Вокруг боевых искусств ходит множество мифов. Как правило, люди этим мифам верят, их принимают за истину, так как не знают истинного положения вещей. Эти мифы настолько укореняются в массовом сознании, что любая попытка их опровергнуть часто воспринимается в штыки: «Да что вы такое говорите? Ведь ВСЕМ ИЗВЕСТНО, что дело обстояло совсем не так!» И все же попытаемся заняться этим неблагодарным делом.
Есть поговорка: «Не путайте каратэ с распространенным в нашей стране одноименным видом спорта». То же самое можно сказать и про ушу. В буквальном переводе слово «ушу» означает «боевые искусства», это слово является общим названием для всех боевых искусств Китая. Однако в XX веке китайское правительство решило создать новые виды спорта на основе ушу. Так, в частности, появилась разновидность художественной гимнастики, которую официально назвали «соревнованиями по исполнению комплексов ушу». Эту «гимнастику ушу» стали преподавать в школах и официально пропагандировать по всей стране и за рубежом. Вот поэтому и сформировалось мнение, что ушу – это, якобы, гимнастика. На самом деле у реального ушу со спортивным ушу («гимнастикой ушу») нет практически ничего общего, это – два разных явления, называемых одним и тем же словом, отсюда и происходит путаница.
Термин «кунфу» – это искаженное европейское произношение китайского слова «гунфу». Словом «гунфу» в Китае называли любой вид деятельности, в котором можно совершенствоваться. То есть термин «гунфу» может быть отнесен к боевым искусствам, но он также может быть отнесен и к искусству кулинарии, и к работе художника, и к хоровому пению. Термин же «ушу» обозначает именно боевые искусства. Таким образом, «ушу» и «кунфу» – это просто разные устоявшиеся названия одного и того же явления.
Наивно-юмористическим опровержением этого мифа служит ссылка на классические гонконговские кинобоевики-кунфу, где для того, чтобы забить насмерть одного-единственного «главного гада», обычно требуется от двух до пяти положительных персонажей, и то им это еле-еле удается.
Если же говорить более серьезно, то нужно разбираться с вопросом: а ЗАЧЕМ люди в древности вообще занимались боевыми искусствами? Отнюдь не ради побед в спортивных состязаниях, которых просто-напросто не было. И не ради развлечения или поправки здоровья (такие тенденции стали появляться лишь в конце XIX века). Люди занимались боевыми искусствами потому, что это было НЕОБХОДИМО ДЛЯ ВЫЖИВАНИЯ. В противном случае на них бы просто никто не стал тратить времени – жизнь была тяжелой, никаких программ социального обеспечения не существовало, и заработать на еду было очень и очень трудно.
Какие категории населения серьезно занимались боевыми искусствами?
Отчасти армия – но лишь отчасти. В разговоре об армии нужно обязательно учитывать исторический период и конкретное место действия. С одной стороны, офицеры российского генштаба, путешествовавшие во второй половине XIX века по северному Китаю, оставили немало зарисовок занятий ушу в армии, но с другой стороны, в китайской истории известны периоды, когда армию, к примеру, комплектовали в основном из преступников, в солдаты ссылали в качестве наказания – естественно, таких людей особо серьезно ничему не обучали. Без участия в боевых действиях армия тоже «застаивалась» и начинала разлагаться – прекрасно изобразил картину загнивания элитной «восьмизнаменной» армии в конце династии Цин знаменитый китайский писатель Лао Шэ в своем неоконченном романе «Под пурпурными стягами».
Кто же занимался боевыми искусствами из гражданских лиц? Те, чья повседневная жизнь была связана с высокой вероятностью вступления в бой. Это – жители пограничных мест, а также те, кому приходится путешествовать по местам, где высок риск нападения бандитов – профессиональные охранники караванов. Сюда же относятся телохранители, а также сами бандиты, и те, кто с этими бандитами боролся.
Трудно поверить, что "гориллы"-телохранители, бандиты с большой дороги или профессиональные рубаки из пограничных войск окажутся высокоморальными мудрецами, иначе откуда бы взялось пронизывающее всю конфуцианскую культуру презрение, испытываемое «гражданскими» к «военным»? Действительно, некоторые поговорки ушу открытым текстом говорят, что люди, на высоком уровне владеющие боевыми искусствами, могут встретиться как с одной, так и с другой стороны баррикады, как среди лояльных граждан своей страны, так и среди бандитов и убийц. Некоторые стили особенно и не скрывают, что среди мастеров некоторых поколений попадались и разбойники, которые даже включены в официальную генеалогию стиля. Так, от бандита выводит свою генеалогию одна из ветвей стиля богомола. У бродячего бандита изучал боевую технику знаменитый мастер Лю Дэкуан, оставивший свой след во многих известных стилях, вплоть до такого популярного, как багуачжан. Поэтому не надо пытаться переписывать историю, жизнь имеет и светлую и темную стороны, и надо стремиться перенимать положительное даже у сугубо отрицательных персонажей.
Монастырь всегда и везде – в любой стране мира и в любой конфессии – был местом, где уединялись люди с целью РЕЛИГИОЗНОЙ практики. Если в каких-нибудь голливудских или гонконговских кинолентах какой-нибудь монастырь изображают в виде университета боевых искусств, то это – исключительно плод фантазии авторов фильма. В реальности даже в знаменитом монастыре Суншань Шаолинь боевыми искусствами занимались далеко не все. Горы Суншань – довольно глухое место, где жило много бандитов, и на монастырь Шаолинь не раз нападали – вот и приходилось монастырю содержать охрану, «монашеские войска». Именно «монахи-воины» из «монашеских войск» в основном и практиковали боевые искусства. Причем надо отметить, что очень часто «монахами-воинами» становились люди, которые и в мирской жизни до монашества занимались боевыми искусствами (например, участники разгромленных антиправительственных организаций, скрывавшиеся от властей). История шаолиньского ушу также содержит немало примеров того, как уровень монастырского боевого искусства резко поднимался после «прилива свежей крови» из мирских стилей: так было при династии Сун, когда Цзюэюань разработал пятиступенную систему обучения и свои знаменитые «72 приема», так было при династии Юань, когда патриарх Фуцзюй собрал 18 знаменитых мирских мастеров, обогативших монастырскую технику...
Истина в том, что шаолиньское ушу – это не один стиль, а конгломерат стилей. В монастыре всегда было много учителей, каждый из которых обучал несколько учеников, и каждый из учителей учил своему и по-своему. В результате о едином стиле говорить невозможно. Естественно, за века совместной жизни и параллельного преподавания происходил обмен техникой, некая стандартизация, взаимопроникновение принципов, но никто и никогда не ставил задачу приведения всего к единому знаменателю, стандартизации преподавания. И поэтому сейчас занимающиеся шаолиньским ушу обычно уточняют, что практикуют такой-то из шаолиньских стилей, ибо заниматься всеми шаолиньскими стилями одновременно – невозможно.
Если в существовании Северного Шаолиня (монастыря Шаолинь на горе Суншань в уезде Дэнфэн провинции Хэнань) никаких сомнений нет – он существует до сих пор – то с южным все не так просто. В первой половине XX века знаменитый исследователь ушу Тан Хао из Центрального Института гошу в Нанкине посвятил этому вопросу специальное исследование. Он поехал в провинцию Фуцзянь, где, согласно легенде, находился монастырь Южный Шаолинь, и первым делом обнаружил, что разные географические ориентиры (горы и т.п.), рядом с которыми согласно легендам стоял монастырь, в реальности отделены друг от друга сотнями километров и в некоторых случаях даже находятся в разных провинциях. Изучение уездных документов, в которых были зафиксированы все когда-либо стоявшие в этих уездах храмы, также не позволило обнаружить хотя бы один храм с названием, похожим на «Шаолинь». Зато обнаружилось удивительное совпадение перипетий легендарной истории храма, имен основных персонажей и т.п. с текстом средневекового романа «Вань нянь цин», где рассказывается о тайном путешествии на юг маньчжурского императора и об уничтожении монастыря Южный Шаолинь. На основании своего исследования Тан Хао сделал однозначный вывод: никакого монастыря Южный Шаолинь не существовало, а вся история является пересказом романа XVIII века, содержание которого, попав в крестьянскую среду, стало передаваться из уст в уста, и в итоге было принято за рассказ о реальных событиях.
Впервые термин «нэйцзяцюань» – «кулак внутренней семьи» – упоминается в «Эпитафии на могильном камне Ван Чжэннаня», датируемой 1699 годом. Однако речь там идет вовсе не о тайцзицюань, синъицюань и багуачжан (кстати, багуачжан тогда и не существовало), а о конкретном стиле с названием «нэйцзяцюань», к настоящему времени исчезнувшем.
Впервые обобщение трех упомянутых стилей под единым термином «нэйцзяцюань» возникло на рубеже XIX-XX веков, когда мастер синъицюань Сунь Лутан с несколькими другими пекинскими мастерами, побратавшись, открыли зал боевых искусств, где стали преподавать тайцзи, синъи и багуа. Зал этот был назван «Зал стилей внутренней семьи». Изначально там собрались мастера четырех стилей, решивших объединить свои знания в единый стиль, но потом мастер северо-восточного тунбэйцюань Чжан Цэ поссорился с Сунь Лутаном и покинул эту компанию, и остались там мастера только трех стилей. Неважественные люди начали называть преподававшиеся там стили «внутренними». Книги Сунь Лутана, где он говорил о том, что суть у тайцзицюань, багуачжан и синъицюань на самом деле одна (как и у всех прочих стилей) лишь усугубили это недопонимание: люди стали говорить, что, якобы, Сунь Лутан утверждал, что эти стили ЯВЛЯЮТСЯ ВНУТРЕННИМИ. При этом обычно утверждающие это, как правило, сами Сунь Лутана не читали, ибо в одной из своих самых знаменитых статей, написанных в 1929 году Сунь Лутан первую четверть статьи посвятил тому, чтобы заклеймить позором тех, кто пытается делить стили ушу на «внутренние» и «внешние», а остальные три четверти рассказывает про свою беседу со старым мастером Сун Шижуном, который высказывал точно такие же мысли, и о том, что «внутренними» и «внешними» бывают не стили, а методы наработки мастерства, и что в любом стиле могут быть как «внутренние», так и «внешние» методы.
