Смысл Игры 2020_2

2020  июль - октябрь.  Аналитика событий в России и мире

21.08.2020 Смысл игры 152
Куда ковид ведет человечество и кто делает ГМО из человека. Кургинян о коронавирусе, 12 серия.
10.08.2020 Смысл игры 151
Самоизоляция и карантин спасают или убивают? Кургинян о коронавирусе, 11 серия.

23.07.2020 Смысл игры 150

Троцкизм и неоконсерватизм в США как творцы нынешнего кризиса. Кургинян о коронавирусе — 10 серия

10.07.2020 Смысл игры 149

Ковид и геополитика: Путин и Трамп — что общего и кто победит? Кургинян о коронавирусе — 9 серия

07.07.2020 Смысл игры 148

Поправки в Конституцию РФ и новая холодная война — Россия готова? Кургинян о коронавирусе — 8 серия

25.06.2020 Смысл игры 147

Кургинян: коронавирус — его цель, авторы и хозяева. 7 серия: карантин как трансформация общества

 

21.08.2020 Смысл игры 152

 

Куда ковид ведет человечество и кто делает ГМО из человека. Кургинян о коронавирусе, 12 серия.

 00:00 — Заставка
00:12 — только ли мировое господство США нужно «идеологам» пандемии коронавируса?
01:17 — редактирование генома растения, животного… человека?
08:30 — хотят ли ковид использовать только для трансформации образа жизни человека или речь идет о генной трансформации самого человека?
13:19 — генно-модифицированные дети в Китае: кто провел преступный эксперимент и как на него отреагировали?
26:32 — США пошли дальше Китая и создали более эффективное редактирование генома
36:02 — кто выбрал Китай в качестве площадки для эксперимента?
39:31 — Вернер фон Браун, гуру полномасштабной, оккультной реставрации нацизма через США
46:36 — очень важное слагаемое порабощения человечества с помощью редактирования человеческого генома
54:07 — кто создавал «бесконечные возможности» для будущей генной модификации людей
01:08:03 — настоящий субъект и нобелевские лауреаты, защитившие генно-модифицированную продукцию
01:20:11 — как Washington Post выступил на стороне модификации генов
01:26:22 — ответ представителя Гринпис нобелевским лауреатам
01:29:50 — последствия эксперимента по генной модификации детей
Лидер движения «Суть времени», философ и политолог Сергей Кургинян задается вопросом: что стоит за «ковидной» эпопеей, если рассмотреть ее с позиции тех идеологов, которые делали ставку на масштабное трансформирующее событие? Идет ли речь только об усилении могущества США, о котором говорили такие идеологи? Или же речь о чем-то гораздо более фундаментальном?
Кургинян описывает, как во второй половине 1980-х ученые обнаружили некую закономерность – повторяющиеся элементы в клеточных геномах. Спустя пару десятилетий работа по изучению этой закономерности дала результат, подобный разработке технологии создания атомной бомбы. Так родилась методика CRISPR-Cas, ставшая новым словом и самым удобным решением в том, что называется редактированием геномов.
Возникает резонный вопрос – причем здесь ковид? Кургинян считает, что если трансформационное давление на человека осуществляют со стороны экономики и через изменение общества, то почему наступление на человека не повести с другой стороны – так сказать, изнутри самого человека? Тем более, что все технологии к такому заходу уже есть, и остается только снять моральные запреты. Их и снимают!
CRISPR-технология недолго оставалась инструментом для экспериментов лишь с растениями и животными: в ноябре 2018 года китайский ученый Хе Цзянькуй провел эксперимент, итогом которого стало появление на свет первых генно-модифицированных людей – близняшек Лулу и Нана. По словам Хе, он хотел изменить их геном так, чтобы их обладатели были навсегда избавлены от риска заразиться ВИЧ. От чего ещё попутно избавил прыткий экспериментатор генетически отредактированных им детей, пока неизвестно – их состояние не афишируется. Но многие ученые, резко отреагировав на сообщение об этом эксперименте, заявили о вероятности непредсказуемых нецелевых изменений.
Эксперимент поднял волну критики в обществе и научной среде. Спустя год, в декабре 2019-го, Хе Цзянькуй был осужден на трехлетний срок и штраф. Но начало генным экспериментам над людьми оказалось положено. Хотя сам ученый утверждает, что действовал на свой страх и риск – и на собственные средства, есть серьезные основания полагать, что Хе Хзянькуй – не самостоятельная фигура. Кто же стоит за этим экспериментом?
Кургинян подробнейшим образом разбирает связи китайского экспериментатора. От непосредственного куратора Хе Цзянькуя – американского ученого Майкла Дима из Университета Райса – протягивается нить ко множеству масштабных фигур, структур и могущественных корпораций, ряд из которых известны по прошлым выпускам передачи как сильно замаравшиеся в фашистских делах.
Участником данной истории является и Вернер фон Браун – нацистский преступник, вывезенный в США и занимавшийся здесь отнюдь не только конструированием ракет, но и созданием американской редакции фашизма. И семейство Хаксли, один из наиболее безобидных представителей которой, писатель Олдос Хаксли, фактически озвучивал то, над чем реально работали его родичи – биологи, генетики.
Кургинян расшифровывает действия тех, кто ведет мир к генно-модифицированному человечеству. Зачем в 2016 году более ста нобелевских лауреатов с помпой выступили в защиту «золотого риса»? Почему этому небезусловному и достаточно мелкому начинанию была оказана такая поддержка?
Сначала речь идет о далеко не безопасной генно-модифицированной сельскохозяйственной продукции. Потом – о генно-модифицированной продукции животноводства. А потом речь начинает идти о генно-модифицированных людях, о редактировании их их генома.

Суть времени

 

02.10.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть XII

Что касается редактирования генома растений или генома животных, то тут всё разворачивается полным ходом. И чемпионом в том, что касается этого направления, на котором базируется вся индустрия ГМО, является та самая компания Monsanto, которую мы обсуждали в связи с господином Гейтсом

Только ли укрепление господства США в XXI столетии является задачей тех идеологов трансформации, которые вознамерились превратить COVID-19 в то, что они именуют трансформационным или трансформирующим событием? Или же эти идеологи замахиваются на нечто большее?

Для того чтобы ответить на этот вопрос, мне придется обсудить одну, на первый взгляд чересчур специальную, сугубо научную проблему, без обсуждения которой мы не сможем получить ответ на волнующий нас вопрос о судьбе человечества в XXI столетии.

Между тем ковидная проблематика, как мы убедились, имеет именно такой судьбоносный характер. Это лежит на весах. Ну, а раз так, то придется заняться судьбоносными проблемами, лишь на первый взгляд являющимися узкопрофессиональными. Начнем сейчас с узкопрофессионального и тут же перейдем к чему-то резко более существенному и имеющему гораздо более общий характер. Но вначале вот это, узкопрофессиональное.

В 1987 году группа японских ученых, возглавляемая выдающимся молекулярным биологом Ёсиздуми Исино, столкнулась при изучении бактерии кишечной палочки (по латыни она именуется Escherichia coli — сокращенно E. coli) с тем, что в геноме этой бактерии есть повторяющиеся элементы, разделенные неповторяющимися последовательностями.

В 1989 году ученые, соратники Исино, опубликовали статью, в которой осмыслили существенность обнаруженного явления и его несводимость к тому частному случаю, который ими исследовался.

Микробиологи обсуждают, были ли тут японцы первооткрывателями или нечто аналогичное чуть раньше было обнаружено учеными из Калифорнийского университета в Беркли, работавшими вместе со своими шотландскими коллегами. Но все микробиологи согласны в том, что наиболее весомый вклад в изучение обсуждаемого нами феномена повторяемости внес испанский микробиолог Франсиско Хуан Мартинес Мохика.

Франсиско Мохика занимался не изучением генома бактерий кишечной палочки, как его японские предшественники, а изучением не имеющих ядра одноклеточных организмов, именуемых археями. Он изучал геном средиземноморских архей под названием Haloferax mediterranei. Галофераксы относятся к группе галофильных архей, которые формируют очень мощные популяции микробов в гиперсоленых средах, таких как части Средиземного моря или Мертвое море.

Изучая своих средиземноморских галофераксов, Франсиско Мохика установил, что они, как и изучаемые японскими коллегами кишечные палочки, содержат в геноме (который у них очень сильно отличается от генома кишечной палочки) сходные загадочные повторы. Мохика изумился этому. Мол, как же так, повторы-то совершенно сходные, а организмы очень разные.

Изумившись, Мохика предположил, что такие одинаковые повторы у очень разных микроорганизмов должны выполнять какую-то важную функцию. Он назвал эти повторы «короткие регулярно расположенные повторы» — short regularly spaced repeats (SRSRs).

В 2002 году голландскими исследователями — Янсеном и другими — был предложен термин «сгруппированные регулярные чередующиеся короткие палиндромные повторы» (запомнили?) — clustered regularly interspaced short palindromic repeats (CRISPR). Этот термин и стал общепринятым.

Термин «палиндром» происходит от греческого «возвращаться». В медицине он был впервые использован Гиппократом для обозначения заболевания, которое имеет тенденцию к повторению.

В микробиологии «палиндромными» называют зеркальные взаимно-комплементарные последовательности, способные складываться в некие шпильки, то есть вторичные структуры, которые легко себе представить, изогнув тонкую нитку или проволоку так, чтобы в основании оказалось два сближенных куска этой нитки, слагающих некий как бы стебелек, а на конце сформировалась петля.

При этом два куска нитки, находящиеся в основании стебля этой шпильки, в отличие от петли, обладают комплементарностью, то есть способны соединяться друг с другом, перегибаться одна к другой. Такие шпильки впоследствии особо подробно изучались в связи с интересующими нас рибонуклеиновыми кислотами (РНК), да и не только с ними.

Итак, Мохика обнаружил в 1993 году наличие так называемых CRISPR-кассет, то есть блоков, состоящих из повторяющихся шпилек. Такие повторяющиеся CRISPR-кассеты чередуются так называемыми спейсерами, то есть уникальными, неповторяющимися вставками, каждая из которых имеет примерно такую же длину, как CRISPR-кассета.

К подобным кассетам примыкают кластеры совокупности генов, именуемые Cas.

Обнаружив все это, Мохика не удовлетворился частными сопоставлениями, а начал анализировать то, насколько общим является обнаруженное им CRISPR-Cas.

Начиная с 1995 года, Мохика раз за разом обнаруживал аналогичные загадочные повторы у самых разных микроорганизмов. Однако поначалу ему была непонятна функция этих повторов — что, собственно, они должны делать?

Работы Мохики вдохновили очень многих ученых на изучение того явления, которое, как выяснилось, носит далеко не частный характер.

В 2002 году голландские ученые сначала назвали обнаруженное общее явление повторов — CRISPR (помните, Янсен?), а потом указали на то, что к этим повторам примыкают ассоциированные Cas-гены, вот эти совокупности генов.

К 2005 году было доказано, что CRISPR-Cas имеет прямое отношение к иммунитету у одноклеточных.

В 2007 году были получены экспериментальные доказательства того, что обнаруженное CRISPR-Cas имеет решающую роль в иммунной системе бактерий.

В 2011 году было получено первое доказательство того, что система CRISPR-Cas может быть перенесена из одного организма в другой. И что при таком перенесении у организма, в который перенесена эта самая CRISPR-Cas, возникает иммунитет против определенных инфекций.

В 2012 году было уже напрямую сказано, что CRISPR-Cas — это новое слово в том, что касается (внимание!) редактирования любых геномов, включая геном человека.

Ну вот и стало ясно, зачем я так долго занимался обсуждением того, какие исследования проводились по отношению к каким-то там микроорганизмам — кишечным палочкам, каким-то бактериям, размножающимся в соленых водах, археям и так далее. Я занимался этим, только для того, чтобы выйти на тему редактирования генома, она же — тема генной модификации или трансформации. Генной модификации — чего? Трансформации — чего? Генома — чьего? Растения, животного, человека?

Имеет ли эта тема отношение к ковиду? Хотят ли этот самый ковид использовать только для трансформации образа жизни и функционирования экономики? Взяли, всех заперли, какие-то части экономики остановили, создали другой образ жизни, другую экономику. Или же для кого-то этот ковид является толчком аж к генной трансформации человека, она же более мягко именуется «редактирование генома»? Никакой разницы между генной модификацией человека и редактированием человеческого генома нет.

Для ответа на вопрос о том, хотят ли трансформаторы трансформировать только общество, экономику и все прочее, а уже через это человека, или же они хотят вдобавок зайти с другого конца и через человека, трансформируя человека, прийти к глубоким трансформациям всего и вся, или же они копают с двух концов… Вот для того чтобы на это ответить, нужен короткий экскурс в историю научного направления, которое называется редактирование генома.

Этим самым редактированием геномов занимались самые разные исследователи. Они предложили различные методы редактирования. И тут важно, какое именно место занимает CRISPR-Cas внутри всей этой совокупности методов редактирования генома.

В 2007 году Нобелевскую премию по физиологии и медицине получили американский генетик Марио Капекки, англо-американский генетик Оливер Смитис и английский генетик сэр Мартин Джон Эванс. Они получили эту премию за изобретение так называемого метода нокаутирования генов, одного из тех методов редактирования генома, которые совершенно необходимо обсуждать все в совокупности в связи с ковидом.

Что такое нокаутирование генов?

Нокаут — это метод молекулярной генетики, при котором из организмов удаляются или делают неработоспособными определенные гены.

Организмы, у которых удален определенный ген, называются нокаутированными. Широко исследуются, например, нокаутированные мыши. И поэтому нет оснований считать, что не может быть нокаутированных обезьян или людей. То есть существ, в которых удалены определенные гены.

Итак, Марио Капекки, Оливер Смитис и Мартин Эванс получили в 2007 году Нобелевскую премию за осуществление этого самого нокаутирования. И с этого началось развитие направления под названием «геномное редактирование» или «редактирование генома».

Для того чтобы осуществить нокаут, нужно сначала прицелиться, а потом нанести удар. В генетике такое прицеливание называется таргетинг генов или таргетирование — от английского слова target — мишень.

Для осуществления таргетинга стволовые клетки эмбриона подвергаются определенным воздействиям, а затем клетки с видоизмененным геном пересаживаются в бластоцисту, то есть в раннюю стадию развивающегося зародыша (это все очень важно, вы скоро увидите, что этим уже буквально занимаются). После чего и возникает химера с измененным целевым геном.

Хочу подчеркнуть, что тут никакой разницы между бластоцистой мыши или бластоцистой любого млекопитающего, включая человека, нет.

Не имея возможности перегружать эту статью подробностями, сообщаю, что обычные методы геномного редактирования связаны с очень сложными разрывами в ДНК — вот как это нокаутирование (надо что-то выбить и так далее). А технология CRISPR-Cas в ее различных модификациях (сейчас обсуждается технология применения CRISPR-Cas9) позволяет отредактировать геном гораздо более просто. Его можно нокаутировать — это сложнее, а можно CRISPR-Cas9 осуществить по отношению к нему — и будет проще. А редактирование все равно будет.

Такое редактирование на основе CRISPR-Cas9 впервые было осуществлено в 2012 году. Возможность такого редактирования генома человека обсуждалась и у нас в России. Но я не хотел бы сразу фокусироваться в этих передачах на наших отечественных, зачастую легковесных, а зачастую очень даже далеко идущих потугах.

А вот в Китае в 2018 году редактирование генома на основе CRISPR-Cas9 было осуществлено очень лихо. Осуществил это редактирование китайский ученый из Южного университета науки и технологий в Шэньчжэне Хэ Цзянькуй. Не он был первооткрывателем возможности редактирования человеческого геномного материала в пробирках. Но он впервые такой отредактированный геном не уничтожил, как полагалось, а подсадил в бластоцисту реальной женщины.

Задачей ученого было отключение того самого гена CCR5, который связан с формированием белка, позволяющего вирусу ВИЧ попасть в человеческую клетку.

25 ноября 2018 года Хэ Цзянькуй сделал следующее заявление:

«Две прекрасные маленькие китайские девочки, которых назвали Лулу и Нана, пришли с плачем в наш мир пару недель назад здоровыми, как и другие дети. Грейс забеременела в результате обычной процедуры искусственного оплодотворения, лишь с одним отличием: сразу после того, как ее яйцеклетки были оплодотворены спермой ее супруга, мы ввели в клетки чуть-чуть белка и инструкции для редактирования генома. Когда Лулу и Нана представляли собой одну-единственную клетку, эта операция устранила портал, через который ВИЧ проникает в клетку, инфицируя людей. Я понимаю, что моя работа вызовет острую дискуссию. Но я верю, что семьи нуждаются в этой технологии, и за них я готов подвергнуться критике».

Вы понимаете, о чем идет речь? Речь идет о том, чтобы осуществить такое редактирование человеческого генома, с помощью которого человек (о, счастье!) уже не сможет заразиться СПИДом. Ну просто не сможет, и всё.

Но если можно осуществить такое редактирование генома, при котором человек не сможет заразиться СПИДом, то почему не попытаться осуществить редактирование генома, с помощью которого человек не сможет заразиться «ужасным ковидом»? Почему в итоге не превратить все человечество в людей, не способных за счет редактирования генома заболеть этим, этим, этим и этим. А потом еще и этим. А дальше — больше… Что произойдет при этом с человеком — отдельный вопрос. Главное, что он не заболеет и не заразит других.

Еще раз обращаю внимание зрителя на то, что когда неоконсерваторы говорят о трансформирующем или трансформационном событии, то они имеют в виду катастрофу, способную отредактировать исторический процесс в нужном для них направлении. Можно даже сказать — отредактировать исторический, социокультурный геном человечества. Таким событием может быть ковид или что-то другое.

Но когда говорят о борьбе с ужасными злоключениями, невесть откуда появившимися, на уровне не человечества, а отдельного человека, то совершенно ясно, что раньше или позже будет сказано о необходимости отредактировать каждый отдельный геном. И трансформационным событием будет названа такая редакция. С помощью чего? С помощью соответствующих лекарств, осуществляющих редакцию генома и потому имеющих название трансформирующие или трансформационные. И сколько бы ни лавировали творцы подобных лекарств, утверждая, что они всего лишь являются прорывными, спасительными, а трансформационными они их называют просто так, по случайности, суть данного «спасения» начинает выявляться все больше.

«Спасение» каждого отдельного человека, способное соткать из таких отдельных микроспасений спасение всего человечества, может осуществляться с помощью трансформации — уже не человечества, а сначала человека, а потом и человечества. Речь идет о трансформации человеческой биологической сути, то есть генома. А осуществлять это должны трансформационные или трансформирующие лекарства, без которых, как без воды, «и ни туды, и ни сюды».

А чего ж вы хотите? Болеть? Гибнуть? Других заражать? Нет, спасение найдено! Мы вас будем трансформировать, ваш геном. А что делать, скажут, если единственная возможность спасти вас от жутких заболеваний, невесть откуда появившихся, — это отредактировать ваш геном? Вы тогда заболеть не сможете. Может быть, вы еще чего-то не сможете, но это вопрос частный. Главное, что вы заболеть не сможете, и будете спасены. То есть окажетесь трансформированы за счет использования трансформационных лекарств и трансформационной медицины, которая залезет в геном.

Мне бы хотелось после такого принципиально важного отступления доразобрать историю с Хэ Цзянькуем и его спасительными трансформациями неких буквально генномодифицированных близнецов, которые должны были стать невосприимчивы к СПИДу.

Эти генномодифицированные близнецы появились на свет божий и получили имена Лулу и Нана. Их так и называют — отредактированные близнецы.

9 января 2019 года, через месяц с небольшим после того, как Хэ Цзянькуй объявил о своих экспериментах, телеканал «Звезда» сообщил о том, что он может понести тяжкое наказание за эти эксперименты: «В Китае смертельную инъекцию могут сделать человеку, чьего преступления никто даже не видел. Речь идет об ученом, которому удалось добиться рождения первых в мире генетически модифицированных детей».

Ранее, 27 ноября 2018 года, на «Первом канале» вышел репортаж о Хэ Цзянькуе и его экспериментах. В репортаже говорилось:

«На свет впервые появились генномодифицированные дети. Нигде в мире подобные опыты с людьми не разрешены, но все понимают, что рано или поздно наука перешла бы эту черту.

Хэ Цзянкуй: Мир пришел к стадии генной модификации эмбрионов. Если не я этим буду заниматься, то кто-то иной продолжит исследования.

Ведущая: Доктор Хэ исследования держал в тайне от научного сообщества. Университет доктора Хэ поспешил откреститься от него: мол, мы ничего и не знали. А власти КНР отреагировали так.

Официальное заявление Государственного комитета КНР по делам здравоохранения и планового деторождения: «СМИ сообщили о рождении генномодифицированных младенцев с иммунитетом к ВИЧ. Комитет пристально следит за этим фактом. Уже дано поручение Комитету по вопросам здравоохранения провинции Гуандун провести тщательное расследование этого эксперимента».

Сама технология редактирования генома, мягко говоря, не новая. Ее давно используют в селекции агрокультур, а в том же Китае с помощью этой технологии меняют ДНК животных».

30 декабря 2019 года «Вести» подытоживают: «Никто, в конечном счете, не знает, к каким дальнейшим мутациям может привести изменение или удаление одного-единственного гена».

Для генной модификации Хэ Цзянькуй использовал такой инструмент редактирования человеческого генома, как система CRISPR-Cas9, являющаяся своеобразными молекулярными ножницами, с помощью которых можно разрезать ДНК.

Видите, как все просто. Разрезал. Удалил ненужное. Подсадил что-то. Бац — вы спасены… От кого — от себя? И спасены ли?

28 ноября 2018 года на саммите генетиков в Гонконге Хэ Цзянькуй сетовал на осложнения, которые могут возникать при редактировании генома такими способами. Он, мол, хотел воссоздать такую мутацию в одном из генов, которая защитит от ВИЧ. Однако выяснилось, что эта мутация может повлечь изменения в других генах, где производить мутацию не предполагалось. В частности, он продемонстрировал на слайде, что у клеток, взятых у одной из девочек — Лулу — на стадии, когда это был еще эмбрион, произошла такая дополнительная непредусмотренная, «нецелевая» мутация.

Хэ Цзянкуй заявил: «Этот промах произошел в межгенной области. Хотя мы не можем подтвердить, было ли это унаследовано или произошло в результате редактирования. Согласившиеся на процедуру были проинформированы о риске существования одного потенциального промаха. И они решили провести имплантацию».

Ну уж, знаете ли… Зато СПИДом не заболеют.

Многие представители научного сообщества выступили в адрес Хэ с резкой критикой. Ученые отмечают, что если посмотреть на данные, представленные Хэ, то видно, что он не создал мутацию гена CCR5, в точности повторяющую естественную, которая встречается в Северной Европе. Он создал некое подобие. К каким последствиям приведет этот «подобный» ген, не знает никто. Хэ не проверял на устойчивость к СПИДу ни Лулу, ни Нану, ни даже другие эмбрионы, отредактированные подобным образом. Так что есть ли эта устойчивость к СПИДу — неизвестно. А вот редактирование генома уже есть.

На саммите в Гонконге Хэ заявил, что только что передал свою статью, описывающую проделанную им работу, в научный журнал. Однако эта статья так и осталась неопубликованной. Тем не менее часть научного сообщества сумела с ней ознакомиться.

3 декабря 2019 года в журнале MIT Technology Review вышла статья Антонио Регаладо, который является в этом журнале старшим редактором по биомедицине. В статье Регаладо представлен анализ и критика неопубликованной статьи Хэ, которую Регаладо читал, а также приведены цитаты из этой статьи. В частности, в критической статье говорится, что, хотя члены команды Хэ ожидали, что (цитирую) «эти правки придадут устойчивость к ВИЧ, сводя на нет активность гена, они не могут знать наверняка, потому что правки „похожи“, но не идентичны дельте 32 CCR5, мутации, которая происходит в природе. Более того, только один из эмбрионов имел правки для обеих копий гена CCR5 (по одному от каждого родителя)». В случае другого эмбриона «был отредактирован только один [имеется в виду ген одного родителя], давая в лучшем случае частичную устойчивость к ВИЧ».

В статье приводится мнение исследователя Хэнка Грили, который заявляет по поводу эксперимента, осуществленного Хэ: «Успешность» здесь сомнительна. Ни у одного из эмбрионов не удалились все 32 пары оснований в CCR5 — мутация, известная по миллионам людей. Вместо этого эмбрионы/возможные дети получили новые вариации, последствия которых не ясны. Кроме того, что означает «частичная устойчивость» к ВИЧ? Насколько частичная? И было ли этого достаточно, чтобы оправдать перенос эмбриона с геном CCR5, никогда не встречавшимся у людей, в матку для возможного рождения?»

В данных, приложенных к неопубликованной статье Хэ, приведены таблицы, которые он ранее продемонстрировал на конференции. Как отмечает MIT Technology Review, на этих таблицах показаны хроматограммы или считывание последовательностей ДНК, обнаруженных в эмбрионах и тканях рождения близнецов (пуповина и плацента), когда эта группа пыталась выяснить, какие изменения реально произошли с геном CCR5.

Некоторые исследователи, — например Киран Мусунуру, ассоциированный профессор кардиоваскулярной медицины и генетики из Пенсильванского университета, автор сопроводительной статьи в MIT Technology Review, — убеждены: приведенные Хэ данные ясно показывают, что эмбрионы являются «мозаичными», то есть разные клетки эмбриона были отредактированы по-разному.

Регаладо пишет: «Смысл данных заключается в том, что тела близнецов могут состоять из клеток, отредактированных по-разному или не отредактированных вообще. Это, отмечает Мусунуру, означает, что только некоторые из их клеток могут иметь ген устойчивости к ВИЧ; это также означает, что некоторые могут иметь необнаруженные „нецелевые“ изменения, которые потенциально могут вызвать другие проблемы со здоровьем. Проблема мозаичности была хорошо известна Хэ из его экспериментов на эмбрионах животных. Одна из загадок исследовательского проекта заключается в том, почему Хэ решил продолжить работу с эмбрионами, если они были испорчены таким образом».

Что сейчас происходит с близнецами Лулу и Наной — неизвестно, власти Китая это скрывают.

Американские генетики модифицировали систему CRISPR-Cas9 и научили ее более эффективно редактировать геном.

Вкратце речь идет о том, что ножницами для редактируемой ДНК является белок Cas9, к которому добавляется короткая РНК-молекула-гид, задача которой — именно это самое таргетирование. То есть направление ножниц в то место генома, где они должны сделать разрез.

После того как молекула находит нужный участок, Cas9 разрезает обе нити ДНК, затем в геном вносится нужное изменение, потом происходит сращивание цепей ДНК, которое позволяет восстановить целостность ДНК-молекулы. В некоторых случаях процесс восстановления двуцепочечных разрывов вызывает появление мутаций: инсерций (вставок дополнительных оснований) или делеций (с удалением нескольких оснований).

Задолго до всяких там CRISPR-Cas и прочих таргетирований было обнаружено явление под названием апоптоз, то есть клеточное самоубийство.

В двух словах — было обнаружено, что клетка рассматривает двуцепочечные разрывы, которые делают эти умники, как очень опасное событие. И в ответ на него запускает этот самый апоптоз. Ведь двуцепочечные разрывы могут происходить не только по причине таргетирования генома всякими там CRISPR-Cas. Они могут возникнуть, например, в результате действия радиации.

Клетка может осуществить апоптоз. А может начать лихорадочно склеивать разорванные концы ДНК. Причем склеивать очень быстро и как попало. Тогда на месте разрыва возникает мутация в виде пропуска, именуемого делеция, или избытка, именуемого инсерция.

Всё это вместе может породить полную поломку генома.

Хэ Цзянькуй считал, что в клетках человека произойдет то, что происходит, например, в клетках дрожжей. То есть что после разреза и изменения начнется точный ремонт на основе существующего образца ДНК.

Но в клетках человека этот ремонт происходит совсем не так безупречно, как в клетках дрожжей. Его место зачастую заменяет срочный аварийный ремонт, который очень неточен. Именно поэтому Хэ Цзянькуй не сумел отредактировать геном близнецов так, как было задумано.

Но это не остановило последователей Хэ Цзянькуя. Группа исследователей из Гарварда под руководством Дэвида Лю предложила новый способ редактирования генома. Он называется праймированное редактирование.

Ученым удалось добиться нужной мутации элемента Cas9. После этой мутации ножницы Cas9 могут разрезать только одну цепочку ДНК.

Молекулу-гид гарвардские ученые удлинили. И добавили в нее последовательность, которая вызывает алгоритм починки разрыва.

Одновременно к белку Cas9 пришили праймер. Отсюда и термин «праймированное редактирование генома».

И хотя все это по-прежнему остается достаточно опасным в силу невозможности точного спаривания РНК с генетическим банком, расположенным в ДНК, ученые настаивают на том, что опасность теперь стала меньше, что риск нежелательных мутаций снижен. На уровне эксперимента ученые уже смогли справиться с рядом заболеваний на уровне редактирования генома… Ждите лекарств и операций.

В конце 2019 года Джон Коэн, американский корреспондент из журнала Science, захотел встретиться в Москве с человеком, который именует себя последователем Хэ Цзянькуя. Этого человека зовут Денис Ребриков. Он является заведующим лабораторией геномного редактирования Научного центра акушерства, гинекологии и перинатологии им. В. И. Кулакова.

Ребриков сообщил о том, что он хочет отредактировать геном, исправив наследственную глухоту. И что он решил согласовать эксперимент в Минздраве.

30 декабря 2019 года Ребриков заявил в программе «Вести»: «Существуют пары уже с заболеванием, например, глухота или карликовость, у которых все дети будут с таким же заболеванием. И тогда единственный способ, чтобы ребенок родился обычным — это исправить мутацию, починить».

Уже проходят клинические испытания отредактированных стволовых клеток крови. Испытания осуществляются для того, чтобы резко продвинуться в терапии рака и СПИДа.

Американская компания Netflix выпустила четырехсерийный документальный фильм «Неестественный отбор» (пародируется дарвиновское «естественный отбор»). В фильме обсуждается всё, что касается редактирования человеческого генома. В трейлере к фильму сказано: «Сколько инъекций вы себе сделали? Теперь мы сами распоряжаемся своими судьбами. Если ты действительно играешь дальше, то тебе все равно, что думают другие люди».

Что же касается редактирования генома растений или генома животных, то тут всё разворачивается полным ходом. И чемпионом в том, что касается этого направления, на котором базируется вся индустрия ГМО (ГМО — это генномодифицированный — или отредактированный — организм), является та самая компания Monsanto, которую мы обсуждали в связи с господином Гейтсом.

Но этот господин, которого очень крупные силы, буду повторять постоянно, назначили застрельщиком в чрезвычайно крупной игре, обзаводится самыми разными инструментами. Один из них — Monsanto, другой — Moderna, которую не надо путать с Monsanto, и которую мы детально обсудим чуть позже. А есть еще и те инструменты, которые связаны с этим самым CRISPR-Cas9. Нам всё это придется обсудить для того, чтобы разобраться в самой стратегической подоплеке ковидной эпопеи.

 

(Продолжение следует.)

https://rossaprimavera.ru/article/53e6cb88

 

10.10.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть XII — окончание

Университет Райса с давних пор находится в особо тесных отношениях с Космическим центром имени Линдона Джонсона, расположенным около Хьюстона и являющимся одним из подразделений NASA

Бывший научный руководитель Хэ Цзянькуя — физик и биоинженер Майкл Дим, сотрудник Университета Райса в Хьюстоне. Хэ Цзянькуй работал над диссертацией под руководством Дима в Университете Райса с конца 2006 по 2010 год.

Университет Уильяма Марша Райса (сокращенно — Университет Райса) расположен в городе Хьюстон, штат Техас. Он был основан в 1891 году бизнесменом по фамилии Райс, решившим вложить свои деньги в создание свободного университета. Строительство началось уже после смерти Райса и завершилось в 1912 году. В том же 1912 году в университете начались занятия.

Что же касается самого Райса, то уже после его заявления о намерении вложить деньги в создание университета он был убит. Убит он был в 1900 году своим адвокатом, который организовал это убийство при помощи слуги Райса. Убийцы отравили спящего Райса хлороформом. И подделали завещание Райса. В подделанном завещании говорилось о том, что Райс не на университет отдает свои деньги, а что он завещает все деньги своему адвокату.

Потребовались годы для того, чтобы привлечь к ответственности убийц. Их привлечением к ответственности занимался друг Райса Джеймс Бейкер, отец известного политика Джеймса Бейкера III, ставшего госсекретарем США при президенте Джордже Буше-старшем.

В 1907 году будущий Университет Райса, который поначалу назывался Институтом Райса, возглавил известный американский педагог и администратор образования Эдгар Оделл Ловетт.

Уже при Ловетте Университет Райса стал очень серьезным учебным заведением, которое, в отличие от многих других, вплоть до 60-х годов XX века, согласно своему уставу, принимало к обучению только белых жителей Хьюстона и Техаса и не взимало плату за обучение (на сегодняшний день это правило не действует: в университет принимают мужчин и женщин всех цветов кожи, а стоимость обучения в нем исчисляется десятками тысяч долларов).

Но главное не в этом, а в том, что Университет Райса с давних пор находится в особо тесных отношениях с Космическим центром имени Линдона Джонсона, расположенным около Хьюстона и являющимся одним из подразделений NASA (National Aeronautics and Space Administration) — Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства.

В Космическом центре Линдона Джонсона (The Lyndon B. Johnson Space Center, JSC), который очень тесно связан с Университетом Райса, и мы увидим, как именно он связан, занимаются разработкой пилотируемых космических кораблей, обучением астронавтов и подготовкой пилотируемых космических полетов. Там же расположен Центр управления и контроля за космическими полетами.

Тесные отношения между Университетом Райса и данным Космическим центром начались с того, что центр был построен на земле, переданной определенными представителями большого бизнеса (позже мы уточним, какими, и это важно) Университету Райса для того, чтобы тот предложил эту землю NASA для создания Центра пилотируемых космических полетов.

12 сентября 1962 года на стадионе Университета Райса выступил президент США Джон Кеннеди, заявивший, что США намерены высадиться на Луну в конце 1960-х годов и стать тем самым ведущей космической нацией в мире.

Присмотритесь повнимательнее к этой известной фотографии, сделанной 18 мая 1963 года, за полгода до убийства одного из изображенных на ней людей. С кем так оживленно беседует президент США Джон Фицджеральд Кеннеди? С известным нацистским преступником Вернером фон Брауном, являвшимся с 1956 года руководителем американской программы разработки межконтинентальной баллистической ракеты «Редстоун». А с 1960 года фон Браун стал членом NASA и директором Центра космических полетов NASA. И возглавил разработку ракет-носителей серии «Сатурн» и космических кораблей серии «Аполлон». Вот с кем беседует Кеннеди. И понятно, о чем, — как стать первой нацией в мире. Потому что это поручено фон Брауну.

Пока фон Браун двигался от депортированного из Германии нациста к человеку с измененной биографией, потом к скромному исследователю, обобщающему собственный материал, полученный в нацистской Германии, потом к небольшому руководителю, потом к большому руководителю и так далее — пока все эти движения шли, они не помешали Советскому Союзу опередить американцев не только с запуском первого искусственного спутника Земли, но и с триумфальным полетом Юрия Гагарина. И Кеннеди был вынужден, наконец, капитулировать перед фон Брауном, выступить на стадионе Университета Райса с программной речью, заявить в этой речи о том, что для престижа американской нации необходимо обеспечить высадку американского астронавта на Луну до 1970 года. И назначить абсолютным руководителем всего этого того самого Вернера фон Брауна, который потом, чуть позже, будет соучаствовать в убийстве Кеннеди.

Значит, именно Вернер фон Браун, известный не только своими научными открытиями, но и военными преступлениями (может быть, доктор Менгеле тоже делал открытия, как знать?), был назначен абсолютным руководителем всего, что касается американского «лунного» проекта.

А этот фон Браун (чью биографию редактировали, как и биографии других перевезенных в США нацистов, в рамках некоей ЦРУшной операции, которая называлась «Скрепка» — когда убиралось то, что они эсэсовцы и так далее и тому подобное) взял на себя не только роль «лунного» шефа Соединенных Штатов, он взял на себя еще и роль гуру в вопросе о полномасштабной, в том числе и оккультной, реставрации нацизма в той его редакции, которая возлагает слегка скорректированную нацистскую миссию уже не на Германию, а на США.

Фон Браун сделал всё, чтобы собрать вокруг этой неафишируемой идеологии тех самых элитных американских немцев, которые уберегали от справедливого наказания не только представителей IG Farbenindustrie, но и этого самого фон Брауна, а также очень многих других.

В своей речи, посвященной мобилизации Америки во имя первенства в вопросе о высадке человека на Луну, Джон Фицджеральд Кеннеди в частности сказал:

«Мы сделали выбор отправиться на Луну. Мы сделали выбор отправиться к Луне в этом десятилетии, и совершить другие вещи. Не потому, что они простые, а потому, что они трудны. Потому что эта цель позволит нам организовать и оценить наши лучшие силы и способности. Потому что это тот вызов, который мы готовы принять, то, что мы не готовы отложить. То, в чем мы одержим победу, как и в другом.

Именно поэтому я считаю принятое в прошлом году решение — направить все наши усилия на космическую программу — одним из важнейших решений, принятых за время моего пребывания на посту президента.

За минувшие 24 часа мы осмотрели все объекты, которые сейчас строятся для величайшего и наисложнейшего исследования в истории человечества».

Кеннеди где произносит эти слова? В Университете Райса. Так где находятся объекты, которые он осмотрел? В том же Хьюстоне, где размещен данный Университет Райса. Какие объекты осмотрел Кеннеди? Те самые, которые расположены к юго-востоку от Хьюстона.

И теперь я буду обсуждать то, какая именно компания, передала землю Университету Райса для того, чтобы на этой земле был построен Центр NASA, который осматривал Кеннеди. Это компания «Хамбл Ойл» (Humble Oil Co.). Запомните это название, мы эту компанию будем обсуждать подробно.

Позже мы сумеем убедиться в том, что связь Университета Райса, специфической компании «Хамбл Ойл» и космических начинаний, руководимых Вернером фон Брауном, является и очень прочной, и долговременной, и крайне существенной для нашего понимания масштаба ковидной затеи.

Пока я лишь обращу внимание зрителя на то, что Вернер фон Браун действительно был неформальным лидером, идеологически координировавшим нацистов, переехавших в США, и близкие к этим нацистам группы, включая элитных американских немцев. И что речь шла о полномасштабном переносе слегка отредактированной миссии рейха на Соединенные Штаты.

Если фон Браун был главным в этом вопросе, то могли ли и он сам, и руководимые им нацисты не перестукиваться с переехавшими в США нацистами, занятыми биологическим оружием в Форте Детрик и других местах, и которых вытаскивали все те же люди тем же образом? Ясно, что они не могли не перестукиваться, и что они перестукивались.

Как именно и на какой основе — я сообщу чуть позже. Сейчас же я в виде заметки на полях сообщу зрителю, что среди выпускников университета Райса ряд Нобелевских лауреатов, ряд астронавтов, а также Джулиан Хаксли — биолог, создатель синтетической теории эволюции, призванной преодолеть противоречия между дарвинизмом и генетикой.

В семье Хаксли было сразу несколько выдающихся интеллектуалов.

Это и Томас Хаксли (иногда его фамилия произносится как Гексли), выдающийся биолог, защищавший теорию Дарвина так яростно, что его назвали «бульдогом Дарвина», и внуки этого Томаса.

Первым из них по известности является писатель Олдос Хаксли, создатель антиутопии «О дивный новый мир».

Второй — выпускник университета Райса сэр Джулиан Хаксли, сумевший обеспечить убедительное сопряжение дарвинизма, который защищал его дед, и генетики. Сэр Джулиан является основателем знаменитого Фонда дикой природы.

Третий внук Томаса — Нобелевский лауреат, физиолог сэр Эндрю Хаксли.

Мое сугубо субъективное мнение состоит в том, что самым человечным и не оголтелым в этой компании был писатель Олдос Хаксли. И что этот писатель в своем сочинении «О дивный новый мир» озвучивал то, что на полном серьезе обсуждалось членами его дарвинистско-генетического семейства. Притом что ученые, входившие в это семейство, не антиутопиями занимались, как их родственник Олдос, не мистикой увлекались и не наркотики нюхали, а наступательно осуществляли то, о чем болтал их артистический родственник. Дух семейства Хаксли — это очень важное слагаемое в том, что касается порабощения человечества с помощью редактирования человеческого генома.

С одной стороны, я не считаю возможным делать какие бы то ни было выводы из того, что сэр Джулиан Хаксли был выпускником Университета Райса. Потому что у каждого университета есть очень разные по своей ориентации выпускники.

С другой стороны, обсуждаемый мною сюжет с участием сотрудников Университета Райса в крайне сомнительных экспериментах, явно имеющих отношение к антиутопиям Олдоса Хаксли (то есть выращиванию людей в инкубаториях, делению их на генетические касты, разведению низкоорганизованных людей-эпсилон, программированию людей на выполнение определенного вида работ и так далее), не позволяет мне совсем уж вывести за скобки связь Университета Райса с семейством Хаксли.

Поэтому я обозначаю эту связь и одновременно прошу зрителя рассматривать ее только как некую заметку на полях, и не более того. Но и не менее.

В отличие от представителя семейства Хаксли, который окончил Университет Райса и отправился в свободное научное плавание, Майкл Дим, этот ближайший сподвижник и вдохновитель товарища Хэ Цзянькуя, решившего воплотить в жизнь утопию, созданную представителем семейства Хаксли, связан с Университетом Райса по-настоящему.

В 2002 году он перешел в Университет Райса. До этого он проживал в Лос-Анджелесе и работал там в Калифорнийском университете доцентом кафедры химической технологии.

Дим окончил в 1991 году Калифорнийский технологический институт по специальности «технология химического производства».

В 1994 году Дим защитил по той же специальности докторскую степень в Университете Беркли, расположенном все в той же Калифорнии.

После защиты Дим работал в Гарвардском университете.

Потом он шесть лет — с 1996 по 2002 год — работал сначала ассистентом, а затем доцентом кафедры химической технологии Калифорнийского университета, расквартированного в Лос-Анджелесе.

В 2002 году он стал профессором в Университете Райса.

Дим является профессором биохимической и генетической инженерии и одновременно профессором физики и астрономии в этом, подробно нами обсужденном, университете.

В 1999 году журнал MIT Technology Review Массачусетского технологического института назвал Дима одним из 100 лучших молодых ученых США, заслуживающих того, чтобы их называли новаторами.

Интересно, что в настоящий момент на сайте Университета Райса все страницы с упоминанием Дима удалены. Но они есть в веб-архиве, и с ними можно ознакомиться. Так вот, согласно информации, которая ранее была размещена на сайте Университета Райса, группа профессора Майкла Дима работала в целом ряде направлений, занимаясь и иерархическим подходом к молекулярной эволюции белка, и системой эффективности вакцин, и методами формирования иммунной системы, и термодинамической теорией эволюции, и прочими продвинутыми исследованиями.

На одной из удаленных страниц, сохранившихся, подчеркну еще раз, в веб-архиве, можно прочесть, что исследования группы профессора Майкла Дима финансируются по программе Basic Energy Sciences министерства энергетики США и по программе DARPA (Defense Advanced Research Projects Agency), то есть Пентагоном. При этом министерство энергетики США интересуют исследования группы профессора Дима, касающиеся процессов, протекающих в минералах, свойства которых используются при жизнеобеспечении космических станций. Речь идет о цеолитах, которые избирательно поглощают углекислоту и почти не поглощают азот и кислород. То есть министерство энергетики США финансирует исследование группой профессора Дима того, что может называться изготовлением прибора под названием «молекулярное сито». То есть нечто в космическом корабле, что должно быть устранено с корабля (углекислота, например), должно отсеиваться, другое должно сохраняться — вот эти исследования финансирует министерство энергетики. А вот что финансирует DARPA?

Связь таких исследований, финансируемых министерством энергетики, с традиционной для Университета Райса близостью к NASA вообще и ее хьюстонскому космическому центру в частности говорит о том, что профессор Дим и его сотрудники отнюдь не являются вольными стрелкáми, авантюристами, подтолкнувшими другого авантюриста, Хэ Цзянкуя, к экспериментам над близнецами. Эти люди предельно вписаны в то, что называется секретными военными разработками. И ни на какие авантюры и экспромты не способны.

В 1978 году некая частная независимая новостная информационная организация «Хроника» была продана бизнесменам, которые создали на ее основе организацию «Хроника высшего образования». Эта организация выпускает ряд «Хроник» — «Хронику высшего образования», «Хронику филантропии», «Хронику обзора» и так далее.

В одном из выпусков «Хроники высшего образования» профессор Дим так объясняет причины своего перехода из Калифорнийского университета в Университет Райса (прошу внимательно прислушаться к каждому слову). Дим сообщает: «Я переехал в Райс, потому что он продвигает междисциплинарные исследования, особенно в области биомолекул. Он находится очень близко к Техасскому медицинскому центру, поэтому Райс и медицинский центр активно сотрудничают, что может привести к постановке перед нами новых задач».

Итак, из уст этого самого работника Университета Райса, прямого вдохновителя Хэ Цзянькуя, мы узнаем, что Университет Райса очень близок к Техасскому медицинскому центру. А что это за центр?

Техасский медицинский центр — это конгломерат больниц и исследовательских центров, принадлежащих нескольким десяткам различных институций, включая университеты, колледжи, штат Техас и министерство по делам ветеранов США. Это очень большая институция. Центр имеет свой совет директоров, руководство и консультативный совет директоров, в который входят представители составляющих медицинский центр учреждений.

В числе университетов, участвующих в работе Техасского медицинского центра, — университет под названием «Университет Хьюстона — Чистое озеро» (University of Houston — Clear Lake). Что это за университет?

В 1961 году NASA, к которому нам все время приходится возвращаться, создало уже обсуждавшийся нами Центр пилотирования космических кораблей в окрестностях Хьюстона, недалеко от берега солоноватой гавани, именуемой Чистое озеро. Озеро питается водой из залива Галвестон, расположенного в западной части Мексиканского залива. В окрестностях озера находятся и базы отдыха, и высокотехнологические предприятия, и тот самый Центр пилотирования космических кораблей, который все время приковывает к себе наше внимание.

Этот Центр пилотирования космических кораблей выстроил отношения с Хьюстонским университетом, поскольку выяснилось, что в структуру данного Центра должно входить какое-то звено, способное осуществлять непрерывную образовательную деятельность.

Но для того, чтобы это звено обладало необходимой гибкостью и не было чрезмерно зарегулировано тем же NASA или какими-то еще военными структурами, NASA нужны были для реализации такого образовательного проекта частные спонсоры. И таким спонсором опять же стала техасская компания «Хамбл Ойл» (Humble Oil Co.) И пора, наконец, обсудить эту компанию.

В 1903 году в окрестностях города Хамбл, входящего в Большой Хьюстон, была обнаружена нефть.

К 1905 году месторождение Хамбл было крупнейшим в Техасе.

К этому моменту к данному месторождению стали присматриваться наиболее бойкие нефтяники, один из которых — Уильям Стэмпс Фариш II стал впоследствии и президентом Standard Oil Company («Стандард Ойл»), и президентом американского Института нефти.

Уильям Фариш нашел общий язык с семьей Стерлингов и стал вице-президентом созданной Стерлингами компании Humble Oil Co. («Хамбл Ойл»).

Именно Фариш организовал взаимодействие Humble Oil Co. и той знаменитой компании Standard Oil Company of New Jersey, которая, купив акции компании Humble Oil Co., не поглотила полностью эту компанию, а сделала ее «подвижной частью» своего целого.

Humble Oil Co. стала крупнейшим подразделением Standard Oil Company of New Jersey. А Фариш в 1933 году стал председателем совета директоров Standard Oil.

А в 1937 году он стал президентом Standard Oil.

С началом Второй мировой войны Фариш стал еще и членом Национального военного совета нефтяной промышленности США.

Ну, а теперь главное. Знакомая нам по фирме Bayer и нацистским преступлениям немецкая компания IG Farbenindustrie имела тесные отношения с американской компанией Ethyl Gasoline Corporation («Этил Гэзолин Корпорейшн»), фактическими хозяевами которой были, во-первых, Standard Oil Company of New Jersey и, во-вторых, ничуть не менее известная американская компания General Motors.

