можно (это не значит нужно, а то потом кто-то завопит, что я говорю об этом) договориться с «Мхедриони» или с этими омерзительными саакашвилевскими бандами, чем с мормонами. Потому что мормоны — просто часть американской спецслужбистской элиты. И у них совсем другие возможности, чем у мелких грузинских банд. В этом смысле их не перекупишь, не переориентируешь. Они заточены на уничтожение России, потому что такова установка американской власти. А мормоны — часть этой власти.
Уничтожение России вполне может начаться с кровавых эксцессов на поддержанных ею территориях, включая Южную Осетию.
Так что с нами происходит? Что мы в этой ситуации готовы наблюдать с олимпийским спокойствием?
В ответ на этот мой законный вопрос, масштабность которого, буду это подчеркивать снова и снова, никак не предполагает югоосетинской фокусировки, возникли странные реакции со стороны сначала каких-то пиарщиков, потом югоосетинского МИДа, потом самого президента Южной Осетии.
Я не первый год и не первое десятилетие занимаюсь политикой. И в большей степени, нежели зрители этой передачи, понимаю практическую невозможность возникновения таких реакций вне чьей-то конкретной заинтересованности. Причем речь должна идти не о заинтересованности МИДа или Бибилова. А также не о заинтересованности американского империализма.
В таких случаях всё всегда обстоит иначе — проще, конкретнее и грубее. Так как же именно всё обстоит?
Я задал этот вопрос членам моего аналитического центра. Они достаточно быстро нашли ответ. Найдя же его, предоставили мне необходимые доказательства в виде информационной войны одних югоосетинских групп — антибибиловских, с другими группами, ориентированными на Бибилова. Такая информационная война, порожденная войной собственно политической, то есть борьбой за власть, является крайне прискорбным фактом нашей действительности. К сожалению, силы, отразившие внешнего смертельного врага, быстро успокаиваются, а успокоившись, превращают свою победу в некую избыточную конкуренцию клановых групп.
Видимо, этим силам, отразившим Саакашвили, кажется, что опасность позади, и можно перейти к поствоенной клановой конкуренции. Мне такая позиция кажется глубоко ошибочной. Но она, к сожалению, носит неискореняемый характер, будучи связанной и со структурой общества, и с особыми обстоятельствами так называемого первоначального накопления капитала, осуществляемого в постсоветский период.
В антибибиловском тексте, с которым меня ознакомили, фигурирует не только внутренняя (как говорили ранее — «унутренняя»), но и внешняя фактура. Она представлена агрессивным упоминанием определенного заморского гостя, именуемого комическим персонажем в черных очках. А также крымским клоуном, обвинившим в предательстве антибибиловскую часть осетинских патриотов.
Я вовсе не разделяю пафоса данного антибибиловского текста и категорически не хочу включаться в югоосетинский конфликт между кланами, одинаково противостоявшими ранее внешней предельной грузино-американской угрозе.
Текст же я привожу, потому что, как и подобает таким текстам, он крайне конкретен. И в нем сначала говорится о комическом персонаже в черных очках, стравливающем осетин, потом этот персонаж именуется крымским клоуном, обвиняющим в предательстве невинных людей, потом же он фигурирует в качестве «брехуна в черных очках».
Повторяю, я с этими оценками не солидаризируюсь. Я просто понимаю, что автор оценок вполне конкретен и знает, что говорит. Все, кто участвует в подобных межклановых частных разборках, всегда до предела конкретны и всегда отлично информированы о неких их интересующих частностях, которые из Москвы и в микроскоп не увидишь.
В итоге из нагромождения эпитетов наконец выныривает фамилия того, кто, по мнению автора статьи, подталкивает Анатолия Бибилова к конфронтации с другими югоосетинскими патриотами.
Упоминаемая автором антибибиловского текста фамилия — Сергей Веселовский. Якобы (подчеркиваю здесь это якобы, еще раз обращая внимание на то, что лица, участвующие в конфликте кланов, осведомлены о подобного рода частностях) Бибилов встретился в Крыму с Сергеем Веселовским, представляющим интернет-ресурс News Front, и решил воспользоваться услугами данного человека, построившего прочные отношения с окружением Бибилова. Все услышали слово «якобы»? Я здесь цитирую определенный текст, яростно антибибиловский, оговаривая то, что я по опыту знаю — такие тексты могут очень избыточно поносить противников, но они не грешат в частностях, или очень редко грешат, потому что частности-то авторам подобной межклановой борьбы очень хорошо известны.
Так кто такой Сергей Веселовский, упомянутый автором антибибиловского текста?
Это крымский политик, журналист и общественный деятель, который в 1990-е годы занялся публичной политикой, а с конца 1990-х годов переключился на правозащитную деятельность. Сам Веселовский упоминает несколько организаций, в которых он был или руководителем, или активным участником. В числе этих организаций «Антифашистское движение имени Павла Судоплатова», Комитет гражданской безопасности «Наше право» и незарегистрированное движение «Крымские партизаны».
Веселовский активно участвовал в «Крымской весне», занимал антибандеровскую патриотическую позицию, содействовал присоединению Крыма. В своих воспоминаниях Веселовский говорит о том, что 27 февраля 2014 года крымчане впервые увидели «вежливых людей», а 1 марта 2014 года Веселовский (это цитата из его воспоминаний) вместе со своими товарищами Константином Кныриком и Кириллом Беловым провели пресс-конференцию. При этом в тот же день Совет Федерации РФ дал разрешение президенту России Владимиру Путину использовать вооруженные силы за пределами страны.
После воссоединения Крыма с Россией Веселовский, по его словам, нашел свою нишу как автор и ведущий программы «На самом деле», начинавшейся как часовое политическое ток-шоу, придуманное Веселовским вместе с его товарищем Константином Кныриком. Сначала, еще в украинские времена, программа выходила на одном из крымских телеканалов. А теперь она выходит в рамках работы агентства News Front, которое возглавляет близкий товарищ Веселовского Константин Кнырик.
Поскольку противник Веселовского, стоящий на антибибиловских позициях, обвиняет Веселовского в том, что пробибиловский пиар ведется в том числе с использованием агентства News Front, то уместно вкратце обсудить и это агентство, и его создателя Константина Кнырика. Который присутствовал вместе со мной на той программе Владимира Соловьева, в которой я выразил свое возмущение «мормонизацией» югоосетинской президентской администрации. Это не могло по определению не возбудить Кнырика и Веселовского, которые заняты пробибиловским пиаром и воспринимают мои слова не как печальную констатацию, на которую надо отвечать с позиции гражданской ответственности, а как пиар с обратным знаком. «Весь мир — пиар, все люди — пиарщики». И все дальнейшие выступления, в которых все, вплоть до Бибилова, выражали свое негодование моим указанием на эту «мормонизацию» югоосетинской администрации, имеют, как и всё в нашей стране, вполне конкретный источник.
Пробибиловские пиарщики решили, что я атакую Бибилова. И накрутили своих заказчиков соответствующим образом. Ну, так кто же такие News Front и Кнырик с Веселовским?
Про Веселовского я уже что-то сказал. Что же касается Кнырика, то он крымчанин, родившийся в городе Бахчисарай в 1989 году. По образованию юрист. Кнырик возглавляет информационное агентство News Front и информационный центр «Юго-Восточный фронт». Как и Веселовский, Кнырик выступал в защиту русского Крыма еще тогда, когда за это преследовали.