Однако все было бесполезно. В китайской культуре «внутреннее» всегда ценилось выше, чем «внешнее», поэтому в китайском понимании «внутренние» стили априорно лучше, чем «внешние». Однако разве какой-нибудь стиль признает себя хуже других? Обратим внимание, что деление на «внутренние» и «внешние» возникло именно среди занимающихся «внутренними стилями», а занимающиеся «внешними стилями» никогда себя представителями «внешних» стилей не называли – ведь это было бы равносильно признанию себя худшими. Все же попытки якобы объективного обоснования отличия «внутренних» стилей от «внешних» обычно демонстрировали лишь плохое знакомство «обоснователей» со стилями, которые они считали «внешними». Очевидно, что для действительно объективного обоснования различия необходимо знакомство исследователя на высоком уровне хотя бы с несколькими десятками стилей китайского ушу – а это выше сил обычного человека; те же подвижники, которые, как Сунь Лутан, действительно серьезно знакомились со многими стилями, мнения о разделении стилей на «внутренние» и «внешние» не поддерживали. Таким образом, деление стилей на «внутренние» и «внешние» – рекламный лозунг, принимаемый некритическим умом за кем-то доказанную истину.
Этот миф опровергается хотя бы просмотром любого более-менее солидного справочника по ушу (например, знаменитого «Большого словаря китайского ушу» под редакцией Ма Сяньда), выписыванием упомянутых там стилей и установлением того, какой процент из них окажется подражательными (если стилей будет упомянуто хотя бы несколько десятков, то вряд ли из них подражательными будет хотя бы десять). Миф о «подражательности» ушу сформирован гонконговским кинематографом и китайскими спортивными соревнованиями по ушу.
Целью занятий боевыми искусствами была победа в бою. Поэтому, движения в них отбирались с точки зрения боевой эффективности, а не с точки зрения похожести на что-либо. При этом отдельные вещи действительно могли описываться путем сравнения с каким-либо животным, но это сравнение шло в основном ради удобства понимания, и не играло какой-либо определяющей роли. Так, создатель стиля богомола во главу угла поставил непрерывную атаку и защиту обеими руками одновременно, и сравнил применяемые при этом перехваты рук противника с тем, как крепко богомол цепляет что-либо своими лапками. Однако хотя медленные переползания богомола абсолютно не подходили для боя, создателя стиля это ничуть не смутило: он спокойно внес в стиль нормальные быстрые перемещения, и сравнивать их стал не с богомолом, а с тем, как быстро и ловко перемещается обезьяна. В синъицюань отдельные базовые приемы сравнивают с движениями отдельных животных – медведя, змеи, крокодила и т.п., но сравнение каждый раз касается одного конкретного движения или типа движений. В распространенном в провинции Фуцзянь стиле тигра за основу взята идея яростного напора, а вовсе не бегание на четвереньках и кусание противника. В некоторых стилях комплексы, в которых была зашифрована техника ведения боя с земли и, соответственно, было много движений, связанных с падениями и акробатикой, называли комплексами «пьяного». В Средние века, упорядочивая технику шаолиньского ушу, Цзюэюань с товарищами разбили приемы на пять групп и условно обозначили каждую группу названием одного животного, утверждая, что приемы данной группы чем-то походят на характер этого животного.
В XX же веке о боевых искусствах стали говорить те, кто ими сам не занимался, и вектор поменялся на противоположный: теперь стали идти не от сути, а от внешней формы. Услышали в Гонконге про то, что шаолиньский стиль делился на пять направлений, связанных с животными – и стали появляться фильмы про «пять животных стилей Шаолиня». Понадобилось еще снять что-нибудь – и придумали «стиль пьяницы». Дальше – больше «стиль змеи», «стиль спящего», «стиль шахматных фигур»... В КНР шли примерно походим путем, только там основной определяющей идеей придумывания новых подражательных стилей была зрелищность спортивных состязаний. Из стиля орлиных когтей убрали боевую составляющую, но зато добавили движений, имитирующих кружащегося в полете орла. Лобовой град ударов стиля богомола заменили на раскачивания корпусом в низком приседе, имитирующие раскачивание богомола, сидящего на ветке. Понадобилось еще народ удивить – вспомнили про роман «Путешествие на Запад» и придумали комплекс «обезьяна с шестом». Ну а околоспортивные функционеры, по мере необходимости тут же стилям древнюю генеалогию придумывали: и «меч пьяного», оказывается, от средневекового поэта Ли Бо происходит, который, подвыпив, любил с мечом упражняться (хотя что он собственно при этом вытворял – никому не известно, да и вряд ли он кого-нибудь чему-нибудь обучал), и упоминания «стиля обезьяны» в исторических документах находят (о том, что обычно в документах речь идет совсем о других стилях, которые существуют до сих пор но с демонстрируемым на состязаниях стилями никак не связаны, при этом предпочитают умолчать), и вообще – честно отрабатывают свою зарплату.
Миф о том, что тайцзицюань является даосским стилем, идет, очевидно, от легенды о Чжан Саньфэне. Вообще, в настоящее время существуют две различные версии происхождения тайцзицюань. Согласно той, которая является ныне официальной, тайцзицюань – это боевое искусство семьи Чэнь из деревни Чэньцзягоу уезда Вэньсянь провинции Хэнань, а разработал его либо Чэнь Бу, благодаря которому в XIV веке род и переселился в Чэньцзягоу (до этого члены этой семьи проживали в Дахуайшу уезда Хундун провинции Шаньси), либо Чэнь Вантин (Цзоутин), живший в XVII веке. В любом случае в «чэньской» версии никаким даосизмом и не пахнет; члены рода Чэнь были самыми обычными людьми. Конкурирующая версия выводит тайцзицюань либо от Хань Гунъюэ, жившего в Эпоху Южных и Северных династий (VI век), либо от Чжан Саньфэна с гор Удан. Исследование этой версии начал в 1930-х годах знаменитый мастер тайцзицюань У Тунань, а его ученики продолжали в настоящее время. Рассмотрим результаты их исследований подробнее.
Они установили, что тот стиль, что, возможно, был создан Хань Гунъюэ, был утерян еще в средневековье, и связывать его с современным тайцзицюань было бы неправильно. Чжан Саньфэнов в исторических документах упоминается два, их имена записывались разными иероглифами, они жили в разное время, и в исторических документах нет никаких упоминаний о связи этих даосских отшельников с боевыми искусствами. Тот Чжан Саньфэн, что жил при династии Южная Сун, считается представителем стиля, который условно можно назвать «южной ветвью тайцзицюань»; этим стилем, возможно, занимались такие упоминаемые в хрониках люди, как Ван Чжэннань и Чжан Сунси; этот стиль к настоящему времени утерян и о нем ничего достоверно не известно. Распространенная ныне версия тайцзицюань может быть условно названа «северной ветвью тайцзицюань» и прослеживается до того Чжан Саньфэна, что жил на стыке династий Юань и Мин. Он создал т.н. «тайцзицюань из тринадцати форм» на основе неоконфуцианского учения о Великом пределе и даосской «наработки Великого предела». Таким образом даже в этой версии основа тайцзицюань не является чисто даосской, да и последующие преемники традиции даосами вовсе не были. Значит, оснований считать тайцзицюань «даосским стилем» нет.
Версия о том, что багуачжан является даосским стилем, происходит, очевидно, от легенды о том, что, якобы, первоучитель багуачжан Дун Хайчуань чему-то научился у некоего даоса на горе Цзюхуашань в провинции Аньхой, а также на том основании, что понятие «восемь триграмм» люди обычно связывают с «Каноном перемен», которую считают относящейся к даосской литературе. В данной логической цепочке практически ни одно звено не выдерживает серьезной критической проверки.
Во-первых, «И цзин» не является даосской книгой. Китайская традиция возводит происхождение триграмм к деятельности первого императора Фу-си. Целостная философская концепция триграмм впервые была сформулирована в приписываемой Конфуцию комментирующей части «И цзина». «Канон перемен» стоит на первом месте среди классических книг конфуцианства, входит в «Пятиканоние» и «Тринадцатиканоние».
Во-вторых, понятие «восемь триграмм» в названии стиля или комплекса ушу вовсе не обязательно вызвано параллелями с «Каноном перемен». Символика восьми триграмм была весьма сильно распространена в Китае, рисовались они обычно расположенными по кругу, и потому понятие «восемь триграмм» могло обозначать, к примеру, «все стороны света» или «круговое движение». Так, в широкоизвестном южном стиле ушу хунцзяцюань есть комплекс «багуа гунь» («шест восьми триграмм»), который так назван потому, что приемы проводятся на все восемь сторон света. Одна из версий происхождения названия «багуачжан» утверждает, что Дун Хайчуань назвал свой стиль таким образом потому, что хотел подчеркнуть преимущественно круговой характер движений.