IG Farbenindustrie и Ethyl Gasoline Corporation создали совместное предприятие Ethyl GMBH, то есть немецкую фирму «Этил» (GMBH — по-немецки сокращенное «Общество с ограниченной ответственностью»).

Эта компания Ethyl GMBH была соучастницей нацистских преступлений, совершенных в Освенциме, узники которого с 14 июня 1940 года участвовали в производстве искусственного каучука из угля.

Кроме того, американцы, действуя через предприятия Ethyl GMBH, помогли построить в Германии заводы по производству тетраэтила, который был крайне важен в качестве присадки к нефтяному топливу.

Кроме того, наладить производство искусственного каучука, которое для немецких нацистов было жизненно важно, Германии помогла сама Standard Oil Company of New Jersey. Без этого производства захлебнулась бы вся немецкая военная машина.

Таким образом, в этом производстве немецким нацистам помогали американцы. Именно эти американцы, включая Humble Oil Co. и Фариша. Это, как говорят иногда в таких случаях, «советские инсинуации»? Полно!

25 марта 1942 года помощник генерального прокурора США Турман Арнольд объявил, что Фариш вместе с другими сотрудниками Standard Oil и смежных компаний признал себя «неоспаривающим» в уголовных судах Ньюарка, штат Нью-Джерси, преступные сговоры с нацистским правительством Германии.

Повторяю — это сделал помощник генерального прокурора США в 1942 году. Что именно? Он объявил, что сам Фариш признал себя «неоспаривающим» в уголовных судах Ньюарка, штат Нью-Джерси, преступные сговоры с нацистским правительством Германии. Фариш сам это признал.

В рамках сделки о признании вины обвинения были сняты и с Фариша, и с его подельников, потому что Standard Oil выполнил требования правительства США в части, касающейся немецких патентов Standard Oil, и заплатил штраф в 50 тысяч долларов.

Уильям Стэмпс Фариш был оштрафован на 1000 долларов США. Аналогичные штрафы (каждый из которых не превышал пяти тысяч долларов) были наложены на различные филиалы Standard Oil и ее дочерние компании.

На сотрудничестве с нацистами Уильям Стэмпс Фариш в качестве крупного акционера, председателя и президента Standard Oil заработал многие миллионы долларов. А заплатил тысячу долларов. Но признал свое сотрудничество с нацистами, и за признание был смягченно наказан — тысячей долларов.

Будущий президент США Гарри Трумэн на тот момент был сенатором. И в качестве такового заявил, что действия Фариша лично по получению прибыли от нацистской военной машины и передаче нацистам определенных патентов граничат с национальной изменой.

По собственному признанию Майкла Дима, вдохновителя товарища Хэ Цзянькуя в деле создания генномодифицированных людей, этот самый Дим перебрался в Университет Райса, чтобы находиться близко к Техасскому медицинскому центру. Потому что Университет Райса является одним из членов Техасского медицинского центра.

Ну так вот, в Техасский медицинский центр входит медицинский факультет Хьюстонского университета — Чистое озеро (University of Houston — Clear Lake). Сам Хьюстонский университет очень плотно сотрудничает с NASA.

А спонсорами Хьюстонского университета в целом — а значит, и столь дорогого сердцу Майкла Дима Техасского медицинского центра, частью которого является медицинский факультет Хьюстонского университета, — является ныне компания Exxon Mobil Corporation.

Эта компания появилась в 1999 году в результате слияния компаний Exxon и Mobil.

В свою очередь, компания Exxon возникла в 1972 году в результате слияния уже знакомой нам Humble Oil Co. и Standard Oil Company of New Jersey, то есть в результате слияния двух компаний, ранее руководимых Уильямом Стэмпсом Фаришем — человеком, официально признанным виновным в нацистских преступлениях по причине своей особой связанности — с кем? Со все той же IG Farbenindustrie.

Ну, а теперь посмотрим, чем занят этот самый Техасский медицинский центр. И какое место в нем реально занимает господин Майкл Дим.

Заходим на сайт университета Хьюстона. Мы уже помним, что этот университет развернулся на деньги Фариша и его подельников, сотрудничавших с нацистами. Помним мы и то, что этот университет тесно сотрудничал с NASA, в котором главным был Вернер фон Браун. Ну вот, мы заходим на сайт этого университета и обнаруживаем презентацию под названием «Физическая теория иммунных систем».

Слева фотография, на которой изображен Майкл Дим и его китайский подельник товарищ Хэ Цзянькуй.

Справа короткая статья Майкла Дима с названием, которое буквально переводится как «Математические приключения в биологии».

Впрочем, дело не в названии, а в том, что Майкл Дим очень хорошо укоренен в Хьюстонском университете и в Техасском медицинском центре. И что Дим и товарищ Хэ Цзянькуй очень близки. При этом Дим — ведущий, а Хэ Цзянькуй — ведомый.

Соучастниками математико-биологических затей Дима и Хэ Цзянькуя являются Университет Райса (Дим прямо рекомендован как представитель этого университета), NIH (National Institutes of Health — Национальные институты здравоохранения США), DARPA (Defense Advanced Research Projects Agency — Управление перспективных исследовательских проектов министерства обороны США) и DEO (Department of Energy Office — министерство энергетики США). Так что Майкл Дим, еще раз говорю, не авантюрист-одиночка. Он руководитель группы, опекаемой и министерством обороны США. И министерством энергетики США. И Университетом Райса. И Техасским медицинским центром, частью которого является Хьюстонский университет. И NASA, тесно сотрудничавшим с этим университетом. И Exxon Mobil Corporation, частью которого стала Standard Oil Company of New Jersey, нити от которой тянутся к IG Farbenindustrie — то есть той самой корпорации Bayer, которая купила Monsanto, с ее генномодифицированными затеями.

Выложенная на этом же сайте реклама сотрудничества, осуществляемого в сфере биологических исследований Университетом Райса, Хьюстонским университетом и Техасским медицинским центром, имеет подзаголовок: «Ведущие исследования, бесконечные возможности».

Что же это за ведущие исследования, в рамках которых развернулись Майкл Дим и его товарищ Хэ Цзянькуй?

Это исследования в сфере глобальных вызовов человеческому здоровью, исследования в сфере создания новых инструментов, позволяющих производить вакцины, в сфере эволюции вирусов, в сфере эпидемиологии, в сфере особых методов кластеризации, в сфере борьбы с лихорадкой Денге и, наконец — last but not least (последнее по счету, но не по важности) — в той самой сфере CRISPR, которую мы подробно описали, и которая была использована товарищем Хэ Цзянькуем по рекомендации господина Майкла Дима.

Кстати, еще одно место работы господина Дима — американский институт медицинской и биологической инженерии. Одним из основателей этой организации является господин Шу Чиен, который родился в Пекине и вырос в Шанхае.

Господин Чиен родом из королевской семьи Цянь Лю, которая в древности царствовала в одном из китайских королевств. Родственники господина Чиена занимали очень высокое положение в докоммунистическом Китае. А потом и этот господин, и его родственники бежали на Тайвань, где опять же занимали очень высокое положение.

Вопрос о том, кто является настоящим субъектом, который через посредников, таких как Дим, руководил преступной затеей товарища Хэ Цзянькуя, требует отдельного обсуждения и отдельной доказательной базы. Но то, что Майкл Дим и Хэ Цзянькуй занимались вместе, например, исследованиями вирусов гриппа, несомненный факт, отраженный в публикациях Университета Райса.

Хэ Цзянькуй, защитив докторскую под руководством Майкла Дима, вернулся в Китай. Но свою лабораторию в Южном университете науки и технологии в Шеньчжене товарищ Хэ Цзянькуй, который к этому моменту был еще и хозяином двух генетических компаний, организовал вместе со своим учителем Майклом Димом. И это неопровержимый факт.

27 ноября 2018 года на сайте Китайской интернет-компании Sina Corporation выходит статья, в которой описано становление Хэ Цзянькуя как ученого. Помимо Майкла Дима, как сказано в статье, у Хэ Цзянькуя есть еще один американский учитель и покровитель — это некий Стивен Куэйк, который, как говорится в статье, действительно открыл Хэ Цзянькую дверь в новый для него мир биомедицины.

Стивена Куэйка опекал лауреат Нобелевской премии по физике Стивен Чу, который был министром энергетики США при Бараке Обаме.

В 2016 году господин Чу подписал письмо с призывом к Гринпис, ООН и правительствам всего мира прекратить борьбу с генетически модифицированными организмами.

Казалось бы, какое отношение этот господин, занятый физикой и получивший Нобелевку за создание методов охлаждения и улавливания атомов лазерным лучом, имеет к генномодифицированной продукции? И о каком письме идет речь?

В 2016 году 107 нобелевских лауреатов зачем-то подписывают коллективное письмо, в котором говорится не о будущем человечества, а о том, что определенная генномодифицированная продукция (речь идет о так называемом «золотом рисе») может сократить дефицит витамина А, вызывающий слепоту и смерть у детей в развивающихся странах и потому недопустима борьба с этой продукцией под лозунгом вредности ГМО.

Никто и не скрывает того, что нобелевские лауреаты не стихийно возгорелись желанием защищать определенную генномодифицированную продукцию — что и мелко для них, и странно. И что их к этому побудили некие организаторы кампании по защите этой продукции. И что организаторами этой кампании являются конкретные лица — Ричард Робертс и Филипп Шарп.

Ричард Робертс и Филипп Шарп получили Нобелевскую премию в 1993 году за открытие, независимо друг от друга, прерывистой структуры гена.

О какой прерывистости идет речь?

Первый этап считывания генетической информации именуется транскрипция. На этом этапе последовательность важнейших слагаемых ДНК, этого хранителя генетической информации, переписывается в такую же последовательность этих слагаемых у РНК, которая должна передавать информацию от ДНК к фабрикам белка.

При исследовании этого первого этапа выяснилось, что формируемый на нем первичный транскрипт, в который вписывается всё, что содержится в ДНК, отличается от зрелой матричной РНК, в которой остается только самое нужное для будущего производства белка. Это «самое нужное» американский молекулярный биолог Уолтер Гилберт назвал экзоном. Он же назвал как бы ненужное, то есть удаляемое из зрелой матричной РНК, — интроном.

Наличие совокупности экзонов и интронов называется прерывистостью или мозаичностью гена.

В процессе превращения первичного транскрипта в зрелую РНК имеет место вырезание определенных слагаемых и склеивание того, что осталось после этого вырезания. Наиболее часто этот процесс происходит при созревании (то есть превращении в зрелую) матричной РНК, представляющей для нас особый интерес в связи с деятельностью гейтсовской компании Moderna, которая как раз этими матричными РНК и занята. При этом из незрелой матричной РНК удаляются интроны, которые не кодируют белок. После удаления экзоны, кодирующие белок, определенным образом склеиваются. Именно так незрелая протоматричная РНК превращается в ту зрелую матричную РНК, с которой считываются (транслируются) некие коды, запускающие производство белка клетки. Эту зрелую матричную РНК Гейтс и его компания хотят использовать для создания вакцины, спасающей человечество от ужасного ковида.

Но вернемся к Шарпу и Робертсу. Шарп и Робертс в 1977 году показали, что интроны извлекаются из незрелой матричной РНК с помощью процесса, который назвали сплайсингом, то есть сращиванием или склеиванием. Авторы изучили этот процесс, пришли к определенным выводам.

Спросят: «Ну и что? Разве это плохо?»

Нет, это не плохо, это замечательно. Совершенно недопустимо демонизировать эту выдающуюся исследовательскую работу. Но столь же недопустимо демонизировать работы по открытию структуры атома и ядерных реакций, которые в итоге породили ядерное оружие. Использование сплайсинга вполне может породить то, что по своей сокрушительности будет сильно превышать сокрушительность ядерного оружия. А может породить и нечто иное, крайне необходимое, полезное.

Но главное — при чем тут странная по характеру и чересчур мелкая по сравнению со статусом ученых поддержка какого-то «золотого риса», какого-то отдельного ГМО? Эйнштейн поддерживал бомбардировки Хиросимы и Нагасаки? Нильс Бор это поддерживал? Кто-то из ядерщиков писал коллективное письмо в защиту нанесения ядерных ударов по таким-то городам с помощью такого-то оружия? Мол, хорошо бы долбануть нейтронной бомбой туда-то и туда-то, чтобы… чтобы что? Чтобы витамина А стало больше… Кто-то из маститых химиков такого же нобелевского ранга поддерживал применение во Вьетнаме уже обсуждавшегося нами Agent Orange?

А тут-то мы имеем дело с чем-то совсем уж странным — с очень небезусловным и при этом достаточно мелким начинанием под названием «поддержка золотого риса». Что за странность-то такая?

Повторяю, я никакими демонизациями не занимаюсь. Я обнаруживаю странность, и в этом моя обязанность аналитика. Я всего лишь устанавливаю, что Шарп и Робертс, зачем-то побудившие других нобелевских лауреатов подписать письмо по проблеме, не заслуживающей внимания такого числа очень разных по роду научной деятельности нобелевских лауреатов, изучают возможности переходов от незрелой матричной РНК к зрелой матричной РНК, то есть этого самого сплайсинга, и тем самым их исследования, как минимум, тесно сопряжены с тем, что касается редактирования генома. Я не говорю, что они тождественны. Но они, безусловно, сопряжены. И потому инициатива этих ученых в деле воспевания ГМО порождена, как минимум, желанием маргинализовать все, что подвергает сомнению генную модификацию, генное редактирование и так далее. «Руки прочь от наших замечательных исследований и не смейте обсуждать их плохие последствия!» Ну не могли этого сделать Эйнштейн, Бор и другие.

Подробное обсуждение сферы интересов Филиппа Шарпа (а он не только генами занимался, но и исследованиями человеческого мозга, который тоже надо было спасать от разных заболеваний с помощью тончайших манипуляций) увело бы нас далеко в сторону. Тем более, что в тандеме Робертс-Шарп мотором инициативы по подписанию письма очевидным образом является именно Ричард Робертс.

Who is мистер Робертс?

Ричард Робертс — главный научный сотрудник компании New England Biolabs (NEB), очевиднейшим образом поддерживающей работы по редактированию генома. Установив это, перехожу к обсуждению самого письма нобелевских лауреатов.

Письмо нобелевских лауреатов было опубликовано в газете The Washington Post 30 июня 2016 года. В нем говорится (цитирую): «Научные и регулирующие органы по всему миру неоднократно и последовательно находили, что сельскохозяйственные культуры и продукты питания, улучшенные с помощью биотехнологии, были настолько же безопасными, если не более безопасными, чем те, которые получены с помощью любого другого метода производства. Никогда не было ни одного подтвержденного случая отрицательных последствий для здоровья людей или животных от их потребления. Неоднократно было показано, что их воздействие на окружающую среду приносит меньше ущерба и является благом для глобального биоразнообразия».

Ну, я тут даже комментировать не буду. Никогда ничего против этого не говорилось, никто против не выступал… Что это значит? Я опять приведу сравнение с ядерной тематикой. Это как если бы было сказано: «Все органы всегда подтверждали, что облучение тем, что извергает из себя ядерное оружие при взрыве, всегда имело чисто благие последствия, никогда на приводило ни к каким повреждениям и резко увеличивало здоровье людей…»

Помимо письма нобелевских лауреатов, The Washington Post в тот же день опубликовала комментарий к этому письму, написанный Джоэлем Ахенбахом.

Ахенбах работает в The Washington Post с 1990 года. Он — очень авторитетный журналист, занимающийся одновременно и освещением научной деятельности, и освещением проблем актуальной политики. Он первым получил право на ведение личного блога в The Washington Post. Поэтому его суждения вполне заслуживают нашего внимания. Хотя бы потому, что в них сформулирована позиция влиятельных групп западного научного и политического истеблишмента.

Мне, кстати, могут сказать, что и господин Левитт был в числе нобелевских лауреатов, подписавших письмо в защиту ГМО, — и чтоό я тогда с ним бьюсь в экстазе? А я не бьюсь в экстазе, я просто подчеркиваю, что господин Левитт является плотью от плоти западного истеблишмента, ее квинтэссенцией, ее таким «лапонькой», белым и пушистым, суперавторитетным. И что когда мнение такого авторитета выбрасывается в помойку, а мнение какого-то Фергюсона оказывается абсолютным вердиктом для всех политиков мира, то, видит бог, это странно.

И с господином Ахенбахом я тоже говорю о том, что если он авторитетен там, то почему же там как-то странно себя ведут, ни с чем никак не соотносясь?

В своем комментарии к письму нобелевских лауреатов Ахенбах утверждает, что (цитирую) «научный консенсус заключается в том, что редактирование генов в лаборатории не более опасно, чем модификации посредством традиционной селекции, и что модифицированные растения потенциально могут принести пользу окружающей среде или здоровью, например, сократить потребность в пестицидах. В докладе Национальных академий наук, инженерии и медицины, опубликованном в мае, говорится, что нет никаких убедительных доказательств того, что ГМО-культуры вызывают у людей недомогание или наносят вред окружающей среде, но также дается оговорка, что эти культуры относительно новые и что преждевременно делать широкие обобщения, как положительные, так и отрицательные, об их безопасности».

Вы вообще понимаете, что здесь написано этим высоким представителем западной респектабельной журналистики, который отстаивает определенные позиции? Здесь написано: с одной стороны, никаких убедительных доказательств того, что ГМО-культуры вызывают что-то плохое, нет, но эти культуры новые, и потому преждевременно делать обобщения, как положительные, так и отрицательные, об их безопасности.

Но тогда скажите: «Мы не знаем, что будет. Мы с напряженной тревожностью и надеждой ждем. Может, будет хорошо, может — плохо». Но ведь не это говорится. Говорится: «Нет никаких угроз здоровью! Но это недавняя вещь, поэтому мы не знаем, что будет».

Вам это то, с чем мы столкнулись в ситуации с ковидом, не напоминает?

Продолжаю цитировать Ахенбаха:

«Противники ГМО говорят, что эти культуры могут быть небезопасными для потребления человеком или животными, что не было показано, что они улучшают урожайность, приводят к чрезмерному использованию гербицидов и могут потенциально распространять модифицированные гены за пределы ферм».

А как они могут не распространять?

«Практически все зерновые культуры и домашний скот стали продуктом генной инженерии в самом широком смысле; диких коров нет, а кукурузные поля в Соединенных Штатах отражают многовековую модификацию растений посредством традиционного разведения. Генетически модифицированные культуры получили распространение в середине 1990-х годов; сегодня, согласно правительственной статистике, большая часть кукурузы, соевых бобов и хлопка в стране была модифицирована для обеспечения устойчивости к насекомым или устойчивости к гербицидам».

А дальше мы будем модифицировать человека для обеспечения устойчивости к коронавирусу или к чему-нибудь еще. К СПИДу, как уже сделано. Вот что такое позиция респектабельной западной журналистики, внутри которой есть и оговорка («а вдруг будет плохо, давайте-ка скажем, что мы еще не знаем»), и наступательность («всё хорошо, корова тоже не дикое животное, она тоже модифицирована»). Ну просто анекдот! Вот так анекдотически может рассуждать респектабельная журналистика, когда ей надо что-то делать по отношению всего лишь к проекту «золотого риса». Всего лишь! А это не коронавирус.

Один из организаторов кампании (а точнее, ее главный организатор) Ричард Робертс заявил, что он не первый раз организует письма нобелевских лауреатов, что в 2012 году он организовал кампанию с требованием освободить китайского диссидента и лауреата премии Мира Лю Сяобо, и что у него нет финансовой заинтересованности в успехе генномодифицированной продукции… У него нет. А у его компании, в которой он работает?

Вот что на письмо ученых ответила одна из активных участниц Гринпис в Юго-Восточной Азии Вильгельмина Пелегрина. Я цитирую. Между прочим, очень интеллигентный текст: «Обвинения в том, что кто-то блокирует генно-инженерный „золотой“ рис, являются ложными. „Золотой“ рис потерпел неудачу как решение и в настоящее время недоступен для продажи, даже после более чем 20 лет исследований. Как признал Международный исследовательский институт риса, не было доказано, что он фактически решает проблему дефицита витамина А. Чтобы было ясно, мы говорим о чем-то, чего даже не существует…»

Я продолжаю цитирование Вильгельмины Пелегрины:

«Корпорации раздувают тему «золотого» риса, чтобы проложить путь для глобального одобрения других более прибыльных генетически модифицированных культур. Этот дорогостоящий эксперимент не дал результатов за последние 20 лет и отвлек внимание от методов, которые уже работают… нужно решать проблему недоедания при помощи более разнообразного рациона питания, обеспечения равного доступа к продовольствию и экологического сельского хозяйства…

Единственное гарантированное решение проблемы недоедания — это разнообразное, здоровое питание. Обеспечение людей настоящей едой на основе экологического сельского хозяйства не только решает проблему недоедания, но и является гибким решением для адаптации к изменению климата.

Мы документально фиксировали сообщества на Филиппинах, которые продолжают выражать беспокойство по поводу использования генномодифицированного «золотого» риса в качестве решения. Безответственно навязывать генномодифицированный «золотой» рис как быстрое решение людям, находящимся на переднем крае, и тем, кто этого не приветствует, особенно когда уже есть безопасные и эффективные варианты».

Лично я никогда не был поклонником Гринпис. И даже убежден, что какая-то часть работы Гринпис носит позитивный характер, а какая-то носит диаметрально противоположный характер, и как там одно сочетается с другим — это требует отдельных масштабных исследований. Но если речь идет о том, что обсуждается в этой передаче, то есть о том, что сначала про очевидным образом опасные генномодифицированные продукты говорится, что они безопасны, и этим прокладывается дорога безоглядному, безальтернативному использованию генной модификации или генного редактирования растений и животных… А потом говорится, что генномодифицированный человек — это тоже perfect, это абсолютно безопасно и спасительно… Если говорить об этом тренде, то лучше любой Гринпис, чем этот тренд.

Сначала генная модификация растений.

Потом генная модификация в сфере животноводства — а все это идет полным ходом.

А потом генная модификация людей под фиговым листочком редактирования генома.

И вот мы уже имеем дело со вполне реальной зловещей работой Хэ Цзянькуя и его западных покровителей.

26 ноября 2018 года выходят фрагменты интервью, которое профессор Майкл Дим дал The Associated Press. В нем Дим подтверждает, что он лично находился в Китае на момент эксперимента. Агентство The Associated Press пишет: «Дим, научный руководитель Хэ, получившего докторскую степень по биофизике в Университете Райса в 2010 году, работал с Хэ после того, как тот вернулся в Китай. Дим сказал, что он находился в Китае, когда «участники давали свое согласие, и заявил, что он «абсолютно» уверен, что они (то есть участники. — С. К.) способны понять риски».

Агентство CNN сообщает, что Университет Райса официально открестился от эксперимента Хэ Цзянькуя и Дима. «Это исследование поднимает вопросы науки, права и этики», — сказал представитель университета.

28 ноября 2018 года на сайте Национальных институтов здравоохранения (NIH) США вышло официальное заявление следующего содержания:

«Национальные институты здравоохранения глубоко обеспокоены работой, только что представленной на Втором международном саммите по редактированию генома человека в Гонконге доктором Хэ Цзянькуем, который описал свои усилия по использованию CRISPR-Cas9 на эмбрионах человека для отключения гена CCR5. Он утверждает, что два эмбриона были впоследствии имплантированы, и родились двойняшки. Эта работа представляет собой глубоко тревожную готовность доктора Хэ и его команды пренебрегать международными этическими нормами. Проект был в основном осуществлен в тайне (что значит «в основном»? — С. К.), медицинская необходимость инактивации CCR5 у этих детей совершенно неубедительна, процесс информированного согласия представляется весьма сомнительным, а возможность нанесения побочных эффектов не была удовлетворительно изучена. К сожалению, первое очевидное применение этого мощного метода к эмбрионам человека было совершено так безответственно. Необходимость выработки обязательного международного консенсуса относительно установления пределов для такого рода исследований, которые сейчас обсуждаются в Гонконге, никогда не была более очевидной. Без таких ограничений мир столкнется с серьезным риском вала столь же непродуманных и неэтичных проектов. Если такие грандиозные научные злоключения продолжатся, технология, имеющая огромные перспективы для профилактики и лечения болезней, будет дискредитирована оправданным общественным негодованием, страхом и отвращением.

Во избежание недоразумений и, как мы заявляли ранее, NIH не поддерживает использование технологий редактирования генов в человеческих эмбрионах».

Что я по этому поводу могу сказать? Я могу сказать, что даже Национальные институты здравоохранения США проявляют какую-то осторожность, понимая, что, в принципе, надо бы дальше все это медленно продавливать, но что так нельзя. Что пока что еще реакция отторжения слишком велика, что надо как-то к чему-то приучать, как-то это все смягчать и обосновывать. А чтоб вот так рывком — нет, извините. «Мы, — говорят Национальные институты здравоохранения США, — к этому отношения не имеем». А кто имеет?

14 января 2020 года еженедельная студенческая газета Университета Райса сообщает, что китайский суд приговорил Хэ Цзянькуя к трехгодичному тюремному заключению. И что этот приговор вынесен 30 декабря 2019 года.

Также сообщается, что Университет Райса с 2018 года ведет расследование участия куратора Цзянькуя, профессора Майкла Дима, в проекте генетического редактирования эмбрионов. Единственным официальным комментарием можно назвать заявление университета в ноябре 2018 года. Результаты расследования не были обнародованы.

На основе сообщенных мною сведений зритель, отвергающий избыточный алармизм (а это правильно, избыточный алармизм надо отвергать), может поспешно отмахнуться от всего, что связано с так называемым генным редактированием вообще и подобным редактированием во имя избежания ковидного бедствия в частности. Такой зритель может начать успокаивать себя тем, что осуществление на практике генного изменения людей, зачем-то именуемого генным редактированием, и полностью аналогичного генному изменению растений и животных, уже вошедшему в быт современного человечества, вызвало слишком бурную реакцию отторжения. И что по этой причине нам не следует беспокоиться по поводу возможности мощного развертывания этого проекта. Который, в случае его действительного осуществления, посрамит все скромные затеи доктора Менгеле и его сподвижников.

Но на самом деле всё обстоит намного более тревожно.

 

https://rossaprimavera.ru/article/d4d61fbd

 

10.08.2020 Смысл игры 151

 

Самоизоляция и карантин спасают или убивают? Кургинян о коронавирусе, 11 серия.

 00:00 — заставка
00:12 — отсутствие правды о пандемии коронавируса
05:55 — что говорят организаторы борьбы с распространением коронавируса
15:30 — как и почему политики оправдывают карантин
19:01 — насколько карантин снизил смертность от ковида?
22:28 — интервью эксперта по биологическому оружию Игоря Никулина
43:00 — биография нобелевского лауреата Майкла Левитта
54:11 — Майкл Левитт о том, как карантин не спас жизни, а погубил их
1:04:56 — люди стали бояться обращаться к врачам
1:07:22 — оценки борьбы с пандемией в мире
1:12:35 — пандемия — трансформационное событие?
1:14:27 — нацистская эстафета поколений
1:17:12 — Билл Гейтс и эпидемия коронавируса
1:21:02 — программное обеспечение жизни — чьей?
Лидер движения «Суть времени», аналитик и политолог Сергей Кургинян подчеркивает, что основным содержанием любой политической борьбы является борьба за интерпретацию неочевидных действий политических субъектов. Например, коронавирусных (или антикоронавирусных) действий власти.
Интерпретаций всегда будет несколько, ведь любые действия могут быть вызваны как заботой о благе ближнего, так и примитивной глупостью или корыстью, а то и прямым злым умыслом.
А в ситуации, когда от тебя зависят другие люди, необходимость выяснить правду, стоящую за всеми этими возможными интерпретациями, приобретает особенно важное значение.
Чтобы свести к минимуму интерпретационные искажения, поясняет Кургинян, следует прежде всего обратить внимание на информацию, которая исходит от самих действующих лиц и при этом не восхваляет их действия. Например, об ошибочных прогнозах касательно ожидаемого уровня смертности от коронавируса (а именно эти прогнозы легли в основу многих ошибочных организационных и ограничительных мер) говорят и мэр Москвы Сергей Собянин, и министр здравоохранения РФ Михаил Мурашко.
Сергей Кургинян отмечает, что сейчас политики во всем мире будут утверждать, что если бы они не соорудили карантин, испугавшись чудовищных прогнозов, то эти прогнозы стали бы ужасной реальностью.
Но какой эффект имели на самом деле чрезвычайные карантинные меры? Политолог приводит мнение авторитетного ученого, микробиолога Игоря Никулина об этих карантинных мерах и о природе коронавируса. Однако ни это мнение, ни мнение других крупных ученых не было учтено.
Между тем, помимо прогнозов, изготовленных Нилом Фергюсоном и Имперским колледжем Лондона, были и другие прогнозы. И они были даны одновременно с прогнозом Фергюсона.
Так, прогноз по распространению ковида, который сделал нобелевский лауреат Майкл Левитт – безусловный авторитет и на самом Западе, и для российских либералов-западников, – оказался крайне точным. Однако его мнение (а он сразу же заявил, что Фергюсон завысил оценку потенциальной смертности в 10 – 12 раз) было проигнорировано совершенно вопиющим образом. А мнение Фергюсона было принято как непререкаемое руководство к действию, хотя с профессиональной точки зрения Левитт стоит на несколько порядков выше Фергюсона.
Кургинян считает, что этому может быть только одно объяснение: прогноз и рекомендации Фергюсона позволяли определенной части мировой элиты добиться того, что ей было нужно, а прогнозы нобелевского лауреата – мешали.
До сих пор нет никакой реакции мировых политических лидеров на заявления многих аналитиков, ученых и практикующих врачей о том, что коронавирусный карантин не спасал жизни людей, а губил их.
До сих пор нет никакой реакции на призывы ВОЗ выявить происхождение вируса и обстоятельства заражения им людей, а также произвести беспристрастную, независимую и всеобъемлющую оценку опыта, который международное сообщество извлекло при борьбе с ковидом.
А значит, подчеркивает аналитик, существует отнюдь не умозрительная возможность того, что либо этой осенью, либо через несколько лет будет сооружено что-то покруче нынешнего коронавируса. Или что этот самый коронавирус, подвергнув определенному апгрейду, явят человечеству вновь.
И эту возможность требуется так же спокойно, тщательно и постоянно себя перепроверяя разобрать.

Суть времени

 

19.09.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть XI

«Единственную большую ошибку за последние 10 лет допустило руководство нашей страны. Это — так называемая оптимизация здравоохранения» 

 

Во всем невнятном (а история с ковидом, согласитесь, весьма невнятна) при желании можно увидеть и чью-то злую волю, и чей-то корыстный интерес, и чью-то заботу о благе страждущих. И всегда те, кто по роду деятельности ответствен за некие невнятные действия типа ковидных или антиковидных, будут говорить, что они это сделали ради блага страждущих, а их противники будут говорить, что они сделали это по глупости, корысти ради или даже для реализации какого-то злого умысла. Борьба за то, как именно должны быть представлены те или иные невнятные действия, является основным содержанием любой политической борьбы. И ее сейчас ведут все, на всем земном шаре. В Соединенных Штатах в особенности, у нас тоже.

Зная об этом — о том, что все интерпретации служат цели политической борьбы, а не выяснения истины, — люди перестают верить всем сразу: и тем, кто восхваляет свою заботливость, и тем, кто утверждает, что никакой заботливости не было, а было нечто другое и очень нехорошее. А поскольку хочется внятности, хочется правды, то ее отсутствие не может не породить очень нехорошее состояние умов.

В двух словах это состояние достаточно трудно описать, но я попытаюсь это сделать, используя старый советский анекдот, в котором сильно перепивший мужчина, страдающий с похмелья от страшной головной боли, лежит на постели и видит, как по комнате идет котенок, еле слышно ступая лапами. Мужчина говорит котенку: «Да не топай ты, так тебя растак!»

Нынешнее состояние умов как раз и охарактеризовано тем, что власть не должна топать. А власть «топает» как по необходимости (она не может вообще полностью замереть, тогда ей будут вменять в вину, что она ничего не делает), так и в силу своего особого загадочного стремления как можно больше раздражать своим поведением тех, кого она должна бы была умиротворять. Бывает такое загадочное намерение любой ценой сделать то, чего не надо делать, когда к этому влечет. Тянет какая-то неведомая сила — и невозможно этому противостоять.

Поскольку всё это так, то приходится прилагать особые усилия для того, чтобы добыть хоть что-то внятное в той поразительной невнятице, которой окружена изначально вся история с ковидом и которая страшно преумножена ведущейся политической борьбой.

История с ковидом очень серьезная, поэтому внятность, правда нужны не для того, чтобы насладиться ими в эстетическом, интеллектуальном или ином смыслах (тем более, что тут наслаждаться нечем), а для того, чтобы понять, что день грядущий готовит и всем, и тебе. И, поняв это, правильно позиционироваться, предуготовиться, а возможно, на что-то и повлиять. Ну и, раз это так, то совсем уж не подобает заниматься быстрым сооружением очень эффектных моделей о происках зловещих и мощных сил — эти модели не так трудно сооружать. И лично мне очень хочется до конца разобраться в том, является ли представляемый мною материал все-таки неким умозрением с проблесками истины, или он достоверен. И я сделаю все возможное для того, чтобы в этом удостовериться.

Это требует, чтобы ты все время возвращался к наипростейшему, проверял самого себя, тщательно отбирал такой материал, который в наименьшей степени поддается извращенному толкованию и не дает возможности с легкостью осуществлять диаметрально противоположные интерпретации. При этом желательно, чтобы такой материал о действиях, предпринятых ради борьбы с ковидом, был предоставлен тебе не злопыхателями, которых легко заподозрить в том, что они шьют лыко в строку ради политических целей, а самими организаторами этих антиковидных действий, в смысле которых мы хотим разобраться. Я подчеркиваю: в настоящем, правдивом смысле, а не в том, что можно вокруг этого изобразить.

Ну так и пусть сами организаторы этих действий скажут нам что-то, а мы прислушаемся не к чужим сплетням, а к тому, что говорят они сами.

19 мая 2020 года мэр Москвы Сергей Собянин в эфире программы «60 минут» сказал буквально следующее: «Мы вообще прогнозировали на сегодняшний день, если скатиться три-четыре недели тому назад, то мы думали, что сегодня, в середине мая, у нас будет такой огромный пик заболеваемости и госпитализации тяжелобольных, что наша система просто не справится, и это огромный был стресс, предвидя такое будущее, просчитывать его, готовиться. Но это, конечно, ужасный прогноз был».

К сожалению, Сергей Семенович не сообщает главного: кому принадлежал этот ужасный несбывшийся прогноз, породивший, безусловно, тяжелейшие издержки. Ведь никто же не хочет сказать, что чрезвычайные меры по карантину вообще не породили издержек — так не бывает.

Что говорится самим мэром Москвы? Что кто-то спрогнозировал ужасные последствия, которые не возымели место, но те, кто их прогнозировал, были настолько авторитетны, что все готовились к тому, что будет так, как спрогнозировано. И будет просто ужас-ужас-ужас. Так кем это было спрогнозировано? Можно же просто назвать имена этих героев!

Впрочем, мир одно имя уже знает. Имя это нами подробно обсуждено — это господин Фергюсон. Прогнозную залипуху с невероятным преувеличением негативных последствий ковида соорудили Фергюсон и круг лиц, по чьему заказу действовал Фергюсон. Мы уже обсудили кое-кого из этих лиц и понимаем, что Фергюсон соорудил некую псевдопрогнозную залипуху, на которую клюнули очень и очень многие.

Возможно, мэр Москвы и его команда ориентировались на какую-то соседнюю прогнозную небылицу. По факту сказанного Собяниным понятно, что это была небылица. Но наиболее известная небылица — это небылица, сооруженная Фергюсоном, и на нее почему-то все среагировали, как на истину в последней инстанции. У меня лично нет никаких оснований ни утверждать, что именно на эту залипуху среагировала команда Собянина и вообще российская власть — наряду с командой Трампа и другими командами во всем мире, ни утверждать, что это было не так. Фифти-фифти. Нам не названо имя того героя, кто дал ужасный прогноз, который не сбылся, Сергей Семенович это имя не называет. Но наиболее известное в мире имя — Фергюсон, и велика вероятность того, что наша страна оказалась заложницей именно прогнозов Фергюсона.

Конечно, хотелось бы получить точную информацию по этому поводу и от Сергея Семеновича, и от других ответственных лиц — таких, как министр здравоохранения РФ Михаил Альбертович Мурашко. Который 3 июля 2020 года в интервью Интерфаксу тоже обсуждал завышенные прогнозы.

Я хочу еще раз подчеркнуть, что Сергей Семенович Собянин сам обсуждает завышенные прогнозы. Это делают не его злопыхатели, не какие-нибудь люди, которым надо осуществить с ним политическую борьбу. Это делает он сам. И Михаил Альбертович Мурашко сам обсуждает завышенные прогнозы. Не ему кто-то это вменяет, а сам Мурашко это обсуждает. И вот тут уже вероятность недоброкачественной интерпретации фактически, согласитесь, исключена. Потому что когда люди сами говорят что-то о себе, то уж этому-то надо поверить.

Ну так что же сказал Михаил Альбертович Мурашко 3 июля 2020 года в интервью Интерфаксу? Что он сказал конкретно о завышенных прогнозах? Или, точнее, даже, не сказал, а как бы подтвердил своим «да-да» то, что журналист сообщил. Я привожу дословно диалог между этим журналистом и Мурашко.

«Журналист: В ряде исследований утверждалось, что без защитных мер число жертв в России было бы не 9 тысяч, а 4 миллиона.

Мурашко: Это были бы сопоставимые цифры. Такие объемы прогнозировали многие страны».

(Многие страны, да? Которые уж точно ориентировались на прогноз Фергюсона.)

«Журналист: То есть были бы миллионы жертв в нашей стране?

Мурашко: Возможно…»

Я здесь обсуждаю не жертвы, а прогнозы, на которые ориентировались лица, отвечающие за жизни миллионов или ста пятидесяти миллионов людей. А также всего населения земного шара.

Поскольку я уже начал обсуждать эти прогнозы, то я приведу еще одно высказывание, в котором сами организаторы событий говорят об этих прогнозах, а не какие-то их противники.

22 июля 2020 года ТАСС сообщило нам о том, что заместитель мэра Москвы Максим Станиславович Ликсутов фактически повторяет тезис своего начальника о зависимости принимаемых карантинных мер от неких ужасных прогнозов, утверждая, что «в Москве те страшные прогнозы, которые изначально были, не оправдались».

И снова нет ответа на вопрос, какие именно прогнозы не оправдались и почему… Я вдруг вспомнил известный анекдот насчет боцмана, который по просьбе капитана развеселить команду перед смертью (на судно шла торпеда, от которой уже нельзя было увернуться) пообещал команде так свистнуть, что корабль развалится. Ну он свистнул, корабль развалился, подплывает к боцману капитан и говорит: «Дурак ты, боцман, и шутки твои дурацкие — торпеда-то мимо прошла».

Итак, я имею право задать прямой конкретный вопрос — на уточнение, а не на хулу или восхваление, — какие именно прогнозы не оправдались? И почему они не оправдались — потому ли, что были приняты спасительные меры, или потому, что прогнозы были неверными? Но почему они были неверными — потому ли, что ученые, дававшие прогноз, ошиблись, как тот боцман, а торпеда мимо прошла, или потому, что ученые, дававшие прогноз, обеспечивали превращение ковида в то трансформационное событие, которое я обсуждал в предыдущей серии этого фильма? Мне самому надо понять, как всё обстоит на самом деле, самому — для того, чтобы спланировать свою жизнь и жизнь тех, за кого я отвечаю. Мне не нужно убедительных ужастиков, мне правда нужна.

Конечно, сейчас все политики в один голос начнут говорить о том, что если бы они не соорудили карантин, испугавшись чудовищных прогнозов, то эти прогнозы стали бы ужасной реальностью. И все, кто организовывал карантин, единодушно сообщают своим жертвам: «Мы вас спасли!»

26 мая 2020 года аж сам президент США Дональд Трамп, которого карантинные мероприятия приводили в ярость, который их осуществлял через не хочу, написал в твиттере: «Если бы я не выполнял свою работу хорошо и своевременно, мы бы потеряли от 1,5 млн до 2 млн человек, в отличие от 100 с лишним тысяч, какой, скорее всего, будет итоговая цифра. Это в 15–20 раз больше, чем мы потеряем».

К сожалению, господин Трамп опять-таки ничего не сказал по поводу того, откуда он знает, сколько было бы потерь без принятия тех мер, которые ему теперь приходится именовать высокоэффективными — у него предвыборная обязаловка. Откуда господин Трамп знает, что без принятия этих мер все было бы в 15–20 раз хуже? Кто ему об этом сказал? И почему он считает, что тот, кто ему об этом сказал, представил объективную информацию, а не впарил злодремучую дезу? Притом что, как мы знаем, информацию Трампу дал господин Фергюсон по поручению всех тех, кого я обсудил в предыдущих сериях и собираюсь обсуждать дальше.

Насколько на самом деле снизили смертность чрезвычайные карантинные меры? Те, кто эти меры осуществлял, повторяю, естественно, склонны задним числом подчеркивать значение чрезвычайных карантинных мер именно для снижения смертности. Но странно было бы ожидать от них теперь чего-то другого. Однако мы знаем, что организаторы этих мер сами относились к тому, что они организуют, как минимум двояким образом. То есть по первой, как говорят в таких случаях, они утверждали, что эти меры чрезвычайные — карантинные — прежде всего должны снизить нагрузку на систему здравоохранения, а заодно и смертность снизить в какой-то степени. Но, говорили они, снижение нагрузки на систему здравоохранения — это главное, потому что бедствие будет столь ужасно, что система здравоохранения без снижения этой нагрузки просто рухнет. Это же они так говорили, неоднократно. Поэтому вполне правомочен вопрос: что, если дело не в том, что меры, осуществленные Трампом и прочими, как у нас, так и по всему миру, решающим образом сократили количество умерших, а в том, что количество умерших было неверно предсказано господином Фергюсоном и членами его команды? И почему-то это было воспринято как истина в последней инстанции. Вот если это так, что тогда?

Самый важный источник ковидного алармизма — Имперский колледж Лондона, который я уже обсудил. В том его докладе, опубликованном 16 марта 2020 года, который стал основанием для введения карантина в ряде стран, говорилось о том, что изоляция позволит снизить нагрузку на систему здравоохранения. Но, будем честными, про снижение смертности там тоже говорилось.

Название этого доклада Имперского колледжа Лондона — «Влияние немедикаментозных вмешательств на снижение смертности от COVID-19 и спроса на медицинскую помощь». В докладе говорится, что «у каждого подхода есть свои серьезные проблемы. Мы считаем, что оптимальная политика смягчения последствий (сочетающая домашнюю изоляцию в случае подозрения на заражение, домашний карантин тех, кто живет в одном доме с подозреваемыми, и социальное дистанцирование пожилых людей и других людей, наиболее подверженных риску тяжелого заболевания) может снизить пиковый спрос на медицинскую помощь на 2/3, а смертность — наполовину. Тем не менее смягченная эпидемия, скорее всего, все же приведет к сотням тысяч смертей и к тому, что системы здравоохранения (прежде всего отделения интенсивной терапии) будут многократно перегружены. Для стран, которые могут столкнуться с этой проблемой, стратегия подавления (то есть чрезвычайных карантинных мер. — С. К.), является предпочтительным вариантом».

Значит, даже Имперский колледж Лондона, который завышает все оценки в 10 раз (это уже все в мире обсуждают), говорит о том, что смертность за счет карантина может быть снижена вдвое, а не в 10 раз. И явным образом подчеркивает значение сокращения нагрузки на медицинскую помощь как главное основание для введения чрезвычайных карантинных мер. А на сколько на самом деле чрезвычайные карантинные меры снизили смертность? Если Имперский колледж Лондона (который всегда, повторяю, завышает свои оценки весьма и весьма существенным образом) говорит, что наполовину может быть снижена смертность, то на сколько на самом деле? На четверть? На 10%? Вообще не снижена? Или — крайний вариант, на котором я совсем не настаиваю, — наоборот, повышена общая смертность, потому что нарушили работу системы здравоохранения в целом? Создали смертность за счет того, что перестали обращать правильное внимание на другие заболевания. Ведь об этом кто только не говорит — и ВОЗ, и в ООН разные комитеты, и отдельные авторитетные медики, и те, кто обеспокоены ростом голодных смертей в результате ковидного экстаза… Всех и не перечислишь.

Так какой же эффект на самом деле имели чрезвычайные карантинные меры? Кто скажет правду? И кто готов услышать ее? А также кому поверят? Или — поставлю тот же вопрос иначе — почему никому не верят даже из тех, кто, казалось бы, обладает для этого необходимой компетенцией, авторитетом?

Наш соотечественник Игорь Викторович Никулин, в отличие от меня, всю жизнь занимается теми проблемами, которые лежат в основе антиковидных действий.

Он родился в 1963 году в станице Абганерово Волгоградской области. Обучался в Московском институте тонкой химической технологии имени Ломоносова на кафедре биотехнологии.

После окончания института восемь лет работал во ВНИИ прикладной микробиологии.

Игорь Викторович не только был одним из экспертов, входивших в комиссию по разоружению, занимавшуюся проблемой биологического оружия в Ираке. Он еще был и советником Генерального секретаря ООН Кофи Аннана, и членом комиссии ООН по биологическому оружию.

Ну почему бы, казалось бы, не прислушаться к тому, что говорит такой авторитетный ученый? Я ведь не призываю принимать все его суждения как истину в последней инстанции. Но прислушаться-то к нему можно! Чего не хватает для того, чтобы прислушаться? Статуса? Он есть. Профессионализма? Он есть. Вроде бы всё при нем.

14 июля 2020 года Игорь Викторович Никулин дает интервью нашему информационному агентству Красная Весна. Считаю необходимым развернуто процитировать это интервью авторитетнейшего специалиста:

«ИА Красная Весна: Генеральный секретарь ООН считает, что нужен контролирующий орган, который мог бы расследовать распространение инфекционных заболеваний. Как Вы прокомментируете эти слова?

И. В. Никулин: Все 90-е годы существовала так называемая трехсторонняя рабочая группа: Россия, США, Великобритания. Эта группа разрабатывала механизмы контроля. Меня тоже привлекали несколько раз к участию в этой группе. Она реагировала на все случаи. Допустим, когда где-то произошла непонятная вспышка инфекционного заболевания, туда выезжают эксперты и выясняют, в чем дело. Эта группа вполне хорошо себя зарекомендовала.

Но в 2001 году американцы и британцы отказались подписать итоговый протокол по мерам контроля над биологическим оружием, фактически после этого рабочая группа прекратила свое существование. Также в 2001 году планировалось создать ОЗБО — организацию по запрещению биологического оружия.

И, конечно, ситуация с пандемией коронавируса подталкивает к созданию подобной организации, потому что для большинства специалистов в мире очевидно, что вирус имеет лабораторное происхождение. Потому что 7 разновидностей одного и того же вируса одновременно самозародиться в разных концах планеты не могли. А никакого природного очага нет, поэтому распространялся он, по-видимому, искусственно.

И отсюда совершенно разные подходы к реализации задачи контроля. То есть если этот вирус естественный, надо найти природный очаг и его мониторить — следить за ним. А если он искусственный, то надо мониторить лаборатории, которые занимаются такого рода опасными исследованиями. Это два принципиально разных подхода.

Я считаю, что вирус именно искусственный».

Советник Кофи Аннана, специалист, всю жизнь занимавшийся биологическим оружием, входивший в комиссию ООН по биологическому оружию, так считает. Я привожу чужое мнение, а не свое.

Вот что говорит этот авторитетный специалист:

«И. В. Никулин: Все исследования и испытания химерного вируса на мышах, как указано в статье в журнале Nature, были выполнены в Университете Северной Каролины (США). Сегодня ясно, что для проведения таких испытаний нужно было иметь мышей, восприимчивых к химерному вирусу.