Поскольку, к сожалению, в патриотическое движение, отстаивавшее русскость Крыма, входили очень разные силы, то приходится, оговорив последовательно русскую и патриотическую позицию Кнырика и его соратников, оговорить одновременно и то, в рамках какого конкретного мировоззрения реализовывалась такая патриотическая позиция.
В 2006 году в возрасте 17 лет Константин Кнырик, чей отец Сергей Владимирович был одним из основателей русского движения Крыма, возглавил крымское отделение Евразийского союза молодежи.
Евразийский союз молодежи — это молодежная организация, созданная в 2005 году в рамках международного евра-
зийского движения, возглавляемого Александром Дугиным. О его создании было объявлено на конгрессе интеллектуальной евразийской молодежи. В конгрессе приняли участие представители двадцати четырех регионов России, а также зарубежные гости из Ливана, США и Италии.
На конгрессе лидер международного евразийского движения Дугин и член евразийского комитета движения Валерий Коровин предложили создать Евразийский союз молодежи.
Учредительный съезд Евразийского союза молодежи прошел 26 февраля 2005 года в городе Александров Владимирской области. На съезде присутствовал представитель США — Джастин Коугел из города Сиэтл.
Джастин Коугел, в частности, заявил, что он шесть лет служил в морской пехоте США, однако является противником политики, которая проводится в США последние пятьдесят лет. То есть с 1955 года (еще раз: съезд, на котором выступал Джастин Коугел, состоялся в 2005 году).
Где именно проходит грань между позитивной политикой США, сбросивших атомную бомбу на Хиросиму и Нагасаки и вставших на путь борьбы со своим вчерашним союзником СССР не в 1950-е годы, а намного ранее, Джастин Коугел не сказал. Но сама мировоззренческая ориентация Евразийского союза молодежи как своеобразного — его так зовут — «дугин-югенда» никоим образом не противоречит союзу с крайними американскими консерваторами, ратующими в том числе и за гегемонию США. Дружить дугинисты предлагают только против либералов. И это их последовательная позиция, имеющая свое практическое воплощение в принципе международного единства определенных сил, входящих в так называемый черный интернационал.
Теоретически в этом интернационале вполне есть место мормонам, которые очень консервативны. Повторяю, я не констатирую это, я только говорю о теоретической допустимости подобного. Не более того, но и не менее. Новый правый дискурс, провозглашенный Дугиным, он, знаете ли, таков… Неприятие современного мира, необходимость заменить этот мир сакральным миром Традиции с большой буквы, прошу не путать с обычным традиционализмом… Диктатура новой элиты, соединение Традиционализма с большой буквы, традиционализма солнечных героев, национал-социализма в его определенной редакции, черные знамена с расходящимися из общего центра золотыми стрелами, звезда Чингисхана в темном небе Евразии, звезда тотальной экспансии, она же звезда Хаоса…
Вряд ли стоит мне в этой передаче обсуждать подробнее всю эту хорошо известную идеологическую материю.
Гораздо более содержательным представляется объективный анализ дальнейшей политической карьеры Константина Кнырика.
В 2008 году Кнырик присоединяется к партии «Русский блок», возглавляет бахчисарайское отделение партии и становится депутатом Бахчисарайского городского совета.
«Русский блок» какое-то время держался на плаву, но потом постепенно сошел на нет. Наиболее ярким руководителем «Русского блока» был, конечно же, Александр Григорьевич Свистунов, предлагавший «Русскому блоку» сотрудничать не только с партией Натальи Витренко, но и с крайне антирусским «Братством» Корчинского. Это породило конфликты в «Русском блоке», в итоге преодоленные Свистуновым. При следующем лидере Геннадии Басове партия окончательно сошла на нет.
Людям, мало знакомым с крымской политикой, сообщаю, что «Русский блок» и «Русское единство» Сергея Аксенова — это совершенно разные политические силы. И что какое-то время Сергея Аксенова обвиняли ― справедливо или нет, отдельный вопрос ― в атаках на партию «Русский блок», осуществляемых в интересах «Русского единства».
Я не могу и не хочу оценивать справедливость этого утверждения. Я только подчеркиваю, что «Русский блок» ― это совсем не «Русское единство», что это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
Обсуждать политическую карьеру Кнырика слишком подробно — значит уходить от существа вопроса. Поэтому сообщаю зрителю, что в настоящее время, если верить официальным документам, Константин Кнырик является председателем крымского отделения партии «Родина».
В этой связи напоминаю зрителю, что вплоть до краха Игоря Стрелкова активно обсуждалась возможность того, что Стрелков займет лидирующую позицию в партии «Родина». А кое-кто, занимавший серьезное положение, даже говорил, что Стрелкова и послали-то ради пиара партии «Родина». Что председатель партии «Родина» Алексей Журавлев поддерживал инициативы Стрелкова. А идеолог партии Федор Бирюков проводил сравнение Стрелкова с Че Геварой. Бирюкову, этому идеологу партии «Родина», в частности, принадлежит такое заявление: «Мы помним, на мой взгляд, совершенно отвратительный демарш Сергея Кургиняна, который пытался, можно сказать, дискредитировать ополчение. Многие говорили, что Стрелков, скорее всего, исчезнет из медийного пространства потому что он стал неудобной фигурой для определенных сил. Чем, кстати сказать, также пользовалась пятая колонна, которая наперебой твердила, что, мол, власть слила Новороссию. То, что Игорь Иванович недавно собрал пресс-конференцию и четко расставил акценты, — большой плюс и для всех настоящих патриотов, и для самого Стрелкова, который наконец-то начал выходить из тени».
Всё до сих пор выходит и выходит.
Меньше всего меня интересует тут отношение кого-либо к моей личности. Намного важнее другое.
С 2006 по 2012 год партия «Родина» была распущена. Она была вновь восстановлена 29 сентября 2012 года и официально зарегистрирована Минюстом 21 декабря 2012 года.
Председателем партии был избран депутат Государственной думы VI созыва Алексей Журавлев, являвшийся на момент избрания председателем Общероссийской общественной патриотической организации «Конгресс русских общин».
Ох уж мне этот конгресс!
В 1995 году от Конгресса русских общин избирался в том числе и Александр Лебедь. Но Конгресс провалился тогда на выборах. И Лебедь продолжил самостоятельную карьеру, показав на первом туре президентских выборов 1996 года впечатляющий результат и призвав во втором туре россиян голосовать за Бориса Ельцина. Это и привело к назначению Лебедя на пост секретаря Совета безопасности, в качестве такового он подписал позорные Хасавьюртские соглашения.
Лебедь подписал эти соглашения, Стрелков позорным образом бежал и хотел бросить на растерзание весь Донбасс. Всё время позор в основе и предательство этих самых русских интересов. Так ведь?
Мне с давних пор хотелось понять природу странного тяготения «Родины» и «Конгресса русских общин» к людям типа Лебедя и Стрелкова. Понятно, почему эти организации настроены радикально антикоммунистически и антисоветски. Но почему они должны тяготеть к людям, которые проваливаются, сдавая русские интересы? Общеизвестно, что Стрелков целенаправленно сдавал Донбасс. Об этом рассказывали и его ближайшие сподвижники, и он сам.
«Ужасно русский» Лебедь прочнейшим образом взаимодействовал с Шамилем Басаевым и прочими. То есть с врагами русского народа. Лебедь стал архитектором русского позора, который прервался только второй чеченской войной.