В-третьих, нам абсолютно неизвестно, что, где и у кого изучал Дун Хайчуань. Известно, что в лучших традициях своей эпохи он исходил пешком много провинций, разыскивая укрывшихся от мира мастеров и стремясь перенять у них самое лучшее. Он перенимал даосские методы саморазвития, но он также перенимал и буддийские методики, и не относящиеся ни к какой религиозно-философской концепции методы самосовершенствования отдельных людей, изучал самые разные методы боя. Учились у него самые разные люди, в том числе представители маньчжурского и монгольского воинских сословий, которые точно даосами не были. Известно, что (опять же в традициях своей эпохи) каждого из своих учеников Дун Хайчуань не учил определенному стилю, он учил человека ДРАТЬСЯ и ВЫЖИВАТЬ В БОЮ, руководствуясь индивидуальными особенностями ученика (Инь Фу тренировал императорских телохранителей и уже владел боевыми навыками, Чэн Тинхуа был лучшим борцом своего уезда и т.п.), поэтому, когда ученики стали передавать изученное дальше, обучая так, как учили их самих, то получились не вполне сходные между собой ветви багуачжан. Таким образом, делать заявление о том, что багуачжан, якобы, является «даосским стилем», было бы как минимум необоснованно.
Джеки Чэн обучался в ТЕАТРАЛЬНОЙ ШКОЛЕ, где его учили приемам СЦЕНИЧЕСКОГО БОЯ. Боевым искусствам он НЕ ОБУЧАЛСЯ ВООБЩЕ. Сомневающиеся отсылаются к его автобиографической книге «I am Jackie Chang» (русский перевод – «Я, Джеки Чан», выпущен издательством «София»). Все, что он показывает в фильмах – театр и акробатика. Некоторые стили ушу он выдумывал специально для фильмов.
Образ Брюса Ли сильно раздут. Непредвзятый анализ его биографии показывает, что «множеством проведенных в детстве уличных схваток» названы обычные мальчишеские драки, что драка двух 20-летних парней в США названа «боем с представителем китайской диаспоры, не желавшей, чтобы Брюс Ли обучал секретам китайских боевых искусств представителей других национальностей» (хотя сам Вонг Джэк Мань – противник Брюса в той схватке – до сих пор жив, и по его словам никто его никаким представителем не выбирал, просто Брюс в публичном выступлении заявил, что является настолько хорошим бойцом, что побьет в Америке любого, а кто не верит – пусть попробует это опровергнуть, и Вонг вызвался попробовать; при этом результат схватки в пользу Брюса трактуется только его женой, по мнению всех остальных свидетелей схватка окончилась вничью, а ее ход жена Брюса в своей книге сильно исказила, стремясь представить мужа в выгодном свете). Не выдерживает проверки и утверждение о том, что Брюс в совершенстве овладел стилем юнчунь (по отзывам обучавшихся вместе с Брюсом он был, конечно, не из последних, но и в ближайших учениках не числился, а приведший его к учителю Е Вэню Хуан Чуньлянь постоянно бил Брюса в дружеских схватках как во время учебы того у Е Вэня, так и во время последующих визитов Брюса в Гонконг) и о том, что он изучил много других стилей (достоверно известно лишь что он взял несколько уроков стиля богомола у одного гонконговского мастера, но сохранившаяся кинозапись демонстрации Брюсом стиля богомола ывзывает у мастеров стиля лишь ироническую усмешку). Все сходятся на том, что Брюс Ли действительно обладал от природы выдающимися физическими данными, но в конце концов он на свете не один такой (и даже не один такой в Китае). Просто в конце 1960-х Китаю требовался национальный герой, и им стал Брюс Ли, удачно «раскрученный» прессой и киноиндустрией. Кроме того, Брюс Ли стал первым, кто популяризовал ушу в США, а так как американцы традиционно путают свои собственные проблемы с общемировыми (как может какой-нибудь китайский парень из провинции Хэбэй или Хэйлунцзян считаться хорошим бойцом, если он не был на чемпионате Западного побережья в Сан-Франциско? Никогда про этот чемпионат не слышал или не было денег приехать? Это гнилые отмазки, ВСЕМ ИЗВЕСТНО, что настоящие бойцы – это только те, кто был на этом чемпионате), то постепенно американский взгляд на Брюса Ли утвердился в популярной литературе как, якобы, объективная точка зрения.
Чтобы понять причину возникновения этого мифа, нужно кратко ознакомиться с историей распространения тайцзицюань.
Существует много легенд о происхождении стиля, но все они сходятся в одной пространственно-временной точке: в первой половине XIX века Ян Фукуй по прозвищу Лучань в деревне Чэньцзягоу уезда Вэньсянь провинции Хэнань изучил у представителей семьи Чэнь боевое искусство, которое называется тайцзицюань. С помощью этого боевого искусства он стал настолько мощным бойцом, что получил прозвище «Ян Уди» – «Ян Не Имеющий Противников».
Таким образом, в XIX веке тайцзицюань вполне признавалось боевым искусством. Что же произошло далее?
Из Чэньцзягоу Ян Лучань вернулся к себе на родину – в уезд Юннянь той же провинции. Там у него учился земляк У Хэцин по прозвищу Юйсян. Далее что-то произошло, и Ян Лучань, воспользовавшись помощью представителей семьи У, переехал жить и преподавать в Пекин. Некоторые легенды утверждают, что Ян убил человека, и был вынужден искать высокого покровительства. Так как старший брат У Хэцина занимал высокий пост в Ведомстве наказаний (по-современному выражаясь, в одном из шести основных министерств Китая), а второй брат был управляющим одним из уездов, то связи в верхах у них были богатые, и Ян Лучань смог преподавать при императорском дворе. Другие легенды утверждают, что сослуживцы восхищались высоким боевым мастерством У Хэцина, и давили на его старших братьев, чтобы тот переехал для преподавания в столицу, но Хэцин был сильно занят заботами о своей матери, и порекомендовал вместо себя Ян Лучаня.
Так как вращаться во дворце Ян стал не только среди охранников и стражников (которые, обычно, и были основными «потребителями» боевых искусств), но и среди знати и чиновников высоких рангов, то и преподавание ему пришлось подстраивать под их запросы. А им жестокие тренировки, которые характерны для преподавания именно БОЕВОГО искусства, были не нужны, они слышали, что занятия боевыми искусствами помогают укрепить здоровье и продлить жизнь – и именно этого и искали. И Ян сумел удовлетворить всех: трех сыновей обучал по полной программе – и они выросли его достойными преемниками; маньчжуров из лейб-гвардии обучал столько, сколько те могли воспринять – и от них впоследствии пошли новые направления тайцзицюань; для основной же массы чиновничества и знати он упростил движения и создал оздоровительную версию тайцзицюань.
После революции 1911 года и свержения монархии, на волне подъема национального самосознания китайцев резко возрос и интерес к национальным боевым искусствам. В 1916 году Сюй Чжуншэн основал в Пекине Ассоциацию по изучению физической культуры, одним из основных элементов программы которой стало именно тайцзицюань. Так началось массовое распространение тайцзицюань, и шло оно примерно в таком же ключе: кто мог – осваивал боевое искусство в полном объеме, ну а кто не мог – занимался просто для здоровья. В 1928 году, когда завершилась гражданская война и Нанкин стал столицей Китайской республики, многие мастера тайцзицюань были приглашены преподавать на юг – в Нанкин, Шанхай и другие города.
После прихода к власти в стране коммунистической партии и образования Китайской народной республики перед новым правительством встала задача взятия под идеологический контроль ситуации с боевыми искусствами в стране. И чтобы с одной стороны, дать желающим возможность «спустить пар», с другой – чем-то занять многочисленных знакомых с тайцзицюань людей, а с третьих – помочь людям улучшить здоровье (причем, что было немаловажно, с помощью «родных», «китайских», а не заимствованных извне методов), в 1950-х годах был разработан упрощенный комплекс тайцзицюань из 24 движений. За основу были взяты те движения, которые преподавал мастер Ян Чэнфу будучи уже в преклонном возрасте, то есть в которых упор делался уже именно не на боевой, а на оздоровительный аспект. Именно этот вариант был внедрен в массы, именно этим теперь занимаются по утрам миллионы китайцев, именно это видят приезжающие в Китай иностранные туристы, именно это было опубликовано в переведенных на иностранные языки книгах и брошюрах, и именно эту оздоровительную гимнастику тайцзицюань и путают с боевым искусстом тайцзицюань. На этом огромном фоне занимающихся для здоровья, а также уже целых поколений тренеров, выросших на чисто оздоровительной версии и ничего другого знать не знающих (да и, честно говоря, не особенно желающих), просто-напросто теряются те, кто занимается тайцзицюань именно как боевым искусством.
Надо отметить, что «феномен Вон Кью-Кита» – это феномен чисто отечественный, «пост-советского пространства»; люди, выходящие через ИНТЕРНЕТ на контакт с западными любителями кунфу, часто бывали шокированы, узнав, что там, где он живет, про этого «великого мастера» и слыхом не слыхивали. Те же из серьезных западных любителей, кто знаком с его книгами и веб-сайтами, соблюдая в ответах на прямые вопросы должную политкорректность, за глаза ничего хорошего о нем не говорят.