Клетками-мишенями для созданного химерного вируса стали клетки, имеющие на своей поверхности белок-фермент АСЕ 2 (русское название — ангиотензин — превращающий фермент, регулирующий кровяное давление, или АПФ). Такой фермент имеется на поверхности клеток эпителия дыхательных путей, кишечника, кровеносных сосудов и некоторых других органов человека. Природные мыши таких клеток не имеют, а значит, не могут быть восприимчивы к химерному вирусу. Но технологии современной молекулярной биологии позволяют создать т. н. (мне очень нравится это слово. — С. К.) гуманизированных мышей, в геном которых введены фрагменты человеческого генома. Вот такие гуманизированные мыши будут заражаться химерным вирусом, т. е. будут пригодны для его испытаний. Следовательно, Университет Северной Каролины имел линии таких специально созданных гуманизированных мышей.

Далее следует напомнить, что коронавирусы SARS и MERS, способные поражать человека, имеют мишенью не упомянутый АПФ, а совершенно другой белок-фермент, сокращенно называемый ДПП4 (дипептидилпептидаза). Мутации вирусов, конечно, происходят, но никакая природная мутация не может изменить вирус настолько, чтобы он приобрел способность связываться с другой мишенью для проникновения в живую клетку. Авторы статьи в Nature прекрасно понимали, что для этого необходимо изменить структуру белка оболочки вируса.

Теоретические размышления привели их к выводу, что если в оболочку белка вируса SARS (белок S, кодируется участком генома 21563–25384 н. о.) ввести фрагмент белка, который они обозначают как SHCO14, то получившийся вирус (в статье он назван SARS-CoV–MA15) должен связываться с ферментом АПФ, т. е. получить новую мишень для проникновения в клетки человека. Оказалось, что такой прототип вируса уже сделан. Авторы статьи не указывают, кто и когда создал этот прототип, отмечают только, что они его купили в Bio Basic.

Для дальнейшей работы авторам потребовались клетки Hela (их предоставил Институт вирусологии, г. Ухань), клетки линии Vero E6 (их они купили в Институте инфекционных болезней Армии США), клетки ДВТ, экспрессирущие фермент АСЕ 2 (АПФ) — источник неизвестен, культуры клеток НАЕ (купили), представляющие собой высокодифференцированный эпителий дыхательных путей человека, и т. п.

Эти исследования и эксперименты включали наработку необходимого количества химерного вируса, наработку геномной РНК, осуществляемую сначала in vitro, а затем в клетках Vero E6, подтверждение связывания вируса с ферментом АПФ и проникновения его в клетки человека, проверку результатов на экспериментальных животных и т. п. Результаты работы теперь уже хорошо известны и широкой читательской аудитории. Они заключаются в том, что убедительно подтверждено проникновение химерного вируса в организм человека через новые клетки-мишени (путем связывания с ферментом АПФ) и активное (с высокими титрами) размножение в этих клетках, т. е. способность химерного вируса вызвать эпидемию.

Кроме того, позиция наших уважаемых специалистов, которые говорят о природно-очаговом характере инфекции, не выдерживает никакой критики, потому что природного очага нет. Вирус должен где-то жить. Он не может самостоятельно развиваться. У него должен быть организм хозяина, в котором он распространяется, потому что вирус сам по себе размножаться не может. Он размножается только в клетке. Причем, очевидно, что в клетке человека. Потому что ни в каком другом животном он не живет. Именно поэтому понадобились гуманизированные (очень мне это нравится. — С. К.) мыши.

ИА Красная Весна: Как, на Ваш взгляд, должна быть выстроена система мониторинга за биологическим оружием?

И. В. Никулин: Нужно создавать организацию, которая будет иметь мандат ООН. Если нам не удастся пробить это через Совет Безопасности, допустим, США и Великобритания наложат вето, значит, нужно создавать какую-то международную организацию или какое-то международное агентство, которое будет расследовать все случаи возникновения опасных заболеваний, нехарактерных для той или иной местности. Чтобы военные специалисты: вирусологи, микробиологи — выезжали на место и расследовали тот или иной инцидент.

Потому что вон в Грузии погибло около ста человек от американских экспериментов — и никакого международного расследования не было. Это вообще нонсенс для XXI века. На мой взгляд, такие вещи недопустимы.

Если не удастся пробить через ООН, несмотря на то, что генсек высказал такую же позицию, то создавать надо в рамках ОДКБ или в рамках БРИКС такую организацию. Сейчас уже более 10 миллионов заболевших, больше полумиллиона погибших. Это очень серьезная проблема. От нее уже нельзя отмахиваться.

ИА Красная Весна: Сейчас говорят о том, что появился некий помидорный вирус — новый штамм свиного гриппа.

И. В. Никулин: Это происходит оттого, что уже 20 лет идут эксперименты в различных закрытых лабораториях, и никто не знает, чем там занимаются реально.

Вот что испытывали американцы в Ухане? Это COVID-19, который был разработан давно. И то, что про этот вирус была опубликована статья в научном журнале, о которой мы говорили, на мой взгляд, случайность. Потому что большинство такого рода исследований не публикуются. И поэтому мы знаем, как этот вирус вообще появился.

ИА Красная Весна: Сейчас наша страна потихоньку выходит из эпидемии коронавируса. Какие, с точки зрения безопасности, на Ваш взгляд, мы допустили ошибки?

И. В. Никулин: Единственную большую ошибку за последние 10 лет допустило руководство нашей страны. Это — так называемая оптимизация здравоохранения. В принципе, если бы мы нашу систему здравоохранения сохранили полностью, то нас эта эпидемия затронула бы несильно.

У нас было 140 тысяч специальных инфекционных коек, но это были не просто койки. Это боксы, это 140 тысяч боксов с отдельным входом. Инфекционный бокс — это специальная палата, в которой одна койка, отдельный вход, предбанник и своя система вентиляции. У нас были десятки профильных институтов по вирусологии, у них были свои инфекционные отделения. У нас в каждой области, в каждом районе была своя инфекционная больница. Вот это все было уничтожено злой волей так называемого экономического блока, который тем не менее продолжает работать в нашем правительстве.

И сейчас те же люди, та же Голикова и та же Скворцова, которые провели всю эту оптимизацию, просят, чтобы государство еще там какие-то миллиарды на строительство новых больниц выделило. У нас в Москве стоит с десяток закрытых больниц, которые можно хоть сейчас задействовать. Вместо этого надо осваивать новые деньги и строить что-то еще. То они стадионы какие-то строят… эти стадионы очень опасны, потому что должен быть отдельный бокс, где могут находиться медсестра и врач. И отдельная палата с отдельной вытяжкой. Если этого нет, то больные будут заражаться друг от друга. Вот они там строят сейчас в «Крокус сити холл», еще где-то на стадионах — это неправильно совершенно. Это будет как на Diamond Princess, когда на корабле от одного заболевшего заразились практически все, по крайней мере больше половины пассажиров.

ИА Красная Весна: Насколько мне известно, в ковидные стационары, которые находятся под Петербургом и в Москве, отправляют зараженных с легкой формой. А в инфекционных больницах поддерживают зараженных со средней и тяжелой степенью. При выписке из больницы предлагают провести две недели в этих быстро возведенных обсерваторах.

И. В. Никулин: Наверное, такая практика имеет право на существование, но я думаю, что там большой риск, что люди перезаражают друг друга.

К сожалению, с точки зрения традиционной эпидемиологии и вирусологии, это в корне неправильно. Такие больные должны содержаться в отдельных палатах, с отдельным входом и с отдельной вентиляцией. Только так можно гарантировать, что они не будут заражать окружающих людей».

То есть Никулин говорит (причем «к сожалению», оговаривая, что он этим очень обеспокоен и совершенно не собирается возводить оголтелую хулу) о том, что когда скучивают, то, может, лишние будут заболевания, или утяжеления лишние. Что у кого-то заболевание было совсем легкое, его с кем-то соединили — и станет тяжелое. То есть вопрос не только в том, кого спасли, а что еще сделали совсем другого. И все время он возвращается к этой проблеме — он называет ее «традиционной», эту эпидемиологию, классическую эпидемиологию и вирусологию, согласно которой нужны отдельная палата, отдельный вход, вентиляция, бокс, все прочее. «Только так,  — повторю слова Никулина, — можно гарантировать, что они не будут заражать окружающих людей».

«И. В. Никулин: Приведу пример. В 80-е годы была вспышка чумы в Ростове-на-Дону. Заболела лаборантка и ее мать. Они работали в Противочумном институте, отлавливали сусликов, которые являются природными распространителями чумы, и препарировали их, вскрывали, делали анализ и т. д. В сусликах определяют наличие Yersinia pestis — бактерии — возбудителя чумы. Если больше 2% сусликов заражены, то можно говорить о том, что возможна вспышка чумы. Если меньше, то, соответственно, это укладывается в рамки статистической погрешности, и эпидемии никакой нет и не предвидится.

И вот она, видимо, во время вскрытия, допустила ошибку. Она пролила часть этого раствора, в котором уже распространилась эта бактерия, на стол, протерла его физраствором и никому об этом не доложила.

Затем она поехала домой, переночевала, отработала смену. И на вторые сутки у нее уже появились признаки болезни. Ее, конечно же, сразу поместили в инфекционный бокс. В области была объявлена чрезвычайная ситуация, приехал главный санитарный врач, стали отслеживать все ее контакты. Выяснили, что мать еще заболела. Кроме того, всех, с кем она ехала в автобусе, посадили на карантин, и именно поэтому никто не погиб. Было всего задержано 15 человек, которые с ней близко контактировали, но уже по этому поводу был объявлен режим ЧС. Вот как действовали в Советском Союзе. Именно поэтому мы тогда избежали крупных вспышек инфекции. Ну, по крайней мере, за последние 50 лет.

Если бы мы действовали так же, как тогда, то и здесь всех приезжих распределили бы по боксам, и они б никого не заразили. А нужного количества боксов у нас не оказалось, потому что их закрыли, уничтожили, снесли, а помещения — продали. Вот в чем главная ошибка. Хотя, на мой взгляд, это было сделано сознательно. Оптимизация за последние 10 лет прошла в десятках стран мира одновременно, и это не случайно. Так что эпидемию готовили, к сожалению».

Он говорит «к сожалению» и ссылаясь на то, что оптимизации шли одновременно во многих странах. А также доклад Фергюсона почему-то имел одновременно поразительное воздействие во многих странах, в числе которых наша.

«ИА Красная Весна: А какие у нас оказались преимущества, сильные стороны в чем проявились, на Ваш взгляд?

И. В. Никулин: Сильные стороны в том, что мы все-таки сохранили систему здравоохранения, и даже несмотря на то, что многие институты были ликвидированы, специалисты-то остались. Поэтому все-таки мы гораздо лучше справляемся, чем США, которые оказались полностью к этой ситуации не готовы.

ИА Красная Весна: Вы не раз говорили о том, что пандемия коронавируса пошла не из Китая, а именно из США. Там находится очаг коронавирусной инфекции, из которого она пошла гулять по миру.

И. В. Никулин: Ну, по-видимому, так и есть. По крайней мере, судя по масштабам бедствия.

Первые сведения были в конце июля прошлого года. Был закрыт Форт Детрик, а он, я напоминаю, участвовал в разработке этого гибридного вируса, который включает в себя ген летучей мыши и вируса SARS человека. Там участвовало 4 университета, вот Форт Детрик — это чисто военный, крупнейший военно-биологический центр США, потом институт инфекционных заболеваний армии США в Вашингтоне, потом университет в Техасе и университет Северной Каролины. Из этих четырех — три университета чисто военные. Поэтому говорить о том, что это было какое-то мирное гражданское исследование — не приходится.

ИА Красная Весна: Вам что-нибудь известно о первом случае заболевания? Кто это мог быть?

И. В. Никулин: Форт Детрик в конце июля 19-го года был закрыт в связи с эпидемиологической обстановкой, вот с такой формулировкой. То есть похоже, что произошло внутрилабораторное заражение. К сожалению, такие случаи происходят время от времени. Среди заболевших было несколько американских военнослужащих. Как потом признал генеральный директор CDC, еще в августе у нескольких граждан был выявлен коронавирус, но тогда его еще не определили как COVID-19 определили просто как коронавирус.

Позже, уже где-то в конце августа, была публикация в New York Times о том, что в 20 штатах уже было 200 с чем-то заболевших. И уже несколько человек погибло, среди них были военнослужащие армии США. А 11 сентября даже президент Трамп проводил совещание по этому поводу. Ему назвали причину — болезнь вейперов, то есть болеют в основном те, кто курит электронные сигареты. Он тогда потребовал запретить продажу вейпов в США.

Кстати, несколько штатов прислушались к этому и действительно ввели запрет. Но уже тогда было выяснено, что среди заболевших многие не курили не только вейпов, но и обычных сигарет. Поэтому версия не получила подтверждения».

Для меня и большей части обеспокоенных ответственных граждан России Игорь Викторович Никулин — это авторитетный специалист, к мнению которого необходимо прислушиваться. Да и за границей могли бы прислушаться к мнению человека, который был советником генерального секретаря ООН и членом комиссии ООН по биологическому оружию.

Но, предположим, что для каких-нибудь наших оголтелых западников и особо привередливых западных либералов, боящихся русской угрозы, Игорь Викторович чем-то нехорош — и понятно, чем.

Во-первых, тем, что он русский, в этом случае.

Он еще в 1991 году выдвинул версию об искусственном происхождении иммунодефицита.

Он в 1993 году был в рядах защитников Белого дома.

Все это не помешало Игорю Викторовичу занимать в ООН те посты, которые он занимал.

Но при этом Игорь Викторович в течение десяти лет был персоной нон грата в США (о ужас!).

Повторяю, для меня и для очень многих наших граждан — это все свидетельствует в пользу неангажированности Игоря Викторовича. Притом что неангажированность и высокая востребованность в ООН — редко сочетаются друг с другом.

Но предположим, повторяю, что какие-то особо привередливые враги России могут с порога отмести мнение Игоря Викторовича, потому что он и русский, и про искусственность СПИДа говорил, и Белый дом защищал в 1993 году.

Но ведь есть и мнения других людей, которые должны бы были быть авторитетны даже для привередливейших врагов России. Почему к этим мнениям не прислушиваются? Что это за странность?

Для того чтобы зритель мог оценить, насколько свободно от каких-нибудь подозрений в ангажированности русскими и так далее то мнение, которое я сейчас буду излагать, мне понадобится короткий экскурс в историю.

В XX веке евреи переселялись из Европы не только в Израиль, но и в Южную Африку, где их поначалу принимали с распростертыми объятьями. Потому что власти Южно-Африканского Союза, в 1961 году ставшего Южно-Африканской Республикой, находясь на позициях апартеида по отношению к местному негритянскому населению, не все и не всегда были одержимы той юдофобией, которая часто составляет неотъемлемое слагаемое почти любой идеологии этнического неравенства.

В 1920-е годы в бурскую Националистическую партию, которая позже стала вести откровенно антисемитскую политику, свободно вступали евреи, они занимали в партии официальные посты. Однако преследования евреев в Европе, особенно в Германии, увеличили еврейскую иммиграцию в Южно-Африканский Союз. При этом многие буры (белые жители Южной Африки голландского происхождения) симпатизировали немцам как врагам англичан, которых они ненавидели.

Увеличение потока евреев-мигрантов в сочетании с растущими симпатиями к германскому Третьему рейху вызвало рост антисемитских настроений в Южно-Африканском Союзе в 1930-е годы. В это время у власти находилась Националистическая партия, которая выступала за квоты на въезд евреев и другие дискриминационные нововведения, а в 1940 году официально прекратила принимать евреев в свои ряды.

Однако в 1938 году власть в стране перешла от этой Националистической партии к Объединенной партии, которая образовалась путем слияния Южно-Африканской партии (так же выступавшей за расовую сегрегацию, но умеренно пробританской и неантисемитской) с наименее радикальной частью Националистической партии.

В результате Южно-Африканский Союз вступил в войну с фашистской Германией на стороне Великобритании.

Поскольку и буры, яростно воевавшие с Великобританией в начале XX века (кому-то, наверное, все еще памятна песня «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне»), и те обитатели Южно-Африканского Союза, которые были настроены пробритански, одинаково боялись негритянского большинства, то все они были вынуждены проявлять минимум солидарности перед лицом общей угрозы. Благодаря этому Южно-Африканский Союз был совсем не худшим местом для евреев, заблаговременно ощутивших недопустимость продления своего уютного существования в Европе, все более и более сдвигавшейся к нацистскому или околонацистскому антисемитизму.

Мать человека, чью биографию я теперь намерен вкратце обсудить, и кто является по всеобщему мнению, по мнению всех, включая ненавистников России, более чем авторитетным, мать этого человека, госпожа Гертруда Левитт, урожденная Штерн, родилась в той еврейской семье, мирно обитавшей в уютной европейской Богемии, где загодя почувствовали опасность продления своего мирного европейского бытия. Гертруда Штерн появилась на свет уже в Южной Африке.

На момент, когда семья госпожи Штерн, наряду со многими прочими семьями, предпочла покинуть Европу из соображений безопасности, никакого Израиля не было и в помине. И лишь очень немногие евреи, яростно уверовавшие в возможность построения новой обетованной земли, обрабатывали мотыгами болотистые палестинские земли, съеживаясь от ненависти к ним и со стороны исламского населения, и со стороны британцев, крайне негативно относившихся к любыми проектам восстановления Израиля. Поэтому семья госпожи Штерн, наряду с очень многими другими семьями, предпочла укорениться в Южно-Африканском Союзе.

В столице этого Союза, городе Претория, госпожа Штерн, ставшая госпожой Левитт, родила 9 мая 1947 года будущего Нобелевского лауреата Майкла Левитта.

В 1963 году Майкл Левитт переехал в Великобританию. Там он обучался поначалу в Королевском колледже Лондона. Прошу не путать этот колледж с Имперским колледжем Лондона, который мы подробно обсуждали. Это два совершенно разных учебных заведения.

Майкл Левитт окончил Королевский колледж Лондона в 1967 году. Ему была присвоена степень бакалавра наук по физике.

С 1967 по 1968 год Майкл Левитт стажировался в израильском институте Вейцмана, который был создан в 1934 году в городе Реховоте в условиях отсутствия израильского государства. И который представляет собой один из ведущих научно-исследовательских центров Израиля.

Майкл Левитт стажировался в лаборатории Шнейора Лифсона, выдающегося израильского ученого, специалиста в области молекулярного моделирования. Там завязалась дружба Левитта и Арье Варшеля, израильского биохимика и биофизика, вместе с которым Майкл Левитт получил Нобелевскую премию.

В октябре 1974 года Майкл Левитт стал научным сотрудником Кембриджской молекулярной лаборатории, в которой он с 1968 по 1972 год работал над диссертацией.

С 1979 по 1987 год Левитт работал в израильском институте Вейцмана — сначала в качестве доцента, а потом в качестве профессора.

В 1987 году Левитт стал профессором отделения структурной биологии медицинской школы Стэндфордского университета.

А с 1993 по 2004 год Левитт работал заведующим отделением структурной биологии медицинской школы Стэндфордского университета.

Майкл Левитт является членом Национальной Академии наук США.

Он одним из первых стал исследовать возможности классических методов молекулярной динамики применительно к молекулам ДНК и другим структурам, влияющим на свойства белков.

Осуществляя эти исследования, Майкл Левитт стал заодно и создателем необходимого для них программного обеспечения.

Левитт воспитал целую когорту известных ученых.

Он участник эксперимента CASP (Critical Assessment of protein Structure Prediction), задачей которого является улучшение предсказаний динамики образования белковых структур.

Свою Нобелевскую премию Майкл Левитт вместе с двумя другими учеными получил не при царе Горохе, а в 2013 году. И получил он ее за то самое моделирование молекул, без проведения которого невозможен никакой мало-мальски серьезный разговор по поводу ковида и сходных вещей. Потому что это моделирование позволяет отследить то, как именно формируются так называемые промежуточные соединения. Эти соединения очень неустойчивы. Они существуют в течение нано- или даже пикосекунд. Но их существование определяет все, что касается тонкой специфики финальных структур сложных макромолекул.

Такое моделирование позволяет, к примеру, предсказать поведение еще не существующих молекул. Например, молекул различного рода создаваемых лекарств. В принципе, такое моделирование молекул можно было бы осуществлять на основе квантовой теории без каких-либо упрощений. Но для этого нужно было бы обладать совсем другими возможностями компьютерной техники, нежели те, которые имеются сейчас. Поэтому правильное упрощение, то есть балансирование между полноценной квантовой моделью и ньютоновской моделью, согласно которой молекулы — это упругие шарики, требует огромного искусства. Которое и проявили Нобелевские лауреаты — Майкл Левитт и его соратники.

Зачем я сообщаю так подробно эти сведения? Потому что для меня крайне важно, привожу ли я мнения сомнительного авторитета, каковых предостаточно, или же речь идет о мнениях людей, чей авторитет безусловен. Причем одновременно и в глазах либерала-западника, и в глазах представителя иного мировоззренческого направления. Это не то же самое, что любой, сколь угодно авторитетный, наш соотечественник. Это человек, который работал в Израиле, в Америке в Стэндфоррде и в других местах, получил Нобелевскую премию, абсолютно авторитетен на Западе, никак не может быть заподозрен ни в каких особых симпатиях к России. Который, между прочим, участвовал и в работах по CASP, которые я потом буду обсуждать как крайне опасные. Который в разное время подписывал разные заявления.

Меня сейчас этот человек интересует потому, что у него миллионнопроцентное алиби в части всего, что может касаться его неавторитетности. Он абсолютно авторитетен — и не услышан. Вот где начинается странность, понимаете? Я проверяю себя много раз. Я говорю: «Этого не услышали потому-то, этого потому-то, а Левитта почему не услышали?»

Когда оказывается, что определенная точка зрения высказана человеком, чьи заслуги безусловны в глазах самой разной аудитории, и чей авторитет находится на высочайшем уровне, то можно, приведя мнение такого абсолютного авторитета, в очередной раз задать тот же сакраментальный вопрос: «А почему, собственно, никто не ориентируется на такое мнение? Кто такой этот Фергюсон по отношению к Левитту? Он микроскопическая величина. Это же мнение не единичное. Почему даже если несколько Нобелевских лауреатов, таких как Левитт и другие, выскажут определенное мнение, сам этот совокупный элитный Запад никак на это не отреагирует? Вот ему высказывает некое мнение человек, по поводу которого он должен был бы сказать: «О! Йес! Да! Вот Вы сказали! Боже! Мы думаем». А он делает вид, что просто не услышал. Вообще не услышал.

Вот что это за странность? Я же ее вижу один раз, второй раз, третий, четвертый… Я, может быть, предпочел бы сказать, что с ковидом всё в порядке. Но что это за странности? В чем, собственно, провинился господин Левитт, и почему его мнение отбрасывается так, как будто речь идет не о Нобелевском лауреате и не о профессоре Стэнфорда, а о безграмотном злопыхателе, работающем по заказу какой-нибудь очередной «империи зла» — то ли российской, то ли китайской, то ли аж северокорейской? Почему к его мнению так относятся?

Респектабельность господина Левитта я уже доказал. Как и то, что он является абсолютным авторитетом в вопросах, теснейшим образом связанных с обсуждаемым нами COVID-19.

Ну, а теперь пора привести ту оценку господина Левитта, ради понимания существенности которой я так долго разбирал его биографию.

 

(Продолжение следует.)

https://rossaprimavera.ru/article/b85c3f3d

 

 

25.09.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть XI — окончание

Чтобы это сделать, нужны настоящие герои или, точнее, антигерои. Очень крупные негодяи. Крупнейшие. Злодеи в полном смысле слова 

23 мая 2020 года Том Морган, корреспондент авторитетного британского издания The Telegraph, берет у Майкла Левитта интервью, которое The Telegraph немедленно представляет своим читателям.

Я считаю нужным ознакомить зрителей данной передачи с этим интервью, что называется, по полной программе.

Интервью выходит под заголовком: «Локдаун (то есть карантин. — С. К.) не спас жизни, а, возможно, погубил их, считает лауреат Нобелевской премии».

Журналист, берущий интервью у Левитта, сообщает читателю о том, что Левитт, в отличие от Фергюсона и его подельников, дал правильные оценки смертности от ковида в Великобритании и других странах. И что он дал эти оценки одновременно с Фергюсоном, то есть в марте 2020 года. И тогда же направил Фергюсону сообщение, в котором было сказано, что Фергюсон завысил оценку потенциальной смертности в 10 или 12 раз. Но почему-то были приняты оценки Фергюсона и Ко. Почему — не ясно.

Кто такой Фергюсон? Он никто по отношению к Левитту. Но если за ним стоит мощная группа и нужны его оценки, то примут его оценки. Ну так как — я пытаюсь злопыхательствовать, выдумывать? Или я указываю на странности, которые прямо говорят о том, что тем не менее всё это есть — и группы мощные, которые лоббировали Фергюсона, и предвзятость этих оценок? И то, что на них слишком быстро, безоглядно отреагировали, как реагируют только тогда, когда надо так отреагировать?

Журналист, берущий интервью у Левитта, сообщает также: «Профессор Левитт в настоящее время проанализировал данные из 78 стран, в которых было зарегистрировано более 50 случаев коронавируса. Его исследования доказали, что заражение вирусом никогда не достигнет экспоненциального роста, который одновременно предсказывали исследователи из Имперского колледжа».

Вы слышите? Его исследования — человека, который и в математическом прогнозе является авторитетом, который Нобелевский лауреат — его исследования доказали, что заражение вирусом никогда не достигнет роста по экспоненте, экспоненциального роста, который лег в основу прогнозов представителей Имперского колледжа и прежде всего Фергюсона. Никогда не достигнет того, что было взято за основу.

По поводу того, нужна ли была и в Великобритании, и в других странах эта самая изоляция, осуществленная в связи с ковидом, Левитт заявляет следующее: «Я всерьез могу предположить, что к тому времени, когда в Великобритании наконец-то была введена изоляция, вирус уже широко распространился. К этому моменту она уже могла оставаться открытой, как Швеция, и ничего бы не случилось».

Можно продлить список стран?

В своей оценке полезности изоляции Левитт проявляет то, что я бы назвал ядовитой сдержанностью.

«Нет сомнений, — говорит он, — в том, что с помощью изоляции можно остановить эпидемию, но это очень тупое и очень средневековое оружие (мне нравится словосочетание „средневековое оружие“. — С. К.), и эпидемию можно было бы остановить так же эффективно с помощью других разумных мер (таких, как маски и другие формы социального дистанцирования)».

Зачем нужна была эта изоляция?

В отличие от очень многих оппонентов Фергюсона, Левитт не называет Фергюсона авантюристом или преступником. Он просто констатирует: «Многое пошло не так, но я думаю, что главное — нам просто нужно было немного подумать и обсудить».

Левитт не хочет ставить ребром вопрос о том, почему никто не захотел «немного подумать» и хоть что-то «обсудить» касательно ковида. Он просто говорит, что нужно было это сделать. Но не сделали. И после этого добавляет: «Мне неоднократно говорили: „Ты не эпидемиолог — заткнись“. Мне всё равно. Я просто смотрел на цифры. Я смотрел на круизный лайнер, смотрел на Ухань. Те же самые цифры отмечались и в этих местах».

Видите, как говорят Нобелевские лауреаты? Я, говорит, «просто смотрел на цифры». Ученый просто посмотрел на цифры и дал правильный прогноз. Тут ведь всё дело в том, что он дал правильный прогноз — в отличие от Фергюсона и одновременно с ним. А также в том, что он гораздо более респектабелен — в десятый раз подчеркну, — чем Фергюсон. Но послушали Фергюсона. Который, в отличие от Левитта, не просто смотрел на цифры, а превращал ковид в это самое трансформационное событие.

Ну так есть это превращение или нет его? Это изящная модель, это превращение — или реальность?

Вот как Майкл Левитт оценивает все сразу — и результаты подобного превращения ковида в трансформационное событие, и роль господина Фергюсона.

«Я думаю,  — говорит Левитт журналисту, — что изоляция нанесет гораздо больший ущерб, чем смертность, которую эта изоляция снизит.

Когда я увидел брифинг (профессора Фергюсона), я был шокирован. У меня была стычка с ним, когда я на самом деле увидел, что данные по смертности у Фергюсона давались в перерасчете на год — и вдвое превышали нормальный уровень смертности. Я увидел это и сразу сказал, что это совершенно неверно. Я думаю, что Фергюсон завысил оценку в 10 или 12 раз. Мы должны были видеть по Китаю, что рост числа зараженных вирусом не является экспоненциальным (как говорит Фергюсон. — С. К.). С самого первого случая, который вы видите, экспоненциальный рост на самом деле очень сильно замедляется».

«Проблема эпидемиологов, — продолжает Левитт, — заключается в том, что они чувствуют, что их работа состоит в том, чтобы запугивать людей до изоляции, социального дистанцирования. Таким образом, вы говорите, что „будет миллион смертей“, а когда их всего 25 000, вы говорите: „Хорошо, что вы послушались моего совета“. Так было с лихорадкой Эбола и птичьим гриппом. Это просто (вы слушайте, что он говорит. — С. К.) часть безумия».

В интервью Майкл Левитт в основном говорит о результативности мер, порожденных оценкой Фергюсона. Но он не уклоняется от более общей оценки произошедшего.

«Я думаю,  — говорит Левитт, — что настоящим вирусом был вирус паники».

А дальше — главное.

«По причинам, которые мне не были ясны, я думаю, что лидеры запаниковали, и люди запаниковали, и я думаю, что очень не хватило обсуждения».

Нобелевский лауреат, занимающийся наукой, естественными науками, имеет право сказать, что лидеры большинства государств запаниковали по причинам, которые ему не ясны.

Но нам-то надо обсуждать именно эти причины, не исчерпывая это обсуждение констатацией того, что причины нам не ясны, и все тут. Конечно, они нам не ясны. Но тем более для нас важно все, что позволяет хотя бы чуть-чуть уменьшить эту буквально трагическую неясность. И я так подробно цитирую Левитта, потому что он сдержан. Потому что он не говорит: причины злостные, страшные. Он говорит: неясно, почему они запаниковали. Я, типа, не политолог — не знаю. Произошла какая-то странность.

В завершение интервью Левитт говорит журналисту, который интересуется его отношением к вхождению в так называемую группу риска. Мне это просто нравится, я хочу, чтобы вместе со мной вы порадовались, как люди мыслят. Почти мой ровесник, он чуть старше меня:

«Мне, — говорит Левитт, — 73 года, и я чувствую себя очень молодым. Меня совсем не волнует риск. Когда вы стареете, риск умереть от болезней настолько высок, что пришло время покупать мотоцикл, кататься на лыжах!»

Цитирую это, чтобы вы ощутили запах личного присутствия — что это за человек.

Итак, хотелось бы обратить внимание на то, что Майкл Левитт не отзывается о ковиде с крайним пренебрежением, не утверждает, что ковид вообще не заслуживает внимания. Он всего лишь настаивает на том, что этот самый локдаун не спасал жизни, а напротив, он стоил много жизней, принеся огромный социальный ущерб и приговорив к смерти тех, кого не лечили от других заболеваний.

Такую оценку дает 23 мая 2020 года ковидной истерии очень высокоавторитетный лауреат Нобелевской премии.

Скажут: «Откуда ты знаешь, что с больными?» и так далее.

А 26 мая 2020 года на онлайн-пресс-конференции Интерфакса наш соотечественник, главный врач Елизаветинской больницы Санкт-Петербурга Сергей Петров — человек, который прямо работает «на земле», «в поле», — заявил: «Население напугано страшной инфекцией и все боятся обращаться к врачам».

Внимание! Какая интересная фраза: «И все боятся обращаться к врачам». Ничего себе? Ничего себе ковидная истерия, да? Напуганы страшной инфекцией и боятся обращаться к врачам. Казалось бы [должно быть так], — и все хотят обратиться к врачу, говорят: «Доктор! Нет ли у меня этой болезни?» Но он говорит о том, что люди боятся: «Не-не-не! Мы знаем, что вы творите бог знает что, мы к врачам обращаться не будем, даже если у нас что-то болит. Вы нас упечете куда-то и там заразите». Так это или не так — не важно. Если такая точка зрения возобладала, она уже является источником лишних смертей.

Сергей Петров говорит: «В результате тяжелых больных больше и летальность у нас — вот мы посмотрели апрель–май 2019–2020 год, у нас рост летальности на 15–20%».

Ну так как? Я же не говорю, что так везде, и не называю Сергея Петрова оракулом. Это врач, который работает на земле. Между прочим, главврач, у которого есть информация, и он ее дает Интерфаксу.

Тем самым наш практикующий врач и иноземный Нобелевский лауреат утверждают одно и то же. Врача можно обвинить в том, что он не разбирается в научных тонкостях. Но господин Левитт прекрасно в них разбирается.

Господина Левитта можно обвинить в том, что он далек от практики. Но врач из Санкт-Петербурга донельзя укоренен в этой самой практике. Так укоренен, как только возможно. Утверждают они одно и то же. И таких утверждений много. Но реакция именно на них нулевая. Странно, не правда ли? А тут еще Игорь Викторович Никулин, с чьим мнением я только что подробно ознакомил зрителя. А также Нобелевский лауреат Люк Монтанье, с чьим мнением мы знакомились раньше.

19 мая 2020 года страны — участницы Всемирной ассамблеи здравоохранения (руководящий орган Всемирной организации здравоохранения — ВОЗ) единогласно одобрили резолюцию, призывающую проанализировать действия международного сообщества в ответ на пандемию коронавируса COVID-19. В резолюции говорится о необходимости «как можно скорее и при взаимодействии со странами-участницами начать поэтапный процесс беспристрастной, независимой и всеобъемлющей оценки опыта, который международное сообщество извлекло при борьбе с COVID-19». Резолюция также призывает выявить происхождение вируса и обстоятельства заражения им людей.

Значит, они не выявлены? Так почему всякие официальные лица вопят, что нам всё известно? Кому известно? Что? Я привожу мнение шефов ВОЗ — Всемирная ассамблея здравоохранения, которая является руководящим органом Всемирной организации здравоохранения.

А 26 мая 2020 года CNN сообщает нам о том, что премьер-министр Великобритании Борис Джонсон в ходе переговоров с директором ВОЗ Тедросом Аданомом Гебреисусом подчеркнул важность проведения независимого расследования причин возникновения COVID-19.

Значит, этого расследования нет?

Значит, и Всемирная ассамблея здравоохранения, и премьер-министр Великобритании не считают, что причины возникновения ковида известны. А значит, ничего не известно. И как-то уж очень долго. При таких вложенных деньгах, при таком ажиотаже.

Значит, у слишком большого количества специалистов, институтов авторитетнейших есть как минимум сомнения по поводу причин возникновения ковида. Но если это так, то и природа ковида тоже не может быть названа абсолютно понятной. Тем более что заболевание проявляет совсем неожиданные свойства, о чем я уже говорил, и что хочу подчеркнуть еще раз. Казалось бы, просто вот так, до зарезу необходимо все подвергать сомнению, раз ситуация настолько неоднозначная и охарактеризована всеми в качестве таковой. Надо слышать уже не один голос, а много голосов. Надо на них реагировать. И я спрашиваю еще и еще раз: откуда берется то, что можно назвать «запретом на сомнение»?

Почему-то мне вспомнились в связи с этим вопросом о том, откуда берется запрет на сомнение, стихи Наума Коржавина, которые я сейчас прочитаю:

Наивность!
Хватит умиленья!
Она совсем не благодать.
Наивность может быть от лени,
От нежеланья понимать.

От равнодушия к потерям.
К любви… А это тоже лень.
Куда спокойней раз поверить,
Чем жить и мыслить каждый день.

Так бойтесь тех, в ком дух железный,
Кто преградил сомненьям путь.
В чьем сердце страх увидеть бездну
Сильней, чем страх в нее шагнуть.

Коржавин в оные лета адресовал все эти свои проклятья советскому коммунистическому фанатизму. Но мы-то сейчас видим, что железный дух, равнодушие к потерям и любви, леность мысли и прочее демонстрирует антисоветская западная элита. Но только ли это она демонстрирует?

Майкл Левитт в своем интервью говорит, что ему не ясны причины, в силу которых запаниковали сначала определенные элиты, а потом и танцующие под их дудку политические лидеры, вдруг осознавшие, что они могут только возглавить панику, — а что делать? Потому что противодействовать ей они не в силах.

Левитт не политолог, повторяю, а биофизик. И ему по роду занятий вполне пристало говорить о неясности причин той паники, которая, развиваясь, стала превращать ковид объективно в заявку на трансформационное событие.

А мне в силу причастности к политологии придется и дальше разбираться с тем, что можно назвать причинами той паники, которая уже породила далеко идущие последствия и вполне готова на большее. И с теми фигурами, которые породили это, потому что одних причин тут мало, как недостаточно и одних фигур.

И впрямь ведь, и новые вирусы обнаруживаются, и этот самый ковид странно мутирует.

Нас успокаивают, говоря, что ковидные карантинные злоключения не повторятся. Хочется верить. «Блажен, кто верует, тепло ему на свете!» — говорил герой поэмы «Горе от ума».

Источником той веры в скорое исчерпание ковидного злосчастья, которую я, к сожалению, не разделяю, но отдаю ей при этом должное, — является инерционность человечества. Миллиарды и миллиарды людей движутся в определенном направлении — идут, бегут, ползут в этом направлении, продиктованном их влечением к наипростейшему благополучию.

Ровно в тот момент, когда я записываю эту передачу, представители этих миллиардов греются на пляжах, заполняют бары и рестораны, будучи преисполненными воли к продлению существующего типа бытия. Того типа бытия, который я вовсе не считаю благим, но который намного лучше того, который пытаются навязать через трансформационное событие, и то еще более мерзкое, что последует за этим трансформационным событием, и о чем я намерен говорить далее.

Одновременно направить миллиарды на что-нибудь другое, кроме этого наипростейшего типа бытия, очень сложно. Для того чтобы это сделать, нужны настоящие герои или, точнее, антигерои. Очень крупные негодяи. Крупнейшие. Злодеи в полном смысле слова. А налицо исчерпание всего и вся, в том числе и этих антигероев.

Выпущенные на свободу нацисты, возглавившие крупные концерны и корпорации и проявившие поразительное долголетие, один за другим покидают этот мир. Там есть герои — в смысле антигерои. Там есть крупные злодеи. Вопрос о том, сумели ли они обеспечить черную эстафету поколений, для меня носит открытый характер. Поэтому, может быть, еще какое-то время инстинкт возврата к примитивным формам благополучия будет побеждать всё остальное.

Это как с курами в курятнике. Они долго кудахчут, обсуждая, как им хорошо, и насколько все для них: и солнце светит, и пища — все для них, для их благолепия. Потом одной из них сворачивают голову, отправляют ее на кухню, где повар должен изготовить вкусное блюдо по заказу клиента. Остальные куры сначала возмущенно кудахчут. Потом успокаиваются и начинают кудахтать с тем же удовлетворением, с каким кудахтали до того, как одну из них изъяли с непонятными для них целями.

Можно и должно скорбно верить в великую спасительную силу такого кудахтанья, которое победит все ухищрения разного рода гейтсов. Тем более что сами ухищрители, казалось бы, на первый взгляд, всё-таки мелковаты по сравнению с доктором Менгеле. Так ли это — мне еще предстоит обсудить.

Но кто сказал, что либо этой осенью, либо через несколько лет не будет сооружено что-то покруче нынешнего ковида? Или что этот самый ковид, подвергнув определенному апгрейду, не явят курам… прошу прощения, благоденствующему виду хомо сапиенс?

Вряд ли после случившегося кто-то даст гарантию того, что подобное невозможно. А раз оно возможно, то поговорим о том, чем именно начинена такая возможность.

Как только людям, справедливо обеспокоенным происходящим и не верящим в официальные объяснения природы оного, подсунули Билла Гейтса в виде всемогущего злодея-одиночки, этакого профессора Мориарти или инженера Гарина, мне пришлось выступить с предупреждениями по поводу недопустимости сведения всего произошедшего к проискам одинокого господина Гейтса.

Одновременно с этим я сказал и о том, что не верю в способность самого разужасного и могущественного злодея начинить вакцину наночипами, управляющими сознанием. Я сказал также о том, что Гейтс — только индикатор, позволяющий разобраться в происходящем. Что ему вменяется кем-то гораздо более могучим (и я уже начал разбираться, кем) роль зачинателя определенной скверны, как бы сооружающего эту скверну на свой страх и риск.

Но я при этом призвал и не преувеличивать, и не преуменьшать роль Гейтса. Или, точнее, фактор Гейтса. И по возможности исследовать этот фактор с предельным аналитическим беспристрастием, отказавшись ради этого беспристрастия от соблазнительного конспирологического подхода, согласно которому если Гейтс сооружает вакцины, то уж точно ради нашей погибели. А может, он их с другими целями сооружает?

Почему надо отказаться от конспирологического подхода? Потому что чем больше тебе хочется по тем или иным причинам вменить этому самому Гейтсу зловещую темную мотивацию, тем более решительно ты должен отвергать это как соблазн. И говорить: «Нет! Я не буду это вменять, я еще раз проверю. Я вот здесь проверю, я здесь проверю. Я постараюсь просчитать процесс при диаметрально противоположной роли Гейтса или в отсутствие Гейтса. Я не буду сразу хватать эту наживку. Это слишком соблазнительно. Это именно та простота, которая хуже воровства».

Если ты хочешь правды и объективности, если она тебе нужна и для других, и для себя, если ты понимаешь, что это всё пришло по твою душу — а это уж точно так, тут уж сомнений нет, — то надо отвергать конспирологические соблазны. Надо самому вдруг становиться на позицию оправдания того, кто для тебя уже почти явственен как некое злое начало. И все равно до последнего надо проверять себя, а не впадать в раж.

Но это не значит, что Гейтса не нужно изучать лишь потому, что кое-кто несообразным образом раздул значение этой фигуры. Изучать Гейтса можно и должно. Но самый лучший способ такого изучения — опять же, как во всех других случаях, — внимательное и непредвзятое ознакомление с тем, что говорится самим Гейтсом и его соратниками по филантропической деятельности. Той самой филантропической деятельности, о которой Матрена из «Горячего сердца» Островского произнесла незабвенные слова: «Не я ль твою образину кругом облагодетельствовала!»

Ну так как же именно и чем именно Гейтс хочет облагодетельствовать нашу неблагодарную образину?

Об этом, повторяю, лучше всего узнать у самого Гейтса, а не у его завзятых хулителей.

30 апреля 2020 года Билл Гейтс в своем блоге написал следующее: «Наш фонд — как за счет нашего собственного финансирования, так и через CEPI — поддерживает развитие платформы РНК-вакцин в течение почти десятилетия. Мы планировали использовать ее для создания вакцин от болезней, которые поражают бедных, таких как малярия, но теперь она выглядит как один из наиболее многообещающих вариантов для COVID. Первым кандидатом к проведению испытаний на людях была РНК-вакцина, разработанная компанией Moderna».

Этот текст, размещенный Гейтсом в его блоге, был полностью перепечатан сайтом Всемирного экономического форума. Ну так что, пусть господин Гейтс расскажет нам, что такое компания Moderna. Он что-то, конечно, расскажет в рекламном буклете. Мы сначала это прочтем, потом разберемся в чем-то еще, а потом посмотрим, как соотносится эта Moderna с чем-то еще более, как теперь принято говорить, крутым, что разрабатывает тот же Гейтс.

Что такое компания Moderna? Это американская биотехнологическая компания, занимающаяся разработкой лекарств и вакцин на основе работы с так называемой матричной рибонуклеиновой кислотой — мРНК.

В количественном составе белка и воспроизводящих его структур матричная РНК отнюдь не доминирует. Но именно она позволяет воспроизводить белок, передавая информацию от ДНК, этого хранителя кодов, — к собственно воспроизводящим структурам. Поэтому матричную РНК иногда называют информационной РНК. И если вы встретите не мРНК, а иРНК — то это то же самое.

Повторяю, основная функция матричной РНК заключается в том, чтобы передавать генетическую информацию от ДНК к месту синтеза белка. Поэтому матричная РНК, с одной стороны, переписывает информацию о первичной структуре белка с генома в процессе так называемой транскрипции, а с другой стороны, взаимодействует с аппаратом синтеза белка, так называемыми рибосомами, предписывая им то, что нужно для этого синтеза. Вы представляете себе, какова ее роль? Вот если вы с ней начнете что-то делать, вам понятно, на что это тянет? Это не наночипы в сознании, но в каком-то смысле это круче.

Сообщив эту краткую информацию, я вынужден заняться не увлекательными подробностями работы различных рибонуклеиновых кислот, чем в связи с ковидом я занимаюсь уже несколько месяцев, а гораздо более скучными вопросами, позволяющими раскрыть детали той затеи, которую по-настоящему могущественные силы поручили осуществлять господину Гейтсу и его, прошу прощения, подельникам.

Компания Moderna была основана в 2010 году.

Еще раз вчитайтесь во фразу Гейтса о поддержке им развития платформы РНК-вакцин в течение почти десятилетия.

Эта поддержка породила создание Moderna.

На сайте компании Moderna (а не в фантазиях конспирологов) прямо сказано: «Добро пожаловать в Moderna. Мы верим, что мРНК — это „программное обеспечение жизни“…»

Значит, работать предлагают с программным обеспечением жизни. Чьей? В том числе и людей.

Итак, Moderna занимается мРНК по заданию Гейтса и его могущественных компаньонов (Гейтс сам говорит о том, что поддерживает благодетельную фармакологию на основе мРНК — и сам самостоятельно, и при помощи знакомой нам CEPI, где укоренились разного рода любители трансформационных биологических событий).

Вот что говорит Гейтс: «Один, еще один последний способ — и он новый и многообещающий — это так называемая РНК-вакцина. С РНК и ДНК вместо того, чтобы помещать форму — вирус в клетку, вы помещаете инструкции в код, чтобы сделать эту форму. Так что фонд Гейтса совместно с большим числом партнеров рассматривают эти различные способы. Мы бы никогда не создали новую вакцину быстрее, чем за 5 лет. Однако это срочно и требует невероятного сотрудничества. 7 миллиардов людей должны получить ее. Но я уверен, что хотя бы один из способов создания вакцины даст нам ее в ближайшие 18 месяцев. И мы позаботимся о том, чтобы она была произведена в достаточном количестве и была доступна каждому человеку в мире. Вот как мы собираемся завершить эту пандемию».

И, опять же, не конспирологами, а создателями сайта Moderna сказано, что «миссия Модерны — выполнить обещание науки о мРНК создать новое поколение трансформирующих лекарств для пациентов».

Значит, они работают с мРНК, которая программно обеспечивает жизнь, ради того, чтобы создать трансформирующие лекарства. Не события, а лекарства.

А что такое трансформирующие (или трансформационные) лекарства, призванные кругом облагодетельствовать нашу с вами образину в XXI столетии?

Это не наночипы в сознании. Но, повторяю, это и гораздо реальнее, и намного круче.

 

https://rossaprimavera.ru/article/41ed8705

 

23.07.2020 Смысл игры 150

 x

Троцкизм и неоконсерватизм в США как творцы нынешнего кризиса. Кургинян о коронавирусе — 10 серия

00:12 — в чем американская цензура превзошла инквизицию 

05:42 — Фукуяма о корнях американского неоконсерватизма

19:19 — сталинистская и троцкистская «ложи» в Городском колледже Нью-Йорка 

22:15 — неочевидная связь между троцкизмом и фашизмом

37:14 — неоконсерваторы о праве США на мировое господство

42:47 — вынужденный союз Трампа с неоконсерваторами. Почему американцы убили иранского генерала Сулеймани

47:40 — как неоконсервативный «третий путь» оформлял себя с 70-х годов

52:52 — глобальная антикитайская трансформация мира и роль Пентагона в ней

01:03:03 — как в США готовились превратить биологическую войну в «политически полезный инструмент»

01:10:18 — кто такой Рамсфелд, и с кем он связан

01:16:17 — как Билл Гейтс связан с самой ненавидимой компанией мира. Это не Microsoft

01:22:01 — от опытов над людьми и Манхэттенского проекта до COVID-19. Как построен американо-германский нацистский мост

01:40:30 — что такое «немецкая партия» в США: семьи Бушей, Рамсфелдов и другие

01:46:02 — Рудольф Абель об опытах по уничтожению людей бактериологическим оружием: от нацистов до Форта Детрик

 

Лидер движения «Суть времени», философ и политолог Сергей Кургинян заявляет, что в нынешней коронавирусной истории одно из ключевых мест занимают деятели очень мощного и влиятельного в Америке направления – неоконсерватизма. 