Так в чем природа этих тяготений к позорникам? И как ведут себя сами эти позорники? Зачем Стрелков заключил в объятья не только обычных врагов России, но и выродка по фамилии Просвирнин, заявившего, что 22 июня — это день отмщения, то есть день ликования подлинно русских, таких как эсэсовец Дирлевангер, решивших расправиться с «совком» под руководством Адольфа Гитлера. Вот это всё зачем? Оно зачем «Родине», «Конгрессу русских общин», Стрелкову зачем Просвирнин?
Стрелков ведь знал о такой позиции Просвирнина, но это ничему не помешало. Почему? Нет ли здесь чего-то такого, что превращает обычный русский патриотизм, пусть и сколь угодно антисоветский, в нечто диаметрально противоположное и как-то связанное с коллаборационизмом предвоенной и военной эпохи? Крайний антисоветизм ни с каким нормальным русским патриотизмом связан не может быть по определению, так как абсолютная хула на СССР сразу превращает важнейшую часть нашей истории ― противостояние фашизму ― в черную дыру, то есть становится антирусскостью. И тем не менее предположим даже, что каким-то фантастическим образом, невесть каким, этот крайний русский антикоммунистический патриотизм может существовать и быть полноценным. Но при чем тут Дирлевангер, Гитлер, постоянные сдачи русских интересов в Славянске или в Чечне? Нет ли тут какого-то встроенного компонента власовского или квазивласовского типа? Я не утверждаю, что он есть. Но что-то мне подсказывает как минимум небеспочвенность этой моей гипотезы.
Потому что с точки зрения того, что именовалось «открытостью» и «вхожденчеством», любые связи за бугром рассматривались как огромный желанный плюс. В том числе связи с любыми белогвардейцами, как угодно обвалявшимися в ЦРУшничестве или в чем угодно еще. Я знаю, что говорю, и это касалось очень и очень многих.
Но пусть даже такая гипотеза кому-то покажется слишком смелой — согласитесь, налицо ведь во всей этой стрелковщине, лебедевщине, еще бог знает в чем очевидное, совсем уже очевидное размывание даже самой остаточной принципиальности.
Послушайте, если мы переходим в новую эпоху и если в эту эпоху Запад — враг, и мы должны отстраивать антизападную парадигму и закрытость, то нельзя же не признать, что все герои так называемого белого движения были связаны с этим Западом через немцев или Антанту. А значит, были, — коль скоро Антанта, например, была не спасением разумной русской жизни, а расчленением России — а она была именно этим — коллаборационистами, офицерами оккупационных войск.
И если бы они в этом не обвалялись, то значительная часть дворянского офицерства и генералитета, перешедшего на сторону красных, еще бы подумала, как ей определиться.
Но когда этот коллаборационизм был явлен во всей своей непреложности, тогда многие офицеры и генералы окончательно решили, что надо поддержать красных. Разве это не очевидно?
Но если это очевидно, то назвавшись русским державником и антизападником, разве можно одновременно с этим заигрывать хоть с СС, хоть с Дирлевангером, хоть с вот этим коллаборационизмом разного качества, хоть с прочими сходными вещами? Ведь нельзя же (внимание!), если сохранена хоть какая-то принципиальность! Назвался русским державником — борись за расширение русской территории, а не сдавай ее антирусским врагам. Но не тут-то было. Стрелков, перед ним Лебедь, за ним еще что-то маячит. Вот оно — следствие предыдущей эпохи и размывания всяческой принципиальности.
Я убежден, что судьба России решится по-разному в зависимости от того, удастся ли восстановить принцип в качестве краеугольного элемента мировоззрения.
Ты русский патриот? Ты ненавидишь красных? Ты не можешь служить ЦРУ, потому что ЦРУ хочет уничтожить не красных, а всю Россию, и ты это знаешь.
Если продолжится вся эта лебедевщина, стрелковщина и прочее, это предательство под вопли о якобы «ужасной русскости» и о зловещих кознях всяких там кургинянов, то дело плохо. Нам в новую эпоху не выстоять. Вы же видите, что я не проклинаю, не хочу кого-то подвергнуть хуле. Это боль моя, давнишняя, с начального периода газеты «День» и «Завтра» на протяжении всех этих 30 лет. И вот наступила такая эпоха, в которую всё это ну совсем уже неприемлемо. А ведь инерция продолжается.
Вот что мне, к сожалению, приходится обсуждать сразу же после приезда в Александровское. Взяло всё это и вновь вклинилось в мою размеренно-безумную александровскую бытийственность. Повторяю, я скоро вернусь к ковиду. Обещаю, что следующая моя передача о нем состоится до моего отъезда из Александровского. Но для начала я всё же завершу этот вклинившийся в мою жизнь странный и как бы югоосетинский сюжет. На самом деле он отнюдь не только югоосетинский. Он очень серьезный и очень масштабный. А также очень конкретный, грубый, очевидный. Потому что в Южной Осетии есть обычная, классическая, так сказать, партия, прямо и непосредственно сопряженная с российской правящей партией, под названием «Единая Россия».
Партия эта в Южной Осетии называется Республиканская политическая партия «Единая Осетия». Ее создателем был нынешний глава югоосетинского государства Анатолий Ильич Бибилов. Возглавляет ее сейчас в связи с президентством Бибилова председатель парламента Республики Южная Осетия Алан Сергеевич Тадаев.
Не желаю вникать в нюансы югоосетинской политики, но в первом приближении, конечно же, именно «Единая Осетия» является партией Бибилова. Так и должно быть. «Единая Осетия» связана с «Единой Россией», это две правящие партии. Одна в Южной Осетии, другая в России. И никакая другая связка не может иметь места. Слишком опасной является ситуация.
Так почему же защитой интересов Бибилова должны заниматься не пиарщики правящей огромной российской партии, каковой является «Единая Россия», у которой этих пиарщиков, что называется, до и больше, а пиарщики, входящие в партию «Родина», которая прославилась только дружбой с Лебедем и Стрелковым и никаких значимых электоральных результатов не имеет. Ну, вам в простейшем смысле слова это не представляется странным донельзя? И нет ли тут связи между мормонским влиянием в администрации югоосетинского президента и этой странностью, отдающей «Лебедянью» и стрелковщиной?
А что если для «Лебедяни», стрелковщины, той же дугиновщины мормоны — это вовсе не такие ужасные ЦРУшники, а соратники по великой консервативной революции, Черному интернационалу et cetera? Тогда ведь всё становится на свои места, не так ли?
Несколько слов по поводу муссируемой этими странными мудрецами моей якобы имеющей место мании величия в том, что касается признания Южной Осетии.
Во-первых, я никогда не занимаюсь выдумками в коварных вопросах, каковыми по определению является всё, что связано с принятием решений. Решения всегда принимают те, кто на это уполномочен волей народа.
И что? Перед тем как развернуто обсудить это «и что?», я скажу, что во-вторых, решения никогда не высасываются из пальца. И зачастую являются результатом сложнейших интеллектуальных и политических процедур, имеющих в том числе и весьма противоречивый характер.
Да, решения принимают только люди, облеченные определенным полномочиями. Вновь спрашиваю — и что? Констатация данного обстоятельства полностью исчерпывает природу политического процесса? Какой невежда осмеливается утверждать что-то подобное?
Сразу же оговорюсь, что к судьбоносным, по моему мнению, и блестяще реализованным решениям по Крыму я не имел никакого отношения. Но неужели я не имел никакого отношения к тому, что произошло в Донецке? Притом что все решения всё равно принимал только тот, кто облечен высочайшими полномочиями.
Сергей Кургинян: «Я должен вам сказать, что у меня к господину Стрелкову не было ни одного вопроса на протяжении всего предыдущего времени. Посмотрите, о чем я говорил и как, и вы не найдете ни одного слова плохого в его адрес.