Книги Вон Кью-Кита – это классическая коммерческая макулатура на тему китайских боевых искусств. Один из отечественных любителей ушу образно охарактеризовал их так: «повесить книгу Вон Кью-Кита на гвоздике в известном месте означало бы оскорбить процесс дефекации». Обычно эти книги производят положительное впечатление лишь на тех, кто вообще не знаком с описываемыми в них вещами. Так, книга Вон Кью-Кита по тайцзицюань представляет собой сваленные в кучу базовые сведения по этому направлению, причем в стиле «галопом по европам» (если в китайских руководствах по тайцзицюань описанию одного движения, бывает, по несколько страниц отводится, то здесь на комплекс из 24 движений ушло аж 7 страниц текста и 8 страниц плохих рисунков). Книга Вон Кью-Кита про шаолиньское ушу с реальным боевым искусством монастыря Шаолинь вообще никак не соотносится – достаточно сравнить ее с многочисленными китайскими изданиями, посвященными шаолиньскому ушу, которых в последние два десятилетия вышло огромное количество. И так далее и тому подобное.
Но мало того – исходное низкое качество книг Вон Кью-Кита было еще более снижено отвратительным переводом, выполненным работниками выпустившего эти книги на русском языке издательства «ГРАНД-ФАИР». При простом пролистывании становится ясно, что переводчики не имеют ни малейшего представления о том, про что пишут – о китайских боевых искусствах. Так, в книге «Искусство кунг-фу монастыря Шаолинь» название известного южнокитайского стиля юнчуньцюань (на кантонском диалекте – винчунь) постоянно переводится как «крыло Чунь» (это так они «Wing Chun» поняли). В книге «Тай-цзи цюань» фантазия переводчиков привела к появлению стойки «верхом на козле», сделала известного мастера Пэй Сижуна «прямым потомком признанных мастеров стиля вуданг», а расположение и характер комментариев позволяют сделать вывод, что боевые искусства переводчикам были вообще до лампочки и их в основном волновала эзотерика.
Благодаря кинофильмам и художественным произведениям у людей сложилось впечатление, что в Китае что ни храм – то академия боевых искусств, что ни мастер боевых искусств – обязательно последователь какой-нибудь религии. На самом деле, как и во всем мире, в Китае монастыри и храмы были центром прежде всего РЕЛИГИОЗНОЙ практики, а занимающиеся боевыми искусствами были озабочены прежде всего тем, как защитить себя в повседневной жизни, а вовсе не философско-мировоззренческими проблемами. Единственное место в Китае, где в течении долгого времени декларировалось единство боевых искусств и духовной практики – это монастырь Шаолинь на горе Суншань в уезде Дэнфэн провинции Хэнань.
Считается, что храм был основан в 495 году. Чтобы понять, почему вдруг в Китае возник храм, посвященный чужеземному (индийскому) учению, нужно немного ознакомиться с общей политической обстановкой того периода. В конце IV века север Китая был объединен под властью кочевников-сяньбийцев из рода Тоба, вошедших в историю как «табгачи». Они основали империю Вэй. Основатель империи Тоба Гуй был человеком веротерпимым и практичным, при нем дозволялось исповедовать любую религию (хотя служебные вакансии все-таки предпочитали предоставлять конфуцианцам). Однако в середине V века император Тоба Дао издал указ об уничтожении всех буддийских икон и статуй, сожжении индийских книг и предании смерти всех монахов без учета возраста. Наследник престола Тоба Хуан задержал опубликование указа, что позволило многим монахам скрыться и спасти книги и иконы. В результате концепция, на которую ополчился непопулярный правитель, стала центром притяжения для всех недовольных его правлением. После смерти Тоба Дао и череды придворных убийств к власти в 452 году пришел Тоба Сюнь, отменивший указ своего деда о запрещении буддизма. Он даже разрешил строить пагоды, хотя и с ограничением: не больше одного монастыря с 40-50 монахами на уезд. Смерть буддистам больше не грозила, и даже сам император брил голову в знак уважения к «Учению». В 465 году на престол вступил Тоба Хун I, который был искренним и ревностным буддистом, ознаменовавший свое царствование сооружением гигантской статуи Будды. В 471 году он отрекся от престола в пользу своего малолетнего сына и ушел в буддийскую обитель, но продолжал оттуда руководить политикой, в частности в 475 году он издал указ, запрещающий приносить в жертву животных. Таким образом к концу V века буддизм приобрел в северном Китае очень прочное положение.
Основание храма Шаолинь приписывают индийскому проповеднику по имени Бато. Сопоставление китайских транскрипций индийских имен с известными санскритскими оригиналами позволяет предположить, что на самом деле этого проповедника звали Бхадра. Неизвестно, знал ли он боевые искусства, но хроники донесли до нас имена двух его учеников, которые прославились не только познаниями в буддизме, но и мастерством в искусстве боя. Первый из них – Сэнчоу (именно его Бато назвал своим преемником) – в детстве был слаб, и чтобы поправить здоровье начал заниматься боевыми искусствами. Позднее это занятие ему понравилось, и он стал изучать боевые искусства уже целенаправленно. Хроники пишут, что он мог подпрыгнув достать головой до потолочной балки, отлично дрался в рукопашную; описан случай как он с помощью металлического шеста разогнал двух дерущихся тигров. Другой ученик Бато – Хуэйгуан – был встречен учителем в Лояне, когда этот 12-летний мальчик подбрасывал ногой ножной волан для китайского футбола, выполняя по 500 ударов за один подход. В историю китайского буддизма Хуэйгуан вошел как переводчик буддийского трактата «Десять земель».
Однако обычно основание традиции занятия боевыми искусствами в Шаолине связывают с другим индийским миссионером – Бодхидхармой. Он являлся 28-м патриархом буддизма и основателем отдельной ветви этого учения – чань-буддизма. По-китайски его имя было протранскрибировано как «Путидамо» и впоследствии сократилось до просто «Дамо». Когда учение чань попало в Японию, то там иероглиф, которым записывалось его название, стали читать по-японски – как «дзэн», а имя «Дамо» – как «Дарума». В 527 году (впрочем, называют и другие даты) Бодхидхарма морем прибыл в Гуанчжоу и остановился там в монастыре Вангосы. В то время юг Китая оставался под властью китайских династий. До конца V века там правила династия Ци, однако в 501 году Сяо Янь сверг прежнего правителя-самодура, убил его наследника и объявил об основании новой династии Лян. Он царствовал до 549 года и ознаменовал свое правление исключительной благосклонностью к буддизму. Однако покровительство столь миролюбивому учению не помешало ему перехватить инициативу в военных операциях против северян-табгачей и вернуть пятьдесят городов в бассейне реки Хуай. В историю Сяо Янь вошел под династийным именем У-ди.
Легенда гласит, что в столице государства Лян городе Цзилине (современный Нанкин) между Бодхидхармой и У-ди состоялся диалог. За свои заслуги по отношению к буддизму У-ди ожидал неплохого воздаяния в будущей жизни, поэтому император спросил миссионера о том, что его больше всего волновало: «Велики ли мои заслуги и добродетели в совершении этих дел?» – «Нет в них ни заслуг, ни добродетелей», – ответил индиец. «Почему же нет ни заслуг, ни добродетелей?» – спросил удивленный император. «Все это – не более чем дела, совершаемые посредством деяния, и в них в действительности не содержится ни заслуг, ни добродетелей», – объяснил Бодхидхарма.
Такие парадоксальные взгляды не были поняты окружающими. Разве можно отказаться от чтения сутр и совершения ритуалов, заменив их «взиранием внутрь себя»? И пришлось Бодхидхарме отправиться из империи Лян на север, в империю Вэй. Существуют упоминания в хрониках о том, как он посещал разные места, но не более. Гораздо красивее о его дальнейшей судьбе рассказывают легенды.
Согласно одной из них, он пришел проповедовать в монастырь Шаолинь, но не был понят монахами, и удалился в пещеру на близлежащей горе. Там он просидел лицом к стене 9 лет в медитации, но за это время заснул лишь однажды. Проснувшись, он в гневе отрезал себе предательски слипшиеся ресницы и бросил их на землю. Из ресниц Бодхидхармы вырос чайный куст, и с тех пор люди, чтобы отпугнуть крепкий сон, подбадривают себя крепким чаем.
Другая легенда утверждает, что после девятилетней медитации монахи прониклись уважением к силе духа Бодхидхармы и тому учению, которое он проповедовал. Однако сам Бодхидхарма не смог подняться с земли, так как его ноги потеряли способность двигаться. Но индиец, используя особый комплекс упражнений, восстановил активность своих ног, и предписал монахам сочетать практику молчаливого созерцания с физическими упражнениями.
Так это было или нет – нам неведомо. Исторических документов той поры сохранилось довольно мало, и мы вынуждены полагаться лишь на легенды, которые весьма ненадежны. Даже внутримонастырские источники почти ничего не говорят о монахах-бойцах той поры, лишь о некоторых выдающихся личностях нам кое-что известно. В частности, ни один рассказ о чань-буддизме не обходится без упоминания о втором патриархе – Хуэйкэ. Его мирская фамилия была Цзи, а имя – Гуан. В сорокалетнем возрасте он пошел в ученики к Дамо. Легенда гласит, что в знак чистоты своих помыслов и решимости без страха постигать учение чань Цзи Гуан мечом отрубил себе левую руку и положил ее перед Дамо. Монастырские источники утверждают, что даже с одной рукой он впоследствии неплохо обращался с мечом, и отрабатывал комплекс «эр тан цзянь» («меч второго патриарха») из 28 приемов.