Кургинян приводит сначала сведения Фрэнсиса Фукуямы о генезисе неоконсерватизма – его зарождении в первом бесплатном университете США: Городском колледже Нью-Йорка, созданном для выходцев из рабочих иммигрантских семей. А затем рассказ основателя неоконсерватизма Ирвинга Кристола об атмосфере, царившей в этом учебном заведении в 1930 – 1940-е гг. В студенческой среде сформировались троцкистская и сталинистская «ложи», между ними велись жаркие словесные баталии. Вышедшие из радикальной троцкистской среды будущие неоконсерваторы не скрывали своего происхождения и своих коренных принципов, которым навсегда остались верны. 

Кургинян разбирает, что почему именно члены троцкистской «ложи» (по сути – яростные антисоветчики), в отличие от сталинистов, достигли больших успехов в США. И приводит четыре принципа, которые неоконсерваторы взяли на вооружение из «троцкистского наследства»: примат идеологии, обязательность мессианства, установление наисвирепейшого порядка через хаос, принципиальная недопустимость какого-либо равноправия между создаваемой мессианской сверхдержавой и другими странами.

Именно унаследовавшие эти принципы неоконсерваторы планировали и осуществляли пролог к сегодняшнему «ковидному экстазу» задолго до его начала. Происходящее сегодня является эпизодом более масштабной стратегии. Так, сын и последователь Ирвинга Кристола Уильям заявлял, что американская миссия и новая эра определяются необходимостью абсолютной победы США в XXI столетии.

Кургинян подчеркивает, что господство для неоконов – самоценно. Он объясняет, каковы позиции неоконов в современной Америке и как они «управляют» Трампом. Убийство иранского генерала Касема Сулеймани, враждебные выпады Болтона против Трампа и нынешние «антирасистские» беспорядки – отнюдь не случайные события в той игре, на которую работают неоконсервативные силы.

Стремясь к глубочайшей трансформации мира, неоконы давно открыто обсуждают роль трансформирующих событий как катализаторов «нужных» процессов. Об этом неоднократно говорил Дональд Рамсфелд. Непосредственно ранним утром 11 сентября 2001 года Рамсфелд, тогдашний министр обороны США, рассказал о грядущем событии –настолько шокирующем, что люди захотят, чтобы их защитила сильная армия. Но ещё раньше группа Рамсфелда подготовила доклад, в котором не только говорилось о будущих военных перспективах США после некоего трансформирующего события, но и обсуждалось, что биологическая война может быть не только инструментом террористов, но и «политически полезным инструментом».

Кургинян рассматривает связи Рамсфелда, которые тянутся как к фармацевтическим кругам, включая такие скандально известные и зловещие компании, как Monsanto, создавшая травивший вьетнамцев «эйджент оранж», IG Farben, совместно с которой работал доктор Менгеле, и ряд других. Политолог объясняет, как IG Farben была связана с немецкой элитой в США, которая после Второй мировой войны вытаскивала фашистов из тюрем и включала их в масштабные американские военно-технологические проекты. К такой немецкой элите принадлежит не только семейство Бушей, но и Рамсфелд.

Суть времени

  

01.09.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть X

Видимо (это моя смелая гипотеза), западное общество внутренне настолько несвободно, что политкорректность в нем сращивается со сферой фундаментальных человеческих табу, и нарушение политкорректности поэтому воспринимается нарушителем как право на потерю какой-то части неотменяемой человеческой организованности

В начале мне хотелось бы поделиться своими соображениями по поводу того, что связано с американской и в целом западной политкорректностью. Я достаточно хорошо знаком с тем, что это такое. И ответственно заявляю, что речь идет о такой цензуре и, главное, самоцензуре, по отношению к которой не только советские цензоры, но и самые оголтелые представители святой инквизиции являют собой образцы фантастической цензурной мягкости.

Западная политкорректность — это страшная вещь. Она делится на политкорректность всегдашнюю и политкорректность публичную. Кое-кто из западных интеллектуалов может порою за столом в узком круге сказать что-то стоящее, то есть выходящее за рамки политкорректности. Потому что в рамках политкорректности ничего стоящего сказать нельзя. Но даже такой западный интеллектуал, который на это способен в узком кругу, на публичном мероприятии будет нести пресную, занудную околесицу, не имеющую никакого отношения ни к реальности, ни к его собственной картине мира.

Воистину, это так. Но если бы все сводилось к этому.

Как только тот или иной западный интеллектуал выходит за рамки политкорректности, а такое порой случается, с ним происходит что-то нехорошее. Причем не только в социальном плане. Его, конечно, сначала превращают в изгоя. Но это социальная составляющая происходящего. А есть еще и психологическая.

Чаще всего у такого нарушителя публичной политкорректности на лице сразу появляется какая-то странная гримаса. Он перестает гладить брюки и чистить ботинки. Возникает ощущение, что он все время озирается по сторонам. И в этом состоянии он вместо пошлой банальности начинает изрекать нечто избыточно экзотическое, опять же, имеющее малое отношение к реальности и обязательно содержащее определенное количество научной неопрятности и недобросовестности.

При этом все это новое варево рассчитано на определенную аудиторию — очень низкокачественную.

Видимо (это моя смелая гипотеза), западное общество внутренне настолько несвободно, что политкорректность в нем сращивается со сферой фундаментальных человеческих табу, и нарушение политкорректности поэтому воспринимается нарушителем как право на потерю какой-то части неотменяемой человеческой организованности. Организованности мышления, эмоций, поведения и так далее.

Поэтому ориентироваться на высказывания тех, кто потерял политкорректность, очень трудно. Иногда они высказывают что-то стоящее, но вкупе с чем-то совсем негодным.

Ориентироваться на высказывания политкорректных господ тоже невозможно, потому что их высказывания бессодержательны.

Но в американском высшем интеллектуальном истеблишменте и в западном высшем интеллектуальном истеблишменте Европы есть определенное число людей, которым разрешают, — конечно же, оставаясь в чуть-чуть расширенных рамках политкорректности, — сохранять определенную содержательность.

Этим людям политкорректность как бы позволяют порою дозировано нарушать. И, в каком-то смысле, она за счет этого только укрепляется. Причем подобное дозированное нарушение разрешено немногим. Но к их мнению стоит прислушиваться, потому что, в отличие от совсем неполиткорректных господ, у них крыша не едет. То есть сохраняется полная адекватность, и при этом какое-то содержание есть. Причем, знакомясь с этим содержанием, ты понимаешь, что это содержание санкционировано западным высшим политическим классом. А аналитику важно понимать, что именно не только достоверно, но и санкционировано тем субъектом, который ты изучаешь.

В числе немногочисленных американских интеллектуалов, способных сообщить нечто содержательное, достоверное, респектабельное и в каком-то смысле санкционированное этим самым высшим политическим классом, важное место занимает господин Фрэнсис Фукуяма.

Именно этим он привлекает мое внимание. У Фукуямы в принципе не может поехать крыша, он не может проявлять недостоверность в том, что касается объектов его иссле­дований, находящихся в элите.

Он нестандартен, и эта нестандартность — или не до конца стандартность — санкционирована высшим западным политическим классом.

Сообщив о таких несомненных качествах Фукуямы, я начинаю знакомить зрителя с одной из его работ, имеющих для нас значение в силу причин, которые я только что изложил.

В своей книге «Америка на распутье» Фрэнсис Фукуяма весьма откровенно обсуждает историю возникновения американского неоконсерватизма. Того самого американского неоконсерватизма, важнейшие представители которого — такие, как Рональд Рейган, Джордж Буш — младший, Дональд Рамсфелд, Ричард Чейни, Пол Вулфовиц, Ричард Перл, Джон Болтон и другие — настаивали на необходимости некоего трансформирующего события, без помощи которого США не смогут укрепить свое господство в XXI столетии, а значит — потеряют это господство.

Вот что по поводу этого неоконсерватизма сообщает в своей книге господин Фукуяма, обладающий теми свойствами, которые я только что оговорил. Давая не безрисковую, но дозволенную ему характеристику американского неоконсерватизма, Фукуяма указывает, что корни этого неоконсерватизма (цитирую книгу «Америка на распутье») «восходят к деятельности примечательной группы интеллектуалов (по большей части еврейского происхождения), которые в середине и второй половине 1930-х и начале 1940-х учились в Городском колледже Нью-Йорка».

Это Фукуяма говорит, а не какой-нибудь сошедший с катушек странный представитель американского маргинального интеллектуального сообщества. Это он говорит про «по большей части еврейского…» и так далее. И это существенно, потому что это значит, что его устами говорит правящий политический класс.

Фукуяма указует на Городской колледж Нью-Йорка. Что это такое?

Городской колледж Нью-Йорка долгое время считался флагманским кампусом CUNY (City University of New York) — Городского университета Нью-Йорка.

Как сказано на сайте Городского колледжа Нью-Йорка, этот колледж (цитирую) «был основан как Свободная Академия города Нью-Йорк в 1847 году богатым бизнесменом и президентом Совета образования Таунсендом Харрисом, который потом установит дипломатические отношения между Соединенными Штатами и Японией».

Так сказано на сайте Городского колледжа. Таунсенд — очень интересная фигура, и когда-нибудь я ее отдельно смогу обсудить. Могу только сказать, что в Америке эта фигура подзабыта, а в Японии — нет. Это культовая фигура.

Городской колледж Нью-Йорка стал первым бесплатным общественным учреждением высшего образования в Соединенных Штатах Америки. Подчеркиваю — это не дорогой платный университет из числа тех, которые я обсуждал в одной из предыдущих серий, это бесплатное общественное учреждение (по крайне мере в те годы, о которых сейчас идет речь). При этом — учреждение весьма престижное.

Среди его выпускников — 11 лауреатов Нобелевской премии.

Итак, то заведение, куда уходят, по мнению Фукуямы, корни американского неоконсерватизма, было и высокопрестижным, и бесплатным. То есть в нем осуществлялся некий «догляд» за перспективными детьми из бедных семей вообще и из бедных еврейских семей в первую очередь. Так считает господин Фукуяма и те, кто следит, чтобы он сказал ровно то, что нужно.

Значит, этих детей надо было, с одной стороны, дозировано допускать в элиту, в том числе и с помощью предоставления им бесплатного высококачественного обучения. А с другой стороны, за ними надо было особо следить. Потому что если мальчик из богатой семьи будет ориентироваться на интересы своего класса (явно, неявно, даже фрондируя), то мальчика из такой вот бедной семьи может поволочь куда угодно. И это недопустимо. Ты ему дал образование, а его поволочет не в ту сторону, и что дальше?

Сообщив нам о том, что корни неоконсерватизма восходят к этому колледжу и обучавшимся там малоимущим высокоперспективным еврейским детям, Фукуяма далее сообщает, что все эти дети были (цитирую) «выходцами из рабочего класса, из семей иммигрантов. Все они были студентами Городского колледжа, поскольку такие элитные университеты, как Колумбийский и Гарвардский, как правило, оставались для них недоступными».

Это Фукуяма констатирует. И ему в этом можно верить.

«Студенты Городского колледжа, — пишет Фукуяма, — были политизированы и тяготели к левым взглядам. Ложа 1 в кафетерии Городского колледжа Нью-Йорка был троцкистской, а Ложа 2 — сталинистской».

Я буквально цитирую текст книги Фрэнсиса Фукуямы «Америка на распутье». Но, процитировав этот текст, я задаюсь вопросом, на который постараюсь ответить потом.

Смотрите, это Америка тридцатых-сороковых годов. Это совсем не та Америка, которая есть сейчас. В этой Америке евреи допускаются к экономической власти, но к политической власти их в первый раз допустил президент Рузвельт. И это Америка, в которой на некоторых ресторанах еще висят таблички «Евреям и собакам вход воспрещен».

Это не сегодняшняя Америка, где нельзя задеть интересы чернокожего сообщества. Это совсем другая Америка. Америка сегрегации, но и не только. И антисемитизма — дозированного, не гитлеровского, упаси бог, с очень большими правами для данного этнического слагаемого, входящего в единую американскую нацию, но при этом с ущемлением этих прав. Причем достаточно жестким.

Значит, внутри такой Америки — такой, а не сегодняшней — берутся дети из бедных еврейских семей. Этим детям позволяют получить бесплатно высококачественное образование и при этом им разрешают создавать сталинистскую и троцкистскую ложи. То есть им позволяют двигаться в сторону некоей коммунистической идеологии. А сама Америка лютоантикоммунистична.

Уже Гувер вступает в свои права, идет охота на ведьм… Она еще не такая, как при Маккарти, конечно. Но она очень серьезная.

За всем, что связано с коммунистической идеологией, следят, этого боятся. Высший правящий класс испуган Великой Октябрьской социалистической революцией и построением советского государства.

Так кто же дает возможность бедным еврейским умным, энергичным детям, получая бесплатное высококачественное образование, еще вдобавок безнаказанно играть на красной поляне — и троцкистской, и сталинистской? Кто это позволяет сделать? Та Америка, которую мы обсуждаем, может позволить сделать такое только в случае, если это суперподнадзорно. Если есть догляд. И не просто догляд. Кто-то зачем-то это делает с тем, чтобы это было абсолютно поднадзорно и управляемо.

Я не буду сейчас отвечать на этот вопрос. Я только подчеркнул, что пока что знакомил со сведениями, которые сообщает нам не представитель какого-нибудь отечественного или международного слегка маргинализованного «жидоедения», а такой предельно престижный и деликатный на западный манер исследователь, как Фрэнсис Фукуяма.

Но, может быть, тем не менее Фукуяма по каким-то соображениям искажает реальный генезис американского неоконсерватизма?

Для того чтобы окончательно убедиться в неправильности такого предположения (то есть убедиться в том, что Фукуяма ничего не искажает), надо ознакомиться с тем, что сообщает о самом себе и о неоконсерватизме в целом его реальный основатель — Ирвинг Кристол. Тот самый Ирвинг Кристол, портрет которого в 1979 году был помещен на обложку элитного журнала Esquire. А под портретом была надпись: «Основатель наиболее влиятельной политической силы в Америке — неоконсерватизма».

Хорошая характеристика?

Если Америка — это в каком-то смысле господствующая сверхдержава; если внутри этой господствующей сверхдержавы есть разные силы, и самая влиятельная — неоконсерватизм; и если, как мы потом убедимся, именно неоконсерваторы говорят о трансформирующем событии, без которого все будет потеряно, то мы не зря ведем эти «археологические раскопки».

В 1977 году этот основатель самой влиятельной американской политической силы по фамилии Кристол публикует в The New York Times свои воспоминания. Знаете, как они называются? Они называются «Воспоминания троцкиста».

Престарелый и преуспевший Кристол с тоской смотрит на студентов его родного колледжа, обучающихся в нем в конце 1970-х годов. И сравнивает этих студентов с теми представителями первой секции (Фукуяма называет ее первой ложей) Городского колледжа Нью-Йорка, которые в 1930-е годы сочетали в себе безденежность, бесшабашность и высочайшие интеллектуально-политические амбиции.

Ну, как же все измельчало и раздобрело, вздыхает Кристол, вспоминая свою давнюю голодную, яркую, бесшабашную троцкистскую молодость.

Об этой своей молодости Кристол без каких-либо обиняков сообщает следующее: «Я окончил Городской колледж весной 1940 года, но больше всего гордился тем, что был активным членом Социалистической лиги молодежи». То есть, говорю от себя, троцкистского Четвертого интернационала.

Далее Кристол сообщает:

«У меня нет никаких сожалений об этом эпизоде моей жизни. Присоединиться к радикальному движению для молодого человека — это все равно что влюбиться. Можно потерять невинность, но опыт любви столь ценен, что ты никогда в ней окончательно не разочаруешься».

Значит, «тебя ж, как первую любовь, России сердце не забудет». Значит, это первая любовь, и сердце ее не забывает… А в каком смысле?

Далее Кристол сообщает:

«По правде говоря, мой юношеский радикализм был не просто частью моей жизни в колледже. Он был всей моей жизнью. Если я покинул Городской колледж с гораздо лучшим образованием, чем у выпускников других, более сильных колледжей, то это потому, что мое участие в радикальном политическом движении свело меня с людьми и идеями, которые побуждали меня действовать, думать и спорить с яростной энергией <…>.

Мы были элитой — немногими счастливцами, избранными Историей, чтобы вести товарищей в светлое будущее.

Секция № 1 располагалась в столовой Городского колледжа, обширном пространстве на первом этаже, которое даже мне, выходцу из трущоб, представлялось особенно грязным и зловонным местом <…>.

Здесь были секции католиков, сионистов, ортодоксальных евреев, чернокожих, спортивных команд. Но для меня важны были только Секция № 1 и Секция № 2, секции антисталинистов и сталинистов. Именно между ними разгорались словесные битвы <…>.

Секция № 2, самая многочисленная среди политических секций, могла мобилизовать для своих протестных выступлений всего человек 400–500 из 20 000 студентов (речь идет о сталинистской секции. — С. К.). Наша Секция № 1 (троцкистская. — С. К.) насчитывала около 30 «постоянных членов», и мы были счастливы, если на свои акции нам удавалось собрать человек 50–100 <…>.

Все, что «случалось» в кампусе, определялось ими — завсегдатаями Секции № 2 (сталинистской. — С. К.) — или нами (троцкистами. — С. К.) <…>.

Господи, каким мрачным сборищем они выглядели!»

Это Кристол говорит о сталинистах. И добавляет:

«Никто из них так ничего и не добился в жизни… Из членов Секции № 2 мне запомнились только два человека. Один стал ученым в крупном университете. А второго звали Юлиус Розенберг». Имеется в виду американский коммунист, обвиненный в передаче СССР американских ядерных секретов и казненный в 1953 году.

Вот как плохо все было со сталинистами! Никто никуда не продвинулся. А вот троцкисты — другое дело.

«Выступающие, вроде Макса Шахтмана, лидера троцкистов США, или Гаса Тайлера из Социалистической партии, могли спорить с высочайшим моральным, интеллектуальным и риторическим вдохновением в течение двух, трех, даже четырех часов <…>.

Никогда в жизни больше не видел и не слышал ничего подобного».

И потому, по Кристолу, они пробились.

Несколько слов по поводу подлинных причин такого «пробивания» куда-то двух великих левых интеллектуалов, упомянутых Кристолом.

Макс Шахтман был одним из тех троцкистов, которые после 1940 года заявили, что империалистическая политика сталинской бюрократии делает невозможной даже критическую поддержку СССР в его противостоянии с западными странами. И на этом Шахтман стоял твердо. «На том стою, и не могу иначе».

Шахтман вместе с другими представителями подобной позиции, именовавшейся «третьим лагерем», утверждал, что капитализм и сталинизм одинаково чужды социализму (то есть он отваживал от сталинизма тех, кто был недоволен капитализмом). И что сталинизм (как считал Шахтман) — это проявление бюрократического коллективизма, не имеющее никакого отношения к социализму, и даже более страшное в качестве препятствия на пути к социализму, чем капитализм.

Согласитесь, что такая позиция вполне могла понравиться американскому правящему капиталистическому классу.

Эту позицию Шахтмана поддержала вдова Троцкого Наталья Седова.

В дальнейшем Шахтман ратовал за вхождение представителей «третьего лагеря» в Демократическую партию США и за (внимание!) продолжение войны во Вьетнаме.

Огромная часть Демпартии США орала: «Надо остановить войну!», а Шахтман, который был левее их и как бы должен был проявить солидарность с вьетнамскими коммунистами, говорил: «Это те же сталинисты, советисты. Бомбите их!»

Шахтман противостоял любым новым левым, хоть в какой-то степени симпатизировавшим СССР. Достаточно было кому-нибудь сказать, что СССР не так плох, как Шахтман сразу обрушивался и говорил: «Вы не левые! Вы коллективистские бюрократы! Вы еще большее препятствие на пути к социализму, чем капитализм!»

Вот как Шахтман прокладывал дорогу идеологии будущего американского неоконсерватизма, имеющей троцкистские корни.

Догадайтесь с трех раз, почему Шахтман, в отличие от Розенберга, преуспел в США? Потому что он был ярым антисоветчиком. А американскому правящему классу только это и было нужно от так называемых левых. Надо было утянуть от СССР какую-то часть тех, кто в принципе готов был тяготеть к левой идеологии. Но чтобы еще поддержать войну во Вьетнаме!.. Для этого надо было сильно разорвать со всеми, кто проливал кровь за красную идею. И очень сильно солидаризироваться с самой реакционной частью американского истеблишмента.

Теперь о Гасе Тайлере. Этот левак яростно восставал против создания антифашистского единого фронта СССР и буржуазных стран, утверждая, что антифашистские капиталистические страны ничем не отличаются от фашистских. Он был автором резолюции, осуждавшей коллективную безопасность.

А как вы думаете, Гитлеру, Гиммлеру, Риббентропу и другим было не в жилу, что есть такой Гас Тайлер, который говорит, что коллективную безопасность надо разрушить? Он, видите ли, еврей, и разрушает ее потому, что она содержит в себе много буржуазности…

Да плевать фашистам, почему он ее разрушает! Главное, что если этой коллективной безопасности нет, то можно отвадить этот западный мир от хотя бы слабой поддержки СССР.

Так что Шахтман и Тайлер — это леваки, которые объективно помогали фашистам тем, что разваливали единый антифашистский фронт. Ничего не напоминает из нашей сегодняшней жизни?

Ну, и что же? Будем, подобно Кристолу, изумляться неуспешности сталинистов и успешности троцкистской секции, она же Секция № 1? Конечно, Кристолу удобнее считать, что у троцкистов и сталинистов был разный умственный уровень. Но в контексте реальных биографий приходится говорить о другом. О той непростой и неочевидной связи между троцкизмом и фашизмом, которая в дальнейшем определила судьбу антисоветских левых. Эта связь мной подробно разобрана в передачах «Измена под красной маской». И она, увы, имеет прямое отношение к американскому неоконсерватизму с его троцкистским генезисом. А также к тому, кто именно и ковидный экстаз организует, и глобальный тренд направляет в очень определенную сторону, и низвергает статую освободителя рабов Авраама Линкольна, ратуя при этом за права американских чернокожих.

Один из чернокожих активистов движения BLM (Black Lives Matter, «Жизни черных важны») на акции протеста 23 июня 2020 года в парке Линкольна в Вашингтоне, округ Колумбия, заявил:

«Эта статуя воплощает факт того, что мы свободны только тогда, когда решат белые. И это неправда. Мы стоим здесь на украденной земле. Эта земля не является вашей землей, белые люди! Так что вы не можете указывать мне, могу ли я снести эту статую».

(Статуя, которую протестующие требуют снести, изображает отменившего рабовладение в США президента Авраама Линкольна и освобожденного чернокожего раба, преклонившего колени в знак благодарности.)

Вот как мы играем.

Итак, мы убедились, что не только Фукуяма, который признается, что сам долгое время был неоконсерватором (а потом сильно «отъехал»), но и основатель американского неоконсерватизма Кристол (который никуда не «отъезжал») подтверждают, что неоконсерватизм, если перефразировать знаменитое «мы все вышли из гоголевской шинели», вышел, так сказать, из шинели троцкистской.

Конечно, в дальнейшем произошла глубокая переориентация выходцев из «троцкистской шинели». Но в чем суть этой переориентации? Что, если она основана на поствоенном снюхивании троцкистов, уже идущих в сторону поддержки войны во Вьетнаме, с какой-то удобной для них частью смягчившегося в определенном смысле неонацизма? Что, если неоконсерватизм — это плод, возникший в результате такого зачатия?

Фукуяма, признавая, что неоконсерваторы впоследствии далеко ушли от троцкизма, настаивает, что они унаследовали от троцкизма несколько методологических принципов.

Я мог бы подробнее разобрать неофашистскую подоплеку этих посттроцкистских, неотроцкистских, неоконсервативных принципов. Я мог бы сам ее разобрать. Но для дела будет лучше, если я откажусь в данном вопросе от собственной точки зрения, которая, повторяю, выражена вполне развернуто в другой серии передач, и изложу понимание всего этого Фукуямой, а значит, и большей частью американской элиты, как бы санкционировавшей это понимание. И значит, в каком-то смысле его разделяющей.

Согласно этому пониманию, первый из троцкистских по сути принципов, которые неоконсерваторы сохранили, сменив троцкизм на неоконсерватизм, — это примат идеологии над всем остальным. Не прагматизм какой-то, не реализм, а ультраидеологизм. Плюс необходимость идеологической борьбы, отказ от которой неминуемо, по мнению неоконсерваторов (уже охарактеризованных авторитетным изданием как самая главная часть американского политического класса), породит крах американской супердержавы.

Неоконсерваторы говорят: «Если мы откажемся не только от идеологии, но и от идеологической непримиримой борьбы, американская супердержава рухнет. Да здравствует идеология и непримиримая идеологическая борьба!» И пусть идеология уже не троцкистская, а другая — принцип примата идеологии над всем остальным, принцип идеологической борьбы остается у неоконсерваторов прежним. То есть, по сути, троцкистским.

Так считает Фукуяма. А значит, и американский правящий класс. Это ценное признание, не так ли?

Второй методологический принцип, который Фукуяма считает троцкистским наследством неоконсерваторов, — это необходимость мессианства. Ну, пусть не троцкистского, а другого. Без мессианства сверхдержава обойтись не может, утверждают неоконсерваторы.

Значит, не только идеология и идеологическая борьба, но и мессианство. Град на холме должен нести всему миру некую абсолютную и обязательную весть.

Кстати, про то же самое говорит Дмитрий Саймс, нынешний издатель основанного Ирвингом Кристалом журнала National Interest. Саймс настаивает на «неотроцкистской вере неоконсерваторов в перманентную революцию (пусть даже демократическую, а не пролетарскую)».

Саймс не любит неоконсерваторов. Он — человек, который хочет идентифицироваться как реалист. И потому заявляет, что краеугольным камнем внешней политики США «должна являться такая традиционная американская ценность как благоразумие», а вовсе не эта самая (цитирую Саймса) «неотроцкистская вера в перманентную революцию».

Смотрите, сколько уже сказано ими.

Идеология превыше всего, über alles.

Идеологическая борьба превыше всего.

Идеологическая борьба должна быть доведена до мессианства.

Мессианство должно продвигаться беспощадно и неукоснительно.

И способ продвижения — перманентная революция (читай — оранжевая и другая). А также и насилие. Любое.

Немало сказано самими американцами?

Третий принцип, который, по мнению Фукуямы, неоконсерваторы унаследовали от троцкистов, — необходимость движения через хаос к наисвирепейшему порядку. То есть к такому порядку, который по своей свирепости даст сто очков вперед проклинаемому троцкистами сталинизму.

Движение через хаос. Мессианство через хаос. Рано организовывать новый мировой порядок, сначала новый мировой беспорядок, управляемый хаос. Кто это говорит? Фукуяма. Про кого он говорит? Про неоконсерваторов. Кто они? Ведущее звено американского политического класса.

Красивая картина?

 

(Продолжение следует.)

https://rossaprimavera.ru/article/142c8a01

 

05.09.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть X— продолжение

Гегемония — вот кредо неоконсервативного движения. Его лидеры еще в середине XX века настаивали на том, что США обязаны осуществлять в мире глобальную гуманную гегемонию в силу абсолютного превосходства их культурных и общественно-политических ценностей

Есть ли, кстати, основания для утверждения, что троцкизм вожделеет наисвирепейшего порядка, по отношению к которому сталинизм — это версия «лайт»? Да, такие основания есть.

В 1920 году Троцкий настаивал в своей статье «Профсоюзы и милитаризация труда» на том, что сохранение за рабочими свободы передвижения, как и иных свобод — выбора места работы и так далее, — несовместимо с начальной стадией коммунистического строительства.

Ну и почему тогда надо сохранять свободу передвижения неразумным массам в условиях карантина?

Почему бы не организовать специальные зоны изоляции больных ковидом, дабы они и других не заражали, и пользу приносили, например, вкалывали в трудовых армиях? Прокаженных ведь в древности отделяли, помещая в Долину смерти. Почему бы этим опытом не воспользоваться, если в сердце жива первая любовь — троцкистская?

Четвертый принцип, который, по мнению Фрэнсиса Фукуямы, взят неоконсерваторами из их троцкистского прошлого, — недопустимость какого-либо договорного или иного равноправия между мессианской сверхдержавой и другими странами во всех вопросах построения их отношений. Пусть побежденный плачет. Русские проиграли холодную войну — пусть плачут, пусть ползают на брюхе в грязи перед победителем. Нельзя с ними ни о чем договариваться.

Я опять-таки излагаю не свое мнение, а мнение Фрэнсиса Фукуямы. А значит, и тех, кто санкционирует такое описание Фукуямой неких черт лидирующей части американского политического класса.

Так это все описывает Фукуяма.

А вот что утверждают нынешние неоконсерваторы по поводу американского права на мировое господство. Фукуяма-то отошел от неоконсерваторов. Может, он на них клевещет?

Вот что утверждает Уильям Кристол, сын Ирвинга Кристола и наследник данного безусловного гуру неоконсерватизма. Настаивая на необходимости задействования американской мощи для сокрушения недемократических режимов, Уильям Кристол приводит примеры Филиппин, Индонезии, Чили, Никарагуа, Парагвая, Тайваня, Южной Кореи для того, чтобы обосновать эффективность свирепых насильственных действий в Ираке. Даешь чилийский или индонезийский вариант для Ирака!

Не останавливаясь на этом, он говорит о необходимости борьбы с коммунистической олигархией в Китае, поскольку успешной оказалась борьба с гораздо более сильной советской номенклатурой. Даешь советскую перестройку для Китая! Вы понимаете, что если троцкизм в сердце сохранен и если сталинский СССР — это не коммунизм, то уж сегодняшний китайский коммунизм — это тоже не коммунизм. И вполне его можно назвать препятствием на пути к социализму большим, чем американский капитализм.

Далее Уильям Кристол говорит о том, что американская миссия только начинается в Багдаде, но она является на самом деле знамением начала новой исторической эры (чем не троцкизм?), которая определяется необходимостью абсолютной победы США в XXI столетии, абсолютной гегемонии США в XXI столетии.

Кстати, это всё фигуры вроде далекие от той ковидной темы, которую мы хотим обсуждать. Но вот совсем близкий к этой теме Дональд Рамсфелд, к которому я сейчас перейду, утверждал, будучи министром обороны, что Вашингтон откажется признать исламский режим в Ираке, даже если это будет желанием большинства иракцев… Мы откажемся это признать! Почему? Потому что мы — мессианская держава. Мы ориентируемся на идеологию, идеологическую борьбу. У нас примат идеологии. И мы это мессианство насаждаем всюду.

Страдая по поводу неоконсервативного триумфа в американской политике (а он страдает по этому поводу), Фрэнсис Фукуяма говорит, что этот триумф породил страшное преувеличение силы, в первую очередь военной, как средства достижения целей американской нации.
Фукуяма, иронизируя, пишет: «Если из инструментов у тебя только молоток, то все проблемы выглядят как гвозди».

Но это же Фукуяма пишет! Это пишет сам класс его рукой. Конечно же, другая его часть. Которая говорит о неоконсерватизме: это страшно разрослось, это нас оттеснило, боже!..

Будущее человечества — вот что интересует неоконсерваторов, по мнению Фукуямы. Это, и только это. А вовсе не какое-то там благо американского народа.

Поэтому Трамп как консерватор (это уже говорю я, а не Фукуяма), который стоит на позиции «превыше всего благо американского народа» — это враг.

При чем тут американский народ? Миссия!

Основная идея неоконсерваторов — абсолютное господство США в мире. Я, кстати, совершенно не против миссий. Я просто хорошо понимаю, чтό это в данном случае за миссия. Этой миссией является дегуманизация.

Что именно поэтому породит американское господство для мира и, в частности, для американцев — для тех, кто выше всего ставит саму идею господства, — не важно. Господство — самоценно. А что это такое? Это воля к власти. Это как раз и есть квинтэссенция ницшеанства и определенной модификации нацизма. Более того, для всех этих сил — чем более свирепые формы будет принимать господство, тем лучше. И тем в большей степени содержанием становится само господство, а не то, ради чего оно осуществляется.

Моральные издержки в данном случае не имеют никакого значения. А раз так, то напрашиваются очень мрачные аналогии. Недаром сын Ирвинга Кристола Уильям настаивает: «Проблема мира состоит все же не в том, что США и неоконсерваторы продолжают развязывать войны, чтобы помешать деспотам. Проблема все же в том, что мы если уж и ведем такие войны, то слишком мало…»

Но тут он о «деспотах». А Рамсфелд не о деспотах, он говорит: даже если за исламский режим в Ираке будет большинство, — будем мочить так же, как в случае деспота.

Но так ли велико влияние неоконсерваторов на сегодняшнюю Америку? Ведь пока что власть вроде бы находится в руках господина Трампа, который к неоконсерваторам не относится. Скорее, со всеми оговорками, он принадлежит к палеоконсерваторам. Позиции Трампа по многим вопросам диаметрально противоположны позициям неоконов. Но власть Трампа или, точнее, его президентство, вовсе не отменяет для него необходимости опираться хотя бы на всех без исключения сенаторов и конгрессменов, входящих в его родную Республиканскую партию. У Трампа нет своей победившей партии. А в этой Республиканской партии, на которую он должен опираться — на всю целиком, потому что демократы против него, — неоконов предостаточно.

Вот что говорят по поводу их влияния на современную Америку самые авторитетные западные СМИ.

Комментируя согласие Трампа на убийство иранского генерала Касема Сулеймани, газета The New York Times написала: «Трамп сказал своему собеседнику по телефону, что был вынужден занять более жесткую позицию в отношении Ирана под давлением некоторых сенаторов-республиканцев, поддержка которых ему как никогда необходима сегодня в борьбе против импичмента».

Имеются в виду неоконы. Трамп говорит своему собеседнику (я не верю, что The New York Times врет, как сивый мерин. Нет, там есть свои источники — газета, уважающая себя в этом смысле): «Есть такие республиканцы, которые мне говорят: или ты убьешь Сулеймани, или мы по вопросу импичмента проголосуем против тебя. И по крайней мере в сенате он пройдет, а тебе это будет плохо. Давай, убивай Сулеймани, быстро. А что тебе нравится — не нравится, нам не важно».

Вот что сообщает по тому же поводу ничуть не менее авторитетное американское издание The Wall Street Journal: «Трамп сказал после атаки своим соратникам, что в деле с генералом Сулеймани на него оказывали давление сенаторы-республиканцы, которых он рассматривает как важных сторонников в слушании по делу импичмента в сенате…»

А вот что говорит по этому же поводу итальянская авторитетная газета Il Giornale: «Генерал Касем Сулеймани не представлял непосредственную угрозу США, а был убит, потому что республиканцы-неоконсерваторы, имеющие большое влияние в сенате, заставили президента действовать, шантажируя его импичментом».

Сулеймани был убит 3 января 2020 года.

А 5 февраля 2020 года состоялось голосование в сенате по вопросу о злоупотреблении американским президентом властью. Трамп победил в сенате со счетом 52 на 48. Пяти голосов не хватило, чтобы он проиграл. И только потому, что подарил неоконам жизнь генерала Касема Сулеймани.

Так что мы говорим не о каких-то временах Буша или Рейгана. Нет, мы говорим о дне сегодняшнем. И о ковиде.

Гегемония — вот кредо неоконсервативного движения. Его лидеры, уже обсуждавшийся нами Ирвинг Кристол и его ближайший соратник Норманн Подгорец, еще в середине XX века настаивали на том, что США обязаны осуществлять в мире глобальную гуманную гегемонию в силу абсолютного превосходства их культурных и общественно-политических ценностей. И что эта гегемония обязана опираться на бесконечное укрепление военного превосходства США и прямые военные интервенции США.

Видите, как важно: ценности абсолютно превосходят всё остальное (почему превосходят, в чьих глазах — не важно, как это измерить. Превосходят). Военная мощь есть? Есть. Укрепляем. Дальше что делаем? Навязываем ценности, потому что они превосходят. А что за ценности? Общественно-политическая ценность — демократия? Не надо демократии. А что за ценность?

То направление, которое сейчас называют неоконсервативным, в 1970-е годы (не в 30-е, не в 40-е, а в 70-е. В 30–40-е оно зарождалось) завоевало определенные позиции сначала в Демократической партии США. Это было связано с тем, что бо́льшая часть демократов не поддержала войну во Вьетнаме, а та часть, которая эту войну поддержала, смогла обособиться и сформироваться в виде какого-то, поначалу не слишком авторитетного, слагаемого внутри Демократической партии.

По этому вопросу можно было окуклиться. И окуклились-то кто? Как бы те, кто были на псевдолевом фронте, вот эти троцкисты и прочие. Они уже прокляли Советский Союз и все остальное. Вьетнам с СССР связан. Демократическая партия говорит: «Ой, не надо войны во Вьетнаме». А неоконсерваторы им отвечают: «Как так — не надо?!» Раз! — и окукливаются внутри Демократической партии.

Кому было выгодно наличие такого слагаемого? Самым «ястребиным» республиканским силам. А кто это такие? Какова их связь со Всемирной антикоммунистической лигой, стоящей на стопроцентно-неонацистских позициях? И как тут, опять-таки, сплетаются воедино троцкизм и фашизм, неотроцкизм и неофашизм, рождая этот самый неоконсерватизм?

В 1990-х годах это сплетение привело к тому, что неоконсерваторы, перекочевав из Демократической партии, где они оставили свои «закладки», превратились в самую серьезную фракцию внутри Республиканской партии США.

При этом для неоконсерваторов одинаково неприемлемы и американские демократы, такие как Клинтон и Обама, и неудобные, чрезмерно прагматичные, национально ориентированные «палеоконсерваторы» типа Трампа. Мы вновь сталкиваемся с так называемым третьим путем.

Знаете, что такое «третий путь»? Не капитализм, не социализм… а что? Тот или иной нацизм.

Мы сталкиваемся с тем самым «третьим путем», который предлагали идеологи фашизма, наиболее близкие к троцкизму. А такие были. Было симпатизировавшее троцкизму крыло нацистской партии, которое потом было выведено из-под удара и начало раскрутку неонацизма.

Поскольку неоконсерваторы представляют собой мощную, но не слишком многочисленную группу, нынешний 2020 год является для них почти судьбоносным. Если Трамп закрепится, они могут слиться, уйти в «отстой». Вот почему от Трампа уже отходят такие яркие типичные неоконсерваторы, как его бывший помощник по национальной безопасности Джон Болтон. Причем как отходят?

Трамп умоляет Болтона не публиковать его мемуары в силу их компрометирующего характера. Он говорит Болтону о том, что это уж как-то слишком неприлично — был в одной команде, теперь полощешь мое грязное белье. Но Болтон непоколебим в том, что касается исполнения решений своего неоконсервативного руководства. А Болтон — это жесткий неоконсерватор, ориентирующийся на неоконсерваторскую дисциплину.

Миру предстоят суровые месяцы, предваряющие выборы американского президента. И вряд ли стоит тут игнорировать то американское неоконсервативное направление, которое я только что обсудил.

Но имеет ли оно какое-то отношение к ковиду? Да, имеет — поскольку неоконсерваторы с самого начала XXI века, повторяю, стали всё более настойчиво говорить о необходимости глубочайшей трансформации мира — а иначе господство Америки не удержишь. А также о том, что для такой трансформации необходимо некое специальное суперсобытие, которое они называют трансформационным. Вот то, что позволяет говорить о наличии неоконсервативного «коршуна», держащего в своих когтях «цыпленка» под названием «глобальный тренд», а также его порождение — ковид.

А коль скоро неоконсерватизм является помесью троцкизма (или неотроцкизма) с неонацизмом, то кто на самом-то деле этот коршун? Это неоконсерватизм или неонацизм? И куда это поволочет глобальный тренд? В какое трансформационное событие? Ковидное — или еще более свирепое? А ковида мало?

О том, что касается запроса на такое трансформационное событие — глобальное, по возможности антикитайское, растянутое во времени и так далее, — наиболее определенно говорил такой видный неоконсерватор, как бывший министр обороны США Дональд Рамсфелд.

Давайте обсудим, что именно говорил он и члены его команды. И какова тут связь между тем, что они говорили лет этак 15–20 назад, и COVID-19.

5 декабря 2001 года министр обороны США Дональд Рамсфелд беседует на канале CNN с известным американским тележурналистом Ларри Кингом. Беседа проходит в Пентагоне, в кабинете министра обороны.

Рамсфелд и Кинг беседуют долго, обсуждая разные темы. В том числе и ту, которая нас интересует.

Кинг возвращается к событиям 11 сентября 2001 года. Интересуется тем, где в это время был Рамсфелд, — конкретно, в какой географической точке.

Кинг спрашивает Рамсфелда: «Вы были прямо здесь, когда Пентагон…»

Рамсфелд, перебивая Кинга, отвечает: «Да, я был здесь».

Кинг развивает тему: «И кто-то сказал мне, что вы разговаривали с делегацией конгресса».

Рамсфелд отвечает Кингу: «Да, прямо в этой комнате». То есть прямо в кабинете министра обороны.

Кинг с изумлением говорит: «В этой комнате, о терроризме, в то утро?»

Рамсфелд разъясняет Кингу: «Я сказал им (имеются в виду конгрессмены. — С. К.) на завтраке в 8 утра, что когда-нибудь в следующие два, четыре, шесть, восемь, десять, двенадцать месяцев в мире произойдет событие, которое будет достаточно шокирующим, чтобы еще раз напомнить людям, как важно иметь сильное, здоровое министерство обороны, которое… способствует миру и стабильности в нашем мире. Именно это и лежит в основе мира и стабильности. <…>

И кто-то вошел и вручил записку, в которой говорилось, что самолет только что врезался во Всемирный торговый центр. И мы прервали встречу, и я пошел, чтобы получить сведения от ЦРУ».

Далее Рамсфелд описывает, как затряслось здание Пентагона, как он помогал людям с носилками и так далее.

Выслушав все это, Кинг говорит: «Я знаю, что мы вышли из отведенного времени, но Гарри Харт (американский политик, которого скомпрометировали, заставив отказаться от президентских амбиций. — С. К.) сказал, что он ожидает этого, его комиссия раньше говорила, что это произойдет; вы сказали буквально пророческие вещи в то утро».

И Рамсфелд говорит: «Да».

Итак, в этом интервью Рамсфелд вспоминает о том, что утром 11 сентября 2001 года в ходе разговора с делегацией конгресса он произнес слова о грядущем событии, которое будет настолько шокирующим, что люди захотят, чтобы их защитила сильная американская армия. Этого само по себе недостаточно для далеко идущих выводов. Но это необходимо рассматривать в случае, если дело не ограничивается таким высказыванием Рамсфелда. А оно и впрямь таким высказыванием не ограничивается.

В апреле 2003 года министерство обороны США, руководимое Рамсфелдом, выпускает доклад под названием «Инструкция по планированию трансформации» (Transformation planning guidance).

Этот доклад представляет собой серию выступлений ответственных лиц разного калибра.

Вступительное слово произносит сам министр обороны Дональд Рамсфелд. Вот первые слова из этого его выступления:

«Некоторые верят, что в разгар опасной войны с терроризмом США не должны думать о преобразовании наших вооруженных сил. Но я уверен в обратном. Именно сейчас наступило время что-то менять. Война с терроризмом — это трансформационное событие, которое взывает к нам, чтобы мы переосмыслили свою деятельность и поставили это переосмысление в основу действий».

Вот где вводится термин «трансформационное событие», оно же потом именовалось «событием достаточно шокирующим, чтобы напомнить людям…» и так далее. Но пока трансформационное событие трактуется лишь как вызов, требующий перестройки министерства обороны. Что, кстати, тоже существенно. Но это только проба пера.

Обобщая свои летние исследования 2003 года, министерство обороны США в мае 2004 года выпускает доклад под названием «Роли и миссии министерства обороны в национальной безопасности».

В этом документе говорится о том, что (цитирую) «Комиссия по готовности и быстрому реагированию на чрезвычайные ситуации считает, что обстановка в сфере национальной безопасности изменилась достаточно, чтобы министерство обороны взяло на себя более активную роль в обеспечении готовности к чрезвычайным ситуациям и реагировании на них. Политики, предписывающие роль министерства обороны в обеспечении готовности к чрезвычайным ситуациям внутри страны и реагировании на них, просто не отвечают той угрозе, с которой сегодня сталкивается нация. Разработка модели, подходящей для сегодняшних угроз, повлечет за собой переосмысление отношений, политик и процедур. Министр обороны назвал войну с терроризмом «трансформационным событием». Комиссия соглашается с этим, и часть преобразований министерства обороны должна заключаться в том, чтобы принять эту новую миссию. Бо́льшая роль Департамента в обеспечении внутренней готовности и реагировании, по-видимому, без проблем подпадает под мандат федерального правительства, изложенный в Конституции Соединенных Штатов. В разделе 4 статьи IV Конституции говорится, что «Соединенные Штаты гарантируют каждому штату в этом союзе республиканскую форму правления и защищают каждый из них <…> от внутренних беспорядков, сопровождающихся насилием».

Федеральное правительство уже предприняло важные шаги в знак признания этой новой обстановки безопасности. В рамках министерства обороны было создано новое боевое командование, Северное командование, чтобы: «…проводить операции по сдерживанию, предотвращению и пресечению угроз и агрессии, нацеленных на Соединенные Штаты, их территории и интересы в рамках определенных зон ответственности; по указанию президента или министра обороны оказывать военную помощь гражданским властям, включая операции по управлению последствиями».

Ничего не напоминает из сегодняшнего управляемого хаоса в США? Ни на какие мысли не наводит?

Итак, Комиссия по готовности и быстрому реагированию на чрезвычайные ситуации берет на вооружение тезис министра обороны Рамсфелда о трансформационном событии, прямо ссылается на этот тезис, выделяет его, подчеркивает и утверждает, что для его воплощения в жизнь создано новое боевое командование — Северное командование. Я это уже обсуждал. Но небезынтересно понять, где это все началось, когда и с чего. Так вот, началось оно с этого.

Я уже говорил о том, что именно это Северное командование должно в особых условиях взять на себя функции по управлению страной, заменив выборную американскую власть. Теперь все могут убедиться в том, как именно связано такое возможное преобразование власти, при котором конституция побоку, с трансформационным событием, о котором ранее сказал министр обороны США Дональд Рамсфелд.

Но еще намного важнее то, кто именно является сопредседателями комиссии, сделавшей подобный доклад, в котором нашлось место и трансформационному событию, и Северному командованию. Рамсфелд это вступительное слово произносит на соответствующем заседании. А кто сопредседатели комиссии, сделавшей этот доклад? Один из сопредседателей — отставной генерал Майкл Уильямс, служивший ранее в морской пехоте США и на момент этого доклада возглавляющий Институт управления логистикой. А другим из сопредседателей этой комиссии (в докладе которой сказано о трансформационном событии и Рамсфелде, и Северном командовании, и всем прочем) является кто? Доктор Ричард Хэттчет, чья роль в коронавирусном экстазе мной подробно обсуждена в седьмой части этого цикла, опубликованной в № 389.

Так что вряд ли целесообразно говорить о том, что такие люди, как Хэттчет, хотят только нажиться на коронавирусе на паях с крупными фармацевтическими компаниями, в которые они вписаны. Они, конечно, хотят и этого. Но это только малая часть того, что они хотят. Или, точнее, того, что им поручают такие люди, как Рамсфелд, а также хозяева рамсфелдов, этот коршун, волокущий в неонацистский троцкистский ад цыпленка по имени «глобальный тренд».

Ну, а теперь обратимся к докладу, вышедшему до тех событий 11 сентября 2001 года, которые пророчески предвидел Рамсфелд. Этот, чуть более ранний, доклад выпущен организацией «Проект нового американского века» (Project for the New American Century, PNAC). В числе политиков, создавших эту организацию, и будущий министр обороны Дональд Рамсфелд, которого мы обсуждаем, и будущий вице-президент США Ричард Чейни, и известная украинская русофобка-бандеровка Пола Добрянски (с приветом от Всемирной антикоммунистической лиги), и Фрэнсис Фукуяма (чтобы понять, какой тут симбиоз), и очень активный Пол Вулфовиц — в будущем заместитель министра обороны Рамсфелда, который покруче Рамсфелда.