Сейчас я спрашиваю. Первое. Зачем он сдал Славянск? Потому что он его сдал».
===================================================
Так я имел или не имел отношение к решениям, принимаемым в Донецке?
Если не имел, то какого ляда всё выли и выли эти самые псевдопатриоты на все голоса, что я погубил Стрелкова и прочих? Как я мог это сделать, не имея никакого отношения к принимаемым решениям?
Либо я никакого отношения не имел, и тогда нечего выть.
Либо всё не сводится к справедливой констатации, согласно которой дважды два — четыре, а решения принимают те, кто имеет соответствующие полномочия.
Решение об отмене программы Явлинского «500 дней» принял президент СССР Михаил Горбачев, имевший соответствующие полномочия. Это и впрямь как дважды два — четыре. Но Горбачев почему-то принял такое решение, отказавшись от своего же ранее принятого решения, согласно которому программу Явлинского надо принимать как программу Явлинского — Горбачева. Не было бы такого предыдущего решения того же Горбачева, не началось бы раскручивание Явлинского, правда?
Так почему Горбачев от этого решения отказался и принял новое? Потому что Политбюро ЦК КПСС на него надавило? А почему оно надавило? Почему до определенного момента почти все умилялись по поводу программы Явлинского, а потом она была выкинута в помойное ведро?
Ответ на такое «почему» аналитики высокого класса, такие как Джон Кеннет Гэлбрейт, называли наличием тонкой структуры принимаемых решений. Иногда еще называли ее техноструктурой. Кто-то всегда знает о наличии или отсутствии таких структур, а кто-то про это не знает. Но структура существует.
Решение об отставке генерала Александра Лебедя с поста секретаря Совета безопасности принял, конечно же, президент России Борис Ельцин. Он объявил о своем решении по телевидению в программе «Время». Кто еще в этой программе выступал против Лебедя, можете поинтересоваться. Объявив о своем решении по телевидению в программе «Время», Ельцин отменил свои же предыдущие решения. Почему Ельцин принял это решение? Ведь до определенного момента он считал Лебедя своим главным соратником. Что случилось? Какова была тонкая структура принятия решения? И тут опять-таки кто-то что-то знает, а кто-то нет. И с теми, кто не в теме, говорить об этом бессмысленно.
Но это из области важных политических виньеток — так принимают решения, иначе… Гораздо важнее вопрос о вмешательстве и невмешательстве в конкретные политические расклады, осуществляемые после победы сил добра (я говорю серьезно) на территориях, где эти силы сражались с откровенным нацистским злом.
Мне бесконечно дорого политическое спокойствие на многострадальной территории Южной Осетии. И мне до крайности безразлично то, какая из политических элитных групп возьмет верх на очередном этапе регионального политического процесса. Лишь бы Осетия, маленькая Южная Осетия, осталась в нужном состоянии и не оказалась вновь предметом действий, направленных на осуществление геноцида.
В Южной Осетии отпор нацизму героически давали несколько местных элитных региональных югоосетинских групп. После того, как отпор был дан, и произошло признание Южной Осетии Россией, произошло то, что всегда происходит в подобных случаях — группы стали конкурировать между собой. И никакого желания в это вмешиваться у меня и моих соратников не было, нет и не будет никогда. Всё, что нас интересует, — это недопущение политического реванша врага. И я, и мои соратники по аналитической и политической деятельности всегда исходили из этого.
(Продолжение следует.)
https://rossaprimavera.ru/article/d6fd486f
05.03.2021 Консорциум.
Газета «Суть времени» и ранее уделяла большое внимание событиям на Южном Кавказе и в Турции, ведь именно в этом регионе сосредоточена наибольшая угроза взрыва, крайне опасного для России да и не только для нее. Мы выпускаем СПЕЦНОМЕР, полностью посвященный политическому кризису в Армении. Ситуация в республике сделала актуальными не только политические события в стране и регионе, но и религиозно-политические аспекты жизни общества, придало совершенно новый вес вопросам формирования культурно-исторической идентичности народа.
Пашинян привел Армению к позорному поражению и тут же должен был уйти. Но он не ушел. Начались митинги оппозиции и разоблачения предательств Пашиняна. Но он еще сильнее стал цепляться за власть. Против Пашиняна уже выступили и армия, и армянская церковь, и Академия наук. Но он лишь наливается злобой и собирает вокруг себя банды отщепенцев, стремясь перейти к прямой криминальной диктатуре.
Что это собой знаменует? Речь идет о безумстве отдельного темного персонажа, или помимо этого безумства, которое несомненно, есть и что-то другое?
Это другое ощущается в происходящем всеми, кому небезразлична и судьба Армении, и мировые судьбы. Но оно или вообще не называется, или проговаривается в качестве чего-то частного и не слишком существенного. Между тем это другое гораздо существеннее всего остального. И его пора обсудить, отдавая себе отчет в том, что «ворожба» этого другого скажется на всем: на судьбе Кавказа, судьбе России, судьбе человечества.
Это другое, с обсуждения которого я хочу начать свой разговор, носит малоприятный и донельзя конкретный характер.
Пашинян является последовательным проводником интересов американо-британо-турецко-азербайджанского политического консорциума. Все слагаемые этого консорциума (я подчеркиваю, именно все) вовлекли господина Пашиняна в обязательные отношения задолго до того, как он стал премьер-министром Армении.
Консорциум, организовавший в Армении оранжевую революцию, приведшую к власти Пашиняна, твердо знал, что Пашинян должен выполнить одну задачу консорциума. Он должен обеспечить сдачу Карабаха, причем в наиболее бесстыдном варианте, порождающем, помимо этой сдачи, еще и глубочайшее уныние армянского народа ― уныние, граничащее со сломом нации.
Еще проклиная коррумпированную власть, спасти от которой нужно нещадно эксплуатируемый этой властью народ, Пашинян знал, что он должен решить задачу, поставленную перед ним вышеназванным консорциумом, и что ничего другого он делать не должен.
Придя к власти, Пашинян не расставлял ключевые кадры самостоятельно. Он расставлял их по указанию консорциума.
Прочность и конкретность связей Пашиняна с каждым из элементов консорциума очень велика. Пашинян — марионетка консорциума. И он стал выступать в таком качестве не после катастрофы в Карабахе. Он стал этой марионеткой, предельно ведомой, зависимой, послушной и преисполненной ненависти к своему народу, ЗАДОЛГО ДО ТОГО, КАК ВЫДВИНУЛСЯ НА ПОЛИТИЧЕСКУЮ АВАНСЦЕНУ. Именно консорциум и выдвигал, причем поэтапно, Пашиняна на эту самую авансцену. И с каждым приближением Пашиняна к авансцене консорциум наращивал зависимость Пашиняна. Подчеркиваю, это делали сразу все четыре элемента данного консорциума.
Пашинян по сути робот консорциума, его политическое изделие. Поведение Пашиняна задается данным обстоятельством еще в большей степени, чем темным злобным безумием.
Пашинян не может отказать консорциуму. Это первое.
Пашинян верит в силу консорциума. Это второе.
Пашинян знает, что консорциум привлек к реализации своих целей не его одного. Что у консорциума есть разветвленная агентура в армянском обществе. И что эта агентура по приказу консорциума будет поддерживать Пашиняна.