Еще легенды утверждают, что Бодхидхарма передал монахам два трактата, посвященные искусству совершенствования тела: «Ицзиньцзин» («Канон изменений в мышцах») и «Сисуйцзин» («Канон об омовении костного мозга»). Комплексы упражнений с таким названием действительно существуют в шаолиньском ушу в наше время, но происходят ли они на самом деле от Бодхидхармы – опять-таки проверить невозможно. Если верить предисловиям к трактатам, то они были запечатаны в железном ящике, который был спрятан в скале и случайно обнаружен во время ремонта, а впоследствии трактаты были переданы бродячим монахом учителю знаменитого китайского полководца Юэ Фэя, однако современные ученые считают эти предисловия поддельными, а потому и веры содержащейся в них информации мало.
Итак, что же мы имеем в сухом остатке на конец VI века? Имеется монастырь, воздвигнутый в довольно глухом месте. Воздвигнут он был на волне роста популярности буддизма вместе со многими другими. Там бывали выдающиеся личности – ну так и в других буддийских монастырях Китая бывали выдающиеся личности истории буддизма, в том числе и основатели различных буддийских школ. В общем, заурядный монастырь, ничем особенным не выделяющийся. Отчего же к нему вдруг пришла такая слава?
Для этого посмотрим на общую политическую ситуацию начала VII века. К этому времени правящий режим династии Суй прогнил до предела. Массы людей изнурялись и гибли ради утопических целей императора и придворной клики. В 609 году был издан указ, запрещавший простым людям иметь железные вилы, серпы, шилья и ножи. Но уже в 610 году толпа, наэлектризованная буддийской проповедью о пришествии спасителя мира Матрейи, ворвалась в императорский квартал Лояна, обезоружила стражу и начала восстание. Восстание было подавлено регулярными войсками, но с этого времени образовался разрыв между династией и страной. В 615 году императорским указом было предложено сельскому населению перейти в города; почтовые станции, дозорные вышки и деревни окружались стенами – а вне этих стен бушевало море крестьянской партизанской войны. Чтобы поохотиться и попировать, пока его войска под руководством Ван Шичуня будут ловить и казнить его подданных, император Ян-ди отправился на север провинции Шаньси. Как только об этом узнал вождь тюрок Шибир-хан, он поднял своих соплеменников и вторгся в Китай, чтобы попытаться поймать императора. Предупрежденный император успел укрыться в крепости, и после подхода регулярной армии под командованием Ли Юаня кочевники отступили в степи. Армия осталась на границе, а смертельно напуганный император уехал на юг, заперся в крепости Цзянду и предался разгулу, бросив страну на произвол судьбы.
Второй сын Ли Юаня – Ли Шиминь – выступил с программой умиротворения страны и уговорил отца двинуть армию внутрь страны чтобы принять участие в гражданской войне. Семья Ли была очень древней, когда-то ее представители правили княжеством Силян, позднее выходцы из нее принимали участие во многих событиях политической жизни, и потому она пользовалась определенной поддержкой в стране. После того, как кто-то из приближенных задушил пьяного императора, в 618 году Ли Юань объявил себя основателем новой династии – Тан, сам он получил династийное имя Гао-цзу. Однако в 619 году умер его тюркский союзник – Шибир-хан, а его преемник Чуло-хан объявил себя союзником свергнутой династии Суй. Династии Тан пришлось воевать на два фронта. Однако Ли Шиминь в 620 году разбил тюрков, а в 621 в ходе упорных боев в районе Лояна разбил Ван Шичуня и Доу Дяньгэ и взял в плен обоих полководцев.
Легенды рассказывают, что во время одного из сражений Ли Шиминь был разбит, ранен и вынужден бежать, но монахи Шаолиня выловили его из реки, укрыли в монастыре, вылечили, и дали в сопровождение отряд из 13 монахов во главе с Таньцзуном. Якобы именно эти монахи, вооруженные шестами, и разбили Ван Шичуня и Доу Дяньгэ. Сомнительно, чтобы 13 человек – пусть даже и владеющих боевыми искусствами – могли разогнать целую армию. Более вероятным представляется версия о том, что монахи составили отряд телохранителей Ли Шиминя, либо возглавили его войска (в смутное время в монастырях укрывались многие миряне, вполне возможно что у этих монахов было бурное военное прошлое и они имели неплохой опыт управления войсками). Однако тот факт, что монахи Шаолиня действительно помогли Ли Шиминю, и что он не забыл и высоко оценил их поддержку, потверждается последующими событиями.
Расправившись с «врагом внутренним», Ли Шиминь обратился на «врага внешнего», и в 623-625 годах разбил тюрков. Своими успехами Ли Шиминь вызвал зависть и ненависть со стороны своих братьев. Они попытались отравить его на пиру, но он не умер и после тяжелой болезни встал на ноги. Тогда братья уговорили отца вызвать Ли Шиминя во дворец, рассчитывая расправиться с ним. Хотя Ли Шиминь был предупрежден об их намерениях, но, как истый китаец, он не мог ослушаться отца и императора. Он явился во дворец с многочисленной и хорошо вооруженной свитой, составленной из самых храбрых воинов. В завязавшейся схватке братья Ли Шиминя были убиты, и старик император, выслушав доклад сына о преступном заговоре братьев, простил ему совершенное кровопролитие, назначил наследником престола, и отменил подписанный полтора месяца назад указ о запрещении буддизма и даосизма. Два месяца спустя Ли Юань отрекся от престола в пользу своего сына, принявшего династийное имя Тай-цзун.
Тай-цзун высоко вознаградил тех, кто помог ему прийти к власти. Монах Таньцзун получил звание «да цзяньцзюнь» («большой военачальник»), шаолиньский настоятель Чжицао получил императорскую благодарность за то, что послал отряд, сам монастырь был удостоен звания «Первый монастырь в Поднебесной по боевому мастерству». Специальным указом монахам Шаолиня было разрешено пить вино и есть мясо. Монастырю были пожалованы в доход большие земельные угодья. Ну а самое главное для истории боевых искусств – монастырю было дозволено для защиты от многочисленных разбойников, обитавших в окрестных горах, содержать «сэнбин» – «монашеское воинство».
Именно этот момент является ключевым. Многочисленные западные любители боевых искусств пишут целые трактаты на темы того, почему последователи такого миролюбивого учения как буддизм разработали столь жестокие способы самозащиты, но пишут эти трактаты в полном отрыве от культурно-исторического контекста, заставляя вспомнить известный анекдот про «исследование сферического коня в вакууме ради рассчета оптимальной стратегии выигрыша на скачках». Однако еще знаменитый русский китаевед В.Алексеев, посетивший Шаолинь в начале XX века, отметил огромное количество разбойного люда в лесах на окрестных горах. Именно собственные войска, разрешенные императором, чей указ потверждался и при последующих династиях, позволили монастырю отбить многочисленные зафиксированные в хрониках нападения бандитских шаек и дожить до XX века. Храмы расположенные в городах могли полагаться на городские гарнизоны, Шаолиню же приходилось полагаться лишь на собственные силы. Ну а незаконное хранение оружия и обучение пользованию им во все времена и при всех правительствах рассматривались как подготовка вооруженного восстания и сурово наказывались, и потому без официального разрешения содержать охранные войска монастырь разделил бы судьбу многих других обителей. Так что Шаолинь оказался в нужное время в нужном месте (или, возможно, Ли Шиминь упал в реку в нужное время в нужном месте), в результате чего образовалась столь уникальная ситуация.
Вообще, сравнивая описанное в легендах с историческими событиями, невольно ловишь себя на крамольной мысли: а не была ли история «подчищена»? За что все-таки наградил император монахов? Ведь если полтора десятка умелых бойцов вряд ли могли разогнать целую армию, то вот для схватки в дворцовых палатах они оказались бы очень даже кстати...
После императорского указа монастырь начал расти, в том числе и за счет тех, кто хотел улучшить свое боевое мастерство. Если раньше таким людям приходилось питаться слухами, то теперь сам император назвал место, где в Поднебесной боевыми искусствами владеют лучше всего – монастырь Шаолинь! Представим себя на месте такого любителя, который не поленился стать буддийским монахом и пришел в Шаолинь. Если он до этого боевыми искусствами не владел – то тут в «монашеском воинстве» он вполне мог чему-нибудь научиться, и потвердить славу Шаолиня. Если же он и раньше что-нибудь знал, то это бы скоро заметили, и его наверняка поставили бы обучать других, готовя бойцов. Возможно, что через какое-то время это бы ему надоело, и он бы покинул монастырь, но ведь за это время у него обучилось бы какое-то количество монахов, которые повысили свое боевое мастерство именно в монастыре Шаолинь! Таким образом сложилась парадоксальная ситуация: именно из-за того, что император объявил монастырь «первым в Поднебесной по боевым искусствам», тот действительно начал становиться таковым.
Не следует думать, что Шаолинь стал каким-то университетом боевых искусств, и что любой монах был мастером боя, как это зачастую показывают в кино. Вовсе нет. Монахи Шаолиня изучали «вэньсюэ», то есть гражданские науки (то, что знал любой образованный китаец того времени), «исюэ», то есть медицину, «фосюэ», то есть буддизм, и «усюэ» – боевые навыки. Мало кто овладевал всеми четырьмя разделами; тех, кому это все-таки удавалось, особо отмечали в хрониках, таких называли «искусными в четырех разделах». Большинство монахов сосредотачивались на чем-нибудь одном, в итоге возникло разделение на «вэньсэнов», то есть тех монахов, которые занимались мирными вещами, и «усэнов», то есть «монахов-бойцов».