В докладе под названием «Перестройка обороны Америки — стратегия, силы и ресурсы для нового столетия» (имеется в виду доклад этого самого сообщества «Проект нового американского века», которое чуть позже, через год, станет властью), вышедшему, подчеркну еще раз, в сентябре 2000 года, то есть аж за год до события (оно же — удар по «близнецам»), которое Рамсфелд и Ко мечтали сделать трансформационным, говорилось следующее: «Кроме того, процесс трансформации, даже если он принесет революционные изменения, вероятно, будет долгим без какого-либо катастрофического и катализирующего события — как, например, новый Перл-Харбор».

Подчеркну (чтобы не слиться в едином экстазе с маргинальными конспирологами), что здесь не говорится напрямую, что нужен новый Перл-Харбор. Здесь всего лишь говорится о том, что без нового Перл-Харбора, названного катастрофическим и катализирующим трансформационным событием, трансформация может затянуться на долгое время. А если время будет слишком долгим? А если все никак не вытанцовывается и не вытанцовывается господство в XXI веке? А если время упущено? Мы (США) его теряем, а Китай наступает. Что тогда?

Согласитесь, нет безумцев, которые могут напрямую сказать: нам нужно катастрофическое трансформационное событие. И что вообще Перл-Харбор — это затея Рузвельта. Об этом говорится шепотом, по сговору. Но это нереспектабельная точка зрения.

Для нас пока что достаточно того, что трансформирующее событие, о котором сказал Рамсфелд в 2003 году, став министром обороны, фактически обсуждалось уже в 2000-м году в той организации, где решающую роль играют будущие высшие официальные лица (Чейни, Рамсфелд, Вулфовиц). И даже сам будущий президент, Джордж Буш — младший, тоже входит в неоконсервативное кубло (а именно неоконсерваторы создали организацию «Проект нового американского века»). Конкретно было сказано, что трансформация, при которой США сохранят господствующие позиции, может быть стремительной только при наличии катастрофического и катализирующего события. Вот про это сказано твердо. Нужно ли, чтобы она была стремительной? Промедление смерти подобно или нет? Об этом напрямую не говорится. Но о том, что стремительную трансформацию может обеспечить только катастрофическое, катализирующее, трансформационное, шоковое событие, — про это сказано.

Далее в этом докладе говорится: «Хотя процесс трансформации может занять несколько десятилетий, со временем искусство ведения боевых действий в воздухе, на суше и на море будет значительно отличаться от сегодняшнего, и „боевые действия“, вероятно, будут происходить в новых измерениях: космос, „киберпространство“ и, возможно, мир микробов (выделено мною. — С. К.). Бои в воздухе больше не будут вестись пилотами, сидящими в истребителях, проникающих в воздушное пространство противника, но будет доминировать скрытный беспилотный аппарат большой дальности. На суше столкновение массивных бронетанковых войск может быть заменено набегами гораздо более легких, скрытных и „информационноемких“ сил, дополненных парками роботов, некоторые из которых достаточно малы, чтобы помещаться в карманах солдат. Контроль над морем может в значительной степени определяться не флотами кораблей и авианосцев, а наземными и космическими системами, заставляющими флот маневрировать и сражаться под водой. Сам космос станет театром военных действий, поскольку страны получат доступ к космическим возможностям и станут полагаться на них; кроме того, различие между военными и коммерческими космическими системами — боевыми и небоевыми — станет размытым. Информационные системы станут важным центром атаки, особенно для врагов США».

И, наконец, в докладе сказано главное: «А также будут применяться передовые формы биологической войны, которые могут „нацеливаться“ на конкретные генотипы, могут превратить биологическую войну из сферы террора в политически полезный инструмент».

А вот это уже наглость неслыханная! Сказать, что передовые формы биологической войны, избирательно воздействуя на генотипы, могут превратить биологическую войну из сферы террора в «политически полезный инструмент», могут только люди без всяческих тормозов.

Значит, сначала, в 2000 году, эти люди, в числе которых был Рамсфелд, будучи просто представителями элиты, а не властью, сказали про трансформационное событие вообще и про его биологический вариант, politically useful tool, именно то, что я только что процитировал.

А потом эти люди, в том числе и Рамсфелд, стали американской политической властью. И, опираясь на Рамсфелда как самого бойкого и влиятельного, стали пророчествовать о скором пришествии трансформационного события, useful tool, и обсуждать это событие в его трансформационном варианте в докладах министерства обороны США, возглавляемого Рамсфелдом. То есть на официальном уровне под эгидой того же Рамсфелда.

А вот теперь давайте поговорим о том, кто такой Рамсфелд и с кем он связан.

Я, кстати, должен сказать, что каждый очередной слой этой истории делает мои впечатления о будущем все более мрачными.

 

(Продолжение следует.)

https://rossaprimavera.ru/article/339c7a95

 

11.09.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть X — окончание  

«Эти бредовые идеи не погибли вместе с гитлеровской Германией... Всякий раз, когда подобные люди имеют в своих руках такие страшные средства массового истребления, встает вопрос: раскрыть их замыслы. Раскрыть для того, чтобы избежать катастрофы»

С 1977-го по 1985 год, то есть в течение целых восьми лет, Дональд Рамсфелд был генеральным директором, президентом, а потом и председателем совета директоров всемирно известной фармацевтической — вот вам и прямое ковидное слагаемое — компании G. D. Searle & Co.

В 1985 году эта, по существу рамсфелдовская, компания G. D. Searle & Co. была куплена компанией Monsanto — самой одиозной из фармацевтических или биотехнологических компаний мира. Считается, что Рамсфелд обогатился на этом поглощении компании G. D. Searle & Co. компанией Monsanto.

Значит, он был главным в Searle, потом — хап! — Monsanto это съела, и главным стал не он. Но потом произошло и другое. Но сначала о Monsanto.

Monsanto, вошедшая для покупки Searle в те специфические отношения с Рамсфелдом, которые, как говорят в таких случаях, не имеют срока давности, — это очень специфическая компания. Она знаменита своей фактической монополией на производство и продажу семян трансгенных культур. В США Monsanto контролировала около 80% рынков генно-модифицированной кукурузы и трансгенной сои.

При этом Monsanto стремилась не только контролировать семена трансгенных культур, но и оказаться важным игроком в том, что касается семян обычных так называемых традиционных культур. Глобальные данные за 2017 год показывают, что у Monsanto самая большая доля глобального рынка семян — 34%, или больше одной трети от первых 20 компаний. На втором месте DuPont (E. I. du Pont de Nemours and Company) с 25%, у Syngenta менее 9%, у Bayer чуть больше 5%.

Но знаменита Monsanto именно трансгенными культурами. Кстати, в 2013 году Monsanto объявила, что она будет увеличивать свое присутствие на Украине. И выполнила свое обещание в том, что касается наращивания производства семян кукурузы на территории данного государства. В 2015 году контроль Monsanto над украинским рынком семян кукурузы вырос с 20% до 30%.

Повторяю, Monsanto, по некоторым оценкам, является самой злой и ненавидимой корпорацией в мире. Вне конкуренции в этом. Она по социологическим опросам более ненавидима, чем Федеральная резервная система США, Halliburton (Чейни), McDonald’s и другие самые одиозные компании. Всех их ненавидят, но Monsanto — больше всех остальных. Уже прошло несколько всемирных акций «Остановите Monsanto», «Stop Monsanto».

Monsanto известна не только по семенам, из которых взойдет завтрашнее растение под названием «бесконечная болезнь человечества», против которой бесконечно будут бороться фармакологические компании, включая ту же Monsanto. Monsanto известна еще и по вьетнамской войне, в ходе которой войска США распыляли над вьетнамским мирным населением ядовитую смесь, которая была настолько ядовита, что действовала и на солдат американской армии, входивших в джунгли. Смесь эта называлась Agent Orange. Производилась она Monsanto. Западные СМИ утверждают, что и через сорок лет после окончания войны этот Agent Orange вызывает генетические мутации вьетнамских детей. Я лично видел во время поездки во Вьетнам результаты этих мутаций.

Поглощенная Monsanto компания G. D. Searle & Co. известна тем, что сумела впарить огромное количество очень вредных внутриматочных спиралей.

Известно также, что Monsanto является лидером по загрязнению диоксинами.

Известно и то, что Monsanto привлекалась к ответственности в связи с тем, что производимое ею вещество алахлор вызывает отравления, головные боли и другие тяжелые негативные реакции.

Monsanto известна также в связи со сбросом отходов в американские реки.

Я могу часами перечислять зафиксированные преступления Monsanto, а также то, как именно эта компания орудовала на территории России. Ведь вряд ли кто-то считает, что Monsanto не действует на нашей территории.

В связи с Monsanto разыгрывалось очень много скандалов. И я не могу остановиться на всех. Потому что все остальные меркнут перед Agent Orange, диоксинами и прочим.

А теперь главное. В 2010 году Билл Гейтс приобрел 500 тысяч акций Monsanto. И вот тут я спрашиваю: если человек хочет по тем или иным причинам продвигаться в качестве благодетеля всего мира, спасителя и прочее, то есть быть белым и пушистым, зачем он приобретает в таком количестве акции одной из самых одиозных компаний? Даже не одной из самых — самой одиозной. Он зачем себя с ней вот так связывает? Ведь речь идет об очень очевидной связке.

Производство проблематичных вакцин — а оно вот-вот начнется — сплетается воедино с производством проблематичной генно-модифицированной продукции. «Это вроде как машина „скорой помощи“ идет — сама режет, сама давит, сама помощь подает».

Вот какой корпорации продал господин Рамсфелд в 1985 году компанию G. D. Searle & Co., которой он руководил перед этим с 1977 по 1985 год. Вот акции какой корпорации купил Гейтс.

Это не бандитизм, это ультрабандитизм. Причем такой, который осознан очень-очень многими.

Но, может быть, Рамсфелд только однажды оскоромился какой-то фармацевтикой, и на этом все кончилось? Ушел человек в политику, потом куда-то еще… Нет!

С 1997 года по 2001 год Рамсфелд был председателем совета директоров компании Gilead Sciences, которая известна в том числе и разработкой препарата осельтамивир, используемого для лечения птичьего гриппа.

Вот мне иногда говорят: «Что-то вы там такое изобретаете»… Что я изобретаю? Это я, что ли, выдумал, что Рамсфелд занимался с этакого-то по такой-то год фармацевтикой? Это написано в его официальной биографии. Это все знают.

Итак, компания, которой Рамсфелд руководил в этот период, перед тем, как стать министром обороны и начать говорить о трансформационном событии, была известна этим самым препаратом осельтамивир, используемым для лечения птичьего гриппа.

После того, как вокруг птичьего гриппа был раскручен экстаз, аналогичный тому, который раскручивается вокруг ковида, активы Рамсфелда и компании взлетели. Но для того, чтобы они взлетели, нужен был экстаз. А экстаз раскручивали Фергюсон и другие. Это закон биржевой игры. Кого интересует это в крайних вариантах, может прочитать замечательное произведение Джека Лондона «Поселок Тру-ля-ля». Вот это — «поселок Тру-ля-ля».

Вечером 31 января 2020 года компания Gilead Sciences сделала заявление о том, что (цитирую) «Gilead работает с органами здравоохранения в Китае над проведением рандомизированного контролируемого исследования, чтобы определить, можно ли безопасно и эффективно использовать ремдесивир для лечения 2019- nCoV. Мы также ускоряем проведение соответствующих лабораторных испытаний ремдесивира против 2019- nCoV».

После этого сообщения акции компании Gilead Sciences подскочили в цене на 14% сразу.

А то меня все спрашивают: «А где тут Китай? А что Китай?» Милые, глобальный тренд — это не хухры-мухры. Кто вписывается, тот соответственно и крутится.

Короткая справка. Антивирусный препарат ремдесивир существовал до COVID-19. Он не является вакциной в том смысле, что не способствует выработке иммунитета, он работает вместо иммунитета. С началом эпидемии Gilead Sciences предлагала всем протестировать свой препарат как средство от коронавируса. Испытания показали, что этот препарат сокращает время лечения. При этом он никак не влияет на смертность, в отличие от найденного британцами гормона. Но Управление США по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных препаратов на основании проведенных Национальными институтами здравоохранения (NIH) клинических испытаний препарата поспешило одобрить ремдесивир в экстренном порядке (запретив исследования того же гидроксихлорохина) с тем, чтобы сделать обязательным при лечении средних и тяжелых случаев именно ремдесивир).

Как мы видим, Рамсфелд действительно является не только видным неоконсерватором, настаивающим на необходимости трансформационного события, позволяющего повергнуть мир в ужас и с помощью этого добиться особого положения США в XXI столетии. Он является еще и боссом фармацевтических компаний, которые должны поучаствовать в том, что касается обогащения за счет создания трансформационного события.

Добавлю к этому связь Рамсфелда с суперодиозной Monsanto, которой он продал свою компанию G. D. Searle & Co. (когда так продают, остаются «внутри»). И связь этой Monsanto с Гейтсом.

Безусловность всех этих связей требует нашего внимания к фармацевтическим и биотехнологическим компаниям, к которым имел отношение господин Рамсфелд.

Итак, неоконсерватор Рамсфелд начал делать свою фармацевтическую карьеру, плавно перешедшую в карьеру политическую, в компании G. D. Searle & Co. А потом вступил в некие отношения с компанией Monsanto и продал ей возглавляемую им компанию G. D. Searle & Co.

Разбираясь с Monsanto, мы наталкиваемся на весьма занятные обстоятельства. Это по известной поговорке «чем дальше в лес, тем больше дров».

Специализацией Monsanto (при том что эта самая Monsanto считается одной из самых зловещих корпораций мира) является агрохимия и биотехнологии для сельского хозяйства.

Monsanto была основана в 1901 году.

А в 2018-м ее приобрела компания Bayer. Запомните — Bayer.

Основателем Monsanto был некий Джон Френсис Куини, который начал делать бизнес буквально с нуля (обожаю такие варианты) и умер в 1933 году. Компания была названа по фамилии жены Куини — Ольги Монсанто.

Дело Куини-старшего продолжил его сын Куини-младший, Эдгар Монсанто Куини. Эдгар Монсанто Куини руководил компанией Monsanto с 1928 года, получив на это мандат от своего отца. При нем компания превратилась в мощное предприятие с глобальным присутствием. А ее активы выросли с 12 до 857 миллионов долларов. Эдгар Куини-младший умер в 1968 году и был похоронен рядом с отцом — Джоном Куини-старшим.

В 1936 году (значит, при этом самом Куини-младшем) Monsanto приобрела некую фирму Thomas and Hochwalt Laboratories. Приобретение было связано с тем, что Monsanto заинтересовали разработки Чарльза Аллена Томаса и его коллеги Кэрола Хохвальда.

Вот тут-то мы и сталкиваемся не просто с криками о зловещих происках Monsanto. Ведь кричать могут и конкуренты. Нет, мы сталкиваемся с весьма далекими от агрохимии и биотехнологий, а также фармацевтики аспектами деятельности Monsanto. Очень важными для понимания и того, что это за Monsanto, и того, что именно происходит с ковидом.

Дело в том, что Чарльз Аллен Томас был не просто известным химиком и бизнесменом. Он был еще и достаточно важной, чуть ли не ключевой, фигурой в Манхэттенском проекте, к которому присоединился в 1943 году, будучи в то время директором Центрального исследовательского отдела Monsanto. Таким образом, Monsanto связана не только с ГМО и не только с Гейтсом. Она связана с созданием американской атомной бомбы.

После того как Monsanto приобрела фирму Чарльза Аллена Томаса, этот самый Томас стал одним из работников Monsanto. И сделал в Monsanto феноменальную карьеру. Он возглавил Monsanto, став сначала ее президентом в 1950 году, а потом побыв еще и председателем совета директоров с 1960 по 1965 годы. Так что Monsanto сильно связана с Томасом.

Сам же Томас с 1943 по 1945 год координировал в рамках Манхэттенского проекта все, что связано с очисткой и производством плутония.

Томас был не одним из рядовых участников этого проекта. Он был сопредседателем Манхэттенского проекта наряду со знаменитым Робертом Оппенгеймером.

Позже Томас курировал еще и всё, что связано с очисткой полония (перед этим плутония, а теперь полония) и использованием полония вместе с бериллием в рамках Дейтонского проекта, который являлся частью Манхэттенского проекта и был ориентирован на определенный, особый тип ядерного оружия, в котором был нужен этот самый полоний. Так что никакого «или-или» — или биология, или ВПК — в случае Томаса не существует. И это касается отнюдь не только самого Томаса.

Томас ушел в отставку в 1970 году. К этому моменту объем продаж возглавляемой им Monsanto вырос с 857 миллионов до 1,9 миллиарда долларов.

Управление Monsanto не помешало Томасу стать одним из создателей и ключевой фигурой DARPA (Defense Advanced Research Projects Agency, Управление перспективных исследовательских проектов министерства обороны США) — американского военного агентства, занятого всеми новыми технологиями, включая биологическое оружие.

Я уже информировал о том, что в 1960–1970-х годах именно Monsanto руководила проектом Agent Orange, который печально известен по Вьетнамской войне и привел к массовым отравлениям, уродствам и уничтожению мирного населения с помощью биологического или химико-биологического оружия.

Теперь становится яснее, почему Monsanto удалось завоевать такие возможности в том, что касается создания американского биологического оружия. Все дело в Томасе и в DARPA.

Кстати, существует некий «закон Монсанто», посвященный проблеме экспоненциального роста использования биотехнологий. Согласно этому закону, мы все вскоре будем питаться только генно-модифицированной продукцией, создаваемой разного рода монсантами, и лечиться от результатов потребления этой продукции лекарствами, производимыми этими же монсантами.

Связь Monsanto с американским ВПК не сводится к участию Томаса в создании атомной бомбы и производству вещества Agent Orange. Monsanto теснейшим образом связана с американским ВПК, а значит, и со всем, что касается американского биологического оружия. Но и к биологическому оружию военный профиль деятельности Monsanto не сводится. К примеру, Monsanto прославилась как ключевой производитель используемого в военных целях белого фосфора.

В 2015 году Monsanto пыталась приобрести своего швейцарского конкурента в сфере агробиотехнологий — компанию Syngenta. Но эта сделка не состоялась.

Дальше начались достаточно невнятные многоходовки, осуществляемые при всех мощных слияниях. Они закончились тем, что в сентябре 2016 года фирма Bayer объявила о своем желании купить Monsanto за 65 миллиардов долларов.

Разрешение на такую покупку было получено в 2018 году. Сделка была завершена 7 июня 2018 года.

Bayer — это немецкая фирма, основанная Фридрихом Байером и Йоханом Фридрихом Вескоттом в 1863 году. И поначалу знаменитая производством синтетических красителей.

В 1899 году компания, уже обзаведясь подразделением по производству лекарств, начала производить известный байеровский аспирин.

Зарубежные активы Bayer были конфискованы в рамках репараций после Первой мировой войны. Активы Bayer в США перешли к некоей компании Sterling Drug, предшественнику компании Sterling Winthrop.

Отношения между фирмой Bayer и этим американским фармацевтическим гигантом отнюдь не сводились к вторичности фирмы Bayer. Наступит время, и фирма Bayer захочет купить фирму Sterling Winthrop. И даже сумеет купить часть этой фирмы. Но примечательность фирмы Bayer не в этом.

А в том, что в 1925 году произошло объединение шести крупнейших химических корпораций Германии, в число которых входила и фирма Bayer. И это объединение шести крупнейших химических корпораций Германии получило зловещее название: концерн I. G. Farbenindustrie.

Кстати, зачинателем создания I. G. Farbenindustrie был некий Карл Дуйсберг, руководивший фирмой Bayer в самом начале XX века. Дуйсберга впечатлили концерны, которые он увидел, находясь в командировке в США, и он решил, что подобный концерн необходимо создать в Германии.

Но удалось создать I. G. Farbenindustrie только в 1925 году за счет слияния фирмы Bayer, фирмы BASF и ряда других химических гигантов.

В наблюдательный совет созданной I. G. Farbenindustrie вошел тот самый Фриц Габер, который не только создал химическое оружие (вот есть Манхеттенский проект и создатели атомного оружия, а химическое оружие создал некий Фриц Габер), но и руководил его использованием под Ипром. Там немцы использовали хлор как ядовитое вещество, способное благодаря своей высокой плотности концентрироваться низко над землей. В результате химической атаки, руководимой Габером, погибло 5 000 французских солдат и 15 000 французских солдат получили тяжелые ожоги. Производство данного отравляющего вещества было организовано Габером на предприятиях фирмы BASF, с которой он был тесно связан.

Позже Габер был удостоен Нобелевской премии «за синтез аммиака из составляющих его элементов».

Итак, Габер стал членом наблюдательного совета нового химического гиганта I. G. Farbenindustrie, а Дуйсберг стал председателем I. G. Farbenindustrie. И занимал этот пост с 1925- по 1935 годы.

Став частью I. G. Farbenindustrie, компания Bayer приняла самое активное участие в злодеяниях I. G. Farbenindustrie, занимаясь и производством газа Циклон-Б, с помощью которого заключенных убивали в газовых камерах, и использованием рабского труда узников концлагерей, и опытами над людьми (и тут Bayer была лидером внутри I. G. Farbenindustrie). В том числе и над женщинами еврейского происхождения, которых начиняли определенными гормональными препаратами.

После войны I. G. Farbenindustrie была расчленена. И выделившаяся из нее компания Bayer снова стала независимым предприятием.

Главой наблюдательного совета Bayer в 1956 году стал Фриц тер Меер, который был приговорен Нюрнбергским трибуналом к 7 годам заключения, однако вышел на свободу досрочно, в 1950 году.

Далее компания Bayer стала бурно развиваться.

Bayer с давних пор работает в России.

Ее оборот в 2018 году составил 39,6 миллиарда евро. Чистая прибыль — 1,7 миллиарда евро.

Фармацевтическая часть Bayer сильно укрепилась после того, как в 2006 году Bayer поглотила компанию Schering AG. Это было на тот момент крупнейшим поглощением в истории Bayer.

Есть книга Диармунда Джефриса, которая называется «Аспирин: история чудо-лекарства». В ней разбирается, как именно Bayer отдельно финансировала эксперименты нациста Йозефа Менгеле, который был теснейшим образом связан именно с I. G. Farbenindustrie. Причем с той ее частью, которую правомочно называть «байеровской».

Джефрис настаивает на том, что именно Фриц тер Меер был главным соучастником доктора Менгеле. Что Фриц тер Меер занимался самыми разными опытами над заключенными. В том числе и опытами, которые позволяли опробовать различные виды биологического и психотропного оружия. Эти опыты проводились в Освенциме. Или, точнее, в отдельном, филиальном по отношению к Освенциму, лагере Аушвиц III Моновиц, который нацисты именовали — знаете, как? Байеровским. Именно в Моновице шли особо изуверские эксперименты по испытанию биологического оружия (те, которые потом ушли из Германии в Форт Детрик; ровно так же японско-нацистские эксперименты по созданию биологического оружия ушли из Японии туда же, в Форт Детрик. И там всё соединилось).

Тер Меера признали виновным «по разделу второму, за грабеж и присвоение чужого имущества, по разделу третьему, за использование рабского труда и массовые убийства».

Однако тер Меер, отбывавший срок по приговору Нюрнбергского трибунала, был освобожден досрочно, в том числе и благодаря хлопотам верховного комиссара США по Германии Джона Джея Макклоя. Фриц тер Меер, виновный в геноциде и преступлениях против человечности, вернулся на работу в Bayer, где занимал пост председателя более 10 лет, до 1961 года.

Макклой — фигура, заслуживающая отдельного рассмотрения. Он успел побывать и президентом Всемирного банка, и верховным комиссаром США по Германии, и председателем рокфеллеровского Chase Manhattan Bank, и председателем Совета по международным отношениям. Он был одним из наиболее известных советников всех президентов США от Франклина Рузвельта до Рональда Рейгана. Но даже обсуждение фирмы Bayer и I. G. Farbenindustrie в целом не является целью данного исследования.
И уж тем более я не могу себе позволить подробное обсуждение личности Макклоя, хотя Макклой и заслуживает подобного обсуждения.

Могу только сказать, что не только тер Меер, но и многие титаны нацистской промышленности, осужденные за военные преступления, в том числе Фридрих Флик, были освобождены к январю 1951 года американским Верховным комиссаром по Германии Джоном Макклоем. Юридическим документом, по которому они были освобождены, был акт о помиловании, подписанный Макклоем.

А в январе 1951 года Макклой, реагируя на настоятельную просьбу канцлера ФРГ Конрада Адэнауэра, объявил, что Альфред Крупп и восемь членов его совета директоров, осужденных вместе с ним, подлежат освобождению. Собственность Круппа, оцененная в 45 миллионов, и его многочисленные компании были возвращены ему. И это сделал тот же Макклой.

Позже, в мае 1960 года, по решению Макклоя был условно-досрочно освобожден совсем матерый кровавый убийца, крупный эсэсовец Мартин Зандбергер, руководивший массовыми убийствами евреев в Прибалтике и отвечавший за арест евреев в Италии и их депортацию в Освенцим.

Я познакомлю зрителя с рядом допросов Мартина Зандбергера, главного помощника Вальтера Шелленберга, убежденного члена СС, нациста, садиста, ответственного за массовые убийства мирного населения.

Вот как отвечает Зандбергер на обвинения в злодеяниях на территории Эстонии.

«Вопрос. Общее количество захваченных коммунистов составляет около 14 500; вы видите это?

Ответ. Да, 14 500, да.

Вопрос. Это означает, что 1000 были застрелены?

Ответ. Да, я понял это из документа.

Вопрос. Вы это знаете. Знаете ли вы об этом? Вы помните это?

Ответ. Отчет должен быть представлен мне.

Вопрос. Тогда когда-нибудь, по крайней мере, вы знали об этом?

Ответ. Да.

Вопрос. Вы были в Эстонии тогда?

Ответ. Да, но они не были застрелены под мою личную ответственность. Я отвечаю только за 350.

Вопрос. Вы отвечаете за 350?

Ответ. Это моя оценка».

Я цитирую протоколы Нюрнберга.

А вот как этот же мерзавец отвечает на вопросы о злодеяниях, совершенных по его же распоряжению в городе Пскове.

«Вопрос. Вы собрали этих людей в лагерях?

Ответ. Да. Я дал заказ.

Вопрос. Вы знали, что в будущем они могут ожидать только смерти?

Ответ. Я надеялся, что Гитлер отзовет приказ или изменит его.

Вопрос. Вы знали, что вероятность, граничащая с уверенностью, заключалась в том, что они будут застрелены после сбора?

Ответ. Я знал, что была такая возможность, да.

Вопрос. На самом деле, почти наверняка, не так ли?

Ответ. Это было вероятно».

Есть гораздо более душераздирающие допросы нацистских преступников. Но и эти допросы впечатляют даже в случае, если игнорировать особые обстоятельства, породившие освобождение подонка, давшего подобные показания. Но именно эти особые обстоятельства и побудили меня процитировать допросы Зандбергера. Дело в том, что Макклой настоял на помиловании Зандбергера и других, прежде всего, потому, что на этом настоял некий американец Уильям Лангер, сенатор от штата Северная Дакота.

Лангер обосновывал свою позицию тем, что в Северной Дакоте много избирателей немецкого происхождения и что суд над кем-либо, кроме высших нацистов, противоречит американской правовой традиции и помогает коммунизму.

Сам Лангер был противником не только вступления США во Вторую мировую войну, но и участия США в Организации Объединенных Наций.

Лангер настаивал на том, что американские немцы не поддерживают преследование таких людей, как Зандбергер. Об особом давлении американских немцев на Лангера и Лангера на Макклоя, приведшем к освобождению даже такого подонка как Зандбергер, а также других, говорится во многих официальных американских источниках.

Но говорится и другое. Что отец Зандбергера был управляющим одного из заводов концерна I. G. Farbenindustrie. И что именно под влиянием авторитета отца Зандбергер вступил в нацистскую партию. Так что и в истории с освобождением тер Меера, и в истории с освобождением Зандбергера одинаково фигурирует тот фармацевтический гигант Bayer, который слился в объединительном экстазе с той Monsanto, на основе которой Гейтс начал свои фармацевтические затеи, ведущие к ковиду.

Элита I. G. Farbenindustrie, она же элита компании Bayer, смогла повлиять и на сенатора Уильяма Лангера, и на первого послевоенного президента ФРГ Теодора Хойса, и на другие официальные лица. Но окончательное решение принимал Макклой. И он принимал их, подчеркну еще раз, по официальным данным, под давлением некоей «немецкой партии» в США.

Но эта же партия, по официальным данным, настаивала на освобождении одного из руководителей концерна I. G. Farbenindustrie Карла Крауха, возглавлявшего военный отдел концерна, Генерального уполномоченного по специальным вопросам химического производства, награжденного Адольфом Гитлером за победу на поле сражения немецкой индустрии, кавалера нацистского рыцарского креста за военные заслуги, осужденного за военные преступления против человечности, за участие в устрашении, пытках и убийстве порабощенных людей.

Краух отбывал срок в той же тюрьме, что и тер Меер, Зандбергер и другие. И так же, как и они, был освобожден по настоятельному требованию некоей американской «немецкой партии». После этого Карл Краух становится сначала членом совета директоров компании I. G. — Nachfolgegesellschaft Chemische Werke Hüls AG, а потом директором Bunawerke Hüls GmbH.

Руководство I. G. Farbenindustrie выходит из тюрьмы, где находится по обвинению в особо тяжких нацистских преступлениях. И пересаживается в кресла высших руководителей концернов, создающих биологическое и иное оружие. А также лекарства, спасающие от воздействия этого оружия… Вам нравится такая история? В ней, между прочим, определенную роль играет та самая элитная «немецкая партия» США, которая настаивала на соответствующих освобождениях и давила на Макклоя.

А какие семьи, кстати, входят в эту внутреннюю партию, которая давно является предметом интереса профессиональных историков и политологов? В эту партию, конечно же, входит семья Бушей, это всё известно. Но в нее же входит и семья Рамсфелдов.

А теперь постараемся увидеть целиком всю картинку.

Рамсфелд продает возглавляемую им фармацевтическую компанию G. D. Searle & Co. — кому? Печально известной компании Monsanto, специализирующейся и на создании губительной для человечества генно-модифицированной продукции, и на создании химического и биологического оружия для армии США, и на, мягко говоря, небезусловной фармакологии.

В Monsanto внедряется Гейтс, чья роль в коронавирусной эпопее нами обсуждена достаточно подробно.

Monsanto покупает та самая компания Bayer, которую мы только что обсудили. И которая, как мы убедились, будучи второй редакцией пресловутого I. G. Farbenindustrie, была спасена благодаря особым мерам, принимаемым американской «немецкой партией».

В эту американскую «немецкую партию» и одновременно в группу неоконсерваторов, стремящихся к абсолютному господству США, входит господин Рамсфелд.

Этот Рамсфелд в качестве одного из неоконсерваторов, порожденных симбиозом специфического нацизма и троцкизма, настаивает на трансформационном событии, которое должно изменить мир, сделав его абсолютно новым и подчиненным американцам. Американцам ли? И каким именно американцам? И кто тут будет на подхвате, а кто развернется во всю мощь в неонацистском реванше?

И, наконец, тот же Рамсфелд не единожды окормляет фармацевтику. Второй раз он занимается тем же самым в качестве руководителя фармацевтической компании Gilead Sciences. Он руководит этой компанией вплоть до своего назначения на пост министра обороны США.

То есть как минимум Рамсфелд является совсем своим в мире большой фармы. И рядом с ним вся компания — эти хэтчетты и так далее. Это его банда. А, значит, он един в трех лицах:

• он неоконсерватор, ратующий за трансформационное событие;

• он окормляет в министерстве обороны группу Хэттчета, ратующую за организацию трансформационного события;

• он же является бизнесменом-фармацевтом со стажем. Причем бизнесменом-фармацевтом, участвующим в биологической войне.

Я, кстати, должен сказать кое-что по одному частному поводу. Понимаете, к советским фильмам про разведчиков можно относиться по-разному. Это продукция для широкого потребления, каноническая, с хорошими актерами, средними сюжетами и прочим. Я от нее не восторге, не считаю эти фильмы высокохудожественными произведениями. Но данная продукция производилась советскую эпоху. И тогда эта продукция могла создаваться только на основе жесткого документа, положенного на стол сценариста, который эту жесткость с именами, фактами и прочим начинал так или иначе модифицировать и разрыхлять — что-то обходя, что-то, может быть, даже добавляя. Но в основе был жесткий документ разведки.

И «Мертвый сезон» — советский фильм, относящийся к произведениям такого классического жанра, достаточно далекого от художественных изысков, и вместе с тем добросовестного, рассчитанного на широкую публику, — это один из фильмов, который буквально снят по документам. И об этом очень убедительно говорит разведчик Абель. Породистый, убежденный, профессиональный человек из той фантастической генерации советских людей, которая потом оказалась замещена всякого рода мямлями. А это были люди серьезные, ответственные и жесткие. Вы послушайте, что именно говорит Абель, предваряя давным-давно — в 1968 году — вышедший фильм «Мертвый сезон». Это небезынтересно, и человек небезынтересен, и его слова:

«Меня попросили: скажите несколько слов перед этой картиной. Я выступаю в роли, необычной для меня, потому что люди моей профессии привыкли больше слушать и меньше говорить. Но тема этой картины волнует меня и моих товарищей, и поэтому я думаю, что это оправдывает некоторые отступления от наших правил.

Вы, вероятно, читали в газетах заметки, которые последнее время довольно часто появляются, о том, что в некоторых капиталистических государствах проводятся опыты по использованию бактериологических и химических средств массового уничтожения людей. Эти последние — в особенности страшные, потому что они поражают психику людей и уничтожают их нервную систему.

В английском городе Портоне, в канадском Саффилде имеются лаборатории, в которых хранятся возбудители самых страшных эпидемий, которые когда-либо поражали человечество.

Во время войны мне довелось встретиться с одним немцем, врачом, отъявленным нацистом, который цинично заявлял о том, что необходимо уничтожить беспощадно всех неполноценных людей во имя улучшения человеческого рода. Эти бредовые идеи не погибли вместе с гитлеровской Германией. В Соединенных Штатах Америки я встретился с одним американским офицером из Форта Детрик и военно-химической лаборатории, которые там существуют, который выражал те же самые мысли.

Всякий раз, когда подобные люди имеют своих руках такие страшные средства массового истребления, встает вопрос: раскрыть их замыслы. Раскрыть для того, чтобы избежать катастрофы».

Итак, что же мы обнаруживаем, блуждая по коридорам ковидного злосчастья — тем коридорам, которые нас сразу выводят на нечто большее? Хотя и это немало.

 

https://rossaprimavera.ru/article/aa1654b7

 

10.07.2020 Смысл игры 149

 

Ковид и геополитика: Путин и Трамп — что общего и кто победит? Кургинян о коронавирусе — 9 серия

01:46 Какая часть элиты России должна укрепляться и почему?

04:29 Почему невозможна реальная конфронтация с Западом. Три причины элитной импотенции

11:20 Предположим, что Путин решился бы на то, чтобы выпрыгнуть из коронавирусного глобального тренда…

17:47 Двигаться в тренде опасно, но и свернуть – опасно. Почему Лукашенко дернулся в сторону, а Путин и Трамп – нет?

30:11 Если честно, то шансов на спасение России немного. В чем они?

41:21 Трамп скован определенными силами

45:04 Возможно, китайцы могли бы затормозить коронавирусное безумие. Почему они этого не делают?

51:39 Фармацевтические компании в плюсе. Но кто главный выгодополучатель от ковидного экстаза?

57:47 Вопросы на засыпку для тех, кто спит и не понимает масштаба погибели

1:00:14 Для чего разрушали СССР, и кто хочет скрутить в бараний рог человечество?

 

Лидер движения «Суть времени», философ и политолог Сергей Кургинян убежден, что как бы ни была скверна Россия в ее нынешнем состоянии, она удерживает мир от падения в состояние гораздо более скверное. Чтобы не произошло этого обрушения, ключевым является, во-первых, отстаивание государственности России и, во-вторых, всё большее дистанцирование от Запада. И части российской элиты, решающие эти задачи, должны укрепляться.

Но разрыва с Западом никакая часть нашей элиты не хочет, да и не может себе позволить. Для этого нет ни собственной идеологии (налицо элитная аллергия на нее), ни твердости (налицо желание иметь возможность для любого маневра), ни хорошего союзника – ведь даже Китай не хочет менять нынешний мир, а намерен победить в нем.

Кургинян показывает, что поведение элиты в ситуации мирового коронавирусного тренда только подтверждает подчиненность всех ее частей Западу. Разница лишь в том, что если Собянин безропотно следует этому тренду, завороженный мощью его создателей, то, например, Путин чувствует большой подвох в развернувшемся ковидном экстазе. Но и он не может дернуться, понимая, чем это аукнется. Об альтернативной игре всерьез (на которую был способен СССР и лишь за счет которой он сохранял свое бытие) речи не идет. А значит всё будет продолжать сползать в небытие.

Кургинян считает, что, при всей мизерности шансов на спасение России, они есть. Но эти шансы на спасение – не в надежде на отрезвление нашей элиты. Речь как раз о неэлитной части общества, которая может нечто сделать, но лишь при условии, что проснется и начнет отстаивать реальное бытие. Что и от кого отстаивать?

Политолог подчеркивает, что среди мировых игроков пока никто не взбунтовался против коронавирусного безумия. Трамп маневрирует, понимая, что любая крайность только усилит падение его рейтинга. Китай усиленно поддерживает коронавирусный тренд, стремясь и на этом фронте к мировому лидерству. А Россия, с самого начала послушно взявшая под козырек, теперь пытается маневрировать, наивно считая, что в нынешней ситуации есть несколько разных течений. Но течение одно, поток один – все лишь по-разному барахтаются в нем. А он волочет всех в весьма специфическую реальность. Какова эта наступающая реальность, и какое место в ней остается для человека?

Кургинян предлагает присмотреться, кого поднимает наверх мировая ковидная волна. Ведь это не только фармацевтические гиганты. Это всё, что так или иначе связано с Интернетом и разного рода виртуальными услугами. То есть, от пандемии выиграл так называемый глобальный Виртленд. Цель его – не только торговля и развлечение. Он стремится захватить образование нас и наших детей, всё ближе подходит к тому, чтобы детально изучить каждого, замкнутого на этот Виртленд: изучить как на основе данных, собираемых государственными органами, так и на основе наших собственных запросов, непрерывно ему транслируемых.

Кургинян уверен, что это лишь одна из стадий порабощения человека, и контроль будет только усиливаться. Тем, кто глубоко спит и во сне посмеивается по поводу степени погибельности этой наползающей новой реальности, лидер движения «Суть времени» предлагает ответить себе честно хотя бы на вопрос, каким образом не отдать во власть этого диктата детей? Кто и как способен создать для них полноценную альтернативную среду? 

Но этот самый Виртленд, усиленный коронавирусной эпопеей, – только инструмент, посредством которого человечество скручивают в бараний рог. В чьих руках этот инструмент? Чем продолжится начавшаяся череда трансформирующих мир событий? 

Суть времени

 

23.08.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть IX

Ни Путин, ни силовики, которые многим видятся в качестве самого консервативного, а значит, прогосударственного и антизападного крыла нашей элиты, не хотят и не могут отвязаться от глобального тренда...

Джорджо де Кирико. Злой гений короля. 1914–1915

Вылечить повреждение общества, о котором я говорю, нельзя собственно политическими методами. Его можно вылечить только на социальном и культурном уровне. Вот это и называется — проснуться. И не будет никакого просыпания, пока атомизация не прекратится, и люди не начнут из растерянно-обалдевших атомов превращаться в какие-то молекулы, отнюдь не только семейные. А потом в какие-то молекулярные цепочки. А потом во что-то еще большее. Вот пойдут эти процессы в обществе, начнут они приобретать существенный характер, будут они основаны на социально-культурных опамятованиях — вот тогда изменится и политика.

А при продолжении сна важно одно — чтобы сохранялась сколь угодно несовершенная государственность, которая худо-бедно спасает спящих, но могущих проснуться, от того геноцида, который наступит, как только исчезнет это несовершенное, убогое, двусмысленное и одновременно спасительное нечто под названием Российская Федерация.

А для того, чтобы эта государственность сохранилась, должны укрепляться позиции той части нашей элиты, которая пусть и с вопиющей непоследовательностью, но все же решает две задачи.

Первая — отстаивание государства, пусть и во всей его скверности.

Вторая — наращивание дистанции между этим государством и Западом. Ибо сокращение дистанции абсолютно губительно.

В сущности — это двуединая задача, являющаяся и спасительной для спящего населения страны, и судьбоносной в мироустроительном плане. Я твердо верю в свою формулировку, согласно которой нынешняя Россия — это насквозь гнилое, очень проблематичное по своему состоянию бревно, которое запирает ту дверь, в которую ломятся силы ада. И это запирание двери возникло тогда, когда уже казалось, что Россия ни на что не способна — в таком она униженном состоянии. А вдруг «ставить из себя» стала она, а не Китай.

Повторяю: пока не стала формироваться новая гражданская жизнь, пока не началась новая, внеэлитная или контрэлитная социокультурная склейка, пока не укрепилось гражданское общество, пока не сформировалась новая имперская интеллигенция, пока эта интеллигенция не выстроила прочных связей с народным большинством, важно только одно. То, в какой степени те или иные наши весьма несовершенные элитарии работают на решение двуединой задачи сохранения государства и наращивания дистанции между этим государством и Западом. А также, в какой степени те или иные действия этих элитариев работают на решение данной двуединой задачи.

Всё остальное не важно. Не ищите других параметров, смотрите на эти два. А главное — борьба за то, чтобы всё то, что пока что спит, проснулось. То есть склеилось, образовалось, структурировалось и так далее. Я ради этого живу и работаю. И я верю, что рано или поздно возникнут тысячи людей, которые будут вести такую работу, исходя из жизненной необходимости. И это будет практическая работа в обществе. А вот когда она окажется эффективной, всё мягко, плавно и одновременно очень мощно изменится и спасется.

А теперь о том, что происходит в условиях сна.

Даже самое прогосударственное и антизападное крыло нашей элиты не может пока и не хочет проводить курс, предполагающий острую реальную конфронтацию с Западом. Потому что острую реальную конфронтацию с Западом можно осуществлять, только выдвинув мировой сверхдержавный проект, альтернативный тому, что происходит. А вся наша нынешняя элита не хочет никаких альтернативных заморочек. Она не хочет идентифицировать себя ни с какой альтернативой нынешнему мировому процессу. Она от этого устала. «Это всё советские штучки, социализм, то-сё, пятое-десятое… Хватит! И КПСС не надо. Живем, когда на нас наезжают — огрызаемся, на них наезжаем и ситуационно реагируем. А перейти в этот формат мы не хотим». Никто не хочет — ни самые патриотические из представителей этой элиты, ни тем более другие.

Ни Путин, ни силовики, которые многим видятся в качестве самого консервативного, а значит прогосударственного и антизападного крыла нашей элиты, не хотят и не могут отвязаться от глобального тренда… Мне, с одной стороны, нравится консервативное название «мировой процесс». А с другой стороны, я понимаю, что этот процесс уже не вполне исторический и, наверное, лучше называть его глобальным трендом. Но как кому нравится. Для меня это одно и то же.

Так вот, никто из нашей элиты не готов встать и во всеуслышание заявить не «руки прочь от нас», не «правда наша такова», а «мы — носители миссии, альтернативной нынешнему глобальному тренду, и миссия эта такова».

Никто покамест (я не вижу никаких симптомов того, чтобы кто-нибудь из нашей актуальной элиты был к этому готов) не заявляет и не готов заявить об этом, понимаете? Потому что боролись именно с теми, кто об этом сначала кричал очень убедительно, а потом бормотал. С этой коммунистической номенклатурой — с нею боролись.

Нет желания перейти в идеологоцентрическое общество. Нет желания вспомнить про все эти миссии. Нет желания развернуться снова во всю сверхдержавную мощь. Потому что, как только такие желания возникают, одновременно возникает страшная боль от того, что ты же все это имел — и слил. И что теперь ты будешь это все возвращать на сокращенной территории, при кошмарных потерях, в совершенно другом обществе. Больно это. Это так больно, что лучше не доопределяться, лучше что угодно говорить по частностям, только бы этого не сказать.

Этого не говорят хотя бы потому, что такое отвязывание требует сущностной идеологии. Глубокой, страстной, убедительной, угаданной внутри этого пока что спящего общества. А вся та элита, которую я описал, замешана на ненависти к идеологии, которая была абсолютной прерогативой той КПСС, которую спецслужбисты ненавидели яростно и не без определенных оснований. Идиосинкразия к КПСС, а значит, к идеологии у этой элиты, с этим ее прошлым, с этой ее идентичностью — в крови. Плюс боль по поводу утерянного.

Кроме того, любая идеология ограничивает возможности ситуационного маневрирования. Ты будешь сразу опознан. «А, у тебя такая идеология? Значит, ты пойдешь туда».

«Нет уж, — говорит эта элита, — мы будем маневрировать. Россия очень слаба и выжить может только в отсутствие каких-либо ограничений на маневрирование. Вот куда хотим, туда и повернем».

И, наконец, объективно на сегодняшний день нет никакой возможности — услышьте меня! — объединиться с кем-то на основе альтернативной мироустроительной идеологии. Или того, что я называю альтернативным глобальным трендом. С кем вы будете объединяться на этой основе? Это не значит, что этого не должно быть. По мне, так можно оказаться в одиночестве, и все равно лучше это сделать, чем не делать. Но вы понимаете, какой это сильный аргумент? С кем вы будете в этом объединяться?

И тут есть важнейшие обстоятельства. Китай не хочет подобной альтернативности. И уж тем более — Индия. Не хочет этой альтернативности большая Азия и прежде всего — Китай. Китай этого не хочет. Он хочет выиграть в рамках существующего глобального тренда. Услышьте меня, потому что это определяет всё, включая этот ковид и наше будущее. Китай хочет выигрывать в рамках существующего глобального тренда. Он не хочет выдумывать новый и заявлять, что он является носителем этой альтернативы. Он, когда ему надо, что-то говорит про социализм или про то, что он не достроен. Но он работает в рамках существующего глобального тренда. Это устойчивое желание всей китайской элиты.

И Индия не хочет присоединяться к каким-то альтернативным трендам. Может, она отчасти была готова к этому в разгар советской эпохи, да и то не слишком. Но не сейчас. Индия хочет реально, чтобы американцы использовали ее так же, как они использовали Китай, то есть сильно укрепили. «Пусть они нас укрепят, — говорит индийская элита, — а потом посмотрим».

Предположим, что президент России Владимир Путин решился бы на то, чтобы выпрыгнуть из коронавирусного глобального тренда. Но для этого надо выпрыгнуть из глобального тренда вообще. А выпрыгнуть из него можно, только заявив альтернативный тренд. «Утром деньги, вечером стулья». Утром альтернативный тренд, вечером альтернативная политика в области коронавируса.

Дальше. Предположим, он пошел на это и сказал, что коронавирус создан в лаборатории. Между прочим, доказательств окончательных нет, пятьдесят на пятьдесят, фифти-фифти. Я крайне изумлен, что эти пятьдесят убраны вообще, хотя понимаю, почему. Но сказать, что это на сто процентов так, никто не может.

Но предположим, это произошло. Что бы ему на это сказали? Ему в ответ бы на это сказали: «А, вирус создан в лаборатории? В чьей? Ты знаешь? Доказывай. Оперативно доказывай как глава государства. Не гипотезы выдвигай, а доказывай. А если не знаешь, зачем вообще что-то говоришь? Ах, ты знаешь? Ну выкладывай! Выкладывай, кто погубил мир, и приноси доказательства на стол».

Я повторяю, что стопроцентных доказательств нет. Есть две равноценные позиции. Согласно одной — он искусственен, а согласно другой — нет. И каждый день те или иные нобелевские лауреаты, те или иные авторитетные медики, те или иные влиятельные представители политических сил говорят, что коронавирус искусственен. Это тут же начинают яростно опровергать.

Но одно дело — свобода этой дискуссии и формирование общественной точки зрения, а другое дело — государственный неумолимый тезис. Потому что сказал «а» — скажи «б». Сказав «б», объявляй войну демону. А все остальные отойдут в сторону.

Политик, сказавший: «я приношу доказательства и буду вести себя сообразно», может оказаться в непростом положении в отношениях с Китаем. Потому что Китай совершенно не хочет настаивать на версии, согласно которой коронавирус искусственно создан американцами. Китай настаивает на том, что искусственности нет. Это ему выгодно.