Пашинян знает также, что, помимо прямой агентуры консорциума (криминально-бюрократической, интеллигентской, предпринимательской и иной), есть еще и определенный слой армянского общества, готовый ориентироваться на этот консорциум не по агентурным соображениям, а в силу позывов своего поганого сердца. Да, Пашинян преувеличивает силу этого слоя, но стоит ли нам ее преуменьшать?
И, наконец, Пашинян знает, что в случае провала консорциум, может быть, его спасет. А может быть, нет. Но в случае, если Пашинян откажется выполнять указания консорциума, участь его будет ужасна. Поэтому Пашинян готов даже рисковать, потому что одно дело ― риск в условиях выполнения задания консорциума, а другое — неминуемая гибель в случае отказа от выполнения этого задания.
Пашинян ничем не руководит. Руководит консорциум. Этот консорциум создал нужную ему Армению. То есть оккупировал ее, превратил в свою колонию. Консорциум гордится тем, как блестяще он выполнил данную задачу, одурачив армянский народ. Консорциум считает Армению своей добычей. Это не первая добыча консорциума, и не десятая, и даже не сотая. И никогда консорциум просто так из своих когтей добычу не выпускал.
Спросят, а как же армия, как же церковь, как же Академия наук, как же обширные слои антипашиняновской интеллигенции и, наконец, народные массы? Почему консорциум их выпустил из своих когтей?
Во-первых, потому что консорциум не всесилен и не может, прошу прощения, завербовать всё армянское население. И вербовщиков не хватит, и с деньгами возникнут проблемы, и, между прочим, есть немалая категория, именуемая «невербуемые».
А во-вторых, сама по себе вербовка, даже в сочетании с так называемой косвенной вербовкой, она же — управление по мотивациям, не исчерпывает собой армянский сюжет. Как не исчерпывает она и сюжет с консорциумом, лишь одной из жертв которого является крохотная Армения.
Консорциум делает ставку не только на своих приверженцев, но и на некое политическое русло, в котором с давних пор текут интересующие его процессы. Что же это за русло?
Надрывные восхваления величия древнего армянского или древнего грузинского государства (восхваления древнего азербайджанского государства очевидным образом подменяются восхвалением Турана) не имеют решающей роли в формировании этого русла. Конечно, были великие периоды в древней истории Армении и Грузии. И замечательно, что народы помнят об этом величии. Далеко не всем постсоветским народам есть что помнить. Поэтому те, кому нечего помнить (в отличие от Армении и Грузии), нечто выдумывают: наиболее яркий пример — Украина.
А как прикажете обеспечивать псевдосуверенную жизнь без подобных выдумок?!
Но и отнюдь не выдуманная священная правда того же Вардананка (читатель позволит мне сфокусироваться на Армении и не обсуждать Грузию Давида Строителя или царицы Тамары при том, что там речь тоже идет об исторической правде) не может сформировать русло сегодняшней национальной жизни Армении. Или точнее, лишь частично может повлиять на формирование этого русла.
Горькая правда армянской истории в том, что веками народ находился или под властью турок, или под властью персов. И те, и другие достаточно беспощадно истребляли армянский народ, который героически сохранял, отстаивал свое христианство. И каким-то образом ухитрился не потушить огонь народной жизни и сопротивления в эпоху оккупации. Притом что эпоха эта длилась столетиями. И турки, и персы размышляли, что именно им делать с армянским народом. Вырезать его полностью или частично, поработить напрямую или с помощью каких-то полуколониальных администраций?
В любом случае речь шла о раздавливаемом народе, который чудом как-то уцелел. Но именно чудом и как-то.
Потом народ дождался прихода русских. При русских стало легче. Потому что ткань российской державности, сплетенная из разноплеменных и разноконфесиональных нитей и имеющая русскую основу, в большей или меньшей степени определялась христианским содержанием основного, русского, народа. А раз так, то христианские ниточки в чем-то обладали приоритетом, в общем-то достаточно скромным, но ощутимым. Идея глубоко раздавить или уничтожить армянский народ, исповедующий христианство, была близка сердцу турок и персов, но ни в малейшей степени не разделялась русской властью, которая и ислам, и буддизм вплетала в ткань державности достаточно охотно. Но христиан ценила всё-таки чуть больше.
А воюя с Османской империей, еще и размышляла о том, не разыграть ли против этой империи карту армянской памяти о великодержавном прошлом (о Карсе, Эрзеруме и прочем). Но никакой армянской государственности в русскую эпоху тоже не было и в помине. Была Эриванская губерния, в которой армянам жилось лучше, чем при турках или персах. Но и не более того.
Армянская государственность, в актуальное историческое время важная для формирования актуальной идентичности народа, сформировалась только в советскую эпоху. Армянские националисты могут искренне или лукаво страдать по поводу того, что проклятые большевики подыграли Кемалю Ататюрку, что большевистский демонтаж Российской Империи лишил Армению ближневосточных территорий, которые якобы ей достались бы при разделе Турции, рыдания по этому поводу олицетворяются горой Арарат на гербе советской Армении. Они составляют, как и память о чудовищном турецком геноциде, существенную часть армянского «духовного капитала», но, повторяю, актуальную армянскую государственность создал Ленин, проклинаемый армянскими националистами. Именно он поручил Мясникяну приводить полууничтоженный на тот момент армянский народ в состояние, которое необходимо народу, обретшему свою государственность.
Эту великую работу осуществляла компартия Армении при поддержке всех народов СССР и прежде всего русского народа. Армянская ССР стала первым в актуальной истории Армении (о ее древней истории я уже сказал) государством армянского народа. Можно было сколько угодно ныть по поводу того, что территория этого государства меньше, чем территория Великой Армении, видевшейся кому-то в великодержавных снах. Но сны — это одно, а реальность — совсем другое. Армянский народ вместе с другими народами СССР строил свое великое будущее, он является одним из народов-победителей в Великой Отечественной войне, он дал стране Советов великих военных, ученых, писателей, композиторов, художников и так далее. И ничего большего в реальности армянский народ иметь не мог. Армянская ССР была его историческим государственным максимумом.
Я не хочу сказать, что СССР развалился по вине Армении, но в совокупной народной вине армянская вина занимает немалое место. И, конечно же, имя этой вины — и движение «Карабах», и так называемый суверенитет Армении, возникший еще до полного обрушения СССР. Да, именно до полного обрушения СССР! Потому что Республика Армения была оформлена врагами советской государственности достаточно рано — аж 23 августа 1990 года. И я до смертного часа запомню подлую улыбку Левона Тер-Петросяна, сказавшего: «Союз мертв».
На что рассчитывала Армения, осуществляя этот самоубийственный выход из той единственной общности, которая позволяла ей делать то, что и именуется стратегическим державным деланием — сберегать и развивать свой народ? Кто и чем ее мотивировал на это самоубийство? Почему это самоубийство до сих пор продолжается?
В первом приближении, конечно же, сыграл роль всё тот же консорциум, в котором тогда Турция и Азербайджан еще не занимали такого почетного места. Но нельзя же всё сводить к этому.
Веками отношения армянского христианского народа и тех мусульман, условного Азербайджана, которые и тяготели к туркам, и отличались от них (азербайджанцы — шииты, а турки — сунниты), были очень непростыми. Они стали особо непростыми в эпоху умирания Османской империи. Не только Энвер-паша (дух которого, как недавно было сказано, «должна успокоить» победа над Арменией) и другие собственно турецкие лидеры организовывали тот геноцид армян, который турки упорно отрицают, вопреки очевидности. Азербайджанцы здесь тоже поучаствовали как на стороне Турции, так и от собственного лица.