Также не следует думать, что в Шаолине была какая-то единая программа обучения монахов бойцов, типа учебного плана в современных университетах. Вообще, массовое обучение – это относительно недавнее изобретение, в традиционных боевых искусствах обычно учитель обучал всего нескольких учеников. Так и в Шаолине: было несколько больших дворов, в разных углах этих дворов разные учителя обучали отдельных монахов тому, что знали и умели сами. В результате монахи, обучавшиеся в Шаолине в одно и то же время, но у разных учителей, могли получить абсолютно разные знания и их манеры ведения боя могли быть абсолютно не похожи одна на другую. Бывало, что в монахи приходили такие люди, которые в прежней мирской жизни достигли больших высот в боевых искусствах, и естественно, что они оказывали сильное влияние на монастырское боевое искусство. Но все-таки монастырь позволял осуществлять накопление знаний и обеспечивать преемственность учения, в результате некоторые мастера начали пытаться обобщать имеющийся опыт. Так, Фуху, ставший монахом Шаолиня в 898 году и доживший до 970 года, составил один из первых текстов – «Тайные рифмованые секреты о шаолиньском искусстве поединка»; пришедший в Шаолинь по его примеру Линцю (умер в 977) оставил наставление «Секретный смысл шаолиньского искусства воздействия на точки».
Легенда гласит, что в 961 году настоятель Фуцзюй собрал в Шаолине 18 мастеров боевых искусств, и взял от каждого из них лучшее, обогатив тем самым боевое искусство Шаолиня. Среди этих мастеров были основатель стиля богомола Ван Лан, упоминаемые в романе «Речные заводи» разбойники Линь Чун и Янь Цин и другие. Правда, некоторые исследователи истории ушу высказывают гипотезу, что на самом деле речь идет о знаменитом настоятеле Фуюе (жившем несколько позже), а «Фуцзюй» появился веке в XVII из-за ошибки переписчика текста, но сам факт специального сбора мастеров сомнения не вызывает.
В конце X века очередной период раздробленности в Китае завершился после того, как Чжао Куанъинь основал новую динсатию – Сун, а сам взял династийное имя Тай-цзу. Легенды утверждают, что он, будучи лидером народного восстания, сам неплохо владел боевыми искусствами, и уважал тех, кто умел драться. В частности, став императором, он посетил Шаолинь, посмотрел на боевое искусство монахов и в порядке обмена опытом подарил монахам тот комплекс боевого искусства, которым владел сам. Этот комплекс изучается в монастыре до сих пор, он действительно непохож на прочие монастырские стили, что заставляет поверить в то, что это – действительно тщательно сохраняемый императорский подарок. Приемы в комплексе предназначены для боя на длинной дистанции, поэтому комплекс называется «Тайцзу чанцюань» – «методы боя на длинной дистанции [сунского] императора Тай-цзу».
«Отцом» того шаолиньское ушу, которое дожило до нашего времени, по праву должен считать Цзюэюань. Родом он был из провинции Чжэцзян, в Шаолинь пришел в начале XIII века с целью повышения своего боевого мастерства, учился у Хунвэня. Хотя Хунвэнь был человеком необычным (в хрониках упоминается, что он мог стоять в «позиции всадника» удерживая на голове груз в полцентнера, а на коленях – двух человек), Цзюэюань не был удолетворен той наукой, что преподавалась в Шаолине. В соответствии с традиционными китайскими представлениями о том, что когда-то в прошлом был «золотой век», а с тех пор ситуация ухудшается, он решил, что когда-то монахи Шаолиня действительно владели необычайным боевым мастерством (не зря же ими так восхитился император), но с тех пор оно утеряно, и надо попытаться найти тех, кто его еще помнит. В 1224 году он с разрешения Хунвэня отправился в странствие, и в городе Ланьчжоу увидел, как старик легко расправился с толпой хулиганов. Старика звали Ли Соу. Он сказал, что его мастерство – ничто по сравнению с мастерством его учителя Бай Юйфэна, который живет в Лояне. Цзюэюань рассказал ему о своей идее восстановления славы боевого мастерства Шаолиня, и в 1231 году Цзюэюань, Ли Соу, сын Ли Соу (взявший буддийское имя Дэнхуэй) и Бай Юйфэн (буддийское имя – Цююэ) вернулись в Шаолинь, где Бай Юйфэн стал главным наставником по боевым искусствам. За десять лет они обобщили накопленный к тому времени в Шаолине опыт, подвели под него теоретическую базу и развили искусство дальше. Бай Юйфэн разделил все приемы боевого искусства на пять классов, что было названо «Пятью кулаками». Так как для обозначения каждого из классов он использовал названия животных (змею, журавля и т.д.), то сейчас многие неправильно пишут, что, якобы, в то время были разработаны шаолиньские подражательные стили (стиль змеи, стиль журавля и т.д.).
В период монгольского владычества славу Шаолиню принес настоятель Фуюй. Его мирская фамилия была Чжан, родом он был из провинции Шаньси. С детства он обладал отличной памятью, мог с первого взгляда понять смысл текста, за что в родных местах его прозвали «мудрый ребенок». В 1312 году он императорским указом был призван ко двору и получил должность в аппарате управления государством. В бытность настоятелем Фуюй открыл пять филиалов Шаолиня в северном Китае и в Монголии, куда периодически посылались монахи – как для проповедей, так и для преподавания боевых искусств. Еще одним деянием Фуюя было установление последовательности из 70 иероглифов. Дело в том, что все буддийские монахи считаются братьями, и носят одну и ту же фамилию – Ши (от «Шицзямуни» – так по-китайски транскрибируется «Шакьямуни»), поэтому их обычно называют только по именам. Со времен Фуюя имена всех монахов одного поколения стали начинаться с одного и того же иероглифа в указанной им последовательности, то есть имена всех учеников Фуюя начинались с «Хуэй», имена их учеников – с «Чжи» и т.д.
К периоду монгольского правления в Китая относится жизнь в Шаолине человека, которому приписывают чуть ли не основание шаолиньских методов боя шестом. Его мирская фамилия была Сюй, а звали его Нало. В индийской мифологии есть такой персонаж – демон Кинара, чье имя по-китайски транскрибировалось как «Цзиньнало», а в знак уважения к нему еще обычно добавляли иероглиф «ван» – «князь». Именно такое буддийское имя и взял себе Сюй Нало. До сих пор в шаолиньском монастыре изучают методы действий шестом, изобретателем которых считается Цзиньнало-ван (часто это имя сокращают до «Ло-ван»).
После свержения монголов и установления китайской династии Мин наступил «золотой век» Шаолиня. Количество монахов-бойцов выросло во много раз, а шаолиньским монахам начали приписывать даже такие деяния, к которым они были вовсе не причастны. Так, в историях об отражении набегов японских пиратах на восточное побережье Китая упоминается, что в боях принимали участие два отряда шаолиньских монахов, однако в шаолиньских хрониках нет никакой информации об отправке подобного «экспедиционного корпуса».
Впрочем, было за что почитать шаолиньких монахов. Так, Цзюэмин в 1368 году сумел в одиночку победить десятерых бандитов. Живший примерно в то же время Цзюэсюй за свое владение цепом получил прозвище «князь перед строем», ибо мог в одиночку победить сотню. Хуэйтун в 1464 году возглавил монашеское воинство, подавившее крестьянское восстание, в котором было около миллиона участников; Хуэйтун вместе с 40 монахами ворвался в город, где был центр восставших, и лично захватил главаря. Улинь пришел в Шаолинь в 11-летнем возрасте в 1455 году; в 1487 году защищая монастырь дрался против тридцати нападавших и получил в схватке тяжелые ранения, запоздалое лечение не помогло и он скончался от полученных ран. Гуанвэнь попал в Шаолинь в шестилетнем возрасте в 1558 году, стал учеником Пучжэня, а уже в 1564 году, сопровождая учителя в качестве охранника в монастырь Баймасы, разогнал толпу вооруженных бандитов. Минсюэ пришел в монастырь в пятнадцатилетнем возрасте в 1618 году, а в 1620-м вместе с пятью другими монахами отбил нападение тридцати разбойников...
Как уже упоминалось, в XVI веке восточные прибрежные провинции Китая подвергались опустошительным набегам пиратов. Эти пираты-«вако» базировались на островах Рюкю, и в китайской истории обычно описываются как «японские пираты», но на самом деле туда стекался сброд со всей Восточной Азии, подобно тому как на острова Карибского моря примерно в то же время начали стекаться «джентльмены удачи» со всей Европы. Пираты создавали свои базы на китайском берегу и близлежащих островах, совершали далекие походы вглубь прибрежных провинций, осаждали и брали многие города. Их флотилия однажды появилась даже у южной столицы империи – Нанкина. В провинциях Цзянсу, Чжэцзян и Фуцзянь пиратами было создано восемь постоянных баз, взято и разграблено 26 городов и 29 подвергнуто осаде. В связи с тем, что правительственные войска оказались бессильными против морских разбойников, местные помещики начали формировать собственные отряды самообороны из людей, сведущих в военном деле. Из этих отрядов ряд военачальников впоследствии сформировали новые ударные части, которые и выбили пиратов с континента. Одним из таких полководцев был Юй Даю (1503-1580). Он был хорошим знатоком боевых искусств, и в 1561 году посетил Шаолинь, надеясь найти там что-то новое для себя. Однако все получилось наоборот – именно монахи начали учиться у Юй Даю владению шестом, а сам полководец в своей книге «Цзянь цзин» («Трактат о прямом мече»), где были описаны основные школы боя с оружием того времени, отнес шаолиньское искусство боя шестом лишь к третьей из четырех групп.