И тут опять-таки главный вопрос — в чем осмысленность таких действий Китая?

Еще раз объясняю. Китай хочет стать первым в рамках существующего глобального тренда. И ради этого он готов к очень сложному диалогу с США. А особенно с американскими демократами, которые отстаивают нужный Китаю глобализм. Китай совершенно не против, чтобы Трамп полетел вверх тормашками. Возможно, что позиция Китая изменится. Что он сообразит, что на него давят нешуточно. Но эта позиция Китая неизменна (а китайское общество очень инерционно, и элита тем более, и консервативно) с конца 1980-х годов, со времени утверждения модернизационной стратегии Дэн Сяопина. Китайцы очень не любят менять стратегии.

Китай твердо вознамерился вписаться в глобализацию и выиграть глобализационный тренд. Он не протестует против глобализационного тренда. Он не говорит, что это Антихрист. Он играет по правилам этого тренда во всем — в цифровизации, в вакцинации, в карантинизации, в свободе мировой торговли, в свободе передвижений — во всем. Потому что ему это выгодно. Что именно сделает Китай, когда победит в рамках данного глобального тренда, и может ли он победить в этих, ему навязанных рамках, — это отдельный вопрос.

Но уж что никогда не волновало никакую китайскую элиту, так это некое наращивание несвободы рядовых китайцев. Эта несвобода, обоснованная Конфуцием и многими другими, записана в китайском культурном коде и связана со многим. Между прочим, в том числе и с цикличностью, лежащей в основе всей китайской метафизики и всей китайской культуры. Китайское общество может вбирать прогресс и побеждать. Но оно не хочет истории, в ядре своем ее не хочет, потому что считает, что все циклично, и это правильно.

У китайского руководства есть возможность как угодно запереть свое население на любой карантин, причем «на раз», и население это поддержит. У китайского руководства есть и эта поддержка, основанная на том, что в Китае живут китайцы, и административные возможности в виде суперпартии и всего остального. А у нас нет ни одного, ни другого.

Кроме того, постсоветская Россия очень сильно вписана в конкретные слагаемые глобального тренда. Рядовому гражданину даже трудно представить себе, насколько сильно. Кое-кто верит, что он и впрямь пьет русский квас и другие русские продукты. На самом деле, у нас остались реликты пищевой промышленности. А основной частью промышленности, настаиваю на этом, являются иноземные компании. То же самое с фармацевтикой. И многим другим.

Нам двигаться в тренде опасно. Но резко рвануть в сторону, во-первых, никто не хочет, а, во-вторых, тоже опасно.

А теперь о том, что происходит. Мне скажут: «Вы даете эти общие картины, а Вы говорите конкретно!» Но без общей картины никакой конкретики нет.

Что устраивает Собянин в Москве? Он хочет быть прямо в тренде, ориентируясь на то, что в мире происходит. И знает он про этот тренд не понаслышке. Потому что тот мир, который я описываю, очень плотно интегрирован на уровне элиты. Но Собянина даже не интересует, насколько правы те, кто устраивают ковидный экстаз. Он просто видит, что это очень могучие мужи («могутные», хочется сказать), вполне понимающие, каков глобальный тренд, сами его организующие. И все, что он хочет, — это им подражать, быть правовернее этого «папы римского». И это называется политический мимезис.

А вот то, как именно он этому подражает, — зависит от его компетенции, его бюрократии, имеющейся у него административной инфраструктуры и инфраструктуры медицинской (которую он же сам обкорнал), его экспертного окружения, которое сует ему сразу же доклады Фергюсона и других, и его возможности понять что-нибудь в происходящем. Понять, понимаете? Понять — это значит, даже не имея компетенции (а откуда ей взяться?), разобраться в том, кто эту компетенцию имеет и на кого надо ориентироваться. Всего этого страшно мало. А политический инстинкт подсказывает, что вялость проявлять нельзя, а административный раж — можно и должно. И он умеет его проявлять. Вдобавок есть святая вера в то, что свет идет оттуда, и если там что-то делают, то у них есть на это основания, и надо делать то же самое. Все остальное от лукавого.

А что делает Путин? Он делает то же, что и Трамп, — ну неужели не видите? То есть он не доверяет ковидному экстазу, чувствует в этом экстазе подвох, ощущает, что, помимо прочего, это подкоп против него самого. Но при этом резко дернуться в сторону не желает, понимая, с чем он столкнется тогда. «Убийца людей!»

И нельзя заткнуть все эти рты, включая глобальные, не отмежевавшись от существующего глобального тренда, не выйдя из него. Даже наращивание дистанции между Западом и собой — необходимо, но недостаточно. Это замечательно, с моей точки зрения. Но ты ее нарастил, а дальше-то что? Ты не на уровне скаляров, а на уровне векторов мне что-нибудь объясни. Все туда — а ты куда? Это же важно. Это же даже не идеология — это миссия, это глобальный тренд.

Скажут: «А вот Лукашенко дернулся».

Ну, дернулся… Заявил: «Я коронавирус этот называю не иначе как психозом, и от этого никогда не откажусь, потому что мы с вами пережили многие уже психозы, и мы знаем, к чему это приводило. Абсолютно убежден, что это очередной такой же психоз, который будет на руку кому-то, а кому-то и во вред. Почему я себя так веду? Потому что я абсолютно убежден, что мы можем пострадать больше от паники, нежели от самого вируса».

Дернулись несколько стран, например, Швеция, отдавая себе отчет в том, что мощного противостояния внутри этих стран не будет, что Западу в настоящий момент не до них и что они погоды не делают.

Есть небольшая страна. За ней не такой присмотр, хотя, конечно, он есть. Белоруссия внутренне очень консервативная страна. Там есть какие-то либероидные группы и, конечно, ее кто-то тоже хочет раскачать, но в целом она очень консервативна.

Россия не Белоруссия. Она и глубже завязана на Запад, и другое население, и другая структура интеллигенции, и другая структура международных наблюдений, и многое, многое другое. А значит, это страна, вовлеченная в глобальную игру. И она может либо играть по альтернативным правилам во всем, либо начать маневрировать.

Собянин маневрировать не будет, он будет прямо в «десятке». Что сказали на Западе — то и делаем здесь. Мощно, дружно, вперед! Руки за спину, гуляем по очереди! И так далее.

Путин будет играть в пределах того же глобального тренда. Но с оговорками (как и Трамп). Собянину хотелось сыграть с еще меньшими оговорками, но не напрягая Путина. Когда Собянин понял, что уже его напрягает, он взял под козырек. Но это два политика, которые в одну и ту же игру хотят играть с большими или меньшими оговорками.

И Трамп, и те, кто являются альтернативой Трампу, — это опять то же самое, с большими или меньшими оговорками.

Устроить маленький «пикник на обочине» — это тоже не то.

Всё, что может быть, — это сказать прямо: игра в коронавирус (не важно даже, искусственный или естественный) — это часть ужасного глобального тренда, в который вписываться нельзя. Мы в него не вписываемся, и предлагаем миру другой тренд, на свой страх и риск.

Но пока на горизонте нет даже признаков чего-то подобного. А без этих признаков все будет ковидной игрой с большими или меньшими оговорками. Мягче, жестче, но то же самое.

В последний раз об альтернативной игре всерьез говорилось на каком-нибудь XIX съезде КПСС (не на XXV), да и то с ялтинскими оговорками. С тех пор никто про это не говорил с настоящей убежденностью. И в этом трагедия человечества. И уж меньше всего это можно требовать от элиты, которая хочет того или иного вхождения собственной страны в западную цивилизацию.

Сначала — полный отказ от этого вхождения, с заявлением другого курса, а не с отмежеванием только. Повторяю, отмежевание замечательно, но его недостаточно. Вектор нужен другой, вектор! Причем обозначенный с такой же силой, как в случае пакта Молотов — Риббентроп. А потом — другое отношение к коронавирусу. Притом, что, повторяю, никаких окончательных суждений ни по поводу его искусственности, ни по поводу его естественности нет и не может быть. Многое говорит об искусственности. Если с каждым днем обнаруживаются его все новые и новые сенсационные качества, которых в природе до этого не было, то что это за фигня такая? Природа-матушка — штука очень консервативная, что это она вдруг взбесилась-то? Почему лаборатория взбесилась — понятно, если там биологической войной занимаются. А природа чего так взбесилась?

Это все говорит о том, что вполне может быть эта искусственность. Но даже если ее нет, дело же не в ней. Или, точнее, не только в ней.

Дело в том, что этот ковид ломает жизнь, явным образом ведет в ад, и этому надо противостоять. Но этому можно противостоять, только заявив: «Это пагубный глобальный тренд, и все равно, кто ему следует, да хоть бы и все. А вот это — наш путь».

Но, заявив это или введя поправки к Конституцию и готовясь заявить это, надо наращивать быстро автаркию в том, что касается медицины, фармакологии, пищевой промышленности, всего самообеспечения в целом, культуры, информации, элиты — всего. Если это не начать наращивать, то никакая риторика не может быть средством спасения от того мрака, который наползает на нашу страну и человечество.

Повторяю еще раз: пока что есть определенный глобальный тренд и альтернативой ему не пахнет. Наша элита (в том виде, в каком она существует и в каком она была создана за все постсоветские десятилетия, да и позднесоветские тоже), ориентируется на этот тренд. Пока есть только этот тренд, и наша элита ориентируется на него, с оговорками или без, будет происходить то, что происходит.

В силу своей прагматичности наша элита до сих пор уверена, что западная тоже прагматична. И что с ней поэтому можно договориться. Откуда такой пиетет перед тем же Киссинджером? Он для нашей элиты являлся воплощением прагматичности и договороспособности. Но к власти-то на Западе рвутся вовсе не киссинджеры. К власти рвутся, и я покажу это в данной передаче, оголтелые идеологические фанатики, жаждущие нашего истребления и порабощения человечества.

Глобальный тренд, от которого мы не хотим отказаться, — это цыпленок, оказавшийся в когтях части глобальной элиты. И вряд ли уже кто-то вырвет его из таких когтей.

Наша элита этого не понимает. Она будет меняться только под огромными давлениями. Только тогда тот сегмент этой элиты, который ориентирован на вхождение в Запад по частям, отпрыгнет так, как отпрыгивали в конце перестройки советники Горбачева, швыряя ему на стол свои удостоверения. Только тогда начнется массовый элитный исход. Он начнется в окрестности катастрофы, при ее очевидности и по соответствующей западной отмашке. И вот тогда либо жуткий проигрыш, либо какие-то новые перспективы. Все остальное — частности.

Если честно, то шансов на спасение России при нынешнем глобальном тренде вообще-то очень мало. Но если они есть, то, в моем понимании, эти шансы задаются новыми социокультурными склейками в неэлитной части нашего общества. В том, что можно назвать упрощенно-гражданским обществом.

Вот кое-кто из замечательных людей, откликающихся на мою передачу, начинает восклицать: «А как же наши-то?! Да что ж там начальство-то?! Да господи!»

Да не от начальства сейчас все зависит! Я вам все, что мог, про начальство рассказал. От вас все зависит. От того, проснетесь ли вы, и что вы начнете делать с собой, со своими малыми величинами, со своей жизненной правдой, со своим взглядом на жизнь. Вот там, в каждом из вас, в вашем просыпании, погибель России или спасение, а не в начальстве. Откажитесь от этих патерналистских упований. Пока что даже различение добра и зла для меня представляется маловозможным в спящем обществе. Оно же спит на бегу, спит лихорадочно.

Вот Путин, и по его поводу высказывается много суждений. А альтернатива — это кто? Как страна героев-то выбирает? Так, как она их выбирала в начале кризиса в Донбассе?

Сидел субчик с продувным видом, что-то бормотал маловразумительное. Потом сбежал. Все что орали? «Вот он, вот он, спаситель, герой!» Почему? А потому что спящие. Потому что приятно с чем-то идентифицироваться, находясь в полусне. Сейчас не то же самое происходит?

«Где у вас глаза?» — спрашивает Гамлет мать, показывая ей различие между ее первым мужем (его отцом) и убившим своего брата королем Клавдием. Этот вопрос носит очень каверзный характер. Он не только политический, он чуть ли не метафизический и при этом судьбоносный для политики. Потому что у спящего человека нет глаз, способных видеть правду.

Я все это помню по коллизиям в Донецке, когда спящие узрели героя в предателе и ничтожестве. Я не к отдельному случаю цепляюсь, это же происходит регулярно.

А с Ельциным что происходило? Я представителям нашей технической интеллигенции говорил: «Ну посмотрите на него, ну я его знаю по горкому. Ну что вы в него вцепились? Ну что вы в нем нашли?» Сон на бегу… «Ельцин — наш спаситель!»

А что, с Горбачевым не это происходило? Не орали: «Горби, Горби!»? А потом не начали орать: «Пятнистый!»?

Да это же постоянно происходит! Это же ужас какой-то! «Не смейте лишать нас наших иллюзий!»

«Никогда не прощу Кургиняну, что он оказался прав», — говорил один из таких спящих, когда в Донецке всё стало совсем очевидно.

И что — опять двадцать пять, за рыбу деньги? Вы видите такого-то (я даже не буду говорить кого), и у него на лбу написано, что он ничтожество и никогда не сделает ни одного шага без чьих-то указаний. Но поскольку вы спите, то свои сонные ожидания вновь делегируете кому-то. Такому-то, такому-то…

Надо проснуться, понять, что в воздухе вовсю пахнет гарью. Что во сне можно концы отдать.

Знания нужны, чтобы проснуться. И знания ничего не значат без бытия. Только соединение знаний с бытием имеет какое-то значение. Обретение бытия, то есть способности к различению и действию, — это процесс болезненный. Но на него надо решиться. И надо отличить такую решимость от готовности видеть сны про то, что ты просыпаешься.

Начнется в условиях мощной ковидной истерии исход из мегаполисов, начнут люди думать о том, как им свою жизнь обеспечивать вместе с другими родственными душами, начнется расширение этого круга родственных душ дальше собственной семьи, начнется какая-то гомогенизация отношений и в семье, и за ее пределами — вот тогда и большая политика начнется.

Но поскольку я верю в знания как средство пробуждения, и есть запрос на них как надежда, то продолжу анализ ковидного безумия, понимание смысла которого крайне важно для того, кто хочет разобраться не только в глобальной, но и в нашей внутренней политике. Притом что одно теснейшим образом связано с другим.

Как связано? А неужели не ясно? Наш олигархат и Давос Гейтса — это единое целое. И наш олигархат прочнейшим образом связан с тем сегментом элиты, который ориентирован на «вхождение в Запад по частям». То есть на капитуляцию перед Западом. И на то, чтобы продолжить эксплуатацию разделенной России уже в качестве стопроцентной колониальной администрации.

«Мы будем там администрацией. Пусть колониальной, пусть Россию разделят, но такие люди, как мы, понадобятся».

Это так или не так? Так.

Западная фармацевтическая промышленность доминирует в том, что касается производства медикаментов на нашей территории. Она это делает, будучи никак не вписанной в нашу политическую элиту? Да об этой вписанности кричат на каждом перекрестке. Справедливо кричат или в рамках конкурентных игр — отдельный вопрос. Но ведь кричат!

Чем являются многие лекарства, о которых говорят, что они наши? Это в лучшем случае дженерики. Поэтому давайте исходить из необходимости строить другое будущее и одновременно соотносить настоящее с тем, что мы имеем. Перефразировав Сталина, можно сказать, что «у меня для постсоветских граждан, проголосовавших за Ельцина на референдуме 1993 года, других элит, кроме нынешних, нэт».

А раз так, то еще более актуален вопрос о том, кто именно занимает какую позицию в мировой коронавирусной игре, являющейся частью совсем большой игры.

Кто на сегодняшний день является приобретателем неких новых возможностей, дарованных ковидным экстазом?

Ну, например, это Джо Байден, который в результате ковидного экстаза сильно обогнал Трампа. И при раскрутке следующих волн этого экстаза может выиграть у Трампа. Цена этого выигрыша — триллионов пятьдесят, если не больше.

В США существуют два крупных конкурирующих агрегатора соцопросов: Real Clear Politics и FiveThirtyEight.

Real Clear Politics был основан бывшим президентом Ассоциации корреспондентов Белого дома, политологом Гарвардского университета Кардом Кэнноном и политическим обозревателем Томом Беваном, работающим как с Fox News (то есть с консерваторами), так и с CNN, MSNBC и так далее. В 2015 году коллектив сайта выкупил его у бывшего партнера — журнала Forbes, которому ранее принадлежал контрольный пакет. И вот этот самый Real Clear Politics — это один из агрегаторов соцопросов, очень важный.

Другой, конкурирующий с ним FiveThirtyEight, основан экономистом-статистиком Натаниэлем Силвером и принадлежит корпорации Диснея.

Оба агрегатора работают по похожей методике, отслеживая опросы разных социологических агентств, таких как Pew, Rasmussen, Fox News, CNN, и опросы, проведенные коллективами университетов.

По данным Real Clear Politics, Байдену удалось с 24 февраля по 21 июня 2020 года более чем удвоить свой отрыв от Трампа — с 4,3% до 9,8%.

Никаким агрегаторам верить нельзя. Но если это так — вы понимаете, что все было сделано ради этих 5,5 процента? Потому что в них судьба, триллионы, мировая власть и глобальный тренд.

По данным FiveThirtyEight, Байден в конце февраля опережал Трампа на 3,8 %. К концу июня отрыв Байдена уже составлял 9,6%.

Вот ради чего вы сидели в квартирах. А думаете, нет? Все куры во всех курятниках считают, что они живут не для сациви, а для чего-то другого.

Как мы видим, данные обоих конкурирующих агрегаторов по динамике рейтингов Трампа и Байдена — очень похожи. Рейтинг Байдена в течение 2020 года всегда опережал рейтинг Трампа, но за последние несколько месяцев заметно серьезное и решающее нарастание отрыва Байдена от своего конкурента.

Это не значит, что Трамп обязательно проиграет. Никто не знает, как отреагирует американское большинство. Что такое рядовая Америка? Но пока что эти 5% куплены. И чего бы ради этого не подержать несколько миллиардов людей в квартирках? И не грохнуть промышленность? Делов-то!

А что же Трамп? Он не может этого не понимать. Неужели же, понимая это, он согласится соучаствовать в следующих волнах ковидного экстаза? Тех волнах, о которых все говорят.

Трамп скован по рукам и ногам определенными силами. И я намерен в этой передаче обсудить, какими именно. Трамп проигрывает в любом варианте. Если он закрутит гайку под названием «новая волна ковидного экстаза», то на него обрушится критика противников, обвиняющих его в том, что он это плохо делает. Но если он начнет сопротивляться новой волне ковидного экстаза, то его сметут. Потому что противники обвинят его в том, что он погубил огромное количество людей.

Поэтому Трамп, с одной стороны, делает исподтишка все, чтобы избавить США от новой волны ковидной истерии, а с другой стороны, настаивает на спасительности смертельных для него карантинов. Ничего не узнаете в этом по нашей политике? Трамп говорит о том, что они спасли миллионы жизней американцев. (Кто ему про эти миллионы сообщил? Неужто все тот же Фергюсон? Так буквально он. Буквально!) А что ему делать?

«Зачем ты нас запер?»

«Я вас спас! Но как-нибудь давайте всё смягчим… Тут скажем, что не надо, там не надо… Исподтишка… Только — „тсссс!“ А то проорут, что я готов ради своих выборов миллионы людей угробить. Не надо. Не надо!»

То же самое происходит в большинстве других стран. Очень трудно оказаться не вовлеченным в ковидное безумие.

Во-первых, потому что если уж его у тебя в стране раскрутили, то можно лишь откликнуться на эту раскрутку, определенным образом при этом минимизируя данное обстоятельство. А что значит «если уж его раскрутили»? Коль скоро в стране есть силы, которые хотят это раскрутить, то они и раскрутят. А поскольку раскруткой занимается еще и международная система средств массовой информации, а также международное профессиональное сообщество, а также фарма и прочее, то раскрутить можно все, даже не имея особо рьяных раскрутчиков внутри страны. А их можно приобрести, но если нужно, то раскрутка может происходить и извне… Я имею здесь в виду не Трампа, как вы понимаете, а наше многострадальное Отечество.

Для того чтобы уберечься от этой раскрутки, нужно, повторяю, иметь либо пониженную восприимчивость населения и не находиться в числе главных территорий раскрутки, либо «отвязаться» до конца и заявить об альтернативной миссии. О том, что весь глобальный тренд — гадость, а ковидные дела — часть этого тренда и особо ядовитая гадость.

Но это не Трамп, не Си Цзиньпин, не Путин. Пока что это никто. И все ориентируются, во-первых, на внутренние обстоятельства, а во-вторых, на внешние, потому что ко внутренним все не сводится, и нужно проводить определенную внешнюю политику. Иначе говоря, определенным образом позиционировать себя по отношению к так называемому глобальному тренду. Он-то и есть основной герой данной истории.

Когда я сказал «во-первых», я имел в виду раскрутку внутри своей страны — как собственно органическую, внутреннюю, где есть свои «базарные» группы, так и транслируемую извне, когда базар на твою территорию приносят другие. Это все — во-первых.

Во-вторых, к этому всё не сводится.

Возможно, китайцы, повторяю, и могли бы затормозить раскрутку ковидного аларма на своей территории. Но они очень быстро раскусили, что к чему. И поняли, что если они не будут эффективны в том, что касается борьбы с ковидом (есть он, нет — не важно), то на них вызверятся с запредельной силой. А это крайне нежелательно в рамках нынешнего курса Компартии Китая. Это с давних времен нежелательно, как только от маоизма отошли. Поэтому Китай начал оглядываться, что бы ему такое сделать, чтобы гады, занимающиеся раскруткой, вызверились на него не с предельной силой. Он думал-думал и понял, что надо сделать. Надо возглавить процесс. Если ты не можешь его отменить — возглавь. И он возглавил. А у него возможностей — до и больше, как ни у кого.

«Видите, какие мы? И что вы нам на это скажете? Вы нам скажете, что мы дикие азиатские звери, которые убивают людей, что у нас мрут, а мы скрываем? Нет! Мы — люди, которые так закрутили гайку, как никто. Мы выиграли! Мы произвели лекарства, продаем их миру. Ну и теперь что вы будете орать? Про лаборатории про наши — только пикните! Мы тут же расскажем про ваши. Так что давайте без этого. Вирус имеет естественное происхождение. И мы впереди планеты всей».

Для того чтобы сменилась китайская стратегия победы через лидерство в глобальном тренде, должно произойти нечто совершенно необыкновенное. А пока не произошло — китайцы будут «ковидничать» не меньше, а больше, чем США, доказывая, что они чемпионы во всем: и в производстве электроники, и в борьбе с ковидом — во всем, вплоть до вакцинации, а также, что их нельзя превратить в «адский очаг всемирного губительного заражения».

Значит, вопрос совершенно не в том, почему китайцы ведут себя так же. Это понятно.

Вопрос — кто организует тренд. Кто хозяин? В чьих когтях — какого коршуна — находится цыпленок под названием «глобальный тренд»? Вскоре я начну разбираться с когтями и с этим коршуном. А пока признаем, что банкует сам тренд. Что цыпленок тоже — «ничего себе».

Кто-то подчиняется ему, потому что хочет быть первым.

Кто-то подчиняется ему, потому что хочет в нем выжить.

Кто-то понимает, что на него не слишком сильно давят, а народ у него спокойный, и отъезжает в сторону.

Кому-то на роду написано быть на обочине тренда.

Кому-то в глобальном тренде отведена роль относительно независимых слагаемых.

Не в этом дело. Главное — в тренде.

СССР очень долго был не в тренде. И до какой-то степени обладал собственными возможностями «трендирования». Причем альтернативными тем, которые использовал антисоветский мир. Вот это и было спасением для советских граждан. И для мира. Но это в прошлом.

Крах СССР был порожден отказом от своего глобального тренда. Этот же отказ можно именовать по-разному: «поражением в холодной войне», «вхождением в цивилизованный мир» и так далее. В любом случае Российская Федерация в ее нынешнем виде, при наличии той элиты, которую я описал (а другой у нас «нэт»), вопиющим образом не готова к тому, чтобы предъявить миру некий альтернативный тренд — и на уровне ценностей, и, между прочим, на уровне образа жизни. А готово ли к этому население?

Российская Федерация сначала безропотно подчинялась тренду, а потом стала, что называется, маневрировать в потоке, это было видно. При этом Российская Федерация, конечно, двигалась по течению потока, он же глобальный тренд. Но уверяла себя, что нет одного течения, а есть несколько течений. И тут можно что-то выбирать.

На самом деле течение одно. И движение в нем абсолютно губительно. Нам, например, внушают, что некая цифровизация — это неизбежность, вытекающая из технического прогресса. И что можно только подчиниться этой неизбежности. И постараться не оказаться изгоем, которого в условиях цифровизации ликвидируют.

Но цифровизация — это не неизбежность, а нечто другое. То есть в какой-то степени она, конечно же, неизбежность, если рассматривать ее как компьютеры, мобильные телефоны, гаджеты и так далее. Есть неизбежность в виде ружей, пушек, пулеметов, аэропланов, радио — мир меняется. Но дальше-то что? Реагируя на такую позицию неизбежности, Александр Блок писал в своей замечательной поэме «Возмездие»:

Что ж человек? — За ревом стали,
В огне, в пороховом дыму,
Какие огненные дали
Открылись взору твоему?
О чем — машин немолчный скрежет?
Зачем — пропеллер, воя, режет
Туман холодный — и пустой?

Этот вопрос ребром стоял и во времена Блока, понимавшего, что отсутствие соразмерности человеческого развития и технического прогресса порождает гибель цивилизации, а не переход в новую фазу.

Миллиарды спящих, деградируемых этим трендом, могут только убивать друг друга и умирать. Значит, вопрос о человеке важнее вопроса о цифровизации. И этот вопрос имеет прямое отношение к аналитике ковида.

Кто, кроме фармацевтических компаний, выигрывает от COVID-19? Ну понятно, те антитрамповские силы в США, которые разыгрывают ковидную карту против неудобного американского президента. Но ведь не они одни. И не одна фарма. И даже не только они — фарма и бизнес весь, которому оказывается триллионная помощь. Есть же что-то другое.

Что знаменует собой самоизоляция? Огромное увеличение степени прикованности к интернету. К тому, что я когда-то в одной из своих работ назвал уже даже не виртуальным миром, а «Виртуальной Землей» или «Виртлендом».

Дистанционное образование порождает еще большую прикованность к тому же Виртленду. Причем речь идет о прикованности простейшей и очевиднейшей.

Необходимость заказывать себе всё необходимое в условиях дистанцирования приводит к тому же самому. Заказывай через Виртленд.

Изменение образа жизни приводит к тому же самому. Теперь живи в Виртленде. Уткнись в компьютер и не дыши. Или дыши ровно.

То есть самый очевидный главный выгодоприобретатель от ковидного экстаза — Виртленд.

А тут еще данные, собираемые бюрократией для того, чтобы карантинно окормлять граждан. Куда они поступают? В Виртленд.

Что такое бюрократия? Государство маломощно по отношению к Виртленду.

Принадлежит ли России «Яндекс» — это отдельный вопрос. Но то, что этот «Яндекс» — кроха по отношению к мировому Виртленду, очевидно. «Яндекс» — это даже не сотая, это тысячная часть Виртленда. У «Яндекса» капитализация порядка десяти миллиардов, а совокупная капитализация Виртленда — многие триллионы. И, повторяю, чей он, этот «Яндекс» — это отдельный вопрос.

Посмотрите, кто бешено обогатился за последние карантинные месяцы. Это прежде всего миллиардеры из Виртленда, занятые обхаживанием потребителя, которому навязан новый образ жизни, обслуживанием этих новых тенденций.

Может быть, ты бы и сходил в ресторан — приятно как-то и без Виртленда. Так ведь нельзя! Обращайся в Виртленд. И в магазин сходить нельзя. Обращайся в Виртленд.

Детей хочешь учить — обращайся в Виртленд.

Досуг тебе нужен — черпай его из Виртленда.

Хочешь знать о новых напастях — иди в Виртленд. А куда еще? Как говорил герой Достоевского, «коли идти больше некуда».

А что происходит в Виртленде? Он что, просто пассивно предоставляет услугу? Я, к примеру, не верю в скорое пришествие полного управления мозгами людей с помощью вживленной в них электроники. Это еще когда-нибудь наползет на человечество, но не прямо сейчас. Not yet, как говорят наши друзья-англичане.

А вот другая-то напасть — поблизости. Уже сейчас огромные ЭВМ с резко возросшими возможностями обрабатывают не только ту информацию, которую собирает государство (это часть вопроса). Крупнейшие хозяева Виртленда обрабатывали и будут обрабатывать в нарастающем количестве ту информацию, которую вы им адресуете. Вплоть до индивидуальной семантики, стиля жизни, психологических деталей и многого другого.

Конечно, это еще только одна из промежуточных стадий порабощения. Но наличие таких данных в огромном количестве, стремительно перерабатываемых, — это такая власть, что дальше некуда. И это все уже маячит на горизонте. Мы уже фактически в это влезли. А все остальное возникнет на других этапах развертывания того же глобального тренда, который нацелен на то, чтобы заволочь человека в предельно контролируемый Виртленд. И там человека сначала раздавить, а потом уничтожить.

Вот что такое всемирное абсолютное господство Виртленда как результат движения в направлении, задаваемом этим самым глобальным трендом, который не существует сам по себе, а находится в определенных когтях.

Но о когтях чуть позже. Сперва о Виртленде.

С одной стороны, человек начинает все больше приносить в дар этому самому Виртленду.

С другой стороны, человек будет меняться так, что он сможет все меньше сопротивляться Виртленду.

С третьей стороны, его всякого рода страхами будут загонять в Виртленд.

А с четвертой стороны, страхи будут размягчать мозг. А одиночество, навязанное страхами, разрушать душу.

Вывод один — нынешний глобальный тренд, он же «виртлендизация» — несовместим с человечностью. А раз так, то у нас есть полное право именовать его погибелью. А от погибели надо спасаться. В ней жить нельзя. Никакого другого взгляда на происходящее не может быть, коль скоро люди не негодуют по неким частным поводам (ну, хоть бы по поводу этого ковидного экстаза), а хотят разобраться с происходящим для того, чтобы проснуться. Никто не проснется, пока не ощутит погибели целостно и не отреагирует на нее с предельно незаполошной страстностью.

Но полуразрушенный спящий человек не может бурно отреагировать на погибель. Он как-то дергается во сне — не более того. Он в таком же сне делает вид, что борется с погибелью. А главное — он пережить ее по-настоящему не может. У него уже отчасти поломан эмоциональный аппарат. Он эмоций боится. Потому что хрупок и подозревает, что эмоции, включившись на полную мощь, его обрушат окончательно, а не спасут.

Значит, он не спасается, а дергается, причем по тем или иным частным поводам. А масштаба погибели пережить, а значит, и понять, не может.

Не понимая этого, не имея возможности это по-настоящему пережить, он не может по-настоящему отвратиться от погибели. И все время при этом грозит во сне некоему погубителю железной рукой народного гнева… Нужно очень глубоко спать для того, чтобы бормотать нечто по данному поводу. И нужно совсем не понимать меры погибели и мощи ее, чтобы так бормотать.

Бормочущих могу спросить только:

«Вы уже отдали на погибель своих детей или собираетесь это сделать вскорости?

Что вы, собственно, с детьми-то собираетесь делать? Только прямо ответьте на этот вопрос.

И кто вы такие, чтобы с ними что-то делать? Вы-то сами обладаете бытием? Вы-то проснулись или вы сломлены?

Ну, предположим, вы проснулись. И что?

Вокруг разлита погибель. Вы запрете ребенка дома?

Не будете отправлять его в детский сад и школу?

И на улицу ему запретите выходить?

А как он будет проходить социализацию, и кем он будет без нее? И когда он начнет против этого бунтовать? Какие формы примет бунт?

Что вы с этим будете делать в условиях, когда связаны по рукам и ногам всеми вариациями на тему ювенальной юстиции?

Вы постараетесь создать для ребенка полноценную альтернативную среду?

Ну, что ж, вы герои. Вот это-то и есть начало гражданского действия, простейшее.

Но как вы эту среду будете создавать?

Как вы ее защитите психологически, социально, экзистенциально, смыслово?

Для этого надо иметь некое единое целое. И как долго оно просуществует при вашей невооруженности? Две недели, три месяца?

И как скоро в вас самих заработает все то, что навязал победитель в холодной войне, который спланировал порабощение через растление? И в существенной степени преуспел».

Но самое главное — это треклятый тренд. Он стал господствующим после краха СССР. А разрушали СССР не для того, чтобы установить рыночную благодать. А для того, чтобы скрутить человечество в неслыханный бараний рог. И ковидная эпопея — лишь один из этапов подобного скручивания. В Виртленды и прочие рога.

Но кто же хочет так скрутить человечество? Это ведь не сам тренд хочет. А тот, в чьих когтях этот тренд явным образом оказался. И кто же этот коршун?

При всей важности игры фармацевтических компаний, которую я уже описал и продолжу описывать в этой передаче, не к ней все сводится, повторяю. У этой игры есть какие-то другие, еще более мощные раскручиватели. Идти надо последовательно, от мелкого к более крупному. Причем эти раскручиватели не абстрактные, про которых можно сказать «закулиса» и так далее, а более конкретные. И обсуждать их конкретность нужно опять же конкретно. А не на уровне общих слов. Я обещал, что в данной передаче займусь именно этим и выполняю данное обещание.

Чем хотят сделать COVID-19 те, кто его раскручивает? Очередным этапом сворачивания в бараний рог.

Через что некоторые вполне конкретные силы предлагают реализовывать такие новые этапы скручивания в бараний рог (оно же — дегуманизация, оно же посягновение на человека и человечность)? Через так называемое трансформирующее событие. Или трансформирующие события.

Тянет ли COVID-19 на такое трансформирующее событие? Да, тянет.

А кто про необходимость подобных событий говорил и говорит с наиболее людоедской страстностью? То есть сразу и про то, что нужно трансформирующее событие, и оно скрутит всех под американское господство, и что это событие может быть биологическим и должно быть биологическим… Кто про это все сразу говорит с наиболее людоедской страстностью из людей, имеющих в своем распоряжении не только возможность говорить, но и нечто совсем другое?

Попытаюсь ответить на этот вопрос с той конкретностью, которую взыскует нынешняя и впрямь чрезвычайная ситуация.

 

(Продолжение следует.)

https://rossaprimavera.ru/article/a1b61788

 

07.07.2020 Смысл игры 148

 

Поправки в Конституцию РФ и новая холодная война — Россия готова? Кургинян о коронавирусе — 8 серия

00:37 — штаб глобальной коронавирусной игры

03:42 — за изменениями в Конституции последует ответ Запада

07:00 — что нужно России для победы во второй холодной войне?

16:10 — российская власть не замечает опасной динамики

20:13 — за что будет в первую очередь держаться патриотическое большинство?

34:06 — историческое упрямство и безудержность России

44:43 — на что способен союз современной «имперской» интеллигенции и народного большинства?

52:20 — что мешает переизбрать Путина, и о чем надо думать прежде всего?

57:22 — разговор о «ворах» и мафии в отношении России 

01:03:33 — ядро постсоветской элиты и борьба внутри него 

 

Лидер движения «Суть времени», политолог Сергей Кургинян считает, что существует глобальный штаб коронавирусной инфекции, навязавший практически всем государствам линию поведения, которую мы сейчас наблюдаем.

Кургинян рассматривает, как происходящее в мире соотносится с внутрироссийской политикой. Поправки в Конституцию сменили ее назначение в плане внешней политики. Если раньше это была Конституция, нацеленная на вхождение России в Запад, то теперь это, по сути, Конституция холодной войны. 

Кургинян задается вопросом, можно ли победить в холодной войне? И перечисляет то, без чего такая победа невозможна. Есть ли у нас экономика холодной войны (то есть экономическая самодостаточность); элита, способная вести холодную войну; идеология холодной войны; СМИ, готовые искренне отстаивать такую идеологию; интеллигенция, разделяющая эту идеологию; возможности вести многомерное информационную войну (тот же интернет), соизмеримые с возможностями противника; возможности дать ответ на полноценную биологическую войну? А главное, можно ли выиграть холодную войну, не превращая общество потребления, которое создавалось десятилетиями, в совсем другое общество?

Политолог уверен, что умонастроения в обществе обладают опасной динамикой, а власть упорно не хочет этого замечать.

Единственное, что удерживает ситуацию, это ощущение большинства граждан, что нельзя вновь потерять государство. 

Кургинян уверен, что Россия жива, ей интересен мир, а это признак наличия имперского духа. Для победы в новой холодной войне России необходим союз настоящей имперской интеллигенции и народного большинства.

Ажиотаж вокруг обнуления сроков Путина подогревается той частью российской элиты, которая во всем смотрит на Запад. Но возможно ли существование крупного государства при условии, что стратегическое содержание власти будет меняться раз в восемь лет вместе с приходом нового лидера? 

Суть времени

   

15.08.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть VIII

Распад Советского Союза — это урок того, что нельзя проявлять безоглядную антивластность. Что всё время нужно отделять власть от государства и при любом отношении к власти государство надо беречь во избежание ужаса безгосударственности

Должен ли мой детальный анализ большой коронавирусной игры, ведущейся на глобальном уровне, дополняться столь же детальным разбором нашей внутриполитической ситуации?

По мне, так в этом нет особой необходимости. И не только потому, что, как говорил Козьма Прутков, «нельзя объять необъятное». Но и потому, что развертывание коронавирусного экстаза на нашей территории в целом и в особенности в городе Москве шло прямо по сценариям, написанным в том штабе, который управляет глобальной коронавирусной игрой. Так что, разбирая большую мировую игру, мы за счет одного этого уже точнее понимаем, что происходит в нашем отечестве.

Впечатляет то, что распоряжения глобального штаба, разыгрывающего коронавирусную карту, выполнялись не только нашими руководителями, которых можно упрекнуть в их избыточной податливости по отношению к международным веяниям, этому неотменяемому до сих пор наследству прежней постсоветской эпохи.

Но эти же распоряжения столь же безропотно выполнялись, например, президентом США Трампом, которому выполнение подобных распоряжений грозило политическим самоубийством с далеко идущими последствиями.

И эти же распоряжения выполнял главный антагонист Трампа — руководитель Китайской Народной Республики Си Цзиньпин.

Их же выполняли практически все страны Европы, Азии, Африки, Австралии и Латинской Америки.

Крупных отклонений от выполнения директив глобального штаба, ведущего коронавирусную игру, фактически не было.
Поведение Лукашенко или руководства Швеции не опровергает того, что почти все выполнили распоряжение глобального штаба.

Всегда остаются небольшие государства, которые по тем или иным причинам могут позволить себе не вовлекаться в навязанную миру глобальную игру. Например, во Второй мировой войне Швейцария не участвовала. Много было бы толку, если бы она участвовала? Нет. Правда? А не участвуя, она была выгодна. Да и в ходе холодной войны не все страны вошли в один из двух враждующих военно-политических блоков. Многие оставались как бы вне этой игры, именуя себя то нейтральными, то неприсоединившимися, и извлекали из этого большие выгоды.

Чуть позже я обсужу поведение немногочисленных некрупных строптивых государств, которые то ли с согласия глобального штаба, то ли в пику его решению не присоединились к коронавирусному экстазу. Но всем, кто следит за происходящим, понятно, что такие немногочисленные и некрупные строптивцы являются исключениями из разряда тех исключений, которые подтверждают правила, а не отменяют их. Только так, а не иначе.

Весь вопрос в том, почему это так. И именно этот вопрос порождает необходимость включения в данный сериал передачи, посвященной соотношению между нашей внутренней и мировой политикой.

Начну я эту передачу с достаточно очевидной констатации. Поправки, внесенные в Конституцию, существенным образом трансформировали Конституцию, превращая из Конституции вхождения в «цивилизованное сообщество» в кавычках, каковой она была все предыдущие годы, по факту в Конституцию холодной войны.

Это так. И сколько бы ни говорилось на самом авторитетном уровне о том, что это не так, и мы не ведем холодную войну, это не может повлиять на мою оценку, потому что в большинстве случаев я свои оценки не абсолютизирую. А в данном случае все настолько очевидно, что никакие альтернативные подходы не могут вызывать во мне ничего, кроме уважительного недоумения.

Сегодняшний западный мир очень специфичен. И любое посягательство, к примеру, на статус ЛГБТ-сообщества в этом новом чудовищном мире воспринимается как неслыханное кощунство. Это, если хотите, намного страшнее, чем посягнуть на капиталистическое устройство жизни тех государств, которым ты бросаешь вызов. А именно такое посягательство на ЛГБТ-сообщество и на многое другое, а также на результаты холодной войны было сделано Россией и при внесении поправок в Конституцию, и сразу же после того, как эти поправки оказались поддержаны. Они потому-то и оказались поддержаны.

А поскольку все, кто знаком с Западом, знают норов и возможности сил, на которые посягнули, то сомнений в том, что эти силы ответят, нет и не может быть. Возможно, другие бы силы и не ответили. А эти ответят. И то, что я только что обсудил — есть лишь один из примеров того, что именно порождают и сами поправки, и последующие действия. А, как мы видим, действия не замедлили быть произведенными сразу после принятия поправок к Конституции. Так что холодная война уже шла после Крыма и Донбасса. А теперь она станет еще неизмеримо более холодной. Не надо иллюзий.

Повторяю, не один я понимаю, что это именно так. И, по моему мнению, ничего плохого в этом нет. Напротив, по моему мнению, это очень хорошо. Почему? Потому что глобальные процессы, или, как теперь говорится, глобальные тренды, делают холодную войну самым мягким из тех сценариев, в рамках которых Россия может просто сохраниться как государство. А если она не сохранится как государство, она будет беспощадно ликвидирована на уровне всего, что будет происходить с ее народонаселением, показателями жизни и так далее. Это будет супергеноцид. Так что, повторяю, холодная война — это самый мягкий из сценариев нашего самосохранения. И потому это самый лучший сценарий.

Но мы уже проиграли одну холодную войну. И если проиграем вторую, то, как я уже сказал и буду повторять неоднократно, на нашей безгосударственной территории развернется полноценный геноцид, а не европеизация жизни. Так что проигрывать эту войну совсем уж нельзя. И первую-то холодную войну нельзя было проигрывать. А уж эту тем более. И потому я вправе задать несколько вопросов.

Первый вопрос. Является ли наша экономика экономикой холодной войны?

В Советском Союзе была своя фармацевтика. Ее пустили под нож, потому что нужно было глобализироваться и участвовать в международном разделении труда. Да и вообще — «не до жиру, быть бы живу, не надо выпендриваться». Какова теперь наша фармацевтика? Она готова к серьезному вызову? Или кто-то считает, что вызов не будет серьезным? Будет, будет! А вся наша промышленность в целом, пищевая например, тоже к этому готова? Мы не являемся государством, освободившимся во имя вхождения в мировое сообщество, в «цивилизованное сообщество», от обременения под названием «экономическая самодостаточность»? Мы не являемся государством, открывшим свои ворота очень разным транснациональным компаниям и впавшим от этого в неописуемый восторг? «О, как у нас всё хорошо! Все флаги в гости будут к нам! Давайте, заходите!»

Кстати, неужели кому-то кажется, что открыв таким образом ворота, любуясь тем, как эти компании разворачиваются и набирают мощь, можно иметь внутреннюю элиту вообще свободной от лоббизма в интересах этих компаний? Это же мировая практика!

Второй вопрос. Есть ли у нас элита для холодной войны? Дело ведь не только в лоббизме. Дело во всем наследстве предыдущей эпохи, когда всерьез считалось, что твои позиции в стране определяются твоими позициями в западном мире. И это суждение имело необратимые последствия. Например, в качестве заключаемых браков младших отпрысков, мест проживания семей, структуры бизнеса, а главное, структуры мышления. Мы будем приводить нашу элиту в соответствие с поправками к Конституции? Поправки к Конституции трудно внести, но можно. И слава богу, что внесли. А в соответствие с этим будет приводиться очень инерционная общественная ткань, элитная прежде всего, да и не только?

Третий вопрос. У нас есть идеология для холодной войны? У Советского Союза была. Теперь это будет какая идеология?

Четвертый вопрос. Эту идеологию искренне готов отстаивать актив наших больших средств массовой информации?

Пятый вопрос. У нас есть интеллигенция для холодной войны? Не отдельные интеллектуалы с определенным мировидением, а именно интеллигенция как целое? Мы знаем, как ее быстро вырастить? Как придать ей соответствующую убедительность, наступательность, солидарность и все прочее? Современность…

Шестой вопрос. Мы обладаем совокупностью информационных возможностей, правильное использование которых нейтрализует работу того, кто находится с нами в отношениях холодной войны? У нас есть интернет холодной войны? На всех уровнях — и на уровне наполнения, и на уровне инфраструктуры. Наши возможности в том, что касается интернета и прочего, соизмеримы с тем, что касается возможностей противника? Мы хотим менять это положение? Каким образом, в какие сроки?

Седьмой вопрос. Мы готовы нейтрализовать процессы, которые при переходе к полноценной холодной войне начнутся в тех сегментах нашего общества, которые наиболее подвержены влиянию нашего противника? Я когда-то называл это «глобиками». Это ведь не только элита.

Восьмой вопрос (наиболее важный в контексте всего, чему посвящен данный сериал). У нас есть все, что необходимо для полноценного ответа на биологическую войну?

Девятый вопрос. Можно ли выиграть холодную войну, не превращая общество потребления, которое создавалось десятилетиями, в совсем другое общество? Какое?

Десятый вопрос. Немногочисленные консервативные элиты Запада и мира будут нам аплодировать, но у нас есть несколько поясов безопасности и надежных союзников, готовых вместе с нами вести холодную войну? Они у нас были, худо-бедно. Теперь они у нас есть?

Я мог бы задавать вопросы и дальше, но я остановлюсь на этой ключевой десятке.

Вы только не подумайте, что я предлагаю не вести холодную войну. Уж кто-кто, но не я это предлагаю. И потому, что для меня нынешний Запад — это абсолютная погибель. И потому, что Запад уже ведет против нас холодную войну. Мы притворяемся, что этого не замечаем. И мы не можем уклониться, даже если захотим. Так что единственное, чего я хочу, — это выиграть в холодной войне.

Я не хочу поэтому, чтобы нарастал разрыв между принимаемыми документами и риторическими жестами — и реальным многомерным поведением страны, которая, видимо, не вся еще и не полностью поняла, «что ныне лежит на весах и что совершается ныне», в эпоху коронавируса.

И я убежден, что без этого понимания и без соответствующих системных мер, которые породят не только другую Конституцию, а совсем другую страну, совсем другую реальность, обойтись невозможно.

Мне скажут: «Да вот мы начали с Конституции, а потом придет все остальное. Важно ввязаться в бой, а там посмотрим».

Отвечаю. Все, что во мне еще способно надеяться, может надеяться лишь на это по-настоящему. Но я не хочу пустых надежд в духе пушкинского «ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад». Слишком уж велика цена такого обмана.

И потому я буду в этой серии обсуждать происходящее — я имею в виду то, что происходит у нас и в мире, — так, как подобает это делать в условиях приближения некоего большого системного неблагополучия, которое еще можно ввести в определенные берега, но только в случае, если полностью будет развеян туман так называемого триумфаторства. И будет оценено настоящее — не выдуманное, не навязанное противником, а реальное — неблагополучие нынешней ситуации.

Оно-то и должно породить не сломленность, упаси бог, а мобилизованность, без которой мы победить не сможем. А значит, проиграем. Причем, повторю еще раз, с последствиями неизмеримо более губительными, чем в 1991 году. Ведь и тогда некий угар непонятного триумфаторства имел место вплоть до самого конца. И все время говорилось (в частности мне Михаилом Сергеевичем Горбачевым): «Не надо драматизировать». Надо! Надо драматизировать! Паниковать не надо, истерик закатывать не надо, преувеличивать неблагополучие не надо. А драматизировать, то есть развеивать триумфаторский туман, надо, и в этом обязанность аналитика. Иначе место драмы и драматизации займет такая трагедизация, что даже не хочется об этом думать.

Российская власть справедливо считает, что она может не особенно тревожиться по поводу нынешних общественных умонастроений, которые, и впрямь, во-первых, вялые, во-вторых, противоречивые и, в-третьих, в каком-то смысле бесхозные. Все правильно. Нынешние общественные умонастроения именно таковы.