Эти армянские кровопускания могла не допускать только Российская Империя, считавшая и армян, и азербайджанцев своими подданными. Ну, а потом — Советский Союз, по той же причине, дополняемой коммунистической идеологией братства народов. Превратились ли в советский период армяно-азербайджанские отношения в идиллию? Нет, конечно.
В Советском Союзе армяне и азербайджанцы продолжали жить, храня потаенную враждебность. Но эта враждебность была потаенной. Если бы при Сталине кто-то попробовал устроить даже небольшой армяно-азербайджанский конфликт, то все устроители были бы расстреляны или сгинули в ГУЛАГе.
Осознание этого обстоятельства гарантировало некое сосуществование некомплиментарных народов, хранивших взаимные обиды и претензии. Только советская сверхдержавность не давала превратиться этим обидам в новые беспощадные кровавые конфликты.
В приходе Михаила Горбачева все периферийные народы, и прежде всего армяне и азербайджанцы, ощутили некоторые угрозы и возможности намного раньше остальных советских людей. Это смутное ощущение стало приобретать более отчетливый характер после того, как армян начали резать в Сумгаите. Кто именно там резал армян — азербайджанские уголовники или международные солдаты удачи, связанные с одной нефтяной компанией и «Серыми волками», а также с консорциумом, или те и другие вместе, — это вопрос, который надо обсуждать отдельно. Но то, что Горбачев, в отличие от Сталина, не расстрелял погромщиков, а их надо было именно расстреливать и немедленно, было воспринято наиболее чуткой частью армян и азербайджанцев как сигнал опасности и одновременно как шанс на осуществление безумных суверенизаторских вожделений.
Почему Сумгаит был воспринят как такой сигнал? Потому что было сказано: «Раз союзный центр слабеет, то вскоре Армении и Азербайджану придется выяснять отношения без его посредничества, и как же мы тогда их будем выяснять?»
Основным препятствием на пути этого выяснения тогдашние властители армянских и азербайджанских умов сочли некомпактность населения на тех территориях, которые должны были при дальнейшем отступлении Горбачева превращаться в самостоятельные государства. Очень большое число азербайджанцев проживало в Армении. И очень большое число армян проживало в Азербайджане. Обращая внимание на этот факт, властители умов прикидывали: «А как же мы завтра будем воевать при таком пятнистом распределении населения? Надо бы эту пятнистость по крайней мере приуменьшить». А как ее приуменьшить? Только организовывая совместные сгоны с земель, перебрасывая большие массивы армян из Азербайджана в Армению и такие же массивы азербайджанцев из Армении в Азербайджан. Это и было сделано.
И когда сегодня стороны кивают друг на друга и обвиняют друг друга в фашизме, то мы сталкиваемся с фундаментальной нечестностью, которая, как я уверен, разлагает изнутри оба народа. И превратит их нынешнее — по мне так и сейчас псевдосуверенное — существование в ту безгосударственность, которая была им веками свойственна. При этом азербайджанцы рассчитывают, что они станут новой высокоприоритетной частью Турции или, точнее, нового Великого Турана. А на что рассчитывают армяне — вообще непонятно. Потому что Иран проснется отнюдь не скоро. И будет осторожничать в вопросе об Азербайджане, который для него является крайне болезненным (слишком много азербайджанцев живет в Иране). А Турция не станет оставлять армян живыми, так что даже в виде рабов они в этом самом новом Туране пребывать не будут. Этого и турки не захотят, а азербайджанцы — тем более.
Что же разлагает изнутри псевдосуверенные народы, пролившие большую кровь и принесшие большую беду друг другу, исходя из принципа уменьшения «пятнистости» псевдосуверенных территорий? Сгоняли ведь сотни тысяч невинных людей и азербайджанцы, и армяне.
Я лично видел этих согнанных и никогда не забуду их лица. Я написал об этом сразу, по горячим следам, в конце 1980-х годов, когда это происходило. И сразу же оказался объектом, скажем так, крайнего неприятия и со стороны азербайджанцев, и со стороны армян. Причем армяне негодовали даже больше: «Мол, как же это так, человек с такой фамилией, а проявляет к нам некомплиментарность».
Во-первых, я считал, что именно фамилия меня к этому и обязывает.
А во-вторых, моя некомплиментарность не имела никакого отношения к армянскому или азербайджанскому народам. Я требовал введения военного положения на всей территории Армении и Азербайджана и безжалостного расстрела как преступников, сгоняющих мирных людей с мест их проживания, так и тех, кто стоял за спиной этих преступников. А за спиной их стояли местные ставленники всё того же консорциума. И это было совершенно очевидно.
Мое особое негодование по отношению к армянским кругам, ведомым консорциумом, было связано с элементарным непониманием, чего хотят эти армянские круги. Понятно, что азербайджанцы хотят войти в Туран, покинув тонущий СССР (кстати, они это покидание осуществляли несколько тоньше и деликатнее, чем армяне, что располагало к ним Центр). Но армяне-то чего хотят? Оказаться в туранском море? Получить защиту от Ирана вместе с возвращением к статусу Эриванского ханства? Какого им рожна нужно?
Мне на это отвечали, что у армян есть одна светлая мечта и имя ей — Карабах. Что ж, у Карабаха были основания для того, чтобы выпрыгнуть, как ошпаренному, из азербайджанского государства, уже не связанного уздой советского центра. Потому что и при наличии этого центра армян в Карабахе и в других населенных армянами районах сильно прессовали азербайджанцы, потому что творилась несправедливость не только в Карабахе, но и в Кировабаде, и Дашкесане, и в населенных армянами селах, откуда уже выдавили массу жителей. Потому что освобождение Азербайджана от узды союзного центра обернулось бакинским погромом и так далее.
Так что бурная реакция Карабаха — армянского анклава на азербайджанской территории, была объяснима в силу предчувствия распада Советского государства и страшных обстоятельств, сопровождавших этот распад.
Но есть еще одно важнейшее обстоятельство, которое сегодня пытаются обнулить очень и очень многие. При том, что его обнуление ставит в сложнейшее положение прежде всего Российскую Федерацию. Это обстоятельство — суть пресловутое право наций на самоопределение вплоть до отделения. Большевикам непрерывно вменяется в вину закладывание в фундамент СССР этой мины замедленного действия. Никто при этом не говорит, что Российская Империя распалась, хотя никакого права наций на самоопределение в ее фундамент заложено не было. Никто не говорит о том, что аналогичным образом распались Османская и Австро-Венгерская империи, распаду которых не помешало опять же отсутствие права наций на самоопределение. И так далее вплоть до нынешних (шотландских и иных) проблем туманного Альбиона.
И, конечно же, право наций на самоопределение было использовано при распаде СССР. А поскольку этот распад повлек чудовищные последствия, то фактор, использованный для распада, нельзя не считать крайне негативным. Но негативность этого фактора была серьезнейшим образом смягчена принятием закона о выходе союзных республик из СССР. Закон о порядке выхода союзных республик из СССР был принят 3 апреля 1990 года. Внимательное прочтение этого закона говорит о том, что ни одна из республик, включая прибалтийские, никогда не вышла бы из СССР при соблюдении данного закона. Потому что пришлось бы давать возможность выхода из себя и отдельным частям союзной республики, превращаемой в национальное государство, и потому что экономические условия выхода были крайне затруднены и так далее.
Поэтому у Советского государства в эпоху его демократизации, в эпоху наличия легитимной выборной власти, притом что выборы были свободными и многопартийными, всё же был инструмент самосохранения, которого не имели ни Российская Империя, ни Османская империя, ни Австро-Венгрия.