Юй Даю не мог задерживаться в монастыре надолго, и поэтому вместе с ним из монастыря были отправлены два монаха – Цзунцин и Пуцун. Три года они сражались вместе с Юй Даю, и за это время изучили его технику боя шестом и мечом. По возвращении в Шаолинь Цзунцин в течении десяти лет являлся главным монастырским наставником по боевым искусствам, а Пуцун стал его заместителем. Согласно монастырским хроникам, Пуцун в течении пяти лет обучил своей технике свыше трех тысяч учеников. Так «мирское» армейское искусство вновь позволило развиться боевому искусству монастырскому.
В 1644 году начинается маньчжурское вторжение в Китай. Завоевание Китая растянулось на несколько десятков лет, привело к опустошению многих провинций, а 250-летнее правление маньчжуров постоянно сопровождалось народными восстаниями. И вот тут-то начинается особенно сильное расхождение легендарной и реальной историй монастыря. Согласно многочисленным легендам, монастырь Шаолинь стал оплотом антиманьчжурской борьбы, и чтобы уничтожить центр сопротивления правительство маньчжурской династии Цин бросило против монастыря войска, которые в середине XVIII века и уничтожили монастырь, выжило, якобы, лишь пять монахов. Однако реальные исторические факты никак не согласуются с этим – монастырь спокойно существовал, а его монахи отнюдь не конфликтовали с новой властью. Причина такого расхождения между легендами и действительностью станет ясна позднее, когда мы заговорим о XX веке, а пока проследим за реальной историей монастыря.
Что реально сделали маньчжуры – они запретили монастырю содержать «монашеское воинство». Впервые за тысячу лет оно официально перестало существовать. Но запрещение вооруженных сил на бумаге отнюдь не означало реального прекращения их существования. По-прежнему желающие обучиться боевому искусству приходили в Шаолинь из разных мест. Просто теперь эти занятия не особенно афишировались. Впрочем, и официальные власти не слишком боролись за выполнение указа. Монастырь стоял в довольно глухом месте, и «проверяющие из центра» заезжали туда нечасто, ибо делать им там было особенно нечего. А когда высокопоставленные особы все-таки добирались до Шаолиня, то оказывалось, что и монастырь хорошо относится к властям, и власти хорошо относятся к монастырю. Так, в 1704 году маньчжурский император, правивший под девизом «Канси», направил монастырю надпись «Шаолинь сы», которая была вывешена в монастыре в Палате Небесного государя. В 1735 году по высочайшему государственному указу в Шаолине были возведены Горные врата, над которыми и была вывешена подаренная императором надпись. В 1750 году другой маньчжурский император, правивший под девизом «Цяньлун», самолично останавливался на ночлег в Шаолине и даже сочинил там четыре стихотворения; в память об этом событии келью, в которой переночевал император, монахи назвали «Двором Дракона»
В 1828 году Шаолинь посетил высокопоставленный правительственный чиновник, маньчжур по происхождению Линь Цин (1791-1846). Линь Цин попросил монахов продемонстрировать для него знаменитое шаолиньское боевое искусство. Об этой демонстрации и о своем впечатлении о ней рассказал сам чиновник в своих записках «Иллюстрированные записки о причинах обильных снегов», которые были опубликованы уже в 1879 году. К этим запискам был приложен и соответствующий рисунок, запечатлевший монахов, показывающих боевое искусство Линь Цину. Полагают, что сохранившаяся до наших дней в Зале белых одежд стенная роспись, на которой изображены сражающиеся монахи, была сделана именно в память об этом визите цинского вельможи; на этой росписи видно, как в центральной палате беседуют монах и мирянин с характерной маньчжурской косичкой на голове, наблюдая за действиями монахов-бойцов.
Таким образом, при династии Цин монастырь жил своей обычной жизнью. Так как это время уже довольно близко к нам, то сохранилось довольно много исторических документов этого периода, касающихся монастыря и его боевого искусства. В качестве характерной черты можно отметить все большее взаимоперемешивание монастырской и мирской жизни. Монастырские боевые искусства постепенно распространялись в близлежащих деревнях, а иногда выходили и еще дальше. Так, Чжан Ихуа родился в 1848 году в провинции Шаньдун. Когда ему было 12 лет, его родная деревня пострадала от стихийного бедствия, и родители отдали его в Шаолинь в ученики к Цзицзяо, он получил буддийской имя Чуньхуа. К 18 годам он стал отличным бойцом. Позднее, чтобы принять наследство родителей, он оставил монашество, в миру стал наставником по боевому искусству в охранном бюро «Дэшэн». Когда после буржуазной революции по всей стране стали основываться поддерживаемые государством институты боевых искусств, он стал главным преподавателем в таком местном институте. Чжан Ихуа умер в родной деревне в 1945 году в возрасте 97 лет; за три месяца до смерти он все еще был способен тренироваться с секирой, весившей 16 килограммов.
В 1911 году в Китае произошла буржуазная революция, монархия была свергнута. Наступили резкие изменения в жизни народа, не обошли они стороной и монастырь Шаолинь. В 1912 году власти сделали главой монашеской общины уезда Дэнфэн шаолиньского монаха Хэнлиня (1865-1923). Хэнлинь сделал революционный шаг – он вывел боевые искусства Шаолиня в народ. Под его руководством было сформировано местное ополчение, которое начало борьбу с сопровождающим любую революцию разгулом бандитизма, однако смерть от болезни прервала его жизненный путь. Его дело было продолжено учеником, который носил буддийское имя Мяосин. Во время начавшейся после революции гражданской войны один из основных военно-политических лидеров Китая – генерал У Пэйфу – в 1922 году приказал командиру дивизии Чжан Юйшаню набрать в Дэнфэне отряд специального назначения Первой Хубэйской дивизии. Командир первой бригады Лу Яотан, зная об успехах Шаолиня в борьбе с бандитами, поручил Мяосину набрать первый отряд и сделал его командиром отряда. Мяосин со своим отрядом участвовал во многих сражениях этой войны, и погиб в возрасте 36 лет, оставив после себя много книг по шаолиньскому боевому искусству.
Ситуация в Китае в 1910-1920-х годах была сравнима с современной афганской: при номинальном центральном правительстве в реальности в стране все воевали со всеми, этот период известен в современной истории Китая как период «правления милитаристов». В 1928 году один из таких «полевых командиров» решил использовать монастырь Шаолинь в качестве опорного пункта во время боевых действий против одного из основных военно-политических лидеров тогдашнего Китая – генерала Фэн Юйсяна. Прагматичный Фэн, вместо того чтобы жертвовать жизнями солдат при штурме стен монастыря, предпочел использовать артиллерию. Шаолиньский монастырь был уничтожен, многие постройки сгорели, а монахи разбежались кто куда. Часть из них осела в близлежащих деревнях, другие ушли в родные места; многие вернулись в мир. В разоренной междоусобицами стране свободных средств не было, да и у религии не было столь большой популярности, как в прошлом, и потому восстанавливать монастырь никто не спешил. Тем более, что через несколько лет японцы вторглись в Маньчжурию, и начался «северокитайский инцидент», постепенно перешедший во Вторую мировую войну. Те монахи, что остались вблизи Шаолиня, объединились благодаря активности Дэчаня, преподавали мирянам буддийские науки и боевые искусства. Именно тогда, к примеру, изучил «72 искусства Шаолиня» один из самых знаменитых современных собирателей традиционных методов боевой тренировки Пэй Сижун (1913-2000).
Номинально гражданская война в Китае закончилась в 1928 году, когда в феврале IV пленум ЦИК Гоминьдана образовал новое Национальное правительство, возглавлявшееся Чан Кайши, и перенес столицу в Нанкин, а в июне признавшие нанкинское правительство Фэн Юйсян и Янь Сишань взяли Тяньцзинь и Пекин. В декабре власть нанкинского правительства признал хозяин Маньчжурии генерал Чжан Сюэлян, в марте 1929-го – руководитель Тибета далай-лама. Тем самым Чан Кайши формально распространил свою власть почти на всю страну.
Новые власти обратили свое внимание и на национальные боевые искусства, которые стали называть «гошу» – «национальное искусство». 15 октября 1928 года в Нанкине официально открылись «1-е государственные испытания по гошу» – нечто вроде всекитайского турнира по рукопашному бою и бою с оружием, лучшие участники которого (испытания не были доведены до конца – в связи с большой ожесточенностью схваток организаторы решили не доводить дело до смертоубийства и прервали соревнования, разбив участников на группы по итогам успевших состояться боев) сформировали костяк преподавателей и студентов открывшегося в Нанкине Центрального института гошу. По столичному примеру Институты гошу начали открываться во всех провинциях страны, а в ряде мест – даже на городском и уездном уровнях. Патронировал Центральный институт гошу уже не раз упоминавшийся генерал Фэн Юйсян. Помимо преподавания боевых искусств институты гошу также занимались научно-исследовательской работой.