Но власть делает грубейшую ошибку, полагая, что эти умонастроения не обладают опасной динамикой. Да, они при нынешнем их состоянии относительно безопасны. Но ограничиваться констатацией лишь нынешнего состояния могут только временщики. А нынешняя российская власть себя никоим образом не расценивает как власть временщиков и не заявляет: «После нас хоть потоп». Она же себя совсем иначе расценивает, по принципу «всерьез и надолго». Нынешняя российская власть в своих собственных глазах является квинтэссенцией мудрости и прагматизма, которые якобы диктуют ей необходимость так называемого ситуационного реагирования. Подчеркиваю — не характерного для временщиков безразличия к будущему (мол, «после нас хоть потоп»), а прагматической выжидательности: мол, «когда это будущее оформится и станет настоящим, тогда мы и будем на него реагировать. А покамест кто его знает, каким оно будет. А ну как кто-то нас им стращает, а на самом деле имеет свои корыстные интересы. А ну как кто-то торгует страхом и так далее».

Можете поверить мне на слово, что далеко не только всем известные экстазники занимались и занимаются неким эзотерическим прочтением произведений Пушкина. Что и вполне серьезные люди занимаются тем же самым. И совершенно непонятно тогда, как такой эзотерический уклон может сочетаться с политической практикой, в основе которой пренебрежение не только к «Сказке о золотом петушке», но и отвержение тех мудрых поучений, которыми пронизаны и «Сказка о рыбаке и рыбке», и «Песнь о вещем Олеге». Ведь пушкинские уроки, о которых я говорю, ну никак не сочетаемы с яростно отстаиваемым нашей элитой принципом сугубо ситуационного реагирования. Суть которого в том, чтобы забить болт на будущее («Мало ли что случится!») и реагировать только на настоящее.

С точки зрения настоящего, власть справедливо рассматривает голосование по конституционным поправкам как свой политический триумф. А почему нет? Почему нет? Ситуация коронавируса — это полный хаос, в нем вообще что-то развернуть трудно. Люди испуганы. Почему бы не сказать, что триумф-то? Издержки, возможно, рассосутся, приобретения носят безусловный характер. Дело сделано.

Но ровно на то же самое (вспомните: всё, что есть в виде опыта у политика, — это история) рассчитывали и в 1905 году, и в 1907-м, когда разгоняли Думу, и в 1914-м, когда начинали войну, и в 1916-м, когда говорили «не надо драматизировать», и, наконец, в 1991 году.

Поскольку исторический опыт почему-то никогда никого не убеждает, а надрывно убеждать кого-то в чем-то не в моих жизненных правилах, то я позволю себе короткое политологическое размышление о нынешней ситуации.

К 2020 году в российском обществе сформировалось — я настаиваю на этом — очень рыхлое, крайне неэффективное в политическом плане, раздираемое внутренними противоречиями патриотическое большинство. Не формально патриотическое, не идеологически патриотическое, а вот так, что в воздухе что-то разлито. Это большинство не имеет никакого отношения к партиям, так или иначе позиционирующим себя на нынешней российской политической сцене. Но именно это большинство в итоге определяет будущее тех или иных политиков. Причем оно определяет их будущее не через шумные выступления и даже не в процессе голосования. Оно определяет будущее как-то иначе. Ну поверьте, я говорю, основываясь на опыте.

Жил-был один президент, и все было хорошо. А потом на каких-то дачах вяло начали бухтеть. И никто не говорил, что кого-то надо свергать. Но только жена президента уловила этот бухтеж и быстро сумела осуществить рокировку. Россия — очень специфическая страна. Там всё невнятно, всё вяло всегда. Но это не значит, что безрезультативно.

Короче, будущее определяет это аморфное, вялое, слабополитизированное и трудномобилизуемое большинство. Потому что от него исходят некие флюиды, они передаются на дачи, а дальше всё бухтит и что-то изменяется.

Так вот, этому большинству конституционные поправки определенным образом нравятся. Более того, они ему очень нравятся. А нынешняя российская власть, сформулировавшая эти поправки и решившаяся превратить их в конституционную реальность, этому большинству раньше не слишком нравилась, а теперь уже совсем перестает нравиться. Мухи отдельно, котлеты отдельно. Но данное большинство, поразмыслив (не так, как ему вменяют эксперты и политологи, а сообразно своей особой несовершенной, по мнению этих экспертов и политологов, природе), решило за поправки проголосовать. Потому что, по его мнению, политики приходят и уходят, а поправки остаются. И оно свое решение выполнило. Посидело, покумекало, почесало репу — и выполнило.

Кстати, наиболее волнующая наших либералов поправка — принцип обнуления сроков — данному большинству абсолютно по барабану. Большинство это справедливо считает, что коли оно захочет, то не перевыберет и при обнулении сроков. Оно вообще — специально так говорю — не в курсах, что это так важно.

Вообще же данное большинство склонно терпеть власть не потому, что обладает рабской натурой. А потому, что считает своим даже самое несовершенное государство и очень боится его потерять. А после событий 1991 года проявляет особую осторожность в вопросе о том, как бы не сковырнуть государственность вместе с властью. Оно же чувствует, что у него рыльце в пушку, что оно тогда-то одно от другого не отделило.

Распад Советского Союза — это долговременный шок для обсуждаемого мной большинства. И это урок того, что нельзя проявлять безоглядную антивластность. Что всё время нужно отделять власть от государства и при любом отношении к власти государство надо беречь во избежание ужаса безгосударственности.

Для того чтобы большинство поступило иначе, его надо не просто задеть, его надо задеть жутко, внушив ему беспредельное отвращение к власти и представив эту власть в качестве абсолютно безнадежной, а заодно и слабой. Пока до этого еще далеко. Но процесс движется в этом направлении. В этом.

Да, он движется в этом направлении медленно и небезусловно. Но стоит ли уповать на такие свойства процесса, осознавая его направленность? Никакой любви к нынешней власти у этого большинства нет и в помине. Это касается всех действующих лиц без исключения. Их покамест терпят во избежание худшего. Но не надо обольщаться этим «покамест». Мышей ловить надо, пока не поздно! И приводить что-то в соответствие с чем-то. Каждый день.

Данное большинство буквально взбесили и изменения сроков выхода на пенсию, и карантинные злоключения. В оценке этих злоключений данное большинство будет полагаться не на интернет, в котором будут сформулированы мнения даже симпатичных ему экспертов, и уж тем более не на телевидение. Оно будет привычным для него образом ориентироваться на так называемые кухонные разговоры, включающие не только беседы с близкими людьми на кухне, но и бухтеж в курилках во время перерывов, а также бухтеж во время праздничного изготовления шашлыков, а также бухтеж во время телефонных разговоров и так далее.

Данный принцип формирования оценки настолько чужд экспертам, что эксперты предпочитают этот принцип формирования оценки попросту игнорировать. Что, по моему мнению, например, крайне недальновидно и абсолютно непрофессионально.

Повторяю, данное большинство является чрезвычайно рыхлым, преисполненным частных противоречий, крайне слабо организованным, не слишком продвинутым в аналитическом плане, до крайности аполитичным, совершенно внепартийным и невероятно трудно мобилизуемым. Но если оно начнет шевелиться — не бежать галопом, а шевелиться, — всё остальное может застыть и ждать, когда шевеления прекратятся.

Данное большинство сильно потеряло доверие к Путину. Что касается всех других политических игроков высшей лиги, то они этому большинству просто отвратительны — и пусть они об этом знают.

Наверное, поскольку к большинству всё не сводится, в относительно либеральной Москве есть серьезные сообщества, которым нравится карантинная решительность Собянина. Но большинство в ответ на эту решительность глухо и ненавидяще рычит. И это не бессильный рык. Это так называемые гроздья гнева. Нужно заткнуть уши, закрыть глаза, страшно дистанцироваться от этого большинства, полностью обусловить себя мнениями близкого тебе меньшинства, чтобы не видеть, и не слышать, и не понимать, чем это чревато.

Обсуждаемое мною большинство никогда не посягнет на власть. Слышите? Никогда. Не из трусости, а по причине наличия полубессознательного государственного инстинкта. Но если оно не посягнет на власть (я этого даже представить себе не могу), а просто отпадет и отодвинется от нее, и начнет бухтеть чуть-чуть сильнее, чем обычно, то власти не позавидуешь.

А процесс идет в этом направлении. Медленно, повторяю, противоречиво, но он ползет туда. И те, кто говорит что-нибудь другое, простите меня, просто лгут.

Конечно, всё не сводится к большинству. Есть элиты, есть очень активное и многочисленное прозападное либеральное меньшинство. И до момента активного шевеления большинства именно эти силы будут определять политический рельеф. Но только до этого момента. До этого момента, слышите?

Мой двоюродный дедушка, свидетель революционных событий, с удовольствием записывал высказывания ораторов такого большинства на революционных митингах 1917 года. И в эпоху моего детства зачитывал свои записные книжки во время различных застолий. Мне больше всего запомнилось, как закончил речь один из ораторов, чьи слова записывал мой родственник. А закончил этот оратор свое выступление словами: «Постольку поскольку и бязусловно».

Вот я тоже, уподобляясь этому оратору, закончу свое обсуждение роли большинства в российской политике именно этими словами: «Постольку поскольку и бязусловно». И перейду к обсуждению других общественных величин, с которыми я когда-то раз и навсегда связал свою — не только политическую, но и человеческую — судьбу.

Прежде всего, мне хотелось бы высказать искреннюю благодарность всем тем, кто даже после освобождения из коронавирусного заточения продолжил знакомство с этой передачей. Таковых оказалось на удивление много. Передача сложная, освобождение внушает определенные соблазны по принципу «я человек, и ничто человеческое мне не чуждо». В этом смысле их оказалось непредсказуемо много.

Что значит «много»? Конечно, их страшно мало по отношению к миллионам и миллионам, готовым внимать рассуждениям барышни, вынимающей модную губную помаду из красивой сумочки. Но их больше, чем можно было предположить. И их достаточно для того, чтобы можно было говорить об активном и думающем небезразличном меньшинстве. С его наличием я всегда связывал спасение России. И только его наличие может внушать мне определенные надежды.

Между тем всё, что происходит в России, состоит, во-первых, из стратегического отчаяния, порожденного жуткой общественной деградацией, являющейся следствием распада СССР и постсоветского регресса, — и, во-вторых, вот этой слабой надеждой. Всё. Ничего другого в происходящем нет.

С одной стороны, ты постоянно видишь все приметы исчерпанности, чуть ли не вырождения. Тебе не нужно для этого сложных умопостроений. Тебе надо постоять у окна минут 40 и увидеть, что клубится на улице.

А с другой стороны, после твоих спектаклей в фойе часами стоят молодые люди, стремящиеся обсуждать очень сложные проблемы, не имеющие вдобавок никакого прагматического характера. И ты твердо знаешь, что подобные интеллектуальные собеседования достаточно массового характера — не с десятью людьми, а с сотней — уже невозможны даже в относительно живой Южной Европе, то есть в Испании, Португалии, Италии, Греции, на Балканах. А уж в Германии, во Франции, в Великобритании, Швеции, Норвегии и так далее, это уж тем более невозможно. Да и вообще непонятно, где такие обсуждения возможны, кроме России.

Постсоветская Россия погрузилась в ту скверну, которую нельзя лицезреть без внутреннего содрогания. Но, погрузившись в эту скверну, она все еще живет. И, как говорилось в советской диссидентской песне, «все ставит из себя».

А мир в этом смысле — уже не живет. Подчеркиваю, именно в этом смысле. Он клубится, чавкает, пыхтит, ворочается, но не живет в человеческом смысле слова.

Я очень люблю Индию. Это совсем живая страна, не отрекшаяся до конца от своей тысячелетней духовности и худо-бедно соединившая эту страстную духовность с современностью. Но именно в силу своей накаленной духовности Индия никогда не хотела жить исторической жизнью. А Россию всегда отличало именно историческое упрямство, вот то самое, про которое говорится «все ставит из себя».

Китай я тоже очень люблю. Там духовность всегда была менее накаленной, чем в Индии. Но она сохранена. И помножена на успешное освоение современных возможностей. Такое успешное, что дальше некуда. Дух захватывает. Но в этом тоже нет той исторической безудержности, которая всегда была присуща России.

Вне этой исторической безудержности человечество неминуемо погибнет. И никакая внеисторическая духовность его не спасет. Сначала покой, потом гниение, а потом гибель. И все это развернется очень быстро на фоне специфического осовременивания.

В России эта отчаянная историческая безудержность клубилась с незапамятных времен. И ее высочайшие проявления — советский коммунизм и советская красная имперская сверхдержавность.

Оголтелое отречение от всего этого во имя невесть чего, при том что это «невесть чего», видимо, имеет существенное отношение к разнообразию среднекачественных шмоток, было ужасной ошибкой, породившей чудовищные последствия.

Совершив эту ошибку в состоянии некоего угара и помрачения, страна фактически потерпела поражение в холодной войне. Это кто-то здесь может говорить, что это не так. А за рубежом все убеждены в том, что это именно так. Повторяю, кто-то это может отрицать, но такое отрицание по большей части имеет невротический характер. «Нет, нет, нет! Мы всё сами сделали, сами! Во имя светлого будущего!» А невротик всегда отрицает нечто почему? Потому что он избегает правды. Эта правда причиняет ему избыточную боль. И, избегая боли, он начинает врать себе и другим.

Россия, во-первых, потерпела поражение в холодной войне, а во-вторых, потерпев это поражение, она была порабощена победителем. Победитель понимал, что побежденную Россию надо погрузить в глубокий сон. И что в противном случае победа над ней может оказаться не окончательной. А он стремился к окончательной победе. Ему это было необходимо.

Значит, он должен был навязать России глубокий сон. А такой глубокий сон может быть навязан побежденной стране только в одном случае — если поражение удается поселить внутрь каждого из граждан страны. Тогда поражение начнет разлагать души людей и лишать их духовной силы.

Причем совсем не трудно соорудить нечто наподобие эстафеты пораженчества. Эстафеты поколений, я имею в виду. Отчаявшиеся родители начинают пить, дурить, растлеваться — и всем этим воздействуют на детей. Дети приумножают пораженческие «забавы» родителей, придавая этим «забавам» еще более жесткий и деструктивный характер. Вот вам и эстафета поколений. Думаете, кто-нибудь не мог сообразить, что это должно быть именно так?

Так это и случилось. Или, точнее, так и было организовано. Почему вопреки этому (а все это имеет вопиющий характер) не произошло окончательного слома всего человеческого сообщества, проживающего на нашей территории, — непонятно. То есть у меня есть по этому поводу какие-то соображения, но, во-первых, я не хочу посвящать им эту передачу. А во-вторых, не факт, что эти соображения нужно прям так вот излагать в передаче с тем, чтобы слушали все подряд, в том числе и те, кто хочет превратить поражение в окончательное.

Итак, я только констатирую, что, с одной стороны, повреждение чудовищно и огромно. И оно носит внеполитический характер. И даже в каком-то смысле внегражданский. Оно на уровне простейшей онтологии происходит, быта. На уровне повседневности.

А с другой стороны, это повреждение почему-то неокончательно. И молодые люди, являющиеся жертвами этого повреждения, овнутрившие поражение и все, что оно с собой принесло, в том числе и на уровне повседневности, хотя бы в малой части своей почему-то сохраняют духовный запрос, соседствующий в их душах с разного рода благоприобретенной пакостью.

Таким мне видится современное постсоветское общество. Поэтому оно мне внушает и надежду, и отчаяние.

Я всегда считал, что империя — не колониальная, а вот такая идеократическая — это наилучшее устройство общества. И что имперскость — неотменяемая черта нашего народа, нашей культуры и нашей исторической бытийственности.

Мы лицезрим несомненное физическое разрушение империи с отделением Украины, Белоруссии и всего остального. Но еще страшнее этого физического разрушения — изымание имперской души. Вот если ее изъять, тогда Россия рухнет окончательно и ничего нового не приобретет. Стать обычной европейской страной она не сможет и не захочет. Да и непонятно, что такое сегодня обычная европейская страна. Дания?

Так что надо думать о воскрешении имперской души. Тогда и тело воскреснет.

Судьба подарила мне возможность неоднократных откровенных бесед со многими интересными людьми, явным или неявным образом влиявшими на происходящее.

Одним из таких людей был выдающийся израильский разведчик Рафи Эйтан. Он был знаменит тем, что выкрал из Латинской Америки нациста Эйхмана и привез его в Израиль, где Эйхмана и повесили. А еще Эйтан был знаменит тем, что создал свою агентуру в США. И его агент, аналитик военно-морской разведки Джонатан Поллард, был осужден в США за шпионаж в пользу Израиля и просидел в американской тюрьме 18 лет. Рафи Эйтан стал фактически персоной нон грата в Соединенных Штатах. И одновременно одним из ближайших друзей и деловых партнеров Фиделя Кастро.

Рафи Эйтан поделился со мной однажды своими незамысловатыми, но очень важными соображениями по поводу имперскости. «Вот смотри, — сказал он мне, — какой-нибудь американский цэрэушник приезжает в Латинскую Америку на пару лет. Потом перекочевывает на Ближний Восток. Потом еще куда-нибудь. И нигде не задерживается. А если задерживается, то рассматривает это как огромную неудачу. А англичанин как сядет на стул в своем кабинете, находящемся в какой-то стране, так с этого стула и не встанет, пока его зад и стул не приобретут одну и ту же форму. И он не будет переживать по поводу того, что торчит на одном месте десятилетиями».

Сообщив мне об этом, Рафи сделал глубокую паузу, а потом сказал: «Империя — это когда хотят знать».

Имперская душа сохранена в определенных частях нашего ужасно сильно поврежденного общества до тех пор, пока хотят знать. И ведь хотят! Никто в мире не может понять, зачем русским людям, далеким от элитарности, нужно знать нечто по поводу мирового процесса и расклада мировых сил. Мой ответ на это таков: «Им нужно это знать, потому что имперскость не вырвана из душ до конца, ее не удалось вырвать с корнем. А имперскость — это и есть желание знать».

Я раз за разом делаю ставку на это, потому что больше-то делать ставку не на что. И раз за разом убеждаюсь, что запрос на так называемое бесполезное знание (бесполезное с прагматической точки зрения) существует. Он не так велик, как мог бы быть, если бы наше общество не было чудовищно повреждено. Но он не убит полностью. И не превращен в прерогативу совсем уж микроскопических сообществ.

Такой запрос на имперское знание для меня крайне ценен и по сути является, повторю еще раз, единственной надеждой на возможность как-то выбраться из того капкана, в который попал народ в перестроечную и постперестроечную эпоху.

Если рассматривать распад Советского Союза и крах советского общества как результат победы противника в холодной войне, то ситуация, оформленная этой победой, не может не расцениваться как мягкое порабощение побежденного. Для того, чтобы преодолеть подобную ситуацию, необходим союз настоящей — не побоюсь этого слова — имперской интеллигенции и того народного большинства, с обсуждения которого я начал эту передачу.

Ни само это народное большинство, ни сама эта интеллигенция, взятые в отдельности, порабощению сопротивляться не могут. Важно, каковы будут настроения в народном большинстве, недораздавленном поражением в холодной войне. Еще важнее, сформируется ли позитивная имперская интеллигенция. Но важнее всего — связь двух этих слагаемых. Вся моя надежда на то, что эта связь возможна. Возможность этой связи — вот мой символ веры, от которого я никогда не откажусь.

В силу этого я, с горечью наблюдая за очень ошибочными действиями власти и во время коронавируса, и при голосовании за поправки к Конституции, тем не менее расцениваю внесение этих поправок вовсе не как властный триумф, а как триумф народного здравого смысла, который власть не смогла до конца исказить даже своими, мягко говоря, крайне бестолковыми и очень неэффективными действиями.

Такова моя абсолютно искренняя оценка произошедшего. Она не имеет никакого отношения ни к провластно-охранительному экстазу триумфаторскому, ни к бессмысленному либеральному скепсису. Я с горечью лицезрю и этот экстаз по поводу коронавирусной «мудрости», и некий административно-пиаровский экстаз по поводу голосования. Но при этом я считаю, что государство принадлежит не Путину, Мишустину, Собянину и другим. А всем гражданам России. Что именно им без этого государства — хана. Что элита-то еще попытается куда-то убежать (не факт, что сумеет). А рядовые граждане России, потеряв государство, вкусят от полноценного геноцида. В том числе и потому, что Россия слишком долго выпендривалась, «ставила из себя», пылала исторической страстью. И именно ей слабости в особой степени не простят. Я это знаю наверняка.

Поправки в Конституцию по преимуществу нацелены на укрепление государства и его отдаление от Запада. А приближение России к Западу для государства абсолютно губительно. Ну так и пусть государство укрепляется, а дистанция нарастает. Если сокращение дистанции губительно, то наращивание — спасительно. Другое дело, еще раз скажу, что если ограничиться юридическими и риторическими, и пиаровскими жестами, то это кончится плохо. Так это значит, что не надо этим ограничиваться.

Что касается обнуления сроков, то я к этим обязательным двум срокам с очень давних пор отношусь с предельным недоумением. Вот честно говорю. Я не понимаю, почему, когда лидера избирают на два срока, то это демократия. Демократия — это когда за лидера голосует большинство. На основе свободного волеизъявления. Без подтасовок, манипуляций и прочего.

Предположим, что у лидера рейтинг 80%. На сегодня это, увы, абстрактный пример. Но предположим, что это так. И вот он отработал два срока, после чего должен уйти. А с ним связаны все общественные надежды. Почему он должен уйти? Кому это нужно? При чем тут демократия?

Эти два срока, после которых лидер должен уйти, изобретены американской элитой, американским господствующим классом в связи с одним-единственным обстоятельством — эта элита или этот класс до смерти испугались третьего срока Рузвельта. А испугались они того, что Рузвельт вместе с избравшими его народными массами, с американским большинством, оказались сильнее элиты и начали посягать на ее интересы. Вот тут-то и убили Рузвельта, и заорали с особой истовостью о том, что два срока — это священная корова, на которую нельзя посягать. Я уже говорил, и повторю еще раз: по поводу того, что убили Рузвельта, в моем присутствии (я был очень смекалистым подростком) говорили замечательные американисты, входившие в элиту советской американистики, и пившие коньяк «Двин» вместе с моим отцом.

Итак, американцы, американская элита, американский правящий класс убили Рузвельта, потому-то он на многое замахнулся, и тут же начали орать, что два срока — это священная корова, на которую нельзя посягать. И с тех пор орут, не переставая. Причем с такой силой, что люди уже начинают верить в то, что демократия равна принципу двух сроков, являющихся неотменяемой характеристикой демократичности и легитимности вообще.

Неотменяемой?

Простите, либерально-демократическая партия Японии правила десятилетиями, да и сейчас отнюдь не перестала рулить процессом. Почему этот вид несменяемости никого не тревожил? Да и вообще, возможно ли существование крупного государства при условии, что стратегическое содержание власти будет меняться раз в восемь лет вместе с приходом нового лидера? Да-да, это возможно, но только в одном случае — если стратегическое содержание власти будет крайне мало связано со сменой лидерства. Если эта смена лидерства будет развлечением, а стратегическая игра будет вестись ниже или сбоку, или в тени и на несменяемом уровне. Так эта игра и ведется, и осуществляется так или иначе оформленным ядром господствующего политического класса. Подчеркиваю — не самим политическим классом, а так или иначе оформленным ядром этого класса.

Возможность избирать власть весьма существенна, но именно в плане окорота этого ядра. И если бы в Конституции было сказано, что избирать власть нельзя, то я прервал бы свое, видимо, многими замеченное молчание (потому что мне не хотелось случайно слиться в экстазе, который я не разделяю). Я бы прервал это молчание и высказался. Так же, как я высказывался по многим другим поводам. Но поправки никак не мешают избранию народом той власти, которая его устраивает. Если Путин не устраивает народ, если он потерял общественную поддержку, то его можно переизбрать и тогда, когда он выдвинется на третий срок. Все дело в общественной поддержке, в доверии — сохранено оно или нет. Если сохранено, почему бы ему не избраться? А если потеряно, так он и не изберется.

Подтасовки, видите ли, помешают его сместить. И чем дольше он сидит у власти, тем аппарат крепче и изворотливее. А значит, и скинуть власть с помощью выборов все труднее…

Во-первых, исторические примеры говорят о другом. Вы латиноамериканцам это расскажите.

Во-вторых, это же можно и к парламенту отнести. Он тоже, долго пребывая у власти, укрепляется в аппаратном и иных смыслах. «Долой японский долгий парламент! Долой другие парламенты! Все должно меняться раз в три месяца».

В-третьих, кто-то должен играть вдолгую. В противном случае, действительно, надо избирать новых лидеров и новые парламенты каждые три месяца или каждые полгода. И кто же этот «играющий вдолгую»? Я говорил и повторю еще раз, что в политологии такую силу, играющую вдолгую, именуют ядром господствующего класса. Оно-то и препятствует многократным переизбраниям лидеров, потому что ему нужна анонимная долгоиграющая власть.

Как справедливо говорят сегодня, политиков мы хоть избираем, а вот этого Гейтса — нет. А делает он, что хочет.

Хотите сменить власть — надо не ахать и охать по поводу двух сроков, а лучше контролировать процессы на избиркомах. А если кишка тонка, то никакая сменяемость не изменит сущности дела. Потому что придется выбирать между харизматическими фигурами и политической тусовкой, полностью управляемой олигархией.

Это касается и президентских выборов, и выборов в Думу. В 2021 году Думу будут переизбирать. Я уже сформулировал свою позицию, суть которой заключается в том, что процессы не топчутся на месте, а имеют очевидную направленность (пока что еще ту самую, про которую говорят «ни шатко ни валко»). И что этого достаточно для того, чтобы привести к результату, который уж никак нельзя будет назвать триумфальным. Да и называть его таковым будет некому.

Вот что, по моему мнению, должно находиться сейчас в эпицентре политического осмысления. Это — а не перебранка по поводу триумфов и подтасовок. Кстати, те, кто сейчас сетует на эти самые подтасовки, признают, что они максимум сдвинули бы результат 78% за и 22% против в сторону результата 65% за и 35% против, но и не более того. А значит, сколько ни крути, большинство за эти поправки. Да потому, что они большинству лакомы. И этому большинству глубоко, повторю вам, наплевать на эти обнуления сроков, которые так пугают нашу прозападную интеллигенцию. Опять-таки, я сказал, почему. Но сегодня это большинство находится здесь, а завтра оно будет находиться где-то еще. Сегодня оно ведет себя одним способом, завтра — другим. И есть определенная направленность.

Так что не про подтасовки и триумфы надо спорить, а улавливать тенденцию. И беспокоиться надо о том, чтобы к власти завтра (на волне справедливого недовольства очень и очень многим) не прорвались антигосударственные силы. А также прямые пособники Запада, призванные наращивать порабощенность страны. А еще надо беспокоиться, если здравый смысл сохранен, о том, чтобы приводить содержание, то есть существование общества, элиты и так далее, в соответствие с новой формой, а не отрывать форму от содержания.

Скажут: «А вот вы тут сказали про пособников Запада. Так вот эти и есть пособники Запада, что показал коронавирус. А вдобавок еще и воры. И так далее». Давайте я несколько слов скажу про этих самых воров-то.

Страну сбросили в криминальный капитализм в 1993 году, поддержав курс Ельцина на «построение капитализма за пять лет». Причем в стране, советское прошлое которой определяло полное отсутствие некриминального первоначального накопления капитала.

Поддержав это, поддержали и другое — курс того же Ельцина на вхождение России в так называемое мировое, то есть западное сообщество. То есть на построение так называемого периферийного, неоколониального капитализма. Не только криминального, но и неоколониального капитализма третьего и четвертого мира.

Вот что лежало на весах на референдуме 1993 года. Вот что решалось тогда. И эти весы в определенную сторону склонил общественный выбор. В итоге страну сбросили и в регресс, и в так называемый криминальный элитогенез. И то, и другое длится десятилетиями.

Когда в таких условиях кто-то из элиты или ее обслуги начинает кричать про другого «вор, вор, вор!» и тыкать пальцем в зачастую далеко не выдуманные эксцессы, то это выглядит очень комично. Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала.

Так же комично выглядят разговоры про российскую мафию. Десятилетиями говорю: у нас нет мафии. У нас есть новые формы социально-политической организации общества и элиты. Причем такие формы, что мафия отдыхает.

Я не спорю, в этом — наша очень горькая специфика. Но с каждым десятилетием я все более убеждаюсь в том, что противопоставлять нашу «воровскую пагубность» западному «правильному устройству» уже нельзя. Что сегодня это очень наивно.

Знакомые мне западные эксперты (тот же Стивен Коэн, например) прямо говорили о том, что Демократическая и Республиканская партии США поделили между собой глобальный рынок нелегальной торговли оружием. И что неприятности того же Бута связаны не со спецификой его деятельности, а с тем, что определенные западные политики (называются конкретные имена) подрядили его для нелегальной продажи оружия на тех территориях, где они в силу своей партийной привязки не имеют права работать. Они имели право на все эти — уж, конечно, ужасно не воровские — типы работы на Ближнем Востоке, а они сунулись в Африку. А туда они соваться не имели права. Потому что у них такая партийная привязка, что не имели права туда соваться. И это говорил Стивен Коэн. И не он один.

Десятилетиями специалисты, западные прежде всего, приводят доказательства тому, что такие-то элитные западные группы работают в связке с такими-то мафиями — вот эта группа с Коза Нострой, эта с Каморрой и так далее. Роль японских якудза в управлении крупнейшими японскими корпорациями обсуждается весьма респектабельными специалистами, японскими прежде всего, но и не только, с начала 1950-х годов. Можно было бы целый шкаф отвести, в котором бы размещалась респектабельная литература по этому поводу. Конфликты китайских триад и японских якудза обсуждаются столь же долго и на фактическом историческом материале.

Поэтому я позволю себе некое огрубленное, но отражающее действительность определение сути существующего у нас, да и не только у нас, состояния «элитного вещества». В таком грубом приближении, философском, политологическом и абсолютно не юридическом, можно сказать, что банды — это неотменяемая реальность нашего элитогенеза. И что обсуждать надо не то, кто именно интегрирован в эти банды, а кто нет. Обсуждать надо то, каковы банды и чем они отличаются друг от друга. И кто во что именно интегрирован. Причем на каких основаниях, каким способом и так далее.

Давно пора прекратить позорные перестроечные вопли об очищении элиты. Эти вопли всегда были лживыми. Потому что очищаться хотели от тех, кто никакого отношения к криминальной грязи не имел. И таких было немало.

Специалисты, занимающиеся прикладной теорией элит, знают, что такие очистители от криминальной грязи, как Гдлян и Иванов, уничтожали представителей рашидовской группировки и связанных с ними цеховиков, ну уж никак не брезгуя помощью настоящих стопроцентных воров в законе. И прекрасно понимая, что они осуществляют эти зачистки в интересах этих воров и их высоких комитетских покровителей.

Но, повторяю, в советской элите еще были совсем некриминальные люди. Как консервативные, так и либеральные. Возможно, такие люди есть и сейчас, но их намного меньше. И их позиции ослаблены до предела.

А значит, с поправкой на малые, хотя и существенные, величины, бандитизм — это наше элитное постсоветское «почти все».

Ну, а теперь главное.

Когда я говорю о «бандах» в кавычках и прочих, то имею в виду не нечто примитивное. Я не зря сказал, что «бандами» это можно назвать только в грубом приближении. Те, в кого тычут пальцем и именуют бандитами в строгом смысле слова, те, кто выходит на стрелку, участвует в разборках и так далее, — это не ядро элиты, а вспомогательное существенное звено. Более мощное на самом деле, чем бюрократия, но менее мощное, чем то, что находится в настоящем ядре.

Настоящее же ядро сформировалось в результате борьбы наших спецслужб с правящей коммунистической партией. У которой в момент апогея этой борьбы тоже было рыльце в пушку. Но спецслужбы хотели освободиться от партии в силу ее неотменяемой причастности к определенной идеологии. Спецслужбы же хотели не идеологической унылой однопартийности, которая связывала руки, ограничивала наживу, и мало ли еще что делала — защищала социальные низы в определенном смысле. Спецслужбы хотели матричной многомерной спецуправляемости, именуемой демократией. То есть того, что партии будут разные, а привязка у них будет в равной степени спецслужбистская.

Скинув партию под лозунгами «Партия, дай порулить!», «Даешь рынок и демократию!», «Даешь свободную политическую конкуренцию!» и так далее, спецслужбы оседлали процесс.

Много раз подчеркивал, что когда я говорю «спецслужбы», то я не имею в виду каждого офицера или генерала, подчас рискующего жизнью и в какой-то мере удерживающего внутриполитическую стабильность и международный баланс сил. Я имею в виду некое ядро спецслужб, разделенное на несколько групп. Или «внутренних партий». Недавно почил в бозе, пусть земля ему будет пухом, один из очень важных представителей одной из таких партий. Но партия-то осталась. Вот эти-то внутренние партии и рулят процессами как напрямую, так и через сугубо криминальные институты. А бюрократия на подхвате.

И когда определенные инструменты, используемые при разруливании, временно оказываются в тяжелом положении (один из таких инструментов опять оказался в таком положении), то это однозначно свидетельствует о конфликте между внутренними партиями. Такой конфликт может состояться в Красноярске или Москве, а также в любой точке нашего многострадального Отечества. И его надо рассматривать просто как знак чего-то большего.

Я очень хорошо относился, например, к руководителю нашей внешней разведки Леониду Владимировичу Шебаршину. Я знал его по советскому периоду. Тогда он был просто тонким, порядочным насквозь и очень профессиональным человеком. Причем нестандартно интеллигентным, что мне было тоже до крайности симпатично. Что произошло потом — не знаю. Хочу верить, что Леонид Владимирович таким оставался до своего смертного часа.

Но когда Леонид Владимирович вдруг сказал публично, что его этика — профессионализм, я был вынужден отреагировать. Потому что профессионализм спецслужбистов типа Шебаршина — этикой быть не может. Профессионализм этих людей заключается в том, чтобы убивать лучше нормальных бандитов, и их этому учат. Вскрывать сейфы лучше нормальных домушников, их этому тоже учат. В том, чтобы использовать людские пороки — опять-таки более эффективно, чем обычные бандиты. И так далее. Поэтому от бандитов таких людей (я имею в виду не скучную бюрократию, а людей дела) отличает не профессионализм, а служение.

Пока есть служение, то есть высший смысл, без которого патриотизм — пустое слово, такие люди интегрированы в некую смыслодеятельную корпорацию. А как только служение обрушивается, начинается регрессивный элитогенез, не зависящий в случае обрушения от ценностей каждого из этих конкретных людей и того, что они об этом думают. Он происходит как соединение химических веществ.

Его объективная основа, повторяю еще раз, в том, что если институты рушатся, неформальные связи только усиливаются. Должностная иерархия исчезает с обрушением институтов, а записные книжки остаются. И побратимство остается. Потому что опасность сближает. А люди, которых я обсуждаю, ну никак не лишены смелости и волевой хватки.

Ну, и что же порождается крушением институтов при сохранении неформальных связей? То самое, что мы имеем в ядре нынешней элиты. Эти самые внутренние партии.

Поскольку спецслужбисты неоднородны, то какая-то часть, лишившись служения, просто выпадает в осадок. И тоскует.

Какая-то часть начинает более или менее пассивным образом интегрироваться в новую жизнь, становясь, например, начальниками охраны или начальниками аналитических центров у тех, кто раньше был связан с ними агентурными связями.

А какая-то часть сплачивается более активно. И ждет, что будет дальше. Это ожидание не носит пассивного характера. Люди присматриваются, осторожно участвуют в игре, которую ведут оборзевшие так называемые «либеральные олигархи», в прошлом имевшие ту или иную агентурную привязку. Эти олигархи в принципе к сплочению не способны. А команда в итоге кроет класс. То есть в итоге волевая, не боящаяся рисковать и не поддающаяся унынию часть спецслужбистского сообщества склеивается в определенные неформальные структуры. И выметает поганой метлой этих самых эгоцентристов из либеральной олигархии. Вот в чем суть процесса.

Поначалу эта склейка происходит с ориентацией на тех, кто вел антисоветскую игру в советский период. А потом эти «динозавры» либо уходят из жизни (мир праху их), либо теряют прежнюю жизненную силу. И тогда их заменяют другие. Но суть не меняется.

В итоге формируется определенное ядро нашей постсоветской элиты. Поскольку прошлое всегда остается актуальным для подобного типа ядер, а новая жизнь тоже организуется вокруг определенных профессиональных матриц, то такое структурирование маркируется зыбкими — зыбкими, подчеркну еще раз — профессиональными разногласиями. Иногда преодолеваемыми, иногда имеющими риторический характер, а иногда существенными. Но, повторяю, все это очень зыбко.

И единственное жесткое слагаемое формируемых клановых идентичностей так или иначе подверстано к вопросу о государственности. Мы можем обсуждать всё только в увязке с этим вопросом.

Конечно же, речь идет о прагматической государственности, лишенной сверхдержавных идеологических заморочек.

Конечно же, доминирует нежелание портить отношения с победителями в холодной войне.

Конечно же, очень хочется вписаться в западный мир на равных правах с другими государствами. Поди ж ты, плохо — оказаться на равных правах с Францией, Германией! И сформировать единую Европу при явном преобладании своего ядерного оружия. Да эти люди и их начальники всю позднесоветскую эпоху только об этом и мечтали! И потому и скидывали КПСС. Кто-то хотел в Европу вцепиться посильнее, а кто-то считал допустимым создание единого атлантического пояса — войти в НАТО, обняться и с Европой, и с США. Ну сколько-то времени испытывать определенные неудобства, связанные с холодной войной. А потом все утрясается и начинается разумная просвещенная жизнь. В которой еще ох как можно будет развернуться. Такова была мечта.

Кто хотел Европу, кто эту самую единую Атлантику…

Но по поводу того, что идеал — это вхождение в западный мир, такое, другое, этакое, но вхождение — по этому поводу, повторяю, в нынешней элите спора нет. Спор идет только по поводу того, можно ли пожертвовать государственностью ради такого вхождения.

Одна часть элиты говорит: «Хватит. Уже пожертвовали Советским Союзом и не получили обещанного. Больше ничем жертвовать не будем».

Другая часть говорит: «Можно пожертвовать и большим, лишь бы войти. А там разберемся».

И опять же, все это не носит такого жесткого, проартикулированного, можно сказать, кристаллического характера. Все это аморфно, зыбко, основано на перетеканиях, умолчаниях.

Вот в чем мы реально живем. И эта жизнь есть наказание за апрельский референдум 1993 года. Именно тогда некая поселившаяся внутри общества, а не элиты только порча толкнула это общество в определенную сторону. Внутренне меняясь, что-то смутно осознавая, общество продолжает двигаться в ту же сторону на протяжении всех последовавших за тем апрелем десятилетий. И тут что 1990-е годы, что 2000-е, что 2010-е.

Двигаясь в эту сторону, общество слабеет и разрушается. Оно еще не умерло, но поскольку двигается в эту сторону, оно чудовищно повреждено. И либо данное повреждение будет вылечено, либо общество будет, двигаясь туда же, повреждаться все больше. И тогда оно будет добито до конца. И никакие надувания государственных щек тут не помогут. Хотя они, конечно, нужны, хочется приветствовать их. Но только, повторяю, поможет не надувание, а реальное развертывание в направлении, которое сейчас, к сожалению, носит не столь реальный, как хотелось бы, характер.

 

https://rossaprimavera.ru/article/a5f2fb7f

 

25.06.2020 Смысл игры 147

 

Кургинян: коронавирус — его цель, авторы и хозяева. 7 серия: карантин как трансформация общества 

00:12 — кому «положено» создать вакцину от COVID-19?

14:11 — японский фактор в коронавирусной эпопее

21:12 — как работает пробная вакцина от COVID-19

24:54 — кто объединился вокруг «спасителя мира от коронавируса» — CEPI?

32:55 — кто заработает на создании вакцины от COVID-19?

38:45 — авторы идеи социального дистанцирования

42:47 — фигура Ричарда Хэтчетта, кто и как готовил мир к пандемии

43:33 — учения TOPOFF 2 – как США готовятся отражать вирусную террористическую атаку

50:56 — кто стоял у истоков всеобщей карантинизации

53:27 — как американская группа «Красный рассвет» давила на Трампа, требуя введения жесткого карантина

58:15 — всеобщая карантинизация и метафора швейцарского сыра

01:04:27 — вторая волна пандемии: новый образ жизни и продолжение всеобщей карантинизации

 

Лидер движения «Суть времени», аналитик и политолог Сергей Кургинян продолжает изучать главных действующих лиц, стоящих на передовой «борьбы с коронавирусом».

Выясняется, что те, кто строит ужасающие прогнозы смертности от COVID-19, те, кто разрабатывает вакцину от коронавируса, и те, кто продвигает немедицинские методы борьбы с распространением «ужасной заразы», работают в тесной связке. Иногда это просто одни и те же люди.

Так, Имперский колледж Лондона еще в феврале 2020 года рекламировал Нила Фергюсона как великого прогнозиста, который точно оценит масштаб коронавирусной эпидемии, а Робина Шэттока как главного разработчика спасительной для человечества вакцины. Возникает впечатление, что роли в разворачивающемся у нас на глазах глобальном действе расписаны заранее.

Провальные прогнозы Фергюсона, за которые он получал продвижение по карьерной лестнице, Кургинян разобрал в предыдущей серии. 

Профессор Имперского колледжа Лондона Шэтток, с одной стороны, вписан в руководство Института иммунологии в Ла-Хойя, созданного коренными японцами, приехавшими в США и завязавшими прочные связи с одной из крупнейших японских фармацевтических компаний. Что адресует к Глобальному фонду инновационных технологий здравоохранения (GHIT), основанному японскими фармацевтическими гигантами, фондом Билла и Мелинды Гейтс и Национальными институтами здравоохранения (NIH) США.

С другой стороны, Шэтток работал директором научно-консультативного совета Международного партнерства по микробицидам, который финансировался, опять же, Фондом Гейтсов, фондом Wellcome Trust и NIH.

Кургинян подчеркивает, что Шэтток везде координирует разработку, испытания и внедрение вакцин. Причем он продвигает неклассический способ создания вакцин – на основе самоусиливающейся РНК. Якобы его подход позволяет получать вакцину от любых болезней в рекордные сроки и очень дешево.

Другим спасителем человечества от коронавируса назначена Глобальная коалиция по инновациям для предупреждения эпидемий (CEPI). Исполнительным директором CEPI стал тот самый Ричард Хэтчетт, который много лет назад входил группу Дональда Рамсфелда, продвигавшую идею всеобщей карантинизации как ответа США на применение коммунистическим Китаем биологического оружия.

В CEPI Хэтчетт активно занимается разработкой и внедрением вакцины от коронавируса в связке с фармацевтическим гигантом – компанией GSK, рассмотренной в предыдущей серии. 

В марте 2020 года журналист задал в телеэфире Хэтчетту вопрос о том, не являются ли его заявления об ужасах COVID-19 запугиванием людей с целью получать инвестиции на изобретение и производство вакцины? В ответ Хэтчетт заявил, что COVID-19 – это страшнейшее заболевание, поскольку тут сошлись два фактора: очень высокая заразность и очень высокая летальность.

Кургинян подчеркивает, что Ричард Хэтчетт вместе Картером Мехером последовательно развивали и продвигали идеи социального дистанцирования и карантина. Помогал им в этом Раджив Венкайя, бывший специальный помощник президента США и старший директор по биологической защите в Белом доме в 2005 – 2007 гг. 

В конце апреля 2020 года Венкайя утверждал, что последующие волны коронавирусной эпидемии будут обязательно, поэтому по-настоящему спастись от COVID-19 можно только при соблюдении трех условий: 1) все должны носить защитные маски, 2) необходимо проводить всеобщее оперативное тестирование с последующим отслеживанием контактов и карантином, 3) необходимо быть готовыми к раннему и скоординированному повторному введению «социальных вмешательств». Впрочем, это всего лишь позволит выиграть время для разработки вакцины – которая только и способна окончательно победить коронавирус. 

Суть времени

 

30.07.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть VII

Глобальные карантины — штука беспрецедентная. А разработана эта модель была в центре, созданном господином Рамсфелдом — весьма яростным, цепким, свирепым и эксцентричным министром обороны при президенте США Джордже Буше — младшем

12 февраля 2020 года на канале Имперского колледжа Лондона выходит рекламный ролик под названием «Имперский колледж на передовой борьбы с коронавирусом». В ролике говорится следующее:

«Группа профессора Нила Фергюсона обнародовала первые точные оценки размера вспышки.

Профессор Питер Опеншо (Peter Openshaw) отслеживает, как вирус влияет на тело и иммунную систему.

Профессор Венди Барклай (Wendy Barclay) первой начала изучать, как распространяются респираторные вирусы типа гриппа, и возглавляет работу по применению этих знаний к коронавирусу.

Профессор Робин Шатток (Robin Shattock) возглавляет одну из нескольких глобальных лабораторий, занимающихся разработкой (внимание! — С. К.) вакцины от коронавируса. Вакцина профессора Шаттока готовится к испытаниям на животных и может быть испытана на людях через пять месяцев».

Всё, что касается первых точных оценок размеров вспышки, мы уже обсудили. Могу дополнительно сообщить, что на том же сайте Имперского колледжа Лондона 10 февраля, то есть за два дня до упоминания о вакцине профессора Шаттока, говорилось о том, что на основе данных, полученных в провинции Хубэй, летальность ковида равна примерно 18 %. Сквозь зубы указывалось также на то, что у путешественников она ниже. Но если взять летальность в 18%, а ее не было нигде — ни в Хубэе, ни в других местах (Nature Medicine 19 марта 2020 года сообщает, что летальность в КНР 1,4 %) — то можно многое предсказать. Какое это имеет отношение к нормальному прогнозу?

Но не это главное. А то, что в качестве спасителя упомянут некий профессор Шатток, который вот-вот создаст вакцину. И все произойдет тогда, как в голливудских фильмах. Герой находит и колет нечто в себя или в своего приятеля и в себя, они что-то делают — что-то смешивают и так далее, и весь умирающий мир вдруг вздрагивает и начинает выздоравливать, выздоравливать, выздоравливать. И все смеются и кушают гамбургеры, и поют Happy Birthday to You. И все становится хорошо.

Вот это спасение должен обеспечить профессор Шатток из того же Имперского колледжа Лондона. Фергюсон и Андерсон раскручивают панику, а Шатток говорит о том, что он будет спасать. А организация одна и та же. И связана она с Wellcome Trust и так далее.

Кто такой этот Робин Джон Шатток? Он специалист по так называемой слизистой иммунологии и профилактике ВИЧ. Почему ему было поручено возглавить британскую инициативу по разработке вакцины против COVID-19 — отдельный вопрос. Можно лишь собрать воедино разрозненные данные по поводу этого Шаттока, который родился в 1963 году и долгое время — с января 1990 по март 2011 года — работал в лондонском университете Сент-Джордж в качестве профессора клеточной и молекулярной медицины. Этот университет иначе называется Медицинская школа больницы святого Георгия, или Сент-Джордж скул.

Шатток известен своими исследованиями по микробицидам. Он профессионал, нет вопросов — в достаточно узкой и важной сфере. Микробициды — это средства местного действия, которые в виде геля или крема применяются до сексуального контакта для предотвращения инфекций, передающихся половым путем. Ничего здесь не хочу девальвировать. Он понимает, что такое микробициды.

Шатток много где работал. Перечислять все эти места работы, начиная с научной группы по микробицидам фонда Рокфеллера и кончая научно-консультативным советом Международного партнерства по микробицидам, а также китайские, южно-африканские и иные организации — значит потратить много времени без особых результатов. Но три из многочисленных организаций, в которых работал Шатток, заслуживают серьезного внимания.

Первая из них — Институт иммунологии в Ла-Хойе (La Jolla Institute for Immunology). Шатток плотно вписан в руководство фонда Ла-Хойя. А это не безынтересная организация.

Институт иммунологии в Ла-Хойя, северо-западном районе калифорнийского города Сан-Диего, был создан в 1988 году. Президентом и основателем института был японец, доктор Макото Нонака.

А первым научным директором института был тоже японец, доктор Кимисигэ Исидзака — выдающийся японский иммунолог, сын японского генерала, ушедшего в отставку в 1933 году. То есть задолго до краха Японии.