Да, горбачевский СССР совершил много ошибок и преступлений. Да, он функционировал в условиях демократии, как корова на льду. Но этот закон многое компенсировал в том, что тогда творилось. Он был относительно светлым пятном в горбачевской темной реальности. И у Российской Федерации сегодня, в условиях нарастающих претензий из-за Крыма и Донбасса, и нарастающей необходимости защищаться от «натовизации» сопредельных территорий, есть один неубиенный правовой ход — апелляция к этому Закону о выходе и к преступности Беловежских соглашений. Потому что не может быть никаких объяснений тому, что некое действие под названием ГКЧП, в худшем случае оцениваемое как военный путч (я-то, конечно, так не считаю), могло обрушить советскую законную демократическую государственность, подкрепленную демократическим же референдумом о сохранении СССР. Я-то считаю ГКЧПистов достойными людьми, проявившими недостойную слабость. Но пусть кто-то считает их исчадиями ада — это ничего не меняет в существе ситуации. Съезд народных депутатов СССР не имел права самораспуститься. Верховный Совет не имел права самоустраниться. Республики должны были выходить на основе Закона о выходе, демократически принятого демократической властью. А это значит, что ни Крым, ни Донбасс, ни Приднестровье, ни Карабах, ни очень многие другие территории никогда бы при законной трансформации СССР не остались в составе тех союзных республик, которые решили превращаться в национальные государства. Когда подобная проблема возникла в Канаде, то было сказано: если делима Канада, то делим и Квебек. Так и тут логично одно: если делим СССР, то делим и Азербайджан. Если делим СССР, то делима и Украина. И так далее, со всеми остановками. То, о чем я сейчас говорю, не вопрос прошлого, а вопрос будущего и исторической судьбы России.
Карабах выходил из Азербайджана на основе Закона о выходе союзных республик из состава СССР! То же самое делало Приднестровье. И этот процесс надо было довести до конца. А мерзавцев, сгоняющих людей с мест их проживания, повторяю, расстрелять.
Народам СССР удалось замутить голову так, что подобная практика оказалась невозможной. Почему это удалось сделать? Потому что именно такое замутнение позволяло тогдашнему консорциуму осуществить его тогдашние цели.
Кстати, тогда консорциум был как бы за Карабах. Дело не в баронессе Кокс, к которой обычно апеллируют. Она-то как раз была человеком довольно беспомощным и слабо ориентирующимся в ситуации. Но была британская разведка, уже схватившая Азербайджан мертвой хваткой. Была компания British Petroleum. Были спецнефтяные консорциумы с турецким участием. И были армяне, плотно включенные в консорциум и до поры до времени надрывно оравшие о своей любви к Карабаху. Они сдали Карабах сразу же после того, как реализовали цели консорциума по разрушению СССР. Армянская элита раскололась по вопросу о Карабахе уже в 1992 году. И тогда уже консорциум сказал, что карабахская карта отыграна.
У тогдашней армянской элиты не хватило в то время подлости для одномоментной сдачи Карабаха. Эта сдача была отложена на потом. Была сделана ставка на то, что армянское общество будет омещаниваться, деградировать и накапливать в каких-то своих частях предательскую подлость. Армянская Советская Социалистическая Республика была неизмеримо более полноценным восходящим армянским государством, чем постсоветская Армения 1991 года. А постепенно и в силу заданного русла Армения опаскудивалась (извините за это слово) всё больше — и доопаскудилась до Пашиняна.
Консорциум делает ставку на эту опаскудившуюся часть Армении и на штурмовиков, купленных на деньги консорциума, а также на свою прямую агентуру. Отсюда демоническая наглость Пашиняна. А на что делает ставку другая часть армянского общества? Что она сделает с «народом консорциума» (Пашинян любит называть это «весь народ»), являющимся частью армянского народа? Понятно, что консорциум сделает с Арменией — он ее ликвидирует. А противники-то консорциума на что готовы и что могут? Какова их цель? Понимают ли они, как трудно будет выбраться из лап консорциума, который, даже сдав Пашиняна, разыграет аналогичную карту или будет бесконечно дробить армянское общество. Понимают ли силы, стремящиеся к спасению армянского народа, что им придется вычищать не отдельных лиц, а сущность этого «народа консорциума»?
Меня спросят: «Относите ли вы этот вопрос только к армянам?» Отвечаю. Конечно нет! Если бы это относилось только к армянам, то этой статьи бы не было. Но, согласитесь, Армения всё-таки очень яркий и поучительный пример для тех, кто хочет чему-нибудь научиться на своих и чужих ошибках.
https://rossaprimavera.ru/article/c3b17bff
08.01.2021 Новогоднее обращение Сергея Кургиняна 31 декабря 2020 года
Под каким знаком зреют темные псевдо-ковидные дела в двадцать первом столетии?
Дорогие товарищи, друзья! Столкнувшись с новой напастью под названием COVID-19, обнаружив, что эта напасть используется очень крупными силами для сооружения очень крупного зла, граждане нашей страны, конечно, немного поскучнели, но продолжают с невиданным упорством превращать Новый год в повод для экстатического долговременного шопинга и кратких пищевых обременений за новогодним столом.
Лично у меня это вызывает сложные чувства.
С одной стороны, конечно, имеет место печально-экстатическое безумие.
А с другой стороны, в этом безумии есть что-то от неукротимой жизненной силы, остатки которой сохраняются жителями современной России и, как я убежден, используются не по назначению. Но хоть есть что использовать!
То, что используются не по назначению (таково мое сугубо частное и ни к чему никого не обязывающее мнение), — это, как мне кажется, плохо.
А то, что остатки-то эти есть, есть что использовать, — это хорошо.
Россию потому и боятся, что в ее гражданах эти остатки жизненной силы явным образом существуют. И неизвестно, как они будут в условиях ухудшения ситуации — а оно грядет — а) сгруппированы и б) использованы. Что воскреснет, что усилится, а что однозначно растворится в пучине новых мрачных времен?
Поэтому давайте в эту новогоднюю ночь объединим неприятие стандартного перевозбудительного и перепотребительного поведения (адресуюсь к тем, кто ориентирован на мою позицию) и надежду на жизненную силу нашего народа, которая должна радовать даже тогда, когда она используется не лучшим образом. И давайте собственные-то жизненные силы мобилизуем! Да здравствует солнце, да скроется тьма!
Соединив таким образом скорбь по поводу наползающей погибели и надежду на преодоление оной, давайте найдем свой стиль празднования Нового года. Потому что отсутствие праздника — это знак капитуляции.
Но что такое праздник вообще и Новый год в частности?
Это выпадение из суеты повседневности ради встречи с чем-то неповседневным. У каждого свои встречи, но наша общая встреча — это встреча с развернувшимся, наконец, по-настоящему XXI столетием.
Оно разворачивалось долго. И кому-то казалось, что, может быть, и не будет предсказанного мрачного разворота. Но он состоялся, и вряд ли стоит считать, что явленная в этом развороте пакость будет в дальнейшем свернута. Нет, конечно же, она будет нарастать. Но что это за пакость, навевающая недопустимое уныние на слабых духом людей и требующая силы духа от тех, кто не хочет этому унынию поддаваться и ищет ответ на вызов мрака?
Единственный способ, позволяющий понять процессы в тот момент, когда они еще только начинают складываться (а лик XXI столетия только-только начинает складываться) — это обращение к собственной культуре и ее пророческому потенциалу.