Ранее попытки исследования истории ушу в основном предпринимались отдельными энтузиастами, в лучшем случае – коллективами энтузиастов. Теперь же этим занялись целые организации, да еще опиравшиеся на мощную государственную поддержку. Результаты не замедлили сказаться, и они были ошеломляющими – были опровергнуты многие мифы, считавшиеся истинными миллионами занимающихся боевых искусств по всей стране. Одним из главных исследователей был мастер боевых искусств, шанхайский адвокат Тан Хао (1897-1959). В частности, он занялся историей происхождения тайного общества «Триада» и легендами о Южном Шаолиньском монастыре и сожжении его маньчжурами. Тан Хао обратил внимание, что разные источники называют совершенно разные уезды провинции Фуцзянь, где, якобы, находился Южный Шаолинь, причем ни одного такого уезда в провинции Фуцзянь никогда не было. Единственной привязкой к реальному административно-территориальному делению оказался уезд Путянь – такой уезд действительно там имелся, но обследовавший по поручению Центрального института гошу этот уезд Сюй Шучунь не сумел отыскать там никаких упоминаний о монастыре с названием «Шаолинь», отсутствовали они и в ведущихся с древних времен «Хрониках уезда Путянь». Результаты полевых исследований позволили Тан Хао сделать вывод, опубликованный в 1941 году в книге «Изучение секретов шаолиньского кулачного искусство» – никакого Южного Шаолиня не существовало, а все ходящие в народе рассказы о нем – это пересказ сюжета рыцарского романа «Новая биография гения из династии Цин, что будет царствовать 10.000 лет» (Тан Хао пишет, что он был напечатан в 1893 году; неизвестно, было ли это его первым изданием). И действительно, в этом романе рассказывается о том, как император, правивший под девизом «Цяньлун», инкогнито странствовал по Китаю, «помогал слабым и сокрушал сильных», и о том, как из-за присоединения к маньчжурам даосского монаха с гор Эмэй был полностью разрушен монастырь Шаолинь. Основным наставником шаолиньского боевого искусства в романе выступает законоучитель Чжишань, в качестве учеников которого фигурируют Фан Шиюй и Хун Игуань, что в точности соответствует популярным ныне легендам о Южном Шаолине.
В начале Второй мировой войны японские войска довольно быстро захватили основные центры Восточного Китая, и начали проводить классическую политику «разделяй и властвуй». Рассказы о мастерах боевых искусств обычно предпочитают делать упор на то, какими великими бойцами были их персонажи, и не всегда конкретизируют, за кого конкретно они сражались. А ведь любая война имеет как минимум две стороны, и далеко не все воюют на стороне победителей, и далеко не всегда победителями являются те, кого считают положительными персонажами. Так, многие японские мастера меча в середине XIX века отстаивали уходящие старые порядки и сражались против войск императора; многие корейские мастера рукопашного боя в середине XX века служили в охране военных диктаторов Пак Чжон Хи и Чон Ду Хвана. Не стал исключением и Китай. После оккупации Восточного Китая японцы сумели переманить на свою сторону одного из лидеров партии Гоминьдан – Ван Цзинвэя, и сделали его главой марионеточного правительства Китая. Часть видных шаолиньских монахов поддержала это марионеточное правительство: Тичжун стал в 1944 году командиром одного из отрядов марионеточных войск, наводил ужас на провинцию, воевал до 1946 года; Юнгуй, преподававший боевые искусства в монастыре, достиг высоких постов в партизанском движении, но при этом тайно сотрудничал с марионеточными властями, и был казнен за эту деятельность в 1951 году. Однако такие лидеры шаолиньских монахов, как Чжэньсюй (1893-1955; ученик Хэнлиня) и Дэчань (1907-1988; ученик Сугуана) активно занимались организацией партизанского движения в районе Шаолиня и поддержали Народно-Освободительную армию Китая, что позволило после окончания гражданской войны и провозглашения в 1949 году Китайской народной республики наладить нормальные взаимоотношения с новой властью. Самую знаменитую карьеру сделал Сюй Шию (1905-1986; монашеское имя Юнсян), который пришел в Шаолинь в 1911 году, покинул монастырь в 1921-м, но продолжал всю жизнь хорошо относиться к монахам, в 1929-м вступил в компартию, в 1934-м стал командиром корпуса, и впоследствии стал одним из ближайших соратников Мао Цзэдуна.
После провозглашения КНР в судьбе Шаолиня и шаолиньских монахов долгое время ничего не менялось. Однако в 1963-м году о намерении посетить Шаолинь заявил японец Со Досин, который в 1930-х занимался шпионажем в Китае, имел контакты в тайных обществах, и еще тогда заинтересовался искусством боя монастыря Шаолинь, а после войны создал в Японии новое боевое искусство, чье название записывалось теми же иероглифами, что и «кулачные методы монастыря Шаолинь» (по-японски это читается как «Сёриндзи кэмпо»). Японцы выделили деньги на восстановление храма, и Шаолинь был отстроен заново, а его новым руководителем стал Дэчань.
Важную роль в истории Шаолиня в XX веке сыграл Юнсян (мирское имя – Ван Вэньбинь). Так как в 1920-х годах Шаолинь не раз подвергался нападению отрядов различных полевых командиров, возникла опасность, что будут утрачены древние документы, и поэтому Юнсян, Чжэньсюй и Дэчань в 1926 году начали переписывать древние трактаты, снимая копии. В 1928 году работа была завершена, и когда Юнсян, получивший известие о смерти отца, решил вернуться в мир, то он взял с собой эти копии. Документы переждали несколько неспокойных десятилетий на севере Китая в провинции Цзилинь, и после восстановления монастыря были возвращены обратно, а Юнсян работал с шаолиньскими документами до самой своей смерти в 1983 году.
Самым знаменитым мастером шаолиньских боевых искусств в XX веке был Дэгэнь (1914-1968). В 6 лет он покинул семью и пришел в храм Чаомисы, в 16 лет отправился в Шаолинь, изучал боевые искусства у монаха Суина и у одного из известнейших мирских знатоков шаолиньского боевого искусства – У Саньлиня. В 1946 году шаолиньские монахи избрали Дэгэня своим преподавателем ушу. Преподавал он строго, о его личном мастерстве до сих пор ходят легенды. К сожалению так как его жизнь пришлась на тот период, когда монастырь лежал в развалинах, документов о нем сохранилось немного; в частности, мало известно о том, кто реально был его учеником (понятно, что сейчас назваться учеником столь знаменитого мастера пытаются многие). Еще одним печальным фактом является то, что так как в России шаолиньское ушу начало распространяться благодаря последователям Ван Чанцина (буддийское имя – Дэцянь), который опубликовал в 1980-х старые шаолиньские трактаты, и потому стал известен среди читателей книг, но не имел практически никакой известности среди тех, кто предпочитал учиться боевым искусствам у реальных учителей (ибо сам изучал в Шаолине не боевые искусства, а медицину), то российские занимающиеся шаолиньским ушу в публикациях на русском языке всячески выпячивали роль Дэцяня и старались замалчивать существование Дэгэня, поэтому российские любители ушу об этом великом мастере не знают почти ничего.
В 1968-76 годах Китай был погружен в хаос «Великой Пролетарской Культурной революции», этот период сами китайцы называют «десятилетием смуты». Не обошли бедствия стороной и многострадальный Шаолинь; в частности, хунвэйбины переломали ноги исполнявшему обязанности настоятеля Суси, сделав его на всю оставшуюся жизнь инвалидом, прикованным к инвалидной коляске. Ренессанс Шаолиня начался после выхода на экраны в 1980 году фильма «Монастырь Шаолинь», где главную роль исполнил молодой спортсмен Ли Ляньцзе, а вместе с ним снялись члены сборной КНР по ушу. И хотя продемонстрированные в фильме движения не имели почти ничего общего с реальным боевым искусством монастыря Шаолинь, эффект он произвел потрясающий. Молодые люди со всего Китая хлынули в Шаолинь, чтобы стать монахами и приобщиться к тайнам древних боевых искусств.
Правительство и местные власти воспользовались этим «шаолиньским бумом» в своих целях. Шаолинь стал одной из главных туристских достопримечательностей Китая, а деньги туристов сильно подняли экономику захолустного уезда Дэнфэн. Вокруг монастыря расплодилось множество школ ушу, где любого иностранца за пару недель (и хорошую сумму в долларах) были готовы обучить чему угодно, выдав по окончании курса сертификат, удостоверяющий, что его владелец действительно владеет всеми тайнами шаолиньского боевого искусства.
К 1990-м годам эта волна коммерциализации практически полностью смыла все то, что относилось к реальному Шаолиню и его боевому искусству. Выросшее за десять лет поколение спортсменов в монашеских одеждах не видело никакого смысла в следовании древним традициям, если приспособление к запросам современного мира давало возможность хорошо жить и неплохо зарабатывать. На немногих еще живых мастеров вроде Фу Цзыцяня, которые продолжали обучать отдельных энтузиастов именно так, как это делалось в Шаолине еще до разрушения монастыря в 1928 году, смотрели как на выживших из ума стариков, а на ездящих к ним учиться любителей ушу из-за границы – как на чудаковатых иностранцев, не жалеющих денег на всякую чушь (российские любители шаолиньского ушу могут рассказать немало историй, как им приходилось выкручиваться из пикантных ситуаций, стараясь и у мастеров позаниматься, и отношений с современными молодыми «новыми китайцами» не испортить). В результате уже во второй половине 1980-х практически все реальные мастера покинули Шаолинь.
Однако на рубеже тысячелетий все подошло к закономерному финалу. Директором Шаолиня стал Юнсинь. Современные монахи тактично обходят вопросы о его компетентности в буддизме или боевом искусстве, но все в один голос отмечают его выдающиеся организаторские способности и финансовое чутье. Воспользовавшись тем, что многочисленые околошаолиньские школы ушу никак не оформляли своих отношений с законом, он при помощи властей снес все незаконные постройки бульдозерами, оставив только официальный шаолиньский институт ушу; столь же круто он взялся за наведение порядка и в прочих околошаолиньских сферах. В настоящее время фактически существует корпорация под названием «Шаолинь», монопольно эксплуатирующая славу древнего монастыря по законам бизнеса.