Кимисигэ Исидзака получил докторскую степень в 1948 году в Токийском университете. То есть он не Танака. Он родом не из Соединенных Штатов, он родом из Японии.

До 1962 года он работал в японском Национальном институте здоровья на кафедре серологии, где возглавлял отдел иммуносерологии, то есть исследований, касающихся диагностической идентификации антител в сыворотке крови.

С 1957 по 1959 год доктор Исидзака работал научным сотрудником в Калифорнийском технологическом институте.

В 1962 году Кимисигэ Исидзака и его жена Теруко Исидзака — столь же выдающийся иммунолог, как и ее муж, — переехали в Америку по предложению некоего Сэма Буканца. При содействии этого Сэма Буканца они стали работать иммунологами в медицинской школе университета штата Колорадо, расположенном в городе Денвер.

В 1967 году, работая в этом университете, Кимисигэ Исидзака и его жена Теруко открыли антитело класса иммуноглобулин Е.

В 1989 году Кимисигэ Исидзака, проработав более 20 лет в различных медицинских центрах США, стал научным руководителем Института аллергии и иммунологии в Ла-Хойя.

В 1990 году он занял пост президента этого института.

Исидзака вышел на пенсию в 1996 году и вернулся в Японию (тосковал по ней), где работал почетным директором Института иммунологии в университете Ямагата.

С 2003 года институт в Ла-Хойе работал вместе с Национальным институтом аллергии и инфекционных заболеваний. Тем самым институтом, которым с 1984 года руководит Энтони Фаучи и который входит в состав Национальных институтов здравоохранения (NIH) — эти структуры мы уже подробно обсудили в связи с коронавирусом в предыдущих сериях.

Конечно, небезынтересно, что во главе американского института в Ла-Хойе в течение многих лет находились коренные японцы, переехавшие в США и вернувшиеся в Японию. Причем японцы из достаточно авторитетных семей.

Но еще более интересно другое. Ну мало ли, люди ездят по миру, мало ли кто где работает… А то более интересное, чем данный крохотный факт, который сам по себе мог бы не привлечь такого внимания, состоит в следующем. В 2013 году Институт Ла-Хойе расширил партнерские отношения с японской фармацевтической компанией Kyowa Hakko Kirin, входящей в Kirin Holding. «Расширил отношения» — значит, они были.

На официальном сайте Kirin Holding значится, что он за 2019 финансовый год осуществил продаж примерно на 18 миллиардов долларов.

Что же касается фармацевтической компании, входящей в холдинг, — этой самой Kyowa Hakko Kirin, с которой начал расширять отношения Институт Ла-Хойе, в котором работал Шатток, — то ее годовой доход за 2019 год составляет 2 млрд 860 млн долларов. В числе прочего данная компания занимается теми антителами, которые так волнуют сейчас в связи с коронавирусом. И у нее есть большие заслуги в этом направлении.

Еще раз повторяю. Японцы ее основали. С японцами она особым образом дружит, эта самая структура под названием Институт Ла-Хойи, в которой укоренялся Шатток. И эти японцы имеют определенные виды на спасительную вакцину, которую должен создать Шатток. Ну небезынтересно, правда? Если бы это было всё, может быть, я не стал бы это обсуждать. Но это не всё.

Вторая заслуживающая нашего внимания организация, входящая в число тех, которые господин Шатток почтил своим участием в их работе, — научно-консультативный совет Международного партнерства по микробицидам. Шатток работал директором этого Совета. Сообщалось, что Шатток «руководит исследовательской группой, занимающейся изучением патогенеза и передачи ВИЧ-инфекции, уделяя особое внимание разработке стратегий профилактики, применимых к развивающимся странам. Его исследовательская группа сыграла важную роль в выяснении раннего механизма передачи ВИЧ, который используется на поступательной основе для разработки безопасных и эффективных вагинальных микробицидов и изучения новых стратегий вакцинации против ВИЧ. Группа доктора Шаттока (внимание! — С. К.) получает финансирование от фонда Wellcome Trust , Фонда Билла и М елинды Гейтс, Европейской комиссии, Национальных институтов здравоохранения СШ А… (выделено мною. — С. К.)»

Уже при рассмотрении второй из организаций работа Шаттока в которых может поведать нам о чем-то существенном, мы сталкиваемся и с Фондом Билла и Мелинды Гейтс, и с Wellcome Trust, и с Национальными институтами здравоохранения.

Ну, а третья организация, которая может нам о чем-то поведать в том, что касается господина Шаттока, — это Имперский колледж Лондона. Извините, что так часто повторяю это название. Но, как говорят в таких случаях, из песни слова не выкинешь.

Шатток работает в Имперском колледже Лондона с 2011 года. В ноябре 2013 года он выиграл грант на проект ДНК-вакцинации, который финансируется все тем же Фондом Гейтсов. Вот что написано на сайте Имперского колледжа Лондона по поводу этого достижения господина Шаттока: «Группа профессора Шаттока отвечает за проект ДНК-вакцинации, который направлен на применение новейших технологических достижений в области ДНК-вакцинации и иммунного мониторинга, как на одноклеточном, так и на молекулярном уровне, с тем, чтобы дать возможность детального зондирования развивающихся реакций вакцинных индуцированных антител».

С 2017 года Шатток является профессором кафедры медицины Имперского колледжа Лондона.

На сайте Академии медицинских наук Великобритании сказано, что Шатток «был пионером в разработке того, как использовать как лекарственные препараты, так и пассивные антитела для предотвращения передачи ВИЧ, сначала показав, что они работают в моделях in vitro, а затем переведя на клинические испытания. Такой перевод требует широкого международного сотрудничества, и он был лидером в их создании, стимулируя разработку профилактических вакцин на основе лекарственных средств, в частности создав и направляя европейскую сеть передового опыта по вакцинам и микробицидам, которая координировала финансируемые ЕС исследования в 40 учреждениях».

С 2020 года Шатток координирует Европейскую инициативу по вакцинации против СПИДа. На сайте этой инициативы указано, что она представляет собой «консорциум, возглавляемый Имперским колледжем Лондона», что этот консорциум «объединяет ученых из 22 учреждений, объединяя их знания и опыт для разработки новых вакцин-кандидатов, которые могут быть использованы для испытаний на людях в течение пяти лет».

Понятно, почему нас спасет Шатток, и как CEPI связана с Имперским колледжем? То есть почему нас спасут Имперский колледж, Wellcome Trust и другие?

Шатток является также членом управляющего комитета передовых технологий иммунизации (Advanced Immunization Technologies, сокращенно ADITEC). А также членом управляющего совета по повышению иммунного качества вакцин.

И если кто-то считает, что господин Шатток, работающий по интересующей нас теме ковида в Имперском колледже Лондона, и господин Фергюсон, работающий там же и по той же теме, а также примыкающий к ним господин Андерсон, существуют отдельно друг от друга, то этот «кто-то» — странный человек.

Фергюсон вопит о том, что без вакцины против ковида миру угрожает полная гибель — весь мир помрет. Шатток отрекомендовывается как главный спаситель, который создаст вакцину. Андерсон всё это координирует. Рядом с этим находятся все знакомые нам организации. И всё это никак не связано друг с другом? Извините, но так не бывает.

А теперь я предлагаю обсудить другой, гораздо более сложный вопрос. И оговорюсь при этом, что никакого желания демонизировать Японию у меня нет. Что демонизация — это основа конспирологического метода, где надо ухватиться за какой-то фактор, абсолютизировать его и начать вопить: «Смотрите, смотрите, вот!»

Мой метод заключается в том, чтобы построить систему, где есть много элементов и много факторов. И если в числе факторов, наряду с Фортом Детрик и так далее, существует японский фактор, я обязан его выделить, а не демонизировать.

Я с глубочайшим уважением отношусь к Японии, к ее культуре. У меня есть старая дружба с японскими представителями театрального мира. Я всегда внимательнейшим образом относился к японской традиции — что вовсе не исключает моего омерзения по отношению к японским зверским опытам в сфере создания биологического оружия и геноцида, осуществлявшегося японцами так же, как и нацистами. Но это же не значит, что я не люблю Шиллера или Германию. Ровно то же самое касается Японии.

Но главное, поймите еще раз, в картине есть много элементов, они важны, и связи между ними важны. Если вместо этого выхватить один и начать его тыкать в нос, будет черт-те что, сапоги всмятку. Если не указать на него, будет пустота.

Поэтому я сейчас буду говорить о японском факторе — не о японском заговоре, и не о японском демонизме, а об одном из факторов, который, несомненно, существует.

Кто такой Гари Танака, ставший основателем бизнес-школы Имперского колледжа Лондона? Это японец, родившийся в США, работавший в сфере инвестиций в интернет-компании, отсидевший срок за мошенничество и продолживший вместе со своими сыновьями определенную деловую активность, касающуюся в том числе и разного рода инвестиций в наукоемкую продукцию. Есть этот Танака, он не выдуман? Да. Должна за него отвечать великая японская культура и великая японская нация? Конечно, нет. Это бред. Но он есть или нет? Он есть.

Этот Танака никак не связан с Имперским колледжем Лондона, а также с теми представителями этого колледжа, которых я все время обсуждаю (Фергюсон, Андерсон и так далее)? Он с ними никак не связан? Так не бывает.

А что такое «Абдул Латиф Джамил» (Abdul Latif Jameel) — компания, с которой связан все тот же Имперский колледж Лондона и лично господин Фергюсон? Что это за компания? Это какой-то особо удачный дистрибьютор японской фирмы «Тойота», не так ли? Этот дистрибьютор никак не связан с Танакой? Нужно совсем не знать Японию, чтобы представить себе такую несвязанность.

А что такое Институт иммунологии в Ла-Хойе, с которым связан Шатток, который сидит в Имперском колледже Лондона? Это институт, созданный коренными японцами, приехавшими в США. Это институт, завязавший прочные связи с одной из крупнейших японских фармацевтических компаний. И что, эта компания никак не связана с другими японскими начинаниями, которые я рассматриваю? Она никак не связана с шестнадцатью японскими фармацевтическими гигантами, которые на паях с Гейтсами и Национальными институтами здравоохранения США создали платформу для разработки вакцин, именуемую Глобальный фонд инновационных технологий здравоохранения (Global Health Innovative Technology Fund, GHIT)?

Такая несвязанность крупнейших начинаний, занятых одним и тем же и кооперирующихся в одной и той же сфере, просто невозможна. Условно говоря, по 10 лет сидят в одной комнате, занимаются одним и тем же, все время друг с другом обсуждают совместные проекты, выпускают совместные продукты — и никак друг с другом не связаны? Так не бывает.

Говорит ли это о каком-то заговоре? Ни боже мой! Это говорит ровно о том, на что я указал. И если бы меня попросили что-то конкретизировать, то я ответил бы словами Льва Николаевича Толстого, сказавшего, что конкретизировать написанное им в романе «Анна Каренина» он может одним способом — снова написав этот роман.

Означает ли всё сказанное, что японский след — единственный? Нет, не означает.

7 июня 2020 года Имперский колледж Лондона сообщил, что создал совместно с гонконгской компанией Morningside Venture Capital новое предприятие VacEquity Global Health (VGH). Миссия этого предприятия — быстрая разработка и производство вакцины от коронавируса в больших количествах для всего мира. Вакцина будет иметь умеренную цену и будет доступна даже беднейшим странам.

Компания Morningside Venture Capital была основана в 1986 году семьей Чан из Гонконга. Она является ведущим мировым инвестором в области естественных наук.

В 2014 году братья Ронни и Джеральд Чан пожертвовали 350 миллионов долларов Школе общественного здоровья Гарвардского университета. В знак признательности за столь щедрый дар университет присвоил Школе общественного здоровья имя Чан Цзенси — отца братьев Чан — китайского предпринимателя, переехавшего в Гонконг в 40-е годы ХХ века и основавшего здесь в 1960 году компанию по недвижимости Hang Lung Group.

Помимо предприятия VGH, Имперский колледж Лондона и Morningside Venture создали еще одно предприятие — VaXEquity (VXT). Задача VXT — разработка технологии самоусиливающейся РНК для лечения не только COVID-19, но и других заболеваний. Как сообщает Имперский колледж, «два новых предприятия опираются на многолетние разработки профессора Робина Шаттока, который впервые создал технологию самоусиливающейся РНК».

Что такое технология самоусиливающейся РНК? Как не раз пояснял сам Шатток, его группа применила абсолютно новый подход к созданию вакцины. Этот подход заключается в том, что на основе генетического кода вируса искусственно создается РНК, содержащая последовательность аминокислот от белка-шипа, как у SARS-CoV-2, и от фермента, который позволяет быстро делать копии самой этой РНК. Попадая в клетку, эта РНК размножается и клетка на ее основе начинает производить белок-шип, который потом попадает на поверхность клетки. Организм начинает вырабатывать антитела на этот белок. Полученные таким образом антитела будут реагировать на такой же белок у SARS-CoV-2 сразу после попадания вируса в организм и не дадут ему эффективно размножаться.

В том же сообщении от 7 июня 2020 года на сайте Имперского колледжа Лондона утверждается, что подход группы Шаттока позволяет получать вакцину от любых болезней в рекордные сроки и делает ее производство очень дешевым: после того как РНК синтезирована, она сама быстро размножается в клетках, что позволит рекордно быстро произвести миллионы доз вакцины.

Также говорится о том, что на разработку вакцины от COVID-19 правительство Великобритании выделило Имперскому колледжу 40 миллионов фунтов стерлингов. Еще 5 миллионов фунтов стерлингов Имперскому колледжу предоставили доноры. Именно эта поддержка помогла команде профессора Шаттока получить генетический код COVID-19 из Китая и разработать пробную вакцину для испытаний на животных и подготовки к испытаниям на людях в течение 14 дней в январе.

Как отметил Робин Шатток по поводу VGH и VXT, «новые предприятия являются для нас наиболее эффективным способом быстрой, дешевой и международной доставки вакцин от COVID-19, не говоря о подготовке к будущим пандемиям».

А Джеральд Чан, соучредитель Morningside Venture, сказал: «Технология создания вакцин Имперского колледжа — это революционная инновация, которая легко адаптируется. Эта технология была разработана с научной строгостью и с учетом масштаба производства, который требуется для любого решения в условиях текущей пандемии».

15 июня 2020 года группа Шаттока объявила о начале испытаний вакцины на людях, поскольку проведенное тестирование вакцины на животных доказало ее безопасность и привело к выработке антител к коронавирусу. Как указано на сайте Имперского колледжа, дальнейшие испытания вакцины — с участием уже шести тысяч человек — запланированы на октябрь 2020 года. Если эти испытания на людях будут успешными, вакцина Имперского колледжа может быть распространена в Великобритании и за рубежом в начале 2021 года.

А вот теперь о той самой CEPI, которая должна спасти человечество, подарив ему вакцину от «ужасного» ковида. В этой структуре, как мы знаем, находится место и для японцев, и для Гейтса, и для Национальных институтов здравоохранения США, и для Имперского колледжа Лондона. Словом, для всего этого — и чего-то еще.

Сорок с лишним лет назад моя семья сняла дачу в поселке, примыкавшем к месту, где проживали советские вожди. Моя маленькая дочь, гуляя с бабушкой по полям и рощам, время от времени утыкалась в высокий забор, которым та или иная дача вождей отделялась от сопредельных территорий. Вздыхая, моя дочь говорила: «Опять дача!»

Я вспомнил это, ознакомившись с CEPI, исполнительным директором которой является… кто бы вы думали? Но давайте по порядку.

Концепция CEPI была описана гораздо раньше официального объявления о ее основании (которое было сделано в январе 2017 года в Давосе). Эта концепция была изложена в 2015 году в июльском номере журнала The New England Journal of Medicine.

Статья называлась «Создание глобального фонда по разработке вакцин». Соавторами статьи выступили британский исследователь Джереми Фаррар, директор знакомого нам Wellcome Trust, американский врач-терапевт Стэнли Плоткин (один из разработчиков вакцины от кори) и американский эксперт по инфекционным заболеваниям Адель Махмуд (разработчик вакцин против вируса папилломы человека и ротавируса).

Идею CEPI обсудили более конкретно в январе 2016 в Давосе на Всемирном экономическом форуме.

А 6 сентября 2016 года заработал сайт будущей организации CEPI, о чем нас радостно проинформировал журнал Science.

Вот информация с официального сайта CEPI — никакой другой не хочу:

CEPI была основана в январе 2017 года в Давосе правительствами Норвегии и Индии, а также Фондом Билла и Мелинды Гейтс, фондом Wellcome Trust и Международным экономическим форумом в Давосе.

CEPI получила финансовые инвестиции от правительств Австралии, Бельгии, Канады, Дании, Эфиопии, Финляндии, Германии, Японии, Королевства Саудовской Аравии, Нидерландов, Норвегии, Великобритании и Швейцарии, а также от Фонда Билла и Мелинды Гейтс и фонда Wellcome Trust. Еврокомиссия также предоставила значительные денежные взносы для поддержки своих проектов через ее механизмы.

CEPI также получает пожертвования от частных компаний и лиц через Фонд солидарности по борьбе с COVID-19 при ООН для поддержки усилий по разработке вакцины от COVID-19.

Тесное сотрудничество с международными партнерами также важно для достижения успехов в нашей работе по разработке вакцин против новых инфекционных заболеваний. Вот почему мы работаем с промышленностью, регуляторами и другими органами, чтобы гарантировать, что любая вакцина, которую мы разрабатываем, получит лицензию и будет доступна тем, кто в ней нуждается.

CEPI позиционируется как «партнерство государственных, частных, филантропических и гражданских организаций, которые будут финансировать и координировать разработку вакцин против высокоприоритетных угроз общественному здравоохранению».

Ну куда уж приоритетнее ковида!

CEPI также будет контролировать «базовые технологии производства вакцин для быстрого ответа на новые инфекционные болезни с пандемическим и эпидемическим потенциалом».

Итак, я уже информировал о том, что CEPI избрана на роль спасителя человечества от коронавируса. И, как мы видим, все подтверждается.

Ну, а теперь по поводу того, почему мне вдруг вспомнилось это самое «опять дача?», сказанное когда-то моей маленькой дочерью. Потому что исполнительным директором организации CEPI выступает Ричард Хэтчетт. И я вправе сказать «опять Хэтчетт?» Потому что это тот самый Ричард Хэтчетт, который входил в созданный много лет назад мозговой центр Рамсфелда, занятый всеобщей карантинизацией, невозможной или представлявшейся невозможной человечеству до того, как этим занялся Рамсфелд с помощью Хэтчетта и других. Притом что, напоминаю, эта карантинизация должна была осуществляться в ответ на применение биологического оружия Китайской Народной Республикой против Соединенных Штатов Америки.

В первых сериях этой передачи я уже обратил внимание зрителя на то, что глобальные карантины — штука беспрецедентная. И что сама модель таких карантинов была впервые разработана недавно — в начале XXI века. Что разработана эта модель была в центре, созданном господином Рамсфелдом, весьма яростным, цепким, свирепым и эксцентричным министром обороны при президенте США Джордже Буше — младшем.

Я обратил также внимание на то, что пробирка, которой щеголял в ООН госсекретарь США Колин Пауэлл, доказывая, что Ирак обладает биологическим оружием и что Саддам Хусейн хочет его применить (это было густопсовой ложью, но, как мы знаем, сработало), имеет отношение к начинанию господина Рамсфелда. А также ко всему, что вертелось вокруг Форта Детрик, включая управление сознанием и пытки в спецтюрьмах.

Тогда же я упоминал имена тех, кто входил в тот спеццентр Рамсфелда, который разрабатывал будущий глобальный спецбиологический шок. И в числе этих имен я уже называл имя Ричарда Хэтчетта.

И вот теперь опять тот же Ричард Хэтчетт — но уже как исполнительный директор CEPI, этого будущего спасителя человечества от коронавирусной напасти. И что же нам говорит этот Хэтчетт?

Вы еще не забыли компанию GSK, которая превратилась в фармакологического гиганта, тесно связанного с тем Wellcome Trust, который вручил Хэтчетту мандат исполнительного директора CEPI, этого спасителя человечества от COVID-19?

Ну так вот, 7 февраля 2020 года было объявлено, что CEPI начинает сотрудничество с GSK с целью консолидации глобальных усилий по разработке вакцины против нового коронавируса 2019-nCoV. Круг замкнулся. Спасать будет CEPI, Шатток и другие. Но делать это будет GSK.

Вкратце напоминаю, что оборот GSK в 2019 году составил 33,8 миллиардов фунтов стерлингов, или 43 миллиарда долларов. А операционная прибыль GSK в 2019 году составила 9 миллиардов фунтов стерлингов, или 11 миллиардов долларов.

Что объем инвестиций GSK в исследования и разработки составил порядка 4,3 миллиарда фунтов стерлингов, или более 5 миллиардов долларов.

Что GSK разрабатывает 39 перспективных лекарств и 15 перспективных вакцин. А одну — суперперспективную, ради которой вы должны сидеть по домам.

Сообщив об этом, передаю слово господину Хэтчетту, который является — напоминаю об этом еще раз — исполнительным директором CEPI лишь потому, что ему такой мандат вручил Wellcome Trust, прочно связанный с компанией GSK.

Вот что на сайте GSK говорит по поводу счастливого бракосочетания CEPI и GSK Ричард Хэтчетт (лучше него никто не скажет): «Получение доступа к ведущей в мире технологии адъювантов GSK является огромным шагом вперед в разработке вакцины против нового коронавируса 2019-nCoV. Соединение адъювантных (то есть ориентированных на комплекс веществ, повышающих иммунный ответ, в том числе и при вакцинации. — С. К.) систем GSK с финансируемыми нами передовыми технологиями потенциально может обеспечить доступность большего количества вакцины за счет уменьшения дозы вакцинного антигена, необходимой для защиты. Такая „экономия антигена“ поможет поставить большее количество доз вакцины, увеличивая количество людей, которых можно защитить».

Значит, Хэтчетт прямо говорит, что именно будет делать GSK. И он говорит: «А ну-ка, GSK, иди к нам! С продуктами!»

А вот что по поводу счастливого «брака» CEPI и GSK сообщает на том же сайте Томас Бройер, главный медицинский директор GSK Vaccines: «Как лидеры в области науки и инноваций, мы верим, что сможем внести свой вклад в борьбу с коронавирусом 2019-nСоV с помощью одной из наших передовых адъювантных систем. Наша технология ранее успешно использовалась в подготовке к пандемии гриппа. Она позволяет использовать небольшое количество вакцинного антигена и производить больше доз вакцины — важнейшее преимущество в условиях пандемии».

А вот что говорит по тому же поводу и на том же сайте Роджер Коннор, президент GSK Vaccines: «Мы верим в то, что CEPI может сделать значимый вклад в борьбу со вспышкой коронавируса 2019-nCoV. Мы гордимся тем, что можем внести свой вклад в передовые исследования ученых из Университета Квинсленда, и мы открыты для сотрудничества с другими партнерами, чьи разработки можно использовать с нашими адъювантами».

А вот что говорят находящиеся на подхвате у GSK и CEPI ученые из этого самого университета Квинсленда. Вице-президент Квинслендского университета Питер Хой восторженно заявляет о том, что «исследовательская группа Университета Квинсленда работает над вакциной против коронавируса 2019-nCoV. Возможность использования адъювантов GSK позволит нам провести важные доклинические исследования, предназначенные для оценки эффективности вакцины».

А дальше следует нечто, напоминающее сообщения международного Информбюро по поводу ведущихся антиковидных боевых действий: CEPI будет координировать взаимодействие между GSK и организациями, финансируемыми CEPI и заинтересованными в тестировании своих разработок с использованием адъювантной системы GSK для создания эффективных вакцин против коронавируса 2019-nCoV. Первое официальное соглашение в рамках партнерства было подписано между GSK и Университетом Квинсленда, Австралия, который заключил партнерское соглашение с CEPI в январе 2019 года для разработки молекулярной платформы, предназначенной для отбора и масштабирования производства противовирусных вакцин. CEPI расширила финансирование этого проекта для работы над вакциной-кандидатом против коронавируса 2019-nCoV. Доступ к адъювантным системам GSK позволит интенсифицировать эти исследования.

6 марта 2020 года Ричард Хэтчетт в эфире телеканала Channel 4 News заявил, что с 1918 года — со времени эпидемии испанского гриппа — не было вируса, который бы сочетал в себе два качества: столь высокую заразность и столь высокую летальность.

Хэтчетт: «Я не думаю, что это сумасшествие — проводить аналогию между этой ситуацией и Второй мировой войной».

Корреспондент: «Многих людей может удивить, если не оскорбить, что Вы это сравниваете со Второй мировой войной… Вы пользуетесь этими военными метафорами, вы это представляете чем-то очень страшным. Но у вас ведь материальный интерес — напугать людей, чтобы получить инвестиции на вакцину. Что вы на это ответите?»

Хэтчетт: «Я работаю в сфере готовности к эпидемиям уже 20 лет. И могу сказать абсолютно бесстрастно, не поднимая градус и не применяя гиперболы, — это самое страшное заболевание, с которым я сталкивался за всю свою карьеру. Это включает Эболу, БВРС (MERS) и SARS. Оно страшное из-за комбинации заразности и летальности, во много раз превышающей грипп».

Ну, так вот — и впрямь «опять Хэтчетт». Но только ли Хэтчетт?

 

(Продолжение следует.)

https://rossaprimavera.ru/article/b930446e

 

08.08.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть VII — окончание

Предлагаю всем гражданам России непрерывно представлять себе кусок сыра в виде успокоительного образа, смягчающего их отсидку... прошу прощения, пребывание в самоизоляции. Ну и вспоминать, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. А здесь речь идет о сыре с фантастической ценой во многие триллионы долларов

22 апреля 2020 года The New York Times напомнила, что идея социального дистанцирования как меры немедикаментозного вмешательства при борьбе с эпидемией впервые была озвучена в Национальной стратегии по борьбе с пандемическим гриппом (2006 год) и указала имена Картера Мехера и Ричарда Хэтчетта в качестве основных авторов идеи социального дистанцирования, согласно которой жильцы одного дома будут выходить гулять в одно время, руки за спину, а жильцы другого дома в другое время — и тоже руки за спину.

Вот что сообщила The New York Times: «Доктор Хэтчетт и Мехер предложили, чтобы американцы в отдельных точках могли бы вернуться к подходу самоизоляции, который впервые широко был применен в Средние века. То, как эта идея — родившаяся из просьбы президента Джорджа Буша по обеспечению лучшей готовности нации к следующей вспышке заразной болезни — стала сердцем национального руководства по ответу на пандемию, является одной из нерассказанных историй коронавирусного кризиса». Или коронавирусного безумия, как я говорю.

«Когда они (Хэтчетт и Мехер. — С. К.) представили свой план, высокие чиновники, которые, как и другие в США, привыкли опираться на фармацевтическую индустрию с ее растущим ассортиментом новых лекарств против новых медицинских вызовов, встретили его со скептицизмом и долей насмешки».

Газета подчеркивает, что Мехеру и Хэтчетту пришлось «преодолеть сильное внутреннее сопротивление. Сегодня концепция социального дистанцирования (взятая из Средних веков, как говорит газета. — С. К.) хорошо знакома почти каждому. Но когда она впервые была продавлена через федеральную бюрократию в 2006 и 2007 годах, она рассматривалась как ненужная и практически невыполнимая. „Люди не могли поверить, что стратегия будет эффективна или сколько-нибудь выполнима“, — вспоминал доктор Мехер».

Для того чтобы эта недавняя информация из The New York Times прозвучала еще более злободневно (хотя, казалось бы, дальше-то уж некуда), я зачитаю небольшой кусок из той бушевской Национальной стратегии по борьбе с пандемическим гриппом 2006 года, о которой через 14 лет упомянула уважаемая американская газета.

Итак, цитата из Национальной стратегии по борьбе с пандемическим гриппом 2006 года, страница 6. «Меры по защите границ и прекращению транспортировок будут наиболее эффективны для замедления пандемии, если они являются частью более масштабной стратегии, которая включает в себя другие виды вмешательств, такие как меры по борьбе с инфекцией (гигиена рук и правила кашля), социальное дистанцирование, изоляция, вакцинация и лечение антивирусными препаратами», — говорилось в Национальной стратегии по борьбе с пандемическим гриппом 2006 года. Сказано это было по заказу Джорджа Буша, Рамсфелда и других. А выполнено Хэтчеттом и Мехером. И не только ими.

Так что же, граждане, и впрямь опять Хэтчетт, и опять Мехер, да и еще кто-то. И всё это для того, чтобы вас сначала заперли в квартиры, а потом на время, вплоть до второй волны пандемии, выпустили, пообещав вторую, третью ходку… прошу прощения, волну COVID-19?

Кто такой этот Ричард Хэтчетт?

Он учился в частном университете Вандербильта и в медицинской школе при медицинском центре этого университета.

Стал доктором наук.

Проработал в разных медицинских институтах.

В 1997 году занимался в Африке лихорадкой Эбола.

С июня 2002 года по июнь 2004 года работал старшим советником в Управлении общественного здравоохранения по готовности к чрезвычайным ситуациям. Притом что само это управление было создано только при Джордже Буше его министром здравоохранения Томми Томсоном, который тоже разминал тему глобального карантина как ответа на биологический удар коммунистического Китая.

Затем — с ноября 2002 года по май 2003 года — Хэтчетт был координатором программ минздрава США при Национальных учениях по противодействию терроризму TOPOFF 2. Антитеррористические учения под кодовым названием TOPOFF 2 — Top Officials (Высшие официальные лица) носили широкомасштабный характер. Целью учений, состоявшихся в мае 2003 года, было выявление уязвимых мест в системе взаимодействия между различными организациями федерального и местного уровня в момент наступления террористической угрозы.

Планирование TOPOFF 2 началось еще в июне 2001 года. Результатом работы сотен специалистов по защите от оружия массового поражения стал 200-страничный сценарий.

По сценарию, сначала в центре Сиэтла террористы взрывают «грязную бомбу» — взрывное устройство, распыляющее радиоактивные вещества.

Затем события переносятся в Чикаго. В городские больницы Чикаго начинают поступать больные с симптомами, напоминающими грипп, причем за сутки их число увеличится в несколько раз.

Согласно сценарию, диагноз, поставленный местными врачами, подтверждают специалисты расположенного в Атланте Центра контроля и предотвращения эпидемий. Выясняется, что чикагцы подверглись атаке с применением биологического оружия — неизвестного вируса — еще три дня назад: таков инкубационный период заболевания. Население Чикаго охватывает паника. Чикагские власти раздают лекарства обезумевшим толпам.

Между тем в канадской провинции Британская Колумбия и в канадском городе Ванкувере внезапно вспыхивает эпидемия похожей на грипп болезни, завезенной пассажирами, прибывшими из чикагского международного аэропорта.

На сайте Global Security учение TOPOFF 2 названо самым крупным и наиболее всеобъемлющим учением по борьбе с терроризмом, когда-либо проводившимся в Соединенных Штатах.

С июля 2005 года по январь 2011 года Хэтчетт занимал в уже много раз обсужденных нами Национальных институтах здравоохранения (NIH) должность заместителя директора по исследованию радиационных контрмер и чрезвычайной готовности.

Хотелось бы особо подчеркнуть, что бюджет этих самых Национальных институтов здравоохранения не просто огромен. Он еще и вырос за последние 20 лет в два с половиной раза. В 1999 году бюджет NIH составлял $15,5 млрд, а к концу 2018 года его раздули до $37 млрд.

На сайте военного бизнес-центра в Северной Каролине указывается, что в 2005–2006 годах Хэтчетт занимал «должность директора по политике в области биозащиты в Совете национальной безопасности Белого дома» и был «основным автором Национальной стратегии осуществления плана по борьбе с пандемическим гриппом. В этом качестве он помог разработать политику и развить стратегии для смягчения последствий пандемии и обеспечения готовности к пандемии».

Хэтчетт еще много чем занимался. Включая координацию медицинской программы по ликвидации последствий ураганов «Катрина» и «Рита». То есть это человек другой деловитости. Это не в чистом виде скандалист, как Фергюсон, — такой карьерный скандалист, понимающий, в чем состоит заказ, и выполняющий заказ. Это человек с сочетанием каких-то знаний с большим и хищным организационным потенциалом.

Такая оригинальная деталь. В январе 2008 года Хэтчетт стал дьяконом пресвитерианской церкви в Бредли Хиллз в Бетесде, штат Мэриленд. Мы вновь утыкаемся в ту конфессиональную тему, которой пришлось заниматься в связи с Редфилдом, Шеппардом Смитом, вице-президентом Пенсом и, как говорилось в советскую эпоху, другими официальными лицами.

С апреля 2009 года по январь 2011 года Хэтчетт работал в штабе национальной безопасности США при Белом доме в должности директора по политике медицинской готовности. Речь шла о готовности к пандемии. Конкретно, он занимался вопросами, связанными с медицинской разработкой контрмер против пандемии 2009-H1N1 (свиной грипп).

Обратите внимание на годы: 2009–2011! Штаб национальной безопасности США, должность — директор по политике медицинской готовности к пандемии. Я не подтасовываю 5–6 фактов. Эти факты валятся и в одну и ту же лузу попадают. А как гласит теория вероятностей, когда фактов очень много и луз тоже много, не бывает, чтобы они просто случайно попали в одну и ту же лузу.

С января 2011 года по март 2017 года Хэтчетт работал в министерстве здравоохранения и социальных служб США в отделе передовых биомедицинских исследований и разработок (BARDA) в должности главного врача и заместителя управляющего. Там же с марта по ноябрь 2016 года он был управляющим.

На сайте Лондонской школы гигиены и тропической медицины указывается следующее: «В BARDA (то есть в отделе передовых биомедицинских исследований и разработок министерства здравоохранения и социальных служб США. — С. К.) доктор Хэтчетт руководил программами по разработке медицинских контрмер против химических, биологических, радиологических и ядерных угроз, пандемического гриппа и новых инфекционных заболеваний и руководил разработкой вакцин, терапевтических средств и средств диагностики для ряда новых вирусов или помогал в этой работе, включая вирусы гриппа H3N2v (гонконгский грипп) и H7N9 (птичий грипп), MERS (ближневосточный респираторный синдром), лихорадки Эбола и Зика».

С апреля 2017 года Хэтчетт является исполнительным директором CEPI. Понятно, кто нас спасает? Уважаемые граждане, вас будут спасать комплексно. Не только через вакцинацию, но и через нее тоже.

Одновременно Хэтчетт входит в правление CEPI — коллегиальный орган управления, в котором представлены инвесторы, наблюдатели и ключевые специалисты в различных областях, связанных с деятельностью CEPI.

Члены правления делятся на две группы — с правом голоса и без права голоса. Исполнительный директор в правлении права голоса не имеет.

Хэтчетт — не единственная фигура, пришедшая из рамсфелдовского прошлого для того, чтобы навязать нам ковидную благодать.

В правление CEPI входит также некий Раджив Венкайя, доктор медицины, президент одной из компаний по производству вакцин. В отличие от Хэтчетта, у Венкайи в правлении есть право голоса. На сайте CEPI указаны такие места работы данного гостя из рамсфелдовского прошлого: вакцинное подразделение, Takeda Pharmaceutical Company Limited.

Takeda Pharmaceutical — это крупнейшая азиатская фармацевтическая компания, входящая в 15 крупнейших компаний в мире. Это японская по своему генезису компания. Ее основатель — японец, господин Тёбээ Такэда. А ее ключевая фигура — президент компании господин Ясутика Хасэгава. Центральный офис компании находится в городе Осака. Там же находится один из научно-исследовательских центров. Одновременно это глобальная исследовательская структура, заводы которой много где находятся, включая Россию. Оборот компании в 2019 году составил почти 31 миллиард долларов.

Вот о чем вспоминает 24 апреля 2020 года член совета CEPI, обладающий правом голоса, он же — руководитель вакцинного подразделения этой самой Takeda господин Раджив Венкайя, который служил когда-то специальным помощником президента и старшим директором по биологической защите в Белом доме. Когда это было? С 2005 по 2007 год. Раджив Венкайя был также основным автором Национальной стратегии по пандемическому гриппу.

Спросят: «А как же Хэтчетт, Мехер и другие?» Успокойтесь. Сам Венкайя нам все расскажет. Вот что говорит Венкайя: «Пятнадцать лет назад в ответ на угрозу птичьего гриппа H5N1 моя команда в Белом доме разработала Национальную стратегию борьбы с пандемическим гриппом. Мы осознали, что миру придется пройти первую волну пандемии и, возможно, вторую волну без вакцины.

Под руководством доктора Ричарда Хэтчетта и Картера Мехера мы работали с разработчиками моделей заболеваний и ключевыми заинтересованными сторонами над созданием стратегии скоординированных вмешательств на ранних этапах (выделено мною. — прим. С. К.), таких как закрытие школ и социальное дистанцирование, для отсрочки и снижения пика заболеваемости и сокращения общего числа заболевших».

Поскольку тут наряду с Хэтчеттом упоминается и господин Мехер, то я даю краткую справку о Картере Мехере — докторе медицины в области реаниматологии, старшем советнике Управления здравоохранения министерства по делам ветеранов США, который входил в ту группу Рамсфелда, чьи деяния описывает цитируемый мною Раджив Венкайя.

Поскольку длинные вклинивания в важное интервью господина Венкайя нецелесообразны, то я приведу только самые существенные сведения по поводу Мехера.

11 апреля 2020 года The New York Times написала, что «через неделю после того, как в США был выявлен первый случай коронавируса, и за шесть недель до того, как президент Трамп наконец принял агрессивные меры для противодействия опасности, с которой столкнулась нация, — пандемией, которая, как прогнозируется сейчас, унесет десятки тысяч жизней американцев, — доктор Мехер торопил самых высокопоставленных бюрократов от здравоохранения пробудиться и подготовиться к возможности более суровых действий».

«Вы, парни, смеялись надо мной, когда я кричал о закрытии школ. Теперь я кричу: закрывайте колледжи и универси­теты», ― написал Мехер группе «Крас­ный рассвет», сообщает газета.

В данном случае газета именует «Красным рассветом» некую цепочку или цепочки писем, организованные главным медицинским сотрудником департамента внутренней безопасности доктором Дуэйном Канива и близкими к нему кругами медицинских экспертов и друзей. Их число в итоге выросло до нескольких десятков. «Красный рассвет», как сказал доктор Канива, был предназначен для обмена информацией между коллегами, отвечающими за COVID-19. Это такая спецсвязь, которая называется «Красный рассвет». При этом коллеги господина Канива были врачами из различных ведомств, включая Пентагон и Департамент внутренней безопасности. Коллеги постепенно раздражались всё более от того, что Трамп не ловит мышей и не вводит крайних мер.

Одним из этих коллег по «Красному рассвету» был этот самый доктор Мехер. Приведя его обращение к коллегам по линии «Красного рассвета» (то есть некоей параллельной бюрократической полусекретной структуры), The New York Times более подробно информирует нас о позиции Мехера.

«Как бы вы их ни занижали (имеются в виду параметры распространения инфекции, обсуждаемые в этой параллельной системе „Красным рассветом“. — С. К.), ситуация будет плохой», — написал старший консультант по медицине в министерстве по делам ветеранов д-р Картер Мехер 28 января 2020 года.

Кому Мехер это написал? Вот этому «Красному рассвету». То есть некоей группе экспертов — ведомственных, сидящих в ведомствах экспертов — по здравоохранению.

Значит, эти эксперты разбросаны по разным ведомствам и университетам и собраны в месте под названием «Красный рассвет». Теперь их инструктирует Мехер. Он говорит: «Занижайте-занижайте параметры, всё равно ситуация будет плохой. И еще не то придется делать. Это я вам говорю. Я знаю, что говорю. Я все это разрабатывал. Я главный по разработке. Цыц!»

Как сообщает The New York Times, Мехер еще 28 января (цитата) «предупредил, что Всемирная организация здравоохранения и Центр контроля и профилактики заболеваний „запаздывают“ с ответом на новый коронавирус». А вот цитируемая The New York Times выдержка из письма Мехера от 28 февраля: «Я думаю, эти данные достаточно точны, чтобы убедить людей, что это все станет совсем плохим, и нам потребуется применить полный набор средств (точечное многоуровневое сдерживание, TLC)».

Ну вот, применили. Теперь все облегченно вздыхают, что вроде завершают применение, и что не до конца еще применили — по смягченной схеме… Не обольщайтесь — всё еще впереди!

Ну, а теперь я возвращаюсь к воспоминаниям господина, который во времена Буша руководил и Мехером, и Хэтчеттом, и другими, стоявшими у истоков стратегии всеобщей карантинизации.

Говоря о необходимости объяснить эту стратегию, господин Раджив Венкайя вспоминает о задействованной тогда для такого объяснения метафоре, которая, по его мнению, крайне актуальна и сейчас. Что же это за метафора?

«Объясняя стратегию,  — говорит Раджив Венкайя, — мы попросили людей представить себе каждый вид вмешательства, например, закрытие школы, как кусочек швейцарского сыра — несовершенный барьер для передачи вируса, представленный отверстиями в сыре. Когда в начале вспышки комбинируются несколько частично эффективных вмешательств, как положенные друг на друга кусочки швейцарского сыра, отверстия перекрываются, и передача вируса замедляется или даже прекращается».

Предлагаю всем гражданам России непрерывно представлять себе кусок сыра в виде успокоительного образа, смягчающего их отсидку… прошу прощения, пребывание в самоизоляции. Ну и вспоминать, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. А здесь речь идет о сыре с фантастической ценой во многие триллионы долларов. Что же касается того господина, который делится с нами этими воспоминаниями, то он ведь не останавливается на делах давно минувших дней, а говорит о ковиде следующее:

«Правительства по всему миру применили варианты этой стратегии (сыра. — С. К.) против COVID-19. Южная Корея добилась успеха с особенно эффективным кусочком (сыра. — С. К.): массированное тестирование, отслеживание контактов, карантин и изоляция. Как только было признано, что COVID-19 передается в США, Штаты приняли многоуровневые подходы, чтобы избежать катастрофической нагрузки на больницы и спасти жизни. Мы только начинаем наблюдать результат этих усилий.

Мы не можем изменить прошлое, но у нас есть второй шанс показать, что мы можем сдержать этот вирус. Широко распространенные требования оставаться дома могут в конечном итоге подавить передачу вируса до уровня, который существовал несколько недель назад, перемотав эпидемиологические часы и сделав возможным сдерживание еще раз.

На этом этапе мы можем предпринять три шага, которые позволят нам ослабить самые ограничительные меры по социальному дистанцированию и вновь открыть наши города».

Требование, чтобы все носили маску, — это требование № 1.

«Тканевая маска не обеспечивает существенной защиты человеку, носящему ее, но она может помешать зараженному человеку передать COVID-19 другим. Эпидемиологи называют это контролем источников. Центры по контролю и профилактике заболеваний CDC уже рекомендовали гражданам использовать маски для лица и опубликовали инструкции, как самому изготовить маску, но этого недостаточно. Нам нужна директива, а не просто рекомендация, чтобы каждый носил маску из ткани в общественных местах. Это может существенно сократить заражение в сообществах, одновременно позволяя людям выходить из дома. Это также решило бы острую проблему передачи вируса людьми, у которых нет симптомов».

Есть симптомы, нет симптомов — носи маску!

«Несколько производителей одежды начали производство тканевых масок, чтобы каждый мог иметь их. Универсальный источник контроля может быть очень эффективным слоем швейцарского сыра, который позволил бы нам смягчить другие, более ограничительные меры».

Далее Венкайя описывает требование № 2:

«Проводить тестирование людей. Поскольку мы ослабляем социальное дистанцирование, способ предотвратить вспышки — это быстро найти людей с вирусом и прекратить дальнейшее распространение через тестирование, отслеживание контактов, изоляцию и карантин. Это требует доступности тестирования везде, причем результаты должны быть готовы в течение часов, а не дней.

Чтобы это работало, тестирование должно быть доступно, когда и где людям это нужно. Будут играть роль центры для обслуживания автомобилистов в машинах или передвижные лаборатории, но мы также должны обеспечить тестирование людей, так же, как мы делаем это с услугами каршеринга и доставкой еды. Наем и подготовка рабочей силы позволят расширить отделы общественного здравоохранения с нехваткой кадров и вернут людей к работе. Работники с медицинским образованием могут собирать образцы при поддержке армии немедицинского персонала с соответствующими средствами индивидуальной защиты для безопасного отслеживания контактов и предоставления рекомендаций по добровольной изоляции и карантину. Технологические платформы, которые приводят в действие гигантскую экономику, могут быть перепрофилированы и растиражированы, чтобы сделать это возможным по всей стране.

Самым важным фактором, способствующим своевременному тестированию, станет широкая общественность, чей вклад и чувство личной ответственности могут обеспечить проведение тестирования, когда оно необходимо. Было бы идеальным, если бы люди шли на тестирование в тот момент, когда у них появляются симптомы, так же рефлексивно, как они используют термометр, если у них лихорадка.

И если у них есть COVID-19, то, изолируя себя и прося свои контакты добровольно изолироваться, они могут помочь им стать конечным звеном цепи передачи, а не просто звеном в ней».

Это слова руководителя рамсфелдовской программы господина Венкайи, который сейчас занимается всем этим в очень крупной фирме. Это его слова и его подельников. И слова эти звучат не в отдаленную эпоху, я их не из далекого прошлого вынимаю. Это звучит сейчас.

Ну, а дальше Венкайя, успокаивающий нас с помощью адресации к метафоре швейцарского сыра, переходит к главному, оно же — очередные отсидки… прошу прощения, акты гражданской ответственности.

«Приготовьтесь к повторным скачкам COVID-19», — заявляет этот господин. Заявив же оное, разъясняет, почему надо приготовиться.

«Как мы видим в Азии,  — говорит он, — ослабление социальных вмешательств может привести к возобновлению передачи вируса. Это будет представлять риск до тех пор, пока у нас не возникнет иммунитета у существенной части населения в результате применения вакцины и/или предыдущего воздействия вируса. Нам необходимо определить триггеры для раннего и скоординированного повторного введения социальных вмешательств, такие как лабораторный надзор в сообществе или наша неспособность связать новые случаи с известными случаями. Эти триггеры и действия должны быть поняты и осуществлены всеми сообществами.

После этой волны пандемии COVID-19 у нас будет «новый нормальный» (характерно, что слова и «новый», и «нормальный» взяты этим господином в кавычки. — С. К.) образ жизни и работы, который обеспечит некоторый уровень защиты по сравнению с нашей жизнью до пандемии. С самого начала мы можем ожидать меньше публичных собраний, меньше поездок, больше социального дистанцирования на рабочем месте и больше взаимодействий в виртуальном пространстве. Это, безусловно, снизит риск повторного скачка. И если мы успешно развернули первые два решения — маски и тестирование, — мы можем избежать самых крайних мер, которые мы проводим сейчас».

Завершая свое пророчество, господин Венкайя вновь — у него, видимо, какое-то специальное к этому влечение — адресует нас к метафоре швейцарского сыра… Много умерших от COVID-19, все прочее… Можно было бы что-нибудь еще разыскать…

Итак, метафора швейцарского сыра в исполнении господина Венкайи: «Эти вмешательства (три только что перечисленные. — С. К.), — говорит он, — представляют собой нарезанные ломтики швейцарского сыра, которые могут позволить нам вновь открыть наши города, одновременно предотвращая повторное возникновение инфекций. Они позволят нам сгладить вторую волну пандемии, если она случится осенью — или раньше — но самое главное, они позволят нам выиграть столь необходимое время, пока мы не получим вакцину». Которую он как бизнесмен-вакцинатор произведет. Или его подельники по этому делу.

Ну и, конечно же, вакцину получит в любом случае CEPI, членом правления которой является данный представитель крупнейшей японской фармакологической компании и одновременно один из членов той группы Рамсфелда, которая впервые стала разрабатывать карантин (я убежден теперь в этом просто на 100%!) не как меру защиты населения, это предлог, а как способ трансформации и общества, и человека.

Но имею ли я по-настоящему серьезные основания для того, чтобы настаивать на том, что ковидные дела и впрямь заточены, повторю еще раз, на трансформацию и общества, и человека? Да, я имею основания так полагать. Но об этом в следующей серии.

 

(Продолжение следует.)

https://rossaprimavera.ru/article/0291f221