Если мы, с одной стороны, хотим что-то праздновать в столь мрачной ситуации (а мы этого хотим!), а с другой стороны, не поддаемся примитивному раблезианскому формату празднования, то почему бы нам не соприкоснуться в праздничный момент с культурой иначе, чем мы это делаем в рамках многотрудной обыденности?
Позвольте мне посвятить данное предновогоднее поздравление именно этому. Ибо такова специфика данного года.
Осмысливая девятнадцатый век, Александр Блок писал:
Век девятнадцатый, железный,
Воистину жестокий век!
Тобою в мрак ночной, беззвездный
Беспечный брошен человек!
Тут каждое слово на вес золота. И мраку найдено правильное название — беззвездный, и человеку, который в этот мрак брошен. Человек этот не зря назван беспечным. Вряд ли стоит отмахиваться от такой характеристики в том, что касается нашей эпохи. Ведь именно эта беспечность позволила врагу человечества так сильно разобраться с нами и в годы перестройки, и потом, и сейчас позволяет ему крутить свои темные игры.
И в перестройке, и в том, что за ней воспоследовало, и в том, что уже маячит на горизонте в виде нового мрака, решающее значение будет иметь именно человеческая беспечность и альтернатива этой беспечности — человеческая серьезность. Что возобладает? В зависимости от этого результат будет разным.
Давая далее описание девятнадцатого века, соединившего в себе мягкое, но безжалостное удушение человека и человеческую беспечность (а наш-то век не таков ли?), Блок в конце этого описания характеризует свой век так:
Век буржуазного богатства
(Растущего незримо зла!).
Под знаком равенства и братства
Здесь зрели темные дела…
Под каким знаком зреют темные псевдо-ковидные дела в двадцать первом столетии? И зреют ли они? Неужели мы до сих пор не видим, что зреют, и не можем как-то соотнести себя с тем пророчеством, которое я зачитываю? Ведь тогда-то все темные дела зрели, но потом были развеяны — и державу удалось сохранить, и нацизм победить, правда?
Итак, эти темные дела сейчас зреют. Но для того чтобы увидеть, как они зреют, нужна человеческая зрячесть. А готово ли сегодня человечество понять, что под знаком ковида (я ничего не хочу сказать о болезни, я говорю о ее использовании) зреют именно очень темные дела, темные в полном и окончательном значении этого слова?
Описав, как именно зреют темные дела в том столетии, которое для него было эпохой жизненного старта, Блок задается главным вопросом, касающимся этого самого беспечного человека. Он спрашивает себя и других: «А человек, человек-то что?» И мы, вглядываясь в наших современников, спрашиваем себя: «А человек-то что?»
Блок констатирует:
А человек? — он жил безвольно:
Не он — машины, города…
Будет ли человек и далее жить безвольно? Тогда двадцать первый век очень плохо кончится.
А дальше Блок говорит нечто, имеющее прямое отношение к нам:
«Жизнь» так бескровно и безбольно
Пытала дух, как никогда…
И тут опять каждое слово — как путеводная звезда к пониманию сегодняшней эпохи, в которую пытка духа покамест, например, для относительно благополучных граждан Москвы является как бы бескровной и безбольной. Я не могу сказать это про Донбасс или Карабах. Но здесь-то, в этом городе Москве, который кичится своим богатством, очень относительным и очень неравномерно распределенным между слоями населения, эта самая «жизнь» является пока пыткой бескровной и безбольной.
Повторяю: пока.
Далее Блок переходит к сокровенному смыслу описанного:
Но тот, кто двигал, управляя
Марионетками всех стран, —
Тот знал, что делал, насылая
Гуманистический туман…
И вот тут перед каждым, кто переживает ковидную эпопею и всё остальное, встает вопрос о том, есть ли тот, кто двигает, «управляя, марионетками всех стран». Между прочим, от ответа на этот вопрос зависит всё, включая бытовое поведение каждого из тех, кто познакомится с этим моим выступлением. Как вести себя дальше при нарастании этих тенденций?
Переходя от девятнадцатого века к двадцатому, — то есть осуществляя то, что всем нам надо сделать, переходя от нашего советского прошлого в нынешнюю эпоху, — Блок утверждает, что эта эпоха стала еще мрачнее. Сказав, что она стала «бездомней» (очень точное слово, правда? Вроде всех заперли по домам, только дома, в которых заперли, перестали быть домами и стали тюрьмами. — Я имею в виду эпоху локдауна у нас и во всем мире), сказав, что еще страшнее стала мгла жизни (а разве она не стала сейчас для нас еще мрачнее? и разве это не мгла — всё, что мы лицезреем?), — Блок далее говорит:
(Еще чернее и огромней
Тень Люциферова крыла).
Блок не монах и не священник, он деятель культуры. Но он понимает, что говорит.
Охарактеризовав эту тень, Блок задается тем вопросом, который нас всех волнует сейчас больше всего. Спрашивая сначала себя о том, что происходит с человеком в этих, еще более мрачных условиях, Блок потом задает от своего лица — от лица поэта, он имеет на это право — тот же вопрос человечеству.
Какие огненные дали
Открылись взору твоему? —
спрашивает поэт человека.
Давайте в этот праздничный день спросим себя, открылись ли нам какие-нибудь «огненные дали»? Да, времена суровые! Но почему бы в суровые времена не открыться огненным далям? Если они не открываются, то, может, мы не дорабатываем? Времена-то вроде за нас дорабатывают, являя нам суровость. А мы?
Итак, почему бы не открыться огненным далям в суровой ситуации, именно они в этой ситуации и должны открываться! И в этом единственное счастье. Ведь в том-то и надежда, что суровость ситуации будет изгонять беспечность из душ и открывать им огненные дали. Потому что именно беспечность и суетливость закрывают эти дали от нас.
Эти огненные дали могут открыться в том числе и в момент новогоднего праздника, который является счастливым моментом выпадения из обременительной повседневности. Они могут открыться очень просто: дружеской улыбкой, спетой песней, откровенным разговором, какой-то роскошью человеческого общения.
Желаю всем, кто слушал это поздравление, чтобы такие моменты открытия огненных далей — за счет встречи с музыкой или с любимым кинообразом, или с любимой книгой, а главное, с любимыми людьми! — посетили их души. Это, повторяю, единственное человеческое счастье. И речь идет зачастую о самых наипростейших и всё равно бесконечно ценных вещах. Может, потому они и ценные, что наипростейшие.
Заверяю всех, кто разделяет мою веру в подобное, что здесь, в Александровском, где я зачитываю это новогоднее поздравление, мы будем стремиться именно к тому, чтобы огненные дали открылись. Пусть, повторяю, простейшими, незатейливыми, радостно-праздничными способами.
И я уверен, что мы добьемся результата. То есть мы еще больше сплотимся, мы еще что-то поймем по поводу нашего пути. Мы еще больше укрепимся верой в необходимость идти этим путем и в то, что идти этим путем — это счастье. Мы еще больше преисполнимся энергией для того, чтобы этим путем следовать. Мы оглянемся назад и посмотрим, сколько мы уже прошли. А потом мы заглянем вперед и увидим, сколько еще предстоит и как за этим предстоящим открываются огненные дали.
Желаю всем остальным того же самого. Всем — сообразно их человеческим желаниям и ожиданиям.
Да здравствует солнце, да скроется тьма!
Да здравствуют звезды, да сгинет беззвездный мрак!
Да здравствует надежда и вера, да сгинут бессилие и уныние!
С Новым годом, товарищи! С новым счастьем!
До встречи в СССР!
https://rossaprimavera.ru/article/55823977